II. Избран Атрейо

Совещания, на которых решались вопросы, жизненно важные для всей Фантазии, проходили обычно в Большом Тронном Зале Башни Слоновой Кости, расположенном в самом дворце, несколькими этажами ниже Павильона Магнолии.

Сейчас в этом просторном круглом Зале слышался приглушённый гул. Четыреста девяносто девять лучших врачей Фантазии, собравшихся здесь, переговаривались полушёпотом. Каждый из них лично осмотрел Девочку Королеву – кто уже некоторое время тому назад, а кто совсем недавно, – и каждый пытался помочь ей своим искусством врачевания. Но никому это не удалось, никто не понимал, чем она больна, никто не нашёл причины её болезни и не смог её вылечить. А пятисотый врач, самый знаменитый из всех – о нём шла молва, что нету такой лечебной травы и такого волшебного средства, нету такой тайны природы, что была бы ему неведома, – уже много часов находился у постели больной, в Павильоне Магнолии, и теперь все присутствующие с тревогой ждали его заключения.

Конечно, не надо думать, что это сборище врачей походило на обычный медицинский консилиум. Хотя в Фантазии обитало немало созданий, по внешности более или менее напоминающих людей, столько же, если не больше, было похожих на зверей либо вообще ни на что не похожих. Собравшееся здесь общество врачей выглядело так же разнолико, как пёстрая толпа посланцев перед дворцом. В Тронном Зале бок о бок сидели врачи-гномы, все как на подбор с седыми бородами и длинными локонами, врачихи-феи в серебристо-голубых сияющих одеждах, со сверкающей звездой в волосах, водяные с толстыми животами и перепонками между пальцами рук и ног (для них вместо кресел были поставлены удобные сидячие ванны). Тут же лежали и мудрые змеи, свернувшись кольцом на столе посредине Зала, жужжали пчеловидные эльфы; слонялись по Залу, гонимые нетерпением, чёрные маги, вампиры и привидения, хотя обычно людская молва и не причисляет их к существам доброжелательным и благотворно действующим на здоровье.

Чтобы понять, почему и они тут оказались, необходимо знать следующее: Девочка Королева, как на то указывает её титул, была королевой всех неисчислимых стран, размещённых на не знающей границ территории Фантазии, но на самом деле она была куда более значительной персоной, нежели просто самодержавная владычица. Она не властвовала в обычном смысле этого слова, никогда не прибегала к насилию и никогда не пользовалась своим могуществом. Она не издавала никаких указов, не вершила суд и расправу, ни на кого не нападала, и ей никогда не приходилось обороняться от нападения, потому что никому не могло прийти в голову восстать против неё или причинить ей зло. Перед нею все были равны.

Она просто существовала, и всё. Но для её подданных было важнее всего само её существование: она была сердцевиной всей жизни Фантазии.

И всякая тварь, не важно какая – добрая или злая, красивая или уродливая, весёлая или печальная, вздорная или мудрая, – обрела жизнь только благодаря Девочке Королеве. Без неё ничего не могло бы быть, как не может быть человека без сердца.

Никто не умел постичь до конца эту тайну, но все знали, что это правда. И потому все создания Фантазии так её уважали и так за неё тревожились. Ведь её смерть была бы их концом и гибелью всей необъятной бескрайней Фантазии…

Тут Бастиан оторвался от книги.

Ему вдруг вспомнился длинный коридор в клинике, где оперировали его маму. Они с отцом бесконечно долго сидели перед дверью операционной и ждали. Мимо них торопливо пробегали врачи и медсёстры. Когда отец спрашивал их, как мама, они отвечали уклончиво. Казалось, никто толком не знает, как она себя чувствует. А потом из операционной вышел лысый человек в белом халате. Вид у него был изнурённый и печальный. Он сказал им, что все усилия ни к чему не привели, что ему очень жаль… Он пожал им обоим руку и пробормотал: «Всем сердцем сочувствую…»

После этого отец стал совершенно иначе относиться к Бастиану.

Правда, Бастиан имел всё, что только мог пожелать. У него был велосипед с тройным переключением скоростей, электрическая железная дорога, коробки с витаминами, пятьдесят три книги, хомячок с золотистой шкуркой, аквариум с пресноводными рыбками, маленький фотоаппарат, шесть фирменных перочинных ножей и ещё многое другое. Но всё это, собственно говоря, ему не очень-то было нужно.

