Барьер Ориона

Глава 1

Вид на танк, сгоревший много лет назад в заведомо проигранном сражении, открывается за поворотом протоптанной зверьем тропы как всегда неожиданно, хотя иду я здесь далеко не впервые и мог бы уже привыкнуть. Едва просвечивающая сквозь листву тусклая металлическая туша не выглядит опасной. Длинный ствол орудия бессильно упирается в землю. Почти всю погибшую боевую машину давно оплел колючий вьюн, а прямо из большого пролома в броне тянется ввысь уже вполне взрослое дерево, не уступающее толщиной ствола своим соседям. Я всегда ненадолго останавливаюсь здесь, хотя ничего нового для себя найти не рассчитываю. Этот танк я обнаружил еще в детстве, причем явно оказался не первым, кто на него наткнулся. До меня здесь кто-то уже побывал, причем не раз. Всё ценное, что можно было демонтировать без применения серьезных инструментов, давно растащили мои предшественники.

Вообще-то, Змеиный лес — не лучшее место для прогулок. Не знаю, откуда взялось это название. Змей здесь не больше, чем везде, да и встреча с ними — далеко не самое опасное, что может случиться с человеком, забравшимся в эту глушь. Наши редко сюда заходят, и мне это нравится. Среди жителей деревни Змеиный лес пользуется дурной славой, причем не на пустом месте. Здесь не раз бесследно исчезали опытные охотники, не говоря уже о простых земледельцах, а из случайно забредавших сюда детей обратно не возвращался никто. Почти никто. Я вернулся. Вот только за сохраненную жизнь лес взял немалую плату. Он меня изменил, причем настолько сильно, что сначала сверстники, а потом и взрослые стали меня сторониться.

Как всё случилось, я не помню. Мне тогда было всего восемь. Что заставило меня нарушить наложенный общиной запрет и отправиться в это опасное место, так и осталось загадкой. Змеиный лес как будто тянул к себе детей. Впрочем, не только их. Взрослые тоже иногда отправлялись сюда в надежде поправить пошатнувшиеся дела и разом изменить свою жизнь к лучшему. Некоторым это даже удавалось. Далеко не всем, но истории тех, кто смог вернуться с редкой и дорогой добычей, будоражили воображение и заставляли всё новых авантюристов или просто неудачников отправляться в запретный лес в поисках быстрого решения своих проблем.

Наверное, можно считать, что мне повезло. Я встретился с чем-то неведомым и при этом выжил, а потом каким-то чудом смог найти обратную дорогу к деревне, хотя в тот момент находился откровенно не в себе. Добиться от меня внятного рассказа о том, что случилось, ни родственники, ни староста так и не смогли. Я просто ничего не помнил. И ладно бы пострадала только краткосрочная память. Увы, я лишился изрядной части тех знаний и навыков, которыми обычный ребенок успевает овладеть к восьмилетнему возрасту. Фактически я превратился в деревенского дурачка, причем в дурачка со странностями. Моя память не просто очистилась от значительной части имеющегося содержимого. Освободившееся место заняла какая-то невообразимая каша из бессвязных клочков чужих воспоминаний. Странных, обрывочных и практически бесполезных. Люди, которым они когда-то принадлежали, умерли очень давно. Судя по всему, еще во время Чужой войны, полностью перекроившей судьбу нашего мира.

Много позже я случайно услышал, как мой двоюродный дядя обсуждал с соседом то, что со мной произошло.

— Не знаю, что и делать с этим дурачком, — жаловался дядя. — Висит на моей шее, а жена выгнать не дает. Говорит, нельзя так делать, что люди скажут? А по мне так ничего не скажут. Кому он такой нужен? Какой толк с него деревне? Лучше бы он вообще из того леса не вернулся.

— Может оно и так, — лениво ответил сосед. — Спасибо скажи, что совсем идиотом твой племяш не стал. Хоть под себя не гадит и к работе какой-то приспособить можно, где мозги не требуются. Говорят, ментальное оружие тайкунов и не на такое способно, могло и в овощ его превратить. Правда, тогда он и в деревню бы не вернулся. Похоже, не в полную силу его приложило. Подгнило, видать, что-то за сотню с лишним лет в том конструкте, который по нему ударил. Ну, или вообще не Серега твой целью был. По лосю какому-нибудь могло жахнуть, а мелкого просто краем зацепило.

— Да не важно уж теперь, как это случилось. Делать-то что с нахлебником? — продолжал ныть дядя.

Дальше слушать я не стал, боясь, что меня заметят, но разговор этот запомнил очень хорошо. Почему-то тогда я не испытал по поводу услышанного никаких эмоций. Дядя мне никогда не нравился, и, видимо, ничего другого я от него и не ждал. Однако выводы для себя я сделал, и, как оказалось, выводы правильные.

Вызов к главе сектора стал для Шелы полной неожиданностью. Обычно на доклады к генералу ходил начальник её департамента полковник Свег, однако на этот раз руководству почему-то захотелось побеседовать с ней лично, и это Шеле совершенно не нравилось. Как правило, подобные нарушения давно устоявшихся правил и негласных традиций ничем хорошим для рядовых исполнителей не заканчивались, а она была именно рядовым исполнителем и не строила по этому поводу никаких иллюзий.

Старший аналитик Шела Вир являлась одним из незаметных для высокого начальства винтиков большой разведывательно-аналитической машины, обеспечивающей руководство Республики актуальной и достоверной информацией. И если внимание главы сектора вдруг сфокусировалось на ней, значит либо она допустила какую-то очень серьезную ошибку, либо её собираются использовать для чего-то такого, что ей однозначно не понравится.

Грубых ошибок Шела за собой в последнее время не числила. Впрочем, о чем-то она могла просто не знать. Но всё же этот вариант казался ей маловероятным. А вот какой-нибудь гадости вроде очень неприятного задания, от руководства вполне можно было ждать. Поэтому, поднимаясь вместе с полковником Свегом в скоростном лифте на верхний ярус комплекса зданий Службы Дальней Разведки, Шела пребывала в отвратительном настроении.

— Гадаешь, зачем тебя дернул к себе Старик? — нарушил молчание полковник.

— А что тут гадать? — пожала плечами Шела. — Судя по всему, опять командировка, причем в такое место, куда вы меня своей властью отправить не можете. Видимо, совместная операция со смежным департаментом. Или вообще с представителями других силовых структур.

Шела могла бы добавить и еще кое-что о том, что она думает о смежниках в целом и о силовиках в частности, но говорить такое непосредственному начальнику явно не стоило.

— Не задержишься ты у меня надолго, — с легкой досадой покачал головой Свег. — Отберут. Да фактически уже отбирают. Мне запретили заранее рассказывать тебе подробности, но в целом всё именно так, как ты говоришь. Потерпи ещё пару минут, генерал в этот раз решил сам поставить тебе задачу.

Лифт плавно остановился. Бесшумно скользнувшая в сторону дверь открыла взгляду Шелы просторный светлый холл. Их уже ждали.

— Прошу следовать за мной, — негромко произнес референт главы сектора.

Рабочий кабинет генерала Курга легко вместил всех присутствующих. Помимо Шелы и Свега за столом для совещаний разместились ещё восемь человек, из которых Шела знала лишь троих — самого главу сектора и двух начальников смежных департаментов. Из тех, кого она видела впервые, двое не имели к Дальней Разведке никакого отношения. Что делали здесь флотский капитан второго ранга и майор десантного спецназа, оставалось только гадать.

Шела приготовилась слушать главу сектора, но неожиданно для себя практически сразу оказалась в центре внимания участников совещания.

— Итак, господа, — начал генерал Кург. — Вы все находитесь здесь, как организаторы или непосредственные участники совместной операции спецназа наземных сил, Особого корпуса флота и Службы Дальней Разведки. Приказ о её подготовке издан генштабом, что и сделало возможным столь тесное взаимодействие наших структур. На этом со вводной частью всё, переходим к конкретике.

Глава сектора обвел присутствующих быстрым взглядом, убедился, что все слушают его предельно внимательно и продолжил.

— Основанием для начала разработки плана операции послужил отчет, переданный в генштаб нашей службой около трех месяцев назад. За его подготовку отвечал аналитический департамент полковника Свега, — генерал остановил взгляд на начальнике Шелы, — а непосредственным сбором и обработкой данных занималась присутствующая здесь старший аналитик Вир.

Теперь взгляды присутствующих скрестились на Шеле. Общее внимание заставило её слегка напрячься, но внешне она осталась невозмутимой. Отчетов Шела готовила много, и о том, что какой-то из них привлек пристальное внимание руководства генштаба, ей ничего известно не было. Однако, долго гадать, о чем именно идет речь, Шеле не пришлось.

— Интерес в штабе вызвал не столько сам отчет, сколько приложение к нему, в котором старшим аналитиком Шелой Вир обобщены и структурированы разрозненные сведения, полученные из архивных баз данных времен Империи. Как вы, несомненно, знаете, в хаосе Большого Слома, приведшего к образованию на месте тоталитарной Империи нашего свободного и справедливого государства, многие архивные носители были повреждены или полностью утрачены. Тем не менее кое-что всё же сохранилось, и исследование госпожи Вир имело целью восстановление части данных, связанных с периодом первого столкновения с инше́рами. Задача, поставленная перед Шелой Вир, ограничивалась временными рамками ведения сторонами интенсивных боевых действий в зоне Фронтира, приведших к образованию Барьера Ориона в его современном виде. Однако в процессе выполнения поставленной задачи старший аналитик обнаружила факты, заставившие её проследить развитие некоторых тенденций в более широком временном интервале, местами вплоть до начала Большого Слома. Результаты этой дополнительной работы, выполненной Шелой Вир по собственной инициативе, были вынесены в приложение к отчету и в итоге оказались наиболее ценной его частью.

Шела вспомнила. Да, то исследование её действительно увлекло. Прежде всего необычностью и неожиданностью сделанных имперскими учеными выводов. В итоге она решила не бросать случайно попавшую в её руки ниточку и раскрутить запутанный клубок до конца, пусть даже потратив на это личное время. Похоже, найденная информация заинтересовала не только её. Правда, реакция от генштаба последовала только сейчас, но, возможно, её выводы просто тщательно перепроверяли, и до лиц, принимающих решения, они добрались не сразу.

— Госпожа Вир, — генерал в упор посмотрел на Шелу. — Доложите нам вкратце основную суть проведенных вами исследований и огласите выводы, к которым вы пришли.

Шела обвела взглядом собравшихся в кабинете офицеров. Подобные доклады являлись для неё вполне привычным делом, хотя перед столь высоким начальством и представителями сторонних служб делать их ей пока не приходилось. Впрочем, особого волнения она по этому поводу не испытывала.

— Как известно, во время активной фазы конфликта в рукаве Ориона боевые действия отличались крайней ожесточенностью и бескомпромиссностью, особенно на первом этапе, — начала Шела. — Именно в это время в зону боевых действий попала планета, населенная отсталой цивилизацией людей, не представлявшей ни для Империи, ни для иншеров никакой ценности. В отличие от местных жителей, звездная система, в которой находится их планета, имела для обеих сторон конфликта стратегическое значение. Поэтому бои за контроль над ней велись с весьма высокой интенсивностью. Естественно, аборигены отнеслись к происходящему крайне негативно. Они пытались защищаться. Впрямую по ним били только иншеры. Вооруженные силы Империи местных по большей части просто игнорировали. Понятно, что при их уровне развития как-то повлиять на происходящее аборигены не могли, и в результате сражений на поверхности планеты их примитивная техническая цивилизация практически прекратила свое существование, хотя небольшой части местных жителей удалось пережить активную фазу конфликта. Именно эти выжившие и представляют для нас интерес.

— Разрешите вопрос, господин генерал? — воспользовавшись небольшой паузой в докладе Шелы, обратился к главе сектора майор-спецназовец.

— Спрашивайте. Мы для того здесь и собрались в таком составе.

— Если я правильно понял, — майор перевел взгляд на Шелу, — даже до начала боевых действий аборигены не отличались высоким уровнем развития, а сейчас они окончательно скатились к состоянию дикарей. Чем же они могут быть нам полезны?

Этот вопрос неизбежно должен был возникнуть, и ответ на него у Шелы был готов.

— Дело совсем не в их научно-техническом потенциале, — спокойно ответила она, игнорируя сомнения, прозвучавшие в голосе майора. — Они ценны для нас совершенно другим. Хорошо известно, что ещё во времена Империи, сразу после первых столкновений с иншерами, предпринималось немало попыток изучить сверхъестественные способности наших врагов к прямому управлению темной энергией. Иншеры используют для этого лишь возможности собственного мозга и предельно примитивные устройства, изготовленные в основном из природных материалов. Имперские ученые полагали, что смогут обучить чему-то подобному хотя бы некоторых из наших людей, однако все их усилия не дали практически никаких результатов. На первый взгляд иншеры — такие же люди, как мы. Вот только не совсем. То, что наши предки считали магией, иншеры положили в основу своей цивилизации. У них это получилось, а у нас — нет. Почему так произошло, мы не знаем до сих пор.

Майор слегка поморщился и хотел что-то возразить, но генерал остановил его, чуть приподняв ладонь.

— Я понимаю, что пока всё сказанное мной не содержит для вас ничего принципиально нового, но это вступление всё же необходимо, — продолжила Шела, постаравшись вложить в свои слова максимум убедительности. — Итак, наша космическая экспансия развивалась достаточно быстрыми темпами, пока мы не достигли рукава Ориона, где и столкнулись с иншерами. Изначально считалось, что их цивилизация зародилась где-то во внешних рукавах галактики, и они тоже вели свою экспансию, планомерно продвигаясь к её центру. В итоге в какой-то момент мы просто наткнулись друг на друга. Однако, допросы первых же пленных показали, что это не так. Иншеры уже давно достигли рукава Ориона, и на этом их продвижение остановилось. Причина проста. При дальнейшем движении к центру галактики их способности к управлению темной энергией начинают стремительно деградировать, вплоть до полного исчезновения. Грубо говоря, их магия перестает работать. Если бы не это необъяснимое явление, нас бы просто смели. А так они фактически уперлись в стену, получившую чуть позже имя Барьер Ориона. В этой относительно узкой полосе пространства и велись основные боевые действия. Магия иншеров там еще работала, но уже заметно теряла эффективность. Через несколько месяцев интенсивных сражений стало окончательно ясно, что ни одна из сторон не сможет добиться победы или хотя бы ощутимо продвинуться вперед. В итоге, еще при Империи, с иншерами было заключено перемирие, и после Большого Слома Республика продолжила в полном объеме выполнять его условия. Теперь Барьер Ориона — полностью демилитаризованное пространство. Кроме наблюдателей от нас и от иншеров там никого нет. Вернее, почти никого. В ничейной зоне остались три планеты, населенные аборигенами. На двух из них живут первобытные люди, не представляющие ни для кого интереса, и только одна цивилизация к началу конфликта достигла уровня первых попыток освоения околопланетного пространства. Вот только, повторюсь, ценность аборигенов не в их технических достижениях. Эти люди веками жили в области пространства, где, пусть и в сильно ослабленном виде, работает магия иншеров. Мне удалось найти фрагменты исследований, выполненных имперскими учеными за несколько лет до Большого Слома. Из сопоставления обрывочных данных, собранных из разных источников, следует вывод, что при определенных условиях некоторые из жителей планет Барьера Ориона могут получить способности к управлению темной энергией. Подавляющее большинство из них такими возможностями никогда не обладало, но в ходе боевых действий многие аборигены попадали под воздействие оружия иншеров. В архивах есть сведения о том, что у некоторых местных жителей, выживших после таких ударов, через некоторое время начинали проявляться необычные способности. При этом у наших солдат, подвергшихся аналогичному воздействию во время конфликта, такого эффекта не наблюдалось. В своем отчете я высказала предположение, что если мы сможем найти среди местных жителей таких людей, у нас появится шанс привлечь в свои ряды бойцов, владеющих магией иншеров. Думаю, мне не нужно объяснять, какие перспективы это перед нами открывает.

— Но ведь после завершения боевых действий прошло полтора века, — возразил представитель флота. — Если во время конфликта кто-то из местных и получил такие способности, этих людей давно нет в живых. Или вы считаете, что возможность прямого управления темной энергией передается по наследству?

— Не исключено, хотя никаких данных на эту тему в имперских отчетах мне найти не удалось, — в ответе Шелы позвучало едва уловимое сожаление. — Тем не менее шанс найти нужных людей всё же есть. Наши наблюдатели докладывают, что на поверхности планеты до сих пор регулярно фиксируется техногенная активность, причем её источниками являются как остатки нашей техники, так и автономные конструкты иншеров. В районах, где во время конфликта шли интенсивные боевые действия, такая активность достаточно высока, а значит, есть основания предполагать, что аборигены продолжают регулярно попадать под воздействие магии наших врагов.

— Правильно ли я понял, что генштаб планирует разведывательный рейд на одну из планет демилитаризованной зоны? — на лице майора армейского спецназа отразилось недоумение. — А как же наблюдатели иншеров?

— Прогресс не стоит на месте, — ответил глава сектора. — Присутствующий здесь капитан второго ранга Бахт — командир новейшего разведывательного корабля проекта «Химера». Он доставит спецгруппу на планету, а вот дальше уже придется действовать по обстоятельствам. В генштабе понимают, что в случае провала мы рискуем обострить отношения с иншерами, но, видимо, потенциальный результат оценивается руководством, как стоящий такого риска.

— Состав группы уже утвержден? — поинтересовался спецназовец.

— Да, — кивнул генерал. — И вы, майор, назначены её командиром. Ваши десантники будут отвечать за безопасность миссии на поверхности планеты. От Службы Дальней Разведки с вами пойдут трое. Два сотрудника инженерного департамента обеспечат бесперебойность работы систем наземной маскировки и сканирования. Это оборудование последнего поколения. Можно считать, экспериментальное, разработанное на новых физических принципах. За ним нужен постоянный контроль специалистов, но зато иншеры ни с чем подобным раньше не сталкивались, и есть основания полагать, что это позволит вам остаться незамеченными.

— С инженерами понятно, — кивнул майор. — Кто третий?

— Старший аналитик Шела Вир. Именно она будет определять направления поиска и выходить на контакт с нужными нам аборигенами.

— Сколько у нас времени на освоение нового оборудования и боевое слаживание группы?

— Три месяца. Генштаб предпочитает не торопиться и свести к минимуму вероятность провала вашей миссии, так что при необходимости и этот срок может быть увеличен, однако для обоснования такого решения потребуются достаточно веские причины.

Последние минуты совещания прошли для Шелы как будто в тумане. Она готовила себя к чему угодно, но только не к такому развитию событий. Шела не жаловалась на здоровье и уделяла достаточно внимания своей физической форме, но это не делало её кем-то большим, чем обычный кабинетный работник аналитического департамента. Перспектива высадки на одну из планет Барьера Ориона вместе с группой спецназа повергла её в шок, и максимум, на что она оказалась способна, это не показать окружающим, насколько сильно потрясло её услышанное.

Я бросаю последний взгляд на мертвый танк, привычно всматриваюсь в серую хмарь мелкого дождя, висящую между древесных стволов, и вновь выхожу на тропу. Мысли путаются и скачут с одного на другое. Раньше это случалось со мной довольно часто, но в последнее время такое происходит всё реже. Я постепенно учусь в зародыше пресекать это странное состояние. В детстве у меня не получалось его контролировать, и я регулярно говорил непонятные слова и бессмысленные фразы, пугавшие взрослых и служившие поводом для издевательств со стороны детей. Так я и стал одиночкой. Родители умерли рано, а дальние родственники просто махнули на меня рукой. Нет, меня не бросили. Кормили, кое-как одевали и пристраивали к несложным работам. Я даже ходил в нашу деревенскую школу. Правда, с отставанием от сверстников на три класса, что только усиливало насмешки с их стороны. Учительница ко мне относилась снисходительно и не слишком требовательно. Что взять с дурачка с поврежденным мозгом? Не мешает другим детям на уроках, и ладно.

То, чем я занимался в остальное время, никого не интересовало. Наверное, именно поэтому в какой-то момент я вновь решил тайно пробраться в Змеиный лес. Меня неодолимо тянуло в это странное и страшное место. Наверное, я хотел понять или вспомнить, что же случилось со мной в тот первый раз. Сначала я отважился лишь ненадолго зайти на опушку и почти сразу вернулся обратно. Ничего не произошло, и никто из деревенских не спросил, где это я пропадал. Заметно успокоившись, я решил продолжить свои исследования, и со временем мои вылазки стали продолжительнее и осмысленнее. Я постепенно привыкал к лесу, проникая всё глубже в чащу, каждый раз осваивая лишь небольшой новый отрезок очень приблизительно намеченного маршрута. Иногда я добавлял к уже знакомому пути пятьдесят метров, реже сто.

На остатки укрепрайона тайкунов я наткнулся примерно через три месяца после начала своих нелегальных походов. Мне опять повезло. На казавшуюся вполне безопасной небольшую лесную поляну за пару дней до моего прихода неосторожно сунулся матерый волчара. Струя жидкого инфернального пламени сожгла ничего не подозревавшего зверя почти целиком. Вид останков лесного хищника предупредил меня об опасности и заставил вовремя остановиться. Я не стал двигаться дальше, пока тщательно не изучил обнаруженную зону давно отгремевших боев. На это у меня ушло очень много времени. Я не собирался повторять совершенную несколько лет назад ошибку и проявил редкие для десятилетнего пацана терпение и осторожность. Возможно, это и позволило мне выжить.

Сегодня сыро и ощутимо прохладно. Конец ноября — довольно противное время даже в наших относительно теплых краях. В деревне сейчас намного уютнее, чем в мокром лесу, но возвращаться туда раньше позднего вечера я не собираюсь. Меня там давно никто не ждет. Ну, может быть за единственным исключением, хотя и в этом я до конца не уверен. Остальные меня просто терпят. Я неплохой охотник, и старшие, пусть и морщась, вынужденно признают, что я приношу поселению немало пользы. И не только поселению, но и им лично.

Кузнец и лавочник имеют вполне приличную прибыль с моей добычи. Да и старосте, несомненно, перепадает с неё вполне приличный кусок. Так что с нашими властями у меня недружелюбный, но, подкреплённый взаимным экономическим интересом нейтралитет, а вот с поколением, выросшим вместе со мной, практически неприкрытая вражда. Ну а если учесть, что заводилами среди повзрослевших деревенских пацанов являются сыновья всё тех же лавочника, старосты, кузнеца и прочих авторитетных в нашем поселении личностей, заступаться за меня совершенно некому. Дальние родственники от участия в моей судьбе давно самоустранились, а друзей у меня, в силу вполне понятных обстоятельств, после восьми лет не осталось.

Змеиный лес приносит мне неплохие трофеи. Я бы даже сказал, очень неплохие, особенно в сравнении с тем, что удается добыть другим молодым охотникам, да и не только молодым. Естественно, это вызывает зависть. Всё, что я приношу, кузнец и лавочник выкупают у меня в два-три раза дешевле, чем у других парней, но получаются всё равно вполне приличные деньги, особенно с учетом моих новых знакомств, о которых пока никто не знает и, я надеюсь, знать не будет.

Наверное, я бы давно ушел из деревни. До ближайшего города не так уж далеко. Да и других поселений в радиусе пары сотен километров хватает. Вот только без бумаги от старосты даже на тракты выходить нельзя, не говоря уже о посещении других поселений. Ну а чтобы перебраться жить в город, нужно разрешение барона, о котором простой сельский житель может только мечтать.

Чужая война очень сильно изменила наш мир. Мы стремительно откатились в странное уродливо искаженное средневековье, где новые поколения уже вовсю используют луки и стрелы, но ещё знают от предков, что когда-то мы умели строить летающие машины и даже поднимались за пределы атмосферы планеты, где нет воздуха и предметы перестают падать вниз. Вернее, говорят, что верха и низа там вообще не существует, но я плохо понимаю, что это значит. При этом мы все точно знаем, что это не сказки. Материальные доказательства былого технического могущества людей встречаются достаточно часто. Тот же сгоревший танк, оставшийся за моей спиной, тому яркое подтверждение. Вот только все эти устройства по большей части давно мертвы. Ну, может быть, не совсем все. Что-то осталось. Говорят, в городах есть хорошо защищенные цитадели, где правители держат всё то, что удалось сохранить с давних времен или найти уже после ухода чужих, превративших нашу планету в поле боя. Увы, после их сражений от нашей цивилизации мало что осталось.

Тайкуны сражались с кибами, почти не обращая внимания на местных дикарей, едва-едва научившихся выходить в ближний космос. Они походя стирали с лица земли города и превращали целые регионы в мертвые пространства, покрытые оплавленным шлаком. А потом просто ушли, внезапно перестав азартно уничтожать друг друга. Непримиримые враги одновременно покинули планету, и вот уже полтора века их никто не видел, если, конечно, не считать нескольких не слишком крупных космических объектов, оставшихся на высоких орбитах. С поверхности их видно очень плохо, даже в немногие уцелевшие телескопы. Деталей не разобрать. Зачем они там, никто не знает, хотя гипотез за полторы сотни лет выдвинуто множество. А в итоге доподлинно известно лишь то, что на нашу жизнь они никак не влияют. Похоже, их хозяев мы по-прежнему совершенно не интересуем.

Поваленное дерево необычной формы появляется справа от тропы примерно минут через двадцать. Это промежуточная точка маршрута. Именно здесь у меня устроен тайник. Далеко не всё из того, что можно найти в Змеином лесу, я могу открыто приносить в деревню. Некоторые устройства кибов и конструкты тайкунов просто не встречаются нигде больше в окрестностях нашего поселения. Показав их кузнецу, я сразу подпишусь под тем, где добыл свои трофеи. Вообще-то взрослым, а я уже таковым считаюсь, в Змеиный лес ходить не запрещено, но нужно получать специальное разрешение у старосты и потом, если вернешься, подробно отчитываться о маршруте и результатах похода, а это значит, что мне придется сдать все мои многолетние наработки в лапы ушлых конкурентов, чего я, естественно, не хочу. Узнают, что успешно хожу в лес — навяжут сопровождающих, а потом и оглянуться не успеешь, как отожмут тебя в сторону, как отработанный материал. Тут любая тропа месяцами пробивается, вокруг каждой уцелевшей техногенной или инфернальной дряни на пузе километры проползаны, а детишки наших начальников мечтают получить всё сразу и задарма. Нет уж. Пусть сами подставляют свои задницы под выплески модифицированной темной энергии и поражающие элементы гаусс-мин.

Кузнецу я ношу только те трофеи, которые можно найти не только в Змеином лесу, но и в местах попроще. Он берет у меня более или менее сохранившиеся куски пластика и разных композитов, фрагменты старых изделий из цветных металлов, кабели с уцелевшей изоляцией и прочие осколки сгинувшей технической цивилизации. Там, где происходили короткие стычки между чужими, иногда попадаются обломки их устройств и конструктов, но на много километров вокруг деревни все такие места давно найдены и перекопаны на несколько метров вглубь. Найти там что-то полезное почти нереально. Поэтому такие трофеи я ношу в деревню редко.

Лавочник берет у меня мясо и шкуры всякого зверья, которого в Змеином лесу более чем достаточно, благо охотников, рискующих сюда заходить, можно пересчитать по пальцам. Откуда принесена добыча, я никому, естественно, не говорю. Иногда приношу что-то из бытовой мелочевки, сделанной ещё до войны. Керамика и нержавеющая сталь неплохо сохраняются. Такие вещи в цене, и лавочник выкупает их у меня с удовольствием. Вот только всё это ерунда. Настоящие трофеи я храню в тайниках прямо в лесу. За годы моих походов их накопилось немало, и до последнего времени я не знал, что с ними делать. Теперь знаю.

Данжура я встретил в Змеином лесу полгода назад. Ну, как встретил… Наткнулся случайно. Парень попался в ловушку, выбраться из которой самостоятельно он не мог. За добычей Данжур пошел не один. Вот только троих его товарищей накрыло взрывом прыгающей гаусс-мины, а сам он чудом остался в живых. На пути летевшего в его сторону поражающего элемента оказалась толстая ель, и Данжура изрядно приложило в грудь ударом пробившего дерево пластокерамического стержня, однако ситалловая пластина бронежилета выдержала удар. Самостоятельно двигаться охотник мог с трудом, да и желания такого, мягко говоря, не испытывал. Столь невовремя активировавшаяся гаусс-мина явно израсходовала еще не все поражающие элементы, и на любую попытку Данжура покинуть неглубокую ямку, куда его отбросило ударом, неминуемо отреагировала бы новой порцией смертоносных стержней.

Место это я знал давно, считал его опасным и всегда обходил по большой дуге. Однако в тот раз я мимо не прошел. Последствия работы гаусс-мины трудно не заметить, особенно если знаешь, куда смотреть и что искать. Впрочем, глаза бы мои этого не видели. Трое охотников погибли мгновенно, но вот то, что от них осталось, выглядело крайне неприятно. Увиденное ещё раз убедило меня в том, что моё чувство опасности — совсем не плод воспаленного воображения, как и ещё пара необычных и иногда пугающих меня самого способностей моего организма. Я не знал, что именно ждет неосторожных любителей быстрого обогащения в этом ничем не примечательном ельнике, но уверенность, что соваться туда нельзя, не покидала меня с того самого момента, когда я впервые его увидел. Даже пробитая между деревьями звериная тропа не натолкнула меня на мысль пройти напрямик. А вот четырех охотников именно она, похоже, и ввела в заблуждение. Увы, не все уцелевшие устройства и конструкты времен Чужой войны срабатывают на лесное зверьё. Некоторые умеют неплохо распознавать цели и не тратят ценные боеприпасы на волков и лосей.

Люди, угодившие в ловушку, прошли здесь несколько часов назад, и их действительно было четверо, но я, сколько не смотрел, смог обнаружить только три тела. Четвертому, похоже, повезло. Впрочем, у меня была возможность это проверить. Постоянно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, я осторожно обошел ельник. Следов выжившего охотника мне обнаружить не удалось. В то, что он мог их просто не оставить, верилось с трудом. Во-первых, потому что до того, как угодить под удар гаусс-мины, они двигались по тропе хоть и аккуратно, но всё же оставляя за собой свидетельства того, что здесь недавно прошли люди. Потревоженный подошвами ботинок мох, отдельные сломанные ветки и прочие мелкие признаки, способные многое сказать внимательному наблюдателю. Ну а во-вторых, после срабатывания ловушки единственному уцелевшему охотнику должно было стать совсем не до того, чтобы заботиться о заметании следов. К тому же он почти наверняка получил ранение, а это делало скрытное перемещение совсем уж затруднительным.

Завершив обход опасного места по периметру, я пришел к выводу, что если последний охотник и выжил, то ельник он до сих пор не покинул. Разумнее всего было просто пройти мимо. Лезть под поражающие элементы гаусс-мины ради непонятного незнакомца совершенно не хотелось. Он мог оказаться кем угодно, и такая встреча с весьма высокой вероятностью сулила мне большие проблемы. И всё же я не ушел. Вернее, ушел, но не сразу и лишь для того, чтобы вернуться к ельнику более подготовленным к тому, что собирался сделать.

Прежде чем отправиться к тайнику, я решил убедиться в том, что мои предположения верны. В конце концов, четвертый охотник мог быть уже мертв. К примеру, получил ранение, смог спрятаться, а потом умер от потери крови. Чем не вариант? Я некоторое время размышлял о том, как проверить, жив ли тот, кого я собираюсь спасать, но выживший охотник сам проявил инициативу. О моем присутствии он не знал, ни на чью помощь рассчитывать не мог, и, видимо, решил попытаться сделать хоть что-то.

По стволу одной из елей звонко щелкнул небольшой камень. Похоже, охотник пытался спровоцировать новую активацию гаусс-мины. Боезапас у нее далеко не бесконечен, и любое ложное срабатывание повышает шанс, что он иссякнет. Сколько раз мина срабатывала за прошедшие полтора века, никто не знает, так что определенная логика в поступке загнанного в ловушку человека присутствовала. Вот только эта мина, похоже, была не из простых. Если уж она зверей, проложивших здесь тропу, не трогала, а сработала только по людям, то отскочивший от ствола дерева камень тем более не мог её обмануть. Ни людей, ни легкобронированной техники в радиусе поражения её сканеры не видели, и устройство времен Чужой войны провокацию проигнорировало.

Зато теперь я знал, что охотник жив и в сознании. Единственное, чего следовало опасаться, так это глупостей с его стороны, на которые загнанный в угол человек вполне мог решиться от отчаяния. Мне следовало как-то себя обозначить, чтобы неизвестный набрался терпения и тихо сидел в своем убежище, пока я его не вытащу. Конечно, можно было бы просто крикнуть охотнику, чтобы не дергался, но Змеиный лес — не то место, где стоит орать на всю округу. А вот идея с броском камешка показалась мне неплохой. Раз уж экспериментально доказано, что гаусс-мину это не раздражает, грех не воспользоваться таким способом коммуникации, благо точно метать предметы различного веса и формы я неплохо натренировался ещё в детстве, постепенно отучив деревенскую гопоту считать меня легкой целью для издевательств, причем даже когда их много, а я один.

Прилет в лоб грубо оструганного деревянного шарика, запущенного умелой рукой, даже у самых тупых многое меняет в голове. У меня такие самодельные снаряды в карманах никогда не переводились. Вся прелесть заключалась в том, что взрослые не рассматривали их, как оружие, и в наши разборки обычно не вмешивались, если, конечно, они не заканчивались увечьями. Деревянный шарик при должной силе и точности броска способен очень неприятно удивить любого любителя самоутвердиться за чужой счет, но при этом позволяет достичь нужного эффекта, не покалечив противника. Правда, по мере взросления некоторые из моих врагов становились всё более отмороженными, и ближе к семнадцати годам я был вынужден добавить в свой арсенал несколько довольно крупных металлических шариков, добытых из старых подшипников, однако их боевого применения мне пока удавалось избегать, хоть и с большим трудом.

Камешки подходящего размера я искать не стал. В лесу они россыпью не валяются, а терять время и испытывать терпение выжившего охотника мне не хотелось. Пришлось пожертвовать тремя деревянными шариками из моих запасов. Приближаться к ельнику мне по-прежнему не хотелось, так что бросать пришлось издалека и с закрытой позиции. Я укрылся за невысоким бугром, показавшимся мне достаточно прочным. Первая попытка оказалась неудачной. Шарик почти бесшумно упал на землю, покрытую толстым слоем хвои. Никакой реакции со стороны гаусс-мины не последовало, и это не могло не радовать. Второй и третий броски оказались более удачными. Я лишь примерно представлял, где может скрываться попавший в западню человек, но, похоже, мне повезло, и один из шариков ударил в ствол дерева где-то рядом с ним.

Секунд тридцать спустя мой импровизированный снаряд прилетел обратно, задев при этом несколько небольших веток чуть в стороне от моей позиции. Теперь неизвестный знал о моем присутствии, и я мог рассчитывать, что в ближайшее время он воздержится от всяческих глупостей и будет смирно лежать в своем убежище, ожидая развития событий. Заставлять его ждать слишком долго я не собирался, но на то, чтобы добраться до тайника и вернутся обратно мне требовалось не меньше часа.

Когда я вернулся, ситуация в ельнике не изменилась. Во всяком случае мертвых тел в поле зрения не прибавилось, и это внушало надежду, что у застрявшего здесь охотника хватило терпения меня дождаться. С собой из тайника я захватил три предмета, которые, в отличие от безобидных камешков и деревянных шариков, обязательно должны были вызвать у гаусс-мины неподдельный интерес.

К ельнику я приближался с большой осторожностью. Сейчас в моем рюкзаке лежали два амулета и фрагмент непонятного конструкта, разрушенного близкими взрывами нескольких снарядов небольшого калибра. Все эти предметы я нашел под слоем грунта в лесном овраге вместе с плохо сохранившимися останками двух тайкунов. Судя по всему, эта парочка была чем-то вроде расчета некоего энергетического оружия, неудачно попавшего под очередь из скорострельной автоматической пушки. Амулеты и обломок конструкта хранили в себе остатки энергии, которую я каким-то образом чувствовал.

Эта способность появилась у меня через пару лет после того случая в Змеином лесу, когда я вернулся в деревню в почти невменяемом состоянии. Тогда же проявили себя и ещё два новых свойства моего организма. Я стал заранее чувствовать опасность, исходящую от других людей и предметов, и иногда спонтанно погружаться в состояние обостренного восприятия, в котором очень ненадолго, иногда буквально на доли секунды, все мои органы чувств скачком повышали чувствительность в десятки раз. Увы, сам вызывать это состояние я не умел, как не умею и сейчас. Оно приходит само по себе, причем иногда в самые неожиданные моменты.

Амулеты и остатки конструкта тайкунов я принес из тайника не просто так. Все устройства кибов очень болезненно реагируют на хранящуюся в них энергию, природа которой остается для меня совершеннейшей загадкой. Некоторые жители нашего поселения не заморачиваются и называют тайкунов магами. Кто знает, возможно, так оно и есть. Тайкуны владеют техниками управления энергией, берущейся как бы из ничего. Что это, если не магия? Кто-то считает, что они оперируют той самой темной энергией, которую так и не научились регистрировать наши ученые, а кто-то зовет её инфернальной, не пытаясь придавать своим словам наукообразную форму. Возможно, у этой способности тайкунов есть и нормальное научное объяснение, но нам оно неизвестно. Как бы то ни было, некоторое время назад я научился эту энергию чувствовать, и гаусс-мина, притаившаяся где-то в ельнике, тоже наверняка умела её обнаруживать. По крайней мере, я на это рассчитывал, и, как показала практика, вполне обоснованно.

В этот раз мое чувство опасности проявило себя, когда до границы условно безопасной зоны вокруг ельника с гаусс-миной оставалось около пятидесяти метров. Причем взвыло оно так, что я, не раздумывая, бросился на землю. Над моей головой с резким свистом прошел веер поражающих элементов, лицо и шею обдало потоком горячего воздуха. За спиной раздались глухие удары, слившиеся в барабанную дробь. Пластокерамические стержни вонзились в стволы деревьев.

Похоже, артефакты тайкунов, лежащие в моем рюкзаке, заставили гаусс-мину рассматривать меня в качестве приоритетной цели. Во всяком случае, обнаружила она меня на большем расстоянии, чем раньше. Для совершения выстрела плоский диск мины подпрыгнул, поднявшись, на пару метров над землёй, и сразу после залпа упал обратно, вновь слившись с поверхностью. В падении я успел заметить лишь мелькнувшую где-то впереди размытую тень.

Упав, я перекатился под прикрытие толстого ствола недавно поваленного ветром дерева. В качестве укрытия от поражающих элементов гаусс-мины оно подходило весьма условно, но другого у меня всё равно не имелось. От амулетов и обломка конструкта следовало срочно избавиться. Я осторожно стянул со спины рюкзак и вытащил из-под клапана смятую медную пластину, покрытую непонятными рунами. От обломка конструкта исходили едва ощутимые эманации скрытой в нем энергии.

Я слегка изменил позу и сильно размахнувшись прямо из положения лёжа метнул пластину куда-то вверх и в сторону ельника, одновременно с броском откатившись на пару метров влево. Рюкзак с рунами тайкунов я оставил на месте и, как оказалось, очень правильно сделал.

Знакомый свист поражающих элементов в этот раз сопровождался новыми спецэффектами. Брошенный мной осколок конструкта встретился с одним из стержней прямо в воздухе. Столкновение породило яркую вспышку и, что куда менее приятно, целый град осколков. Резкая боль дернула правую руку, но, похоже, я получил лишь глубокую царапину. Рюкзаку повезло меньше. Прикрывавшее меня дерево приняло сразу три попадания. Один из поражающих элементов пробил ствол и разорвал рюкзак в клочья. Судя по всему, гаусс-мина восприняла полет обломка конструкта, как личное оскорбление, и ударила не только по нему самому, но и по точке его запуска, причем не жалея боезапаса.

Царапина на руке саднила, но я не обращал на неё внимания. Сбитая взрывом и стрельбой листва и хвоя осыпались на землю и всё стихло, вот только эта тишина не сулила мне ничего хорошего. Подождав пару минут, я осторожно осмотрелся вокруг, медленно отполз чуть в сторону и подобрал сухую ветку, с помощью которой медленно подтянул к себе то, что осталось от рюкзака. Один из амулетов тайкунов оказался расколот на несколько частей, и никакой магической энергии я в нем больше не чувствовал. Второй артефакт уцелел. Брать его в руку очень не хотелось, но другого способа проверить, сработал ли мой план, я не видел.

Вырезанный из темного камня кругляш, испещренный странными угловатыми символами, неожиданно оказался горячим. Не обжигающим, но ощутимо нагретым. Исходящий от него энергетический фон усилился. Видимо, между ним и только что уничтоженными артефактами существовала какая-то связь, и уцелевший предмет отреагировал на разрушение двух других. Мало того, когда я его коснулся, по моим пальцам прошла непроизвольная дрожь, и что-то произошло со зрением. Я, похоже, начал видеть тепловое и ультрафиолетовое излучения. Как только я отдернул руку, странный эффект немедленно исчез. Нечто подобное со мной уже случалось при контакте с другими амулетами тайкунов, но тогда эффекты были другими и проявлялись гораздо слабее.

В тот момент размышлять об этом мне было некогда. От проявившего активность амулета хотелось как можно быстрее избавиться, чтобы не попасть под новую порцию смертоносных стержней. Я размахнулся и отправил артефакт в полет примерно по той же траектории, что и медный обломок конструкта, и сразу перекатился в сторону, причем ещё быстрее, чем в первый раз. Распластавшись на земле, я ждал нового града поражающих элементов, но услышал только мягкий шлепок упавшего на хвойный ковер артефакта. Залпа не последовало, и одновременно ощущение опасности, исходящее от лежащего передо мной ельника, скачком уменьшилось до уровня, почти неотличимого от фоновых значений.

Видимо, что-то подобное почувствовал и попавший в западню охотник. Он не стал больше ничего ждать и медленно выбрался из своего убежища. Вставать он благоразумно не стал. Гаусс-мина, даже исчерпав боезапас поражающих элементов, ещё могла преподнести неприятный сюрприз, просто взорвавшись, как обычный осколочный боеприпас. Неизвестный осторожно пополз в мою сторону. Мина не проявляла никакой активности, и минут через десять молодой парень, старше меня не больше чем на пару лет, шумно дыша привалился к стволу дерева, всё это время служившего мне укрытием.

— Данжур, — представился охотник, протягивая мне руку. — Спасибо, что вытащил. Когда ты свою деревяшку в мою сторону кинул, я уже собирался рвануть на прорыв. До сих пор жуть берет, когда думаю, что бы со мной было, опоздай ты со своим предупреждением на пару минут. Глупо мы попались. Понадеялись на наставника и… Да чего уж теперь…

Парня откровенно трясло, у него начался отходняк после пережитого ужаса.

— Сергей, — назвался я, пожимая руку новому знакомому. — Давай не будем здесь задерживаться. Нашумели мы…

— Веди, — согласно кивнул Данжур. — Поговорить ещё успеем.

Глава 2

Сразу к тайнику я не сворачиваю. Сначала внимательно осматриваю все подходы. Интуиция пока молчит, но на все сто процентов я на неё предпочитаю не полагаться. Минут через пять прихожу к выводу, что в мое отсутствие сюда никто не наведывался.

Герметичный пластиковый контейнер ждет меня в неглубокой яме, выкопанной под стволом упавшего дерева. Тайник прикрыт металлической крышкой, сделанной из куска легкого нержавеющего металла. Какой-то сплав магния и алюминия с небольшими добавками марганца и хрома. Когда-то он, наверное, был частью обшивки фюзеляжа самолета или корпуса небольшой лодки. Сплав явно наш, земной. К чужим он никакого отношения не имеет. Сверху на крышке лежит толстый слой дёрна, и я стараюсь его не потревожить.

С нашей последней встречи с Данжуром трофеев в контейнере накопилось немало. Ну так больше месяца уже прошло. От моего торгового партнера долго не было вестей, но неделю назад в условленном месте я наконец обнаружил небольшую пластиковую капсулу с запиской. Данжур предлагал дату и время встречи и спрашивал, что я готов принести на обмен. Место встречи мы согласовали заранее, так что о нем нам договариваться не пришлось. С точки зрения безопасности это правильно. Тайник в лесу — штука ненадежная. Всегда остается шанс, что кто-то прочтет наши послания, и нечего этому кому-то знать, куда мы притащим рюкзаки с ценными артефактами.

Отбираю трофеи для обмена и перемещаю в рюкзак. Из артефактов тайкунов беру с собой четыре амулета и жезл из темного дерева с тусклым желтоватым кристаллом в навершии. Все предметы неплохо сохранились. В них чувствуется остаточная энергия. Немного, но, видимо, этого хватило, чтобы полторы сотни лет противостоять воздействию внешней среды. Из смертоносного наследства, оставленного в Змеином лесу кибами, в рюкзак переезжают четыре снаряда к легкой автоматической пушке, полтора десятка поражающих элементов от гаусс-мин и пара каких-то небольших устройств неясного назначения. В ценах на такой товар я ориентируюсь очень приблизительно, но даже с моими отрывочными знаниями очевидно, что стоит моя добыча весьма немало.

Бросаю взгляд на три амулета, лежащих в отдельном пакете. Это особые трофеи, продавать которые я буду только если совсем уж прижмет. Один из них — амулет, расширяющий диапазон моего зрения в инфракрасную и ультрафиолетовую области спектра. Этот эффект я обнаружил совершенно случайно, когда спасал Данжура от гаусс-мины. Тогда мне было несколько не до того, но потом я изучил амулет очень тщательно и обнаружил, что он безотказно отзывается на мое прикосновение, выдавая всегда один и тот же результат. Ночное зрение ещё никому не вредило, так что эту добычу я храню исключительно для себя. Ещё два амулета тоже вступают во взаимодействие с моим организмом, но управлять ими сложнее и эффекты иногда получаются непредсказуемыми. Когда-нибудь я досконально с ними разберусь, но пока они просто лежат и ждут своего часа.

Подумываю не взять ли с собой амулет, расширяющий возможности зрения, но отказываюсь от этой мысли. У даруемых им способностей есть и оборотная сторона. Устройства кибов очень не любят такие предметы, и их носитель сразу переходит для них в разряд приоритетной цели. Конечно, я собираюсь нести к месту встречи и другие амулеты, но там я их сдам Данжуру и получу взамен предметы попроще, земного происхождения, так что весь обратный путь я смогу проделать, не являясь объектом притяжения для всякой недобитой высокотехнологичной пакости. К тому же тащить амулет в деревню — не лучшая идея. Если его случайно у меня обнаружат, будет много лишних вопросов.

Возвращаю пластиковый контейнер на место и привожу тайник в изначальный вид. Проверяю маскировку и остаюсь доволен проделанной работой. Заметить мой схрон невозможно даже присев отдохнуть на ствол дерева, под которым он скрыт. Задерживаться здесь дольше нет смысла. До места встречи добираться не меньше часа, и я вновь выхожу на звериную тропу.

Данжура я, как обычно, замечаю первым, хотя он прибыл раньше меня и ждет в неподвижности, укрывшись в молодой поросли орешника рядом с условленным местом. Автоматически отмечаю, что спасенный мной полгода назад охотник пришел один. Ничего другого я и не жду, но мало ли… О наших делах ни мои односельчане, ни его товарищи не знают. По крайней мере, Данжур уверяет, что никому ничего не рассказывает. Я ему верю, это в его собственных интересах.

Деревянный шарик отправляется в полет и с негромким стуком отскакивает от поросшего мхом ствола большой сосны. Рикошет бросает его почти к самым ногам моего торгового партнера. Ветви орешника приходят в движение, и мне навстречу выходит Данжур.

— Опять я тебя не заметил, — улыбается парень, удивленно качая головой. — Как ты это делаешь? Я ведь тоже не первый год по лесам хожу. Из наших никто ко мне так подкрасться не может. Ты один такой уникальный.

— Непростое детство многому учит, даже если ты этого не хочешь, — обтекаемо отвечаю я, пожимая протянутую Данжуром руку. — Как добрался?

— Без приключений. Сегодня в лесу спокойно. Ну, по местным меркам, естественно. Сам знаешь, в такую погоду ловушки на меньшей дистанции срабатывают. Может, дождь звуки глушит… Да и зверье сейчас без крайней необходимости из нор не вылезает. Сложнее было покинуть город, не привлекая лишнего внимания. Твои трофеи у нас уходят влёт, и я уже чувствую нездоровый интерес к своей персоне, так что приходится смотреть вокруг очень внимательно.

— Тебе, конечно, виднее, но может стоит сделать паузу и повременить с продажей? Ну, или сменить канал сбыта? — последние слова Данжура мне совершенно не нравятся. Что такое нездоровый интерес к моим доходам, я хорошо знаю по собственному опыту.

— Пока это не критично, — небрежно отмахивается охотник, но легкость его тона меня не убеждает. Похоже, сложившаяся ситуация его всё-таки беспокоит, пусть пока и не слишком сильно.

— Ну, показывай свои сокровища, — меняет тему Данжур. — Времени у меня немного. Нужно засветло вернуться, чтобы на входе в город не было лишних вопросов.

Я молча снимаю рюкзак, разворачиваю кусок прозрачной плёнки и выкладываю на него свои трофеи, предназначенные для обмена. Суть нашего сотрудничества заключается в том, что все предметы, которые я сам не могу сбыть в деревне, не вызывая подозрений, забирает у меня Данжур. Ну а взамен я получаю то, что можно выдать за добычу, найденную в местах, более спокойных, чем Змеиный лес. Похоже, мой торговый партнер имеет с этой деятельности очень неплохую прибыль. Настолько неплохую, что в его сторону уже начинают посматривать представители какой-то из городских криминальных группировок. Из тех, что помельче и пожиже, иначе Данжур не утверждал бы, что пока не видит в этом серьезных проблем. Впрочем, я городских раскладов не знаю. Вся информация о жизни в городе у меня только с чьих-то слов, доверять которым можно весьма условно.

Амулеты тайкунов вызывают у Данжура одобрение. Я и сам знаю, что товар хорош. Ничего выдающегося, но, как я слышал, в городе на эти магические изделия есть неплохой спрос. Что с ними делают покупатели, я не в курсе. Мой партнер об этом особо не распространяется. То ли тоже не знает, то ли по каким-то причинам просто придерживает эту информацию.

Снаряды к автоматической пушке вызывают у него более сдержанную реакцию. Товар хоть и ценный, но абсолютно стандартный. А вот к двум небольшим устройствам кибов Данжур проявляет гораздо больший интерес.

— Видел я как-то подобные штуки, — задумчиво произносит охотник. — Случайно подсмотрел. Торговцу, с которым я веду дела, сдавал их один очень серьезный мужик. Говорят, он иногда даже напрямую на барона работает. Когда я вошел, он свой товар быстро обратно в сумку убрал, но кое-что я увидеть всё же успел, хоть и прикинулся, что ничего не заметил, а если что и зацепил взглядом, то всё равно не понял, что именно попалось мне на глаза. Ну, честно говоря, я действительно понятия не имею, что это, однако вещички явно редкие и недешевые.

— Брать будешь?

— Возьму, — кивнул Данжур. — Точную цену, извини, не знаю. Так что в наш обмен они пока пойдут, как амулеты. Если выручу больше, учтем в следующий раз. Не против?

— Забирай.

Не верить партнеру у меня оснований нет. Подобные сделки у нас случались и раньше, и один раз Данжур действительно доплатил мне за артефакт, который ему удалось продать дороже, чем он изначально рассчитывал. К сожалению, просто продавать ему свою добычу я не могу. В деревне ко мне приковано слишком пристальное внимание, и любые появившиеся у меня деньги, полученные не от старосты, кузнеца или лавочника, сразу вызовут много неприятных вопросов. По мелочи, конечно, я деньги у охотника беру, но в основном он рассчитывается со мной по бартеру.

— Это всё? — уточняет Данжур, обводя взглядом разложенные на пленке артефакты.

