ВНИМАНИЕ! Если все проще некуда, вы все пропустили.
Удар в дверь.
Батый сжал стальную ножку от кровати. Одними губами шепнул:
— Лис, от двери!
Удар!
Лис, распластавшись по стене рядом с дверью, чтобы не зацепило, если будут стрелять, прижался ухом к щели…
Хотя не уверен, что те, кто по ту сторону, будут стрелять… И эта ножка от кровати, и Батый, со всеми его мускулами, все будет бесполезно против них…
Удар!!!
Баррикада из разобранных кроватей жалобно заскрипела. Без нее дверь уже давно выбило бы. Но и с ней недолго осталось…
— Лис, от двери! — прорычал Батый.
Жилы у него на шее напряглись, под кожей словно натянулись веревки. Пальцы на железной ножке побелели.
И тут Лис…
Он повернул к нам лицо, и Батый замер. Замер и я.
Лис, чуть сдвинув брови, глядел на нас — но не видел.
— Лис?..
— Они говорят… — шепнул он. Теперь я понял, что он просто прислушивался к тому, что за дверь. — Вменяемо…
Я шагнул к двери. Батый попытался удержать меня, но я сбросил его руку. Прижался к щели с другой стороны двери.
Да, там были тихие голоса… Незнакомые, не кто–то из ребят. Напряженные. Но совершенно точно человеческие — и не сумасшедшие!
Не сговариваясь, мы с Лисом стали разбирать баррикаду.
— Эй! — Батый бросил взгляд на меня, потом на Лиса, будто решал, кого оттаскивать от баррикады первым. — Вы… Ребят, вы…
— Все, Батый! — воскликнул Лис. — Тех психов перестреляли! Это спасательная команда!
— Или не спасательная, — сказал я, — а для зачистки оставшихся психов. Лучше нам открыть самим. Быстрее, Батый! Если не хочешь, чтобы и нас положили, как их всех!
Лис уже смог приоткрыть дверь. Выглянул.
— Спокойно, — произнес размеренный голос по ту сторону двери. — Выходим по одному. Оружие, палки, железки оставить в комнате.
— Батый? — шепнул я.
Батый с явной неохотой расстался с ножкой от кровати. Когда он протиснулся в приоткрытую дверь, я еще раз огляделся и тоже вышел.
— Все? — спросил меня незнакомый капитан в полевой форме.
— Да, — сказал я.
— Андрей, проверь!
Двое автоматчиков порхнули в каюту.
Оставшиеся оглядывали нас, мы оглядывали их…
Трое стояли вокруг нас, наизготовку, нацелив автоматы на нас. Четверо других были без автоматов. В странных серых комбинезонах, из оружия только пистолеты, да и те в кобурах. Эти четверо странно держали руки: приподняв к воротникам, будто их знобило, и они хотели поплотнее закутаться, — комбинезоны на них сидели мешками. На несколько размеров больше, чем надо.
Нет, все–таки это был не озноб. Они не кутались. Лишь держали пальцы у застежек, — напряженно, как ковбои в вестернах держат пальцы над рукоятью револьвера в кобуре на бедре. За миг до того, как на ратуше ударят часы, и тогда будет решено, кто тут самый проворный…
Один из них вздрогнул, дернул было руками — но тут же зашипел его сосед:
— Не снимать!
У этого были прозрачные, рыбьи глаза убийцы. Нацеленные на нас. Его пальцы медленно перебирали воздух у воротника, как плавники пираньи перед броском.
— А если они…
— Не снимать! Приказ Омуля. Глушить только в крайнем случае.
— Ему легко… Там…
— Не снимать! — сквозь зубы повторил бесцветноглазый. — У них может быть что–то сложнее. А от глушения — перегруз, полный… Концов не найдем.
Мы с Лисом переглянулись.
Это не очень обнадеживает, когда тебя при тебе же обсуждают в третьем лице. Будто ты уже разделан и расфасован по пакетикам, и даже бирочки с полным химическим составом аккуратно наклеены…
Слева из коридора послышался хруст битого стекла, быстрые шаги, и вышли еще два автоматчика, а за ними Перископ. Лис бросился к нему, как к отцу родному:
— Товарищ майор! Скажите им, что мы…
— Стоять!!! — рявкнул капитан автоматчиков.
Все солдаты отшатнулись от нас, расширяя круг, но удерживая нас на прицеле. А те четверо, что были в серых комбинезонах, стиснули воротники.
— Ни с места!!! — повторил капитан.
На шум из нашей каюты выскочили двое автоматчиков, и я почувствовал, как мне в затылок уперся ствол.
— А–атставить! — скомандовал Перископ. — Спокойнее, ребята… — Он внимательно оглядел нас. — Живые, не кусаются?
— Чисто, — доложил тот, который вжимал дуло мне в затылок. — Ни трупов, ни оружия, лишь баррикада перед дверью.
Перископ грустно покивал, разглядывая нас.
— Только трое, значит… Выводите их, быстро!
Сначала под ногами хрустело стекло, — все доски под плакаты были разбиты. И стекла, и сами железные задники был пробит или разодраны, виднелась глухой бетонной стены за ними.
Потом мы шагнули в темноту лабиринта…
— Быстрее, быстрее!
Оранжевые светляки вспыхивали и гасли. Стук шагов прыгал между бетонных стен как горох. Мы все ускоряя шаги, почти бежали.
Солдаты больше не смотрели на нас. Автоматчики целились в провалы темноты на перекрестках, едва озаренных оранжевыми светляками…
— Вы еще не всех наших поймали? — шепнул.
— Да здесь не только ваши бродят, — шепнул ближний автоматчик.
— А кто ещ…
Меня схватили за руку, я рванулся прочь — но меня схватили намертво, не отпускали, а горл перехватило, я онемел, ни звука не вырывалось из горла…
Только это оказался Батый.
— Видел? — шепнул он.
— О, господи… — прошипел я. Меня трясло. — Что?
— У этих, — Батый быстро дернул головой на солдата в сером комбинезоне. — Под комбинезоном…
— Что?
— Оранжевое что–то…
Но я уже увидел другое — как из оранжевого сумрака выплывало белое пятнышко. Ближе, ярче, крупнее… Дошли! Вот она, их Большая земля! Второй обитаемый коридор в этом огромном бункере. И наше спасение! Наверх, в нормальный мир!
Но сразу за поворотом стояли рифленые стальные пластины. Из амбразур торчали дула.
— Через металлоискатель и лицом к стене, руки на бетон, ноги расставить!
На нас рявкали, грубо хлопали, обыскивая, — но вокруг был свет. Ярко освещенный коридор! После темного лабиринта это казалось невероятным чудом.
И размеренная возня солдат… Деловитая. Надежная!
По ту сторону заграждения подошел солдатик даже без бронежилета — и даже без оружия. Не обращая на нас внимания, он шагнул к нише, где висел плакат, и стал его сдирать, я успел рассмотреть только начало, да конец подписи: «ВНИМАНИЕ!…..пи Ксельхантинг», и тут же повесил на его место новый, на лиловой бумаге: «Любопытство есть десант, настойчивость плацдарм знания!»
И от это незамысловатой сентенции мне вдруг сделалось…
Ведь все позади! Я огляделся, будто только теперь пришел в себя.
Светло, спокойно…
Дышать будто легче стало. Будто мир изменился…
— А вы чувствуете? — я потер лоб. — Будто наши все, родные?..
— Ну я чувствую, — Лис шмыгнул. — Как будто в наш мир вернулось солнце…
И даже Перископ нам ухмылялся. Но не ехидно, как раньше, — а как добрым приятелям.
— Я… Я тоже рад, что хоть с вами мы свиделись… — мягко улыбнулся он и потрепал Лиса за плечо. — Ну пошли, мои салажки.
И вот мы по другую сторону заграждения… Наконец–то!
Автоматчики и серые осталась у блокпоста, дальше нас вел один Перископ. Мы крутили головами, пытаясь издали углядеть, где же проход в тот великанский зал с теми огромными воротам, через которые нас выведут на поверхность.
И только Батый глядел букой.
— Батый, а ты чего как не родной?
Нет, он был не зол… Скорее, какой–то осоловевший, как выброшенная на берег рыба.
— Батый?..
— Н–не знаю… Какое–то предчувствие нехорошее…
— Предчувствие? — хмыкнул Лис, не поверив. — У тебя?!
— Расслабься, Батый, — шепнул я. — Все позади. Теперь все будет нормально.
— Happy end, — кивнул Лис. — Спорим, вон за тем поворотом тот зал и фоллаутовские ворота?
— Н–не знаю… Я даже в книгах не верил в счастливые концы…
— Э, э, Батый! — возмутился Лис. — Ты это кончай! В счастливые концы он не верит… Если ты будешь так думать, никогда у тебя в жизни счастья не будет! Это еще дедушка Берн учил… — Тут Лис даже остановился. Круто развернулся к Батыю и театрально вгляделся ему в лицо. — Подожди–ка… Ну–ка, вспомни хорошенько: ты не верил в счастливые концы и до того, как сюда попал — или только теперь начал так считать?
Лис все больше строгости на себя напускает, уже суровый дознаватель:
— Может быть, кто–то вбил тебе эту установку? Уж не хочешь ли ты сказать, Батыюшка, что плохой конец случится при твоем деятельном участии?
— Эй, салаги! — окликнул Перископ. — Чего встали? Хотите остаться?
— Лис, отвяжись от Батыя, — шепнул я. — Пошли лучше! Батый, и ты тоже… Расслабься! Уже все позади. Мы не в книжке и не в учебнике психологии, и дурацкие жанровые правила к нам неприменимы. Если бы мы были в книжке, помощь не подоспела бы к нам раньше, чем мы сами сошлись бы в бою лицом к лицу с главным зло…
Я налетел на спину Лиса.
Он встал как вкопанный. Как повернул за очередной выступ, так и встал.
— О, нет… — прошептал Лис с таким отчаянием, что я похолодел.
На вмиг онемевших ногах я обошел его и заглянул за угол. И тоже превратился в соляной столб.
Все позади?
Нет, не кончено…
Ни черта еще не кончено…
В первый миг мне показалось, что это манекен. Лишь когда он моргнул, я поверил, что он в самом деле живой.
— Шаман?.. — не веря самому себе, пробормотал Батый над моим ухом.