Бастиан помнил, что прежде отец часто возился с ним, рассказывал ему всякие истории и читал вслух. Но с того дня всё это кончилось. Бастиан совсем разучился разговаривать с отцом – между ними как бы возникла какая-то невидимая стена. Теперь отец никогда уже не ругал сына, но и никогда его не хвалил. Даже узнав, что Бастиана оставили на второй год, отец ничего не сказал. Он только взглянул на него отсутствующим и удручённым взглядом, и у мальчика возникло странное чувство: ему показалось, что он для отца вообще больше не существует. С того дня это чувство не покидало его. Когда они вечером садились вдвоём у телевизора, отец – Бастиан заметил это – никогда не глядел на экран, его мысли были где-то далеко-далеко, там, где его уже не догонишь. А когда они располагались в столовой, каждый со своей книгой в руках, отец не читал, а часами глядел на одну и ту же страницу, не переворачивая её.

Бастиан, конечно, понимал, что отец тоскует. Он и сам плакал много-много ночей подряд, да так сильно, что от всхлипываний его начинало тошнить. Но понемногу это прошло. И ведь у отца был ещё он, Бастиан. Почему же отец никогда с ним не разговаривает? Ни о маме, ни о чём другом важном, а только скупо роняет самые необходимые слова?

– Если бы только знать, – рассуждал длинный худой Дух Огня с бородой из красного пламени, – чем она, собственно говоря, больна? Жара у неё нет? Нет. Опухоли тоже нет. Нет ни сыпи, ни воспаления. Она просто угасает, а отчего – непонятно.

После каждой фразы изо рта у него вылетало маленькое облачко дыма, образуя какую-нибудь фигуру. Сейчас это был вопросительный знак.

Облысевший от старости Ворон, похожий на большую картофелину, в которую как попало воткнули несколько чёрных перьев, – он был специалистом по простудным заболеваниям, – хрипло прокаркал:

– Она не кашляет. И насморка у неё нет… С медицинской точки зрения это вообще не болезнь. – Он поправил на клюве большие очки и вызывающе взглянул на собеседников, как бы принуждая их согласиться.

– Во всяком случае, для меня несомненно, – прогудел Скарабей, жук, которого иногда называют Жуком-Аптекарем, – что между её недугом и теми ужасными событиями, о которых нам рассказали посланцы, есть таинственная связь.

– Ну, вы в своём репертуаре, – саркастически заметил Чернильный Человечек, – всегда и во всём вы видите таинственную связь.

– А вы вообще ничего не видите, кроме своей чернильницы, – сердито огрызнулся Скарабей.

– Коллеги, коллеги!.. – примирительно вмешалось Привидение с провалившимися щеками, замотанное в длинный белый балахон. – Не будем переходить на личности! Это лишено смысла. И главное, не говорите так громко!

Подобные разговоры возникали то тут, то там – во всех концах Тронного Зала. Быть может, вам покажется странным, что такие разные существа вообще могут объясняться друг с другом. Но почти все твари, населяющие Фантазию, в том числе и звери, знали по меньшей мере два языка: свой собственный – на нём они разговаривали со своими соплеменниками, и его не понимали те, кто принадлежал к другим родам, – и общий язык, который называли Высоким Языком Фантазии, или просто Великим Языком. Им владели все жители Фантазии, хотя некоторые и говорили на нём с сильным акцентом.

Вдруг в Зале воцарилась гробовая тишина, и все взоры обратились к большой двустворчатой двери: она распахнулась, и в Зал вошёл Цайрон, прославленный, легендарный мастер врачевания.

Он был из тех, кого в старину называли кентаврами – с головы до пояса он выглядел как человек, а книзу от пояса – как лошадь. Цайрон происходил из семейства Чёрных Кентавров. Он прибыл сюда из очень отдалённой области, расположенной на крайнем юге. Его человеческая часть была цвета чёрного дерева, а белые как лунь волосы и борода мелко вились. Лошадиная часть его тела была полосатой, как у зебры. На голове его красовалась странная, сплетённая из камыша шляпа, а на шее висела цепочка с большим золотым амулетом, на котором были выгравированы две переплетённых змеи – светлая и тёмная; вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал.

