Байки из STIKS-а

18. Харон

— Жил один мужик со сварливой бабой. Как бабу ту звали, история умалчивает, а вот мужика в Стиксе прозвали Хароном, и вы потом поймете, почему.

Попал мужик под перезагрузку точно вот как ты, Звездобол, в частном доме, только не на даче, а в сельской местности. Был он типичным деревенским трактористом — здоровым, косая сажень в плечах, и добрым настолько, что пока сто грамм не хлопнет — мухи не обидит.

Жена у него была под стать, только наоборот: маленькая, злая, как на улице не появится — так скандал. В селе том подозревали, что эта мегера однажды просто пришла к нему в дом и уходить не захотела, а Харон по доброте своей ее прогонять не захотел. Злой ведь не злой человек, а жить ему где–то надо.

Так и жили. Он на фермера работает, она дома по хозяйству. Пока будние дни, так их особенно и не видно, мегера то его особо из дому не выпускала. А как выходные — он обязательно в лакер за штофом водочки, и бродить по селу, людей задирать. Потому что по пьяни у него знатно скобу срывало. Село только тем и спасалось, что мегера хорошо знала мужа, и к тому времени, когда он начинал заборы шатать и грозиться стекла бить, выходила из дома, находила его, брала за химок и тащила домой, как котенка нашкодившего.

Боялся ее Харон, как огня. Или любил. Так скорее всего и было, только вот девки–сплетницы из зависти бабской говорили, что боялся, и что мегера его — чистой воды ведьма.

— Откуда ты знаешь–то, чего про него в селе говорили? Ходил ты что ли в это село и с людьми разговаривал? — перебил Звездобол, которому не терпелось

— Оттуда и знаю. Ты слушай, да подливай. Это все присказка была. Сказка дальше.

Попал это мужик в Стикс. С утра проснулся — жена как не в себе. Бледная и ругается, почем свет стоит, рычит уже. А у него суббота! Душа выпивки требует! Он ее в спальне запер, и отправился к ларьку. Закрыто. К бабке самогонщице — а она не хуже жены. Пошел по товарищам, а они кидаются как звери и укусить норовят. Обложили мужика со всех сторон, только оглоблей отмахивайся.

Уложил он пятерых полежать на травке — и домой. Бросился ставни запирать, да заметил его сосед уже обратившийся. Мужик в дом. Встал у окна, дождался — и топором соседу по макушке. И другому, и третьему. Полсела так у окон и дверей положил, когда в село лотерейщики да топтуны поперли. И мужику то что? Отступать некуда — позади жена.

Достал ружье, завалил сени, чтобы проход был уже, и кого из ружья, а кого и топором поспевает приласкать. Повезло хоть, что ни один серьезный топтун и тем более рубер в тот день в село не пришел, иначе бы и не было мне сейчас вам что рассказывать.

Отбился мужик. Соорудил клетку, поставил ее на телегу, посадил туда жену, подцепил телегу трактором и повез благоверную к доктору в райцентр. Ну и рассказать заодно, что за беда с селом случилась.

Выехал за околицу — а вокруг места незнакомые. Ни дороги в райцентр, ни полей, с которые уже пора было комбайны выпускать. Мужику бы смекнуть, что дело плохо, да только он же простой как рубль двадцать. Решил ехать вперед — и едет. Встретить зараженного, раздавит его трактором — и дальше.

Таким его и встретила группа Сокола, слышали может, на север отсюда промышляет? А Сокол из тех рейдеров, кто не за потрохами по кластерам бегает, а за приключениями. Не сидится в стабе, когда вокруг такой мир необычный.

Как увидел он тракториста с женой в телеге — так его Хароном и нарек. Бросай, говорит, свою девку, испортилась она и скоро пованивать начнет. Да что там — уже пованивает. Вы же знаете, что со свежаками бывает, кто жратвы находит достаточно. А Харон свою кормил. Хоть и пень деревенский, а сообразил, зачем сельчане на него нападают. Не человечиной, конечно, кормил. Свинку он на днях заколол, вот и вез с собой свинку и скармливал потихоньку жене.

