…Рублевка стояла. Напрочь. Хронически беременный дэпээсник с «Ксюхой» поперек трудовой мозоли доблестно закрывал своим телом выезд с МКАД. При этом старательно глядя в сторону Можайки и делая вид, что не слышит рева клаксонов и нецензурной ругани автовладельцев.
Как обычно, люди, застрявшие в очередной пробке, материли всех подряд: личность, из-за проезда которой перекрыли дорогу; гайцев, обеспечивающих ей «зеленый коридор»; и водителей тех машин, которые, подъехав к выезду по третьей-четвертой полосам, пытались протиснуться без очереди.
Моему водиле доставалось чаще других. Скорее всего, из-за марки машины и наглухо тонированных стекол. А он не реагировал даже на самый грязный мат – сидел, уперевшись левой рукой в баранку руля, и с невозмутимостью Будды пялился в жидкокристаллический экран монитора, на котором дергались и завывали очередные «поющие трусики».
«Встряли. Можно расслабиться и поспать…» – философски подумал я, затем откинул голову на подголовник и закрыл глаза.
К моему удивлению, ожидание выдалось недолгим – не прошло и десяти минут, как со стороны Можайки раздалось приближающееся завывание и по мосту через МКАД пронеслась сначала машина лидера, а следом и кортеж слуги народа. Открывать глаза, чтобы «полюбоваться» на машину человека, непонятно с чего мчащегося с работы как на пожар, мне было лениво. Поэтому, дождавшись, пока наш «Бентли» тронется с места, я вслушался в немудреный мотив, доносящийся из динамиков, и задремал. Впрочем, опять ненадолго: как только наша машина выбралась на Рублевку, мой кинул ее на встречную полосу и врубил сирену…
…В том, как он вел тачку, чувствовалась школа: несмотря на несколько не соответствующий ПДД скоростной режим, машина двигалась по идеальной траектории, без явных ускорений и торможений. И уходила с встречки именно тогда, когда это было действительно необходимо.
Что интересно, гайцы на нас не реагировали. Вернее, реагировали, но в стиле верных псов при появлении хозяина: вытягивались по стойке «смирно» и улыбались по принципу «можно шире, но уши мешают».
При общей упитанности работников полосатой палочки выглядело это все довольно забавно. И к моменту, когда мы съехали с дороги и нырнули под стремительно поднявшийся шлагбаум, настроение у меня слегка поднялось: да, работа «мясом» меня все так же не прельщала. Но слова «достойное вознаграждение за непыльную командировку», все-таки отложившиеся в памяти, заставляли смотреть в будущее с оптимизмом…
…Под второй шлагбаум, перекрывающий въезд на территорию, огороженную о-о-очень основательным забором, можно было прорваться разве что на танке – кроме полосатой железяки, проезду мешали внушающие уважение стальные цилиндры, торчащие из асфальта. Система контроля личности посетителей тоже была на уровне: кроме вездесущих камер, не присобаченных разве что к веткам деревьев, по обе стороны от проезда были закреплены датчики сканеров сетчатки, папиллярных узоров, считыватели магнитных карточек и еще какая-то хрень.
Как работает эта самая «хрень», я разобраться не успел, так как после демонстрации радужной оболочки моего глаза шлагбаум вознесся к небу, цилиндры ушли в землю, и наш лимузин, попетляв по весьма неслабому парку, подвез меня к загородному домику скромного российского олигарха.
– Приехали… – замогильным голосом сообщил водила. Но выпрыгивать наружу, чтобы открыть мне дверь, почему-то не стал.
«Рылом не вышел…» – мысленно вздохнул я, нехотя выбрался из чуда британского автопрома и неторопливо зашагал к массивной двустворчатой двери, рядом с которой стоял улыбающийся… хм… гоблин. Если, конечно, бывают гоблины двух с лишним метров росту, весом килограммов под сто пятьдесят и упакованные в о-о-очень дорогие костюмы явно не ивановского пошива.
– Господин Вересаев? – оглядев меня с ног до головы и явно сверив в памяти с уже виденным изображением, поинтересовался здоровяк.
– Он самый… – кивнул я, хотя понимал, что особого смысла отвечать, собственно, и нет.
– Прошу следовать за мной…
Никакой альтернативы не предполагалось, поэтому кочевряжиться я не стал – прошел в дом, прогулялся по паркету, отполированному до зеркального блеска, и следом за провожатым вошел в лифт.
Кнопок внутри футуристического изделия из стекла и металла не было. Окошечка с цифрами – тоже. Их заменяли целых два видимых объектива мини-камер и аж четыре динамика акустической системы.
