Бескрылая королева [СИ]

— Сель-кенигин!

Служанка тяжело дышала, прижимая руки к разгоревшимся щекам. Но раньше нее проникли в мастерскую волны любопытства и нетерпения. Сель бросила ложку в котелок и сорвала передник.

— Прорыв?

— Нет, что вы! — девчонка засопела. — Гонец. Из Реморы.

Дама прижала руки к ронду — кольцу силы, зеленому обручу, прорастающему изо лба.

— Что у них? Кроме Вылета, конечно? — Сель подвигала крыльями, заставив юную служанку пискнуть от восторга, когда встряхнулось и расправилось за спиной изумрудное облако. — Или старая кенигин умерла?

Вопросы задавались себе самой, но девочка, бегущая сзади, вопила:

— Не знаю! — и то и дело всплескивала руками. Звук отдавался в ронде глухой болью. А в узком коридоре невозможно было лететь.

Сель-кенигин обернулась и пристально взглянула на спутницу, ронд почти нечувствительно полыхнул, и девочка заткнулась на полуслове.

— Где он?

— А… э…

Но Сель уже увидела в ее голове ответ: в цветочном покое, — и завернула туда. Гонец, одетый в черно-серебряные цвета башни Ремора, сложив аметистовые с синей каймою крылья, подкреплялся вином и медовыми лепешками. Ронд его был почти бесцветным от усталости.

— На тебя напали?

Гонец привстал, склонив голову:

— Нет, благородная кенигин. Я спешил. Нам нужна помощь.

Он открылся, посылая картину из головы в голову, что делалось лишь в исключительных случаях. И Сель заторопилась.

— Хатт! Отряд крылатых в полной силе! — мысленный зов пронзил стены и перекрытия башни Карм, отыскав капитана личной гвардии кенигин. — Оставайся здесь, — вслух сказала она гонцу. — Можешь дождаться меня, а можешь, отдохнув, не спеша возвращаться домой. Я распоряжусь — тебя проводят.

Скупо кивнула. Забежала в мастерскую за сумкой со снадобьями и оружием. По винтовым коридорам добралась до верхних парапетов и без разбега ухнула вниз, чувствуя, как забилось сердце и запульсировал ронд, наполняя силой резко развернувшиеся, дрожащие от восторга крылья.

В пол дня они одолели расстояние между башнями. Уже на подлете к Реморе разглядела Сель темноволосую женщину в узком, черном с серебряной вышивкой платье, встречающую на галерее. Крылья и ронд у нее тоже были черными и словно усыпанными серебром. Легче кленового листа кенигин спустилась к ней, отметив распущенные длинные волосы, тогда как собственные соломенные кудри Сель были заплетены в тугие косы над ушами, а квадратные косники с россыпью смарагдов спускались на грудь. Что ни башня — свой обычай. Крылатые раздроблены и оттого все чаще тонут в море тьмы.

Лучники в черном, сопровождающие черноволосую, отступили, давая место для приземления гвардии Карма.

Сель усмехнулась: это напоказ. На самом деле лучников враги не должны видеть. Да и не чувствовала она злых намерений. Или даже путаницы глупых мыслей, часто их прикрывающей. Дама в черном — она оказалась на голову выше и куда худее Сель — улыбнулась в ответ. Раскрыла руки и крылья:

— Приветствую крылатую! Меня звать Ронха. Я наместница.

Кенигин сдержанно поклонилась.

— О твоих воинах позаботятся. Хочешь умыться?

Сель показала Хатту растопыренные пальцы правой руки: «Все в порядке. Мне не мешать». И спокойно пошла за Ронхой.

Все башни крылатых росли одинаково: конусовидная гора, обведенная галереями. Изъязвленная переходами, тупиками, личными комнатами; родильными камерами, мастерскими, кордегардиями, амбарами — на вид без складу и ладу. Разновеликие ступеньки, переходящие в пандусы и наоборот; сдвижные двери, перегородки; странные закоулки, похожие на заворот кишечника. Но когда привыкаешь бегать изо дня в день по этим лабиринтам, то ни нелепыми, ни странными они уже не кажутся. И нежданный изгиб коридора, ваза с чудесным рисунком или распахнутое в небо арочное окно дивно раскрашивают жизнь.