Мы глядели на него, он смотрел на нас.
Прямо на нас. И его планшетка была с ним.
На миг накатило отчаяние…
Я пихнул Лису в спину и прошипел:
— Быстрее! Быстрее мимо него, черт тебя дери!
И бросился вперед, прихватив за руку Батыя. Вслед за удаляющимся Перископом, быстрее за ним, и к черту все, что тут! Бункер, Шамана, бойню… К черту все, только выведи нас к тому шлюзу, майорушка! Подними на поверхность!
Я почти пробежал мимо Шамана, стараясь больше не смотреть на него. Но даже кожей, даже спиной я чувствовал его взгляд. А кроме взгляда еще…
Он сидел в нише, на выступе вроде подоконника. На коленях планшетка. А сбоку на планшетке было что–то похожее на… антенну? Что бы это ни было, оно было нацелено прямо на нас. Медленно поворачивалось, вместе с планшеткой, все время целя в нас. Как и глаза Шамана.
Рано, рано отстали автоматчики! Не коридоров им надо бояться!
Я промчался мимо него. Вперед! Только дойти до поворота коридора! А уж бетон защитит. Надеюсь…
Лис семенил еще быстрее меня, а вот Батый…
— Быстрее! — прошипел я, не оборачиваясь. — Быстрее!
— Но у него…
— Вот именно! Быстрее!
Схватив Батыя за локоть, я тащил его за собой, но Батый поддавался с неохотой. Большой, тяжелый, и вдруг такой медленный и безвольный, как кукла из студня…
Все–таки я дотащил его до изгиба. За изгиб! Фу–у–у…
Когда я чуть пришел в себя, Лис уже нагнал Перископа и висел у него на руке.
— В–вы… Вы сейчас видели?..
— Что?
— Как восковый… манекен….
— Да о чем ты?
— В нише он сейчас сидел?.. — Лис шмыгнул. — Наблюдал наш коридор?.. Будто робот…
— А, Омуль, что ли? — Перископ мягко улыбнулся: — Нет, этот живее всех живых. — Перископ посерьезнел. — С другой стороны, а каким должен быть идеальный глава службы безопасности? Кремень–человек. Если что решил, своего добьется…
Лис оглянулся на меня. Вид у него был — как у оглушенного.
— Но ведь вы сейчас выведите нас отсюда?..
— Пошли, пошли, — Перископ двинулся дальше, прихватив Лиса за плечо.
— Отпустите на поверхность, да? — все канючил Лис. — Мы же не опасны? Нас…
Он заткнулся.
Я тоже заметил: впереди, в самом центре коридора трое солдат монтировали странную конструкцию. Что–то на треноге, броневые щитки, какие–то моторчики… и крупнокалиберное дуло. Оно уже работало. Над дулом была камера, помигивала красным глазком. Тихо жужжа приводами, пулемет повернулся и нацелился на нас.
И поворачивался вслед за нами, пока мы проходили мимо, вжимаясь спиной в стену.
— Не пластайтесь, — усмехнулся Перископ, — это всего лишь автоматическая турель.
— Зачем? — спросил Лис.
— Последнее слово нашего хай–тека, только вчера привезли. Омуль распорядился тут же установить.
За следующим поворотам было еще две турели. Обе уже глядели на нас дулами, когда мы выходили. Среагировали на звук шагов еще до того, как мы свернули?
— Омуль?.. — пробормотал я.
В моей голове с трудом укладывалось, что наш Шаман — и их глава службы безопасности одно и то же лицо. О, господи…
— Но зачем это здесь?! — Лис попытался вырваться из–под руки Перископа. — Ведь все же кончилось?!
Я тоже остановился.
— А вы нас к воротам ведете?..
— Да мы уже пришли.
Лис все–таки выкрутился из–под его руки:
— Как это — пришли?! Вы же не хотите нас оставить здесь?! Снова?!
— Заходи, заходи.
— Вы что? — попятился назад Лис. — Вы хотите скзать, что мы останемся здесь…
Перископ схватил его за плечо. На этот раз всерьез, не вывернуться. Толкнул в каюту.
— Пока вам сюда, — мягко улыбнулся он. — Мое дело маленькое… А вот он и выслушает, и успокоит, и расскажет все…
— Да успокойтесь же вы, расслабьтесь… Вы уже почти свободны, как ветер. Под бескрайним небом и теплым солнцем… У нас прекрасный рекреационный пансионат под Геленджиком, отдохнете у моря, а потом домой…
Психолог говорил мягко, тихо. И весь он был — округлый, приветливый, солнечный. Как и его кабинет. Стены теплого персикового цвета, в нише уютная софа, а в центре, перед старомодным дубовым письменным столом, три мягких кресла.
Но Лис ерзал, будто кресло жгло ему задницу. А у меня, как я ни старался, дрожали руки на подлокотниках. Пальцы покрылись холодным липким потом. Даже через дверь я чувствовал, что в коридорах, совсем близко, ходит Шаман. И его планшетка. И то, что приделано к ней…
— Надолго нас тут? — не выдержал Лис.
— Я–то лично отпустил бы вас хоть сейчас, если бы это зависело только от меня. Но… — он развел руками.
Мы с Лисом переглянулись.
— Но?
— Так, пустая формальность. Пара часов, не больше… — Он прищурился: — А почему вы так напряжены? Ваш дух даже наши красоты не веселят?
— Мы… — Лис шмыгнул, поглядел на меня и опять шмыгнул. — Из нашей каюты двое были вместе с…
Но меня интересовал психолог.
— Что за формальность?
Быстрее, быстрее! Доделывай свои формальности, и отпусти нас уже! Поскорее прочь из этого проклятого бункера, подальше от этого чертова Шамана! Пусть все остальные обследования будут не здесь, а в том пансионате!
Психолог меланхолично пожал плечами.
— Ну, положена проверка — значит, должна быть проверка.
— Проверка?.. — Лис аж в кресле подпрыгнул. — Опять?! Целый месяц мурыжили каждый день, и опять?!
— Ну–ну, спокойнее. Да, вас уже проверяли. Но ведь обстоятельства изменились?
— Но мы же… — начали мы с Лисом в один голос, но психолог поднял ладони:
— Да–да! Я все знаю. С вами ничего не случилось. Верю! Но и вы меня поймите. Есть тут у нас на базе некоторые товарищи… перестраховщики… говорят: вы были в той же обстановке, что и остальная тестовая группа? Были. Так вдруг и у вас проявится тот же самый синдром, пусть и не сразу?
— Вы опасаетесь, — сказал Батый, — что мы тоже зомбированы?
— Думаете, — хмыкнул Лис, — после месяца игр с оригинальных дисков, у нас в мозгах завелось по маленькой злобной твари? Как у тех? Только их мозговые уже вскрылись, а наши — пока маскируются? Ждут лучшего момента?
— О, ну что вы… Теперь в этом не подозревают ни вас, ни кого–либо вообще. Никакого зомбирования, как выяснилось, нет.
— Как это? — Батый даже со стула встал. — Но… Все это, что было там… С ними…
— Да, — кивнул психолог. Мягко улыбнулся. — Мы тоже долго верили в реальность зомбирования. Но теперь ясно, что это были пустые подозрения.
— А… А что же тогда произошло с ними? Всеми, кто были с нами?!
— Боюсь, мы перестарались, когда пытались отыскать условия, при которых включается внедренный вирус. Мнимый триггер, — поправился психолог, — мнимого вируса…
— Мнимого?…
Я незаметно пихнул Батыя локтем, чтобы кончил выпендриваться. Вот уж от кого не ожидал! Нашел, когда выяснять!
Вот Лис все понимает верно, тут же вклинился в паузу:
— Ничего такого даже близко не оказалось, да? — предлагает психологу.
Но Батый моего тычка будто не заметил. Прямо в рот психологу заглядывает:
— Но разве… Они же включились!
— Ну, что вы! Как может включиться то, чего в природе не существует? Это был всего лишь нервный срыв. Массовый психоз. Мы слишком удачно имитировали нервозную обстановку, которая была бы в случае начала войны, и могла оказаться тем самым триггером — мнимым триггером. Увы, мы сами, невольно, повредили рассудок вполне нормальным ребятам. Увы!
— А те фигуры… — снова начал Батый, и хотя мы с Лисом уже с двух сторон пинали его по ногам, он только окинул нас мутным взглядом, как что–то досадливое, но неизбежное, и опять к психологу: — Но те фигуры в коридорах…
— Всего лишь обычные солдаты. Правда, в полной выкладке. Возможно, в темноте это слишком сильно исказило привычные человеческие очертания, и у многих разыгралось воображение… и скрытые фобии.
— А оранжевая форма?!
Психолог помрачнел. Пробормотал, выпятив губу, как выплюнул:
— Оранжевая форма…
— Ведь она действовала? Противоположно триггеру? Как выключатель?!
— Ну, что вы! Просто эффект неожиданности, плюс ассоциации на однотипную одежду различных служб спасения.
— Но… — Батый помотал головой. — Как–то же вам пришла в голову идея проверить, как действует оранжевой формы? Значит, те сообщения про пожары на складах — это был не первоапрельский розыгрыш?!
— Розыгрыш, не розыгрыш… — процедил психолог сквозь зубы. — И розыгрыш, и не розыгрыш!
— Как это?
— Вы хотите знать, было ли это на самом деле? Да, было. Да мы сами те склады и взрывали! Оранжевая форма… Да, была там оранжевая форма! И в то же время, это несомненный розыгрыш. И крайне удачный, черт бы их побрал! Это была как раз та последняя спичка, что ломает спину верблюда… Именно склады с формой и убедили нас, что компушки не блеф… Хорошо, что только на время! Теперь–то мы разобрались.
— Блеф?.. — нахмурился Батый. — О чем вы?..
— Блеф, блеф. И один раз им подобное уже удавалось. Двадцать лет назад. СОИ. Или вы слишком молоды, чтобы помнить это? Сеть военных спутников, сверхмощные лазеры, гауссовы пушки и прочие «звездные войны» и ненаучная фантастика…
— Но это же было изначально нереально, и из этого ничего не вышло?
