– Ты хочешь, чтобы я – что?..
– Предоставьте это мне, – быстро сказала Тина. Я поняла, что ножка стула, которую она держала, будет хорошим колом. Проклятие! Как всегда, она на три шага опережала меня. – Королева не должна заниматься таким низким делом.
– Низким делом? – вскричала Сара, сверкая глазами. – Моя смерть не низкое дело. Она соединит меня с моей плотью и кровью, которую отняли у меня пятьдесят лет назад.
– Я только хотела сказать, что... королева не любит такие вещи, – пояснила Тина тихо. – Но я буду рада помочь тебе.
– Ну ладно, – смягчилась Сара.
– Сара, ты уверена, что хочешь этого? – Я не сводила глаз с Мари и практически прошептала остальное. – Я имею в виду: что, если это не сработает? Что, если ты... – «проснешься в аду», – чуть не сорвалось у меня с языка, – если я ошибаюсь?
– Вы, королева, – возразила она явно в замешательстве.
– Ты ведь в глубине души сама веришь в это, – сказал Синклер, обращаясь ко мне. Я подскочила; он вел себя так тихо, что я даже забыла о его присутствии. – Ты ведь веришь. Иначе зачем ты носишь крест? И посещаешь церковь?
– Откуда ты знаешь, что я хожу в церковь?
– Элизабет, я знаю о тебе все.
– О'кей, теперь ты превратился из надоедливого поклонника в человека, одержимого слежкой за мной. Но я поговорю с тобой позже. Тина, дай мне это. – Тина сунула в мою ладонь ножку от стула. – Сара попросила меня, так что я сама должна это сделать.
– Спасибо, ваше величество, – выдохнула Сара. Тина молча наклонила голову.
– Но как?
– Нацелься в сердце, – посоветовал Синклер. Он дотронулся до пятна на груди Сары. – Это центр мертвых. И бей так быстро и сильно, как только сможешь.
– И этого будет достаточно?
– Да. Ни один вампир не в силах очнуться после того, как я ему пронзаю сердце деревянным колом, даже если потом ты его вытащишь. Она не сгорит, как в глупом кино, но умрет навсегда.
Я сглотнула.
– О'кей. Но сначала, Сара, тебе надо, наверное, исповедаться. Ну... ты знаешь, отправиться к Богу с чистой совестью.
– Можно мне исповедаться вам?
– Нет. Конечно, нет. Секундочку. – Я распахнула дверь. Эни, Джессика и Джон чуть не рухнули прямо на меня. – Хватит подслушивать, ищейки. Отец Маркус! Идите сюда. Вы нам нужны.
– Я приведу его, – вызвалась Эни.
– Нет, я, – возразил Джон, и они затеяли яростный спор. В ход были пущены кулаки, и они лупили и царапали друг друга как взбесившиеся шиншиллы.
– Ой... Джессика...
– Сейчас, – сказала она, перешагивая через Джона и Эни, и стала быстро спускаться по лестнице.
– Джесс пошла за священником, – сообщила я, возвращаясь в спальню.
– Он ведь не станет трогать меня своими... своими орудиями, правда? – спросила Сара, буквально дрожа от страха. Женщина, кричавшая на Синклера, боялась семидесятилетнего старика! – Или кропить меня... чем-нибудь?
– Нет. Он только выслушает тебя. Просто расскажи ему обо всех плохих поступках, которые ты совершила.
– Обо всех? – переспросила она в ужасе.
– Ну хотя бы в общих чертах, – посоветовала я, теряя терпение. – Потом я проткну твое сердце, и ты сможешь быть вместе с Мари. – «А затем меня опять стошнит, и я спрячусь под кровать до конца недели», – подумала я. Отличный план!
Отец Маркус, когда хотел, мог двигаться очень быстро. Вскоре он осторожно постучал и просунул голову в комнату.
– Вы меня звали?
– Да. Спасибо, что поторопились. – Он прикрыл дверь, и я вкратце описала ситуацию. – Если можете, сделайте ее... ну, знаете... чистой перед Богом.
– Не думаю, что это сработает, – вмешалась Тина. – Он же не может отметить ее знаком... в общем, любым знаком, даже дотронуться до нее чем-нибудь.
