Белая весна

Глава 4. Или сердце свое горючее? Или в землю стучалась дремучую?

Рисковать и брать Сарск с налета?

Валежный не готов был так поступить. В его армии каждый человек ценнее золота. Обстрелянный, обученный, спаянный с остальными… положит сейчас людей – где других брать?

Новобранцы? Добровольцы?

Глупо. Пусть освобожденцы сгоняют к себе в армию всякий сброд, Валежный так не поступит. Пусть будет меньше, но лучше.

А потому…

Наступать он собирался с южного направления. Просто у него есть три бронепоезда, чтобы поддержать пехоту огнем, вот и…

А Сарск защитили хорошо, пренебрегать нельзя ничем.

Если бы хоть флот был… но мимо Ас-Дархана не пройдешь, а там тоже освобожденцы. Удастся ли Логинову взять этот город?

Алексееву Валежный приказал идти на соединение с Логиновым, себя-то он знал, а вот там… там ни один человек лишним не окажется.

В ночь на двадцатое февраля Валежный приказал начинать наступление.

В старом храме молился священник.

Храме?

Да, раньше тут был храм. Правда, не Творца, а Хеллы, но какое это имеет значение? Церковь не уничтожала старые капища. Она их прятала, использовала в своих целях, вот и здесь – капище Хеллы, одно из старых, подземное еще…

Когда культ Хеллы начали потихоньку запрещать и давить, ее приверженцы не стали воевать. Они просеялись сквозь пальцы, словно песок, – и ушли. Говорили, что они есть везде, что даже императорская семья… старик в это не верил.

Творец над всем, это ясно. А Хелла…

Древнее заблуждение.

Но сейчас неожиданно пригодившееся.

Когда в Сарск пришли освобожденцы, первое, что они сделали, – закрыли храмы. Второе – принялись арестовывать священников.

Третье…

Творец, прими их души, они мучениками за веру пошли к престолу твоему.

Старый епископ уцелел чудом. Казалось бы, ничего особенного, но… у него была забавная привычка. Иногда – может, раз в год, может, два раза – ходить на лыжах. Что, раз епископ, то уже и не человек? Так-то времени не было, и возраст, и болезни, и обязанности – да мало ли причин? Но пару раз в год… хотя бы один раз, это обязательно. Надеть простую куртку и штаны, встать на лыжи, оттолкнуться палками – и по полям. И смотреть, как искрится в лучах рассвета снег. Сначала сизый, а потом пронзительно-белый, хрустальный, алмазный, пронизанный солнцем…

Смотреть на заснеженные деревья, снять губами иней с хрупкой березовой веточки, посидеть на поваленном дереве, сделать пару глотков вина из фляжки, не ради опьянения, скорее как дополнение к этому дню. И закусить самым простецким бутербродом. Горбушка хлеба, ломтик сала, лепесток лука.

Пусть не подобает.

Но если даже раз в год не отпускать себя на свободу? Как жить-то? Это ведь не грех, просто непривычно. И слишком интимно, чтобы звать кого-то с собой.

Конечно, он никого из братии с собой не брал и не звал. Это было только для одного. Только его день, день между ним и Творцом, и не стоит вмешивать в эти отношения кого-то еще.

В этот раз его нашли.

Послушник, Антошка.

– Владыка!!!

Мальчишка бежал без всяких лыж, высоко вздымая облака снега. Растрепанный, без шапки, раскрасневшийся от бега.

– С ума сошел?! – по-отечески поинтересовался епископ, снимая теплый шарф и укутывая глупого мальчишку. Простынет ведь…

Но кровь похолодела в жилах у епископа.

Творец берег его.

И увел из монастыря в тот день, когда пришли ОНИ. Чудовища, иначе и не скажешь. В детстве епископу, тогда еще просто Даньке, рассказывали страшную сказку, мол, и так бывает. Вроде как обычный человек, и выглядит как человек, и ходит, разговаривает, а внутри у него сидит чудовище. И кровь человеческую пьет…

В тот день страшные сказки оказались правдой.

Когда они добрались до монастыря, все было кончено. Уже не было освобожденцев, остались только черные тела на белом снегу и алая кровь. Их просто расстреляли.

Всех.

Вывели и дали залп из ружей. Не слушали, не разговаривали – о чем? Просто убивали. Монахов, послушников, трудников…

За что?

Творец до сих пор не дал ответа.

Епископ помнил, как копал яму, как стаскивал в нее каменно тяжелые тела… на это потребовалось бы несколько недель старику да мальчишке, но монастырь стоял рядом с селом. Миряне пришли на помощь, а Даниил больше не возвращался в монастырь. Нашел себе прибежище в старом капище.

Он пошел бы в Сарск, умолял, увещевал, был бы убит, но стеной встал Антошка, стеной встали другие крестьяне… ругались, просили…

Даниил сдался.

Он жил и ждал… чего?

Он не знал.

Но молился что было сил.

За тех, кого Творец лишил разума. За тех, кому не повезло оказаться в адском котле.

За тех, кто придет…

Должен ведь кто-то прийти? Должно это безумие прекратиться? Правда?

Доходили новости – страшные, жуткие. Что казнена императорская семья, что люди воюют между собой, что…

Даниил даже верить такому не мог.

Вот когда она сбылась – детская сказочка, вот как отозвалась.

Жутко…

А с утра загремели выстрелы, и Даниил понял, что произошло… нечто.

