Багровая смерть (Лорел К. Гамильтон) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Лорел К. Гамильтон Багровая Смерть

Лорел К. Гамильтон «Багровая Смерть», 2016

Оригинальное название: Laurell K. Hamilton. Crimson Death», 2016

Перевод: Cheetah, Oksa2080, Jhscmrf, McSaeva, ЗЛЕША, surgeon96

Бета-ридер: surgeon96

Переведено сайтом www.laurellhamilton.ru

1

Я спала, зажатая между двумя самыми любимыми мужчинами, перебросив руку через их нагие тела так, чтобы я могла касаться третьего. Все трое были нормальной температуры, когда я засыпала, но, несколько часов спустя, когда меня разбудил телефон, только два тела оставались теплыми. Единственный вампир в постели умер в безопасной пещере нашей спальни, когда солнце встало достаточно высоко. Для вампира это поздно, но, если вы боитесь темноты или вам не по душе мысль о тоннах камня, нависших над головой… что ж, тогда вам не в нашу спальню.

Я потянулась через жаркое тело Натэниэла за своим телефоном, стоявшим на зарядке на прикроватном столике, но активировав экран, поняла, что это его телефон, потому что на экране блокировки был снимок нас четверых, и крупным планом наши руки, украшенные новыми помолвочными кольцами. Наконец я дотянулась до своего телефона и нажала кнопку, но уже включилась голосовая почта.

— Кто это? — сонно спросил Мика.

Я прищурилась на ярко светящийся в темноте комнаты экран:

— Не узнаю номер… Вот черт, код! Похоже, звонок международный. Кто, к чертям, может звонить мне из-за границы?!

Натэниэл свернулся калачиком передо мной, уткнувшись лицом между моими грудями и зарывшись глубже в простыни. Он что-то пробормотал, но поскольку обычно он спал глубоко и мог говорить во сне, я не придала этому особого значения.

— Который час? — спросил Мика, его голос был уже не такой сонный; он просыпался.

— Пять утра, — ответила я.

Я погасила экран телефона и попыталась положить его на место, но Натэниэл меня так придавил, что я не дотягивалась.

— Мы спали всего три часа, — слегка расстроился Мика.

— Знаю, — вздохнула я.

Я все еще пыталась пристроить телефон на краешек стола, но спящий Натэниэл не дал мне достаточно приподняться.

Мика обнял меня за талию и Натэниэла за спину и подтянул нас ближе к себе.

— Спать, нужно еще поспать, — пробормотал он, уткнувшись лицом мне между лопаток.

Если в ближайшее время не залезу под одеяло, они оба уснут, и я уже не смогу укрыть руки и плечи. Ночью в спальне было около десяти градусов, и хотелось бы укрыться. Я предприняла еще одну попытку положить телефон, он свалился на пол, но не засветился, что означало, он все еще подключен и прикинула, что он неплохо проведет время и на полу. Приняв такое решение, я собралась снова уснуть.

Я распихала парней, чтобы освободить себе место и устроилась между ними, так что мы снова были в тепле, укрытые одеялом. Только я начала уплывать в мир сновидений под их размеренное дыхание, как мой телефон зазвонил снова, но на этот раз звучала другая композиция, «Bad to the Bone»^[1] Джорджа Торогуда. Мелодия была поставлена на вызов от одного из моих лучших друзей, Эдуарда, истребителя нежити и коллеги-приятеля, маршала США Теда Форрестера. Забавно, но Эдуард и Тед были одним и тем же человеком, словно Кларк Кент и Супермен.

Я сбросила с нас одеяло, выкарабкалась, шлепнувшись на пол, и нашарила телефон, светившийся в груде одежды радом с кроватью. Я нажала кнопку ответа и рявкнула:

— Тут я, тут!

— Анита, с тобой все хорошо? — голос Эдуарда был таким радостным, и это было всем, что мне было нужно, чтобы понять, что он находится с другими полицейскими, которые все подслушают.

— Да, все гуд. У тебя отвратительно бодрый голос для пяти утра, — проворчала я, стараясь не звучать так, словно уже замерзла без согретой теплыми телами постели. Я начала копошиться в куче шмотья в поисках чего-нибудь своего, но попадались только вещи парней.

— Здесь одиннадцать, — сообщил Эдуард.

Выходит, он не дома в Нью-Мехико, поэтому осведомилась:

— Ты где?

— В Дублине.

— В каком именно Дублине?

— В Ирландии.

Дрожа, я плюхнулась на пол прямо голышом, роясь в разбросанной вокруг одежде, как птица, мастерящая гнездо, и попыталась подумать. Не вышло, поэтому я поинтересовалась:

— И что ты забыл в Дублине, в Ирландии?

— Потому тебе и звоню, Анита.

— Почему — потому?

Я старалась на него не крыситься, потому что обычно это его забавляло, и Тед начинал тянуть время, прежде чем что-то сообщить. Эдуард был резче. Да, это один и тот же человек, но Эдуард был больше человеком действия, и мериться с ним характерами было бы неудачной идеей.

— Вампиры.

— В Ирландии нет никаких вампиров. Это единственная страна в мире, где их нет.

— Именно так мы все и думали еще каких-то шесть недель назад.

— И что случилось шесть недель назад? — спросила я, пытаясь соорудить себе подобие норы из одежды и наконец погреться.

Кто-то с кровати бросил на меня мой халат.

— Спасибо, — поблагодарила я кого-то из моих леопардов.

— Первая жертва вампира, — ответил Эдуард.

Я завернулась в халат, придерживая телефон подбородком и плечом. Черный шелковый халат был лучше наготы, но шелк не особо хорош в согревании. Я подумывала купить что-нибудь посущественнее, но тяжеловато найти что-то одновременно и сексуальное, и теплое.

— Жертва вампира? Ты хочешь сказать, труп?

— Нет, лишь слегка осушен.

— Ладно, если это была отдача крови не по согласию, у нас в Штатах вампир понес бы ответственность, но если согласие было, то это не преступление.

— Вампир стер ее воспоминания о произошедшем.

— Если вампир и донор договорились, что вамп может зачаровать, чтобы донор испытал весь опыт общения с вампиром, то это как если ты даешь кому-то напиться на вечеринке и потом позволяешь ему идти домой пьяным. Это тоже не преступление, всего лишь правонарушение.

— Жертва ничего не помнит, так что мы не знаем, было ли дано согласие.

— Если они взяли мазок с укуса для генетической экспертизы и вампир — или вампирша — занесены в базу, они могут найти вампира, о котором идет речь.

— Никто не верит, что это был укус вампира, поэтому не отнеслись к этому как к нападению. Они полагают, дело в наркоте для изнасилования на свидании.

— И следы клыков не навели их ни на какие мысли? — поинтересовалась я.

— Ты сама сказала, Анита: в Ирландии нет вампиров. За тысячелетнюю историю здесь не встречали ни одного вампира. Они сняли мерки следов от клыков как вероятное место прокола иглой для введения наркотика, который, по их мнению, применили к жертве; если бы они не охотились за следами уколов и прочими признаками использования наркоты, то даже не обнаружили бы их. Это одни из самых мельчайших, аккуратнейших отметин, какие я когда-либо встречал.

Я села прямее, пытаясь запахнуть халат плотнее и еще, потому что это уже кое-что.

— Ты видел почти столько же вампирских укусов, сколько и я.

— Ну да, — протянул он в лучших традициях Теда.

Он, похоже, играл для ирландской полиции роль эдакого хрестоматийного американского ковбоя, акцент и прочее. Он мог быть абсолютно неприметным и скрыться практически на ровном месте, но, когда он был Тедом, это выглядело так, будто он наслаждается тем, как полно он играет этого персонажа. Я подумала, не прихватил ли он ковбойскую шляпу Теда с собой в самолет. Мысль о том, как он надел ее в Ирландии была то ли забавной, то ли смущающей. Не уверена точно.

— Насколько маленькие? Думаешь, это ребенок-вампир?

— Я видел вампиршу с таким укусом, но этот мог быть нанесен ребенком.

— Этот? Что ты имеешь в виду?

— У нас как минимум три разных радиуса укусов.

— То есть, три разных вампира.

— Как минимум, но возможно, и больше.

— Что значит — возможно, больше?

— Я получил разрешение отправить тебе снимки, если ты доберешься до компьютера.

— У меня телефон как компьютер. Ты можешь отправить сообщением?

— Могу, но ты захочешь посмотреть некоторые из них на большом экране.

— Ладно. Я найду компьютер. Только нужен кто-то, чтобы войти в систему.

— У тебя защищенная электронная почта, я же посылал тебе что-то раньше, — сказал он.

— Да знаю, знаю. Просто нечасто использую местные компы.

— А где ты?

— В «Цирке Проклятых».

— Передашь Жан-Клоду здорова от меня?

— «Здорова»? Даже Тед никогда не говорит «Здорова»!

— Я американец, Анита. Все мы ковбои, не знала, милая? — он говорил настолько протяжно, что это звучало будто в двух шагах от Техаса.

— О да, как все ирландцы лепреконы и в общении используют слова: «Доброго вам утречка!»

— Будь моя воля, ты была бы здесь, среди этих лепреконов.

— То есть — будь твоя воля?

— Иди к компьютеру и увидишь фотографии, Анита. — Акцент стал немного слабее, вылиняв до нейтрального «средний ниоткуда» голоса Эдуарда, возможно, до акцента Среднего Запада. Я была знакома с ним более шести лет, прежде чем узнала, что Теодор (Тед) Форрестер было его настоящим именем и единственным, которое было известно и военным, и Службе Маршалов. Для меня он оставался Эдуардом.

— Ладно, но все же, что значит, будь твоя воля?

Я поднялась на ноги и тотчас же закоченела без теплой охапки шмоток, в которые зарылась. Я взглянула на кровать, потому что и Мика и Натэниэл лучше меня разбирались в компьютерах. Черт, Натэниэл до сих пор время от времени втихую менял рингтоны в моем телефоне. Часть из них заставляла меня сгорать со стыда, если мне звонили в тот момент, когда я была на работе с другими маршалами, но «Bad to the bone» для Эдуарда — в точку, поэтому так и оставила.

— Будешь у компьютера, набери меня, — сказал Эдуард и отключился. Это уже больше на него похоже.

Как только погас экран мобильника, комната погрузилась во тьму, могильную тьму, такую, что можно было коснуться своих глаз, не увидев приближение пальца. Обычно мы оставляли приоткрытой дверь ванной, чтобы оставленный там ночник давал хоть немного света, но кто-то, кто ходил туда последним, забыл про дверь. Единственное, что позволило мне доковылять до нее без членовредительства — это хорошее знание обстановки. Я открыла дверь и словила такой световой удар, что на секунду подумала, были включены верхние лампы, но как только проморгалась и глаза привыкли к освещению, я поняла, что это всего лишь ночник. Он выглядел чересчур ярким из-за того, что мои глаза освоились в кромешной тьме комнаты, но теперь все пришло в норму.

Хотела бы я дать мужчинам моей жизни поспать, но мне была нужна помощь с компьютером. В следующий раз обязательно надо будет внести заметки, чтобы кто-нибудь показал мне как с ним управляться, потому что никогда не удается вспомнить, что да как они делают. Я посмотрела на кровать. Натэниэл завернулся в одеяло так, что торчала только его макушка с толстой косой до лодыжек. Света едва хватало, чтобы давать красные блики на коричневом фоне его золотисто-каштановых волос. Он свернулся на своей стороне кровати, и его широкие плечи возвышались горой мускулов. Когда он так сворачивался, с трудом верилось, что в нем сто семьдесят пять сантиметров. Мика растянулся на расстоянии вытянутой руки от него; они оставили мое место между ними свободным, ожидая, что я заползу обратно и усну, чего я и хотела, но долг звал. Кудри Мики рассыпались по его лицу, поэтому большая часть того, что я видела — это смуглая кожа его стройных плеч и одна мускулистая рука, но он никогда не сравняется с Натэниэлом. Причуды генетики создали нашего сверхдоминантного и властного Нимир-Раджа, короля леопардов, моего роста в сто шестьдесят сантиметров. Под одеялом незаметно, но он был сложен как пловец с перевернутым треугольником плеч, переходящим в стройную талию и бедра. Натэниэл был не просто более мускулистым, а роскошным, что ли, эдакая мужская версия изгибов.

Жан-Клод лежал на спине. Он мог спать на боку, но предпочитал на спине, и умерев с рассветом, не мог ворочаться во сне, как мы, но не было особой проблемой то, что он не обнялся с нами троими, любителями спать на боку. Жан-Клод был самым высоким из нас, ровно сто восемьдесят три сантиметра. Лежа на спине, он вытянулся во весь рост. Его черные кудри спадали сейчас почти до талии, как мои. У нас у обоих были по-настоящему черные волосы, мои — потому что семья моей матери родом из Мексики, а его просто потому что. Его кожа была бледнее моей, но ненамного, спасибо моему немцу-отцу. Я была почти уверена, что не будь Жан-Клод вампиром, я была бы более белокожей, чем он, но никто не может быть белее вампира. Даже умерев для мира, он все еще оставался одним из самых красивых мужчин, что я когда-либо видела, и это в сравнении с Натэниэлом и Микой, хотя их лица и были прикрыты, но я знала, как они выглядели. Мне говорили, что я красива, и бывали дни, когда я даже верила в это, но глядя на этих троих, все еще поражалась тому, что они все мои, а я их. Я заметила блеск из-под волос Мики и поняла, что он открыл глаза и смотрит на меня сквозь путаницу своих темно-каштановых кудрей.

— Ты притворялся спящим? — прошептала я.

Он начал вставать и кивнул.

— Это полицейские дела, — шикнула я на него.

— Тогда зови полицейских помогать тебе с компьютером, — проворчал он, но уже вылез из-под одеяла, тщательно стараясь не раскутать остальных.

— Передай мой пистолет, — тихо попросила я.

Он потянулся к специальной крепившейся к изголовью кобуре, вытащил мой «Спрингфилд УМП»^[2] и пополз к изножью кровати с ним в руке, так что ему не пришлось перелезать через Натэниэла. Он не держал палец на спусковом крючке и был осторожен, но технику безопасности при обращении с огнестрельным оружием никто не отменял. Обращайся с любым оружием так, словно оно заряжено и способно убить, и никогда не перелезай через кого-то с этой штукой в руке, если не собираешься его пристрелить. Я приняла ствол и запихнула его в карман, надеясь, что он туда влезет. Пистолет влез, но халат перекосило от веса. Я завязала пояс потуже и проверила, легко ли рука входит в карман, чтобы достать оружие, на случай чего; не идеально, но сойдет.

Мика сполз с кровати со своим пистолетом. Он был одним из немногих знакомых мне оборотней, носивших оружие и при этом не бывшим профессиональным телохранителем или наемником. Он был не только Нимир-Раджем нашего местного парда верлеопардов, но и главой Коалиции по налаживанию взаимопониманий между людьми и ликантропами. Коалиция была федеральной организацией, которая медленно, но уверенно объединяла разные виды оборотней по всей стране в единую группу с едиными целями, к достижению которых, как они видели, их целенаправленно вел Мика. Не все были довольны тем, что извечная война между сообществами оборотней превращалась во что-то наподобие кооперации. Некоторые противники видели в этом опасность для человечества. Некоторые ликантропы воспринимали это как принуждение к нашим правилам вместо их собственных, несмотря на то, что Коалиция никогда не вторгалась на территорию других групп, кроме случаев, когда было необходимо решить проблему, которую сами они решить не могли. Как у людей: вы звоните в полицию, когда она нужна и приходите в ярость, если полиция заводит на вас дело, спасая вас и вашу семью.

Не единожды Мике угрожали расправой, поэтому в поездках его сопровождали телохранители и еще он брал с собой пистолет всегда, когда мог. Не везде разрешалось скрытое ношение оружия, поэтому иногда ему приходилось оставаться безоружным и полагаться на телохранителей, но он, так же, предпочитал быть готовым защитить себя самостоятельно. Еще одна вещь, в которой мы с ним солидарны.

Халат Мики был одним из тех, что Жан-Клод купил для него или, возможно, заказал у портного, потому что он смотрелся как вышедший из викторианской эпохи, сшитый из темно-зеленого бархата, украшенного золотисто-зеленой вышивкой на широких манжетах и воротнике с лацканами, которые охватывали его шею и спускались к талии, сияя золотом и парчой. Халат доходил ему до пяток, но был достаточно короток, чтобы Мика не споткнулся, и ему не пришлось приподнимать полы халата при ходьбе, только поднимаясь по ступенькам. Ступеньки у нас мудреные, не подходящие под обычный шаг. В общем, халат был явно сшит на заказ. Он надел темно-зеленые тапочки и был готов отправляться.

Я тоже, наконец, обулась в тапки, так что мои ноги были в тепле, в тапках можно и пошаркать, но вот шелковый халат… нужно что-то посущественнее. Особенно теперь, когда мы ночевали здесь минимум пять ночей в неделю. Два дня в доме округа Джефферсон были в основном для того, чтобы получить немного солнечного света. За исключением Мики, мы все работали почти исключительно по ночам, и через некоторое время без солнечного света начинала развиваться депрессия. Как-то я спросила Жан-Клода, страдает ли от нее он, на что он ответил: «Сильнее, ma petite, чем предполагал, когда согласился стать тем, кто я есть».

Мика взял свой телефон и очки с прикроватного столика со своей и Жан-Клода стороны кровати. Очки были в зеленой оправе с золотыми прожилками, как дополнение к его леопардовым золотисто-зеленым глазам. Ему прописали очки для постоянного ношения, но большинство из нас было не в курсе этого. Один очень плохой человек заставлял его оставаться в животной форме до тех пор, пока он уже не смог окончательно вернуться в человеческий облик. Он был загорелым от частого нахождения снаружи, и теперь его глаза смотрелись невероятно экзотично на фоне смуглой кожи, но оборотной стороной обладания кошачьими глазами было то, что кошки близоруки. Еще он немного потерял в плане цветовосприятия, хотя и не так сильно, как настоящие кошки, видимо, в его леопардовых глазах осталось что-то от человека. Его окулист просил разрешения написать статью об отличии его зрения в соавторстве с ветеринаром. Мика носил солнечные очки, чтобы прятать свои глаза, когда не хотел выделяться и потому что опасался, что такие неблагонадежные глаза могут быть использованы против него в борьбе за доминирование в сообществе ликантропов, но наконец он получил очки, которые облегчали ему чтение и помогали дальше видеть. Кошачьи глаза фокусировались по-другому и читать ему было сложнее, чем мы предполагали. Контактные линзы у него тоже были, но здесь, с нами, он не заморачивался. Мне нравилось, как оправа окаймляет его глаза, будто они произведение искусства, потому что, наконец, появилась достойная их оправа, что, конечно, лучше, чем прятать их за темными стеклами.

Мы оставили Натэниэла сладко посапывать в гнезде из одеял, он уже придвинулся ближе к Жан-Клоду. Кровать была достаточно велика, чтобы он мог завернуться в одеяла раньше, чем добрался бы до второго парня вплотную, но Натэниэл во сне всегда пытался с кем-нибудь обняться больше, чем любой из нас, и все мы частенько оказывались в объятиях.

Мы с Микой прошли к двери так тихо, как смогли, оставив нашего общего мальчика досматривать сны и нашего общего Мастера — спать сном смерти. Вероятно, выходить настолько тихо не было необходимости, но мы решили быть вежливыми. Мика остановил меня у двери и потянулся поправить мне волосы. Я удивленно приподняла бровь, и он произнес одними губами: «Жан-Клод». Что означало, мой вампирский жених попросил Мику напоминать мне не выходить, не причесавшись. С тех пор, как технически я собиралась стать королевой вампиров, раз уж выхожу за Жан-Клода, приходилось держаться в рамках приличий, хотя это все еще меня раздражало.

Мика, как ни странно, расчесал и свои волосы пальцами, что было реально глупо. Жан-Клод сказал, что наш внешний вид отражается на нем, а вампиры, особенно старейшие, чрезвычайно повернуты на показухе. Единственное, что я смогла, это не заявить: «Вампирская показуха? Прикалываешься?!» Едва сдержалась, поскольку он редко выходил куда-либо, не оказавшись идеальным с головы до пят. Не думаю, что это тщеславие, больше просто он сам, Жан-Клод, и я любила его, так что делала то, что веками делали мужчины в ожидании, пока их красавицы готовятся к выходу: терпеливо ждала совершенство, которое стоило ждать. Со мной такого никогда не случалось, чтобы он захотел и меня приблизить к совершенству с приближением свадьбы. В этом направлении двигаться меня не радовало, но ему позволяла. Я давно уяснила одну вещь: тщательно выбирай битвы. Я уже проиграла спор за размах свадьбы, но все еще надеялась выиграть в плане выбора свадебных нарядов для женщин, и меня в том числе.

Мика открыл входную дверь, и двое охранников встали по стойке «смирно»: прямые, будто шомпол проглотили, плечи расправлены, руки по швам, как если бы они до сих пор носили военную форму.

— Расслабьтесь, ребята. Вы больше не в армии, — сказала я.

— Я не служил, маршал Блейк, — отрапортовал тот, что повыше. Его стрижка была все еще такой короткой, что сквозь его почти белые волосы была видна кожа головы.

— Это строчка из старой песни, Миллиган; помниться из «Anchors Aweigh», — криво ухмыльнувшись, проговорил мужчина чуть пониже, давший своим волосам отрасти подлиннее и погуще. — Милли не фанат классики.

— Ты должен расширить ему кругозор, Кастер, — вернула я улыбку.

— Всякий раз, как Пуд пытается расширить мой кругозор, моя жена сходит с ума, — улыбнулся Миллиган.

Я знала, что прозвище Пуд было первым слогом слова «Пудинг», потому что они начали называть Кастера Кастардом, но каким-то мистическим образом прозвище превратилось в Пудинг и затем — Пуд. Откуда я узнала? Да спросила.

Мика сдержано хмыкнул и покачал головой:

— Твоя жена заставила меня дать обещание, что я не позволю Кастеру сбить с тебя с пути, когда мы поедем в город.

— Я знаю, что она говорила с Вами, сэр.

— Просто Мика или мистер Каллахан, не нужно «сэров».

— Серьезно? Твоя жена говорила обо мне с Микой? — удивился Кастер.

Миллиган кивнул:

— В последнюю нашу вылазку на выходные ты уже стоил мне мой женитьбы.

— Я думал, ты пошутил, — нахмурился Кастер.

Его друг покачал головой.

— Твою мать, прости, мужик. Я не хотел, — Кастер выглядел по-настоящему серьезным, что было для него нетипично.

Миллиган и Кастер входили в состав спецназа ВВС, морских котиков, когда были атакованы группой боевиков, решивших, что, будучи животными, победят «котиков». Они ошиблись, но отряд из шести бойцов потерял одного из своих, а у пятерых спасшихся выявили положительный тест на ликантропию, что означало автоматическую демобилизацию по состоянию здоровья. Прочие экс военные попали к нам по схожим причинам. Некоторые приводили ребят из своих отрядов, и мы давали им работу. Некоторые из частных охранных предприятий взяли бы на работу оборотней, но все они были недавно обращенными, что означало — полнолуние они встретят в защищенных боксах или с опытными ликантропами, которые будут нянчиться с ними, покуда те не научатся контролировать своих зверей. А до тех пор, пока не научатся полностью держать себя в руках, они не смогут работать ни в одном ЧОПе, потому что их правила были таковы, что вы должны пробыть ликантропом как минимум пару лет, прежде чем попытать счастье. Некоторые компании настаивали на четырех годах, и не все страны пропускали ликантропов через границу. Бывшие «котики» учились обрастать мехом меньше года. Когда придет время, они могут решить уйти в другую фирму, потому что там больше платят, на некоторых должностях — намного больше, но зарплата здесь не плохая, а уровень риска для жизни значительно ниже. Так или иначе, у них была неплохая работа, выгодная для них и их семей, пока они решали, чем заняться дальше, с набором навыков, заставлявшим охреневать, но малопригодным на гражданке. Пока что их самой большой жалобой, причем высказанной только Кастером и еще одним, было то, что работа слишком спокойная.

Мы с Микой пошли по коридору, держась за руки. Это означало, что одному из нас пришлось пожертвовать рабочей рукой, но с тех пор, как мы перестали бояться атаки внутри собственного святилища, я воображала нас в безопасности. Я даже позволила ему взять меня за рабочую руку, несмотря на то, что стреляла лучше.

— Я не уверен, как это работает, — начал Кастер. — Но сегодня мы на охране всех, кто находится в этой комнате, включая вас двоих.

— Я пойду с ними. Ты оставайся у двери, — вызвался Миллиган.

Кастер вернулся на пост у двери без возражений. Вы сразу угадаете, кто кого превосходит по званию из новых экс-военных по моментам вроде этого. В настоящее время у нас была только одна персона, прежде служившая в воинском подразделении, никогда не бывшим отрядом, который работал вместе годами и потом завершил карьеру в подобном бою. Они по-прежнему по большей части оставались отрядом. Фактически Клодия, которая отвечала за нашу охрану повсюду, но в особенности здесь, в «Цирке», спрашивала, не хотим ли мы разделять их для работы. Они должны научиться работать с остальными нашими людьми, а не только вместе, но пока не было повода, чтобы кто-то выразил недовольство.

Я честно не думала, что нам нужен телохранитель в подземельях «Цирка», но научилась не пытаться спорить с охраной по поводу их должностных обязанностей. Это приводило к тому, что я уставала, не добившись результата. Я могла бы разыграть карту «Я твой босс», но еще я была одним из охраняемых лиц, так что все двояко. Будучи их боссом, я могла приказать им попрыгать, и они обязаны были слушаться, но если что-то случится и я окажусь ранена во время их дежурства… Как я и сказала, ситуация двоякая, поэтому Миллиган сопровождал нас в компьютерную комнату. Хотя Жан-Клод активно использовал современные технологии, он не любил, чтобы каждый жил на телефонах и всяких девайсах вместо живого общения с окружающими, поэтому все, кроме смартфонов, было ограничено одной комнатой. Я обнаружила, что другой причиной этого его поступка было то, что многие старые вампиры слегка опасались всех новых технологий. К тому же, протянуть проводку и кабели глубоко вниз под скалу отнюдь непросто, и то, что компьютеры содержались в одном месте, помогло немного облегчить задачу.

Миллиган поспешил вперед и открыл нам дверь в компьютерный зал. Мы с Микой позволили ему это. Комната была тускло освещена лишь мерцанием продолжавших работать мониторов, гонявших по экранам энергосберегающие заставки. Некоторые уже потемнели, погрузившись в спящий режим. Мы вошли в комнату, и Миллиган собирался войти с нами, но я сказала:

— Прости, Миллиган, но я собираюсь изучать улики.

— Я должен удостовериться, что комната пуста, — ответил он.

Я снова хотела начать с ним спор, но решила дать ему выполнять свою работу, хотя была почти уверена, что мы и вдвоем сможем управиться с чем угодно, что могло затаиться в компьютерной. Это была довольно небольшая комната, в которой была только одна зона, не просматриваемая от двери.

Миллиган обошел комнату по кругу:

— Комната чиста, мэм, сэр.

— Можешь идти, — сказал Мика.

— Ты не обязан быть к нам приклеен, — добавила я.

Он заколебался, и было почти видно, как крутятся в голове шестеренки, решая, чей приказ более важен, а чей лучше проигнорировать. У многих из наших экс-военных были проблемы с субординацией в новой для себя, не такой строго подчиненной структуре.

— Мы собираемся обсуждать полицейское расследование, Миллиган. Ты не можешь остаться, — уточнила я.

— Ладно, это имеет смысл, — кивнул он.

— И не стой прямо за дверью, — сказал Мика ему в спину.

Миллиган обернулся:

— Но, сэр…

— Я могу слышать разговор из-за двери, Миллиган, а значит, и ты можешь.

— Клодия мне голову оторвет, если я не дождусь вас.

— Мы оба вооружены и находимся в подземной крепости, — сказала я. — Если здесь мы не в безопасности, то мы в глубоком дерьме, и один-единственный охранник нам не помощник.

Лицо Миллигана стало высокомерным, таким, какое я видела у самоуверенных мужчин.

— В этом случае даже «морского котика» не будет достаточно, Миллиган. А теперь возвращайся к Кастеру и охраняй дверь Жан-Клода.

Я удостоверилась, что Миллиган пошел обратно и только тогда вернулась к Мике.

Он сидел в кресле у компьютера, что позволяло ему быстро печатать, и через несколько мгновений я была в системе. Он уже даже не спрашивал у меня логин и пароль, потому что помогал мне настолько часто, что уже их запомнил. Это, скорее всего, вызвало бы недовольство других офицеров, узнай они об этом, ведь Мика гражданский, но мы ведь никому не скажем.

Я перезвонила Эдуарду. Он ответил после первого гудка:

— Анита, ты в сети?

Его голос был скорее голосом Эдуарда, нежели Теда, поэтому я решила спросить:

— Можешь говорить свободно?

— Нет, — односложный ответ Эдуарда давал понять, что он сейчас уже далеко не Тед.

— Пока ждем письмо: ты что-то говорил про то, что, если получится, я увижу больше, чем просто фотографии, или как-то так.

— Им не по душе то, что ты некромант. — В его голосе присутствовал отголосок веселой интонации Теда, но уже пробивалась Эдуардовская холодность. Ему не нравилось, что они не позволят мне присоединиться к работе.

Я услышала бормотание на заднем фоне.

— Извини, Анита, мне только что сделали замечание. — В голосе прибавилось Теда. — Потому что их законы запрещают въезд в страну кому-либо, обладающему таким типом магии, который они не могут себе представить.

— Думаю, это скорее парапсихический дар, нежели мистика, — ответила я.

— Вообще-то их законы не делают различия между парапсихологией и магией, только между магией и церковными чудесами.

— Если они упомянули чудеса в законодательных актах, то это единственный случай, кроме Рима, о котором я слышала.

— Теперь знай, что их уже два, — сказал он, и я услышала улыбку в его голосе, но это был странный выбор слов, как будто ему было сложно оставаться Тедом перед другими копами. Что же они такого сделали, или что случилось между двумя телефонными звонками, что Эдуард так напряжен?

— С тобой все в порядке, Тед?

— Все супер.

Я оставила это так, потому что он либо не хочет говорить об этом, либо не может, находясь в помещении с толпой полицейских. Пришло оповещение о новом письме. Мика помог мне открыть прикрепленные файлы и внезапно мы увидели горло с двумя аккуратными отметинами от клыков. Радиус укуса был действительно маленьким. Это мог быть ребенок или женщина с челюстью менее среднестатистической. На второй шее проколы были значительно больше; никто не мог бы спутать их со следами от инъекций. Это был определенно другой вампир.

— Я собираюсь включить громкую связь, Анита. Скажи нам, что ты видишь.

Он говорил «скажи нам», но подразумевал «скажи им». Я была почти уверена, что это какая-то проверка. Если я их поражу, разрешат ли мне приехать к Эдуарду в Ирландию? А хочу ли я ехать в Ирландию? Мне не хотелось совершать трансатлантический перелет с моей аэрофобией, но… мне не нравилось, что они все предубеждены против парапсихических способностей, и я ничего не могла с этим поделать. Кроме того, я немного более компетентна.

— Ну что ж, первые две фотографии укусов, которые у вас есть, это как минимум два разных вампира. Первый может быть ребенком или взрослой женщиной с миниатюрным ртом или переполненным.

— Это старший офицер Пирсон, маршал Блейк. Что вы имеете в виду под словом «переполненный»? — его голос звучал сообразно моим ожиданиям. Ирландский того толка, который может быть только настоящим. Это заставило меня улыбнуться, потому что он реально на слух был хрестоматийным ирландцем; такого сильного акцента даже не ожидаешь.

— Следы клыков похожи на след укуса человека только в одном случае, старший офицер Пирсон. Не всегда размер рта определяет, как будут выглядеть следы укуса; иногда дело в расположении зубов. Тот, у кого зубов многовато для размера рта, может иногда иметь клыки, растущие настолько близко друг к другу, что расстояние между ними намного меньше, чем вы ожидаете от взрослого человека.

— Нас не волнуют клыки человека. Мы беспокоимся о вампирских клыках, — произнес другой мужской голос.

Акцент у него был не такой сильный, видимо, он был из другой части Ирландии. Это как южный акцент здесь, в Штатах, в сравнении с северным или среднезападным, несмотря на то, что телевидение и интернет стерли местечковый говор в большинстве мест.

— Клыки человека и становятся вампирскими после обращения, — отметила я.

— Это инспектор Логан. Не обращайте на него внимание, маршал Блейк.

Я услышала как Логан издал звук недовольства, но второго замечания он не внес. Пирсон был старше по званию, а может, там был кто-то еще главнее, и он встал на сторону Пирсона.

— Переходи к следующему снимку, Анита, — сказал Эдуард куда более бодрым голосом Теда.

Я сделала, как он сказал. Следы клыков все еще выглядели более крупными, но отверстия не были такими же чистыми и аккуратными:

— Отметины кажутся даже крупнее, чем на предыдущем снимке, но еще они менее искусные, как если бы вампир укусил с большей силой или резко вырвал клыки, перестав кормиться, так что это может быть вампир номер два.

— Как вы думаете, мы можем допустить, что вампир номер два — взрослый мужчина?

— Судя по расстоянию между клыками, вы вполне можете это допустить, но я знаю нескольких женщин на удивление с большими просветами между зубами, так что гарантировать не могу. Судя по шее, это женщина; я права?

— Да.

— Тут инспектор Логан…

— Обращайтесь к ней по званию, — перебил другой голос, похоже, женский.

— Ну ладно, маршал Блейк, это инспектор Логан. На фотографиях не видна зона кадыка; как вы догадались, что это женщины?

— Я долгие годы провела, рассматривая отметины клыков на коже, инспектор Логан. После такого начинаешь просто знать, на что смотришь.

— Есть что-то еще, что позволяет тебе отличить мужчину от женщины, Анита? — спросил Эдуард.

— Большинство вампиров предпочитают брать кровь в соответствии со своими сексуальными пристрастиями, поэтому большинство мужчин выбирает женщин, а большинство женщин кормится на мужчинах, но некоторые новые вампиры берут ту жертву, которая под руку подвернется, как любой молодой хищник во время практики.

— Это детектив Логан, маршал Блейк. — То, как он произнес мое звание и имя, навело меня на мысль, что ему это не доставляет удовольствия. Или, может, это я такая чересчур чувствительная.

— Да, детектив Логан?

— Хотите сказать, что вампиры-геи будут кормиться на жертвах своего пола?

— Возможно, но если у вас в Ирландии никогда раньше не было вампиров, то эти могут быть совсем новенькими. Поэтому, повторю, они, вероятней всего, будут охотиться на любую жертву поблизости. Некоторые женщины чувствуют себя в большей безопасности, кормясь на других женщинах, даже если, будучи вампирами, способны выбить дерьмо из большинства человеческих мужчин. Они не могут избавиться от мысли, что мужчины сильнее и опаснее, чем они сами, поэтому почти всегда кормятся на женщинах вне зависимости от сексуальных предпочтений.

— Короче, по фотографии вы ничего не можете сказать об этих вампирах? — Логан постарался, чтобы я услышала презрение в его голосе.

— Я говорил вам, что Анита может быть куда полезнее, присутствуй она здесь, — сказал Эдуард, изо всех сил стараясь сохранить дружелюбный тон Теда. Логан был слишком уж болью в заднице для таких усилий.

— Не думаю, что нам нужен прилет твоей подружки, Форрестер.

— Логан! — Теперь я уверилась, что это женщина.

— Прекрати, Люк, и я имею в виду — немедленно, — сказал Пирсон.

— Всем известно…

— Нет, — сказал Пирсон, и ирландский акцент прекрасно демонстрировал гнев. — Всем неизвестно, и прежде чем начинать распространять слухи о коллегах-полицейских, ты должен быть чертовски уверен в своих словах.

— Так и рождается большинство сплетен, — сказала я.

— Простите, маршал Блейк?

— Кто-то говорит что-то, что не является правдой, но оно слишком скандально, чтобы не повторить, и сплетня начинает ходить от одного к другому, и к тому времени, как вы о ней услышите, все вокруг будут уверены, что это правда, даже если это не так.

— Хорошо сказано. Я инспектор Шеридан, Рейчел Шеридан, — снова голос женщины.

— Рада познакомиться, инспектор Шеридан, — ответила я.

— Ты приняла ее сторону, — кисло сказал Логан.

— Что заставляет вас из-за меня выпрыгивать из штанов, Логан? Мы даже не встречались, — сказала я.

— Это из-за меня он бесится, — голос Эдуарда был куда веселее, чем предполагали слова.

— С какого это я буду из-за вас беситься? — спросил Логан.

— Потому что вы завидуете, — ответил Эдуард.

— С чего бы мне вам завидовать, Форрестер?

— По тем же причинам, по которым вы станете завидовать маршалу Блейк.

— И по каким же?

— Анита, посмотри следующую фотографию.

Я заколебалась на секунду, потом подумала «Схрена-ли мне беспокоиться о том, что какой-то коп в Ирландии меня невзлюбил?» Я перешла к следующему изображению, это был очередной набор отметин от клыков, таких же, как предыдущие, более крупные, и на этот раз достаточно грубых, чтобы рана была рваной по краям. Это заставило меня тяжело сглотнуть и побороть порыв потереть шрамы на ключице у сгиба левой руки, оставленные одним вампиром, трепавшим меня, как собака кость. Это почти стоило мне подвижности руки, но основательная физиотерапия и увлечение «качалкой» привело меня на уровень даже более высокий, чем до ранения.

— Вампир пытался сделать небольшой разрыв и елозил клыками в плоти, решая, не сделать ли один большой укус. Похоже на шею мужчины или крупной женщины.

— Это другой вампир, — произнес Логан так настойчиво, что я поверила ему.

— Возможно, хотя я сомневаюсь.

— Другой стиль нападения, — сказал он.

— Другой стиль укуса не означает другого вампира, инспектор. Вампир экспериментирует, ищет, что ему больше понравится. Этот вот либо был очень голоден, либо начал наслаждаться потенциальной жестокостью.

— Потенциальной жестокостью, ни хрена себе. Он утопил клыки в их шеях. Как можно быть еще более жестоким?

— Намного более, — сказала я.

— Переходи к следующей фотографии. — Голос Эдуарда был на грани ледяного, что обычно было близко к его истинному «я».

Я поступила, как он просил, и на этот раз раны на шее были просто гигантскими. Я даже не думала о них, как о следах клыков, просто дыры, как будто кто-то взял ледоруб или что-то схожее и просто всадил в шею так глубоко, как смог.

Мика тихо втянул воздух и потянулся к моей руке. Я подумала, что он никогда раньше не видел настолько жестокое нападение вампира. Он всегда был таким сильным, таким уверенным в себе и имел дело с жестокостью в нашей жизни с таким хладнокровием, что иногда я забывала, что он не видел всего того, что видела я и наоборот. Я была почти уверена, что многое случалось в его поездках по делам Коалиции, что заставило бы меня перепугаться до усрачки, пусть бы я и испугалась за него и других людей, за которых чувствовала ответственность.

Я взяла руку Мики, задавая следующий вопрос:

— Кто пришел к выводу, что это было нападение вампира, а не просто убийство с помощью чего-то острого?

— Мы не думали о вампире, потому что в Ирландии их нет, — сказал Пирсон.

— Вот именно, но кто-то сделал такой вывод.

— Я, — подал голос Эдуард.

— Такие повреждения не типичны для вампиров. Большинство полицейских даже здесь, где мы знаем о такой возможности, не сделало бы такого предположения, — ответила я.

— Не нужно быть милой ради нас, Блейк.

— Я милая ради всех остальных, Логан. Вы всего лишь побочное явление.

— Что?

— Позвольте мне извиниться за Логана и закончить эту пикировку. Сэкономит время, — сказала Шеридан.

— Не нужно за меня извиняться, Рейчел.

— О, ты собираешься извиниться сам. Молодец, вперед. — Она почти смеялась. Некоторые люди грубы со всеми, кто с ними не согласен, и Логан явно был из таких, потому что никто на том конце не выглядел расположенным к нему. Это заставило меня почувствовать себя лучше, потому что он грызся с Эдуардом и со мной не в особенности, он просто грызся со всеми.

— Вернемся к изображениям, — напомнил Эдуард, как будто остальных и не было. Тед хорошо играл на публику, Эдуард — нет.

Следующая фотография была хуже, как будто кто-то вырвал глотку, но не был вполне уверен в том, что делает, и слева от этого мяса были видны отметины от клыков.

— Вампир проверяет, насколько они сильны, и что эта сила может сотворить с человеческим телом.

— Вошел во вкус, — сказал Эдуард.

— А каламбурить было обязательно? — обвинительным тоном спросил Логан.

— Нет, — ответил Эдуард. — Это точная дефиниция. Попробуй как-нибудь.

— Попробовать что?

— Выражаться четко. — Голос был низким и холодным от гнева. Что, к чертям, должен был вытворить Логан, чтобы заслужить гнев Эдуарда?

— Какого хрена ты приперся в наш город и рассказываешь нам, что мы недостаточно четкие для тебя?

— Я не обо всех говорил, Логан, только о тебе.

— Ублюдок!

— Лучше, уже лучше, — серьезным тоном сказал Эдуард.

Он хотел, чтобы Логан вспылил на него. Что, к дьяволу, случилось в Ирландии, что Эдуард так упорно напрашивался на драку? На него не похоже нарываться на неприятности во время работы. Обычно выделываюсь я.

Я сделала единственную вещь, которую смогла придумать, чтобы разрядить обстановку: я заговорила о следующей присланной фотографии. На ней был изображен очередной изящный укус в шею, но расположенный с другой стороны от больших отметок, не тех, что были самыми грязными, а других, первых, которые, как я подумала, потом опустились до «вырви-глотку».

— У этой вашей следующей жертвы с обоих сторон шеи два следа укусов двух первых вампиров? — спросила я; никто не ответил, поэтому я повысила голос. — Тед, отвечай!

— Да, похоже, что первые два вампа работали вместе.

— Жертва мертва?

— Нет, — ответила Шеридан. — Его отправили в госпиталь, потому что шея кровоточила, но он не смог вспомнить, как был ранен.

— Они начинают разбираться, как работать в паре, — сказала я.

— Замечательный вы эксперт, Блейк. Вы ошиблись по поводу второго вампира. Это не тот же, который вырвал горло, — резко зазвучал голос Логана.

— У вас как минимум три вампира, — ответила я.

— Вы меня слышали, Блейк? Вы ошиблись!

— Я слышала, Логан. Я нормально отношусь к тому что ошибаюсь, если это даст нам больше полезной информации о том, как поймать вампиров, сотворивших такое.

— Двое из них никому не наносили такого страшного вреда, — услышала я Шеридан.

— Кто-то из жертв был атакован повторно?

— Нет, — ответил Пирсон.

— Я предлагал им приставить охрану к более ранним жертвам, — подал голос Эдуард.

— Они так и сделали?

— У них возникли небольшие проблемы с тем, чтобы убедить свое руководство одобрить сверхурочные.

— Господи, неужели они не понимают, что вампиры могут снова призвать своих однажды укушенных жертв?

— Я объяснял им.

— Что с трудом поддается логике, потому что если это правда, почему Америка не кишит вампирами? Если один укус превращает человека в раба, все вы должны быть уже рабами. Вы помолвлены с вампиром, маршал Блейк. Если бы так просто было стать рабом, не думаю, что вам бы все еще доверяли как офицеру полиции, — сказал Пирсон.

— Если вы жертвуете кровь добровольно, не подвергаясь вампирским чарам, то вампир не может поработить ваш разум и призвать вас по своему капризу. Делая это добровольно, с минимумом фокусов с разумом вы получаете скорее что-то вроде засоса или укуса в порыве страсти.

— Вы даете кровь своему жениху?

— Отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на один из моих касательно вашей половой жизни, — ответила я.

— Я же не спрашивал вас о вашей половой жизни, маршал.

— О да, очень даже спрашивали.

Мика сжал мою руку и предостерегающе на меня посмотрел. Он прав; если не буду осторожнее, выболтаю им о нашей любовной жизни с Жан-Клодом больше, чем делилась с друзьями из местных органов. Иногда уклонение от ответов на вопросы говорит больше, чем ответы. Я отвертелась от такого, который в обоих случаях приводит к поганому результату.

— Они там, в Штатах, называют это «гробовым искушением», — заявил Логан.

— «Гробовое искушение» — это эквивалент любительниц мундиров, тех, кто трахаются с копом просто потому что он коп. Я сейчас встречаюсь всего с одним вампиром, так что ко мне это определение не подходит.

— Как может оскорбить термин, принятый в вашей стране? — спросил Пирсон.

— Фактически он назвал меня шлюхой, согласной, чтобы любой вампир трахал меня и пил мою кровь, так что чертовски оскорбляет.

Мика отпустил мою руку, так что он смог встать и начать массировать мне плечи через халат, потому что внезапно я вся напряглась. Вообразите себе, а?

— Я извиняюсь от лица Логана и всей дублинской Гарды.

— Гарды? — переспросила я выделив слово.

— Так называет себя ирландская полиция, — ответил Эдуард. — Garda síochána, буквально — хранители мира. Только от двадцати до тридцати процентов из них работают с оружием.

— Ты прикалываешься.

— Отнюдь.

— Да уж, как это отличается от нас.

— Они только-только перевалили за двадцать процентов, потому что пару лет назад несколько заезжих ликантропов отбились от рук.

— Это показывали в международных новостях, — подтвердила я. — Там кажется бы был еще и колдун? Что-то типа сверхъестественной шайки, да?

— Не типа, маршал. Она и была, — ответил Пирсон.

— Колдун был местным, но оборотни — иммигранты, если я правильно помню.

— Вы правильно помните.

— А теперь у вас появились первые вампиры. Что изменилось в вашей стране за последние несколько лет?

— Ничего, насколько мне известно, — сказал он.

— Тогда почему в Ирландии внезапно начались сверхъестественные преступления?

— Понятия не имею, но это хороший вопрос.

— У вас есть хороший ответ? — спросила я.

— Пока нет, но я знаю, у кого спросить.

— Мы все пытались понять, почему у нас появились вампиры, — сказал Логан. — Она не сказала нам ничего такого, чего бы мы уже не знали.

— Она задала вопрос, отличающийся от тех, что задавали остальные, ты что, не слышал? — спросил Пирсон.

— Тяжеловато что-то расслышать, когда голова так глубоко застряла в заднице, — сказал Эдуард.

— Рядом с тобой не всегда будут другие копы, Форрестер.

— Это угроза?

— Это было бы противозаконно, и я бы рисковал карьерой, так что, разумеется, это не угроза.

— Давай притворимся, что это угроза, потому что тебе нужно понять, что другие офицеры не защищают меня от тебя; они защищают тебя от меня.

Он начинал говорить голосом Теда, но к концу фразы голос стал холоднее, более эдуардовским. Что такого было в Логане, что Эдуарду стало так трудно оставаться в своей роли? Чуть раньше меня оскорбили гораздо хуже, да и работали мы оба с куда большими засранцами, так что сделал Логан, чтобы попасть в дерьмовый список Эдуарда? Обычно нужно быть плохим парнем, чтобы так вывести его из себя.

— Прекратите, оба, — прикрикнул Пирсон.

— Я буду играть паиньку, если он это сделает, — сказал Эдуард.

— Мы здесь не играем, Форрестер. Мы пытаемся поймать тех вампиров, пока они не поубивали еще больше народа. Это не игра.

— Что хорошего в игре, если ставки невысоки, Логан?

— Что это значит, Форрестер?

— Это значит, что жизнь и смерть — наилучшие ставки для игры.

— Тед, не мог бы ты чуть сбавить тон «я-большой-и-плохой»? — Это было лучшее, что я могла сделать, чтобы предостеречь его, потому что он все больше становился Эдуардом и все меньше — Тедом. Как если бы Супермен надел очки Кларка Кента, но объявился бы перед «Дэйли Плэнет» в своем супергеройском костюме. Если вы одеты как Супермен, очки не скроют, кто ты такой.

— Да, Тед, сбавь обороты ради своей девчонки, — поддакнул Логан.

— Каковы у вас правила насчет сексуальных домогательств, старший офицер Пирсон?

— Почему спрашиваете?

— Кажется, Логан собирается упираться в этот вопрос, пока не доиграется.

— Я не доиграюсь, Блейк. Эта маленькая проблемка только ваша.

— Рада, что мы хоть в чем-то согласны, Логан.

— О чем это вы?

— Вы только что сказали, что это моя проблема, значит, я выиграла.

— Я не это имел в виду.

— Ты выражаешься неточно, Логан. И это постоянно, пока я здесь, — сказал Эдуард.

— Трахни себя в зад, Форрестер.

— Нет, спасибо.

— Нет, блядь, ты знаешь, что я хотел сказать.

— Ничего я о тебе не знаю, Логан, кроме того, что ты охрененный геморрой, — заявил Эдуард.

— Если не можешь работать с маршалом Форрестером спокойно, можешь быть отстранен от расследования, — вмешался Пирсон.

— Я занимался этим расследованием с самого начала.

— Американцы нужны нам, чтобы найти и задержать этих вампиров.

— Нам не нужен какой-то ковбой из Штатов, чтобы помочь нам делать нашу работу, — плюнул Логан.

— Я приму любую помощь. Эти вампиры убили невинных людей, а все, что ты в состоянии делать — это сраться с Тедом, — вставила Шеридан.

— Теперь он уже Тед?

Тут до меня дошло: Логану нравилась Шеридан, храни нас Господь и ее тоже. Она отреагировала на Эдуарда как-то так, что Логан решил, будто Тед ей понравился. Такое ощущение, что мы старшеклассНикки и играем в игру «ему-нравится-девушка-которой-нравится-другой-парень», ну, или наоборот, не суть. Я не была уверена на сто процентов, но попытка не пытка.

— Как давно ты в Ирландии? — задала я вопрос.

— Неделю.

— Донна и дети, должно быть, скучают.

— Я тоже по ним соскучился.

— Она, наверное, вне себя от того, что ты свалил в самый разгар планирования свадьбы.

— Приготовления почти завершены. Это твоя свадьба состоит из одних планов.

— Свадьба будет гигантская, — ответила я и ощутила привычную зубную боль, появлявшуюся всякий раз, как я думала о списке гостей.

— Похоже, ты будешь моим шафером прежде, чем я твоим.

— Погоди. Ты только что сказал, что Блейк будет твоим шафером?

— Ну да, — ответил Эдуард, стараясь вернуться в образ Теда и потерпел такую сокрушительную неудачу, каких я за ним ранее не замечала. Обычно он был мастером маскировки, но что-то в Логане срывало с него его обходительное «я».

— А твоя невеста не беспокоится о том, что Блейк будет на твоей свадьбе?

— Донна это поддерживает.

— Что ж, как говорят: всех, кто получше, уже расхватали, — вздохнула Шеридан, что означало, она была не слишком тактична насчет охмурения Эдуарда. Он был метр семьдесят семь ростом, голубоглазый блондин, стройный, но в прекрасной физической форме и, судя по реакции других женщин, весьма привлекательный. Я этого не замечала, но сначала он угрожал меня пытать или убить, и это меня пугало достаточно, чтобы не воспринимать его как симпатяжку. Теперь же мы были настолько близкими друзьями, что это бы уже смахивало на какой-то инцест. Я хотела обсудить другие фотографии, но их больше не было.

— Это не могли быть все изображения, Тед.

— Не все, только те, которыми мне разрешили поделиться с тобой.

— Леди и джентльмены, вы действительно так предубеждены против моего психического дара?

— Ничего личного, Блейк, — сказал Пирсон.

— Черта с два ничего.

— Ничего с два черта, — парировал он, и, кажется, задумался, что же он только что ляпнул. — Знаете, вспоминаются все эти американские мультфильмы с вечным сезоном охоты на уток…

— Вы охотитесь на вампиров. Моя некромантия может оказаться там как нельзя кстати.

— В Ирландии мертвые не разгуливают, если они не призраки, маршал Блейк.

— Полная чушь, и вы это знаете. У вас проблема с вампирами.

— Признаем, — ответил он.

— Тогда позвольте Аните приехать и помочь мне, помочь вам, — сказал Эдуард.