– Если она не католичка, это было бы по меньшей мере неуместно. В любом случае, невозможно причастить ее по-настоящему. – Маркус нервно огляделся, вынул очки и надел их. – Вы уверены, что в комнате находится привидение?
– Поверьте мне. Короче, сделайте все, что в ваших силах. – Интересно, может ли священник совершить помазание на вампире? – промелькнуло у меня в голове.
Отец Маркус улыбнулся Саре, и я впервые заметила, какое у него приятное лицо. Оно было удлиненным и скорбным, как у бассета, но когда он улыбнулся, на щеках у него появились глубокие ямочки, что выглядело очень привлекательно.
– Сара, дитя мое. – Он медленно дотронулся до ее руки. Она вздрогнула, но не отдернула руку. – Ты искренне раскаиваешься во всех грехах, которые совершила и в жизни, и в смерти?
– Да.
– Принимаешь ли ты Господа нашего Иисуса Христа как своего Спасителя?
– Эрик Синклер мой Господь, а Бетси моя Богородица, – сказала она просветленно.
– Ты говоришь о жизни после смерти, дорогая?
– Да. Я хочу сказать: если Он меня примет.
– Хорошо. В таком случае я посвящаю твою душу Богу. – Он изобразил крест над ее головой, и она отпрянула, но ничего не случилось. Она не воспламенилась, не рассыпалась в прах. Должна признаться, что я почувствовала облегчение.
– Спасибо, святой отец, – сказала я.
– Вам нужно...
– До свидания.
Тина многозначительно открыла дверь.
– Но я хотел бы знать...
– Прошу прощения, это уже наше дело, – вежливо произнесла Тина, а затем смерила Эни и Джона таким испепеляющим взглядом, что они моментально бросились к лестнице. Отец Маркус выполз из комнаты, бросив напоследок через плечо последний взгляд, прежде чем за ним захлопнулась дверь.
– О'кей. – Это прозвучало хорошо; я попробую еще раз. – О'кей. Сара, встань здесь. – Я прислонила ее к стене, затем подвинула – за той стеной были мои туфли. – Так. Отлично. – О Господи, как же я ухитрилась попасть в такую ситуацию?
Она схватила меня за руку.
– Подождите!
– Слава Богу!
– Нет, дело не в этом. Я не передумала. Моя одежда. У меня полный шкаф туалетов от Армани, которые я никогда больше не надену. Тина знает, где я живу. Они теперь будут принадлежать вам. Вы выше, но у нас схожий тип телосложения. Вы сможете их немного переделать.
– Армани? – Я обвила руками ее шею и поцеловала в холодную щеку. – Ты не пожалеешь об этом, обещаю.
– Тогда договорились.
– Мамочка? – взволнованно позвала Мари.
– Я буду с тобой через минуту, детка, – ответила Сара чересчур бодрым голосом. А потом прошептала: – Сделайте это скорее!
И я сделала. Я пронзила ее ножкой от стула сильнее, чем было необходимо. Я так боялась, что не справлюсь и все испорчу, что перестаралась. Ножка прошла сквозь Сару и сквозь стену. Я выпустила ее из рук, и Сара осталась стоять, пригвожденная к стене, как бабочка к картонке.
И она умерла. Я знала, что она умерла. Я чувствовала это. И даже если бы не могла чувствовать, то могла видеть. Ее глаза, только что прищуренные от ненависти из-за моей медлительности, теперь остекленели. Она дергалась как форель, выброшенная на сушу, но я знала, что это означало – судороги агонии.
Я отвернулась, смертельно боясь, что меня опять затошнит. Рука Синклера легла на мое плечо.
– Успокойся, – пробормотал он. – Ты все сделала хорошо. Взгляни!
Я взглянула. На лице Мари застыло выражение крайнего удивления; она уставилась на свои прозрачные руки, потом посмотрела на меня и улыбнулась, показывая дырку на месте молочного зуба.
– Теперь я пойду к мамочке, Бет... – И с этими словами она исчезла.
Наступило долгое молчание, пока мы трое пытались собраться с мыслями. Наконец заговорила Тина:
– Я избавлюсь от тела.
– У вампиров есть кладбища? – спросила я дрожащим голосом. Я действительно дрожала и боялась упасть.
Она улыбнулась.
– Да.