Валежный. Антон Андреевич.

Это имя повторяли многие, знали, что он идет на Сарск. И если Творец будет милостив… Даниил молился за человека, который сможет прекратить это безумие… молился, пока по стенам не пополз иней.

Иней? Откуда?!

Треснула, рассыпаясь в щепки, икона.

– Это уже наглость – звать другого бога в моем храме.

Голос ледяной, звонкий, словно сосульки с крыши падают. И лицо… чудовищное совершенство? Или совершенное чудовище?

– Сгинь, рассыпься! Да расточатся враги его!!!

Хелла, а это была именно она, рассмеялась еще раз, и старый священник едва не обмочился. От ужаса. Страха даже не смерти, нет. Этот смех обещал нечто худшее…

– Слуга, ты звал, и тебя услышали. Скажи тем, кто придет, что императорская кровь жива. И скоро она будет в Сарске.

И – тишина.

Даниил смотрел широко раскрытыми глазами – и не мог поверить.

Было?

Не было?

Было… иначе откуда сломанная, словно бы расколотая, икона, откуда иней, кружевной занавесью закрывший все стены. Он медленно таял, но память о словах чудовища не исчезала.

Императорская кровь – жива?!

Творец, благодарю тебя!!!

Есть шанс!!!

Есть шанс прекратить это безумие!!!

Если бы иней не растаял сам, то жар молитвы его точно растопил бы. Впервые за эти чудовищные дни старик получил надежду.

А что от Хеллы…

Он бы и на гадюку сейчас согласился, не то что на богиню. А орудия все гремели и гремели. Бой приближался.

Корпус Улаева, приданные ему бронепоезда и бронеавтомобили получили приказ атаковать Сарск с юга. Вдоль железной дороги.

Вторая часть войск должна была отрезать освобожденцам дорогу на север. Чтобы не сбежали… вдоль Вольной.

Когда рассвело, Салам Амирович Улаев бросил людей в атаку.

Это было жуткое зрелище. Первыми пошли бронеавтомобили. Они переваливались через наспех выстроенные заграждения, ломали доски, словно спички, рвали колючую проволоку, а уж следом за ними шла пехота.

Шла, стреляя во все, что движется.

Они не надеялись уцелеть, они шли умирать.

Сам Улаев возглавлял наступление. Ему говорили, его пытались остановить… бесполезно. Семья генерала была в Звенигороде. Что с ними?

Неизвестно…

Душа мужчины просила крови. И освобожденцы щедро заливали ею траншеи.

Падали под огнем из бронеавтомобилей… да, у них на позициях были и пулеметы, и ружья, но…

Броня была непробиваема. А что ты сделаешь с этим чудовищем, которое едет прямо на тебя… вот именно на тебя, и сейчас раздавит… и пули свистят у виска, и черные флаги, черные мундиры надвигаются неудержимой волной…

Не прошло и часа, как первая линия обороны дрогнула. И устремилась к Сарску, повергая в панику своих товарищей по второй линии обороны. Солдаты Улаева зачистили окопы от последних героев и чуточку перевели дух.

Ненадолго.

Следовало идти дальше.

Бронепоезда пока не могли поддержать огнем свои позиции. У освобожденцев были проблемы.

Три поезда – это немного. Но если люди, которые в них находятся, не думают о своей жизни…

Они не думали. Они хотели забрать с собой врага.

Пока еще они вплотную не сходились в бою, для поездов это достаточно сложный процесс. Но Валежный и не хотел устраивать поединки.

Нельзя.

Его бронепоезда должны были показаться, отвлечь врага, а основным оружием стали те же бронеавтомобили.

Пока освобожденцы отвлеклись на приближающиеся поезда, бронеавтомобили попытались подобраться вплотную – и это им удалось! Почти всем, один автомобиль все же подбили, и коробка грустно догорала на поле боя. А вот остальные…

Бронепоезд и бронеавтомобиль? Несравнимо?

Это верно. Но в том-то и дело, что вблизи, когда бронеавтомобиль под боком, орудия бронепоезда ему уже не страшны. Они просто не приспособлены обстреливать нечто, находящееся рядом. А пулеметы… на то и броня. Да и ответить есть чем.

А еще…

Бронеавтомобили движутся – везде. Бронепоезда только по рельсам. И если эти рельсы расстрелять, то поезд никуда не денется. Что и требовалось.

Два бронепоезда верно оценили ситуацию – и предпочли удрать. Еще два остались – на свою голову. Из бронеавтомобилей попросту расстреляли паровозы. А потом, когда поезд остался без машиниста, потерял подвижность и не смог сдвинуться с места, на приступ, опять же, под прикрытием автомобилей, пошла пехота. Не прошло и двух часов, как бронепоезда были зачищены от освобожденцев. Попавших в плен не было.

Раненых не было.

Улаев лично распорядился не брать живым никого. Пусть хоть что кричат… собаке – собачья смерть. И солдаты не стали спорить с генералом. Так проще…

Полдень.

Валежный ждал новостей.

Сражаться тяжело?

А отправлять других на смерть и ждать? Ждать часами, ждать, пока другие складывают головы, – это легко?

Ждать вестей… хороших? Плохих? Считать людские жизни, как костяшки на счетах… но в очередной раз Улаев не подвел.

Два бронепоезда захвачены, освобожденцы бегут… что ж! Покровскому – наступать вдоль Вольной.