— Прости, Форрестер, и не в обиду Блейк, но некромантия здесь не работает.

— Она вне закона? — уточнила я.

— Не то чтобы.

— Ирландия претендует на звание одной из самых магически толерантных стран в мире. Ко мне сильно придираются, — сказала я.

— Ничего личного, Блейк.

— Не думаю, в смысле, вы так не думаете.

— Спасибо, нам это было нужно, — чуть усмехнулся он.

— Анита может нам помочь, — встрял Эдуард.

— Вы допускаете, что великий и могучий Тед Форрестер, тот, кого вампиры прозвали Смертью, не сможет справиться с тем, что здесь твориться, без своего напарника, Истребительницы?

— Смерть и Истребительница — отличная команда для такого рода дел, — ответила я.

— То же самое со Смертью и Войной, — сказал он.

— Тоже звучит.

— Война — это новое прозвище Аниты среди вампиров и оборотней, — объяснил Эдуард.

— Почему вы не получили нового прозвища? — спросила Шеридан.

— Смерть мне подходит, — сказал он, и я могла почти видеть его, так жутко посмотревшего на нее в упор своими светло-голубыми глазами. Как будто на тебя смотрит зимнее небо.

Я услышала дрожь в голосе Шеридан даже через динамик, когда она ответила:

— Да. Да, пожалуй.

Ее тон сказал мне, что наши попытки отвести ее от интереса к Эдуарду разговорами о Донне и женитьбе не сработали. Эдуард был красив, но такой уровень настойчивости заставлял меня заинтересоваться, что же он сделал, чтобы произвести на нее столь неизгладимое впечатление.

— Возвращайся ко сну, если можешь, Анита.

— Не думаю, что сильно помогла.

— Ты помогла нам так сильно, как смогла, раз они не дают мне свободно делиться с тобой информацией.

— Да, потому что они не хотят, чтобы большой злой некромант разъ@бывался с их делом.

— Не надо так, маршал.

— Чего?

— Материться.

— Логан матерился.

— Но не настолько.

Я решила, он так огорчился, от моего «разъ@бываться»:

— Если вы против того, чтобы я материлась, то мне придется просто улыбаться и кивать.

Он рассмеялся так задорно, словно это была классная шутка. Я не была юмористкой, но раз уж они не хотели, чтобы я им помогала в дальнейшем, мне больше не придется шокировать их своим словарным запасом.

— Не слушайте Пирсона, — сказала Шеридан. — Остальные из нас матерятся. Он просто не любит производные на е, х, б и п, и в его кабинете нам приходится обходиться без них.

— Постараюсь исправиться, если нам снова удастся поговорить. Удачи с вашей вампирской проблемой.

— Спасибо, маршал. Это очень любезно, — откликнулся Пирсон.

— Не за что.

Эдуард поднял телефон и отключил громкую связь, так что теперь они не могли меня слышать.

— Что ты сделал, чтобы Шеридан воспылала к тебе такой страстью?

— Понятия не имею.

Я не давила, потому что, возможно, это правда. Раз Эдуард мог флиртовать и соблазнять ради информации безо всяких угрызений совести, он именно это и имел в виду.

— Ты просто не знаешь, насколько обаятелен.

— Постараюсь использовать эту сверхспособность во имя добра, или в личных целях, или для охоты и убийства своих врагов, чтобы я смог станцевать в их крови.

— У тебя самые веселые аналогии, Эдуард.

— У каждого своя сила, Анита. Выспись. Я перезвоню, если кто-нибудь на это согласится.

— Ладно, береги себя и не наживай на свою задницу неприятностей.

— Всегда. — Он дал отбой. Я дала отбой. Мы закончили. Можно было вернуться в постель на пару часов.

Я открыла для Мики дверь. Он был одним из мужчин в моей жизни, кто не спорил, кому открывать дверь. Я это ценила, потому что иногда вы просто хотите открыть блядскую дверь. Мы оказались в коридоре, и он был так же пуст, как полтора часа назад. Мы все здесь работали в основном по ночам, поэтому шесть-семь утра не то время, когда кто-то из нас был бы рад пробуждению.

— Думаешь, меньший укус принадлежит вампиру-ребенку?

— Чертовски надеюсь, что нет.

— Почему?

— Я тебе уже говорила. Все вампиры-дети в конечном итоге сходят с ума. Жан-Клод говорит, что некоторые из них становятся психопатами сразу после восстания от смерти. Они к этому просто не приспосабливаются.

У нас была парочка вампиров-детей, которых мы получили по наследству из Европы. Они оба служили постоянным напоминанием о том, почему это плохая идея.

— В конце концов, Бартоломе достаточно стар, чтобы вести себя как взрослый, — сказал Мика.

— Да уж, но он все еще выглядит лет на одиннадцать-двенадцать.

— Валентина хуже, — признал он.

— Вечные от пяти до семи лет, — кивнула я.

— Ее разум — не разум ребенка, — уточнил он.

— Только тело. Знаю.

— Я знаю, что другие вампиры убили создателя Валентины, но в действительности это ее не спасло, — добавил он.

Я взяла его руку в свою и сказала:

— Я правда надеюсь, что она останется самым молодым вампиром, которого я когда-либо повстречаю.

— Она старше Жан-Клода.

— Ее тело — нет, — повторила я.

Я помолилась, чтобы вампир в Ирландии оказался простой женщиной с маленьким радиусом укуса. Я помолилась, чтобы никто не создавал больше вампиров-детей, потому что если какие-то вампиры и были прокляты, то именно эти. Пожалуйста, Боже, не надо больше.

2

Проснувшись, Жан-Клод сообщил мне, что в Ирландии всегда были вампиры, и в частности в нашем городе находилось несколько, приехавших оттуда.

Поэтому я сидела в самом навороченном и современном офисе в ожидании разговора с одним из них, который вообще-то не был ирландцем, он просто там умер. Офис в «Пляске Смерти» когда-то принадлежал Жан-Клоду; он был черно-белым, с восточным ковром и вставленным в раму древним японским кимоно на стене. Вещи Жан-Клода убрали, когда он стал слишком занятым, чтобы управлять всем своим бизнесом. Менеджером стал Дамиан; он хорошо справлялся, но офис стал настолько невзрачным, что я не верила, что тот, кто декорировал комнату, был достаточно театрален для управления «Пляской Смерти», в котором показывали именно то, что я понимаю под такими вещами, а может, это Жан-Клод меня развратил. Он был театральным во многих вещах.

Офисные кресла стояли у стола, все из светлой древесины, нейтрального дизайна, видимо, они были куплены одновременно и входили в гарнитур, но почему-то рыжеволосый зеленоглазый вампир с молочно-белой кожей и ста восьмидесятью тремя сантиметрами роста, бывший воин-викинг, смотрелся экзотично в этом эклектичном дизайне офиса. Ему бы подошла викторианская мебель, антиквариат, богатые темные цвета, чтобы дополнить его, но вместо этого комната была такой же обычной, как и любой другой офис, подходящий управляющему практически по всей Америке, кроме разве вампира в этой комнате и меня. Мы были слишком яркими для бежевых стен и светлой древесины. Он — в своем зеленом сюртуке, облегающих штанах и сапогах высотой до колена, я — в синем деловом юбочном костюме; юбка, конечно, коротковата, но при росте в метр шестьдесят более длинная сделала бы меня визуально еще ниже. К тому же, позже у меня назначено свидание с Жан-Клодом и мне может не хватить времени, чтобы переодеться после этого разговора.

Вообще-то Дамиан просил о встрече, так что мы могли обсудить, что беспокоило его, прежде чем он прояснит что-то по делу, по которому работает в Ирландии Эдуард. Я была готова выслушать сначала его проблему, но он не горел желанием начать говорить о ней. Что ж, сначала разговор о преступлении и вампирах, личные эмоциональные проблемы потом.

— В Ирландии всегда были вампиры, Анита, или как минимум на протяжении последней тысячи лет, потому что именно тогда Та-Что-Меня-Создала превратила меня в одного из них, и она жила в своем замке на утесах задолго то того, как я предпринял попытку стащить ее золото и драгоценности.

— Тогда как же люди не узнали о ней?

— Тебе так же прекрасно известно, как и мне, что вампиры осторожны, они могут брать немного крови от одного человека, на следующую ночь — немного от другого. Мы не можем выпить столько крови, сколько содержится в теле взрослого человека, так что нет смысла убивать доноров.

— Только если ты не хочешь превратить их в вампиров, — сказала я.

— Или ты — серийный убийца-садист, который по воле случая оказался вампиром, — добавил он.

— Ты рассказывал, что Та-Что-Тебя-Создала именно такая.

Он кивнул, глядя на свои руки, лежащие на светлой столешнице:

— Да.

— Тогда как человеческие власти все это время упускали серийного убийцу?

— Тебе стоит вспомнить времена, в которые она начинала свою… карьеру, Анита. Люди пропадали постоянно. Они умирали молодыми в трагических ситуациях. Продолжительность жизни была менее сорока лет, и большинство умирало гораздо раньше. К сорока годам люди обычно уже обзаводились внуками, а некоторые — и правнуками.

— К сорока? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Выражение твоего лица бесценно, да, к сорока. У Ирландии кровавая история, и большинство сражений пришлось на время с 1170 года, когда норманны вторглись и остались. Когда битва близка, так легко исчезнуть. Были и те, кто пытался сбежать с поля боя, когда войска передислоцировались. Не возникало никаких вопросов, если они не приходили в следующее поселение: или они ушли в родной дом, или, что бывало чаще, их убили либо взяли в плен враги. Могли пройти месяцы или годы, прежде чем открывалось, что никто не знает об их судьбе, но к тому времени становилось уже слишком поздно. В городских тюрьмах люди умирали от голода и болезней. Никого не интересовало, не умерли ли они чуть быстрее, и тюремщики это утаивали, пока мертвый заключенный оставался одним из тех, за кого им платят ради лучшего обращения.

— Так ты говоришь, я просто не понимаю, как легко было убивать людей в те времена.

— Именно это я и говорю.

— Но сейчас не старые времена, Дамиан. Как она и ее поцелуй вампиров оставались незамеченными в двадцатом, а теперь и в двадцать первом веке? Люди сходят с ума, если кто-то опаздывает с отправкой им сообщения. Не так-то просто сейчас кому-то исчезнуть.

— Теперь это сложнее, намного сложнее, но не невозможно, Анита. Ты маршал США. Тебе лучше меня известно, как обновилась работа убийц. Ты работала с достаточным количеством серийных убийц, действовавших в Соединенных Штатах, чтобы знать, насколько хороши люди в поиске жертв и сокрытии трупов. И это человеческие серийные убийцы. Подумай, насколько лучше они окажутся в своем ремесле, если у них будут века для оттачивания навыков.

— Я работала на расследованиях, где преступник не был человеком.

— Я знаю, но это не отменяет моих слов.

— Как много вампиров было в твоей группе?

— Она была маленькая, но мы тогда скрывались. Чем больше у тебя вампиров, тем сложнее прокормиться и остаться незамеченными.

— Я понимаю это, но насколько маленькая?

— Никогда не было больше дюжины вампиров, а обычно меньше. Нам было сложнее прятаться, чем людям и оборотням, которые были частью ее свиты.

— Одна из причин, по которым вампиры берут людей-слуг и moitié bêtes, зверей зова — это то, что они лучше своего Мастера могут перемещаться днем, — отметила я.

— Та-Что-Меня-Создала могла ходить днем.

— Да, верно. Извини. Это такая редкая способность, что я забыла.

— Перрин и я были единственными из ее вампиров, которые были способны выжить на свету, даже держа ее руку. Все остальные, кого она брала на дневную прогулку, сгорали и погибали, пока она над ними смеялась. Посланник Совета Вампиров навел ее на это злодеяние, что заставило ее рискнуть сжечь нас обоих заживо.

Однажды я буквально разделила воспоминания с Дамианом и не горела желанием повторять, поэтому произнесла:

— Он сказал: «Возможно, причина способности гулять с тобой под солнцем кроется не в том, что они разделили твою силу…»

Дамиан присоединился и договорили мы вместе:

— «…а в том, что они приобрели собственную силу, чтобы выйти на солнечный свет».

Мы посмотрели друг на друга.

— Хотел бы я, чтобы мы не разделили самые ужасные воспоминания друг друга, Анита.

— Да уж, почему никто не может вспомнить о щеночках и радуге, когда становятся вампирами и мастерами?

— У меня никогда не было щенка, — сказал он.

— У меня был.

— Верно, собака умерла, когда тебе было тринадцать или четырнадцать, а потом восстала из мертвых, чтобы прийти домой и влезть к тебе на кровать.

— Ладно, может, не щенки, только радуги, — предложила я.

— Разделять хорошие воспоминания было бы куда приятнее, но Мастер здесь ты, а не я, так что это твои желания диктуют природу нашей связи.

— Хочешь сказать, если я не могу откопать свои приятные мысли, то никто из нас не может?

— Когда мы разделяем воспоминания очевидно, да.

— Я поговорю со своим психотерапевтом о том, как попытаться выуживать из памяти более веселые моменты.

— Помогает? Психотерапия, имею в виду.

Я обдумала это, затем кивнула:

— Думаю, да.

— Что подтолкнуло тебя посещать психотерапевта? Я знаю, что ты неформально консультировалась у ведьмы, которая работает со стаей вервольфов в Теннесси.

Он прав. Мне немного помогали, когда я училась контролировать свои метафизические способности со своей наставницей, Марианной. Мы все еще виделись время от времени. Мика и Натэниэл тоже ходили к ней со мной, потому что я была не единственной, кому нужно было узнать больше о «магии», но настоящая хардкорная психотерапия не по части Марианны.

— О, даже не знаю. Смерть моей матери, когда мне было восемь и его повторная женитьба на женщине, у которой были проблемы с тем, что я наполовину мексиканка и разрушаю голубоглазую и блондинистую картинку ее семьи?

— Это значит, что ты не хочешь мне рассказывать, потому что у тебя почти не ощущаются эмоции, когда ты это говоришь, — заметил он, посмотрев на меня в упор своими зеленейшими из зеленых глазами. Это были самые присамые зеленые глаза, которые я когда-либо видела на человеческом лице. Черт, я и домашних кошек с такими зелеными глазами встречала не много. Он клялся, что они были такого же цвета при жизни.

— Когда я так долго не разговариваю с тобой лично, то забываю, какие невероятно зеленые у тебя глаза.

— Что означает, ты действительно не хочешь делиться, почему пошла к терапевту.

— Что, даже нельзя уже сделать комплимент?

— Во-первых, я не уверен, что это комплимент. Во-вторых, ты почти никогда не делаешь мне комплиментов, так что да, ты пытаешься отвлечь меня, однако твой лучший способ отвлечения — тот, с которого ты начала: перевести стрелки на свою трагичную семейную историю, и большинство людей оставят тебя в покое.

Я недружелюбно на него посмотрела:

— Если знаешь, что я не хочу отвечать, то зачем настаиваешь?

— Может, если пойму, почему ты ходишь на сеансы, то и я тоже смогу пойти.

— Поэтому ты хотел встретиться? Поговорить по поводу психотерапевтов? — я даже не попыталась убрать удивление с лица.

— Нет, но это неплохая идея.

— Да, неплохая. Полагаю, большинству людей пригодилось бы немного основательной терапии.

Он кивнул, но больше потому, что посчитал, что должен, как будто в это время думал о чем-то еще.

— Что случилось, Дамиан? Ты просил об этой встрече за несколько дней до того звонка из Ирландии.

— У меня ночные кошмары.

— Вампирам не снятся ночные кошмары, — проговорила я.

— Знаю.

Он моргнул своими до невозможности зелеными глазами, потом заправил прядь настолько же невероятно рыжих докрасна волос за ухо. Он нервничал, что было заметно по его напряженным мышцам, когда он шевелился или пытался не двигаться и тем самым просто выдавал свою нервозность. В кои-то веки мне не нужно было ощущать его чувства, чтобы точно знать, каковы они.

— Насколько они кошмарны? — спросила я.

— Достаточно.

— Воспоминания?

— Некоторые, но большинство о современности, и в них я не узнаю большинство людей.

— У меня были подобные сны, в них ты как призрак подсматриваешь то, что снится кому-то другому, — сказала я.

Он кивнул:

— Да, но они жестокие, ужасные, — он смотрел на свои руки, плечи опустились, он ссутулился. — Я проснулся, а Кардинал все еще неживая, ледяная на ощупь, а у меня жар.

— Вампирам тяжело, когда вам снятся дневные кошмары, — сказала я.

— Согласен, дневные кошмары, не ночные, — кивнул он.

— Так или иначе, когда твоя любовница ледяная на ощупь, она не может обнять тебя, пока ты кричишь.

— Нет, не может. Она продолжает повторять: «Почему тебе недостаточно меня?» Но она не понимает.

— Тебе нужно, чтобы рядом был кто-то, кто может разбудить тебя, обнять, быть теплым для тебя, — сказала я.

— Да, черт побери. Да.

— Что сказал Жан-Клод, когда ты ему рассказал?

— Он не в курсе.

— Ты рассказываешь мне раньше, чем своему королю?

— Ты мой Мастер, Анита, не он. Я решил рассказать сначала тебе.

— Обсудим это позже. Ты умираешь на рассвете?

— Иногда, но чаще я обнимаю Кардинал и сплю, пока меня не разбудят дневные кошмары.

— Ты должен умирать на рассвете, Дамиан.

— Не допускаешь, что я могу об этом знать? Когда я проснулся сегодня утром, я был в кровавом поту, Анита. Как если бы у меня была лихорадка, человеческая лихорадка, только потел я кровью. Похоже, я болен.

— Вампиры не болеют, — отметила я.

— Если я не болен, то что со мной?

— Понятия не имею, но сначала нам придется сообщить Жан-Клоду, — ответила я.

— А потом? — он очень пристально посмотрел на меня.

Я ответила на его взгляд.

— Что ты хочешь от меня услышать, Дамиан? Мы поговорим с Жан-Клодом. Может, я поговорю со своей подругой Марианной. Она ведьма, может, у нее будут идеи, с чего начать.

— Я думаю, это из-за того, что ты, Натэниэл и я почти не видимся. Ты некромант, я твой вампир-слуга, Натэниэл твой леопард зова, но все вместе, втроем, мы почти не имеем никаких отношений.

— Ты говоришь так, словно для некроманта вполне обычное дело иметь вампира-слугу как вампир имеет слугу-человека, но это произошло впервые в вампирской истории. Тот факт, что я могу привязать moitié bêtes, как Мастер Вампиров, даже еще более странный, потому что не имеет ничего общего с моей некромантией.

— Ты получила силу через вампирские метки Жан-Клода, будучи его человеком-слугой.

— Да, но это не объясняет всего, что я могу делать.

— У тебя есть собственная сила, Анита.

— Мне жаль, что я случайно связала тебя и Натэниэла триумвиратом силы.

— Ты со своей силой не единожды спасла мне жизнь, Анита. Я не сожалею о том, что связан с тобой. Единственное, о чем я жалею, это что ты стала к Натэниэлу ближе, чем ко мне.

— Ты и твоя возлюбленная, Кардинал, просили меня отдалиться и дать вам быть моногамными. Я удовлетворила просьбу.

— Ты уже была влюблена в Натэниэла и не была влюблена в меня. Не перекладывай ответственность на меня и мои отношения с Кардинал.

— Я не перекладываю, но мы были любовниками до того, как вы с ней пришли к моногамии.

— Ты спала со мной даже меньше, чем сейчас спишь с Ричардом.

— Слушай, мне жаль, что тебе больно, или страшно, или что там еще, но не только из-за меня случилось то, что сейчас происходит или не происходит между нами.

— Я знаю.

— Неужели? По голосу не похоже.

— Я мог бы сказать, что ты мой мастер, поэтому ответственность в конечном счете лежит на тебе, но это тебя разозлит, а я не хочу этого делать.

— Ты чертовски хорошо работаешь, если это не то чего ты хочешь, а Кардинал ненавидит меня. Я не представляю, чтобы она позволила нам каким-то образом сблизиться.

— Она не будет рада любому, кто будет мне близок кроме нее, но я не могу все оставить как есть, Анита. Ты все говоришь, что вампиры не спят, не видят кошмаров, и ты права, но у вампиров еще и не бывает людей-мастеров, даже некромантов. Я думаю, что бы со мной ни происходило, оно связано с тем, что триумвират работает не так, как он должен.

— Как ты себе представляешь его работу? — спросила я.

— По большей части как у того, который Жан-Клод создал с тобой и Ричардом Зееманом, местным вожаком вервольфов.

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Не скромничай Анита.

— Я не скромничаю. Я в этом недостаточно хороша, чтобы пытаться. Я искренне не понимаю, к чему ты ведешь, потому что мы с Жан-Клодом теперь нечасто видим Ричарда. Он встречается с другими, старается найти кого-то, на ком можно жениться и состряпать белый штакетник.

— Ты видишь его как минимум раз в месяц.

— Для секса со связыванием, да. Подожди. Ты хочешь секса с Натэниэлом и со мной?

— Ну и вид у тебя, Анита. Неужели мысль о том, чтобы мы снова стали любовниками, настолько плохая?

Это была мужская версия девчачьей ловушки: вопрос, на который нет правильного ответа, ну или на который есть всего один ответ, который не приведет к скандалу. Это был один из таких вопросов; к счастью, я могла ответить честно и при этом не ранить его чувства:

— Нет, это не плохая мысль. Ты красив и хорош в постели. Дело не в этом.

— Тогда в чем?

— Если ты будешь спать со мной, или со мной и Натэниэлом, это будет стоить тебе Кардинал, потому что она этого не потерпит.

Он снова кивнул:

— Я знаю, Анита, но я должен понять, что со мной происходит, а для этого мне нужно, чтобы ты и Натэниэл были рядом со мной. Мне нужно, чтобы наш триумвират силы больше был похож на твой, Жан-Клода и Ричарда.

— Наш триумвират не всегда хорошо действует.

— Твой триумвират с ними действует лучше, чем тот, что с нами, — уточнил он.

С этим сложно поспорить, поэтому я и не стала:

— Ладно, но прежде чем мы сделаем что-то, что разозлит Кардинал, мы сначала поговорим с ней. Если мы сможем сделать это без ущерба для ваших отношений, то мы это сделаем.

— Почему ты так заботишься о моих с ней отношениях?

— Я получила достаточно твоих эмоций, чтобы понять, что ты в нее влюблен. Это важно, и я не хочу уничтожить это из-за того, что метафизика между нами стала странной.

— Ты действительно хочешь, чтобы все вокруг были счастливы?

— Разумеется, разве не все хотят того же для своих друзей?

Он улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Анита, не хотят.

— Если люди тебе по-настоящему дороги, ты хочешь, чтобы они были счастливы, Дамиан. В противном случае в действительности тебе на них наплевать.

— Ты думаешь не так, как любая другая женщина, которую я встречал.

— Ой, да ладно, за века жизни ты не встречал женщин со сходным мышлением?

— Клянусь, Анита, ты уникальна во многих отношениях.

— «Уникальная» — это обычно вежливый способ сказать «странная».

Он широко улыбнулся, даже усмехнулся:

— Ну, и это тоже, но странность — это не всегда плохо.

Я не удержалась от ответной улыбки:

— Нет. Нет, не всегда. На самом деле, иногда странность — это то, что нужно.

— Я вампир, а ты некромант. Я думаю, мы начали с чего-то странного.

Я рассмеялась, и стал обдумывать, какой частью дела из Ирландии я могла бы поделиться с ним. Одним из побочных эффектов от того, что он был моим вампиром-слугой, оказалось, что если я говорила ему никому не рассказывать сказанное мной, он просто не мог рассказать. Он не мог ослушаться моего прямого приказа, что не было типичным для слуг-людей. И уж безусловно это никак не про нас с Жан-Клодом.

— Ты обдумываешь что-то очень серьезное.

— Если бы я тебе сказала, что в Ирландии обнаружились вампиры, которые оставляют жертвы без всяких попыток это скрыть, тебе было бы что ответить?

— Я бы ответил, что это не дело рук моей создательницы. Она никогда не была беспечна в вопросе сокрытия трупов.

— Я не уверена, сколько у нас трупов. Прочие обнаруживали себя на улице или очухивались в больнице с полной потерей памяти об обстоятельствах, в которых получили ранение.

Теперь и он посерьезнел:

— Она бы никогда не позволила так поступить. Это привлекло бы слишком много внимания. Насколько много жертв?

— Как минимум полдюжины.

— Она могла бы уничтожить вампира из своего поцелуя за такую неосторожность.

— Так ты говоришь, что это не твоя старая группа?

— Нет, Анита, Та-Что-Меня-Создала никогда не стала бы рисковать тем, что люди узнают о нас.

— Даже в наше время, когда многие страны признали вас гражданами?

— Она из старейших, которые не верят, что новые веяния продержаться достаточно долго. Она говорила, что скрываться — единственное спасение от чумы под названием человечество.

— Что, правда? Она так и назвала нас чумой?

— Похоже, она не особо любила людей. Если бы она могла питаться чем-то другим и остаться в живых как вампир, думаю, она бы так и поступила.

— Вампир, пытавшийся кормиться на животных, начал гнить, — сказала я.

— Я помню, как выглядел Сабин, — ответил Дамиан и содрогнулся. Это стоило того, чтобы содрогнуться раз или два.

— Да уж, и стоит только вампиру получить такой урон, его уже не вылечить, так что вам, ребята, приходится питаться людьми.

— Ей доставляло наслаждение истязать людей и заниматься с нами сексом, если ей это было удобно, но на самом деле она, похоже, не любила нас, а может быть, она не любила никого.

Зазвонил будильник на моем телефоне. Я выключила сигнал и встала:

— Жан-Клод взял с меня обещание не опаздывать сегодня, но, может, найдется что-то такое, что ты мог бы мне рассказать о ирландских вампирах, что поможет объяснить что происходит?

— Единственное, что приходит в голову это, что ее власть в итоге, настолько ослабла, что она потеряла контроль над несколькими из своих вампиров, и они теперь опьянены силой, — ответил он, тоже вставая.

— Почему бы она вдруг стала терять власть после стольких столетий?

— Не знаю. Пять лет назад, когда я уехал из Ирландии, она их очень хорошо контролировала

— А это могли быть прибывшие из-за границы вампиры, которых она не могла контролировать?

— Полагаю, такое возможно.

— Но ты в это не веришь, — сказала я.

— Нет, не верю. Та-Что-Меня-Создала была covetous^[3], повернута на силе, власти и контроле. Она бы не позволила каким-то приезжим вампирам подобраться так близко к ней и к Дублину и затруднить ей существование, она бы сделала их существование невозможным.

— То есть, она бы их убила.

— О да, но тебе нужно идти. Я подумаю, что еще знаю о своей бывшей хозяйке и ее свите, но должно быть в Ирландии что-то новое. Или кто-то новый. Внутри своей крепости она была чокнутой и капризной, но снаружи — исключительно собранной. Что бы ни сотворило такое, оно не выглядит дисциплинированным. По факту, я бы сказал, это новообращенные учатся себя контролировать, но она запросто могла бы их изловить и уничтожить или пригласить в свой поцелуй. — Он показал кавычки для слова «пригласить» в воздухе.

— Ха, присоединяйся или умри?

— Примерно так. Жан-Клод предупредил меня, чтобы я удостоверился в твоем уходе, — сказал он, бросив взгляд на настенные часы.

Я позволила удивлению отразиться на своем лице:

— Не думала, что он говорил в таком ключе с кем-то из моих людей прежде.

— Он не хотел, чтобы ты на меня отвлеклась.

— Прекрасно. Мы с Жан-Клодом и Натэниэлом обсудим, что с тобой происходит и набросаем план.

Он предложил мне руку, как при любой другой встрече и я по привычке ее приняла. Мы забыли, что начинали со странностей. Обдав нас жаром, словно внезапная лихорадка, по коже пронеслась сила. В последний раз, когда я к нему прикасалась, возникли влечение, сила, магия, но не такая волна жара.

Я отпустила его руку, но он удержал мою, пока я не сказала:

— Пусти меня, Дамиан, — и он отпустил, потому что это был приказ.

Наши руки разъединились, но как будто их стягивала какая-то невидимая тянучка, липкая, сладкая, пытавшаяся каждого из нас удержать. Мы стояли и смотрели друг на друга, часто дыша, грудные клетки вздымались и опадали так, словно мы совершили пробежку.

— Что за хрень? — У меня перехватило дыхание, воздуха не хватало, чтобы сказать что-то еще. Я даже немного вспотела.

— Не знаю, — прошептал он

На его лице проступили бисеринки пота. Пот должен был быть розовым от крови, но он был темным, скорее, красным, чем розовым. Одна капля этого кровавого пота скатилась по его лицу и привлекла мое внимание, и я заметила больше капель пота на его груди, словно он истекал кровью из сотен маленьких проколов, но это были поры его кожи. Он не был ранен, он не истекал кровью на самом деле. В поте вампира всегда присутствует немного крови, достаточно, чтобы сделать его розоватым.

Я смотрела, как кровь скатывалась по белоснежной коже Дамиана и знала, что что-то не так. В таких случаях принято кричать: «Зовите врача!» — но кого звать, если «болен» вампир? Поскольку они не могли болеть в привычном смысле этого слова, нашлось бы не слишком много врачей подходящей специализации.

Дамиан дотронулся пальцем до кожи и уставился на оставшуюся на нем кровь:

— Что со мной происходит, Анита?

— Не знаю, — ответила я.

— Ты некромант и мой мастер. Ты же должна что-то знать?

Я почувствовала небольшой всплеск гнева, но загнала его вглубь, ведь он прав.

— Да, должна, но не знаю, прости.

Он достал из ящика стола салфетки и начал вытирать пот. Ткань быстро намокала.

— Вот так же я сегодня проснулся от кошмара, Анита, мокрый от крови. Я поднял простыни и увидел, что Кардинал просто лежит в окровавленной постели, как труп.

Я уставилась на него, потому что никогда раньше не слышала, чтобы один вампир называл так другого.

— Дамиан… — я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, утешить, но остановилась, прежде чем закончила жест; рукопожатие было достаточно захватывающим.

— Что бы со мной ни происходило, это становится хуже, Анита. — Он выбросил салфетки в мусорную корзину.

— Сначала мы поговорим с Жан-Клодом.

— А если и он не знает, что со мной, то что потом?

— Доживем — увидим, — ответила я.

— Если Жан-Клод не знает ответа, Анита, ты, я и Натэниэл должны укрепить нашу метафизическую связь.

— Даже если это будет стоить тебе Кардинал?

Он снял пиджак и держа двумя пальцами, отстранил от себя. Капли крови все еще блестели между его лопатками. Разве она не должна была впитаться в пиджак? Он повернулся, и я увидела кровавый пот на его лбу и груди.

— Кардинал сказала, что предпочла бы, чтобы у меня были кошмары тому, чтобы я спал с кем-то еще.

Он вытирал кровавый пот салфетками, пока они не превратились в кровавую массу.

— Я чувствую, как у меня течет по спине, — с отвращением проговорил он.

— Течет, но после рукопожатия я побаиваюсь к тебе прикасаться, — призналась я.

— Ничего личного, но я больше не хочу кровоточить, — ответил он.

— Возможно, Жан-Клод сможет помочь нам понять, почему мое прикосновение сотворило с тобой такое, — предположила я.

— Когда мы в следующий раз дотронемся друг до друга, он должен присутствовать.

— И Натэниэл, — уточнила я.

— И, может быть, немного охраны, — добавил он, выбрасывая еще одну порцию окровавленных салфеток в мусорку.

— А охрана к чему? — спросила я.

— В последний раз, когда со мной что-то пошло не так, Анита, я убивал невинных людей, просто забивал, как скот. Я не помню, как это делал, но я в это верю. Я был хуже только что пробудившегося вампира, скорее походил на одного из этих вурдалаков, так и не вернувших разум.

— У тебя не было раньше никаких из этих симптомов?

— Нет, ни кошмаров, ни пота, ни скачков силы, лишь жажда крови.

— Тогда это другое, Дамиан.

— Так ли это?

— Ты сам сказал: симптомы отличаются.

— Полагаю, да.

— В тот раз ты просто слетел с катушек.

— Я не сходил с ума, Анита. Ты отрезала меня от связи с тобой, и вместо того, чтобы умереть окончательно и бесповоротно, я, будучи достаточно старым, или достаточно сильным, потерял рассудок.

— Дамиан…

— Я знаю, что в этот раз ты не отсекла меня от своей силы как мой мастер, Анита, но ты все еще дистанцируешься от меня.

— Потому что об этом меня попросили вы с Кардинал.

— Попросили, но я не осознавал, как сильно буду тосковать по связи с тобой и Натэниэлом.

— Мы втроем никогда не были так уж близки.

— Не были, но почему-то я чувствую нужду в вас обоих.

Поскольку несколько месяцев назад Натэниэл сказал почти то же самое про Дамиана, я не знала, что сказать. Я не так сильно скучала по Дамиану, как мой третий жених.

— Я сделаю, о чем ты просишь, Дамиан.

— Может, я нежеланный, — отозвался он.

— Что это значит?

— Это значит, что я одинок.

— Ты живешь и работаешь с Кардинал и ты влюблен в нее.

— Я знаю.

Я хотела спросить: «Тогда как ты можешь быть одиноким?» — но не была уверена, как это сделать. Он сказал это сам.

— Я думал, быть влюбленным означает, что ты никогда больше не будешь одинок, что это будет подобно возвращению домой во всех смыслах этого слова.

— Примерно так и есть, — ответила я, не удержавшись от улыбки.

Он покачал головой:

— Эта улыбка на твоем лице, именно так я хотел себя чувствовать, но с Кардинал все не так, больше нет.

Я не знала, что на это ответить, поэтому сказала:

— Кровотечение почти остановилось.

— Просто чудесно, я прекратил истекать кровавым потом второй раз за день.

Он выбросил последнюю окровавленную салфетку в маленькое мусорное ведро и повернулся ко мне с рассерженными глазами:

— Жан-Клод сказал, что, если я снова свихнусь, он будет вынужден меня убить.

— Я помню, — отозвалась я.

— Ты не можешь снова позволить мне причинить боль невинным людям, Анита.

— Я знаю, — повторила я.

— Я сказал Кардинал, что со мной что-то не так в последнее время, и честно говоря, я думаю, она предпочла бы видеть меня мертвым, чем с кем-то еще. Разве это любовь, Анита? Как она может предпочесть, чтобы я был сумасшедшим и был убит как животное, вместо того, чтобы я спал с другими людьми?

И снова у меня не было хорошего ответа, поэтому я промолчала. Редко такое случалось, чтобы мне нечего было сказать.

— Ответь мне, Анита. Как это может быть любовью?

Конечно, не каждый позволит тебе просто промолчать, иногда люди требуют большего, даже если хорошего ответа нет.

— Я не знаю, Дамиан.

— Ты не знаешь или знаешь, что это не любовь, а одержимость?

— Поскольку Кардинал считает меня той другой женщиной, я бы предпочла это не комментировать.

— Та-Что-Меня-Создала не понимала любовь, но понимала, одержимость кем-то. Она находила кого-нибудь из заключенных или охотников за сокровищами, приходивших в замок. Пища приходила сама, как доставка пиццы. — Он рассмеялся, но это был плохой смех, такой, от которого хочется поежиться или расплакаться. — Она выбирала одного особенного человека, чтобы дразнить, мучить и возможно трахаться. Иногда они думали, что она их любит, но это был тот вид страсти, который ученые испытывают к насекомым, настолько красивым, что их можно убить, набить и воткнуть булавку.

Я боролась с собой, чтобы не поправить его, мол, из насекомых не делают чучела, и еще чтобы не уточнить, действительно ли Та-Что-Его-Создала набивала из жертв чучела и пришпиливала для коллекции. Ни один подобный комментарий не убрал бы боль из его глаз, поэтому я промолчала. Я учусь.

— Ты не можешь приравнивать к ней Кардинал, — сказала я наконец.

— Почему нет? Может, после стольких веков с Той-Что-Меня-Создала одержимость — это все, что я понимаю? Что, если именно это я увидел в Кардинал? Что, если годы пыток сделали так, что я принимаю того, кто хочет мной обладать, за того, кто хочет меня любить?

— Даже не знаю, что и сказать, Дамиан, кроме того, что это, пожалуй, находится высоко по моей психотерапевтической шкале и смахивает на вопрос к дипломированному специалисту.

— Может, так оно и есть, — кивнул он.

— Во сколько ты сегодня заканчиваешь? — спросила я.

— За два часа до рассвета.

— Вы с Кардинал живете в «Цирке», так что ты поедешь туда в любом случае. Увидимся за час до рассвета.

— Не много у нас будет времени.

— Я введу Жан-Клода и Натэниэла в курс дела, так что нам немного нужно будет объяснять.

— Часа все-таки недостаточно, чтобы решить неразрешимую проблему, — сказал он.

— Жан-Клоду не приходится умирать на рассвете, если я к нему прикасаюсь, а ты и вовсе не умираешь, так что времени у нас больше, — ответила я.

Дамиан задумался над этим, затем кивнул и повесил пиджак на спинку кресла, освободив руки. Он стоял, обнаженный до пояса, если не считать крови, которая начала высыхать на его спине.

— Светлая сторона этой проклятой спячки, — откликнулся он.

— Большинство вампиров немного побаивается ежедневного мига смерти, — сказала я.

— Думаю, часть меня почувствует облегчение от окончательной смерти.

— У тебя суицидальные мысли? — спросила я, потому что нужно спросить, в противном случае ты просто не хочешь знать.

— Нет, я был воспитан в вере, что смерть на поле боя дарует лучшее посмертное существование, и я сражался, когда Та-Что-Меня-Создала забрала мою жизнь.

— Ты имеешь в виду Вальхаллу и все такое.

— Да, Вальхалла и все такое, — ухмыльнулся он.

— Так ты посчитал тот раз как настоящую смерть и теперь не будешь учитывать смерть в состоянии вампира? — уточнила я, потому что я была собой и хотела знать.

Он покачал головой:

— Та-Что-Меня-Создала убила меня, Анита. В этом нельзя ошибаться.

Я не была вполне согласна с его определением жизни и смерти и того, когда он был убит, но если это давало ему чувство комфорта, кто я такая, чтобы спорить? Я верила в Небеса, а разве Вальхалла для Дамиана не то же самое? Если нет, то это вопрос к священникам, а я не один из них, так что я позволила Дамиану оставаться в своей зоне комфорта, а я осталась в своей.

— Тогда увидимся позже, — сказала я.

— Я не могу пойти работать в таком виде, — отозвался он. — Я пахну свежей кровью и потом. Это омерзительно.

— Не заметила, что ты плохо пахнешь. Может, просто помоешься в ванной здесь? — предложила я.

— Ты не подходила достаточно близко, чтобы понюхать мою кожу, — сказал он.

— Ты только что сказал, что не хочешь, чтобы я приближалась, раз ты покрылся кровавым потом всего от одного прикосновения.

— Сказал, — вздохнул он.

— Отправляюсь в «Цирк Проклятых». Я заставила себя ждать.

— Можно, я с тобой? Мне нужно принять душ и переодеться.

— Ты летаешь лучше практически любого известного мне вампира. Тебе не нужна машина.

— Мне сегодня не по себе, Анита. Я бы предпочел машину.

— Как ты без нее вернешься?

— Мы с Кардинал ездим по очереди, и тебе это известно.

— Прости, ты прав. Знаю.

— Слушай, если не хочешь меня подвозить, так и скажи.

— Я не уверена, что мы с тобой вдвоем в машине — хорошая идея, пока не выясним, почему рукопожатие заставило тебя истекать кровью.

Он сделал большой вдох и медленно выдохнул. Дышал ли он больше, чем обычно для него и других знакомых мне вампиров, или я просто сильнее это осознавала? Я чуть было не спросила, но передумала. Спрошу попозже Жан-Клода, после встречи с Дамианом.

— Ты права, — согласился Дамиан.

— Может, возьмешь машину, съездишь в «Цирк», примешь душ и вернешься к главному танцевальному номеру в конце вечера?

— Разумно, — ответил он.

— Звучит так, как будто ты бы предпочел, чтобы я не была разумной.

— Побуждение прикоснуться к тебе всегда присутствует, Анита, даже после всего того, что здесь произошло.

Поскольку меня не тянуло к нему так, как его ко мне, я промолчала, потому что когда мужчина говорит что-то вроде этого, подразумевается один ответ: что ты чувствуешь то же самое. Это лучшее, что я могла, чтобы не ранить чувств.

— Ты так сильно закрываешься, гораздо сильнее, чем, когда вошла в эту дверь.

— Мы пожали друг другу руки, и тебя бросило в кровавый пот, Дамиан, и я не знаю, не из-за меня ли это. Так что да, сейчас я закрываюсь от тебя изо всех сил.

— Как будто тебя здесь нет.

— Ты видишь меня, — сказала я.

— Это не то же самое, — покачал он головой.

— Я не могу разорвать нашу связь как мастера и слуги. Сейчас я знаю достаточно, чтобы не сделать этого случайно.

— Ты словно на другом конце мира для энергии, которую разделяешь со мной.

— Смотри мое предыдущее замечание, Дамиан.

— Возможно, ты права, что так поступаешь, но я чувствую себя хуже, как будто мне не хватает воздуха и я начинаю задыхаться.

— Ты вампир. Воздух нужен тебе только чтобы говорить.

— Я объясняю тебе, что чувствую, а ты споришь со мной по поводу семантики?

Настала моя очередь вдохнуть и медленно выдохнуть. Мне хотелось разозлиться, может, даже психануть, но я пыталась успокоиться.

— Ты можешь ощущать это так, как ощущаешь, Дамиан, но вампир не может задохнуться. Это была просто странная фраза.

— В последнее время со мной происходит много странностей, Анита.

— Сейчас я собираюсь на свидание. Скажи Кардинал, почему ты берешь машину и пропускаешь часть смены.

— Я скажу Энжел, чтобы поработала за меня в танцах. Нам действительно нужен вампир, который сможет взять на себя какие-то из моих, или ее, выступлений. Она прекрасный помощник управляющего, но нам нужен кто-то, кто мог бы подменить нас на танцполе, чтобы мы занялись собственно менеджментом.

— Напомни сегодня об этом Жан-Клоду. Вероятно, он знает, кто из наших людей был бы хорош в таком качестве.

— Ты тоже знаешь всех наших вампиров, Анита.

— Я могу сказать тебе, кто из них прекрасно подойдет для охраны, или для правовых вопросов, но не для исполнения старинных танцев, с которыми ты выступаешь здесь, в «Пляске», каждую ночь.

— Натэниэл тоже может знать, — сказал Дамиан.

— Да, или Джейсон, — ответила я.

— Я спрошу их, и могу я найти тебя после того, как приму душ и подменюсь, чтобы все обсудить?

— Напиши мне, когда со всем разберешься. Если мы будем закругляться, я отпишусь в ответ, но, если не отвечу, значит, поговорим за час до рассвета, как и планировали.

— Достаточно справедливо, — согласился он, но все еще стоял без рубашки и выглядел потерянным. Если бы не боялась снова к нему прикоснуться, я бы крепко его обняла. Поскольку я не могла этого сделать, то просто направилась к двери. У меня выдалась такая редкая свободная ночь и свидание. Были времена, когда я всю ночь разбиралась бы с проблемами Дамиана, но всегда возникали или могли возникнуть разного рода непредвиденности. Этому меня научила работа в полиции, и кое-чему еще: если я хочу иметь жизнь за пределами крови, смерти и жути, то мне придется за это бороться. Мне приходилось отвоевывать свое свободное время с такой свирепостью, как ничто другое в своей жизни, потому что если не стану, то моя «жизнь» будет сплошным несчастным случаем, таким же верным, как жертва преступления.

Я держала свои метафизические щиты между мной и вампиром позади так плотно, как могла, потому что в противном случае почувствовала бы все эмоции, заставлявшие его выглядеть потерянным, и не смогла бы уйти. Я подошла к двери, и она резко распахнулась прямо в меня. Я отпрыгнула, чисто автоматически выхватывая пистолет, раз уж дверь открылась с такой яростью. Если бы за ней обнаружился кто-то, кто сделал это случайно, то я извинилась бы за причиненный испуг, но мне не пришлось, потому что это была Кардинал, и она пришла чтобы напугать, а не быть напуганной.

На своих шпильках она была метр восемьдесят три ростом, тонкокостная, угловатая, макияж, делавший ее лицо модельно-красивым, поплыл от жара ее белой кожи, как водяная лилия по пруду. Крест под моей блузкой нагрелся. Я перехватила наведенное оружие одной рукой, а другой потянула за цепочку и извлекла горячий крестик наружу. Он пока что только накалился, а не вспыхнул ярким светом, но может. Святой огонь не всегда осторожен с тем, что может поджечь, когда поблизости зло.

Я могла видеть кости черепа Кардинал, проступавшие из-под плоти, когда она повернулась посмотреть на меня. Я должна была почувствовать ее, закутанную в свою силу, так близко, а это значит, что я закрывалась от Дамиана слишком плотно, чтобы ощутить любого другого вампира.

— Не стреляй в нее, Анита!

— Я бы предпочла, чтобы ты застрелила меня, а не трахалась с ним за моей спиной!

Она выкрикнула это, ее зубы и клыки двигались как в тех снятых в рентгеновском диапазоне короткометражках, которые показывают на занятиях по биологии, за исключением того, что это изображение светилось, как свет, вырезанный на красивом монстре. Ее длинные красные волосы развевались вокруг ее светящегося черепа, как кровь, застывшая в облаке, которое не опадет на пол, ее глаза были как синее пламя.

— Я не прикасалась к Дамиану с тех пор, как вы сказали мне, что будете моногамными.

Мне пришлось прищуриться из-за нарастающего свечения своего крестика, как будто на шее висела белая звезда. Скоро я ослепну от этого света. Нужно пристрелить ее до того, как это случится, иначе не смогу рассмотреть цель. Мне ненавистна мысль о том, чтобы убить Кардинал из-за ревности и недопонимания, но еще больше мне не хотелось, чтобы она вырвала мне глотку.

— Пригаси силу, Кардинал, или я застрелю тебя!

— Мы просто разговаривали о моем заболевании, Кардинал.

— Ты тут стоишь полуголый с кровавыми отметинами ее ногтей на спине и вы просто говорили! — она сорвалась на крик и двинулась к нему, что лучше, чем если бы она наступала на меня.

— Я снова начал потеть кровью. Я не смог дотянуться до спины, чтобы ее оттереть.

Крест на моей шее наполнил комнату ярким белым светом. Он не то чтобы был горячим как пламя, и станет таким только если его голой кожей коснется вампир или демон или кто-то еще, кто продал душу злу или… черт, он горит от прикосновения всего в чем есть зло с большой буквы «З». Сияние от креста смешалось с сиянием вампирши, он как будто поглощал ее для моего взгляда, хотя я знала, что это не так. Чтобы вспыхнуть, она должна дотронуться до креста. То, что она не прятала глаза от света, плохой знак. Это означало, что она сильнее, чем я предполагала, или же она была так зла, что не остерегалась его. Я не могла осмелиться взглянуть на Дамиана, чтобы увидеть, прятал ли он глаза от света. Комната была слишком мала, а Кардинал — слишком близка ко мне. Если мне придется стрелять, это будет в мгновение ока, и взгляд куда угодно, кроме вампира, который представляет для меня угрозу, может мне стоить этого мгновения.

— Я даю тебе слово чести, сердце мое, что я снова потел кровью. Я снял пиджак, чтобы не испортить его. Моя спина покрыта кровью, до которой я не смог дотянуться.

Крест полыхал почти на полную. Я прицелилась на сияние ее синих глаз, пылавших в плавающей крови ее волос, потому что это все, что я могла разглядеть из-за белого света. Отключи мозг и все монстры умрут.

— Кардинал! — крикнула я ее имя, и мой палец начал нажимать на курок.

3

Белое свечение исчезло так резко, словно кто-то щелкнул выключателем. Я убрала палец со спускового крючка и направила пистолет в самом нейтральном направлении из возможных. Кардинал стояла напротив, ее красно-оранжевые волосы закручивались в небрежные локоны обрамляя плечи, голубые глаза моргнули на меня, продуманный макияж делал их небесно-синими в пару к совершенной летней зелени глаз Дамиана. Сердце все еще колотилось где-то в горле, я даже не могла уйти в то тихое место в голове, в которое отправлялась всякий раз, когда собиралась кого-то застрелить. Может, я знала, что она ничего такого делать не собиралась? Или, я не хотела ее убивать? Мое тело было настолько переполнено кровью и сердцебиением, что меня от этого трясло, а это означало, что момент для выстрела, так или иначе, упущен. Блядь.

Кардинал замерла, глядя на меня. Это не была вампирская неподвижность, потому что они могут застывать как статуи, думаю, она просто пыталась не делать никаких резких движений. Если она старалась не нервировать меня, то немного опоздала.

— Спасибо, что она не получила пулю, — сказал Дамиан.

Я думала, он обращается ко мне, а потом заметила охранников в дверном проеме. Один из них вытащил пистолет, второй — нет. То, что я не заметила их присутствие, значило, что я все еще слишком сильно закрываюсь, и не только от Дамиана, а от вампиров вообще и, очевидно, от оборотней, ведь оба телохранителя были именно ими, а может, часть моих метафизических способностей отсеивала и обычных людей, потому что как только я чуть опустила щиты, то почувствовала энергетику клиентов на расстоянии в клубе.

Потребовалась секунда, чтобы приспособиться от почти полного отсутствия психического воздействия к большему, и в случае чрезвычайной ситуации со стрельбой эта секунда могла стоить мне жизни. Мне позарез нужно найти золотую середину, чтобы отгородиться только от Дамиана, чтоб их всех. Но по одной проблеме за раз.

— Где вас, к @баной матери, носило, когда здесь творилась вся эта х@йня? — спросила я.

Двое в дверях переглянулись и тот, что с пистолетом, Рики, ответил:

— Я не мог точно прицелиться, Анита.

— Я не из-за того в бешенстве, что ты не застрелил Кардинал, Рики, — сказала я. Пистолет был у меня в руке, но я все еще не убрала его в кобуру, потому что когда рядом со мной вампир теряет голову, особенно в небольшом помещении, предпочитаю держать оружие снаружи.

— Тогда из-за чего ты в бешенстве? — спросил Рики, стараясь не звучать угрюмо.

Он был высоким, смуглым и красивым, если вам нравится типаж эдакого среднезападного Ромео, какие обычно лишают девственности королев выпускного или обещают тебе луну с неба, немного подпоив в клубе, но имеют в виду совсем другое. Я могла быть предвзятой; при первой встрече у нас с Рики возникли серьезные разногласия. Он пока еще не выбрался из моего дерьмового списка, и я до сих пор не стала его любимым шефом. Для меня это нормально. Я здесь не для того, чтобы выигрывать соревнования за популярность. Я здесь для того, чтобы быть уверенной, что все останутся целы и как можно более счастливы. В большинстве случаев обеспечить безопасность было проще, чем счастье.

Второй охранник тоже был новеньким, и я не могла припомнить его имя. Усиливая безопасность, в последнее время у нас появилось слишком много новых людей; я должна знать имена всех, от поддержки кого я могу зависеть в чрезвычайной ситуации.

— Как тебя зовут? — спросила я второго охранника, который стоял без видимого оружия и обеспокоенно переводил взгляд с меня на Рики и на вампиров. Боже, он выглядел таким молодым, большим и крепким, но совсем юным.

— Роджер, Роджер Паркс.

Большинство оборотней не представляются своей фамилией, а значит, он был совсем новым, возможно, только-только стал верживотным. Шикарно.

— Ну, Роджер, Роджер Паркс, что было первым, что ты увидел, открыв дверь?

Он скользнул по нам нервным взглядом и ответил:

— Свет, белый свет.

— И все? — уточнила я.

— Было красное сияние и сине-зеленое, которое, могло быть от одного из вампиров.

— Что предупредило вас о том, что здесь проблемы?

— Эхо предупредила, — ответил он.

Я посмотрела на Рики:

— Я должна задавать следующий вопрос, или ты так ответишь?

Он глубоко вздохнул, облизнул губы и произнес:

— Нам сказали, что в офисе управляющего нештатная ситуация, и что вы с Дамианом оба там и мы должны обеспечить безопасность.