— Ты сильно устала?

Сель обернулась. Странный вопрос. Одно дело — парить в небе, подставив ронд и расправленные крылья под легкое давление солнечного света, наполняясь мощью и радостью. И совсем другое — нестись сломя голову, рискуя столкнуться с врагом и боясь не успеть.

— Ашад умерла? — ответила Сель вопросом на вопрос.

— Умерла.

— Позовете других кенигин на похороны?

Походня в руке Ронхи качнулась, мазнув копотью низкий свод. «Мы медленно катимся к варварству», — подумала Сель.

— Нет. Это внутреннее дело. К тому же Стена слишком близко. Южане струсят, а северянам не до того.

— Я прилетела, — произнесла Сель и тут же пожалела о своей несдержанности. Но Ронха лишь благоговейно наклонила голову.

Нажала рычаг в стене, и железная дверь крылом летучей мыши сложилась кверху, открывая наполненную паром просторную купальню с шаровыми светильниками — роями белых трепещущих мотыльков. По стенам струилась вода, с шумом и плеском наполняла огромную круглую чашу, выложенную мозаикой. Рядом на мраморной скамье лежали полотенца и свежая одежда: безрукавка на меху с бронзовой застежкой, короткая кожаная юбка и передник.

— Спасибо, — Сель не стесняясь сбросила пыльное платье.

— Тебя дождаться?

— Да, я скоро.

Она с наслаждением ухнула в воду с головой. Выскользнула, пища и разбрасывая брызги с мокрых кос и крыльев. Помахала ими, сбрасывая влагу. Быстро вытерлась и надела чистое:

— Я готова.

Они миновали Серый ярус и на подъемнике спустились еще ниже, к самым корням Реморы, к темницам и родильным камерам. Сель охватила невольная дрожь — любой крылатый тянется к свету и боится темноты. Пульсация ронда болью отозвалась в висках, кенигин завернулась, как в плащ, в трепещущие крылья. В сумрачных коридорах им с Ронхой все чаще попадались крылатые. Их можно было принять за статуи — если бы не сияние рондов и дрожь в свернутых крыльях.

— Мы нарочно поместили Элвин здесь, — хрипло пояснила провожатая. — И все равно стражей в цепи приходится сменять каждый час.

— Расплата за суровость, — усмехнулась Сель, не понимая, какой скрежет тянет ее за язык говорить колкости.

— Башне нужна молодая кенигин. Элвин лучшая. Мы ни в чем не нарушили закон.

Сель, мотнув косами, склонила голову. Брызги побежали по щекам.

— Дама Ронха, я тебя не обвиняю.

— Прости. Уже два дня мы все в напряжении. Если бы не охранная цепь, Элвин взорвала бы Ремору изнутри.

— М-да… — на этот раз Сель вовремя прикусила язык.

— Я не пойду дальше. Прямо по коридору и четыре ступеньки вниз. Вдави выступающий камень справа у пояса, чтобы дверь открылась.

— Спасибо.

— Что тебе доставить?

— Сумка с травами при мне, — кенигин ощупала тугой кошель с двумя петлями, подвешенный на новый пояс. — Потребуется жаровня. Свеже сцеженное молоко кормилицы. Полынное вино. Кувшины только глиняные, — она задумалась. — Бинты. Иглы лестовника. Зеленый и розовый мох. И обильный ужин.

Даже в полутьме было заметно, как Ронха покраснела. Кенигин едва сдержала смешок.

— Мох там есть. И жаровню я ставила. Холст на бинты в сундуке. Остальное принесут немедленно.

Ронха подожгла от своей торчащую в скобе походню, отдала ее Сель. Еще раз низко поклонилась, так что черные кудри заслонили лицо:

— Светлый Воин да хранит тебя.