– О'кей. Хм, послушай. Ночь была слишком длинной. Невероятно длинной. Тина, я твоя королева, правда? Я хочу сказать, ты всегда в это верила.
– Конечно, ваше величество.
– Ты можешь мне сделать по-настоящему большое одолжение? Сойди вниз и заставь «Воинов клинка» уйти и скажи Марку, и Джесс, и моей маме, что я увижусь с ними завтра. Потому что прямо сейчас я не готова составить им компанию.
– Конечно, ваше величество. – Она взяла мою руку и – странный, волнующий жест – поцеловала ее. – Вы поступили правильно. – Она улыбнулась, и ее лицо просветлело. – Прекрасный поступок.
Тогда почему я чувствовала себя так отвратительно?
Я слышала, как Тина волокла тело, но смотреть не стала. Синклер придерживал дверь, а потом захлопнул ее за ней. Естественно, он решил, что на него мои слова не распространяются.
– Ну, вот и все, – сказал он, уставясь на место, где только что сидела Мари.
– Полагаю, что так.
– Я очень рад за нее.
– Я тоже.
– Мари так скучала по маме, она слонялась здесь полстолетия. А теперь они вместе. Здорово, правда?
– Правда.
Я расплакалась и внезапно обнаружила, что прижимаюсь к его груди. Он обнял меня.
– Не плачь, Элизабет, не плачь, милая. Ты все сделала правильно.
– Я знаю, – всхлипывала я в лацкан его пиджака.
– Ну, успокойся. Тебе предстоял нелегкий выбор. – Он поцеловал мою макушку. – Но ты оказалась королевой для Сары, когда она нуждалась в тебе, а Мари не могла и мечтать о более преданном друге.
Он говорил с такой нежностью, что я заплакала еще сильнее.
– Элизабет, почему ты всегда пахнешь земляникой? Резкая перемена темы оборвала мои рыдания.
– Это мой шампунь.
– Он просто восхитителен.
– И кроме того, Джессика швырнула в меня клубникой. Она вытащила ее из коктейля, который пила на вечеринке, и ягоды застряли в моем бюстгальтере, а у меня не было времени переодеться до вашего приезда. Я хочу сказать, что клубнику я вынула, но остался сок и косточки.
– Ну, это тоже... по-своему восхитительно. – Я чувствовала, как его грудь сотрясается от сдерживаемого смеха.
Я отстранилась и хлопнула его по плечу.
– Это не смешно, Синклер. У меня сейчас кризис.
– Да, я начинаю узнавать признаки.
– Понимаешь, у меня был план. Я хочу сказать, что я никогда не смогу иметь детей. Поэтому я подумала, что могла бы позаботиться о Мари. И я привыкла все время видеть ее рядом. Она ведь всегда была рядом.
– Да, это, наверное, тебя ужасно раздражало.
– Нет, это... я считала, что это хорошо. Я имею в виду, что я преодолела страх перед привидением. А теперь я никогда... никогда ее больше не увижу. – От этой мысли я снова разрыдалась. – Это было для меня единственной возможностью завести ребенка, а теперь мне кажется, что здесь убили не Мари, а кого-то другого, и его призрак бродит по дому!
– Элизабет, ты же знаешь, что это неправда.
– Какая ужасная неделя!
– Да, бедняжка, это было трудное время для тебя.
– Да, и кто-то охотится за мной, и этот дом слишком велик, и другие вампиры ненавидят меня, и я собираюсь раздавить Джона как клопа, если он не оставит меня в покое. Кроме того, я могу видеть мертвецов и подозреваю, что садовник тоже привидение. Вдобавок мачеха беременна моим сводным братом или сестрой.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Пока я с тобой, никто не посмеет причинить тебе боль, – решительно заявил он, а потом вдруг переспросил: – Кто, ты сказала, беременна?
– Не важно. Знаешь, – фыркнула я, – ты можешь быть очень милым, когда не врываешься без стука в мою спальню.
– Я как раз собирался извиниться, – поддразнил он меня. – И еще я не поблагодарил тебя за спасение моей жизни.
– Что? Когда?
– Когда кто-то из «воинов» брызнул в меня святой водой. Ты тогда заслонила меня и вся вымокла. Помнишь?