— Что насчет меня? — голос Кардинал был очень осторожен, похоже, не хотела говорить громко. Сейчас она вообще вела себя с опаской, что хорошо. После такого ей еще долго понадобится благоразумие в моем присутствии.

Рики взглянул на меня, я знала, что он ждет моего распоряжения. Он умел думать. Я сказала:

— Ты подвергла опасности двух руководителей, ответственность за защиту которых возложена на наши силы безопасности, Кардинал. Это делает тебя источником неприятностей, а не активом.

— Что это вообще значит? — спросила она и в ее голосе сильней проступил британский акцент, чем обычное ее среднее-ниоткуда произношение. Большинство наших вампиров брали уроки по технике речи и постановке голоса, чтобы разговаривать как дикторы из программы новостей по федеральному телеканалу.

Рики снова посмотрел на меня, на этот раз я просто кивнула.

— Насколько грубо мне себя вести, леди босс? — уточнил он.

— Скажи ей какие инструкции ты получил при наеме на эту работу, — ответила я.

— Эхо теперь глава службы безопасности «Пляски Смерти».

— Я в курсе.

— У нее почти ледяная логика.

— Прекрасно. Просто скажи, Рики. Возможно, это поможет сохранить Кардинал жизнь.

Он кивнул и посмотрел на Кардинал:

— Работа охраны заключается в защите активов. «Пляска Смерти» работает как часы и приносит доход, значит, он актив. Анита один из основных активов, за безопасность которого мы все отвечаем, а Дамиан — другой актив одновременно и как управляющий «Пляской Смерти» и как слуга Аниты. Ты работаешь в «Пляске Смерти», но ты не одна их главных танцоров или хедлайнеров того или иного сорта и у тебя нет метафизической связи ни с одним из руководящих активов.

— Что все это значит? — Она старалась сохранить голос спокойным, но в нем уже проскальзывали первые нотки гнева.

— Это значит, что ты не руководитель, и мы не обязаны защищать тебя так, как если бы ты им была. Еще ты не являешься важным финансовым активом, так что мы должны еще меньше тебя оберегать. Другими словами, никто из нас не должен вставать между тобой и пулей или чем угодно еще.

— То есть, я неважна, — констатировала она.

— Ты сказала, не я, — ответил Рики.

— Каковы твои обязанности, если руководителю грозит опасность? — задала я вопрос.

— Защищать любой ценой и уничтожить угрозу.

— Сегодня угрозой оказалась ты, Кардинал. Если бы они пришли к двери раньше, чем всех нас ослепил свет, тебя бы подстрелили, если не убили, так что ревнуй как хочешь, но не делай этого на работе, где может прийти охрана, обязанная разобраться, потому что это приведет к твоей смерти.

— Он был полуголым и покрытым кровью внизу спины, откуда я должна была знать, что вы еще не трахались?

Впервые заговорил Дамиан:

— Я никогда тебе не изменял, Кардинал. Никогда.

— Но ты спал с ней, когда начал спать со мной, — она обвиняющее ткнула в меня пальцем. Я бы сказала, что это чересчур драматично, но после всех этих свечений и вспыхиваний освященных предметов, отнюдь.

— Я никогда не лгал об Аните или о ком бы то ни было еще, Кардинал. Я никогда ни о чем не лгал тебе.

— Я не могу вынести, что ты хочешь быть с другими.

— Я не хочу быть с другими.

— Но ты думаешь, что Анита красива, думаешь, что Эхо красива и ты восхищаешься Фортуной.

— Мне нравится смотреть на красивых женщин, вот и все.

— Это не все, что ты делаешь с клиентками, которые дают тебе кровь.

— Это не все с любым, из кого пьешь ты.

— Но я не наслаждаюсь этим, для меня это просто еда, а для тебя — много больше.

Ощущение было как в эпицентре старой битвы, и я уже от нее устала.

— Я говорил тебе, что питание было самым приятным в моем существовании на протяжении веков, поэтому для меня это больше, чем просто еда. Это была единственная любезность, проявленная по отношению ко мне Той-Что-Меня-Создала.

— Почему тебе недостаточно меня? — прокричала она.

— Потому что я не могу питаться от другого вампира! Потому что соблазнять толпу и выбирать кого-то, чтобы выпить крови — моя работа. Это часть шоу, и это приносит нам деньги и еще больше клиентов, которые делают нам кассу, а это именно то, ради чего создавался клуб.

— Я не могу смотреть, как ты флиртуешь со всеми женщинами ночь за ночью, и знаю, что, если бы я позволила, ты бы трахал их во время кормежки! — Она не кричала, но руки ее были сжаты в кулаки, как будто она старалась удержать голос спокойным.

— Я бы не стал заниматься публичным сексом с незнакомками, Кардинал. Это очень отличается от питания на публике, — возразил он.

— Но ты бы трахнул Аниту в приватной обстановке, если бы я это разрешила, разве нет?

— Девчачья ловушка, — громко сказала я.

Дамиан посмотрел на меня и ответил:

— Я знаю, но мне плевать.

— Не втягивай меня в это глубже, чем я уже влезла.

— Прости, но ты уже в этом, потому что она не избавит тебя от подозрений, — сказал он.

— Что происходит? — спросил Роджер.

— Он собирается сказать правду, — ответил Рики.

— Почему это так плохо?

— Просто так.

— Заткнитесь, — оборвала их Кардинал. — Это только между мной и Дамианом.

— Тогда и разговаривайте наедине, — сказала я и направилась к двери. Конечно, с двумя прикрывающими меня охранниками, я могла бы уйти из офиса, пока Кардинал не сделала что-то, о чем мы все пожалеем.

— Нет, если он так сильно тебя желает, я хочу, чтобы ты была здесь, когда он это озвучит.

Пиздец. Просто пиздец.

— Знаешь что, Кардинал, это ваши отношения, не мои, так что мне реально фиолетово, чего ты хочешь. У меня выходной, и я собираюсь насладиться им, пока ты со своей ревностью рушишь эти ваши отношения в свое собственное хреново время.

Я была у двери и Рики с Роджером расступились, освобождая мне дорогу, чтобы оказаться позади меня, между мной и Кардинал — возможным агрессором, как хорошие телохранители.

Откровенно говоря, я надеялась, что Дамиан даст мне выйти из комнаты, прежде чем ей ответит, но я знала… дьявол, я прямо-таки чувствовала, что он достиг такой степени гнева из-за этой ситуации, когда он хотел, чтобы это взорвалось, и закончилось. Теперь я могла ощутить его одиночество, тогда как раньше он просто говорил мне о том, что одинок. Теперь я чувствовала. Одиночество, гнев, отчаяние и… нужда. Нужда превыше секса, или крови, или даже любви. Было много причин, по которым я закрывалась от Дамиана. Дерьмо.

— Я уже попросил Аниту снова стать моей любовницей, и если спать с ней и Натэниэлом — значит, прекратить кошмары, то я это сделаю.

Я чуть запнулась, но потом продолжила идти. Я хотела уйти из этой комнаты, от этого бардака, от их отношений, но больше всего я хотела уйти от эмоций Дамиана, прежде чем он затащит меня глубже в происходящее между ними.

Кардинал закричала мне вслед, дверь была открыта, так что некоторые из посетителей могли прекрасно ее услышать:

— Теперь ты и Натэниэл собираетесь трахаться с ним?

Рики и Роджер приблизились, как мобильная защитная стена. Я остановилась так резко, что Роджер едва в меня не врезался, а Рики сказал:

— Не делай этого, босс.

— Не делать чего? — не понял Роджер.

— Просто уходи, босс, — продолжил Рики.

— Ты настолько лучше в постели, Анита? В этом дело? Все вокруг хотят тебя, просто потому что ты так отменно трахаешься? — крикнула Кардинал.

— Дерьмо, — выдохнул Рики.

Тут догнал даже Роджер, потому что его глаза расширились и он спросил:

— Мы можем ее застрелить, или обойтись ранением?

— Ранением, если можно, — ответила я и повернулась, чтобы посмотреть в комнату. Глаза Кардинал начали сверкать как драгоценные камни, когда свет проходит сквозь них. Мой крест пока не засиял, видимо, это была просто демонстрация гнева. Дамиан стоял у своего стола, его бледный торс был гладким и все еще обнаженным, волосы, прямые, темно-красные, практически багровые, спадали по этой белой коже. Наши взгляды встретились, и метки между нами позволили мне почувствовать в нем надлом. Он уже не понимал, что делать с Кардинал. Это не значит, что он не любил ее — любил, конечно, но он больше не был в нее влюблен, она сама разрушила это чувство своей постоянной ревностью, обвинениями, упреками и недостатком доверия к нему и к их любви.

Вслух я спросила:

— Каких действий ты от меня ждешь, Дамиан?

Я чувствовала так много его эмоций, что знала: он в глубоком раздрае. Часть его почувствует облегчение, если между ними все будет кончено, но часть меня… то есть его… будет скучать по ней и по тому, что у них было вместе. Я смотрела на высокую женщину, с ее удивительными скулами, зная, что это было не из-за диеты, а из-за того, что большую часть своей человеческой жизни она голодала. Она стала вампиром отчасти для того, чтобы больше никогда не испытывать голод, и потому, что она была достаточно красива, чтобы Мастер Лондона хотел, чтобы она навсегда оставалась в его постели. Но он никогда не давал ей почувствовать себя защищенной. Всего лишь одна любовница из многих. Он никогда не обещал ей другого, но она сделала с ним то же самое, что и с Дамианом, так что, в конце концов, как бы мило она ни выглядела, секс не стоил эмоциональных взрывов. Дамиан узнал все это о ней, так внезапно, как и я. В ее человеческом прошлом был длинный список плохих парней, которые учили ее, что она подходит для забав на неделю, месяц, несколько месяцев, но в конечном итоге находился кто-то другой, кто притягивал их взгляды.

— Дамиан не такой, — вслух сказала я, сама того не желая.

— Он не какой? — переспросила Кардинал.

— Он был предан и верен тебе, насколько только может любой мужчина быть преданным женщине.

— Ты можешь это сказать, потому что ты его госпожа.

— Я не его госпожа. Я его мастер, а между этими двумя определениями большая разница.

— С мастером не приходится трахаться, — съехидничала Кардинал.

Я перевела взгляд на Дамиана:

— Хочешь, чтобы я озвучила?

— Говори что хочешь, Анита.

Я глубоко вздохнула и сказала:

— Лондонский Мастер Города принял тебя в свой поцелуй, понимая, что тебе придется трахаться с ним, чтобы стать одним из его вампиров, не так ли?

Она посмотрела на Дамиана:

— Как ты мог ей рассказать?!

— Он ничего мне не рассказывал, Кардинал. Я его мастер. Нам приходится трудиться, чтобы не разделять мысли и воспоминания.

— Так не было ни с одним из мастеров, которым я служила.

— Дамиан мой вампир-слуга, как я человек-слуга Жан-Клода. Это другой тип взаимоотношений с мастером, более глубокая связь, чем между вампиром и Мастером Города.

Теперь она смотрела на меня, и на ее глазах блестели слезы.

— Так, значит, у тебя более глубокая связь с Дамианом, чем у меня, это ты хочешь сказать?

— С тобой не выиграть, да? — спросила я.

— Это не игра, Анита, чтобы выигрывать. Я человек с сердцем, и прямо сейчас ты его разбиваешь.

Твою мать.

— Нет, — вставил Дамиан. — С Кардинал выигрыш невозможен. Она загадка без ответа.

— Мой ответ таков, что я люблю тебя больше, чем что-либо еще в этом мире, — прорыдала она, повернувшись к нему.

— Ты не загадка, ты шулерская партия, Кардинал, потому что твои правила делают невозможным заставить тебя поверить, что Дамиан достаточно сильно любит тебя.

— Тогда я буду любить за двоих! — сказала она, потянувшись к Дамиану. Он не сделал ответный жест; фактически, он не сделал и ничего, чтобы приблизиться к ней физически с тех пор, как она вошла. Плохой знак для любых отношений.

— Так не получится, — ответил Дамиан. — Ты должна дать мне возможность полюбить тебя тоже, но твои проблемы не оставляют места для меня. Будто ты борешься с какими-то мужчинами из своего прошлого, о которых я даже не знаю, но именно мне приходится платить за их грехи.

— Я не знаю, что это значит. Я просто знаю, что люблю тебя больше, чем саму жизнь! — Она пошла к нему, протянув руки.

Его руки остались опущенными, когда он сказал:

— Я не могу бороться с призраками из твоего прошлого, если ты мне не помогаешь, Кардинал.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, Дамиан, — тихо всхлипывала она.

— Ты пойдешь со мной к семейному психологу?

— Зачем? У нас все в порядке, кроме того, что ты мне изменяешь.

Он опустил голову, и волна отчаяния, нахлынувшая на меня, была почти душераздирающей, как будто она смыла с меня все и не оставила после себя ничего кроме черного одиночества, с которым мы жили так долго, пока не приехали в Сент-Луис. Я задыхалась от абсолютной изоляции, которую он пережил, когда оказался в ловушке в Ирландии с вампиршей, создавшей его.

— Как ты не покончил с собой? — я снова, сама того не желая, заговорила вслух.

— Я слишком боялся того единственного, что могло наверняка меня убить, — ответил он.

— О чем вы оба говорите? — нахмурилась Кардинал.

— Солнечный свет, — пояснила я.

Он кивнул.

Я получила его воспоминания о его лучшем друге, его боевом товарище, брате по оружию, которого Та-Что-Их-Создала заставила выйти на свет чтобы их наказать, но больше просто чтобы причинить им обоим боль, раз уж она это могла. Она многие вещи делала просто потому что могла, и некому было ее остановить; некоторые люди хороши только потому, что существуют правила и наказания, которые делают их хорошими. Уберите все это — и вы удивитесь, что будут творить эти люди по отношению к остальным, если поймут, что им ничего за это не будет. Я чувствовала груз веков отсутствия безопасности, отсутствия уверенности в том, какое зло она сотворит следующим, и притом с обязанностью разделять с ней постель по ее прихоти. Я была впечатлена, что Дамиан был на высоте для злобной суки век за веком.

— Мужчину, который не мог ей услужить, пытали до смерти или увечили и оставляли в живых. Это давало нам всем отличный стимул не ударить в грязь лицом.

— Почему ты говоришь о таких ужасных вещах? — не поняла Кардинал.

Я почувствовала вампира позади себя раньше, чем услышала голос, и уже знала, что это Эхо:

— Они говорят разум с разумом, делятся эмоциями, воспоминаниями, частичками их сердца и души.

— Нет, — запротестовала Кардинал. — Нет, ни у кого нет частички его сердца, ни у кого кроме меня!

— Ты всего лишь его возлюбленная, а она его мастер. Это более тесные узы.

Я обернулась и посмотрела на нее, потому что этим последним замечанием она присыпала солью раны Кардинал. Моя новая глава службы безопасности «Пляски Смерти» пришла, чтобы ухудшить ситуацию или улучшить ее?

Эхо сегодня была ниже меня, потому что я была на каблуках, а она в сапогах без каблуков, но это потому что она сегодня в охране, а я собиралась на свидание. Ее волосы были темно-каштановыми, почти черными. Они и казались черными, если не рассматривать их рядом с волосами Жан-Клода или моими. Но в то время как мы были кудрявыми, она обладала локонами, аккуратными стильными волнами, спадавшими на ее плечи, обрамляя одно из самых утонченных треугольных лиц, какие я когда-либо видела. Она была одной из немногих женщин, заставлявших меня думать утонченность, но как только не заглянешь в ее темно-синие глаза перестаешь думать утонченность и начинаешь думать опасность. Она не наносила макияж, заступая на дежурство, и многие женщины выглядели бы просто, но не она. Ее от природы черные ресницы и брови оттеняли глубокие, насыщенного голубого цвета глаза, плюс темные волосы… слово просто никогда не приходило в голову, глядя на нее. Возможно красиво, но просто — никогда. Она великолепно оделась для работы, в свободную черную футболку поверх облегающей майки, тоже черной. Я не видела майку под футболкой, но знала, что она есть, потому что она не любила, когда оружие впивалось в голую кожу, поэтому для защиты кожи оставался слой одежды. Поверх всего этого у нее был деловой пиджак, так что он скрывал под собой как можно большую часть ее стройной фигуры, но никогда не забудешь, что Эхо была красивой женщиной, как бы она ни пыталась это скрыть. Поскольку я с ней спала, это должно было быть хорошо, но она странно заставляла меня нервничать, будто мне снова четырнадцать и она мое первое увлечение.

— Ты ни черта не знаешь! Нет уз крепче, чем истинная любовь! Их нет! — заорала Кардинал и неуклюже шагнула к нам.

— Думаю, ты слишком перевозбуждена эмоционально, чтобы работать сегодня, — сказала Эхо очень спокойно.

— Не тебе решать, а Дамиану. Он управляющий, не ты!

Эхо посмотрела мимо наступавшей на нас высокой рыжеволосой вампирши, на высокого рыжеволосого вампира, стоявшего за своим столом. Хотя Рики и Роджер оказывались первыми на пути ее гнева, я надеялась, что мы с Эхо чуть подольше сохраним спокойствие. Не уверена, способна ли я на это со всеми эмоциями Дамиана, бурлящими в моей голове. Во рту у меня пересохло, а значит, и у него тоже, потому что он боялся, страшно боялся. Боялся потерять Кардинал, боялся, что не получит достаточно от отношений со мной, чтобы побороть слабость, боялся отдать слишком многое, а получить слишком малое. Я начала было говорить, что он не должен воспринимать меня как свои новые отношения, что я занята, но Эхо тронула меня за руку, как будто могла прочесть мои мысли, мое сердце, мои намерения. Что бы это ни было, но одного легкого прикосновения к моей руке оказалось достаточно, чтобы удержать меня, не дать сказать этот кусочек правды; момент был упущен, и мы подошли вплотную к другим проблемам.

— Дамиан прекрасный управляющий, но здесь я начальник службы безопасности, и если я думаю, что ты сегодня опасна для нормальной спокойной работы клуба, а значит, ты сегодня работать не будешь.

— Ты не имеешь права так со мной обращаться! — Она обернулась и посмотрела на Дамиана. — Скажи ей, что ты хочешь сегодня танцевать со мной.

Он посмотрел на нее, потом на Эхо и затем — на меня. Я физически ощущала его пристальный взгляд, как будто он касался меня.

— Скажи ей, Дамиан! Скажи, что она не может так со мной обращаться!

— Эхо — шеф службы безопасности «Пляски Смерти», Кардинал, — ответил он таким пустым и нейтральным голосом, какого я никогда от него не слышала.

— А ты управляющий.

— Да.

— Ну так скажи ей, что она ошибается. Скажи, что она не может отослать меня домой, как ребенка.

Теперь она стояла перед ним, загораживая мне обзор, и я не видела лицо Дамиана и большую часть его тела, но я все еще могла его ощущать. Он больше не был печален. Он не чувствовал ничего, словно вместе с движениями убрал подальше и эмоции. Не имея возможности четче его рассмотреть, я просто знала, что он стоит абсолютно не шевелясь, так, как умеют это делать старые вампиры. Это была та неподвижность, которая заставляла меня всматриваться изо всех сил, словно если я отведу взгляд, вампир просто растворится в этой бесконечной неподвижности, исчезнет. Раньше я думала, что это их способ спрятаться, но сейчас чувствовала, что это нечто большее, это оцепенение, исходящее из глубин их сущности. Как то тихое место у меня в голове, в которое я погружаюсь, когда понимаю, что нужно спустить курок и кого-то убить. В такие моменты я не чувствую ничего, кроме пушки в руке, не думаю ни о чем, кроме того, как сделать более удачный выстрел. Просто холодное аналитическое мышление. Сейчас то же самое я чувствовала в Дамиане и знала, что он прячет свои чувства, чтобы в следующие несколько минут не было так мучительно больно, или чтобы сделать то, что должен, а может, и то, и другое.

— Я позволил моей любви к тебе помешать своей способности управлять клубом или как минимум способности обращаться с тобой как с сотрудником.

— Я не понимаю, о чем ты, Дамиан. Мне нравится, что мы работаем вместе каждую ночь.

— Тебе нравится присматривать за мной во время работы, но саму работу ты ненавидишь. Ты ненавидишь смотреть, как я флиртую на танцполе и ненавидишь сама танцевать с незнакомцами. Ты скатилась с уровня одного из лучших работников, зарабатывающих чаевые, до того, что почти ничего не делаешь, потому что так занята высматриванием меня и моих партнерш, и не уделяешь внимания своим собственным.

— Сегодня я буду лучше, — сказала она, тронув его за руку.

— Люди приходят сюда, чтобы танцевать с вампирами и оборотнями, Кардинал. Они приходят за иллюзией того, что могли бы с одним из нас завязать роман. Они приходят, чтобы кто-то проявил к ним внимание, на самом деле посмотрел на них, поговорил с ними, выслушал их. Если «Запретный Плод» предполагает похоть и возможность секса, то «Пляска Смерти» — роман и вероятность отношений.

— Но у нас с тобой отношения, — взмолилась она, держа его за руки, будто пытаясь заставить его посмотреть на нее или внушить ему хоть какие-то чувства.

— Этого я хотел больше всего на свете — настоящих отношений с тем, кто действительно любит меня.

— Я люблю тебя! Люблю по-настоящему, безумно, бесконечно!

— Люди приходят сюда, чтобы их выслушали, дали почувствовать себя особенными, но ты так волнуешься, что я тебе изменяю, что даже на пять минут не можешь притвориться.

— Притвориться чем? — крикнула она, хотя они были всего в дюймах друг от друга. Она так сильно стиснула его обнаженные руки, что на его коже проступили пятна.

— Нам нужно находится здесь? — тихо спросил Роджер.

Его шепот заставил нас с Рики подскочить, будто мы оцепенели от витающих в помещении эмоций.

— Нет, — ответила Эхо, отступая и подталкивая меня впереди себя и двоих парней к выходу в коридор, ведущий к главному помещению клуба. Она не оставила меня наедине с Кардинал, и я не возражала, потому что уже не беспокоилась, что она причинит мне боль. Я больше опасалась, что она заставит меня ее убить. Если Кардинал намерена совершить самоубийство посредством полиции, ей понадобится другой коп, не втянутый во все это эмоционально. Конечно, именно эмоциональная вовлеченность и заставила меня колебаться и не пристрелить ее раньше. Не припомню, когда в последний раз я позволяла вампиру заставить мои святые предметы светиться так сильно и не стреляла в них. Если бы она затеяла всю эту херню с нарядом полиции, они бы шлепнули ее задолго то того, как святое сияние ослепило бы их. Я была рада, что не пристрелила ее, и это заставит меня колебаться в следующий раз, если этот следующий раз настанет.

Эхо стояла на полшага позади, с Рики за ней, по другую сторону от меня. Она послала Роджера вперед, чтобы дождаться нас у двери с другого конца коридора. То, что она оставила Рики рядом с собой, означало, что она больше доверяла его опыту, а может, просто Роджер был намного хуже. Я должна была поблагодарить его за то, что он предложил нам уйти до того, как Дамиан завершит разговор с Кардинал. Одной из вещей, которые я прорабатывала у психотерапевта, было то, что я имею определенные сложности с проведением границ с людьми, которые мне близки, но Роджер был явно в этом лучше. Я могла прекрасно стрелять и сражаться, но если Роджер, Роджер Паркс, был лучше в установлении границ, то, может, стоило позволить ему увести меня и избавить от неловких бесед об эмоциях на всю ночь. В обязанности охранника не входит, но для меня — чертовски полезная штука.

— Если находишься наедине с Кардинал, ты должна брать с собой личную охрану, Анита, — сказала Эхо.

— Ладно, — откликнулась я.

Она покосилась на меня:

— Даже без споров?

— Без, если она стремится к самоубийству посредством полиции, я не хочу в этом участвовать.

— Самоубийство посредством полиции: когда кто-то хочет покончить с собой, но боится сделать это сам и вынуждает полицейского поверить, что он представляет угрозу невинным, так что полицейский чувствует необходимость убить его, чтобы защитить других или самого себя. Так?

— Да, верно, — кивнула я.

— Ты считаешь, именно этого Кардинал сегодня от тебя добивалась?

— Нет, по крайней мере, не осознанно.

— Не осознанно?

— Это было подсознательное желание, где-то в глубине души, а прямо в голове находятся сознательные мысли.

— Ага, думаю, у людей в глубине души гораздо больше мыслей, чем прямо в голове.

— Разве это не прописная истина? — сказала я.

— Думаю, да, — согласилась Эхо.

Чувствуя басы через все еще запертую дверь, я шагнула вперед, и Роджер открыл дверь так вовремя, как будто она была автоматической. Мне даже не пришлось приостановиться, как мы уже прошли. Собственно, я и не собиралась приостанавливаться. Охранники так часто открывали для меня двери, что я уже воспринимала это как должное. Когда так стало?

Было время, когда я постаралась бы узнать о прошлом Кардинал все, что можно, но я доверяла Жан-Клоду, и раз уж он сказал, что с ней все в порядке, значит, в порядке. Хотя то, что подразумевал под этим шестисотлетний король вампиров, могло совсем не быть «в порядке» по моим меркам. Не значит ли это, что я доверяла Жан-Клоду настолько сильно, или я стала самонадеянной?

Эхо остановилась, держа руку на двери, обернулась и сказала:

— Я удостоверюсь, что Кардинал не сделает сегодня ничего неуместного. Если сможешь оставить этот инцидент в покое и с полной отдачей присутствовать на свидании и всем, что последует, было бы прекрасно. Если первым делом заговоришь обо всем этом, можешь испортить настроение.

— Я тоже об этом подумала.

Она улыбнулась, и ее лицо из сурового стало по-настоящему красивым. Я понимала, почему она нечасто пользуется этой особенной улыбкой на работе. Клиенты стали бы умолять ее потанцевать с ними, даже несмотря на ее форму одежды. Я грелась в тепле этой улыбки, потому что находилась в очень коротком списке людей, которым она предназначалась. Это заставило меня улыбнуться в ответ и покраснеть, от этой привычки я не могла избавиться полностью.

Румянец сделал ее улыбку шире настолько, что блеснул тонкий намек на клыки и было видно, что на этом классически красивом лице была ямочка. Она дотронулась до моего лица и склонилась в совсем не профессиональном поцелуе. Я знала, как целоваться с вампирами по-французски, не поранившись о клыки, но ее рот был меньше, чем у кого-либо еще, с кем я целовалась, так что это была непростая задача. Она первой оторвалась от поцелуя, оставив меня с чуть сбившимся дыханием.

— Наслаждайся сегодняшним вечером так сильно, как сможешь, Анита.

— Ну, это же Жан-Клод. Чем тут не насладиться?

— Это точно, — улыбнулась она. — Уже предвкушаю следующий раз, когда мы разделим нашего короля.

— Я тоже. — Я никак не могла перестать краснеть.

Она обернулась и посмотрела на Рики и Роджера. Я и забыла о них. Такой вот эффект на меня производит Эхо.

Роджер изо всех сил уставился в пол. Рики смотрел на нас так, будто мы были съедобны. Я сверкнула на него глазами:

— Есть что добавить?

— Не можешь же ты упрекать мужчину за то, что он наслаждался шоу?

— Вообще-то могу.

— Я твой начальник, а она твоя королева. Мы обе относимся к людям, на которых ты не должен смотреть с вожделением, — осадила Эхо.

— Я могу контролировать, что говорю и делаю рядом с красивыми женщинами, но не непроизвольные реакции тела.

— Нам нет дела до твоей эрекции, — отрезала Эхо.

Его гнев скользнул по моей коже как запах хорошо прожаренного мяса. Я получила способность питаться гневом, как Жан-Клод — похотью. Он разделил свой талант со мной, но поглощать людской гнев — мой личный дар. Я демонстративно втянула носом воздух:

— Утихни нахрен, Рики. Ты начинаешь пахнуть жратвой: вкусный, вкусный гнев.

— Ебал я тебя.

— В твоих мечтах.

— Ты не можешь вести себя уважительно, не так ли? — спросила Эхо.

— Думаю, у Аниты получается раскрывать мои худшие стороны, — ответил Рики.

— Официально ты на испытательном сроке, Рики, — напомнила она.

— Это несправедливо.

— Жизнь несправедлива.

— В смысле?

— В смысле, только дети хнычут: «Это нечестно!». Взрослые понимают, что справедливость редка и хорошее отношение нужно заслужить.

— Я хорошо выполняю работу.

— Да. Именно поэтому я и не уволю тебя сегодня. Однако запомни вот что, Рики: если выкажешь неуважение к Аните, или любой сотруднице, еще раз, то вылетишь с работы.

— Как я могу делать свою работу и не смотреть на них?

— Ты можешь смотреть, но не с вожделением.

— Не вижу разницы.

— Похоже, так и есть, — вздохнула она и повернулась ко мне. — Иди к нашему королю и любовнику. Я присмотрю, чтобы Кардинал не причинила ущерб и объясню этому разницу между взглядом и похотливым взглядом.

— Удачи с последней частью, — ответила я.

— Возможно, я позову кого-нибудь еще из парней-охранников, чтобы разъяснить мужские тонкости в вопросе того, как смотреть, но не вожделеть.

— Хорошая идея, — поддержала я.

Она открыла для меня дверь, и на нас обрушилась музыка, так что я едва услышала, как она со мной попрощалась, вернув то сверхсерьезное выражение лица шефа службы безопасности. Мне было немного жаль уходить от нее без еще одного поцелуя. У меня были и другие любовницы, но ни об одной я не думала, как о своей девушке. Эхо моя девушка? Я не была уверена, как называть ее, но начинала хотеть дать ей определение. У меня никогда не было женщины, которой я захотела бы присвоить звание. Была одна, которая в этом нуждалась, но я не хотела называть ее своей девушкой. На этот раз идея возникла у меня, но — вот ведь ирония! — я не была уверена, что Эхо захочет. Если я пожелаю, она примет это звание, но оно ей не нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности, и вполне вероятно, что в этом заключается часть моего желания дать ей определение. Романы бывают такими запутанными.

Я оставила свою девушку удостовериться, что подружка-сожительница моего бывшего любовника и нынешнего вампира-слуги никому не причинит вреда, пока сама отправляюсь на свидание с нашим общим любовником. Я бы сказала, общим бойфрендом, но в действительности Эхо встречалась только с одним человеком — с Фортуной, любовью всей своей жизни и послежизни. Фортуна была девушкой моей девушки, а может, Фортуна тоже была моей девушкой. Так это делало их обеих девушками моих девушек или моими девушками? А Жан-Клод был парнем их девушки? Или, поскольку все хотя бы от случая к случаю занимались сексом друг с другом, были ли слова бойфренд и девушка слишком старомодными, чтобы их охватить? У меня начинала болеть голова, и совсем не от танцевальной музыки.

4

Я позвонила Эдуарду из своего джипа, потому что наконец-то научилась пользоваться блютусом, и теперь могла одновременно говорить и вести машину. Это было немного похоже на возможность одновременно гладить голову, тереть живот и прыгать на одной ноге, жуя при этом резинку, только гораздо полезнее и выглядит не так глупо.

На третьем гудке я сообразила, что не соотнесла часовые пояса, и вполне возможно, что там у них была чудовищная рань. Узнала ли я что-то, что не могло бы подождать, пока он проснется? Отнюдь. Я дала отбой, понадеявшись, что он спал и не слышал. Я не привыкла, что Эдуард на другом конце мира от меня. До этого мы никогда не находились более чем в пяти часах полета друг от друга. Не думаю, что Ирландия намного дальше, но разница во времени давала такое ощущение.

Я не удивилась, когда поставленная на его звонок мелодия зазвучала в салоне почти сразу после того, как я повесила трубку. Я бы тоже ему перезвонила.

— Да, Эд… Тед, — ответила я.

— Я один в своем номере. Можешь звать меня как захочешь. — Голос у него был низкий и хриплый спросонья.

— Я забыла о разнице во времени. Прости.

— Просто скажи мне, что ты нашла что-то, что может помочь.

— И да, и нет. В Ирландии всегда были вампиры, как минимум последнюю тысячу лет или около того.

Я услышала шорох простыней, когда он сменил позу:

— Ну-ка повтори.

Я повторила.

— Откуда ты узнала?

— Сначала мне сказал Жан-Клод, да и потом, у нас в городе есть один вампир из Ирландии.

— Не знал, что в Сент-Луисе есть ирландские вампиры.

— Он не считает себя ирландцем, несмотря на то, что как вампир прожил там около тысячи лет, плюс-минус пару сотен.

— У вас не так много таких старых вампиров. Это один из Арлекина? — Вот видите, он и правда многое знает о моих делах.

— Нет, это Дамиан.

— Чего? Он разговаривает не как ирландец.

— Как я и говорила, он не считает себя ирландцем. Он говорит, я просто умер там. Он все еще считает себя викингом. Дамиан был одним из тех, кого история называет датскими викингами, вот к ним он до сих пор себя и относит.

— Даже после тысячелетия в Ирландии.

— Ага.

— Ладно, я не обязан понимать побуждения Дамиана. Что ты узнала?

— Его бывшая госпожа, Та-Что-Его-Создала, буквально, нельзя произносить ее имя не рискуя вторжением в свой разум. Она способна на некоторые фокусы, которые могла делать Мать Всея Тьмы и некоторые из старого Совета вампиров.

— Он сказал, или тебе известно из личного опыта?

— Однажды она нас посетила. Она причина кошмара Дамиана, и это распространилось на нас с Натэниэлом. Было почти до одури жутко. Думаю, если бы Ричард и Жан-Клод не могли метафизически держать меня за руку, она смогла бы буквально досмерти нас напугать.

Я услышала, как простыни снова зашуршали. Держу пари, он сидит, прислонившись к изголовью кровати.

— Ты имеешь в виду, до смерти в прямом смысле слова?

— Да.

— Я знаю, что ты встречала других вампиров, которые могли вызвать такой страх.

— Ночные ведьмы, да, но они дилетанты по сравнению с Той-Что-Его-Создала.

— Ты действительно не хочешь произносить ее имя вслух.

— Абсолютно.

— Она тебя напугала.

— Скажем так, я не стремлюсь к повторной встрече.

— Тебя нелегко испугать.

— Обычно нет.

— Почему ирландцы не знали, что у них есть вампиры? — вернулся он к теме.

— Дамиан сказал, что они держали свою численность ограниченной, дюжина максимум, а чаще меньше. Они брали кровь понемногу то там, то тут, а если и убивали, то обставляли дело так, что труп можно было списать на военные действия, диких животных, да просто на жестокие времена. Он сказал, обычно поблизости происходили какие-то битвы или что-нибудь подходящее, чтобы замести следы.

— Имеет смысл.

— А еще он сказал, что в тюрьме поблизости не волновались, когда кто-то умирал раньше времени, если только не они платят тюремщику за лучшее обращение.

— Тысячу лет назад тюрьмы и больницы были излюбленным местом для пропитания вампиров, и он прав: никто бы не придал большого значения чуть большему количеству смертей.

— Большинство вампиров, которых я знаю, не стало бы питаться в тюрьмах и больницах. Там недостаточно привлекательные жертвы, я думаю. Мне известно, что Совет Вампиров никогда так не делал.

— Они были аристократами, Анита. Они могли охотиться на крестьян, и никто бы не задавал вопросов, ну или никто, кто имеел значение. Было множество благородных людей, использовавших простой народ как дичь, и никто ни о чем не спрашивал.

— Я знаю только двоих таких благородных, которых в этом обвинили — Элизабет Батори и Жиль де Ре, но по крайней мере Батори поймали, потому что она сделала плохой выбор, сделав своей жертвой дочь мелкого дворянина. Только де Ре предстал перед судом, не имея благородных жертв.

— Я всегда думал, что один из них должен был быть связан с вампиром.

— На самом деле вампирское сообщество думает, что Жиль де Ре продал свою душу дьяволу после того, как его подругу Жанну д’Арк сожгли заживо. Это поколебало его веру в Божью благодать.

— Понимаю, — произнес Эдуард.

— Мы оба знаем, что даже если дьявол хотел его душу, побуждения, которые сделали его педофилом-убийцей, должны были присутствовать всегда.

— Да, но он использовал свою веру в Бога, чтобы не действовать в соответствии с ними. Церковь веками использовала теорию о том, что если ты молишься об избавлении от педофильных побуждений, то нужно стать священником.

— Ага, поспрашивай жертв педофилов-священников и монахинь, сильно ли это помогает.

— А я и не говорил, что согласен с этим утверждением.

— Извини. Я выросла католичкой, так что это мое больное место.

— Иногда я забываю этот момент.

— Какой?

— Что когда-то ты была хорошей маленькой девочкой из католической школы.

— Вообще-то, я не ходила в католическую школу.

— Что, и никаких клетчатых форменных юбок?

— Нет. Извини, что разочаровываю.

— Ну, по правде говоря, школьницы — не моя тема.

— Почему-то иначе даже и не думала.

Я услышала улыбку с того конца телефонной линии, когда он ответил:

— Не думаю, что каждый из нас проводит много времени, интересуясь причудами другого.

— Не-а, — согласилась я.

— Так почему Та-Кого-Нельзя-Называть внезапно сорвалась с нарезки вместе со своими вампирами?

— Дамиан не считает, что это она.

— А это могут быть какие-то из ее вампиров, зверствующие без ее ведома?

— Он уехал всего пять лет назад, Эдуард, и говорит, что она убила бы любого из своих вампиров за такую неосторожность.

— Вампиры легализованы в большем количестве стран, чем когда-либо раньше, Анита. Почему она все еще прячется, если не делает таких вещей?

— Судя по всему, она такая же, как и многие действительно старые вампиры. Она не верит, что новые порядки устойчивы, и когда люди снова начнут убивать вампиров, она все еще будет скрыта в своей крепости в Ирландии, недосягаемая и нетронутая.

— Тогда старая группа Дамиана больше не единственные вампиры в Ирландии.

— Она была достаточно сильна, чтобы веками держать других вампиров подальше. Если ей не под силу остановить новую волну, то, как считает Дамиан, она теряет силу.

— Что заставило бы ее превратиться из достаточно страшной, что ты даже не хочешь называть ее имя, до позволения кучке новых вампиров бесчинствовать в Дублине?

— Дамиан понятия не имеет.

— А ты?

Я размышляла об этом, проезжая по темным ночным кварталам, направляясь к району старых складов, который, благодаря «Цирку Проклятых», превратился в привлекательную туристическую зону.

— Анита, ты все еще там?

— Здесь, Эдуард, просто задумалась. Я не знаю. Вампиры или набирают силу, или слабеют. Сила, которую я почувствовала несколько лет назад, не собиралась угасать.

— Если Та-Кого-Нельзя-Называть не является причиной, но и не может все это остановить, то что происходит?

— То, что прибыло в Ирландию, должно быть сильнее ее.

— Что может быть сильнее ночной ведьмы, которая способна наслать страх через полмира?

— На ум приходит Мать Всей Тьмы, но она мертва.

— Мы ее убили, — сказал он.

— Да. — Я не уточнила, что, по сути, большая часть заслуги лежала на мне, но, если бы Эдуард не прибыл с подкреплением, вместо нее умерла бы я, так что «мы» убили ее. Нанести смертельный удар, не признав всех людей, которые помогли расставить все по местам и разрулить ситуацию — просто не достойно.

— Тогда что еще — или кто — силен достаточно, чтобы заставить Ту-Кого-Нельзя-Называть отступить?

— Ты ведь знаешь, что это Та-Что-Его-Создала, да?

— Знаю, но это прозвище прикольнее.

— Не знала, что ты фанат Гарри Поттера.

— Мы по очереди читали про него Бекке, когда она была маленькой. К концу серии она уже могла читать нам вслух.

— Понимаю, почему ты любишь книги, — сказала я.

— Так как, что может быть достаточно жутким, чтобы испугать Ту-Кого-Нельзя-Называть?

— Я не говорила, что она испугалась, Эдуард.

— Пугающие люди сдают назад только по одной причине, Анита.

— И это?..

— Когда они встречают кого-то еще более пугающего, — объяснил он.

— Или вы достигнете понимания, как мы с тобой, когда мы просто работали вместе, но еще не были друзьями.

— Верно, но не думаю, что у древних вампиров есть товарищи по работе.

— На самом деле нет, — согласилась я.

— Как я могу связаться со старым мастером Дамиана?

— Никак.

— Она должна что-то об этом знать, Анита.

— Я разделила с Дамианом воспоминания об этой женщине, и ты не захочешь находиться с ней один на один.

— Я могу позаботиться о себе.

— Я знаю, но если ты не собираешься ее убивать, то держись от нее подальше.

— Она серьезно тебя запугала.

— Да, Эдуард. Серьезно.

— Но мне по-прежнему нужна информация от нее или кого-то из ее группы.

— Я поговорю с Жан-Клодом и Дамианом и с другими. Посмотрим, удастся ли найти кого-нибудь, с кем можно поговорить, чтобы не встречаться с ней лично.

— Последним вампиром, которого ты настолько боялась, была Мать Всея Тьмы.

— Что должно подсказать тебе, почему я не хочу, чтобы ты лез к ней, пока я за тридевять земель от тебя.

— Думаешь, мне нужно подкрепление?

— Я думаю, оно нужно любому, кто выступает против нее.

— Приму к сведению, — сказал он, и мне не понравилась его интонация.

— Пообещай, что дождешься меня, прежде чем пытаться ее отыскать.

— Здесь мрут люди, Анита.

— Они для меня незнакомцы, а ты — нет.

— Ты просто не хочешь объяснять Донне и детям, почему меня больше нет.

— Прямо пи@дец как не хочу, так что потрудись не умереть, пока я не там, чтобы прикрыть тебе спину.

— Я пытаюсь добиться, чтобы они пригласили тебя на это дело, но у них тут серьезные зарубы на тему некромантии.

— Ирландцы так гостеприимны ко всем типам магии, кроме моей. Круто.

— Я попробую протащить тебя сюда в обход полиции.

— Говори.

— Нет, скажу, когда удостоверюсь, что получится, а может, поделюсь с тобой, когда ты скажешь, как связаться со старым мастером Дамиана.

— Отлично, храни свои секреты. А я пошла на свидание.

— С Жан-Клодом или с Микой и Натэниэлом? — поинтересовался он.

— Небольшой микс, — ответила я.

— Хочу ли я знать?

— Скорее всего, нет.

— Тогда развлекись и не делай ничего, что не сделал бы я.

— Эдуард, ты гетеросексуал. Все, что я планирую делать, — ты бы не стал.

Он рассмеялся, и на этом звуке мы разъединились, что было неплохим вариантом окончания разговора. Я надеялась, что Эдуард сдержит обещание и оставит старого мастера Дамиана в покое. Я предполагала быть его шафером на их с Донной свадьбе. Они наконец-то собрались узаконить отношения. Мне не хотелось пропускать свадьбу из-за того, что жених погиб в Ирландии. Я быстро помолилась о его безопасности и о том, чтобы мы нашли способ прекратить убийства.

Я увидела впереди яркие огни «Цирка Проклятых», превращавшие ночь в цветной карнавал. Я избегала ярко светящегося фасада и радостных толп и зашла с заднего входа, где темнее, не так людно и намного романтичнее. Жан-Клод ждал меня. Ночь обещает быть веселой.

5

План Жан-Клода по оказанию помощи Дамиану заключался в том, чтобы взять его спать к нам и Натэниэлу. Он согласился, что нам троим необходимо укрепить метафизические связи друг с другом. Мика тоже был с этим согласен, что хорошо, ведь одно из наших правил гласило, что ядро нашей группы должно давать согласие на то, что может повлиять на наш семейный уклад, и добавление в постель Дамиана, даже если исключить секс, поменяет многое, если станет регулярным. Вы не представляете, насколько важным для сложившейся пары может оказаться простой совместный сон, до тех пор, пока не измените то, как и с кем вы это делаете. Секс намного проще, чем обычный сон с любовниками.

Помогло еще и то, что Мика собрался уехать из города, уладить разногласия между двумя конкурирующими группами оборотней. Они опасались, что все перерастет в открытую войну, если не смогут найти кого-то, кто мог бы прийти и помочь в переговорах по урегулированию конфликта. Лидеры обеих групп пригласили Коалицию, так что шансы на то, что Мике не придется сражаться, чтобы прекратить вражду, были высоки, и это прекрасно. Это означало, что, поцеловав его на прощание, я меньше волновалась, что больше никогда его не увижу. После того, как он много лет целовал меня на прощание, когда он не знал, вернется ли его невеста-в-мундире домой целой и невредимой, настал мой черед. И, хочу заметить, этот разворот был не только несправедливым, но и просто пугающим.

Он взял с собой телохранителей, а еще с ним отправлялся Рафаэль, царь крыс, чтобы показать единство, пусть ни одна из этих групп и не была веркрысами, просто крысы были самой многочисленной, сильной и единой группой ликантропов в Соединенных Штатах. Рафаэль поступил беспрецедентно и сковал разрозненные группы крыс в один гигантский родере с единственным царем — ним самим. Его действия частично и вдохновили Мику на превращение Коалиции в управляющий орган для групп, которые хотели присоединиться, либо были слишком опасны, чтобы оставаться без присмотра.

Я стояла у огромной кровати в голубом шелковом халате, который касался пола, когда вошел Дамиан. Жан-Клод все еще находился в ванной, отмываясь после нашего свидания. Он даже настоял на сушке моих волос феном с диффузором, чтобы они были сухими перед сном, а кудри остались нетронутыми. Мне не разрешали использовать фен для волос после печально известного инцидента белого человека с афро. Благодаря Жан-Клоду я стояла там, и каждый локон был на своем месте; если подумать, синий шелковый халат был подарком от него, так что это все это его заслуга. Он даже устроил нам с Дамианом возможность побыть наедине. Внезапно я почувствовала себя будто в срежиссированной постановке, но это было не в первый и наверняка не в последний раз. Жан-Клод пользовался своими социальными уловками на протяжении слишком долгих веков, чтобы сейчас вдруг остановиться.

В дверном проеме Дамиан чуть замешкался. Он был одет в зеленый халат из бархата и парчи, достаточно длинный, чтобы закрыть все, кроме носков тапок. Они были новые, но халат был викторианским, так как он купил его в те времена. Он был поношенным, с проплешинами в бархате, с заплатками, словно любимая детская мягкая игрушка. Я знала, что Дамиан надевал его, когда нуждался в утешении, его версии удобной домашней одежды в конце тяжелого дня.

— Как Кардинал восприняла новости о твоем ночлеге? — спросила я, потому что ничего не могла с собой поделать.

— Плохо, но Жан-Клод обставил это как свой приказ, так что она не могла проигнорировать его, ну, или я не мог. Когда вызывает король, ты идешь и выполняешь его распоряжение; это она понимает.

— Хорошо, — сказала я, не уверенная, что это ответ. Слишком смущающая была ситуация для чего-то еще.

— Мне нравится халат, — прокомментировал он.

— Жан-Клод купил. — Я прикоснулась к поясу. — Он сказал, что хочет, чтобы я расширила палитру белья.

— Что ж, я одобряю, если мое мнение имеет значение.

— Не уверена, что понимаю, что ты имеешь в виду под «если». Твое мнение имеет значение, а комплименты всегда приветствуются.

— Отлично, — улыбнулся он и шагнул в мою сторону, посмотрев мне за спину. — Полагаю, это Жан-Клода я слышу в ванной?

Я не слышала оттуда ни звука, но склоняя голову перед его вампирским суперслухом, ответила:

— Да, он присоединится к нам через минуту. Погоди-ка. Как ты понял, что это не Натэниэл?

— Он обнял меня в коридоре и сказал, что придет, как только сменится.

— В «Запретном Плоде» будет куча расстроенных фанатов, когда они поймут, что он не собирается сегодня снова выходить на сцену, — усмехнулась я.

— Мне жаль, что я явился причиной сокращения его программы, — сказал Дамиан без улыбки.

— Натэниэл взволнован предстоящей работой над нашим триумвиратом.

— Он кажется счастлив от этого.

— Он счастлив.

— А ты? — спросил он.

— Счастлива ли от этого? — переспросила я. — Твоя девушка практически напала на меня, когда я только лишь пожала тебе руку. Меня немного беспокоит ее реакция завтра вечером.

— Это совершенно справедливо, — ответил он.

— Ты выглядишь так, словно готов выскочить за дверь, Дамиан.

Он неуверенно пошел ко мне:

— Мы собираемся сегодня вместе спать, и мы были любовниками, так почему же так неловко?

— Может, потому что мы именно что были любовниками, а сейчас нет, и сегодня собираемся просто друг с другом спать и ничего больше.

Он немного печально улыбнулся:

— Я буду желать большего, но знаю, что это нечестно по отношению к тебе и Кардинал, а может, даже и ко мне.

— Если хочешь порвать с Кардинал, сделай это, но я не буду оправданием для большого скандала. Это между вами двумя, я тут ни при чем.

— Я сказал, что это будет нечестно по отношению ко всем.

— Сказал. Думаю, я просто виню себя.

— Я ценю то, что ты и Жан-Клод позволили мне сегодня спать с вами. Вы оба прекрасные мастера и стараетесь заботиться о ваших людях.

— Спасибо. Мы делаем все возможное.

Мы стояли достаточно близко для прикосновения, и эти несколько дюймов пустого пространства просто вопили от неловкости. Позади нас открылась дверь ванной комнаты. Дамиан перевел взгляд, а я продолжала смотреть на него.

— Вы вообще поприветствовали друг друга? — спросил Жан-Клод.

Я обернулась к нему:

— Мы сказали «привет».

— Я знаю, что вы не целуетесь в знак приветствия, но объятия должны быть позволены даже со стороны Кардинал.

— Думаю, мы упустили момент для объятий, — сдвинула я брови.

— Не хмурься на меня, ma petite. Это ты поступаешь глупо. Перед тобой стоит воин-викинг, такой же поразительный и прекрасный для мужчины, как Кардинал — для женщины, и ты продолжаешь отказываться прикоснуться к нему. Даже между друзьями больше прикосновений, чем между вами двумя.

Он шагнул дальше в комнату, одетый в свой удобный халат, который не был поношенным; он был таким же красивым, как и вся его любимая одежда. Халат был черным с более плотным черным мехом на отворотах и манжетах. Я знала, что мех был даже мягче и роскошнее, чем выглядел. Мне нравилось, как он обрамлял треугольник его груди, заставляя ее казаться еще белее и прекраснее, чем была. Он завязал халат небрежно, поэтому было видно больше его торса, достаточно, чтобы шрам от ожога в форме креста был виден на нем, более тусклый и темный по сравнению с остальной кожей. Некие люди ткнули в него крестом в желании спастись, но мне известно, что тем давнишним товарищам не повезло. У меня на руке был ожог в форме креста. Человек-слуга вампира заклеймил меня, полагая, что будет забавно заставить меня выглядеть так, словно освященные предметы жгут меня так же, как и вампиров. Я убила его прежде, чем его хозяин смог бы убить меня. Мы с Жан-Клодом сделали одно и то же по схожим причинам: если что-то ранит тебя и пытается убить — обороняйся. Если что-то пытается убить тебя, ты пытаешься убить это первым. Иногда жизнь сводится к простейшим правилам.

Я посмотрела на Жан-Клода, который стоял и жестом указывал на Дамиана и перевела взгляд на зеленые глаза и это лицо, которое сейчас было совершеннее, чем при нашей первой встрече, потому что что-то в том, чтобы стать моим слугой, изменило его костную структуру, так что теперь он был более совершенным, более красивым, более сексуальным вампиром, чем до того. Я не делала этого осознанно, но я переделала в Дамиане что-то, что было истинным тысячу лет, и я все еще нервничала по поводу объятий с ним. Если задуматься, это нелепо.

Я шагнула вперед и обняла его за талию, почувствовав жесткую шершавость старого бархата. Настоящий бархат не похож на современный, он не настолько нежный и податливый, скорее, мягкий, но грубый. Дамиан закаменел, когда я его обняла, и в этом была суть.

Он помедлил секунду, а затем обвил меня руками. Казалось, ему понравилось, как шелк скользит под его руками. Он опустил глаза на меня и улыбнулся:

— Приветствую, мой мастер.

— Привет, Дамиан.

Мы улыбнулись друг другу и обнялись по-настоящему, а потом разомкнули объятия.