— Не совсем, — я достаю из рюкзака деревянный жезл с отливающим желтизной кристаллом в навершии, и глаза моего торгового партнера на мгновение вспыхивают алчным огнем.

На самом деле Данжур не торговец. Он такой же охотник, как я, и навыка сохранять невозмутимость при виде по-настоящему дорогих трофеев у него нет. Вот наш лавочник, тот даже бровью бы не повел, делая вид, что перед ним обычная палка с никчемной стекляшкой на конце. Данжур так не может, и это хорошо. Как и то, что жадностью своей он умеет управлять, а при необходимости и жестоко давить её в зародыше.

— Жезл центуриона тайкунов, — окончательно справившись с эмоциями, произносит охотник. — Судя по цвету кристалла, возможно, даже старшего центуриона, причем в отличном состоянии. Очень ценная вещица. Не спрашиваю, где ты его нашел, но в легкодоступных местах такие трофеи однозначно не встречаются.

— Место было непростым, — киваю я, не вдаваясь в детали. Ничего другого Данжур и не ждет.

— Я думал, что принес достаточно товаров на обмен, даже с запасом, — разочарованно качает головой охотник. — В записке ты упомянул жезл, но подробно его не описал. Я думал, это рядовая вещица, а тут такое… Слушай, давай договоримся. Я тебе отдам то, что у меня есть с собой, включая все деньги, а жезл возьму… Ну, авансом, что ли. На продажу. При следующей встрече полностью рассчитаемся.

— Покажи хоть сначала, что принес, — сразу соглашаться на предложение Данжура я не спешу, хотя прекрасно понимаю, что в итоге всё равно отдам ему жезл. Спасенный мной охотник — неплохой парень, насколько это вообще возможно в нашем постапокалиптическом средневековье. Все мы не без недостатков, но некие понятия о совести у него есть, это сомнений не вызывает. Да, заработает он на жезле центуриона очень неплохо, гораздо больше, чем отдаст мне, но просто кинуть меня и навсегда исчезнуть с дорогим артефактом — это не про Данжура. Обижать его недоверием я никак не могу. Не стоит оно того, чтобы обрывать единственную ниточку, связывающую меня с внешним миром в обход деревенского старосты и его подельников.

Данжур тоже расстилает на земле пленку и начинает выкладывать на неё содержимое своего рюкзака. Набит он у него действительно изрядно, причем далеко не дешевым барахлом. Впрочем, как и всегда.

В обратный путь отправляюсь с ощутимо потяжелевшим рюкзаком. Раза в четыре потяжелевшим. Данжур — парень здоровый, и переть на себе эту тяжесть ему было проще. Охотник не обманул. На обмен он принес действительно чуть не в полтора раза больше различных предметов, чем могло ему понадобиться, исходя из моего списка. Он всегда так делает, ведь между моментом написания записки и нашей встречей обычно проходит не меньше недели, а за это время у меня могут появиться новые трофеи для обмена.

Деньги мой партнер тоже отдал все, что у него с собой имелись. Ну, почти все. Мало ли что может случиться в дороге, так что часть монет я ему оставил. Бумажные деньги у нас давно не в ходу. Истрепались за полторы сотни лет. Где-то в городах, говорят, они ещё есть, да и то рассчитываются ими между собой только наши новые аристократы и самые зажиточные торговцы.

Брать мне пришлось всё, хотя, будь у меня выбор, от некоторых предметов я бы, пожалуй, отказался. И дело тут не в их качестве, к нему у меня претензий нет. Проблема в том, что среди принесенных Данжуром артефактов встречались и такие, которым в окрестностях нашей деревни просто неоткуда взяться. Например, четыре толстые титановые пластины. Очень ценная добыча, но их явно вырубили из какой-то большой конструкции, которую охотники из моей деревни давно бы обнаружили, находись она в пределах четырех-пяти дней пути от нашего поселения.

Заметив мой невысказанный интерес, Данжур, немного поколебавшись, решил, что не будет ничего плохого, если он расскажет мне, как они к нему попали. Торговец, у которого он обменял пластины на часть моих трофеев, сказал, что лет пять назад снаряженная бароном большая поисковая группа обнаружила на побережье почти полностью скрытую песком носовую часть очень немаленькой субмарины времен Чужой войны. Вот её корпус и разделали на такие пластины. Теперь в городе это довольно ходовой товар.

На самом деле, титан — штука очень дорогая. У кузнеца за него можно получить кучу денег, вот только вокруг нашего поселения его в таком виде никто никогда не находил, так что необходимости отвечать на неудобные вопросы мне в любом случае не избежать.

И ладно бы всё ограничивалось титановыми пластинами. В дополнение к ним в моём рюкзаке сейчас лежит еще и упаковка из трех диодных фонарей со встроенными аккумуляторами. Каким-то образом они умудрились сохраниться в очень приличном виде, да ещё и в комплекте с небольшой раскладной солнечной панелью. Причем всё в рабочем состоянии. Редкость неимоверная. Где такое можно найти, я даже не представляю. Данжура я спрашивать об этом, естественно, не стал. Такое охотники рассказывают только сами, если считают нужным.

Добравшись до тайника, я сгружаю в контейнер часть выменянных артефактов. Крышка закрывается с трудом, но зато теперь мой рюкзак становится намного легче. Ходить по Змеиному лесу так тяжело нагруженным небезопасно. Теряется подвижность, и можно не успеть вовремя отреагировать на опасность, да и путь до деревни неблизкий. Домой хотелось бы успеть до темноты, а мне ведь нужно заглянуть еще в одно место. Без должного алиби появляться в селении с титановыми пластинами и диодными фонарями — отчаянная глупость. Ночевать в мокром лесу без крайней на то необходимости — тоже не лучшая идея. Да и зверьё здесь довольно опасное и крайне недружелюбное. Поэтому выхожу на тропу и ускоряю шаг, но бдительности не теряю и к хорошо натренированному чувству опасности прислушиваюсь с удвоенным вниманием. Места знакомые, однако Змеиный лес полон сюрпризов. Устройства кибов и конструкты тайкунов, способные к самостоятельной смене позиций, здесь ещё попадаются, хоть и довольно редко. Вот только мне за глаза хватит и одной такой встречи, чтобы с гарантией отправиться в края вечной охоты.

На околице появляюсь уже после захода солнца. Полной темноты пока нет, но сумерки сгущаются быстро. В караульной у ворот дежурит пара мрачных деревенских мужиков лет сорока пяти при самодельном охотничьем ружье и корявой винтовке, недавно собранной в нашей деревенской кузнице из выкупленных у пришлых охотников трофеев. Ружье хоть и выглядит примитивной поделкой, но, на мой взгляд, намного надежнее этой пародии на довоенное огнестрельное оружие. Попытка использовать остатки продвинутых оружейных технологий на нашей убогой технической базе порождает уродливые конструкции, постоянно дающие осечки или заклинивающие при выстреле. Старого оружия почти не осталось, а к тому, что сохранилось, давно нет нормальных патронов.

В городе, конечно, есть мастерские по производству боеприпасов. Для револьверов и охотничьих ружей их изделия вполне подходят. Осечки там не столь критичны, да и сами патроны намного проще, чем для магазинных винтовок и автоматического оружия. Впрочем, мне не светит даже револьвер. Огнестрел у нас только для аристократии и представителей власти. Обычный деревенский житель, вроде меня, даже примитивный мушкет может получить только из рук шерифа и лишь для конкретной цели. Например, для охоты на крупного зверя. Ну или, как эти мужики, для несения службы на входе в деревню.

— Что несешь, охотник? — угрюмо спрашивает более крупный охранник, в нарушение всех правил курящий, привалившись к воротному столбу. Зовут его, кажется, Василием. Лицо знакомое, но общаться с ним мне раньше не приходилось.

— Трофеи, — я пожимаю плечами и, не замедляя шага, прохожу в открытую калитку.

— Подожди минуту, — Василий отлипает от столба, неторопливо гасит об него недокуренную папиросу и аккуратно убирает окурок в тускло поблескивающую металлическую коробочку.

— Есть вопросы? — я останавливаюсь и с демонстративным непониманием смотрю на охранника. Не узнать меня он не мог, а никаких других причин задерживать меня на входе я не вижу.

— Не дергайся, Серега, — успокаивающе-снисходительно отвечает Василий. Оказывается, он даже имя мое помнит. — Ничего личного. Просто сегодня у нас приказ досматривать всех на входе в деревню. Говорят, опять молодежь травкой баловаться начала. Вот староста и велел шерифу провести тотальный шмон всех входящих. Я понимаю, что ты дурью заниматься не станешь, но приказ есть приказ, так что скидывай рюкзак, поглядим на твои трофеи.

— Скажи мне, Василий, — сходу соглашаться на этот беспредел я не собираюсь, — а в письменном виде приказ шерифа на проведение досмотров у тебя имеется?

— Не-а, — охранник нагло усмехается, загораживая мне дорогу. — Да и зачем он мне такой нужен, если устав охранной службы позволяет досматривать на входе в деревню любого, кто вызывает хоть малейшие подозрения? Просто сегодня шериф сказал считать подозрительными всех подряд, вот мы и считаем.

Второй охранник, имени которого я так и не вспомнил, лениво встает с грубо сколоченного табурета и выходит из караулки.

— Будем сопротивляться охране при исполнении? — плотоядно интересуется он, вставая рядом с товарищем.

— Не будем, — я стараюсь сохранять спокойствие, хотя врезать с ноги сразу по обеим сытым рожам хочется просто отчаянно. Впрочем, можно и не по рожам. Есть и пониже достойные цели. Даже проще, наверное, будет. Вот только зачем мне проблемы? У меня и так хватает сложностей в отношениях со старостой и шерифом. Их отпрыски ещё в нашем общем детстве регулярно приходили домой с фингалами и разбитыми носами после очередных попыток указать мне мое место в деревенской иерархии. Да и сейчас это всё ещё случается. Ничему их жизнь не учит. Не спорю, мне тоже, бывает, достается, причем иногда весьма нехило, вот только я неизменно стремлюсь не оставаться в долгу.

— Это решит вопрос вашей подозрительности? — окончательно обуздав эмоции, я достаю из кармана пару поблескивающих никелем монет и демонстрирую их нашим доблестным охранничкам.

Василий, не задумываясь, берет монеты, но при этом отрицательно качает головой, продолжая смотреть на меня, как на мерзкого вида насекомое.

— Не пойдет, — заявляет он голосом полного хозяина положения. — Приказ шерифа должен быть выполнен. Правда, он может быть выполнен по-разному. Так и быть, мы не станем сильно придираться к хорошо знакомому охотнику и копаться в каждой мелочи. Даже трогать руками ничего не будем. Сам всё достанешь, покажешь нам, а потом сам же сложишь обратно в рюкзак. Если травки не найдем, спокойно отправишься домой.

Спорить бессмысленно. Слегка отодвинув плечом Василия, захожу в караулку. В конце концов, ничего запрещенного у меня с собой нет, хотя показывать посторонним свою добычу мне, конечно, не хочется, да и денег у меня при себе многовато для охотника, возвращающегося из рейда и ещё не успевшего сдать добычу кузнецу и лавочнику. Впрочем, деньги можно и не показывать. Не зря же я пожертвовал две монеты за льготный режим досмотра.

По мере извлечения предметов из рюкзака в глазах охранников начинают плескаться целые озёра жадности, быстро расширяющиеся при появлении на свет каждой новой вещи, а титановые пластины, аккумуляторные фонари и солнечная панель, похоже, добивают их окончательно. При этом прямой угрозы я не чувствую, хотя смутное беспокойство начинает заполнять мое сознание всё сильнее.

— Богатая добыча, — слегка севшим голосом произносит Василий.

Второго охранника я почему-то не вижу, хотя он только что поедал взглядом каждый извлекаемый из рюкзака артефакт. В караулке его нет, и вышел он как-то уж очень тихо. Я этого даже не заметил.

— И где же такое можно найти? — охранник легко и непринужденно задает вопрос, считающийся среди охотников ярчайшим проявлением дурного тона.

— В одном месте столько добра никогда не валяется, — на любой дурацкий вопрос всегда можно ответить максимально обтекаемо, но так, чтобы это не выглядело откровенным хамством. — Далеко за реку ходил. Километров триста на ноги намотал, пока всё это собирал, не меньше.

— Это за один день-то? — проявляет неожиданную осведомленность Василий.

— Нет, конечно, — меня такими вопросами не смутить, ответы на них я всегда готовлю заранее. — Сегодня я только из схрона добычу забрал, а собирал её там несколько недель.

Что интересно, это почти правда. Артефакты для обмена я действительно добыл далеко не за один раз, и времени это потребовало немало.

За спиной Василия вновь появляется второй охранник.

— Ну что, не нашел травку? — спрашивает он каким-то преувеличенно бодрым голосом.

— Не, чисто всё, — мотает головой Василий, и в его взгляде мелькает какое-то странное удовлетворение. — Ладно, охотник, собирай свою добычу и можешь быть свободен.

Происходящее не нравится мне всё больше. Весь этот спектакль с мифическим приказом шерифа возник не на пустом месте, и пара охранников, которых я за всё время своих походов видел на этом посту хорошо если раза три-четыре, затеяла его не из пустого любопытства и уж точно не ради двух никелевых монет, полученных от меня в виде мелкой мзды.

Я почти не сомневаюсь, что меня притормозили здесь специально, а история с досмотром понадобилась лишь для того, чтобы убедиться, что у меня при себе есть достаточно ценная добыча. Нет, сами меня грабить эти уроды не станут, а вот шепнуть кому надо, что прибыл перспективный клиент, вполне могут. Вернее, уже шепнули, не зря же второй охранник куда-то ненадолго отлучился. И не только шепнули, но и дали время на подготовку, задавая мне идиотские вопросы.

— Ну, бывайте, бесстрашные борцы с сушеной травкой, — бросаю я охранничкам, выходя из караулки. — Спокойного дежурства.

— Поговори мне ещё… — с ленивым безразличием отвечает Василий. Оба мужика усиленно делают вид, что уже потеряли ко мне всякий интерес. Угу. Верю сразу и безоговорочно. Артисты…

Медленно иду по главной улице деревни, усиленно изображая усталого охотника, расслабившегося, оказавшись в родном селении. На самом деле я предельно собран и напряженно размышляю о том, где меня встретят. Уже совсем стемнело. К кузнецу идти поздно, его контора давно закрыта, так что от мысли сбросить ему добычу приходится сразу отказаться. С кое-как освещенной дороги скоро придется свернуть. Путей, которыми я могу попасть домой, не так уж много, и все они ведут через кривые боковые улочки, где удобных мест для засады более чем достаточно. Хвоста я за собой не вижу, но не сомневаюсь, что меня ведут. Чувство опасности, словно очнувшись, вонзает острый шип куда-то под черепушку, предупреждая о близких проблемах. Спасибо, конечно, а то я сам не догадался.

За спиной у меня тяжелый рюкзак. Он, конечно, намного легче, чем был изначально, но движения всё равно стесняет. Немного расслабляю лямки, чтобы при необходимости иметь возможность быстро его сбросить. Я понятия не имею, кто собирается на меня напасть. Вариантов несколько, и размышлять на эту тему мне сейчас некогда. Кто бы это ни был, они постараются сделать всё тихо. Не факт, что на крики и шум драки кто-то прибежит, вот только мало ли… Деревня у нас большая, почти три сотни дворов, и даже есть своя милиция, возглавляемая шерифом. Так себе, конечно, стражи порядка. По большей части такие же скользкие типы, как те мужики в караулке у ворот, но привлекать к себе внимание грабители всё равно вряд ли захотят.

Из оружия у меня только нож в ножнах на поясе и разряженный арбалет. Можно, конечно, остановиться и его зарядить, но это всё равно, что заорать на всю улицу: «Эй вы, уроды, я знаю, что вы меня ждете!». Тоже, кстати, вариант. Если и не остановит грабителей, то удивит уж точно. Скорее, конечно, удивит, а остановит вряд ли. Просто заставит действовать немедленно и уже с четким пониманием, что я готов к бою и обязательно окажу сопротивление. А так я пока выгляжу легкой целью, и в этом мое преимущество, пусть и явно недостаточное для того, чтобы выйти из этой истории без потерь.

Есть еще, конечно, метательные шарики, лежащие в нашитых на куртку специальных карманах, позволяющих мне быстро получить к ним доступ практически из любого положения. Однако это скорее средство ошеломить противника, чем способ вывести его из строя. Впрочем, помимо выструганных из ствола яблони деревянных снарядов у меня есть и стальные. В реальном бою я их пока не применял, но, судя по воздействию на мишени, они вполне способны сказать свое веское слово даже в серьезной схватке. Интересно, знают ли об этом моем оружии противники? Если охранники на воротах ждали именно меня, то точно знают. Ну а если искали просто любого охотника с богатой добычей, тогда пятьдесят на пятьдесят.

Ну и последнее мое оружие — я сам, вместе с моими необычными умениями, проявившимися в течение нескольких лет после возвращения из той злополучной прогулки по Змеиному лесу. Всё это замечательно, но есть один очень неприятный нюанс — свои новые способности я почти не контролирую, и проявляются они исключительно спонтанно.

Мне пора сворачивать. Конечно, никто не мешает дойти до следующей улицы, вот только это может насторожить предполагаемых грабителей, а небольшая отсрочка нападения всё равно ничем мне не поможет. Поворачиваю на ближайшем перекрестке и окончательно погружаюсь во тьму. Редкие и слабо светящиеся окна деревенских домов только сгущают мрак. Луна то выглядывает из-за облаков, то вновь за них прячется. В темноте я ориентируюсь неплохо, но всё же видимость сокращается до десятка метров. Остро жалею о том, что всё-таки решил не брать из тайника амулет, расширяющий возможности зрения. Сейчас он бы очень пригодился.

Вокруг обычные звуки готовящейся ко сну деревни. Где-то гавкнет цепной пёс, где-то завозятся куры или заорет котяра, получивший лапой по морде от конкурента с соседнего двора. Но всё это далеко, а здесь, на узкой боковой улочке, сейчас очень тихо. Двигаюсь не торопясь, делая вид, что внимательно гляжу под ноги, чтобы не вляпаться в лужу или коровью лепёшку. Минут пять меня никто не беспокоит, и в голову начинает осторожно стучаться мысль, что, может быть, я так и дойду до дома без всяких приключений, а про грабителей я просто себе с устатку напридумывал. Гоню её прочь и весь обращаюсь в слух.

Ещё минуту я двигаюсь по темной улице без каких-либо помех, а потом чувство опасности начинает орать дурным голосом, и мое восприятие скачком выходит на максимум. Это срабатывает одно из моих неконтролируемых умений. Так бывает далеко не всегда, но в этот раз мне везет. Тихий шелест раскручиваемой пращи я слышу, как свист рассекающей воздух плети. Видимо, появившаяся в разрыве облаков Луна позволила пращнику меня увидеть, и он решил, что лучшего момента может и не представиться.

Я распластываюсь на земле в момент, когда камень покидает пращу и устремляется в мою сторону. Движение воздуха над головой сообщает, что направленный мне в голову снаряд пролетел мимо. Состояние обостренного восприятия длится лишь пару мгновений и уходит так же внезапно, как появилось. Как всегда после подобных озарений, накатывает слабость, но сейчас мне не до восстановления сил. Я резво перекатываюсь на обочину и ныряю в придорожную канаву. Рюкзак очень мешает, вот только на то, чтобы его сбросить, у меня нет ни одной лишней секунды.

В дорожную грязь, где я только что лежал, с глухим стуком бьет арбалетный болт. Это сразу меняет расклад. Похоже, оставлять меня в живых нападающие не собираются. Я-то надеялся, что цель грабителей — оглушить меня, забрать рюкзак, обшарить карманы и раствориться в ночи. На такое кое-кто из местных вполне мог решиться, но чтобы убить, это вряд ли. Шериф такого беспредела терпеть не станет, особенно если речь идет о полезном для поселения охотнике, пусть и одиночке со множеством странностей. Так что, скорее всего, это пришлые, причем об их присутствии в деревне власти могут и не знать. Не скажу, что группе сомнительных личностей совсем уж легко незаметно пробраться в наше селение, но при должной сноровке это вполне возможно, особенно если кто-то помогает изнутри. Сплошное патрулирование частокола у нас никогда не практиковалось. Нет у милиции на это сил.

Грабителей пятеро. Это я успел зафиксировать за время вспышки обостренного восприятия. Четверо непосредственных исполнителей и вожак, держащийся немного в стороне. Где они сейчас, я не знаю, но их позиции в момент моего падения на дорогу мне удалось засечь достаточно точно. Луна вновь скрывается в облаках, и это хорошо. Долго сидеть на одном месте нельзя, однако к активным действиям следует должным образом подготовиться. Извлекаю из кармана два деревянных шарика, и один за другим запускаю их в густую траву в паре десятков метров от себя, имитируя попытку спастись бегством. Шелест стеблей не может не привлечь внимания моих противников. Одновременно начинаю движение вдоль канавы в противоположную сторону. Темнота вокруг царит непроглядная, и перемещаюсь я чуть ли не наощупь. Вот сейчас ночное зрение и сверхчувствительный слух мне пришлись бы очень кстати, вот только вызывать их по своему желанию я так и не научился, да и сил это состояние вытягивает столько, что через несколько секунд я бы просто свалился на землю тряпичной куклой.

Покидаю канаву и углубляюсь в заросли бурьяна, стараясь не выдать себя шелестом травы. В этом мне помогают сами грабители. Кто-то из них азартно проверяет место, куда ушли мои деревяшки, создавая при этом гораздо больше шума, чем я. Через несколько метров упираюсь в покосившийся забор. Я весь мокрый и грязный, но совершенно этого не замечаю. Скидываю, наконец, рюкзак и достаю из пристегнутого к нему чехла арбалет. Он у меня достаточно компактный и двухзарядный. Денег на его покупку ушло просто немеряно, но жалеть об этом приобретении мне не пришлось ни разу. Отработанным движением цепляю крюки натяжителя за обе тетивы, откидываю рукоять лебедки и аккуратно её вращаю, чтобы не издавать лишних звуков. Придерживаю пальцем фиксаторы, избегая характерных щелчков, когда тетивы встают на боевой взвод. Завершаю заряжание, зафиксировав болты в направляющих желобах.

На месте грабителей я бы не стал искать спрятавшегося охотника. Первая внезапная атака не удалась, и теперь попытка найти жертву вполне может привести к потерям среди нападающих. По-хорошему им бы стоило просто уйти, тихо исчезнув в темноте, вот только что-то удерживает бандитов на месте, вынуждая продолжать начатое.

— Здесь он, — раздается откуда-то справа тихий голос. — Не мог далеко уйти, мы бы услышали.

Соблазн выстрелить на звук очень велик. Может быть, я даже попаду, вот только скорее всего подпишу себе этим смертный приговор. Я не знаю, где вражеский арбалетчик. Он наверняка уже перезарядился, и теперь только и ждет, когда я себя обнаружу, так что услышанные мной слова вполне могут быть обычной провокацией. Ситуация патовая. Если они в своих поисках ко мне приблизятся, я это точно услышу, и тогда кому-то из грабителей светит быстрая смерть или тяжелое ранение. Не думаю, что кто-то из них захочет так подставляться. Сам я тоже уйти не могу. Шанс нарваться на нож, арбалетный болт или камень из пращи слишком велик. И всё же время работает на меня. Я-то могу тут хоть до утра сидеть. Вот только нужно ли мне это? Не получилось один раз, попробуют снова, и не факт, что не подготовятся к повторной попытке более тщательно.

Я принимаю решение, и в кусты на противоположной стороне дороги летит еще один деревянный шарик. На этот раз я остаюсь на месте и вновь весь обращаюсь в слух.

— Проверьте! — тихий шепот главаря звучит в моих ушах неожиданно громко, и я понимаю, что вновь спонтанно активировалось обостренное восприятие. На этот раз тоже очень вовремя. Ситуация становится всё интереснее. Я узнаю этот голос и понимаю, что ошибся в оценке роли отдавшего приказ. Он не главарь банды, он заказчик, а заодно и тот, кто помог грабителям незаметно проникнуть в деревню.

Органы чувств вновь возвращаются к своим обычным возможностям, вот только теперь я точно знаю, где прячутся арбалетчик и пращник. Позиции для стрельбы у них удобные, однако они совершенно не рассчитаны на то, что стрелять будут не они, а в них. Арбалетчик умирает первым. С короткой, но толстой стрелой в черепушке люди долго не живут. Пращник слышит щелчок моего арбалета, но в первый момент решает, что это выстрелил его товарищ. Вместо попытки укрыться, он начинает еще пристальнее вглядываться в темноту, и из неё ему в горло прилетает мой второй болт.

Быстро сориентироваться в почти полной темноте весьма непросто. Я-то один, мне проще, а вот грабители на несколько секунд теряются, не понимая, что происходит, и пропускают мою внезапную атаку. Одного из них мои выстрелы застали осторожно пробирающимся вдоль придорожной канавы рядом с местом, куда улетел мой последний деревянный снаряд, а настоящий главарь банды и заказчик всё еще стоят рядом, пытаясь сориентироваться в обстановке. Именно к ним я и совершаю стремительный рывок, оставляя последнего бандита позади и справа.

Беспокоиться о здоровье главаря из пришлых у меня нет никаких причин, и в лоб здоровенному мужику прилетает тяжелый стальной шарик трех с половиной сантиметров в диаметре. Хорошо так прилетает, от всей широты моей оскорбленной подлым нападением души. Заказчик бросается в сторону. Он хорошо знает на собственном опыте, чем именно только что снесло с ног нанятого им бандита. Добивается он этим лишь того, что такой же шарик прилетает ему не в лоб, а в затылок. Разница в силе броска. Этого урода я убивать не собираюсь, мне здесь ещё жить. Вешать на себя труп односельчанина, причем далеко не последнего в местной иерархии, я не хочу.

Единственный оставшийся на ногах грабитель оказывается далеко не трусом. Он понимает, что их затея с треском провалилась, и всё пошло совсем не так, как планировалось. С другой стороны, если ему удастся меня уделать, делиться добычей уже ни с кем не придется. К тому же я нахожусь к нему спиной, и его это, несомненно, обнадеживает.

Чувство опасности проявляет себя чуть ли не физической болью, причем в конкретном месте — между лопаток. Судя по всему, именно на этой точке моего тела сейчас сосредоточено всё внимание врага, и я догадываюсь, почему это так. Плюхаться мордой в грязь — не самое приятное занятие, но за сегодняшний вечер я делаю это уже второй раз. Метательный нож, который по замыслу врага должен был засесть в моем позвоночнике, тусклым проблеском улетает в темноту. Вот только этот нож у бандита наверняка не единственный. Я бросаюсь в сторону, но вновь появившаяся на небе Луна на этот раз играет против меня. Противник успевает заметить, куда я переместился.

Положение не из приятных. Я лежу в канаве со скользкими стенками, покрытыми мокрой травой, а мой враг сейчас стоит где-то на дороге с зажатым в руке готовым к броску ножом, причем опыт в этом деле у него, похоже, немалый. У меня тоже есть нож, но метать его я умею весьма посредственно, да и не для этого он предназначен. Форма не та, и центр тяжести слегка смещен к рукояти.

Противник рядом. Нож в меня он бросал метров с семи и однозначно попал бы, не упади я на землю. Тянуть время нельзя. Если враг застанет меня лежащим в грязи, я окажусь в безнадежном положении. Вскакиваю и прыжком с перекатом ухожу в бурьян за канавой. Спасает только ночь. Днем я уже был бы трупом, но бросать нож на звук по неясной цели грабитель не рискует. Он хочет сократить дистанцию, чтобы действовать наверняка. Про то, чем я приложил их главаря, бандит, похоже, не знает.

Поднимаюсь на ноги, одновременно доставая нож и перекладывая его в левую руку. Когда я разворачиваюсь к дороге, в правой руке у меня уже зажат последний металлический шарик. Его тяжесть вселяет уверенность, которой мне сейчас очень не хватает. В неверном свете Луны детали смазываются, но врага я вижу достаточно неплохо. В отличие от главаря, он не слишком крупный. Такие часто бывают гибкими и быстрыми. В бандитской среде они берут не силой, а умением обращаться с дистанционным оружием. Практически мой случай.

Нас разделяет около десяти метров, и находимся мы по разные стороны канавы. Он стоит на дороге, а я в высокой траве, доходящей мне до пояса. Уклоняться от бросков ему будет проще. Вот только дистанция великовата, и бандит не спешит. Он тоже видит в моей руке нож, и не знает, насколько хорошо я умею с ним обращаться. То, что он остался один, заставляет его предполагать худшее. Ещё больше напрягает его то, что оружие я держу в левой руке. Левша — всегда неудобный противник. Шарика, зажатого в моем правом кулаке, противник не видит.

— Уходи, ты мне не нужен, — говорю я пришлому бандиту просто чтобы его отвлечь.

Я вижу, что он не отступит. Как врага, он меня уважает, но считает себя в силах со мной справиться. Слишком уж богатая добыча на кону, чтобы такой, как он, отступил.

— Подойди поближе, поговорим, — негромко отвечает грабитель, поигрывая ножом. Я вижу, что метнуть его он готов в любую секунду и из любого положения. И я совсем не уверен, что смогу уклониться, даже если бросок он совершит с разделяющих нас десяти метров.

— Что, охотник, страшно? — словно прочитав мои мысли, спрашивает бандит, и мне кажется, что во тьме, лежащей на его лице, я угадываю злую усмешку. — Не бойся, больно не будет, быстро умрешь.

Ещё продолжая говорить, он делает короткий, почти незаметный шаг ко мне, и я понимаю, что через мгновение последует бросок. И тут меня снова бросает в режим обостренного восприятия. Ждать больше нельзя, и я практически на автомате делаю то, что задумал, когда брал нож именно в левую руку.

Охотничий нож, совершенно не предназначенный для метания, да ещё и брошенный левой рукой, сильно, но неуклюже летит в цель, вызывая у врага невольное удивление. Тем не менее он отвлекается и задерживает свой бросок, начиная небрежно уклоняться. Лунный свет падает на его лицо, высвечивая презрительную гримасу, в которой отражается целая гамма чувств. Мой противник уже считает себя победителем, ведь я теперь безоружен, и приятным бонусом к богатой добыче для него станет возможность насладиться моим страхом.

Металлический шарик, запущенный моей правой рукой, летит в цель заметно быстрее ножа. Бандит успевает понять, что что-то не так и выражение злобной радости на его лице превращается в дикий оскал. Начав уклоняться от ножа, он уже не может быстро отреагировать на новую угрозу, и почти сто восемьдесят граммов стали с силой бьют его в переносицу.

Я бросаюсь вперед, понимая, что если дать врагу прийти в себя, можно нарваться на очень неприятные последствия. Вот только мои опасения напрасны. В темноте я просто не сразу оцениваю последствия попадания. Голова бандита резко дергается назад. Он отступает на пару шагов и метательный нож выпадает из его руки. Сам грабитель неловко заваливается на бок и падает в дорожную грязь.

Что интересно, за всё время нашей схватки на улице так никто и не появился. Если кто-то что-то и слышал, жители деревни предпочли тихо отсидеться по домам. Впрочем, сейчас это даже к лучшему. Обхожу лежащих на дороге и в кустах грабителей. Пращник и арбалетчик мертвы. Главарь в полной отключке и очень плох. Лоб у него, конечно, крепкий, но почти двести граммов стали он поймал им с короткой дистанции со всеми вытекающими последствиями. Последний бандит имеет шансы выжить, но пролежит без сознания еще долго.

Заказчик, а это не кто иной, как младший сын кузнеца, тоже в сознание пока не пришел, и какое-то время еще будет смирно лежать в дорожной грязи. На всякий случай вяжу ему и последнему бандиту руки и ноги ремнями, снятыми с остальных, подбираю рюкзак и бегом возвращаюсь на главную дорогу. В кои-то веки милицейский патруль оказывается в нужное время и в нужном месте очень вовремя выходя мне навстречу. Двое рядовых с ружьями и старший с револьвером.

— Вот вы-то мне и нужны! — сходу подкатываю к милиционерам. — У нас проблемы. В деревне банда пришлых. Попытка ограбления.

— Кого грабят? Почему мы ничего не слышали? — старший патруля подозрительно всматривается в мое лицо, узнает и немного расслабляется, хотя настороженное выражение с его лица никуда не девается. Не та у меня репутация, чтобы люди шерифа сходу мне верили.

— Уже никто никого не грабит, — отвечаю, несколько сбавив градус напряжения в голосе. — Два трупа и трое пока живых. Лежат в грязи и ждут, когда вы их подберете. Пытались меня убить и завладеть трофеями, но не вышло. Один из них, похоже, наводчик из наших. Рожу в темноте не разглядел, но голос показался знакомым. Впрочем, я мог и ошибиться. Думаю, самое время будить ваше начальство.

— Где всё произошло?

— На Березовой, метров четыреста отсюда.

— Почему на помощь не звал?

— Слишком быстро всё завертелось. А потом не мог кричать, чтобы себя в темноте не обозначить. У них арбалетчик был и пращник. К тому же подумал, что лишние свидетели ни к чему. Если вдруг там кто-то из наших замешан, пусть шериф и староста сами решают, что и кому рассказывать о случившемся.

Нужно отдать должное командиру патруля, раздумывает он недолго.

— Григорий, давай быстро за шерифом, — приказывает старший одному из подчиненных и вновь поворачивается ко мне. — Веди, охотник. Надеюсь, ты положил именно пришлых. В ином случае я тебе не завидую.

Владетель Каринту не любил покидать столичную планету. Много веков назад, когда он только появился на свет, никаких межзвездных, да и межпланетных кораблей ещё не существовало. Первые попытки узнать, что происходит за пределами воздушной оболочки мира, были предприняты только через пятьдесят лет после его рождения.

Позволить себе жить многие сотни лет мог далеко не каждый кейр, не говоря уже об обычных людях. Замедлить процессы старения, непрерывно идущие в организме, оказались способны только самые одаренные из владеющих скрытой силой. И лишь немногим из них удалось почти остановить их ход. Увы, лишь почти. Абсолютного бессмертия не смог добиться ни один из великих.

Владетель чувствовал подступающую старость. Он ещё был достаточно крепок, но по меркам неодаренных людей выглядел лет на девяносто, а это уже достаточно преклонный возраст, даже если обычный человек тщательно следит за своим здоровьем и пользуется для его поддержания услугами кейров.

Каринту тратил всё больше сил на то, чтобы просто не умереть. Правда сил этих у него пока хватало, вот только положение обязывало его постоянно расходовать их далеко не только на поддержание функционирования своего дряхлеющего организма. Вот и сейчас ему предстояло потратить часть своего времени на дела, никак не связанные с заботой о собственном долголетии. Отказывать в аудиенции визирю — это уж слишком. Такое пренебрежение государственными делами может породить смуту и сомнения в головах приближённых.

До назначенного времени оставалась минута. Владетель знал, что визирь появится в каминном зале его резиденции ровно в ту секунду, когда управляемая потоками скрытой энергии клепсидра издаст тихий звон, извещая хозяев и гостей старинного замка о наступлении полудня. К этому моменту он должен быть бодр, собран и энергичен. Любая слабость, продемонстрированная низшему, может означать начало конца его многовекового правления кейрами. И то, что именно он властью скрытой силы и искусством слова собрал разрозненные государства метрополии в единую Державу и встал у истоков грандиозной звездной экспансии, ни на миг не остановит тех, кто давно хочет занять его место.

Одновременно с мелодичным звоном клепсидры двери каминного зала на мгновение вспыхнули сетью энергетических линий силового щита и бесшумно разошлись в стороны, открывая взору владетеля ожидающего за ними посетителя. Визирь безупречно исполнил сложный ритуальный поклон, и Каринту с удовлетворением отметил, что, как и всегда, второй человек в Державе не позволил себе даже тени небрежности при демонстрации лояльности к сюзерену.

Благосклонно кивнув в ответ, владетель указал посетителю на кресло за небольшим столиком, где уже дымился в изящных чашках бодрящий и пряный корго́ — насыщенный энергией напиток, доступный лишь самым богатым кейрам Державы.

— Итак, герцог, — Каринту внимательно посмотрел на визиря. — Что же на этот раз заставило вас искать встречи со мной? Надеюсь, это хорошие новости, а не очередные проблемы?

— Пока ещё не проблемы, — едва заметно улыбнулся визирь, — а лишь некая вероятность их возникновения, и я здесь именно для того, чтобы свести эту вероятность к минимуму.

— Вновь зашевелились отщепенцы? — в глазах Каринту на мгновение вспыхнул недобрый огонь.

— Нет, владетель, эту скверну вы выжгли из мозгов подданных настолько надежно, что вряд ли мы услышим о ней в ближайшую сотню лет.

Визирь ответил предельно деловым тоном. Даже легкий намек на какую-либо несерьезность в этом вопросе мог вызвать гнев главы Державы.

— Продолжайте, герцог, — удовлетворенно кивнул владетель.

— На этот раз признаки возможных проблем проявились не внутри Державы, а на её границах.

— Варвары из-за Барьера?

— Возможно, они тоже причастны, однако нам ещё только предстоит это выяснить. Сложность в том, что интересующие нас события происходят в пространстве, которое мы не вполне контролируем. К сожалению, даже лучшие книжники Державы до сих пор так и не смогли установить, по какой причине наши способности к управлению скрытой силой начинают резко снижаться сразу после пересечения внутренней границы Барьера. Продвинувшись за неё в направлении центра галактики всего на сорок световых лет, мы теряем половину наших возможностей, а в семидесяти световых годах от границы все энергетические конструкты начинают самопроизвольно распадаться, и наши межзвездные корабли просто разваливаются на части без всякого внешнего воздействия.

— Мне известны свойства Барьера, герцог, — холодно произнес Каринту. — За последние полтора века они никак не изменились, иначе живущих за Барьером варваров уже давно бы не существовало. Думаю, вам пора перейти к сути вопроса, ради обсуждения которого вы просили меня об аудиенции.

— Да, владетель, — почтительно склонил голову визирь, — я больше не стану впустую тратить ваше время. В пространстве Барьера есть всего три пригодных для жизни планеты, и только на одной из них развилась примитивная человеческая цивилизация. До последнего времени считалось, что аборигены полностью лишены способностей к управлению скрытой силой. Их развитие происходило по тому же пути, которым шли живущие за Барьером варвары. Вот только местные дикари ещё толком не освоили даже межпланетные перелеты.

— Я помню эпизод с борьбой за их звездную систему, — кивнул Каринту. — Сто пятьдесят лет назад там шли очень серьезные бои. Мы потеряли в них немало одаренных кейров, но и варвары понесли очень большие потери. Разве после этих боев цивилизация аборигенов не перестала существовать?

— Практически перестала, — подтвердил визирь. — На начальном этапе сражения мы не видели особой разницы между пришедшими из-за Барьера варварами и местными дикарями. Они пытались сопротивляться, и мы выжгли их города и гигантские мануфактуры, где они создавали свои примитивные устройства, стреляющие огнем и мертвым металлом. Тем не менее части аборигенов удалось выжить, хоть их популяция и сократилась в сотни раз. Они и сейчас живут на своей планете, пытаясь восстановить хоть что-то из утраченного. Получается у них это плохо, и я ни за что не стал бы отвлекать вас от дел, если бы не одно свойство их организмов, недавно обнаруженное нашими наблюдателями.

— Это действительно настолько важно? — в голосе владетеля вновь появилось недовольство.

— Думаю, да, — с прежней почтительностью ответил визирь. — До последнего времени мы считали, что, как и пришедшие из-за Барьера варвары, жители этой планеты полностью лишены способности к управлению скрытой силой. Теперь у нас есть основания полагать, что это не так.

— И что же заставило наших книжников прийти к такому выводу? — чуть подался вперед владетель. Новость, принесенная визирем, действительно могла оказать существенное влияние на сложившийся расклад сил. — Надеюсь, они не высаживались на планету нейтральной зоны? Нам сейчас только нового конфликта с варварами не хватало.

— Без вашей санкции, владетель, никто не решился бы на подобные действия, — заверил главу Державы визирь. — Речь пока идет только о данных, собранных нашими официальными наблюдателями с пустотных постов, размещенных в звездной системе аборигенов. Дистанционный контроль обстановки на поверхности ведется непрерывно. Там до сих пор регулярно регистрируются выбросы скрытой силы от самопроизвольного срабатывания конструктов, потерянных нашими наземными войсками во время боев за третью планету. Фиксируются и всплески грубой энергии, обычно сопровождающие действия боевой техники варваров. Раньше все эти явления легко объяснялись спонтанной активностью оставшихся без должного контроля артефактов, но в последнее время наблюдатели всё чаще фиксируют очень слабые всплески скрытой силы, не имеющие прямого отношения к оставленным нами на планете конструктам. Иногда эти выбросы совпадают по времени со срабатыванием наших амулетов и жезлов, и это наводит на мысль, что кто-то, совершенно не умеющий с ними обращаться, пытается вслепую нащупать способы управления этими предметами.

— Мы наблюдаем за пространством Барьера уже вторую сотню лет, — в голосе владетеля вновь прозвучало раздражение. — Почему я узнаю об этом только сейчас.

— Раньше мы подобных явлений не фиксировали, — невозмутимо ответил визирь. — Впрочем, возможно, мы их просто не видели. Необычные всплески скрытой силы очень слабы. Иногда они даже сливаются с естественным фоном, который после активных боев сильно вырос на всей планете. Обнаруживать эти аномалии мы стали только после недавнего переоснащения пустотных постов новыми конструктами дальнего наблюдения. У них намного выше чувствительность и способность различать детали.

— Каковы ваши выводы? — помолчав несколько секунд, спросил Каринту. — Чем всё это может нам грозить?

— Грозить? — задумчиво переспросил визирь. — Это, пожалуй, слишком громкое слово для данной ситуации. Скажем так, если аборигены действительно способны на примитивном уровне управлять скрытой силой, они могут представлять интерес как для нас, так и для варваров из-за Барьера. Нашим врагам они могут понадобиться, как солдаты с необычными возможностями. При должной подготовке и правильной мотивации из них можно сделать очень серьезных бойцов. Варвары широко используют в качестве оружия мертвые механические машины большой сложности. Наши книжники так и не смогли понять принцип их действия. Однако почти уничтоженная нами цивилизация развивалась таким же путем, как варвары из-за Барьера, и этим дикарям будет достаточно просто найти общий язык с их устройствами. В результате наши враги получат бойцов, владеющих одновременно и их оружием, и основами управления скрытой силой. К каким последствиям это может привести, сейчас представить очень сложно.

— Вряд ли это способно принципиально усилить варваров, — со скепсисом в голосе ответил Каринту. — Если они приблизятся к внутренней границе барьера, наши силы возрастут настолько, что слабые способности аборигенов ничем им не помогут.

— Вы, несомненно, правы, владетель, — уважительно кивнул визирь, — но это утверждение полностью верно лишь для прямого противостояния в открытом бою. Однако варвары хитры и коварны. По нашу сторону Барьера мы заведомо сильнее их, вот только и у них есть преимущество. Их корабли, в отличие от наших, не разваливаются на куски, пересекая Барьер и проникая в контролируемое нами пространство. Это значит, что они могут вести разведку у нас, а мы проникнуть к ним не в состоянии принципиально. Ну, или для этого нам придется освоить их способы создания межзвездных кораблей из мертвого металла и искусственных материалов, абсолютно чуждых скрытой силе. Что-то мне подсказывает, что такую задачу наши книжники решить не в состоянии. По крайней мере, в обозримые сроки.

— Неприятная перспектива, — вынужденно согласился Каринту. — Прямой угрозы она, пожалуй, не несет, но принять дополнительные меры к пресечению возможного проникновения варваров на эту планету действительно необходимо. Однако, такое решение вы могли бы принять и сами, не так ли?

— Безусловно, владетель. Более того, соответствующие меры уже приняты.

— Не сомневался в вас, герцог, — одобрительно кивнул Каринту, неторопливо взяв чашку и сделав небольшой глоток, — но тогда зачем вам потребовалась наша встреча?

— Я упомянул, что аборигены могут быть интересны не только варварам, но и нам, — ответил визирь, тоже беря со стола чашку с пряным напитком. — Именно это я и хотел обсудить с вами, владетель. Дело в том, что мы тоже можем использовать местных жителей в своих целях.

— Каким же образом?

— В качестве разведчиков. Мы не можем сами проникнуть за внешнюю границу Барьера, а вот аборигены смогут. Например, завербовавшись в армию варваров. Последние сведения о наших врагах мы получили от пленных, и было это почти сто пятьдесят лет назад. Пора бы обновить наши знания о противнике. Раньше варвары не представляли для нас реальной опасности, но время идет, и развиваемся не только мы, но и они. Их текущие возможности нам практически неизвестны, и это может представлять для Державы немалую опасность.

— В ваших словах есть логика, но зачем аборигенам работать на нас? И сможем ли мы доверять полученной от них информации?

— Не мне рассказывать вам, владетель, как много в нашем арсенале инструментов для обеспечения лояльности любого человека, будь то кейр из низких сословий или дикарь с отсталой планеты. Впрочем, аборигенов можно заставить действовать в наших интересах не только принуждением, но и заманчивыми перспективами. В сравнении с существованием на их дикой планете жизнь по нашу сторону Барьера покажется любому из них прекрасной мечтой. Вполне достижимой мечтой, заметьте. Нужно лишь добыть и принести нам необходимую информацию.

— Что ж, теперь я понимаю, зачем вы просили меня о встрече, герцог, — владетель неторопливо поднялся и в задумчивости подошел к камину. Повинуясь его мысленному усилию, поленья в нем ярко вспыхнули, и по залу стало быстро разливаться приятное тепло. Визирь знал, что дрова в камине не прогорят никогда. Искусно напитанные скрытой силой, они могут гореть практически вечно, пока владетель сам не решит погасить огонь.

— Вы хотите получить у меня разрешение на высадку наших разведчиков на поверхность планеты аборигенов, — не столько спрашивая, сколько констатируя факт, произнес Каринту.

— Это так, владетель, — подтвердил Визирь и продолжил, предвосхищая следующий вопрос сюзерена. — Я понимаю, что мы рискуем возобновлением конфликта с варварами, но я уверен, что мы сможем их обмануть. Я уже говорил о новых конструктах дальнего наблюдения, недавно установленных на наших пустотных постах в пространстве Барьера. Это не единственное достижение наших книжников и практиков. Из их лабораторий недавно вышли новейшие конструкты скрытности. Прежде чем просить вас о встрече, я лично испытал эти артефакты, так что могу с уверенностью утверждать, что они дадут нам значительное преимущество в незаметности и не позволят варварам обнаружить наш отряд.

Каринту остановился и долгим взглядом посмотрел на визиря. Пора было принимать решение, а он уже слишком устал от долгого разговора. Организм требовал новой порции силы для поддержания нормального функционирования.

— Действуйте, герцог, — наконец решился Каринту. — Получение достоверной информации о противнике соответствует интересам Державы, даже если оно сопряжено с определенным риском. Я предоставляю вам право самостоятельно определить его допустимую степень и те средства, которые необходимо привлечь для решения этой задачи.

— Благодарю за доверие, владетель, — поклонился визирь, понимая, что теперь ответственность за проведение операции целиком возложена на него самого. Впрочем, как и всегда. И всё же эта инициатива имела смысл. Успех миссии еще немного приблизит его к давней и вожделенной цели. Владетель стар. Уже достаточно скоро его силы окончательно иссякнут, и во главе Державы встанет один из кейров высшего круга. Преемником Каринту станет тот, кто к этому моменту сосредоточит в своих руках максимум власти и влияния, а умножать власть и влияние можно лишь активно управляя большими ресурсами и получая при этом значимые и очевидные для всех результаты. Доступ к ресурсам визирь только что получил. Теперь ему осталось только не упустить свой шанс.

Глава 3

Командиром патруля оказывается сержант Илья Михеев. Я вспоминаю его не сразу. Вроде знакомы, но пересекались мы нечасто. Народу у нас много. Говорят, почти тысяча человек, так что всех знать сложно, хотя лица, конечно, примелькались. А вот он меня помнит хорошо. Впрочем, неудивительно. Двенадцать лет назад, сразу после моего возвращения из Змеиного леса, я на какое-то время приобрел среди жителей деревни большую, но весьма сомнительную популярность. С тех пор интерес к моей персоне изрядно поубавился, однако из памяти многих моих односельчан эта история так и не выветрилась. Да и потом со мной регулярно случались разные истории, не дававшие этому интересу окончательно угаснуть. Конфликты с местной гопотой и сыновьями нашей деревенской элиты делали мою жизнь весьма нескучной и служили для окружающих источником бесплатных развлечений.

— Илья, тут такое дело, — негромко говорю я сержанту, пользуясь тем, что его подчиненный немного отстал. — Ты свою службу знаешь, и лезть к тебе с советами я не хочу, но предупредить должен. Я узнал того, кто навел на меня банду пришлых.

— Сразу почему не сказал? — напрягся сержант.

— Не хотел при твоих подчиненных его имя светить. Будет лучше, если ты сам решишь, надо ли им об этом знать. А ещё лучше, если это решит шериф.

— Этого только не хватало, — мрачно качает головой Илья. — Знаешь, мне, пожалуй, его имя тоже на фиг не нужно. Не хочу в ваши разборки влезать. Надеюсь, ты его не слишком сильно приложил? Срочная медицинская помощь не требуется?

— Я аккуратно. Башка у него, конечно, поболит какое-то время, но череп не проломлен, так что жить будет и даже ходить под себя не начнет. Сейчас он в отключке. Думаю, в таком виде шерифа и дождется. Мы, кстати, прибыли. Вон, прямо на дороге лежит один из грабителей. Этот вроде жив. Я его на всякий случай связал. Труп арбалетчика справа, у забора. Пращник лежит в канаве метрах в пятнадцати впереди, слева от дороги. Этот тоже отбегался. Главарь чуть дальше. Когда я уходил, он был ещё жив, но не факт, что до сих пор дышит. Наводчик шагах в десяти за ним.

— Так… — сержант на секунду задумывается, потом разворачивается к подчиненному и громко отдает приказ: — Аслан, встаешь здесь и караулишь этого бандита. Он связан и в отключке, хотя может и притворяется. Глаз с него не спускать. Как появятся Григорий с шерифом, отправляй их ко мне, а я пройду дальше и посмотрю, что с главарем этих ухарей. — Ну а ты, охотник, проверь последнего и никуда от него не отходи, жди нас там.

Шериф появляется минут через двадцать. Помимо Григория его сопровождают трое милиционеров с карбидными фонарями. Не пожалели наши правоохранители недешевого карбида кальция для освещения места происшествия. Милиционеры получают приказ начать осмотр трупов, а сам шериф подзывает к себе сержанта и с минуту слушает его доклад. Потом коротко кивает, жестом приказывает Илье оставаться на месте, а сам направляется ко мне.

— Кто? — без предисловий спрашивает шериф, бросая взгляд на угадывающуюся в темноте фигуру, лежащую в дорожной грязи.

— Аркадий, младший сын Кузнеца.

— Твою мать, — глядя в сторону, негромко ругается шериф, достает из серебристого портсигара папиросу и неторопливо закуривает. — Чем ты его?

Я молча протягиваю представителю власти тяжелый металлический шарик, и шериф понимающе кивает.

— Главаря таким же приложил?

— Да. И третьего бандита на дороге тоже.

— Главарь сдох, — информирует меня шериф. — Жаль. Довольно известная личность в нашей округе. У меня было к нему немало вопросов. Надеюсь, Аркадия ты бил не так, как его?

— Я был предельно аккуратен, он уже приходит в себя.

Подтверждая мои слова, из темноты раздается тихий стон.

— Ты поступил очень разумно, не сказав сержанту и остальным, кто навел на тебя банду. Что делать с Аркадием, мы со старостой решим сами, а ты и дальше держи язык за зубами. Поверь, это в твоих же интересах.