— Вот именно! Изначально. Но не всем это было очевидно. Ни у них, ни у нас ничего не вышло, но они–то и не надеялись! Это был чистый блеф. Они лишь втягивали нас в невообразимые траты на разработку небывалых типов оружия. Что выдержала экономика американская, не выдержала наша. Мы за ними погнались, да надорвались и опали, как подкошенный цветок… Блеф — и угробили огромную державу без единого выстрела. Разорили, развалили на куски, почти раздавили…
Он вдруг улыбнулся.
— Впрочем, второй раз этот фокус у них не пройдет. Больше не будет гонки исследований компушек — таких же мнимых, как и их «звездные войны». В этот раз мы разобрались во всем раньше. Со дня на день мы свернем здесь все программы, законсервируем наш Ковчег, и будем тратить силы и средства на что–то дельное, а не на поиски в темной комнате черной кошки… которой, как выяснилось, и не было.
— Просто срыв?.. — пробормотал Батый.
— Психоз, — кивнул психолог.
— Всех?..
Психолог кивнул.
— Одинаково?..
Он все глядел на психолога напряженно и исподлобья, будто весь этот рассказ — какой–то обидный розыгрыш.
— Ах, вот что кажется вам странным? Что ж… Рассказать вам о массовых истериях в средние века? Сотни людей одновременно видели то полеты ведьм на помеле, то лики господа в небе…
— А почему у нас не было психоза, такого же, как у всех остальных?
— О, тут все просто! Дело в том, что вы очень умные мальчики. А умные мальчики, в отличие от тупых оболтусов, рефлексируют. И когда накатывает инстинктивный страх перед темнотой и неизвестностью, умные мальчики не поддаются панике. Это другие, те, что поглупее, и не способны на вдумчивый самоанализ, вот они срываются. Быстро превращаются в своих недалеких предков, стайный животных, впавших в панику. Агрессивные, атакуют всё и всех, кто не член их стаи… А у кого интеллект крепкий, тех не сразу срывает с резьбы здравого смысла. Вы удержались. Радуйтесь.
— Страх перед темнотой и неизвестностью?.. — пробормотал Батый. — Но почему они все так внимательно вглядывались в те календа…
— Ладно! — психолог пристукнул ладонями по столу. Нахмурился. — Вот что мы сделаем. Пожалуй, пару дней вы еще у нас тут побудете, и мы не спеша обсудим все накопившиеся у вас вопросы.
Меня холодным потом прошибло. Лис вскочил:
— Вы же сами сказали, что мы здоровы! Так зачем же нас держать здесь еще пару дней?!
— Ну–ну–ну! — поднял ладони психолог. — Тише, тише. Здоровы, не здоровы… Это все так условно и подвижно.
— Но вы же сами сказали, что мы нормальны! — воскликнул я. — Нас лучше поскорее отправить отсюда в Гелендж…
— Видите ли, юноша! Это не такой простой вопрос — нормальны, не нормальны.
— Но у нас же нет нервного срыва после вашей проверки! — сказал Лис. — Нас психоз не коснулся!
— Кто знает, какие демоны водятся в тихих омутах? Когда случаются критические ситуации…Тот ужас, что пришлось пережить вам в той бойне, вы едва уцелели… После таких потрясений могут быть серьезные последствия, которые проявляются не сразу.
— Но что же… — Лис шмыгнул и жалобно оглянулся на меня. — Ведь мы же… Мы же не можем изменить все то, что там?..
Психолог холодно прищурился:
— Иногда преданнейшие, казалось бы, собаки могут загрызть своих хозяев. У нашего Омуля светлая голова, может быть, он прав, нам лучше не спешить с выводами… — Он вдруг усмехнулся: — Хотя расставить вокруг командного центра автоматические турели, это все же перебор. На людей он совсем не надеется…
Мы с Лисом переглянулись.
— Вы сказали — Омуль?
— Ваш главный особист?
— И человек очень надежный всегда, — прищурился психолог, — когда инцидент опасен для Ковчега… — Он вдруг улыбнулся. — Знаете, а давайте мы, в самом деле, не будем пороть горячку? Не будем ничего мудрить, а вот что мы сделаем: прогоним–ка вас через стандартную процедурку полной проверки. Для начала. А? А там уж… — Тут его улыбка стала извиняющейся: — Если все будет нормально.
— Трындец, — сказал Лис, когда за Перископом закрылась дверь, и мы остались одни.
В каюте, которая оказалась копией нашей прежней каюты. Разве что душ с туалетом прямо здесь же, третьей комнаткой.
— Это что значит? — сказал Лис, оглядывая розовенький кафель. — Нам перестанут докладывать брому?
Но я не усмехнулся даже из вежливости. Я глядел на Батыя. Ловил его взгляд, сдерживаясь из последних сил.
— Ну ты, Батый… — прошипел я. — Ну ты даешь!..
Лис тоже перестал изображать веселого висельника.
— Будто специально с Шаманом сговорился… — процедил он сквозь зубы. — Нас же почти отпустили уже! А теперь что? Опять здесь, и неизвестно сколько еще… А Шаман под боком…
Лис вдруг без сил плюхнулся на кровать. Уронил голову в руки.
— Мне кажется, — едва слышно пробормотал он, — мы не выберемся отсюда… Этот Шаман будет со своей штукой ходить за нами, пока и мы… Как вся наша группа… Они раньше, а теперь и мы…
— Лис! — сказал я. — Завязывай.
Лис поднял лицо и затравленно уставился на меня.
— Думаешь, он даст нам уйти? Мне кажется, он дожмет нас… Батыя, а потом нас с тобой… Пока мы тоже, как те…
— Лис, хватит! Перестань. Лучше думай, как нам выбраться.
— Да никак нам теперь не выбраться! — вдруг рявкнул Лис и оскалился на Батыя: — Какого дьявола тебя за язык тянуло?!
— Да я просто…
— Он нас отпустить хотел! А ты его будто специально подначиваешь, чтобы не отпускал! Какого хрена?!
— Я не подначивал! Просто спросил!
— Зачем?!
— Ну… Мне показалось, что они рано решили, что никакого зомбирования не было…
— Он же тебе все объяснил! Русским языком! Ошибка!
Батый покорно покивал. Но как–то не очень убедительно.
Это мне, если честно, уже совсем не понравилось.
— Батый?
— Что?
— Давай начистоту. Что именно тебя беспокоит?
— Слишком быстро они успокоились, — с готовностью затараторил Батый. — А если они ошиблись не тогда, а как раз сейчас? Когда решили, что игры чисты?
— Но он же объяснил! — сказал Лис. — Что они ошиблись с подозрениями! Они сами переборщили с провокацией! Это был просто срыв. В тревожной обстановке тупые мальчики срываются!
— А Туз? Разве он был глупый? Совсем не рефлексировал? А Даркхантер? А Орканоид? Если бы все было так, как сказал психолог, то они бы сейчас были вместе с нами. Но…
— Ага! А те психологи и военные спецы, которые этим занимались — типа, лохи? — Лис ухмыльнулся. — Один ты самый умный!
— Батый, — сказал я, — но если бы в играх что–то было, тогда мы бы тоже должны были заразиться?
— Не обязательно.
— Как это?
— Это лишь один из возможных вариантов.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы играли в свежие игры. А Туз — профессиональный игрок. Он много играл в игры, которые выходили раньше.
— И что это меняет?
— Начинка игр могла измениться.
— Помедленнее, Батый. — сказал Лис. — Имена, пароли, явки.
Батый вздохнул. Заговорил медленнее, разжевывая в кашицу:
— Представь, что в играх все же что–то было. Наша разведка что–то заподозрила. Наши военные сделали вот этот институт. Но ведь у американцев тоже есть разведка? А если они узнали про этот институт? — Батый оглядел нас с Лисом. — Узнали про то, что наши военные исследуют их игры? Ищут подсадные психические вирусы? Что бы они тогда сделали?
— То есть ты хочешь сказать, — перевел я с русского на русский, — что раньше игры были заражены, и только в самых последних ничего нет? Специально для того, чтобы проверка ничего не вывела?
— Или заражены, но не тем, чем старые… Чем–то сложнее…
— Батыюшка, кончай! — воскликнул Лис. — Зомбирование… Тебе же объяснили, что это была американская деза, а в играх ничего такого нет, и быть не может! Сам подумай, как что–то такое сложное можно встроить в игру! Бред это все!
Батый мрачно посмотрел на Лиса:
— Кто–то убеждал Туза, что очень даже возможно.
— Ой, ну я тебя прошу! Не надо быть таким доверчивым, Батыюшка. На заборе знаешь, что было написано? А за забором — дрова.
Но Батый продолжал мрачно глядеть на Лиса. Лишь прокомментировал:
— Задачка на логику: можно ли верить человеку, который утверждает, что он лжец?
— Ох, Батый… — Я покрутил головой. — В жизни все проще. Если американцы что–то прознали про эту базу, то они бы просто прислали сюда шпиона, чтобы он все развалил здесь… Запутал процесс исследований. Или убедил в том, чего нет… Создал видимость, будто в игры что–то такое вшито. Чтобы направить наши усилия по тупиковому пути.
— А надежнее всего, — заметил Лис, — если этот шпион — сам служит тем, кто должен шпионов разоблачать…
— Или даже главой этих разоблачителей, — кивнул я. — Батый, тебе не кажется, что у нас есть куда более реальная проблема, чем выдумывать какие–то невероятные хитрости?
— Может быть, — вежливо сказал Батый. — И все–таки… Мне кажется, они опять чего–то не договаривают…
— Они? — встрепенулся Лис. Поднял бровь, как гончая поднимает ухо: — Ты сказал — они?
— И Перископ, и психолог… — медленно проговорил Батый, скорее самому себе. — Они… — Он морщился, напряженно пытаясь решить что–то.
— О–о–о! — простонал Лис, — Ну вот! Уже началось! Там гонялись за врагами стаи, бунт устроили, — и вот! Полюбуйтесь! Теперь и этому враги всюду мерещатся!
— Лис! — сказал я.
— Ладно, ладно… Молчу. Но честное слово! То у него предчувствия, что все кончится плохо… А теперь уже подозревает кого–то в чем–то!
— А ты разве не заметил, как изменился Перископ? — спросил Батый. — Будто другой человек. Ни разу над тобой не подшутил.