Так вот, Сокол ему: бросай, мол, жену. А Харон ни в какую. Отвезу, говорит, в райцентр к доктору, мало ли, вдруг он ее вылечит.

Сокол ему: зачем, мол, она тебе такая нужна? Все, говорит, и мир новый вокруг, и жена у тебя новая будет. А Харон: люблю, говорит, ее. И жена ж моя, как я ее брошу. Это же не пуговица какая, или там ложка с дыркой.

Полчаса Сокол его уговаривал, а потом плюнул. Едь, говорит, на запад, километров шестьдесят, там поселок Десятинка. Доедешь — найду я тебе знахаря, который бабе твоей поможет.

Сам Сокол в Десятинку пришел только через неделю. Смотрит — стоит в километре от поселка трактор. Телега на бок завалена, да досками все это обложено. Вроде как форт у Харона, от местных обороняться. Они то, понятно, его с женой в стаб не пустили и образумить его пытались. А он сам образумил парочку так, что знахаря пришлось привлекать.

Сокол когда проржался, взялся с местными все проблемы решить. И мегеру у Харона забрал, мол, повезу ее к знахарю, а тебе туда нельзя, потому что знахарь тайный и чужих не любит.

Бабенку то, которая уже до прыгуна отожралась, но в ближайшем лесочку придушил, и всю свою команду в родное село Харона повел. Присмотрелись, период перезагрузки изучили и начали ходить туда время от времени, ждать, когда мегера иммунной станет. Со всем селом успели перезнакомиться–передружиться, пятерых мужиков оттуда вытащили, и дождались, наконец.

Мегера оказалась бабой разумной и понимающей. Быстро смекнула, что и как. Да только Сокол, не будь дурак, ей про Харона ничего не рассказал, потому что за время ожидания выучил и ее характер, и что о ней в селе говорят. Не хочешь, предложил ей, дождаться, когда муж твой иммунным станет? Она едва не рассмеялась. Зачем мне, говорит здесь такой лопух. Он и не поймет, что случилось, поле поедет пахать. И так я с ним намучилась, так еще и в новую жизнь его с собой тащить. А сама к Соколу только что в штаны на лезет, ты ж, говорит, одинокий, спас девушку, теперь давай, танцуй ее. Сами знаете, бабы ж они здесь тоже немного того по этому делу.

Общим решением отряда продали ее нахрен в бордель.

А Сокол пошел к Харону виниться. Рассказал ему всю историю, и что знахаря никакого не было, и про мегеру его неблагодарную. Только умолчал, что жену продали. Сказал, что рубер ее сожрал по дороге.

Сокол думал, все, и друга потерял, и врага, вполне может быть, себе сильного нажил. А Харон к нему обниматься. Пожил я, говорит, тут у вас, пообтерся, и понял вдруг, что не жизнь это была с мегерой, а сплошное расстройство. А здесь в поселке он присмотрел себе бабенку, добрую, нежную, заботливую. И целует говорит, и с блюда с голубой каемочкой кормит, и в койку не только по средам зовет, и лицо не делает такое, как будто мучаешь ты ее.

Раньше, мол, Харон с ней только тайком встречался, все мегеру свою от знахаря ждал, а теперь вроде как и руки у него развязаны. Такая вот история. Они кстати, Харон со своей новой девкой, до сих пор на Сокола работают. Так что бабы, как ни крути, разные бывают. Одна тебе всю жизнь испортит, а другая украсит, и всегда рядом будет.

Двое крепких парней в свежем, видать только что купленном камуфляже, прям сияющие, еще не совсем остывшие после бани, куда, видно заскочили после рейда, ввалились в бар и принялись оглядываться в поисках свободного стола.

Охранник не врал — свободных столов уже не было, но парни не теряли надежды, и удача им улыбнулась в лице давнего знакомого. Викинг, увидев их, призывно замахал кружкой, едва не облившись пивом. Парни подошли, крепко обнялись с рейдером, устроились на свободных стульях.