Бастиан от изумления перестал читать. Он захлопнул книгу, не забыв заложить палец между страницами, и внимательно оглядел переплёт. Ведь на нём тоже были изображены две змеи, вцепившиеся друг другу в хвост и образовавшие овал. Что мог означать этот странный овал?

А вот в Фантазии всякий знал этот символ. Он означал, что тот, у кого он на шее, выполняет особое поручение Девочки Королевы и может действовать от её имени, словно она сама тут лично присутствует.

Медальон этот обладал какой-то магической силой, хотя никто толком не знал, какой именно. Зато все знали, как он называется: ОРИН.

Многие даже боялись произносить это странное слово и называли его кто как: кто Знаком Власти, кто Амулетом, кто просто Блеском.

Выходит, и книга была украшена Знаком Девочки Королевы.

Шёпот пронёсся по Тронному Залу, послышались даже возгласы изумления. Ведь Знак Власти давно уже никому не доверялся.

Цайрон ударил несколько раз копытом в пол, требуя тишины, потом произнёс низким голосом:

– Друзья, не надо удивляться, что на мне ОРИН. Я получил его лишь на время, как доверенное лицо. Скоро я передам Блеск более достойному.

В зале вновь воцарилась мёртвая тишина.

– Я не намерен даже пытаться унять вашу боль красивыми словами, – продолжал Цайрон. – Мы оказались бессильными перед болезнью Девочки Королевы. Мы знаем лишь, что разрушение Фантазии началось одновременно с её болезнью. А больше не знаем ничего, не знаем даже, можно ли её спасти искусством врачевания.

Однако возможно – и я надеюсь, никто из вас не обидится, если я выскажу это открыто, – возможно, что мы, собравшиеся здесь, не обладаем всеми знаниями, всей премудростью. На этом, собственно, и основана моя последняя и единственная надежда… Надежда на то, что в нашей бескрайней Фантазии найдётся создание мудрее нас всех и оно-то даст нам совет и окажет помощь. Однако уверенности у меня в этом нет, да её, по-моему, и быть не может. Одно, во всяком случае, ясно: в чём бы ни заключалось наше возможное спасение, на поиски его должен отправиться такой путник, которому под силу открыть дорогу в неведомое, который не отступит ни перед опасностью, ни перед тяжкими испытаниями. Одним словом, нужен герой. И Девочка Королева назвала мне имя этого героя. Только ему одному доверяет она свою и нашу судьбу. Его зовут Атрейо, и живёт он в Травяном Море, что за Серебряными Горами. Ему я и передам ОРИН и благословлю его на Великий Поиск. Теперь вы знаете всё.

Сказав это, старый Кентавр, цокая копытами по мраморному полу, покинул Тронный Зал.

Собравшиеся в смятении глядели друг на друга.

– Как имя этого героя? – громко спросил кто-то.

– Атрейо или что-то в этом роде…

– Никогда не слыхал…

И все четыреста девяносто девять врачей сокрушённо покачали головой.

Башенные часы пробили десять. Бастиан удивился, как быстро бежит время. А ведь там внизу, в классе, каждый урок казался ему вечностью. Сейчас у них история. Её преподаёт господин Дрон – тощий как жердь и всегда в дурном настроении. Больше всего он любит публично высмеивать Бастиана за то, что тот никак не может запомнить годы битв и даты рождения и царствования разных исторических личностей.

Травяное Море, что лежит за Серебряными Горами, находилось на расстоянии многих дней пути от Башни Слоновой Кости. Эта бескрайняя равнина и в самом деле походила на море – на ней росла сочная трава высотой в человеческий рост, и, когда дул ветер, она вздымалась волнами и гудела, как море в часы прибоя.

Людей, населяющих эту равнину, звали Травяными или Зеленокожими. У них были иссиня-чёрные длинные волосы, даже у мужчин иногда заплетённые в косы, а их кожа была цвета маслин – тёмно-зелёная с коричневым отливом. Они вели спартанский образ жизни, строгий и суровый, а в детях, не только в мальчиках, но и в девочках, воспитывали храбрость, великодушие и решимость. С ранних лет Зеленокожие учили детей переносить холод, жару, любые лишения и во всём этом проявлять мужество. Это было необходимо, потому что Зеленокожие жили охотой. Всё, что нужно для жизни, они добывали, обрабатывая жёсткую волокнистую траву и охотясь на красных буйволов, которые огромными стадами бродили по Травяному Морю.