«Лифт для «дорогих» гостей… – мысленно хмыкнул я в тот момент, когда пол мягко толкнул в ноги. – Может вознести к хозяину, а может и уронить в местную преисподнюю…»
В этот момент в динамиках приятно блямкнуло, двери неспешно разъехались в стороны, и… я почувствовал себя в музее. Причем для невероятно богатых людей, ибо стоимость любого предмета обстановки, начиная с кованых бра на стенах и заканчивая дверными ручками, как минимум на порядок превышала сумму, которую я заработал за всю свою жизнь!
Одноразовых тапочек или бахил тут почему-то не предлагали, поэтому дальше я топал в расстроенных чувствах, ибо понимал, что в своих потертых джинсах и видавших виды кроссовках выгляжу, как бы так помягче выразиться, несколько не в кассу…
…Кабинет, в который меня привел гоблин, оказался оформлен еще богаче, чем коридор: окромя бра и дверных ручек, в нем была МЕБЕЛЬ, ОРГТЕХНИКА, СТАТУИ, КАРТИНЫ и КУБКИ. Да, именно так, с большой буквы. Ибо каждый предмет обстановки пах суммой с многими нулями в вечнозеленой валюте. А вот хозяин кабинета выглядел… не очень – обычный такой мужик лет эдак сорока пяти – пятидесяти, со слегка небритым, порядком осунувшимся лицом и черными кругами под глазами. Впрочем, взгляд у него был профессионально цепким, а в посадке головы, взгляде и движениях чувствовалась привычка повелевать:
– Максим Евгеньевич? Рад видеть! Заходите и располагайтесь. Гоша?
– Да, Александр Львович?
– Свободен…
Ходить вокруг да около Фролов не стал: представился, коротко сообщил, что читал ту часть моего досье, которую ему позволили, а затем перешел к делу:
– Я хочу, чтобы вы немножечко поохраняли мою дочь…
Откровенно говоря, я удивился, ибо при всей своей нелюбопытности прекрасно знал, что господин Фролов владеет не только банками, всякого рода инвестиционными компаниями и командой по академической гребле, но и довольно престижной школой телохранителей «Гладиатор», котирующейся даже за границей.
Видимо, мое удивление как-то отразилось во взгляде, так как олигарх устало поморщился и ответил на незаданный мною вопрос:
– Видите ли, Максим, моя дочь никак не может повзрослеть. Ей уже двадцать один, а в голове одна дурь. Или, как она это называет, экстрим…
Ну да, про то, что единственная наследница миллиардного состояния адреналиновая наркоманка, я тоже слышал. Но все равно не понимал, зачем ее отцу потребовался именно я.
– К прыжкам с парашютом, дайвингу, катанию на горных лыжах, супербайках и всему, что может очень быстро плавать, ездить или летать, я уже более-менее притерпелся. Во-первых, при должной экипировке все эти занятия более-менее безопасны, а во-вторых, аэродромы, автодромы и горные курорты – это места людные и контролируемые. Но теперь, когда она заболела охотой…
– Простите, но я как бы не охотник… – буркнул я. – И тем более не рыболов…
Фролов не обратил на мой пассаж никакого внимания – с хрустом сжал правый кулак, некоторое время невидящим взглядом пялился куда-то за мою спину, а затем угрюмо уставился на меня:
– Она собирается в Хабаровский край. Охотиться на медведя. Что самое «веселое», не в какое-нибудь охотхозяйство, а пехом. Места там, как вы понимаете, дикие, лихого люда хватает. А единственный закон, который в ходу, – закон сильного…
– Ваши «Гладиа-…
– Мои «Гладиаторы» хороши в городе! Во время посещений дорогих ночных клубов, ресторанов и бутиков, то есть там, где есть возможность вести эшелонированную охрану ВИП-персон и т. д. А в тайге они – мясо!!!
Не согласиться с этим было сложно, поэтому я кивнул.
– Ваш шеф – мой хороший друг… – Приняв мой кивок за согласие охранять его дочь, Фролов чуть-чуть успокоился. – Поэтому все, с чем вы привыкли работать, сюда уже доставили…
Слово «все», выделенное интонацией, в устах этого человека значило очень многое. Поэтому я кивнул еще раз.
– Тур… тьфу, блин, эта чертова охота продлится максимум две недели… Вас с ней будет четверо – вы, два ее личных телохранителя и какой-то хренов итальяшка…
– Простите?
– Охотник. Говорят, очень известный: охотился на все, что можно и нельзя…
– Лично я предпочел бы ему какого-нибудь местного егеря… – негромко буркнул я. – Итальянец в Сибири – это как «Феррари» на проселочной дороге под Кандалакшей…
Александр Львович согласно кивнул:
– Я тоже так думаю. Однако переубедить Ольгу так и не смог…
– Егеря стоило бы взять шестым…
Взгляд Фролова потемнел:
– По ее мнению, Паоло в разы подготовленнее любого егеря…
– Ясно… – буркнул я и задал вопрос, который беспокоил меня больше всего: – Кто в этой компании будет считаться старшим?