А Валежному – ждать. Снова и снова…

Два часа дня.

Покровский никак не может прорвать оборону. Идет артподготовка, позиции освобожденцев щедро поливаются свинцом, но пока еще защитники Сарска держатся.

Пока…

Три часа дня.

Покровский отброшен. Ненадолго.

Не такой человек Константин, чтобы остановиться после первой же неудачи. И снова – вперед!

Ломится, словно кабан сквозь камыши, не щадя ни себя, ни врага.

Три часа.

Линия обороны прорвана, Покровский взял восемь орудий, пять тысяч пленных…

Четыре часа.

Улаев опять пошел в наступление.

Наплевал на все, на усталость людей, на нехватку боеприпасов…

Экипажи бронеавтомобилей изнемогают, но держатся. Из последних сил…

В железном чреве бронированного монстра адская температура, больше сорока градусов жары, от стрельбы корпуса накалились так, что под ними плавится снег. А ведь экипаж должен быть одет в кожаные куртки – мало ли, вдруг автомобиль загорится. Так есть шанс выскочить… более-менее целым.

Мало того, внутрь автомобиля идет бензиновая вонь, углекислый газ, дышать просто невозможно, но и не откроешь дверь, не выглянешь…

Два-три часа в таких условиях, и экипаж надо менять. А не на кого.

И на этих-то не рассчитывали, собирали с бору по сосенке, кого найдут! Чтобы не угробили технику в первом же бою.

Пока получалось, но какой адской ценой!

Шесть часов вечера.

Люди утомлены и буквально падают на месте. Но освобожденцы отброшены со всех позиций. Сейчас они держатся только за Звенигород. Кажется, надавить еще чуть-чуть – и все получится.

Получится ли?

Покровский решил оставить это на усмотрение командира, а пока встать на отдых. Пусть люди хоть чуточку передохнут…

Они падали.

Прямо в горячий снег…

Да, бывает и такой. Когда он просто не успевает таять… спустя пару секунд это будет просто жидкая грязь, но пока…

Люди опускались, где стояли.

Хотя бы пара минут передышки. Пара минут…

Потом они встанут, потом они позаботятся о раненых, о себе, потом будут искать врачей, потом…

Все потом.

Минута – вдохнуть воздух, сгрести ладонью грязный снег, поднести к губам, жадно сглотнуть и понять.

Живы.

Они еще живы…

– Молодец, какой же молодец! Но надо развивать успех!

Валежный понимал это. А еще…

Смогут ли люди? Они ведь не железные… Это не техника, да и той отдых нужен. Поэтому генерал махнул рукой и отправился сам осматривать позиции.

Улаев встретил его на подъезде:

– Тор Валежный…

– Не тянись, Салам Амирович! Ни к чему… спасибо тебе, брат! Спасибо…

На глазах у всех Валежный крепко обнял… соратника?

Нет, уже друга. Который и позиции взял, и людей сохранить постарался. Своих.

Пленных же? В расход. Валежный не собирался жалеть освобожденцев, Улаев тем более.

– Такие вот дела…

– Еще один приступ люди выдержат?

– Не знаю.

– Надо выдержать…

Валежный понимал, что это бесчеловечно. Что он просто загоняет солдат. Но…

Если дать сейчас освобожденцам закрепиться, отдышаться… потом будет хуже. Сложнее. Сейчас и они на пределе, но и освобожденцам… словно врач – пациента, Валежный чувствовал фронт. Понимал, что один хороший удар – и враги дрогнут. Побегут…

Но выдержат ли солдаты?

Выбора не было.

Валежный посмотрел на Улаева:

– Приказываю. Сделать еще одно усилие и прорвать фронт.

– У нас броневики не на ходу, – сделал попытку отвертеться Улаев.

Куда там!

Валежный лично отправился в лазарет, в котором и отлеживались солдаты. Раненых среди них не было, но с того не сильно легче. Тут и тошнота, и головокружение… и вообще, толку с водителя, который сам-то ровно встать не может! Куда ему броневик вести?

С трудом набрали один экипаж.

Шесть вечера.

Войска Улаева отправились на штурм Сарска.

Медленно пошли вперед три бронепоезда Валежного, медленно потому, что перед ними проверяли дорогу, опасаясь мины…

А вот стреляли они метко.

Пополз вперед единственный бронеавтомобиль.

Поднялась в атаку пехота.

И освобожденцы дрогнули.

Никакие лозунги не заменят выучки. Да и умирать им не хотелось, и усталость была сильная, и… если Валежный позаботился о тылах, о горячей пище, которой обеспечили уставших людей, то в Сарске ничего этого не было.

Там было плохо с продуктами. Для Комитета – конечно, дело другое. А для простых солдат чего тратиться? И так сойдет…

Сработал и второй фактор.

Видя, как надвигаются бронепоезда, Комитет Освобождения разумно решил, что надо бы… съездить на прогулку.

Совершить тактическое отступление.

Не рисковать жизнями без надобности.

И вся верхушка эвакуировалась. А солдата не уговоришь умирать, когда генерал убегает так, что подошвы у сапог отлетают. Нет, не уговоришь…

– Васька, смотри!

– Чаво?

– Таво…

Петруха показывал другу на позиции врага. Ух, контра недобитая! Давили мы вас, давили, а все не впрок. Все одно явились, сволочи…

Так вот оно было, вечор глава Комитета проехал по позициям, а солдатам потом обращение зачитали. Петруха запомнил плохо, но понял все.