Эти красные буйволы были раза в два крупнее наших быков и коров, их пурпурно-красная длинная блестящая шерсть отличалась особой шелковистостью, а их могучие остроконечные рога разили, как кинжалы. Обычно красные буйволы бывали настроены миролюбиво, но стоило им почуять опасность или заметить, что на них кто-то хочет напасть, как они становились настоящим стихийным бедствием. Никто, кроме Зеленокожих, никогда не отважился бы охотиться на красных буйволов, хотя вооружены они были только луком и стрелами. Они сражались с этими буйволами по всем правилам рыцарских турниров, и потому нередко случалось, что не животных, а охотников в этом поединке ожидала смерть. Зеленокожие люди уважали и чтили пурпурно-красных буйволов и считали, что право их убивать имеет лишь тот, кто готов за это поплатиться жизнью.

До их страны ещё не дошла весть о болезни Девочки Королевы и о великом несчастье, грозившем обрушиться на Фантазию. Уже давно ни один путник не проезжал через селение Зеленокожих. Трава в этом году была сочнее, чем когда-либо раньше, дни стояли ясные, а в ночном небе сверкали яркие звёзды. Ничто не предвещало беды.

Но вот в один прекрасный день в селении появился седобородый Чёрный Кентавр. Его шерсть лоснилась от пота, он выглядел смертельно усталым, а изнурённое лицо его поражало худобой. На голове у него красовалась странная шляпа из камыша, а на шее висел на цепочке большой золотой Амулет. Нетрудно догадаться, что это был Цайрон.

Старый Кентавр остановился посреди большой площади, вокруг которой расширяющимися кругами располагались шатры. Это было место сходов старейшин, а по праздникам зеленокожий народ плясал и пел здесь старинные песни. Кентавр огляделся: его окружили одни только старики и старухи, да малые дети с любопытством его разглядывали. Он несколько раз нетерпеливо ударил копытом в землю и фыркнул:

– А где охотники?

Затем снял шляпу и отёр лицо ладонью.

– На охоте, – ответила ему седая женщина с младенцем на руках. – Они вернутся только через три или четыре дня.

– Атрейо с ними? – спросил Кентавр.

– Да, чужестранец, но откуда ты его знаешь?

– Я его не знаю. Пошлите за ним, и поскорее.

– Чужестранец, – промолвил старик, опиравшийся на палку, – он не захочет прийти, потому что сегодня ЕГО охота. Она начнётся с заходом солнца. Знаешь ли ты, что это значит?

Цайрон тряхнул гривой и снова ударил в землю копытом.

– Я этого не знаю, да это и не имеет никакого значения, потому что его ждёт более важное дело. Вы, конечно, узнали Амулет у меня на шее? Так приведите ко мне Атрейо!

– Мы видим Знак Власти, – сказала девчушка, – значит, ты пришёл от Девочки Королевы. Но кто ты такой?

– Меня зовут Цайрон, – ответил Кентавр. – Целитель Цайрон, если вам это что-нибудь говорит.

– Да, это он! – воскликнула сгорбленная старуха, проталкиваясь вперёд. – Я его узнала. Я, помню, видела его, когда была ещё совсем молоденькой. Он самый знаменитый и великий врач во всей Фантазии!

– Спасибо, женщина, – сказал Кентавр и кивнул ей. – А теперь, может, кто-нибудь из вас всё-таки будет так любезен и позовёт наконец этого Атрейо? Дело не терпит промедления. Речь идёт о жизни Девочки Королевы.

– Я сейчас сбегаю за ним! – крикнула малышка лет шести.

И бросилась бежать со всех ног, а через несколько минут уже пронеслась между шатрами на неосёдланном коне.

– Наконец-то! – воскликнул Цайрон и в изнеможении рухнул на землю.

Когда он пришёл в себя, то поначалу не понял, где находится, потому что вокруг было темно. Лишь приглядевшись, он обнаружил, что лежит в просторном шатре на мягкой звериной шкуре. Должно быть, уже опустилась ночь – сквозь неплотно задёрнутый полог он увидел отсвет догорающего костра.