— Мне не нужны дополнительные проблемы, Константин Егорович, — заверяю я шерифа, стараясь выглядеть как можно убедительнее. — С уже имеющимися бы разобраться.

— Да, фигура ты неоднозначная, — соглашается шериф. — Наживать себе врагов умеешь прекрасно. Впрочем, причины понятны, в детстве тебе было непросто, а смириться с ролью деревенского дурачка ты не захотел. Достойно уважения, но от проблем не избавляет.

— От меня ещё что-то нужно? — чувствую, как наваливается усталость. Всплеск адреналина прошел, а несколько спонтанных активаций обостренного восприятия бесследно не проходят. — Если нет, я, пожалуй, пойду. Сегодня был непростой день.

— Иди, — отпускает меня шериф. — Мы здесь сами разберемся. Что хоть эти лихие люди у тебя отобрать пытались? Что-то ценное с собой было?

— Титановые пластины, аккумуляторные фонари в рабочем состоянии, солнечная панель с зарядным устройством и еще полный рюкзак очень недешевого барахла с мест боев и с окраины Черной пустоши. Ну и немного денег в довесок.

— Силён… — задумчиво произносит наш главный страж порядка. — Завтра сдашь товар кузнецу и лавочнику, а потом зайдёшь ко мне в контору, нужно составить протокол. Вообще-то, это следовало бы сделать сейчас, но случай, скажем так, несколько неординарный, так что мне необходимо подумать над содержанием твоих будущих показаний.

— Понял. Зайду.

— Вот и хорошо, что понял. Всё, охотник, свободен.

Утром встать рано не получается. Организм после вчерашнего не желает просыпаться и требует дальнейшего восстановления сил. Конкретное время, когда я должен явиться в контору, шериф мне не назначил, а значит, торопиться смысла нет. В итоге просыпаюсь я около десяти, когда жизнь в деревне уже во всю кипит и бьет ключом.

Достаю из рюкзака трофеи и начинаю сортировку. В итоге получаются три группы предметов. Самая большая из них предназначена для продажи кузнецу. Морщусь, глядя на реально дорогие вещи и понимаю, что выручу за них не так уж много. Кузнец никогда не даёт мне хороших цен. Знает, что кроме него мне сунуться не к кому. У других охотников есть альтернативные способы продажи добычи. Они иногда бывают в городе по делам нашего поселения, а мне разрешение на его посещение получить не светит. Пробовал уже, но староста даже слушать ничего не хочет. Нет, и всё. Неблагонадежен.

Вторая по размеру кучка трофеев пойдет лавочнику. Этот к ценообразованию подходит избирательно. Предметы бытового назначения, которые я теоретически могу продать кому-то из жителей деревни напрямую, он берет за относительно нормальные деньги, но такого обычно бывает немного. Остальное — так же, как кузнец, то есть примерно за треть реальной стоимости.

Ну, а в третью кучку, совсем небольшую, отправляется то, что я решаю оставить себе. В основном это снятое с грабителей оружие. Арбалет, праща и очень неплохие метательные ножи. Что со всем этим делать, я решу потом. Свои умения в части метания ножей, к слову, неплохо бы основательно подтянуть. Стальные шарики — это, конечно, оружие неплохое, но обстоятельства в последнее время складываются так, что и ножи лишними явно не будут. Да и запасной арбалет может очень пригодиться. Праща, правда, вызывает у меня некоторые сомнения. Навыка обращения с ней у меня нет совсем, но отдавать её почему-то не хочется. Сделана она очень качественно, и тот же стальной шарик запулить может намного дальше и сильнее, чем при метании рукой, а при продаже выручу я за неё совсем немного. Поколебавшись пару секунд, решаю пока её оставить. Попробую освоить, а там, как пойдет.

К кузне, расположенной на берегу речки, подхожу уже ближе к одиннадцати. Собственно, кузней мы эту группу строений называем исключительно по привычке. На самом деле это мастерская с собственным станочным парком и одновременно контора по скупке трофеев. Оборудование здесь, конечно, предельно примитивное, но кое-что изготовить на нем всё-таки можно. Даже небольшой электрогенератор имеется, с приводом от водяного колеса. Ломается, правда, постоянно, но тут уж ничего не поделаешь, собран он кустарно и далеко не из лучших материалов. Что охотники приволокли, то в дело и пошло.

Сам кузнец обитает на втором этаже одного из самых солидных зданий нашей деревни — двухэтажного дома, построенного из сборных железобетонных конструкций. Это сооружение помнит ещё довоенные времена. Строили тогда крепко, а удары тайкунов прошлись по этой местности не столь плотно, как по крупным городам. Полтора века назад наша деревня была небольшим поселком городского типа. Почти вся его территория, кроме узкой полоски, непосредственно прилегающей к реке, сейчас застроена в основном одноэтажными бревенчатыми избами. От довоенных домов там остались лишь оплавленные и растрескавшиеся фундаменты.

Чем именно накрыло поселок, никто из моих односельчан не знает, но к ядерному оружию это явно отношения не имело. Никакого остаточного фона нет, да и сразу после удара не было. Ударная волна тоже оказалась на удивление слабой. Стекла в уцелевших домах, конечно, вынесло, да и крыши кое-где повредило, но в целом пять восьмиквартирных двухэтажек, расположенных в низине у реки, устояли. Правда, до нынешних времен дотянули только три, и теперь в них находятся конторы старосты, шерифа, лавочника и кузнеца. Ну и еще несколько моих односельчан смогли урвать здесь помещения для своей мелкой торговли или небольших мастерских.

Кузнец занимает весь первый подъезд крайней двухэтажки. На первом этаже у него склад и мастерская с наиболее ценными станками, а на втором — жилая квартира и контора, где он принимает у охотников товар. Обычно мне приходится ждать минут сорок или час, пока кузнец соизволит пренебрежительно осмотреть мою добычу и огласить сумму, за которую он готов её выкупить. Сегодня всё не так. Дверь конторы открывается передо мной, когда я еще только вхожу на лестничную площадку второго этажа.

— Здоров ты спать, — вместо приветствия произносит кузнец, глядя куда-то в сторону. — Заходи. Говорят, ты вчера с хорошим уловом вернулся.

— Улов-то неплох, — кривовато усмехаюсь в ответ, — да тяжеловат оказался, еле донёс. Так устал, что утром проснулся с трудом.

— Наслышан о твоих приключениях, — кузнец бросает на меня короткий взгляд и вновь отводит глаза. — Говорят, лихие люди из пришлых тебя на подходе к дому прихватили.

— Было дело, да только шериф мне об этом болтать не велел.

— Это правильно, — кивает кузнец и жестом зовет меня за собой в комнату. — Попусту болтать — оно по жизни вредно. А вот у нас с тобой серьезный разговор будет, но сначала дела. Показывай, что принес.

Посреди комнаты стоит большой стол, на котором лежит изрядных размеров увеличительное стекло, стоят рычажные весы с набором гирек и разложены разные измерительные инструменты. Процедура сдачи товара стандартна и давно отработана. Я по одному выкладываю трофеи на столешницу, а кузнец их оценивает, при необходимости используя все эти нехитрые приспособления. Цены он сразу не называет, а лишь молча записывает что-то в толстую тетрадь. Свое решение он огласит позже, когда будет осмотрен весь товар. Это давно заведенный ритуал. Говорят, торговцы в других поселениях и в городе поступают точно так же. Обычно с их оценкой можно спорить и торговаться, вот только не мне. Меня кузнец даже слушать не станет. Не устраивает цена — забирай свой товар и делай с ним, что хочешь, хоть в печке сожги.

Минут через сорок я вынимаю из рюкзака последний предмет — четвертую по счету титановую пластину. Кузнец внимательно её осматривает и отправляет на весы. Минут пять после этого он продолжает что-то сосредоточенно чиркать карандашом в своей тетради, периодически постукивая деревяшками на извлеченных из-под стола счётах.

— Семь тысяч шестьсот пятьдесят, — наконец, называет он сумму, которая в три с половиной раза превышает мои самые смелые ожидания. — Устраивает?

— Вполне, — я стараюсь сохранить невозмутимость, но, выходит это у меня не лучшим образом.

— Удивлен? — как-то враз осунувшись, негромко спрашивает кузнец.

— Есть немного, — отрицать очевидное я не вижу никакого смысла.

— Ты не убил Аркадия, хотя имел для этого все основания, — глаза кузнеца вновь делают попытку скользнуть в сторону, но он с видимым усилием заставляет себя не отводить взгляд. — Не убил и не покалечил. Я видел, что ты сделал с остальными пришлыми, так что мне есть с чем сравнивать. И ещё ты ничего не сказал о нем никому, кроме шерифа. Аркадий — мой сын, и я его люблю, каким бы непростым человеком он ни был, так что с этого момента цены на твой товар в моей конторе всегда будут на двадцать процентов выше, чем для любого другого охотника. А если что-то захочешь купить, то на десять процентов ниже. Разумеется, при условии, что ты забудешь об участии Аркадия во вчерашних событиях.

— Да я об этом и вчера уже не помнил, — спокойно отвечаю кузнецу. — Грабители же все из пришлых были.

— Даже и не скажешь, что двенадцать лет назад ты вернулся из Змеиного леса чуть ли не пускающим слюни дурачком, — удовлетворенно произносит кузнец. — С лавочником я тоже поговорю. Есть у меня к нему подход, так что и он у тебя теперь товар будет по нормальным ценам брать, но есть у меня к тебе одна просьба…

— Внимательно слушаю.

— Тут такое дело… — кузнец слегка морщится. Продолжать ему явно не хочется, но других вариантов он не видит. — Скажем так, за самого себя я могу отвечать полностью, но Аркадий… Он уже взрослый, как и ты. Моё влияние на него ограничено. Какое-то время он будет сидеть тихо и смирно. Мы с шерифом провели с ним необходимую работу, и он обещал, что больше не будет делать подобных глупостей. Вот только надолго ли его хватит? Нет у меня уверенности, что он не захочет отомстить. В общем, если заметишь с его стороны хоть какие-то признаки проявления агрессии, сразу иди ко мне. Сразу! Ну, а если что-то подобное вчерашнему произойдет внезапно… Просто постарайся обойтись без крайностей. Думаю, ты меня понимаешь.

Отвечаю не сразу. Мне совершенно не хочется давать кузнецу твердое обещание, что и второй раз в подобном случае я смогу оставить в живых его потерявшего берега отпрыска. Если встанет вопрос кому умирать, мне или ему, выбор для меня будет очевиден. Кузнец мои сомнения, похоже, прекрасно понимает и терпеливо ждет, не пытаясь меня торопить.

— Сделаю, что смогу, — наконец отвечаю я.

— Уже неплохо, — медленно кивает кузнец. — Рассчитывать на большее было бы глупо. К лавочнику сейчас не ходи, дай мне время перекинуться с ним парой слов. Завтра ему товар скинешь, и цены тебя приятно удивят. А вот к шерифу зайди обязательно, он тебя, наверное, уже заждался.

Складывающаяся ситуация мне совсем не нравится. Нет, новые цены в конторах кузнеца и лавочника меняют финансовую сторону моей жизни весьма радикально и, понятно, что не в худшую сторону. Вот только у этой истории есть и оборотная сторона. Я теперь знаю о младшем сыне кузнеца то, чего никому знать не положено. Связи с пришлыми бандитами — это очень серьезно. Настолько серьезно, что выплыви эта информация наружу, и не спасли бы его ни кузнец, ни даже староста. За сокрытие подобных фактов можно легко лишиться своего положения, а то и головы. Говорят, барон такого не прощает.

У кузнеца теперь перед шерифом и старостой изрядный должок образовался. За то, что отпрыска его непутевого прикрыли. Одна беда — между собой-то они договорятся, а вот я в эту схему вписываюсь не слишком хорошо. Мое молчание они руками кузнеца вроде как купили, но если я просто сгину где-то на охоте, всем будет намного спокойнее. И ладно бы вопрос был только в том, что я могу вольно или невольно сболтнуть лишнего. В конце концов, одному моему слову никто не поверит, особенно по прошествии какого-то времени. Не та у меня репутация, чтобы к таким моим обвинениям односельчане стали относиться всерьез. Да и наличие у шерифа моих письменных показаний, где об Аркадии не будет ни слова, тоже не в мою пользу сыграет. Так что с этой стороны шериф и староста более или менее прикрыты. Хуже другое. Кузнец, к сожалению, абсолютно прав. Аркадий — тот ещё отморозок, с детства привыкший к собственной исключительности и безнаказанности. Вчерашнюю историю он однозначно воспримет, как очередное унижение, и в том, что Аркадий попытается отомстить, у меня нет ни малейших сомнений. Да, случится это не завтра, но и слишком долго тянуть он точно не станет. Чем такая попытка может закончиться, кузнец очень хорошо представляет, а сына он действительно любит, несмотря ни на что.

В общем, идея тихо от меня избавиться рано или поздно в голове кузнеца созреет, а шериф и староста хоть сами в этом участвовать и не будут, однако и противодействовать скорее всего не станут. Я, конечно, для деревни человек полезный, но свет на мне клином не сошелся, можно и без моих трофеев как-нибудь обойтись, есть ведь и другие охотники.

За этими размышлениями даже не замечаю, как дохожу до конторы шерифа. Мне опять везет, он как раз свободен.

— Проходи, Сергей, — шериф жестом приказывает мне сесть и кладет передо мной на стол лист бумаги. Терять зря время он явно не собирается.

Проверив, плотно ли я прикрыл за собой дверь, шериф начинает диктовать мне мои показания. Я молча пишу, про себя отмечая, что опыт у Константина Егоровича в таких делах явно немалый. Ничего опасного для меня в диктуемом шерифом тексте нет, но события в нем представлены, естественно, не совсем так, как они происходили на самом деле. Аркадий в этой версии событий вообще не упоминается, но число грабителей не изменяется. Их по-прежнему пятеро. Меняется другое — в живых из них не остается никто. Пращник, арбалетчик и главарь умирают на месте, а ещё двое получают несовместимые с жизнью травмы и отдают концы при транспортировке в деревенскую больницу, даже не успев прийти в сознание. Впрочем, я указываю, что об их судьбе мне стало известно много позже и с чужих слов. Как шериф решил проблему с тем, что имеющихся в наличии трупов на один меньше, чем количество фигурирующих в протоколе грабителей, я благоразумно не спрашиваю. Не мое это дело.

Шериф забирает у меня листок, внимательно перечитывает мою писанину, неопределенно хмыкает и одобрительно кивает.

— Надо же, даже без ошибок, — похоже, он слегка удивлен. — Лучше бы в паре мест хотя бы запятые не там поставил. Достовернее бы выглядело, а то рядовой охотник, а грамотность, как у сына аристократа.

— Я не прогуливал занятия в школе, — отвечаю спокойно, и это даже не требует от меня никакого напряжения. Представление обо мне, как о неисправимом дурачке, слишком сильно въелось в мозги большинства моих односельчан. К этому я уже привык. Не помогло даже то, что школу я закончил лучшим учеником выпуска. Мою тягу к знаниям, особенно сильно проявившуюся в двух последних классах, просто посчитали очередной странностью не вполне дружащего с головой придурка, которому и заняться-то больше нечем. Остальные деревенские дети особого рвения к учебе не проявляли.

— Ладно, сойдет и так, — решает шериф, возвращая мне листок. — Ставь дату и подписывай.

Я молча выполняю распоряжение, и лист с моими показаниями исчезает в верхнем ящике стола хозяина кабинета.

— Ну что ж, — удовлетворенно произносит шериф. — Теперь, когда все формальности соблюдены, можно поговорить откровенно. Ты у кузнеца уже был?

— Только что от него.

— Вот и хорошо. Значит ситуацию тебе объяснять не надо. Вчера и сегодня ты убедительно доказал, что все слухи о твоих неладах с головой, мягко говоря, не соответствуют действительности. Скажу честно, ты меня удивил, но на этом, пожалуй, хорошие новости для тебя заканчиваются. Думаю, ты понимаешь, что на какое-то время тебе лучше из деревни исчезнуть. Не то чтобы это очень срочно, но через недельку тебе бы лучше отсюда свалить, причем не по своей инициативе, а в силу необходимости. Нужно дать Аркадию остыть и прийти в себя, а то он парень горячий, учудит ещё что-нибудь, не подумавши.

— Хотите, чтобы я ушел в длительный рейд? — я сморю на шерифа с некоторым сомнением. — Но это максимум дней десять, в пределе — две недели. Погода сейчас не та, чтобы долго по лесам и полям в одиночку шататься.

— Рейд не подходит, — отрицательно качает головой шериф. — Я же сказал, нужно, чтобы ты покинул деревню не по собственной воле, иначе Аркадий решит, что ты струсил и сбежал. Тогда вместо того, чтобы успокоиться, он накрутит себя ещё сильнее, а ни мне, ни старосте ваши разборки сейчас совершенно не нужны.

— Разве есть другие варианты? — кажется, я догадываюсь, к чему клонит шериф.

— Есть. Через десять дней к нам прибудет караван из Динино. Он идет в город на ярмарку, и от нас к нему присоединятся пять подвод с товаром. Нашу часть каравана поведет Федор, старший сын лавочника. Я своим приказом отправлю тебя с ним в качестве охранника. Разумеется, ты такой будешь не один. Товар ценный, так что от нашей деревни отряд охраны пополнят шесть человек, включая тебя. Работа эта неплохо оплачивается, но и легкой прогулки не жди. Лихие люди на трактах в это время обожают щипать купеческие караваны. Прекрасно знают, что на ярмарку торговцы не пустыми едут. Люди барона бандитов, конечно, гоняют, но, сам понимаешь, извести их под корень ещё ни у кого не получалось.

Я слушаю шерифа и понимаю, что в моей жизни наступают серьезные перемены. Пойти охранником с караваном — это мечта любого охотника. За места в охране идет вечная подковерная борьба, и просто так их никому не дают. Во-первых, платят там действительно неплохо, хотя в сравнении с суммой, которую я получил от кузнеца за последнюю порцию трофеев, эти деньги уже не кажутся мне столь уж большими. Главный бонус в другом. Я, наконец-то, попаду в город, да ещё и на ярмарку. С моими деньгами там есть что купить, причем не по ценам кузнеца и лавочника, которые на привезенные из города товары задирают ценники больше чем втрое. Да и посмотреть на город и баронский замок я хочу уже давно. Расширить, так сказать, кругозор. Раньше со мной на эту тему никто и говорить бы не стал, а теперь, как прижало, сразу отношение поменялось. Вот только заботой обо мне во всех этих действиях власть предержащих даже и не пахнет. Они решают свои и только свои проблемы, о чем мне не следует забывать ни на секунду.

— Путь до города, торговля на ярмарке и обратная дорога займут примерно месяц, — продолжает вводить меня в курс дела шериф. — За всю работу получишь четыреста рублей. Плюс питание и проживание в тавернах за счет казны. Будет у меня к тебе и личное поручение. Нужно доставить письмо одному человеку, очень полезному для нашей деревни. Само письмо я отдам тебе непосредственно перед отходом каравана. Адрес и имя получателя узнаешь тогда же. Никому, кроме нас с тобой об этом письме знать не следует. Если сделаешь всё как надо, получишь лично от меня еще двести монет. Всё ясно?

— Более чем, Константин Егорович. Сделаю всё в лучшем виде.

— Вот и отлично, — судя по всему, шериф вполне доволен моим ответом. — А теперь последний вопрос. Где ты взял титан? Фонари и солнечная панель меня, конечно, тоже интересуют, но если не ответишь, я сделаю вид, что и не спрашивал. А вот про титан тебе придется рассказать. Этот вопрос исходит даже не от меня. Задать его мне поручил староста.

Всё-таки докопались до этих пластин наши власть имущие, а я уж начал надеяться, что за событиями с пришлыми бандитами и Аркадием всё это как-нибудь забудется и замылится. Ан, нет… Не на тех напал. Над ответом я думаю недолго. Собственно, он у меня подготовлен заранее, не зря же я делал изрядный крюк, возвращаясь от тайника в Змеином лесу в деревню.

— Не знаю я, откуда он, — в моем ответе звучит легкая досада. Дескать сам бы рад заполучить информацию об источнике таких богатств, да руки коротки. — Не моя это добыча.

— Не понял, — на лице шерифа появляется настороженно-недоверчивое выражение.

— Погибшего охотника в овраге нашел. Не нашего. Не знаю даже, откуда он пришел, но, видимо, издалека. Если карту дадите, могу место показать. Давно он там лежит, не меньше года, ещё с прошлой осени, я думаю. Опознать, естественно, уже невозможно, разве что по одежде и мелочам всяким, что при нем нашлись, но это надо человека лично знать. Мне ни одна из его вещей знакомой не показалась.

— Титан был при нем? — слегка сощурился шериф.

— И титановые пластины, и фонари, и солнечная панель. Всё было запаяно в толстую прозрачную пленку, да и рюкзак у него неплохой оказался, не сразу в негодность пришел, так что многие вещи нормально сохранились. Похоже, зверь его какой-то задрал и в заросли отволок, иначе никакой добычи при нем бы не было.

— Зверь, говоришь… — задумчиво произносит шериф. — Вот карта, показывай место.

Точка, которую я отмечаю, лежит к северо-западу от деревни, примерно в трех днях пути. Это если пешком и в обход Змеиного леса. Верхом, понятно, быстрее. И погибший охотник там действительно есть. Нашел я его весной, когда сошел снег. Над его телом изрядно поработало время и звери, но, похоже, погиб он не от руки человека. Может, действительно зверь задрал, а может замерз зимой. Мало ли как погибают охотники. Ничего особо ценного при нем не было, но нашлось немного денег и пара интересных предметов. Люди бы их обязательно забрали. Останки охотника я похоронил ещё тогда, весной. Ну а вчера мне пришлось потревожить его могилу. Не слишком сильно, но так, чтобы создавалось ощущение, что захоронение свежее.

Подробно описываю шерифу место, где я нашел тело охотника и указываю ориентиры, чтобы поисковикам было легче найти могилу. Он молча кивает и убирает карту в тот же ящик, что и мои показания.

— Твои слова мы проверим, — подводит итог разговору шериф. — Займет это пару дней. Если всё подтвердится, вопросов к тебе больше не будет, и все наши договоренности останутся в силе. Ну а если нет…

— Проверяйте, Константин Егорович, — мой голос звучит ровно. Волноваться мне совершенно не о чем. — Ваши люди найдут там именно то, о чем я только что вам рассказал.

— Очень на это надеюсь, — вполне искренне отвечает шериф.

Я вижу, что он действительно не хочет, чтобы у меня возникли неожиданные проблемы. Очень не хочет. Вот только совсем не из неожиданно проснувшейся симпатии к парню, который считался везучим, но странным и нелюдимым дурачком и вдруг показал себя вполне дельным и полезным человеком. Это он только изображает, что в корне изменил ко мне свое отношение. Знаю я эту публику, не первый год в нашей деревне живу, на разное насмотрелся. На самом деле моя судьба как была ему глубоко безразлична, так и остается. А вот некие серьезные планы у него со мной действительно связаны, и реально беспокоится он именно о них, и только о них.

Возможно, дело в письме, которое я должен передать пока неизвестному адресату в городе. Что-то тут шериф мутит. Есть у него какая-то своя игра, о которой не должен знать никто из деревенской верхушки, включая старосту, и я в качестве курьера подхожу ему идеально. Со старостой и кузнецом я откровенничать точно не буду, а их дети меня либо презирают, либо ненавидят, да и вообще в деревне отношение ко мне по большей части пренебрежительно-настороженное, так что вероятность, что какая-то информация утечет через меня односельчанам пренебрежимо мала.

И, похоже, в город он меня отсылает тоже не столько для того, чтобы предотвратить новую вспышку нашего с Аркадием давнего конфликта, сколько для решения собственных проблем. Всё случившееся вчера оказалось для него лишь удачно подвернувшейся возможностью, и не более. А главное, предлог вполне благовидный. Ни кузнец, ни староста ничего не заподозрят. Наоборот, будут благодарны шерифу за помощь в предотвращении возможных сложностей, связанных с непредсказуемым характером Аркаши.

— Иди, Сергей, — прерывает мои невеселые размышления шериф. — Через пару дней я сам тебя найду или пришлю за тобой кого-нибудь. С караванами ты раньше не ходил, так что готовься и настраивайся. Дорога вам предстоит неблизкая и далеко не безопасная.

Часа в три приходит Лера и приносит обед. Формально у нас с ней исключительно деловые отношения. Во всяком случае, подругам она говорит, что просто зарабатывает деньги, присматривая за домом во время моих частых отлучек и помогая мне по хозяйству — убрать, постирать, еду приготовить. Собственно, изначально с этого всё и начиналось.

Дом я купил два года назад, когда стало окончательно ясно, что терпеть меня дальше под своей крышей семья двоюродного дяди не намерена, даже несмотря на мои вполне приличные заработки, которыми я честно с ними делился. Собственно, к этому всё шло уже достаточно давно, так что я загодя готовился к приобретению собственного жилья. А тут ещё и случай удобный подвернулся. Удобный, но для деревни очень невеселый.

Из дальнего рейда не вернулась большая группа охотников. Их судьба прояснилась только через месяц. Как оказалось, уже возвращаясь домой, они попали в засаду, устроенную на их пути лихими людьми. Ходили они в одно очень богатое и неизвестное ранее место, обнаруженное следопытом-одиночкой. Считается, что все погибли, но, думается мне, это не так. Кто-то слил бандитам информацию о маршруте группы, и скорее всего предатель был одним из ушедших в рейд охотников. В деревню он возвращаться, естественно, не стал, а просто присоединился к банде. Впрочем, с лихих людей станется, после удачного захвата трофеев, они могли его просто тихо прирезать. Зачем им делиться с каким-то деревенским, да ещё и брать его к себе? Предал один раз, предаст и второй.

Как бы то ни было, в деревне разом освободилось несколько вполне приличных деревянных домов. Не все охотники были семейными, а вдовы некоторых из погибших предпочли вернуться к родителям. В итоге я смог выкупить свой нынешний дом за сравнительно небольшие деньги. Средств мне, правда, всё равно не хватило, но лавочник выдал мне заём под драконовские проценты, который я потом целый год гасил, чуть не безвылазно ползая по Змеиному лесу.

Лера как раз и была одной из тех вдов. Она, правда, предпочла остаться в принадлежавшем им с мужем доме вместе с двумя дочерями. Замуж она вышла без одобрения родителей и возвращаться к ним после гибели мужа не захотела. Вот только теперь зарабатывать на жизнь ей предстояло самостоятельно. Староста, правда, приказал выплатить семьям погибших разовую компенсацию, поскольку в рейд они отправились не по собственной инициативе, а по его заданию, но эти деньги довольно быстро закончились, и Лера предложила мне и ещё нескольким одиноким охотникам услуги домработницы. Согласился в итоге только я. У остальных парней уже были невесты или просто подруги, которые делали для них всё то же самое, но бесплатно. А вот в мою сторону деревенские девчонки старались не смотреть. Вернее, смотреть-то они смотрели, и иногда даже с большим интересом, вот только, судя по всему, родители и старшие подруги очень быстро и доходчиво объясняли им, что человек с моей репутацией и целым табуном тараканов в голове — не лучший кандидат в женихи. Связавшись с таким, можно и собственную репутацию изрядно подмочить.

Лера поначалу держалась со мной настороженно, но деньги я ей платил без задержек, а иногда и помогал сделать кое-какую мужскую работу в её доме и небольшом хозяйстве, причем чаще всего делал это по собственной инициативе. Вот после одного из таких моих визитов в дом Леры у нас и случилось то, что рано или поздно происходит между симпатичными друг другу и при этом свободными мужчиной и женщиной, в силу обстоятельств регулярно общающимися наедине.

Лера старше меня на четыре года, но нам это совершенно не мешает. Никаких взаимных обязательств между нами нет и, я думаю, не будет. Слухи про нас в деревне, конечно, ходят, но достаточно вялые. Все всё прекрасно понимают, да и история наша уникальностью не отличается. Таких временных союзов среди деревенских более чем хватает. И меня, и Леру ситуация пока устраивает, но мы оба понимаем, что перспектив у наших отношений быть не может. Как минимум потому, что я не собираюсь здесь оставаться, а Леру в нашей деревне всё устраивает. Да и разные мы слишком, и кроме секса и чисто деловых отношений нас, по большому счету, ничего не связывает. Может, в силу разницы в возрасте, но мне кажется, что дело в чем-то другом.

За едой болтаем о ничего не значащих вещах, и только когда я сытый и довольный откидываюсь на спинку стула, Лера задает действительно интересующий её вопрос.

— Соседи говорят, вчера вечером в деревню лихие люди пробрались, и что это как-то с тобой связано. Кто-то рассказывает, что ограбить тебя хотели, да не вышло. Патруль милицейский их прихватил и всех перебил. А есть и такие, кто говорит, что это ты их в деревню и привел, и что поэтому тебя сегодня к шерифу водили.

Собственно, ничего другого я от деревенских и не ожидал. Наши власти о подобных инцидентах народу рассказывать не любят. Молчать предпочитают, а зря. Людям нужна хоть какая-то официальная информация, иначе они любым сплетням верить начинают.

— Банда пришлых действительно в деревню проникла, — подтверждаю я часть добравшихся до ушей Леры слухов. — И неудачное ограбление — тоже правда. Вот, полюбуйся на последствия.

Неторопливо расстегиваю и снимаю рубашку. Мои руки и спина покрыты многочисленными синяками и ссадинами. Никакой возможности рассмотреть в темноте, куда именно я падал или прыгал с перекатом, разумеется, не было, а от валяющихся на дороге и обочине камней даже плотная куртка защитить способна далеко не всегда.

Лера вскакивает и начинает суетиться вокруг меня, ругая за то, что сразу ей ничего не сказал. Я не отвечаю и молча притягиваю её к себе. Она упирается, боясь, что сделает мне больно, но довольно быстро сдается, и на некоторое время нам становится не до обсуждения проникшей в деревню банды.

Потом мне всё же приходится рассказать ей подробности. Само собой, не все. Мой рассказ практически повторяет надиктованные мне шерифом показания, хотя кое-какие подробности схватки, не предназначенные для женских ушей, я, естественно, опускаю. Вкратце рассказываю и о караване, с которым мне придется отправиться в город.

— Целый месяц… — в голосе Леры я слышу вполне искреннее сожаление.

— Возможно, даже больше. Денег я тебе на всякий случай оставлю с запасом. Если надо что-то по дому сделать, говори сейчас, потом у меня может времени не хватить. Шериф прав, мне нужно тщательно подготовиться к походу.

— Давай одежду твою посмотрю, — Лера мгновенно переключается на деловой тон. — Прыжки по канавам и катание по острым камням вещам на пользу никогда не идут. Наверняка что-то порвал или где-нибудь швы разошлись. Заодно почищу и постираю всё.

— Что тебе и дочкам привезти из города?

— Это ты сам смотри, я же там не бывала ни разу. И знаешь, мне почему-то кажется, что мы теперь очень нескоро увидимся.

— Это почему же?

— Не знаю, но чувство такое есть. Я когда Андрея своего на его последнюю охоту провожала, тоже места себе не находила. Сейчас, правда, настолько мрачных предчувствий у меня нет, однако простым этот поход для тебя точно не будет.

— И часто твои предчувствия сбываются?

— Довольно часто, особенно когда они такие яркие, как сейчас. Но я-то ладно, а вот прабабка моя, та вообще никогда не ошибалась. Она ещё Чужую войну застала. В Смоленске тогда жила, и просто чудом каким-то успела из города выскользнуть перед ударом тайкунов. В последний момент они с мужем и моей бабушкой выехать успели. Вернее, даже не совсем успели. Накрыло их на шоссе маревом каким-то, вот только, похоже, на излёте уже. Всем досталось, но прабабке хуже всех пришлось. Три дня без памяти лежала, думали не выживет. Никто же понятия не имел, что это за дрянь была и как тут помочь можно. Но оклемалась в итоге, а потом через несколько лет начала людям ближайшее будущее предсказывать. Не во всех деталях, конечно, но если что говорила, всегда сбывалось. Наверное, и мне малая часть её способностей перешла. Правда, именно что малая. Я и подробностей никаких почти не вижу, и ошибаюсь иногда.

Хорошего настроения мне эти новости, естественно, не добавляют. Я не суеверен, но в Лериных словах ничуть не сомневаюсь. И в историю с её прабабкой тоже верю сразу и без колебаний. Я ведь и сам такой же, с трудом выживший после удара оружия тайкунов, и мои странные способности имеют, похоже, тот же источник.

На третий день после инцидента с грабителями меня находит посыльный от шерифа и передает приказ немедленно явиться в его контору. Иду, куда деваться? Но не под конвоем, а значит, проверка прошла успешно. Собственно, так и оказывается.

— Нашли твоего охотника, — сообщает мне шериф. — Жаль, конечно, что ты не сам те титановые пластины нашел, а с трупа снял. Источник такого товара деревне очень бы пригодился, да и тебя бы не обидели. Но не судьба, видимо.

— Да я бы и сам не против такое место найти, где титан бесплатно лежит, — равнодушно пожимаю плечами. — Только нет его здесь. На сотню километров от деревни все места, где было что-то серьезное, давно вычищены.

— Кроме Змеиного леса, — негромко возражает шериф, одновременно бросая на меня короткий, но очень внимательный взгляд.

— Ну да, кроме него, — я старательно морщусь, изображая реакцию на неприятные воспоминания. — Лучше не напоминайте, Константин Егорович.

— Ладно, проехали, — меняет тему шериф. — Я тебе вот что ещё сказать хотел. Когда будешь собираться, учти, что в походе в город у тебя будет роль не столько охранника, сколько следопыта и разведчика. Практики обращения с огнестрелом у тебя нет, так что ружье или винтовку тебе никто не доверит, а вот обнаруживать засады и работать тихим оружием со средней дистанции ты мастер, в чем я совсем недавно имел возможность убедиться, так что этим и займешься. Федору, твоему будущему командиру, я о тебе и твоей роли в его отряде уже сообщил.

— Он был рад? — в моем вопросе звучит неприкрытый сарказм.

— Не то слово. Прямо расцеловать меня готов был за такую отличную новость, — криво усмехается шериф. О том, как относятся ко мне сыновья лавочника, он отлично знает. — Но то, что многие в деревне тебя не любят, это твои и только твои проблемы. Слишком многим ты за свою недолгую жизнь успел прищемить хвосты и отдавить любимые мозоли. Мало того, ты и дальше с большим энтузиазмом продолжаешь это делать.

Мне есть что ответить шерифу, но я предпочитаю промолчать. Оправдываться перед ним я не вижу никакого смысла. Понятно, что в отряде под командованием старшего сына лавочника просто мне точно не будет, но эти неудобства я, пожалуй, как-нибудь переживу.

От шерифа я выхожу вполне довольным собой. Мне в очередной раз удалось отбрехаться от неприятных вопросов, и теперь все подозрения с меня сняты, а значит, я наконец могу спокойно заняться последним серьезным вопросом, который нужно закрыть до отхода каравана. Я должен предупредить Данжура о том, что ухожу в город, и для завершения наших расчетов по сделке с жезлом мы можем встретиться прямо там.

Змеиный лес длинной широкой полосой тянется с запада на восток. Для нашей деревни он расположен очень неудачно, пересекая кратчайший путь в город. Водить через лес караваны никто, понятно, не рискует, хотя напрямик дойти можно было бы за два-три дня. Тракт, естественно, проложен в обход этой опасной территории, а вот мы с Данжуром обычно вполне успеваем добраться до места встречи и вернуться обратно — я в деревню, а он в город — всего с одной ночевкой в лесу.

Сейчас, правда, мне нужно не туда, а к нашему импровизированному почтовому ящику, где мы оставляем друг другу записки, но добираться до него примерно столько же. В караулке у ворот дежурят знакомые мужики, с которыми у меня вполне ровные отношения, так что на выходе из деревни никаких вопросов мне никто не задает.

До опушки Змеиного леса добираюсь примерно за час, внимательно проверяя не увязался ли за мной кто-нибудь излишне любопытный. Такое уже не раз бывало, так что к отсечению возможных хвостов я всегда подхожу с большой тщательностью. Есть у меня пара специально подготовленных мест для сбрасывания возможной слежки, в том числе и на случай, если по моему следу пойдут с собаками.

В лесу мое чувство опасности привычно начинает подавать тревожные сигналы. Пока они едва ощутимы, но совсем не обращать на них внимания нельзя. К тайнику можно пройти разными путями, и мне нужно выбрать, какой из них сегодня наименее опасен. Змеиный лес изменчив. Есть в нем совершенно гиблые места, куда лучше вообще не соваться. Это бывшие укрепрайоны тайкунов и кибов. Построить здесь по-настоящему серьезные оборонительные сооружения ни те, ни другие не успели, но и то, что у нас назвали бы полевыми укреплениями, более чем впечатляет. Почти все мои лучшие трофеи как раз из ближайших окрестностей таких мест. За укрепрайоны шли самые жестокие бои, а где бои, там и ценная добыча для тех, кто рискует приходить сюда спустя полтора века.

Сто пятьдесят лет назад никакого леса здесь не было, вырос он значительно позже. Местность изменилась до полной неузнаваемости, однако на странную и смертельно опасную псевдожизнь укрепрайонов это никак не повлияло. Со временем активность уцелевших артефактов такйкунов и кибов снизилась, но из хорошо замаскированных подземных сооружений иногда еще поднимаются на поверхность техногенные и магические создания, расползающиеся по Змеиному лесу и представляющие угрозу для любого, кто отважится в него сунуться. За границы леса эти твари почему-то почти не выходят. Видимо, зона их действий ограничивается какой-то изначально заложенной программой.

Эти способные к перемещению магические конструкты и техногенные устройства отличаются большим разнообразием и редкостной зловредностью. В лучшем случае они просто устраивают охоту друг на друга, а заодно и на всё живое, попадающееся на их пути. При таком раскладе жизнь у них бывает яркая, но короткая. Рано или поздно они встречаются друг с другом или становятся жертвами давно ждущих своего часа мин. Свой вклад в дело взаимного уничтожения вносят и стационарные огневые точки. Естественно, такие встречи самым радикальным образом сокращают поголовье боевых роботов кибов и искусственных созданий тайкунов, так что заполонить собой весь лес им не удается. Однако есть варианты и похуже. Некоторые твари не ищут быстрой и славной смерти в схватке с себе подобными. Они тихо пробираются по лесу, засеивая его минами и магическими ловушками, а иногда и оборудуя стационарные огневые точки. Этих саперов, конечно, тоже с удовольствием отстреливают и взрывают, так что жизнь и у них не мёд, но в сравнении с более активными конкурентами они способны вести свою вредоносную деятельность достаточно долго.

Сразу после Чужой войны в этой техногенно-магической мясорубке людям вообще ничего не светило. Тварей различной природы было очень много, а никакой защиты от них не существовало. Однако с тех пор прошло немало лет, и теперь выросший на месте боев лес стал вполне проходимым местом, если, конечно, идущий хорошо понимает, куда он попал и обладает развитой интуицией. Полностью безопасных путей здесь по-прежнему нет, и по любой звериной тропе, даже очень хорошо знакомой, идти нужно, как в первый раз.

Пока чувство опасности не предупреждает меня о наличии прямых угроз, и я решаю воспользоваться маршрутом, который частично проверил совсем недавно, возвращаясь со встречи с Данжуром. Найти на этом пути что-то ценное я не рассчитываю. Он выбран не для того, чтобы искать себе приключения, а, наоборот, чтобы их избежать. Однако судьба — мадам с весьма своеобразным чувством юмора, и то, что мои планы спокойно дойти до нашего почтового тайника так и останутся только планами, я понимаю уже минут через сорок после пересечения границы Змеиного леса.

Признаки грядущих проблем начинаются с неожиданного и, казалось бы, ничем не спровоцированного скачка организма в режим обостренного восприятия. Спонтанная активация этого умения у меня иногда случается и без всяких видимых причин, но гораздо чаще оно проявляет себя в моменты реальной опасности. Сейчас же я непосредственной угрозы не чувствую, хотя какое-то напряжение в воздухе определенно висит. Впрочем, в Змеином лесу так почти всегда.

Сосредотачиваюсь на том, что удалось увидеть и услышать за неполную секунду работы сверхчувствительности. Гремящий шелест веток, грохот падающих на землю осенних листьев, какие-то легкие вибрации грунта… Стоп! Вибрации грунта — это в здешних краях очень нехороший признак. Вот только то, что их породило, находится пока очень далеко. Возможно, именно по этой причине мое чувство опасности пока и не бьет тревогу.

Честно говоря, я не очень понимаю, как в Змеиный лес умудряются ходить другие охотники, у которых нет моих необычных возможностей. Правда, потери среди таких смельчаков весьма велики, и история с товарищами Данжура тому наглядное подтверждение. А вот сам Данжур как-то справляется, и, по его словам, в городе он такой не один. Впрочем, с чего я решил, что проявившиеся у меня способности уникальны? Я ведь о них никому не рассказываю, и если нечто похожее есть у кого-то ещё, эти люди тоже вряд ли склонны болтать о своих секретах на каждом углу.

Направление, откуда пришли вибрации почвы, резко перестает мне нравиться, и я меняю маршрут. С удобной звериной тропы приходится сойти, но лучше пробираться через заросли, чем повстречаться с тем, кто сейчас бродит по лесу в поисках противника. В том, что это не зверь, я не сомневаюсь.

Минут пять я двигаюсь почти точно на восток. По идее, расстояние, отделяющее меня от источника неизвестной опасности, должно увеличиваться, но смутное беспокойство почему-то только нарастает. Через какое-то время я останавливаюсь и прислушиваюсь. Сейчас я уже твердо убежден, что выбранное мной направление ничем не лучше прежнего маршрута.

Мое чувство опасности проявляет себя по-разному. Иногда оно срабатывает резко, вплоть до возникновения фантомных болевых ощущений, но гораздо чаще я просто ощущаю острое нежелание двигаться в каком-то направлении или совершать некое действие. Конкретный вид угрозы я, как правило, определить не могу, но само её наличие чувствую очень хорошо. Сейчас как раз такой случай. Идти дальше я совершенно не хочу. Там меня ждет какая-то пакость, встреча с которой вряд ли способна меня обрадовать.

Хуже всего то, что единственное направление, которое представляется мне сравнительно безопасным — это западное, то есть мне предстоит возвращаться обратно. Вот только и этот путь далеко не идеален. Впрочем, выбора у меня нет. Оставаться на месте тоже не вариант. Я буквально кожей ощущаю, что скоро здесь станет очень некомфортно. Разворачиваюсь и иду назад, но никакого облегчения это решение мне не приносит. Похоже, я влип в очень неприятную ситуацию, найти выход из которой будет совсем не просто.

Снова выхожу на звериную тропу. Пытаюсь определить, куда идти дальше и понимаю, что хороших вариантов просто нет. Меня как будто обложили флажками, как волка, и скоро, на сцене должны появиться охотники. Предпочитаю всё же не ждать своей участи в неподвижности. Лучше уж действовать, чем сложить лапки и приготовиться покорно сдохнуть.

Ощущение угрозы постепенно нарастает. В какой-то момент к нему примешивается что-то ещё, и я даже не сразу понимаю, что в работу по оценке окружающей обстановки незаметно включилось еще одно мое умение. Нет, это не спонтанное обострение восприятия. Со зрением, слухом и тактильными ощущениями ничего не происходит. Сработала другая способность. Я чувствую наличие поблизости конструкта такйкунов, под завязку накачанного магической энергией. Источник энергетических эманаций не движется. Направление на него я определяю достаточно легко, а вот с расстоянием всё намного сложнее. Хуже всего то, что эта штука тоже знает обо мне. Я почему-то в этом совершенно не сомневаюсь. Знает, но пока никаких враждебных действий не предпринимает. Впрочем, гаусс-мины кибов тоже срабатывают не сразу, а лишь в тот момент, когда цель оказывается в зоне уверенного поражения. Здесь наверняка принцип тот же.

Кажется, я начинаю понимать с чем имею дело, и радости мне это понимание совершенно не доставляет. Организм вновь внезапно соскальзывает в режим обостренного восприятия. Длится это состояние, как обычно, меньше секунды, и в этот раз толком ничего рассмотреть или услышать я не успеваю. Обстановка продолжает меняться, но безопасных путей отхода я по-прежнему не вижу. Если мои предположения верны, я нарвался на очень не вовремя активировавшийся мобильный конструкт тайкунов. Понять логику его систем управления я не могу. Они чего-то ждали многие десятилетия, и теперь вдруг решили, что настала пора действовать. В Змеином лесу такое не редкость, но внятных объяснений этому у меня нет.

Судя по тому, что прямой атаки противник до сих пор не предпринял, я нахожусь в зоне действий некой твари тайкунов, созданной не столько для боя, сколько для обслуживания боевых конструктов и инфраструктуры укрепрайонов. Любители называть тайкунов магами определили бы её, как небоевого голема. Впрочем, небоевого, конечно, весьма условно. Если проводить аналогию с нашей техникой, это что-то вроде военной инженерной машины, причем одной из самых неприятных для меня специализаций — минный постановщик. Ползает он здесь, похоже, уже давно и окружающую местность своими смертоносными подарками засеял весьма основательно.

Медленно опускаюсь на землю и сползаю с тропы. Двигаться в сторону предполагаемой мины — верное самоубийство, и я начинаю перемещаться в другом направлении, хотя и оно не кажется мне безопасным. Вскоре я понимаю почему. На моем пути обнаруживается еще один источник энергетических эманаций. Раньше его здесь совершенно точно не было. Или всё-таки был, но не проявлял никакой активности? Такой вариант возможен. Это ведь как наш радар. Пока он выключен, обнаружить его весьма непросто, зато когда он работает, засечь его сравнительно легко. Здесь, возможно, произошло что-то подобное. Минная сеть тихо ждала своего часа в пассивном режиме, но мое появление заставило её активироваться. Вот только почему ни одна из мин до сих пор не сработала? Может, я просто не подходил к ним достаточно близко?

Есть, правда, и другое возможное объяснение. Основным врагом автономные конструкты тайкунов считают кибов и их устройства, а жалкий абориген, которым я для них являюсь, вряд ли будет целью с высоким приоритетом. Вот если бы я нес с собой какое-нибудь действующее устройство кибов, одна из мин почти наверняка уже попыталась бы меня достать. Нет, если я сунусь ближе, меня наверняка сожгут, заморозят или превратят в пускающего слюни идиота, но, возможно, пока я магическим минам не настолько интересен, чтобы тратить на меня далеко не бесконечные заряды.

Лежу неподвижно и лихорадочно пытаюсь найти выход из своего незавидного положения. Теперь я очень хорошо понимаю, что чувствовал Данжур, скрываясь в неглубокой ямке от поражающих элементов гаусс-мины, убившей его товарищей. Вот только тогда, на его счастье, рядом оказался я. Мне же рассчитывать на столь чудесное спасение явно не приходится.

Я точно знаю два направления, двигаться в которых мне нельзя, но это совершенно не означает, что ими мои проблемы и ограничиваются. Прежде чем что-то предпринять, я пытаюсь выжать максимум возможного из своей способности чувствовать энергию, заключенную в артефактах тайкунов. Я понятия не имею, на каком расстоянии мое умение в состоянии её обнаруживать. К тому же наверняка дистанция зависит от интенсивности излучения, если, конечно, это вообще излучение, а не что-то другое. Чувство опасности сейчас ничем не может мне помочь. Скорее наоборот. Оно вопит, что угроза исходит со всех сторон и этим совершенно не добавляет мне душевного равновесия. В отличие от него, ощущение эманаций магической энергии хотя бы позволяет мне определить секторы, в которые однозначно не стоит соваться.

Подавить панику, нагнетаемую всё возрастающим чувством опасности, оказывается неожиданно сложно, но в итоге я с этим справляюсь и пытаюсь полностью сосредоточиться на обнаружении новых источников энергетических эманаций. Мне нужно определить вектор движения, и я собираюсь сделать это методом исключения. С минуту я пытаюсь мысленно сканировать окрестности, но ничего путного из этого не получается. Я в очередной раз убеждаюсь, что совершенно не представляю, как управлять своими умениями.

Если проводить аналогии с обычными человеческими органами чувств, то ни для кого не будет проблемой объяснить, что значит, к примеру, вслушиваться в шум леса, пытаясь различить в нем посторонние звуки, или всматриваться в точку у горизонта, стремясь опознать объект, который там маячит. Даже на тактильных ощущениях можно сосредоточиться, чтобы понять на что наткнулась рука в темноте. А вот что нужно делать, чтобы дистанционно обнаружить источник магической энергии? Не вслушиваться же, и не всматриваться. И всё же какой-то аналог этим действиям наверняка есть, и я лихорадочно пытаюсь его найти.

Ещё пару минут трачу на анализ своих внутренних ощущений, ведь две мины, если это, конечно, мины, я как-то чувствую, а значит, наверное, есть способ хоть немного увеличить дистанцию обнаружения энергетических эманаций, сосредоточив усилия на каком-то конкретном направлении. Пробую разные варианты, но чем больше попыток совершаю, тем отчетливее понимаю, что делаю что-то не то. Отсутствие результата, естественно, не способствует улучшению моего морального состояния, и сквозь выставленный мной волевой барьер вновь начинают просачиваться холодные щупальца паники.

Возможно, именно это становится триггером, запускающим переход организма в режим обостренного восприятия. Спонтанная активация моего третьего умения происходит, как всегда, неожиданно, но я успеваю понять, что в этом состоянии кратно усиливаются не только слух, зрение, обоняние и другие привычные чувства, но и моя способность обнаруживать на расстоянии артефакты тайкунов.

Через секунду восприятие возвращается к норме и на меня накатывает приступ слабости. Зато теперь я знаю окружающую обстановку намного лучше, чем раньше, а ещё я осознаю, что, наконец понял, как именно нужно всматриваться-вслушиваться в энергетический фон, чтобы различить в нем чужеродные эманации артефактов тайкунов. Правда, сейчас мне не до того, чтобы радоваться этому факту. Вокруг в радиусе четырех сотен метров притаились десятки магических мин, способных воздействовать на незащищенного человека сразу несколькими поражающими факторами, от вылетающих из пустоты струй низкотемпературной плазмы до невидимых копий из мгновенно уплотняющегося воздуха и ментальных ударов, вроде того, который краем зацепил меня двенадцать лет назад.

Впрочем, путь, способный вывести меня из этого смертельного лабиринта, всё-таки есть. Правда, он весьма извилист и не дает никаких гарантий, что ни одна из мин не сработает, но, по крайней мере, это шанс, и я собираюсь им воспользоваться. А ведь где-то ещё бродит голем. Засечь его мне, к сожалению, не удалось, но я не сомневаюсь, что именно он закрыл за мной проход в минном поле, через который я забрел в эту ловушку.

Ждать дальше не имеет никакого смысла. Теперь я примерно знаю наименее опасный маршрут и медленно ползу, прижимаясь к земле и стараясь, чтобы между мной и ближайшими минами всегда оставались какие-то препятствия. В лесу, где почти не бывают люди, много естественных укрытий. Меня прикрывают стволы упавших деревьев, корявые пни и какие-то поросшие мхом кочки. При большом желании всё это можно сжечь или разметать в щепки, но конструкты тайкунов, видимо, пока считают столь значительную трату энергии нецелесообразной.

Продвигаюсь я медленно, постоянно сканируя окружающее пространство на предмет новых угроз. Осознанный мной пару минут назад способ увеличения дистанции, с которой я могу засекать конструкты тайкунов, чем-то отдаленно похож на работу радиолокатора. Я сосредотачиваюсь на определенном направлении и посылаю туда некий сигнал. Как именно я это делаю, объяснить я не могу даже себе самому. Это не концентрированная мысль и уж тем более не звук и даже, наверное, не излучение. Тем не менее что-то почти физически ощутимое мой организм всё же бросает вперед по моей команде, и через мгновение улавливает отражение отправленного сигнала. Вот так и ползу, обстреливая пространство перед собой неизвестно чем и непонятно как.

