Банка краски / A Can of Paint

«Я снижался, совершая посадку на поверхность Венеры. Тормозные ракетные двигатели работали превосходно. Уж не снится ли мне все это? Но вот мой кораблик мягко опустился на дно неглубокой длинной лощины, поросшее ярко-зеленой травой. А минутой позже первый человек, достигший Венеры, вышел из ракеты и осторожно шагнул в сочное луговое пышнотравье».

Кэлгар сделал глубокий вдох — воздух пьянил, как вино. Кислорода, пожалуй, маловато, — зато какие свежесть и сладость, какое ласковое тепло! Уж не попал ли он в рай. Кэлгар достал блокнот и записал впечатления. Ведь по возвращении на Землю каждая такая мысль пойдет на вес золота. А денег ему понадобится много…

Кэлгар кончил писать, спрятал блокнот — и тогда увидел куб. Куб лежал рядом, чуть вдавившись в землю — так, словно упал с небольшой высоты. Этакий полупрозрачный кристалл с восьмидюймовым — на глаз — ребром; на одной из граней — нечто вроде ручки. Поверхность куба матово лучилась; так отражает свет полированная слоновая кость. Странная штуковина могла быть чем угодно.

У Кэлгара было с собой несколько анализаторов, и он поочередно дотрагивался концами проводов до разных мест хрустального куба. Тот не излучал ни электрической, ни атомной энергии, не был радиоактивен, не реагировал на пробы кислотами, не пропускал электрический ток и отражал пучки электронов высоких энергий.

Астронавт натянул резиновые перчатки и прикоснулся к тому, что могло быть ручкой. Ничего не случилось. Кэлгар осторожно, почти нежно, ощупал поверхность куба. Снова ничего. Наконец он крепко сжал ручку пальцами, подумал, потом дернул вверх.

Кристалл легко оторвался от земли. Весил он, как прикинул Кэлгар, фунта четыре. Он вновь опустил куб на траву, чуть отступил и принялся внимательно наблюдать за непонятным предметом со все большим интересом и волнением, постепенно сознавая, что находится перед ним. Несомненно, куб являлся плодом чьей-то технической деятельности. А раз так — выходит, на Венере существует высокоразвитая жизнь. Целый год провел Кэлгар в унылом одиночестве космического пространства, мечтая о встрече с любым живым существом. И вот теперь оказалось, что Венера населена.

Напряженно раздумывая, Кэлгар направился к кораблю. Надо было найти какой-нибудь их город. О расходе горючего беспокоиться нечего — запас можно будет пополнить там. Напоследок Кэлгар снова бросил взгляд на куб. На какой-то миг энтузиазм его поугас. Что, спрашивается, делать с этой штуковиной? Оставлять здесь не имеет смысла — покинув эту лощину, он уже вряд ли сумеет найти ее снова. Однако в отношении любого предмета, вносимого внутрь корабля, следовало проявлять предельную осторожность. А вдруг куб подброшен сюда нарочно? Предположение показалось Кэлгару столь фантастичным, что сомнения его несколько рассеялись. Но еще несколько опытов произвести все же стоило. Он снял перчатку и легонько прикоснулся к ручке голыми пальцами.

— Во мне краска! — произнес загадочный куб.

Ахнув от удивления, Кэлгар отскочил. Потом осмотрелся по сторонам: поблизости никого не было. Он снова притронулся к ручке хрустального куба.

— Во мне краска!

Мозг Кэлгара работал ясно и четко. Сомнений не оставалось — говорил сам загадочный предмет. Кэлгар медленно выпрямился и теперь стоял, ошеломленный открытием, загипнотизированно вглядываясь в артефакт венерианской цивилизации. Немало времени понадобилось Кэлгару, чтобы представить себе технические возможности и интеллектуальные способности расы, додумавшейся до столь фантастической упаковки для краски. Мысль его воспарила в заоблачные выси и упорно не хотела возвращаться на землю, Кэлгар пребывал в оцепенении. Ведь среди всех творений человеческого разума не было ничего подобного тому, с чем он столкнулся. Хотя удивляться, в сущности, нечему: подумаешь, говорящая банка с краской! По всей видимости, она оснащена каким-нибудь простеньким думающим устройством.