– А, вот ты о чем. Ну, это было нетрудно. Я знала, что святая вода мне не навредит. Кроме того, я не хотела, чтобы что-нибудь случилось с твоим красивым лицом.
– Умница. – Он погладил меня по щеке, и я вновь заметила, как черны и бездонны его глаза. Встретиться с ним взглядом было все равно что смотреть в ночное небо.
Когда он наклонился и коснулся моей нижней губы, я схватила его за лацканы пиджака и ответила на поцелуй. От него очень приятно пахло – накрахмаленным хлопком и его собственным тайным ароматом. Я же пахла раздавленной клубникой. Но ему это, кажется, тоже нравилось. Его язык был у меня во рту, и я ничуть не возражала.
– Боюсь, что теперь ты прикажешь мне уйти, – пробормотал он, оторвавшись от моих губ и слегка покусывая мою шею. Это заставило меня задрожать и прильнуть к нему.
– Да, мне следует это сделать. Я хочу сказать, это просто ужасно.
– Что, дорогая?
– То, что завтра я снова буду зла на тебя. Ужасно, если ты останешься здесь на ночь.
Он рассмеялся. Он редко смеялся, и каждый раз это казалось таким же странным, как спелый апельсин в почтовом ящике.
– Я все же рискну. – Он сбросил пиджак.
Я отступила назад, наблюдая, как он раздевается. Одежда слетала с него с удивительной быстротой. Боже, каким красивым было его тело. Сын фермера, Синклер находился в отличной форме, когда умер. Его плечи были такими широкими, что ему приходилось шить костюмы на заказ, а на руках играли бицепсы. Я откровенно любовалась его грудью, слегка поросшей черными волосами, тонкой талией, мускулистыми ногами.
– Это ведь ничего не значит, правда? – спросила я, хотя внезапно мне сделалось трудно говорить... мой язык словно стал слишком большим для рта. – Нет ли еще одного отрывка в «Книге Мертвых», который ты забыл упомянуть? Станешь ли ты навеки суперкоролем, если мы опять переспим?
– Нет. – Он повернулся и расстегнул мое платье, тыкаясь губами мне в шею. – Ты ведь... э... не собираешься все время болтать, а?
Я резко повернулась к нему. Платье упало к моим ногам шелковым водопадом, и я увидела, как его глаза оценивающе расширились. На мне был гарнитур нижнего белья: бледно-зеленый с бабочками «монарх».
– Что ты хочешь этим сказать?
– О, ничего. Говори, сколько пожелаешь, дорогая. Я весь внимание. – Он снова рассмеялся и привлек меня к себе. Я почувствовала, как его твердый стержень прижимается к низу моего живота, и даже перестала злиться на него. – О, Элизабет, я действительно очень тебя люблю.
– Да, я вижу. Ты мне тоже нравишься, Эрик... когда ты не ведешь себя как дерьмо.
– Другими словами, когда я лежу на тебе. Превосходная платформа для построения тысячелетних отношений.
На сей раз эта мысль не показалась мне пугающей. И он был таким необычно веселым, что это приободрило меня. Откровенно говоря, я никогда не видела его в лучшем настроении. Этот мужик, очевидно, обожал трахаться.
– Пока давай подумаем об одном дне, хорошо?
– Как прикажет моя королева, – сказал он и, подняв меня, положил на кровать. – Мне нравятся твои бабочки. Но я думаю, что им место на полу. Как ты считаешь?
Через мгновение они там и оказались.
– Bay. Я задыхаюсь, буквально задыхаюсь, хотя мне не надо дышать. О-о!
Синклер вытянулся, затем прижал меня к себе и запечатлел на моей груди быстрый поцелуй.
– Искусство проявляет себя во многих формах.
– О, значит, ты художник, так?
– Да.
Я фыркнула, но не стала возражать. Он был сексуально голодным и очень, очень умелым любовником. Еще бы, ведь у него был шестидесятилетний опыт. Моя шея все еще болела от его укуса, но я не сердилась на него. Я знала, что он абсолютно не мог владеть собой.
Интересно, больно ли ему там, где укусила его я.
Я лежала рядом с ним и думала о том, как поведать ему мой маленький секрет. Поскольку это произошло опять. Когда мы занимались любовью, я могла прочесть его мысли. Но знала, что он не мог прочесть мои. Когда я пыталась послать их ему, не последовало никакой реакции, а я была недостаточно изобретательной, чтобы найти эффективный и безопасный способ это сделать еще раз.