— И тебя, — гостья поклонилась тоже. Дождалась, пока легкие шаги и шелест затихнут вдали, и пошла вперед. Вокруг нее тесно сомкнулись стены. Крыльями и кожей кенигин ощутила влажное, теплое дыхание изрытых пустотами камней. Наконец один уперся в правый бок. Зажмурившись, быстро — чтобы не раздумать — крылатая нажала на него. Кусок стены скользнул в сторону, и в лицо Сель невесомо дохнула смерть.

Кто-то думал превратить темницу в уютное жилище, да так и не успел, спасаясь бегством. А боль, стыд, гнев, удесятеренные силой, освобожденной из крыльев, остались. Загустели, не найдя лазейки в защитной цепи. И Сель ощутила себя бабочкой в янтаре. Бесполезной игрушкой показался выстроенный заранее воображаемый щит. Кенигин сжала зубы. Она лучшая! Она это докажет. И все равно невольно подергала закрывшуюся дверь.

— Сна-ру-жи…

— Что? — крылья вскинулись, выдавая испуг.

— Открывается… снаружи, — голос сипел и булькал, словно дырявые мехи.

Сель сверкнула серо-зелеными глазами:

— Вот стерва!

— Кто?

— Ронха.

Сунула походню в гнездо. Брезгливо переступила ком сброшенных на пол окровавленных простыней и совсем бесстрашно склонилась над постелью. На гостью уставились глаза: мутные, в красных прожилках — с узкого лица с удлинившимся носом и обметанными губами. Подбородок крепкий, скулы высокие; глаза уходят к вискам — прямо под похожий на рубец ронд. Кожа бледная и влажная, как у лягушки.

— Элвин?

— Я тебя не знаю.

— Я Сель, кенигин Карма. Меня позвали тебе помочь.

— Мне уже помогли. Спасибо.

Губы и ресницы дернулись, а тело, лежащее на боку, осталось неподвижным. В позе зародыша — руки и ноги скрещены и подтянуты к груди. Так легче переносить боль и можно чувствовать себя защищенной.

— Я рада, что ты меня понимаешь, — Сель опустилась на край постели. Отвела со лба Элвин налипшие волосы. Словно невзначай коснулась ронда. Алый — в цвет крыльев. Или нет? — И не станешь… мешать.

Плечи девушки едва заметно шевельнулись, и тут же она вцепилась зубами в подушку, глуша стон. Сель заметила, что насыпка рваная и бурая, и в дыры торчит мох.

Словно плавая в жидком дыму, кенигин вытащила из обещанного сундука полотенца, поставила около постели тяжелый табурет, тщательно вытерла липкое сиденье. Накрыла полотенцем. В строгом порядке разложила на нем нужные травы и расставила пузырьки. Обрадовалась, найдя в боковом кармашке сумы полые иглы лестовника — почему-то думала, что позабыла их в спешке. Элвин следила внимательно, и давление на ронд Сель как будто уменьшилось. Крылатая незаметно перевела дыхание. Привычная работа привела тело в равновесие, а мысли в порядок.

— Подожди, я помогу тебе сесть.

— Я сама.

Сель отвернулась, чтобы девушка не смущалась собственной слабости. И стала обстоятельно объяснять:

— Сначала мы уменьшим твою силу. Сейчас она опасна для окружающих и, главное, для тебя самой, — пальцы Сель ловко откупорили пузырек. Раскатили иглы. Несколько она рассмотрела, щурясь, вертя перед глазами — крылатые плохо видели в полутьме, — выбрала одну, пальцем проверила острие, обмакнула в пузырек. Кивнула себе самой. — Позже ронд нащупает равновесие и будет брать из мира ровно столько, сколько требуется. А пока мы ему поможем. Раз темнота не справилась. Это яд пиявки, — кенигин встряхнула иглу. — Он не даст крови свернуться и ослабит боль. Все понятно?

Элвин слабо кивнула. Она сидела в постели сгорбившись, подтянув к подбородку правое колено. Неровно обрезанные волосы падали на глаза. Сель поставила перед девушкой миску, а в руку вложила кусок мягкой ткани.

— Потерпишь? Не хочу давать тебе дурман: если силой не управлять — от Реморы ничего не останется.

