— Черви козыри! — объявил барон Густав фон Адельгейм и обвел взглядом маленькую компанию, собравшуюся за столом. — У кого шестерка?
— Как будто никто не видит, что у меня, — хмыкнул Ральф, сын барона, молодой человек с вечно разлохмаченной рыжеватой шевелюрой.
— Зачем ты так, — укорила чадо баронесса, не утратившая к своим сорока годам ни свежего цвета лица, ни юношеской веры в то, что все ее проделки сходят незамеченными. — Все играют честно.
— Ой, ладно вам, матушка! — отмахнулся Ральф и обернулся к четвертому игроку, худощавому господину с блестящими живыми глазами и аккуратно подстриженными бачками. — Это только в вашу, Вольдемар Аркадьич, честь родители по правилам играют, а обычно жульничают напропалую.
— Так уж и «обычно», — беззлобно обиделся фон Адельгейм. — Ну, бывает, приметишь одним глазком карту-другую. Но ведь только ненароком. А ты сразу — «жульничают»!
— Не слушайте вы его, Вольдемар, — попросила баронесса. Гость из далекой России приходился ей дальним родственником по материнской линии, и она, не чинясь, называла его по имени. — Ральф просто от скуки изображает из себя злюку.
Ральф ухмыльнулся и уставился в карты.
— Да вам, дорогие мои, здесь и скучать-то, поди, негде, — отозвался Вольдемар Аркадьич. — Это в Расее-матушке, пока до ближайших соседей доберешься, десять раз соскучишься. А у вас все близко, все рядышком. До ближайшего замка рукой подать.
— Лучше бы этот замок находился подальше, — вздохнул барон, шлепая десятку поверх положенной Ральфом восьмерки.
Вольдемар Аркадьич вопросительно поднял бровь.
— Конкуренция, — объяснил Ральф. — У них каждый день по шесть-семь групп проходит, а мы порой целыми днями постимся. Ворота уже полгода починить не на что.
— Вон, слышите? — подхватила баронесса. — Первая группа, а ведь уже далеко за полдень.
До комнаты и в самом деле доносился отдаленный шум шагов и громкий, пронзительный голос экскурсоводши.
— Если позволите мое мнение высказать, — изрек Вольдемар Аркадьич, — так это не соседи ваши виноваты. Видели, какая у них экскурсоводша?
— Темненькая такая? — оживился Ральф.
— Она самая. Веселая, приветливая, благожелательная… Не то что ваша, простите меня, астролябия.
— Работы мало, плата невеликая, — вздохнул барон. — Тут не попривередничаешь. Которая согласилась, ту и взяли.
— Замкнутый круг, — подытожил Ральф.
Шум шагов приближался.
— А сейчас переходим в следующую комнату! — провозгласил визгливый женский голос.
Компания за карточным столом уставилась на ввалившуюся толпу туристов. Группу из дюжины человек возглавляла экскурсоводша Сусанна. Нескладная, с бесформенным бледным лицом и с глазами навыкате, она смахивала на рыбину, вывалянную в муке. Экскурсанты, таскавшиеся за ней по двум этажам замка, выглядели изрядно утомленными; мальчик в джинсах и пиратской бандане явно тосковал и раздумывал, куда бы прилепить жвачку.
— В этой комнате владельцы зала принимали гостей. Не путать с бальной залой! — рявкнула она так, словно туристы потребовали у нее оркестр. — Здесь собирались небольшие компании для задушевных бесед. Вы видите перед собой столик. Это для игры в карты. Вот это колода.
— Надо же, а мы как раз гадали, что это, — вполголоса пробормотал один из туристов, стоявший ближе к двери.
Сусанна сверкнула на него очками и продолжила все тем же надрывным голосом:
— Миниатюрные портреты хозяев на стенах подчеркивают интимность обстановки. Вот перед вами владелец замка… — Сусанна повернулась к портрету барона и кокетливо взмахнула бесцветными ресницами. — Густав Фридрих фон Адельгейм!
Портрет был написан, когда барону едва стукнуло тридцать. На картине Густав фон Адельгейм еще не обзавелся животиком и не утратил изрядной части волос. Увы, Ганс Штайн, художник, создавший этот замечательный образ, вскоре запил настолько сильно, что не мог ровно провести кистью по холсту. За неимением более поздних работ семейного живописца, Адельгеймы вывесили на стенке то, что есть.
— Это семья барона: его сын Ральф и супруга Мария. — Сусанна скривилась, разглядывая портрет баронессы. — Как видите, дама ничем не примечательная, есть основания полагать, что брак был мезальянсом.
Баронесса вытаращила глаза.
— Ну, знаете! — возмутился ее супруг.
— Как есть астролябия, — вздохнул Вольдемар Аркадьич. — Менять ее надо.
— Ханна! — крикнул Ральф, поворачиваясь к двери. — Заходи, раз все равно подслушиваешь! Думаешь, тебя за дверью не видно?
