Глава V

На улице Квейс остановил к’изун — балхибскую наемную коляску, запряженную айей. У Феллона поднялось настроение. Сам он уже давно не мог позволить себе поездок в экипажах, а дом Кастамбанга находился в квартале Кхарджу, на другом конце города.

Сначала они попетляли по зловонным улочкам А’ваза, потом пересекли северную часть Ицанду. Выезжая оттуда, они оставили слева бутафорское великолепие театров Сахи, а справа тяжеловесную суету мануфактур Ицанду. Кузницы вовсю дымили, и в уши бил причудливо перемешанный коктейль из грохота молотов, визга сверл и прочих звуков, которые издавали пилы, напильники и бог знает, что еще. Потом они проследовали под цокот копыт по нескольким широким бульварам, пересекавшим парк, над которым, подгоняемые ветром со степей, кружились небольшие песчаные вихри.

Наконец они окунулись в блистательную роскошь Кхарджу с его суетой, магазинами и торговыми компаниями. По мере того, как они продвигались на юго-восток, перед ними вырастал единственный в городе холм, на вершине которого был расположен древний замок балхибских королей.

— Дом Кастамбанга, — сказал Квейс, указывая тростью.

Феллон беззастенчиво предоставил ему право расплатиться с возницей — в конце концов, кваатский суперагент платил не из своего кармана, а залезал в бездонный кошелек гуура Урлика. Они вошли в дом. Там был обычный привратник и обычный центральный дворик, который, впрочем, был украшен журчащими фонтанчиками и статуями из далекой Катай-Джогораи.

Кастамбанг, с которым Феллону еще не доводилось встречаться, оказался огромным кришнаитом, зеленые волосы которого уже сильно поблекли, став нефритовыми, а его крупное толстое лицо было изборождено глубокими морщинами. Похожее на бочку с жиром тело финансиста было облачено в тогу цвета киновари, сшитую по сурускандской моде. Закончив церемонию представления, Квейс сказал:

— Мастер Кастамбанг, хотели бы мы побеседовать приватно.

— О, — сказал Кастамбанг, — это можно, это можно.

Не меняя выражения лица, он ударил в небольшой гонг, стоявший на его столе. В приемную просунул мохнатую голову хвостатый человек из майкардандских болот Колофт.

— Приготовь берлогу, — приказал банкир и обратился к Феллону, — Не угоститесь ли сигарой, господин землянин? Место скоро будет готово.

Сигара оказалась великолепного качества. Банкир сказал:

— Как вам праздник в нашем городе в этот ваш приезд, мастер Турандж?

— Я доволен, господин. Вчера я ходил смотреть пьесу — в третий раз в своей жизни.

— Какую же?

— «Печальная трагедия королевы Деджанаи Квирибской» Сак’квица, в четырнадцати актах.

— Понравилось ли вам?

— Акта до десятого, а дальше драматург стал повторяться. Больше того, сцена к концу была так густо усеяна трупами, что персонажам, которым по ходу действия приходилось бегать, с большим трудом удавалось не спотыкаться, — Квейс зевнул.

Кастамбанг сделал пренебрежительный жест.

— Мастер Турандж, этот Сак’квиц из Руца лишь один из сверхсовременных умников, которым, в действительности, нечего сказать, и которые маскируют это всякой чушью, написанной в излишне экстравагантной манере. Вам следовало бы посмотреть возрожденную классику, вроде «Конспираторов» Харьяна — завтра вечером как раз премьера.

В этот момент вернулся колофтянин, доложивший:

— Все готово, хозяин.

— Пойдемте, господа, — сказал Кастамбанг, помогая себе руками, чтобы подняться на ноги.

Стоя, он производил не такое внушительное впечатление, потому что ноги у него были коротки, а передвигался он с трудом, прихрамывая и задыхаясь. Он подвел их к задернутой занавеской двери в другом конце приемной. Подоспевший колофтянин открыл перед ними дверь, и Кастамбанг отступил в сторону, приглашая гостей пройти. Они ступили в клеть, подвешенную внутри шахты. Вскоре клеть начала рывками опускаться, а сверху донесся скрежет шестерней. Кастамбанг посмотрел на своих пассажиров сначала выжидающе, потом немного разочарованно. Затем сказал:

— Я забыл, мастер Антане, вы же с Земли и должны был привычны к подъемникам.

— О. Да, конечно, — сказал Феллон. — Но это чудесное нововведение. Напоминает мне лифты в небольших французских отелях, в которых висят объявления, что ездить разрешается только вверх.