— Надо мной?.. — Лис выпятил челюсть. — Подшутил?.. Я заметил, Батыюшка, что это как раз тебя как подменили. Недоверие, подозрительность, сплошные вопросы и хитроумные построения… Кстати, Батый! — Лис изобразил суровый взгляд прокурора: — Мы когда шли мимо Шамана, ты шел последним. Прикрывал нас своей широкой спиной и большой головой. Что бы там ни было у Шамана присобачено к планшетке, ты должен был словить самую большую дозу. Скажи мне, дружок: ты ничего такого… м–м… странного в себе не чувствуешь?
КЛАЦ!
В прихожей нашей каюты, уже по эту сторону двери…
Мы вскочили — но ничего не успели сделать. Тут же вырубился свет.
Когда мы пришли в себя, выяснилось, что это всего лишь отбой. Все как и раньше.
Только дверь каюты теперь запиралась. Это магниты в запоре клацнули. И изнутри не открыть, пока сам не отопрется.
Впрочем, был и плюс — в душевой был выключатель, и лампы работали даже ночью…
Утром Перископ привел нас в медзону. Большой круглый холл, от которого разбегается дюжина коридоров, — по совместительству это был актовый зал. В центре холла кафедра, вокруг нее полсотни кресел.
На кафедре сейчас высилась турель. Крупнее тех, которые мы уже видели. Сразу с тремя пулеметами.
— Ждите здесь, вас вызовут, — и Перископ ушел.
Ждите…
Я огляделся по сторонам. Лис тоже нервно озирался. Когда мы шли сюда, на одном из перекрестков мне показалось, что мелькнул Шаман…
И кажется, кое–чего он уже добился. Батыя как подменили. Хмурый, он что–то напряженно обдумывал. С утра ни словечка не произнес. И еще…
Я резко обернулся к нему, едва краем глаза заметил, как он искоса глядит на меня. Но он тут же отвел взгляд. И это было уже не в первый раз. Странно…
Или это мне кажется? Пуганая ворона куста боится?
И все–таки Батый был не в себе. Сидел напряженный, чем–то озабоченный.
— Батый, что с тобой?
Он оглядел нас с Лисом, прежде чем отвечать. Затем отвел взгляд и тихо пробормотал:
— Врачей боюсь…
— Ты — врачей?! — Лис аж привстал от удивления. — Да где ты их мог видеть, врачей? На вашем Медном, который дальше Камчатки, что ли? Не смеши мои бахилы!
— Во Владивостоке, в призывной комиссии. Там был зубной врач. А у меня оказались плохие зубы…
— У тебя?! — не поверил Лис. — Да они же у тебя — ровненькие и здоровые, как капкан. Хоть сталь грызи!
— Он сказал, у меня зубы мудрости пока целые, но очень плохие, слишком глубоко в десне, лучше заранее удалить. И… — Батый замолчал, почти всхлипнув.
— Что?
— Наркоз на меня почти не действовал, а зуб мудрости оказался еще хуже, чем врач думал… Корни разросшиеся и сидели очень прочно. Врач два часа… И клещами, и сверлил…
— О–хо–хо! Хватит, хватит! — замахал руками Лис, страдальчески сморщившись.
— И стачивал, и десну резал…
— Верю, верю, что плохой! — Лис чуть не хрюкал от смеха. — Избавьте меня от подробностей!
— Белкин! — рявкнуло прямо над ухом.
Мы вскочили все трое. Человек в халате подобрался к нам совершенно бесшумно!
— Который из вас?
Волоски на затылке у меня встали дыбом. Я узнал голос…
Эти холодные металлические интонации, почти неживые… В кабинете психолога? Не здешнего, а того, куда я ходил целый месяц… через темный лабиринт, в полном одиночестве…
Батый побледнел.
— Ладно, Батый, не тушуйся, — шепнул Лис и пихнул его плечом. — Тут зубного не будет. Тут разные рефлексы и психопрофили… Больно не будет!
Батый судорожно вздохнул.
— Чего ты еще?
Батый ссутулился, опустив глаза.
— Врач говорил то же самое, когда брал клещи… Что больно не будет.
Он пошел за врачом, как на веревочке бычок–двухлетка в скотобойню.
Я внимательно следил за ним, пока они не свернули.
— Мессир?..
— Лис, а ты не замечаешь в Батые ничего странного?
— Второй зуб мудрости еще остался?
— Почему–то мне кажется, что не зубы тревожат Батыя в предстоящем обследовании… Совсем не зубы. Скорее уж, глаза. Ты заметил, как внимательно он смотрит в глаза, когда с ним говоришь?
Лис перестал скалиться:
— Я думал, мне это только кажется… Думал, может, он только со мной так… Подозревает меня в подколках, после всех тех баек…
— Я ему баек не травил, — сказал я. — И еще: сам–то он норовит отвести глаза, когда отвечает на какой–нибудь вопрос…
Лис пнул меня по щиколотке.
— Какого!.. — но я тут же заткнулся, так Лис выпучил глаза.
— Нет, не оборачивайся! — прошипел он. — Не оглядывайся резко! А случайно так… Коридор, который на три часа…
— А полдень — это ты?
Он кивнул.
Я качнул головой, будто разминал шею. Оглянулся невзначай… Там лишь мелькнуло что–то и скрылось за угол коридора. Краешек чего–то.
Но я знал, что это. Планшетка.
Шаман.
Прямо за углом коридора, из которого мы пришли.
И то, что приделано к его планшетке…
— По–моему, здесь сквозит, нет? — громко произнес Лис.
Мы пересели. Прикрывшись от того коридора кафедрой и турелью. Но и тут сидели как на углях, постоянно озираясь. Черт бы их побрал, двенадцать выходов!
— По–моему, — тихо шепнул Лис, — вот в том… За углом кто–то…
Мы пересели, и дула турели, тихо подвывая, повернулись вслед за нами. Но одно осталось нацелено туда, где мы сидели прежде… или дальше. На один из проходов.
Мы затаили дыхание, прислушиваясь. Теперь он оттуда уйдет?
Но откуда зайдет снова?
— Следи за турелью, — шепнул я.
Ее датчики куда чувствительнее наших глаз и ушей.
В напряженном ожидании прошел час, наверно. Мы еще несколько раз пересаживались, но теперь все стволы турели поворачивались вслед за нами.
— Все, вроде? — наконец шепнул Лис. — Понял, что мы его просекли?
— Или уже добился, чего хотел…
Лис поежился.
— Не надо так шутить, Мессир! Нет, не успеет он. Нас если не сегодня, то завтра выпустят, и…
— Думаешь?
— Но… Но как же?.. Ведь нас сейчас проверят — и отпустят?.. — Лис глядел на меня собачьими глазами. — Это же формальная проверка, да?..
— Если это формальная проверка, то почему Батыя все еще мурыжат?
Турель опять вжикнула, но это был всего лишь человек в белом халате. Настала моя очередь.
— Формальность! — прорычал Лис, заправляясь. — Крест их накрест и по диагонали! Это он назвал формальностью?! Два часа тестов, да еще в томографе!
— И опять тест на ай–кью… — пробормотал Батый. — Почему это их так волнует?
— Господи, Батый! Только не начинай все сначала! — взмолился Лис. — Тут Шаман за нами ползает, как удав за мартышками, а ты опять — «их»… Он, а не их!
— О, дьявол… — прошептал я.
Впереди был Шаман. Сидел уже не скрываясь. Пристроился в нише под плакатом, на коленях планшетка…
Мы проскочили, вмиг бледные и взмокшие.
Одно хорошо: выходит, мы еще держимся, что бы там у него ни было.
Но сколько еще выдержим? Если он собрался нас дожать… С его–то возможностями начальника внутренней службы безопасности… Ох, неспроста была эта проверочка, не спроста!
И если не играть на опережение, то дожмет он нас…
— Батый, ты еще с нами? — шепнул я, когда Перископ остановился перед кабинетом психолога. — Делаем, как запланировали?
Мне показалось, он чуть замялся, но все–таки шепнул:
— Да.
— У нас все нормально? — спросил я.
Но психолог только мычал какой–то унылый мотивчик и хмуро разглядывал какие–то распечатки.
— Когда нас отсюда увезут? — потребовал я.
Психолог наконец оторвался от бумаг. Задержался взглядом на Батые.
— Ну–с, как мы себя чувствуем сегодня?
— Угу, — мрачно кивнул Лис. — Никак его компушки в покое не оставят. Только про них и говорит.
— Это правда?
— Ну… — Батый замялся… — Просто…
— Да–да?
— Это нелогично. Остановить исследования после всего, что было!
— Ах, вот вы о чем. Ну, может быть, хотя бы это вас успокоит: пока мы думали, что во всем виноваты игры, мы проверили весь персонал базы на устойчивость к подобному срыву. Все, кто сейчас остался в Ковчеге, прошли через то же, через что прошли вы.
Батый пораженно поднял головы.
— Всех?.. — пробормотал он, не веря. — И вы тоже?..
— И я. Нормальный? — улыбнулся психолог. — А ведь больше недели играл по пятнадцать часов в сутки.
— А вы уверены, что это не… опасно? Что это не было ошибкой?
Психолог воздел очи горе.
— Вот и Омуль так же. Тоже во всем ему удится опасность! Даже в обеспечении большей безопасности, и тут саботаж заподозрил… Когда потребовали и его самого пройти это испытание, чуть до драки не дошло… Хорошо хоть, наш новый шеф на своем предложении настоял…
Но тут психолог взглянул на распечатки, и помрачнел.
— Да, Белкин, вы крепкий орешек…
— Мои тесты? — насторожился Батый. — Там что–то не так?
Психолог вздохнул, тасуя листки.
— Это из–за тестов на ай–кью? — спросил Батый. — Зачем вы постоянно тестировали нас на ай–кью, и опять проверяете? Наше состояние заметно меняется?
— Ну, как вы понимаете, игра запоем не может пройти совсем без последствий. Неизбежно своего рода похмелье. Чуть ухудшилась скорость мышления.
— Понизился ай–кью?
— Я уверен, что это временно. Своего рода переутомление. Скоро пройдет.
— Но все еще не исчезло? — не сдавался Батый.
— Ну, прошло не так уж много времени…
— А когда вы проверяли персонал, не было ни одного… м–м… «срыва»?
— Увы, были. И очень много. Особенно у младшего состава.