А чего ж тут непонятного?

Только анператора с его мироедами скинули, как их взад возвернуть хотят! Ничего! Их, поди-ка, втрое меньше, и оборужены они хуже… надо просто первый натиск выдержать. А там уж контры сами побегут.

Гладко было в воззвании.

А вот когда бронеавтомобиль едет прямо на тебя…

И когда стреляют из пулемета, поливая траншею ливнем свинца, когда рядом с тобой падает товарищ Фролка… из одной деревни были…

Петруха испугался.

А кто бы на его месте – не?! Чай, глава Комитета с ним тут не стоит! У себя сидит, какаву кушает! В чистеньком кабинетике. А не тут, по колено в грязи, в крови…

Так что Петруха побежал.

А чего? Все побежали, и он побежал… но тут-то они хорошо стоят?

Отсюда их не выбьют?

А поезда шли вперед. И постепенно, наращивая мощность, загремели страшные пушки…

Петруха даже и не понял, когда он умер. Просто споткнулся – и все потемнело. Еще одна жертва бессмысленной братоубийственной войны.

Около полуночи армия Валежного вошла в город.

Добыча оказалась богатой.

Валежному достались два бронепоезда, помимо уже захваченных. Семьдесят пушек, несколько сотен пулеметов, больше сотни паровозов, а вагонов…

Навскидку их было больше десяти тысяч.

И – нет, не только пустых пассажирских.

Для себя освобожденцы и зерно придерживали, и крупы… сволочи!

Впрочем, Валежный тоже не торопился все раздавать, отлично понимая, что в городе предстоит налаживать нормальную жизнь. И сколько времени это еще займет?

Ох, много…

В эту ночь он спал спокойно.

Пусть всего четыре часа, но сон его был глубок и крепок. Сон победителя.

Он не стрелял из пушки, он не шел в атаку на вражеские позиции, но никто и не знает, что он сегодня пережил. Умирать самому легко, миг – и тебя уже нет. Отправлять на смерть других намного тяжелее.

Понимать, что от тебя зависит судьба миллионов людей…

Выдержат ли такое плечи?

На рассвете Валежного разбудил денщик:

– Антон Андреич, просыпайтесь…

– Чего тебе, Силантий?

Просыпаться не хотелось. Валежный ворчал, отчетливо понимая, что сейчас встанет и пойдет разгребать дела…

– Так батюшка пришел. Цельный епископ, значит. На коленях стоит, умоляет разрешить ему службу провести.

Валежного из кровати аж подбросило.

– Чего ты ждешь, олух?! Сюда веди!

Воцерковленным Антон Андреевич никогда не был. Сложно испытывать уважение к церкви, находясь при дворе. Если кто Синод видел, слышал…

Ей-ей, Валежному их иногда хотелось крысиным ядом засыпать. И не факт, что подействует! Неужели Творец не видит, какая грязь скопилась в Его храмах? Или так всегда? В супе наверх всплывает грязная пена?

Наверное…

А вот верующим Валежный при этом был. Понятно же, что мир сотворен Творцом, что человек сотворен Творцом, что мы его дети… что тут такого удивительного? И чтить Творца нужно.

Только вот…

Полковой священник, отец Георгий, погиб. Геройский батюшка был, под огонь лез, чтобы раненым помочь, ну и не уберегся. Солдаты горевали, Антону тоже грустно было. Но найти нового?

Освобожденцы особенно жестоко относились к священникам. Могли дворян не расстрелять, но священников не отпускали никогда.

Почему бы?

Четкого приказа от Пламенного не было. Не было выпущено никакой бумаги, не было указа. Но…

Их убивали. Монастыри сжигали. Тем, кто собирается править телами и душами людей, конкуренты не нужны. Все просто.

А тут…

Валежный быстро одевался – хоть и генерал, но не безрукий же! Не прошло и десяти минут, как в палатку шагнул старик лет шестидесяти.

– Епископ Сарский Даниил, – коротко представился он.

– Благословите, владыко, – выдохнул Валежный.

Не важно, что священник одет не в рясу, а в простые штаны и тулуп.

Не важно, что он давно не стрижен и откровенно… попахивает. Ванную-то в старом храме никто не устроил.

Но его глаза…

Они прямо-таки сияли нездешним светом. И становилось понятно, что епископ не лжет.

– Будь благословен, чадо, во имя Его. Попроси собрать людей, я проведу службу. Во имя тех, кто защищает родную землю…

Конечно, Валежный распорядился.

И на службе присутствовал.

И к причастию подошел, и исповедался, как все…

Страшное рассказывал епископ. Служил – и плакал. Плакал о тех, кто не дождался, кто не успел…

Он остался при войске. А Валежного ждали дела.

И дела эти были жуткими.

Город оказался в ужасном состоянии. Все население, враждебное идеям Освобождения, то есть практически все состоятельное, образованное, дворянское население было истреблено. Практически все.

Часть дам оставили для личного употребления.

Трупы скидывались в овраг за городом. Хоронить всяких высокородных?

Пусть гниют!

Человеческое отношение? Нет, не слышали.

Когда епископ рассказывал, как расстреливали монахов, как врывались толпой в дома, убивали, грабили, насиловали, он плакал. Слезы текли, и мужчина не утирал их.