Кэлгар улыбнулся, его довольно-таки заурядная физиономия пошла сетью морщинок, серо-зеленые глаза заблестели, губы раздвинулись, приоткрыв белые зубы. Он искренне веселился. Банка краски! Само собой, она состоит из иных компонентов, чем цинковые белила, льняное масло и какой-нибудь сиккатив. Но это можно будет выяснить и потом. Пока же довольно самого факта обладания. И пусть Кэлгару не удастся сыскать на Венере ничего больше, его путешествие оправдано уже одной этой находкой. Ведь наибольшую ценность представляют как раз предметы повседневного обихода. Кэлгар наклонился и решительно схватился за ручку.

Но стоило поднять банку, как сверкающая прозрачная жидкость брызнула ему на грудь, тотчас разлившись по комбинезону, — липкая, словно клей, но клей чрезвычайно текучий. Поначалу белая, краска на глазах стала менять цвета, проходя через все оттенки спектра — от красного до фиолетового. И когда Кэлгар, наконец, выпрямился, его комбинезон сиял всеми цветами радуги. Сперва это не столько встревожило, сколько разозлило Кэлгара.

Он принялся раздеваться. Под комбинезоном на нем были лишь шорты да легкая рубашка — и то, и другое сияло, как фейерверк. Кэлгар сбросил их наземь, и почувствовал, как жидкость стекает по коже: с рубашки краска успела полностью перейти на тело Кэлгара, валявшиеся рядом шорты также оказались чистыми. Сверкающая краска все шире растекалась по телу, Кэлгар с остервенением пытался стереть ее рубашкой — тщетно, краска лишь пенилась, переливаясь мерцающими цветами, да прилипала к пальцам.

Пятно краски быстро расползалось по телу, не растекаясь ручейками и не оставляя потеков, казалось, это перемещается кусок пестрой шали. За десять минут Кэлгару так и не удалось снять с себя ни капли.

Вернувшись на корабль, астронавт схватился за химический справочник. «Удаление краски, — вычитал он, — производится при помощи скипидара». По счастью, скипидар в складном отсеке нашелся, хотя и немного. Кэлгар плеснул в пригоршню пахучей жидкости, но она без толку пролилась на землю — краска не позволила ей даже прикоснуться к себе.

Кэлгар не сдавался. Поочередно он пытался отмыться газолином, вином и даже драгоценным ракетным топливом, но все было тщетно: переливчатое цветное пятно не реагировало ни с одним из этих веществ. Тогда он забрался в душевую, однако вода орошала лишь свободные от краски участки кожи, только они ощущали тонизирующий массаж тонких и острых струй, тело под краской было словно анестезировано.

Тогда Кэлгар наполнил складную походную ванну и по горло погрузился в воду. Пятно переползло на шею, подбородок, залепило рот и нос. Забраться внутрь оно, похоже, не могло, однако дышать стало нечем, Кэлгар крепился до тех пор, пока краска не стала закрывать глаза. Тут он не выдержал, выскочил из ванны и погрузил в воду голову. Краска медленно отступила к подбородку, но спускаться дальше не желала, хотя Кэлгар и окунал голову все глубже и старался удержать ее под водой как можно дольше.

Кэлгар раскинул на выдвижной койке надувной матрас и уселся, чтобы хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. В сущности, история вышла комическая. И стань кому-нибудь известны ее подробности, Кэлгар неминуемо оказался бы посмешищем в глазах всей Солнечной системы. Он стал жертвой венерианской банки с краской, то ли забытой, то ли брошенной кем-то здесь. Причем краска эта может представлять смертельную опасность для любых живых существ: ведь не отступи она в конце концов — и Кэлгар задохнулся бы, как пить дать.

По спине у него побежали мурашки. Он представил себе ослепшего, задыхающегося человека, ощупью ищущего выход из навигаторской рубки. И даже убедившись, что вполне мог бы проделать в слое краски отверстия, позволяющие дышать, он все еще не мог успокоиться.