– Послушай, ты уверен, что хочешь провести здесь ночь? Что, если кукловод предпримет еще одну попытку убить меня?
– Пусть только попробует, – сказал Синклер, натягивая на нас одеяло. – Последние дни я воображал, как отрываю ему голову.
Я все еще чувствовала на себе его руки. Он ласкал мое тело везде. И целовал меня тоже везде. И никак не мог насытиться, как голодающий, наконец-то попавший в ресторан.
Я повторяю: он целовал меня везде. Синклер практически поселился между моими ногами. Когда его язык проник в меня, я чуть не сошла с ума. Он лизал, и целовал, и сосал, и я была настолько поглощена этим процессом, что вначале мне показалось, будто он говорит вслух.
«Не кусай ее, не кусай, не кусай, не кусай...»
– В чем дело? – выдохнула я.
– Ни в чем. Тише, – пробормотал он и языком пощекотал мой клитор.
«Не кусай, не кусай, не кусай, не кусай...»
Я схватила его за плечи и притянула к себе, пока его грудь не коснулась моей.
– Вот так хорошо, – с трудом выговорила я. – Теперь будешь меня трахать?
Я ожидала саркастического замечания или так раздражающего меня насмешливого «как прикажет моя королева», но вместо этого он резко развел мои ноги своим коленом и с силой проник в меня. Я чувствовала его каждой клеточкой, и это было прекрасно.
«Не кусай, не кусай, не кусай, не пугай ее, не кусай, не...»
Я обвила ногами его за талию, притягивая к себе, когда он гладил меня, и прижала его лицо к своей шее. Мышцы его плеч окаменели от напряжения; под моими пальцами они казались твердыми как скала.
А потом я укусила его. Он застыл в моих объятиях и задрожал всем телом; его холодная кровь захлестнула мой рот, и ощущение того, что я пью его кровь, а он мою, довело меня до оргазма.
Я едва почувствовала, как его зубы надорвали мою кожу; меня трясло, и внезапно я поняла, что от меня исходит высокий, стонущий звук.
Мы катались по постели с такой яростью, что тяжелая гигантская кровать ходила ходуном; ее передняя спинка стучала об стену, и я решила, что весь дом сотрясается вместе с нами. Мне казалось, что сама Вселенная должна преобразиться от нашей страсти. Ведь мы были не просто парой одиноких людей, занимающихся сексом: впервые у меня возникло реальное ощущение того, кем мы на самом деле являлись и что могли. Король и королева мертвых предавались любви так пылко, что содрогались каменные стены.
– Элизабет!
– Эрик!
Он пронзил меня еще сильнее, чем раньше. Передняя спинка кровати окончательно отломилась, я снова достигла оргазма, и он тоже. Синклер стиснул меня так крепко, что мне стало больно, и начал лизать место укуса на моей шее. Я прерывисто задышала.
– Элизабет, о чем ты думаешь? Я уже секунд десять зову тебя, а ты не реагируешь.
– О том, какой ты потрясающий в постели. Мне не хочется говорить тебе что-нибудь, от чего ты еще больше зазнаешься, но... мм!
– Спасибо, – вежливо поблагодарил он, но в его голосе чувствовалось удовольствие. – Конечно, ты пробуждаешь все лучшее, что во мне есть. Твое тело – это пир плоти.
– Ну, я стараюсь похудеть. Серьезно, ты лучший любовник из тех, кого я знала.
– Скажи, из скольких?
– Забудь об этом. Не скажу.
Он зевнул и обнял меня.
– Почему нет?
– Потому что у тебя все равно было больше. Ты ведь занимался сексом намного дольше меня.
– Это правда. Но мне любопытно, скольких мужчин ты приглашала в свою постель.
– Давай просто скажем, что я могу сосчитать их по пальцам на одной руке, и оставим эту тему. – На самом деле их было всего трое. Но это не его дело.
– Практически девственница, – задумчиво сказал он.
– О, замолчи. Послушай, сейчас светлеет или просто...
Последним, что я помню, был Эрик, посмеивающийся надо мной, когда я погружалась в бессознательное состояние. Проклятые рассветы!