– О, трижды бесценный гвоздь моей подковы! – воскликнул он, пытаясь подняться. – Но долго ли я здесь лежал?

В шатёр просунулась чья-то голова и тут же исчезла, потом кто-то прошептал:

– Похоже, очнулся…

Полог откинули, и в шатёр вошёл мальчик лет десяти. На нём были длинные штаны и башмаки из сыромятной кожи. Торс его был обнажён, и лишь с плеч спадал до самых пят пурпурный плащ, как видно сотканный из шерсти буйвола. Его длинные иссиня-чёрные волосы были собраны на затылке и стянуты кожаным ремешком. Лоб и щёки мальчика цвета спелой оливы украшал простой орнамент, нанесённый белой краской. Он глядел на Кентавра. Тёмные глаза его сверкали гневом, но лицо было непроницаемо.

– Что тебе надо от меня, чужестранец? – спросил он. – Почему ты оказался в моём шатре? Почему ты отнял у меня охоту? Если бы я убил сегодня большого буйвола – а стрела уже лежала на тетиве моего лука, когда ты меня позвал, – завтра я был бы удостоен звания Охотника. А теперь мне придётся ждать целый год. Почему ты так поступил?

Старый Кентавр смотрел на него в недоумении.

– Не хочешь ли ты сказать, что ты и есть Атрейо?

– Да, чужестранец.

– А нет ли здесь другого, взрослого опытного охотника, которого зовут этим именем?

– Нет, только меня зовут Атрейо.

Старый Цайрон снова опустился на шкуру и прошептал, тяжело дыша:

– Ребёнок! Маленький мальчик! Веления Девочки Королевы и вправду непостижимы.

Атрейо стоял неподвижно и молча ждал.

– Прости меня, Атрейо, – сказал Цайрон, с трудом подавляя своё волнение. – Я вовсе не хотел тебя обидеть, но твой возраст оказался для меня столь неожиданным, что, честно говоря, я не могу прийти в себя от изумления. Я просто не знаю, что и думать! Я всерьёз задаю себе вопрос: знала ли Девочка Королева, что она делает, когда её выбор пал на такого ребёнка, как ты? Это же сущее безумие! Но если это её сознательная воля… то… то…

Он с силой тряхнул головой.

– Нет!.. Нет!.. Знал бы я, к кому она меня посылает, я наотрез отказался бы передать тебе её поручение. Отказался бы, и всё тут!

– Какое поручение? – спросил Атрейо.

– Просто чушь какая-то! – вскричал Цайрон, не в силах больше скрывать свои чувства. – Выполнить её поручение вряд ли смог бы самый великий, самый многоопытный герой, но ты… Ведь она посылает тебя «туда, не знаю куда» искать «то, не знаю что». Никто не сможет тебе ни помочь, ни посоветовать, никому не дано предвидеть, что с тобой случится на этом пути, какие тебе предстоят испытания… И тем не менее ты должен решить сразу, не сходя с места, и сказать мне, принимаешь ты это задание или нет. Больше нельзя терять ни секунды. Я скакал десять дней и десять ночей, почти без передышки, чтобы тебя разыскать… О, теперь мне кажется – лучше бы я погиб в пути. Я так стар, силы мои на исходе… Дай мне, пожалуйста, глоток воды!

Атрейо принёс кувшин свежей ключевой воды. Кентавр стал пить жадно, большими глотками, потом отёр бороду и немного успокоился.

– Спасибо, я попил и чувствую себя лучше… Послушай, Атрейо, ты вовсе не обязан принимать это поручение. Девочка Королева не приказывает тебе, а лишь просит решить, возьмёшься ли ты за него. Я вернусь, объясню ей всё, и она наверняка найдёт кого-нибудь другого. Быть может, она просто не знает, что ты ещё совсем маленький мальчик. Она тебя, видно, с кем-то спутала… Иначе не объяснишь.

– А что за поручение?

– Найти средство вылечить Девочку Королеву, – ответил старый Кентавр, – и спасти Фантазию.

– Разве она больна? – удивился Атрейо.