Прошло немало времени, прежде чем улеглась бившая Кэлгара нервная дрожь. Он сидел в оцепенении, лихорадочно и напряженно размышляя.

Плеснувшая на него из банки краска и не думала высыхать. Впрочем, она и не была жидкостью в обычном понимании, поскольку не впитывалась в одежду, не подчинялась закону всемирного тяготения, растекалась не только вниз, но и вверх, и отталкивала любые другие жидкости. Кэлгар попытался разобраться, почему она обладает всеми этими свойствами. Водоотталкивающая — понятно, краска и должна быть водонепроницаемой. Но остальное…

Кэлгар вскочил и принялся расхаживать по рубке. На протяжении четверти века — с тех пор, как первые сверхракеты достигли Луны, а затем и полумертвого Марса — Венера являла собой наиболее заманчивую цель для всех космопроходцев. Однако любые экспедиции в этом направлении были запрещены, вплоть до появления кораблей, способных избежать опасности падения на Солнце, — участь, уже постигшая два космолета. Неизбежность подобных катастроф была доказана математически, существующие ракеты могли без риска достичь Венеры лишь при строго определенном ее положении в пространстве относительно Солнца, Земли и Юпитера.

Однако возникновения таких благоприятных условий в ближайшие два десятка лет не ожидалось. И лишь за пол года до полета Кэлгара известный астроном установил, что необходимое взаиморасположение планет произойдет в этом году. Его статья породила бурные дебаты в профессиональной среде. Разумеется, правительство не могло полагаться на особое мнение одного — пусть даже весьма авторитетного — ученого, однако до Кэлгара дошло высказывание некоего высокопоставленного чиновника Космической Патрульной Службы о том, что дело приняло бы совсем иной оборот, решись кто-либо отправиться на Венеру на собственный страх и риск, в подобном случае у него, чиновника, сыскалось бы достаточно единомышленников, чтобы выполнить все необходимые предварительные исследования и расчеты. Когда Кэлгар на своем маленьком корабле стартовал к Венере, с размахом велась подготовка сразу нескольких экспедиций на Марс.

От Венеры ждали сенсаций — но не столь значительных, как эта. Ибо раса, способная создать идеальную с любой точки зрения краску, уже за одно только это заслуживает более близкого знакомства.

Размышления Кэлгара были прерваны новым невероятным открытием, заставившим его встревоженно вскочить. Сверкая неисчислимыми оттенками, краска продолжала распространяться: если поначалу она покрывала не больше четверти поверхности тела, то теперь занимала уже добрую треть. Если так пойдет и дальше, рано или поздно она покроет Кэлгара с ног до головы, залепит ему глаза, рот, нос, уши — словом все. Надо было срочно придумать способ избавиться от этой переливчатой пленки.

«Идеальная краска, — записал Кэлгар в своем блокноте, — должна обладать красивым цветом, быть нечувствительной к любым внешним воздействиям и — обязательно — легко удаляться». Он мрачно перечитал последние слова, отложил карандаш и посмотрелся в зеркало.

— Ну дела, — пробормотал он, обращаясь к собственному отражению, — это ж не я! Разодет, что твой цыган…

Всматриваясь в представшее его взгляду колористическое буйство, Кэлгар отметил, что сама краска, собственно, оставалась невидимой, поскольку испускала яркий, отбрасывающий резкие тени свет. Она являла собой не цветное покрытие, а как бы жидкий свет, в переливах которого слились воедино все мыслимые оттенки. Причем ни яркость, ни пестрота отнюдь не оскорбляла вкуса — даже самого изысканного. Кэлгар развеселился, осознав, что не может оторвать глаз от этого невероятного явления. Однако в конце концов он все же отвернулся от зеркала.