Появление у меня ясной цели и наличие внятного пути её достижения загоняют подступающую панику куда-то глубоко внутрь, и я уже почти спокоен, насколько это возможно, когда ползешь по минному полю. Полностью сосредоточившись на максимально скрытном движении, я не сразу замечаю, что чувство опасности, постоянно долбившее звонкими молоточками по моей черепной коробке, неожиданно умолкает. Нет, тревога и напряжение никуда не уходят, но теперь это только мои собственные, родные, так сказать, тревога и напряжение. К приобретенной способности чувствовать опасность они никакого отношения не имеют.

В окружающем энергетическом фоне что-то неуловимо меняется, и я неким неясным образом понимаю, что мины тайкунов больше не считают меня врагом. Союзником, впрочем, тоже не считают. Между нами как будто возникает странный недружелюбный нейтралитет. Близко к себе артефакты меня, конечно, не подпустят, но пока я не пытаюсь сократить дистанцию до некоторого критического минимума, никакой агрессии они проявлять не станут. У меня возникает дикая мысль, что своими странными сигналами, больше похожими на некие локационные импульсы, я что-то изменил в отношении ко мне конструктов тайкунов. За своего они меня, конечно, не признали, а вот из разряда целей, похоже выкинули. Иди себе, мальчик, своей дорогой и в следующий раз думай, куда лезешь, если, конечно, хочешь пожить подольше.

Возможно, всё это лишь мои домыслы, но на душе у меня как-то резко становится легче. Ползу дальше, старательно продолжая бросать перед собой невидимые энергетические импульсы, действующие на артефакты тайкунов, как код «свой-чужой». Ну, насчет «свой» я по-прежнему сильно сомневаюсь, а вот «не чужой» — это, видимо, ближе к истине. Вскоре обнаруживаю, что генерация этих сигналов меня довольно сильно утомляет. Возникающее чувство слабости очень напоминает откат, возникающий при спонтанной активации обостренного восприятия. Похоже, это явления одной природы, но сейчас мне не до теоретических изысканий. Нужно ползти дальше, а силы уходят всё быстрее.

Глава 4

За условную границу минного поля я выбираюсь уже практически без сил, но валяться и отдыхать здесь нельзя. У голема, создавшего эту ловушку, могут оказаться самые неожиданные планы, а вновь попадаться на его пути я почему-то не испытываю ни малейшего желания. Встаю и бреду дальше. Локационные импульсы больше вперед не бросаю. Если я не навоображал себе всякого бреда, мины тайкунов отреагировали на них относительно благожелательно, но это почти наверняка означает, что эти же сигналы подействуют на устройства кибов, как красная тряпка на быка, и они тут же переведут меня в разряд объектов, подлежащих немедленному уничтожению.

Силы восстанавливаются довольно быстро. Похоже, слабость, возникающая после активации умений — это не физическая усталость, а что-то другое, хотя эффекты очень схожи. Как бы то ни было, до нашего почтового тайника я добираюсь без новых проблем и обнаруживаю в нем послание от Данжура.

Одиннадцатое — это послезавтра, так что успеть вполне можно, вот только полученная записка мне совершенно не нравится. Почерк, несомненно, Данжура. Эти угловатые буквы и их специфический наклон трудно не узнать. Проблема в другом. Вернее, даже не одна проблема, а сразу несколько. Мой торговый партнер обычно пишет довольно небрежно, хоть и разборчиво, а тут каждая буква выведена предельно аккуратно. Но это так, мелкий штрих. Гораздо хуже то, что это вообще не стиль Данжура. «Лучше бы тебе быть на месте в назначенное время» — это точно не его фраза. Он бы такое никогда не написал. Ну, если, конечно, ему это предложение не продиктовали, держа нож у горла. Впрочем, мог и сам, если хотел, чтобы я насторожился, прочитав его послание.

Напрягает и последняя фраза про деньги, которые Данжур якобы возьмет с собой с запасом. Мой партнер отлично знает, что мне нужны не монеты, а товар на обмен. Однако пишет он зачем-то именно о деньгах.

И, наконец, главное. На подобные непредвиденные случаи у нас есть договоренность. Если я или Данжур должны друг другу что-то передать, а встреча почему-то не состоялась, у нас неподалеку оборудован общий тайник. Обычно он пуст, если не считать вместительного герметичного контейнера, куда можно положить товар или деньги, причитающиеся партнеру. Данжур в письме об этом тайнике не говорит ни слова, что, мягко говоря, странно, ведь мою долю он вполне мог бы оставить там. Для меня это очень серьезный сигнал, заставляющий думать, что послание написано Данжуром под чьим-то контролем.

Я, естественно, немедленно вспоминаю слова партнера о нездоровом интересе, проявляемом к нему какой-то из городских криминальных группировок. Идти или нет? Вопрос далеко не праздный. Деньги на кону очень немалые, но и риск велик. С другой стороны, выяснить, что произошло с Данжуром жизненно необходимо. Во-первых, есть шанс ему помочь, если, конечно, мой приятель ещё жив. Впрочем, вряд ли его стали бы убивать до того, как сработает написанное им письмо. Во-вторых, нужно понять, что за люди теперь знают о моих походах в Змеиный лес и по возможности сделать так, чтобы они больше никому не смогли ничего обо мне рассказать.

Неожиданно осознаю, что для себя я уже всё решил. На назначенную Данжуром встречу я обязательно пойду, хотя прекрасно понимаю, насколько это опасно. Вот только кто предупрежден, тот вооружен, и готовиться к этому походу я буду очень и очень тщательно.

Рассчитывать я могу только на себя. Это давно вошло в привычку, но в данном случае помощь мне бы точно не помешала. Увы, я одиночка. Детские друзья отвернулись от меня ещё в восьмилетнем возрасте, а новыми я так и не обзавелся. Для деревенских парней и девчонок дружба со мной всегда была чревата проблемами, так что наладить со мной тесные отношения никто из них не стремился, а я очень быстро стал отвечать им полной взаимностью. Даже женщина, с которой я иногда делю постель, скрывает от окружающих наши отношения. Впрочем, я не в обиде. Наверное, по-другому этих отношений просто бы не было. Да и чем мне может помочь Лера в предстоящем деле? Ну а единственный человек, которого я мог бы назвать если и не другом, то хотя бы приятелем и партнером, сейчас сам нуждается в помощи, если вообще жив.

О потенциальном противнике я не знаю ничего. Сколько их, чем вооружены и насколько хорошо подготовлены? Ответов на эти вопросы у меня нет, а есть вместо них только предположения. Вряд ли для засады на одинокого охотника привлекут слишком много людей. И смысла особого в этом нет, да и добычу делить придется на большее число участников. Прикидываю разные варианты и решаю, что рассчитывать нужно на четыре-пять достаточно умелых бойцов, уже не раз убивавших людей, но вряд ли имеющих большой опыт походов в Змеиный лес. Откуда бы взяться такому опыту у городских лихих людей? Впрочем, хороший следопыт среди них наверняка будет. Возможно даже не из банды, а привлеченный со стороны.

Один против пятерых — это очень неприятный расклад. К тому же я охотник за артефактами, а не солдат и не профессиональный убийца. У меня и оружия-то подходящего нет. Арбалетом я, конечно, владею неплохо, но зарядов в нем всего два, и быстро нейтрализовать с его помощью всех врагов я не смогу. Вряд ли мне вообще дадут возможность перезарядиться. Есть, конечно, ещё трофейный арбалет, взятый с грабителей, вот только один дополнительный выстрел вряд ли сможет решить мои проблемы.

Очень плохо, что у меня нет многозарядного огнестрела. Револьвер подошел бы просто идеально, но где его взять? У нас, конечно, кое-кто имеет нелегальные стволы, и власти даже закрывают на это глаза, вот только делают они это очень избирательно. То, что легко сойдет с рук сыновьям нашей деревенской элиты, для меня чревато очень суровым приговором. Значит, придется обходиться тем, что есть, и это плохо, потому что у моих гипотетических противников огнестрельное оружие почти наверняка будет.

Пока возвращаюсь в деревню, пытаюсь придумать хоть какой-то приемлемый план. Сходу хорошие идеи в голову не идут, и я решаю прибегнуть к старому доброму принципу разбиения большой задачи на отдельные составляющие, и первой из них становится анализ слабостей и преимуществ, причем как моих собственных, так и предполагаемых врагов.

Из недостатков у меня низкая огневая мощь и то, что я один против нескольких противников. И еще вполне вероятно, что мне придется как-то спасать Данжура, который может оказаться одновременно и приманкой, и заложником, а это однозначно ограничит мои возможности. Однако есть у меня и преимущества. Я лучше знаю Змеиный лес. Городские лихие люди, если это, конечно, действительно они, будут чувствовать себя в этом опасном месте не слишком уютно, даже при наличии у них опытного проводника. Кроме того, я точно знаю место засады и время, в которое меня будут там ждать. Встречаемся мы с Данжуром обычно утром, чтобы иметь возможность засветло вернуться домой. Это значит, что и мне, и моим противникам придется ночевать в лесу, что само по себе та ещё задачка для неподготовленных людей.

Ну, и, конечно, не стоит забывать о дарованных мне Змеиным лесом способностях. Именно они дали мне шанс выжить в недавней схватке с грабителями, и было бы глупо не использовать это преимущество в предстоящей операции.

Я не тороплюсь, продолжая анализировать проблему по частям. Мысленно перебираю всё свое оружие, включая то, которое можно докупить, благо деньги у меня теперь есть. Огнестрел, конечно, мне никто не продаст, а вот всё остальное — пожалуйста. Только понять бы, что именно мне нужно.

Вновь вспоминаю детали схватки с пришлыми лихими людьми на темной деревенской улице. Это были опытные противники, и даже мои способности вряд ли смогли бы мне помочь, если бы не одно «но». Врагам очень мешала темнота. Она не позволяла им эффективно взаимодействовать между собой, а меня укрывала от их глаз. А вот в обратную сторону это работало лишь отчасти. Почти всё время я тоже не видел врагов, но периодически срабатывающее обостренное восприятие давало мне возможность засекать их позиции.

Решение действовать ночью приходит ко мне как бы само собой. Именно в темноте, многократно сгущающейся в условиях леса, мои преимущества и слабости предполагаемых противников достигнут своих максимумов. Это значит, что времени на подготовку у меня почти нет. Уходить к месту встречи с Данжуром мне придется меньше, чем через сутки после возвращения в деревню.

Мысль вообще не возвращаться домой я после некоторых раздумий отметаю. Вопрос с огневой мощью всё же нужно хоть как-то решить, да и выспаться в нормальных условиях просто необходимо, а ночевка в Змеином лесу совершенно не способствует полноценному отдыху и восстановлению сил.

Когда я вхожу в деревню через западные ворота, план у меня уже в общих чертах готов. К сожалению, сейчас поздний вечер, и купить то, что мне нужно, я смогу только завтра, поэтому возвращаюсь домой, ужинаю тем, что приготовила днем Лера и почти сразу заваливаюсь спать, а утром, сразу после восхода солнца, отправляюсь к кузнецу, вернее в оружейную лавку при кузне.

Сам кузнец в ней, естественно, не сидит. Торговлей рулит один из его многочисленных родственников. Я прихожу, когда лавка ещё только открывается, и мне приходится несколько минут ждать, пока продавец займет свое место за мощным деревянным прилавком. Есть здесь и охрана. Здоровенный амбал у входа с револьвером в поясной кобуре мрачно смотрит на меня из-за стойки в углу, но вопросов не задает. Видимо, о том, что деньги у меня теперь есть, здесь уже знают.

— За чем-то конкретным зашли, охотник, или просто посмотреть на товар? — нейтрально спрашивает продавец.

— Мне нужен двухзарядный арбалет производства мастерской Громова, — я снимаю с плеча чехол с собственным арбалетом и кладу его на прилавок. — Желательно точно такой же.

В глазах продавца мелькает интерес. Он неторопливо достает оружие из чехла и внимательно его осматривает.

— Хорошая модель, — кивает он, наконец, — и состояние отличное. Я могу узнать зачем вам ещё один такой же? Возможно, смогу посоветовать что-то другое, более подходящее под вашу задачу.

— Через несколько дней мне предстоит идти в город в составе отряда охраны каравана, — охотно поясняю я, выдавая родственнику кузнеца заранее заготовленную версию. — Огнестрельного оружия у меня нет, а арбалет всего двухзарядный. Хочу на наиболее опасных участках иметь в запасе ещё два выстрела. Эту модель можно без проблем держать заряженной и взведенной четыре-пять часов, так что один арбалет будет у меня в руках, а второй, резервный, пусть лежит рядом со мной в одной из подвод. При необходимости я смогу им воспользоваться в течение трех-четырех секунд. А другую модель я не хочу, привык уже к этой.

— Изделия мастерской Громова стоят недешево, — чуть прищуривается продавец, внимательно следя за моей реакцией.

— Я в курсе.

— Такая модель у нас есть, и стоит она полторы тысячи монет, — неторопливо произносит торговец. При этом он даже не задирает цену. Свой арбалет я покупал именно за эту сумму. Однако кузнец вроде бы говорил о некоей скидке…

— Впрочем, персонально для вас, — продавец будто читает мои мысли, — цена составит одну тысячу триста пятьдесят.

— Устраивает, — киваю я, доставая деньги.

— Что-то ещё? Может быть, болты к арбалету? В комплекте с ним идет только пять штук.

— Благодарю, боеприпасы у мня имеются.

— Как скажете, — торговец тщательно пересчитывает деньги, убирает их в кассовый ящик и удаляется куда-то в подсобку.

Через минуту я становлюсь обладателем ещё одного двухзарядного арбалета. Его, конечно, ещё нужно проверить, но сделаю я это уже по дороге к Змеиному лесу. Впрочем, оружие мастерской Громова не зря стоит так дорого. Оно славится тем, что работает практически безотказно, так что неприятных сюрпризов я не жду.

Захожу домой и собираюсь в свой первый боевой выход. Раньше, покидая деревню, я готовился только к охоте за артефактами. Стычки с людьми, конечно, случались, но, если не считать недавнего нападения грабителей, смертоубийства мне всегда удавалось избегать. Теперь же я иду в лес с четким пониманием, что мои противники — люди, и если понадобится, я буду стрелять на поражение.

Загружаю в рюкзак только что купленный арбалет и колчан со стрелами. Туда же идёт и арбалет убитого мной грабителя. Дуги остаются торчать из-под верхнего клапана. В рюкзак они, естественно, не влезают. Из прочего оружия беру пару деревянных и шесть стальных шариков, ну и про охотничий нож тоже не забываю. Метательные ножи и пращу без колебаний откладываю в сторону. Не настолько хорошо я владею этими орудиями убийства, чтобы применять их в реальном бою. Остальной комплект снаряжения вполне стандартен, и включает в себя лишь самое необходимое для пары дневных переходов и ночевки в Змеином лесу. Это, правда, ещё не всё, что я собираюсь взять с собой к месту встречи, но остальное лежит в лесном тайнике. Такие вещи я в деревне не храню, ибо это чревато очень серьезными проблемами.

Когда я выхожу из деревни, ещё довольно рано. Охранники в караулке у ворот с некоторым удивлением смотрят на три моих арбалета, но от вопросов воздерживаются, что меня очень радует. Терять время на пустые разговоры я не хочу. До Змеиного леса добираюсь без приключений. За мной, как и в прошлый раз, никто из деревенских следить не пытается. Маршрут у меня теперь другой, так что минное поле, устроенное големом тайкунов остается далеко в стороне. Конечно, здесь меня могут поджидать и другие сюрпризы, но пока всё относительно спокойно, и до подбитого танка я дохожу, нарвавшись лишь на одну мелкую неприятность. Ну как мелкую… Неготовому к ней человеку она могла бы стоить жизни или увечий, но я не впервые сталкиваюсь с попавшими под контроль животными.

Модифицированного волка, устроившего засаду в густых зарослях молодых ёлок, мне удается обнаружить за несколько секунд до того, как он начинает атаку. Последовательно срабатывают сначала чувство опасности, затем обостренное восприятие. Лесной хищник, судя по всему, какое-то время назад попал в зону действия довольно продвинутого конструкта тайкунов. Вместо того, чтобы уничтожить ничем не угрожающего ему зверя, квазиразумный артефакт предпочел сделать из него живое оружие. Импульс ментальной модификации полностью перестроил инстинкты волка, подчинив его единственной цели — поиску и убийству любых разумных существ, кроме тайкунов, и уничтожению созданных ими устройств. Понятно, что в схватке с бойцами или техникой кибов взятый под контроль зверь мог только бесславно умереть, но почему бы не заставить врага понервничать и, возможно, потратить ценные боеприпасы?

Волк готовится к прыжку, но мой арбалет уже направлен в то место, где он должен оказаться через пару мгновений. Вот только вместо того, чтобы выстрелить, я неожиданно для самого себя бросаю навстречу вырвавшемуся из зарослей хищнику локационный импульс, такой же, какими сканировал местность перед собой, выбираясь с выставленного големом минного поля.

Волк спотыкается, сбивается с шага и удивленно трясет башкой, будто не понимая, что ему делать дальше. Похоже, модифицированные инстинкты внезапно перестали гнать его в атаку, а сам он связываться с человеком никакого желания не испытывает. В лесу есть много другой добычи, не столь опасной, как вооруженный двуногий.

Зверь рычит, скалит зубы и медленно пятится обратно в заросли. Убивать его мне не хочется, но и отпускать зомбированного хищника нельзя — для любого человека, не обладающего моими способностями, он представляет серьезную угрозу. Глухо щелкает тетива, и арбалетный болт пробивает волку горло. Смотреть на его агонию неприятно, хотя за столько лет хождения в Змеиный лес мне приходилось видеть и не такое. Увы, по-другому здесь нельзя.

К танку выхожу, когда светлое время суток уже подходит к концу. До моего тайника под поваленным деревом отсюда идти минут двадцать, до темноты должен успеть с запасом. Соблюдая давно заведенную мной традицию, останавливаюсь и смотрю на погибшую много лет назад боевую машину. Нашу, земную. Старой сожженной бронетехники в Змеином лесу полно, но этот экземпляр сохранился лучше других. Старики рассказывают, что в начале Чужой войны наша армия пыталась нанести здесь контрудар. Закончилось всё печально. Две танковые бригады погибли в течение пары десятков минут, да и то лишь потому, что тайкуны и кибы больше занимались друг другом, чем внезапно активизировавшимися аборигенами.

К тайнику подхожу медленно и осторожно. Я всегда сначала проверяю окружающую местность на предмет наличия незваных гостей и неприятных сюрпризов, и только потом направляюсь к закопанному под стволом дерева контейнеру. Теперь же, в свете полученного от Данжура письма и моих очень нехороших подозрений, я предпочитаю удвоить бдительность.

Похоже, за время моего отсутствия к тайнику никто посторонний не приближался. Контейнер до верху забит товаром, ещё в прошлый раз полученным мной от Данжура. Сейчас он мне не нужен. Если всё пройдет удачно, прихвачу десяток наиболее ценных предметов на обратном пути. Думается мне, в городе их удастся продать намного дороже, чем сдав кузнецу, даже с учетом его новых цен. Из тайника я забираю лишь один артефакт — амулет, расширяющий возможности моего зрения. Сегодня меня ждет очень непростая ночь, и возможность видеть в темноте должна мне пригодиться.

Долго у тайника не задерживаюсь. Возвращаюсь на звериную тропу и прохожу по ней ещё около километра. В лесу ощутимо темнеет, но я останавливаюсь и решаю дождаться полной темноты. Весь мой план основан на одних лишь предположениях. Вполне возможно, завтра утром мы с Данжуром будем в голос ржать над моими страхами, когда он спокойно придет на место встречи и с огромным удивлением увидит меня, злого, невыспавшегося и обвешанного арбалетами, как новогодняя ёлка игрушками и мишурой. Вот только что-то не верится мне в настолько простую развязку этой истории.

Днем путь от тайника до нашего обычного места встречи занимает примерно час, но ночь — совсем другое дело, да и торопиться мне не нужно, хотя и затягивать с выдвижением в район поиска тоже не стоит. Встреча назначена на десять часов утра, но действовать я планирую начать, как только ночь окончательно вступит в свои права.

Вокруг уже практически ничего не видно. Аккуратно снимаю рюкзак и достаю из него извлеченный из тайника амулет тайкунов. Как только мои пальцы касаются каменного кругляша, вокруг словно включают свет. Странный свет, серовато-зеленоватый. Окружающая местность будто присыпана пеплом, но видно всё достаточно отчетливо, а предметы, более теплые, чем земля, кусты и деревья, ещё и слегка мерцают.

Постоянно держать амулет в руке неудобно, а стоит его выпустить, зрение возвращается к обычному для человека диапазону. Извлекаю из кармана рюкзака кожаный шнурок, продеваю его в специальное крепление на амулете и вешаю артефакт на грудь, заправив его под рубаху. Как я и предполагал, это срабатывает. Я вновь хорошо вижу всё вокруг, а руки у меня теперь свободны.

В окрестностях места встречи я оказываюсь часа через полтора. Специально делаю большой крюк, чтобы выйти к нему не с той стороны, откуда появляюсь обычно. О степени осведомленности потенциального противника я не имею ни малейшего представления, но приходится предполагать, что Данжур рассказал врагам всё, что знал сам. Глупо надеяться, что лихие люди не смогли его разговорить. Впрочем, судя по намекам и хитрым фразам, содержащимся в полученном мной письме, Данжур всё еще не впал в отчаяние и сохраняет надежду на спасение, так что кое о чем он мог и умолчать, понимая, что тем самым повышает мои шансы выручить его из беды.

Я уже сутки постоянно прокручиваю в голове сложившийся расклад сил. Если на меня действительно решили устроить засаду, используя Данжура в качестве приманки, то на ночевку враги должны встать где-то неподалеку от нашего места встречи. Обустраивать засаду утром я бы на месте лихих людей поостерегся, ведь жертва может прийти раньше и застать их за этим занятием. Поэтому готово всё должно быть ещё с вечера, и тогда с восходом солнца моим противникам останется только тихо и незаметно занять свои места.

Пока я никого не вижу. В кустах орешника, где в прошлый раз скрывался мой торговый партнер, сейчас пусто. У корней огромного корявого пня, рядом с которым и назначена наша встреча, бегает пара каких-то мелких зверьков. Их тельца интенсивно мерцают в инфракрасной части спектра. Ведут они себя достаточно спокойно, а значит, никого опасного, в том числе и людей, рядом нет.

На самом деле, это ещё ни о чем не говорит. Ночевать прямо рядом с местом встречи бандиты явно не будут, но и уходить далеко не станут. Мой план довольно прост. Сначала я собираюсь обследовать территорию вокруг нашего пня, осторожно продвигаясь по расширяющейся спирали. Если поиск не даст результатов, буду двигаться широким зигзагом в том направлении, откуда обычно приходит Данжур. Пройду таким образом пару километров. Если опять ничего не найду, сам устрою засаду неподалеку от места встречи, заряжу все три арбалета и буду ждать. Утром здесь кто-то обязательно появится. Если это будет Данжур, и придет он один, значит все мои предчувствия и выводы — полный бред и паранойя. Честно говоря, я буду этому только рад. Ну, а если нет, придется действовать по обстановке.

По намеченному маршруту продвигаюсь медленно, на ходу осваиваясь с новыми возможностями зрения. Всё-таки восприятие окружающего мира изрядно изменилось, и мне требуется время, чтобы к этому привыкнуть. Где-то через час организм окончательно адаптируется к серо-зеленой картинке и яркому мерцанию тушек всяческой мелкой живности, которой вокруг оказывается неожиданно много.

Чувство опасности пока молчит. Обостренное восприятие тоже не торопится активироваться, и я решаю воспользоваться своим третьим умением, а заодно и дополнительно протестировать его возможности. Сосредотачиваюсь и бросаю вперед локационный импульс, способный обнаруживать артефакты, концентрирующие в себе магическую энергию тайкунов. Для начала на всякий случай стараюсь не злоупотреблять его мощностью. Никакого отклика я не чувствую, а значит, впереди метров на сто-двести всё чисто. Во всяком случае, конструкты тайкунов в этом секторе, похоже, отсутствуют.

Продолжаю посылать импульсы по разным направлениям, и через несколько минут это занятие меня основательно утомляет. Мне даже приходится сесть на землю, привалиться спиной к стволу здоровенной сосны и пару минут посидеть, восстанавливая силы.

Тем не менее я решаю продолжить начатое, хоть и с меньшей интенсивностью. Теперь между локационными импульсами я делаю минутные перерывы, и такой режим переносится организмом заметно легче. Первый слабый отклик я получаю минут через сорок. Впереди-справа, похоже, есть нечто, достойное моего внимания. Конечно, это может быть какой-нибудь небольшой амулет, уже полтора века лежащий под слоем земли и мха после гибели своего хозяина, но есть и другой вариант. Вероятность того, что какие-то предметы тайкунов имеются с собой у Данжура или у тех, кого я ищу, довольно высока. Суеверий, связанных с амулетами времен Чужой войны, более чем достаточно, и многие таскают их с собой, считая, что они способны принести удачу или уберечь от проблем. Не просто же так их активно скупают торговцы и лавочники.

Замираю на месте, пытаясь решить, что делать дальше. Проверить, что я обнаружил в любом случае придется, но при этом вполне можно нарваться на неприятности. Вариант с амулетом самый безобидный, но на самом деле там может быть что угодно. Например, замаскированная огневая точка, способная метнуть в незваного гостя воздушное копье или нанести ментальный удар. И это лишь малая часть из весьма разнообразного арсенала тайкунов.

Продолжаю выжидать, периодически отправляя в направлении цели новые локационные импульсы. Пока сгусток энергии тайкунов остается на месте, и это вселяет надежду, что я имею дело хотя бы не с мобильным конструктом, вроде голема. Прямой угрозы я пока не ощущаю, и минут через пять решаю немного приблизиться к обнаруженной энергетической аномалии.

С предельной осторожностью преодолеваю около пятидесяти метров и вновь кидаю вперед импульс. Отклик меня изрядно настораживает — цель сместилась на несколько метров влево и, похоже, немного продвинулась мне навстречу. Останавливаюсь и медленно опускаюсь на мокрый мох. В сотне метров впереди намечается какое-то движение, и я вижу мерцающий силуэт медленно поднимающегося с земли человека. Почти сразу к нему присоединяются ещё двое. Похоже, раньше они лежали, и между нами была какая-то преграда, не позволявшая мне их увидеть.

Судя по всему, владелец артефакта, который мне удалось засечь, что-то почувствовал и насторожился, а на его беспокойство отреагировали и остальные. Режим обостренного восприятия сваливается на меня, как обычно, неожиданно. Небольшой участок леса, на котором сейчас сосредоточено мое внимание, как будто скачком приближается, и я начинаю слышать, о чем говорят потревоженные моим появлением люди.

— Что там, Герхард? — негромко спрашивает самый крупный из бандитов. Сомнений в том, что это именно те, кого я ищу, у меня больше нет.

— Пока непонятно, — одними губами отвечает хозяин артефакта. — Я услышал знакомый звук, которого здесь быть не должно, но больше он не повторялся.

— Что за звук?

— Его издают некоторые порождения тайкунов, — чуть замявшись, произносит Герхард. — Возможно, показалось. Обычно этот звук, если уж возникает, то резко не обрывается, а сейчас я ничего не слышу.

Обостренное восприятие отключается и одновременно меня скручивает так, что я едва сдерживаю стон. Сколько я продержался в этом состоянии? Думаю, не меньше четверти минуты. Раньше такого никогда не было. Не иначе на продолжительность работы умения повлиял висящий у меня на груди амулет. Он, кстати, изрядно нагрелся, даже кожу слегка обжигает.

Лежу, медленно приходя в себя, и одновременно пытаюсь анализировать ситуацию. Врагов пятеро. Режим обостренного восприятия позволил мне увидеть их всех. Данжур тоже с ними, но он явно пленник. Во всяком случае, руки и ноги у него связаны. Похоже, меня действительно собираются ловить на живца, и, думаю, их цель — взять меня живым. Видимо, считают, что из человека, сумевшего добыть дорогущий жезл центуриона тайкунов, можно при правильном подходе выдоить много всего полезного, а в своей способности заставить меня делать для них всё, что они от меня потребуют, эти ребята явно не сомневаются.

Минут через десять лихие люди немного успокаиваются, но двое, включая Герхарда, остаются на ногах. Герхард, похоже, тот самый проводник, который помогает банде пройти через Змеиный лес к месту встречи со мной. И этот человек явно непрост. Он почувствовал мой локационный импульс, а значит, тоже обладает необычными способностями. Если он не член банды, а просто нанят лихими людьми, то обо мне он, скорее всего, ничего не знает. В этом случае через какое-то время он поверит, что всплеск энергии тайкунов ему действительно показался. Кстати, похоже, что Герхард именно наемник. Говорившему с ним бандиту он втирал про некий звук, который он якобы услышал. Вот только я шел очень осторожно и никаких лишних звуков не издавал. Насторожил проводника именно локационный импульс, но рассказывать лихим людям о своем умении чувствовать энергию тайкунов он не захотел.

Шевельнувшееся было чувство опасности, вновь замолкает. Пока я не лезу в лагерь бандитов, прямой угрозы для меня нет, поскольку идти прочесывать опасный ночной лес, руководствуясь одним лишь смутным беспокойством нанятого проводника, лихие люди явно не готовы. Для порядка и самоуспокоения они ещё с полчаса проявляют повышенную бдительность, но потом возвращаются к привычному для себя ритму ночной походной жизни.

А вот мне теперь нужно решить, что со всем этим делать. Если бы не Данжур, я бы мог снять первым выстрелом проводника, а потом устроить ночную охоту за остальными бандитами. С моей способностью видеть в темноте шансов у них ноль, вот только убить моего приятеля они перед смертью всё равно успеют. Впрочем, возможно, кто-то из них попытается использовать его в качестве живого щита или попробует обменять свою жизнь на жизнь заложника. Вот только проверять, что они решат сделать с Данжуром, мне совершенно не хочется, а это значит, что покончить с бандитами нужно очень быстро.

У меня три арбалета и пять выстрелов до необходимости перезарядки, но при этом всего две руки и никакой гарантии, что все цели удастся надежно вывести из строя, потратив на каждую по одной стреле. Вернее, я практически уверен, что это утопия. По кому-то из бандитов я обязательно промахнусь и, скорее всего, даже не один раз. Первого и, может быть, второго я свалить успею практически в полигонных условиях, но дальше они начнут активно двигаться, пытаясь укрыться, и точность стрельбы резко снизится.

Сколько я ни пытаюсь придумать некий хитрый план, обеспечивающий одновременно уничтожение врагов, сохранение жизни Дажнура и минимизацию риска для меня самого, результат всё время получется один и тот же. Я в состоянии более или менее надежно обеспечить выполнение только двух из этих пунктов, причем за счет пренебрежения третьим.

Я могу перебить бандитов, расстреливая их из темноты с безопасной для меня дистанции. Это позволит мне не вступать в ближний бой и с высокой вероятностью избежать ранений или смерти. А вот сохранить жизнь Данжуру при этом вряд ли получится. Второй вариант — максимально сократить дистанцию и атаковать противника практически в упор. Такой подход резко увеличит точность стрельбы, а при необходимости даст мне возможность применить стальные шарики или нож. Шансы не дать врагам убить Данжура при этом сильно возрастут, но и мои личные риски увеличатся в разы.

Решать нужно прямо сейчас. Ждать — не вариант. Утром преимущество моего ночного зрения растает, как дым, и возможность спасти Данжура будет безвозвратно упущена. Если я сейчас тихо уйду и утром не явлюсь к месту встречи, его просто убьют, как ставшего бесполезным свидетеля. К тому же эти пятеро знают обо мне слишком много, а информация — это такая гадкая штука, которая умеет всплывать в самые неподходящие моменты и очень сильно портить жизнь тому, кто вовремя не позаботился о пресечении её распространения.

Так ли важен для меня Данжур, чтобы рисковать ради него своей шкурой? Наверное, да. Я, конечно, вырос одиночкой, но человек не может слишком долго находиться в социальной изоляции, а Данжур — единственный в этом мире человек, которому я могу доверять. Есть, конечно, ещё Лера, но это совершенно другая история. К тому же мы оба знаем, что наш союз сугубо временный.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, как будто собираюсь погрузиться в ледяную воду. На самом деле выбора у меня нет, и я это отлично понимаю. Медленно выдыхая набранный в легкие воздух, я аккуратно снимаю рюкзак и начинаю заряжать арбалеты. Делать это, не издавая никаких подозрительных звуков, я научился уже много лет назад. Трофейный однозарядный арбалет надежно закрепляю на спине вместе с колчаном с запасными болтами, а оба изделия оружейной мастерской Громова кладу на предплечья и придерживаю руками за стремена. Теперь я вполне могу очень медленно, но зато практически бесшумно ползти вперед. А быстро и не надо. Торопиться в данном случае вредно для здоровья.

Мое чувство опасности, как правило, работает в очень избирательном режиме. О неизвестной мне угрозе оно предупреждает острыми, зачастую даже болезненными ощущениями, а вот если я полностью осознаю возможные последствия и сознательно иду на риск, оно тихо сидит где-то в уголке и не отсвечивает. Это очень удобно, иначе сейчас оно бы меня сильно отвлекало. А вот режим обостренного восприятия как обычно неуправляем. Мне бы он сейчас сильно пригодился, однако активироваться мое умение пока не торопится. Впрочем, по мере приближения к лагерю противника я начинаю различать всё больше деталей и без его помощи.

Двое бандитов спят, а трое, включая Герхарда, бдят и пытаются что-то рассмотреть в кромешной тьме, сгустившейся между деревьями. Иногда они едва слышно переговариваются между собой. Никакого костра, естественно, нет. Развести огонь ночью в Змеином лесу — верный способ навлечь на себя беду. Максимум, что можно себе позволить, это небольшую тусклую лампу, свет от которой постоянно направлен вниз. Для отпугивания местного зверья можно использовать только специфическую химию. Штука недешевая, но по-другому здесь никак. Кстати, хорошо знакомый мерзкий запашок этого порошка я ощущаю уже довольно отчетливо, а значит, защитный периметр где-то рядом. Препарат, к слову, достаточно эффективный. Даже животные, модифицированные ментальным воздействием, предпочитают обходить посыпанные им места. Инстинкт самосохранения у них перестает работать лишь при атаках на приоритетные цели, а в остальное время он функционирует нормально, чтобы живое оружие тайкунов не сдохло слишком быстро. Охотники, рискующие совершать рейды в Змеиный лес, этим вовсю пользуются. К тому же химическая вонь отлично перебивает другие запахи, и звери просто не могут учуять людей.

Данжур лежит в центре лагеря между тремя бодрствующими бандитами. Это худший расклад из всех возможных. Любой из моих врагов может быстро до него дотянуться, чтобы пырнуть ножом или перерезать горло. Как я и подозревал, с оружием у моих противников всё более чем хорошо. Огнестрела нет только у проводника. Он, как и я, вооружен арбалетом. Рядом с двумя спящими лихими людьми лежат винтовки. Деталей я различить не могу, но это явно не кустарные поделки, вроде тех, которыми вооружают наших охранников, дежурящих у деревенских ворот. У одного из бодрствующих бандитов на поясе висит кобура со мощным револьвером, а на коленях у его подельника лежит обрез трехствольного охотничьего ружья. У меня по спине пробегает неприятный холодок. Крайне опасное оружие, особенно если заряжено картечью, а я не сомневаюсь, что так и есть. Если этот тип хотя бы примерно определит направление, откуда летят стрелы, и начнет палить в мою сторону, шанс получить опасное ранение очень велик.

Для уверенного поражения целей мне нужно подобраться к лагерю бандитов на дистанцию около тридцати метров. Это очень близко, и чтобы не выдать себя мне приходится уменьшить скорость движения почти до нуля. До выбранной позиции остается метров десять, когда проводник бандитов вновь начинает беспокоиться. Герхард нервно крутит головой, причем смотрит он преимущественно в мою сторону. Я ловлю себя на том, что уже какое-то время без всяких локационных импульсов чувствую артефакт тайкунов, скрытый под его одеждой. Но ведь у меня на груди тоже висит амулет, причем сейчас он активно работает, обеспечивая мне ночное зрение, и, судя по всему, Герхард тоже способен ощущать его присутствие. А ведь у него могут быть и другие умения, о которых мне ничего не известно.

Медленно отползаю на несколько метров назад. Похоже, план опять придется менять. Проводник бандитов оказался гораздо более опасным противником, чем я изначально предполагал. Его необходимо ликвидировать первым, но делать это придется с большей дистанции, чем я собирался. Риск потерять Данжура и нарваться самому вновь возрастает, но отступать уже поздно. Я вижу, что Герхард по-прежнему беспокоится. Присутствия моего амулета он, похоже, больше не ощущает, вот только теперь он почти наверняка уверен, что что-то не так. Два раза за короткий промежуток времени наличие странной энергетической активности не могло ему просто показаться. Сейчас он, видимо, решает, стоит ли поднимать тревогу. Один раз она уже оказалась ложной, и теперь он колеблется, но если дать Герхарду время подумать, он почти наверняка сообщит о своих подозрениях главарю банды, а значит действовать нужно прямо сейчас.

Аккуратно достаю из-за спины трофейный арбалет и кладу его на землю. Рядом с ним ложится один из его двухзарядных собратьев. Второй у меня в руках. Все арбалеты уже заряжены и готовы к бою. Герхард поднимается со своего места. Похоже, он собирается доложить нанимателю о возможных проблемах. Счет времени идет на секунды, и я решаюсь. Болт с глухим щелчком покидает желоб арбалетного ложа и стремительным росчерком уносится вперед. До цели около сорока метров, но я не промахиваюсь. Стрела пробивает проводнику шею, и он с хрипом начинает оседать на землю. Я отмечаю это лишь краем сознания. Сейчас всё мое внимание занимают остальные бандиты.

Первый выстрел я сделал из положения с колена, но теперь я вынужден вскочить на ноги, чтобы увеличить обзор. Второй болт я посылаю в бандита, вооруженного трехствольным ружьем. Его я опасаюсь больше всех остальных и, как оказывается, не зря. Похоже, это очень опытный боец. Звук выстрела и шлепок стрелы, входящей в плоть проводника, послужили для него сигналом к немедленным действиям. Враг успевает привстать и дернуться в сторону, так что болт, направленный ему в голову, попадает в левое плечо. Рана, конечно, болезненная, но не лишающая противника возможности стрелять. Впрочем, в течение нескольких ближайших секунд он вряд ли сможет вступить в бой, и я решаю перенести огонь на другие цели.

Бросаю на мягкий мох разряженный арбалет и подхватываю второй. Двое спящих бандитов пока не реагируют на происходящее, и сейчас на ногах только один противник, но его рука уже выхватывает из кобуры револьвер. Похоже, такая реакция на любую опасность отработана им до уровня рефлекса. Стреляем мы одновременно, но мой выстрел оказывается удачнее. Враг меня не видит и ведет огонь куда-то в темноту, откуда в него и его товарищей летят стрелы. Арбалетный болт попадает ему в глаз, и умирает бандит практически мгновенно, но каким-то образом ухитряется выпустить в мою сторону три пули. Одна из них вгрызается в ствол дерева в опасной близости.

В тишине ночного леса выстрелы из револьвера звучат особенно громко, и двое спящих бандитов мгновенно вскакивают на ноги. Четвертую стрелу я посылаю в удачно подставленную под выстрел спину одного из них. Краем глаза замечаю, что Данжур тоже начинает реагировать на происходящее. Руки и ноги у него связаны, но перекатываться и кое-как ползти, извиваясь всем телом, он может. Мой партнер прекрасно понимает, что если он хочет пережить эту ночь, то сейчас ему нужно оказаться как можно дальше от оставшихся в живых бандитов.

У меня остается только один выстрел. Я подхватываю с земли однозарядный арбалет и пытаюсь определить, куда делся последний враг. Времени он зря не терял и успел укрыться, за доли секунды определив, откуда исходит угроза.

Внезапно сработавшее чувство опасности скручивает меня дугой и заставляет броситься на землю. Впереди мелькают две яркие вспышки, сопровождающиеся оглушительным треском выстрелов. Прямо надо мной с воем проносится рой картечи. Раненый противник с трехствольным ружьем вступает в игру, причем делает это весьма расчетливо, стреляя только из двух стволов. Третий ствол он оставляет заряженным, сдерживая меня от дальнейших действий и давая своему уцелевшему товарищу время приготовиться к бою.

Аккуратно отползаю на несколько метров вправо. Мою позицию враг засек очень точно и оставаться на ней нельзя. Осторожно приподнимаю голову, пытаясь обнаружить противников. Это удается достаточно легко. Способность видеть в инфракрасной области спектра дает мне неоценимое преимущество. Враг с трехствольным ружьем укрывается за сваленными кучей рюкзаками бандитов. Не знаю, как от пули, а от арбалетной стрелы они способны защитить его достаточно надежно. Второй бандит, похоже, пока не слишком ориентируется в происходящем и считает, что если он ничего вокруг не видит, то и его увидеть нельзя. Он на четвереньках пробирается среди молодой поросли рябины, пытаясь нащупать свою винтовку, которую то ли обронил, то ли не успел подхватить, спасаясь от летящих из темноты стрел. Упустить такую возможность я просто не могу.

Выстрел! Арбалетный болт бьет врага в левый бок. Бандит вскрикивает и с хрипом валится на землю. В ответ вновь гремят выстрелы. Похоже, враг с трехстволкой успел перезарядиться. Как ему с ранением в плечо удалось сделать это так быстро, я не понимаю. Впрочем, возможно, на нем был бронежилет, и тогда мое попадание совсем не обязательно вывело из строя его левую руку.

Снова меняю позицию, подхватывая по пути один из двухзарядных арбалетов. Данжур тоже времени зря не теряет Он умудряется довольно неплохо сориентироваться в быстро меняющейся обстановке и успевает преодолеть довольно приличное расстояние. Для связанного человека так просто очень приличное. Вот только делать это бесшумно Данжур не может, а спрятавшийся враг довольно быстро понимает, что пленник — его шанс на спасение. Выскакивать из-за своего укрытия бандит не решается. Всё верно, он ведь не знает, сколько в темноте стрелков и есть ли у них ещё заряженные арбалеты. А вот выстрелить в пытающегося скрыться Данжура он успевает. Цель противник не видит и стреляет на звук, надеясь ранить и обездвижить заложника. При этом есть, конечно, риск его убить, но у бандита нет выбора. Раненый пленник заставит меня нервничать и торопиться, и враг надеется, что это увеличит его шансы.

Данжур вскрикивает и перекатывается в сторону. Картечь его всё-таки зацепила, но отсюда мне не видно, насколько серьезно. Арбалет я перезаряжаю быстро. Руки хорошо знают, что нужно делать и действуют автоматически. Думаю, мой противник занят тем же, хотя ему на перезарядку требуется куда меньше времени.

— Эй, охотник, — кричит из-за своего укрытия бандит. — Если твой товарищ нужен тебе живым, давай договариваться.

Отвечать я не тороплюсь. Враг меня не видит и провоцирует на ответ, чтобы выстрелить на голос. Сам он ничем не рискует. Мое оружие не может пробить его укрытие. Впрочем, подобная провокация может пройти только один раз, а никакой гарантии, что он в меня попадет нет. Мало того, враг даже не знает с каким количеством противников он имеет дело, хоть и считает, что скорее всего я один.

— Зря молчишь, — снова выкрикивает владелец трехствольного ружья. — Я знаю где лежит твой приятель. Он связан и истекает кровью, так что никуда он от меня не денется. А если ты думаешь, что сможешь незаметно ко мне подобраться, то сильно ошибаешься, Данжура я грохну раньше. У тебя десять секунд на раздумье. Или обозначаешь себя голосом и медленно идешь сюда без оружия, или я в него стреляю. Время пошло.

Бандит всё делает правильно. Он уже понял, что я ориентируюсь в темноте намного лучше него, а это значит, что давать мне время на заход ему в тыл и выбор удобной позиции для стрельбы ни в коем случае нельзя. Он специально не дает мне ни одной лишней секунды на принятие взвешенного решения. Хочет, чтобы я начал действовать немедленно и подставился под картечь.

Отвечать нельзя. Я, конечно, могу надежно укрыться за стволом дерева и вести переговоры оттуда, но этим я обозначу свою позицию, а сейчас враг не знает, где я. Больше всего он боится, что я его обойду и расстреляю из темноты, и если он будет точно знать, где я в данный момент нахожусь, обмануть его станет намного сложнее. Решать нужно быстро, вернее, просто немедленно. Несмотря на полученную рану, Данжур лежит тихо и не шевелится. От места, где он получил ранение, ему удалось откатиться на несколько метров. Там он и замер, надеясь, что бандит его не видит и не сможет совершить точный выстрел. Вот только картечь — это такая дрянь… Впрочем, выбора-то всё равно нет. Придется рисковать.

Два деревянных шарика отправляются в полет один за другим с интервалом в полсекунды. Они навесом перелетают через позицию противника и со стуком отскакивают от стволов деревьев метрах в десяти за ней. Я очень надеюсь, что этот звук можно принять за хлопки тетивы арбалета, но даже если нет, враг ждет угрозы с тыла и обязательно должен на неё отреагировать.

Противник меня не разочаровывает. Что бы он ни говорил о том, что сначала убьет Данжура, волнует его не жизнь заложника, а собственная шкура. Поэтому он не тратит лишнюю секунду и один из трех зарядов на беспомощного пленника. Бандит резко разворачивается и всаживает два веера картечи в темноту, откуда к его ногам вылетают отскочившие от стволов деревянные шарики. Собственные выстрелы оглушают врага и, пользуясь этим, я резко вскакиваю и вскидываю арбалет.

Разворачиваясь для отражения атаки с тыла, враг слегка приподнялся над своим укрытием, и теперь мне видна его голова, защищенная кевларовым шлемом. Изначально у бандита его не было, но, видимо, он успел надеть шлем уже после начала боя. Противник быстро движется, а уязвимой для стрел моего арбалета остается только полоска шеи под шлемом. Всё, что находится ниже, скрывают от меня рюкзаки, ставшие импровизированным укрытием для врага. Вот только у меня опять нет вариантов.

Выстрел! Болт попадает в шлем, и голова бандита резко дергается. Пробития нет, но удар противник получает неслабый, и это дезориентирует его на пару секунд, за которые я успеваю ещё немного сократить дистанцию.

Выстрел! Каким-то чудом враг успевает слега отклониться в сторону, и моя последняя стрела лишь чиркает по его шее, оставляя на ней глубокую борозду. Очень болезненно, но далеко не смертельно. Бандит отшатывается. Его лицо искажается дикой гримасой, а ствол ружья быстро разворачивается в мою сторону.

У меня остаются доли секунды, и я, не раздумывая, швыряю в противника арбалет, а сам прыгаю в сторону. В темноте враг не сразу понимает, что летящее в него нечто — это не я, а всего лишь мое разряженное оружие. Меня оглушает грохот выстрела, и дорогущее изделие мастерской Громова принимает на себя полный заряд картечи. Полторы тысячи монет мгновенно превращаются в груду бесполезного хлама, но меня это сейчас почему-то только радует. Попадание получается эффектным. Картечь выбивает из металлических частей арбалета длинные ветвистые искры и с визгом уходит в рикошет, а обломки моего оружия с шумом падают на землю.

Враг на мгновение замирает, пытаясь осознать, что произошло и в кого или во что он только что попал, а вот я позволить себе терять время не могу. У кого-то на рефлекс подвешено выхватывание из кобуры револьвера, а у меня на подобный случай годами тренировок выработан несколько иной навык. В переносицу бандита врезается стальной шарик. Бросаю я его почти в упор, так что шансов остаться в сознании у врага нет. Мне кажется, что я успеваю увидеть в глазах бандита безмерное удивление. Впрочем, вполне возможно, что это просто странный выверт ночного зрения.

Противник секунды полторы ещё сохраняет равновесие, а потом прямо из позы для стрельбы с колена плашмя заваливается набок. Ружье выпадает из его ослабевших рук, а кевларовый шлем откатывается в сторону. Вырублен он наглухо и без экстренной медицинской помощи, скорее всего, уже не жилец. Дальнейшая судьба бандита меня совершенно не интересует, мне сейчас есть кому оказывать помощь, да и сваливать отсюда нужно как можно быстрее. Нашумели мы настолько капитально, что самые разнообразные и, как правило, не слишком приятные в общении обитатели Змеиного леса пожалуют сюда в обязательном порядке, причем достаточно скоро.

— Данжур, ты цел? — спрашиваю партнера, освобождая его от стягивающих руки и ноги веревок.

— Почти, — морщится охотник, но отвечает достаточно твердо. — Словил картечину в левое предплечье. Судя по ощущениям, кость цела, но кусок мяса мне эта дрянь вырвала. Надо срочно кровь остановить, иначе я скоро вырублюсь, а нам валить отсюда пора, если, конечно, ещё пожить охота.

Бегу к рюкзаку за медпакетом и быстро накладываю повязку. Вокруг валяется куча трофеев, но времени на их сбор у нас почти нет. Впрочем, сюда можно вернуться и утром, когда незваные гости свалят откуда пришли. Мертвое железо их вряд ли заинтересует, а вот заминировать эту полянку они могут, но тут уж как повезет. Если что, опасность я почувствую. Кроме своего оружия и снаряжения я забираю только амулет Герхарда, трехствольное ружье и револьвер. Данжур прихватывает одну из винтовок. Патроны, естественно, тоже берем, но явно не все, а те, что успеваем быстро найти. Остальное бросаем на месте и быстро растворяемся в темноте.

Бежать Данжур не может, ему даже быстрый шаг дается с трудом, но всё же мы постепенно удаляемся от лагеря бандитов. Я иногда бросаю вперед локационные импульсы, но пока ничего не обнаруживаю, а вот за нашими спинами что-то явно происходит. Мы действительно изрядно нашумели, и к месту схватки сейчас подтягиваются големы тайкунов и уцелевшие боевые механизмы кибов. Если их пути пересекутся, события могут начать развиваться самым неожиданным образом. Словно в подтверждение моих мыслей, примерно в километре позади нас гремит серия неслабых взрывов и к небу поднимаются фонтаны огня.

— Автоматическая пушка отработала, — тяжело дыша, произносит Данжур. — Средний калибр. Серьезная штука. Снаряды к ней по две с половиной тысячи монет за штуку идут. Надеюсь, не прямо по лагерю приложило, иначе конец нашим трофеям. Хотя, вряд ли. Похоже, где-то дальше к северу долбануло.

— Болтай поменьше, — беззлобно обрываю я уже дважды спасенного мной охотника. — Нам ещё километров пять драпать предстоит, а ты и так уже еле держишься.

— Дойду, — упрямо мотает головой Данжур. — Теперь точно дойду. Сдохнуть после всего, что уже удалось пережить будет просто неимоверным идиотизмом, а выглядеть идиотом я очень не люблю. Идем, друг. Ты опять вытащил мою задницу из медвежьего капкана, и я просто обязан вернуть тебе должок, так что склеивать ласты мне пока рановато.

Глава 5

О своих злоключениях Данжур рассказывает неохотно. Видно, что воспоминания эти ему, мягко говоря, неприятны. Лихим людям его сдал тот самый торговец, который в свое время доверительно рассказал ему, откуда в его лавке появились титановые пластины. Мой приятель считал этого барыгу надежным партнером, а он, как оказалось, вёл свои дела под крышей одной из городских криминальных группировок. Не самой крупной, но достаточно сильной и организованной. Информацию об охотнике, неожиданно начавшем приносить на продажу очень интересные трофеи, он потихоньку сливал своим покровителям и раньше, потому бандиты и начали проявлять к Данжуру интерес. Ну, а когда Данжур пришел к нему с жезлом центуриона тайкунов, у теневых покровителей торговца не осталось никаких сомнений в том, что источник такой добычи нужно немедленно брать под жесткий контроль.

