Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи

Мадлен

Мадлен де Л’Этуаль ходила кругами по жилой комнате, служившей также и кухней. Ей было холодно, и болел живот. Врач попросил, чтобы его оставили наедине с ее больным отцом в соседней спальне. С тех пор, как состояние отца начало ухудшаться, она ела все меньше. Младший брат Пьер, тринадцати лет, поглядывал на нее, то и дело поднимая нос от книги. Он сидел на табурете у очага и как будто увлеченно читал «Роман о Розе». Но на самом деле под обложкой скрывался французский перевод Библии, который был запрещен королем, дозволявшим лишь латинскую версию. Губы его молча шевелились.

Мать слушала через дверь.

– Замолчите! – велела она, хотя никто и не говорил.

Пьер пожал плечами. Мадлен видела по кругам под глазами матери, что та не спала уже много ночей. В животе у юной девушки все сжалось, как и в ее затуманенной голове. Она чувствовала: надвигаются страшные дни. И все же, ожидая рокового вердикта, цеплялась за нынешний миг. Ей хотелось выйти, выдохнуть, убежать подальше от пахнущего смертью домашнего воздуха. Но юные девушки не ходят одни по улице, и матери понадобится ее помощь с хозяйством. У них как раз кончались дрова для кухонной печи.

Их темный дом пристроился на Медвежьей улице, недалеко от Сены. Мадлен совсем не нравился здешний район, изобилующий церквями, в которых нужно было появляться хотя бы на воскресную службу. Она мечтала о сельском предместье Сен-Жермен-де-Пре. Отец, будучи советником, по долгу службы вынужден был жить недалеко от Парламента, а значит и от острова Сите. Он рассчитывал передать свое место по наследству сыну Пьеру, но тот был еще слишком юн и должен был сперва выучиться, чтобы на него претендовать.

Мадлен взяла у брата книгу и нашла то место, которое закладывала. Она знала его наизусть, но когда читала глазами – оживала. А главное, это помогало развеять муку.

«…Не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь, Бог твой, везде, куда ни пойдешь».

Мадлен вздрогнула от скрипа двери в спальню. Врач вышел с серьезным лицом. Она тут же сунула книгу брату. Их знакомый врач оказался занят, а этот был из католиков. Если он увидит девушку с книгой в руках вместо шитья, то может догадаться, что они поддерживают Реформацию.

– Он хочет видеть дочь.

Госпожа де Л’Этуаль посмотрела на Мадлен будто с упреком.

– Держи, – сказала она, вручая ей таз с холодной водой и тряпку.

Мадлен вошла в спальню. В нос ударил кислый запах. Простыни под отцом были сырые от пота, и не одного только пота. От отвращения желудок Мадлен сжался еще сильнее.

– Сюда, сюда, – слабым голосом взмолился умирающий.

Она подошла, перебарывая себя. Он схватил ее за запястье и притянул к лицу. От его предсмертного дыхания к горлу Мадлен подступала тошнота.

– Мне не увидеть зари, моя девочка, – прошептал он.

– Не говорите так, отец, – возразила она, проводя ему по лбу мокрой тряпкой.

Она стала мыть его, оттирать, как младшего брата, когда тот был совсем ребенком, однако отец не был малым дитем, и поднимать его тушу оказалось серьезным испытанием. Он раскашлялся в лицо Мадлен. Она задержала дыхание.

– Я… прости меня, что тебя оставляю…

– Тут нет вашей вины, отец. Один лишь Господь решает за нас.

– Увы, Господь…

– Что такое, отец?

– Не признавайся никому, какой мы веры…

Мадлен ни с кем не говорила об этом. Она с детства знала, что протестантов едва терпят. За их веру им могут отказать в жилье или в должности. А те, кто ведет себя слишком надменно или кого сочтут лишней помехой, закончат на костре. Зачем отцу тратить силы, повторяя ей это на смертном одре?

– Предупреди господина дю Бура.

Она взбила перину и помогла отцу улечься поудобнее.

– Вы о вашем соратнике, отец?

– Да, скажи ему, что мы в опасности.

Мадлен отпрянула.

– О чем вы, отец?

– Скажи ему остерегаться…

Она затаила дыхание, дожидаясь продолжения.

– Кого он должен остерегаться?

– Во Дворце…

– Во Дворце… правосудия?

– В Лувре! – выдохнул он сквозь приступ кашля.

Мадлен отвернулась, чтобы смочить тряпку в холодной воде.

– Так кого же, отец?

Стеклянный взгляд умирающего остановился на глазах дочери. Он слабо покачал головой и рукой. Она смочила ему лоб, надеясь тщетным жестом вернуть в него толику жизни. Он не ответил. Мадлен отчаянно пыталась разгадать малейшее движение в его теле.

– Отец, кто? Кого вы имели в виду? Говорите!

Впившись ногтями ей в руку, он притянул ее. От голоса остался лишь тихий шепот. Она помогла ему сесть повыше и поднесла ухо к самым его губам. Ледяным дыханием он вымолвил:

– Монтгомери…

Мадлен никогда не слышала этого имени.

– Кто он, этот Монтгомери?

Отец расслабил пальцы, сжимавшие руку дочери. Тело его вдруг разом отяжелело. Мадлен высвободилась и взглянула на него. Он застыл, и только раскрытый рот будто еще пытался поймать последний глоток воздуха.

– Боже!

Она резко отпустила отца. Он безжизненно откинулся на постель.

Упав, раскололся таз. Вода брызнула на юбки Мадлен бесформенным плевком.

Она отпрянула к двери. И бездумно приложила ко лбу зажатую в кулаке тряпку. От миазмов смерти она вздрогнула. Отбросив тряпку в ужасе, Мадлен выбежала из комнаты.