«Если бы удалось зачерпнуть хоть немного краски и перелить ее в реторту, — подумал он, — можно было бы произвести анализ.» Он предпринял несколько попыток, но краска, охотно вливаясь в ложку, тут же вытекала, стоило оторвать ее от кожи. Кэлгар попробовал удержать ее в ложке с помощью ножа, но безуспешно: краска вытекала из под лезвия, текучая, словно масло. Кэлгар понял, что ему не хватает силы и ловкости, чтобы достаточно плотно прижать лезвие ножа к ложке. Он попробовал было воспользоваться предназначенным для отбора проб черпачком с резьбовой крышкой, но тот оказался слишком круглым и маленьким; к тому же завинчивание крышки занимало чуть ли не минуту.

Кэлгар без сил опустился в кресло. Он чувствовал, что заболевает. Мысли путались. Лишь некоторое время спустя он вновь обрел способность рассуждать трезво.

Ему все-таки удалось набрать в черпачок немного краски — что-то около чайной ложки. По логике вещей, теперь следовало тем же способом очистить и всю поверхность тела. Однако краски на нем, судя по всему, не меньше пятисот таких доз. На снятие каждой из них уходит больше двух минут. Итого, тысяча минут, — почти семнадцать часов!

Кэлгар жалко улыбнулся. Семнадцать часов! Вдобавок, за это время ему два-три раза понадобится поесть — еще час… Внезапно он ощутил голод — пожалуй, пора было подкрепиться.

За завтраком он обдумывал случившееся со спокойствием человека, нашедшего одно из решений проблемы и теперь имеющего право позволить себе поразмыслить над другими вариантами.

Семнадцать часов — это слишком много. Теперь, когда ему удалось заключить немного краски в черпачок, ее можно исследовать; возможно, откроется дюжина более радикальных способов избавиться от загадочной напасти.

Возможно, в лучше оборудованной лаборатории это и оказалось бы Кэлгару по силам, но корабельная была слишком убога. Кэлгару удалось лишь установить, что краска абсолютно инертна — ни с чем не смешивается механически и не реагирует химически; не поддавалась она и термическому воздействию — не горела и не замерзала.

— Естественно, — со злостью признал в конце концов Кэлгар. — Если это идеальная краска, то именно так и должно быть!

Он взялся за дело и постепенно настолько навострился, что некоторое время спустя соскабливание краски с кожи в черпачок и завинчивание крышки стали занимать от силы секунд сорок пять. Он так углубился в это занятие, от результатов которого зависело слишком многое, что успел уже наполовину наполнить краской колбу прежде чем заметил нечто, потрясшее его до глубины души: краски на теле оставалось столько же, сколько и в начале процедуры.

Кэлгар оцепенел. Дрожащими руками он замерил количество краски в колбе. Он собрал все, или почти все, что плеснуло на него из венерианской банки, в этом можно было не сомневаться. Но и количество краски на теле от этого не уменьшилось. Похоже, она ко всему обладала еще способностью восстанавливать пострадавшую от чего-либо часть покрытия.

Кэлгар пополнил этим наблюдением список свойств венерианской краски.

К этому времени он заметил, что не может свободно потеть — капельки влаги проступали на коже лишь в местах, не покрытых переливчатой дрянью. Интенсивная работа разогрела Кэлгара, а краска лишала организм возможности полноценной теплоотдачи. Астронавт чувствовал, как прямо-таки распаляется от внутреннего жара. Он ужаснулся.

«Надо любой ценой убраться отсюда, — подумал он, — отыскать ближайший венерианский город и раздобыть растворитель, способный справиться с этой сумасшедшей жидкостью».

Ему было уже наплевать, станут над ним смеяться или нет. Кэлгар кинулся в навигаторскую рубку и уже схватился было за рычаги управления, но в последний миг что-то удержало его. Ведь чертов куб сам заявил: «Во мне краска». Значит, в нем могут быть заключены и сведения, необходимые для использования содержимого, в том числе — и его удаления.

— Ну и дурак, — сказал себе Кэлгар, поднимаясь с пилотского кресла, — как же я сразу не сообразил!

Хрустальный куб валялся на траве в том самом месте, где Кэлгар оставил его. Стоило астронавту прикоснуться к кристаллу, как тот заговорил:

— Я на четверть полон краски. Значит, на Кэлгара выплеснулось три четверти содержимого сосуда. Обстоятельство немаловажное.