— Меня прихватили за городом, по пути в Змеиный лес, — досадливо морщась, говорит Данжур. — Очень грамотно засаду организовали, я до последней секунды так ничего и не заметил. — Подробности допросов рассказывать не буду, но, поверь мне, эти люди умеют заставлять пленников делиться необходимой им информацией.

— Верю.

— Кое-что скрыть мне всё же удалось, — со злым удовлетворением в голосе продолжает Данжур. — О некоторых вещах они спросить просто не догадались, так что про то, что ты почти не берешь за свою добычу деньги, а предпочитаешь менять её на артефакты попроще, я не рассказал. И про тайник наш общий умолчал, а вот о тебе мне пришлось сказать почти всё. Эти гады слишком многое узнали от сдавшего меня торговца. Я, конечно, во многом сам виноват. Когда мы с тобой начали вести дела, я сразу стал сбывать ему почти всю полученную от тебя добычу. Естественно, он обратил внимание на резкое изменение результативности моих рейдов. Я тогда не придавал этому значения, а зря. Захватившие меня бандиты стали требовать сдать им источник моих трофеев. А что я мог им сказать? Если бы у меня имелось какое-то секретное место, откуда я всё это таскаю, я бы, конечно, им его показал, после чего они бы меня, скорее всего, просто убили. Вот только нечего мне было им показывать, а они в это, естественно, верить не захотели. Я пытался убедить их, что жезл попался мне случайно, и больше там ничего нет, но эти палачи знают, как заставить человека говорить правду. В общем, мне пришлось рассказать и о тебе, и о нашем месте встречи, и о почтовом тайнике. Ну, а дальше ты всё знаешь сам.

— С бандитами ты вёл себя правильно, — я стараюсь успокоить Данжура, который явно чувствует себя виноватым в том, что произошло. Конечно, он виноват. Лоханулся по полной программе, но, думается мне, за свою глупость он уже понес вполне достаточное наказание. — В отношениях с торговцем ты, конечно, наделал много ошибок, но потом ты их вполне достойно исправил.

— Если бы не ты…

— Брось. Я уже понял, что ты благодарен мне за спасение. Вот только я тоже тебе благодарен.

— Это за что же? — в голосе Данжура звучит непонимание.

— За то, что ты не сдал меня с потрохами даже под пытками и дал нам обоим шанс. Тебя ведь заставили написать мне письмо, и ты это сделал, но при этом сумел включить в него очень правильные слова, которые позволили мне понять, что ты находишься под чужим контролем. В итоге я смог должным образом подготовиться к встрече с бандитами, и всё закончилось так, как закончилось.

— Боюсь, ничего ещё не закончилось, — мрачно отвечает Данжур, хотя видно, что мои слова его несколько приободрили. — Ты убил четверых людей Уильяма и нанятого им проводника. Впрочем, я к этому причастен не в меньшей степени, так что нас обоих теперь будут искать. О тебе эти уроды знают только то, что ты охотник, регулярно посещающий Змеиный лес. Твое настоящее имя я лихим людям не сказал, а про то, из какой ты деревни, ты и сам мне не рассказывал. А вот мне в городе пока лучше не появляться.

— У тебя есть место, где можно пересидеть какое-то время?

— Я охотник, — невесело отвечает Данжур. — Перекантуюсь как-нибудь. Не здесь, конечно, но глухих мест и за пределами Змеиного леса хватает. Может, пойду в какую-нибудь дальнюю деревню. Чужих там обычно не очень жалуют, но человек с деньгами может устроиться почти везде, а кое-какие запасы у меня есть.

— Я через пару дней ухожу с караваном в город. Надеялся встретиться с тобой там, но теперь, похоже, не судьба. Меня не будет месяц или даже больше, так что теперь долго не увидимся. Твоя идея с дальней деревней неплоха, а что касается денег, пора нам вернуться в лагерь лихих людей за трофеями. Думается мне, их снаряжение потянет на изрядную сумму. Запасы — это хорошо, но дополнительный капитал тебе, я думаю, не повредит.

— Я ещё тебе за жезл должен, — без всякого энтузиазма напоминает Данжур. — Боюсь, вся моя доля от этих трофеев не потянет и на половину нужной суммы.

— Позже отдашь. Деньгами я всё равно не возьму, а товары на обмен тебе сейчас закупить негде. А теперь хорош болтать, пора идти за нашей законной добычей. До вечера мне нужно вернуться в деревню, а у нас и помимо трофеев полно дел. Не стоит забывать, что наш почтовый тайник засвечен, да и новое место встречи нужно выбрать.

До деревни мне удается добраться только через час после наступления темноты. Пропускают меня без вопросов, хотя обычно охрана недовольно бухтит на охотников, возвращающихся слишком поздно. Трофеев я на себе тащу полный рюкзак, выглядящий очень тяжелым. Похоже, его вид наглядно объясняет дежурным бойцам причину моего опоздания, и они предпочитают не лезть ко мне с мелкими замечаниями. Вещей действительно много. Немало полезного нашлось в рюкзаках и на телах бандитов, да и свой тайник под упавшим деревом я изрядно опустошил — пришлось освобождать место для трехстволки и револьвера, нести которые в деревню было никак нельзя.

Придя домой, наскоро умываюсь и даже не ужиная заваливаюсь спать. Последние сутки выдались, мягко говоря, непростыми, так что теперь, вплоть до отхода каравана, я собираюсь отдыхать и восстанавливать силы. Конечно, мне ещё нужно продать трофеи и завершить сборы в дорогу, но времени на это мне должно хватить с большим запасом. С этими мыслями я проваливаюсь в сон, чтобы проснуться только около десяти утра.

Оставшиеся до выхода дни проходят спокойно, хотя всякой мелкой суеты избежать всё же не удается. Однако в сравнении с перестрелками в ночном лесу все эти проблемы выглядят совершенно несерьезно. Тем не менее понервничать всё же приходится. Караван из Динино, с которым мы должны отправиться в город, прибывает к нам с опозданием на сутки, и причина задержки не вызывает у меня ни малейшего оптимизма.

В дороге на купцов дважды налетали небольшие банды, однако оба раза охране удавалось обнаружить засаду до того, как грабители успевали напасть, и это позволило караванщикам отбиться. Правда, без потерь всё же не обошлось. Один охранник погиб, и ещё трое получили ранения, которые вынудили их остаться в нашей деревне залечивать раны и дожидаться возвращения каравана из города, чтобы потом отправиться с ним домой. Увы, среди раненых оказался и опытный следопыт, благодаря которому обе засады и были обнаружены заранее.

Всего у наших гостей в строю остается двадцать шесть охранников. Это немало, но большинство из них не охотники, а подчиненные их шерифа. Стрелять и владеть холодным оружием умеют неплохо, а вот за пределами частокола ориентируются не лучшим образом. Более или менее опытный разведчик у них теперь только один, причем, судя по кислой физиономии их главного караванщика, явно не столь искусный в своем деле, как его раненый товарищ.

Возглавляет караван Игнат Матвеев, средний сын самого богатого дининского лавочника. Поселок у них большой, тысячи на три жителей, так что, в отличие от нас, лавочник там не один. У нас, конечно, мелкие торговцы тоже имеются, но все они тем или иным образом зависят от прочно держащихся друг за друга старосты, кузнеца, шерифа и того же лавочника. В Динино всё несколько иначе. Там лавочников трое или четверо, и под каждым из них сеть более мелких коммерсантов самых разных мастей. Это дает жителям некую альтернативу или хотя бы её видимость.

Подвод с товаром у дининских больше двадцати. Городу много всего нужно. Продовольствием его снабжают ближние поселки и деревни, а из дальних, вроде Динино, везут в основном добытые охотниками трофеи — от хорошо выделанных шкур, до уцелевших довоенных вещей, артефактов тайкунов и фрагментов устройств кибов. Есть, конечно, и изделия собственного производства вроде шерсти, одежды и различного снаряжения, но всего этого не так уж много — с городскими мастерскими и мануфактурами трудно конкурировать.

В день отхода каравана на главной площади, как обычно царит изрядная суета и неразбериха. Шерифа я нахожу о чем-то азартно спорящим со старшим каравана. Похоже, Игнат пытается уговорить его выделить дополнительную охрану, но у нас и так милиционеров и охотников немного. Если на месяц с лишним отправить их в поход, кто будет ходить в рейды, следить за порядком и охранять деревню?

Мое появление наш главный страж порядка использует в качестве повода для прекращения надоевших ему препирательств, поэтому ждать мне не приходится. Мы уходим с площади и поднимаемся в контору шерифа, где он, плотно прикрыв и заперев дверь, открывает сейф и достает из него письмо.

— До вручения адресату держи у себя и никому не показывай, — шериф передает мне конверт, на котором написаны имя и адрес. — Ничего особо секретного там нет, но это коммерческая информация, и в чужие руки ей попадать не следует. Даже разглашение самого факта, что мы ведем дела именно с этим человеком, может нанести вред нашим торговым сделкам, так что не вздумай никого о нем расспрашивать и даже просто упоминать в разговорах. Выполнишь мое поручение в точности, и постоянное место в охране караванов тебе обеспечено. Всё понял?

— Чего ж тут не понять? — ни одному слову шерифа я не верю, но усиленно делаю вид, что очень рад открывшимся перспективам и готов приложить все усилия, чтобы не облажаться. — Письмо хранить у себя, никому его не показывать, имя получателя в разговорах не упоминать.

— Неплохо, — шериф явно доволен. — И еще одно. Как окажешься в городе, с доставкой письма не тяни. Лучше всего передать его в первый же день. Чем раньше оно окажется у нашего партнера, тем больше шансов, что наш товар уйдет с максимальной прибылью.

— Всё сделаю в лучшем виде, — я очень стараюсь, чтобы слегка туповатое выражение на моем лице выглядело предельно правдоподобно.

Возможно, я всё же слегка переигрываю. В глазах шерифа на мгновение мелькает тень сомнения, но, похоже, моя репутация деревенского дурачка всё еще до конца не выветрилась из его головы, так что никаких вопросов он мне не задает.

— Ладно, охотник, на сегодня всё, — шериф отпирает дверь и выпускает меня из кабинета. — Найди Федора. Теперь он твой командир на всё время до возвращения из города. Все дальнейшие указания получишь от него.

Старший сын лавочника обнаруживается именно там, где он сейчас и должен находиться — рядом с главной площадью. Все подводы каравана уже выстроены цепью и занимают изрядную часть центральной улицы. Наши телеги с товаром старший караванщик поставил в конец. Именно возле них я и вижу своего нового командира.

Он что-то втолковывает двум хорошо знакомым мне парням, видеть которых здесь я совершенно не рад, и одновременно бросает по сторонам быстрые взгляды. Я не сомневаюсь, что высматривает он именно меня, шериф ведь предупредил его о том, кто вскоре поступит в его подчинение.

Подхожу не торопясь, с интересом следя за реакцией моих будущих товарищей по небезопасному путешествию. Увидев меня, они замолкают и разворачиваются в мою сторону. Откуда-то из-за телег к ним подтягиваются ещё двое мужиков постарше. Федор чуть выдвигается вперед, а остальные облокачиваются на борт телеги и с ухмылками на лицах готовятся наблюдать за предстоящим спектаклем.

— Привет, Федор, — я делаю вид, что не замечаю ни брезгливого выражения на лице командира, ни пренебрежительных взглядов остальных охранников. Протягивать руку сыну лавочника я при этом, естественно, не собираюсь. Зачем самому ставить себя в глупое положение?

— Я в свой отряд инвалидов ума не приглашал, — цедит в ответ Федор, сплёвывая мне под ноги, и за его спиной раздается бодрое одобрительное ржание.

— Серьезно? — на моем лице появляется выражение искреннего удивления, и я демонстративно перевожу взгляд на веселящихся прихлебателей Федора. — Так они что, сами сюда пришли?

Выражение надменного веселья на физиономиях моих будущих коллег синхронно сменяется злобными гримасами.

— Чё сказал? — один из парней дергается ко мне, но Федор жестом руки его останавливает.

— Я сам, — негромко произносит сын лавочника и делает шаг в мою сторону.

В то, что он сейчас затеет драку на глазах у наших гостей из Динино, я не верю. Ну не настолько же он идиот, иначе староста и шериф не доверили бы ему руководство нашей частью каравана.

— Вот что, урод, — Федор отчаянно пытается выглядеть солидно и невозмутимо, но губы у него подергиваются, с головой выдавая, какая буря эмоций сейчас бушует под его черепушкой. — Тебе нужно запомнить одну простую вещь — ты здесь лишний, и дорога до города веселой прогулкой тебе не покажется. Я, конечно, не могу отменить приказ шерифа о назначении тебя в мой отряд, вот только шериф останется здесь, а ты пойдешь со мной и в ближайший месяц будешь обязан выполнять все мои приказы. Можешь не сомневаться, они тебе очень не понравятся.

— Приказы — не девки, чтобы нравиться или не нравиться, — я равнодушно пожимаю плечами. — Прикажешь что-то разумное, я исполню без вопросов.

— А не разумное, значит, выполнять откажешься? — на лице Федора появляется злорадное выражение.

— Не откажусь, — разочаровываю я сына лавочника. — Но дурацкие приказы и выполняются соответственно.

— Это как же?

— Вот когда отдашь такой приказ, тогда сам всё и увидишь.

Нашу увлекательную беседу прерывает появление старшего караванщика.

— Ну что, Федор, твои готовы?

Игнат Матвеев — тоже сын лавочника, но выглядит он намного взрослее и представительнее моего нового командира, хотя реально старше его всего на пару лет. Им обоим около тридцати или чуть за тридцать, но воспринимаются они совершенно по-разному.

— Готовы, — напустив на себя солидный вид, отвечает Федор. — Когда выступаем?

— Минут через двадцать, — Игнат окидывает взглядом шесть наших подвод, у каждой из которых стоит возница, и вновь поворачивается к нашему командиру. — Я смотрю, твои вроде все в сборе. А где Аркадий?

— Травма у него, — с явной неохотой отвечает Федор и кивает в мою сторону. — Вот он вместо Аркадия пойдет.

— Без огнестрела, — констатирует Игнат, глядя на меня, и в его голосе я слышу нотки досады. — У Аркадия хоть винтовка в прошлый раз была. О чем ваш шериф думает? Вы, ребята, не на пикник, случаем, собрались? Если не считать возниц, а бойцы из них никакие, у вас всего шесть человек при двух плохоньких винтовках, паре ружей и одном револьвере. Неужели ваше Коробово настольно нищее? Товар вон в город везете, а охранять его кто будет? За нашими спинами отсидеться хотите?

Все эти аргументы Игнат явно уже излагал шерифу, но тот, судя по всему, сумел как-то от них отбрехаться. Видимо, есть между старостами наших селений некое соглашение, и требовать от нас большего, чем мы уже выставили, старший караванщик не может. В конце концов, их потери на пути от Динино к нам — это их проблемы, а наши обязательства шериф выполнил в полном объеме. Разумно ли в такой ситуации придерживаться исключительно формальных договоренностей, это вопрос отдельный. По мне так не очень разумно, но кто я такой, чтобы лезть в отношения власть имущих?

— Дали бы мы ему огнестрел, — недовольно оправдывается Федор, — только он с ним обращаться не обучен.

— Даже так? — Игнат явно удивлен. — Он же охотник, и, судя по снаряжению, достаточно опытный. Вы что же ему ни разу ружья в руки не давали?

— С мозгами у него не всё хорошо, — неожиданно влезает в разговор один из товарищей Федора. — Опасно ему огнестрел доверять.

Игнат слегка дергает бровью, то ли реагируя на это заявление, то ли удивляясь, почему подчиненные Федора позволяют себе высказываться без приказа командира. А может, и то, и другое вместе.

— Аюр, тебе слова не давали, — рычит Федор.

— И зачем мне в охране каравана такой сомнительный боец? — Игнат явно начинает закипать. — Что у него там в чехле? Арбалет? Моим людям что, теперь болт в спину ждать в любую секунду?

Молча слушаю, как меня обсуждают, будто неодушевленный предмет. Повторять ошибку Аюра я не собираюсь. После вопросов старшего караванщика повисает пауза. Игнат в упор смотрит на Федора, но иногда бросает и короткие острые взгляды на меня. Я спокойно рассматриваю его в ответ и, похоже, это заставляет его сомневаться. Не так в подобной ситуации должен вести себя неуравновешенный дурачок, которому серьезное оружие и в руки-то давать страшно.

— Мне его шериф навязал, — наконец начинает оправдаться Федор. — Приказ есть приказ. Нарушить его я не могу.

Игнат издает неопределенный горловой звук, не обещающий окружающим ничего хорошего, и резко поворачивается ко мне.

— Оружие к осмотру, боец! — неожиданно приказывает он, нависая надо мной. Ну, пытаясь нависать. Мы примерно одного роста, а сжиматься и усыхать под взглядом начальства я привычки не имею.

Вообще-то эта команда в данной ситуации звучит довольно странно, но старые уставы давно не действуют, а чего хочет Игнат, и так вполне понятно.

Снимаю рюкзак и делаю шаг к подводе. Ну, не на земле же мне оружие раскладывать. Первым извлекаю из чехла арбалет и кладу его поверх укрывающего товар брезента. Рядом с арбалетом ложатся колчан с болтами, охотничий нож, праща, четыре деревянных и шесть стальных шариков. Завершают коллекцию ножны с тремя метательными ножами. По мере появления на брезенте новых предметов взгляд Игната из свирепого становится всё более задумчивым.

— Оружие личное, или из арсенала шерифа? — взгляд старшего караванщика цепляется за мой арбалет.

— Личное.

— А ты, охотник, я смотрю, не так прост, — Игнат явно заинтересован увиденным. — Набор оружия весьма экзотический, и арбалет явно недешевый. Шарики — снаряды для пращи? Деревянные зачем?

— Пращу я только осваиваю, это трофей, — я не пытаюсь скрывать, что этим оружием владею не лучшим образом. — А шарики предназначены для метания рукой. Деревянные — сигнальное средство и нелетальное оружие. Стальные — боевое.

— Имя, боец, — требует старший караванщик.

— Сергей Белов.

— В город раньше ходил?

— Нет.

— Плохо, — Игнат явно над чем-то размышляет, и мой ответ его совершенно не радует. — Ты охотник, это понятно, а специализация какая? Зверьё или артефакты?

— У нас такое разделение не практикуется, но артефакты, пожалуй, основное.

Игнат видит, что данная мне Аюром характеристика — полный бред, и ему наверняка хочется спросить, почему же на самом деле мне всё это время не доверяли огнестрельное оружие из арсенала шерифа. Вот только я не из его деревни и являюсь подчиненным Федора. Лезть в наши внутренние дела, расспрашивая о них рядового бойца — не лучшая идея, и старший караванщик это прекрасно понимает.

— Артефакты, значит… — Игнат всё еще о чем-то напряженно думает. — По окраинам пустошей ходишь, или в по-настоящему серьезных местах тоже бываешь?

Это очень опасный вопрос. Вон как Федор уши навострил. Ждет с большим интересом, что я старшему караванщику отвечу. Игнат тоже замечает его реакцию и, похоже, понимает, что поставил меня в не самое удобное положение.

— Всякое бывает, — отвечаю максимально обтекаемо. — Безопасных мест, где есть шанс найти что-то стоящее, в наших краях почти не осталось.

— Вот что, Федор, — наконец, решается старший караванщик. — Этого бойца я у тебя забираю. Мне разведчик нужен и следопыт. Если подойдет — будет этим заниматься до конца похода. Ну а если нет, верну обратно.

— Игнат, ты сам сказал, что нас и так мало, — возражает Федор, — Белов направлен к нам как раз разведчиком, единственным в нашем отряде.

Отпускать меня он явно не хочет. Думает, что сболтнуть могу лишнего в обществе дининских, да и исполнить обещание по поводу издевательских приказов при таком раскладе у него вряд ли получится.

— Вместо него пришлю тебе двух своих парней с огнестрелом, — не терпящим возражений тоном парирует Игнат. — Вы идете в составе общего каравана, и собственный разведчик вам не нужен. А вот усилить вас хорошими стрелками в любом случае необходимо, чтобы хвост каравана был хоть как-то прикрыт.

Аргументов у Федора больше нет, и он лишь злобно зыркает на меня. Я никак на это не реагирую. Спокойно возвращаю оружие на его законные места и надеваю рюкзак, ожидая развития событий. Собственно, долго ждать не приходится. Старший караванщик убедился, что мы готовы к выступлению, и делать ему здесь больше нечего.

— За мной, боец, — командует Игнат и быстрым шагом направляется к голове каравана.

Три недели, прошедшие после совещания в кабинете главы сектора, стали для Шелы сплошным кошмаром. Через несколько месяцев ей предстояло высадиться на одну из диких планет Барьера Ориона, где полтора века назад столкнулись в бою войска Империи и наземные силы иншеров. Привыкшая к кабинетной работе и редким не слишком обременительным командировкам, двадцатилетняя Шела Вир оказалась совершенно не готова к такому повороту судьбы. Должность старшего аналитика, довольно высокая для её возраста, более чем устраивала молодую женщину, всегда предпочитавшую умственный труд в комфортных условиях любым физическим нагрузкам.

Майор Кэр, назначенный командовать их спецгруппой, лишь сокрушенно покачал головой, оценив уровень боевой подготовки троих специалистов, за жизни которых ему теперь предстояло отвечать. Понятно, что в сравнении с бойцами десантного спецназа и Шела, и оба сотрудника инженерного департамента являлись даже не нулями, а отрицательными величинами. Вот только их новый командир, похоже, решил, что за имеющиеся в его распоряжении три месяца он это прискорбное положение дел обязательно исправит, и сразу после этого решения для Шелы Вир начался настоящий ад.

Как ни странно, она была не единственной женщиной в отряде. Одной из подчиненных майора Кэра оказалась высокая, стройная и очень гибкая десантница с экзотическим именем Ло. Впрочем, возможно, это был позывной. Представляясь, Ло не сочла нужным это уточнить. Именно она в основном и занималась персональной подготовкой Шелы, но никаких скидок в сравнении с мужчинами из инженерного департамента десантница для неё не делала.

— Видишь ли, подруга, — неторопливо объясняла свой подход Ло, глядя на еле дышащую после очередной серии упражнений Шелу. — Я не слепая и не полная дура, так что прекрасно понимаю, что ты раз в десять умнее меня и что твоя главная сила именно в голове, а не в способностях быстро бегать, метко стрелять и скрытно перемещаться по любой местности, но без всех этих почти бесполезных для обычного человека умений ты просто не доберешься до места, где можно будет применить твои отлично тренированные мозги. Именно поэтому я сейчас всячески издеваюсь над твоим красивым телом, заставляя его работать даже не на сто, а на все двести процентов. И пока ты не выполнишь хотя бы минимальные нормативы для салаг, поступающих в училище планетарного десанта, я от тебя не отстану. Всё, время отдыха вышло, давай ещё одну серию.

Конечно, физическими упражнениями подготовка не ограничивалась. Хватало и занятий по тактике, стрелковой подготовке, саперному делу и освоению многочисленного снаряжения, включая боевые бронескафандры, чаще называемые просто бронёй. Иногда десантники и специалисты инженерного департамента даже менялись ролями, и уже люди майора Кэра вместе с самим командиром становились курсантами, а инженеры обучали их работе с новейшими экспериментальными сканерами и генераторами маскировочных полей. Да и сама Шела иногда выступала в роли инструктора, рассказывая товарищам по отряду малоизвестные факты из истории конфликта Империи с иншерами, которые ей удалось раскопать в процессе работы с фрагментами баз данных из сильно поврежденных имперских архивов.

На майора Кэра наибольшее впечатление, причем весьма негативное, произвели добытые Шелой сведения о причинах, по которым на поверхности планеты до сих пор продолжали автономно действовать конструкты иншеров и имперская техника. Майор давно задавался вопросом, почему при заключении перемирия обе стороны не деактивировали эти устройства, а просто бросили их на планете при выводе с неё остальных войск.

— Во всех деталях этой проблемы я разобраться так и не смогла, — рассказывала Шела, видя, что десантники слушают её с большим интересом. — Но общая картина вырисовывается примерно следующая. В начале конфликта и Империя, и иншеры несли очень большие потери. Наши системы защиты плохо противостояли их магическому оружию, а иншеры не знали, что делать с летящей в их корабли и технику лавиной смертоносного металла и раскаленной плазмы. Перенастраивать технику приходилось буквально на ходу, чуть ли не прямо в бою. Это касалось и оружия, и систем связи и средств РЭБ. Иншеры научились перехватывать контроль над имперскими боевыми машинами, используя наши же каналы связи. Как они это делали, до сих пор не вполне понятно. Меры эффективного противодействия были найдены, но это случилось уже много позже, а в тот момент искусственный интеллект боевых вычислителей справлялся с этой задачей далеко не всегда, и людям часто приходилось принимать весьма радикальные решения. Одним из них стало создание полностью автономных боевых систем. Они получали приказ, приступали к его выполнению и больше вообще не реагировали ни на какие команды извне. Начиналось всё с одиночных беспилотных роботов, а потом дошло и до целых подразделений, внутри которых машины общались между собой только при крайней необходимости, причем исключительно на сверхкоротких дистанциях и с применением очень специфических и предельно примитивных систем связи, вроде инфракрасных лазеров. Из таких подразделений обычно выстраивались заслоны на угрожаемых направлениях. Они создавали укрепрайоны и обороняли их от любых противников, включая собственных создателей, хотя приоритетными целями, естественно, считали иншеров и их боевых тварей. Это как мина, установленная на неизвлекаемость. Активировать её можно, а разминировать — только физическим уничтожением с помощью подрыва.

— Я так понимаю, у иншеров возникли схожие проблемы? — внимательно выслушав рассказ Шелы, спросил майор.

— Не совсем такие же, но похожие. Брать под контроль создания иншеров и их конструкты имперцы так и не научились, но нашли способ сводить их с ума или превращать в берсерков. Технические детали мне неизвестны. Что-то связанное с диоксидом берклия и ядерно-волновым резонансом. Устройство срабатывало в момент подрыва специального боеприпаса, и при правильном применении давало просто потрясающий эффект. Сейчас эта технология уже неактуальна. Увы, противник довольно быстро нашел способ защиты от таких снарядов, но на начальном этапе иншерам пришлось идти тем же путем, которым чуть раньше прошли имперцы — созданием полностью автономных боевых единиц и целых подразделений, замкнутых исключительно на самих себя.

— То есть никакие старые коды не помогут нам взять под контроль остатки имперской техники? — задал прямой вопрос майор.

— Боюсь, что нет. Разве что мы наткнемся на остатки укрепрайонов, создававшихся для обычных войск, но оттуда как раз всю технику старались эвакуировать, а то, что не удавалось вывезти, как правило, уничтожалось на месте.

— Тем хуже для нас, — мрачно подвел итог майор. — Все слышали выводы старшего аналитика? Вижу, что слышали, и это значит, что мой новый приказ вас не удивит. С завтрашнего дня мы на двадцать процентов увеличиваем интенсивность учебно-боевой подготовки. К вечеру я хочу видеть от всех инструкторов обновленные программы занятий.

Дининские караванщики уже полностью готовы к началу движения. Охранники стоят по местам и ждут только приказа. Видно, что к дисциплине подчиненные Игната Матвеева приучены на порядок лучше, чем бойцы Федора. Не могу сказать, что армейские порядки мне нравятся, но в данном случае они явно к месту.

Игнат приводит меня к первым подводам каравана и немедленно приказывает двум своим людям, вооруженным вполне приличными винтовками, двигаться к Фёдору и временно перейти в его подчинение.

Как только охранники уходят, старший караванщик подзывает к себе ещё пару бойцов, один из которых выглядит совсем не так, как остальные дининские охранники. На первый взгляд он мой ровесник, а из оружия я вижу у него лишь небольшой револьвер и три метательных ножа в закрепленных на груди ножнах. Судя по одежде и экипировке, это разведчик. Второй заметно старше и, похоже, не рядовой боец. Вооружен он серьезным помповым ружьем двенадцатого калибра с надствольным трубчатым магазином. Мощный торс защищен бронежилетом, а голова шлемом, не уступающим классом моему недавнему трофею, взятому во время схватки в ночном лесу.

— Антон, — обращается Игнат к владельцу помпового ружья и указывает на меня рукой, — это боец из коробовских. Утверждает, что имеет опыт охоты за артефактами. Судя по его оружию и снаряжению, возможно, не врет, но тут тебе виднее. Проверь его. Если подойдет, возьмешь к себе вместо Влада. За дозоры и разведку отвечаешь ты, так что и решение по нему принимать тоже тебе.

— Сделаю, — коротко кивает Антон, бросая на меня быстрый, но пристальный взгляд. — Сейчас и начнем. Первые километров пятнадцать после выхода из Коробово практически безопасны, так что у меня будет время проверить местного разведчика в деле, не подвергая караван серьезному риску

— На твое усмотрение, но о результате доложишь, — отвечает Игнат. — К вечеру я должен точно знать, сможет ли он хотя бы частично заменить нашего лучшего следопыта.

Через пару минут мы, наконец начинаем движение. За это время я успеваю представиться Антону, оказавшемуся замом и правой рукой Игната, а он знакомит меня со своим разведчиком. Дининского следопыта зовут Павлом, и, похоже, моему появлению он не слишком рад. Судя по всему, молодой охотник рассчитывал занять место выбывшего из строя более опытного товарища, надеясь проявить себя и продвинуться в иерархии бойцов своего поселения. Однако Игнату, да и его заму тоже, амбиции парня оказались совершенно безразличны, их волнует только безопасность каравана.

Первыми через ворота проходят три конных бойца — головной дозор. Они едут шагом, чтобы не опережать караван слишком сильно. Их задача — проверка тракта на нашем пути. В лес и заросли по обеим сторонам дороги они соваться не будут, это уже наша с Павлом зона ответственности. Есть, конечно, еще пешие боковые дозоры и тыловое охранение, но засады, как правило, обнаруживают именно разведчики, двигающиеся в зарослях вдоль дороги практически параллельно головному дозору, который с относительным комфортом едет по тракту в паре сотен метров впереди каравана.

— Так, Белов, — разворачивается ко мне Антон. — Быстро двигай к своему Федору и доложи ему, что поступил в мое распоряжение. Всё же он твой формальный командир, назначенный старостой Коробово, так что пусть будет в курсе, где и чем занят его боец. Доложишь и сразу назад, у тебя пять минут.

— Понял, через пять минут буду.

Караван — не армия, отвечать по уставу здесь не обязательно, так что я и не пытаюсь строить из себя бравого вояку. А вот полученный приказ меня слегка удивляет. С чего бы Антону так расшаркиваться перед Федором? Вроде Игнат все вопросы с ним уже решил, причем совсем недавно. Нет, демонстрация уважения к командиру отряда дружественного поселения — это, конечно, дело никогда не лишнее, но в данный момент никакой необходимости в этом не просматривается. Вернее, смысл в отданном мне приказе, безусловно, есть, вот только он не имеет никакого отношения к желанию Антона уведомить Федора о том, кто теперь мой непосредственный начальник. Меня просто зачем-то потребовалось ненадолго отослать подальше.

Федор встречает меня ехидной фразой:

— Ну что, разведчик, выгнали уже? Быстро же дининским стало ясно, что толку от тебя не будет. Я думал ты хотя бы час продержишься.

— Мне приказано доложить, что старший караванщик перевел меня в подчинение своего зама, отвечающего за разведку и дозорную службу, — отвечаю совершенно нейтрально, напрочь игнорируя слова сына лавочника.

— Ну, считай, доложил, — безразлично отвечает Федор. — Знаю я Антона. Думаю, он быстро поймет, с кем дело имеет.

— Даже не сомневаюсь, — моя усмешка едва заметна, но видно, что Федора она изрядно бесит. — А теперь прошу меня извинить, мне приказано после доклада немедленно вернуться обратно.

— Ну так катись, — кислую гримасу сын лавочника сопровождает пренебрежительным жестом. — Здесь от тебя всё равно никакого толку не предвидится.

Не вступая в дальнейшие препирательства, бегу к голове каравана. Антон меня уже ждет, а вот дининского разведчика нигде не видно.

— Долго ходишь, следопыт, — зам Игната изображает недовольство, хотя в отведенное время я однозначно уложился. — Павел уже проверяет местность справа от дороги, а ты пойдешь слева. Действия при обнаружении засады или любых посторонних знаешь?

— По собственной инициативе в бой не вступать. Как можно быстрее, но по возможности скрытно подать сигнал бойцам головного дозора и доложить обстановку его командиру. Если на скрытные действия не будет времени или противник меня обнаружит, немедленно поднять тревогу.

— Неплохо. Ходил раньше с караванами?

— Нет, но старые наставления читал.

— Ладно, будем считать, что теорию ты знаешь. Чем тревогу поднимать собираешься?

— Можно голосом, но это не лучший вариант. Сигнальная ракета была бы эффективнее.

— Ракетницы у меня для тебя нет, — качает головой Антон, — а вот пару хлопушек дам. Шумовым сигнальным устройством пользовался когда-нибудь?

— Никогда даже в руках не держал.

— Разберешься. Там и уметь-то нечего.

Хлопушка оказывается кустарным изделием дининских оружейников, причем предельно простым в эксплуатации. Одноразовое устройство без предохранителя и замедлителя. Небольшая, но толстостенная картонная гильза с кожаной петелькой, продетой в донце. Второй торец открыт. Если резко дернуть за петлю, внутри взрывается небольшой пиротехнический заряд, вышибающий плотно забитый в гильзу пыж. Хлопок при этом получается весьма громкий, а вот силы взрыва не хватает даже на то, чтобы повредить гильзу. Правда, иногда эти нехитрые устройства дают осечки, поэтому Антон выдает мне сразу две хлопушки.

— Это единственное средство, которое я разрешаю тебе использовать, — жестко говорит зам старшего караванщика. — Арбалет и всё остальное оружие оставь в обозе. Здесь относительно безопасно, так что в первый выход пойдешь налегке. Через три часа будет первый привал. Если ничего по дороге не случится, там и поговорим. Мне потребуется подробный отчет о твоих действиях, так что смотри по сторонам внимательно. Впрочем, если ты действительно хороший охотник и следопыт, в подобных советах нужды нет.

Судя по всему, дининские не слишком мне доверяют. Фразу Аюра о том, что у меня не всё в порядке с головой, Игнат почти наверняка запомнил и передал Антону, так что требование идти в первый дозор без оружия скорее всего объясняется именно этим. Впрочем, могут быть и другие варианты, мало ли каким способом Антон решил проверить мою профпригодность.

Начинать отношения с новым командиром с обсуждения его приказов — далеко не лучшая идея. Поэтому без возражений снимаю рюкзак и спрашиваю, куда его положить. Мне указывают место в одной из подвод, и через пару минут я уже возвращаюсь к Антону, вооруженный лишь парой безобидных картонных хлопушек, гордо именуемых шумовыми сигнальными устройствами. Больше ста лет уже, как нет тех армий, для которых писались старые уставы, а потомки солдат времен Чужой войны всё ещё пытаются держаться за армейские традиции предков и тащат за собой в новый мир обрывки прошлого в виде отдельных фраз, команд и специфических военных канцеляризмов.

— Готов? — зам старшего караванщика оценивающе смотрит на меня, и в его взгляде я вижу большие сомнения в правильности идеи привлечь охотника из чужой деревни к делу, от которого прямо зависит судьба всего каравана. Да ещё и не просто охотника, а человека со странностями, о которых открыто говорят сами же коробовские бойцы.

— Вполне, — подтверждаю я свою готовность к выполнению приказа.

Антон слегка кривится. Видимо, среди дининских приняты более четкие и единообразные ответы на вопросы командиров. Вот только я не один из его людей. К тому же здесь не армия и даже не баронская стража, так что делать мне замечание вроде как и не за что.

— Тогда вперед, — приказывает Антон, решив всё-таки-воздержаться от комментариев по поводу моего отношения к субординации.

Я молча киваю и бегом направляюсь догонять головной дозор. В ближайшие три часа мне придется взаимодействовать в основном с его бойцами. Дорога относительно ровная, так что бежится довольно легко. Когда-то здесь проходило двухполосное шоссе, но сейчас от асфальта уже практически ничего не осталось. Тем не менее дорога была сделана достаточно основательно, и, с учетом периодической засыпки ям и крупных выбоин, до сих пор находится в относительно приемлемом состоянии.

Докладываю командиру дозора о прибытии и ставлю его в известность о том, что мне приказано двигаться слева от тракта и проверять местность на предмет засад. Пару минут выслушиваю инструкцию о системе условных сигналов, после чего сразу пересекаю придорожную канаву и углубляюсь в подлесок, вплотную подступивший к дороге. Здесь полно всякого мусора и бесполезного хлама. Попадаются насквозь проржавевшие остовы легковых автомобилей и грузовиков, по которым можно лишь приблизительно представить их изначальный вид. Когда-то давно их просто спихнули с дороги, чтобы не мешали, а потом постепенно разобрали и растащили по частям, разбросав вокруг обрывки и обломки, которым так и не удалось найти применение.

Если верить рассказам старших, в начале Чужой войны многие машины превратились в груды бессмысленного металла и пластика, даже не получив никаких физических повреждений. Все спутники на орбитах были уничтожены в первые же часы вторжения, а вслед за ними накрылись интернет и мобильные сети. Компьютеры высокотехнологичных автомобилей потеряли связь с системами позиционирования и серверами производителей, а вскоре прекратили существование и сами эти сервера вместе с дата-центрами, в которых они находились. В таких условиях по уши напичканные умной электроникой транспортные средства просто отказались работать, полностью перестав подчиняться своим владельцам и парализовав движение на ещё уцелевших дорогах.

Подобное же произошло со слишком умными операционными системами гражданских компьютеров и мобильных устройств. В добавок к этому разрушение инфраструктуры облачных хранилищ и сервисов привело к потере огромных массивов данных, за считанные сутки отбросив человеческую цивилизацию почти на век назад. Остальное доделала не слишком долгая, но весьма интенсивная война, уничтожившая города и почти всё население Земли, а кибы и тайкуны, так и не сумев выяснить, кто из них круче, через какое-то время просто ушли с планеты, не удосужившись забрать с собой остатки недобитых боевых систем.

Правда, здесь, в окрестностях тракта, основная опасность исходит не от них, а от лихих людей. Совсем уж близко к поселениям банды обычно не суются, хотя бывают и исключения, а вот дальше нас могут ждать очень неприятные сюрпризы. Впрочем, и сейчас я расслабляться не собираюсь, особенно с учетом полученного приказа выйти в дозор без оружия.

Полоса, забитая остатками ржавой техники, остается позади. Я отхожу от тракта на сотню метров и пробираюсь по молодому лесу, сейчас уже частично сбросившему листву. Местность слегка холмистая, а деревья растут не очень плотно, иногда расступаясь и давая место довольно обширным полянам. Кое-где попадаются небольшие обработанные поля, но вскоре они остаются позади. Чем дальше от деревни, тем сложнее защитить земледельцев от лихих людей, так что по большей части земля вдоль тракта для сельского хозяйства не используется.

Иногда с возвышенностей я вижу дорогу и наш головной дозор. Пару раз даже умудряюсь разглядеть подводы каравана. Однако основное внимание я уделяю совсем другому. Полученное задание мне совсем не нравится. Что-то в нем явно не так, и я почти не сомневаюсь, что стоит ждать какой-то подставы. Вот только если бы речь шла исключительно о некой подлянке, подстроенной мне хитроумным Антоном, чувство опасности вряд ли стало бы проявлять себя настолько активно, как это происходит сейчас.

Я уже научился разбираться в тонкостях связанных с ним ощущений. Сейчас ни о каких прямых угрозах речь не идет, но вокруг происходит нечто, способное доставить мне в дальнейшем очень большие проблемы, причем связанные именно с моей безопасностью, а не с тем, что Антон откажется доверить мне роль разведчика и вернет меня в отряд Федора. Последнее и проблемой-то считать не стоит. Так, досадная неприятность.

По мере продвижения вперед ощущение тревоги нарастает. В какой-то момент оно достигает некоего порога, заставляющего организм нырнуть в режим обостренного восприятия. Сейчас день, и амулета, расширяющего возможности зрения, у меня с собой нет. Впрочем, как показала практика, этот кругляш, покрытый непонятными письменами, способен не только расширять спектр воспринимаемых глазом излучений, но и увеличивать время, которое я могу проводить в форсированном режиме работы всех органов чувств. Сейчас мне бы это очень пригодилось, так что я тихо ругаюсь на себя за то, что оставил амулет в рюкзаке.

Тем не менее за три четверти секунды работы режима обостренного восприятия кое-что увидеть и услышать я всё-таки успеваю. Засада на пути каравана всё-таки есть, но она насквозь фальшивая. В небольшой рощице на вершине холма, разрезанного бывшим шоссе на две части, притаились трое бойцов из нашей же охраны. Дининские, естественно. Похоже, Антон решил устроить мне нехитрую проверку, и пока я ходил с докладом к Федору выслал своих людей вперед с приказом организовать этот спектакль.

Простенько, но достаточно эффективно. Если я вообще не обнаружу засаду, тут и обсуждать будет нечего. Гнать такого разведчика в шею и впредь даже близко к серьезным делам не подпускать. Если же я её всё-таки вскрою, но бойцы Антона, играющие роль бандитов, тоже смогут меня засечь, тогда в глазах нового командира я всё же заработаю некоторое количество очков, хоть и не очень большое, ведь моя задача — выявить опасность, не засветившись самому. И лишь в случае, если я смогу не только увидеть спрятавшихся бойцов, но и скрытно доложить об их обнаружении, моя миссия будет считаться выполненной на сто процентов.

От нашего головного дозора до засады метров двести пятьдесят. В принципе, я уже могу бежать к дороге, чтобы, не выходя на тракт, условным сигналом предупредить командира головного дозора об опасности. Узнав о том, что впереди засада, он должен немедленно отправить конного вестового к Антону или Игнату. Считается, что в случае встречи с настоящими лихими людьми это не вызовет у их наблюдателей особых подозрений, поскольку вестовые между дозором и караваном перемещаются довольно часто, причем через случайные промежутки времени.

Бежать-то я бегу, вот только мое чувство опасности после обнаружения бутафорской засады никуда не делось. Наоборот, оно стало более отчетливым и даже приобрело некую географическую привязку, пусть и очень расплывчатую. Похоже, источник грядущих проблем находится по другую сторону тракта, в зоне ответственности Павла, и, судя по всему, дининский следопыт его пока не обнаружил.

Бойцы головного дозора замечают меня сразу, как только я появляюсь из-за бесформенной кучи ржавого металла, оплетенной пожухлой травой и засыпанной опавшими листьями. Когда-то здесь завалилась в канаву здоровенная фура с прицепом, но сейчас от нее мало что осталось, хотя самые массивные металлические детали до сих пор продолжают безнадежную борьбу с безжалостной коррозией.

Дозор продолжает неспешно двигаться вперед, как будто меня здесь нет, но мои сигналы бойцы видят и довольно быстро начинают на них реагировать. Один из них разворачивает коня и бодрой рысью скачет назад, к каравану. Двое оставшихся усиленно делают вид, что их товарищ просто отправился к начальству с очередным рутинным докладом о том, что впереди опасности нет, и можно спокойно продолжать путь.

Закончив доклад, я вновь исчезаю в зарослях. По идее, теперь я должен вернуться к обнаруженной засаде, восстановить с ней визуальный контакт и следить за действиями противника. Вот только мне сейчас не до этих игр. Фальшивая засада ничем каравану не угрожает, а вот то, что происходит по другую сторону тракта, может обернуться для всех нас серьезными неприятностями. Хуже всего то, что я до сих пор не понимаю, что это такое.

Совсем уж наплевать на выполнение полученного приказа я не могу. О том, что я собираюсь пересечь тракт и разобраться с возникшей угрозой, нужно хоть кому-то доложить. Условными сигналами объяснить происходящее командиру головного дозора не получится, на подобный случай сигналы просто не предусмотрены, а выходить на тракт и общаться с дозорными голосом мне запрещено. Бежать к каравану и рассказывать о своих подозрениях непосредственно заму Игната — слишком долго, да и не факт, что он поверит моим подозрениям, а вот за самовольное прекращение выполнения приказа взгреет меня однозначно, даже если я буду утверждать, что распознал в фальшивых лихих людях его бойцов.

Я чувствую, что терять время нельзя, и в голову мне приходит только один выход из сложившейся ситуации. Весьма спорный выход, честно говоря, но других вариантов я не вижу. До бутафорской засады я добираюсь довольно быстро и дальше использую в качестве прикрытия плотные заросли кустарника, выросшего по берегам небольшого ручья. Обхожу холм, на котором спрятались люди Антона, и захожу им в тыл. Они знают, что я должен появиться и всё еще ждут меня, но явно не с этой стороны. На берегу ручья подбираю три небольших камешка. Это сильно облегчает мне задачу, а то я уже собирался использовать для задуманного какие-нибудь куски веток или другие деревянные обломки.

Дининские бойцы вроде бы прячутся, но они не охотники и привычки скрываться в лесу у них нет. К тому же ими владеет азарт — они хотят обнаружить коробовского разведчика первыми и активно крутят головами, высматривая меня. Вот только им сказали, что я о них знать не буду, так что их внимание приковано в основном к участку зарослей, прилегающему к дороге, откуда я, по их мнению, должен вот-вот появиться.

Первый камешек звонко щелкает по стволу рядом с самым рослым и широкоплечим охранником. Он же выглядит и старшим по возрасту, из чего я делаю вывод, что, скорее всего, именно он командует двумя парнями помладше, экипированными заметно скромнее. Бойцы дергаются, резко пригибаются и начинают настороженно осматриваться, выставив в разные стороны стволы ружей и винтовок.

Почти сразу за первым по стволам деревьев стучат еще два камешка, а потом совсем не с той стороны, куда смотрят дининские, раздается мой негромкий голос:

— Мужики, не стреляйте, свои.

Бойцы резко разворачиваются в мою сторону, но меня пока не видят. Я лежу за толстым стволом упавшего дерева и не спешу высовываться из своего убежища, предпочитая вести переговоры отсюда.

— Кто такой? — настороженно спрашивает широкоплечий, но, судя по его тону, он догадывается, кто здесь швыряется камнями.

— Сергей Белов, охотник из Коробово, — мой голос по-прежнему звучит довольно тихо. — Я вас давно срисовал и уже доложил о засаде командиру головного дозора. Вот только у нас с вами есть куда более серьезная проблема, чем учения в условиях, приближенных к боевым. Потому я и пришел прямо сюда вместо того, чтобы тихо сидеть и наблюдать за вами из каких-нибудь кустов.

— Выходи, только медленно, — слегка озадаченно произносит самый представительный из дининских бойцов.

Я покидаю свое убежище и, держа пустые руки на виду, подхожу к явно разочарованным провалившейся охотой людям Игната.

— Иван, — представляется командир дининских, протягивая мне широкую ладонь. — О какой проблеме речь?

— На той стороне тракта что-то происходит. Я не смог рассмотреть никаких подробностей, но там, возможно, кто-то был, и это не Павел, а из наших кроме него там никого быть не может.

— Засада? — в голосе Ивана звучит сомнение. — Так близко от вашей деревни?

Впрочем, к недоверчивым ноткам в его вопросе примешивается и изрядная доля тревоги. Всё же я переиграл их с сухим счетом, а значит, кое-что в своем деле понимаю, и к моим словам стоит прислушиваться.

— Засада — это вряд ли. А вот лазутчик — вполне возможно. С задачей выяснить порядок движения каравана, узнать, сколько бойцов в его охране, чем они вооружены, и какая применяется система дозоров. Если упустим его, где-то впереди нас будет ждать хорошо подготовленная западня.

— Нужно срочно Антону доложить, — дергается один из дининских.

— Время, — возражаю я. — Пока будем бегать и докладывать, лазутчик может уйти и унести с собой собранную информацию. Не удивлюсь, если мы уже опоздали.

— Что предлагаешь? — вновь берет слово старший. На его лице отражается нешуточная внутренняя борьба. Происходящее ему решительно не нравится.

— Отправь кого-нибудь с докладом к Антону, а я прямо сейчас пойду на ту сторону.

— Без оружия?

— Вы меня прикроете с этой стороны тракта. Если потребуется помощь, подам звуковой сигнал. Вот тогда всё будет зависеть только от вашего умения быстро бегать и точно стрелять.

— Может, нам лучше с тобой пойти?

— Извини, Иван, скрытно перемещаться по пересеченной местности вы не умеете. Если пойдем вместе, точно никого не найдем.

— Открутит мне башку Антон за такое самоуправство, — ни к кому конкретно не обращаясь, негромко произносит командир дининских. — Ладно, поверю тебе, парень, но если это пустышка…

— Не пустышка, — в своих словах я уверен, вот только доказать это утверждение мне нечем. Не рассказывать же дининским о моих реальных возможностях.

— Двигай, — окончательно решается Иван и протягивает мне снятые с пояса ножны с очень серьезным боевым ножом. — Ствол дать не могу, а нож возьми. Если вляпаешься, он, возможно, подарит тебе немного времени и даст нам шанс успеть прийти на помощь.

Глава 6

Тракт пересекаю по руслу того самого ручья, на берегу которого подбирал камешки. Он протекает под дорогой через старую потрескавшуюся железобетонную трубу, диаметр которой вполне позволяет мне пригнувшись пройти на ту сторону. Тракт — отличное место для сбора подходящих по размеру камней. Здесь они представлены в широком ассортименте. Выбираю четыре камешка, близких по размеру к стальным шарикам, оставленным мной в одной из подвод каравана. Со сферической формой у них, конечно, беда, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, я и не такое использовал в детстве в качестве метательных снарядов.

Времени на разговоры и беготню по местности я потерял немало и теперь совсем не уверен, что найду того или тех, чье присутствие заставило сработать мое чувство опасности. Если здесь и был кто-то недобрый, он вполне мог уже увидеть всё, что хотел и тихо свалить, не нарываясь на неприятности. Вот только мое тревожное состояние никуда не делось, и это вселяет надежду, что враг ещё здесь.

Бросаю в трех направлениях локационные импульсы. Здесь не Змеиный лес, и случайно активировать затаившиеся устройства кибов я не боюсь. Вдоль тракта давно всё вычищено. Если когда-то тут и можно было на чем-то подорваться или словить пулю из замаскированной огневой точки, то все эти ловушки сработали уже много лет назад, полностью исчерпав боезапас, после чего всё, что от них осталось, растащили на сувениры жадные до добычи охотники.

Импульсы я посылаю вперед не просто так. Кем бы ни был лазутчик, если он, конечно, не является лишь моей фантазией, он вполне может иметь при себе какой-нибудь амулет тайкунов. У проводника лихих людей, убитого мной при освобождении Данжура, амулет был. На мое прикосновение он никак не откликнулся и стал лишь довольно ценным, но вполне рядовым трофеем, однако сам факт его наличия у одного из противников позволил мне обнаружить лагерь бандитов с очень приличной дистанции. Сейчас я рассчитываю на аналогичный эффект, но пока, увы, всё мимо.

Павла я тоже не вижу. Видимо, дининский разведчик ушел далеко вперед, но он мне не так уж и нужен. Гипотетического лазутчика Павел вряд ли сильно заинтересует. Он, конечно, понаблюдает за ним какое-то время, но в целом будет стараться держаться от него подальше. А вот караван он наверняка захочет рассмотреть достаточно подробно. Боковой дозор, идущий по этой стороне тракта, опытный шпион без проблем обойдет. В его составе нет следопытов и охотников. Обычные охранники, чья задача предотвратить внезапное нападение больших сил противника на караван, вовремя подав сигнал о появлении врага. Для лазутчика эти парни не более чем мелкая помеха.

На самом деле голова каравана уже не так далеко от меня. Я не знаю, как станет действовать враг, но сам бы я поступил довольно просто. Нашел бы удобную точку для наблюдения чуть в стороне от тракта и просто сидел бы неподвижно, наблюдая, как подводы и охрана неспешно шествуют мимо. Если примерно знать расстояние от тракта, на котором движется параллельно каравану боковой дозор, можно выбрать место так, чтобы точно не оказаться на его пути.