Александр Львович скривился как от зубной боли.
– Ольга: вы будете ломиться туда, куда ей заблагорассудится, останавливаться на ночевки там, где она сочтет нужным, и выберетесь из тайги тогда, когда она ей надоест…
– А как же мнение бога охоты? – не удержался я.
– Может учитываться… Иногда… Но я бы на это особо не надеялся…
Я почесал затылок:
– М-да… Тогда вы бы не могли поточнее описать стоящую передо мной задачу, мой статус в этой компании и те полномочия, которые он мне дает?
В глубине глаз Фролова мелькнуло что-то вроде радости. Или облегчения:
– Начну со статуса и полномочий. Для Ольги и синьора Паоло вы – специалист по решению нестандартных вопросов с местным населением и представителями криминального мира. Для телохранителей – мое доверенное лицо, имеющее карт-бланш на любые действия. Что касается задачи… – Тут Александр Львович сделал небольшую паузу и ощутимо помрачнел. – Максим Евгеньевич, по определенным причинам личного характера моя дочь, скажем так, не мыслит жизни без риска. Я понимаю, что следующая моя фраза покажется вам несколько безумной, но… ваша задача – сделать так, чтобы она просто ВЕРНУЛАСЬ. Раненой, покалеченной, но ЖИВОЙ! И не позволить никому ее обидеть…
От этой формулировки настолько смердело гнилью, что я, отодвинувшись от стола, встал и отрицательно помотал головой:
– Простите, Александр Львович, но для охраны дочери вам придется искать кого-нибудь еще…
Фролов сжал подлокотники так, что побелели пальцы, и посмотрел на меня взглядом затравленного зверя:
– Не судите, не дослушав до конца…
Я оперся о спинку кресла, но садиться не стал.
– Тринадцать лет тому назад я имел глупость отправиться на яхте в Юго-Восточную Азию. В одном из портов… весьма криминальном… я оставил жену и дочку под охраной телохранителей, а сам уехал на переговоры. Ночью на яхту залезли бойцы одной из местных банд. Лиза… моя жена… была в каюте дочери – вероятнее всего, рассказывала сказку на ночь. Услышав хрип умирающего телохранителя, она успела спрятать Ольгу под кровать и строго-настрого запретила ей звать на помощь, плакать и шевелиться. Дочке было восемь. Она была послушной девочкой и не издала ни звука. Хотя видела, как насиловали и убивали Лизу…
Говорить что-либо было глупо. Поэтому я насупился и угрюмо промолчал.
Фролов сглотнул подступивший к горлу комок и горько усмехнулся:
– С тех пор Ольга на дух не выносит любые запреты. А еще винит в смерти Лизы нас обоих. И постоянно играет со смертью…
Не знаю почему, но я сразу поверил в то, что он не лжет, поэтому снова сел в кресло и кивнул, показывая, что понимаю мотивы его решений.
Фролов облегченно перевел дух и… помрачнел еще больше:
– В том, что она полюбила риск, виноват я. Дело в том, что после гибели Лизы Ольга ушла в себя. На пять с лишним лет. Я выбрасывал на врачей и психологов миллионы, но не мог до нее достучаться. А за полтора месяца до ее четырнадцатилетия мы чуть не разбились – у самолета, на котором мы летели во Францию, по какой-то причине отказал один двигатель. Пилот оказался асом, поэтому сели мы сравнительно нормально. Все пассажиры, включая меня, были в панике. А Ольга – нет: сбросив с себя привычное равнодушие, она словно упивалась каждым мгновением жизни и… улыбалась! Честно говоря, в тот момент я был в шоке. А через неделю после возвращения домой отвез ее в Волосово и оплатил прыжок в тандеме с четырех с половиной километров…
…Следующие минут сорок мы обсуждали мою будущую работу. Вернее, я знакомился с подробнейшими досье на моих будущих спутников, с картами предполагаемого района заброски и кое-какими данными на лиц, которые могут захотеть осложнить наше сафари, а Александр Львович отвечал на вопросы, возникающие по ходу изучения.
Отвечал подробно, практически ничего не скрывая. А когда я закончил и еще раз подтвердил свое согласие, положил на стол две кредитные карты и пододвинул их ко мне:
– Правая – на решение возникающих вопросов. Лимит – миллион евро. Левая – ваш аванс…
Сумму он называть не стал, а я не спросил – равнодушно затолкал обе карточки в нагрудный карман и негромко поинтересовался:
– Когда я могу познакомиться с вашей дочерью, ее телохранителями и господином Паоло Дзабарелла?