Бессмертные карлики

Глава IV Письмо из Парагвая

Письмо Паквая было просто и кратко. Он рассказывал о том, как во время поездки на север, в малоисследованные местности, он встретил умиравшего человека, назвавшегося профессором патологии Лимского университета. Этот профессор был так близок к смерти, что на пространные объяснения не хватило времени. Но умирающий француз поручил Пакваю передать находящиеся при нем бумаги какому-нибудь смелому и энергичному ученому, который бы захотел продолжать опасные и необычайно интересные исследования, о которых сообщал дневник профессора.

Несмотря на то, что Паквай не имеет понятия о содержании дневника, написанного по-французски, он все же убежден, что речь идет о чем-то совершенно особенном. Поэтому Паквай думает, что это дело заинтересует великого господина и друга. И Паквай надеется, что его друг совершит путешествие через великое море и что документы попадут в его руки. Если же дело потребует экспедиции в Перу или Боливию, то Паквай находится в его распоряжении и будет ожидать приказаний своего друга и господина у их общей приятельницы, донны Франчески, которая с мужем проживает в Буэнос-Айресе, все в том же месте, у Палерм-Парка.

Таково было в основных чертах содержание письма Паквая. Присланное завещание, по-видимому, было в полном порядке, составлено римским адвокатом и подписано надлежащими свидетелями. Оно гласило, что все имущество Раймонда Сен-Клэра, движимое и недвижимое, должно перейти после его смерти к его единственной внучке, Инес Сен-Клэр. Кроме этого, завещание содержало точное описание имущества Сен-Клэра. Состояние, хотя и небольшое, все же вполне обеспечивало юность Инес Сен-Клэр и давало ей возможность заняться, чем она захочет, и спокойно закончить образование. Недвижимость состояла из небольшого летнего домика-бунгало в окрестностях Лимы, а деньги и ценные бумаги находились в парижском отделении «Лионского Кредита».

Ионас Фиэльд записал адрес молодой девушки в Лиме и имя адвоката, назначенного исполнителем завещания.

Затем он принялся за чтение дневника. Дневник был написан лапидарным стилем, указывающим, что у автора не было времени на подробности и на красноречивые описания природы.

Он обрывался приблизительно за три месяца до смерти профессора.

То был знаменательный день в доме Фиэльда.

Когда Катарина Фиэльд вернулась с покупками из города, она нашла мужа в том состоянии отчуждения, которого она всегда боялась. Он сидел с блестящими глазами, склонившись над какими-то пожелтевшими бумагами. Он отказался от обеда – нет, ему не хочется есть, – снял трубку телефона, и даже малютка Ионас должен был безуспешно удалиться, так как застал отца углубившимся в чтение тонкой книги в кожаном переплете, которая имела такой вид, словно долго пролежала в кофейной гуще.

Так прошло несколько часов. Перед ним были бесшумно поставлены бутерброды. Он не притронулся к ним. Только когда часы пробили полночь, Ионас Фиэльд вскочил со стула и огляделся с таким выражением, какое бывает у человека, внезапно очнувшегося от странного сна. Он заметил бутерброды и поспешно съел их, запивая пивом из бутылки, поставленной рядом.

Но все это он проделал совершенно машинально. Он был весь полон тем, что прочитал. Фиэльд рассеянно и удивленно смотрел на окружающие его предметы, словно он испытывал некоторое разочарование по поводу того, что его тело находится в большом кресле кабинета в Христиании, в то время как его дух живет в голубых горах Кордильер.

«Изумительно, – подумал он, – изумительно…»

Дверь тихонько отворилась, и Катарина Фиэльд вошла в комнату. Красивая, представительная женщина, на лице которой годы, казалось, не оставили никакого следа, приветливо улыбалась, но голос ее чуть заметно дрожал, когда она обратилась к мужу.

– Ну, Ионас, что случилось? У тебя такой вид, словно ты только что упал с луны на землю.

Высокий доктор посмотрел на нее каким-то странным, словно невидящим взором. Появление жены нарушило строй его мыслей. Чуть заметная морщина неудовольствия появилась было на лбу, но тотчас исчезла.

– Милая Катарина, – сказал он нежно, – это нечто замечательное…

И в нескольких словах он рассказал ей известную нам историю.

– Но загадка? Тайна Сен-Клэра и его поездки, в чем состоит она?

Фиэльд, по-видимому, не желал распространяться об этом.