Когда в первый раз за сегодняшний день сработало мое чувство опасности, предполагаемый шпион находился ещё где-то впереди каравана, примерно там, где шел головной дозор, но, естественно, не на бывшем шоссе, а в глубине зарослей справа от него. Значит, если принять за рабочую версию вариант с неподвижным наблюдательным пунктом, сейчас мимо его позиции уже прошли три четверти подвод каравана. Я перехожу на легкий бег. Это, конечно, не идет на пользу скрытности, но иначе можно просто упустить врага.

Очередной брошенный вперед локационный импульс, наконец, приносит отклик. Впрочем, я быстро понимаю, что это пустышка. Точек концентрации энергии тайкунов сразу несколько, и находятся они прямо на тракте. Это отсвечивают амулеты и другие конструкты, лежащие в подводах каравана. Среди добычи охотников они попадаются нередко. Меняю сектор таким образом, чтобы на задевать импульсами караван, и почти сразу получаю очень неожиданный результат. Я улавливаю не просто отраженный сигнал. Мне явно пытаются ответить, но сложный составной импульс либо закодирован, либо рассчитан на восприятие не человеком, а автономным конструктом тайкунов.

Я падаю на землю и откатываюсь под прикрытие ближайшего дерева. Ни с чем подобным я раньше не сталкивался, а в этом вывернутом на изнанку мире всё новое почти всегда несет в себе опасность. Организм, получив изрядный адреналиновый пинок, немедленно соскальзывает в режим обостренного восприятия. Я знаю направление, с которого пришел странный ответ, и сосредотачиваю на нем все возможности слуха и своей способности ощущать магическую энергию тайкунов. Зрение задействовать не получается, если, конечно, не считать чем-то полезным возможность в деталях рассматривать микроорганизмы на древесной коре, в которую упирается мой взгляд.

В отличие от локационных импульсов, умение чувствовать конструкты тайкунов пассивное. Оно всегда со мной, как слух или зрение, и не требует от меня никаких специальных усилий, вот только действует оно на гораздо меньшем расстоянии, чем сфокусированный локационный импульс. Однако в режиме обостренного восприятия его возможности существенно расширяются. Увы, длится это состояние опять очень недолго, чуть меньше секунды. И всё же кое-что я успеваю услышать. Именно услышать, а не почувствовать неким непонятным образом. Мои уши улавливают едва слышное, но очень колоритное и эмоциональное ругательство, донесшееся с того направления, откуда пришел так испугавший меня ответ на мой энергетический сигнал. Похоже, хозяин неизвестного конструкта тайкунов тоже совершенно не ожидал от своего артефакта внезапной активности, в чем бы она ни выражалась.

Теперь я уверен, что не ошибся, и вражеский лазутчик действительно следит за караваном. Однако вопросов остается ещё много. Я не знаю даже один ли он, не говоря уже о том, чем он вооружен, и насколько опасен обнаруженный мной необычный конструкт тайкунов. Можно, конечно, поднять шум и позвать на помощь, но тогда велик шанс, что враг успеет уйти. Есть вариант скрытно вернуться к каравану и доложить Антону о лазутчике, а дальше пусть он сам решает, что делать. Вот только пока соберут поисковый отряд, пока вернемся сюда и начнем прочесывание местности, пройдет немало времени, и шпион может уже исчезнуть, не оставив заметных следов. При таком раскладе я окажусь в очень неоднозначной ситуации. Нужны железные доказательства, иначе Антон и Игнат мне просто не поверят.

Отсутствие нормального оружия бесит неимоверно. Рассчитывать я могу только на умение бесшумно перемещаться по лесу, хотя местность вдоль тракта и лесом-то не везде можно назвать. Так, рощицы и перелески, щедро разбавленные полянами, местами покрытыми низким кустарником.

Я осторожно выглядываю из-за скрывающего меня ствола дерева и пытаюсь понять, где прячется враг. Направление на его убежище мне известно, но точно определить расстояние я так и не смог. Впрочем, я почти уверен, что знаю, где засел лазутчик, поскольку в узком секторе, на котором сосредоточено мое внимание, есть только одно место, практически идеально подходящее для скрытного наблюдения за тем, что происходит на тракте.

Небольшая возвышенность с плоской вершиной, поросшей густым кустарником, отделена от бывшего шоссе довольно глубоким оврагом, по дну которого течет уже ставший мне почти родным ручей. Боковой дозор на другой берег точно не полезет, ему это просто незачем, ведь для атаки на караван это место совершенно не подходит. Нападающим будет мешать всё тот же овраг с ручьем, так что на фактор внезапности здесь однозначно рассчитывать не приходится. Вот только лазутчик нападать ни на кого не собирается. Его дело — наблюдение и сбор сведений, а с холма за оврагом тракт виден очень неплохо. Немного далековато, но бинокли и подзорные трубы никто ведь не отменял. Довоенной оптики, конечно, сохранилось немного, вот только в городах уже давно есть мастерские, способные изготавливать вполне годные приборы наблюдения. Характеристики у них, само собой, не так хороши, но свои функции они более или менее выполняют.

Уходить дальше, за вершину холма, лазутчику нет смысла — он оттуда просто ничего не увидит. Спускаться в овраг тоже смысла нет, так что кусты на вершине — лучшая позиция для наблюдения. К тому же противоположный от дороги склон холма идеально подходит в качестве пути экстренного отступления. Преследователи, если они пойдут от тракта, упрутся в овраг, и пока они его преодолеют и поднимутся на холм, можно успеть уйти достаточно далеко.

Я внимательно всматриваюсь в заросли на вершине холма, но враг пока ничем себя не выдает. Чем дальше, тем очевиднее становится, что если я хочу его нейтрализовать, делать это мне придется самому и прямо сейчас. Овраг мне изрядно мешает. Преодолевать его мне придется в любом случае, причем делать это нужно вне сектора, за которым наблюдает противник. Удобное место я обнаруживаю только в полусотне метров справа. Там оба склона густо заросли кустарником и молодыми деревьями, с которых опала еще не вся листва.

Лазутчик может покинуть свою позицию в любую минуту, и я вынужден торопиться, насколько это вообще возможно при сохранении скрытности перемещения. Склоны оврага оказываются скользкими и насквозь пропитанными водой. На противоположную сторону я выбираюсь по уши в грязи, но в данный момент мне это только на руку, поскольку улучшает маскировку. Витиевато ругаюсь про себя на неспособность по своему желанию активировать обостренное восприятие. Сейчас оно бы мне очень пригодилось, поскольку обычным зрением рассмотреть врага на вершине холма у меня не получается.

Посылать вперед локационные импульсы я тоже не рискую. Во-первых, совершенно не ясно, на что можно нарваться в ответ, а во-вторых, есть немалый шанс просто спугнуть врага, ведь его артефакт уже один раз как-то отреагировал на отправленный мной сигнал и явно сильно удивил этим своего владельца. Правда, не настолько, чтобы шпион испугался и немедленно удрал, не завершив сбор информации о караване, но если такое явление повторится, нервы лазутчика могут и не выдержать.

Моя уверенность в том, что враг ещё здесь, пока основана только на чувстве опасности всё еще подающем мне тревожные сигналы. Конечно, надежность такого метода вызывает серьезные сомнения, но другого у меня всё равно нет. К холму я приближаюсь очень осторожно, и с каждым метром двигаюсь всё медленнее. По идее я уже должен видеть врага, если, конечно, он не засел на противоположном от меня склоне, но зачем бы ему выбирать далеко не лучшую для наблюдения позицию?

Обостренное восприятие соизволяет снизойти на меня только у самого подножья возвышенности, и то, что я успеваю рассмотреть, услышать и почувствовать, заставляет меня замереть на месте и плотно вжаться в землю. Лазутчик действительно находится на вершине холма, но обычным зрением с такого расстояния рассмотреть его невозможно. Шпиона окружает полупрозрачная сфера, и на ее поверхности, обращенной ко мне, с очень высокой достоверностью отображаются деревья и кусты, находящиеся позади противника. Фигура врага просвечивает через этот полог, но как только режим обостренного восприятия перестает работать, его очертания мгновенно растворяются, и я вновь вижу лишь слегка качающиеся на ветру ветви кустов.

С чем-то подобным мне приходилось сталкиваться и раньше. Некоторые големы и стационарные объекты тайкунов обладают схожей маскировкой, но пользуются они ей не постоянно. Видимо, энергии на поддержание незаметности тратится немало, а у автономных конструктов, оставшихся без своих хозяев, этот ресурс находится в постоянном дефиците. Лазутчик, однако, свой артефакт активно использует, не считаясь с расходом накопленной в нем энергии тайкунов. Видимо, шпиона сильно обеспокоила неожиданная реакция его конструкта на мой неосторожный магический импульс, и он решил подстраховаться от возможного обнаружения. Похоже, с нашим караваном не всё так просто, раз вместо того, чтобы сразу отступить, столкнувшись с непонятным явлением, враг предпочел задействовать артефактную маскировку и остаться на выбранной для наблюдения позиции. Впрочем, возможно, он счел, что переждать, оставаясь на месте под столь надежной защитой, намного безопаснее, чем ломиться через заросли, рискуя засветиться перед кем-то или чем-то, заставившим его артефакт сработать в нештатном режиме.

Лезть на холм мне категорически не хочется. Шанс, что враг меня обнаружит, уже сейчас переходит все разумные пределы, а если я начну сокращать дистанцию, то подставлюсь практически наверняка. Если артефакт противника способен выставлять столь впечатляющий маскировочный полог, значит, вполне возможно, он является и средством наблюдения, вроде наших биноклей или сканеров, используемых кибами. В этом случае остаться незамеченным у меня точно не получится. Впрочем, если враг до сих пор не знает о моем присутствии у подножья холма, значит либо его артефакт всё же не столь универсален, либо он не имеет кругового обзора, и сейчас лазутчик задействует его для слежения за караваном, а я нахожусь у него в тылу, в своеобразной мертвой зоне.

Медленно поворачиваю голову, внимательно изучая окружающую местность. Подниматься на вершину, где засел шпион, мне совершенно не обязательно. Караван уже почти миновал его наблюдательный пункт, и скоро лазутчик сам оттуда уйдет, но чтобы правильно выбрать место для засады, я должен вычислить, по какому склону холма он будет спускаться. К оврагу он пойдет вряд ли, хотя это довольно удобный способ незаметно пересечь тракт, пользуясь тем же путем, которым сюда пришел я. Вот только если врагу действительно нужно на ту сторону бывшего шоссе, ему в любом случае придется дожидаться пока пройдет наше тыловое охранение, и для меня такая задержка послужит четким сигналом, что пора менять позицию и ждать лазутчика в овраге.

И всё же я почти уверен, что к тракту шпион не пойдет. Он всё время действовал на этой стороне дороги и, скорее всего, пришел сюда откуда-то с этой же стороны, а значит, с высокой вероятностью и обратно пойдет тем же путем. Это, конечно, всего лишь предположение, но из чего-то же нужно исходить, выбирая позицию.

Справа от меня прямо среди деревьев виднеются остатки какого-то строения. На квадратной фундаментной плите из поросшего зеленым мхом потрескавшегося железобетона сохранились остатки кирпичной кладки. Когда-то здесь, наверное, находилась трансформаторная подстанция, но от металлического оборудования сейчас не осталось никаких следов, если не считать каких-то рыжеватых бесформенных куч, покрытых редкой чахлой растительностью. Когда-то к зданию вела гравийная дорога. После войны ей, похоже, какое-то время пользовались, но к настоящему моменту она практически полностью заросла. Тем не менее в сравнении с мокрым и раскисшим осенним лесом остатки дороги представляют собой более удобный путь. Конечно, при экстренном отступлении враг сюда бы не пошел — слишком уж это очевидный вариант, который преследователи обязательно проверят. Но если отход плановый, то почему бы и не воспользоваться более комфортным маршрутом?

Времени на долгие размышления у меня нет. Лазутчик вот-вот начнет спускаться с холма, и я понимаю, что особого выбора у меня нет. Если артефакт врага действительно способен каким-то образом сканировать местность, противник обязательно его применит, внимательно обследовав окрестности перед началом отступления со своей позиции. Возможностей его конструкта я не знаю, но если от него и можно укрыться, то только в двух местах — в овраге или за остатками фундамента трансформаторной подстанции. В обычных зарослях я обязательно буду обнаружен. Даже мой амулет, оставшийся в обозе, дает мне возможность видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, а у врага явно что-то гораздо более серьезное, чем каменный кругляш, покрытый непонятными надписями.

В овраг я лезть не хочу, да и не жду я, что враг отправится в этом направлении, так что остаются только развалины подстанции. Медленно отползаю назад и делаю изрядный крюк, выбираясь к цели с противоположной от противника стороны. Я едва успеваю. Уже через минуту после того, как я устраиваюсь за остатками кирпичной кладки, ситуация начинает стремительно меняться. Для начала исчезает маскировочный полог, скрывавший от меня шпиона. Теперь я вижу его достаточно отчетливо, и не только вижу, но и чувствую магическую энергию, сконцентрированную в его артефакте. Похоже, маскировка не только обманывала зрение, но каким-то образом блокировала и эту мою способность.

Лазутчик начинает осторожно спускаться с холма, внимательно осматривая местность вокруг себя. Иногда он останавливается и начинает медленно поворачиваться в разные стороны, сжимая обеими руками какой-то предмет. В эти моменты я отодвигаюсь от трещины в кирпичной кладке, через которую веду наблюдение за лазутчиком, и стараюсь даже не дышать. Похоже, артефакт врага имеет какие-то серьезные ограничения. В движении он, судя по всему, не работает, а значит, на ходу враг не может использовать ни маскировку, ни некий магический аналог сканера. Впрочем, не исключено, что нынешний владелец артефакта просто не умеет пользоваться всеми его возможностями.

Враг спускается с холма не совсем там, где я ожидал. Он не идет напрямую к бывшей подстанции, а обходит её слева. Видимо, возможности артефакта не позволяют уверенно просвечивать кирпич и бетон, и лазутчик вполне обоснованно осторожничает. Всю информацию, которую он хотел собрать о нашем караване, ему, судя по всему, удалось добыть, и теперь он намерен без лишних проблем донести её до заказчика.

Ещё немного, и я его упущу. В открытой схватке у меня нет никаких шансов, ведь, в отличие от меня, шпион наверняка неплохо вооружен, и достичь успеха я смогу только напав неожиданно, а сейчас нас разделяет около шестидесяти метров. Это очень много. Из арбалета я бы лазутчика, конечно, достал, но нож и четыре подобранных по пути камня для данной ситуации подходят не лучшим образом. По неподвижной цели размером с голову врага я с такого расстояния попаду, но по движущейся и уклоняющейся — это вряд ли.

Атаковать нужно прямо сейчас. Позиция плохая, но лучше она уже не будет. Словно подталкивая меня к действию, накатывает короткий всплеск обостренного восприятия. Длится он всего четверть секунды, но за это время я успеваю во всех деталях рассмотреть экипировку лазутчика. На его поясе висит кобура с небольшим револьвером, а на груди закреплены ножны с пятью метательными ножами.

Руки шпиона заняты шарообразным артефактом размером с довольно крупное яблоко, и это дает мне небольшой дополнительный шанс. Лазутчик останавливается, чтобы в очередной раз просканировать местность, и я решаюсь. Вот только за долю секунды до того, как выскочить из-под прикрытия остатков кирпичной стены, я посылаю в сторону врага мощный локационный импульс. Это решение приходит спонтанно, но оказывается неожиданно верным. Артефакт в руках шпиона на мгновение вспыхивает яркой сетью рубиново светящихся нитей, заставляя его дернуться от неожиданности и потерять пару драгоценных мгновений.

В бросок камня я вкладываю всю силу и точность, достигнутые многолетними тренировками. В древние времена искусство метания камней называлось каменным боем, и его наиболее талантливые приверженцы достигали в этом деле совершенно фантастического мастерства. Я с детства чувствовал в себе такой талант. Метать различные предметы в неподвижные и движущиеся мишени мне не надоедало никогда, и со временем детское увлечение переросло в очень полезное прикладное умение, сочетающее в себе силу и точность броска с навыком уклонения от всего, что летит в меня в ответ. А летело немало. Мои противники часто пытались отвечать мне моим же оружием, вот только результат у нас с ними получался несколько разный.

К моменту, когда шпион выходит из секундного ступора, брошенный мной камень преодолевает три четверти расстояния до его головы, а в воздухе почти на той же траектории уже висят ещё два. Их точки прицеливания слегка смещены на случай, если враг всё же успеет среагировать и попытается уклониться. Он успевает. Резкий рывок позволяет лазутчику разминуться с моим первым снарядом, который лишь вскользь задевает его затылок. Зато второй камень бьет врага куда-то в височную область, и он, выронив конструкт тайкунов, вскидывает руки к голове, да так и заваливается вперед, утыкаясь лицом в мокрый мох.

Череп у шпиона крепкий, и когда я добегаю до врага, он уже начинает приходить в себя. Церемониться с ним я не собираюсь, и удар носком сапога в челюсть отправляет пытающегося дотянуться до оружия лазутчика в глубокий нокаут. Достаю из-за пояса одну из выданных мне хлопушек, дергаю за кожаную петлю, и меня оглушает дикий грохот. Похоже, пиротехнической смеси для своего изделия дининские оружейники не пожалели. Картонная гильза, как ни странно, выдерживает, и лишь выбитый взрывом пыж улетает на десяток метров вверх, сшибая по дороге мелкие ветки и ещё не успевшую опасть листву, а над моей головой белыми клубами расползается облако вонючего дыма. Жесть. Звон в ушах и матюги на языке. Хоть бы предупредили, что эта дрянь грохочет, как танковая пушка. Лично не слышал, правда, но, наверное, как-то так она и звучит.

Антон и пятерка вооруженных огнестрелом бойцов появляются довольно быстро. То ли они уже сами отправились меня искать, то ли в момент подачи сигнала просто случайно оказались в хвосте каравана. Бежали они быстро и успели изрядно запыхаться. Среди сопровождающих Антона охранников вижу командира фальшивой засады Ивана, под свою ответственность давшего мне добро на переход тракта и свободный поиск.

— Не ошибся коробовский, — удовлетворенно произносит он, бросая короткий взгляд на своего начальника, от которого, видимо, уже успел получить нагоняй за превышение полномочий и проваленную учебную задачу. — Был-таки лазутчик.

— Переверните его, — кивает Антон на шпиона, и самый молодой из бойцов немедленно бросается выполнять приказ.

Мне пленный кажется совершенно незнакомым. На вид лет тридцать. Довольно длинные волосы, собранные на затылке в хвост, прямой нос, аккуратная бородка, правильные черты лица. Я его точно раньше не видел, а вот Антон недовольно морщится, как от зубной боли.

— Встречал я уже эту рожу, — мрачно произносит зам старшего караванщика, но больше ничего не поясняет и резко меняет тему. — Чем ты его так?

— По черепушке — вот этим, — подбираю и демонстрирую Антону один из камней. — А в челюсть пришлось уже потом ногой добавить, чтобы за револьвером не тянулся.

— Шпион был настолько беспечен, что подпустил тебя к себе на пятнадцать-двадцать метров?

— Камень прилетел в него метров с сорока, — я немного преуменьшаю реальную дистанцию. Незачем всем подряд знать мои реальные возможности.

— Даже так? — Антон слегка качает головой. — А ты полон неожиданностей, Белов. Что при нем было?

— Подробный обыск не проводил. Забрал себе только законные трофеи — револьвер, ножны с метательными ножами и вот это.

Артефакт по форме близок к шару, и даже в неактивном состоянии он выглядит красивым, сложным и очень дорогим. Может, конечно, это во мне говорит привычка охотника сразу прикидывать примерную цену добычи, но, судя по прищуру, с которым Антон рассматривает конструкт тайкунов, вещь действительно необычная и явно стоит немало. Собран он из темного, почти черного, дерева, светлого полированного камня и множества красных кристаллических вставок, которыми инкрустирована вся поверхность изделия тайкунов. Впрочем, возможно, не только поверхность. Я не удивлюсь, если выяснится, что шар умеет разворачиваться в какую-то более сложную конструкцию. Кроме того, красные пластины при определенных обстоятельствах могут ярко светиться, это я видел собственными глазами, но демонстрировать свою осведомленность о возможностях артефакта, я, естественно, не собираюсь. В таких случаях всегда полезнее строить из себя ловкого, быстрого, но не блещущего интеллектом охотника. Целее будешь.

Антон какое-то время размышляет, внимательно рассматривая шар, но делиться своими мыслями не торопится. Никаких претензий ко мне у него быть не может. Шпиона я выследил и взял лично, а значит, все находящиеся при нем материальные ценности по праву принадлежат мне. Как сказал бы тигр Шерхан из одной из моих любимых детских книжек, это МОЯ добыча.

— Убери этот шар подальше и никому не показывай, — наконец, произносит Антон и переводит взгляд на своих бойцов. — А вы хорошенько запомните, эту штуку вы вообще никогда не видели. Кто вздумает болтать языком, укорочу мгновенно, никогда больше с караваном ходить не будете. Всем ясно?

— Так точно, — вразнобой отвечают охранники.

— За молчание будет премия, каждому по пятьдесят монет, — добавляет Антон, видя полное отсутствие энтузиазма на лицах подчиненных.

— Кто-то еще что-то помнит? — спрашивает Иван, провожая взглядом артефакт, исчезающий в одном из моих карманов.

— Не…

— О чем речь-то вообще? — бойцы отрицательно трясут головами, и их лица выражают искреннее недоумение.

— Вот и отлично, — подводит итог Антон. — А теперь берем пленного и тащим к Игнату. Думаю, он найдет, о чем с этим уродом побеседовать. А с тобой Белов у нас на привале будет отдельный разговор, причем сразу по нескольким вопросам. От имени нашего поселения объявляю тебе благодарность и сразу уточню, что она будет не только устной, но и материальной. Однако с поимкой шпиона наш поход не заканчивается, так что возвращайся к исполнению своих обязанностей, разведчик.

По поводу затрофеенного мной револьвера дининские не сказали ни слова. К нему, кстати, у пленного нашлось два десятка патронов. Ствол оказался из новых, выпущенных уже после Чужой войны, но делал его, похоже, очень неплохой оружейник. Дорогая штучная вещь, вот только теперь мне предстоит урегулировать вопрос владения огнестрелом с Федором. По правилам любое огнестрельное оружие, добытое в качестве трофеев, все коробовские охотники обязаны после возвращения в деревню сдавать Шерифу. Не бесплатно, естественно, однако компенсация, как правило, заметно ниже справедливой цены. Однако сейчас мы в походе и домой вернемся нескоро, так что должен ли я кому-то что-то сдавать — это большой вопрос. Теоретически Федор — представитель нашего старосты в объединенном караване, но именно старосты, а не шерифа, хотя тут, конечно, можно долго спорить.

Револьвер — это, безусловно, очень нужная штука, однако, честно говоря, снятый с лазутчика артефакт интересует меня гораздо больше. От него отчетливо веет необычными возможностями, а ведь именно они уже не раз спасали мне жизнь. И не только мне. Не найдись у меня амулета, дающего способность видеть в темноте чуть ли не лучше, чем днем, Данжур вряд ли сейчас был бы жив. Правда, трофейным конструктом тайкунов явно заинтересовался и Антон. К тому же, судя по всему, он об этом шаре что-то знает, причем, похоже, это что-то может создать владельцу артефакта серьезные проблемы.

До специально расчищенной площадки для привалов мы добираемся примерно через час. Чувствуется, что за этим местом караванщики следят и поддерживают его в состоянии, позволяющем им чувствовать себя во время отдыха в относительной безопасности. Когда-то здесь был перекресток двух шоссе и какой-то населенный пункт, но удар орбитального оружия тайкунов не оставил от него ни одного целого строения. Даже фундаменты и дорожное покрытие превратились в груды мелкого серого порошка, за многие годы разнесенного ветрами и вбитого в землю дождями. С тех пор здесь почти ничего не растет, если не считать редкой жухлой травы, но, как показали анализы, проведенные ещё во время Чужой войны, никакой химической отравы или радиоактивной дряни удары тайкунов после себя не оставили, так что для людей это место опасности никогда не представляло.

Судя по рассказам стариков, оружие, которым пришедшие из космоса враги уничтожали земные города, отличалось большим разнообразием. Кибы по населенным пунктам били редко, предпочитая наносить удары только по объектам, которые им чем-то мешали, и по пытавшимся остановить их продвижение земным войскам. Говорят, правительства некоторых стран даже пытались установить с ними контакт, предлагая любую помощь в борьбе с тайкунами в обмен на защиту хотя бы крупнейших городов, но все эти попытки были кибами полностью проигнорированы. Тайкуны же атаковали любые цели техногенного происхождения, но если уничтожить боевую технику и укрепрайоны кибов было не так уж просто, то армии земных государств противопоставить их оружию не могли вообще ничего, так что города и поселки враг расстреливал, как на полигоне, применяя для их уничтожения весь арсенал имевшихся в его распоряжении средств, которых у тайкунов оказалось много, причем иногда весьма экзотических.

Дорога, когда-то пересекавшая тракт, теперь полностью заброшена. Уходящий влево участок через несколько километров упирается в разрушенный мост через реку Черная, на которой, выше по течению, стоит наше Коробово, а еще дальше — Динино. Сразу за рекой начинается Змеиный лес, так что восстанавливать мост никто ни разу не пытался. Правое ответвление тоже тупиковое. Когда-то оно вело в город-миллионник. До войны у него было нормальное название, но теперь среди охотников это место зовется исключительно Черной пустошью.

Вокруг перекрестка, выбранного караванщиками в качестве постоянного места для привалов, вся местность на три сотни метров тщательно расчищена. Внезапно напасть на отдыхающих здесь людей практически невозможно. Первым на перекресток выходит головной дозор. Его задача — обнаружение возможных сюрпризов, которые здесь вполне могли оставить лихие люди. Мы с Павлом в это время проверяем ближайшие окрестности, но никаких свежих следов не находим.

Игнат указывает возницам место для лагеря, и подводы образуют некое подобие каре, защищая людей внутри периметра от возможного обстрела. Расчищенное пространство довольно велико, и каждый раз караван останавливается не в его центре, а немного в стороне, причем конкретная точка выбирается произвольно. От лихих людей можно ожидать любых гадостей, включая закладку тщательно замаскированных фугасов, и такая тактика существенно осложняет им задачу.

Я в организации привала практически не участвую, поскольку сразу по завершении проверки ближайших окрестностей меня выдергивает к себе Игнат. При этом присланный им вестовой передает его приказ захватить с собой взятые с лазутчика трофеи.

— Проходи, — кивает мне старший караванщик. Для командования уже поставлена отдельная штабная палатка, хотя привал продлится всего чуть больше часа. — Показывай свою добычу.

Достаю из рюкзака револьвер, россыпь патронов, метательные ножи и шар тайкунов. Игната явно интересует только артефакт, но он пытается делать вид, что это не так.

— Револьвер оставь себе, — начинает он с менее значимого вопроса. — Федору не отдавай, скажи, что это мой приказ, а если возникнут вопросы, я их с ним сам улажу.

— Понял, спасибо, — новость для меня действительно неплохая.

— Теперь по твоим обязанностям в походе. У нас, как ты знаешь, выбыл по ранению старший разведчик. Теперь это твоя должность. Задачи Павлу будешь ставить сам, а твоим непосредственным начальником по-прежнему остается Антон. Сколько тебе обещал заплатить ваш шериф?

— Четыре сотни за весь поход.

— От нас получишь еще столько же за младшую командную должность. Плюс разовая премия триста монет за обнаружение и захват шпиона, но это еще не всё. Антон узнал лазутчика. Это совсем не простой бандит. За его голову Особая канцелярия барона платит две тысячи рублей, а за доставку живым — пять тысяч. Если довезем его до города и сдадим страже, треть награды пойдет тебе. Остальное — пополам в казну Динино и Коробово. Нужно объяснять почему так?

— Не нужно. Благодарю за доверие.

— Заслужил. А теперь поговорим об этом конструкте тайкунов, — Игнат переводит взгляд на трофейный артефакт. — Предмет очень редкий, наши охотники приносили такие всего трижды, причем все три раза в поврежденном состоянии, и даже с учетом этого, в городе за них дали очень хорошие деньги. Я понимаю, что это твой трофей и решать, что с ним делать, можешь только ты, но поверь мне, эта добыча не для обычного деревенского парня. Настоящую цену тебе за неё никто не даст. В лучшем случае заставят продать за бесценок, а в худшем просто убьют. Для того, чтобы работать с таким товаром, нужно иметь за спиной реальную силу, и я, как представитель старосты поселка Динино, хочу тебе эту силу предложить. И кстати, если есть желание сменить место жительства, это тоже можно устроить. Если я правильно понял, в Коробово тебя не слишком ценят, а нам хорошие разведчики и охотники всегда нужны, и условия мы для них создаем очень достойные.

Что-то уж больно Игнат щедр, и мне это совсем не нравится. Знает он явно больше, чем говорит, а ещё мне кажется, что он нервничает. Возможно, даже чего-то боится.

— Заманчивое предложение, — я старательно изображаю напряженную работу мысли. — Вот только быстро такие серьезные решения не принимаются. Я в Коробово родился и всю жизнь прожил, а это что-то да значит. Так что по поводу переезда к вам мне нужно крепко подумать.

— Я от тебя мгновенного решения и не требую, — кивает Игнат. — Понятно, что на такой шаг решиться непросто. Если бы ты сразу согласился, я бы пожалел, что сделал тебе такое предложение. А вот насчет артефакта советую тебе решить как можно быстрее. Своим бойцам я, конечно, верю, но шанс, что кто-то из них проболтается всё же есть, а безоговорочно поручиться за всех, кто идет с нами в караване, я не могу.

— Игнат, ты ведь ещё не озвучил условия, на которых вы готовы помочь мне с продажей трофея, — напоминаю я старшему караванщику.

— Значит, саму идею ты сходу не отвергаешь?

Я внимательно смотрю на Игната и медленно пожимаю плечами.

— Было бы глупо не прислушаться к мнению человека, знающего о городе и торговле артефактами в сотню раз больше меня.

— Ну, тогда продолжим. Есть несколько вариантов, и первый из них самый простой. Казна Динино в моем лице может прямо сейчас выкупить у тебя этот артефакт за двадцать тысяч рублей. Если не хочешь в походе таскать с собой столько наличных, могу выписать тебе именной вексель, а на деньги его обменяешь, когда вернемся в Коробово. Ну, или в Динино, если ты всё-таки решишь к нам присоединиться.

Нехилое предложение. Это сколько же мой трофей реально стоит, если Игнат готов прямо сейчас отвалить за него такую сумму? Однако куда интереснее другой вопрос. Что понадобилось от нашего каравана шпиону, уже владеющему таким сокровищем? Это кто же его нанял-то? И какими силами и возможностями этот кто-то располагает? Теперь я, кажется, понимаю, чего боится и почему так нервничает Игнат.

— Чего молчишь? — нарушает мои раздумья старший караванщик. — Или сумма не впечатляет?

— Ещё как впечатляет. Вот только жизнь меня всегда учила сначала знакомиться со всеми вариантами, и только потом принимать решение.

— Разумно, — на лице Игната появляется легкая улыбка, — Раз так, слушай дальше. Вариант второй. Ты остаешься владельцем артефакта, но доверяешь мне заняться его продажей. Ты сможешь присутствовать на переговорах, вот только не в роли хозяина этой штуки, а как мой помощник или телохранитель. Полученную от продажи сумму делим на три части. Треть идет тебе, треть — мне, и последняя треть — в казну наших поселений. Имей в виду, точной цены я не знаю. Если выберешь этот вариант, тебе скорее всего достанется намного больше, чем двадцать тысяч, но возможен вариант, что и меньше. Ну и риск того, что с артефактом что-то случится до того, как мы его продадим, в таком случае тоже остается на тебе.

— Это всё, или есть еще варианты?

— Из того, что могу предложить тебе я, это всё, но теоретически этим твой выбор не ограничивается, — в словах Игната звучит неприкрытый скепсис. — Например, ты можешь вообще не продавать этот шар. Не знаю, зачем он тебе, но ты хозяин — тебе и решать. И, поверь мне, это ещё не худший вариант, особенно если ты не станешь никому о нем рассказывать. Ну, а самым глупым для тебя решением будет попытка продать артефакт самостоятельно. В этом случае из города ты скорее всего просто не вернешься.

Оставить шар себе, конечно, заманчиво. Игнат назвал этот вариант, как совершенно несерьезный, но он обо мне почти ничего не знает, а если бы знал, разговор бы у нас шел совсем по-другому. Вот только для меня этот артефакт, похоже, бесполезен. С момента пленения лазутчика до вызова к Игнату у меня было достаточно времени, чтобы попытаться понять, смогу ли я его использовать так же, как захваченный мной шпион. Увы, похоже, не смогу. На мои прикосновения шар отвечать отказывается. Перестал он реагировать и на локационные импульсы. Нет больше никакого красного свечения, а отраженный сигнал приходит вполне обычный, как от любого амулета или другого конструкта тайкунов, содержащего концентрированную темную энергию или что там они содержат. Похоже, шар настроен на своего прежнего владельца и нормально работает только в его руках. Как заставить артефакт подчиняться мне, я не имею ни малейшего понятия, так что всё, что мне остается, это извлечь из сложившейся ситуации максимальную материальную выгоду.

— Игнат, есть ведь и третий вариант, который ты пока не назвал, — я внимательно слежу за реакцией старшего караванщика и вижу в его глазах совсем не наигранное удивление.

— Вот как? — Игнат смотрит на меня с любопытством. — Ну, излагай, я с интересом послушаю.

— Сначала небольшой вопрос. Кто вообще покупает такие артефакты? Я сейчас не о торговцах, а о конечных покупателях. Кому они вообще нужны?

— Всё-таки хочешь попробовать сам его продать? — Игнат явно разочарован. — Я думал, ты умнее.

— Не хочу. Я твои аргументы услышал и полностью с ними согласен.

— Тогда зачем тебе такая информация?

— Потому что я кое-что знаю о возможностях этого конструкта и о том, как продать его в разы дороже, чем ты собираешься это сделать.

— Ладно, допустим, что я тебе поверил. Артефакты скупают наши новые аристократы, из тех, кто пытается вкладывать деньги в науку. Изучение конструктов тайкунов и устройств кибов — их давняя страсть. Идея проникнуть в секреты этих изделий и поставить их себе на службу очень многим не дает покоя со времен завершения Чужой войны. Подробностей я не знаю, но говорят, что у некоторых даже что-то получается. Вряд ли они продвинулись далеко, но какие-то результаты наверняка есть, иначе эти люди не продолжали бы вкладывать такие суммы в скупку редких артефактов.

— Игнат, а как ты думаешь, что будет стоить дороже, просто редкий артефакт или редкий артефакт вместе с человеком, который знает, как заставить его работать?

— Ты думаешь, что лазутчик….

— Послушай, Игнат, вот ты стал бы брать с собой в рискованный рейд штуковину стоимостью в несколько десятков тысяч, если бы она не была тебе в этой операции крайне необходима? Скажу больше, я видел, как шпион работал с артефактом и знаю, на что этот шар способен. Именно с помощью него лазутчик наблюдал за нашим караваном с достаточно большого расстояния, но это далеко не все его возможности, вот только информация — это тоже товар, поэтому извини, но все подробности я расскажу только реальному покупателю.

— Не говори об этом больше никому, слышишь⁉ — лицо старшего караванщика внезапно оказывается совсем рядом с моим. — Молчи! Ты не понимаешь. То, что ты сейчас рассказал — это наша скорая и очень болезненная смерть. Мы, сами того не желая, влезли в дела таких людей, для которых наши жизни не просто разменная монета, а жалкая пыль под ногами. Мне самому не давал покоя вопрос, зачем лазутчик потащил с собой такой дорогой конструкт. Я под угрозой пыток пытался получить у него ответ, но он упорно стоит на том, что добыл артефакт случайно, когда шел сюда через Змеиный лес, и понятия не имеет, ценный это трофей или никчемная безделушка. Врет, конечно, вот только серьезно им заниматься я пока опасался, нам ведь его ещё людям барона сдавать. Ну, по крайней мере, в тот момент я считал, что мы отдадим пленного именно им.

— Думай, Игнат. Ты в таких делах разбираешься на порядок лучше меня. Должен быть вариант пристроить артефакт вместе с нашим пленником и при этом самим остаться в живых. В конце концов, есть барон. До него, конечно, добраться очень непросто, но такой товар даже его может заинтересовать.

— Иди, Белов, — из Игната как будто выдернули невидимый стержень, на котором держалась вся его бодрость и сила. — Привал скоро закончится, а у меня ещё куча нерешенных вопросов. По поводу твоих слов мне нужно очень серьезно подумать, и помни, любое твое неосторожное высказывание может очень быстро стать для нас обоих смертным приговором.

— Я помню.

— Очень на это надеюсь. И последнее: премию за пойманного лазутчика тебе минут через двадцать выдаст Антон, перед строем и в торжественной обстановке. Всё, свободен.

Герцог Вата́х, чаще именуемый в Державе визирем, прибыл на смотр рейдовой группы с приличествующим его должности опозданием почти на полчаса. К его появлению всё уже давно было готово. Отряд кейров выстроился рядом со сравнительно небольшим, но мощным и под завязку накачанным скрытой силой пустотно-атмосферным птером. Летающий голем впечатлял. Полноценным кораблем, способным преодолевать сотни и тысячи световых лет он, конечно, не был, но для скрытных перемещений в пределах планетной системы подходил просто идеально. Созданием этого экземпляра занимались книжники и практики школы Шторма, чьи исследования щедро финансировались Ватахом из личных средств, и похоже, они вполне преуспели в выполнении поставленной задачи. Впрочем, уверенно судить об этом можно будет чуть позже. Визирь для того и потратил свое время на дорогу сюда, чтобы лично убедиться в том, что подготовка к рейду идет без сбоев. Ресурсов на проведение этой операции герцог выделил более чем достаточно, и теперь настал момент посмотреть на первые результаты.

Все серьезные претенденты на трон владыки поддерживали и фактически контролировали те или иные группы создателей новейших конструктов, селекционеров боевых демонов и составителей фразем для подчинения скрытой силы. Монолитность Державы всегда была лишь иллюзией. Борьба за власть и влияние в обширном межзвездном государстве не ослабевала ни на мгновение. Ещё со времен, когда кейры жили на единственной планете, шансы каждой из сторон в этой борьбе определялись уровнем владения скрытой силой. Именно поэтому Визирь не жалел средств на исследования книжников, и сейчас он видел перед собой очередное практическое воплощение их усилий.

При приближении визиря воины-кейры молча поклонились и, выпрямившись, замерли в ожидании приказов высшего. Сохраняя на лице маску невозмутимости, герцог неторопливо прошелся вдоль строя и остановился перед командиром отряда.

— Говори, Саддал, — разрешил визирь.

— Мы все рады приветствовать вас в учебно-тренировочном лагере школы Шторма, высший, — ещё раз поклонился воин. — Все боевые конструкты и големы нами уже получены. Отряд полностью укомплектован и готов к началу совместных тренировок и освоению нового оружия.

— Сколько вам потребуется времени?

— Все мои подчиненные — кейры с большим боевым опытом, но в данном составе они никогда не работали. Кроме того, книжники в этот раз подбросили нам немало новинок, и некоторые из них сильно отличаются от всего, с чем нам уже приходилось иметь дело. К примеру, наш птер управляется четырьмя совсем недавно обузданными демонами из последней волны селекции. По ним ещё даже нет утвержденной методики контроля, поэтому каждый из них требует своего нестандартного подхода. С жезлами, амулетами и конструктами наблюдения и незаметности ситуация схожая…

— Всё это мне известно, Саддал, — холодно прервал командира отряда Визирь. — Я спросил тебя о сроках, а не о возможных трудностях.

— Прошу меня простить, высший, — вновь склонил голову Кейр. — Нам понадобится от пятидесяти до восьмидесяти дней. Более точный срок назвать не могу, причины я уже изложил.

— В таком случае пусть будет восемьдесят. Время пока есть, но не скажу, что его много. Объект контроля не статичен. Обстановка на планете дикарей постепенно меняется, а наблюдатели варваров из-за Барьера следят за происходящим на ней столь же внимательно, как и мы. Не хотелось бы, чтобы они нас опередили.

— Мы сделаем всё возможное для ускорения подготовки, высший, — заверил визиря Саддал.

— Я знаю, но мне хотелось убедиться, что ты правильно понимаешь стоящую перед твоим отрядом задачу и её важность для безопасности Державы. Изложи мне её ещё раз, но не зачитывая наизусть мой приказ, а своими словами, делая акцент на тех моментах, которые ты считаешь наиболее важными.

— Повинуюсь, высший. Мой отряд должен скрытно высадиться на поверхности указанной вами планеты дикарей, расположенной в пространстве Барьера. Используя всё имеющееся у нас новейшее поисковое оборудование, нам следует обнаружить как можно больше аборигенов, освоивших примитивные приемы управления скрытой силой, и установить за ними наблюдение. Отобрав трех-четырех кандидатов, дальше всех продвинувшихся по этому пути, мы вступим с ними в контакт и убедим или заставим их отправиться с нами в Державу. Здесь мы передадим этих дикарей вам для подробных исследований и принятия решения об их вербовке или ином использовании на благо Державы.

Визирь недовольно поморщился.

— Саддал, я ведь приказал тебе изложить задачу так, как её понимаешь ты, а не тупо повторить слова приказа, кое-где поменяв их местами или заменив синонимами.

— Простите, высший, но я воин и привык к дисциплине. Искажение полученного приказа и тем более его вольная трактовка — это прямой путь к нарушению моего долга.

— И ведь не поспоришь, — задумчиво произнес визирь. — Ты хороший воин Саддал, и я в тебе никогда не сомневался, но сейчас мне нужно, чтобы ты и твои кейры проявили известную гибкость. Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Ответь, какие именно дикари мне нужны?

— Сумевшие овладеть основами владения скрытой силой. Чем сильнее кандидат в этом преуспел, тем лучше.

— Верно, но каждый ли такой дикарь представляет для меня ценность?

— На это в приказе нет прямых указаний, высший.

— Ошибаешься, Саддал. Я ведь не зря указал в тексте, что они нужны мне для вербовки и дальнейшего использования в качестве разведчиков в пространстве по ту сторону Барьера. Ты, пересказывая приказ, сократил эту часть, посчитав её не столь уж важной, а ведь это не так.

Визирь оторвал взгляд от лица командира отряда и перевел его на строй кейров. Говорил герцог негромко, но слышали его все, и, похоже, слушали подчиненные высшего очень внимательно, ловя каждое сказанное им слово.

— Мне не нужны все подряд аборигены, неплохо владеющие основами силы кейров, — продолжил визирь. — Я должен получить лучших. Забрать с собой вы сможете максимум четверых, и я хочу, чтобы это были именно те, кто мне требуется. Есть два критерия. Первый — они должны заинтересовать варваров из-за Барьера, которые рано или поздно тоже предпримут высадку на их планету. То есть мне необходимы личности, однозначно достойные внимания, мимо которых наши враги точно не пройдут. И второе — мне потребуются сильные и амбициозные бойцы, способные ради достижения своих целей пойти куда угодно и достать там то, что мне нужно. Вы все, стоящие здесь, сами всегда были и остаетесь такими воинами, иначе я не остановил бы на вас свой выбор. И вы должны найти для меня таких же среди аборигенов. Я предложу им выбор. Они могут добыть для меня информацию о том, что происходит за Барьером и после этого стать кейрами, полноценными гражданами нашей Державы. Второй вариант — умереть мучительной смертью, отказавшись от этой миссии или попытавшись меня предать. Так вот, мне нужны те, кто не только согласится выполнить эту задачу, но и реально сможет это сделать. Ищите тех, с кем вы сами пошли бы в любой рейд, другие мне без надобности.

Глава 7

На кислые рожи Федора и его прихлебателей во время вручения мне премии за пойманного лазутчика смотреть исключительно приятно, однако мое настроение от этого улучшается разве что на пару минут. Ситуация такова, что все наши внутренние конфликты кажутся мне лишь несущественными мелочами на фоне надвигающихся событий.

В покое нас не оставят, это сомнений не вызывает. Тот, кто отправил следить за караваном настолько хорошо экипированного лазутчика, просто так не отступит. Что-то, лежащее в наших подводах, ему очень нужно. А может, враг просто не знает, есть ли у нас то, за чем он охотится. Как бы то ни было, исчезновение шпиона вскоре будет обнаружено. Если заказчик знает об артефакте, уже одно то, что столь ценная вещь оказалась в наших руках, обязательно сподвигнет его на попытку освободить лазутчика или просто завладеть его артефактом. Он стоит столько, что и за четверть этой суммы можно нанять такую толпу лихих людей, что нас просто задавят массой и огневой мощью. Конечно, формирование такого отряда требует не только денег, но и времени, но заказчик ведь не просто так отправил шпиона следить за нашим караваном. Собранные им сведения наверняка требовались для планирования нападения, а значит, к организации засады у врага уже всё подготовлено.

Несколько спокойных часов у нас есть, но потом тому, кто всё это затеял, станет ясно, что с лазутчиком что-то не так, и тогда включится обратный отсчет. Хуже всего, если банда уже вышла на исходные позиции и ждет только уточненных данных о составе охраны и вооружении каравана. В этом случае нападение последует уже сегодня.

К вечеру мы доберемся до Александровки. Деревня небольшая, но укрыться в ней на ночь вполне можно, и там мы окажемся в относительной безопасности. Да и вообще, чем ближе к городу, тем больше шансов, что в случае нападения нам на помощь придет разъезд баронской стражи, так что нападение последует сегодня или в ближайшие пару дней.

С Игнатом я своими соображениями делиться не стал. Зачем лезть с очевидными выводами к человеку, сводившему в город уже не один караван. К тому же очевидно, что старший караванщик думает в том же направлении. Во всяком случае, бойцам своим он хвосты накрутил знатно. Идут настороженно, оружие держат наготове и по сторонам смотрят с большим подозрением.

Мы с Павлом, как нам и положено, двигаемся через поляны и заросли вдоль тракта справа и слева от головного дозора. Иногда меняемся сторонами, я предпочитаю брать себе более сложные участки. Я теперь при полном вооружении, включая трофейный револьвер и мой амулет, модифицирующий зрение и подпитывающий энергией режим обостренного восприятия. Отобранный у шпиона артефакт тоже держу при себе — оставлять его в обозе просто страшно.

Чувство опасности недовольно ворочается где-то в глубине сознания, но сигналов о прямых угрозах пока не подает. Меня очень напрягает пленный лазутчик. Он, конечно, добросовестно связан и тщательно охраняется, но это явно очень непростой человек. То, что его слушается артефакт тайкунов, заставляет меня предполагать, что у него могут быть и другие способности, не связанные напрямую с отобранным у него шаром. У меня ведь такие способности есть, и если я даже лишусь своего амулета, они никуда не денутся, а лишь станут несколько слабее, да и то не все.

Проблема в том, что я не могу предупредить об этом Игната и Антона. Как я им такое объясню? О моих скрытых умениях они не знают, и рассказывать им о них я не собираюсь. А если не рассказывать, то все мои слова будут выглядеть просто странными фантазиями. Выслушать-то выслушают, но поверят вряд ли. Держаться рядом с пленником я тоже не могу — мои обязанности разведчика никто не отменял. Впрочем, возможно, я сгущаю краски, ведь если вернуться к моему примеру, то мои необычные способности никак не помогли бы мне сбежать. Так что, возможно, лазутчик просто ждет действий своих подельников и надеется, что его освободят. Ну, или рассчитывает, что во время нападения на караван у него появится больше возможностей сбежать.

Павел явно не рад тому, что оказался в подчинении охотника из чужого поселения. Для него это стало неприятной неожиданностью, хотя после поимки лазутчика такое решение Игната вполне можно было предвидеть. Хорошо хоть саботировать мои приказы пока не пытается. Видимо, понимает, чем это чревато.

Первые признаки того, что наш караван вновь стал объектом пристального внимания, появляются уже через пару часов после привала. Быстро же обеспокоило лихих людей исчезновение лазутчика. Что-то не похоже, что он просто нанятый шпион или рядовой член банды.

Караван как раз обходит разрушенную развязку с рухнувшей на проезжую часть эстакадой, когда мой взгляд цепляется за удобную для наблюдения высоту метрах в шестистах от тракта. Впервые после поимки шпиона чувство опасности подает отчетливый сигнал. Не резкий, непосредственной угрозы моей жизни этот холм не несет, но вполне ощутимый. Скорее всего нас рассматривают с его вершины в бинокль или монокуляр. Возможно, я смог бы увидеть наблюдателя, но состояние обостренного восприятия в этот раз проявлять себя не торопится.

Плохо то, что в приличную оптику противник может рассмотреть нашего пленника. Лазутчик идет пешком рядом с одной из подвод в центре каравана. Руки у него связаны, и конец прочной веревки надежно закреплен на борту телеги, так что самостоятельно идти он может, а вот сбежать у него уже не получится. К тому же рядом постоянно держатся двое охранников, которые регулярно сменяются, чтобы бдительность не успевала притупиться. Крытых фургонов у нас, увы, нет, так что спрятать пленного негде.

Выхожу к дороге и сообщаю командиру головного дозора об обнаружении наблюдателя. Вестовой с докладом немедленно отправляется к Игнату, но что, кроме очередного приказа о повышении бдительности, может сделать старший караванщик, я не знаю. Тем не менее, он делает. В течение десяти минут вдоль груженых товаром телег происходит оживленное движение, в результате которого все возницы дининских подвод получают заряженные арбалеты, а кое-кто и охотничьи ружья. Похоже, Игнат выгребает все свои запасы, включая оружие, предназначенное для продажи в городе. К моим предупреждениям теперь относятся более чем серьезно, и это радует, вот только помогут ли нам отбиться принятые меры? Возницы — весьма сомнительные бойцы, так что наша огневая мощь после раздачи им оружия лишь формально выглядит ощутимо возросшей.

Минут через двадцать атмосфера угрозы, нависшей над размеренно идущим вперед караваном, сгущается до такой плотности, что я начинаю ощущать её почти физически. Судя по всему, тревогу испытываю не только я. Среди дининских охранников хватает опытных бойцов, и многие из них дожили до своих лет во многом благодаря развитой интуиции, а она сейчас вовсю предупреждает их, что впереди нас ждет что-то очень недоброе.

Я уже некоторое время бросаю вперед локационные импульсы, однако пока никакого отклика на них нет. На очередной контрольной точке мы с Павлом должны поменяться сторонами дороги, но я отсылаю его обратно, оставаясь слева от тракта. Почему-то я не сомневаюсь, что наши проблемы придут именно отсюда.

В какой-то момент я словно спотыкаюсь на ровном месте, хотя никаких физических препятствий передо мной нет. Организм просто не хочет идти дальше. Я, конечно, могу заставить себя продолжить путь, но это тот самый случай, когда столь недвусмысленное предупреждение игнорировать категорически не следует. Накатывает состояние обостренного восприятия. На этот раз оно приходит очень вовремя, а висящей под курткой амулет позволяет ему продлиться не несколько мгновений, как это бывает обычно, а около десяти секунд.

Увы, ничего хорошего увиденное и услышанное нам не обещает. Головной дозор, похоже, уже не спасти, но у каравана, возможно, ещё есть шанс. Срываю с пояса хлопушку, приоткрываю рот, отвожу её как можно дальше от себя и дергаю за кожаную петлю. Осечка! Произнося про себя добрые и вечные слова, отбрасываю в сторону бесполезную картонную гильзу и выхватываю второе сигнальное устройство. На этот раз оно срабатывает как надо, и над не слишком густыми зарослями разносится раскат грома. Падаю в мокрую траву, выхватываю револьвер и открываю беглый огонь по трем бандитам, тихо сидящим в густых зарослях метрах в пятидесяти впереди, почти точно на моем пути. Они ждут именно меня, вернее, не меня конкретно, а разведчика из охраны каравана. Их задача — бесшумно его ликвидировать, не позволив поднять тревогу.