Ханна, дородная служанка Адельгеймов, оторвалась от замочной скважины, выпрямилась и шагнула в комнату.
Пару сотен лет назад кузен барона Густава, обуянный желанием заполучить в свое распоряжение фамильный замок Адельгейм, подмешал отраву к жаркому, готовящемуся для всего семейства. В тот же вечер сей суетный мир покинули не только Густав, Мария и Ральф, но и Ханна, придержавшая порцию для себя. Надо отметить, что воспользоваться незаконно обретенным добром злокозненный кузен не успел. Сразу после похорон Адельгеймов и их служанки он явился в замок, чтобы осмотреть унаследованные владения, и услышал странный шум, доносящийся с кухни. Кузен зашел туда и увидел, что все преставившееся семейство шарит по полкам буфета и заглядывает в котлы, пытаясь найти причину своей внезапной кончины, а Ханна стоит рядом, вытирая глаза передником, и твердит, что все продукты были свежими. Кузен помер прямо на пороге, а Адельгеймы больше никому на глаза не показывались. Другие встретившиеся им привидения объяснили, что первое время явиться людям легко, но дальше, чтобы стать видимыми, нужна серьезная причина, вроде сильного волнения.
— Астролябия, она самая, — пробасила Ханна, упирая руки в бока и окидывая экскурсоводшу неприязненным взглядом. — А вчера она хозяйкину шаль примеривала, ту, с цветочками, что в будуаре хранится.
— Примеривала мою шаль? — переспросила потрясенная Мария. — А теперь еще и говорит подобные вещи о моем происхождении? Густав! — Она повернулась к мужу. — Поставь, наконец, нахалку на место! Явись ей, напомни, кто здесь хозяин.
— Да что ты, дорогая! — Густав замахал руками. — Как же я ей явлюсь, когда меня при одном ее виде в дрожь бросает!
Возмущенная Мария отвернулась.
— Переходим в следующую комнату! — рявкнула Сусанна.
Туристов в тот день больше не было, и это избавило семейство от повторного созерцания Сусанны. К вечеру Густав и Ральф увлекли Вольдемара Аркадьича на прогулку по окрестностям. Мария, сославшись на меланхолию, осталась дома. Она сидела у себя в будуаре, раскладывая пасьянс.
Замок пустел. Билетер запер дверь кассы и укатил на велосипеде; Мария слышала, как прогрохотали колеса по обитому железом мосту. Она полагала, что в доме не осталось ни одной живой души, кроме смотрителя, как вдруг дверь отворилась и на пороге возникла Сусанна.
Она прошествовала мимо нахмурившейся Марии, сгребла шкатулку на столике, и вытащила оттуда высокий гребень с резными цветами.
— Положи на место, выдра, — процедила Мария. — Это подарок тетушки Клары.
Сусанна подошла к зеркалу и воткнула гребень в свои патлы. Мария невольно фыркнула, увидев результат. Экскурсоводша, впрочем, осталась вполне довольна.
— Ну что, барон? — пропела она, поворачиваясь к портрету молодого Густава, стоящему на каминной полке. — Я-то получше буду, чем эта белесая!
Она покосилась на портрет Марии, стоявший рядом, и высунула язык. Это было уже слишком.
— А ну отдай, ты, рыбина снулая! — закричала Мария, возникая перед ней.
Она выхватила гребень из волос Сусанны, попутно смахнув с той очки.
Экскурсоводша и без очков разглядела разъяренную баронессу, стоящую перед ней с занесенным гребнем. Мария выглядела несколько старше своего изображения на портрете, но не узнать ее было нельзя. Сусанна застыла на несколько мгновений, а потом издала пронзительный вопль, согнавший голубей с карниза, и, закатив глаза, рухнула на пол.
— Совсем другое дело, — заметил Вольдемар Аркадьич, одобрительно глядя на улыбчивую девушку с темными кудряшками, шедшую по двору замка во главе группы туристов — третьей за сегодняшнее утро. Ральф болтался возле экскурсантов.
— Вот что значит немного рекламы! — усмехнулся барон. — Мария, дорогая, так как же, все-таки, тебе это удалось?
Мария с загадочной улыбкой пожала плечами.
В замок, где экскурсоводше явилось привидение, туристы повалили толпами, и его уже взяли на заметку фирмы, работающие с иностранцами. Управляющий подумывал о расширении штата: Луиза, взятая экскурсоводом вместо срочно уволившейся Сусанны, просто сбивалась с ног.
«Надеюсь, новые экскурсоводши удостоят своего внимания Ральфа, а не моего мужа» — подумала она, глядя, как ее сын безуспешно пытается придержать дверь перед Луизой.
Однако она тут же помрачнела, вспомнив, что на последнем портрете, написанном спивающимся Штайном, ее отпрыску всего лишь три года.