— Ну и пусть! — тяжелая ненависть выплеснула наружу так неожиданно, что Сель будто ударили под колени. Взмахом крыльев она вернула равновесие, с трудом поймала опрокинутый пузырек и еще какое-то время ползала под кроватью, собирая рассыпанное.

— Скрежет тебя побери! — сопя, она смахнула вылезшие из кос волосы и старательно заткнула пробкой уцелевшее зелье. — Это яд болотной пиявки! Ты же не пробовала их ловить!

— Мне кажется, что ты меня любишь.

— Что?

— Ашад меня не любила. Иначе никогда бы…

— Ашад умерла. Теперь ты кенигин Реморы.

Бледное лицо дернулось, но больше ничто вокруг не ломалось и не падало, и Сель вздохнула с облегчением.

— Давай умоемся, — в ход пошел пузырек с огуречным настоем.

— Волосы подбери, — резким движением Сель воткнула в ронд Элвин иглу. — Не выдергивай!

Девушка коротко и тяжело дышала.

— Подставь чашку, — кровь из набухшего ронда потекла сквозь иглу. Сель, обхватив пальцы Элвин с зажатой тканью, вытерла брызги с виска и щеки. — Оботрешь, если понадобится. А я пока наведу порядок. Где эти тетехи копаются?

Продолжая болтать, она водрузила на треногу опрокинутую жаровню, раздула угли, поставила кипятиться воду, набрав под струйкой, стекающей из отверстия в стене. Испорченными простынями протерла пол.

— Нашли рабыню, — пыхтела Сель, — драпировки повесить — и то не умеют. Что скукожилась? Тебе не холодно? — спросила заботливо, хотя камни пола и стен излучали тепло — башни всегда растут над горячими источниками. — Постель потом поменяю.

Она помешала кипяток большой деревянной ложкой. Бросила туда смесь пустырника и кошачьего корня и пригоршню цветных светящихся мхов со стены. И мысленно поторопила Ронху. На этот раз зов не потерялся. Через какие-то семь минут дверь поехала в сторону.

— Нет! — чужой стыд кипятком ожег спину.

Кенигин, распахнув крылья, заслонила собой дверной проем:

— Оставьте все на пороге и уходите. Я скажу, когда будет можно.

Девочки-служанки поставили на пол принесенное и отступили, кланяясь. Сель перенесла к жаровне, осмотрела и обнюхала кувшины, проверила остроту игл, облизала проколотый палец. Сняла салфетку с подноса с едой. Кинула в рот горсть изюма. Потянулась:

— Хорошо!

И стала по капле цедить в булькающее варево вино и молоко.

Снятый с огня котелок поставила остужаться в источник.

— Повернись, пожалуйста. Я осмотрю твою спину.

— Нет! — Элвин откинулась на локти. Чашка с колен опрокинулась, отметив свой путь липкой бурой полосой.

Сель выдернула из ронда Элвин иглу, зажала ранку тканью. Сказала строго:

— Не будем играть, кто сильнее. Ты обещала. Тем более что все равно никто не сможет равняться с тобою силой. Никогда.

— Я этого не просила.

— Но это есть. Поддержи вот тут, — она забинтовала лоб Элвин и легким нажатием рук заставила ее лечь. Деревянной трубкой послушала сердце. — Уже лучше. Но все равно слишком быстро. Я напою тебя с ложечки. Стыдиться не надо. И воины теряют крылья.

«И ломаются от этого. Если прежде не умрут от боли и кровопотери — так быстро гонит по жилам кровь шестикамерное сердце. Или высвобожденная сила не уничтожит тех, кто вокруг, и их самих. Зато лечить такое — я умею. Опыт»…

В тоске и гневе Элвин можно было утонуть.

— Воины?! — привстав на локтях, девушка комкала одеяло. — Как с детоубийцей! Предателем!..

Сель отжала невидимую петлю на горле:

— Власть… — это… ответственность.

— Ты — за них?!

Кенигин шумно отхлебнула из котелка.

— Позволь мне… напоить тебя… и осмотреть рубцы, — произнесла она аккуратно, — а потом поговорим. Если захочешь.