— Так почему же вы… — начал Батый, но психолог вскинул руки:
— Именно потому, что выявилась четкая закономерность. Так называемый «срыв» бывает только у людей с относительно низким ка–и. У кого ка–и выше, с ними ничего непоправимого не происходит.
— Кроме понижения ай–кью… — пробормотал Батый.
— Это временно.
— А та группа, которая была до нас? Она была самая первая?
Психолог смерил Батыя внимательным взглядом, затем неохотно кивнул.
— И у них… — тут же начал Батый, но я пихнул его локтем, чтобы заткнулся.
Хватит уже вопросов! Не то психолог его точно в маньяки запишет, и нас тут всех сгноят! Но Батый продолжил:
— … у них тоже некоторые избежали «срыва»?
— Трое.
— А можно посмотреть графики измерения их ай–кью? И наших!
Психолог даже опешил:
— Простите, молодой человек, но вы, все–таки…
— Если в играх ничего нет и исследования сворачивают, — с жаром перебил Батый, — то все эти данные теперь ничего не значат? Никаких секретов я не нарушу, а меня это успокоит, своего рода психотерапия!
Психолог хмыкнул:
— Хорошо, если поможет успокоиться. А может ведь и… — но все–таки протянул Батыю распечатки.
И с холодным любопытством следил, как Батый лихорадочно разглядывает графики.
— А почему разница? — спросил Батый. — Почему у тех троих не было спада ай–кью? Никакой «похмелья» после игр.
— Исключения, — пожал плечами психолог. — Остаточная реакция есть не у всех. Кстати, у вас, Белкин, спада ка–и тоже нет. Да еще у Омуля… Все, пожалуй.
Батый нахмурился:
— Из нашей группы одно исключение, из всего персонала базы — тоже только один, а в той группе — сразу трое?..
— Стечение случайностей.
— Да? А… — тут Батый нахмурился.
Поглядел на Лиса, потом на меня.
Я заглянул через его плечо. Батый чуть развел листки распечатки, чтобы сразу видеть и свои результаты, и наши с Лисом.
— Синяя линия — это перевод из того коридора сюда? — спросил Батый.
— Да.
— Почему же тогда «похмелье» возникло только после перевода сюда? — спросил Батый. — А до перевода — никакого «похмелья» не было, ай–кью не падал?
Психолог безнадежно покачал головой.
— Ох, вы прямо как Омуль. Он тоже все этими графиками интересуется… Прямо как прораб — ходом работ…
Мы с Лисом переглянулись.
— Но проверка завершена? — спросил я.
— Нас сейчас вывезут отсюда? — спросил Лис.
— Увы, сегодня не получится.
— А когда? Завтра утром?
— Н–нет…
— Но вы же говорили!.. — с возмущением начал Лис, но психолог поднял ладони:
— Увы, но я здесь не все решаю. — Он прищурился: — Омуль. Все еще считает, что вывоз опасен и вреден, вам лучше оставаться здесь.
— Омуль?..
Опять этот Омуль…
— А если он скажет, что нам хорошо бы тут еще годик пробыть?! — спросил Лис.
— Увы, ребята. Это от меня не зависит. Скажет три года, значит три года… — Психолог прищурился: — А ваш тест, мои друзья… Третий, в принципе, чуть отличается. Если его анализировать… Ну это мы сами потом без вас, а пока…
Он внимательно посмотрел на Батыя.
— Вы, молодой человек, не замечаете ничего… странного?
— В каком смысле? — напрягся Батый.
— Иногда самые привычные вещи оказываются вовсе не тем, за что мы их принимали… Разные мелочи вдруг начинают складываться… будто бы в осмысленную картину… странную, пугающую…
Батый застыл.
Психолог рассмеялся и подмигнул Лису:
— Каждый человек — это вещь в себе. Можно думать, что знаешь кого–то как свои пять пальцев. Но на самом деле есть лишь каналы ввода информации, и каналы отклика. А что внутри?.. Никто не знает. Каждый из нас черный ящик даже для самого себя…
Вышли — и, конечно же, Шаман был тут как тут. Стоял у ближайшего плаката, внимательно его разглядывая. Планшетка под мышкой.
Я пихнул Батыя, выводя его из задумчивости. Поймал его взгляд. Батый сообразил, кивнул. И, круто развернувшись, двинулся прочь.
— Эй, Батый! — окликнул Лис. — А ты куда собрался?
— В спортзал. Врачи должны были поговорить с инструктором по самбо. Месяц ничего тяжелее мышки не поднимал, а так охота… Мышцы просят… Пойдемте со мной?
— Не–а, — помотал головой Лис. — Железки баюкать — это без меня.
— А вы куда?
— А у нас тут есть одно дельце… — тихо сказал я.
— Какое? — удивился Батый.
— Ну, так… Да ты иди.
Мы с Лисом развернулись и пошли в другую сторону.
Я старался не оглядываться, но даже спиной чувствовал, как затылок мне жжет взгляд Шамана. А может быть, и не только взгляд…
— За нами пошел, — шепнул Лис, не поворачивая головы.
Мы свернули. И стали петлять по базе, все увеличивая скорость. То и дело натыкаясь на турели посреди коридоров.
— Господи… — прошептал Лис. — Сколько он их здесь наставил?..
— Поэтому заткнись и шагай быстрее! — прошипел я.
Шаман за нами как приклеился.
И мы, и Шаман почти перешли на бег, — когда из бокового прохода ему в бок, как истребитель на таран, вылетел Батый.
Шамана отбросило в одну сторону, планшетку в другую… Батый неожиданно проворно подхватил ее еще в воздухе, не дав разбиться.
А мы с Лисом метнулись к Шаману, помогая подняться. Он хлопал ртом, как вываленная на берег рыба, переводя взгляд с Батыя на нас, с нас на Батыя.
Батый, почти не скрываясь, изучал экран планшетки. Шаман дернулся было к нему, чтобы отобрать планшетку, но мы с Лисом крутились вокруг Шамана, все лепеча извинения за нашего приятеля, и все ли с товарищем полковником нормально? А самое главное, все держали за руки, помогая держаться на ногах, и сбивали с него невидимые пылинки, и опять придерживали, чтобы, не дай бог, не упал опять, вдруг, когда падал, ногу подвернул, или в берде вывих…
Этой вежливой возней мы продержали его секунд десять, затем Шаман отпихнул нас так, что остановить его мы могли бы лишь откровенной дракой. Он рванулся к Батыю. Выдернул планшетку — и звонко треснул излучатель, выступавший из планшетки. Батый хорошо запомнил, что я ему говорил…
Шаман отскочил прочь. Прижавшись спиной к стене и прижав планшетку к себе, как ребенка, он оглядывая нас. Узкие глаза прищурились еще больше.
Два медленных кивка. Обещающих нам мало хорошего. Конечно же, он все понял…
Но мы знали, на что шли. Это была игра ва–банк.
— Ну?! — шипел Лис.
— Что у него там? Батый!
— Вы знаете… — Батый казался озадаченным.
Мы наконец–то дошли добрались до нашей каюты. Лис впихнул Батыя внутрь и захлопнул дверь.
— Ну не тяни кота за яйца! — рявкнул уже в полный голос. — Что у него за облучатель?
— Я не уверен, что это…
— Просто опиши, что было на экране! — сказал я. — Ты же говорил, у тебя и зрительная, и слуховая память идеальная!
— Да…
И прикрыв глаза, Батый стал подробно описывать.
И по мере того, как он описывал, уже мы с Лисом впали в недоумение.
— Ничего не понимаю… — пробормотал Лис. — Ты ничего не путаешь?
— Нет.
— Два окна, две программы… — пробормотал Лис.
— То, что в левом окне, — предположил Батый, — это ведь так должна выглядеть программа распознавания речи?
— Или выполняющая обратную функцию, — заметил я. — Синтез голоса по заданным словам… Чтобы модулировать излучение, которое сможет перенести все это…
— Н–не знаю, — с сомнением протянул Батый. — Кажется, то приспособление сбоку больше походило на небольшой…
— Еще раз опиши, что было в правом окне! — скомандовал я.
— Там было несколько полей. В одном поле — какой–то текст, но поле узкое, и от текста видно только одну строку. В соседнем поле — что–то похожее на язык программирования, какие–то условия… А ниже несколько маленьких полей, и в каждом… Словно бы диалоги, только реплики очень короткие, и вместо внятных фраз какой–то случайный набор слов. Надо описывать? Я могу слово в слово, но это бессмысленная абракадабра…
— Н–да… — Лис поглядел на меня. — И что же это такое?
— Может быть, это какой–то лингвистический анализ? — предположил Батый.
— Ну да! Тебя послушать, так это вообще не облучатель, а микрофон!
— Очень похоже…
— Ты переутомился, Батыюшка! — сказал Лис. — Помнишь, что психолог говорил про шизофреников? Начинают видеть то, чего нет, да еще и доказательства всюду мерещатся! То второй слой там, где и первого не было… Теперь микрофон…
— То массовое помешательство вполне могло быть вызвано играми, — сказал Батый. — И второй слой тоже может быть. — Он склонил голову, как бык перед атакой. — Это логично.
— Самые логичные люди на свете — шизофреники, — сказал Лис. — А самые последовательные из шизофреников — параноики. Так что я тебя прошу, Батыюшка: ты уж не увлекайся, ладно? Не напрягайся, где не нужно, не подозревай разные заговоры. Для здоровья вредно!
— Подожди, Лис… — поморщился я.
— Да если бы что–то такое было в играх, это просто перестали бы встраивать, чтобы проверки ничего не нашли! — рявкнул Лис.
— А старые игры? — возразил Батый. — Они никуда не делись. Их можно исследовать снова и снова, все тщательнее и основательнее. Рано или поздно наши разберутся, что именно в них встроено, и как оно работает… А вот если в новом вирусе сохранены внешние симптомы старого вируса… По крайней мере, некоторые…
— Да зачем нужен новый вирус, если он сохраняет старые симптомы?! — рявкнул Лис.
— Чтобы здесь могли предположить, что дело всего лишь в обстановке, которую создали сами исследователи, а не в играх. Но под старыми симптомами в новом вирусе есть и второе дно…
— СТОП! СТОП! СТОП! — замахал руками Лис.