Валежный и сам заплакал бы.

Но – нельзя. Если не он, то кто почистит эти конюшни? Или точнее – свинюшни. Все улицы города были завалены мусором. Просто – все.

Раздор, разруха, кошмарное зрелище…

Валежный сжимал кулаки и клялся, что повесит всех освобожденцев кверх ногами. Пламенного – особенно. Снимет, даст отдышаться – и опять повесит. Не будет мразям легкой смерти.

Не будет!!!

Люди выходили на улицы.

Они не кричали, не кидали вверх шапки. Они молча стояли и смотрели. Многие плакали. И столько счастья было в их глазах.

Столько доверия…

Вы пришли!

Вы – пришли!!!

Валежный не сразу заметил, что епископ хочет о чем-то с ним поговорить. О чем бы?

Но молчал. Не стал спрашивать. Сам скажет… и Даниил действительно не утерпел.

– Тор генерал, мне бы на пару слов… знаю, что не поверите, а все же…

– Слушаю?

Даниил огляделся по сторонам. Да уж, такое человеку скажешь, так пальцем у виска повертит. Но и не сказать нельзя.

– Я молился перед вашим приходом. Когда загремели орудия, я молился за вашу победу.

Валежный вежливо слушал. Спасибо, конечно, за молитву, может, и она помогла. Кто чем может…

– И мне было видение. Ко мне явилась владычица.

– Владычица?

– Хелла, – тихо сказал епископ. – Владычица льда…

Валежный кивнул.

Да, и так ее называли. Бывало. И молились ей, тоже случалось. Он знал и никогда в войсках не пресекал – зачем? Кому Творец, кому еще что… если солдат знает, с какой стороны у винтовки штык, пусть хоть козе молится. Генерал на это внимания не обратит.

Все мы дети Творца.

– Я не думал… она сказала мне, что императорская кровь – жива.

Валежного словно плетью хлестнули.

– ЧТО?!

От Изюмского он получал определенные сведения, но там все было зыбко, расплывчато, то ли да, то ли нет… без подтверждений. А тут…

– Императорская кровь жива. И скоро будет здесь. Надо полагать – в Сарске.

Валежный едва не спросил, уверен ли епископ. Потом понял, что вопрос дурацкий. Понятное дело, не думал бы – не сказал. А уж как эта информация согласуется с той, что есть у него…

Отлично она согласуется. Осталось организовать фильтр, чтобы поймать… да. Будущую императрицу.

Любой идее нужно знамя. У освобожденцев, как Валежный ни мечтал пристрелить Пламенного, такое знамя было. Умный, талантливый, харизматичный лидер, умело зажигающий толпу. А вот у них…

Разобщение. Вот в чем их беда.

У них не одна голова, их несколько. Он сам, Логинов, Алексеев, казаки, свободные отряды… да много всего.

Будет знамя – будет все остальное. Но…

А если эта императорская дочь окажется такой же, как Петер?

А, плевать!

У императора не было сыновей, а дочери… дочь можно выдать замуж! Сам Валежный был давно и счастливо женат, но неужели никого не найдется? И замуж выдадим, и коронуем…

Что сама будущая императрица об этом подумает?

А вот это Валежного не волновало. Ни в малейшей степени. У него страна, у него беда, а он думать будет? О бабских чувствах?

Идите вы… жамы! В книжную лавку за романами! А у него работы – не разгрести.

– Аня…

Кира вошла подозрительно тихая и умилительная. Анна оторвалась от комнатного растения, за которым как раз ухаживала, и прищурилась.

– Что случилось?

– Почему сразу что-то должно случиться?

Понятно. Комнатным растениям придется подождать. Анна взяла на себя еще и эту обязанность – ее учили. И теперь удобряла, пересаживала, опрыскивала… Гошка с удовольствием помогал маме.

Вот и сейчас они пересаживали очень симпатичный кактус. Гошка как раз за горшком ушел, а Аня землю готовила.

– Кира, я тебя люблю, но…

Девушка умилительно надула губы.

– Ань, поможешь?

– С чем?

Действительность превзошла худшие ожидания Анны. У девочки намечалось свидание с Витей!!! С тем самым безмозглым мажором! И Кира хотела, чтобы Аня помогла ей одеться. Накраситься. А еще…

Уговорить отца отпустить ее на свидание.

Борису Викторовичу очень не нравилась сама идея свиданий, на которые будет ходить его несовершеннолетняя дочь. А уж как ему не нравился Витя!!!

Кира надула губы и пошла к Анне. Анна схватилась за голову.

Допустим, она была согласна с Кирой. Такой опыт тоже нужен. А как еще повзрослеть? Понятно, свидание должно проходить под контролем, чтобы в любой момент кто-то пришел на помощь, но…

Анна подозревала, что тут коса найдет на камень.

Как вариант, Борис Викторович предложит Анне пойти с девушкой в качестве дуэньи. И либо она испортит отношения с Кирой, либо с ее отцом.

Срочно требовался третий вариант. Причем такой, в котором можно было бы показать всю тупость, ограниченность и нелепость означенного мажора.

Анна задумалась, постучала ногтями по цветочному горшку, а потом ей на помощь пришла память Яны.

– Кирюша, солнце мое, а если начать с малого?

– С чего именно?

– Вот смотри, ты хочешь встречаться с Витей. Так, чтобы не раздражать папу. А папа хочет, чтобы ты была под присмотром во время этих свиданий.