— Инструкция: разместить банки с краской вокруг подлежащей покраске поверхности, после чего приступить к работе, — продолжал излагать куб. — Краска высохнет, как только поверхность будет покрыта ею полностью. Краска удаляется при помощи затемнителя, который следует приложить к окрашенной поверхности, плотно прижать и выдержать в таком положении в течении одного терарда.

Последнего слова Кэлгар не понял; по всей видимости, оно означало какой-то отрезок времени.

— Затемнитель, — продолжал между тем куб, и только теперь Кэлгар понял, что голос не звучит, а передается непосредственно в мозг, — можно приобрести в ближайшем магазине москательных товаров или скобяных изделий.

— Замечательно, — Кэлгар почувствовал, как в нем нарастает бешенство. — Остается только сбегать в лавку и купить затемнитель!

Впрочем, высказавшись, он заметно успокоился. Слава богу, он попал в практичный мир москательных лавок, а не восьминогих жукоглазых монстров, которыми люди давно уже пугают собственное воображение. Существа, изготовляющие идеальную краску и торгующие ею, наверняка не примутся сразу же пытать пришельца с Земли, — ясно, как божий день. Воображение Кэлгара тут же нарисовало картину упорядоченного, отлично организованного мира — скорее всего, имевшую ничего общего с реальностью. Естественно, не все обитатели космоса полны априорной симпатии к людям; впрочем, люди тоже умеют ненавидеть… Судя по краске и кубу, в который она упакована, приходится признать, что цивилизация Венеры стоит на более высоком уровне, чем земная. Если допустить, что венериане обнаружили корабль Кэлгара еще до посадки, то им могло придти в голову предложить пришельцу некие тесты. И фантастическая краска, в которую он по уши вляпался, могла играть в этом тестировании какую-то роль.

Однако все эти рассуждения, вне зависимости от их справедливости или ошибочности, не могли приостановить внутреннего разогрева организма Кэлгара, покрытого непроницаемым слоем краски. Нужно было попытаться постичь образ мышления венериан. Кэлгар осторожно поднял кристалл.

— Согласно государственному стандарту, — мысленно проинформировал его куб, — краска состоит из следующих компонентов:???? — семь процентов,???? — тринадцать процентов, сжиженный свет — восемьдесят процентов.

— Сжиженный — что? — опешил Кэлгар.

Куб продолжал, игнорируя вопрос:

— Внимание! Хранение краски поблизости от горючих материалов и горючих веществ категорически запрещено!

Вопреки ожиданиям Кэлгара никаких разъяснений не последовало. Похоже, венериане привыкли подчиняться инструкциям без рассуждений. Но ведь Кэлгар уже пробовал соединять краску и с летучими веществами вроде эфира, и со скипидаром, и с газолином, и даже с ракетным топливом, — однако ничего страшного не произошло. Вообще ничего не произошло. Либо инструкцию составлял перестраховщик, либо все это означает нечто совсем иное.

Прихватив с собой куб, Кэлгар вернулся на корабль и сел за пульт управления. Он положил руку на гладкую головку пускового рычага и передвинул его вперед — щелкнув, он зафиксировался в крайнем положении. Потом, в ожидании, пока автомат запустит двигатель, Кэлгар застегнул привязанные ремни. Но двигатель молчал.

В этом молчании Кэлгару почудилось грозное предостережение. Предостережение исходило от некой живой и могучей силы, влияние которой он, казалось, ощущал всем своим существом. Он оттянул пусковой рычаг на себя, потом снова перевел его в рабочее положение. Зажигания так и не произошло.

Кэлгар тяжело дышал.

— Внимание! — ни с того, ни с сего повторил лежащий на полу куб. — Хранение краски поблизости от горючих материалов и летучих веществ категорически запрещено!

Вот оно! Все наоборот: это инертное вещество, похоже, лишило восемнадцать тысяч галлонов топлива способности к воспламенению. И все потому, что Кэлгар из экономии слил обратно в бак те полпинты горючего, которыми пытался оттереть краску.