Потом мягко сказал:
— Знаешь, Батыюшка… Я, конечно, не психопатолог. Но вообще–то… В фильмах, когда такое говорят, обычно это роль математика, который сходит с ума и становится шизофреником.
— Но это же…
— Логично! — договорил я за Батыя. — Спокойно. И ты, Лис, подожди пока! Второе дно? Это ты о чем, Батый?
— Что–то сложнее того зомбирования, которое мы уже видели.
— Во–первых, мы видели срыв, а не зомбирование! — сказал Лис, но Батый упрямо повторил:
— То зомбирование, которое мы видели, способно проникнуть в психику при обычной игре за компьютером. Оно ведь рассчитано на обычных игроков. На тех, кто играет пару часов в день. Так? А теперь представь, если американцы знают об этой исследовательской базе. Знают, что наши расследуют, как устроен вирус, ищут триггеры, которые включают вирус в активное состояние, а для этого заставляют подопытных играть не по два часа в день, и даже не по пять–шесть, как играют прогеймеры, а почти круглые сутки? И так день за днем? Без выходных? Месяцами?..
Мы с Лисом переглянулись.
— К чему ты клонишь?
— Вирус второго типа, который заточен под условия именно на этой базе. Он гораздо сложнее, и заражение им происходит медленнее и труднее, но здесь созданы тепличные условия для заражения пси–вирусами! И этим можно воспользоваться. Логично?
— Логично, только… Подожди, Батый, не спеши… Ты стал так быстро говорить в последнее время, прямо тараторишь…
У меня было такое ощущение, будто меня заставляют играть в шахматы с Deep Fritz'ем на восьмиядерном серваке. И на кону — вовсе не пять копеек…
— Да? А мне кажется, это вы стали медленнее говорить… — растерялся Батый. — И все вокруг тоже…
— Все?.. — хмыкнул Лис. — Пожалуй, беру свои слова назад. Это не шизофрения… Это чистая паранойя!
— Но это же логично!
— Да ни хрена это не логично! — взорвался Лис. — Даже просто зомбировать ни одна игра не может! Бред это все! Даже если предположить — слышишь? только предположить! — что в музыку можно встроить какие–то скрытые ритмы, и сделать какие–то незаметные сознанию особенности в фактурах, планировке уровней и облике персонажей, а интерфейс и сюжет вдалбливают определенные паттерны поведения… Даже если это все и есть в играх — еще не факт, что это все окажет какой–то эффект на игроков! Да это все не сможет зомбировать даже на то, чтобы сходить к окну и открыть форточку! А ты что выдумал? Второе дно… Чтобы не просто вбить в голову тупую агрессию, а внедрить целый алгоритм поведения? Со всякими разветвленными условиями? Вот при таком–то надо изображать тупого зомбю, а при том–то — делать что–то совсем иное? Так, что ли?! Да ты для начала попробуй написать такую программу без внедрения в психику, просто на уровне алгоритма! Уже пупок надорвешь! Вон, роботов не могут научить нормально ходить — а тут такое! Ты сам–то себе веришь?!
Батый остался холоден как лед:
— Но роботы изначально не умеют ходить? Поэтому и приходится писать программу целиком, с самых азов. Вирус же не обязательно писать с азов, он может использовать встроенные функции операционной системы и блоки из стандартных программ. Он всего лишь перекоммутирует связи между подпрограммами.
— О–о, боже… — простонал Лис.
— Но для чего это все, Батый? — спросил я.
— Но это же очевидно: вирус и по внедрению заточен под условия этой базы, и по действию будет направлен против нее же. Сделать что–то такое, чтобы здесь решили завершить исследования в любом случае.
— Перебить персонал базы? — спросил Лис.
— Нет. Как раз тогда–то исследования и будут продолжены. Нет, должно случиться что–то более сложное. Чтобы причины произошедшего были не так очевидны.
— Ха! Зомби, разрабатывающие хитроумный план! Ну просто доктора наук. Академики!.. Только чтобы что–то сложное сделать, им надо будет действовать сообща, а для этого надо разрабатывать совместные планы и координировать действия, Батыюшка!
— Пожалуй… — медленно протянул Батый, задумавшись.
— Ну и как, мать–перемать, они будут это делать?! — рявкнул Лис. — Когда вирусы на компах устраивают скоординированную атаку, они могут это сделать, потому что обмениваются информацией через сеть! Электрическими сигналами по проводам! Но люди–то встроенных модемов не имеют! И радиосигналы тоже не излучают! Как же твои зомби смогут обмениваться информацией между собой, а?!
Батый замер. Уставился на Лиса, будто громом пораженный.
— Батый?.. — нахмурился я.
Но Батый лишь беззвучно шевелил губами, а потом постучал себя кулаком в лоб.
— Ну да… Ну конечно… Вот что он пытался найти…
— Эй, Батый? Батый! — Лис пощелкал пальцами у него под носом.
Батый поглядел на Лиса, но все еще плавал где–то далеко от нас.
— Батый, давай–ка лучше иди спать, а? — сказал я. — Чтобы хоть твои чудачества нас не отвлекали от главного. — Я поднялся. — Надо рассказать все психологу, пока Шаман не успел починить свою…
С щелчком вырубился свет.
— Черт!
В темноте я все же пробрался к двери, подергал — но дверь была заперта.
— Отбой?
— Да. Не успели…
Спал я плохо. В середине ночи проснулся, и уже не мог заснуть. Нам лучше поторапливаться, пока Шаман не нанес ответный удар…
Я растолкал Лиса еще до подъема. И едва включился свет и щелкнул замок в двери, Лис понесся к психологу. Надеюсь, Шаман еще не рыщет по коридорам, и Лис сможет проскочить незамеченным.
Пойти вместе с ним я не рискнул. Батый беспокоил меня все больше. Как бы не наделал глупостей, если оставить его одного…
Пританцовывая от нетерпения, я ждал у приоткрытой двери нашей каюты, глядя то на поворот коридора, откуда должен был вернуться Лис с подмогой, то прислушиваясь к тому, что внутри. Из–за двери санузла шумел душ. Раньше Батый делал все за минуту, а сегодня, казалось, целую вечность моется!
Или это для меня время тянется так ужасно медленно? Ведь из–за поворота коридора может прийти не Лис, а Шаман…
Или психолог, но не с Лисом, а с четверкой крепких ребят и парой смирительных рубах…
Но появился Лис. Один одинешенек.
— А он?..
— Ни фига! — прошипел Лис и врезал кулаком по стене.
— Не поверил?
— Хуже.
— Что еще?..
— Нет его уже!
— Как это? Не открывает? Так надо было выяснить, где он ночует, и…
— Да выяснил! Но его и там нет… Мне кажется, его вообще больше нет… Шаман опередил нас.
Я вздрогнул и оглядел коридор.
Мне показалось, что я чувствую чей–то взгляд. Но коридор был пуст.
— Господи… — затравленно шептал Лис. — Неужели — опять?.. Как тогда?.. Сначала психолог, потом остальные куда–то растворятся, а потом…
Я втащил Лиса в каюту и прикрыл дверь, а он все бормотал, все быстрее, сбиваясь на едва разборчивую скороговорку:
— Надо брать Батыя, и пробиваться самим, пока не поздно! Скорее, Миш! Иначе этот Шаман нас…
— Хватит! — рявкнул я и встряхнул его.
И когда в его глазах появилось осмысленное выражение, сказал уже мягче:
— Тихо, Лис. Спокойно. Без горячки. Лады?
— Лады. Но надо брать Батыя и свали… — Лис вдруг замолчал и нахмурился. Повернулся к двери душа, за которой шуршала вода. — Не понял? Бром еще действует только на меня одного?
— В смысле?
— Он опять в душе?
— Что значит — опять?
— Ну… Ночью, пока ты спал, он уже ходил в душ. Стоял там минут сорок, наверно. И потом уже, под утро, прямо перед тем, как ты меня разбудил… И вот опять, двух часов не прошло…
— Ты серьезно?
Я вгляделся в его хитрую лисью рожицу. С надеждой: разыгрывает? Но уже и сам сообразил, что едва ли. Батый сидел в душе все то время, пока Лис бегал и выяснял… Час с лишним!
Лис поглядел на меня, на дверь душа — и вдруг, тихо застонав, постучал себя кулаком по лбу.
— Ну конечно! Господи, какой же я идиот… Вот он зачем у меня просил бумагу…
— Какую бумагу?
— Да тот блокнот Диснея!
— Рисунки?
— Нет, там еще чистая бумага оставалась. Ему она была нужна.
— Да?.. — Я прикрыл глаза, вспоминая. — А входил в душ он без блокнота… Вроде бы. Ну–ка, Лис, — я дернул подбородком на комнату, но Лис и так уже просеменил в комнату и ощупывал одежду Батыя.
Потом кровать. Под подушкой, под матрасом.
— Ну?
— Нету его здесь… Наверно, он…
Я подлетел к Лису и зажал ладонью рот. Шум в душе стих. И почти тут же щелкнул запор на двери.
Приглаживая пятерней сырые волосы, Батый с какой–то странной опаской оглядел нас, будто пару диких кошек. Глаза у него были странные.
— Батый, с тобой все нормально?
Я поймал себя на том, что слежу за его глазами — как и он сам очень внимательно смотрел мне в глаза, не отрываясь. Будто отслеживал движения зрачков. Но тут он понял, что я это заметил, и хмуро отвернулся. Двинулся к двери.
— Батый, ты куда? — спросил Лис.
— Я… Мне надо… — он потер лоб. — Мне надо пройтись. Иначе…
Не договорив, он вышел. Мы с Лисом переглянулись.
— Так, рыжий, — шепнул я. — Отпускаешь его на тридцать секунд — и следом. Незаметно, но чтобы каждый шаг.
Лис кивнул, а я заглянул в ванную. Здесь было неожиданно холодно. Зеркало не запотело. Все это время душ шумел ледяной водой?
Я потрогал полотенце Батыя. Оно было сухое.
Тогда я стал внимательно осматривать санузел.
Тайник я нашел быстро. Одна из плиток, прикрывавших низ ванны. За ней нашелся и карандаш Диснея, и листки…
Когда я наконец–то оторвался от них и поднял голову, чтобы поглядеть в зеркало, то обнаружил, что у меня нервно дергается веко.
Ну, ничего… Сейчас придет наш майор, чтобы вести на завтрак и к психологу. И тогда это станет его проблемой, а не нашей с Лисом!