– Ну да… только как это совместить?

– Клуб. У нас в городе есть клуб «Скалолазка». Сообразила?

Кира посмотрела на Аню. Подумала минуту, прокручивая в своей голове варианты. И с диким воплем едва не снесла стол:

– Анечка!!! Ты – ЧУДО!!!

– Спокойно, я хочу быть живым чудом.

– Ты – МОЕ ЧУДО!!!

И Кира умчалась к отцу.

Аня довольно улыбнулась и пошла мыть руки. Кактус придется пересадить позднее, чует ее сердце. Скоро ей придется отправляться к работодателю.

Сказать, что Борис Викторович был доволен? Это значило злостно преуменьшить его ощущения. С тех пор как он нанял для Киры гувернантку, его жизнь стала…

Да чудесной она стала, если честно!

Понятно, на работе бывало всякое. Тут и стрессы, и нервы, и скандалы, но дома! Любой воз можно потянуть, если у тебя есть надежный, крепкий тыл. Пока мать была жива, Боря был спокоен.

Дома порядок, Кира присмотрена, все хорошо. Но стоило матери умереть, как началось… отбилась от рук дочь, начался беспорядок в доме, Роза Ильинична все же хозяйкой не была… не такой, как мать…

Когда пришла Анна, он не ждал от нее многого. Пусть хоть какое-то время продержится, а там он новую гувернантку найдет. Из Москвы, с рекомендациями… Уже на сайтах смотрел.

Не понадобилось.

Кира внезапно притихла. Успокоилась, перестала походить на папуаса в боевой раскраске, начала более-менее нормально общаться с отцом. Боря решил подождать, посмотреть, что будет дальше.

И был вознагражден вкуснейшей стряпней Анны. Как оказалось, у милой девушки не просто кулинарный талант… с точки зрения желудка там речь шла о гении. Признанном единогласно.

Вы битую говядину не пробовали? С грибным соусом? Сальник с телячьей печенкой? Цыплят под соусом с крыжовником? Сыр сладкий малиновый, холодец из вишен…

Да от одних воспоминаний как бы слюной документы не закапать…

Потом с облегчением вздохнула Роза Ильинична. Ее могли не послушаться. Привезти что-то не то, поспорить, поругаться, поворчать…

С Анной это было невозможно. Мигом уменьшились расходы на домашнее хозяйство.

Потом комнаты стали чище, простыни и подушки запахли лавандой и мятой, причем не химическими отдушками, а натуральными травами, Боря точно знал, он с той химии чихал не переставая. Сами собой отчистились ковры, подклеились и обновились обои, постирались шторы…

Сам бы он мог и не заметить. Но Роза Ильинична Анну нахваливала, не закрывая рта.

Анна вроде бы ничего и не делала. Вообще… А Новый год?

Можно подумать, он не понял, кто сделал из его маленькой девочки королеву вечера, кто научил ее, кто натаскал, кто… да, Кира взрослела рядом с Анной. И становилась немножечко другой. Боря чувствовал инаковость гувернантки, но в чем она заключается, сформулировать не мог. И в то же время…

Он ловил себя на мысли, что ищет Анну глазами.

Что радуется, когда Кира по вечерам выбегает ему навстречу и бросается на шею, а Анна выходит вслед за ней и улыбается.

Что ему нравится общаться с Гошкой. А собирать с ним свежекупленную железную дорогу – вообще восторг. И ворчание Анны совершенно не раздражает.

Как будто они… семья?

Но семьей он должен быть с Лизой! Она красивая, умная, статусная, она будет хорошей женой и матерью его детей, она дочь его давнего делового партнера, она…

Она не впишется в эту картину мира. Все разрушит и сломает. Именно поэтому Боря предпочитал последнее время встречаться с ней в городе, водил ее по ресторанам, по модным клубам, но не приглашал домой.

Не мог.

Не хотел?

Сам не знал ответа…

В дверь кабинета тихо постучали.

– Войдите, – откликнулся он. И точно знал – Анна.

Анна вошла с улыбкой, принесла с собой запах лимона и мяты, улыбнулась.

– Борис Викторович, добрый день.

– Здравствуйте, Анна.

– Борис Викторович, у меня к вам серьезный разговор.

– Слушаю. Да вы присаживайтесь, может, вам что-то налить?

– Тоник, – выбрала Анна. – Просто, без всего.

Горьковатый хинный привкус ей нравился, и портить его алкоголем девушка совершенно не хотела.

Боря послушно плеснул в стакан прозрачную жидкость, добавил льда из маленького бара.

– Прошу.

– Спасибо. – Анна коснулась губами ободка бокала, вскинула глаза. Сделала маленький глоток, улыбнулась.

– Кира влюбилась.

– Что?!

– И, боюсь, в совершенно неподходящего парня. Ее одноклассник, некий Виктор, фамилии не знаю.

– Сорокин?

Анна пожала плечами:

– Возможно. Кира упоминала, что его отец бизнесмен, а парня перевели в ее школу только в этом году.

– Тогда точно Сорокин.

Очень хотелось материться. Нельзя. То есть можно, но в присутствии Анны матерщина как-то не шла с языка.

– Кира ничего приличнее найти не могла?

Анна развела руками:

– Не знаю. Сердцу не прикажешь. А первая любовь… это бывает очень больно.