Клеть остановилась, слегка подпрыгнув на большой кожаной подушке, уложенной на дно шахты. Подъемник Кастамбанга был вторым, после Сафка, чудом Занида, но Квейсу уже приходилось пользоваться им, а на Феллона он не произвел особого впечатления. Для подъема использовались два дюжих колофтянина, вертевших ручки лебедок, а спуск осуществлялся с помощью примитивного тормоза. Феллон подумал про себя, что рано или поздно лифтеры утратят бдительность и уронят своего хозяина на дно его тайной берлоги. Пока, впрочем, приспособление хотя бы щадило больные ступни финансиста.

Кастамбанг провел своих гостей по тускло освещенному коридору с несколькими поворотами и подвел к массивной двери из дерева квонг, перед которой стоял балхибец со взведенным арбалетом. Феллон заметил поперечную прорезь в полу в нескольких метрах от двери. Глянув вверх, он увидел соответствующую прорезь в потолке — судя по всему, доступ к двери можно было перекрыть выдвижной решеткой. Арбалетчик распахнул дверь, которая была снабжена амбразурами, прикрытыми сдвигающимися изнутри пластинами, и ввел хозяина и гостей в небольшую комнату с еще несколькими дверьми. Перед одной из них стоял мохнатый колофтянин, вооруженный шипастой палицей.

Дверь, у которой он стоял, вела в еще одну небольшую комнату, охраняемую воином в похожих на мавританские доспехах майкардандского рыцаря и с обнаженным мечом. Дверь из этой комнаты вела уже в саму берлогу: подземный склеп, сложенный из циклопических блоков. Стены тут были сплошные, без единого просвета, если не считать двери и двух небольших вентиляционных отверстий.

На каменном полу стоял большой стол из дерева квонг, инкрустированного другими породами и полированными раковинами сафков, образующими затейливый восточный узор. Вокруг стола были расставлены двенадцать кресел из того же материала. Феллон мысленно поздравил себя с тем, что поселился среди балхибцев, которые пользовались стульями в отличие от других народов Кришны, предпочитавших сидеть на коленях, или на корточках, или скрестив ноги наподобие йогов. Суставы Феллона уже не могли безболезненно переносить такую гимнастику.

Они сели. Колофтянин остался стоять в дверях.

— Во-первых, — сказал Квейс, — я хотел бы снять две с половиной тысячи кардов с моего счета. Золотом.

Кастамбанг приподнял антенны.

— Не дошли ли до вас слухи, что Дом Кастамбанга в тяжелом финансовом положении? Потому что я могу вас заверить, что они лживы.

— Дело вовсе не в этом, господин. Деньги мне нужны с определенной целью.

— Прекрасно, мой дорогой мастер Турандж, — сказал Кастамбанг, делая пометку в блокноте. — Прекрасно.

Он сказал несколько слов колофтянину, и тот поклонился и вышел. Квейс сказал:

— Мастер Антане взялся… скажем, за журналистский репортаж по моему заказу. Он должен выяснить, что происходит внутри Сафка…

Квейс изложил детали, пояснив, что деньги должны быть выплачены Феллону по завершении задания. Вернулся колофтянин с мешком внушительного размера (его содержимое весило больше семи килограммов). Когда мешок лег на крышку стола, из него послышался приятный звон. Кастамбанг развязал шнурок и высыпал монеты на стол.

Феллон с трудом удержал дыхание в норме, и еще большего труда ему стоило не дать себе наклониться вперед и впиться вожделенным взглядом в кучу золота. На Земле человек мог прожить всю жизнь, так ни разу и не увидев золотой монеты, но здесь, на Кришне, деньги все езде были звонкими блестящими кругляшами, которые оттягивали карманы владельца. Это были настоящие деньги о древнем смысле этого слова, а не бумажки, обеспеченные неизвестно чем. В Майкардандской республике, прослышав о земном обычае, как-то попробовали ввести бумажные деньги. Однако выпуск банкнот вырвался из-под контроля, и последовавшая чудовищная инфляция отвратила от этой идеи все государства Трехморья.

Феллон небрежно взял в руки одну из десятикардовых монет и осмотрел ее, повертев под желтоватым светом лампы, как будто это была занятная диковина, а не то, ради чего он был готов лгать, воровать и убивать — вернее, ради трона, который он надеялся вернуть с помощью таких кругляшей.

— Удовлетворителен ли для вас такой уговор, мастер Антане? — спросил Кастамбанг. — Устраивает он вас?

Феллон вздрогнул. Глядя на золотую монету, он погрузился во что-то вроде транса. Спустившись на землю, он сказал:

— Конечно. Во-первых, уплатите мне мою сотню… Спасибо. А теперь неплохо бы иметь письменное подтверждение сделки — ничего компрометирующего, достаточно будет векселя мастера Туранджа.