Кэлгар включил рацию. Еще находясь в нескольких миллионах миль от Венеры, он впервые попытался послать к ней радиосигнал. Но ответа не дождался. В эфире царила не нарушаемая ни единым искусственным сигналом тишина. Но ведь высокоразвитая венерианская цивилизация не может не знать радио! Неужто они не отзовутся на призыв о помощи?

Добрых полчаса сигналы понапрасну уходили в эфир. Приемник Кэлгара молчал. Ни в одном диапазоне не было слышно ни единого осмысленного звука. Он был совершенно один в этом Богом забытом углу — если не считать агрессивной, самовосстанавливающейся, переливающейся всеми цветами, сводящей с ума краски.

Жидкий свет… Затемнитель… Черт возьми! Может, она сияет не собственным, а отраженным светом? И если свет погасить… Кэлгар еще держал палец на выключателе, когда вдруг заметил, что снаружи царит полнейшая тьма. Входной люк был открыт, Кэлгар высунулся из него и посмотрел на черное беззвездное небо. Ночь и облака, столь характерные для Венеры, породили поистине кромешный мрак. Днем из-за близости планеты к светилу облака лишь слегка приглушали сияющий солнечный свет, но сейчас все обстояло иначе. Разумеется, какая-то толика света сюда все равно доходила — никакая планета, столь близкая к центральному светилу, не может быть полностью лишена света и энергии. Селеновый фотометр Кэлгара еще на подлете регистрировал их возрастание с точностью до одной стотысячной.

Оторвавшись от созерцания небосвода, Кэлгар обнаружил, что пол навигаторской рубки сияет — источником этого света служила все та же краска. Выходит, она не только отражает свет? Неприятно удивленный, он выбрался наружу и отошел от ракеты настолько, чтобы на него не попадал свет, падавший из корабельного люка. Во тьме тело Кэлгара мерцало и переливалось феерической пляской огня, на влажной от росы траве играли многоцветные блики. Наверное, его труп будет являть собой великолепное зрелище…

Кэлгар представил себе, как тело его лежит на полу рубки, с ног до головы покрытое краской. Или здесь на траве. Возможно, со временем венериане натолкнутся на мертвого пришельца и примутся гадать, кто он такой и откуда.

Судя по всему, венериане не пользуются радиосвязью. Или все-таки пользуются, но сознательно избегают контактов с людьми?

Кэлгар лихорадочно пытался сосредоточиться на поиске решения, но тщетно. Он вернулся в ракету. Его мучила какая-то неоформившаяся мысль, скорее даже ощущение. Он должен был что-то сделать. Но что? Ах, да — радио! Он быстро настроил приемник. И вдруг подскочил, потрясенный — из динамика раздался странный, нечеловеческий голос:

— Пришелец с планеты, именуемой Земля! Пришелец с планеты, именуемой Земля! Ты слушаешь?

Кэлгар приник к динамику, одновременно включив передатчик.

— Да! — ликующе крикнул он. — Да! Я слушаю! Но я попал в ужасное положение! Приходите скорее!

— Мы знаем о твоем положении, — ответил бесцветный механический голос. — Но отнюдь не собираемся помогать тебе.

Кэлгар в отчаянии ахнул.

— Банку с краской, — продолжал голос, — сбросил перед самым люком твоей ракеты корабль-невидимка — всего через несколько секунд после твоей посадки. Вот уже несколько тысячелетий мы, которых вы именуете венерианами, с растущим беспокойством наблюдаем за развитием цивилизации на третьей планете Солнечной системы. Наше общество не знает тяги к приключениям, а истории Венеры не ведомо само понятие войн. Это не значит, что нам не известны трудности и борьба за существование. Наши организмы отличаются чрезвычайно медленным темпом обмена веществ, и уже в далеком прошлом наши психологи установили неспособность венериан к космическим полетам. Поэтому мы сконцентрировали силы на выработке собственного, венерианского образа жизни, — и преуспели в этом.

