Когда Антон явился к речке, на место предстоящего боя, и очистил голову от лишних мыслей, он поразился перемене, произошедшей в природе. Предвечернее небо было почти сплошь покрыто крупными кучевыми облаками, меж которыми лишь иногда прорывались лучи солнца. И эти облака будто крутятся вокруг фермы Дидье. Вдруг подул низовой ветер, поднявший с земли разнообразный сор, который стал летать тоже по кругу, причем этот круг значительно сузился, избрав центром одинокую фигуру Антона Вербицкого! «Что за чертовщина вокруг меня творится!» — ужаснулся московский гость и решил бежать, но оказалось, что бежать физически невозможно: круговорот ветра уже превратился в натуральный смерч! Антон упал на землю, инстинктивно сжимая шест, но смерч увлек его в воздух и потащил, вращая, вверх, вверх, вверх… На какое-то время очумевший парень потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел, что спускается обратно к поверхности земли, причем стоя и тоже вращаясь по кругу. Вот земля уже совсем рядом, а вот она бьет его в подошвы ног, но не слишком сильно. Антон повалился на травянистую землю и замер на ней, цепляясь за тот же шест.
Через некоторое время он ощутил, что страшный ветер совсем исчез. Антон поднял голову, осмотрелся и стал дивиться окрестностям. Нет, речка никуда не делась, и рельеф местности практически не изменился, зато резко изменилась ферма! Она стала значительно меньше и приземистей, лишившись второго, жилого этажа, а также всей деревянной облицовки, под которой, оказывается, скрывались каменные блоки. Исчезли многие пристройки, тарелка спутниковой антенны, теплицы на приусадебном участке и многие другие детали, пока Антоном не осознаваемые. Он встал на ноги, опираясь на шест (они его вполне держали) и пошел к ферме. По мере приближения он понял, что преуменьшил масштаб катастрофы: не было даже гаража и флигелей (где жили батраки) и куда-то исчезла асфальтированная дорога, соединяющая ферму с близлежащим шоссе!
Вдруг открылась несуразная дверь фермы, и на крыльцо (ну не было его у Ролана Дидье!) выбежал мальчишка в каких-то затрапезных рубашонке и штанах, который живо повернулся и закричал в открытую дверь:
— Мама! Ветер уже совсем стих! А еще к нам идет странный парень с палкой в руках!
После чего пацан прикрылся отчасти дверью и стал пристально вглядываться в Антона, подошедшего уже к крыльцу. Тут дверь открылась полностью и на пороге фермы показалась незнакомая женщина лет тридцати, одетая в длинное (до пола!) сборчатое платье и подпоясанная передником. На голове же ее был чепец! Ну, чистый 18 или даже 17 век! Как будто сошла с картины Рембрандта «Шоколадница»!
— Что Вы хотите от нас, мсье? — спросила она с неуловимым акцентом. Ее недоумение (понял как-то Антон) относилось не столько к факту его появления у фермы, сколько к одежде (то есть стандартным джинсам, майке и кроссовкам) и общему облику.
— Чья это ферма, мадам? — спросил Антон.
— Гастона Дидье. Только он сейчас находится в Аваллоне, в рядах муниципальной гвардии и хозяйствую за него я, его жена. А Вы кто будете, мсье?
— В рядах гвардии? Разве Аваллону кто-то угрожает?
— Вы с Луны что ли свалились, мсье? Конечно, угрожают. Эти проклятые роялисты, засевшие в Монбарском лесу!
«Роялисты?!» — мелькнуло в голове Антона. — «Сторонники короля, противостоявшие революционному правительству Франции? Я что, попал в конец 18 века?»
Хозяйке же он сказал:
— Простите мне, мадам, мое невежество. Дело в том, что я американский француз и приехал во Францию недавно…
— А-а, так Вы из Нувель Орлеана?
— Из его окрестностей, мадам.
— Вот почему Вы так странно одеты и не по-нашему говорите… Как же Вы все-таки сюда попали? Без вещей, без спутников и в каком-то растрепанном виде?
— Вы не поверите, мадам, — решился на частичный обман Антон. — Я ехал со спутниками по тракту из Лиона в Париж, но отошел от них на остановке. Вдруг налетел воздушный вихрь, меня закрутило в него, и я потерял сознание. А очнулся на земле возле вашей фермы.
— Невероятно! Хотя этот вихрь тут бушевал и мы тоже все перепугались. Как же Вы остались живы, пролетев столько лье? Вот нас республиканцы призывают не верить в Бога, а без его вмешательства Вы вряд ли бы уцелели, мсье. Вы-то в Бога и покровительство Девы Марии верите?
— Не очень верил, мадам. Но теперь свечку Деве Марии поставлю. Когда денег раздобуду…
— Ну, Вы ведь человек образованный?
— Я учился в Гарвардском университете в Бостоне, но сбежал из него, желая послужить революционному народу Франции.
— Очень похвально, мсье. Не знаю, где находится этот Бостон и что это за университет, но нашей республике образованные люди очень нужны. Вот вернется мой муж и Вас наверняка пристроит: или в Аваллоне или в Осере, а то и в Париж умудрится отправить — раз Вы туда ехали. Как Вас, кстати, зовут?
— Антуан, мадам.
— Антуан, а дальше?
— «Что за фамилию себе придумать? Карнэ? Матье?»
— Фонтанэ, — вдруг сказал Антон.
— Это хорошо, что Ваша фамилия не похожа на дворянскую, — сказала фермерша, улыбаясь. — А меня зовут Мари. Мари Дидье, урожденная Морен. Я уже приготовила ужин и приглашаю Вас к нему присоединиться. Разнообразия блюд у меня нет, но голодным Вы не останетесь.
Поздним вечером, умащиваясь под крышей фермы на тюфяке, набитом сеном, Антон горестно вздохнул, вспомнив оставшуюся в далеком будущем мать и весь тот сверкающий огнями мир, но вдруг улыбнулся, предвкушая новые впечатления в старой Франции (шел, как он исподволь выяснил, конец фрюктидора, то есть сентябрь 1795 года), и вскоре заснул.