— Охе! — крякнул Квейс. — И что же может помешать, в таком случае, нашему другу получить по векселю, не выполнив своих обязательств?

Кастамбанг сказал:

— У нас в Балхибе принято разрывать подобные документы пополам и вручать половинки участникам сделки. Таким образом, ни один из них не может воспользоваться деньгами без другого. В нашем же случае, мне мыслится, могли бы мы разрезать бумагу на три части, а?

Он открыл ящик стола, вынул из него пачку бланков и начал заполнять один из них, Феллон попросил:

— Имя получателя не вписывай, ладно? Я потом сам заполню.

— Зачем? — спросил банкир. — Это не вполне надежно, ибо получить по векселю сможет любой мошенник.

— Возможно, мне придется воспользоваться другим именем, а поскольку вексель будет находится по частям у трех разных людей, опасаться особенно нечего. Кстати, у тебя есть счет в банке Та’луна и Фоска в Маджбуре, правильно?

— Есть такой счет, мастер Антане.

— Тогда сделай так, чтобы получить по векселю можно было и здесь, и там.

— Но, господин, зачем?

— Может быть, мне придется отправиться в поездку после окончания этой работы, — сказал Феллон, — а мне не хотелось бы таскать с собой все это золото.

— Да, люди, имевшие дело с мастером Туранджем, очень часто по достоинству ценят преимущества путешествий, — Кастамбанг вписал в документ еще несколько строчек. Когда Квейс поставил под ним свою подпись, Кастамбанг аккуратно сложил бумагу втрое и разорвал ее на равные части. По одной он вручил каждому из своих гостей, а третью спрятал в ящик стола, заперев его.

Феллон спросил:

— Кастамбанг, не согласился бы ты быть третейским судьей в случае спора?

— Если мастер Турандж не возражает, — сказал банкир. Квейс жестом выразил согласие.

— Тогда, — сказал Кастамбанг, — вам обоим желательно собраться снова у меня для завершения сделки. Я выслушаю стороны и решу, выполнил ли мастер Антане свои обязательства. Если я решу, что да, он может — как ему будет удобней — забрать либо золото, либо все три части документа, чтоб деньги получить в Маджбуре многолюдном.

— Это меня устраивает, — сказал Феллон. — А теперь вот еще что: возможно, ты в состоянии помочь мне решить мою задачу.

— А? Как? — подозрительно сказал Кастамбанг. — Я — тот, кто я есть, господин — банкир. Банкир, а не интриган какой-то…

Феллон поднял руку.

— Нет, нет. Я только подумал, что ты, со своими обширными связями, можешь знать кого-нибудь, имеющего представление о ритуалах Йешта.

— Ого! Вот куда река течет? Да, связи у меня обширны. Да, мастер Антане, обширны, и весьма. Дайте поразмыслить…

— Кастамбанг соединил руки кончиками пальцев и при этом стал как две капли воды походить на своих земных коллег. — Да, я знаю одного человека. Но он не сможет раскрыть тайны самого Сафка, поскольку никогда не бывал в башне.

— Откуда же ему известен ритуал?

Кастамбанг негромко рассмеялся.

— Все очень просто. Он был жрецом Йешта в Луссаре, но под влиянием земного материализма потерял веру, сменил имя, чтобы избежать возмездия за отступничество, и перебрался в Занид, где стал видным промышленником. Поскольку никто не знает о его прошлом, кроме меня, за определенное вознаграждение я мог бы — э-е — убедить его поделиться нужной информацией…

Феллон сказал:

— Твое вознаграждение должно быть выплачено из фондов мастера Туранджа, а не моих.

Квейс визгливо запротестовал, но Феллон был непреклонен, рассчитывая на то, что жадность кваатца к информации победит жадность к деньгам. И он не ошибся, потому что суперагент и банкир вскоре договорились о цене. Феллон спросил:

— Ну, и кто же этот жрец-ренегат?

— Клянусь Бакином, ты что же, считаешь меня таким простаком, что я скажу тебе, кто он? Чтоб мог ты без помех доить его? Нет, мастер Антане, нет — это моя жертва, а не твоя. К тому же, и сам он никогда не согласится публичным сделать прошлое свое.

— Как же тогда быть?

— Поступим так мы: завтра даю я званый вечер в своем доме, куда уж приглашен сей анонимный ренегат — вместе со многими другими столпами Занида, — Кастамбанг перебросил через стол карточку-приглашение.