Только…
О, господи… Время–то сейчас уже… Завтрак был, наверно, час или два назад. Обедать пора! А Перископа — как не было, так и нет…
В коридоре я прицепился к первому же встречному человеку и не отпускал его, пока он не отвел меня к своему начальнику. Это оказался капитан службы связи.
— Майор? — пробасил он. — Это который за вас отвечал? Которого Омуль вчера вечером арестовал?
Капитан нахмурился.
— С тобой все в порядке, парень?
Я сообразил, что стою с открытым ртом. Смог промямлить только:
— Так кто же теперь за нас отвечает?..
— Кто? Ну, Омуль должен знать, что вы здесь, так? Я уверен, он о вас позаботится. Отвести к нему?
— Н–нет! Я сам! Я знаю, где его найти.
Только пошел я, конечно, к кабинету психолога. С трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег.
Дверь была заперта. Я стоял, замечая на себе чужие взгляды…
Я упрямо ждал, но психолога не было.
И к кабинету его никто не подходил. Не у кого даже спросить. И кажется… Людей по коридору стало ходить меньше?..
Или это Лис заразил меня паникой?
У тех, кто сгинули при бунте, тоже начиналось со страха и стайных инстинктов. Да?..
А может быть, дело не в панике… Что, если Шаман не смог облучить нас с Лисом потому, что у нас иммунитет? Тогда не поддались, и сейчас удерживаемся… Нас и не возьмет. А вот персонал базы, если он переключится на них…
И где Лис, черт бы его побрал?! Хоть бы он появился!
На обеде в столовой его не было. Как и Батыя. И психолога… Лишь столы с незнакомыми людьми, персонал базы. Я старался припомнить, сколько их было в прошлый раз, — не стало ли их меньше? Я даже начал считать их, когда…
Сначала я не поверил своим глазам.
Потом сердце застучало как бешеное.
Шаман шел между рядами столов, со своей планшеткой, и уже не скрывался. Отросток на его планшетке был на месте, и явно работал: Шаман шел по рядам, чуть поводя планшеткой, нацеливая ее на каждого, на всех подряд…
Я шмыгнул за колонну, когда он проходил по соседнему ряду.
Шаман сильно осунулся, а глаза у него были теперь…
Я вдруг понял, что никакой он не шпион. Потому что я уже видел такие глаза… Совсем дикие… Будто он брел не наяву, а через свой ночной кошмар, и каждый встречный человек — это новый вывих этого кошмара. Еще один удар ужаса. Еще одна чудовищная тварь…
В каюте меня ждал Лис. Вскочил с кровати, едва я зашел меня. Вцепился мне в рукав.
— Наконец–то! Где ты был! Психологу рассказал?!
— Нет его…
— Ну хотя бы Перископу?!
— Нет Перископа.
— Как?.. И его?..
— Где Батый?
— Да что Батый! — отмахнулся Лис. — Шляется по коридорам все время. То задумчивый, встанет у стены, и чертит по ней пальцем, губами шлепает. То к кому–нибудь подойдет тихонько и стоит, словно подслушивает, пока его не заметят и сами не отойдут… Слушай! Если ни психолога, ни Перископа… кто же имеет право вывести нас отсюда?!
— Хотел бы я знать, кто хотя бы хочет вывести нас отсюда…
— А если Омуль и нас, как Перископа и психолога?.. — прошептал Лис. — Здесь полно темных закоулков, куда годами не заглядывают… Надо выбираться самим! Убедить Батыя, что нам надо выби…
Лис завял под моим взглядом. Побледнел как простыня:
— Что?..
— Ты думаешь, Шаман здесь самый опасный?
— Но…
Я затащил Лиса в ванну и открыл тайник. Сунул ему бумажки Батыя.
Листы поделены на графы, каждая графа исписана бисерным почерком.
— И что это?..
— Мне тоже интересно.
В каждой графе было что–то вроде диалога. Только вместо осмысленных фраз — набор случайных слов. Наименее бредовым было такое:
если: новые неумные, касается лба, резко вздыхает, сладко улыбается, сужает глаза, по центру, то:
есть плацдарм
вы наши? — я наш — я тоже.
он наш? — Омуль нет. вам дело, он расскажет.
вы наши? — мы двое. что мы можем? — загрызть Омуля, очень опасен.
Омуль еще опасен. ваш третий, его сами.
— Прямо как надиктовывает кто–то… — растерянно сказал Лис. — Диалоги с духом, приходящим в душе?…
— Мне тоже очень интересно, с кем, как он думает, он тут шепчется?
— И не говорит нам ни слова…
— А как смотрит? — сказал я. — Ты видел, как он стал на нас смотреть? Как на диких кошек… И это тебе не Шаман. У Батыя бицепс больше, чем у Шамана бедро. Батый одними голыми руками десяток здешних вояк передавит, как котят. Нас вообще можно в расчет не брать… Лучше верь, Лис, что психолог вернется. Это наша последняя надежда. Самим нам отсюда не выбраться. Нам хотя бы ночь эту пережить…
— О, черт… — простонал Лис и стукнул себя по лбу.
— Что?
— Люди, возле которых он останавливался… Они же почти все были вооруженные! Я думал, чего это он как бы невзначай к ним подбирается, словно не хочет, чтобы на него обратили внимание… А он проверял, к кому сможет подобраться незаметно! Свернуть шею, взять оружие… — Лис в ужасе уставился на меня: — Помнишь, он рассказывал про охоту? Как бьет белку в глаз? Навскидку?
— А еще я помню, — шепнул я, — как в сетевухе мы под его ценными указаниями всех остальных разводили, как хомячков…
— Так вот зачем он все коридоры обходил… Запоминал планировку…
— И всех вооруженных людей. Пересчитал. Узнал, кто где обычно ходит. А может быть, уже и их повадки частично угадал?..
Батый сам рассказывал, что у него абсолютная память. На лица, на места, на слова. Может хоть дословно вспомнить, кто и что ему говорил за последний год…
За входной дверью раздались шаги, прямо к нашей двери, и я толкнул Лиса навстречу. Сам метнулся в ванную. Заперся, второй рукой уже включая воду. Закрыл тайник, сполоснул лицо, только после этого вышел.
Сначала мне показалось, что это и не Батый вовсе, так он осунулся.
— Батый, ты так скоро будешь выглядеть хуже Шамана, — заметил я.
— Батыюшка, ты зря вчера почти всю ночь не спал… — поддержал Лис. — Учти, последний мухомор ломает мозги лося.
Лис попытался ухмыльнуться, но его улыбка завяла под взглядом Батыя.
Он переводил взгляд с Лиса на меня, когда мы говорили с ним, и взгляд его был…
Я с опаской коснулся его руки. Погладил, успокаивая.
— Батый, ты ничего не хочешь… м–м… рассказать нам?
Батый вдруг шмыгнул носом, будто собрался вот–вот разреветься, и тут же отвернулся к стене.
— Лучше не надо, — глухо пробормотал он. — Если… Если я ошибаюсь, мне потом будет очень стыдно…
— Тогда ляг поспи?
— Но еще нет отбоя…
— Ты вчера почти не спал, — заметил Лис. — А если долго не спать, в голову начинают лезть разные мысли, иногда очень странные… Надо поспать, Батый, если не хочешь слететь с катушек.
Батыя вяло кивнул. Он не сопротивлялся, когда мы с Лисом уложили его. Мы выключили свет, и тоже растянулись на койках.
Но Батый не засыпал. Все ворочался…
Я невольно прислушивался.
Он еще на кровати?
Или уже крадется в темноте к двери, в коридор… Или ко мне. Я вздрогнул, представив его цепкие пальцы — как они сжимают мою шею. Он же и меня и Лиса задавит как мышат, если захочет…
Но звуки раздавались пока из его угла. Батый то ворочался, то сопел.
Первым не выдержал Лис:
— Батый, чего тебе не спится?
— Не знаю… Никак не могу заснуть. Хочу, но не могу… Мысли никак не отпускают…
— А ты за них не держись, они и отпустят.
— Как это?
— Очень просто. Представь себе поярче, понагляднее, овцу… Представь эту овечку очень–очень ярко, а теперь — как она перепрыгивает через барьер… Каждое ее движение, выражение морды… Представил? А теперь вторая… И дальше третья… Считай их… М–м?
Батый тяжело вздохнул.
— Ну?! — не выдержал Лис. — Представил?!
— Честно говоря, на нашем острове никогда не было ни одной…
— А–а, дикарь! Ну тогда представь что–нибудь, что очень хорошо помнишь! Ну вот ты целый месяц мочил в игре солдат! Ну представь одного!
— В нашей форме?
— Лучше в нашей, ее ты должен знать лучше всего, тут главное, чтобы во всех мелочах представлял, очень живо… Теперь представь, как наводишь на него прицел… Хлоп, прямо в лоб! Мозги в стороны! Теперь второй, наводишь прицел на него… И третий, и дальше… Считай их… Представляй очень–очень ярко, и ни на что не отвлекайся… Повторяй их… Раз за разом…
Отбой не наступил. Едва Батый затих, и я сам стал проваливаться в дрему…
СТУК!
Я вскинулся на кровати, молясь, чтобы это было во сне…
В дверь стукнуло. Еще раз, настойчивее!
Точно в том же ритме, который уже слышали…
Только на этот раз баррикады не было. И дверь уже медленно открывалась, и сноп света из коридора рос на полу…
Я видел Лиса. Он, как и я, замер на кровати — словно восковая кукла…
А Батый с неожиданным воодушевлением подскочил к двери, распахнул ее до предела, — и на его лице выступило разочарование.
Не знаю, кого уж ожидал увидеть Батый, но в коридоре оказался незнакомый офицер. С ним четверо вооруженных солдат.
— Взять одежду. За мной!
А когда Батый увидел, куда нас привели, он совсем сник, как механический кролик, у которого села батарейка…
— Говорят, вы вчера так и рвались ко мне?
Психолог был такой же ласковый, как и в первый раз. Бальзам на душу.
Только Батый и на него хмуро глядел.
Впрочем, он вообще был сейчас какой–то заторможенный, словно не проснулся толком… Только на лбу была напряженная складка, будто он изо всех сил что–то высчитывал.