– Особенно с таким уродом. Что вы предлагаете?

Анна лукаво улыбнулась. И Боря вдруг поймал себя на чисто мужской реакции. Вот как-то так у нее получилось, обычно Анна выглядела как Мэри Поппинс из детского фильма, красивая, но не сексуальная. А сейчас…

Ровно на одну секунду что-то в ней дрогнуло, исчезло – или, наоборот, проявилось. Как солнечный лучик скользнул по зеркалу. И у мужчины аж вся шерсть дыбом встала. И не только шерсть.

Всего доля секунды, но ему хватило. Да, такую женщину другим показывать страшно. Уведут! Увезут и спрячут… он и сам бы… Спрятал!

Пришлось срочно ретироваться за стол, чтобы девушка не увидела его реакцию. Так безопаснее.

Доля секунды – и снова вернулась прежняя привычная и уютная Анна.

– Я предлагаю помочь Кире разлюбить этого типа. Конечно, о серьезных встречах наедине не может быть и речи…

– Еще бы! Моя дочь ему не телка из клуба!

– Но если ей запретить, Кира только больше захочет новую игрушку. И наделает глупостей. Поэтому я прошу вас оплатить нам с Кирой два абонемента в клуб «Скалолазка».

Боря подумал пару секунд. И расплылся в широкой улыбке.

– Анна, солнышко! Четыре абонемента!

– Почему четыре? – удивилась Анна.

– А мы с Георгием не в счет?

Анна вспыхнула румянцем.

– Сыну я абонемент оплачу сама…

– Цыц! Считайте это накладными расходами. А я буду приходить время от времени.

Борис мгновенно оценил идею.

Клуб «Скалолазка» в городе не очень известен. Потому как рекламировать его не стремятся. Он не пафосный, не понтовый, не гламурный, и евроремонта там нет. Ребята вообще арендовали старый склад у завода и ремонт делали чуть ли не своими силами, знает он тех парней. Так, шапочно, но знает.

Хорошие мальчишки, сами студенты, но ведь работают! Тянутся!

Так вот.

В клубе был устроен скалодром, батутный центр, тут можно и в шариках по уши попрыгать, и на батуте, и на разных снарядах потренироваться, и по веревкам-канатам полазить…

Будет ли польза от их затеи?

Народ пока шел.

Место было выбрано удачное. Завод располагался чуть ли не в центре города, там и парковка была, и работали ребята круглосуточно…

Открыли маленький бар прямо в клубе, договорились, получилось неплохо…

Почему там?

Вроде и все под присмотром, и камеры везде, и не уединишься. С другой стороны, раз уж пришли…

– Вы планируете затащить Киру на скалодром?

– Почему нет? Ей интересно, она пару раз говорила. Гошка уж точно полазить не откажется, а там посмотрим. Может, кто и поприличнее найдется? Не этот… хорек?

– Вам Виктор тоже не понравился.

– Мне Виктор тоже не понравился, – подтвердила Анна.

– Оплачивайте четыре абонемента. Я тоже буду приходить, – решил Боря.

Анна кивнула. Утвердила детали и вышла из кабинета. Уже вполне обычная, спокойная…

Но что это было?

Что проскочило между ними в полумраке комнаты? Почувствовала ли это сама Анна? И если да…

Борис задумался. Потом взял со стола бокал, оставленный Анной. Чистый. Ни капли помады. Медленно коснулся губами прозрачного ободка в том месте, где касались ее губы.

Что с ним такое творится?

Не понять…

Или наоборот – все ему понятно, только признавать не хочется?

– Вау!

Других слов у Киры не было.

Папс не скупился.

Он оплатил и самый дорогой абонемент в «Скалолазку», и костюмчик, и амуницию, и даже личные занятия с тренером для Киры. Тренером, кстати, оказался молодой парень лет двадцати пяти. Веселый, худощавый, с каштановыми растрепанными волосами и добродушной улыбкой.

– Матвей. Можно сокращенно – Мотя.

Кира фыркнула, оценив имя.

– Не дразнили вас в детстве?

– На «ты», хорошо?

– Хорошо. А все же?

Ей пришлось получить насмешек из-за своего имени. Называют родители, а расхлебывают дети. Вот если б она сама могла себе имя выбирать, к примеру, Елизавета. Или Екатерина…

– Дразнили.

– И как?

Матвей показательно согнул руку, демонстрируя бицепс.

– Примерно – так. Очень хороший рецепт, случись что – бить в нос.

Анна смотрела на это и улыбалась. Она лично съездила в клуб, оплатила абонемент, посмотрела на каждого тренера, пару минут поговорила и выбрала Матвея. Все ребята были достаточно близки к Кире по возрасту, но Матвей подходил больше всего. На его фоне Витя покажется особенно нелепым и напыщенным.

О, а вот и оно! Всплыло.

Витя оделся модно. Круто, клево и понтово. Спортивный костюмчик, явно какой-то модной фирмы, кроссовки, которые даже выглядели безумно дорогими, сбруя из ремней… Анна и половины не понимала – зачем? Вот на Матвее столько нет, а он-то тренер?

– Привет, – покраснела Кира.

– Кирюха, привет. Не думал, что твой шнурок тебя развлекаться отпустит. Пошли, грохнем по пивасику?

Матвей поднял брови:

– У Киры Борисовны, юноша, оплачено индивидуальное занятие.