– На этот вопрос не так-то легко ответить, – сказал он после некоторого раздумья. – Сведения Раймонда Сен-Клэра не совсем ясны; он высказывает некоторые гипотезы, которые представляются из ряда вон выходящими. Он сам, по-видимому, глубоко убежден в правильности своих теорий. Но об этом трудно составить мнение, не сделав собственных наблюдений. Ты понимаешь…

Катарина Фиэльд невольно вздохнула. Она поняла только одно – что отныне страсть к приключениям снова наложила лапу на душу ее мужа. И теперь для него был только один путь. Она знала его. Вся его фигура сияла свежей радостью. Каждый нерв, каждый мускул его сильного тела были заряжены электричеством.

Очевидно, ее долгом было радоваться вместе с мужем. Ведь она замечала, как он отяжелел и устал за последний год. Иногда ей даже в голову приходило сравнение с Самсоном на мельнице. Трудно было ему приспособиться к филистерам современного общества. Обывательщина действовала подобно яду на его организм. По-видимому, он получил теперь необходимое противоядие. Оно состояло неизменно в одном: в опасностях, переживаниях, испытаниях, налитых в драгоценный кубок приключений.

Но она уже не могла так же легко, как прежде, вооружаться терпением. В глубине души она питала надежду, что страсть к приключениям постепенно исчезнет. Эта страсть походила у него на болезнь. Но когда Катарина бросила взгляд на громадную сильную фигуру, которая в течение нескольких часов вернула весь свой электрический заряд, она поняла, что ощущение жизни было условием жизни для этого, для одиночества и свободы рожденного человека.

Он был одной породы с великими авантюристами всех времен. Тоска по неведомым странам и жажда действия норманнских викингов были выжжены на его лбу.

Итак, теперь ей предстояло остаться одной с ее мальчиком и долго, долго сидеть и с томлением и страхом ждать мужа. Потому что там, где странствовал Ионас Фиэльд, всегда было опасно.

– Когда ты едешь? – спросила она со вздохом.

Он с удивлением посмотрел на жену. Затем подошел и поцеловал ее в лоб.

– Во всем мире не найдется для меня женщины, подобной тебе, – сказал он с нежностью. – Ты поняла меня с первого мига, когда мы встретили друг друга. Но я не был для тебя настоящим мужем.

– Ты был моим приключением, – шепнула она и прильнула головой к его груди. – И куда бы ты ни поехал, в какое бы место земли, ты всегда будешь жить в моем сердце.

Она выскользнула из его объятий и выбежала вон из комнаты, чтобы подавить волнение и не расплакаться при нем.

Ионас Фиэльд грустно посмотрел ей вслед. Он вспомнил о тех долгих месяцах, когда его терпеливая молодая жена сидела в этом доме одна со своим ребенком и ждала, в то время как он странствовал в неизвестности между жизнью и смертью.

– Кондор не может умереть, – сказал ему однажды Паквай, когда его жизнь висела на тонком волоске.

И, по-видимому, Паквай был прав. На теле Фиэльда было много следов от ран, нанесенных как животными, так и людьми. То были раны от пули, от ножа и длинные багровые шрамы от когтей хищников. Но ни одной из них не удалось сломить его непоколебимую силу.

Он невольно вытащил наружу маленькую неуклюжую фигурку из золота, висящую на длинной цепочке, надетой на шею. Он вспомнил донну Франческу, маленькую черноглазую девушку, жизнь которой он некогда спас.

– Покуда золотой амулет инков висит на твоей шее, ты будешь жить, – сказала восхитительная девочка-подросток, когда подарила ему медальон.

Фиэльд не был суеверен, но он любил старинные предания, окутывающие нашу жизнь бессмертной поэзией своих неведомых нитей.

И до сих пор золотой старинный амулет инков как будто действительно дарил ему бессмертие.

А теперь он снова должен отправиться в голубые горы, где индейское племя детей солнца некогда в гордом одиночестве углубилось в неприступные проблемы жизни и смерти.

Потому что в дневнике Раймонда Сен-Клэра проливался слабый свет на самый загадочный из вопросов, задаваемых человечеством, – на бессмертие, существующее не только в теории, но и в действительности.

Когда Ионас Фиэльд в этот вечер вошел в спальню, жена там усердно занималась укладкой его чемоданов и предметов, необходимых в тропиках. А в коридоре старый Иене старательно чистил и полировал его охотничье ружье и револьверы.

Оба они имели вид людей, занятых самым обыкновенным будничным делом. Фру Катарина тихонько напевала, а Иене насвистывал песенку норвежских моряков «На корабле “Океания”».