Жан-Клод вскинул свои руки на нас:

— Вы невыносимы, оба, и где наш кот? Мы должны оказаться в постели до того, как рассвет решит все за нас.

Он был прав. Я чувствовала тяжесть рассвета в небе даже настолько глубоко под землей. Не так просто почувствовать его тягу, но ощущение восхода и заката, похоже, было естественным умением аниматоров и некромантов. Я часто сражалась по ночам, когда рассвет был единственной надеждой на спасение, и были дни, когда закат означал, что монстры проснутся и сожрут меня.

— У нас меньше двух часов, — прикинула я.

Дамиан вздрогнул. Я тронула его за руку:

— Все будет хорошо.

— Достаточно, — сказал Жан-Клод и скинул халат. Его кожа была невероятно белой по сравнению с чернотой халата, словно она была вырезана из мрамора, и он был абсолютно обнажен. Он выглядел словно ожившая статуя времен Ренессанса, как мужская версия Галатеи, пришедшая, чтобы исполнить все романтические мечты.

Дамиан смотрел в пол, будто ковер у изножья кровати внезапно стал намного интереснее. Можно было бы подумать, что за тысячу лет своей «жизни» он должен меньше смущаться наготы, а может, дело в конкретной наготе. Жан-Клод мог производить на людей такой эффект. Хотя, вероятно, дело во всех этих «гетеросексуальный-мужчина-вне-раздевалки» штучках.

— Мы просто поспим с Дамианом, не забыл? — рассмеялась я.

— Поскольку я буду спать не рядом с Дамианом, а с другой стороны от тебя, ma petite, мой недостаток одежды не посягает на его добродетель.

Дамиан старательно не смотрел на второго мужчину в комнате. Я старалась больше не смеяться над его дискомфортом, потому что было время, когда я чувствовала себя так же неуютно и по другим причинам. Я изо всех сил старалась избежать секса с Жан-Клодом, не позволить ему меня соблазнить. Для Дамиана нагота просто не была той вещью, которую мужчины натуралы часто демонстрируют другим мужчинам, по крайней мере, не в наше время, а Дамиан был слишком натуралом, к огромному огорчению Натэниэла. Мой к счастью бисексуальный жених хотел бы, чтобы Дамиан был хотя бы так же дружелюбен, как Ричард с Жан-Клодом. Как ни странно, Ричард был почти так же гетеросексуален, как Дамиан, но с нами он участвовал в бондаже. По этой причине Ричард нуждался в нас, а мы — в нем. Дамиан был совершенно ванильным — это не недостаток, но для остальных из нас в этих отношениях делало их еще более неловкими, потому что мы были слишком rocky road (сорт мороженого) c дополнительными вишенками, кучей взбитых сливок и посыпкой сверху.

Дамиан посмотрел на меня, и этот взгляд, казалось, задавал вопрос, когда я стояла в своем голубом халате.

— Под халатом на мне пижамка, — ответила я на невысказанный вопрос.

— Я должен сказать спасибо или черт? — улыбнулся он.

— И то, и другое или ничего, и пойдем спать, — улыбнулась в ответ я.

— Мы все еще ждем Натэниэла, — подал голос Жан-Клод. — Но можем подождать в постели.

Он прошел к своей стороне кровати, ближней к двери, и откинул черное покрывало, открывая простыни того же королевского синего цвета, как и мой халат.

— Ты подбирал мне белье под простыни, — произнесла я.

Он улыбнулся, явно довольный собой, но открыл простыни таким чрезмерным жестом, что я решила, что он нервничает. Понадобились годы, чтобы я поняла, что хотя он мог быть чересчур театральным, это не было его предпочтительным стилем, и если он так поступал, когда это не было необходимо, то значит, он нервничал. Откуда нервы, гадала я, пока он залезал между простыней и укладывался. Его длинные черные кудри прекрасно растеклись по подушке, так что теперь обрамляли лицо, лаская, рассыпались по одному плечу и все еще оставляли половину лица открытой, так что насыщенный синий цвет наволочки очерчивал идеальную линию его щеки. Так близко расположенный, этот цвет сделал его очень темно-синие глаза светлее, оттенив пушистую линию ресниц и совершенные арки бровей. Это был то шоу, которое он устроил для меня, когда старался убедить меня в том, что он настолько прекрасен, кроме того, что он был в пижаме, потому что знал, что его нагота заставляла меня бежать без оглядки в первые дни.

Хотел ли он, чтобы Дамиан оценил, как он прекрасен, или один из самых великолепных мужчин на планете нуждался в подтверждении, что я все еще ценю его красоту? Если ради Дамиана, то это разговор для другой ночи, но если ради меня, то я могла бы что-нибудь с этим сделать. Если дело было вообще в чем-то другом, я спрошу Жан-Клода позже, когда мы останемся одни. Я улыбнулась ему и позволила ему заметить, что я вижу каждую клеточку достойной театра красоты выставленной на показ в кровати. Если бы мы были готовы опустить наши метафизические щиты, он бы смог точно почувствовать, как сильно я восхищена видом, а я в точности знала бы его мотивацию, но Дамиан был моим слугой, как я — слугой Жан-Клода, так что, возможно, я бы заглянула в обоих, а вот это могло бы заставить уже Дамиана бежать без оглядки, в зависимости от того, что мы думали и чувствовали.

— Ты знаешь, что одна из причин, по которой тебе потребовалось так много времени, чтобы соблазнить меня, заключается в том, что я просто не могла поверить, что кто-то такой красивый, как ты, действительно хотел встречаться со мной, а не просто сделать, а не просто сделать меня зарубкой на столбике кровати.

Он улыбнулся, и напряженность немного покинула его, так что как минимум частью того, что творилось в его голове, была нужда в подтверждении его красоты от меня. Я начинала эти отношения в уверенности, что тот, кто на протяжении веков был любимцем женщин, не нуждается в заверениях. Жан-Клод научил меня, что это нужно каждому.

— У меня нет зарубок на столбике кровати, ma petite.

— Столбики кровати не выдержат всех твоих завоеваний, — усмехнулась я ему.

— Не так уж их и много, — рассмеялся он.

Я почувствовал в животе пузырьки нетерпения, будто счастливые бабочки, и это были не мои чувства.

— Натэниэл почти здесь, — сказала я.

Охранники деловито постучали в дверь и открыли ее для другой нашей половинки или трети, или четвертинки? Натэниэл вошел, одетый в лавандового цвета шелковые ночные шорты, которые так хорошо на нем сидели, что вид спереди отвлек меня на минуту от всего остального, но я пришла в себя, ведь хорош он был с ног до головы. У него были широкие плечи, мускулистые руки, широкая грудь, плоский и подтянутый живот. У него начали появляться шесть кубиков, но всякий раз, когда у него действительно прорезался пресс, он терял слишком много великолепия своей задницы, и Натэниэл просто не выглядел правильно ниже определенного веса. У него был пояс Адониса, где линия его талии переходила в мягкую квадратную линию вдоль бедра, теперь скрытую под шелковыми шортами. Мускулы его бедер впечатляли, и икры тоже. Ему пришлось снизить вес, с которым он упражнялся, потому что начал наращивать больше мышечной массы, чем он хотел бы для выступлений на сцене. Генетика бы дала ему возможность накачаться так, как другие двое мужчин в комнате не могли. И Жан-Клод, и Дамиан выглядели великолепно, а Жан-Клод посещал спортзал по тем же причинам, что и Натэниэл, так что выглядел шикарно, раздеваясь на сцене, но он был сложен тоньше и изящней, как бегун на длинные дистанции или баскетболист по сравнению с футболистом.

Дамиан не упражнялся в тренажерке так сильно, как эти двое, но ему не нужно было снимать одежду, когда он танцевал в «Пляске Смерти» с клиентками или партнершами. Знание, что ты будешь раздеваться перед незнакомцами, — прекрасный стимул для усиленных тренировок.

Волосы Натэниэла были все еще влажными после душа, потому выглядели скорее каштанового цвета, нежели его настоящий темно-рыжий оттенок. Он заплел их в косу еще влажными, потому что когда волосы достают до лодыжек, приходится их заплетать, иначе к концу ночи ты удавишь и себя, и своих партнеров. Улыбка даже-лучше-чем-обычно на этот раз преобладала на его лице над глазами. В его водительском удостоверении глаза значились голубыми, но только потому, что ему не позволили записать их как лавандовые или фиолетовые. Его обычный цвет глаз был бледным, как сирень, но менялся в зависимости от его настроения, освещения и цвета рядом с лицом, и глаза могли потемнеть до настоящего фиолетового оттенка фиалок. Они были почти именно такими темными сейчас, что означало, что эмоции у него зашкаливают, правда, положительные. Если глаза стали бы цвета темного винограда, то это бы значило, что он зол. Его глаза редко приобретали такой цвет.

Его счастье было заразительным, хотя, может, только для меня. Я почувствовала, что улыбаюсь ему, как зеркало повторяя его улыбку, и вполне вероятно, в этой аналогии было больше, чем я хотела думать, поскольку он был моим moitié bête, моим зверем зова. Он практически перепрыгнул через комнату, чтобы заключить меня в объятия и поцеловать меня в губы. Я отреагировала на это рвение своим, и этот поцелуй отправил мои руки исследовать горячую мускулистую гладкость его спины. Его руки скользнули по шелку халата и прижались достаточно сильно, чтобы он понял, что под ним еще что-то надето.

— Я дам вам несколько минут наедине, — сказал Дамиан и направился к двери.

Мы оторвались от поцелуя, и Натэниэл спросил:

— Почему ты хочешь уйти?

— Не всем так комфортно с физическая близость, как тебе, notre minet.

Это означало «наш котенок» или «киска». Это был термин для выражения нежности, хотя нужно быть осторожным с тем, какое из французских слов использовать для «котиков», поскольку некоторые из них на французском жаргоне означают ну очень разные виды кисок.

— Я подумал, вы можете захотеть немного уединения, — объяснил Дамиан.

Натэниэл выглядел озадаченным.

— Натэниэл эксгибиционист и вуайерист, Дамиан. Он не сможет понять, почему поцелуй доставил тебе дискомфорт.

Дамиан улыбнулся скорее печально, чем счастливо:

— Полагаю, это так, но если вы хотите заняться сексом, я, могу вернуться.

— Я всегда хочу секса, — сказал Натэниэл, немного посмеиваясь, потому что это было в значительной степени правдой, — но я контролирую себя даже рядом с Анитой. Мы сегодня здесь ради тебя, Дамиан, и для того, что тебе нужно.

Дамиан улыбнулся, почти рассмеялся, и покачал головой:

— Для меня это многое значит, Натэниэл, потому что я знаю, что ты сказал то, что имел в виду.

Натэниэл отступил от меня, проведя ладонью по моей руке и переплел наши пальцы, так что когда он двинулся к Дамиану, он увлек меня за собой.

— Ну конечно, я имел это в виду, Дамиан. Ты часть нашего триумвирата. Просто скажи, что я могу сделать, чтобы ты почувствовал себя лучше.

Дамиан нервно хохотнул:

— Если я попрошу тебя надеть сегодня что-нибудь еще в постель, ты поймешь, что я имею в виду?

Мне не нужно было смотреть на лицо Натэниэла, чтобы понять, что он нахмурился. Я могла почувствовать, что он сконфужен.

— Я могу снять шорты и спать голышом, но думаю, тебе будет комфортнее, если на мне будет хоть что-то.

Дамиан покачал головой и улыбнулся:

— Это не то, что я имел в виду, Натэниэл. Я не хочу, чтобы ты еще меньше одевался в постель. Я предпочел бы больше одежды.

— Больше? — переспросил Натэниэл.

Я обняла его за талию сзади, так что могла поцеловать его обнаженную спину.

— Он хочет сказать, что было бы неплохо, если бы сегодня ты надел в постель что-то еще, кроме шортиков, — объяснила я.

Он развернулся в моих объятиях, чтобы увидеть мое лицо, и его выражние было — Тут наверняка какая-то ошибка! Когда до него дошло, что я говорю на полном серьезе, он повернулся к Дамиану:

— Извини. У меня нет ничего, что может быть более закрытым.

— Если ты против шортов Натэниэла, то должен в еще большей степени быть оскорблен тем, что я и вовсе не одет, — сказал Жан-Клод с кровати, где он лениво развалился, словно бог секса, ожидающий телекамер. Я бы сказала, что это просто говорит факт, что я в него влюблена, но он действительно был таким сексуальным, как я думала, так говорили все остальные.

— Жан-Клод, — окликнул Натэниэл так, словно только что заметил его.

Он отпустил меня и бросился к кровати. Он буквально взмыл в воздух и приземлился на Жан-Клода, остановившись на руках и ногах, чтобы не врезаться в вампира, но остановился в почти отжимании над ним. Только кто-то с ловкостью Натэниэла смог бы такое провернуть без того, чтобы этот романтически яркий жест не пошел совершенно неправильно. Я не смогла бы и с тренировок.

Я увидела, что Жан-Клод искренне удивлен, глядя на Натэниэла. Одно это того стоило!

— Ты выглядишь потрясающе сегодня вечером!

Жан-Клод рассмеялся, но это был хороший смех:

— Спасибо, киска. Ты выглядишь достаточно хорошо, чтобы съесть тебя, как и всегда.

— Если хочешь меня укусить, просто попроси, — лицо Натэниэла стало серьезным, а почему нет? Он стал одним из регулярных источников еды мастера вампиров, как и я. Но это был первый раз, когда Натэниэл предложил покормиться от него, зависнув над телом второго мужчины, их лица почти соприкасались. Тело Натэниэла напоминало планку, как в тренажерном зале, кроме того, что он делал это на мягком матрасе, так что мышцы его спины, ног и рук показывали это напряжение. Его задница была тугой, крепкой как орех, помогая удерживать тело над Жан-Клодом.

— Предполагалось, что мы собираемся спать, котенок. Если я покормлюсь от тебя, мне не захочется спать.

— Я буду хорошим, — улыбнулся ему сверху Натэниэл.

— В этом я не сомневаюсь, — откликнулся Жан-Клод.

Натэниэл опустил лицо настолько, чтобы поцеловать Жан-Клода. Это был целомудренный поцелуй по сравнению с тем, что мы с ним только что исполнили, но было что-то очень эротичное в том, что они сделали это, когда Натэниэл завис над другим мужчиной. Жан-Клод осторожно провел рукой по обнаженной спине Натэниэла, отслеживая мышцы, которые удерживали его так неподвижно над ним. Натэниэл перекатился на одну сторону кровати и положил голову на грудь Жан-Клода. Вампир сделал естественное движение, что следовало из этого — обнял Натэниэла за плечи и удержал его. Он устроился ближе к Жан-Клоду, прижимаясь к нему. Я не понимала, что сегодня творится с Натэниэлом. Он был в прекрасном расположении духа, но так переменчив, что я не знала, что ожидать от него дальше.

— Как я говорил до того, как меня прервали столь очаровательным образом, я могу одеться, если это поможет твоему комфорту.

— Если король желает не надевать ничего в постель, то это удовольствие короля, — ответил Дамиан, но чувствовал себя неловко от этой обнявшейся пары. Это было заметно по тому, как он держал плечи и старался не смотреть на них подолгу. Пытался ли Натэниэл заставить нашего настолько гетеросексуального вампира чувствовать себя неловко? Не было похоже, что Натэниэл делал это для Дамиана, если только я не заметила, как рыжеволосый вампир заставил Натэниэла чувствовать себя неловко где-то в другом месте. Натэниэл был одним из милейших людей, которых можно повстречать, но подчас, когда кто-то поступал с ним неправильно, он платил той же монетой. Око за око. Ты делаешь это мне, и я сделаю это тобе еще больше. Что Дамиан сделал, чтобы Натэниэл захотел так жестко ответить?

— У меня есть пижама, если это позволит тебе чувствовать себя комфортнее сегодня, — повторил Жан-Клод, все еще держа Натэниэла в объятиях.

— Ты сказал, что будешь спать с другой стороны от Аниты.

— Да.

— Тогда то, во что ты одет или не одет не настолько… гнетет, — наконец нашел слово Дамиан.

— Я мог бы дать Натэниэлу пижамные штаны, хотя они будут ему длинны, — сказал Жан-Клод.

— Я обычно сплю голышом, — запротестовал Натэниэл, потершись щекой об обнаженную грудь Жан-Клода, как метящий кот.

— Мы оба, — уточнила я.

— Покажи ему, что на тебе надето, ma petite. Возможно, это прибавит нашему багрововолосому гостю желания пойти в постель.

Я не медлила, потому что Дамиан с ног до головы выглядел обдумывающим возможность уйти. Я смотрела ему в глаза, сбрасывая свой халат рядом с халатом Жан-Клода и осталась в кружевной рубашке и шортиках того же синего цвета, что и халат.

— Прекрасно, — сказал Натэниэл.

— Очень мило, — откликнулся Дамиан.

— Спасибо. Выбор Жан-Клода, — поблагодарила я.

— Я выбрал цвет, но это благодаря твоему телу шелк и кружево превращаются во что-то невообразимое, — возразил Жан-Клод.

Я повернулась и пошла к кровати, возможно, немного слишком выразительно покачивая бедрами в коротеньких кружевных шортиках. Я хотела, чтобы Дамиан захотел прийти в постель. Мужчины на удивление отказывались сотрудничать в этом или же выглядели готовыми потроллить нервозность натурала из-за того, чтобы делить кровать с другими мужчинами. Я же хотела привлечь ту его часть, которая желала залезть в кровать рядом со мной вне зависимости от того, чем заняты другие мужчины.

Я обернулась на Дамиана и сделала все от меня зависящее, чтобы подарить ему улыбку, которую он хотел увидеть на моем лице. Он выглядел пораженным, как будто я не шла к кровати в кружевной пижамке, а дала ему пощечину. Видимо, в этой одежде я, ну или, по крайней мере, моя задница, выглядела даже лучше, чем я думала. Я ухватилась за один из столбиков кровати, чтобы влезть на высокий матрац. Я очень медленно проползла через кровать к остальным двум мужчинам, так что у Дамиана было что созерцать.

— Иди в кровать, Дамиан, — сказала я и повернулась посмотреть на него через плечо, выражение его лица было таким, как я и хотела. Было ли это несправедливо, ведь мы не собирались заниматься сексом? Возможно, но если мы собирались узнать, поможет ли сон между мной и Натэниэлом разобраться со всеми этими его кошмарами и кровавым потом, Дамиану нужно лечь с нами в постель и спать.

Дамиан последним снял с себя халат, положив его далеко в ногах кровати, где бы мы ни за что случайно его не задели, разве что станем на несколько футов выше. Когда я говорю, что это кровать для оргии, я не шучу.

Дамиан был одет в пижамные штаны, выглядевшие такими же шелковыми, как мой халат, но они были темно-красного цвета и делали его торс почти прозрачно бледным, как будто можно было увидеть, как движутся его кости, когда он идет, или как будто красный цвет придал его коже такое сияние, какого я никогда раньше не замечала.

— У тебя красивый цвет. Красный, я имею в виду.

— Спасибо, — поблагодарил он.

— Влезай на кровать, и мы сможем немного поспать, — позвала я.

— Надеюсь, я не усну, а просто умру на рассвете, — откликнулся он. На мгновение мне захотелось спросить, хочет ли он умереть на рассвете, чтобы восстать следующей ночью, или же просто умереть. Он упоминал это в своем офисе, а это очень плохо, когда кто-то начинает размышлять о таких вещах. Но я не спросила, потому что некоторые вопросы не задают перед сном, и уж конечно не спрашивают про смерть и самоубийство, собираясь лечь спать между двумя ходячими мертвецами, которые могут умереть с восходом солнца.

Дамиан нерешительно залез на кровать с другой стороны от нас. Ему пришлось ползти, чтобы добраться до нас, и снова появился тот неловкий момент, когда он уставился на нас троих. Мужчины все еще прижимались друг к другу, но я облокотилась на них, будто они были спинкой дивана.

Жан-Клод поцеловал Натэниэла в лоб:

— Ты должен спать по другую сторону от Дамиана, mon minet.

Натэниэл поцеловал его почти в сосок, и на мгновение я знала, что он прикидывает, а не поцеловать ли прямо в него, но он просто встал на колени, легко коснулся своими губами моих и двинулся через кровать, освобождая место для Дамиана.

Я легла рядом с Жан-Клодом; это было бы своего рода испытанием и для меня, потому что в основном я укладывала кого-нибудь из мужчин между собой и вампиром. Я любила Жан-Клода до кончиков ногтей, но тот факт, что обычно он умирал на рассвете, меня нервировал. Его тело холодело по прошествии нескольких часов, и иногда я просыпалась от кошмара, что заперта в гробу с совсем другим вампиром. У меня была небольшая клаустрофобия из-за несчастного случая с дайвингом, но в тот первый раз, когда я проснулась запертой в гробу, созданном для одного, в темноте рядом с холодным мертвым телом, и я знала, что если закричу, то никто не придет на помощь, но я все равно кричала и кричала, и это добавило пугающую вишенку к моей фобии. Так я заработала свои заморочки со сном рядом с вампирами, но мы с Жан-Клодом собирались пожениться, так что нужно было попытаться.

Жан-Клод поцеловал меня в щеку, когда я скользнула под одеяло к его все еще теплому и великолепному телу:

— Спасибо, ma petite. Я знаю, чего это тебе стоит.

— Я не хотел быть обузой, — сказал Дамиан.

— Это не ты обуза, Дамиан, а любой вампир, который спит, прижавшись к ней. Ее беспокоит то, что мы становимся холоднее со временем, пока это действительно не начинает походить на сон рядом с мертвецом.

Дамиан забрался под одеяло и придвинулся достаточно близко, но все же не касался меня:

— Мне жаль. Я не знал, что для тебя это проблема.

— Ты сказал, что теперь не умираешь на рассвете, так что ты не проблема, — уверила его я.

— Разве мы не надеемся, что он умрет на рассвете, и не будет никаких кошмаров, потому что мы рядом? — уточнил Натэниэл.

— Qui, mon minet, но полагаю, что сказать это ma petite вслух было невежливо.

Взгляд Натэниэла был полон раскаяния. Я чувствовала, что он действительно сожалеет:

— Прости, Анита. Я не подумал.

— Все нормально, но, пожалуйста, думай чаще. — На самом деле я имела в виду не то, что он сказал, а скорее то, как он действовал, будто хотел заставить Дамиана сбежать от нас. Натэниэл месяцами просил о большей близости с Дамианом, так что я не понимала, почему теперь, когда появился шанс, он не хочет помогать.

Был и еще один неловкий момент, когда мы пытались укладываться спать, но теперь Жан-Клод был рядом и не позволил неловкости усилиться.

— Дамиан, ты спишь на боку, на спине или на животе?

— На спине, иногда на животе, — ответил Дамиан.

— Ma petite и Натэниэл предпочитают на боку. Я предпочитаю на спине, но придумаем компромисс.

Жан-Клод выключил ночник и прильнул к моей спине, и я почувствовала, как его пах прижался к моим шортикам, так что я немного поерзала перед ним. Верхняя часть его тела обернулась вокруг меня почти защищающее, одна рука прижимала меня ближе к нему.

— Прошло слишком много времени с тех пор, как я пил кровь, ma petite. Можешь крутиться как хочешь, но я бесполезен для тебя.

Натэниэл был на другой стороне кровати, с другой стороны от Дамиана, который все еще сидел.

— Ложись, Дамиан, пожалуйста, — попросила я и погладила одеяло рядом с собой.

Он сделал, что велено, но лег на спину, положив руку с моей стороны на живот, а со стороны Натэниэла вытянув вдоль тела. Обе руки были поверх одеяла. Мы с Натэниэлом посмотрели друг на друга через тело вампира. Натэниэл поднял на меня брови, как бы спрашивая, Что дальше? Руки у нас обоих были под одеялом, а Дамиан так их прижимал, что мы не могли дотянуться друг до друга.

Большинство моих любовников спали на боку или приучались к этому через несколько месяцев. Здесь был практически новичок, которому придется заново учиться спать на боку, чтобы мы подходили друг другу как ложки. Я выпростала руку из-под одеяла и положила на его обнаженную грудь. Он дернулся под моим прикосновением, но так, словно боялся касаться меня после того происшествия в офисе.

— Хотя бы положи на нее руку или ладонь, Дамиан.

— Я думал, ты можешь не хотеть, чтобы я ее касался, мой король.

— Если бы я не хотел, чтобы ты ее касался, я бы не настаивал, чтобы ты спал сегодня с нами.

— Думаю, да, — и Дамиан дотронулся до моей лежащей на его груди руки.

— Тебе придется подвинуть эту руку, — подал голос Натэниэл.

— Зачем? — спросил Дамиан.

— Дело в том, что ты прижал одеяла, и я не могу придвинуться ближе и коснуться Аниты, не вылезая из-под них. А я предпочитаю спать укрытым.

Дамиан вздохнул, но перевернулся на живот, одну руку подложив под себя, а вторую — на меня, но коснулся голой кожи Жан-Клода и отдернулся.

— Когда ты впервые пришел сюда, я дал слово чести, что никогда не посягну на тебя. Я никогда не давал повода сомневаться в своем слове.

— Ты человек слова, Жан-Клод.

— Тогда положи свою руку на ma petite коснешься ты меня или нет, но не шарахайся от каждого неумышленного прикосновения ко мне или никто из нас сегодня не уснет.

— Мне все еще некомфортно, — подал голос Натэниэл.

— Тогда устраивайся удобнее, наш котенок.

Натэниэл скользнул рукой по спине Дамиана, пока не дотянулся до меня и почти до Жан-Клода, если чуть вытянуть руку.

— Дамиан, прижмись ближе к Аните, тогда мы все сможем обняться.

Дамиан вдохнул, будто собираясь спорить, но в конце концов принял предложение. Он ничего не сказал, но его рука легла на меня и через Жан-Клода, а затем Дамиан прижался ко мне, прижимая руку Жан-Клода между нами. Натэниэл плотнее прижался к Дамиану с другой стороны, перекинул ногу через ноги другого мужчины, что тесно прижало его тело к руке Жан-Клода и боку Дамиана. Натэниэл протянул руку через спину Дамиана и в конце концов ему пришлось плечом лечь на спину другого мужчины, потому что только так он мог дотянуться не только до меня, но и до Жан-Клода, чтобы обхватить рукой бок другого вампира и держать его тоже. Жан-Клод протянул свою руку и положил на спину Дамиана и бок Натэниэла. Теперь Дамиан мог прижаться ближе ко мне. Он чуть больше повернулся на бок, так что его рука и часть бедра оперлись на меня, что означало, что Натэниэл почти слишком сильно навалился на него, но на этот раз он не протестовал. Было не идеально, что он на животе, а я на боку, но как только я скользнула рукой по его спине, немного напряжения у меня поубавилось. Я могла гладить Дамиана по спине в то же время, как ласкала бок Натэниэла, настолько мы были переплетены. Всегда было хорошо, когда к спине прижимался Жан-Клод, но очень драгоценным ощущалось и то, как кожа Дамиана и Натэниэла касалась моей, в этом не было любви, была нужда, как будто я нуждалась касаться их обоих на протяжении уже очень долгого время.

Было ли это тем, что чувствовал Жан-Клод, когда спал со мной и Ричардом? Если да, то в последнее время ему этого не хватает. Спрошу Жан-Клода позже, а прямо сейчас мне внезапно просто захотелось спать.

Я услышала, как Дамиан выдохнул с долгим, почти удовлетворенным вздохом. Я уткнулась лицом в его красные волосы и поняла, что у корней они все еще влажные после душа и пахнут травами. Я продолжала гладить его спину и тем же жестом играла пальцами по боку Натэниэла. Жан-Клод держал нас всех, и где-то в тепле кожи, шелковых простыней и чистых влажных волос мы все уснули. Мы не думали о ночных кошмарах, но все было нормально, потому что кошмары подумали о нас.

6

Я стояла на узкой мощеной улочке. Я бы даже сказала, в переулке, если бы не припаркованные здесь машины. Уже стемнело, но уличное освещение рассеивало мрак, свет был мягким, электрическим, приятным, моросящий дождь создавал вокруг фонарей ореолы, словно ангелов обезглавили, а их головы надели на столбы как предупреждение.

Даже во сне я подумала, Какая странная мысль, — и это дало мне понять, что я сплю. Что-то лежало в тени у дальней стены, затерянное в луже черноты, о которой позабыли все фонари, будто бы свет боялся этого чего-то или не хотел, чтобы кто-то это увидел. Я пошла вперед, почему-то я должна была это сделать, и по мере приближения к этой плотной тени моя рука стала слишком большой, слишком бледной, слишком мужской. То она была моей, а то — нет, как будто два телеканала не могли поделить волну и переключались с одной передачи на другую до тех пор, пока два изображения не сольются и ты уже не разбираешь, что именно смотришь. Я/он подошли достаточно близко к груде теней, это была какая-то куча, сваленная у стены. Рядом с ней — лужа темной воды, это было первой мыслью, но как только жидкость поползла вокруг нашей обуви — моих кроссовок и его элегантных туфель — мы поняли, что это не вода. Мы стояли в растущей луже крови, а тень поднялась, как будто кто-то магией сдернул покрывало, и…

Тело лежало, свалившись на бок, одна рука была плотно прижата к боку, как будто оно пыталось удержать то, что вывалилось из его живота. Что-то вспороло его живот — ее, вспороло ее живот, ведь глянув на лицо, мы увидели, что это женщина. Она выглядела молодой, возможно даже хорошенькой, хотя сейчас было сложно сказать. Капли дождя сверкали на ее коже, будто бы кто-то специально ее обрызгал. Голова ее начала скользить, словно она собиралась покачать ею, но это просто ее мертвые мускулы отказывались держать голову на месте. Ее горло тоже было разорвано, как и живот, так что мягкий свет сверкал на ее позвонках среди красного мяса. Мне показалось, что я вижу следы зубов на ее плоти, но я не могла удостовериться, потому что в ночи послышались сирены, но звучали они неправильно. Мужчина в моей голове повернулся, чтобы бежать, и труп схватил его/меня за лодыжку.

Я резко села в кровати, просыпаясь, мое дыхание было неровным от паНикки. Вот только я проснулась дважды — нет, трижды — и сидела рядом с собой, пока мы все боролись, чтобы не закричать.

— Дамиан, Натэниэл, это Анита, — справившись с голосом, прошептала я.

— О Боже, вы видели, да? Вы видели тело, — проговорил Дамиан.

— Да.

Ощущалось, что кровать пропитана потом, будто мы провели в кошмаре слишком долго.

— Этот сон не похож ни на один, который я когда-либо видел, — сказал Натэниэл и придвинулся, так что теперь мы держались за руки через Дамиана.

Жан-Клод включил ночник, стоя у кровати, и в тот миг, когда он это сделал, я ахнула, потому что на постели был не пот, а кровь. Дамиан и Натэниэл были покрыты ею. Дамиан вытянул перед собой руки и заорал. Безо всякого стука, с оружием наголо в двери ввалились телохранители. Оба — высокие, в хорошей физической форме, как и большинство охранников. Они целились в Дамиана, потому что не могли же они стрелять в своего короля, или его королеву, или одного из их главных любовников.

— Нет, не троньте его! — крикнула я.

— Я думаю, Дамиан сам и пострадал, — добавил Жан-Клод.

Моя синяя пижама стала пурпурной от крови; половина лица и верхняя часть тела Натэниэла были перепачканы красным, а шорты прямо-таки почернели, бледная же кожа Дамиана была в каплях крови, как после какого-то жуткого убийства. Его красные пижамные штаны стали черными от талии до лодыжек, и от такого количества крови ткань плотно облепила его ноги.

— Что я наделал? — спросил он, держа руки на весу.

— Ничего, mon ami, это ты истекал кровью, а не ma petite или Натэниэл.

— Но кто его ранил? — удивилась я.

— Никто. Думаю, это пот.

Охранники, один брюнет и другой, с более светлыми каштановыми волосами, направили стволы в пол, но не ушли. Я даже не могла их упрекнуть. Кровать выглядела как место преступления серийного убийцы, за исключением того, что все были живы. Дамиан стал осматривать себя на предмет ран. Мы с Натэниэлом помогли, ощупав его спину и все те места, куда он не мог дотянуться, но когда мы вытерли кровь, вся кожа оказалась целой.

— Я проснулся от того, что ma petite в темноте борется с чем-то из сна, но когда начал ее будить, понял, что это снится вам всем троим. У Дамиана выступил пот, и хотя у нас он несколько окрашен, это было… — он указал на испорченную кровать. — Такого я еще не видел.

— Что со мной происходит? — почти прокричал Дамиан, но на его окровавленном лице была мольба.

— Я не знаю, — ответил Жан-Клод, и я почувствовала быстрый проблеск его беспокойства, прежде чем он загнал его вглубь и отгородил меня от своих эмоций, но это нормально, потому что я достаточно ощущала от Дамиана. Мы с Натэниэлом изо всех сил старались отделить его ужас от нашей тревоги. Я не была напугана, пока что не была. Я приберегаю возможность бояться на тот случай, когда появится что-то реальное, то, с чем можно бороться. Ну, или так я себе говорила, стараясь успокоить сердце, которое хотело выскочить из груди. Боже, Дамиан был так сильно напуган.

Натэниэл посмотрел на меня с другой стороны от нашего третьего вампира, и он был настолько же спокоен, как и я. Мы оба преодолевали свои страхи. То есть, нет, мы оба преодолевали страх Дамиана.

— Во-первых, вы трое должны отмыться. Я уберу постель и посмотрю, что можно с этим сделать.

— Как случилось, что ты не окровавлен? — спросил охранник-брюнет.

— Потому что я заметил, что это началось, и убрался подальше.

— Отчего же ты нас не разбудил? — осведомилась я.

— Я решил, что важно узнать, чем все закончится.

— Огромное спасибо, — съязвила я, начав пробираться через кровавые простыни к краю кровати. Натэниэл присоединился ко мне.

— Ma petite, ты кое-что забыла.

Я остановилась и посмотрела, что он имеет в виду.

Дамиан все еще разглядывал себя, словно находясь во власти нового кошмара, но такого, от которого он не мог проснуться. Я хотела ему помочь, однако если я ощущаю его страх отсюда, то прикосновение к нему сделает еще хуже.

— Если я дотронусь до него, то не уверена, что его страх не поглотит меня, — сказала я вслух.

— Попробуй. Просто попробуй, ma petite.

Я с трудом сглотнула, и ну очень сильно не хотела этого делать, но Жан-Клод был прав: я должна попытаться. Я вернулась к Дамиану и потянулась к нему. Он отшатнулся.

— Нет, не надо. Я нечист. Неужели ты не видишь, что со мной что-то не так?

— Ты не нечист, Дамиан, — Натэниэл вернулся со мной.

— Мы не вампиры. Мы ничего не подхватим, — сказала я, медленно приближаясь, как к пугливому зверю.

— Анита…

— Позволь мне попробовать, Дамиан.

— Позволь нам обоим попробовать, — поправил Натэниэл.

Его глаза казались такими зелеными в маске крови, как на жуткой рождественской открытке, но он сидел неподвижно и дал мне дотронуться до своей руки. В этот момент мой пульс замедлился, как и его. Похоже, прикосновение успокоило нас обоих. Натэниэл коснулся его другой руки, и круг словно замкнулся. Мы объединились, и возникло чувство такой завершенности, такого умиротворения, которое казалось невозможным, пока мы сидели на окровавленных простынях.

Я обернулась через плечо на Жан-Клода:

— Как ты узнал, что так произойдет?

— Я не знал наверняка, но раньше Дамиан был твоим центром спокойствия в водовороте эмоций. Я подумал, что это может работать в обе стороны.

Дамиан взял мою руку, остатки страха отхлынули, как отливная волна, заставляющая море отступить, обнажая берег.

— Спасибо. Спасибо вам обоим, — с облегчением моргнул он, посмотрев на меня.

— Что теперь? — спросила я Жан-Клода.

— Теперь вам нужно в душ. Для таких случаев ванна, которая здесь, не годится.

— Я имела в виду, после душа.

— Возвращайтесь, и если кровать будет пригодна для сна, мы попробуем поспать. Если нет, то на остаток дня воспользуемся одной из гостевых комнат.

— Я не хочу больше спать, — запротестовал Дамиан. — Ты видел кошмар, который я разделил с Анитой и Натэниэлом?

— Нет, — покачал головой Жан-Клод.

— Тогда ты не поймешь.

— Я могу видеть последствия сна, Дамиан. Я понимаю, что он был достаточно ужасным, чтобы ты начал потеть кровью.

Я потянула Дамиана за руку к краю кровати. Натэниэл помог мне.

— Давайте отмоемся, а потом поговорим о том, что дальше, — предложила я.

Жан-Клод сфотографировал нас на телефон, прежде чем мы ушли в душ.

— Если мы найдем врача для консультации, нам нужно будет показать ему эти снимки, — объяснил он, хотя было ощущение, что это скорее улики с места преступления.

Жан-Клод послал с нами охранников, которые были в комнате.

— Их нельзя оставлять одних, — приказал он.

— Что это значит? — спросила я, стоя и держа Дамиана за руку.

— Это значит, что мы не знаем, что происходит, ma petite, и с моей стороны будет крайней беспечностью отправлять вас наедине с Дамианом без чьего-либо присмотра.

— Ты думаешь, что я опасен для Аниты?

— Ты оголодал?

— Нет, я не голоден.

— После такой кровопотери должен бы быть, mon ami.

Дамиан кивнул:

— Я научился контролировать все свои потребности века назад, Жан-Клод. Та-Что-Меня-Создала использовала каждое желание и каждую нужду против нас. Было лучше не чувствовать ничего, не хотеть ничего, чем дать ей такой козырь.

— Я знал очень мало вампиров, которые могли контролировать свою жажду крови до такой степени.

— Она отказывала нам в крови до тех пор, пока мы не сходили с ума от нужды в ней. Ей нравилось спускать измученных голодом вампиров на пленников. Это было… — Дамиан покачал головой. — Я был и свидетелем таких пиршеств, и участником. Я думал, что контролирую ту часть себя, до тех пор, как несколько лет назад напал на тех людей.

Я погладила его руку:

— Это моя вина. Я не знала, что я твой мастер, а если и знала, то не понимала, что это значит.

— То, что твоя сила отсеклась от меня, свело меня с ума, да, но не твоя мощь, не твои зубы растерзали ту несчастную пару.

— Я думал, ты не помнишь, что сделал, mon ami, — удивился Жан-Клод.

— Не помню, но я верю вам, когда вы говорите, что я это сделал, — он поднял наши сплетенные руки и покачал ими. — Держась за руку Аниты, я могу себя контролировать и не быть чудовищем, в которое меня могла превратить Та-Что-Меня-Создала, — он поднял другую руку, которую все еще сжимал Натэниэл. — А держась за них обоих, я могу больше, чем раньше.

— Если бы я действительно верил, что ты опасен, я бы не позволил им уйти с тобой, но я бы предпочел, чтобы они присмотрели за вами, чтобы рядом была помощь на случай, если произойдет еще что-нибудь необычное, вот и все.

Я не была уверена, что верю этому, но приняла за чистую монету. Хотя спросила:

— Погоди. Не оставлять нас без их присмотра означает, что они будут смотреть, как мы моемся в душе, или они все-таки могут постоять за дверью?

— Мы не даем кровь или что-то такое. Мы просто делаем свою работу, — сказал охранник со светло-каштановыми волосами.

— Я не предлагал вас в качестве еды, — сказал Жан-Клод.

— Если они могут постоять за дверью, то нет проблем, — напомнила я о своем вопросе.

— Я бы предпочел зрительный контакт, — ответил Жан-Клод.

— Они могут стоять вне душевых. С нами все будет в порядке, — уверила я, и мы повели Дамиана к двери, где один охранник открыл нам, а второй проследовал за нами. Сейчас я достаточно успокоилась и не была счастлива от того, что Жан-Клод послал случайных незнакомцев смотреть, как я принимаю душ. Да, они были оборотнями, что означало, что нагота не много для них значит, но я-то оборотнем не была и не хотела, чтобы двое новых охранников, которых я не знаю, пялились на нас в душе. Я больше не буду спорить с Жан-Клодом, но как только мы уберемся с его глаз, я поспорю с охранниками, которых он с нами послал. У меня было гораздо больше шансов выиграть спор с ними, чем с Жан-Клодом.

7

Пока мы шли к душевым, я решила узнать имена охранников. Брюнета звали Барри, Барри Брюнетка, а светло-каштановый оказался Харрисом. Я не совсем поняла, имя это или фамилия, но не стала уточнять. Как и все новые охранники, они казались унифицированными, как будто молодых парней, предпочтительно белых, нанимали по росту и телосложению, а не только по тем критериям, по которым нанимал людей Рафаэль. В попытке как можно сильнее разнообразить верживотных в нашей личной страже мы позволили не только крысолюдам, но и другим группам попробовать кандидатов на службу в охране; до сих пор еще никто не оказался лучше, чем крысы Рафаэля, некоторые из вергиен и Арлекин. Они были персональной стражей древней королевы вампиров, а значит — лучшими из лучших, но у них были сотни, а то и тысячи лет практики за плечами. С этим тяжело соревноваться, когда тебе нет и тридцати, как большинству из новых охранников. Даже с этой оговоркой Барри и Харрис пока что не внушали мне такого же доверия, как некоторые из наших постоянных охранников.

Я не намеревалась мыться в общих душевых. Мы примем душ в комнате, которую мы делим с Натэниэлом и Микой. Дальше по коридору и располагались общие душевые, и мы могли услышать оттуда шум. Мужики ржали, перекрикивались друг с другом, да и просто энергия такой толпы спортивных и профессиональных горячих парней содержалась в беззлобных подначках и дружеской конкуренции, как и положено охранникам. Людей, которые хороши на такой работе, всегда соревнуются, кто лучший, быстрейший, сильнейший, кто выиграет. Добавьте к этому то, что все они — оборотни, и уровня тестостерона могло хватить, чтобы утонуть. Обычно меня это устраивало, но только не сегодня.

Я почувствовала, как Натэниэл вздрогнул по другую руку от Дамиана, и это было похоже на мои ощущения. Энергии казалось слишком много, чтобы с ней справиться, пока мы трое еще не оправились после кошмара.

Мы уже почти прошли мимо душевых, когда я поняла, что шум внутри стал резко тише, снизившись от безбашенного гомона почти до тишины. Ощущение было как в лесу, когда птицы и сверчки вдруг смолкли — сразу чувствуешь, что что-то не так. Я вышла из спальни, взяв с собой только браунинг, потому что нижнее белье — отстой для переноски оружия. Я боролась с желанием направить ствол на дверь, и то, что двое охранников не отреагировали на внезапную тишину, сделало мое мнение о них хуже.

Охранники высыпали из душевых прямо на нас, некоторые опустились на колени, остальные остались стоять. Кое-кто из них скрылся за краем дверного проема, а остальные заполнили коридор, вооруженные и в основном голые. Был момент, когда почти физически ощущалось их удивление от того, что они увидели нас, а потом все стволы нацелились на Дамиана. Интересно, что они допустили, что мы с Натэниэлом непричастны ни к какой резне.

— Спокойно, — сказала я.

Все меня проигнорировали. Нехорошо.

— Это кровь Дамиана, не моя.

Это уточнение заставило некоторых из них переглянуться, как будто в поисках подсказки, но большинство осталось с готовым к выстрелу оружием. Один ствол сдвинулся на меня, откуда я знала? Когда на тебя направляли достаточное количество оружия, становишься очень чувствительным к такого рода вещам.

И снова это был Рики. Он потратил всю мою благосклонность, когда я в последний раз видела его в «Пляске Смерти».

— Если ты не собираешься в меня стрелять, сейчас же убери от меня пушку, — понизив голос, сказала я.

— Если это кровь Дамиана, то ты более опасна, чем он, — его голос был так же спокоен, как и рука, но в этом спокойствии был отголосок гнева.

— Рики, ты направил оружие на одного из наиболее защищаемых из наших нанимателей? — спросил один из охранников, стоявший голышом в дверях.

Харрис встал перед нами, чтобы защитить нас живым щитом. Барри достал пистолет, но ни один из них не хотел пользоваться оружием против множества своих товарищей. Мне это нравилось, но еще я знала, что доложу об отсутствии у них энтузиазма в отношении защиты моей жизни. Поскольку это была одна из их основных задач, это не успокаивало.

Из-за широких плеч своего живого щита я спросила:

— Рики, в последний раз, когда я тебя видела, Эхо сказала, что ты облажался, а теперь ты наставил на меня пистолет. Ты просто не хочешь эту работу, правильно?

— Ты появляешься, покрытая кровью, и говоришь, что дело не в вампире — что мы должны думать? — спросил он. Это даже звучало так, словно он мог в это поверить. Возможно, в первую нашу встречу я напугала его больше, чем предполагала. Иногда, когда ты используешь преимущественно вампирские силы на ком-то и оставляешь им воспоминания о том, что ты сделал, они с этим не смиряются. Я была недовольна настоящими вампирами вот из-за такого дерьма.

Я услышала другие звуки, и знала, что другие охранники приблизились к Рики. Они сообщили, что он натворил, потому что только одна вещь портит репутацию телохранителей сильнее, чем гибель охраняемого: когда один из охранников сам убивает клиента.

— Вы все почуяли свежую кровь, но мы оказались прямо напротив двери раньше, чем вы отреагировали.

— Да.

Это был Бобби Ли, одетый в боксеры и свободно держащий смит-энд-вессон в руке. Его тело было худым и мускулистым, как у бегуна на дальние дистанции. У него не было ни грамма жира, так что он выглядел впечатляюще стройным, каждая мышца пролеживалась под кожей, хотя он был немного слишком худ, и я подумала, достаточно ли он ел. Бобби Ли был одним из людей, наиболее подходящих для заграничных командировок по наемническим делам веркрыс, никак не связанным с нами, и все по-разному справлялись со стрессом от такого рода работы. Его короткие светлые волосы все еще стояли дыбом, но его очки в золотой оправе показывали, что его карие глаза смотрят спокойно. Он всегда был спокойным, таким был Бобби Ли, но я бы поговорила с кем-нибудь из других охранников, которым я доверяла, чтобы узнать, все ли с ним в порядке.

— Я не ранила Дамиана до крови. Мы только что проснулись в таком вот беспорядке.

— Ну, дорогуша, если не ты его ранила, то кто? А то тут слишком много крови потеряно, — у него всегда был легкий южный акцент, и каждую женщину он звал дорогушей. Когда он был в стрессе, акцент усиливался, и он начинал добавлять крошка и сладкая.

— Это долгая история, Бобби Ли, но если ты поможешь этим двоим проводить нас в комнату Мики и Натэниэла, где мы сможем принять душ, я тебе расскажу.

— Рад помочь, мэм. Дашь мне минутку, чтобы одеться и вооружиться?

— Конечно.

Он улыбнулся, и его карие глаза стали черными. Крысиные глаза на человеческом лице.

— Просто для сведения, дорогуша: эта кровь не пахнет как вампирская, она пахнет куда теплее.

Я почувствовала скачок энергии, пробежавшей сквозь охранников, когда их звери выбрались на поверхность. Внезапно я уже смотрела в янтарные, оранжевые, карие, но больше черные глаза — волк, лев, гиена, крыса. Я изо всех сил старалась не дрожать и не показать никаких признаков страха. Дамиан стал таким неподвижным, что если бы я не держала его за руку, мне бы пришлось удостовериться, что он все еще здесь. Я больше ощущала Натэниэла с другой стороны от него, несмотря на то, что мы оба держали руки вампира и не касались друг друга.

Энергия охранников пронеслась через меня, и я внутренним зрением увидела своих зверей. Мои волчица, львица, гиена, леопардиха и новичок — крыса смотрели на меня, и их энергия струилась по моей коже и выплескивалась наружу, навстречу энергии, заполнившей коридор. Теперь у меня было достаточно контроля, чтобы быть уверенной в себе после всего, что случилось, и я была от этого счастлива, глядя на них всех, потому что пахнуть свежей кровью, стоя посреди толпы оборотней — не всегда полезно для здоровья, пусть даже у тебя есть собственный монстр, который может броситься на них.

— А вот теперь мы не знаем, хотим ли биться с тобой, трахнуть тебя или сожрать, — и снова Рики, несмотря на то, что был разоружен и с каждой стороны от него было по охраннику, как обычно они блокируют плохих парней.

— Два из трех вариантов не произойдут, Рики, мальчик, а вот первый мы можем проверить в зале, и посмотрим, чем все кончится.

— А когда я начну выигрывать, ты используешь свою магию и жульничество.

— Если мы встретимся в зале, обещаю не кормиться твоим гневом и не вызывать ardeur.

— Ты бы дралась со мной по-честному?

— В тебе сантиметров 185, а то и больше, а во мне — 160, так что я не уверена, есть ли у нас возможность для честного боя, но если ты имеешь в виду, что я не буду использовать никаких сверхъестественных способностей, которых не было бы у нас обоих, то да — честный бой.

— Да, так мне больше нравится, — он бросил на меня взгляд, близкий к ненависти. Во время нашей первой встречи я его унизила. Да, начал он, но я могла зайти слишком далеко, и если я это сделала, то его сегодняшняя реакция на меня — полностью моя вина. Предполагалось, что я его босс, так что я попыталась все уладить единственным известным мне способом, позволив ему победить. Он был большим парнем, и он тренировался с другими охранниками, так что я не рассчитывала на победу. А раз не рассчитывала, да еще и не имея возможности без риска для своего эго позвать кого-то до того, как он ранит меня, это могло немного восстановить его эго. Но это был последний шанс для Рики. Если он переступит черту после нашей встрече в зале, то он либо уйдет, либо продолжит нахальничать до самой смерти, то есть столько, сколько получится. Я ощущала смутную вину за то, что связалась с ним во время нашей первой встречи, так что однозначно пойду на эту драку.

— Дай мне разобраться с тем, что происходит с Дамианом, и мы что-нибудь организуем, — сказала я.

— Завтра? — уточнил Рики.

— Не думаю, что мои проблемы решаться так скоро, — сказал Дамиан, стараясь звучать одновременно надменно и печально.

— Нет, — заявил Натэниэл. — Это произойдет не завтра.

Рики нахмурился на нас, и как и при нашей первой встрече я не была уверена, что он отличается умом и сообразительностью. Это было одной из причин недопонимания между нами. Я переоценила, насколько он понял то, что я говорю, пока не стало слишком поздно.

— Возможно, через несколько дней, — сказала я. — Но ты получишь шанс сойтись со мной на ринге.

— Обещаешь? — спросил он.

— Уже пообещала.

Рики кивнул, и впервые я увидела на его лице что-то кроме страха или ненависти. Я не уверена, что его жажда выбить из меня дерьмо была действительно улучшением, но иногда бери, что дают.

8

Бобби Ли вернулся через несколько минут, причесав все еще влажные волосы. Он был весь в черном, что было неофициальной униформой охраны. Полностью вооруженный, он был одет в черную футболку, черные тактические штаны, качественный черный кожаный ремень с черной на черном пряжкой и подходящие ботинки на шнурках, в которые он заправил штаны. Большинство бывших военных, которых я знаю, носили штаны именно так. Да черт, у меня тоже были все те же вещи, и я начала надевать их на полевую работу, когда исполняла ордера на ликвидацию со Службой Маршалов. Я никогда не служила в армии, но многие из моих друзей служили и полицейские, с которыми я работала — тоже, и я всегда с удовольствием перенимала опыт других людей. Я до сих пор много ношу джинсы, но все чаще и чаще тактические штаны становятся моей палочкой-вручалочкой. Частично из-за дополнительных карманов, таких охрененно полезных.

— Как дела, Бобби Ли? — спросила я.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Смешливые морщинки у его глаз стали глубже, а карие глаза засветились юмором.

— Дорогуша, ты покрыта кровью, одной рукой держишь пистолет, а второй — истекающего кровью вампира, с другой стороны от которого — твой окровавленный парень. Может, это я должен задавать тебе этот вопрос?

Он был прав. Я рассмеялась:

— Не буду кидать камни в твой стеклянный дом, пока не приведу в порядок свой. Я поняла.

Его улыбка расширилась до откровенной ухмылки:

— Спасибо, сладкая. А теперь, давай отведем вас в какой-нибудь душ, не набитый оборотнями, которые думают, что от всей этой свежей крови от тебя так хорошо пахнет, что можно съесть.