— Где вы были? — почти обиженно потребовал Лис.
Психолог усмехнулся и поднял палец:
— Ездил наверх!.. Зря хмуритесь. Можно сказать, я старался и для вас. Получал разрешение.
— На что? — вдруг спросил Батый.
— А почему у вас такой измученный и встревоженный вид?
— Да плохой сон у него, — шмыгнул Лис.
Батый кинул на него странный, почти дикий взгляд, но снова повернулся к психологу:
— Разрешение на что?
— Как раз на то, чтобы… — начал психолог, но замер, прислушиваясь.
Даже через звукопоглощающую обивку и толстые стены донеслись выстрелы. И опять: короткая, но тяжелая очередь. Будто где–то в коридоре долбили пушки.
Дверь распахнулась, ворвались два человека с автоматами.
— Его не удалось взять!
— Он был готов! Отстреливается, двоих ранил, а теперь заперся во второй операторской. Три турели под его контролем, и… — Тут автоматчик странно оскалился, лишь одной стороной рта: — Скольких он положит, если мы начнем штурм, бог знает сколько…
За его спиной в коридоре защелкали динамики. Они включались, наверно, по длине всех коридоров.
— Внимание! — череда динамиков превратила один голос в целый хор. — Внутри периметра зараженные, и оранжевая форма их не выключает! Повторяю, костюмы от них не спасают! Никак на них не действуют! Я Омуль, блокирован в операторской, держу оборону. Прилегающие коридоры под моей защитой. Кто слышит… Кто еще может слышать и видеть! Немедленно свяжитесь с шефом. Пусть возьмет охрану и пробивается ко мне! Я должен передать ему сведения о заражении. Внимание! Всем, кто еще может слышать! Опасайтесь зараженных! Они ведут себя не так, как прежде! Теперь они очень естественны и спокойны! Их можно отличить только по…
Говорил Омуль с резким, противным акцентом. Русский для него был явно не родной.
А психолог, оскалившись от досады, что–то выстукивал на своем компе, и наконец динамики заткнулись.
Нет, только в ближних коридорах. Издали все неслось:
— …каждой фразы! Когда зараженные говорят между собой, при первой встрече они передают условный жест, которым маркируют свои фразы с тайными сообщениями! Жест у каждого свой, но строение кода у всех одно: в каждой фразе они…
— Да не стойте же, Белугин! — рявкнул психолог. — Отрубите его от внешней связи! Он же весь Ковчег с ног на уши поставит! Не хватало только еще пары срывов, да внутри периметра, и с оружием! Сообщите шефу, раз так просит! Больше не штурмовать, ради бога! Только жертв нам не хватало!
— Этих увести?
— …повторяющийся жест! — неслось издали. — Для каждого свой! Это маркер! После него в каждой фразе есть по слову, которым они…
— Как вы их поведете?! — оскалился психолог на автоматчика. — А если вместе с ним кто–то еще психанул? И сейчас там, с оружием, бежит к Омулю на подмогу?! Да идите же обрубите ему внешнюю связь, и закройте дверь, ради бога!
Автоматчики выбежали, хлопнула дверь, стало тихо–тихо.
И все–таки я прислушивался, нет ли опять стрельбы… Может быть, приближаясь к нам…
Господи, неужели это все повторяется… И даже здесь мы…
— Ну, вот… — психолог тяжело вздохнул, поглядел на Батыя. — Видали? А вы в отложенный срыв не верили.
— Шеф… — вдруг проговорил Батый и нахмурился. Поднял глаза на психолога: — Омуль хочет встретиться с новым шефом? Вы говорили, это он предложил, чтобы персонал базы тоже прошел проверку играми…
— Он, — кивнул психолог. — И предложил, и настоял. Но Омуль этого не знает. Омуль думает, что это я предложил. Шеф попросил, чтобы, для солидности, эту идею выдвинул я.
— И разрешение, за которым вы ездили, давал тоже ваш новый шеф?.. На арест Омуля…
— Увы, все зашло слишком далеко. Вчера он арестовал одного майора, чуть не пристрелил его… Так, но мы отвлеклись.
С неожиданным сейчас спокойствием, он оглядел свой стол.
— Ладно. Что случилось, то случилось. Не будет по–бабьи причитать, будем дело делать. Мир может рушиться, но долг превыше всего, не так ли? — Он посмотрел на Батыя. — Мы остановились на том, что у вас плохие сны, мой друг? Пересядьте–ка сюда…
Батый встал, но не шел к психологу. Стоял, как оглушенный…
— Ну–ну! Идите–ка ко мне сюда… Да, вот так. Постарайтесь не закрывать глаз от вот этого объектива, — психолог пододвинул к Батыю камеру на штативе. — А теперь берете вот эти рисунки, — он положил на стол стопку листов, на верхнем из которых виднелись пятна Роршаха, — и рассказываете, что здесь изобразил художник. Вот тут что?
— Ну–у… А это, — Батый бросил быстрый взгляд на треногу с камерой, — полиграф? По зрительным кодам доступа?
— Да, и очень хороший. Что вы видите? Будет лучше, для вашего же блага, чтобы вы не пытались угадать, какой ответ я от вас жду. Лучше честно говорите первое, что приходит вам в голову… Поймите, если есть какое–то отклонение, то на ранней стадии его еще можно остановить. Но если запустить… Вы понимаете?
— Да.
— Так что это?
Батый сглотнул.
— Ну же!
— Маленькие заводные марионетки… Путы тянутся к кукольнику. Их так много, что они словно рыболовная сеть, в узлах которой по марионетке…
— А это?
— Честно?..
— Естественно!
— То же самое… Только все марионетки смотрят на меня… Внимательно смотрят прямо на меня…
Батый подпрыгнул на стуле, когда дверь с грохотом распахнулась.
Несколько солдат втащили в кабинет Омуля.
Его руки и ноги были скованы наручниками, но Омуль яростно бился в чужих руках, как рыба в сети. Вопил с пеной у рта:
— …предатель и шпион! Он предатель и шпион, не меня вяжите, а его! Останавливать проект нельзя!
— Вот, взяли… Бросился на шефа, как бешеный…
— Господи, да вы же все… — причитал Омуль. — Вы все заражены… Кто–нибудь! Кто–нибудь, кто еще может видеть и слышать! Осторожнее! Они все! Все здесь заражены! Среднее слово! Жест–маркер и среднее слово! Осторожнее! Они тут…
Психолог неожиданно легко подскочил к нему и вколол шприц в плечо, прямо сквозь одежду.
— Нельзя останавливать проект… — пробормотал Омуль, но глаза уже затуманились. — Нельзя…
Он затих. Голова свесилась, изо рта сбегала ниточка слюны.
— Унесите и заприте в его каюте, — приказал психолог.
Я оглянулся на Батыя. Что–то он как–то подозрительно затих и подобрался. Я даже спиной почувствовал…
— Середина, — прошептал Батый, и глаза у него были дикие. — Жест–маркер, и середина…
Как зачарованный, он глядел на свежий плакат в углу кабинета.
— Двое! — приказал психолог. — Останьтесь пока на всякий случай… Со мной потом пойдете… Не дай бог, кто–то поверил в его бредни по радиосети. И ждет нас в коридоре с оружием…
Он развернулся к Батыю.
— Ах да! Мы ведь с вами еще не закончили? Ну–с, продолжим… На чем мы остановились?
— Проект будет остановлен… — пробормотал Батый, переведя осоловелый взгляд на психолога.
— Естественно. Вы же сами видите, какие трагичные побочные эффекты у наших исследований… Но вас сейчас должно волновать не это, а ваше собственное состояние. Скажите, что вам снилось сегодня?
Глаза Батыя расширились от ужаса.
— Только, прошу вас, — улыбнулся психолог, — как можно подробнее. Чем раньше и точнее диагностика, тем проще лечение. И, прошу вас, не лукавьте… Помните, это полиграф. Любая неискренность будет замечена, и сейчас будет истолкована не вашу пользу… Сами понимаете, сейчас мы не можем рисковать…
Он оглянулся на двоих солдат, проверяя, что они на месте, и снова поглядел на Батыя.
— Итак? Что же вам снилось?
Батый вдруг затравленно посмотрел на Лиса. Потом уставился на меня.
— Что с вами? — спросил психолог. — Надеюсь, ничего кровожадного в снах не было? Иногда сны выносят на поверхность наши сокровенные желания…
Батый вдруг пятится, вместе с креслом, до конца не встав, чуть не падая назад — но лишь бы прочь от психолога, прочь от нас с Лисом…
Вдруг вскочил и метнулся к двери, но я был проворнее. Для его же блага! Я выбросил ногу, и Батый растянулся прямо перед автоматчиками. Двое солдат тут же бросились на него, и психолог с новым шприцем…
Я вскинул руки:
— Не!… — я так махал руками, что случайно царапнул себя по виску, от волнения я чуть не заикался, слова путались: — У него срыв легкий только! Не стреляйте его! Осторожнее обязательно прошу! Так убить можно… Не надо его…
Но они просто держали его, Батый уже обмяк. Только в ужасе пучил на меня глаза, быстро мутнеющие.
— Боюсь, нам предстоит очень трудная работа с вашим другом, — прищурился психолог. — До конца расследования как минимум…
Он вздохнул.
Обвел комнату взглядом, как полководец поле битвы. Затем шагнул к шкафу и раскрыл створки. Внутри были две стопки крупных листов.
— Везде на место старых плакатов, — приказал он солдатам.
В одной стопке плакаты были на лиловой бумаге:
«Горьки ошибки и сопротивление на пути исследований, но не сломлено наше стремление!»
В другой на голубой:
«Ну а истина? Если ты остановишься, кто завершит наш путь познания?»
Выписка из истории болезни:
Руслан Белкин, палата психопатологии военного госпиталя.
Также откликается на «Батый». Спокойный, молчаливый, замкнутый. На попытки заговорить отрешенно усмехается. На просьбы что–нибудь нарисовать хмурится, затем рассеянно чертит бессмысленный набор слов, каждый раз новый, но один из вариантов навязчиво повторяется:
— -» — , скошенный оскал:
сон
он знает
не срыв! стреляйте обязательно! убить надо! — боюсь расследования
СОПРОТИВЛЕНИЕ СЛОМЛЕНО!
А ТЫ НАШ?