С момента появления твоего корабля в атмосфере планеты перед нами встал вопрос: на каких условиях можно вступить в контакт с людьми. Мы решили оставить банку с краской в таком месте, где ты сразу же должен был на нее наткнуться. Если бы это не получилось, мы отыскали бы другой способ провести тебя через тест.

Твоя догадка верна: ты был и остаешься подопытным объектом. Результат пока не утешителен — разумные существа с подобным твоему и даже несколько более высоким уровнем интеллекта должны удаляться с Венеры. Разработка системы тестов для принципиально отличающихся от нас обитателей Вселенной представляла исключительно трудную задачу, но мы с ней справились. Твое же мнение о нашем тесте не имеет ни малейшего значения, поскольку тебе суждено умереть. Лишь в этом случае другие земляне, те, что придут вслед за тобой, окажутся в полном неведении и смогут успешно быть подвергнуты этому или подобному испытанию. Мы же вступим в контакт лишь с разумным существом, вышедшим из предложенной ситуации победителем. Тогда мы дополнительно исследуем его уже с помощью приборов, чтобы на основании результатов тестирования и обследования решить, как строить свои отношения с расой, приславшей его к нам. Все мыслящие существа с интеллектом, равным или превосходящим первого, успешно прошедшего тестирование, смогут свободно посещать нашу планету. Решение это окончательное и изменению не подлежит.

Исследуемый субъект должен суметь самостоятельно покинуть Венеру. Если это ему удастся — в дальнейшем между нашими расами возможно сотрудничество, например, в усовершенствовании космических кораблей.

Мы говорим с тобой при помощи специальной машины, поскольку сами не пользуемся звуковой речью. Те несложные мысленные сообщения которые передавала тебе банка краски, выполненная в форме хрустального куба, — результат деятельности куда более сложного устройства, поскольку осуществление мысленного контакта с венерианским мозгом невероятно трудно.

А теперь — прощай! И как не странно это звучит, — желаем удачи! В динамике послышался характерный треск, потом все смолкло, Кэлгар лихорадочно крутил ручки настройки, но не смог извлечь из приемника ни единого звука. Выключив рацию, он сел ждать смерти.

Но в то же время все его существо переполняла жажда жизни. «Затемнитель, — вспомнил он. — Что же это такое?» Кэлгар и раньше ломал над этим голову, но теперь заново пересмотрел все свои записи и результаты анализов; на это ушел битый час.

Идеальная краска, на восемьдесят процентов состоящая из жидкого света! Что ж, свет есть свет, он и в сжиженном виде должен подчиняться тем же законам природы. Впрочем, должен ли? Идеальная краска, способная… Хватит! Сознание Кэлгара пасовало перед новым и новым перебором одних и тех же данных и фактов. Он чувствовал себя разбитым и с трудом подавлял тошноту.

Внутренний жар сжигал его, как при горячке. Кэлгар окунул ноги в таз с холодной водой — может быть, если охлаждать организм таким образом, кровь все-таки не закипит?

Правда, опасность неограниченного возрастания температуры ему не угрожала — это он сознавал. Ведь помимо всего прочего существует и верхний предел темноты человеческих и вообще любых живых организмов. Важно лишь не подпитывать организм дополнительной энергией; придется отказаться от обычной пищи, ограничившись лишь витаминными таблетками, чтобы не подкидывать в топку лишних калорий. Главная опасность заключалась в ином: кожа Кэлгара практически лишилась возможности дышать, так как большую часть тела покрыла непроницаемая пленка краски. Как быстро это может его убить, Кэлгар не знал.

Подобная неопределенность отнюдь не способствовала душевному равновесию. Но вот что странно: именно сейчас, когда он уже почти смирился со своей участью, смерть отнюдь не спешила.

И вдруг его как током ударило — не спешила! Он вскочил, включил свет и кинулся к зеркалу.

Внимательное изучение собственного отражения убедило Кэлгара, что за последний час покрытая краской площадь не увеличилась. Это был как раз тот час, что он провел в темноте, рассеиваемой лишь сиянием, излучаемым его собственным телом. Отпадать краска, разумеется, и не думала — конечно же, ведь она должна быть рассчитана на мрак венерианской ночи. Но площадь покрытия не увеличилась. А если попробовать полную тьму? Например, забраться в пустой топливный танк?