Тогда Цайрон рассказал ему, что случилось с Девочкой Королевой и с какими ужасными вестями прибыли посланцы со всех концов Фантазии. Атрейо задавал всё новые и новые вопросы, Кентавр отвечал на них как мог. Это был долгий-долгий ночной разговор. И чем лучше Атрейо представлял себе, как велика беда, обрушившаяся на Фантазию, тем яснее на его прежде замкнутом лице проступало выражение растерянности и смятения.

– И обо всём этом я ничего не знал, – пробормотал он, с трудом разжимая побелевшие губы.

Сурово насупившись, Цайрон серьёзно и озабоченно глядел на мальчика из-под седых мохнатых бровей.

– Зато теперь ты знаешь всё. Неудивительно, что я был потрясён, увидев тебя. Но Девочка Королева назвала твоё имя и ничьё другое. «Отправляйся в путь, – приказала она мне, – и разыщи Атрейо. Только на него одного я возлагаю все надежды. Спроси, готов ли он на Великий Поиск ради меня и ради судьбы Фантазии». Так она сказала. Мне неведомо, почему её выбор пал именно на тебя. Быть может, только маленький мальчик вроде тебя и может справиться с такой немыслимой задачей. Как знать… Но я тут бессилен и не могу тебе ничего посоветовать.

Атрейо сидел, низко опустив голову, и молчал. Он понимал, что это испытание куда более серьёзное, чем охота на красного буйвола. Даже самому великому охотнику и лучшему следопыту оно могло бы оказаться не под силу. А ему и подавно.

– Ну, – после долгого молчания тихо спросил старый Кентавр. – Ты готов?

Атрейо поднял голову и поглядел ему в глаза.

– Готов, – сказал он твёрдо.

Цайрон кивнул, снял с себя золотой Амулет и надел его на шею Атрейо.

– ОРИН даст тебе великую власть, – сказал он торжественно, – но ты не должен ею пользоваться. Ведь и Девочка Королева никогда не пользуется своей властью. ОРИН будет тебя вести и защищать, но сам ты не должен ни во что вмешиваться, что бы ни увидел. Ибо отныне, с этой минуты, твоё личное мнение уже ровным счётом ничего не значит. Поэтому ты и отправишься в путь без оружия. Не мешай свершаться тому, что свершается. Ты должен бесстрастно взирать на добро и зло, на красоту и уродство, на мудрость и глупость, всё это для тебя отныне едино, как оно едино в глазах Девочки Королевы. Ты можешь только искать и спрашивать, но ни о чём не судить по своему разумению. Никогда не забывай об этом, Атрейо.

– ОРИН! – почтительно прошептал мальчик. – Я хочу оказаться достойным Знака Власти. Когда мне отправляться в путь?

– Немедленно, – ответил Цайрон. – Никто не знает, сколько продлится твой Великий Поиск. Возможно, что важен каждый час… Попрощайся с родителями, братьями, сёстрами и иди.

– У меня никого нет, – ответил Атрейо. – Моих родителей растоптал буйвол вскоре после моего рождения.

– Кто же тебя воспитал?

– Все женщины и мужчины нашего племени. Поэтому они и назвали меня Атрейо. В переводе на Великий Язык это значит: «Сын всех».

Никто не мог бы понять это лучше Бастиана, хотя отец его, как мы знаем, был жив. А вот у Атрейо не было ни отца, ни матери. Зато Атрейо был воспитан всеми мужчинами и женщинами племени, он был «Сыном всех», тогда как у него, у Бастиана, и вправду не было никого, и был он, по сути, «Ничьим сыном». И всё же Бастиан был рад, что, пусть хоть в этом, у него нашлось что-то общее с Атрейо, потому что во всём другом он совсем на него не походил: он не обладал ни его мужеством, ни его решимостью, да и обликом был совсем другой. Но теперь и Бастиан ступил на тропу Великого Поиска и тоже не знал, куда она его приведёт и чем всё это кончится.

– Тогда отправляйся, ни с кем не простившись, – сказал старый Кентавр. – Я останусь здесь и всё им объясню.

Лицо Атрейо, казалось, стало ещё темнее и жёстче.

– Откуда мне начать Поиск? – спросил мальчик.

– Отовсюду и ниоткуда, – ответил Кентавр. – Отныне ты один, и никто не может давать тебе советы. И так будет до конца Великого Поиска, чем бы он ни закончился.