— Благодарю, — сказал Феллон, едва взглянув на карточку и пряча ее с деланым безразличием. Кастамбанг пояснил:

— Приходите, мастер Антане, и я сведу вас с ним — в масках, в пустой комнате, так что ни один не сможет впоследствии свидетельствовать против другого. Имеется ли у вас праздничный наряд?

— Что-нибудь придумаю, — сказал Феллон, мысленно инспектируя свой гардероб. Это был удобный случай вывести Гази в свет и положить конец ее нытью о недостатке развлечений!

— Отлично! — сказал банкир. — Тогда в начале двенадцатого часа завтра. Не позабудьте, двенадцатого часа.


Кришнаитским законам, возможно, и не хватало тех изощренных установлений, которыми земная юриспруденция пыталась защитить права обвиняемых, но зато никто не мог отрицать, что суд здесь творился быстро. Дуэлянты признали себя виновными в нарушении общественного спокойствия и уплатили штрафы, чтобы избежать более серьезных обвинений.

Выходя из зала суда, йештит, которого звали Гирей, остановился у скамьи свидетелей и сказал Феллону:

— Мастер Антане, примите мои извинения за неподобающие речи прошлой ночью. Когда я поостыл, я вспомнил, что это ваш мастерский удар багром отбил клинок того ученого, мерзавца, когда он был готов пронзить меня мечом своим. Так что, благодарю вас я за то, что жизнь мою спасли вы.

Феллон сделал жест, означавший, что он не сердится.

— Все в порядке, старина. Я только исполнял свой долг.

Гирей кашлянул.

— Дабы загладить мою неучтивость и в качестве скромного знака благодарности, не позволите ли вы мне угостить вас стаканчиком квада?

— За подобное предложение я должен быть благодарен, только тебе придется подождать, пока закончится следующее дело.

Йештит согласился, и тут Феллона вызвали свидетельствовать против грабителя. (Тот, которого он пронзил багром, был пока слишком плох, чтобы предстать перед судом, а третьего еще не поймали.) Обвиняемый, некто по имени Шейв, захваченный flagranti delicto[8], был признан виновным и осужден.

Судья сказал:

— Заберите его, подвергните его пыткам, пока он не выдаст имя третьего сообщника, и отрубите ему голову. Следующий.

Феллон вышел из суда под руку с йештитом Гиреем: он всегда поощрял такие знакомства — в надежде получить полезную информацию. Они зашли в таверну и принялись утолять жажду. Гирей продолжал рассыпаться в благодарностях. Через некоторое время он сказал:

— Вы не только спасли гражданина нашего прекрасного, хотя и подверженного ветрам города, мастер Антане, — спасли вы от безвременной и жестокой кончины соратника-гвардейца.

— Как, и ты тоже в гвардии?

— Да, господин, и в той же роте Джуру, что и вы.

Феллон бросил на него острый взгляд.

— Странно. Я не помню, чтобы мне приходилось тебя видеть, а я обычно не забываю лиц, — последнее утверждение не было бахвальством. У Феллона была феноменальная память на имена и лица, и он знал больше кришнаитов в Заниде, чем любой из коренных жителей города.

— Некоторое время я выполняю специальное задание, мастер Антане.

— И какое же?

У йештита сделалось заговорщическое лицо.

— О, я дал клятву и потому, почтительнейше попросив прощения вашего, вынужден хранить молчание. Но вам я могу рассказать — лишь в общих чертах, конечно. Я охраняю дверь.

— Дверь? — сказал Феллон. — Еще по стаканчику?

— Да, дверь. Но не узнать вам нипочем, что за дверь это и куда ведет она.

— Интересно. Но, послушай: если эта дверь такая важная, почему правительство поставило у нее одного из нас? Прошу вашего прощения, конечно. Мне кажется, что они должны были назначить кого-нибудь из личной гвардии Кира.

— Так они и сделали, — сказал Гирей, посмеиваясь. — Но в начале года нынешнего, когда волнения великие поднялись в связи с предательскими замыслами Кваатского гуура, все регулярные войска были переведены на военное положение. Гвардейцев Кировых вполовину меньше стало — кого к границам отослали, кого пополнение набранное обучать. И потому министр Хабарьян надежных отобрал людей из гвардии гражданской, моего вероисповедания, и нас на этот пост поставил.

— А причем тут твое вероисповедание?

— Как, да ведь лишь йештит… Но нет, и так сказал я слишком много. Пей, мой земной друг, и не погружай сей длинный хоботок туда, где приключиться неприятность может с ним.

И больше Феллону ничего не удалось выведать у Гирея, хотя йештит обнял его на прощание и поклялся, что Феллон может рассчитывать на его дружбу и помощь.

Загрузка...