Я опустошаю почти весь барабан, точно зная, что ни в кого не попаду, но мне нужно подарить своим хотя бы несколько драгоценных секунд, и я надеюсь, что заполошная стрельба на фланге засады застанет врагов врасплох и заставит их эти секунды потерять.

Дозор на дороге реагирует немедленно. Бойцы Игната разворачивают коней и бросают их в галоп, стремясь как можно быстрее вернуться к каравану, но вслед им уже гремят выстрелы, причем это не грохот охотничьих ружей, чаще всего встречающихся у обычных бандитов, а отрывистый перестук серьезного нарезного оружия, произведенного ещё до войны. Слышны даже короткие очереди, а это значит, что нами решил заняться очень серьезный противник.

Двое бойцов из головного дозора валятся из сёдел в первые же секунды. Третьему удается проскакать почти пятьдесят метров, но в итоге пуля настигает и его. Жалобно ржут раненые лошади, а из леса на тракт уже выскакивают вооруженные люди. Их, правда, совсем немного, и мне сейчас, мягко говоря, не до них. Основная часть банды остается в зарослях и давит огнем меня, ведь именно я поднял шум и сорвал им засаду, а главное, я сейчас нахожусь между ними и караваном, и если лихие люди предпримут атаку, она прокатится прямо через мою позицию.

Выпускаю две стрелы из арбалета по мелькнувшей среди кустов фигуре, отбрасываю разряженное оружие и откатываюсь в сторону. Из старого пня, рядом с которым я оказываюсь, град пуль выбивает фонтаны коричневой трухи. Нарезной огнестрел шьет гнилую деревяшку насквозь, и я хвалю себя за то, что не стал прятаться за столь ненадежной преградой.

Продолжаю быстро ползти, стелясь по земле. Переть дуром на мою позицию враги пока не решаются. Судя по доносящейся до меня отборной ругани, один из болтов, выпущенных из моего арбалета, кого-то всё-таки зацепил. Я знаю, что замешательство, вызванное моей стрельбой и ранением одного из бандитов, очень быстро закончится, и стремлюсь как можно быстрее убраться с пути банды. Не воевать же мне одному против многих десятков лихих людей. К тому же в барабане револьвера остался только один патрон, а тратить время на перезарядку я не могу.

Ползу, скрываясь за кустами и редкими неровностями рельефа. Спасает меня только то, что заросли достаточно густые, хоть уже частично и сбросившие листву. Хаос и ругань среди лихих людей быстро сходят на нет, сменяясь четкими отрывистыми командами. Кто-то, обладающий среди них непререкаемым авторитетом, на глазах берет бандитскую вольницу под контроль. По большому счету, одинокий разведчик, столь не вовремя поднявший тревогу, банде сейчас не слишком интересен. Ловить его нет смысла — это потеря очень важных минут, которые можно использовать для атаки на ещё не успевших подготовиться к обороне караванщиков. И бандиты, подчиняясь четким командам, идут вперед, оставив меня на фланге. Не думаю, что их главарь обо мне забыл, но приказ заняться мной он отдаст потом, когда будет решена основная задача.

Первоначальная неразбериха в рядах банды окончательно преодолена, и ватага лихих людей на глазах превращается в неплохо организованный отряд. По-хорошему, мне нужно немедленно бежать и, сделав большой крюк, пытаться выйти к своим. Вот только я вижу, что от такой крупной банды, спаянной чьей-то железной волей, люди Игната и Федора сами не отобьются. Толку от моего револьвера в предстоящей схватке будет совсем немного, и если уж так получилось, что обо мне временно забыли, этим обстоятельством нужно обязательно воспользоваться.

В той стороне, куда ушла банда, вспыхивает яростная перестрелка. Лихие люди вступили в огневой контакт с охраной каравана, а это значит, что и мне самое время действовать. Я внимательно вслушиваюсь в звуки стрельбы и двигаюсь вслед за противником. Конечно, бандиты оставят кого-то следить за тылом, но я всё же надеюсь, что смогу обнаружить врагов раньше, чем они засекут меня.

Люди Игната явно не раз тренировались отбивать подобные нападения. Мое предупреждение дало им время, и теперь на беспорядочную стрельбу бандитов охрана каравана отвечает беглым огнем из укрытий, роль которых играют развернутые поперек тракта и вдоль обочин подводы. Устраивать лобовую атаку на хорошо укрепившихся караванщиков лихие люди не торопятся. Их командир тоже не спешит гнать своих людей под пули, хотя явно мог бы, и буквально через пару минут я понимаю, почему.

Меня вновь бросает в режим обостренного восприятия, и почти сразу откуда-то справа слышится негромкий хлопок. В небе над моей головой раздается отчетливый свист, и в зарослях справа от обочины с грохотом взлетает в воздух фонтан земли и измочаленных веток. Всё намного серьезнее, чем я думал. Враг явно готовился к нападению с большим размахом. Честно говоря, я даже представить не могу, где лихие люди умудрились раздобыть миномет и боеприпасы к нему. Первая мина ушла с перелетом и взорвалась метрах в сорока за растянувшимся вдоль тракта караваном, но не вызывает никаких сомнений, что не второй, так третий выстрел непременно накроет людей Игната.

Практически сразу после хлопка миномета звучит ещё один очень неприятный звук. Он мощнее и протяженнее, чем звучащие с обеих сторон короткие и злые щелчки выстрелов. Результат не заставляет себя ждать. Один из защитников составленного из подвод укрепления дергается и валится на спину с пробитой головой.

Огонь обороняющихся резко слабеет. Похоже, караванщики в панике, и я их прекрасно понимаю. Миномет и снайпер не оставляют им ни малейших шансов. Сдаваться лихим людям они, конечно, не станут, но воля к сопротивлению у них уже сильно подорвана, и если я хочу попытаться хоть что-то предпринять, делать это нужно прямо сейчас.

Позицию минометчиков и снайпера мне удается определить достаточно точно. Похоже, они не стали заморачиваться и выбрали себе место на небольшой почти голой возвышенности в трех сотнях метров от тракта. Наверняка у них есть охранение, таких ценных бойцов и дорогое оружие главарь банды не мог оставить без должной защиты. А у меня только револьвер и мои метательные шарики. Ну, ещё ножи, но их можно не считать, ими я пока владею не так хорошо, как хотелось бы. Даже арбалет пришлось бросить, а из револьвера я, честно говоря, толком и стрелять-то не умею. Вот так и живем. С «голой пяткой» против танка.

Намечаю маршрут и бегу через заросли. Приходится делать изрядный крюк, чтобы выйти к вражеской позиции с неожиданной для противника стороны. Мне здорово помогает треск выстрелов и периодический грохот взрывов. Калибр у миномета небольшой, но бабахает всё равно громко. За этой звуковой завесой мои перемещения кажутся совершенно бесшумными. Вот только каждый взрыв и каждый выстрел снайперской винтовки — это потерянные жизни защитников каравана.

Сегодня какой-то особенный день. Режим обостренного восприятия не приходится ждать часами. Он приходит хоть и спонтанно, но именно тогда, когда я испытываю в нем острую потребность. Заросли мешают мне рассмотреть снайпера и минометчиков, но я отчетливо слышу, где они находятся. Снайпер засел чуть сбоку от плоской вершины возвышенности, а миномет расположен на обратном скате холма, чтобы даже случайные пули караванщиков не могли помешать работе расчета. Врагов пятеро. Двое работают с минометом, а снайпер своим огнем не дает охранникам каравана высунуться из-за укрытий. Ещё двое лихих людей следят за подходами к их позициям.

Всё очень непросто. Кусты на совсем невысоком холме и у его подножия растут клочками, оставляя между собой много открытого пространства, так что скрытно подобраться вплотную к бандитам можно и не мечтать. Попасть в противника из моего револьвера даже опытный стрелок сможет максимум метров с тридцати-сорока, да и то в условиях тира. Я же вряд ли смогу уверенно поразить цель даже с двадцати, так что револьвер в моих руках — это исключительно оружие ближнего боя, а в остальном мне остается надеяться только на точность и силу броска. Вот только стальные шарики лучше всего метать стоя, а такая возможность вряд ли мне представится.

Я на исходной позиции. Возвышенность начинается прямо передо мной, и бежать дальше уже нельзя. В очередной раз хлопает миномет, его позиция мне уже отлично видна, до неё отсюда метров восемьдесят. Один из охранников находится прямо на вершине. Он не только наблюдает за обращенным к тракту склоном, но и корректирует минометный огонь. Это неплохо — внимание у него распределено между двумя функциями, и меня он вряд ли сможет заметить. Минометчики и снайпер тоже заняты своими делами и по сторонам не смотрят. Остается один враг, полностью сосредоточенный на охране подступов к холму, причем именно с моей стороны. Если я не смогу нейтрализовать его до того, как он поднимет тревогу, вся моя затея рискует закончиться весьма печально.

Единственное, что на несколько мгновений отвлекает самого опасного из моих противников, это хлопки минометных выстрелов. Враг инстинктивно чуть пригибается и втягивает голову, невольно бросая короткие взгляды в сторону минометчиков. Я медленно ползу к намеченному довольно высокому кусту, способному скрыть меня почти полностью. Проблема в том, что добраться до него можно только по почти открытой местности, а двигаться я могу исключительно в моменты, когда враг не смотрит в мою сторону.

Пока добираюсь до куста, успеваю взмокнуть от напряжения. Отсюда до противника чуть меньше сорока метров. Примерно минуту восстанавливаю дыхание. Минометчики продолжают стрелять, а значит, сопротивление караванщиков ещё не подавлено, но Игнату наверняка всё сложнее удерживать подчиненных от срыва в откровенную панику.

Очередной хлопок миномета. Бандиты не торопятся, их темп стрельбы не превышает пары выстрелов в минуту, хотя могли бы стрелять раз в пять быстрее. Видимо, экономят мины и предпочитают тщательно наводить свое оружие. А может, приказ такой — не спешить и заставлять защитников каравана в напряжении ждать каждого следующего разрыва.

Начинаю медленно приподниматься. Куст меня, конечно, скрывает, но это уже не летняя зеленка, сквозь которую почти ничего не видно. Сейчас листья частью опали, а частью скукожились и завяли, так что заросли обрели некоторую, пусть и не полную, прозрачность. Бандит не стоит на месте. Он неторопливо перемещается по пологому склону холма то немного отдаляясь, то вновь приближаясь к позиции минометчиков. Они на него не смотрят, но второй враг, корректирующий огонь, после каждого выстрела оборачивается, чтобы крикнуть расчету куда попала очередная мина. Вот он может спутать мне все карты, но тут уж как повезет.

Дожидаюсь, когда бандит, выбранный мной в качестве первой цели, окажется подальше от позиции минометчиков и внимательно наблюдаю за расчетом. В момент, когда первый номер уже собирается опустить в ствол мину, плавно приподнимаюсь и отправляю в полет стальной шарик. Остановившийся и слегка пригнувшийся противник представляет собой идеальную цель. Шлема у него нет, и почти двести граммов стали с силой бьют его в голову сразу за ухом. Глухой удар полностью заглушается хлопком вышибного заряда мины. Он же заглушает и звук падающего тела.

У меня есть всего несколько секунд. Взгляд бандита на вершине холма сейчас прикован к остановившемуся на тракте и ощетинившемуся стволами каравану. Он должен засечь, где упадет мина и доложить об этом минометному расчету. Минометчики смотрят на него, ожидая доклада. Надеюсь, и снайпер полностью поглощен своим делом, его позиция мне отсюда не видна.

Я выхватываю револьвер и срываюсь с места. Бежать я при этом стараюсь как можно тише, даже в ущерб скорости. Чем позже меня заметят, тем больше будет шансов выполнить задуманное. Сам по себе звук шагов не должен сильно напрягать минометчиков. Оглушенный мной часовой всё время ходил вокруг их позиции, и я стараюсь подражать ему и не топать, как слон, чтобы не заставить врагов раньше времени обернуться.

За холмом на тракте глухо бухает взрыв. Наблюдатель на вершине почти сразу оборачивается к минометчикам и, естественно, обнаруживает меня. Вид незнакомого парня, по уши вымазанного в грязи и с револьвером в руке производит на бандита неизгладимое впечатление. Его глаза буквально вылезают из орбит, а рот раскрывается для громкого крика, но выкрикнуть он ничего не успевает. Револьвер в моей руке трижды выплевывает огонь. Первым умирает корректировщик. Пуля попадает ему в лицо и отбрасывает назад. Минометчики вооружены револьверами, но до них еще нужно дотянуться, и мои пули оказываются быстрее.

Один из бандитов валится прямо на миномет, сворачивая его набок. Второй номер расчета, похоже, только ранен, и мне приходится потратить на него еще одну пулю. Теперь у меня всего два выстрела до перезарядки, и совсем не факт, что не будет осечек. Качество патронов у нас, увы, оставляет желать много лучшего.

Теперь мой главный враг — снайпер. Он наверняка слышал выстрелы, и врасплох мне его уже не застать. В этот раз я даже не сразу замечаю, как на меня сваливается состояние обостренного восприятия. Я просто вдруг начинаю отчетливо слышать, как чавкает склизкий мох, потревоженный осторожными шагами противника. Что интересно, посторонних шумов вокруг хватает, но мое сознание как-то ухитряется отфильтровать всё лишнее.

Снайпер умеет ходить бесшумно и скрытно перемещаться по зарослям. Он неплохо знает свои возможности, и это добавляет ему уверенности в себе, однако все его умения хорошо работают только против обычных противников. Я его слышу, а теперь и вижу, причем вполне отчетливо. Вот только он пока далековато для выстрела из револьвера. Тем не менее уходить он не собирается. Видимо, считает, что в состоянии сам решить возникшую проблему.

Бандиты, ведущие перестрелку с караваном, похоже, пока не знают, что с их минометчиками что-то не так. Мою стрельбу они не услышали. Нас разделяют холм, и приличное расстояние. К тому же у них там своей пальбы вполне хватает, чтобы еще прислушиваться к негромким хлопкам в глубоком тылу. Это дает мне какое-то время на то, чтобы разобраться со снайпером. Вот только не думаю, что у меня на это есть больше двух-трех минут. Дальше главарь банды забеспокоится по поводу прекращения минометного огня и отправит кого-то из своих людей проверить, что случилось.

Далеко снайпер не уходит. Он выбирает новую позицию чуть ниже по склону, и как только перестает двигаться, практически полностью сливается с окружающим пейзажем. Если бы я не знал точное место, где он находится, обнаружить его без обостренного восприятия однозначно не смог бы. Расчет врага прост. Он считает, что, закончив с минометчиками, я захочу разобраться и с ним, для чего отправлюсь туда, откуда доносились последние выстрелы его винтовки. На этой самонадеянной попытке он и планирует меня поймать.

Аккуратно и очень медленно отползаю на несколько метров назад. Позицию снайпера нужно обойти, но времени на это у меня очень мало. К тому же я не уверен, что он будет сидеть там долго. Если я не появлюсь в ближайшее время, бандит начнет нервничать и, возможно, решит вновь сменить позицию или вообще уйти к своим, заодно сообщив им о нападении на минометный расчет. Кстати, о минометчиках. Вот они, лежат около своего перевернутого оружия. На поясах у каждого по кобуре с револьвером. Конфискую один из стволов у ближайшего бандита и при этом натыкаюсь пальцами на гладкий шарообразный предмет. Граната? Похоже, мне попался весьма небедный бандит. Впрочем, а чего я ждал? Миномет, даже такой странный, а главное, боеприпасы к нему — это точно оружие не для нищих оборванцев. Так что наличие у командира расчета гранаты не так уж и удивляет. А вот для меня это очень неплохой подарок. Всё, что можно метать рукой — это ко мне. Ну, кроме ножей, но с ними я тоже обязательно разберусь в ближайшее время.

Как работает граната, мне объяснять не нужно. Обращению с ними нас учили еще в школе, пусть и теоретически. В арсенале шерифа такие штуки точно есть, и считается, что любой мужчина в деревне должен знать, как их использовать. Нападения крупных банд на деревни случаются довольно редко, но такое всё же бывает, так что владению различным оружием у нас учат с подросткового возраста.

Плохо, что эта конкретная модель гранаты мне незнакома. Сколько времени горит её замедлитель, я не знаю, но тут уж как карта ляжет. Надеюсь, хоть в руках не взорвется. Сейчас от позиции снайпера меня отделяет изгиб склона холма. Я, конечно, могу попытаться бросить гранату вслепую, но высокой точности при этом добиться вряд ли получится. Поэтому, низко пригибаясь, бегу вниз по склону и вновь оказываюсь у подножия возвышенности. Здесь кусты растут гуще, и можно попытаться подобраться к снайперу с фланга.

Ползать по мокрому мху и пожухлой траве мне не привыкать. Подобраться к врагу на дистанцию выстрела из револьвера я не рассчитываю. На двадцать метров он меня, естественно не подпустит. А вот тридцать пять-сорок метров — это, пожалуй, вполне достижимо. Ползу и надеюсь, что терпение у снайпера тренированное, и он не станет торопиться снова менять позицию.

Противник обнаруживается на том же месте, где и раньше. Обычным зрением рассмотреть его мне не удается, но обостренное восприятие вновь не подводит. Кажется, при интенсивном использовании это умение всё лучше подстраивается под мои потребности, хотя вызывать его просто по желанию я по-прежнему не могу.

Сорок метров. Ползти дальше очень опасно. Я буквально чувствую, что еще чуть-чуть, и враг меня заметит. Сейчас, правда, в основном он смотрит в другом направлении, но по сторонам тоже поглядывает. Опытный бандит, но очень самонадеянный. Ему бы следовало сразу бежать к своим, а он решил, что самый хитрый, и сможет лично пристрелить диверсанта, напавшего на минометный расчет. Видимо, любит риск. Таких адреналиновых наркоманов среди лихих людей хватает.

И всё же сорок метров — далековато. Может и доброшу гранату, да вот только точность при броске на предельную дальность всегда страдает. С другой стороны, это ведь не стальной шарик. Тут и разлет осколков, и ударная волна. В общем, в голову гранатой попадать совсем не обязательно. Осторожно разгибаю усики предохранительной чеки. В голове бродят нехорошие мысли по поводу замедлителя. Говорят, пользоваться гранатами, снятыми с тел врагов, очень опасно. Они могут быть ловушками, взрывающимися в руках сразу после извлечения чеки. Вот только это не мой случай. Если бы граната была с подвохом, мое чувство опасности уже вовсю выло бы дурным голосом, не давая мне совершить самоубийство.

Дожидаюсь, когда противник вновь переведет взгляд на свою бывшую позицию, и выдергиваю чеку. Плавным движением сдвигаюсь назад, и одновременно с замахом встаю на одно колено. Бросок! Враг успевает меня заметить. Он очень быстр. Я бы даже сказал, нереально быстр. Скорость, с которой бандит разворачивается и наводит на меня свою длинную винтовку, вызывает невольное уважение. Мое тело уже летит к земле, чтобы вжаться в мокрую траву, но впереди мелькает вспышка и меня словно молотом бьет по голове. Сознания я, как ни странно, не теряю, но грохот взорвавшейся гранаты слышу будто сквозь толстый слой чего-то мягкого и глушащего звуки. Перед глазами плавает какая-то муть, а на лоб стекает струйка крови.

Пытаюсь поправить съехавший набок кевларовый шлем, и моя рука натыкается на здоровенную дыру, точнее, даже глубокую борозду, пропахавшую всю верхнюю часть шлема. Всё потом! Сейчас у меня нет времени разбираться, что произошло. Я пока жив, и если мне хочется продлить это состояние подольше, действовать нужно немедленно. Вскакиваю на ноги. Меня изрядно ведет в сторону, однако, сделав пару неуверенных шагов, я всё же восстанавливаю равновесие. Револьвер в руках пляшет и подпрыгивает, независимо от моего желания, но я всё равно бегу к позиции снайпера.

Останавливаюсь в нескольких шагах от лежащего вниз лицом тела и поднимаю руку с револьвером, чтобы сделать контрольный выстрел, но тут же опускаю оружие. В контроле нет необходимости, с такими ранами не живут.

Винтовка бандита валяется на земле рядом с ним. С виду она вполне цела, вот только сейчас мне не до нее. Стрельба на тракте не стихает. Караванщики, воодушевленные прекращением обстрела из миномета и снайперской винтовки, вновь усиливают ответный огонь, а это значит, что по мою душу уже очень скоро пожалуют многочисленные враги, возмущенные прекращением огневой поддержки с холма.

Бегом возвращаюсь к позиции минометчиков. По дороге добавляю рукояткой револьвера по голове оглушенному стальным шариком бандиту. Теперь он пролежит в отключке достаточно долго, если вообще сможет очнуться. Миномет оказывается тяжеленной хренью, и я с большим трудом перетаскиваю его ближе к вершине возвышенности. Мин осталось всего восемь штук, но я твердо намерен хотя бы часть из них пристроить по назначению.

Из такой штуки я никогда не стрелял, однако успел насмотреться, как с минометом обращались бандиты. Ничего хитрого в этой конструкции нет. Труба сантиметров пяти в диаметре, в которую сверху закидывается мина, небольшая опорная плита и два винтовых механизма с вращающимися рукоятками — наведение по горизонтали и вертикали.

Для начала ориентирую миномет исключительно на глаз. Понятно, что первые выстрелы будут пристрелочными. Позиция бандитов лежит передо мной, как на ладони. Первая мина уходит в ствол. Выстрел! По лбу у меня продолжает течь кровь, но уже не так сильно, да и череп вроде цел. Больно, зараза! Вот только мне сейчас не до этого.

Первая мина уходит далеко за тракт, а вот по горизонтали вносить коррективы почти не нужно. Кручу рукоять подъемного механизма, задирая ствол выше. Выстрел! Опять перелет. Хреновый из меня минометчик. Выстрел! Мина ложится рядом с позициями бандитов, но результат мне не очень нравится. Новая корректировка прицела. Выстрел! Вот теперь то, что нужно. Фонтан земли поднимается прямо в центре ватаги лихих людей, ведущих огонь по каравану.

В быстром темпе выпускаю четыре оставшиеся мины, и на позициях бандитов вспухают новые взрывы, выкашивающие нападающих веерами зазубренных осколков. Нервы бандитов не выдерживают, и они начинают хаотично откатываться от тракта, растворяясь в зарослях. Всё! Я свое дело сделал, и теперь пора позаботиться о собственной слегка покоцанной шкурке.

Мою выходку с минометом главарь бандитов безнаказанной, естественно, не оставит. Найти и показательно покарать меня для него теперь вопрос авторитета среди остатков ватаги лихих людей, так что к моему холму уже наверняка движется очень представительный и крайне негативно настроенный комитет по неотвратимому возмездию, и валить отсюда мне нужно с максимально возможной оперативностью.

Бросать миномет жалко, вот только эту дуру я с собой не утащу. К тому же боеприпасов к нему больше нет, а где взять новые, я не имею ни малейшего представления. Гранатой бы его подорвать, но она у минометчиков нашлась только одна. Приходится оставить всё, как есть. А вот винтовку снайпера я всё-таки подбираю и даже трачу несколько лишних секунд, освобождая тело бандита от небольшого рюкзака, где, как я надеюсь, найдутся подходящие к ней патроны.

Чувство опасности отвешивает мне внушительный пинок, подсказывая, что преследователи уже близко, и я бегу, стремясь как можно быстрее пересечь открытое пространство, отделяющее меня от относительно густых зарослей кустарника. Направляюсь я не к тракту, а в противоположную сторону. Вероятность, что меня будут искать в этом направлении, на мой взгляд, несколько ниже, ведь я бегу не к своим, что выглядело бы вполне логично, а непонятно куда, где нет ничего, кроме мокрых кустов, невысоких холмов и раскисшей земли.

На очередной ничем не примечательной возвышенности я останавливаюсь и смотрю назад. Отсюда неплохо виден отрезок тракта, до которого так и не дошел наш караван. Именно там, судя по всему, бандиты планировали напасть на нас из засады. Сейчас по бывшему шоссе в сторону замерших в оборонительной позиции караванщиков быстро движется конный отряд. То, что это не бандиты, видно сразу. Расстояние велико, но внезапно активировавшийся режим обостренного восприятия позволяет мне рассмотреть детали.

К нам спешит взвод баронской стражи при полном вооружении. Кевларовые шлемы, бронежилеты и очень неплохой огнестрел, местами даже автоматический. Кони тоже частично защищены от пуль и осколков кевларовыми накладками. Такое оружие и снаряжение может позволить себе только регулярное войско. Как занесло сюда людей барона, мне решительно непонятно. Эту часть тракта, лежащую довольно далеко от города, они патрулируют очень редко и обычно только в связи с какими-то серьезными событиями. Впрочем, вполне возможно, барону стало известно о появлении в его землях многочисленной и хорошо подготовленной банды, что и стало поводом для отправки этого отряда.

Как бы то ни было, стражники появились слишком поздно. Впрочем, преследование отходящих бандитов они ещё вполне могут организовать. Вот только следующие несколько секунд показывают, что вместо азартной охоты за дезорганизованными лихими людьми бойцов барона ждет весьма неприятный сюрприз.

Банда очень тщательно готовила засаду на наш караван, но мы до неё не дошли, зато спешащие за трофеями и щедрой наградой стражники смело влетают в расставленную на нас ловушку. Два фугаса, заложенных бандитами слева от дороги, срабатывают почти одновременно. По задумке главаря банды они должны были накрыть ливнем самодельных поражающих элементов голову и хвост нашей колонны, намертво заблокировав её на тракте, но теперь каменная шрапнель и обрезки металла, разогнанные мощными взрывами до скорости пуль, сносят с дороги сначала головной дозор, а через секунду и основной отряд стражников.

В какой-то мере шлемы и бронежилеты бойцов барона всё-таки спасают, но, увы, не всех. Из тридцати человек в живых остается хорошо если половина, причем среди выживших много раненых. Понятно, что ни о какой боеспособности попавшего в засаду отряда речи уже не идет. Держать оборону в канаве, куда отползли уцелевшие стражники, люди барона ещё могут, но не более. Впрочем, бандиты тоже не горят желанием продолжать бой. Они понесли потери, а сломить сопротивление караванщиков теперь если и можно, то лишь ценой совершенно неприемлемых потерь. Главарь ватаги, даже если он выжил под минометным обстрелом, отдавать приказ о новой атаке не станет. Его просто откажутся выполнять, а при попытке настаивать можно и пулю в спину получить.

Перестрелка, вспыхнувшая было с новой силой, быстро стихает. Банда отходит вглубь зарослей с явным намерением отправиться куда-нибудь в глушь зализывать раны. Наверняка у лихих людей где-то в лесу организован лагерь, в котором они смогут отсидеться и решить, что делать дальше.

К подводам каравана я выхожу минут через сорок, убедившись сперва, что преследователи меня окончательно потеряли. Вид у меня ещё тот. Практически расколотый пулей кевларовый шлем, залитое кровью лицо, снайперская винтовка за плечом и два револьвера — один в кобуре, второй просто заткнут за пояс.

Меня, конечно, замечают, но оставшимся на ногах охранникам и возницам сейчас совсем не до легкораненого бойца. Они с тяжелыми-то не знают, что делать. Если сам дошел — значит ранение не слишком опасное, можешь и подождать. Игнату о моем появлении, тем не менее, докладывают. Он выжил и даже не ранен, но, похоже, груз свалившихся на него проблем оказался для сына лавочника слишком велик. Каравану досталось очень сильно, и в качестве дополнения ко всем бедам на его голову свалились еще и практически поголовно раненые люди барона, умудрившиеся влететь в засаду и остаться без командира.

— Цел? — коротко спрашивает Игнат, критически осматривая меня с головы до ног.

— Частично. Голову бы только посмотреть надо и перевязать нормально.

— Я так понимаю, это ты банду из миномета накрыл и их снайпера порешил?

— А куда деваться-то было? Я из наших единственный у минометчиков за спинами оказался. Павел в момент обнаружения засады шел по другую сторону от тракта. Как он, кстати?

— Нормально всё с ним, — одобрительно кивает Игнат. — Вернулся к каравану и принял участие в отражении нападения.

— Ну и хорошо, а то что-то устал я сегодня от плохих новостей. Снайпер очень резвый оказался.

— Да уж вижу, — негромко отвечает старший караванщик и жестом подзывает одного из уцелевших возниц. — Семен, быстро найди фельдшера. Пусть окажет Белову помощь вне всякой очереди. Мне сейчас без толкового помощника не обойтись.

— Сейчас сделаем, — отвечает Семен, и переводит взгляд на меня. — Давай за мной, здесь рядом. Сам дойдешь?

— Погоди, — останавливает его Игнат и вновь разворачивается ко мне. — После перевязки двигай сразу сюда, займешься организацией помощи людям барона. По-хорошему, после таких потерь нам бы стоило вернуться домой, тут уже не до торговли. Вот только, боюсь, нам всё же придется продолжить путь в город. Раненых стражников и их снаряжение мы обязаны доставить именно туда.

Ночевать нам приходится прямо на тракте. Изначально планировалось, что к вечеру мы окажемся в Александровке, но помощь раненым и ремонт поврежденных подвод заняли много времени и не оставили нам шансов добраться до этой небольшой деревни до темноты. К тому же мы потеряли немало лошадей. Как ни крути, а двигаться дальше в полном составе караван не может, но и стоять на месте тоже нельзя — без тепла и медицинской помощи тяжелораненые быстро умрут.

Из четырнадцати оставшихся в живых людей барона только пятеро способны выдержать пеший переход. Для остальных приходится изыскивать место на уцелевших подводах. Перевозить в них людей не предполагалось, так что организация всего этого процесса — та ещё задачка, особенно с учетом того, что у нас и у самих раненых хватает. В итоге утром мы разбиваем лагерь, выгружаем прямо на тракт почти весь товар и снаряжаем колонну в Александровку. Возглавляет её сержант из баронской стражи. Десять подвод забирают всех раненых, и это частично разряжает обстановку в лагере.

Обратно колонна возвращается уже к вечеру, и с ней из Александровки приходит помощь. Федор, отправленный Игнатом вместе с ранеными, смог договориться с местным старостой, и в обмен на часть нашего товара он согласился обеспечить нас новыми лошадьми и подводами. К тому же сержант-стражник от имени барона взял на себя изрядную часть расходов по транспортировке своих раненых сослуживцев и ценного пленника в город. Да, пойманный мной лазутчик выжил. По той части каравана, где он находился, бандиты почти не стреляли. Шпион пытался сбежать, но без лишних церемоний получил прикладом в лоб и весь бой провалялся без сознания. Жаль, конечно, что Игнату пришлось рассказать сержанту, кто это такой. Врать человеку барона старший караванщик не решился, но про артефакт он всё же пока умолчал, благо стражник ни о чем таком не спрашивал.

Александровка оказывается действительно небольшой. Бывать здесь раньше мне не приходилось. Шериф и староста не выдавали мне разрешения на посещение других селений. Видимо, чтобы не позорил родную деревню неадекватным поведением и не болтал лишнего. Ну, и чтобы внешними контактами не обрастал, а то решу ещё сбывать добычу на сторону, а это прямой убыток для авторитетных и уважаемых людей.

Наш караван теперь частично превратился в госпиталь на колесах, а вот охраны в нем изрядно поубавилось. Мы потеряли шесть бойцов убитыми и девять ранеными. Мои односельчане из отряда Федора отделались относительно легко. В Александровке лечиться и дожидаться нашего возвращения останутся только Аюр, поймавший осколок мины в бедро, и один из возниц, выбывший с довольно сложным ранением в руку. Больше всего досталось голове колонны, принявшей на себя первый удар, а наши подводы шли в хвосте, потому и потери у нас сравнительно невелики.

Среди получивших серьезные ранения оказался и Антон, так что Игнат остался без зама. Федор, конечно, в какой-то мере смог его заменить, но только в части торговых дел. Во всяком случае, о подводах и лошадях он с александровским старостой договорился быстро и на вполне приемлемых условиях.

Выбывших охранников частично заменили пять бойцов баронской стражи. Их оружие и снаряжение не идут ни в какое сравнение с нашим, так что по огневой мощи мы, можно считать, почти ничего не потеряли. А вот возниц вместо погибших и раненых пришлось нанять из александровских.

Ночуем в таверне. Это самое крупное и единственное трёхэтажное строение в деревне. Построено оно относительно недавно. В отличие от Коробово и Динино, на месте Александровки до войны вообще не было населенного пункта. Так, небольшой дачный поселок, от которого к настоящему времени уцелело всего несколько добротно построенных, но уже сильно обветшавших кирпичных домов.

Ужинаем мы с Игнатом в заказанном им отдельном кабинете рядом с общим залом. Старший караванщик сильно нервничает, опасаясь повторного нападения банды. Александровку лихие люди штурмовать без крайней необходимости не станут, маловато у них для этого сил, но дальше нас ждут ещё два дневных перехода до мест, где безопасность на тракте уже более или менее обеспечивается регулярными разъездами баронской стражи. Своего лазутчика бандитам отбить не удалось, а он для них, похоже, очень важен, и Игнат считает, что в покое нас лихие люди не оставят.

— Я предложил командиру людей барона оставить пленного в Александровке под охраной местной милиции, — негромко рассказывает Игнат. — Сказал ему, что когда доберемся до города, стража может отправить сюда за ним усиленный отряд. По мне так это будет намного безопаснее, чем тащить его с нами.

— И что сержант?

— Отказался, — в голосе Игната звучит досада и непонимание. — Говорит, ему нужно как можно быстрее доставить пленника в Особую канцелярию, чтобы тамошние специалисты вытрясли из него всю информацию о крупной и опасной банде, зачем-то прибывшей в наши края. На самом деле, я думаю, ему требуется хоть какое-то оправдание произошедшему с его взводом. Он хоть и не командовал им на тот момент, но сейчас остался старшим по званию, и с него за понесенные потери тоже могут спросить по всей строгости.

— Плохо.

— Не то слово, — настроение Игната портится всё силнее. — Сержант не знает про артефакт и про то, что этот тип умеет им управлять. Поэтому он не представляет настоящей ценности пленника, а рассказывать ему об этом нельзя. Мы его совсем не знаем, и закончиться такие откровения для нас могут очень печально.

— Знаешь, Игнат, чем дольше я обо всём этом думаю, тем больше у меня возникает к тебе вопросов, — я пристально смотрю на старшего караванщика и вижу, что мое заявление его изрядно напрягает.

— Ну так задай, если возникают, — отвечает он после небольшой паузы, старательно делая вид, что не понимает, о чем я говорю. Впрочем, может и действительно пока не догадывается.

— Думаю, ты уже понял, что наш лазутчик — не просто нанятый шпион, а имеет прямое отношение к руководству банды. Может и не главарь, хотя и этого я не исключаю, но уж, как минимум, правая рука главаря. Слишком быстро они бросились его спасать и не отступили даже тогда, когда стало ясно, что всё пошло не по плану, и расставленная на нас западня не сработала.

— Я тоже думал об этом и готов согласиться с твоими выводами, — медленно кивает Игнат. — Вот только при чем тут я? Ты ведь говорил, что вопросы у тебя возникли именно ко мне.

— Сейчас поймешь. Подумай, в каком случае главарь большой банды или его правая рука пойдет в разведку лично? У лихих людей такое вообще-то не принято. У них что, бывших охотников и следопытов в банде нет? С чего бы авторитетному человеку рисковать своей шкурой, да ещё и тащить с собой дорогущий артефакт?

— Хороший вопрос, — Игнат задумывается и молчит почти минуту. — Знаешь, мне приходит в голову только одно объяснение. Видимо, задачу, которая стояла перед лазутчиком, кроме него решить никто из бандитов просто не мог.

— Верно мыслишь, — я рад, что старший караванщик сам пришел к верному выводу, и теперь мне не нужно тратить время на дополнительные объяснения. — А теперь вспомни, что я тебе говорил ещё на первом привале. Шпион использовал артефакт для наблюдения за караваном. Как думаешь, зачем было брать с собой такой дорогой и редкий конструкт, если вместо него можно обойтись обычным биноклем?

— Видимо, в обычный бинокль не всё можно увидеть, — Игнат смотрит мне в глаза и, кажется, уже понимает, каким будет мой следующий вопрос.

— И снова правильно. Похоже, мы с тобой думаем в одном направлении. Главари напавшей на нас ватаги не собирались просто грабить караван, — я немного понижаю голос и чуть наклоняюсь к собеседнику. — Это могло быть вторичной задачей или всего лишь прикрытием, чтобы не рассказывать о главной цели остальным членам банды. На самом же деле они хотели заполучить что-то конкретное, и наш пленный собирался убедиться, что это что-то действительно находится в одной из подвод каравана. А еще лучше — точно определить, в какой именно, чтобы при нападении случайно не повредить нужный им предмет. Думаю, шар-артефакт был нужен шпиону именно для дистанционного обнаружения этого предмета, а значит, их цель — какой-то конструкт тайкунов. Наверняка редкий, очень дорогой и, вероятно, способный как-то взаимодействовать с моим трофеем, изъятым у лазутчика. А теперь, Игнат, два моих главных вопроса к тебе. Первый — что настолько уникальное вы везете с собой в город? И второй — кто мог слить бандитам информацию о том, что нужный им конструкт поедет именно с нашим караваном?

— Послушай, Белов, — старший караванщик смотрит на меня с демонстративным возмущением. — А не слишком ли много ты хочешь знать? Я не уполномочен обсуждать с тобой подобные вопросы. Это наше внутреннее дело, а ты даже не житель Динино, во всяком случае, пока.

— Игнат, ты сам-то подумай, есть ли смысл хранить в секрете от своего партнера и союзника то, что уже давно известно даже бандитам? Все ваши тайны кто-то сдал главарям лихих людей, и вполне возможно, что этот кто-то — один из доверенных и авторитетных жителей вашего поселения. Другому бы такую информацию просто не доверили.

— Ладно, будем считать, что действиями во время отражения атаки банды ты полностью доказал свою надежность, — сдается Игнат. — Да, мы действительно везем в город очень необычный конструкт тайкунов. Его четыре месяца назад нашел один из самых опытных охотников Динино. Где нашел, я говорить не буду, да это к делу и не относится. Достаточно будет сказать, что в городе на него уже есть покупатель. Очень надежный и многократно проверенный. О сделке мы предварительно договорились во время предыдущего визита в город.

Что-то мне это очень сильно напоминает… Похожую историю я совсем недавно слышал от Данжура. Может, конечно, в данном случае всё и не так, но уж очень неприятная возникает аналогия.

— Покажешь конструкт?

— Зачем? Что тебе это даст?

— Пока не знаю. Возможно, трофейный шар как-то на него отреагирует, и это даст нам ключ к пониманию того, зачем он понадобился бандитам.

— И чем это нам поможет?

— Ну, например, тем, что продать отдельный конструкт или даже конструкт вместе с пленником, знающим, как с ним обращаться, это совсем не то, что предложить покупателю комплект из двух взаимосвязанных артефактов вместе с человеком, который о них многое знает.

— Ты точно смерти нашей хочешь, — вновь мрачнеет Игнат. — Мы с тобой и так ввязались в игру, которая нам совершенно не по рангу, а ты всё время рвешься ещё сильнее повысить ставки.

— А смысл уже останавливаться? — я пожимаю плечами. — Да, риск велик, но и шанс очень хорош.

— Тебя-то я прекрасно понимаю, — с мрачной задумчивостью заявляет старший караванщик. — Тебе и терять-то особо нечего. А вот мне падать будет намного больнее.

— Резонно. Вот только у нас ведь не покер, здесь пас не скажешь. Взял в руки карты — играй.

— Ладно, — отодвигая пустую тарелку, медленно произносит Игнат. — Раз тебе так приспичило взглянуть на наш артефакт, изволь.

Старший караванщик достает из внутреннего кармана небольшой плоский футляр, напоминающий портсигар. Вполне возможно, им он изначально и являлся, пока Игнат не решил приспособить его для других целей. Внутри оказывается довольно странный предмет, чем-то похожий на веер, но только в детском исполнении, уж слишком он маленький.

В сложенном виде это стопка тонких треугольных пластин, скрепленных между собой странным медным приспособлением, пронизывающим их острые вершины. Игнат осторожно разворачивает веер, и пластины образуют почти идеальный круг, каким-то образом умудряясь выстроиться в одной плоскости без всяких швов и уступов. Соединяющая их штуковина остается в центре, приобретя вид диска размером с десятирублевую монету. В её центре хорошо заметно небольшое углубление.

Материал, из которого сделаны пластины, я узнаю сразу. Точно такой же использовали создатели моего шарообразного артефакта. Вся поверхность шара инкрустирована красными кристаллическими вставками, образующими на поверхности конструкта сложную сеть. Пластины веера тоже красные и, похоже, монокристаллические. Не заметить сходство просто невозможно.

Достаю из лежащего рядом со мной рюкзака трофейный артефакт. Руки делают это почти сами, не спрашивая разрешения у мозга. Я, конечно, могу пресечь это безобразие, но что-то мне подсказывает, что не стоит сопротивляться этому спонтанному порыву. Игнат с интересом наблюдает за моими действиями.

— Позволишь? — я протягиваю руку за развернутым в форму круга конструктом, и Игнат после секундных колебаний позволяет мне его взять.

Как только прикасаюсь к конструкту тайкунов, по моим пальцам проходит непроизвольная дрожь. Ощущения очень похожи на те, которые я испытал, впервые прикоснувшись к активировавшемуся амулету, расширяющему возможности моего зрения. Круг из плотно пригнанных друг к другу кристаллических пластин неярко вспыхивает красным, и по его поверхности начинают двигаться концентрические световые волны, идущие от периферии к центру.

Бросаю короткий взгляд на Игната, но он никак не реагирует на происходящее. Такое ощущение, что он просто не видит этого свечения. Старший караванщик продолжает с интересом следить за моими действиями, но не более того. Никакого удивления поведение артефакта у него не вызывает.

Кладу конструкт на стол, продолжая придерживать его левой рукой, и аккуратно вкладываю свой трофейный артефакт в углубление в центре исходящего свечением круга. Сеть кристаллических вставок, покрывающая поверхность шара, начинает светиться, медленно набирая яркость. Теперь и моя вторая рука, всё еще держащая шар, ощущает скрытые вибрации.

Старший караванщик по-прежнему не выказывает никакого удивления, а я не знаю, что делать дальше. Оба артефакта светятся, причем шар уже сияет настолько ярко, что по идее вся комната и лицо сидящего напротив меня Игната должны окраситься в багровые тона, но этого не происходит. Излучение как будто исчезает куда-то, вырываясь из красных кристаллов, и вижу его, похоже, только я.

— Чего ты хочешь этим добиться? — наконец спрашивает Игнат, наблюдая за моими манипуляциями.

— Понятия не имею, — я осторожно пожимаю плечами, не отрывая рук от артефактов. Я интуитивно убежден, что разрыв тактильного контакта неминуемо прервет непонятный мне ритуал, который обязательно нужно довести до конца.

Оба артефакта неожиданно вспыхивают с утроенной яркостью, и их свечение начинает быстро терять интенсивность. Через пару секунд они уже выглядят просто необычными красивыми и дорогими поделками, вот только я продолжаю ощущать едва уловимую внутреннюю вибрацию, исходящую от моего шарообразного конструкта. А вот артефакт Игната полностью потерял активность и больше никак себя не проявляет.

— Похоже, твое предположение не подтвердилось, — с легким разочарованием в голосе произносит Игнат. — Впрочем, это ещё неизвестно. Оба конструкта изготовлены из очень похожих материалов, и возможно, их действительно удастся продать, как комплект.

— Не знаю, Игнат, — после произошедшего желание продавать шар у меня полностью улетучилось. — Может ты и прав, что мы пытаемся влезть в слишком опасную игру. Давай пока подождем и посмотрим, как будут развиваться события. Если люди барона качественно развяжут язык нашему пленнику, он может очень многое рассказать им про эти артефакты, и тогда у них возникнут вопросы уже к нам. Мне кажется, что при таком развитии событий нам лучше иметь эти трофеи при себе и не спорить, когда нам ненавязчиво предложат продать их баронской казне. А вот если конструкты уйдут на сторону, серьезные дяди из Особой канцелярии сильно расстроятся, и на нашей дальнейшей судьбе это может сказаться крайне негативно.

— Хорошо, давай подождем, — согласно кивает Игнат. — Наверное, такой вариант действительно может стать для нас лучшим выходом. Денег от казны мы, конечно, получим намного меньше, чем при продаже артефактов заинтересованным в них аристократам, но зато будет возможность лишний раз продемонстрировать лояльность к барону и сохранить в целости наши головы.

Глава 8

— Неплохая винтовка, — сержант с интересом рассматривает мой трофей. — СВД, ещё довоенная. Оптика вроде в порядке, хоть и слегка мутновата, и даже ствол в приличном состоянии. Не могу сказать, что точность у нее высокая, но зато сделана под унитарный винтовочный патрон 7,62, а это важно. Ко всякой экзотике сейчас боеприпасы найти — большая проблема. За некоторыми патронами даже в столицу ездить приходится, и стоят они столько, что десять раз подумаешь, а надо ли оно. Стрелять-то из неё умеешь?

— Пока не пробовал, — строить из себя знатока снайперского дела я не вижу никакого смысла. — У меня вообще опыт обращения с огнестрелом весьма скромный.

— Не доверяет, значит, тебе деревенское начальство серьезное оружие? — сержант смотрит на меня с легкой усмешкой. — Однако сейчас ты обвешан стволами по самое некуда.

— Трофеи, — я обозначаю легкое пожатие плечами. — Последние дни выдались несколько неспокойными.

— Да уж, — мрачнеет стражник, у которого недавние воспоминания вызывают исключительно негативные эмоции. — Не желаешь продать винтовку? Тебе её после возвращения в деревню всё равно придется сдать твоему шерифу, а я могу заплатить раза в два больше, чем ты от него получишь в качестве компенсации. Семь тысяч тебя устроит?

Сейчас раннее утро, и мы готовимся к выходу из Александровки. Сержант понимает, что до привала поговорить со мной у него не получится, потому и делает свое предложение пока есть такая возможность. Логика в его словах, безусловно, присутствует, вот только до возвращения в Коробово ещё нужно дожить, и трофейная СВД мне в этом станет неплохим подспорьем.

— Ты ведь разведчик, — приводит новый довод сержант. — Зачем тебе снайперка, с которой ты и обращаться-то толком не умеешь? Револьверы — это я понимаю, а винтовка тебе только мешать будет.

— Я подумаю, — отметать сходу предложение сержанта я не хочу. — Пока ничего обещать не буду, но может и договоримся.

— Ну, подумай, — кивает сержант и, видимо, опасаясь, что я всё-таки могу отказаться, решает добить меня ещё одним аргументом. — Если хочешь, вместо половины оплаты могу рекомендовать тебя нужным людям в Особой канцелярии в качестве кандидата в охотники за головами. Я узнал убитых тобой минометчиков и снайпера. За ликвидацию каждого из них канцелярией назначена награда. Головы минометчиков оцениваются в тысячу монет каждая. За снайпера дадут полторы. Правда, на слово тебе никто не поверит, а вот с моим подтверждением и доказательством в виде винтовки — совсем другое дело. Я знаю, как подать это правильно, чтобы чиновники барона не отвертелись от выплаты награды, но тут уж извини, деньги пополам. Устраивает тебя такой вариант?

— По награде за бандитов — более чем. А вот по поводу того, чтобы стать охотником за головами мне нужны подробности. Зачем это мне?

— Вот деревня, — в голосе сержанта звучит досада. — Охотник за головами — это не должность, а статус, дающий помимо прочего право на владение огнестрельным оружием. И на его применение, естественно, тоже. К тому же для охотника за головами всегда открыт доступ в любые населенные пункты. Ну, кроме столицы. Туда просто так никого не пускают.

— И как этот статус получить?

— Нужно уничтожить несколько врагов барона, за которых канцелярией назначена награда, и иметь необходимые рекомендации. Формально первому требованию ты уже соответствуешь. Одного бандита взял живым, ещё троих убил в бою. Вот только решение всё равно принимает специальная комиссия, и не факт, что оно будет положительным. Как думаешь, даст тебе рекомендацию представитель вашего старосты? Как его? Федор, кажется?

— Да, Федор. И нет, не даст.

— Вот то-то и оно. А я могу тебя рекомендовать, и, поверь мне, слово сержанта баронской стражи будет значить для комиссии намного больше мнения мелкого деревенского торговца. К тому же что-то мне подсказывает, что Игнат, ваш старший караванщик, тоже не откажет тебе в рекомендации. Особенно если я его дополнительно об этом попрошу.

Отказаться от такого предложения я не готов. Винтовку, конечно, жалко, но уж очень заманчивые открываются перспективы. Вот только наверняка есть у всей этой истории и подводные камни, так что, прежде чем согласиться, я решаю задать ещё один вопрос.

— А какие-то минусы у статуса охотника за головами есть? Может, какие-нибудь обязанности перед Особой канцелярией возникают? Или специальные взносы в казну платить надо?

— Ничего такого нет, — качает головой сержант. — Но минусы имеются, тут ты прав. Лихие люди охотников за головами очень не любят, и если ты выберешь этот путь, лучше тебе в их руки живым не попадать. Умирать будешь долго и очень нехорошо.

— Неприятно, конечно, но я, пожалуй, согласен. Винтовку передам тебе в городе, когда уладим все вопросы с Особой канцелярией.

— Договорились, — сержант явно доволен заключенной сделкой. С меня за винтовку будет ещё три с половиной тысячи, а с тебя половина награды за минометчиков и снайпера. Получишь новый статус, тогда и рассчитаемся.

Выходим ещё затемно. Прямо у Александровки нападения бандитов можно не ждать, так что я решаю провести небольшой эксперимент и захватываю с собой в дозор винтовку. Больше всего меня интересует её четырехкратный прицел. Пока темно, хочу проверить, как в сочетании с нашей земной оптикой работает мой амулет, расширяющий возможности зрения.

Павла отправляю проверять местность слева от дороги, а сам беру себе правую сторону. Есть там удобный холмик, откуда тракт и ближайшие окрестности будут хорошо просматриваться во все стороны. Когда оказываюсь на вершине, край неба уже начинает светлеть, но тракт и прилегающие к нему заросли всё еще лежат в густой тени. Вся местность вокруг — слегка всхолмленная равнина, покрытая островками кустов и отдельными рощицами.

В поле моего зрения как минимум четыре возвышенности, с которых потенциальному шпиону было бы очень удобно наблюдать за трактом. Поднимаю винтовку и поочередно оглядываю их в прицел. Амулет работает без сбоев, хотя я, честно говоря, опасался, что его действие как-то ограничено расстоянием. Однако мелкое зверьё в двух сотнях метров от меня видно в оптику так же хорошо, как невооруженным глазом на дистанции в пятьдесят. Всяческие ёжики, белки и зайцы отчетливо светятся в инфракрасном диапазоне.

А вот и кто-то покрупнее. Правда дистанция великовата и деталей толком не разобрать, но мерцающее пятно не движется. Человек или зверь засел в зарослях недалеко от тракта примерно в полукилометре впереди, причем не с моей стороны дороги. По идее это зона ответственности Павла, но я ведь его командир, так что в любом случае отвечаю за всё. К тому же нет у меня уверенности, что дининский разведчик с этой проблемой справится, если, конечно, я сейчас вижу в прицел не какого-нибудь случайно забредшего сюда копытного, а ещё одного лазутчика противника. Павла я, кстати, тоже отлично вижу. Он продвигается метрах в пятидесяти от дороги, и до обнаруженного мной теплового пятна ему идти еще минут семь-восемь.