— За что они Ромку убили?

— Кого? — ложечка в руке Сель дрогнула.

— Ромку, — огромные глаза Элвин смотрели на нее — и не видели. — Сначала опоили зельем…

«Обрядовая Чаша прощания»…

— …а потом сожгли. Прямо в воздухе. Я бы согласилась… остаться. Я бы… для него…

— Элвин…

— Мы хотели вырастить башню. Чтобы… красиво, — из уголка глаза потекла слеза, Элвин нетерпеливо смахнула ее рукой.

Радужки Сель загорелись зеленью. Она забыла про страх и боль.

— Ты… вправду веришь, что это под силу двоим?!.. Тише, обожжешься, — кенигин удовлетворенно взглянула на опустевшую ложку. — Мне жаль тебя разочаровывать, но… новых башен не было последние… семьдесят лет. Вылет… вот, пей… всего лишь очень красивый обряд, знак совершеннолетия. А после новые пары или гибнут, или прибиваются к старым башням, что обновляет кровь, — она задумчиво повозила ложкой в остывшем вине. — Ремора — прекрасное владение…

— П-по… твоему… лучше синица в руках?

Сель помогла Элвин снова лечь. Зеленые крылья шевельнулись, разогнав по темнице приторно-терпкие ароматы снадобья:

— Передо мной стоял тот же выбор. Семь лет назад.

— Я не хочу… быть плодящейся тварью! — процедила Элвин сквозь зубы. — Ложиться под каждого, в кого ткнет пальцем коронный совет!

Сель хмыкнула:

— Я сама выбираю. И не так уж часто.

— А потомство?

— Много — не значит хорошо, — кенигин лукаво скосила глаза. — Ты еще просто не знаешь, каково это: когда башня дышит твоим дыханием. Ну вот, сердце бьется медленней. Тебе легче, правда?

— Не… надо.

Сель поставила на колени поднос с остывшим ужином, стала с аппетитом есть.

— Тебе нечего стыдиться, — она облизнула мед и масло с пальцев. — Тебя хотели удержать, ты сопротивлялась. И коронный совет поступил согласно закону. Не скажу, чтобы мне это нравилось… — кенигин осмотрела липкую ладонь. Умылась в источнике. Помогла покорившейся Элвин перевернуться на живот, закатала кверху сорочку.

Тот, кто отсек юной кенигин крылья, был опытен и аккуратен: срезы прошли вровень с кожей. Их прижгли и залили древесной смолой. Вмешательства Сель не требовалось. Кенигин провела по ранам пальцем: под подушечкой словно катались упругие шарики. Сель промолчала, выровняв дыхание: не хотелось дарить девочке напрасную надежду.

— Не дрожи, я уже закончила.

Элвин разжала зубы, стиснувшие подушку. Мгновенно перевернулась набок, укрываясь до подбородка.

— Милая, — Сель смотрела, не отводя глаз, — мне вовсе не мерзко и не противно. Ну, больше не будешь умирать?

— Я не собиралась.

Элвин подтянула к груди колени, обхватила их руками — точно защищалась. Но глаза смотрели твердо, а брови были упрямо сдвинуты.

— Я все равно уле… убегу.

Сель встряхнула стопку свежих простыней.

— Равновесие удерживать научишься не сразу. Будешь падать, может быть, расшибаться. Но ты справишься. У людей ведь получается.

Лицо девушки окаменело. Сель усмехнулась с легкой издевкой:

— Вот не думала, что ты их презираешь. Кстати, война со скрежетами началась, когда Светлый Воин взял за себя людскую женщину. В нас течет ее кровь.

— Дама Сель…

— Да?

— Почему… зачем ты… со мной?

Кенигин почесала переносицу. Посмотрела, как зеленая волна скользит по взметнувшимся крыльям.

— Ну… ты очень на меня похожа, — «Только отважнее. И наивнее». — Я тоже мечтала о журавле в небе.

Влажная, как у лягушки, рука сцепилась на запястье:

— Помоги… мне… отомстить.