Атрейо кивнул.

– Прощай, Цайрон!

– Прощай, Атрейо! Удачи тебе.

Мальчик повернулся, чтобы выйти из шатра, но Кентавр окликнул его. Когда они оказались лицом к лицу, старик положил мальчику руки на плечи, поглядел ему в глаза, улыбнулся и медленно произнёс:

– Мне кажется, я начинаю понимать, почему выбор Девочки Королевы пал на тебя, Атрейо.

Мальчик чуть наклонил голову, потом быстро вышел.

Перед шатром стоял его конь Артакс – в яблоках, коротконогий и малорослый, как дикая лошадь, но не было в тех краях коня быстрее его и выносливей. Скакун стоял взнузданный, под седлом, как его оставил Атрейо, когда примчался с охоты.

– Артакс, – прошептал мальчик и потрепал коня по шее, – нам пора в путь. В далёкий-далёкий путь. Никто не знает, когда мы вернёмся, да и вернёмся ли вообще.

Конь склонил голову и тихо фыркнул.

– Да, Господин, – сказал он. – А как же твоя охота?

– Мы отправляемся на куда более важную охоту, – ответил Атрейо и вскочил в седло.

– Стой, – фыркнул Артакс, – ты забыл взять оружие… Мы что, едем без лука и стрел?

– Да, – ответил Атрейо. – Видишь, у меня на шее Знак Власти? Мне нельзя быть вооружённым.

– И‑го-го! – заржал конь. – А куда мы поскачем?

– Куда хочешь, Артакс, – ответил Атрейо. – С этого мгновения мы с тобою в Великом Поиске.

Они ускакали, и ночная тьма поглотила их.

А в это время совсем в другой стороне Фантазии происходило то, о чём не имели понятия не только Атрейо и Артакс, но даже и сам Цайрон.

Далеко-далеко, на пустоши, ночная мгла постепенно собралась в громадный сгусток тьмы, похожей на тень. Казалось, что мгла, всё больше сгущаясь, превращается в могучую чёрную фигуру, различимую даже в этой кромешной тьме. Очертания фигуры не стали ещё чёткими, но было видно, что она стоит на четырёх лапах, а в глазах на огромной лохматой башке вспыхивает зелёное пламя. Тварь эта подняла морду вверх и застыла, будто к чему-то принюхиваясь. Так она стояла долго-долго, но в конце концов всё же учуяла след, потому что издала вдруг громогласный, торжествующий клич.

И тут же она сорвалась с места и помчалась. Длинными прыжками, бесшумная, как тень, неслась эта чёрная громадина в ночи, не освещённой даже звёздами.

На башенных часах пробило одиннадцать. Началась большая перемена. До Бастиана донеслись снизу из коридора крики ребят, выбегающих на школьный двор. Он всё ещё сидел на спортивных матах, поджав ноги, и тут вдруг почувствовал, что отсидел их. Да уж, кем-кем, а индейцем он не был! Он встал, вынул из сумки бутерброд и яблоко и начал тихонько бродить по чердаку взад и вперёд. Пятки закололо тысячами иголочек, боль постепенно стихала, ноги начали отходить.

Бастиан взобрался на «козла» и уселся верхом. Он представил себе, что он – Атрейо и скачет в ночной тьме на Артаксе. Он подался вперёд, как бы прижимаясь к шее своего коня.

– Но-о, Артакс! Но-о! Скачи!..

Но тут же он перепугался. Ведь громко кричать было так неосторожно. А вдруг его кто-нибудь услышал? Некоторое время он в страхе прислушивался к звукам внизу, однако ничего, кроме многоголосого крика во дворе, до него не долетало.

Бастиан в смущении слез с «козла». Право же, он ведёт себя как ребёнок.

Он развернул бутерброд и стал тереть яблоко о штаны, пока оно не заблестело, как полированное. Он готов был уже впиться в него зубами, но тут вдруг опомнился.

– Нет, – сказал он вслух самому себе. – Еду надо беречь. Кто знает, сколько ещё дней придётся обходиться этим запасом.

С тяжёлым сердцем завернул он бутерброд в бумагу и вместе с яблоком сунул в сумку. Горько вздохнув, он сел на маты и снова взялся за книгу.

Загрузка...