Приходится немного ускориться. Проверять, чем закончится встреча моего подчиненного с потенциальным врагом мне совершенно не хочется. Если это шпион, то скорее всего он просто тихо уйдет вглубь зарослей, пользуясь еще не до конца рассеявшейся темнотой. Вот только противник может оказаться не лазутчиком, а диверсантом, и тогда расклад может быть уже совсем иным, причем сценарии вырисовываются один другого неприятнее.

Светает довольно быстро, и к моменту, когда я преодолеваю три четверти расстояния до цели, видимость на открытых участках местности становится уже вполне приемлемой. Звук выстрела разрывает утреннюю тишину совершенно неожиданно. Я даже вижу вспышку в зарослях, причем именно там, где мерцает тепловая аномалия. Один из бойцов головного дозора вскрикивает и припадает к холке лошади. Двое его товарищей вскидывают винтовки, но цели они не видят, а вот сами сейчас представляют собой отличные мишени.

Впрочем, враг больше не стреляет. Тепловое пятно приходит в движение и начинает удаляться от тракта. Я вижу, как Павел переходит на бег, пытаясь преследовать противника, но даже если ему удастся его догнать, поединок разведчика, вооруженного одним лишь револьвером, и стрелка с хорошей винтовкой вряд ли может закончиться для моего единственного подчиненного чем-то позитивным.

Я нахожусь на пологом склоне очередной возвышенности и врага вижу неплохо, но до него больше двух сотен метров. Для моих нулевых навыков снайперской стрельбы, да и вообще обращения с винтовкой, это очень много. Тем не менее давать противнику уйти безнаказанным я не собираюсь. Вокруг кусты, и вести огонь лёжа или с колена я не могу. Приходится стрелять стоя. Теорию я знаю, но практика — это совсем другое. И всё же я пытаюсь следовать когда-то прочитанным и уже частично забытым наставлениям. Ремень захлестнут за магазин винтовки и за левый локоть, так что значительная часть веса оружия приходится именно на него. Винтовка, мой центр тяжести и каблуки сапог находятся на одной прямой. Если нарушить эту линию, ствол начнет гулять вправо-влево. Он, конечно, и так гуляет, но есть надежда, что это не столь уж критично. Ветра практически нет, и это хорошо, хотя на такой дистанции он и не должен особо мешать. Впрочем, плохому танцору могут мешать самые неожиданные факторы.

Выстрел! Отдача бодает меня в плечо. Ствол слегка задирает вверх, но я быстро восстанавливаю равновесие. Похоже, промах. Во всяком случае, противник продолжает бежать, как и раньше. Выстрел! Снова мимо. Снайпер из меня пока, как из дерьма пуля. Выстрел! Враг спотыкается, резко дергается в сторону, однако скорости не снижает. Павел продолжает его преследовать, но он ещё довольно далеко, и я надеюсь, что ему хватит сообразительности не перекрывать мне линию стрельбы.

Выстрел! Снова мимо, но, похоже, пуля проходит совсем рядом. Во всяком случае, враг внезапно прыгает вправо. В магазине остается еще шесть патронов, и я выпускаю пять из них, пытаясь попасть в верткую цель. Пятый выстрел оказывается самым удачным. Враг падает и катится по земле, но снова поднимается и уже заметно медленнее продолжает бежать. Последний патрон дает осечку, и пока я перезаряжаю оружие, враг успевает скрыться за небольшим пригорком. В попытке изловить диверсанта к Павлу присоединяется один из бойцов головного дозора. Второй занимается нашим раненым. Вот только поймать врага им так и не удается.

— На лошади ушел, — морщась от досады сообщает Павел, выйдя на тракт к подъехавшим к месту событий Игнату и сержанту баронской стражи. — Она у него за пригорком привязана была. Вот, только это нашли.

Павел протягивает Игнату заляпанную кровью винтовку. Похоже, диверсант её бросил, когда получил второе ранение. Я почти уверен, что попал в него дважды, однако оба раза раны оказались слишком легкими, чтобы помешать врагу сбежать.

— Н-да, стрелок из тебя, Белов… — разочарованно произносит сержант. — Впрочем, для первого раза не так уж и плохо, особенно с учетом совсем не полигонных условий. Пожалуй, даже очень неплохо, если подумать. Дрянное освещение, да ещё кусты эти. Стрелял из какого положения?

— Стоя.

— Тогда тем более неплохо. Мог и вообще ни разу не попасть. Кстати, почему выстрелов было только девять?

— Осечка.

— Понятно. Так и не научились мы патроны нормальные делать. Даже для снайперов без брака на магазин не набрать. А вообще, ты хорошо отработал. Как смог засечь его по единственному выстрелу?

— Я в нужную сторону смотрел. Там пару раз подозрительное движение в прицел видел, но из-за плохого освещения не мог рассмотреть подробности. Шел как раз туда, когда диверсант стрелять начал.

— Диверсант? — с нотками непонимания в голосе переспрашивает Игнат.

— Ну а кто же еще? — вместо меня отвечает сержант. — Ни один шпион не стал бы первым открывать огонь по головному дозору. У этого бандита была совсем другая задача, и твой разведчик это сразу понял, потому и назвал его диверсантом. Думаю, подобные атаки будут повторяться. Нас, похоже хотят задержать. На ваш караван уже устроили одну очень серьезную засаду, в которую в итоге вместе с вами попал мой отряд. Теперь, похоже, готовят новую, но на это нужно время. Вот главарь банды и послал одного из своих подельников обстрелять дозор. Это заставит нас снизить скорость движения и ещё тщательнее проверять прилегающие к дороге окрестности, что бандитам и нужно. Уверен, такие нападения одиночек или малых групп будут повторяться.

— Так может, нам стоит вернуться в Александровку? — предлагает, на мой взгляд, вполне разумное решение Игнат. — У меня тут, вообще-то, торговый караван, а не идущая на прорыв войсковая часть с тяжелым вооружением и средствами усиления. В таких условиях продолжать путь — это с гарантией нарываться на совершенно неоправданные потери. Пошлем в город гонцов, и барон отправит сюда сильный отряд, который быстро покончит с бандой, а заодно и эвакуирует ваших раненых. Вот тогда и можно будет снова выйти на тракт.

— Боюсь, этот вариант главари лихих людей тоже предусмотрели, — обдумав слова старшего караванщика, отвечает сержант. — Александровка — совсем небольшая деревня. Если дать бандитам время, они могут решиться на штурм. Ты мне лучше вот что скажи, Игнат, с чего это они так прицепились к твоему каравану? Неужели только из-за пленного лазутчика? Он, конечно, личность среди них известная, но чтобы так переть, не считаясь с потерями, это как-то очень необычно для подобной швали.

— Лихими людьми командует кто-то, пользующийся в их среде очень серьезным авторитетом, — решаюсь я влезть в разговор начальства. — Я его не видел, но во время нападения на караван он почти мгновенно остановил хаос, который возник после того, как я поднял тревогу и обстрелял их засаду. Да и сама засада была подготовлена очень тщательно.

— Это точно, — мрачно соглашается сержант.

— Так вот, — продолжаю я свою мысль. — Я уверен, что лазутчик — один из главарей этой банды и, видимо, на него у лихих людей завязано что-то очень важное. Его бы допросить с пристрастием, тогда, возможно, всё станет понятнее.

— Нельзя его потрошить по полной, — с сожалением отвечает сержант. — Таких пленников предписано доставлять для допроса в Особую канцелярию. Там свои специалисты есть, которые мертвого разговорят. Но это не главное. Очень может быть, что информация, которую он выдаст под пытками, совсем не предназначена для наших с вами ушей, и последствия подобного самоуправства нам с вами могут сильно не понравиться. К тому же один из главарей не пошел бы сам следить за вашим караваном. Хотя… Если он при этом ещё и их лучший следопыт, тогда, наверное, такое возможно.

— И всё-таки я бы вернулся и отправил гонцов в город, — продолжает настаивать на своем варианте Игнат. — Риск при этом всяко меньше, чем если пойти дальше. Бандиты ведь могут и еще несколько фугасов заложить. Да и миномет они с собой унесли…

— Перехватят твоих гонцов, Игнат, — морщится стражник, — а даже если и нет, что вряд ли, то времени на дорогу до города у них уйдет слишком много. А там пока примут решение, пока снарядят отряд… В общем, прибывшая помощь скорее всего найдет Александровку уже разграбленной и сожженной.

Я слушаю спор сержанта с Игнатом и пытаюсь убедить себя в том, что возникшая у меня мысль — опасный бред, способный очень сильно мне навредить. Вот только они оба правы. Игнат совершенно справедливо не хочет идти дальше, а сержант вполне трезво оценивает невеликие шансы Александровки отбиться от атаки крупной банды, имеющей на вооружении миномет, а может, и что-то ещё более опасное. Какой бы вариант эти двое ни выбрали, погибнет очень много людей, да и мои личные шансы остаться в живых в этой бойне весьма невысоки.

— Я смогу быстро доставить сообщение в город и пройти мимо любых засад бандитов, — негромко говорю я, предварительно убедившись, что кроме Игната и сержанта меня никто не слышит.

— Это каким же образом? — с неприкрытым сомнением спрашивает сержант.

— Змеиный лес, — мой голос звучит спокойно, но внутри у меня всё сжимается. — Я могу пройти короткой дорогой и провести с собой одного человека. Максимум — двоих, но это будет дополнительный риск.

Сержант и старший караванщик секунд десять молча смотрят на меня, будто ожидая продолжения, но я молчу, и тогда Игнат решает нарушить затянувшуюся паузу.

— Не знаю, как ты, сержант, а я ему верю, — твердо произносит он, обращаясь к стражнику. — Если Белов говорит, что пройдет через Змеиный лес, значит пройдет.

Сержант оценивающе смотрит на меня, мысленно прикидывая возможные варианты и их последствия.

— Я пойду с тобой, — наконец принимает он решение. — Без меня никому не известному деревенскому охотнику поверят далеко не сразу, да и к нужным людям тебя пропустят только после долгих разбирательств. Разворачивай караван, Игнат, мы возвращаемся в Александровку. Не думаю, что нам там будут рады. Перспектива отбиваться от пришлой банды вряд ли придется местным по вкусу, но отказать в убежище людям барона и их спутникам они, естественно, не рискнут.

Игнат с явным облегчением начинает отдавать необходимые приказы, а сержант вновь разворачивается ко мне.

— Готовься, охотник. Выходим через час после возвращения каравана в Александровку. Стоило бы отправиться прямо сейчас, но мне еще нужно решить все вопросы со здешним старостой.

До реки Черная мы добираемся на лошадях, и сопровождает нас небольшой, но хорошо вооруженный отряд. В реке полно рыбы, и александровские рыбаки регулярно ставят здесь сети. Лодок у них по берегам припрятано немало, так что с переправой у нас с сержантом проблем не возникает. А вот дальше мы идем уже вдвоем — местные на этот берег предпочитают не соваться.

— Добро пожаловать в Змеиный лес, сержант, — вид изрядно напрягшегося стражника вызывает у меня невеселую улыбку. Я хорошо помню, как сам, будучи ещё совсем зеленым пацаном, начинал осваивать это опасное место, о котором всегда ходило множество слухов и всяческих страшилок, зачастую имевших под собой вполне реальную основу. Ощущения были не из приятных, так что своего спутника я отлично понимаю.

— Веди, охотник, — сосредоточенно кивает сержант. — Я так понимаю, ты здесь далеко не впервые, так что пока в нормальные места не выйдем, ты командир.

— Конкретно здесь, в этой части леса, мне приходилось бывать нечасто, — я не пытаюсь строить из себя всезнающего гуру, — но как обнаруживать и обходить опасные участки, мне известно. Просто держись сразу за мной и мгновенно выполняй любые мои команды, какими бы глупыми и нелепыми они тебе не показались. Тебя как зовут, сержант?

— Евгений, — не слишком охотно отвечает стражник. — Евгений Кротов. Но у нас на службе принято обращение по званию. В крайнем случае, по фамилии, правда, это чаще к рядовым.

— Ну, я-то не у вас на службе. Но если тебе привычнее по званию, буду называть тебя сержантом.

— Как хочешь. Лишь бы делу не мешало.

— Давай за мной. Здесь пока относительно безопасно, но в Змеином лесу никогда нельзя быть ни в чем до конца уверенным.

— Часто сюда ходишь?

— Ценные артефакты в деревенских огородах обычно не растут, а я предпочитаю добывать именно их. Вообще-то, сержант, я с этим нашим походом очень сильно подставился. Мой староста, да и шериф тоже, с меня шкуру спустят, если узнают, что я регулярно промышляю в этих местах. У нас в Змеиный лес можно ходить только с их письменного разрешения, а потом детально отчитываться о каждой вылазке. Когда вернемся в Коробово, Федор, сын нашего лавочника, молчать точно не станет, и о том, какой именно дорогой я повел тебя в город, настучит нашему начальству обязательно.

— Я так понимаю, получением разрешений ты пренебрегаешь?

— Приходится. У меня очень непростые отношения с сыновьями нашей деревенской элиты. Так уж сложилось, ещё с детства. Так что знать, куда я хожу, им совершенно не следует.

— Да я в курсе уже, — кивает сержант. — Игнат рассказал, за кого тебя в твоей деревне держат. По мне, так твои односельчане просто идиоты, но это ваши дела, я в них лезть не буду. А что касается последствий нашего похода, можешь не дергаться. Если дойдем, обратно ты вернешься уже охотником за головами, а этот статус от многого тебя защитит. Ты станешь человеком барона, пусть и не принятым в штат Особой канцелярии, но действующим по её лицензии. И за твои мелкие грешки, а поверь мне, они действительно мелкие, никто тебя больше не тронет. У нас за твой рейд по тылам банды и ликвидацию минометчиков и снайпера ты был бы уже, как минимум, капралом и получил бы от казны хорошую премию. Впрочем, награду за их головы ты и так получишь. Да и ваш Игнат, я думаю, тоже не поскупится, хоть ты и не из его деревни…

— Надеюсь, ты прав, — я немного замедляю шаг и предупреждающе поднимаю руку. — Всё, сержант, прекращаем посторонние разговоры. Дальше только по делу и чем тише, тем лучше.

— Принято, — едва слышно отвечает Евгений, не задавая больше никаких вопросов.

Минут сорок мы молча идем след в след, в основном используя звериные тропы, но иногда двигаясь и прямо через бурелом. Дважды я останавливаюсь и подолгу вслушиваюсь в шум леса, после чего резко меняю направление движения. Все эти замирания на месте — спектакль для сержанта. В выборе маршрута я руководствуюсь интуицией и чувством опасности, а иногда и спонтанно активирующимся состоянием обостренного восприятия. Знать о моих способностях стражнику совершенно не обязательно. Я и так рассказал ему больше, чем мне бы того хотелось.

Сержанту я не соврал, эту часть Змеиного леса я знаю не слишком хорошо. Для добычи достаточно дорогих артефактов мне хватает и более знакомых мест, изучать которые я начал еще в детстве. Вот только сейчас передо мной стоит совсем другая задача. Мне не нужно лезть туда, где водится редкая и ценная добыча. Нам с сержантом нужно просто пройти лес насквозь, причем как можно быстрее, так что участки местности, от которых веет серьезной опасностью, мы будем просто обходить стороной.

Хороший план, однако совсем недавно я в подобной ситуации умудрился оказаться на минном поле, выставленном големом тайкунов, так что загадывать наперед, конечно, можно, а вот быть уверенным, что всё пройдет гладко — увы, нет.

Змеиный лес неоднороден. Есть в нем относительно спокойные места, а есть бывшие укрепрайоны, где концентрация всякой магической или техногенной нечисти может зашкаливать за все разумные пределы. Сейчас мы идем, старательно обходя все известные мне места наиболее интенсивных схваток между тайкунами и кибами. Несколько раз я порываюсь бросить вперед локационный импульс, но каждый раз меня что-то от этого удерживает. Столь странная нерешительность в принятии достаточно простого решения уже начинает меня напрягать, но идти против своей интуиции я не хочу.

Скорость движения снижается. Я непроизвольно замедляю шаг, пытаясь понять, что мне не нравится в окружающей обстановке. Вроде нет никаких признаков подступающей угрозы, но идти дальше мне всё больше не хочется.

— Белов, что происходит? — негромко спрашивает сержант, уже почти уткнувшийся в мою спину.

— Пока не знаю, — отвечаю я одними губами, — но, похоже, дальше идти нельзя. По крайней мере, пока.

Мы осторожно сходим с тропы и замираем на месте. Я чувствую, что амулет у меня на груди начинает слегка нагреваться, а в рюкзаке, где лежит шарообразный конструкт тайкунов, происходит какое-то шевеление, причем не на физическом, а на энергетическом уровне.

— Ложись! — шепотом приказываю я сержанту и тут же сам плавно опускаюсь на слой влажной опавшей листвы.

Откуда исходит потенциальная угроза, я не имею ни малейшего понятия, поэтому пытаться скрыться за каким-нибудь деревом или пнем совершенно бессмысленно. Вокруг определенно что-то происходит, но что именно, я пока понять не могу. Нужно отдать должное сержанту, он выполняет мою команду без всяких сомнений и задержек. На земле он оказывается чуть ли не раньше меня. Правда, при этом он лихорадочно вертит головой, пытаясь понять, что заставило меня отдать такой приказ.

— Замри! — шиплю я на Евгения.

Амулет уже ощутимо припекает кожу, а сквозь ткань рюкзака мне в спину впиваются всё усиливающиеся волны странных энергетических вибраций. Оба конструкта тайкунов живут какой-то своей собственной жизнью, совершенно не интересуясь, нравится ли это их хозяину. По моему телу от пяток к макушке проходит волна прохлады, и воздух вокруг меня начинает слегка дрожать. Я не сразу понимаю, что происходит, но секунду спустя приходит осознание, что с чем-то подобным я уже встречался. Вот только сейчас я нахожусь не вне, а внутри этого явления. Меня окружает такая же маскировочная полусфера, которую шарообразный артефакт создавал вокруг лазутчика лихих людей, следившего за нашим караваном с вершины холма.

Маскировочный полог накрывает не только меня, но и Евгения. Правда, сержант находится внутри полусферы лишь частично. Его ноги и правая рука остаются за её пределами. Я быстро смещаюсь ближе к распластавшемуся на земле стражнику и жестом приказываю ему сохранять неподвижность.

Я, конечно, совсем не в восторге от внезапной активности, самостоятельно проявленной моими артефактами, но что-то мне подсказывает, что сработали они не просто так. Я долго думал над тем, что произошло в таверне, когда шар тайкунов вступил во взаимодействие с конструктом, показанным мне Игнатом. После этого случая я стал ощущать свой трофей совсем не так, как раньше. Он начал отзываться на прикосновения, и мне пришла в голову мысль, что странный веер, добытый одним из дининских охотников — это некий инструмент для настройки моего шара на нового хозяина. Сам не понимая, что делаю, я провел какой-то ритуал, в результате которого шарообразный конструкт признал меня новым владельцем, а заодно настроился и на взаимодействие с моим амулетом.

Игнат тогда ничего не понял и просто не заметил довольно красочного ритуала. Вот и сейчас сержант, похоже, не видит окружающей нас маскировочной полусферы. А вот мне её границы видны прекрасно, но меня сейчас больше беспокоит не механизм этого явления, а причина активации артефактов.

Минут пять мы лежим неподвижно, и сержант, не видящий никакой внятной угрозы, уже явно начинает терять терпение. Нарушать команду «замри» и задавать мне вопросы он не рискует, но в его взгляде легко читается непонимание моих действий. Я и сам не знаю, что происходит, однако усиленно делаю вид, что полностью контролирую ситуацию.

Ветви густого подлеска метрах в ста от нас расступаются, и на относительно открытом месте появляется нечто, скрытое слегка струящимся полупрозрачным маревом. Это точно не изделие тайкунов, их големы выглядят иначе. Я не сомневаюсь, что перед нами боевая машина кибов, но пока даже приблизительно рассмотреть её контуры мне не удается. Понятны только размеры. Опасный гость не слишком велик и передвигается, похоже, на нескольких суставчатых конечностях. Сколько их, разобрать не удается. Техногенное создание какое-то время стоит неподвижно, словно осматриваясь, а потом начинает неторопливое движение в нашу сторону.

Судя по безумному взгляду сержанта, он видит то же, что и я. Хорошо хоть его руки не тянутся к оружию. Его автомат АК-15 — штука довольно мощная, но боевого робота кибов он точно не возьмет. Даже будь у него в магазине патроны довоенного производства, рассчитывать можно было бы разве что на пару царапин на броне, а с нашими современными поделками, так и вообще без шансов.

Техногенная тварь кибов идет не совсем к нам, но дистанция всё равно сокращается. Контуры робота начинают всё четче просвечивать через выставленный им полог маскировочного поля. Судя по всему, это стараются мои артефакты. Невооруженным глазом я бы ничего не рассмотрел. Что интересно, на сержанта их действие тоже распространяется. Видимо, сказывается то, что он находится внутри сферы, скрывающей нас от врага. Не удивлюсь, если то, что мы видим — это лишь проекция, создаваемая артефактами на её внутренней поверхности. Проекция, в точности отображающая то, что происходит за пределами сферы.

Тварь медленно приближается. Я уже четко различаю, что ног у неё четыре, и размером она с крупную собаку. На спине боевого робота видна дискообразная башенка, очень неприятно напоминающая гаусс-мину. Что-то мне подсказывает, что и принцип её действия примерно тот же. Если эта дрянь нас обнаружит, мы тут же будем нашпигованы пластокерамическими поражающими элементами.

Мое чувство опасности начинает злобно ворчать. Сокращающаяся дистанция не только дает мне возможность рассматривать устройство кибов всё детальнее, но и повышает шансы твари обнаружить нас. Мы лежим, изображая из себя окружающий ландшафт, а она медленно движется, так что у нас есть какое-то преимущество, но с некоего критического расстояния оно перестанет работать. Я знаю, что давать боевому роботу пересечь эту невидимую границу нельзя, но у нас нет оружия, способного его остановить.

То, что я делаю в следующую секунду, в первый момент мне самому кажется настоящим безумием. Мой взгляд буквально впивается в неторопливо идущего к нам робота кибов, словно во всех деталях запечатлевая в моем сознании его образ, а в следующее мгновение я бросаю локационный импульс максимальной мощности, на которую способен мой организм, но не в техногенную тварь, а в противоположную сторону, себе за спину. В течение пары секунд я отправляю еще пять таких же энергетических посланий по разным направлениям, буквально впечатывая в каждое из них своеобразный информационный слепок приближающегося врага, и на последнее послание неожиданно получаю отклик. Совершенно непонятный, но вполне отчетливый. Он приходит откуда-то слева-сзади, и, похоже, тварь кибов тоже его улавливает. Во всяком случае, робот резко припадает к земле и разворачивается в сторону новой угрозы.

Несколько минут ничего не происходит, а потом участок леса прямо перед нами превращается в арену жестокой схватки. Первым вступает в бой робот кибов. Диск, закрепленный на его спине, взмывает в воздух, закручивается вокруг своей оси и выпускает щедрую порцию металлокерамических стержней, с резким свистом уходящих к невидимой нам цели. Одновременно с этим из корпуса робота выдвигаются две автоматические пушки малого калибра и открывают шквальный огонь в том же направлении.

В первый момент мне кажется, что этим всё и закончится, но у робота кибов оказывается очень достойный противник. Воздух перед техногенной тварью внезапно уплотняется и в скрывающий её колеблющийся полог впивается двухметровое полупрозрачное копье. Однажды я уже видел, как подобное оружие тайкунов разрывает в клочья медведя, но боевая машина — это не беззащитный лесной житель, ей есть что противопоставить такой атаке.

Воздушное копьё натыкается на внезапно соткавшийся из ничего энергетический щит в форме плоского светящегося диска. Через мгновение щит разлетается огненными лоскутами, а создание кибов слегка приседает на задние конечности и отклоняется назад, как будто только что получило мощный удар чем-то тяжелым, но повреждений на его корпусе не видно, а обе пушки продолжают бить куда-то в лес короткими очередями. Взлетевший со спины робота дискообразный дрон всё еще висит в воздухе, но больше не выплевывает в противника пластокерамические стержни. Видимо, его боезапас полностью исчерпан.

Я пытаюсь рассмотреть, куда стреляет робот, но вижу между деревьями лишь какую-то неясную тень в полутора сотнях метров от нашей позиции. Этот призрак быстро перемещается, а значит, бой ещё не окончен. В подтверждение моих слов голем тайкунов наносит ещё один удар. На этот раз на боевую машину кибов обрушивается рой небольших ярко светящихся сгустков некой субстанции. Летят они очень быстро, и рассмотреть их подробно не удается, но у меня складывается впечатление, что внутри каждого из них живет яростный огонь, спрессованный какой-то неведомой силой в небольшие, но очень плотные шары.

Робот кибов с места прыгает вправо, пытаясь уйти с линии огня и одновременно вновь выставляет дискообразный щит. Вот только на этот раз он заметно тоньше и меньше в диаметре. Огненные шары летят не один за другим, а расширяющимся облаком, как дробь из охотничьего ружья, так что полностью уклониться от них у техногенного создания не получается. Один из сгустков попадает в щит, и тот сгорает в огненной вспышке. Вслед за ним ещё один шар оказывается на пути пытающегося увернуться робота и бьет его в лобовую броню точно между выдвинутыми из корпуса пушками.

Попадание сопровождается яркой вспышкой. По лесу разносится грохот взрыва, и ударная волна срывает с ветвей остатки листьев. От робота кибов во все стороны огненным фейерверком разлетаются раскаленные осколки. Глухо вскрикивает сержант, но его возглас тонет в вое рвущих воздух обломков.

Висящий в воздухе дискообразный дрон срывается с места и уносится в сторону противника, только что помножившего на ноль его носитель. Стрелять ему больше нечем, но, похоже, он и сам может быть оружием. Одноразовым, но от этого не менее смертоносным. Помнится мне, у гаусс-мин тоже есть такая функция — взрываться, как обычный фугас после исчерпания основного боезапаса. Вот только обычные мины не умеют летать. Они способны только подпрыгивать в воздух и смягчать слабым силовым полем обратное падение, а эта модификация неплохо справляется даже с ролью управляемой ракеты.

В сотне с небольшим метров от нас, где совсем недавно мелькала неясная тень голема тайкунов, на мгновение вспыхивает новое солнце, и по лесу прокатывается тяжелый грохот. Чем бы ни был начинен летающий диск, превратившийся в дрон-камикадзе, рванул он от души, и магическому порождению, пришедшему разбираться с невовремя вылезшим из какой-то глубокой берлоги роботом кибов, явно пришлось несладко.

Мое чувство опасности скачком переходит с уровня «всё пропало» в режим «если немедленно отсюда не свалишь, тебе конец». Поворачиваюсь к сержанту и вижу по его лицу, что с ним далеко не всё в порядке.

— Сильно зацепило?

— Правое плечо. Похоже, осколок, — сквозь зубы отвечает Евгений. — Кость, вроде, не задело, но кровь хлещет сильно.

— Бежать сможешь? Здесь оставаться нельзя.

— А куда я денусь? Помоги только повязку наложить.

Остановить кровотечение кое-как удается, но мы теряем время, которого у нас и так нет. Рюкзак сержанта приходится взять мне. Расставаться с автоматом он не желает категорически. Теперь я обвешан вещами и оружием по самое некуда. Уже жалею, что потащил с собой снайперскую винтовку. Хотел ведь оставить, но сержант настоял, сказав, что она станет одним из подтверждений гибели снайпера, за голову которого мне положена награда.

— Вперед! — командую я и бегу через дымящийся и тлеющий лес. Сзади, сдавленно матерясь, пыхтит сержант. Бег доставляет ему боль.

Надо спешить, но не посмотреть, что осталось от боевого робота кибов я не могу — не позволяет инстинкт охотника. Бегу прямо через выжженное пятно, по которому разбросаны обломки. Сгусток энергии, попавший в техногенную тварь, разорвал её на части, но не смог полностью испепелить. То, что я вижу, заставляет меня на мгновение впасть в ступор. Жадность борется во мне со здравым смыслом, и я понимаю, что в этот раз здравому смыслу победить не судьба.

Одна из малокалиберных скорострельных пушек оплавлена и исковеркана практически до неузнаваемости. От неё до сих пор веет таким жаром, что даже приближаться к ней не хочется, а вот вторую взрывом вырвало из креплений и отбросило далеко в сторону. На первый взгляд она практически не пострадала. Вместе с ней на пару десятков метров улетел и фрагмент механизма заряжания, в котором сохранился обрывок гибкого рукава подачи боепитания с десятком плотно упакованных в шахматном порядке небольших безгильзовых снарядов.

Веса в этой штуке никак не меньше десяти килограммов, но оставить на месте боя такой трофей не в моих силах. Я подхватываю пушку и бегу дальше, сгибаясь под тяжестью своего и сержантского имущества. Хватает нас с Евгением метров на четыреста. Дальше бежать я уже просто не могу, да и сержант после ранения и изрядной потери крови тот ещё бегун. Переходим на быстрый шаг. Неожиданное погружение организма в режим обостренного восприятия показывает, что пока нас никто не преследует, но чувство опасности продолжает гнать меня вперед, подальше от места схватки двух чужих тварей, одну из которых я каким-то образом умудрился призвать нам на помощь. Впрочем, голем тайкунов явился на мой зов не для того, чтобы нас спасти. Он шел убивать боевого робота кибов. Ну, а то, что они в итоге уничтожили друг друга, нам с сержантом явно пошло только на пользу. Может, потому пока никто больше и не спешит к месту боя, считая, что там уже всё кончено.

Деревья освещает яркая вспышка. Земля ощутимо вздрагивает, и мы с сержантом мгновенно падаем за ближайшие естественные укрытия. За нами, метров на сто дальше места, где остались обломки робота кибов, в воздух поднимаются тонны грязи и ошметков измочаленной растительности. Над нами плотной стеной прокатывается ударная волна. С треском валится не выдержавшее её напора дерево. В воздухе висит какая-то мелкая труха, сквозь которую на землю медленно опускаются поднятые потоками спрессованного воздуха листья.

— Вовремя мы оттуда убрались, — негромко произносит сержант. — Похоже, по твари тайкунов прилетела ответка от кибов, решивших рассчитаться с ней за гибель своего боевого робота.

— Ну, не знаю, — предположение стражника кажется мне сомнительным. — Не думаю, что голем пережил самоубийственный удар взлетевшего с робота диска, так что там вряд ли было кого добивать.

Я поднимаюсь с земли и вновь навьючиваю на себя рюкзак Евгения и трофейную пушку.

— Может и так, — легко соглашается сержант. — Значит, кибы решили накрыть того, кто навел этого голема на их боевую машину.

— Не понял, — я замираю в нелепой позе, поворачивая голову к стражнику.

— Всё ты понял, — спокойно отвечает сержант. — Перед выходом из Александровки я перекинулся парой слов с твоим Федором, и он рассказал мне, почему тебя в твоем Коробово долгое время считали умственно отсталым, а кое-кто продолжает считать и сейчас. Я и раньше сомневался, что ты обычный охотник, а когда услышал, что в детстве ты попал под ментальный удар оружия тайкунов, вообще все сомнения отпали. Ты морф, человек, имеющий необычные способности или умеющий работать с некоторыми конструктами тайкунов. Морфы бывают двух типов — наследственные, обычно более слабые, и первого поколения, такие, как ты.

— Я никогда о таком не слышал, — мой ответ звучит вполне искренне. Я ведь не вру, ни о каких морфах мне никто никогда не говорил.

— Неудивительно, — кивает сержант. — Пойдем дальше, что-то мне здесь не слишком уютно. Так вот, морфов не так уж много, и почти все они либо служат новым аристократам, либо занимают высокое положение в бандах лихих людей. Вообще-то, эта информация не для всех, и знают о морфах очень немногие. Но твой староста наверняка в курсе, да и шериф, скорее всего, тоже. Уверен, они за тобой давно следят, ожидая, не проявятся ли у тебя какие-нибудь странные способности. Для того, чтобы стать морфом, недостаточно просто попасть под удар оружия тайкунов. Нужно ещё иметь подходящее строение мозга. Ну, по крайней мере, так считают те, от кого я всё это узнал. Так что если ты хорошо скрывал свои необычные умения, они могли пока ничего и не заметить.

— И кто тебе об этом рассказал? И, главное, зачем, если эта информация не для всех?

— Всё просто. Я сам морф, правда, довольно слабый и с узкой специализацией. Я умею видеть тварей и устройства кибов даже сквозь слой грунта или под не слишком продвинутой маскировкой. Вот только расстояние, на котором работает мое умение, не очень велико и зависит от многих факторов. Мины и некоторые ловушки я определяю неплохо, а вот вышедшего на нас робота кибов я бы, наверное, заметил только метров с двадцати, уж очень мощное у него было маскировочное поле.

— Ты сказал, что морфы служат аристократам. А кому служишь ты?

— Разве по моей форме не видно? Барону, конечно. Потому я и сержант, хотя в страже ещё и года не прослужил. Но к морфам отношение особое, даже если начальство пока не знает, для чего можно использовать мои умения. В Змеиный лес стражники не ходят, так что пока мой талант не востребован. Впрочем, сейчас-то я здесь, причем по делам службы, так что моя способность еще вполне может пригодиться. К тому же мне регулярно приносят на проверку разные конструкты тайкунов. Пока, правда, ни один из них на мои прикосновения не откликнулся, но это, видимо, нормально. По крайней мере, начальство своего недовольства ни разу не выказывало.

— Ну, допустим, но почему ты решил, что это я позвал голема тайкунов? — подтверждать догадки сержанта я не тороплюсь, хотя он, похоже, в моем подтверждении не особо и нуждается.

— Всё ещё не хочешь признавать очевидное? Ну, хорошо, объясню подробнее. Во-первых, боевой робот просто не мог не заметить двух обычных людей в нескольких десятках метров от себя. Я в состоянии обнаруживать устройства кибов, но сам ставить маскировку не умею. А ты, похоже, умеешь, раз эта тварь так и не открыла по нам огонь. Во-вторых, я неплохо знаю пределы своих возможностей. С сотни метров я бы робота под маскировочным полем ни за что не заметил. Его показал мне ты, это не вызывает у меня никаких сомнений. И, наконец, последнее. Голем тайкунов прибыл разбираться с прижавшим нас врагом как-то уж слишком вовремя. Как раз в тот момент, когда мы оказались в критической ситуации и вот-вот могли лишиться жизней. Я внимательно наблюдал за тобой всё это время. А что мне ещё оставалось делать по команде «замри»? Ты, конечно, здорово волновался, но при этом не выглядел человеком, загнанным в угол и не знающим, что делать. А ещё на твоем лице было написано предельное сосредоточение. Ты как будто мысленно пытался до кого-то докричаться. Во всяком случае, я понял это именно так.

— У тебя просто феноменальное воображение, Евгений, — я потрясенно качаю головой, глядя на сержанта с легкой улыбкой.

— Не доверяешь мне? — в голосе стражника я не слышу ни обиды, ни осуждения. — Правильно делаешь. В нашем мире доверять малознакомым людям — прямая дорога в могилу. Ладно, будем считать, что этого разговора не было. Сдавать тебя своему нанимателю я не собираюсь. В конце концов, ты мне сегодня жизнь спас, так что за мной должок. А вот предупредить тебя я всё-таки хочу. Скорее всего, твой староста или шериф, а может, и оба сразу, уже знают, что ты морф. Наверняка чем-то ты себя успел выдать, и теперь тебя попытаются продать кому-то из аристократов, занимающихся изучением конструктов тайкунов. Такие, как мы с тобой, способны активировать некоторые артефакты, так что ты представляешь для этих исследователей большую ценность.

— И как может выглядеть такая продажа?

— Информацию о тебе сольют нужному человеку, предварительно договорившись о цене. А дальше возможны разные варианты. Тебе могут сделать вполне цивилизованное и даже очень выгодное предложение, причем исходить оно будет от очень серьезных и уважаемых людей. А могут захватить силой и заставить работать под угрозой физической расправы. Это как кому больше нравится, и кто к чему привык. Если информация о том, что ты морф, подтвердится, тот кто её принес, получит оговоренную в договоре сумму. Весьма немалую сумму, к слову.

— А если не подтвердится?

— Тогда у продавца возникнут очень неприятные проблемы. Аристократы не любят, когда их обманывают и заставляют попусту терять время. Именно по этой причине ты ещё на свободе. Твоим будущим продавцам нужно убедиться, что ты морф. Но если я, зная тебя всего пару дней, в этом уже не сомневаюсь, то и они наверняка давно смогли собрать достаточно доказательств.

Укрепрайон кибов, из которого предположительно вышел в рейд боевой робот, мы оставляем далеко в стороне. Два раза на нас устраивают засады хищники, модифицированные конструктами тайкунов, но в обоих случаях я заранее предупреждаю сержанта об опасности, и зверей он без лишнего шума отстреливает одиночными выстрелами из своего автомата, снабженного достаточно эффективным глушителем.

Сержанта сильно беспокоит раненое плечо, но держится он неплохо. Служба в баронской страже имеет свои плюсы. В аптечке Евгения есть редкий и мало кому доступный пенициллин. Антибиотик делает свое дело, и состояние раны не ухудшается.

Ночуем мы в неглубоком овраге, забравшись в густые заросли кустарника и создав вокруг периметр безопасности из дурно пахнущего порошка, отбивающего у местного зверья всякую охоту приближаться к нашему лагерю. Дежурим по очереди. Сержанту более или менее удается выспаться, а я сплю вполглаза. В свою часть ночи Евгений, конечно, бдит, но ни ночного зрения, ни моих умений у него нет, так что приближающуюся опасность он может просто не заметить.

Тем не менее ночь проходит на удивление спокойно. Похоже, за прошедший день мы уже исчерпали все подготовленные нам судьбой на эти сутки сюрпризы. Впрочем, с наступлением утра всё начинается сначала. Всего через полчаса после выхода из лагеря я едва успеваю столкнуть сержанта с тропы и сам бросаюсь в противоположную сторону. На месте, где мы только что находились, возникает вихревая воронка двухметрового диаметра, внутри которой носится по кругу серый прах — всё, что осталось от росших по бокам тропы молодых деревьев.

Чуть позже, когда нам удается выбраться из опасной зоны, я обнаруживаю, что половины каблука на моем правом сапоге больше нет. Срез выглядит так, будто плотную свиную кожу долго терзали тупым ножом.

Мина тайкунов тихо ждала своего часа, не проявляя себя ни малейшей активностью. По идее я должен был её почувствовать, но мое умение дистанционно ощущать концентрацию энергии тайкунов почему-то сработало с запозданием, и лишь чувство опасности буквально в последний момент отчаянно завопило о смертельной угрозе.

Мы снова вынуждены делать крюк, осторожно обходя минное поле, границы которого я тщательно проверяю с помощью осторожно посылаемых перед собой локационных импульсов. Хуже всего то, что отброшенный мной с тропы сержант упал крайне неудачно, и у него вновь открылась рана. До границы Змеиного леса нам остается идти уже не так далеко, вот только силы покидают Евгения слишком быстро, и последние километры он идет, опираясь на меня, что не добавляет нашему перемещению ни скорости, ни безопасности.

— У меня для вас плохие новости, майор, — генерал Кург не стал тратить время на предисловия, предпочтя сразу перейти к делу. — Время, выделенное на подготовку вашей спецгруппе, похоже, придется сильно сократить.

— Это значительно уменьшит наши шансы на успех, господин генерал, — спецназовец, судя по всему, с самого начала ничего хорошего от экстренного вызова к куратору не ждал, но высказать начальству свое отношение к принятому решению всё же посчитал необходимым. — Мы и так не успеваем дотянуть уровень боевой подготовки инженеров и аналитика до хоть сколько-нибудь приемлемого уровня, а теперь им придется идти в опасный рейд с одними лишь начальными знаниями и навыками. Надеюсь, руководство генштаба отдает себе отчет в том, к каким последствиям это может привести?

— Отдает, не сомневайтесь, — устало ответил генерал. — Или вы думаете, я не приводил наверху все те же аргументы, которые сейчас слышу от вас? Все там всё понимают, но обстоятельства изменились, и времени на раскачку у нас больше не осталось. Присядьте, майор, нам есть что обсудить. Из пространства Барьера поступили новые данные, которые и стали причиной принятого генштабом решения.

— Что-то произошло на планете аборигенов?

— И на планете тоже, — кивнул генерал, — но не только. Наши наблюдатели сообщают о подозрительной активности иншеров во всей звездной системе. Они явно что-то готовят, и аналитики утверждают, что, вполне возможно, их тоже заинтересовали аборигены. Зачем они иншерам, пока не очень понятно, но факты говорят сами за себя. Недавно противник провел глубокую модернизацию своих постов наблюдения, и после этого произошло несколько внеплановых посещений их станций кораблями из-за Барьера. Это не нарушает условия мирного договора. Все визиты были заранее с нами согласованы, вот только раньше иншеры этой возможностью не злоупотребляли. Вполне возможно, они что-то обнаружили на планете, и это привело к необходимости экстренных визитов в систему их начальства и соответствующих специалистов.

— Не слишком ли смелые выводы на основе не таких уж значимых событий? — позволил себе усомниться майор.

— Это ещё не всё. Мы ведь тоже не стоим на месте. Ваша группа сейчас осваивает наши новейшие сканеры и средства маскировки. Аналогичное оборудование, но спроектированное для применения на пустотных станциях, недавно было установлено и на наших постах наблюдения в системе. Эта аппаратура позволяет с гораздо более высокой детализацией фиксировать энергетические аномалии, связанные с активностью конструктов иншеров. Результаты первых же наблюдений показали, что информация, собранная в старых имперских архивах старшим аналитиком Шелой Вир, полностью подтверждается. Помимо уже знакомых нам энергетических всплесков, аппаратура наблюдения фиксирует слабые, но вполне отчетливые сигнатуры, с которыми мы раньше не сталкивались. Аналитики утверждают, что с высокой вероятностью это попытки аборигенов применять свои новые способности, полученные после взаимодействия с оружием иншеров. Если это действительно так, есть основания предполагать, что наш противник пришел к тем же выводам, что и мы, и теперь собирается выяснить, что происходит на планете.

— В таком случае сокращать время на подготовку моей группы тем более опасно, — категорично заявил майор. — В новых обстоятельствах помимо агрессивно настроенных аборигенов и остатков нашей и вражеской техники мы можем столкнуться на поверхности планеты ещё и с разведчиками иншеров. Уверяю вас, господин генерал, это будут их лучшие бойцы, а что им сможем противопоставить мы? Едва обученных обращению с оружием и боевой экипировкой новичков?

— Прекратите панику, майор, — досадливо поморщился глава сектора. — У вас есть не только девочка-аналитик и пара ботаников-инженеров, но и шестеро хорошо подготовленных и оснащенных лучшим снаряжением бойцов десантного спецназа.

— Вы правы, господин генерал, вот только моим людям вместо выполнения задачи придется нянчиться с этим детским садом, а у противника такой проблемы не будет.

— Решение принято и обсуждению не подлежит, — отрезал куратор операции. — У вас есть боевая задача, и решать её вам предстоит теми силами и средствами, которые уже имеются вашем распоряжении. В генштабе считают, что для успеха операции их достаточно. Остальное — вопрос вашей личной компетентности. Надеюсь, вы не заставите руководство в ней сомневаться и сожалеть о выборе вашей кандидатуры на роль командира спецгруппы.

— Сколько у меня осталось времени, господин генерал?

— Вы вылетаете через неделю. Прибавьте к этому сроку время полета, которое тоже можно использовать для завершения подготовки. Большего я в генштабе добиться для вас не смог. Начальство и так стоит на ушах и не хочет ничего слушать. К тому же сегодня утром поступила ещё одна порция тревожных данных. Наши средства наблюдения засекли в системе аборигенов аномалию гиперполя, которая вполне могла быть внутрисистемным кораблем иншеров, использующим средства маскировки, оказавшиеся не по зубам даже нашим новым сканерам. Правда, к третьей планете гипотетический нарушитель не приближался. Его присутствие было зафиксировано только во внешнем поясе астероидов, но это мог быть лишь пробный шар, проверка систем маскировки в условиях, приближенных к боевым.

— Ноту протеста иншерам направили?

— Нет. Наблюдателям было приказано сделать вид, что мы ничего не заметили. Да и что им предъявишь? Нарушителя обнаружили только по косвенным данным, четкую сигнатуру зафиксировать не удалось, да и к объекту контроля он близко не подходил. Периметр, конечно, противник нарушил, но почти сразу убрался обратно, так что доказательств у нас никаких. А аномалию гиперполя к делу не пришьешь. Мало ли какие бывают в нем возмущения. В общем, времени у нас нет, так что выполняйте приказ, майор. Через неделю группа должна быть готова к вылету.

Из Змеиного леса мы выходим уже ближе к вечеру. Своим ходом до наступления темноты нам до города точно не добраться, но тракт где-то рядом, и, по словам сержанта, здесь он достаточно оживленный, так что у нас есть шанс получить там хоть какую-то помощь.

Состояние стражника заметно ухудшилось, и без нормальной медицинской помощи долго он точно не продержится. Тем не менее до тракта мы как-то всё-таки добираемся. Евгений оказывается прав, движение по бывшему четырехполосному шоссе, а теперь грязной каменно-гравийной дороге, действительно идет в обе стороны, причем различных телег, фургонов и прочих гужевых транспортных средств в нашем поле зрения оказывается сразу несколько.

Вид грязного и раненого стражника, бредущего вдоль дороги в сопровождении обвешанного вещами и оружием молодого охотника, вызывает у местных крестьян и торговцев явные опасения. И всё же не помочь находящемуся в беде человеку барона они не решаются. Рядом с нами останавливается первая же подвода с продуктами.

— Господин стражник, что с вами случилось? — настороженно спрашивает у сержанта возница. Едет он один и без всякой охраны. Так близко к городу лихие люди предпочитают не появляться, так что опасаться ему некого.

— До города довези, — с трудом ворочая языком, отвечает сержант, игнорируя вопрос. — Барон твою помощь не забудет.

— Так мы ж всегда… — бормочет крестьянин, быстро спрыгивая на дорогу. — Сейчас, господин стражник. У меня тут молоко, творог, сыр… Вся телега продуктами забита. Сейчас освобожу для вас место. Если вдруг есть хотите, вы только скажите, я что нужно сразу достану.

Возница не врет. Его подвода действительно загружена очень плотно, но место для Евгения и его рюкзака кое-как найти удается, а мне приходится идти пешком рядом с подводой, как и самому крестьянину. Разговор у нас не клеится. Рассказывать случайному попутчику о наших делах я не собираюсь, а он явно не рад, что не проехал по этому участку тракта десятью минутами раньше. Такие спутники, как мы, обычному деревенскому жителю ничего, кроме головной боли и проблем не несут. Меньше знаешь — дольше живешь.

Патруль баронской стражи нагоняет нас примерно через час. Естественно, нас немедленно останавливают и окружают. Вид лежащего на телеге раненого стражника в грязной форме и шагающего рядом с ним непонятного парня со снайперской винтовкой на плече и торчащим из рюкзака стволом автоматической пушки кибов не может не привлечь внимания людей барона.

— Кто такие? — жестко спрашивает, оставаясь в седле, лейтенант-стражник.

— Сержант Кротов, — не поднимаясь, докладывает Евгений. — Третий взвод, первая рота. Позавчера мой взвод попал в засаду на тракте за Александровкой. У нас было задание проверить сигнал о появлении в этих местах большой банды лихих людей. Как оказалось, осведомитель не ошибся. Банда там действительно была, и она пыталась ограбить караван, шедший из Динино в город, но караванщики смогли отбиться, а мой взвод прибыл к месту боя только под конец схватки и попал в ловушку, расставленную бандитами на пути каравана. Лейтенант Потапов погиб при взрыве одного из фугасов, заложенных бандитами на обочине тракта. Мы с охотником Беловым из Коробово сейчас направляемся в город, чтобы доложить о случившемся. В Александровке остался дининский караван и уцелевшие бойцы взвода. Среди них много раненых, но хуже всего то, что банда всё ещё там и, судя по всему, готовится к штурму деревни. У лихих людей на вооружении есть миномет и много нарезного огнестрела.

— И вы дошли сюда за два дня? — глаза лейтенанта светятся недоверием, а стволы винтовок его бойцов направлены прямо на нас.

— Белов провел меня коротким путем через Змеиный лес. У него в рюкзаке пушка от боевого робота кибов, который чуть не отправил нас на тот свет. Именно там я и получил ранение в плечо.

— Документы! — требует лейтенант, но видно, что отсутствие нестыковок в изложенной сержантом версии событий несколько снизило градус его недоверия. Бойцы тоже слегка расслабляются, но оружие в сторону не отводят.

— Белов, покажи, — негромко приказывает сержант и опускает голову на тюк, подложенный ему крестьянином в качестве подушки.

Я достаю из внутреннего кармана куртки и протягиваю лейтенанту сначала удостоверение Евгения, потом собственную подорожную с подписью шерифа Коробово, а затем и письма в Особую канцелярию барона от старшего караванщика Игната Матвеева и старосты Александровки. Всё, естественно, с нужными печатями и подписями.

С минуту офицер рассматривает документы, после чего отдает своим подчиненным приказ убрать оружие. Раздумывает лейтенант недолго. Понятно, что сведения мы несем более чем важные, и доставить их в город нужно как можно быстрее, но сержант ранен и самостоятельно ехать верхом не может, а он очень важный свидетель и докладывать начальству должен лично. Я еще только раздумываю о том, какой выход предложить командиру стражников, когда он уже начинает действовать. Оказывается, на подобные случаи у людей барона есть готовое решение.

Двое стражников спешиваются и, вооружившись топорами, бегом отправляются в ближайшую рощицу. Минут через десять они возвращаются оттуда с двумя длинными жердями. Очень быстро, явно делая это не в первый раз, они извлекают из седельных сумок брезентовое полотнище, продевают в специальные петли жерди и получают носилки с очень длинными ручками. Это сооружение они закрепляют между двумя лошадьми, одну из которых ставят впереди, а вторую позади носилок. Галопом такая связка двигаться, конечно, не сможет, но с двумя умелыми всадниками получится всяко быстрее, чем ехать на груженой телеге.

Сержанта аккуратно перекладывают на этот импровизированный эвакуационный транспорт, а мне лейтенант приказывает сесть на лошадь позади одного из бойцов. Удобства такая езда не обещает, но других вариантов не предлагается. О помогшем нам крестьянине никто из стражников не вспоминает, но я, прощаясь с ним, даю ему несколько монет и ловлю на себе одобрительный взгляд Евгения.

В город мы въезжаем уже в темноте. На самом деле, у него есть название — Свислов, но жители окрестных деревень называют его просто городом, потому что бывать в других городах многим из них не приходится ни разу за всю жизнь. Я здесь впервые, и мощная трехметровая стена, сложенная из массивных бетонных блоков, производит на меня сильное впечатление.

Нас куда-то ведут по освещенной газовыми фонарями улице. Мне, естественно, никто ничего не объясняет. Главное действующее лицо в нашей паре — сержант. Ну а я всего лишь проводник и ничем не примечательный охотник из дальней деревни. Покормить не забудут, место для ночевки предоставят, но не более. По крайней мере, пока сержант не расскажет подробности наших злоключений. А вот когда расскажет… Что ж, придется мне, видимо, вскоре лично познакомиться с заведением, которое у нас в деревне стараются упоминать как можно реже. Особая канцелярия барона пользуется среди обывателей дурной славой, но если я хочу изменить свою жизнь к лучшему, мне неизбежно придется иметь с ней дело.

Есть и еще одна нерешенная проблема — странное письмо, переданное мне шерифом для некоего непонятного адресата. Что-то мне подсказывает, что стоит очень крепко подумать, прежде чем наносить ему визит. Я хорошо помню слова сержанта о том, что мои необычные способности для шерифа скорее всего уже не являются секретом, а становиться товаром, который можно запросто купить или продать, я категорически не желаю.

Санкт-Петербург

Октябрь-декабрь 2023 года