Я нахмурилась, изучая его лицо. Бобби Ли никогда не флиртовал со мной, так что либо двусмысленность была ненамеренной, либо это была просто констатация факта. Посмотрев ему в глаза, я решила, что последнее.

— Большинство охранников были рядом со мной, когда я была покрыта кровью, или они были рядом друг с другом, раненные во время тренировок. Отчего же сейчас больше искушения?

— Давай поговорим по пути, — предложил он, все еще улыбаясь, но теперь улыбка не доходила до глаз. Внезапно они стали усталыми, как будто он не мог спрятать все свои чувства.

Я немного прищурилась, но ответила:

— Ладно.

Я верила, что он все объяснит позже, когда у нас будет больше конфиденциальности.

Он посмотрел на Харриса и Барри и кивнул в сторону коридора:

— Вы должны явиться к Клодии. У нее есть для вас другое задание.

— Эй, мы же не сделали ничего неправильного, — запротестовал Барри-Брюнетка.

— Никто и не говорит, что сделали, — но что-то во взгляде Бобби Ли, которым он наградил их, заставило Барри вздрогнуть.

Харрис дотронулся до его руки:

— Пошли, Барри, мы должны явиться к Клодии, что мы и сделаем.

Барри впился взглядом в Бобби Ли, затем явно подавил гнев и ответил:

— Прекрасно. Пойдем, явимся к Амазонке.

— Клодию зовут не так, — отметила я.

Барри перевел взгляд на меня и оглядел меня с ног до головы, но без сексуальной подоплеки, скорее, презрительно. Я была невысокой женщиной в окровавленном нижнем белье, держащей за руку другого мужчину. Даже пистолет в руке не мог этого компенсировать, по крайней мере, не для Барри.

— Мне известно ее имя.

— Тогда пользуйся им, — сказала я.

Он презрительно скривил на меня губы, как если бы ему было плевать, что я этого увижу:

— Отлично. Мы пойдем к … Клодии для переназначения.

— Мэм или сэр, — напомнила я.

— Чего? — нахмурился он.

— Говори так точно, сэр или так точно, мэм, если обращаешься ко мне, Барри.

— Я не…

— Так точно, мэм, впредь мы так и будем поступать. Пошли, Барри, нам пора, — встрял Харрис.

Барри все еще выглядел рассерженным, а Харрис — обеспокоенным. Это улучшило мое мнение о нем. Он был достаточно сообразителен, чтобы бояться за свое будущее на этой работе. Барри же — нет. Барри придется уйти вместе с Рики.

— Ты — это вся охрана, которая нам потребуется, Бобби Ли? — осведомилась я.

— Если сравнивать с этими двумя, то я — усиление.

— Я слышала, — ответила я.

— Но нет, я возьму Каазима.

Как будто его имя было призывающим заклятием, Каазим вылился из-за двери за нами, как будто жидкость затвердела и ожила. Он был одним из самых грациозных людей, которых я когда-либо видела, когда двигался. Я была знакома и встречалась с танцорами, танцорами-оборотнями, но ни один из них не наводил на мысли о воде, льющейся из кувшинов с длинным и широким горлом, чтобы пролиться и принять любую форму, только Каазим.

Он выглядел высоким, смуглым и стройным, пока не встал рядом с Бобби Ли, и вдруг иллюзия высокого роста развеялась, потому что теперь можно было сравнить их.

Каазим был 168 сантиметров или капельку ниже. Мы с ним не раз были партнерами по спаррингу из-за нашего роста. Как я и говорила Рики, размер имеет значение в бою. Особенно если в этой схватке ты не можешь быстро покалечить, вырубить или убить противника. Когда вы одинаково хорошо натренированны, единственной надеждой того, кто меньше, становится шанс закончить бой настолько быстро и жестоко, насколько возможно. Правила, которые удержат Рики от нанесения мне чрезмерного вреда в схватке, одновременно уберегут его от того, чтобы я нанесла увечья ему, а в длинной битве выигрывает обычно тот, кто больше.

— Каазим, — улыбнулась я.

Он подарил мне слабую улыбку, почти потерявшуюся в черной растительности на лице и темноте кожи. Его волосы были точно такого же цвета, как борода и усы, а кожа ну очень темной; даже его глаза были настолько темно-карими, что большую часть времени казались черными. Он весь был однотонным настолько, что трудно было рассмотреть детали, и всегда одевался в черное, что способствовало отсутствию контрастов в его цветовом решении. Были такие места в мире, где он мог бы раствориться, слиться с толпой; идеальный шпион, идеальный наемный убийца — никто бы его не запомнил. Здесь, в Сент-Луисе, он выделялся, потому что был слишком далеко от песков пустыни и остроконечных башен городов своей настоящей родины.

— Анита. Натэниэл. Дамиан, — почти любой другой охранник как минимум отметил бы тот факт, что мы с Дамианом покрыты кровью, но он не стал спрашивать. Он был одним из самых неразговорчивых людей, с которыми я когда-либо встречалась, но его темные глаза замечали любую деталь.

Он был одет в распахнутый халат и свободные мягкие штаны под ним. На службу Каазим одевался не так, и он, видимо, уловил, что я заметила, потому что предложил:

— Я могу переодеться, если хочешь.

— Один взгляд — и ты понял, что я посмотрела на халат?

Он чуть кивнул.

— Пока ты можешь сражаться в халате так же хорошо, как и в стандартной форме охраны, я нормально к этому отношусь.

— Я хорошо сражаюсь вне зависимости от того, во что одет.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась я.

Он сверкнул мне улыбкой, почти достаточно широкой для того, чтобы называться ухмылкой, его темные глаза сияли.

Дамиан потянул меня:

— Пожалуйста, Анита, мне нужно отмыться.

Я посмотрела в эти зеленые глаза и увидела в них боль. То, что мы с Натэниэлом касались его, помогало ему контролировать чувства, но это было как давление воды на плотину: если плотину прорвет, то эмоции хлынут наружу. Нам нужно было отмыться прежде, чем это случится.

— Прости, Дамиан. Ты прав. Мы воспользуемся душем в нашей комнате.

Я имела в виду комнату, которую я делила с Микой и Натэниэлом. Даже как-то забавно, что встречаясь с Жан-Клодом семь лет, я все еще воспринимала его спальню как его, а спальни с двумя другими мужчинами как наши. Не скажу точно, почему, просто знаю, что это так.

— В моей комнате есть душ, — сказал Дамиан.

— А еще там есть Кардинал, — добавила я.

— Но ей все равно, Анита. Уже рассвело, и она мертва для мира.

— Ей станет не все равно, когда она проснется на ночь, — возразила я.

— Вести вас в непосредственную близость к Кардинал в таком виде не соответствует принципам моей работы, — поддержал Бобби Ли.

— Кардинал нестабильна и опасна, — вставил Каазим, и то, что он сказал хоть что-нибудь, дало мне понять, что с Кардинал все хуже, чем я даже думала.

— Нет, ей будет все равно, когда она проснется, потому что когда я сказал ей, что буду спать с тобой и Жан-Клодом прошлой ночью, она меня отпустила.

— Она — что? — удивилась я.

— Ты не говорил этого нам, — заметил Натэниэл.

— Она сказала, что если я хочу спать с другими людьми, она больше не может быть со мной. И я должен выбирать.

— Ты сказал ей, что собираешься просто спать, а не заниматься сексом? — уточнил Натэниэл.

— Да.

— И что она на это ответила? — спросила я, потому что должна была знать.

— Она мне не поверила и сказала, что если я собираюсь подставляться Жан-Клоду и Натэниэлу и трахать тебя, она меня ненавидит и не хочет больше никогда со мной разговаривать.

— Это не то, что она сказала. Не буквально.

— Это отредактированная версия.

— Если это отредактированный вариант, то я бы не хотела услышать оригинал, — сказала я.

— А ты уверен, что Кардинал нет в комнате? — задал вопрос Бобби Ли.

— Даже если и есть, то сейчас день. Она будет в отключке.

— Но ты-то нет, — сказал Каазим.

— Как и Жан-Клод, — откликнулся Дамиан.

— Да, только вы двое из всех вампиров сейчас бодрствуете, — отметил Каазим, и посмотрел на Дамиана, словно пытаясь разглядеть в нем что-то такое, что пропустил.

Я покачала рукой Дамиана в своей и сказала:

— Он со мной, Каазим.

— Разумеется, — ответил он.

— Тогда прекрати примеряться, как бы его убить.

Он моргнул и твердо посмотрел на меня своими темными глазами:

— Ты очень наблюдательна.

— Не настолько, как ты.

Он несколько самокритично улыбнулся:

— Я дольше практиковался.

— Да, на несколько столетий дольше, — согласилась я.

— Благодаря своему мастеру я прожил намного дольше, чем надеялся.

— Если мы продолжим трепаться, мы потратим все свое время, — прервал дискуссию Бобби Ли. — Давайте двигаться.

Это была необычная для него резкость, но в том, как он сжимал свою AR (американская полуавтоматическая винтовка, является штатным оружием полиции) и стоял там во всей своей экипировке, заставило меня не спорить с ним. Что бы ни произошло на его последнем выездном задании, это было плохо, потому что я никогда не видела Бобби Ли таким после возвращения домой.

— Давайте двигаться, — повторила я за ним.

Бобби Ли пошел впереди. Каазим занял позицию с тыла. Дамиан, Натэниэл и я оказались посередине, где и должны были быть. У меня в руке был пистолет, но в тот момент это не имело значения. Вооруженная или нет, я была их охраняемым лицом, вот и все; раз уж Бобби Ли такой нервный, лучшее, что я могла предпринять — это позволить ему делать свою работу. К тому же у меня была всего одна пушка, а у него — несколько.

Я почувствовала, как в Дамиане снова растет напряжение. Это чувство пришло ко мне через его руку.

— Ты нормально?

— Если Кардинал мертва для мира в нашей постели, то у нас все еще остался шанс, но если ее там нет, то все кончено. Я больше не могу так жить.

Натэниэл коснулся головой плеча Дамиана:

— Мне жаль, Дамиан.

Мы все еще держались за руки, но почему-то я почувствовала, что должна касаться его больше, и обняла его за талию. Нам всем потребовалась секунда, чтобы подстроиться к ходьбе вместе, но мы справились.

— Мне тоже жаль, Дамиан.

— Как и мне, — ответил он, и мы последовали за бронированным и вооруженным Бобби Ли по коридору. Телохранители отлично спасают тебе жизнь, но они совершенно не могут помочь, когда кто-то пытается разбить твое сердце.

9

Дамиану хотелось узнать, стал ли он внезапно одиноким вампиром или все еще состоит в отношениях. Он чувствовал, что ему нужно знать, поэтому мы сначала отправились в его спальню. Если Кардинал окажется в постели, то мы вернемся принимать душ к нам с Натэниэлом. Мы впятером стояли посреди комнаты Дамиана. Ночник светился радом с идеально убранной кроватью. На ней, задрапированной тюлем, было покрывало с цветочным узором. На полу лежал большой ковер, покрытый огромными цветами, похожими на ромашки. Стены украшали картины, изображавшие цветы в вазах, цветущие луга, маленькую девочку с букетом. В этой переполненной цветами, чересчур женственной комнате, не было и следа Кардинал. Я знала, что ее гроб стоял в одной из предназначенных для этого комнат, так что здесь ей некуда было бы спрятаться. Она была бы либо в кровати, либо под кроватью, либо в ванне. Нет ни одного знакомого мне вампира, который с охотностью завалился бы спать в ванну, так что…

— Мне жаль, Дамиан, — этого было недостаточно, но я не смогла придумать, что еще сказать.

Натэниэл обнял его, и Дамиан обнял его в ответ с таким выражением, словно в действительности даже не видел.

Бобби Ли и Каазим заняли позиции, с которых могли видеть дверь. Они были настольно пусты, насколько могли, отгородившись от эмоционального момента. Обычно от Бобби Ли было больше помощи, но наверное, на тот момент он был переполнен собственным эмоциональным дерьмом, и на что-то еще не осталось сил.

Я ожидала, что Дамиан будет разбит или закричит, или отправится искать Кардинал, но он не сделал ничего из этого. Вместо этого он заявил:

— Ненавижу, что она сотворила с моей комнатой. Терпеть не могу это покрывало, — он шагнул внутрь, сорвал его с кровати и швырнул на пол.

— Ненавижу эти картины! — он схватил ту, которая выглядела как плохая имитация Подсолнухов Ван Гога, и швырнул ее через комнату, как фрисби.

— Ненавижу эти коврики!

Он поднял самый большой и потащил за собой, как шлейф на каком-то невозможном вечернем платье. Распахнув дверь, он выпихнул его наружу, следом полетело покрывало. Простыни под ним были розовыми, но я удержалась от слов, что могли бы добавить эмоций в данный момент.

Он захлопнул дверь и провозгласил:

— Я ненавидел цвета, что она выбирала, беспорядок, в который она приводила мой гардероб и то, что ее одежда всегда была важнее моей.

Он прошел к гардеробу, в дальней стене, и раздвинул двери. Я думала, он собирается выбросить ее одежду вслед за ковром и покрывалом, но когда он открыл дверь, он замер перед ней.

— О Боже, — произнес он.

Я подошла к нему, надеясь, что он обнаружил Кардинал, «спящую» в шкафу. Может, она просто спряталась, чтобы посмотреть, что он станет делать; я знавала людей, которые творили такие вот глупости, так почему бы и вампиру так не поступить? Но когда я смогла заглянуть в гардероб, там не просто никого не было — там не было большей части одежды. Я поняла, что ее вещи исчезли.

— Она и правда ушла, — сказал Дамиан, и гнев сменился горечью, чувством утраты, возможно, раскаянием, — всеми теми эмоциями, которые настигают тебя после разрыва, и особенно — сразу после него. Хотя я полагала, что это середина.

— Мне жаль, Дамиан.

— Нам обоим жаль, Дамиан, — повторил за мной Натэниэл.

— Как и мне, но я действительно ненавижу то, что она сотворила с моей комнатой, моим личным пространством. Как будто здесь все для нее, а я не имел значения.

— Ты имел для нее значение, Дамиан.

— Кто-то из вас позволил бы кому-нибудь превратить свою спальню в цветочный кошмар? — спросил он, глядя на меня, и по его выражению я поняла, что ложь — не вариант.

— Я бы не позволила.

— Я бы разрешил, когда был моложе, но не сейчас, — ответил Натэниэл.

— Так почему я дал Кардинал так поступить?

— Не знаю.

— Вот и я тоже, — сказал он, все еще глядя в почти пустой шкаф.

— Где твоя остальная одежда? — спросила я.

— В помещении глубже под землей. Мне пришлось переодеваться для работы на складе, потому что ей нужно было место для своих вещей, — коснулся он пустых вешалок.

— Мы пойдем мыться в свою комнату. Дадим тебе побыть самому.

— Не надо, Анита.

— Не надо чего?

— Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Сейчас день, я проснулся и боюсь снова уснуть. Я весь в собственной крови и… я боюсь того, что со мной происходит. Даже если бы Кардинал была здесь, она не смогла бы мне помочь. Вот почему я пошел к тебе и Жан-Клоду: со мной что-то не так, и если мы в ближайшее время не поймем, в чем дело, я боюсь того, что может случиться.

Натэниэл обнял его первым, но я подошла и добавила свои объятия:

— Я знаю, ты боишься, что потеряешь контроль, как это было раньше, но в тот раз это случилось по моей вине. Больше я не отсеку тебя от себя метафизически, обещаю.

— Мы оба рядом, — добавил Натэниэл.

Он стиснул наши руки чуть сильнее, чем я.

— В прошлый раз я зверски убил невинных людей. Я не помню, как делал это, но я помню, что был покрыт кровью, как сейчас, а еще я помню, как попытался убить своих друзей. И вот — я снова весь в крови, и не знаю почему!

— Все будет в порядке, Дамиан, — произнесла я.

— Ты не можешь этого знать. Что бы это ни было, оно становится хуже, Анита. Я пропотел таким количеством крови, что ее хватило, чтобы кровать промокла насквозь. Я никогда не слышал, чтобы с вампирами такое происходило, — он слегка встряхнул меня, а его руки сжимали нас слишком крепко.

Я положила свои руки на его, частично для того, чтобы прикасаться к нему, а частично — чтобы попытаться хоть немного контролировать ситуацию.

— У нас сейчас много старых вампиров, Дамиан. Кто-то из них может что-нибудь знать.

— Каазим не вампир, но он провел с вампирами века, — подал голос Бобби Ли.

Мы перевели взгляд с Бобби Ли на Каазима, тихо стоявшего у двери. Дамиан отпустил нас достаточно для того, чтобы я повернулась к этому парню.

— Что скажешь, Каазим? Ты когда-нибудь слышал о вампире, который так сильно потел кровью?

— От кошмаров — нет.

— А от чего-то другого? — не унималась я.

Мне показалось, что он снова улыбнулся, но в тени было сложно сказать. Он выбрал идеальное место, чтобы быть максимально невидимым; у него были века практики.

— Да.

— Расскажи нам, — попросил Дамиан.

— Я не отвечаю слуге своей королевы.

Дамиан нахмурился, и я ощутила его гнев, пронесшийся через нас обоих, а потом он стал холодным и неподвижным, эмоции не столько утихли, они просто ушли. Я никогда не понимала, как он это делает, но знала, почему. Та-Что-Его-Создала использовала против людей все их эмоции, и чтобы спастись, он был вынужден научиться прятать их под ледяным спокойствием, которое он и разделил со мной. Иногда я думала, что его спокойствие помогает мне так же сильно, как и психотерапия.

— А как насчет домашнего питомца королевы? Мне ты ответишь? — спросил Натэниэл.

Каазим слегка улыбнулся:

— Если это все, чем ты являешься, то нет, я тебе не отвечу.

— Тогда отвечай своей королеве, — сказала я, но в моем голосе прозвучало некоторое количество недовольства от того, как он пренебрег остальными. Я не была так уж хороша в сокрытии эмоций.

Он чуть поклонился и ответил:

— Как прикажет моя королева, — но это все, что он сказал.

— Ты хочешь, чтобы я из тебя все клещами вытягивала?

— Я отвечу на любой прямой вопрос, который ты задашь, моя королева.

— Могу я напомнить, что я просто Анита, когда мы тренируемся в зале, а ты просто ответишь мне как друг?

Я не могла понять его выражение из тени. Я просто знала, что раньше такого не видела.

— Ты называешь меня другом?

— Я знаю, мы не выпиваем вместе, и не смотрим одни и те же фильмы, но да.

— Мы не друзья, Анита. Не в таком смысле.

— Ладно, значит — товарищи по работе, — кивнула я.

Он немного обдумал это и ответил:

— Я понял, что ты имеешь в виду. Ты хочешь сказать, что мы друзья во время работы, но как мы можем быть друзьями, если я твой телохранитель?

— Я дружу со многими своими стражами, — отметила я.

Он улыбнулся настолько широко, что я заметила блеск улыбки даже в тени.

— Не думаю, что мы будем когда-нибудь настолько дружны.

— Я не имею в виду такой вид дружбы, — рассмеялась я. — Скорее, как у меня с Клодией, или Бобби Ли, или Фредо, или Лисандро, или Пепитой, Пепе.

Он вновь кивнул.

— Товарищи по работе, — мягко произнес он.

— Ага.

— Как королеве я должен дать тебе припереть меня к стенке и задать правильные вопросы. Мой мастер сказал мне поступать так, когда ты спрашиваешь об определенных вещах.

— Почему Билли сказала тебе скрывать что-то от меня? — Билли было сокращением от Билквис, хотя она поставила меня в известность, что иногда она откликается на Квинни. Билли мне нравилось больше.

— Мотивы моего мастера мне не известны.

То есть он не может или просто не станет раскрывать мне ее мотивы. Великолепно. Я продолжила:

— Но если мы друзья, ты можешь просто помочь мне помочь Дамиану?

Он кивнул:

— Прошло много времени с тех пор, как кто-то просил меня о чем-либо во имя дружбы, Анита, очень долгое время.

— Сочувствую.

— Отчего же?

— У каждого должны быть друзья.

Он снова улыбнулся, но я не могла видеть его глаза и не знала, была ли эта улыбка счастливой или скрытной.

— У Арлекина нет друзей, Анита. А у животных Арлекина тем более.

— Я сделала все возможное, чтобы искоренить двойные стандарты, которые старые вампиры применяют к своим зверям зова.

— Вы с Жан-Клодом сделали многое, чтобы помочь нам.

Дамиан держал мою руку в своей, но сделал шаг по направлению к другому мужчине:

— Помоги мне, Каазим. Помоги мне либо потому что Анита твой друг, либо потому что она твоя королева.

— Ты слуга. Я не отвечаю слугам.

— Каазим, что с тобой и многими из Арлекина? Вам всем, похоже, не нравится Дамиан. Почему?

— На это и я могу ответить, — напомнил о себе Бобби Ли.

— Ну так ответь, — подбодрила его я.

— Арлекин — старые вампиры. Это значит, что они думают, что люди-слуги — низшие существа, а Дамиан — напоминание, что для тебя все они — слуги. Им такое очень не нравится.

— Это понятно, но почему Каазим и другие оборотни тоже имеют такие проблемы?

— Все они относятся к любым человеческим слугам Арлекина как к низшим существам, потому что очень немногие из них были достаточно хороши в бою на фоне вампиров и оборотней Арлекина.

— Я заметила, что почти никто из вампиров Арлекина не имеет слуг-людей.

— Люди слишком хрупки для нашего мира, — сказал Каазим.

— Хочешь сказать, для мира Арлекина?

— Да.

— Дамиан — вампир-слуга, а звери зова Арлекина имеют по одному вампиру, который выше них, — добавил Бобби Ли.

— Думаю, это имеет смысл.

— Тогда чувствуй превосходство по отношению ко мне, — вмешался Дамиан. — Но если тебе известно что-то, что может объяснить, что же со мной творится, прошу, поделись.

Каазим достаточно выступил из теней, чтобы я увидела замешательство на его лице:

— Разве тебя не беспокоит, что я отношусь к тебе как к низшему, потому что Анита заставила тебя быть ее слугой?

— Нет.

— Потому что тебя не интересует мое мнение, — голос Каазима стал злым. Первое дуновение его зверя дохнуло по комнате, как будто кто-то на секунду открыл печь.

— Ты — Арлекин. Это значит, что ты лучший воин, чем я когда-либо буду. Уже одно это дает тебе право чувствовать превосходство надо мной, но вампирша, которая создала меня, пытками изгнала из меня любую гордость еще века назад. Она сделала из меня пустой сосуд, чтобы наполнять его по своему усмотрению. У пустых сосудов нет гордости, поэтому у меня нечего задевать.

— Мы знаем о твоей создательнице.

— Я всегда надеялся, что Та-Что-Меня-Создала в конечном итоге сделает что-нибудь настолько ужасное, что Совет вампиров отправит Арлекин уничтожить ее.

— Если бы нас послали убить твоего мастера, мы бы не оставили в живых таких старых вампиров, как ты.

— В любом случае, я бы освободился от нее.

— Ты бы предпочел смерть, лишь бы освободиться от своего мастера?

— О да.

— Самоубийство тоже освободило бы тебя.

— Но оно не дало бы мне попасть в Вальхаллу. Смерть от руки Арлекина была бы славной.

— После стольких веков ты все еще веришь в свою Вальхаллу? — изумился Каазим.

— Да, верю.

— Большинство из нас потеряли свою веру под властью вампиров.

— Это была единственная вещь, которой она не смогла меня лишить.

Каазим изучал его, эмоции танцевали на его смуглом лице, как облака в ветреный день, слишком быстрые, чтобы я успевала их распознать, но их было больше, чем он когда-либо показывал.

— Если она оставила тебе твою веру, то только по той причине, что не понимала ее настолько, чтобы отнять ее у тебя.

— Да, скорее всего.

— Тебе повезло, что твой мастер не понимала.

— Точно.

— Однажды меня посылали шпионить за ней, твоей госпожой. Она была жуткой штучкой.

— Меня ты видел?

— Да.

— Я выполнял ее распоряжения.

— Я видел.

— Не буду спрашивать, за исполнением какого приказа ты меня застал, потому что не хочу, чтобы Анита узнала обо мне худшее.

— Ты ее слуга. Ей известны все твои секреты.

— Нет, она оставляет мне личное пространство.

— Почему она так поступает? — удивился Каазим.

— Я не хочу, чтобы Дамиан в ответ узнал все мои секреты. Я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь так глубоко залез мне в голову.

— Истинная ты, — заметил Каазим.

— Да, точно. Так что тебе известно о том, что происходит с Дамианом?

— Ничего, — ответил он.

— А что тебе известно о вампире с такими же симптомами, как у Дамиана? — перефразировал Бобби Ли.

Каазим улыбнулся и уважительно кивнул напарнику:

— Хорошо сказано, дружище.

— Я достаточно пробыл в твоей части мира.

— Прошли века с тех пор, как мы видели такие симптомы.

— Симптомы чего? — спросила я.

— Того, что Мать Всея Тьмы разгневана.

— Не поняла.

— Мать когда-нибудь посещала твои сны, Анита? — задал он вопрос.

— Ну да, — кивнула я.

— Ты когда-нибудь просыпалась от них в холодном поту?

Я попыталась припомнить, когда Марми Нуар пыталась захватить меня.

— Я так не думаю, но не уверена. Я не уделяла внимания тому, как сильно потела после того, как она входила в мои сны.

— Понимаю, — сказал Каазим.

— Погоди. Ты подразумеваешь, что за проблемами Дамиана стоит Мать Всея Тьмы?

— Когда в последний раз я видел такие симптомы, это была она.

— Она мертва, — покачала я головой.

— Она вампир, Анита. Она и начинала со смерти.

Я затрясла головой:

— Нет, она мертва, совершенно, абсолютно, истинно, окончательно мертва.

— Как ты можешь убить что-то, что только дух, Анита?

— Я знаю, что те из Арлекина, кто засвидетельствовал ее смерть, связались с остальными. Арлекин сказали, что видели ее гибель.

— Действительно, некоторые из нас видели, — кивнул Каазим.

— Тогда давай ты сам ответишь на свой вопрос, — попросила я.

— Ты впитала ее кожей.

— Да, это было пиздец как жутко, но да.

— Каково это — поглощать ночь, Анита? Потому что это и была она, ночь, живая и реальная. Как мог один крошечный человечек, пусть даже некромант, уничтожить саму ночь?

— Я научилась поглощать силы от другого вампира.

— Да, от Обсидиановой Бабочки, Мастера Альбукерке, Нью-Мексико.

— Если у тебя есть все ответы, зачем ты задаешь вопросы?

— Я знаю, что происходит, но это голые факты, а здесь гораздо больше, чем просто факты.

— Я даже не понимаю, что ты имеешь в виду, Каазим.

— Ты поглотила живую тьму, Анита. Это дало твоей собственной некромантии скачок до почти легендарного уровня. Ты подняла каждое кладбище и отдельное тело в окрестностях Боулдера, штат Колорадо, в прошлом году, когда преследовала дух Любовника Смерти, одного из последних членов ныне расформированного Совета вампиров, который не преклонил колено перед организованным Жан-Клодом мятежом.

— Ты говоришь, мятеж. Я говорю, убийство чокнутых уебков, чтобы спасти мир от их планов по распространению вампиризма и зомби-чумы по всей планете.

— Для человеческой расы это был бы апокалипсис.

— Не апокалипсис.

— Не в библейском смысле, хочешь сказать? — уточнил он.

— Да, не как у Иоанна Богослова.

— Ты так говоришь, как будто есть только один вариант Армагеддона.

— Так и есть.

— Ты лично предотвратила два. Мы предотвратили больше происшествий, которые могли уничтожить планету или как минимум человечество как вид. Некоторые из нас пережили последнее вымирание и великую зиму.

— Ты имеешь в виду ледниковый период. Настоящий ледниковый период.

Он кивнул.

Я набрала полные легкие воздуха, медленно его выпустила и сказала:

— Ладно, многие из вас охуительно стары. Ты доказал мне свою точку зрения.

— Моя точка зрения, Анита, заключается в том, что апокалипсис как великое разорение или второе пришествие, важное в некоторых религиях, происходил раньше и наверняка произойдет еще.

— Я не уверена, что мы определяем его одинаково.

— Возможно, нет. Но для апокалипсиса на самом деле должно быть много определений.

— Отлично. Твоя взяла. Давай вернемся к тому, что происходит с Дамианом.

— Ты так нетерпелива для той, кто вероятно проживет еще века.

— Нет уверенности, что я бессмертна, Каазим, но кроме того, я убила больше якобы бессмертных существ, чем кто-либо еще, кого я знаю, так что кто будет жить вечно — обсуждаемый вопрос.

— Довольно справедливо, — сказал он. — Однако ты впитала Мать Всея Тьмы, не имея ни малейшего представления, как контролировать так много силы.

— Это как есть стейк; мое тело автоматически использует энергию пищи, которую я ем. Мне не нужно говорить ему, чтобы образовались кости или больше красных кровеносных сосудов; оно просто делает это.

— А кто-нибудь говорил, что метафизическая пища — это тоже самое, что и физическая, Анита?

Я уставилась на него, пытаясь понять смысл сказанного им.

— Не уверена, что поняла тебя.

— Он имеет в виду, что питаться магией и стейком — разные вещи, — объяснил Дамиан.

Я посмотрела на него, сжимая его руку.

— Ладно, может, я тормоз, но я все еще не понимаю.

— Ты правда думаешь, что могла поглотить Мать Всея Тьмы, одну из создателей вампиров как вида, ту, что создала нашу цивилизацию, наши правила, наши законы, и это никак на тебе не отразилось?

— Она собиралась сделать кое-что похуже, чем убить меня, Каазим. Она собиралась завладеть моим телом и пользоваться им как убежищем, средством передвижения и чем там еще. Она даже пыталась сделать меня беременной, чтобы она могла переместить свой дух в тело моего нерожденного ребенка в случае, если бы не смогла завладеть мной. У меня не было другого выбора, кроме как убить ее единственным способом, которым я смогла. Ты сам сказал: она была просто духом, неосязаемым, неудержимым, поэтому я уничтожила ее единственным возможным способом.

— Съев ее, — уточнил он.

— Да, типа того.

— Ты приобрела немало силы, впитав ее, и Жан-Клод хорошо ей распорядился.

— Так и есть.

— Но это ты была силой, поглотившей ее, Анита, ты, а не Жан-Клод. Ты была единственной, кто встал во плоти против тела, которое она использовала, и выпила межзвездную тьму.

Я вспомнила тот момент и то, что именно так я и подумала: тьма, которая была до того, как свет нашел ее, и которая будет существовать после того, как догорит последняя звезда и мрак покроет все вновь. Но я победила. Я сокрушила ее. Я спаслась и остановила все зло, которое она планировала для остального человечества, остальных вампиров и оборотней — она была злодеем для всех в равной степени. Она хотела завладеть всеми нами и сделать из нас своих рабов или марионеток или же просто поубивать по своей прихоти.

Натэниэл обнял меня сзади, подтянув к своему телу. Он был связан со мной метафизически, когда я поглотила Мать Всея Тьмы. Моя любовь и тяга к нему, Жан-Клоду и другим моим любимым мужчинам помогли мне уничтожить ее. Мать Всея Тьмы не понимала любви.

— Скажи, о чем ты задумалась, Анита, — попросил Каазим.

— Был момент, когда я подумала, что не смогу проглотить тьму, потому что она существовала раньше света, и она будет существовать, когда погаснут звезды. Тьма всегда здесь. Она всегда в конечном итоге побеждает.

— Да, Анита, это правда.

— Но я победила.

— Так ли это?

Я нахмурилась:

— Хватит загадок, Каазим. Просто скажи это, чем бы оно ни оказалось.

— Мать мучила вампиров, которых хотела подчинить. Она преследовала их во снах, и некоторые истекали кровью сквозь кожу точно так же, как Дамиан сегодня.

— Марми Нуар этого не делала, Каазим, потому что она сдохла.

— Она ушла, но ты здесь.

— Да, это то, что я сказала. Я выиграла, она проиграла. Я жива, она мертва.

Он вздохнул и покачал головой.

— Ты говоришь о ней так, словно у нее было тело, которое ты могла бы ударить и смотреть, как оно умирает, Анита, но она была чистейшим духом. Она селилась в телах своих последователей, но ей было не обязательно использовать тело.

— Да, Любовник Смерти тоже мог провернуть такой фокус, но ему было необходимо, чтобы его тело оставалось невредимым, как и Страннику, одному из других членов Совета.

— Мать Всея Тьмы не член Совета, Анита.

— Она была их королевой, я знаю.

— Нет, не знаешь. Ты поглотила ее, впитала, и возможно, она мертва, но не ее сила, потому что она в тебе.

— Мы все в курсе, что Анита вобрала силу в себя, — сказал Дамиан.

— Не все в курсе таких вещей, — возразил Бобби Ли.

Мы посмотрели на него.

— Да ладно, Бобби Ли, только не говори, что ты не знал.

— Я знал, но я не желаю, чтобы вы обсуждали это за пределами этой комнаты в присутствии всех подряд.

— Каазим уже знает.

— Тем не менее, одно из возражений против того, чтобы королем был Жан-Клод, заключается в том, что большое зло убила ты, а не он.

— Что принадлежит слуге, принадлежит мастеру, — отозвался Каазим.

— Да, но вампиры-противНикки Жан-Клода оспаривают это, вроде как это некромант мастер, а не вампир.

Каазим кивнул:

— Они используют Дамиана как доказательство того, что Анита делает вампиров слугами.

— Ты хочешь сказать, что некоторые вампиры думают, что Жан-Клод тоже мой слуга?

— Да.

— Вампир может иметь только одного слугу в один отрезок времени.

— Как вампир, ты могла бы иметь за раз только одного зверя зова, а у тебя их почти дюжина, так что логика того, что ты можешь иметь более одного слуги-вампира, не сильно притянута за уши.

Я хотела с ним поспорить, но не знала как.

— Жан-Клод мне не слуга.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Моя сила работает с Дамианом абсолютно не так, а он мой слуга.

— Точно так же, как отличается твоя связь с Натэниэлом, твоим леопардом зова, Джейсоном, волком зова, и всеми твоими тиграми зова.

Я открыла рот, снова собираясь спорить, но не знала, чем ответить на столь логичный аргумент. Я сильнее прижала к себе руки Натэниэла и сжала руку Дамиана. Я знала, что про Жан-Клода это неправда, но не могла доказать этого словами, только ощущениями, а ощущения — хреновое доказательство.

— И что из этого поможет нам с тем, что происходит с Дамианом? — спросил Бобби Ли, пока я пыталась выбраться из логического лабиринта, в который загнал меня Каазим.

— Анита поглотила силу Матери Всех Нас, но она молода и неопытна. Это как дать младенцу штурмовую винтовку. Это прекрасный и безопасный инструмент в правильных руках, в неправильных же принесет много зла.

— Чего? — не поняла я.

— Что, если это ты причина проблем Дамиана, Анита? Сила, которая течет в тебе, которую ты не знаешь, как контролировать. Он твой вампир-слуга, а ты игнорируешь его почти во всем, но сила вампиров тянется к их слугам. Ты избегаешь его, но не твоя сила.

— Я этого не делаю.

— Это не ощущается как сила Аниты, — вставил Дамиан.

— Ты меня не слушал? Это не сила Аниты. Она всего лишь находится в ней, но не принадлежит ей.

— О чем ты? — спросила я.

— Постой, — перебил Дамиан. — Ты хочешь сказать, это сила Матери Всея Тьмы?

— Почти, — ответил Каазим.

— Что значит, почти? — уточнила я.

— Я не говорю, что это сила Матери Всея Тьмы. Я говорю, что это и есть Мать Всея Тьмы.

— Нет-нет-нет, она пыталась взять власть над моим телом, но я остановила ее.

— Правда? А может, ты лишь помогла достичь ей того, чего она больше всего желала?

— Она мертва, — я покачала головой.

— Ты съела ее силу, ее магию, ее дух, а это и есть все, чем она была, — просто духом. Возможно, все сработало не так, как она хотела, но она внутри тебя.

— Она меня не контролирует, а это именно то, чего она хотела.

— Действительно, но она там, Анита, она пытается понять, как ты работаешь, как новый автомобиль. Может быть, то, что происходит с Дамианом, — это ее обучение использованию педали газа или управляемому заносу.

— Нет, — это прозвучало очень уверенно.

— Тогда, если это не Мать, это ее сила, и если ты не наращиваешь узы между тобой и Дамианом, эта сила обращается с ним, как с беглым вампиром.

— Беглым вампиром? Что, к херам, это значит?

— Когда она больше материальной, чем духом, то иногда вампиры, которых она хотела приблизить к себе, сбегали от нее. Они убегали так далеко, как только могли. Она посылала нас привести их, но потом ее сила возросла. Она смогла охотиться за ними в их снах, мучая их до тех пор, пока они не делали то, что она хотела.

Я обдумала все им сказанное и, наконец, спросила:

— Что мне сделать, чтобы он стал ближе ко мне? То есть, вот же он, прямо здесь, держит мою руку.

— Ты из линии Жан-Клода, ну, или твоя сила. А это значит, что вожделение — то, чем ты для этого можешь воспользоваться.

Я посмотрела на него.

— Что за взгляд, Анита? У тебя раньше бывал секс с Дамианом, и он достаточно красив для мужчины. Почему ты от него так шарахаешься?

— Я обещала Кардинал и Дамиану, что буду уважать их моногамию.

— Она забрала вещи, Анита. Думаю, между ними все кончено, — сказал Бобби Ли.

Я покачала головой:

— Кардинал определенно королева драмы, девушка крайностей.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Дамиан.

— То, что я не буду отбрасывать вариант, что она съехала, чтобы посмотреть, как сильно ты ее любишь.

— То есть, посмотреть, как сильно я буду по ней скучать.

— Что-то вроде того.

Он покачал головой.

— Я провел века, пресмыкаясь перед Той-Что-Меня-Создала. Я не желаю это повторять, — он указал на комнату, выглядевшую так, словно она принадлежала не ему, а кому-то другому. — А перед Кардинал я пресмыкался уже достаточно.

— Если отношения завершены, то обещание чтить их моногамию тоже не имеет силы, — подал голос Каазим.

— Я чувствовала, как сильно ты ее любишь, — сказала я.

— Ты держишь мою руку. Я уберу щиты. Ты сможешь точно узнать, что я чувствую.

— Если ты сейчас опустишь щиты, я тоже это почувствую, — откликнулся Натэниэл.

— Я знаю, — подтвердил Дамиан.

— Почему ты хочешь, чтобы я знала, что ты чувствуешь к Кардинал? — спросила я.

— Почему ты так нервничаешь, Анита? — спросил Каазим.

— Не знаю.

— Если ты меня не хочешь, то это твое право, — Дамиан отодвинулся от моей руки и разорвал с нами физический контакт. Он все еще был покрыт собственной подсыхающей кровью, как массовка из фильма ужасов. Наверное, мы все трое так выглядели.

— Дело не в том, что я не хочу тебя, Дамиан. Ты прекрасен.

— Так почему ты сомневаешься? — спросил Каазим.

— А вот это не твое дело.

— Когда ты просила о моей помощи, было мое.

— Что ж, спасибо тебе, а теперь отвали.

— Ты уничтожила нашу королеву, Анита. Ты завершила то, что было нашим способом жизни и смыслом нашего существования. Теперь ты наша темная королева, а Жан-Клод наш король. Мы твои телохранители. Как же твое благополучие может не быть нашим делом?

Когда он повернул это таким образом, стало трудно вести себя с ним по-сучьи, но мне этого хотелось.

— А как то, с кем у меня секс, может быть твоим делом?

— Если бы ты происходила от линии, питающейся насилием, я бы сказал тебе причинить ему боль. Если бы от линии страха — запугать его. Зла — выплеснуть на него гнев. Но основа твоей силы — вожделение.

— Я могу питаться гневом, — напомнила я.

— Тогда разозли его, свяжи его с собой воплями ярости. Возможно, ударь его. Так из него ты получишь больше пищи.

— Если для тебя это одно и то же, я бы лучше выбрал секс, — возразил Дамиан.

— Я голосую за секс, — добавил Натэниэл. Я подождала, что Дамиан запротестует против секса, включающего нас всех троих, но он просто смотрел на меня.

— Анита, — окликнул меня Бобби Ли. — Почему ты ведешь себя так странно?

— Я не думаю, что уклонение от добавления еще одного имени в список моих постоянных любовников странно. Думаю, я уже превысила лимит тех, кому могу уделить достаточно внимания.

— Если это все, что тебя беспокоит, Анита, то я взрослый вампир. Я не жду сердечек и цветов, — Дамиан посмотрел на декор комнаты и добавил: — Думаю, у меня на самом деле уже достаточно цветов.

— Я тебе не верю.

Он предложил руку:

— Дотронься до меня, опусти щиты, и я докажу тебе.

— Анита, просто прикоснись к нему, и мы узнаем, что он чувствует на самом деле. Не нужно обещаний, не нужно гарантий, просто дотронься, — попросил Натэниэл почти мне в щеку, притянув меня ближе.

Я вздохнула и потянулась к Дамиану. Его рука была странно теплой для того, кто потерял так много крови и пока не питался. Мы соединили руки, глядя друг другу в глаза, и опустили щиты. Натэниэл держался за меня, но не сделал ничего, чтобы коснуться вампира.

Я старалась не почувствовать ничего лишнего, но у Дамиана было множество чувств. Печаль, усталость, злость, смущение, но в основном усталость. Кардинал сделала многое из того, что делают крайне ревнивые люди; она измучила его, измучила его эмоционально. Я попыталась ощутить ту любовь, которую я уловила несколько часов назад в его офисе, но не нашла. И что это значило? Что она не была настоящей, или что Кардинал израсходовала ее до остатка, как будто любовь была стаканом, который двое наполняют любовью, лаской, радостью, сексом, всеми теми вещами, что превращают двоих в пару, а когда он наполнен, то можно его осушить с помощью бессердечия, горя, боли, ревности и злости.

— Как мне жаль, Дамиан, — сказала я наконец.

— Нам очень жаль, — поправил Натэниэл.

— Я чувствую себя измотанным. Я больше так не могу, — ответил он.

— Не можешь чего?

— Чтобы мы с Кардинал были вместе.

— Ты чувствуешь, что все кончено.

— Думаю, да, — кивнул он.

— Ладно, теперь давайте отмоемся.

Мы все еще были связаны эмоционально, так что я почувствовала вспышку надежды, а под ней — сильное желание. Его нужда в сексе со мной была такой сильной, что на секунду у меня перехватило дыхание. Я вернула щиты на место, и внезапно мы просто держались за руки. Это было приятно, но не было той интимности, что секунду назад.

Тело Натэниэла дернулось позади меня, как будто мои встающие щиты ранили его.

— С тобой все хорошо? — спросила я.

— В следующий раз, когда мы будем связаны, предупреждай меня, прежде чем так поступать, Анита. Это пиздец как больно.

— Прости. Я не хотела никому причинять боль.

— Прости, что ты почувствовала мою нужду и чувствуешь себя неловко, — сказал Дамиан, попытавшись забрать у меня свою руку.

Я удержала ее и ответила:

— Эмоции немного сильноваты, но все нормально, ты имеешь право чувствовать, что чувствуешь.

— Это не отпугнуло тебя?

— Каждому нравится быть желанным, и наша метафизика значит, что мы связаны таким образом, чтобы желать друг друга. Как сказал Каазим, вожделение — фишка моей кровной линии.

— Я знаю, что это заставляет тебя чувствовать себя неуютно, но я рад, что это не насилие, или гнев, или какая-нибудь еще из кучи жутких вещей, Анита.

— Я тебя не порицаю, и если честно, секс — судьба не худшая, чем смерть, и я знаю, что Любовник Смерти мог питаться от каждой смерти, причиной которой он становился, и это самая жуткая кровная линия. Линия Жан-Клода не худшая из всех.

— Нет, не худшая.

— Ты даже не представляешь, насколько это правда, — сказал Каазим. Легкая дрожь пробежала по его телу, и я поняла, что он содрогнулся. Арлекин были наиболее стойки к такому открытому выражению страха, так что, что бы он ни вспомнил, оно должно быть поистине ужасающим. Я не спросила, что именно он вспомнил. Мне было достаточно своих собственных плохих воспоминаний, и я не хотела заполучить еще больше.

— Мы примем душ, чтобы смыть с нас все это, — сказала я и потянула Дамиана к ванной комнате.

— Харрис сказал, ему приказали не оставлять вас троих без наблюдения, — окликнул нас Бобби Ли.

— Да.

— Тогда оставьте дверь открытой.

— Я бы предпочла несколько больше уединения, — возразила я.

— Я знаю, что бы ты предпочла, дорогуша, и я с удовольствием дал тебе это, но если ты закроешь дверь и что-нибудь случится, я не хочу объяснять Жан-Клоду, или Мике, или кому-то из твоих кавалеров, как мы позволили тебе быть раненной из-за того, что были слишком деликатны, чтобы ты оставила дверь открытой.

Я вздохнула, но не могла его винить. Если бы мы поменялись ролями, я тоже не хотела бы давать кому-то объяснения.

— Прекрасно, но оставайтесь за дверью. Дайте мне хоть иллюзию уединения.

— Все, что скажешь, дорогуша.

— Чушь собачья, Бобби Ли.

— Прости, — усмехнулся он.

— Мы собирались заняться сексом в душе, как только отмоемся, а то, что ты смотришь, заставит Аниту чувствовать себя неловко, — добавил Натэниэл.

— Не припомню, чтобы соглашалась на секс в душе, — заявила я.

Натэниэл терпеливо посмотрел на меня:

— Анита, мы пытались просто поспать рядом с Дамианом, и кошмары и кровавый пот совсем не стали лучше.

— Стало только хуже, — сказала я.

— Кровь — да, но не намного в сравнении с предыдущим разом. А кошмар был не так уж плох, — возразил Дамиан.

— Видишь? — сказал Натэниэл.

— Я не понимаю, почему любая проблема упирается в секс.

— Не любая. Иногда нам приходится убивать людей. Предпочтешь такое решение? — спросил Натэниэл.

— Нет, — сказала я, это прозвучало сварливо даже для меня.

— Мы отведем глаза, если вы займетесь сексом в душе, — сказал Бобби Ли.

— Я не отведу из страха, что буду смотреть в другую сторону в неправильный момент, и Дамиан причинит им вред, — отрезал Каазим.

— Это были пустые слова, Каазим, чтобы Анита почувствовала себя лучше.

— О, извини. Я все испортил?

— Забей, — сказала я.

Натэниэл потянул нас в сторону ванной.

— Вы действительно собираетесь заняться сексом в душе? — уточнил Дамиан тихим голосом, хотя знал, что оба оборотня его услышат; иногда иллюзия — все, что у нас есть.

— Да, — сказал Натэниэл.

— Нет, — запротестовала я.

— Приятно знать, что мы приняли решение, — сказал Дамиан, умудрившись, чтобы это прозвучало саркастично и немножко, будто он смеется над собой.

— А если не душ? Я подумал, мы отмоемся и воспользуемся кроватью, но сейчас у нас много публики, а Анита не будет этого делать перед Бобби Ли и Каазима.

Дамиан оглянулся на двоих охранников:

— Я тоже не очень люблю, когда за мной наблюдают.

— А я люблю, но не думаю, что кто-то из них вуайерист, а вы двое не станете этого делать, пока они смотрят, так что душ — самое то, — сказал Натэниэл.

Дамиан дотронулся до подсохшей крови на своем лице:

— Чем бы мы ни занялись, я хочу вначале смыть это с себя.

— Не волнуйся, — сказал Натэниэл. — Секса не будет, пока мы не отмоемся.

— Я все еще не давала согласия, что секс вообще будет, — напомнила я.

— Вначале отмоемся, а там будет видно, — сказал Натэниэл, но, казалось, он был более рад этому, чем я или Дамиан, если уж на то пошло. Вампир стал на удивление тихим, когда Натэниэл встал на его сторону. Мне было интересно, беспокоился ли Дамиан, что Натэниэл посягал на его добродетель. Ему не о чем беспокоиться; я знала, что если бы Натэниэл подумал, что Дамиану этого хочется, то давным-давно сорвал бы свою вишенку. Я не сказала эту часть вслух, но могла бы, если Натэниэл будет слишком давить со всеми этими штуками касательно секса.

10

Дамиан начал включать душ, но я прикинула и остановила его:

— Это душ стандартного размера. Нам не поместиться в нем втроем.

Дамиан посмотрел на меня, помрачнев еще сильнее, чем от всей засыхающей крови на его лице.

— Я могу помыться здесь, а вы двое воспользуетесь своим душем.

— Раз уж наш душ больше, то почему бы нам всем троим не пойти туда? — спросил Натэниэл.

— Как раз это я и собиралась предложить, — кивнула я.

— Правда? — спросил он.

— Ну да. У нас троих только что был жутчайший кошмар с некоторыми не менее ужасными последствиями, — ответила я, посмотрев на кровь, начавшую все больше и больше липнуть к моей коже и когда-то очень симпатичному белью. — Думаю, ни один из нас не хотел бы сейчас остаться в одиночестве.

— Я точно не хотел бы, — подтвердил Дамиан.

— Я почти никогда не хочу оставаться один, — добавил Натэниэл, схватил Дамиана за руку и повел ко мне. Он пропустил меня вперед на выходе из ванной, и я увидела Бобби Ли и Каазима, стоявших у кровати, откуда они могли видеть ванную, а если что, могли бы присесть.

— Что-то не так? — спросил Каазим.

— Душ слишком маленький, — ответил Натэниэл, и продолжил подгонять нас к двери. Бобби Ли поспешил открыть ее.

— Что за спешка? — рассмеялась я.

— Ты не хочешь смыть с себя кровь? — спросил он.

— Хочу.

— Тогда нечего терять время.

Я нахмурилась на него и глянула на Дамиана, который ответил мне взглядом, в котором читалось, что он тоже не понимает, к чему такая спешка. Бобби Ли повел нас в нашу с Натэниэлом и Микой комнату. Каазим замыкал колонну. Мы оказались снова у двери, мимо которой прошли несколько минут назад. Бобби Ли открыл ее, Натэниэл провел нас внутрь и практически поволок к ванной комнате. Наша комната была смешением индивидуальностей: три стены были светло-зелеными, а четвертая — темно-лавандовой, почти пурпурной. Это была стена, в которую упиралось изголовье кровати. Кровать размера «king-size» (1,90х2 м) была покрыта зелено-пурпурным покрывалом в огурцах, что было компромиссом с узором из павлинов, которое хотел Натэниэл. Я полагала, что огурцы будут выглядеть омерзительно, но оказалось, что все вполне неплохо. Пурпурные, зеленые и бирюзовые подушки разных размеров были живописно разбросаны по кровати. Среди думок сидел игрушечный пингвин. Игрушка не подходила к кровати, но именно Зигмунд был моим успокаивающим объектом задолго до того, как я встретила кого-либо из мужчин своей жизни. Еще больше пингвинов сидело в дальнем углу в кресле и возле него. Это была половина моей коллекции; другая половина осталась в доме в округе Джефферон. Зигмунд был единственным, кто путешествовал со мной туда и обратно. Теперь я редко спала с ним, потому что когда в кровати два или больше людей, места для него не остается, но мне нравилось знать, что он ночует там же, где и я.

На стене висел коллаж из фото, потому что здесь места было больше, чем в доме. В основном это были не постановочные снимки всех нас, и когда я говорю о всех нас, я имею в виду всех. Почти каждый, с кем мы спали или имели тесную связь, был где-то на этих снимках. Там раньше были фотографии семьи Мики, но я возразила, что заниматься сексом когда на нас смотрят его родители и братья-сестры, кажется странным, так что он переместил их в настольные рамки в гостиной дома в округе Джефферсон. Еще здесь были снимки нас двоих, когда мы были детьми в кругу семьи его и даже несколько снимков моей собственной, хотя они были добавлены с неохотой. У Натэниэла не было семейных фото или его в детстве. Он сбежал из дома в чем был. Ему было семь, когда его отчим на его глазах забил до смерти его старшего брата Николаса. Последнее, что его брат сказал перед смертью — это велел Натэниэлу бежать, что он и сделал. Я знаю, он сожалел, что у него нет фотографий брата или матери, умершей от чего-то, что, как он предполагал, было раком, но когда это случилось, он был слишком мал, так что он не был уверен. Я знаю, он сожалел, что у него нет детских фотографий, чтобы добавить к коллекции, которая изначально была его идеей.