– Так перенесите его на полчасика?

Матвей коварно улыбнулся, понимая, что за птицу к ним занесло. Но клиента терять не стоило.

– Я вам предлагаю иной вариант. У вас включены индивидуальные занятия?

– Да.

Дешевый абонемент не для Вити. Только самое дорогое и лучшее. Все включено.

– У нас сейчас Леша освободился, один из самых грамотных тренеров. Он бы вас полчасика погонял, а потом вы вместе пива выпьете? Безалкогольного.

– Фу, помои.

– Другого не держим, здесь все же спортивный клуб.

Витя скривился, но задумался. Дело решил Гошка.

– А можно лучше я с Алексеем позанимаюсь? Если он лучший?

Анна посмотрела на сына. Вот о скалодроме ему не стоило даже думать в ближайшие пару лет. И они это обговорили. Гошка здесь для небольших нагрузок. Очень дозированных.

Но…

Покушения на ЕГО тренера Витя спустить никак не смог. Да еще и на лучшего!

– Потерпишь, малявка.

Гошка скорчил расстроенную мордочку, которая могла обмануть любого постороннего человека. Витю и обманула. Но Анна только головой покачала. Он же еще в школу не ходит, откуда такие запасы коварства? Ведь явно нарочно…

Кира тоже что-то заподозрила, но Витя уже тянул ее за руку к скалодрому.

– Пошли, щас залезем…

– Молодой человек, у девушки не настолько хорошая физическая подготовка, как у вас, – вмешался Матвей. – И мышц у девушек меньше. Ей нужно разогреться, сделать растяжку, а потом она к вам присоединится. Вы начинайте, а мы подхватим… Леха, поработаешь?

– Запросто.

Амбал, который спустился со второго этажа, мог своим видом и слона остановить. На скаку.

Здоровущий, бритый налысо, зато с бородой, весом под сто килограммов. И видно, что это не жир. Просто мышцы. Высушенные, плотные, рабочие. Спортивные штаны, майка-алкоголичка, несколько цветных татуировок…

Жуть – жуткая.

Витя сглотнул, но спорить не решился. Правильно, кстати говоря.

Анна тоже не решилась бы. С таким ночью встретишься – потом не раз перекрестишься.

Впрочем, свое дело мужчина знал и ровно через пять минут загнал Виктора на скалодром. Где парень и прилип на высоте трех метров. Вдруг оказалось, что выступы маленькие, падать больно, страховочный трос какой-то подозрительно тоненький, а жить хочется. И вряд ли амбал будет тебя ловить на руки.

Матвей тем временем заставил Киру сделать несколько упражнений, тоже обвязал страховкой и загнал на стену. Пока – на высоту метра от земли. Погонял по вертикальным, по горизонтальным зацепам…

Анна наблюдала краем глаза за Кирой, краем глаза за сыном, который прыгал в громадном бассейне с синими пластиковыми шариками и выглядел безумно довольным. Потом Георгий захотел отправиться на батут, но Анна отловила его, усадила, посчитала пульс и попросила успокоиться. Успеет еще.

Нагрузки должны быть. Обязаны, чтобы сердце лучше заработало.

Но они должны быть контролируемыми. И адекватными. А не так – что захотел, то и сделал. Вот и приходилось следить. Все же Гошка был нормальным подвижным мальчишкой, и ему очень хотелось все и сразу… и по канату бы полазить… можно, мам?

Витя, с помощью тренера кое-как, отклячив попу, спустился со стены и, недовольно сопя, отправился в бар. Кира, наоборот, пробовала то одно, то другое…

Анна переглянулась с Матвеем, и тренер подмигнул ей. Все правильно. Можно загнать мажора в клуб. На один раз. А вот к систематическому труду способны далеко не все.

Витя неспособен и благополучно сольется после первого же месяца. Так чего его удерживать?

Кира?

А ей Анна поможет.

– Умничка! Кира, как ты замечательно смотришься! Настоящая амазонка!

Анна восхищалась от всей души. И девочка чувствовала. И работала на стене, действительно старалась, выкладывалась. Через полчаса она спустилась вся измученная и отправилась в бар. Выпить минералки.

Надо, организм потерял и жидкость, и соли…

Витя там и сидел. Поглядывал на все окружающее сверху вниз… Кира села к нему за столик. Анна хотела бы присесть рядом, но – нельзя. Везде она девочку за руку водить не будет. Пусть разговаривает, пусть учится, набивает свои шишки…

У нее все получится.

Обязательно.

С первого раза, увы, ничего не получается. И когда они ехали домой, Кира взахлеб рассказывала про умного, красивого и обаятельного Витеньку. Анна не стала даже спорить.

Пусть присмотрится повнимательнее.

Пусть сравнит, пусть подумает – и сделает свой выбор. И не в пользу Вити. Анна в этом даже не сомневалась. Кира девочка умненькая, и воспитали ее правильно. А остальное…

Это подростковое, наносное. Как ветки и листья, принесенные грозой на утес. Но рано или поздно их смахнет ветром, и останется основа. Крепкая и незыблемая.

Кира справится. Анна только чуть-чуть помогла ей. Обязательно справится.

Жом Алоиз Зарайский уверенно шел по следу.

Да, именно по следу. И именно… ее высочества?

Да, он подозревал именно это. Узнав о том, что Алексеевку сожгли дотла, первое, что он сделал, это наведался в деревню. И…