Он провел там полчаса. И хотя очевидного результата опыт не дал, у Кэлгара созрело окончательное решение: именно полная темнота является единственным средством решения проблемы. И единственным путем спасения.

Но ведь тогда горючее во тьме танков уже освободилось бы от убийственного воздействия попавшей в него краски. А может, так оно и есть?

Кэлгар включил зажигание. Тишина — двигатели по-прежнему молчали. Значит, в рассуждение вкралась ошибка.

«Вся проблема, — подумал Кэлгар, — сводится к удалению из состава краски этих самых восьмидесяти процентов жидкого света — при помощи полной темноты или каким-либо иным способом.» Однако более абсолютной тьмы, чем в пустом топливном танке, куда не проникает ни единого фотона, ему не получить, это в принципе невозможно. Где же кроется эта проклятая ошибка?

И тут его осенило: конечно! Свет снаружи не может проникнуть в бак. Но его не может и покинуть свет, излучаемый краской! Ее сияние отражается от стен и возвращается к краске, вновь впитывающей его лучи. Но нельзя же убрать стены…

Радость Кэлгара погасла. Получается заколдованный круг — либо краску подпитывает свет извне, либо она не может избавиться от собственного. Нет, все-таки придется еще поломать голову… Тем более, что во тьме краска не распространяется по телу, предоставляя ему тем самым необходимую отсрочку.

Так проходили часы. И вдруг решение явилось — само собой и совершенно неожиданно.

Месяцем позже, уже направляясь к Земле, Кэлгар поймал радиосигнал встречного космического корабля. Когда связь стала устойчивой, Кэлгар рассказал обо всем, что приключилось с ним на Венере.

— …Так что не ждите никаких осложнений после посадки, — закончил он, — Венериане сами поднесут вам ключи от своих разноцветных городов.

— Погоди, погоди, — с сомнением в голосе отозвался пилот встречной ракеты. — Если я правильно понял, они допустят к себе людей с интеллектом не менее высоким, чем у того, кто успешно прошел тест. Если тебе это удалось, значит, ты обладаешь очень развитыми способностями. Но мы-то самые заурядные люди, так на что же нам рассчитывать?

— Я никогда не мог похвастаться высоким Ай-Кью — как и большинство профессиональных астронавтов, и единственные мои дарования — это энергичность и любовь к приключениям, — скромно ответил Кэлгар. — И раз уж вышло так, что именно я являюсь для вас эталоном пропуска на Венеру, то должен откровенно признать, что по самым скромным оценкам девяносто девять обитателей нашей планеты соответствуют венерианским требованиям.

— Да, но…

— Только не спрашивай, — перебил Кэлгар, — почему их тесты столь примитивны. Может, сам поймешь, когда встретишься с ними. Причем, — Кэлгар нахмурился, — ты отнюдь не придешь от них в восторг, дружище. Зато первый же взгляд на их многоногие и многорукие тела объяснит тебе, почему создание тестов для совершенно отличных от них существ стоило венерианам такого труда. Могу я быть еще чем-нибудь полезен?

— Да! Как ты, собственно, избавился от этой краски?

— Селеновые фотоэлементы и соли бария. Я забрался в топливный танк, захватив с собой селеновый фотоэлементный преобразователь и латунный сосуд с барием. В конце концов они поглотили содержащийся в краске свет. И тогда от нее остался лишь бронзовый порошок, осыпавшийся на пол. Тем же способом я вернул энергию горючему — и стал свободным человеком. Ну, пока! — Кэлгар радостно рассмеялся. — До встречи! Я спешу — у меня на борту груз, который надо побыстрее распродать.

— Груз? Какой?

— Краска! Тысячи хрустальных кубических банок с краской — самой великолепной в мире. Земля станет воистину прекрасной! К тому же я получил право исключительного представительства…

Два космических корабля разминулись во мраке межпланетного пространства, направляясь в противоположные стороны — каждый к своей цели.