Под фотографиями висела книжная полка. В основном на ней стояли детские книги, потому что именно их мы в основном и читали друг другу. Началось это, когда Натэниэл сказал, что никто никогда не читал ему Паутинку Шарлотты, которая была моей любимой, или Питер Пен, которую любил Мика. С тех пор мы перешли на другие книги, добавив немного детективов для взрослых, таких как Ниро Вульф Рекса Стаута, книги про Спенсера Роберта Б. Паркера и даже несколько вестернов Луиса Ламура, любимца наших с Микой отцов. В настоящее время мы читали друг другу Сто один далматинец Доди Смит. Книга оказалась намного лучше фильма, хотя мы с Микой в последнее время так долго отсутствовали в городе, что пришлось начинать сначала, чтобы вновь поймать ритм повествования.

Напротив книжной полки лежал маленький бирюзовый коврик, а еще один, большой, квадратный, всех оттенков пурпурного, разбавленного черным, находился по центру. Ковер, на котором мы сейчас стояли, был зеленым местами с фиолетовым. Я думала, что ковры разного цвета будут диссонировать, но они как-то уживались. Подбор цветовой гаммы был работой Натэниэла. Мика практически не различал цветов, а я не знала, как смешивать узоры в комнате.

— Готов поспорить, ваш гардероб — это не только одежда Аниты, — сказал Дамиан.

— У нас общий гардероб, — сказала я.

— Он больше обычного, так что его легко было поделить, — добавил Натэниэл и пересек комнату, чтобы открыть двери показать, что на самом деле у нас была маленькая, но настоящая гардеробная, которая встречалась не во многих комнатах. Хотя мы договаривались с тем же подрядчиком, чтобы узнать, можно ли каменные стены в спальне Жан-Клода выдолбить так, как здесь.

— Вот так и должна выглядеть комната тех, кто составляет союз; здесь видно частичку каждого из вас.

Я не думала об этом, когда мы переделывали помещение, и, похоже, что Натэниэл тоже, потому что он обнял Дамиана и сказал:

— Ты больше никогда не позволишь партнеру так себя контролировать.

— Я не знаю, как общаться с женщиной, которая не контролирует меня.

Мы посмотрели на него, но он казался серьезным.

— Так что тот факт, что Анита не хочет тебя контролировать, должен тебя сильно беспокоить, — понял Натэниэл.

— Думаю, да.

Я обернулась и увидела, что Бобби Ли и Каазим искали, где встать, чтобы видеть помещение ванной. Мы так и не устранили мои проблемы с присмотром в душе, но я слишком устала, чтобы заботиться об этом. Кошмар сократил наш сон на несколько часов, и я, в итоге, начала это ощущать. Поднятие зомби отняло энергию, и я не позавтракала, даже не выпила кофе. Внезапно я почувствовала, что голодна.

— Я проголодалась.

— Душ, секс, кормление ardeur, а потом можно и поесть, — ответил Натэниэл.

— Не уверена, что соглашалась на секс, — сказала я.

— Ты не кормила ardeur прошлой ночью, — напомнил Натэниэл.

— Черт, точно. Так вот почему я так голодна.

— Ты на самом деле собираешься кормить ardeur, Анита? — уточнил Бобби Ли.

— Полагаю, я должна. Это как жажда крови Жан-Кода или твой голод по плоти. Если ты напитаешь его до того, как он станет чересчур сильным, ты сможешь лучше его контролировать. Я не думаю, что кто-то из нас хочет, чтобы я потеряла контроль над ardeur.

Это была сила, которая позволяла Жан-Клоду кормиться вожделением от посетителей Запретного Плода и через настоящий секс со своими любовниками, в том числе со мной. Частично это было даром его изначальной линии крови, линии Белль Морт, но наша версия была основана не только на вожделении, но больше на любви. Я получила ее от Жан-Клода. Теперь, когда я не питала ardeur достаточно часто, мои способности к исцелению большинства травм начинали возвращаться к нормальным для человека. Мои возможности исцеляться не раз спасали мне жизнь.

— Тогда мы с Каазимом подождем ближе к двери.

— Жан-Клод очень ясно дал понять, что мы не должны оставлять их без присмотра.

— Это было, когда они просто собирались заняться сексом. Ardeur может внезапно распространиться на всю комнату. Я не желаю быть чьей-либо пищей.

— Не чьим-либо секс-рабом, — согласился Каазим.

— Меня это возмущает. Я не превращаю людей в секс-рабов.

— Ну, не знаю, Анита, — протянул Натэниэл. — Я желаю секса с тобой всегда.

— Ты вообще всегда желаешь секса.

— Это тоже, — улыбнулся он. — Но мой психотерапевт говорит, что я больше не зависим от него.

— Ура, приятно слышать, — обрадовалась я.

— Я очень люблю секс, но теперь я исцелился от зависимости. Я думал, что меня ценили только за секс, поэтому я предлагал единственное, в чем я думал, что хорош, — секс.

Я тронула ту сторону его лица, что не была покрыта кровью и улыбнулась.

— Для меня ты значишь намного больше, чем партнер по сексу.

— Я это знаю; это тоже помогло мне во всем разобраться, — ответил он, накрыв мою руку своей.

— Как только мы почувствуем пробуждение ardeur, мы выйдем за дверь, — сказал Бобби Ли.

Я посмотрела на них с Каазимом. Они выглядели взвинченными. Я бы сказала, что ничто не может напугать этих двоих, но вот напугало.

— Вы же понимаете, что на самом деле я никого не превращала в секс-раба?

— А кто-нибудь из тех, у кого был с тобой секс, захотел это прекратить? — спросил Каазим.

— Да.

— После того, как ты получила ardeur в качестве силы?

Я начала было говорить, разумеется, но остановилась. Черт возьми, я думаю он был прав.

— Я не знаю. Я… думаю, нет.

— Тогда мы подождем снаружи, как только ты отпустишь эту особенную силу, — резюмировал он.

У меня не нашлось контраргументов, так что я прекратила спор. Несколько лет назад я бы спорила до драки или до второго пришествия, но психотерапия помогла мне понять, что иногда можно оставить все как есть. Я забила и позволила им встать возле двери, где они не могли увидеть, что происходит внутри ванной комнаты. Моя скромность была спасена.

11

Душ в нашей комнате был достаточно большим, чтобы вместить всех троих и место еще останется. В нем было множество насадок для душа; на самом деле вода шла со стольких сторон, что когда я был в нем одна, то включала часть из них. Ну ладно, я включала одну, но Натэниэл смотрел на душ иначе. Ему нравились все насадки для душа и так много барабанящей и струящейся воды, как только возможно. Он распахнул навесную стеклянную дверь, прошел внутрь и начал включать воду. Он даже не потрудился снять шорты. Он отрегулировал смеситель, чтобы вода была чуть прохладнее, затем встал так, чтобы холодная струя не попадала на него. Он дал воде стечь, возвращаясь к нам.

— На нас слишком много одежды, — указал он.

— Думаю, ты здесь единственный эксгибиционист, — сказала я.

Он покачал головой.

— Анита, дело не в эксгибиционизме. Мы здесь только втроем. Нормально, если мы увидим друг друга голыми.

Голос Дамиана был мягким и печальным, когда он произнес:

— Мы не видели друг друга голыми с той первой ночи, когда Анита связала нас с собой как слуг.

— Это не совсем так, — возразила я.

— Ты часто выдела голым Натэниэла, — сказал Дамиан и улыбнулся. — Все мы видели, как он бродил тут голым.

— Я оборотень. Никто из нас не любит одежду.

— Мика надевает одежду, выходя из комнаты.

— Это просто любезность, — с улыбкой сказал Натэниэл и поиграл бровями.

Я рассмеялась, частично от его подачи, а частично от чего-то, близкого к счастливому смущению.

— Остальные из нас ценят его предупредительность, — отметил Дамиан.

Я посмотрела на него, ожидая увидеть улыбку, но он был серьезен.

— Мика хорошо оснащен, но не пугающе велик.

Дамиан поднял бровь.

— Ой, да ладно, — сказала я.

— Анита, если ты думаешь, что Мика не пугающе велик, то слухи о том, что ты любишь по-настоящему хорошо оснащенных мужчин, должны быть правдивыми.

— О, это не слухи, — улыбнулся Натэниэл.

Дамиан кивнул.

— Я так и подумал.

Он выглядел гораздо более несчастным, чем должен быть от этих новостей.

— Я не зациклена на размерах, — сказала я. — Мастерство тоже имеет значение.

— Да, да, это точно, — подхватил Натэниэл, обнимая меня, и наши лица стали достаточно близки для поцелуя. Было бы романтичнее, если бы мы не были покрыты кровью, но возможность смотреть в его глаза с расстояния в пару дюймов делала это не таким важным, как могло бы. Он улыбнулся той откровенной улыбкой, которая говорила, что он думает о тех шалостях, которые может со мной вытворить. Это заставило меня улыбнуться в ответ с моей версией этого взгляда.

— Мне жаль, что я не соответствую, Анита, — сказал Дамиан.

Это нас испугало, и мы обернулись к нему, все еще обнимаясь.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила я.

— Если ты имеешь в виду в сравнении с Микой, то никто из нас не может с ним сравниться, кроме, может, Ричарда.

— Поверь мне, Дамиан, в постели есть гораздо больше того, что мне нравится, кроме размера.

Он посмотрел в пол и сказал:

— Тогда мне еще больше жаль, что я разочаровал тебя в остальном.

Мы с Натэниэлом переглянулись. Он чуть пожал плечами и отпустил меня, чтобы я могла подойти и встать перед Дамианом. От моего прикосновения к его руке он вздрогнул, будто я причинила ему боль.

— Дамиан, ты… — я пыталась придумать, как это сказать, потому что если я недопоняла и скажу неправильные вещи, то я могу наградить его комплексом, которого у него еще не было.

Натэниэл помог мне:

— Ты думаешь, что Анита не вернулась к сексу с тобой из-за того, что была недовольна тобой?

Дамиан вроде как кивнул, все еще избегая зрительного контакта. Его зеленые глаза поднялись достаточно, чтобы увидеть мое лицо и то, что он увидел, заставило его всмотреться в меня. Должно быть, я выглядела настолько же удивленной, насколько чувствовала себя. Наконец я подобрала слова и сказала:

— Дамиан, я клянусь, что твое умение, или его отсутствие, или что-то еще в тебе не было причиной того, что я не рассматривала тебя как к любовника.

— Она не имела в виду, что у тебя мало умений, — объяснил Натэниэл.

Я взглянула на него и снова посмотрела на вампира перед собой.

— Нет, разумеется, нет.

— Тогда почему ты после всего отрезала меня от части своей жизни?

— Не знаю, кроме того, что почти подавляющим было осознать, что у меня есть вампир-слуга, а это должно было быть невозможным, и зверь зова, что могло бы произойти, только будь я вампиром.

— Помнишь, она, вообще не имела со мной секса в ту ночь, — напомнил Натэниэл.

— Ты еще несколько месяцев после этого не был моим любовником, — уточнила я.

— Почти год, — согласился он.

Дамиан выглядел потрясенным.

— Но к тому времени ты уже несколько месяцев жил с Анитой.

— Оглядываясь назад, могу сказать, что это выглядит глупо, но я была твердо намерена не делать Натэниэла своим бойфрендом.

— Почему? — спросил Дамиан.

— Сложно объяснить, — ответила я, — но в тот момент это имело для меня смысл.

— То, что она позволила мне переехать и быть частью ее жизни без секса, помогло мне начать осознавать себя личностью. До Аниты я думал, что все, что я могу предложить другим — это мои умения в постели и моя красота.

— Хочешь сказать, неимение секса было хорошим опытом? — спросил Дамиан.

Натэниэл улыбнулся.

— Тогда это сводило меня с ума, но теперь я сказал бы, что да, потому что я смог увидеть, что Анита ценит меня, заботится обо мне безо всякого секса. Благодаря этому я начал понимать, что во мне, возможно, есть что-то большее, чем секс и неплохой вид без одежды.

Дамиан посмотрел на меня.

— Ладно, я задам вопрос, задавать который боялся: почему я оказался единственным мужчиной, с которым ты имела секс однажды, а потом больше не хотела этого никогда?

— Это не так. Я всего однажды питала ardeur на Байроне!

— Хорошо, почему я единственный мужчина, который предпочитает женщин, с которым ты спала всего раз?

Я попыталась придумать ответ, потому что его у меня не было.

— Я не знаю.

По лицу Дамиана было видно, что он мне не поверил.

— Всякая женщина знает, почему не хочет мужчину.

— Я старалась не спать ни с кем, не забыл? Ни с Жан-Клодом, ни с Ричардом, ни с Натэниэлом. Думаю, единственные двое, с кем я переспала при первой встрече, а затем продолжила заниматься сексом — это Мика и Никки.

— Ты переспала с Сином при первой встрече, — напомнил Натэниэл.

Я покачала головой:

— Это другое. Мать Всея Тьмы трахнула мозги нам обоим и попользовалась им, как и остальными вертиграми, которых она выбрала как своего рода отвлечение, чтобы я не вмешивалась в ее планы.

Дамиан спрашивал меня, почему я, в конце концов, отправилась к психотерапевту; я не хотела отвечать, потому что с Синриком — Сином — у меня были все возможные проблемы. Я думала, дело в его возрасте, ему было шестнадцать, когда мы встретились, и восемнадцать, когда он переехал к нам, но, в конце концов, я осознала, что дело не в разнице в возрасте. Дело в том, что нашу первую ночь я воспринимала как изнасилование. Все вертигры, которые были с нами той ночью, стали напоминанием, что Мать Всея Тьмы практически изнасиловала всех нас. Она воспользовалась нашими телами, чтобы сделать это, но никто из нас на это не соглашался. Криспин и Домино были примерно моих лет, один чуть младше, другой чуть старше, но я не сделала ни одного из них своими основными любовниками. От случая к случаю я питала на них ardeur, но в конечном итоге с ними были те же проблемы, что и с Сином; все они напоминали мне о той ночи. Они напоминали мне о потере контроля, лишении выбора, о пробуждении на следующее утро в кровати с незнакомцами, имена которых я едва знала, и с осознанием того, что у нас была оргия. Домино и Криспин нашли другие интересы, но не Син. Он оказался единственным, кто упорно старался строить свою жизнь со мной, несмотря на то, что я находила причину за причиной, чтобы отвергнуть его. Он был шестнадцатилетним девственником, когда Мамочка Тьма трахнула нам обоим мозги и использовала мое тело для его первого раза. Это принесло мне кучу проблем, и я не знала, что делать с Синриком, а он тогда еще решил, что его будут называть Син — Грех. Это было как соль на рану.

— То, о чем ты думаешь, не может быть хорошим, — сказал Дамиан.

— Ты был по-настоящему откровенен со мной, Дамиан, так что я тоже попытаюсь. Ты спрашивал, почему я, в конце концов, обратилась к терапевту. Правда в том, что я сделала это из-за Синрика, то есть Сина. Я все еще воспринимаю нашу первую ночь как изнасилование. Наши тела были там, но это было так, будто Мать Всея Тьмы использовала нас обоих. Одна из причин того, что я решила меньше привязываться к нему или разорвать ту привязанность, которая между нами возникла, — это то, что он напоминал мне о той ночи.

Дамиан открыл рот, как будто хотел что-то сказать, закрыл его и наконец произнес:

— Это было честно.

— Слишком честно для тебя?

— Нет-нет, просто мне действительно жаль, что ты чувствуешь себя… жертвой той ночи. Я не понимал, что ты воспринимаешь это как… ну, вот так вот.

— Ты можешь сказать это слово, Дамиан. Ты не понимал, что я отношусь к этому как к изнасилованию.

— Я мужчина и при жизни я был викингом. Я действительно не могу так просто сказать это слово, Анита.

— Я понимаю мужскую точку зрения, но я не могу подумать по-другому. Думаю, тогда ты не считал это неправильным.

— Не уверен, правильные или неправильные, но мы по своей культуре были налетчиками. Мы не просто насиловали. Мы похищали людей и приводили к себе домой или продавали в рабство другим, так что другие могли насиловать их. Одной из самых тяжких вещей в жизни в этом столетии оказалась возможность оглянуться назад, посмотреть на то, что я делал сотни лет назад и жить с тем, что я делал.

— Ты не думал, что это неправильно?

— Не тогда, когда делал это, нет, и если ты попросишь меня объяснить, тебе не понравится ни один из ответов. Кардинал не понравились.

— Я не она.

— Нет, но ты современная женщина, которая воспринимает свое тело своим. Ты не считаешь себя принадлежащей никому, кроме себя, и уж тем более ни какому-то мужчине. Ты просто не можешь понять, насколько отличалось большинство культур в своем отношении к женщине тысячу лет назад.

— Я получила некоторые воспоминания Жан-Клода из времени в пару сотен лет назад.

— Но его вырастили мать и сестры, а потом его нашла аристократка, чтобы он стал компаньоном для ее сына и наследника. Он столетиями был частью двора Белль Морт. Она была абсолютно своей собственной женщиной. Он провел века в окружении сильных женщин. Я — нет, не до тех пор, как Та-Что-Меня-Создала забрала меня. Она — зло, такое, что фильмы ужасов нервно курят в сторонке, но она правитель для всех, кто рядом с ней.

— Так ты говоришь, Жан-Клод не разделял господствующего отношения к женщинам, поэтому не мог дать увидеть его мне.

— Именно.

— Мы спустим всю горячую воду, — прервал нас Натэниэл.

Мы посмотрели на него, как будто забыли, откуда идет горячий пар.

— Если мы собираемся продолжать болтать, я выключу и сохраню до тех пор, пока мы на самом деле не соберемся мыться, — добавил он.

— Нам всем нужно отмыться, — сказала я.

— Вы вдвоем можете отмыться здесь. Я вернусь к себе, — Дамиан действительно начал уходить, но я поймала его за руку.

— Не уходи, Дамиан.

Он посмотрел на меня, на мою руку поверх его, на мое лицо.

— Скажи, почему я должен остаться, Анита.

— Жан-Клод думает, что то, что я держу тебя на расстоянии, делает тебя больным. Наш триумвират требует, чтобы мы проводили больше времени вместе, чтобы быть целостным.

— Как сказал Каазим, секс — сила от линии Жан-Клода, — сказал Натэниэл.

Дамиан посмотрел на него.

— Возможно, нам придется обсудить, что именно означает секс для нас троих.

Натэниэл сверкнул озорной усмешкой, в которой было чуть немного больше чего-то еще.

— Тогда будем договариваться, пока смываем кровь. Я бы предпочел использовать часть горячей воды для секса.

Мы с Дамианом переглянулись. Он вопросительно посмотрел на меня своими зелеными глазами, сверкавшими среди кровавой маски. Я пожала плечами:

— Похоже на план.

Он улыбнулся:

— Сладкоречивый ты демон.

— Что это значит? — нахмурилась я.

Он сжал мою руку:

— Это значит, да.

Я приняла согласие и оставила все остальное в покое. По одному препятствию в отношениях за раз; если ты хочешь перепрыгнуть их всех сразу, то упадешь лицом вниз, и все развалится. Мы вместе вошли в душ, и все трое очень старались ничего не разрушить.

12

Когда мы стали чистыми и наши длинные волосы укрыли нам плечи — хотя волосы Натэниэла ниспадали больше по его спине — я отпустила ardeur. Каазим обвинил меня в том, что я превращаю людей в своих секс-рабов. Я в это не верила, но это была сила, которая дала ему повод так думать. Я, наконец, позволила себе сконцентрироваться на ней, и вот оно, страстное желание, как было почти всегда, когда я позволяла себе услышать его. Если ardeur был хорошо накормлен, то это было как нужда в другой еде, чтобы наполнить образовавшуюся небольшую пустоту, но если я проводила без кормления более шести часов, появлялось ощущение голода, как будто я пропустила несколько приемов пищи. Я относилась к ardeur так же, как и к настоящему голоду, когда за другими делами я забывала поесть, а вообще я почти ничего не ела прошлой ночью и не питала ardeur. Чем больше настоящей пищи я съедала, тем проще было контролировать ardeur. Я спала, но никто из нас не позавтракал. Предполагалось, что я мастер Натэниэла и Дамиана. Предполагалось, что я ответственная и контролирую ситуацию, и так могло и быть, если бы я поела хоть что-нибудь в последние шестнадцать часов или подкормила ardeur в последние двенадцать. Я не собиралась забывать поесть, и я редко проводила такое длительное время без секса с кем-то из своих любовников, но сегодня был напряженный день. Мику вызвали из города по делам Коалиции, и один из моих главных кормильцев отправился с ним. Дамиан попросил, чтобы не было секса, пока он в кровати с Натэниэлом, Жан-Клодом и мной, поэтому мы упустили окно, чтобы я покормилась. Жан-Клод взял кровь, которая была его основным источником пищи; секс для него был дополнением. Для меня — нет. Он удерживал меня от того, чтобы разделить с ним его жажду крови или жажду плоти Ричарда. Именно он удерживал меня от жажды крови Дамиана и жажды плоти Натэниэла. Он помогал мне удерживать зверей внутри меня тихими и покорными. Он помогал мне не стать монстром. Кормить ardeur было все равно, что кормить монстра чем-то безопасным, когда на самом деле он хочет вырывать глотки всем подряд.

Я высвободила ardeur и он набросился на нас, потому что я была высокомерна и проигнорировала большинство предосторожностей. В одну минуту мы втроем стояли под душем, как разумные взрослые обнаженные люди, а в следующую мы превратились в вихрь рук и ртов, которым нужно трогать, целовать, посасывать, кусать друг друга. Вода лилась на нас почти со всех сторон, становясь частью горячего, колотящего желания. Дамиан прижался к моей спине так тесно как смог, одной рукой обхватив мою талию, а другой повернув мне голову так, чтобы обнажить шею. Натэниэл встал передо мной на колени, его пальцы играли у меня между ног, его губы целовали дорожку по бедру. Тело Дамиана было так тесно ко мне прижато, что я чувствовала, как он утыкается в мою задницу, но он все еще не был тверд, потому что пока не питался. Пока он не возьмет кровь, он не сможет утолить мое желание.

Натэниэл проследил глазами по моему телу. Его глаза были темнее, чем раньше, по-настоящему фиолетовые, пальцы дразнили меня между ног. Он слизнул воду с моего бедра, и только это заставило меня дрожать. Рука Дамиана напряглась поперек передней части моего тела, прижимая меня к нему, и именно эта дополнительная сила заставила меня задержать дыхание.

— Потяни ее за волосы, чтобы удержать перед укусом, — посоветовал Натэниэл, оторвав губы от моей кожи ровно настолько, чтобы говорить.

Дамиан замешкался. Я потерлась задом об него и поговорила:

— Пожалуйста.

Он схватил меня за волосы, чтобы удобнее вывернуть мою шею.

— Сильнее, — попросила я.

— Сильнее, — подтвердил Натэниэл.

Дамиан колебался.

— Сделай же это! — взмолилась я.

Он захватил больше волос и потянул сильнее. Я издала небольшой счастливый стон.

— Я собираюсь кусать ее бедро, пока ты кусаешь шею.

У меня остались силы для вопроса:

— Куда ты собираешься меня укусить?

Он слегка погрузил зубы в мою ногу, делая отметину.

— Да, — прошептала я.

Жар Дамиана спадал. Он так сильно контролировал себя, и в этом заключалась часть проблемы между нами. Мы оба так контролировали себя, что когда мы вместе, то еще больше, и этого оказалось достаточно, чтобы мы пришли в себя.

— Нет, только не сейчас! — расстроился Натэниэл. Он укусил меня достаточно сильно, что я завопила больше от неожиданности, чем от боли.

Дамиан все еще не решался.

— Боже, пожалуйста! — взвыла я, дрожа от ощущения зубов Натэниэла на моем бедре. Я посмотрела вниз и увидела, что его глаза посветлели почти до серо-голубых глаз его леопарда. Его зверь дохнул жаром на меня и вампира позади меня. Этого было достаточно. Я почувствовала напряжение Дамиана, когда Натэниэл зарычал, держа меня в зубах. Дамиан укусил меня, впившись клыками мне в шею.

Я заорала и почувствовала, как он начал сосать. Натэниэл оторвал рот от моего бедра, моя кровь покрывала его губы. С урчанием он наклонился вперед, чтобы лизать меня между ног. Я одновременно хотела его и боялась: насколько он контролировал своего зверя? Как много было здесь от него, когда он начал лизать эту самую интимную часть моего тела? Он оставил кровавый отпечаток своих зубов на моем бедре. Я этого не хотела, но с Дамианом, пьющим кровь из моей шеи, я не могла говорить, не могла сделать ничего, кроме как издавать слабые стоны. Натэниэл любил меня; он никогда бы не причинил мне боль большую, чем мне нравилось. Я доверяла ему. Я доверяла ему. Вот что я говорила себе, пока он заставлял меня извиваться в оргазме между ними, когда вампир пил из меня, а верлеопард вылизал последнюю каплю оргазма между ног, а потом захватил ртом, так что я уподобилась обеду меж его зубов, и он начал покусывать.

13

Натэниэл позволил мне почувствовать, как его зубы сжались на моей плоти, но сжались лишь с легкой угрозой, а может, обещанием. Плоть Дамиана становилась толще у моей спины. Он оторвался от моей шеи и долго, прерывисто вздохнул, словно долгое время провел без воздуха. Ощущение его тела, вздрагивающего рядом со мной, заставило меня задрожать в ответ, что переместило ту самую часть меня меж зубов Натэниэла. По моей вине она оказалась сжата сильнее. Натэниэл то ли рыкнул, то ли засмеялся, держа мня во рту. Я боролась, чтобы не изгибаться от этого, пока его зубы медленно смыкались. Все еще не было больно, но игра была обещанием боли, которой не последует. Дамиан запустил руку в мою шевелюру и плотнее прижал меня, скорее рефлексивно, чем по желанию, ведь его тело реагировало на мое, но мне это нравилось, и я дала ему это понять, прошептав:

— О да, Дамиан, да!

Натэниэл прикусил сильнее, и я запротестовала:

— Натэниэл, нет.

Он укусил сильнее. Это заставило меня ахнуть, но я произнесла:

— Желтый, — что означало, что нужно ослабить. Он укусил еще сильнее.

— Красный! — крикнула я.

Он перестал кусать и, одним длинным движением лизнув, уставился на меня своими цветочными глазами, которые пытались быть невинными, но содержали слишком много злого озорства, чтобы в это поверить.

Он встал, и я внезапно оказалась зажата между двумя мужчинами. Натэниэл обнял нас обоих, побуждая Дамиана прижаться ко мне сзади еще сильнее и прижимаясь так же крепко ко мне спереди. Эта комбинация заставила меня извиваться между ними, что сделало их обоих тверже и толще, так сильно, что я подумала больно ли быть таким твердым. Если вспомню потом, то спрошу, но в тот момент ощущение всей этой твердости, так тесно прижатой ко мне, было почти чрезмерным. Уже только от этого я закричала.

Натэниэл лизнул мою шею в месте укуса Дамиана. Вампир лизнул поверх, потом они оба начали зализывать рану, пока я не вскрикнула наполовину протестуя, наполовину от удовольствия, но я хотела от них другого.

Натэниэл перегнулся через мое плечо, и внезапное ощущение изумления от тела Дамиана помогло мне понять, что Натэниэл поцеловал вампира, прежде чем я повернула голову, чтобы это увидеть. Во всех переговорах со стороны Дамиана, поцелуй другого мужчины не оговаривался как негативный или позитивный. Все, о чем не говорилось подробно, давало простор для маневра. Дамиан был неподвижен в поцелуе, но не отодвинулся. Не знаю, наслаждался ли он или же был настолько потрясен, что замер.

Натэниэл воспринял отсутствие протеста как согласие и поцеловал его глубже, сильнее задействовав губы. Он не мог читать мысли, так что пока Дамиан ничего не сказал, он никак не мог знать, что тело второго мужчины стало неподвижным, и он уже не так счастлив прижиматься ко мне. Мне нравилось смотреть на целующихся мужчин с расстояния нескольких сантиметров, пока я зажата между ними! Но должна ли я сказать Натэниэлу, что Дамиану это не по душе или вампир должен говорить за себя?

Сила Жан-Клода прошептала в моей голове:

— Ma petite, отчего ты не питаешься?

— Мы слишком сильно себя контролируем, — сказала я вслух.

Натэниэл повернулся ко мне, целуя меня со вкусом другого мужчины, оставшемся на его губах.

Он отодвинулся достаточно, что бы сказать:

— Я могу это исправить.

Он опустил рот к моей груди и начал целовать ее и посасывать так же, как и губы, как будто он хотел слизнуть вкус каждого сантиметра моей кожи. Так же он целовал Дамиана, чтобы перенести вкус своего рта на меня. Он прикусил мой сосок ровно настолько, чтобы это ощущалось волшебно: почти боль, но не сильная. Тело Дамиана вновь сильнее прижалось к моему. Я издавала тихие нетерпеливые стоны, пока Натэниэл сосал мою грудь, а потом он перешел ко второй, прошептав:

— Ой, смотри, еще одна!

— Снизь контроль, ma petite, — прошептал у меня в голове Жан-Клод, пока Натэниэл начинал сосать мою вторую грудь, будто пытаясь покормиться из нее. Поскольку ликантропы питаются отрывая куски плоти, я сказала:

— Желтый.

Он снизил напор настолько, чтобы снова стало приятно, и я застонала от наслаждения. Дамиан теснее прижался к моей заднице, и я потерлась об него, чувствуя как он становится болезненно твердым. Я хотела, чтобы он вошел в меня, так сильно этого хотела. Как будто все месяцы, когда мы держались друг от друга подальше, когда он был с Кардинал, а не с нами, сконцентрировались в этот миг. Желание… будто желание было наркотиком, впрыснутым кем-то прямо в наши тела.

— Трахни меня, — сказала я.

— Трахни ее, — отозвался Натэниэл.

— Прошу, — попросила я.

— Трахни ее! — повторил Натэниэл, опускаясь передо мной на колени, позволяя воде барабанить по передней части моего тела и струиться по его голове, прилизывая волосы к спине, как вторая кожу. Он прижал руки к моим бедрам, придвигая меня еще ближе к телу Дамиана.

— Боги! — воскликнул Дамиан.

— Больше никакого контроля, — сказал Натэниэл. — Нечего ждать.

В предложении было слишком много слов. Я не могла думать, пока Дамиан прижимался ко мне, а его руки охватывали мою грудь.

Пальцы Натэниэла впились в мои бедра, его тело было покрыто водой и залито цветом его волос.

— Что? — спросила я.

Натэниэл уставился на меня и лавандовый цвет его радужек струился из его глаз, он смотрел на меня, ослепленный своей силой.

— Я хочу этого, — сказал он.

— И я хочу этого, — отозвался Дамиан.

Я обернулась посмотреть через плечо и увидела, что глаза вампира стали насыщенного зеленого цвета.

— Мы хотим этого, — сказали они, и их голоса эхом отражались друг от друга не синхронно всего на секунду.

— Мы этого хотим, — сказала я, хотя и знала, что не уверена на сто процентов, что это так.

— Ma petite, опусти щиты и позволь им войти.

— Я не знаю, как, — откликнулась я.

— Я знаю, — сказал Натэниэл.

Я опустила взгляд на его цветочные глаза и спросила:

— Что?

— Посмотри на меня, — сказал он.

— Посмотри на нас, — добавил Дамиан, но я не могла бы смотреть на них обоих одновременно.

Я смотрела вниз, в лавандовые глаза Натэниэла и не могла отвести взгляд. Жан-Клод не мог захватить меня взглядом — как и любой вампир, — но, глядя в глаза Натэниэла, я не могла отвести взгляд. Я не могла сделать ничего, кроме как смотреть в его глаза, которые начали сиять как лавандовая полоса на закате. Я упала в этот восторженный закат, как будто мир стал светом и все, что я могла сделать, — это падать в свет и ждать, пока что-нибудь поймает меня.

14

Я проснулась в беспорядке простыней на кровати в нашей комнате. Я не помнила, как вышла из ванной и попала в кровать. Рука Натэниэла прижимала меня за талию, его волосы сбились в спутанную массу, будто он заснул, пока они были влажными. Дамиан лежал по другую сторону от него. Он лежал на спине, его лицо было мирным во сне. Другая рука Натэниэла была перекинута через его талию, так что он заснул, обнимая нас обоих. Я лежала, пытаясь вспомнить, что же произошло раньше. Я помнила, как мы отправились в душ. Я помнила прелюдию, а потом… ничего.

Мое тело дало мне понять, что секс был, потому что, то, что проникло внутрь, со временем выходит наружу. Судя по ощущениям, презервативами мы не пользовались. То есть я не пользовалась ими с Натэниэлом, но с Дамианом должна была. Ведь так? Может, у меня просто было несколько соитий с Натэниэлом, и именно их последствия я чувствовала? Нужно проверить мусорные корзины в спальне и в ванной, чтобы удостовериться. Если ни в одной из них не окажется использованного презерватива, то это значит, что мы все забыли о самом главном правиле безопасного секса. Я была на противозачаточных, и ни вампир ни ликантроп не могли иметь венерических заболеваний, но все же… о чем мы все, блять, думали?

Я попыталась сесть, но Натэниэл придвинулся ближе, и его рука теснее прижала меня к кровати и его телу. Дамиан не шевелился совсем. Я присмотрелась к нему, задержав дыхание, чтобы понять, дышит ли он, но его грудь не шелохнулась. Я протянула руку через плечи Натэниэла, пока не коснулась руки Дамиана. Его кожа была холодной на ощупь, и впервые в жизни то, что кожа моего любовника холодна, утешало. Он умер, как и положено приличному вампиру. На остаток дня мы избавлены от кошмаров, и что бы мы ни совершили, оно наконец-то помогло.

Но что же мы все-таки сделали, чтобы вылечить его? Я не могла вспомнить ни единой, мать его, вещи с тех пор, как мы вошли в душ. Ну ладно, мы вошли в душ, а потом… Что?

Я лежала рядом с обнимавшим нас во сне Натэниэлом, и что-то там было. Воспоминание, мысль — что-то. Чем больше я старалась вспомнить, тем сильнее оно ускользало. Секс, даже секс с ardeur, никогда не был таким, за исключением того, когда что-то вмешивалось. Мать Всея Тьмы могла вызвать провал в памяти, как и Белль Морт или Любовник Смерти. Двое из троих были мертвы, и именно я помогла их убить; оставалась Белль Морт, но для нее это было слишком тонко. Ей нравилось, когда ты знаешь, что она тебя трахнула. Так что, если это был не другой вампир, то почему я не могла вспомнить, что произошло?

Я бросила взгляд на часы у кровати, а увидев время, присмотрелась внимательнее, не веря своим глазам. По часам был уже почти час дня, то есть мы провели здесь почти семь часов. Это было невозможно. Первая струйка страха сжала мой живот, и сделать глубокий вдох стало немного труднее. В последний раз, когда я потеряла так много времени, это произошло по вине Совета вампиров, ну или Мамочки Тьмы. Мы уничтожили власть первого и убили вторую. Я вспомнила слова Каазима о том, что сила Матери была внутри меня, и эта сила могла действовать такими путями, которых я вообще не понимаю.

Я попыталась двинуться, и снова рука Натэниэла прижала меня, удерживая на месте, но на этот раз меня охватила паника. У меня был один из тех моментов клаустрофобии, когда я должна выбраться из постели. Мне нужно было выяснить, что произошло, и как долго мы на самом деле пробыли в этой комнате. Я смогла сесть, но рука Натэниэла сжалась вокруг моей талии, и выбраться из кровати было нереально. Все было в порядке, мне никто не причинял вреда, но внезапно я захлебнулась от паНикки. Я толкнула Натэниэла в плечо с такой силой, что он поднял голову и неуверенно моргнул.

— Вверх! — мой тон был резким.

— Чего вверх? — непонимающе пробормотал он.

— Мне нужно подняться и выбраться из постели.

Он оперся на локоть, отпустил меня и спросил:

— Что случилось?

Я посмотрела в его лавандовые глаза и вспомнила, как они сияли в душе. Я так быстро вскочила с кровати, что чуть не упала на пол. Он передвинулся к краю и посмотрел вниз, на меня:

— Анита, что случилось?

— Не знаю, — но это была ложь. Я знала, или думала, что знаю. Я просто не хотела произносить этого вслух.

— У тебя был кошмар? — спросил он.

Я встала на ноги и покачала головой.

— Нет. А у тебя?

— Нет, я прекрасно спал. А ты?

— Не уверена.

— В смысле?

— Что ты помнишь после того, как мы вошли в душ? — спросила я.

Он самодовольно ухмыльнулся, как пресловутый кот, съевший канарейку:

— Все.

— Дай определение всему.

— Секс был ошеломительный, даже для нас.

— У нас был секс с Дамианом, — предположила я.

Его улыбка потускнела.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь секса с Дамианом?

Я покачала головой.

Он сел в кровати, и без его поддержки Дамиан соскользнул с подушек, нескладно, как сломанная кукла. Один только угол его головы давал мне уверенность, что он мертв для мира, потому что во сне он изменил бы положение. Угол поворота его шеи был настолько неудобным, что казалось, будто она сломана. Если бы я могла ее поправить, не возвращаясь в постель, я бы это сделала, но в тот момент ничто на свете не заставило бы меня вернуться. Я была так перепугана, что похолодела.

Мой голос был немного хрипловатым, когда я сказала:

— Я не помню самого секса.

Он нахмурился. Усаживаясь, он уронил с себя простыни, и теперь сидел обнаженный и обеспокоенный.

— Не понимаю.

— Как и я, — сказала я.

— Ты выглядишь испуганной.

Я кивнула.

— Ты испугалась… меня?

— Я испугалась того, что не дает мне вспомнить последние несколько часов.

— Ты серьезно говоришь, что ничего не помнишь о сексе?

— Последнее, что я помню, это твои сияющие глаза и то, как ты сказал Я хочу этого.

— А потом у нас был потрясающий секс, — сказал он.

— Натэниэл, эту часть я не помню.

— Ты не помнишь, как тебя трахал Дамиан?

— Нет.

— А то, что он впервые позволил мне отсосать ему?

— Нет.

— А то, что он взял мою кровь, чтобы все мы могли продолжать заниматься сексом? — Натэниэл откинул спутанные волосы на одну сторону, и я увидела следы клыков на его шее.

— Я этого не помню.

— Что последнее ты помнишь?

— Я же сказала тебе: твои глаза светились, как и глаза Дамиана.

— Твои глаза тоже светились, Анита, как коричневые бриллианты на солнце.

— Верю на слово, но не помню.

— Ты должна помнить, Анита.

— Я не помню.

— Почему?

— Не знаю.

Он обернулся на другого мужчину, безжизненно лежавшего в постели.

— Надеюсь, Дамиан помнит больше, чем ты. Мы сделали впервые несколько очень серьезных вещей. Будет печально, если я буду единственным, кто об этом помнит.

— Мы должны поговорить с Жан-Клодом, — сказала я.

— Зачем?

— Затем, что я ничего не помню, Натэниэл. То есть, ничего с тех пор, как твои глаза начали светиться.

— У всех глаза светились, Анита, не только у меня.

— Я верю твоим словам, но я не помню, честно.

Он соскользнул с кровати, и я сделала шаг назад. Он был очень тихим, лицо стало очень серьезным.

— Ты не просто боишься. Ты боишься меня.

— Думаю, да.

— Почему? Я бы никогда не причинил тебе вреда, Анита.

— Умом я это понимаю, но логика здесь ни при чем.

— Нет, для тебя все дело в эмоциях. Я их чую.

— Чуешь мои эмоции?

— Твой страх, — сказал он спокойным голосом, будто он не хотел добавлять еще больше эмоций. Так обычно со мной говорил Мика, когда я была расстроена, но думаю, мы достаточно долго встречались, чтобы знать, как обращаться друг с другом.

— Анита, я не знаю, что произошло, или почему ты не можешь все вспомнить, но если нами завладел какой-то более крупный вампир, не поступай со мной как с Сином или Жан-Клодом и Ричардом в прошлом.

— Что это значит? Как я с ними поступила? — в своем голосе я услышала страх и зарождающийся гнев.

— Позволила своему страху перед тем, что произошло отнести всех причастных к тем же проблемам. Если со мной ты обойдешься так же, это разобьет мне сердце.

Я смотрела в это красивое лицо и не знала, что сказать.

— Я не думаю, что справлюсь так же хорошо, как они.

— Что ты имеешь в виду? — мой голос был все еще резким, в него подмешивался гнев, и это помогало держаться подальше от страха.

— Не обвиняй меня или Дамиана, если нами тоже завладели.

— Но ты помнишь. Если бы это было так, ты бы не помнил.

— Я не знаю, почему я помню, но вы с Дамианом согласились на все, что мы делали. Ненавижу мысль о том, что ты не помнишь, как давала согласие, и чертовски надеюсь, что Дамиан вспомнит.

Я глянула на вампира, который выглядел сломанным на кровати.

— Можешь сменить ему позу? Он выглядит… сломанным.

— А ему на самом деле не повредит то, как он сейчас лежит? — осведомился Натэниэл.

— Нет, это только выглядит неудобным.

Натэниэл не стал возражать, просто вернулся на кровать и повернул вампира так, чтобы он лежал в более нормальном положении для сна. Тело Дамиана двигалось так, как может только мертвец, без костей и так, что трудно удержать его в определенной позе, так что голова продолжала склоняться набок под неправильным углом. Натэниэлу в итоге пришлось использовать подушки, чтобы приподнять голову вампира под тем углом, который был мне по душе.

— Пойдем найдем Жан-Клода. Он не должен сейчас спать, — сказала я.

— Как минимум, ты захочешь причесаться пальцами, — улыбнулся он.

Я нахмурилась.

— Ты правда думаешь, что меня волнует, как сейчас выглядят мои волосы?

— Нет, но может, если заглянешь в зеркало.

Я чуть улыбнулась и покачала головой.

— Чтобы ты продолжал настаивать, это должно быть плохо.

— Да. Думаю, мы все забыли нанести кондиционер по окончании части с душем.

— Ты никогда не забываешь про средства для волос, — сказала я.

Он нахмурился.

— Точно.

— Ты уверен, что помнишь все, что произошло? — уточнила я.

— Я думал, да, но теперь не уверен.

Я потрогала волосы, но на ощупь все не казалось так уж плохо. Я пошла в ванную, но Натэниэл последовал за мной, и мне пришлось его остановить.

— Прямо сейчас я не хочу, чтобы со мной в ванной был еще кто-то.

Он выглядел опечаленно.

— Прости, Натэниэл, но пока мы не поймем, что произошло, мне нужно немного личного пространства.

— Не отдаляйся, Анита.

— Мне нужно немного уединения в ванной. Не думаю, что прошу слишком уж о многом, — сказала я.

Он кивнул и дал мне идти одной, но его плечи резко опали, каждая черточка его тела стала печальнее, чем несколько секунд назад. Мне хотелось броситься к нему и крепко обнять, изгнать из него всю грусть, но, блядь, имела же я право пойти в ванную сама. У меня было право на немного уединения, немного личного пространства, даже если это касалось его.

Я закрыла дверь, но оказаться в помещении, где я потеряла время, было не хорошо. Внезапно мне захотелось выйти также сильно, как я хотела выбраться из кровати. Я распахнула дверь и выскочила, тяжело дыша.

— Анита, ты в порядке? Что-то случилось в ванной только что?

Я покачала головой.

— Я собираюсь оставить дверь открытой, ладно?

— Хорошо, я не буду пытаться войти, пока ты там.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Я не знаю, что не так, но не хочу все ухудшать, — ответил он.

— Я знаю, что не хочешь.

Я вернулась в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало и тотчас же поняла, почему Натэниэл об этом заговорил. Мои кудри не всегда выглядели хорошо, если я ложилась спать, не высушив их, но это было нереально плохо, даже для меня. Выглядело так, словно с одной у меня выросли кривобокие рога, вместе с другими странными выпуклостями между ними. Если бы я просто спала на мокрых волосах, такого бы не произошло; выглядело так, будто мы нанесли шампунь и оставили его, или же мы переборщили со средствами для ухода, но волосы так и не уложили. Как только я увидела свои волосы, я поняла, что Натэниэл тоже не помнит всего. Он никогда не позволил бы мне лечь спать с таким количеством средств на волосах, не потрудившись помочь мне привести их в порядок. Натэниэл думал, что помнит абсолютно все, но он ошибался.

Я сделала все, что смогла, чтобы как-то с этим разобраться, поплескав водой, но в конце концов позволила Натэниэлу войти и помочь мне. Он кое-как туго заплел их, пообещав помочь мне отмыть их позже. Свои волосы ему тоже пришлось заплести. Мы оба решили разобраться с прическами позже, но я никак не могла вернуться в душ пока не поговорю с Жан-Клодом. Мне было нужно узнать, кто же прокатился нам по мозгам и почему. Некоторые старые вампиры могут трахнуть тебя просто для процесса, но у большинства из них есть цель, если они тебя мучают; назовите это садизмом с оправданием. Мне нужно было знать это оправдание, а Жан-Клод должен знать, что все еще существует кто-то большой и достаточно плохой, чтобы так полноценно мной завладеть, потому что, если они могут это сделать, не насторожив его, они серьезный геморрой. Каждый раз, когда мы уничтожали великое зло, казалось, что другое занимало его место, словно злобная версия постулата о том, что природа не терпит пустоты. Словно бы Мать Всея Тьмы держала всех других плохих вампиров на коротком поводке, а теперь, когда ее не стало, они пытались распахнуть свои суперзлодейские крылья. Я действительно начала уставать от того, что всякий раз оказывалась для них целью du jour [дня].

15

— Ma petite, я не верю, что твое время похитила внешняя сила.

— Тогда что это было? — потребовала я ответа, расхаживая по комнате.

Мы вернулись в спальню Жан-Клода, но нам пришлось сидеть в креслах возле фальшивого камина, потому что от кровати, на которой он обычно любил расслабляться, остался один каркас. Изготовленный на заказ матрас был уничтожен пролитой кровью Дамиана. Команда уборщиков, состоящая из наших людей, не могла гарантировать, что сможет это исправить. Чтобы получить изготовленную на заказ замену потребуются недели, а то и месяцы.

Он взглянул на Натэниэла, который свернулся у электрокамина и был одет в одни лишь шелковые черные шорты и свою длинную косу.

— Кошки всегда находят самое теплое место в комнате, — заметил Жан-Клод.

— Надеюсь, ты будешь оставлять камин включенным, когда мы будем ночевать здесь, — сказал Натэниэл.

— Я не настолько доверяю тому, что он не замкнет и не загорится, пока я не в состоянии спасти себя.

— Современные электроприборы намного безопаснее, чем раньше, — заметил Натэниэл.

Жан-Клод кивнул.

— Умом я это понимаю, но некоторые опасения не подчиняются логике.

— На нас нападает еще один большой плохой вампир, а ты беспокоишься о том, чтобы пока мы спим, было тепло. Если бы было чуть теплее, когда я сплю между тобой и Микой, я бы расплавилась.

— Я обычно с краю, так что для меня немного тепла не помешало бы, — сказал Натэниэл.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — спросила я его.

Он пожал плечами и посмотрел на пламя.

— Ardeur накормлен. Все мы чувствуем себя лучше. Дамиан даже умер на день. Ничто не кажется неправильным; почему ты беспокоишься? — он посмотрел на меня, пока я расхаживала.

— В одном наш котенок прав, ma petite. Похоже, не было причинено никакого вреда.

— В этот раз. В этот раз не было причинено вреда, но одно я твердо усвоила: как только один их этих ублюдков начинает с нами связываться, он не остановится, пока ему не надоест, или пока он не причинит нам вред.

— Ты согласен, котенок, что, кто бы ни сделал это, не остановится, пока ему не надоест или пока он не причинит вред?

Натэниэл покачал головой.

— Не думаю, что надоест.

Я переводила взгляд с одного на другого, понимая, что что-то пропустила.

— Что все остальные в этой комнате знают, чего не знаю я?

Они обменялись взглядами, и Жан-Клод сделал легкое движение руки в сторону второго парня.

— Это обязательно? — спросил Натэниэл.

— Да, mon minet.

— Что Натэниэл должен сделать? — спросила я.

— Сказать тебе правду.

— О чем? — потребовала я.

Натэниэл обнял колени, прижав их к груди, и посмотрел в пол, не на меня. Это не предвещало ничего хорошего.

— Не вампир тебе проехал по мозгам.

— Тогда кто?

Он поднял глаза.

— Только не сходи с ума. Я не хотел. Я не знал, что могу.

— О чем ты говоришь? — не поняла я.

— Ты была против кормления ardeur на Дамиане. Ты была против того, чтобы мы втроем были вместе, как и всегда.

— И?

— Я не был против.

— Я знаю, что тебе бы понравилось, если бы у нас был тройничок, по крайней мере в сексуальном плане.

— Не понимаю, почему ты не видишь, насколько Дамиан шикарен.

— Нам мешают его противоречия и мои, — ответила я.

— А мои мне не мешают.

— У тебя нет никаких противоречий по поводу того, что мы втроем будем ближе, — сказала я.

— Точно.

Я нахмурилась.

— Тебе придется быть более прямолинейным с ma petite, Натэниэл. И тебе это известно.

Натэниэл вздохнул.

— Вы двое позволили этому вновь ускользнуть, а я хотел, чтобы это работало, поэтому я заставил это работать.

Я нахмурилась сильнее.

— Я не понимаю.

— Никакая внешняя сила не атаковала нас, ma petite, это те, кто внутри, увеличивают свои силы.

— Я все еще не понимаю, — и тут внезапно до меня дошло, или я подумала, что дошло. — Погоди-ка. Ты говоришь, что Натэниэл прехал мне по мозгам.

— Я не собирался делать это, но я хотел, чтобы ты и Дамиан были со мной, чтобы все мы были вместе.

— Что ты натворил? — спросила я, останавливаясь перед ним.

Он ссутулился.

— То, что ты так надо мной нависаешь, не помогает.

— Ты выше мня.

— Дело не в физическом росте, ma petite, и ты это знаешь.

— Отлично, — сказала я, и отошла, чтобы не казаться угрожающей. Я стояла, скрестив руки, пытаясь не выглядеть мрачно, и похоже, терпела неудачу.

— Я хотел, чтобы оно работало между нами.

— Постой. Я помню как ты сказал что-то: Я хочу этого.

— Да.

— Твои глаза сияли лавандовым цветом, так что это была твоя сила, а не вмешивающаяся, потому что иначе твои глаза светились бы так, как глаза того, кто пытается нас захватить.

— Глаза Дамиана пылали его цветом, твои горели твоей силой. Это были все мы. Просто мы.

Я покачала головой.

— Так почему я не помню?

— Он впервые был ведущим вашего метафизического союза, ma petite. Я думаю, он использовал больше силы, чем нужно, но не понимал этого до тех пор, пока ты не забыла обо всем.

— У нас у всех был незащищенный секс? То есть, ты не позаботился о кондомах для Дамиана?

Натэниэл выглядел несчастным.

— Нет, я увлекся всем этим. Мне очень жаль, я искренне сожалею об этой части.

— В нормальной ситуации я бы больше разозлился, — сказал Жан-Клод. — Но ma petite и так на противозачаточных, кроме презервативов. А Дамиан даже старше, чем я, так что маловероятно, что он фертилен. Если тебе пришлось с кем-то совершить такую ошибку, то он — неплохой вариант.

— Спасибо, что не злишься, — сказал Натэниэл.

— Он не злится, а вот я — да.

— Я не знал, что могу управлять всеми нами. Вы оба просто сказали «да» тому, что я хотел. Я спрашивал несколько раз, и вы сказали «да».

— «Да» на что? — уточнила я.

— Скажем так, я надеюсь, что Дамиан либо помнит, что сказал мне «да», либо вообще ничего не помнит.

Я покачала головой.

— Что ты сделал с нашим гетеросексуальным вампирчиком?

— Вообще-то, я ничего с ним не делал.

— Что ты сделал для него в таком случае?

Он склонил голову на бок и приподнял косу, чтобы показать больше аккуратных отметок от клыков на шее.

— Он снова хотел секса.

— Так что ты предоставил кровь для следующего раунда, — сказала я.

Он вернул косу на место.

— Для второго раунда, да. но

— Сколько было раундов? — спросила я подозрительно.

Он усмехнулся, но взгляд, который сопровождал это, сказал, что он слишком доволен собой.

— Сколько, Натэниэл?

Он раздвинул колени, приподнял край шорт и показал еще один укус на внутренней поверхности бедра.

Я потянулась к своей ноге.

— Я не заметила такого, когда одевалась.

— Ты была очень расстроена, когда одевалась, — сказал он, чуть улыбнувшись.

Он старался не выглядеть счастливым, но безуспешно. Я оценила усилия не раздражать меня сильнее. Это не сработало, но я оценила усилия.

— Четыре раза, правда? Четыре раза без презерватива — это повышает шансы немного чересчур, Натэниэл, — сказала я.

Я позволила неодобрительному взгляду перейти в сердитый, который не хотела показывать последние пятнадцать минут.

— Это не повышало твои шансы в четыре раза, а сам я не должен беспокоиться о беременности.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

Жан-Клод рассмеялся, откинув голову, громко и долго, да так широко, что стали видны не только клыки, а вообще почти все зубы.

Я повернулась со всей своей мрачностью к нему.

— Что такого, блять, забавного?

— Ma petite, Натэниэл был достаточно галантен, чтобы использовать свое тело для защиты твоего.

— Чего? — спросила я.

— Вы с Дамианом продолжали говорить «да». Откуда мне было знать, что вы были недостаточно здравомыслящи, чтобы давать согласие?

До меня доходило медленно, потому что я была зла, и было проще злиться вместо того, чтобы слушать, но Натэниэл заслуживал от меня лучшего, чем это. Я любила его, была в него влюблена, вышла бы за него замуж, если бы могла вступить в брак больше чем с одним мужчиной.

Я глубоко вздохнула и выдохнула, считая свои вдохи, расслабляя тело. Злиться и обвинять всех вокруг было легко. Годами это давало мне эмоциональную безопасность и изоляцию. Я решила, что больше не буду так поступать, поэтому нужно было выбрать что-то другое. Я поняла, что в моей жизни что-то не так, и все еще работала над тем, чтобы это исправить.

— Ты в порядке, ma petite?

Я кивнула.

— Пытаюсь успокоиться.

Я подошла к Натэниэлу и протянула ему руку. Он посмотрел на меня и принял ее.

— Мне правда жаль, Анита. Клянусь, я думал, вы с Дамианом наслаждаетесь всем этим так же, как и я.

— Я тебе верю.

Он улыбнулся и сжал мою руку.

— Я люблю тебя.

— Я тебя больше.

— Я еще больше, — сказал он.

— А я вообще безгранично, — сказала я, улыбаясь. Обычно ритуальную фразу заканчивал Мика, но она же существовала для двоих.

— Я не знаю, что подумает Дамиан, когда проснется на ночь, но я в порядке.

— Думаю, ma petite, mon minet, это будет зависеть от того, дарил или получал Дамиан внимание.

— Я дарил, — сказал Натэниэл. — Многие гетеросексуальные мужчины мечтают об этом, но нахождение по другую сторону отпугивает их больше. Я не давил.

— Вначале довольно сложно отличить обычное убеждение от вампирских сил, — сказал Жан-Клод.

— Я не ожидал, что у меня есть вампирские силы, — сказал Натэниэл, — я думал, «силы» есть только у Аниты и Дамиана. Он сделал свободной рукой в воздухе кавычки на слове силы.

— Ричард стал сильнее, став частью нашего триумвирата, — сказал Жан-Клод.

— Он вожак местных вервольфов. Он и начинал сильным, — возразил Натэниэл.

— Не стоит недооценивать себя, Натэниэл. Есть разные типы силы. Ты сделал что-то такое, чего никогда не сможет Ричард.

— Он раньше пытался меня околдовать, — напомнила я.

— Но ему так и не удалось, а это было очень успешно, — уточнил Жан-Клод.

— Надеюсь, Дамиан, проснувшись, согласится с успешной частью, — сказал Натэниэл.

— По одной проблеме за раз, котенок.

Мой телефон зазвонил, и это был рингтон Эдуарда.

Натэниэл сжал мою руку и сказал:

— Это Эдуард. Ответь.

Я взяла трубку:

— Я здесь… Тед.

— В данный момент нам не нужно притворяться, — ответил он.

— Ладно, что случилось, Эдуард?

— Я сказал полиции, что у тебя есть вампир, который знает местных старых вампиров.

— И?

— Если привезешь его, чтобы помочь нам поговорить с ними, полиция согласна, чтобы ты приехала для консультации.

— Я не могу согласиться на то, чтобы Дамиан вернулся в Ирландию, Эдуард. Он чувствует себя так, словно в прошлый раз едва сбежал.

— На этот раз мы знаем, что вампиры здесь, и они реальны. Дамиан будет под полной защитой полиции.

— Ты не знаешь, о чем просишь, Эдуард.

— Я знаю, что люди умирают, Анита. Я знаю, что умрут еще, пока мы не поймем, как это остановить.

— Это просто группа вампиров, Эдуард. Ты знаешь, как убивать вампиров. Убей их и убирайся оттуда.

— Местная полиция держит меня на коротком поводке.

— То есть?

— У ирландцев проблемы с тем, как поступить с вампирами.

— Ты нашел вампиров, которые это делают?

— Пока нет, но даже когда найду, будет проблема. У ирландцев нет смертной казни.

— Подожди. Ты серьезно хочешь сказать, что когда ты, наконец, найдешь этих ублюдков, местная полиция не собирается их убивать?

— Тебе лучше моего известно, что вампиры могут стать хорошими маленькими гражданами, Анита.

— Нет, если они занимаются этим дерьмом, Эдуард.

— Бьюсь об заклад, если ты спросишь своего жениха, что он делал, восстав впервые, оно будет ничуть не хуже чем это.

Разумеется, Жан-Клод слышал обе стороны разговора. Он сказал:

— Когда жажда крови пробуждается впервые, все мы творим ужасные вещи, если наши мастера не запирают нас на первые ночи.

Я посмотрела на него, отвечая Эдуарду:

— Полагаю, никто не невинен, но кто бы ни делал это в Ирландии, он убивает людей сегодня, а не сотни лет назад.

— Думаю, от этого только хуже, — его голос был сух.

— Я не могу просить Дамиана вернуться в Ирландию.

— Анита, его старый мастер была такой страшной, что напугала тебя, но всего несколько лет спустя она потеряла достаточно силы, что не может контролировать группу новых вампиров. Что же изменилось?

— Дамиан не знает ответа на этот вопрос.

— Нет, но он знает больше о местных вампирах, чем кто-либо еще здесь, потому что он был одним из них.

— Я не могу обещать, что он согласится приехать, Эдуард.

— А разве не ты его мастер?

— Я не принуждаю его, Эдуард.

— Я ведь нечасто прошу о помощи, Анита, но я прошу сейчас.

— Случилось что-то еще, Эдуард?

— Еще два тела.

— Ты и раньше видел мертвые тела, Эдуард.

— Я бы лучше прекратил встречать их здесь, Анита.

— Что ты мне не договариваешь, Эдуард?

— Вампиру-ребенку больше нравится нападать на других детей?

— Иногда. Им проще подчинить их физически. Даже современные дети, которых предостерегают от педофилов, доверяют другим детям. Дерьмо, последние две жертвы — дети!

— Да.

— Дети — это всегда тяжело.

— У тебя пока нет своих детей, Анита. Как только появятся, ты поймешь еще лучше.

— Не планирую когда-либо заводить детей, Эдуард.

— Я тоже не собирался.

— Думаю, я могу воздержаться от отношений с людьми, у которых уже есть семья, — сказала я.

— И я так думал.

— Я поговорю с Дамианом, когда он проснется, но не сильно надейся.

— Могу послать тебе последние снимки, Анита. Это может поменять его мнение.

— Сомневаюсь.

— Может изменить твое.

— Я всегда была готова приехать.

— Я пытался найти старых вампиров, Анита. Такое ощущение, что их здесь нет.

— Они там, Эдуард. Гарантирую.

— Тогда помоги найти их.

— Дамиан не проснется еще несколько часов.

— Дай мне знать, когда это произойдет. Может, я смогу убедить его.

— Ты когда-нибудь разговаривал с Дамианом?

— Нет.

— Тогда почему ты думаешь, что ты можешь быть более убедительным, чем я?

— Отчаяние.

— Ты не так легко приходишь в отчаяние, Эдуард. Чего ты мне не сказал?

— У меня такое чувство, Анита. То, которое говорит, что все станет только хуже.

Это не похоже на него быть настолько напуганным.

— Береги свою задницу.

— А разве я не всегда так делаю?

— Всегда, но я чувствую, что ты что-то опускаешь.

— А так я разве не всегда поступаю?

— Да, всегда.

— Позвони мне с ответом Дамиана, — сказал он и дал отбой.

— Блять, — сказала я телефону.

— Что не так? — спросил Натэниэл.

— Еще смерти в Ирландии. Очевидно, у одного из вампиров пристрастие к детям.

— Я не думал, что вампиры так часто нападают на детей, — сказал Натэниэл.

— Не нападаем, — откликнулся Жан-Клод.

— Их горло настолько маленькое, что хороший укус может перекрыть кровоснабжение, так зачем на них нападать? — спросила я.

— Попроси Эдуарда прислать снимки новых жертв. Если их глотки целы, а укусы достаточно изящны, то возможно, новые ирландские вампиры нарушили одно из немногих наших строгих табу.

— Ты имеешь в виду, создают новых детей-вампиров, — сказала я.

Жан-Клод чуть кивнул. Он не пытался скрыть злость на лице.

— Я король только Америки, но если они это делают, их нужно остановить. Запрещено обращать детей по любой причине.

— Как король Америки, ты не имеешь власти за ее пределами, правильно?

— Единственным правителем в Ирландии была старый мастер Дамиана. Если она не может контролировать новых представителей своей страны лучше, то что-то тут очень не так.

— Что могло так сильно навредить ее силе всего за несколько лет? — спросила я.

— Вы почувствовали ее силу на расстоянии, ma petite, Натэниэл. Я чувствовал лично. Я не могу ничего себе представить, что могло бы оставить ее беззубой и бессильной перед любым противником, кроме самой Матери.

— Похоже, это новые монстры, а не старые, — сказала я.

— Согласен, ma petite, но новички сильные.

— Не важно, старая это сила или новая, — сказал Натэниэл. — Мы должны остановить тех, кто это творит.

— Да, должны, — ответила я.

— Мы согласились, — резюмировал Жан-Клод.

Да, мы с этим согласились, и это прекрасно, но нам был нужен план. Эдуард просил о помощи, чего не делал почти никогда. Одна из жутчайших вампиров, похоже, потеряла силу перед лицом того, что происходит в ее стране, или может, ей плевать.

Я спросила Жан-Клода:

— Могла Та-Что-Создала-Дамиана просто насрать на все?

— Прости, ma petite?

— Она могла просто не заботиться о том, чтобы контролировать новых вампиров?

— Ты имеешь в виду, не могла ли она уступить?

— Я имею в виду, она достаточно стара, чтобы не двигаться во времени? Некоторые так поступают, верно? Они просто отклоняют изменения и как будто прячутся ото всего.

— Это случалось, но в прошлом совет не позволял этому нарушать обычную работу.

— То есть Мать Всея Тьмы отправила бы Арлекин узнать в чем дело и все исправить.

— Qui, это я и имел в виду.

— Мы убили Мать Всея Тьмы, а большая часть Арлекина работает теперь на нас.

— Это правда, ma petite.

Натэниэл переводил взгляд с одного из нас на другого.

— Делали ли они что-то, чего мы не делаем сейчас?

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Жан-Клод управляет новой структурой власти, но она не похожа на старую. Мы в основном только здесь, в Америке. Старый совет поступал иначе, верно? — сказал Натэниэл.

— Они имели связь с большей частью мира, чем мы, — сказал Жан-Клод.

— Мы упустили тут что-то, Жан-Клод? Мать, Арлекин или старый совет делали что-то, чтобы сохранить Ирландию в безопасности, и теперь, когда мы уничтожили их власть, неужели мы каким-то образом стали причиной этого? — предположила я.

Он стал очень тихим. Я знала, что это значит, что он либо думает, либо прячет свои мысли.

— Я в это не верю, но если мы хотим узнать, что совет делал для сохранения статус-кво в Ирландии, у нас есть, кого спросить.

— Арлекин, — сказала я.

— Теперь — наша охрана, — поправил он.

— Разве Арлекин тебе не сказали бы, если было бы что-то важное, что ты должен продолжать делать? — спросил Натэниэл.

— Все Арлекин старше, чем я, а в определенном возрасте появляется что-то, что дает тебе более широкий взгляд на вещи.

— И что бы это значило? — спросила я.

— Они могут не воспринимать это как достаточно важное, чтобы поделиться, пока это не превратится в проблему.

— Даже если это будет стоить жизней? — спросила я.

— Вампирам Арлекина тысячи лет, ma petite. Они не воспринимают человеческую жизнь настолько ценной, как мы.

— Тогда их отношение должно измениться, — сказала я.

— Я бы согласился, чтобы они делились всеми важными тайнами, пока они не превратились в проблемы.

— Мы не знаем, что они скрывают что-то касательно Ирландии, — сказала я.

— Да, это правда, но старый совет распущен. Их власть уничтожена и включена в основание нашей власти, и вдруг в стране, которая работала безупречно в течение тысячелетий, начинаются беспорядки. Мы должны усомниться в совпадении, по крайней мере.

— Если это совпадение, — добавила я.

— Не бери в голову, ma petite. Не все, что идет в мире не так, нас касается.

— Да, но если мы правим американскими вампирами, то кто сейчас правит в Европе?

— Если я попытаюсь распространить власть на весь мир, у нас будет куча битв. Одной из причин, что все прошло так гладко, стало то, что я не боролся за возможность править всем миром.

— Я не хочу вампирскую мировую войну, но кто-то должен управлять вами, ребята.

— Мы управляли собой дольше, чем люди узнали, что существует мир, которым можно править.

— Но все это время Мать Всея Тьмы управляла всеми вами, так?

— Qui.

— А теперь — нет, потому что мы убили ее.

— Размышляешь, что вампирская мышь делает теперь, когда кошки не стало, да, ma petite?

— Да, — ответила я.

— Они делают то же, что и все мыши в отсутствие кошки, — сказал Натэниэл.

Мы посмотрели на него.

— И что же это, наш котенок?

— Уничтожают все, что могут, пока не появилась новая кошка.

— А новая кошка — это мы, — сказала я.

— Быть может, ma petite, mon minet, а быть может, мы должны найти новую кошку, чтобы управлять Европой.

— Кого? — спросила я.

— Я не знаю, но знаю, что не хочу править миром. Америки для меня достаточно.

— Мы позволим монстрам свободно разгуливать по Ирландии, Жан-Клод?

— Давай опросим тех из Арлекина, кому больше доверяем. Если есть какая-то тайна в прошлом Ирландских вампиров, то им она известна.

— Кого спросим первым?

— Магду, — предложил Натэниэл.

Мы посмотрели на него.

— Она одна из наших любовниц и она такая прямолинейная, что это больно. Если ей что-то известно, она поделится. Если мы спросим в отсутствие Джакомо.

— То есть, она скорее подчинится своему мастеру, чем королю? — уточнил Жан-Клод.

— Давай не будем заставлять ее делать выбор, — сказал Натэниэл. — Нужно просто спросить ее сейчас, пока она не спит, а ее мастер еще мертв для мира.

— Ты становишься хитрее, mon minet.

— Я должен стать умнее когда-нибудь, — сказал он.

— К сожалению, некоторые люди живут веками, так и не набравшись мудрости.

Я была почти уверена, что мы говорим об одной и той же личности, но никто из нас не назвал его имя. Ашер веками был то приходящей, то уходящей любовью Жан-Клода в его послежизни. Они любили и потеряли одну женщину, человека-слугу Ашера, Джулианну, и ни один из них не перестал скорбеть о ней. Говорят, любовь исцеляет любые раны, но если судить по Жан-Клоду и Ашеру, то видимо, это не так. Болезненная ревнивость Ашера заставила его совершить несколько серьезных политических просчетов, которые чуть не привели Сент-Луис к войне между нами и местными вергиенами. Эта глупость оказалась последней каплей даже для Жан-Клода, и мы его выслали. Ашер, наш златовласый красавец-садист, сейчас пытался жить в моногамии с оставшимся любовником, Кейном. Никому из нас Кейн не нравился, и он отвечал тем же. Мы все скучали о том Ашере, который держал себя в руках, но скучали недостаточно, чтобы простить этот его неверный выбор, чуть не приведший к ужасным последствиям. Только потому что Жан-Клод был очень публичным лицом, представляющим вампиров как мирных граждан, война между сверхъестественными созданиями в Сент-Луисе могла лишить вампиров такого важного достижения, как новый закон об избирательных правах, даруемых всем вампирам вне зависимости от того, как долго они мертвы. Менее пятнадцати лет назад вампира можно было убить на месте, просто за то, что он вампир, без вопросов. В некоторых западных штатах закон до сих пор позволял убивать ликантропов на месте, как каких-то вредителей, вроде крыс или койотов. То есть ты можешь кого-то убить, и как только пробы крови дадут положительную реакцию в тесте на ликантропию, ты будешь оправдан. Одной из вещей, которую пыталась изменить Коалиция, были такие законы. Мы не были такими свободными и не вызывающими сомнений ни в этой стране, ни где-либо в мире. Ашер рисковал гораздо большим, не только нами, когда принимал свое последнее неверное решение. В конце концов, мы не могли простить такого уровня беспечности.

— Я признаюсь, если никто из вас не собирается, — вздохнул Натэниэл.

— В чем? — спросила я.

— Я скучаю о том, как Ашер доминировал надо мной в подземелье. Я даже скучаю о сексе с ним.

— Если бы я не скучал по сексу с mon chardonneret, моим щеглом, я бы покончил с ним века назад.

— Ладно, ладно. Я скучаю о нем в спальне и подземелье.

— О чем мы скучаем, так это о том, что не можем найти никого больше, кто мог бы быть таким же верхним, как он, — сказал Натэниэл.

Поскольку я все еще работала над своими заморочками на тему связывания и подчинения, бывшими неотъемлемой частью моей сексуальной жизни, я не была уверена, что еще могу к этому добавить.

— Единственная, кого я когда-либо знал из настолько же талантливых в таких вещах, как Ашер, — это Белль Морт, — сказал Жан-Клод.

— Я знаю, что она пыталась с тобой связаться и приехать сюда после того, как совет вампиров пал и ей пришлось бежать из Франции, — сказала я.

— Больше всего ее смутило то, что я не позволил ей найти убежище в своих землях.

— Она думала, ты снова будешь с ней, — предположил Натэниэл.

— Она предложила, чтобы мы втроем были вместе, как в прошлом.

— Ты, Ашер и она? — уточнил Натэниэл.

— Да, — Жан-Клод провел взглядом по комнате, но я была уверена, что он не видит ничего перед собой.

Я передвинулась так, чтобы удостовериться, что встала на линии его взгляда. Он посмотрел на меня. Его синие глаза в тусклом свете выглядели такими же черными, как волосы и халат, в который он был одет, так что только бледность его лица и треугольника груди рассеивали тьму, в которую он закутался.

Я протянула руку, и он легко взял ее своими длинными тонкими пальцами.

— Я никогда не спрашивала тебя раньше, искушение было?

Его губы шевельнулись. Это, на самом деле, была не улыбка, скорее, намек на нее.

— То, что она предложила, было ложью, ma petite, как и всегда.

— Вы с Ашером веками были ее главными мальчиками.

— Мы были ее любимыми пешками, может, инструментами. Да, скорее, любимыми инструментами, или оружием, нацеленным на того, кого она хотела соблазнить, или смутить, или помочь ей манипулировать им в ее махинациях. Белль тогда почти правила всей Европой, истинная власть, стоявшая за множеством тронов. Мы вдвоем помогали ей соблазнять высшую аристократию, служителей церкви, любого, у кого была власть, которую она хотела контролировать.

— Я была в твоей голове, когда ты вспоминал о тех днях, Жан-Клод. Ты любил ее. Ты был в нее влюблен.

— Был, но она никогда не была влюблена в меня или Ашера. Если она когда-либо и могла любить кого-то, то это были не мы.

— Так для тебя соблазна не было?

— На секунду, возможно, но это похоже на соблазн во сне. Это не реально.

— Но пока ты спишь, он кажется реальностью, — сказала я.

— Она держала нас всех, как наркоманов, ma petite. Мы были зависимы от ее обаяния. Мы соревновались за ее любовь, но как ты и сказала раньше о прочем в наших жизнях, это было шулерской игрой. В любой игре с участием Белль Морт был только один победитель — это Белль Морт.

Натэниэл выпрямился и встал на ноги, но в его движениях было что-то очень кошачье, будто его человеческое тело вспоминало более легкую грацию, пока он шел ко мне, чтобы взять мою другую руку и посмотреть на Жан-Клода.

— Мы — игра, в которой ты можешь выиграть, — сказал он.

Тогда Жан-Клод улыбнулся и протянул ему вторую руку. Натэниэл взял ее, улыбнувшись в ответ.

— Ох, котенок, котенок, ты прав, потому что все мы хотим говорить о том, что есть правда и что нам нужно, или чего мы хотим, или без чего не можем жить. Мы не — как бы это сказать? — мы не играем друг с другом.

— Ты не играешь с людьми, которых любишь, — сказала я.

Он выпрямился в кресле, все еще держа наши руки, пока мы держали друг друга.

— Ты совершенно права, ma petite. Теперь давайте последуем совету нашего умного котика и найдем Магду, пока ее мастер не проснулся на день, и она станет более разумной.

— Она не тупая, — сказал Натэниэл.

— Нет. Но она и не глубокомысленна.

— Ее осознание тела и умственные способности поражают, — сказала я.

— Это делает ее превосходным воином, — ответил Жан-Клод.

— И любовницей, — добавил Натэниэл.

Я почувствовала, как по моему лицу растекается румянец. Я больше не краснела так часто, но иногда… Жан-Клод рассмеялся и поцеловал мою руку.

— О, ma petite, ты никогда не станешь пресыщенной. И это одна из многих твоих прелестей.

— Встречаться с женщинами для меня ново, ясно?

— Мы не встречаемся с Магдой, — сказал Натэниэл. — Она скорее телохранитель с преимуществами.

Я притянула его в объятия и обхватила рукой плечи Жан-Клода, создавая групповые обнимашки.

— Я встречаюсь с таким количеством людей, каким могу отдать должное; «с преимуществами» — это нормально.

Все мы с этим согласились, и хотя я ненавидела понятие «с преимуществами», иногда это было все, что я могла предложить. Если кто-то думал, что этого недостаточно, они могли прекратить быть частью нашей поли группы. В конце концов, я поняла, что у меня нет неограниченного количества времени и энергии, чтобы встречаться с таким количеством людей. Мы рассмотрели наш узкий круг и превратили его в закрытый, то есть, наконец, начали говорить «нет». Хитрость в том, чтобы понять, кто достоин согласия, пока дверь возможностей закроется, но прямо сейчас нам было нужно понять, что не так с вампирами в Ирландии. Прежде я думала, что мастер Дамиана была столь сильна и злобна, что она должна быть уничтожена, а теперь я беспокоилась о том, почему она недостаточно сильна, чтобы защитить свою территорию. Иногда зло — в глазах смотрящего, прямо вместе с красотой.

16

Жан-Клоду пришлось сделать рабочий звонок, потому что, хотя он и был теперь главой всех вампиров в стране, он все еще сам занимался собственным бизнесом и финансами. Иногда я забывала, что в том, что сделало его королем, было замешано и его умение вести бизнес, а вот он этого не забывал. Это было частью основы нашей власти, с которой я никак не могла помочь. Мои познания в инвестициях ограничивались планом 401(k) [наиболее популярный пенсионный план — накопительный пенсионный счет; назван по номеру статьи НК США]. Мы с Натэниэлом отправились искать Магду, чтобы расспросить по поводу Ирландии, ведь мы могли справиться с этой частью, пока Жан-Клод занимался тем, что мог сделать только он. Это было делегирование в лучшем виде, хотя Натэниэл обычно не ходил со мной, когда я работала над расследованием преступлений, но в данном случае это не была вполне полицейская работа; мы пытались разобраться, почему страна, которая прекрасно функционировала веками, внезапно слетает с катушек. Неужели мы с Жан-Клодом что-то сделали, чтобы все проебать? Если да, то как нам это исправить? А если нет, то что изменилось в Ирландии?

Никки нашел нас прежде, чем мы смогли найти Магду. Он был высоким, светловолосым, голубоглазым и в такой форме, что выглядел просто пугающе. Он был не самым высоким человеком в моей жизни, но когда он шагал к нам по коридору, казалось именно так; отчасти это было из-за точки обзора, а отчасти из-за того, что его плечи были, наверное, с мой рост. Бицепсы натягивали рукава его черной тренировочной майки. На нем были надеты новые шорты, расходящиеся на внешних сторонах бедер, чтобы подходить мужчинам с потрясающими мускулистыми бедрами, как у Никки, так что у них был полный диапазон движений в октагоне во время матчей ММА — смешанных боевых искусств. Я впервые увидела их в матче на платном канале, который смотрела с Никки и несколькими друзьями из охраны.

Моя радостная улыбка померкла, когда я увидела экипировку. Субботнее утро отводилось для неформальных спаррингов. Иногда для этого там было не достаточно людей, и те из нас, кто вытаскивал задницы из постелей ради этого, заканчивали тем, что просто попадали в тренажерный зал или на беговую дорожку. Не было причины, чтобы Никки надел новые модные шорты на субботнюю тренировку, и я это знала.

Натэниэл избавил меня от необходимости спрашивать:

— Почему ты одет для серьезной боевой тренировки?

— Сегодня я один из инструкторов. А чего вы так рано встали? — улыбнулся Никки.

Натэниэл улыбнулся в ответ:

— Эй, я не сплю весь день.

— Я думал, вы влезете в кровать между Жан-Клодом и Дамианом, по крайней мере, еще на несколько часов.

— Мы спали достаточно, — сказала я.

— За себя говори, — заявил Натэниэл.

— Ты бы проспал весь день, — ухмыльнулся Никки.

Я повела Натэниэла вперед, пока не подошла достаточно близко, чтобы коснуться другого мужчины. Он посмотрел на меня сверху вниз одним голубым глазом — другой был закрыт черной повязкой, в центре которой был вышит белый череп. Я отпустила руку Натэниэла и прикоснулась к длинной тонкой косичке на правой стороне лица Никки. Именно на эту сторону спадал длинный треугольник челки, пряча за волосами потерянный глаз. Таким образом, он не давал врагам в реальном бою понять, что совершенно слеп на одну сторону. Верльвы сражались насмерть чаще, чем большинство ликантропов, когда встречали другие группы себе подобных. Фактически, они были группой животных, любящих жестокие схватки внутри своего сообщества. Все прочие оборотни, которые были мне известны, имели определенные традиции, которые ограничивали серьезные сражения между собой. У львов была одна из самых свирепых культур среди всех групп, так что быть львом со слепой стороной — серьезная проблема.

Я дотронулась до его щеки, улыбаясь ему.

— Боже, ты красивый.

Он с улыбкой покачал головой:

— Я неплохо выгляжу, но для сравнения у меня есть Натэниэл, Жан-Клод, Мика и даже Дев, и все они симпатичнее меня.

— Ну, — сказал Натэниэл, — я симпатичнее, но это не значит, что ты не красивый.

Он сверкнул широкой улыбкой, содержавшей кучу озорства, и добавил:

— Ты же знаешь, мне грустно, что ты не более бисексуален, Никки, а ведь я сплю только с великолепными мужчинами.

Никки покачал головой, улыбаясь:

— Мы с тобой не думаем друг о друге в таком смысле, но если бы — ты был бы слишком хорошенький для меня. Мне нравится то, что я прямо вот мужик-мужик. А ты красивее большинства женщин, которых я трахал.

— О, Никки, ты всегда знаешь, как польстить девушке, — сказала я.

Его глаз расширился, другая бровь тоже поднялась, хотя глаза, который можно было бы расширить, за пиратской повязкой не было.

— Ты же знаешь, я не имел в виду тебя, Анита.

— Ты моя Невеста, Никки, — улыбнулась я. — Метафизика вынуждает тебя делать меня счастливой, так что это вполне может быть абсолютной ложью, лишь бы меня не расстраивать.

На его лице отразилась попытка осознать, что же я только что сказала, а после этого он принял свой типичный циничный вид. Он обхватил меня руками и притянул в объятия. Я его не оттолкнула, просто обернула руки вокруг его стройной талии.

— Я могу ощущать твои эмоции, не забыла?

— Помню, — улыбнулась я.

— Значит, я знаю, что ты счастлива со мной и тебе приятно быть в моих объятиях, так что ты меня дразнишь, — слова «в моих объятиях» он сказал с улыбкой.

— Иногда мне хочется чувствовать твои эмоции так же, как Натэниэла, если я опускаю щиты, и мы хотим поделиться.

— Я социопат, Анита. Тебе бы не захотелось читать мои эмоции или мои мысли большую часть времени.

— Ты говорил, что я твоя совесть.

— Это так. Твоя магия меня укрощает, потому что Невеста создана для того, чтобы делать своего мастера счастливым. Действуя так, словно у меня есть совесть, я доставляю тебе удовольствие.

— Действительно, — я покрепче обняла его талию, и он чуть сильнее напряг руки, позволяя мне почувствовать силу своих мускулов. Он мог бы с легкостью меня раздавить. Если бы он был просто человеком в такой форме, он и то мог бы сломать мне позвоночник с небольшим усилием, но то, что он сверх всего этого ликантроп, означало, что он буквально мог меня раздавить или разорвать на куски, даже не меняя форму, чтобы воспользоваться когтями и клыками. Он крепче сжал меня так, что это уже угрожало целостности моих ребер, и было трудно сделать полный вдох. Никки нравилось играть с дыханием, и он научил и меня этим наслаждаться, но мы никогда не делали это таким образом.

— Я влюблен в тебя, а это любого мужчину заставляет дарить женщине счастье, — сказал он.

Мои слова были осторожны, потому что мне приходилось концентрироваться на дыхании, чтобы говорить нормально:

— Я тоже в тебя влюблена, и это заставляет меня позволять тебе делать меня счастливой и отвечать тем же.

Его улыбка изменилась, став отчасти счастливой, отчасти злой, или может злобно-счастливой. Я знала, что он собирался сделать, за секунду до того, как он сжал объятия, и мне внезапно пришлось бороться за вздох. У меня в легких оказалось достаточно воздуха, чтобы сказать стоп-слово и прекратить все это, но я не стала. Большинству я бы сказала остановиться и попыталась достать оружие, но Никки был моим нижним в сексе со связыванием, а я — его, а потому ощущать себя блокированной и бороться за каждый вдох возбуждало меня. Это заставило меня захотеть попросить его сжать сильнее, но если бы я это сделала, то могла оказаться не в состоянии сказать стоп-слово и оказалась бы на милости Никки, но как он и сказал, он мог чувствовать, что чувствую я. Казалось, что ему буквально причиняет боль, если я с ним несчастна, поэтому он почувствовал бы, если бы я хотела, чтобы он остановился.

Руки дотронулись до моей спины ниже объятий Никки, и я знала, что это Натэниэл. Его ладони осторожно спустились по моей спине, пока он не смог погладить выпуклость моих ягодиц и бедер. От этого я закрыла глаза и задрожала от первого слабого намека на возможный оргазм. Он был как запах дождя в воздухе, когда на небе еще светит солнце. Он обещает, что скоро намокнешь, хотя ветер может и перемениться. Лишь однажды я разрешила им двоим использовать кляп, когда они трахали меня вместе, а Натэниэл укусил меня сильнее, чем мне нравилось, и он знал об этом, поступая так. Теперь у нас был жестовый сигнал, которым я могла воспользоваться, если не могла говорить, но… Натэниэл прижался своими шелковыми шортами к моей заднице и даже сквозь джинсы я почувствовала, что он счастлив быть на этом месте. От этого я снова задрожала в счастливом предвкушении.

— Боже, Анита, ты заводишься быстрее любой женщины, которую я когда-либо встречал, и мне это нравится, но Джейк ждет меня на занятие. Я должен помочь ему тренировать группу.

Натэниэл зарылся лбом в мои волосы, отодвинув бедра достаточно, чтобы не прижиматься ко мне.

— Пожалуйста, скажите, что мы займемся этим позже.

— О, да! — сказал Никки.

— Возможно, — откликнулась я, голос мой звучал хрипло и почти болезненно, хотя мне не было больно. Я хотела секса с ними, хоть и не была убеждена, что стоит играть с дыханием, когда моя грудь сдавлена. Мне было тяжелее навредить, чем нормальному человеку, но я была не настолько неуязвима, как ликантроп. Мне бы очень не хотелось сломать ребро, потому что мы занимались грубым сексом, и я просто не понимала, что Никки делает достаточно хорошо, чтобы понять, когда это точно считается. Нам потребовалось бы гораздо больше переговоров и обмена информацией, прежде чем мы сделаем что-то подобное по-настоящему.

Никки посмотрел на меня. Он перестал меня сжимать, и мой голос был почти нормальным, когда я ответила на этот взгляд:

— Я хочу секса с вами обоими, но я не уверена насчет сдавливания моей грудной клетки в процессе.

— Достаточно честно, — заметил он.

— Даже мне никто никогда не сдавливал грудь во время игры в удушение, — сказал Натэниэл.

— Это почти стоит сделать, как что-то, чего ты раньше не делал как нижний в спальне, — сказала я, повернув голову, чтобы подарить ему поцелуй, который он принял.

— Я был нижним в подземелье и в спальне намного дольше твоего, — улыбнулся он.

— Всего несколько лет назад я даже не знала, что мне понравится связывание и подчинение или грубый секс.

— Я всегда знал, что мне нравится быть нижним в подземелье, но не знал, что мне понравится быть верхним, пока в моей жизни не появилась ты, — ответил он и снова поцеловал меня.

— Ты не знаешь, где Магда? — вернулась я к делу.

— В зале. Я видел, как она туда входила, когда отправился переодеваться.

— Дашь мне пятнадцать минут?

— Для чего?

— Я переоденусь и приду на тренировку. Есть шанс, что я уеду из страны по работе, и неизвестно, когда потренируюсь, пока охочусь за плохими парнями.

— Я тоже переоденусь, — вставил Натэниэл.

Мы уставились на него.

— Что? Я занимаюсь, ты же сама заставляешь меня ходить хотя бы на одну тренировку по бою в неделю.

— Драка — моя версия твоей кухни, — заметил Никки.

— Ты мой братишка-муж, и конечно, я знаю, что драка — твоя версия моей кухни. И ты лучший су-шеф, какой у меня был.

Никки усмехнулся:

— Что ж, мы не хотим, чтобы ты сам готовил ужин на всех.

— Или еще хуже: чтобы мне помогала только Анита.

— Эй! — возмутилась я.

Натэниэл обнял меня.

— Прости. Но ты на самом деле не умеешь готовить.

— А может, я просто не хочу!

Никки обнял нас обоих.

— Какая же ты прелесть, — сказал он.

— Я не прелесть, — огрызнулась я.

— Прелесть-прелесть, — поддакнул Натэниэл. — Просто тебе не нравится, чтобы тебя звали прелестью.

— Маленькие хрупкие люди не любят, когда их так называют.

— Мике тоже не нравится, — вспомнил Натэниэл.

Никки притянул нас к себе и поцеловал меня в макушку, потом повернулся и чмокнул Натэниэл в лоб. Это заставило его рассмеяться:

— А ведь это ты сказал, что мы не думаем друг о друге в таком смысле.

— Не думаем, но ты терпеть не можешь оставаться в стороне, когда рядом физически проявляют чувства.

Натэниэл просто улыбнулся, потому что не мог не согласиться.

— Моя любовь, мой брат, если вы собираетесь переодеваться на тренировку, то делайте это быстрее. Джейк впервые позвал в помощники кого-то не из Арлекина. Не хотелось бы, чтобы он пожалел.

Мы отправились в свою комнату за спортивной одеждой. Я подумала, а как другие из Арлекина отнесутся к тому, что Джейк предпочел им Никки? У некоторых из них были серьезные проблемы с каждым, кто не входил в Арлекин. Единственным добрым знаком было то, что еще слишком рано, чтобы большинство вампиров проснулось. Оборотни Арлекина были гордыми, но вампиры выражали абсолютное превосходство по отношению ко всем вокруг. Им не понравится тот, кто заставит усомниться в этом превосходстве. Тренировка по единоборствам обещала быть интересной.

17

Никки ушел вперед, чтобы не заставлять Джейка ждать, но согласился дождаться нас, прежде чем начинать занятие, если мы поторопимся. Мы с Натэниэлом переоделись в то, что можно было надеть на тренировочный ковер. Коса, которую он заплел, чтобы помочь мне справиться с отсутствием средств по уходу на моих волосах и пушистостью, была идеальна для тренировки. Магда оказалась в зале, ее светлые волосы были собраны в тугой хвост; она была одета в спортивный топ и беговые шорты, которые могли бы порадовать Натэниэла, а это означало, что на ней было очень мало одежды. Признаюсь, что меня слегка отвлекало то, как ее груди выступали под топом и как крошечные шорты обтягивали ее, когда она делала растяжку своих длинных ног, составлявших большую часть ее ста семидесяти восьми сантиметров. Не думала, что когда-нибудь буду настолько отвлекаться на женщину в спортзале, но раньше у меня не было любовниц, которые тренировались бы так же, как я. Что-то в генетике этой высокой валькирии заставляло ее мускулы развиваться даже лучше, чем у меня, но ее невозможно было бы принять за мужчину, глядя, как она тянется вдоль одной длинной ноги, потом вдоль другой. В правильной одежде она могла бы сойти за парня, но эта одежда должна быть многослойной, чтобы спрятать изгибы. Без макияжа ее лицо могло быть суровым, серо-голубые глаза — холодными, и этого было достаточно, чтобы некоторым людям она показалась довольно мужественной для женщины, особенно для высокой женщины, но это те, кто смотрит поверхностно, а я не так вижу большинство людей, и уж определенно больше не так вижу Магду.

Синрик делал растяжку рядом с ней. Его лоб коснулся колена, торс изогнулся над длинными ногами. Сейчас в нем было сто девяносто сантиметров. Когда я его повстречала, он был на двадцать пять сантиметров ниже — всего сто шестьдесят пять, но тогда ему было шестнадцать, а теперь — девятнадцать. При том освещении, которое было в зале, его волосы казались черными, но при ярком свете они оказывались темно-синих оттенков, от совсем темного до кобальтового. Бывало, люди спрашивали его, где его так изумительно покрасили, но это был его натуральный цвет. Для тренировки волосы были стянуты в тугой хвост; он так и не научился заплетать косу, потому что они, как и все остальное в нем, когда то были короче. Обычно один из нас заплетал его, но этим утром он проснулся один в своей собственной спальне.

Его задница в коротких шортах выглядела так же привлекательно, как задница Магды, но он надел компрессионные шорты и свободную майку, скрывавшую большую часть груди, так что только мускулистые руки и плечи давали намек, насколько приятным может быть остальной вид.

Было еще совсем немного людей, делавших растяжку перед тренировкой. На занятия ранним субботним утром приходили только те, кто хотел над чем-то поработать. Это означало, что будут люди, занимающиеся рукопашной или тренировкой с оружием; все зависело от того, над чем, по их мнению, им нужно было работать больше всего или от того, для какой тренировки они могли найти кого-нибудь, чтобы им помочь. Однако сегодня народу набралось достаточно для полной группы.

Мы с Натэниэлом присоединились к тем, кто делал растяжку. Если бы там было место, мы бы пошли к Магде и Синрику и использовали разминку, чтобы задать ей предварительные вопросы насчет Ирландии, но если не заставлять людей передвинуться, места не было, а это выглядит грубым. Я старалась не разыгрывать карту босса больше, чем это необходимо, и я могла подойти к Магде и Синрику, когда мы выстроимся по краям для отработки упражнений. Не стоило заставлять полдюжины охранников прекратить растяжку и выметаться, лишь бы нам удалось поговорить на несколько минут раньше.

Натэниэлу не нравились никакие тренировки по боевым искусствам, но он начал посещать их хотя бы раз в неделю, когда я настояла. А настояла я после того, как ему пришлось бороться с террористом, который собирался убить его, меня и несколько других наших любимых. Я не хотела, чтобы он полагался только на свою сверхъестественную скорость, силу и ловкость. Я хотела, чтобы у него были настоящие боевые навыки, если они когда-то снова ему понадобятся. Он поступил благоразумно, не стал спорить, а просто нашел время в своем расписании, чтобы это сделать. У него это не получалось. Это был один из очень немногих видов физической активности, в которой он не был естественным. Клодия, которая вела основные тренировки по рукопашному бою, и заставляла Магду и большинство мужчин выглядеть мелкими, сказала, что проблема не в том, что у Натэниэла нет способностей. У него нет желания выиграть. Ему просто не нравилось быть напористым на тренировках и ничего из того, что она пыталась донести до него, похоже, не изменило его линии поведения. Он занимался, он улучшал навыки, но он не побеждал.

Синрик — Син — хотел победить, но обычно он выходил против одного из профессиональных охранников, и это означало, что он не победит, как бы сильно ни старался, но он продолжал пытаться, и, в конце концов, это главное. Я ведь тоже нечасто побеждала. Тот факт, что я иногда выигрывала, все еще беспокоил некоторых охранников, особенно если я побеждала кого-то, кто был более чем на тридцать сантиметров выше и имел на пятьдесят килограмм больше мускулов. Магда не входила в число тех, у кого я выигрывала, но стройная фигура всего на несколько сантиметров выше меня тоже растягивалась на мате; она — отдельная история. Пьеретта смотрелась почти что хрупкой, делая растяжку в компрессионных шортах длиной до колена и футболке с короткими рукавами. Она никогда не обнажала много кожи, ни в зале, ни где-либо еще. Она также была одной из немногих Арлекинов, использовавших имя своего альтер-эго, которое приходит в маске и костюме, скрывающем абсолютно все. Идея Арлекина заключалась в том, что они были бесполыми, почти бесформенными, и их наряды отражали это: от накидок до одежды, которая заворачивалась или переходила в следующую деталь, рукав в перчатку, штаны в сапоги, шарф или балаклава на лице так, что маска, скрывающая среднюю его часть, закрывают все до последней капли. Сверкали только их глаза, хотя некоторые из Арлекина стали современными и вставили сетку или светоотражающие поверхности в глазницы маски, так что даже цвет их глаз оставался в тайне. Большинство из них, включая Магду, вернулись к именам, которые они носили века назад, тем, что были даны им при рождении, либо прозвищам, но Пьеретта теперь была просто Пьеретта, в одежде для тренировки или в наряде для убийств. Она не была первой Пьереттой в Арлекине; она просто заняла место той, что погибла. Имена не менялись, менялись только люди, носившие их.

Ее темные волосы были подстрижены очень коротко и пряди прилипли к ее треугольному лицу почти изящным кружевом. Я никогда не понимала, что она делает со своими волосами, чтобы они выглядели настолько потрясающе, но они были по-детски тонкими и невероятно прямыми, а значит, с моими кудрями это не сработает. То, что она укладывала волосы и наносила макияж, отправляясь на тренировку, озадачило меня, но может, так она чувствует себя лучше.

Син нас заметил и послал нам премилую улыбку. Когда я встретила его, он был таким незавершенным, а теперь он красивый и сексуальный. Я еще не решила, как его лучше охарактеризовать, но как минимум не грациозным. Он добавил в предназначенную мне улыбку чуть больше жара, поднимая за спиной сцепленные руки, чтобы растянуть мышцы плеч, но они не поднимались так высоко, как мои. Я опустила лицо, чтобы он не увидел румянец, заливший мое лицо после его последней улыбки. Он был более чем на десять лет младше меня, но это не значит, что он был более гибким. Он был более гибким, чем будет, когда станет старше, если только не будет продолжать работать над этим, но даже то, что он был вертигром, не делало его более гибким, чем я, не говоря уже о Натэниэле. Если бы он не был осторожен, то превратился бы в одного из тех крупных мужчин, которые теряют гибкость, когда мускулатура растет. В девятнадцать это не было проблемой, а через пять лет может стать, все зависит от его тренировок. В старшей школе он был звездой легкой атлетики и куортербеком, но с приближением колледжа ему пришлось выбирать между видами спорта. Футбол побеждал, потому что открывал больше шансов для стипендии, а потом и для карьеры. Ему предлагали стипендии по легкоатлетической линии, но не так много и не так близко к дому, как футбольные. Я думала, он уедет в колледж куда-нибудь подальше, и этот жар между нами может остыть. Возможно, он смог бы найти симпатичную ровесницу, но он дал понять, что это не входило в его планы. Я думала, что для счастья ему не хватает большой части моей жизни, но это было полностью моей проблемой, а не его, по крайней мере, так сказал мне на днях Син.

Никки и Джейк вышли из бокового помещения, которое было одновременно буфетом и местом, где тренеры планировали занятие. Они были почти одного роста, в районе ста восьмидесяти. Джейк выглядел ниже, потому что обычно горбился и выглядел так, словно старался не выделяться. Его волосы были каштановыми, ни слишком темными, ни слишком светлыми, не слишком прямыми, но и не совсем вьющимися, коротко подстриженными, как носили десятилетиями и возможно, еще десятилетиями будут носить. Его глаза были карими, и опять же — не слишком темными, не слишком светлыми, просто карими. Даже цвет его кожи был каким-то среднестатистическим. Вообще все в Джейке было усредненным. Он был одним из тех Арлекинов, которые больше всего напоминали мне, что они величайшие шпионы и величайшие убийцы. Джейк даже не выглядел настоящим кавказцем. Хотя у нас были латиноамериканские охранники из некоторых стран Южной Америки и некоторых регионов Испании, которые были настолько же бледными, как он, и которые не станут темнее от загара. Он был человеком из ниоткуда и откуда угодно. Джейк всегда заставлял меня думать, что он был тем, кем должен был быть Джеймс Бонд, человеком, который может проникнуть в большинство мест и оставаться незамеченным, пока подставное лицо заказывает «Мартини» — встряхнуть, но не взбалтывать.

Если Джейк был полной противоположностью Бонду, Джеймсу Бонду, то Никки выглядел так, будто мог сыграть главного злодея бондианы, такой нарочито мускулистый и с повязкой на глазу. Она была немного театральной, что он выглядел очень похоже на плохого парня из кино. Думаю, если ты настолько накачан, как Никки, то у тебя не получится скрыть, что ты крутой, так зачем пытаться? Он мог обладать более спокойной энергией, как у Джейка, испуская почти мирные волны. Фактически, Никки мог быть почти нейтральным, как хороший телохранитель, который может сливаться с фоном, пока это необходимо, но сегодня он не пытался прятаться. Он держался так, что это сразу говорило, что он самый большой и плохой здесь, точка, конец истории. Это было такое же показное поведение, которое демонстрируют собаки, либо как предупреждение другой собаке, либо как способ начать драку. Он также вел себя, когда мы впервые встретились; это не произвело на меня впечатления тогда, — собственно, и сейчас не впечатляло, — но я знала, что мы в разных весовых категориях. Показуха была не для меня или какой-то еще женщины в зале. Она была нацелена на других мужчин. Если вы думаете, что это сексизм, то вы правы, но, тем не менее, это правда. Мужчины не видят в женщинах физической конкуренции, за редким исключением. Магда была единственным исключением, но она была одна такая в комнате; даже Пьеретта, которая была достаточно быстрой, чтобы ударить почти любого дважды, прежде чем они успели ее коснуться, не заставила бы Никки так себя вести. Похоже, что-то в преподавании с Джейком позволило моему большому верльву быть таким мужественным, каким он хотел быть, без каких-либо извинений. Это заставило меня задуматься, насколько мое отношение ослабило эту его часть.

Все мы перешли от растяжки к разным сторонам мата, и только Джейк и Никки остались по центру. Мы с Натэниэлом подошли к Магде и Сину, и он с радостью помог нам устроиться с ними вместе. Кое-кто из остальных прекратил растяжку, чтобы наблюдать за нашими двумя инструкторами. Джейк всем улыбнулся.

— Сегодня мы собираемся заняться спаррингом.

— Ненавижу спарринг, — прошептал Натэниэл.

Я глянула на его внезапно ставшее несчастным лицо. Отсутствие агрессии на тренировках делало его по-настоящему хреновым в спарринге.

— А я люблю спарринг, — сказал Син.

Было и несколько других, кто издал звук неодобрения, подобно Натэниэлу, но их было немного. Спарринг был безопасным способом научиться драться в реальном мире, или найти то, над чем нужно работать сильнее всего. Почти все в помещении зарабатывали себе на жизнь той или иной формой насилия, то есть всем нам нужно быть в этом лучшими, или, по крайней мере, лучше, чем те, кто попытается причинить нам вред. Даже Син использовал агрессию, чтобы помочь себе сосредоточиться и быть лучшим на футбольном поле; только у Натэниэла была работа, в которой, скорее всего, не помогут тренировки по боевым искусствам. Если бы ему было нужно улучшить форму, чтобы снимать одежду на сцене, то MMA прекрасно бы помогли, но он и так был в великолепной форме.

Магда не была одной из тех, кто застонал от расстройства. Она была похожа на меня; мы пришли в зал тренироваться, а не ныть. К тому же мы обе женщины, и у нас только один способ добиться успеха в боевых искусствах или единоборствах — быть такими же жесткими, как мужчины или даже еще крепче. Честно это? Нет. А правда ли? Ага.

— Ты стал лучше в поединке. Но подготовке стоит уделить больше внимания, — сказала Магда.

— А когда кто-то бросает меня, то я начинаю работать над захватом и подготовкой, — ответил Син. Он хотел стать лучше во всем, что он пытался делать в физически.

Натэниэл тяжело вздохнул. Это была первая связанная с физической силой вещь, где он ныл и жаловался. Он на самом деле это ненавидел, но моя жизнь была слишком опасной, чтобы иметь в ней кого-то, кто хотя бы немного не может за себя постоять.

Джейк жестом пригласил Скарамуша присоединиться к ним в центре мата. Скарамуш встал, его длинные черные волосы были связаны в пучок на затылке. Он всегда выглядел высоким, а в обычной одежде стройным, почти хрупким, и всегда элегантным, как будто он был сыном какого-то магараджи, приехавшим на запад приодеться в дизайнерские шмотки и забывшим все, чем был обязан своей семье в Индии. Без рубашки, одетый лишь в тренировочные шорты, демонстрирующий всю свою коричневую кожу, он выглядел худым, мускулистым и гораздо больше воином, нежели избалованным принцем. Он шел на тренировочный мат так, словно у него в ногах были пружины. Он все еще выглядел хрупким по сравнению с Никки, но в то же время он выглядел быстрым, сильным и испускал собственную версию приди и получи энергии. Когда он поклонился Джейку, мускулы заиграли на его спине и плечах. У него не было габаритов Никки, но думать, что он слаб, было бы ошибкой.

Джейк поклонился в ответ в знак уважения, но старался не спускать глаз с другого мужчины. Я знала, что Скарамуш поступил так же, когда поклонился, даже не видя его лицо. Не занимает много времени понять, что отводить глаза от любого потенциального противника на тренировочном мате в додзе — ошибка.

Никки и Скарамуш надели наколенники, щитки для голеней, и перчатки для боя. У перчаток были мягкие накладки на ладонь, но свободные пальцы, так что парни могли схватить и держать, но не поранить руки так сильно, как это могло бы быть без защиты. Они поклонились друг другу, и в этот раз я могла наблюдать, как они смотрят друг на друга.

Я почувствовала, как Натэниэл напрягся рядом со мной. Он наклонился ровно настолько, чтобы своим голым плечом коснуться моей руки. Теперь, когда ему не нужно было беспокоиться о спарринге, он беспокоился о Никки. Я была немного удивлена, что Джейк позволил своему ассистенту выйти на бой, а не просто быть инструктором. Это должно было означать, что что-то не так. Возможно, было больше одной причины того, что Джейк позвал Никки сегодня помогать ему.

Я осмотрелась вокруг и поняла, что Арлекинов тут было больше обычного, и большинство из них были такими как Скарамуш и Пьеретта, тех, кто заявил, что они не совсем довольны здесь, в Сент-Луисе. Гортензио, зверь зова Магнифико, сидел рядом с Пьереттой, как мы с Магдой и Сином. Некоторым из Арлекина имена дала их умершая королева, но другие выбрали имена сами, с ее разрешения. Магнифико был одним из них, так что, я думаю, если ты сам выбрал такое имя, то твое эго достаточно велико, чтобы ты стал проблемой. Гортензио отражал позицию своего мастера практически во всем, что делало его серьезно раздражающим в отсутствие учтивых и обходительных манер его мастера, которые могли бы это компенсировать. Забавно, что большинство Арлекинов, кто сохранил имена от масок своих альтер-эго, имена, под которыми они убивали, были болью у нас в заднице.

Никки и Скарамуш встали в стойку для боя, но как-то по-разному. Я знала, что Никки не всегда так демострирует свой боевой стиль, но эти двое дрались раньше и видели поединки друг друга с другими охранниками. У них не было каких-либо глубоких темных секретов боя друг от друга. Это плюс, знать сильные и слабые стороны своих товарищей, но совсем другое дело, если тебе приходится драться против них, а не вместе с ними. Никки все это знал, потому не пытался показаться застенчивым.

Никки нанес обманный удар ногой по бедру Скарамуша, крысолюд ответил, но ни один из них не вложил много силы. Веркрыс сделал ложный удар Никки в лицо. Тот уклонился в сторону, избегая его, и тогда Скарамуш с дикой скоростью отработал другой рукой. Рука Никки оказалась напротив лица, блокируя кулак. Я даже не видела, как он ставит блок. Это было как магия.

Скарамуш попытался нанести удар по ребрам Никки, но верлев заблокировал его локтем, двинувшись достаточно лишь для того, чтобы удар не дошел.

Скарамуш держался на некотором расстоянии от другого мужчины, все еще поднятые руки защищали его лицо, локти прижаты к ребрам.

— Ты не должен быть намного быстрее меня, лев.

— Я Рекс нашего прайда, крыса.

— Не имеет значения. Ты — не Арлекин. Ты не должен быть быстрее меня.

Никки стоял перед ним, подняв руки, а локти тесно прижав к бокам; он балансировал на цыпочках, почти подпрыгивая на месте. Кто-то другой его размера не смог бы так подпрыгивать; он всегда был подвижнее, чем выглядел, но относительно новой скорости я была согласна со Скарамушем. Я никогда не видела, чтобы Никки так двигался.

— А может, это ты не должен быть настолько медленным? — спросил Никки, и его голос едва удерживался на грани рыка.

— Да, именно это я и имел в виду, лев. Только Арлекин настолько стремительны, что другие оборотни не могут за ними уследить, — Скарамуш ударил ногой, но Никки убрался с дороги без нужды в блокировке.

Скарамуш внезапно налетел градом ударов руками и ногами, которые были просто размытым движение. Я не могла за ним уследить, но, похоже, руки и ноги Никки успевали оказаться там, где должны быть. Скарамуш был темным пятном, а Никки так быстр, что мои глаза не могли даже увидеть размытость его движения. В последний раз, когда я видела кого-то настолько быстрого, это были некоторые из Арлекина до того, как мы убили их темную королеву. Все кроме одного из именно тех Арлекинов умерли жуткой смертью, так что сверхъестественная чудо-скорость не сильно-то им помогла, но я никогда не видела, чтобы кто-то из наших людей был таким быстрым.

Разочарование в схватке может привести к четырем исходам: ты сдаешься, ты дерешься сильнее, ты дерешься хуже, ты жульничаешь. Скарамуш был Арлекином; они не сдаются. Он сражался сильнее, но когда это не помогло ему пробить защиту Никки, его рука слишком широко размахнулась. Никки впечатал кулак в открытые ребра.

Я почувствовала горячий выброс силы, и впервые моя внутренняя крыса отреагировала на энергию, когда Скарамуш внезапно ударил. Никки отшатнулся, по его щеке текла кровь, но Скарамуш его не ударял. Я бы это видела.

Джейк оказался между ними, двигаясь настолько быстро, что показалось, будто он просто появился, чтобы разделить их.

— Никаких когтей, это тебе известно, Скарамуш.

Тут я увидела когти, вылезшие из торчащих из перчаток пальцев. Они выросли на обеих руках, то есть он был достаточно силен, чтобы изменить только это и ничего больше. Мика так мог, но он Нимир-Радж; Никки не мог, а ведь он Рекс. Никки кончиками пальцев прикоснулся к небольшим порезам на лице. Скарамуш удержал когти от того, чтобы сделать что-то большее, чем просто чуть тронуть кожу.

Джейк начал останавливать бой, но Никки сказал:

— Продолжим.

— Без когтей, без обращений, — сказал Джейк.

— Только потому, что Рекс недостаточно силен, чтобы обращаться частично.

— А ты недостаточно хорош, чтобы победить меня без обращения, — парировал Никки.

Скарамуш издал низкий злобный звук, который, как мне кажется, был крысиным вариантом рычания, потому что снова маленькая, с темным мехом зверушка внутри меня отреагировала на его зверя. Рафаэль специально поделился со мной своим зверем, но этот зверь все еще был нов для меня.

— Я могу победить тебя без изменения формы.

— Докажи, — сказал Никки.

Джейк заставил крысу показать руки, чтобы убедиться, что пальцы снова человеческие.

— Вы уверены, что оба хотите этого? — уточнил Джейк.

— О да, — ответил Никки.

— Очень даже, — добавил Скарамуш.

— Если ты снова выпустишь своего зверя, я закончу бой вместо Ники. Это ясно, Скарамуш?

Глаза веркрысы чуть расширились, но он подпрыгнул на месте, расслабив тело и сказал:

— Я честно одолею льва.

— Скарамуш, — позвала Пьеретта, но он ее проигнорировал, словно она и не говорила ничего.

Никки тоже попрыгал. Джейк отступил и скомандовал:

— Бой.

Они последовали словам Джейка. Даже блокировка ударов ускорилась. Они издавали резкие рефлективные звуки, но это были не крики, которым учат в некоторых занятиях по боевым искусствам. Вопить, когда ты не должен, — это показуха. Эти двое не играли на публику. Это был бой, настоящий бой. Только их навыки не позволили ему стать еще более жестоким, потому что ни один из них не смог пройти через защиту другого. Они были так быстры, что я не могла уследить.

Кулак Никки преодолел все удары Скарамуша и попал ему по лицу. От этого веркрыса покачнулся, и я увидела кровь. Никки продолжил хуком в ребра, которые тот парировал, но Никки впечатал колено в бедро противника. Скарамуш закрывался так быстро, как мог, пока Никки наступал, осыпая его градом ударов руками, ногами и локтями.

Люди смотрели на Джейка, ожидая, что он вмешается, но он этого не сделал.

Скарамуш увернулся ото всех ударов Никки и ударил его апперкотом прямо в челюсть. Он понес урон, пока Никки не увлекся и не открылся, и затем пошел на это. Никки покачнулся и опомнился. Если бы это быть битва на чемпионате UFC [Абсолютный бойцовский чемпионат по смешанным единоборствам], это был бы нокаут, потому что его голубой глаз расфокусировался. Но он все же стоял.

Скарамуш подошел и со всего размаха с разворота нанес удар ногой, нацеленный в висок Никки. Рука Натэниэла стиснулась на моей. Син ахнул. Рука Никки вовремя оказалась на месте, чтобы избежать удара в висок, поймать ногу и блокировать колено в захват. Скарамуш рухнул на пол, пытаясь вывести Никки из равновесия, но верлев был тяжелее и остался твердо стоять на ногах. В итоге Скарамуш оказался руками на мате, размахнулся второй ногой и ударил Никки в лицо. Никки не пытался заблокировать удар; он закончил захват на суставе. Я услышала влажный, мясистый хлопок. Скарамуш закричал, хотя от его удара рот Никки кровоточил.

Затем вмешался Джейк и остановил бой. Он помог Никки положить Скарамуша на мат. Его нога была согнута так, как ноги не должны сгибаться. Скарамуш старался не корчиться в агонии. Он выглядел зеленым от боли и, похоже, пытался не вырвать.

Пьеретта опустилась на колени рядом с ним. Гортензио стоял, свирепо глядя на Джейка и Никки.

— И как это называется?

— Это не было спаррингом, — сказала со своего места Пьеретта.

— Нет, это был урок, — ответил Джейк, и его голос был таким холодным и угрожающим, как я никогда еще не слышала.

— Урок о чем? — осведомилась она, держа Скарамуша за руку.

— О том, что Арлекин должен научиться уважать наших новых товарищей по оружию, — ответил он.

Голос Скарамуша был напряженным от боли:

— Они не прожили века, заслуживая наше уважение.

Никки вынул окровавленную капу и сказал:

— Я согласен заслужить твое уважение, выбив из тебя дерьмо.

— Ты мне не король, лев, — ответил Скарамуш сквозь стиснутые зубы.

Я вышла на мат, Натэниэл следовал за мной тенью, хотя я заставила его выпустить мою руку. Напряжение было высоко, и я хотела, чтобы обе мои руки были свободны на всякий случай. Магда и Син были у меня за спиной. Я не была уверена, как много помощи может быть от Сина, но львица сзади заставила бы их подумать дважды, прежде чем сделать что-то глупое в нашем отношении. Мне нравилось думать, что я дала им паузу, но я знала, что я льщу себе. Большинство из них считало меня жалкой заменой их погибшей королевы; независимо от того, какой у меня был титул, я была недостаточно хороша для некоторых Арлекинов.

— А как насчет меня? Предполагается, я твоя королева, — напомнила о себе я.

— Ты невеста Жан-Клода, но ты не вампир. Как ты можешь всеми нами править?

— А еще Анита — Нимир-Ра леопардов, — сказал Натэниэл. — Она королева для Микиного Нимир-Раджа.

— Она не перекидывается в леопарда. Я никогда не признаю Нимир-Ра, застрявшую в человеческой форме, — заявила Пьеретта.

— Она может не менять форму, но она все еще некромант и наша новая темная королева, — сказал Джейк.

— Нет. Нет, она не наша темная госпожа. Счастливый случай позволил ей выпить силу, которая была нашей, и теперь она дала ее ему, — она выразительно ткнула пальцем в Никки.

— Не только ему, — тихим голосом сказала Магда.

— Нет, все Арлекины, кто спит с тобой и Жан-Клодом, сохранили свои силы или вернули их, — сказала Пьеретта.

Гортензио издал звук, который был наполовину смехом, наполовину рычанием:

— Скарамуш хотел быть твоим moitié bête, твоей крысой зова и твоим любовником. Он сказал, что покажет тебе, что настоящий moitié bête может сделать для королевы. Из-за этого хвастовства твоя Невеста и покалечил его.

Я посмотрела на Никки, на Джейка. Никки сказал:

— Скарамуш первым пустил мне кровь. Я только закончил все это.

Я долго смотрела на Никки.

— Хочешь, чтобы он думал, что может выиграть тебя как приз?

Я повернулась к Скарамушу:

— Мне жаль, что ты ранен, но даже если тебе удастся отобрать корону у Рафаэля, твоего крысиного царя, я не сделаю тебя половиной моего зверя или любовником. Если ты хочешь быть ближе к трону Жан-Клода и ко мне, то причинение вреда моим любовникам ничего тебе не даст.

Зеленый от боли, нога согнута в обратную сторону, он сверкнул на меня темно-карими глазами скорее с гневом, чем с болью, и куда большим высокомерием, чем смогла бы я:

— Я бы стал лучшим царем крыс, а ты не отворачивайся от того, что не пробовала, потому что я знаю, что обслужил бы тебя гораздо слаще, чем кто угодно, кто был у тебя до меня.

— Ух ты, — поразился Син. — Мы тут стоим вчетвером, а ты собираешься нас всех оскорблять.

— Я знаю себе цену, — ответил Скарамуш.

Гортензио сказал Сину:

— Ты мальчик. Он, — указал он на Натэниэла, — дикая кошка, более искусен с мужчинами, чем с женщинами. Рекс так же жесток в постели, как и на ринге. Ни одной женщине не понравится такая жесткость.

Натэниэл, Син и Никки хором захохотали. Я сказала:

— Ты должен знать свою аудиторию. Но ты, очевидно, не знаешь.

— А что насчет меня? — спросила Магда.

— Ты женщина, — ответил Гортензио. — В этом плане ты не конкурент.

Я почувствовала теплый всплеск энергии, прежде чем низкое мягкое рычание просочилось из ее человеческих губ.

— Ты всегда был дураком.

Гортензио сделал шаг в ее направлении, что приблизило его ко мне, но смотрел он поверх моей головы на Магду.

— Назад, — сказала я.

Он меня проигнорировал. Я нанесла короткий удар ему в солнечное сплетение. Он был совершенно не готов, и это выбило из него весь воздух и согнуло его пополам. Я схватила его за затылок и обрушила его лицо на свое поднятое колено так быстро, так сильно и столько раз, сколько смогла. Я застала его врасплох, и он даже не попытался нанести ответный удар. Когда я увидела кровь, стекающую по моей ноге на мат, я оттолкнула его от себя, и он рухнул на бок на пол. Он не двигался. Нижняя часть его лица была кровавой массой такой густоты, что я уже не была уверена, сколько ущерба я причинила. Я знала, что у него сломан нос. Его глаза были открыты, но как и глаз Никки после того удара, не были сфокусированы.

Пьеретта побледнела и стала чуть менее уверенной в себе. Скарамуш по-прежнему выглядел сердитым и высокомерным сквозь боль и тошноту, но было что-то новое в его темных глазах. Думаю, неуверенность. Он строил свои планы на идее, что я не смогу ударить в ответ. Похоже, он пересмотрел ее. Хорошо.

— Я твоя королева, Гортензио. Это значит, что когда я говорю назад, ты делаешь, блять, шаг назад!

— Не думаю, что он может тебя слышать, — сказал Син.

— Значит, Пьеретта и Скарамуш могут повторить ему это потом, ясно? — сказала я, глядя в основном на Пьеретту.

Она отпустила руку Скарамуша и встала передо мной на колени, опустив голову на пол у моих ног; это был самый низкий поклон, какой она только могла сделать. Ладони она вежливо отвела назад, почти на плечи, так что только ее голова была у моих ног. Это было по-настоящему, но у нее были века, чтобы практиковаться во всех видах поклонов.

— Она останется в таком положении до тех пор, пока ты не прикажешь ей подняться, — сказал Джейк.

— Прямо сейчас это работает на меня, — сказала я.

Джейк чуть двинул губами, будто я его приятно удивила.

— Ты королева.

— Да, это так, и в следующий раз, когда один из вас забудет об этом, я буду использовать не колено, чтобы пустить вам кровь. Это ясно, Скарамуш?

— Хочешь сказать, ты лично нас убьешь?

— Нет, она не это имела в виду, — быстро произнес Джейк.

— Я не хочу вас убивать, черт возьми. Это пустая трата веков таланта и силы, но если вы заставите меня принять решение, я сделаю это.

— Я тебе верю, — сказал Скарамуш.

Голос Пьеретты был приглушен полом, когда она подтвердила:

— Да, моя королева.

— Поднимись, Пьеретта.

Она медленно, опасливо подняла голову:

— Ты хочешь, чтобы я встала, моя королева?

— Оставайся со Скарамушем или стой. Мне все равно; только не делай никаких глупостей.

— Да, моя королева.

— Ты приручила еще одного леопарда, Анита, — сказал Скарамуш.

— Как насчет тебя, Гортензио? Ты все еще намерен быть болью у меня в заднице, или я ясно выразилась?

Он осторожно зажал нос. Это сделало его голос странным, но довольно-таки понятным, когда он сказал:

— Предельно ясно, моя королева.

Я посмотрела вниз:

— Ну, а ты, Скарамуш? Ты приручен?

— Никто, кроме моего мастера, никогда меня не приручит.

— Но мы выразились ясно?

Он бросил по-настоящему ненавидящий взгляд на Никки, потом снова посмотрел на меня:

— Ты и твоя Невеста выразились очень ясно.

— Отлично, тогда между нами не возникнет больше проблем.

— Мы не проявим к тебе неуважения, но проблема все же есть, моя королева.

— И какова же она? — спросила я.

— Люди, с которыми у тебя есть секс, приобрели нашу прежнюю скорость и навыки или восстановили их в случае с Магдой и другим Арлекином в твоей постели, в то время как те из нас, кто не в твоей милости, продолжают терять как навыки, так и силу.

Я открыла рот, закрыла его и посмотрела на Джейка:

— Он прав?

Джейк вздохнул, пожал плечами и наконец ответил:

— Это не стопроцентная уверенность, но как гипотеза, к сожалению, имеет преимущества.

— Ебаться, — сказала я.

— Недостаточно, — вставил Скарамуш.

— Мы же не можем трахаться со всеми!

— Если я не могу восстановить свою былую славу по плану, заслуживающему воина и короля, то я соглашусь на то, что удовлетворит желания Жан-Клода.

Я уставилась на веркрысу:

— Ты понимаешь, о чем говоришь?

— Или за тебя говорит боль? — добавил Джейк.

— Я знаю, что сказал. И ради возвращения своей силы я буду тем, чем меня посчитает нужным сделать Жан-Клод, — ответил Скарамуш.

Пьеретта просто качала головой и выглядела испуганной. Она не хотела быть тем, чем посчитают нужным, и я ее не винила. Это слишком уж абсолютный карт-бланш, чтобы кому-нибудь такое предлагать.

— Я не буду катамитом (мальчик, состоящий в половой связи со взрослым мужчиной) Жан-Клода, — сказал Гортензио; его голос звучал все хуже по мере того, как нос опухал. Он закашлялся и начал задыхаться, и ему пришлось потрудиться, приподнимаясь достаточно, чтобы сплюнуть кровь на мат, от чего у него заболело лицо, так что он застонал от боли.

— Мы должны доставить их в медпункт, — сказал Джейк.

— Да уж, — сказал Никки. — Они залили кровью весь мат.

Я взглянула, не шутит ли он. Его рот все еще кровоточил настолько, что ему пришлось вытереть его тыльной стороной ладони. Во время всего этого он успел снять перчатки. Если это был сарказм, на его лице он не отразился. Царапины на щеках были не такими плохими, как рот.

— Или все могут перекинуться и исцелить себя, — предложила я.

— По всем матам будет липкая дрянь, — сказал Син. — Клодия говорит, что нам нельзя перекидываться в спортзале.

— Отлично. Сделайте это в коридоре.

— Я не осмелюсь, моя королева, — сказал Скарамуш.

— У тебя выбито колено. Превращение его исцелит.

— Да. Но в животной форме мне понадобится пища, чтобы восстановить энергию, которую я потрачу на быстрое выздоровление.

— Ну да, поэтому ты пойдешь вниз, в помещение, где мы держим живой корм.

— Нет, моя королева. Если я изменю форму, я не смогу гарантировать, что не буду воспринимать тебя и остальных как еду для своего зверя.

— Ты хочешь сказать, у тебя нет достаточного контроля над животной формой, чтобы удержаться от атаки на нас? — уточнила я.

— Мне стыдно это признавать, но это так.

— Вы же Арлекин, величайшие шпионы и убийцы. Это значит, у тебя абсолютный контроль над собой, по крайней мере, я так думала.

— Когда-то было именно так, но с тех пор, как наша сила начала ослабевать, то же самое произошло c нашим контролем над внутренними демонами.

Я перевела взгляд с него на двоих других нарушителей спокойствия. Пьеретта склонила голову и не хотела встречаться со мной взглядом. Гортензио катался от новой боли; очевидно, он сжал свой нос слишком сильно.

— Вы хотите сказать, что никто из вас не может контролировать своего зверя?

— Когда мы только обращаемся, мы должны есть свежую плоть. Как только мы поели, мы снова становимся самими собой и можем контролировать зверя, но до первого кормления мы не в себе, и будем атаковать, как ликантропы-новички, которые еще не обрели контроль над собой.

Я посмотрела на Джейка и Магду:

— Это всех вас касается?

— Мои способности не уменьшились, — сказала она.

— Потому что ты с ними спишь, — горько сказала Пьеретта. Она уставилась в пол, как только произнесла это, будто боялась собственной реакции.

Лицо Джейка было пустым и нечитаемым настолько, насколько он мог это сделать.

— Я тоже сохранил свои способности, а я не сплю с нашими новыми лидерами. Каазим тоже в порядке, а он не их любовник.

— Подождите, Джейк, Магда. Вы говорите, что ни один из вас не знал об этом? — спросила я.

— Я не знал, — сказал он.

Магда просто покачала головой.

— Народ, вы должны были доложить Джейку, — сказала я, посмотрев на остальных.

— Он один из тех, кто предал нашу Темную Мать, — сказал Скарамуш.

Гортензио снова обрел голос, хотя он был гнусавым и труднопонимаемым, потому что нос его продолжал распухать:

— Он помог спрятать от нас золотых тигров. Если бы они были убиты по приказу Матери Всея Тьмы, ты бы никогда не смогла прийти к власти. Ты должна была обладать силой Отца Тигров и стать новым Отцом Рассвета, и для этого тебе были нужны золотые кошки.

Скарамуш добавил:

— Джейк и Каазим оба были частью группы предателей, которые знали о том, что золотые тигры не были убиты, и теперь, когда они выиграли, у них все еще есть их силы, пока те из нас, которые не участвовали в заговоре, — нет.

— Так может, дело больше чем просто в сексе с Жан-Клодом и остальными из нас? — спросила я.

— Может быть, — ответил он, но как-то без особой веры, а может, он просто не хотел верить, потому что если секс не может исправить проблему, то они облажались во многих смыслах.

— Мика об этом знает?

Скарамуш и Пьеретта покачали головами.

— Мы никому не говорили о своем позоре, — сказал Скарамуш.

— Если бы мы решили отослать вас с миссией наподобие той, с которой только что вернулся Каазим, то вы бы признались кому-нибудь? — спросил Никки.

— Мы не обязаны отвечать на твои вопросы, Невеста, — сказал Гортензио.

— Тогда сделаем вид, что его задала я, потому что это хороший вопрос, и мне нужен ответ.

— Никто из здешних лидеров не доверяет нам достаточно, чтобы посылать с заданием, — сказал он.

— Мы все застряли здесь, в этом маленьком городе, когда мы веками путешествовали по миру, — сказала Пьеретта, и выглядела… убитой горем, вот единственное описание. На ее вечно юном лице внезапно появилось изможденное выражение.

— Я думаю, что-то изменилось, — сказала я.

— Если они не могут безопасно изменять форму, мы должны доставить их в изолятор, — сказала Магда. Если она сочувствовала плачевному положению своих товарищей-воинов, этого не было видно.

— Я бы попросил носилки, идти я не могу, — сказал Скарамуш.

— Что ты сделал, чтобы заслужить носилки? — спросил Никки.

— Ничего, но я смиренно прошу мою королеву и ее принцев, чтобы они были великодушны и проявили милосердие.

— Я не силен в милосердии, — сказал Никки.

— Как и я, особенно к воинам, которые все время забывают обо мне, — сказала Магда.

Скарамуш сглотнул достаточно сильно, что я услышала, и произнес:

— Моя королева, ее принцы, ее принцесса, я умоляю о милосердии и разрешите мне носилки.

Я не была уверена, что Магда — моя принцесса, но я не стала возражать. Мы выигрывали; никогда не придирайтесь, если выигрываете. Мы дали ему носилки. Какого черта? Мы своего добились.

18

Медики настояли, чтобы Никки пошел в подземную больницу с остальными пострадавшими. Он настаивал, что в порядке:

— Мой рот уже не кровоточит.

— У тебя может быть сотрясение, — сказал врач.

— Мы можем получить сотрясение? — удивился Син.

Доктор заверил нас, что это возможно, хоть и маловероятно, а значит, Никки тоже отправится в больницу.

— Я могу перекинуться в звериную форму, не подвергая никого опасности, — запротестовал он.

— Но если сотрясение достаточно серьезное, обращение не изменит всего. Давайте проведем некоторые тесты, прежде чем ты сменишь форму и запутаешь проблему, — предложил врач.

Никки с неохотой согласился. Мы вчетвером пошли с ним, но мой телефон зазвонил, и это был рингтон Эдуарда. Он был причиной того, что я изначально взяла телефон с собой в зал.

— Привет, Эдуард.

— Собирайт чемоданы в Ирландию.

— Ты заставил их согласиться привлечь меня к дело?

— Тебя и кое-кого из твоих сверхъестественных друзей, — ответил он, довольный собой.

— Разговаривай, — сказал Никки, и пошел прочь.

— Подожди секунду, Эдуард.

Я догнала Никки, тронула за руку, чтобы он обернулся. Хотела поцеловать его на прощание, но его подбородок и нижняя губа все еще были измазаны кровью; кровь в сочетании с пиратской повязкой придала ему еще больше сходства со злодеем из «бондианы», но это был мой злодей, а может, мой приспешник.

Он улыбнулся и подставил щеку для поцелуя, который я ему подарила:

— Я так понимаю, твой рот сейчас слишком болит для поцелуя.

— Я люблю дарить боль, а не получать, — ухмыльнулся он.

— Будто я не знаю, — ответила я.

— Мы можем пойти с Никки в больницу, а ты поговоришь о делах, — предложил Син.

Я не была уверена, кого включает понятие «мы», видимо, Натиниэль с Магдой тоже, потому что они переглянулись.

— Я уже знаю некоторые детали дела, и это может быть связано с тем, что происходит с Дамианом, — сказал Натэниэл.

— Он часть вашего триумвирата, я понимаю, — сказала Магда. — Останься. Я пойду с Сином и Никки.

— Спасибо, — поблагодарил Натэниэл.

— Ты нечасто просишь о чем-то таком. Я рада, что вы втроем работаете над этим, — сказала Магда и отправилась за Никки.

Именно Натэниэл не забыл спросить:

— Магда, ты ездила в Ирландию по делам Арлекина?

— Нет, они были очень обособлены большую часть своей истории, и мой мастер, Джакомо, не мог сойти за одного из них.

Я почувствовала себя глупо, как только она это озвучила, потому что Джакомо в Арлекине был исключением из правил. Он вернулся к имени, которое носил как наемник, но он не был одним из тех, кто оказался болью в заднице. Он был монголом, из того места, которое теперь считается Монголией. Он жил там, когда пребывание в Монгольской орде означало скакать по степям, завоевывая или убивая все, что встречается на пути. Даже не зная его этнического происхождения, за ирландца его не примешь; за китайца или корейца — возможно, может даже за жителя какого-нибудь острова в Тихом океане, но он определенно выглядел азиатом, а не европейцем. Он был почти так же широк в плечах, как Никки, но не из-за поднятия тяжестей. Джакомо просто сам по себе был крупным.

— Это имеет смысл, — сказал Натэниэл.

— А ты знаешь, ездил ли кто-нибудь из Арлекина в Ирландию регулярно или вообще?

— Пьеретта и ее мастер ездили туда чаще, чем кто-либо другой, о ком мне известно.

Магда сказала это так, потому что они были шпионами, а значит, не все знали, что делают остальные. Шпионы — это секреты, и чем меньше людей знает секрет, тем легче его сохранить. Только Королева Всей Тьмы получала все отчеты, и когда она впадала в свой многовековой сон, или спячку, или проклятие Спящей Красавицы или что бы то ни было, то они докладывали Совету вампиров. Они отчитывались перед разными членами Совета, в зависимости от того, о чем именно они докладывали. Это имело смысл, но нам не помогало. До сегодняшнего «урока» мы Пьеретте не нравились; я сомневалась, что зрелище того, как ее друзей избили, заставит ее больше нас любить.

— Разумеется, тем, кто знает Ирландию лучше любого другого, должна была оказаться Пьеретта; потрясающе, — скривилась я.

— У тебя есть еще один вампир, который знает Ирландию? — осведомился Эдуард в телефоне.

— Верлеопард, но кто знает, расскажет ли она нам после того, как мы выбили дурь из ее друзей?

— А зачем вы избили ее друзей? — уточнил он.

— Долгая история.

— Прикажи ей сказать тебе, Анита, и, связанная клятвой она будет обязана сделать это, — предложила Магда.

— Ты королева, Анита; поступай соответственно. Потребуй информацию, — высказался Эдуард.

То, что я получила стерео совет от Эдуарда и Магды, немного нервировало, но не слишком удивляло. Они оба большую часть времени были очень практичны.

Я покачала головой:

— Она часть старейшей и возможно лучшей в мире шпионской сети; если она захочет мне солгать, она это сделает.

— Вы все можете контролировать свое дыхание и биение сердца, — сказал Син, — но я клянусь, что некоторые из вас могут контролировать и свой запах, чтобы он не менялся, когда вы лжете.

— Кое-кто из нас может.

— Если мы застанем Пьеретту наедине, мы сможем запугать ее, чтобы она рассказала нам об Ирландии, — внес предложение Никки.

— Нам придется сделать это до того, как ее мастер проснется на ночь, потому что как только Пьеро окажется рядом со своей Пьереттой, ее будет не так просто запугать, — уточнила Магда.

— Полагаю, она все еще в больнице, держит Скарамуша за руку, — сказал Син.

— А доктор сказал, что я должен отправиться в госпиталь, — напомнил Никки.

Син улыбнулся:

— Я могу помочь?

— А ты можешь быть пугающим? — усомнился Никки.

Син, похоже, задумался.

— Да, но достаточно ли пугающим для того, чтобы запугать одного из Арлекинов? Скорее всего, нет. Можно я посмотрю, как вы запугиваете Пьеретту?

Магда хлопнула его по плечу достаточно сильно, чтобы он чуть пошатнулся:

— Пошли, посмотришь; может, мы сможем тебя научить быть страшнее.

— Не думаю, что ему нужен такой навык, — запротестовала я.

Никки кинул на меня взгляд, который я не совсем поняла:

— Страшным быть всегда полезно, Анита; ты это знаешь.

— Не считаю, что для большинства людей в реальном мире это так, — возразила я.

— Мы не живем в этом мире и мы не большинство людей, — ответил он. Хотела бы я с ним поспорить, но не могла.

— Если они могут узнать что-то, что поможет нам решить проблему с вампирами здесь, в Ирландии, — сказал Эдуард, — пусть они напугают ее до охуения, Анита.

— Ты хочешь, чтобы я разговаривала с тобой или отправилась помогать им в миссии устрашения?

— Я там слышал голос Никки, я не ошибся?

— Ага.

— Ему не нужно помогать быть страшным, а нам с тобой нужно начать планировать твою поездку на Изумрудный Остров.

Син вернулся, пока остальные пошли к дальнему входу в туннель.

— Мой рот не слишком болит для поцелуя, — сказал он.

Я нахмурилась.

— Прекрати быковать и просто поцелуй меня.

Комментарий заставил меня улыбнуться, и весь мой сварливый авторитет улетучился.

— Повиси минутку, Эдуард.

— А кто просит поцелуя? Я не узнаю голос.

— Синрик, — ответила я.

— Ой-е, он кажется взрослым.

— Я ставлю тебя на удержание, так, чтоб ты знал.

— Я не собираюсь по телефону критиковать твои поцелуи, Анита.

— Ставлю на удержание, Эдуард, — я повернулась к Сину. Он стал таким высоким и настолько старше, что более глубокий голос не дал Эдуарду сразу узнать его по телефону.

Магда позвала его с дальнего конца коридора:

— Никки говорит, если ты опоздаешь, мы начинаем миссию устрашения без тебя.

— Бегу, — крикнул Син.

Он обернулся ко мне и склонился для поцелуя. Я встала на цыпочки, чтобы встретить его сто восемьдесят с лишним сантиметров роста. Его губы были мягкими, нежными, но руки, которыми он схватил мои, — нет. Он сжал ровно на столько, чтобы я почувствовала силу его рук, достаточно далеко и метко кидавших футбольный мяч, чтобы колледжи интересовались ним. Какая-то комбинация его рук и поцелуя чуть сбила мое дыхание, когда он отступил. Он усмехнулся выражению моего лица, и он знал, что заставил мой пульс ускориться. Он — вертигр; он мог почувствовать биение моего сердца на языке.

Он побежал за остальными. Не хотел упускать возможность научиться быть страшнее.

19

— Ты бы лучше сняла Эдуарда с ожидания, — напомнил Натэниэл.

— О, точно.

Натэниэл усмехнулся:

— Мне нравится, как мелкий братец заставляет тебя забыться.

— То, что ты называешь его мелким братцем, не помогает мне проблемой разницы в возрасте, Натэниэл. Просто говорю. Но давай для разговора пойдем в комнату отдыха, а то вдруг кому понадобится зал.

— Он мой брат по выбору, и он младше, — сказал Натэниэл, направляясь к маленькой комнате, из которой Ники и Джейк вышли менее часа назад. Насыщенный выдался час.

— Он твой брат-муж. Вот в чем разница, — сказала я.

Он придержал для меня дверь, когда я нажала кнопку, снимая Эдуарда с удержания.

— Я сказал поцеловать мальчишку, а не оприходовать, — сказал Эдуард.

— Чтоб ты знал: я нахмурилась.

Он посмеивался; наверное, я была одним из пяти людей на планете, которые слышали от него такой звук.

— Перевожу тебя на громкую связь, Эдуард, — сказала я.

Я села у четырехместного стола, чтобы положить на него телефон, и мы оба могли сесть рядом.

— Кто слушает вместе с тобой? — уточнил Эдуард.

— Натэниэл.

— С каких пор ты подключаешь его к нашим телефонным разговорам?

Мгновение я не знала, что ответить, но Натэниэл наклонился к телефону и сказал:

— Ты все еще хочешь, чтобы Дамиан приехал в Ирландию и помог тебе?

— Да, — сказано было коротко и не так уж дружелюбно.

— Он все еще не очнулся на день, так что вместо него послушаю я, чтобы он смог принять обоснованное решение.

— Ты не веришь, что я скажу Дамиану правду? — удивилась я.

— Ты скажешь ему свою правду, полицейскую правду. Я тебя люблю, Анита, но твоя главная задача — раскрыть дело.

— Ты хочешь сказать, я буду манипулировать Дамианом, чтобы вынудить его отправиться в Ирландию, просто потому, что так я раскрою дело?

— Осознанно, нет, но где-то в глубине души — да.

— То есть, я ценю дело выше благополучия Дамиана?

— Если ты сможешь убедить себя, что ему не грозит слишком большая опасность или что для него будет лучше столкнуться со своими страхами лицом к лицу, и он сможет помочь тебе прекратить убийства в Ирландии, — да, безусловно.

Эдуард рассмеялся, и это был настоящий смех, который говорил, что ему действительно весело.

— Et tu, Эдуард?

В его голосе все еще слышались нотки смеха, когда он ответил:

— Мы оба хорошо умеем находить причины, которые заставят людей делать то, что мы хотим, Анита. В этом он прав.

— Возможно. Ты не против, что он послушает?

— Если ты не против, — ответил он, и то, что он настолько спокойно это воспринял, меня удивило.

— Да, я нормально к этому отношусь.

— И прекрасно. Тогда я буду говорить с тобой так, как будто Натэниэла тут нет, но он может вставлять замечания.

— Вставлять замечания? — переспросила я.

— Я помогал Питеру заполнять заявления для колледжа, — сказал он.

— Так он не собирается сразу в армию?

— Мы с его матерью убедили его поучиться год в колледже. Если он поймет, что это не его, то тогда может завербоваться.

Я была почти уверена, что Донна для этого сделала больше, чем Эдуард, но да бог с ним. На самом деле, в этом я была согласна с Донной.

— Рада слышать. Легче поступить в колледж, а потом пойти в армию, чем наоборот.

— Это одна из причин, по которой я встал на сторону Донны, — то, как он это произнес, заставило меня оставить тему.

— А ты ездил в колледж? Мы с Сином ездили, — встрял Натэниэл. Ему не был знаком тон Эдуарда настолько, насколько мне, поэтому он пропустил интонацию «эта тема закрыта».

— Несколько раз, но давайте оставим эту «Неделю Старого Дома» [Old Home Week — праздник или фестиваль в Новой Англии, когда выросшие дети приезжают в Старый Дом, то есть родительский] на потом, — прервал обсуждение Эдуард.

Натэниэл хотел было что-то добавить, но я покачала головой. Он понял намек и заткнулся.

— Ты говорил что-то насчет моего приезда в Ирландию вместе с моими сверхъестественными друзьями. Что ты имел в виду? — вернулась я к работе.

— Можешь взять с собой помощников, как на то дело в штате Вашингтон.

— Без наличия чрезвычайных обстоятельств, даже под юрисдикцией Сверхъестественного подразделения Службы Маршалов США, я и в стране не могу привлекать гражданских. Как, к чертям собачьим, ты добился этого в Ирландии?

— Ты не можешь использовать их как помощников. Но привезти можешь.

— В Ирландию?

— Да.

Натэниэл сделал большие глаза, потому что мы с ним обсуждали то, что никто не хочет брать меня в игру.

— Как? Я не была уверена, что ты добьешься, что пустят в страну меня, не говоря уже о других людях со мной.

— Во-первых, ирландской полиции интересно посмотреть, насколько хорошо оборотни будут работать с нами и с ними. Возьми Сократа, если не думаешь, что он не сработается с остальными.

— Потому что он бывший коп, — догадалась я.

— Да, я бы взял как можно больше бывших военных и полицейских.

— Сделаю, что смогу. Охранники, которые помогали нам в штате Вашингтон, подойдут?

— Подойдут, и Никки всегда может присоединиться.

— Он не служил ни в полиции, ни в армии, — напомнила я.

— Нет, но он достаточно хорош, чтобы я доверил ему прикрывать спину, даже если бы ты не смогла приехать с ним.

— Ого, это высочайшая похвала от тебя.

— Просто правда.

Надо будет не забыть потом сказать Никки. Хотя он, скорее всего, просто пожмет плечами и скажет: Конечно, — а может, и ничего не ответит. Я даже не могла сказать, доставит ли ему это удовольствие. Мне было до чертиков приятно, когда Эдуард сказал мне, что я достаточно хороша, чтобы прикрывать ему спину, но, конечно, мое прошлое и Ники сильно различались, как и наша реакция на определенные вещи.

— Ладно, Сократ и Никки. Еще пожелания?

— Лисандро, Клодия, Бобби Ли.

— Клодия не покидает город со мной, а вот начет остальных двоих — принято.

— Она же приезжала в Колорадо.

— Она приезжала не со мной, а с Жан-Клодом.

— Ладно, в любом случае, ты позже сможешь мне объяснить, почему это имеет значение, но прямо сейчас собери небольшую группу, которая может достаточно хорошо взаимодействовать с полицией и военными, чтобы не заставить их сожалеть о решении включить нас в дело.

Но Натэниэл чувствовал необходимость ответить на вопрос о Клодии.

— Клодия не хочет, чтобы она оказалась наедине с Анитой, если поднимется ardeur. Поэтому она и не выезжает с ней.

Я одарила его взглядом, которого он заслужил свей болтливостью. Взгляд не был дружелюбным.

Он пожал плечами и спросил:

— А что?

— Мне начинает нравиться, что Натэниэл участвует в разговоре, — сказал Эдуард.

Я нахмурилась сильнее в сторону Натэниэла, а потом и на телефон, как будто Эдуард мог это увидеть. По правде говоря, его бы не волновало, если бы он был рядом, и я могла смотреть на него в упор.

— Давайте сконцентрируемся на деле, ладно?

— Я говорю по делу, Анита, и ты это знаешь.

— Я не знаю, как, черт возьми, тебе это удалось, Эдуард.

— Нам повезло; они думают о создании собственного сверхъестественного подразделения, но они не хотят в точности копировать британский опыт. Их не совсем устраивало, как британцы повели себя в последний раз, когда им пришлось позвать их на помощь.

— Разве они не боролись за избавление от британского контроля долгое время?

— Ага, поэтому необходимость обращаться к британцам за помощью в последний раз, когда против них выступил сверхъестественный гражданин, не устраивала правительство или голоса избирателей.

— А, я слышу о приближении выборов, — откликнулась я.

— Дело не только в политиках, Анита. Ты должна больше знать об истории этой страны, чтобы понять, в каком они были отчаянии, раз обратились за помощью к ближайшим соседям.

— А почему они не попросили помощи у Интерпола? — спросила я.

— Сверхъестественный отряд Интерпола был занят чем-то другим и не мог прибыть так быстро, как британцы. Чтобы спасти жизни ирландцев, они позволили своим старинным завоевателям снова попасть в свою страну. Президент Ирландии и его партия из-за этого проиграли следующие выборы.

— Погоди. Это дополнительная информация к тому, что я читала. Там была смешанная группа из ликантропов, человеческого колдуна, пары ведьм и нескольких фейри — я имею в виду фей или что-то в этом роде.

— Важный совет по безопасности в Ирландии: не называй их фейри.

— Я знаю это, Эдуард, честное слово.

— Просто напоминаю. И скажи своим людям, чтобы и они тоже не забывали.

— А почему нельзя называть их фейри? — поинтересовался Натэниэл.

— В древнем мире фей это то же самое, что называть афроамериканца словом на букву «н», за исключением того, что у фей есть магия, чтобы наказать за оскорбление.

— Ух ты, правда, это такое оскорбление?

— Для некоторых старших фей в Старом Свете — да, — сказала я.

— А как тогда вместо этого их называть? — спросил он.

— Феи, благой народ, добрый народ; маленький народец вышло из употребления, но некоторые старожилы его еще используют.

— Еще есть вариант: тайный народ, — добавила я.

— Феи короче и чаще употребляется в полицейской среде в большинстве стран, — сказал Эдуард.

— Я знаю, что в Ирландии самая большая концентрация фей в мире, — сказала я.

— Но большинство из крошечного народа — хорошие граждане, или им просто хочется, чтобы их оставили в покое и дали заниматься тем, чем они занимаются последнюю тысячу лет.

— Чушь собачья, там все еще есть Невидимые феи, и они всегда имели склонность к плохим вещам.

— Они это так не воспринимают, Анита. Они считают себя нейтральными как сама природа.

— Ага, природа нейтральна, но снежная буря все равно тебя убьет, и есть несколько видов доброго народа, которым на самом деле нравится причинять боль людям.

— Но они этого не делают, потому что не хотят быть изгнанными, — сказал он.

— Я еще помню, как в колледже читала, к чему привело то, что некоторые европейские страны выслали малый народ. Мощной магией они были привязаны к земле. Ты убираешь часть народа, и земля может начать умирать.

— Это может все усложнить.

— Они не знали тогда, что это убьет землю, и они не понимали, что феи, которые лишились связи со своей землей, могут сильно разойтись, ну, или британцы не знали. Видимо, ирландское фейское население оказалось более диким и даже сильнее связанными с землей, чем в других частях Британских островов.

— Ты все это помнишь со времен колледжа?

— Я еще глянула в интернете, когда ты сказал, что есть вероятность поездки в Ирландию.

— Ты, готовая сесть за компьютер?

— Анита все лучше разбирается с техникой, — вставил Натэниэл.

— Эй, меня полностью покорил мой смартфон, а это маленький компьютер.

— Довольно честно, — хохотнул Эдуард.

— Я хотела освежить в памяти, что помню, после нашего первого разговора. Некоторые из ирландцев верят, что великий картофельный голод и британская оккупация лишила их не только художников и писателей, но и экстрасенсов и ведьм среди местных уроженцев, поэтому они рады принять любого, у кого есть дар, кроме разве что некромантов. Раньше, когда они освобождали писателей от подоходного налога, они делали то же самое со всеми, кто обладал очевидными психическими или магическими способностями.

— Вот это для меня новость.

— Это не относилось к тебе лично, а ни с кем, пожалуй, кроме меня, обладающим достаточным даром, чтобы озаботиться этим вопросом, ты не работал.

— Точно.

— Маршал Киркланд тоже поднимает мертвых, — напомнил Натэниэл.

— Мы с Ларри — двое из очень малого числа тех, кто может продемонстрировать свой дар.

— Я знаю, что твой дар помогает тебе выживать и быть лучше на работе. Как же другие выживают, не имея таких талантов? — спросил Натэниэл.

— Мы справляемся, — сухо сказал Эдуард.

— Я не имел в виду тебя. Ты ж Эдуард.

Я действительно поняла, что он имел в виду.

— Ты знаешь, что он прав; ты Эдуард, и это лучше любой магии.

— Я просто всегда представлял, что Эдуард просто достаточно крутой мужик, чтобы не нуждаться в магии, но что у всех остальных она есть.

— Не-а, — ответила я. — Есть я, Ларри, Дени-Люк Сент-Джон, Мэнни, пока не вышел на пенсию, парочка на Западном побережье, один — на Восточном, но у всех остальных нет парапсихических способностей.

— Похоже, должно быть наоборот, — сказал Натэниэл.

— Когда начинался бизнес, люди не доверяли экстрасенсам, — ответил Эдуард. — Это было слишком близко к тому, чтобы быть ведьмой, а большинство из старых охотников на вампиров охотились и на ведьм в том числе.

— У нас здесь, в Сент-Луисе, несколько лет назад слетел с нарезки целый ковен. На их ликвидацию ордера не было, но полиция все равно позвала меня для консультации.

— Когда сверхъестественные граждане сорвутся с цепи, кого ты позовешь? — перефразировал Эдуард [отсылка к главной теме из «Охотников за привидениями»].

— Нас.

— Нас, — подтвердил он.

— Так что ирландцы хотят, чтобы мы привезли еще сверхъестественного народа, чтобы посмотреть, захотят ли они интегрировать их в свой новый доморощенный отряд, так?

— Типа того, — ответил он. Позже я вспомню, как он это сказал, и что тогда я не подвергла это сомнению.

— Выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, Эдуард. Это позволит нам обойти запрет на провоз оружия с нашими американскими значками. Они на самом деле собираются разрешить нам привезти не состоящую из полицейских группу, снаряженную на больших плохих вампиров?

— Так и есть, хотя мне пришлось им пообещать, что мы не устроим слишком большой публичный беспорядок.

— Если все пройдет как надо, никто даже не узнает, что мы там были, — сказала я.

— Вот так я им и сказал.

— Ты сказал, у тебя в Ирландии было несколько контактов. Это охрененно больше, чем просто «несколько контактов», Эдуард.

— Я же сказал, нам повезло. Один из людей, ответственных за создание нового подразделения, задолжал мне услугу.

Я на минуту задумалась, что нужно, чтобы быть в долгу перед Эдуардом. Было разок такое, что я задолжала Эдуарду, и он позвал меня в Нью-Мексико охотиться на монстра, который гораздо хуже, чем просто убивал людей. В тот раз мы оба чуть не погибли.

— Из-за чего он тебе задолжал?

— Ты же знаешь, что я не отвечу.

— Если это из-за того, что тут я, то я заткну уши и буду мычать, — сказал Натэниэл.

— Это не из-за тебя, — откликнулся Эдуард.

— Он не собирается мне отвечать, — добавила я.

— Если ты это знала, зачем спрашивала? — не понял Натэниэл.

— Я все еще надеюсь, что он станет болтливее.

— Я хоть когда-то был болтливым? — спросил Эдуард.

— Тот, кто тебе задолжал, знает тебя по армии, или ты к тому времени уже демобилизовался?

— Без комментариев.

— Ладно, я в курсе, что ты хранишь тайны лучше почти любого, кого я знаю.

— Почти? — уточнил он.

Я улыбнулась, пусть он этого и не увидел.

— Ладно-ладно, среди людей ты чемпион по хранению тайн.

— Только среди людей?

— Вампиры хранят тайны куда лучше любого, кого я знаю.

— Высокий, не слишком темный и красивый скрывал от тебя что-то, пока вы готовились к свадьбе?

— Ему больше шестисот лет, Эдуард. Я никогда не узнаю всех его секретов, но нет, я не подразумевала Жан-Клода, я говорила о вампирах в целом.

— А я не стану настаивать, потому что ты сказала мне все, что собиралась, — сказал он.

Я рассмеялась:

— Эй, я училась хранить секреты у лучшего.

— Так ты платишь мне той же монетой?

— Ага.

— Итак, нам повезло, но еще у нас есть кое-что, что нужно нашим ирландским коллегам.

— Что конкретно?

— Смешанная группа сверхъестественных созданий, работавших с полицией или прежде бывших полицейскими.

— Как много твоему старому другу известно обо мне и моих людях?

— Он мне не друг, скорее, знакомый по работе.

— Значит, ты не многое ему сказал.

— Самый минимум.

— Который состоит в?..

— Ты знаешь, что существует определенная группа военных и секретных операций, которой известно о тебе настолько много, что ни одному из нас это не дает покоя?

— Ты имеешь в виду Ван Клифа.

— Ты, правда, хотела произносить это имя при Натэниэле?

— Я уже слышал это имя раньше, — сказал он.

— Донна этого имени не знает, — заметил Эдуард.

— Натэниэл был с нами в Колорадо, когда это имя всплыло в прошлый раз.

— Как ты мне рассказывала, в комнате были только ты и Мика, когда его отец обронил это имя.

— Мы с Микой подумали, что Натэниэлу будет безопасно знать.

— Питеру я тоже не говорил.

— Тебе нравится хранить секреты, Эдуард. Я предпочитаю делиться информацией больше твоего.

— Я знаю, что Никки узнал его в Колорадо. Кто еще в курсе?

— Я была осторожна.

— Кому ты сказала?

— Ты сказал мне воздержаться от любого намека на Ван Клифа. А теперь ты говоришь, что он связан с новым ирландским подразделением?

— Не он лично, но люди вроде него. Все они заинтересованы тем фактом, что ты, кажется, обладаешь всеми преимуществами ликантропа без побочного эффекта изменения формы.

— Ага, мне все время говорят, что военные — то есть, не сама армия, а некие таинственные силы — очарованы возможностью создания суперсолдат с некоторыми из моих способностей.

— Большинство военных не имеют ничего общего с этой идеей, Анита.

— Я знаю, что они все еще увольняют по состоянию здоровья тех, кто подцепил ликантропию на службе.

— Но некоторые фирмы, занимающиеся частной охраной, очень заинтересованы.

— Я думала, твой знакомый — из ирландской полиции.

— Да, но так было не всегда.

— Военный? — спросила я.

— Да.

— Частная охранная фирма?

— Да.

— Я не думала, что военные или полиция лучше к тебе отнесутся, если ты был в частной охране.

— Он урожденный ирландец, который вернулся домой с новыми навыками и новыми деньгами, чтобы вложить их в проект, который хочет реализовать правительство.

— Деньги. Постой. Он сам финансирует это дело?

— Нет, но он помогает с оборудованием, надеясь доказать ценность нового оружия правительству, чтобы они заказали его новые гаджеты.

— Правительственный контракт принесет кучу денег, — сказала я.

— Именно, но это в будущем. Прямо сейчас он тратит деньги своих покровителей на инвестиции, которые могут окупиться, а могут и нет.

— Так что, это огромная авантюра, — сказала я.

— Да.

— И мы поможем ему выиграть пари.

— Да.

— А твой… Я не могу продолжать называть его твоим знакомым.

— Брайан.

— Брайан. Нет, правда? Как это… по-ирландски.

— И тем не менее, так его зовут.

— Пусть так. Брайан планирует следовать за нами, когда мы будем охотиться на плохих вампов?

— Он собирается помочь нам.

— Мы можем убить плохих вампов, когда найдем?

— Я добился, чтобы тебя впустили в страну с оружием, Анита. По одной проблеме за раз.

— Подожди, — сказал Натэниэл. — Ты хочешь сказать, что Анита не сможет убить вампиров, когда вы их обнаружите?

— Мы думаем, вампиры, которые доставляют нам проблемы в Дублине, умерли недавно. У нас есть несколько исчезновений, но никто не был объявлен мертвым, так что они все еще легальные граждане со всеми правами. Ирландская система права не распространяется на вампиров. Даже не упоминает их.

— И что же нам делать, когда мы найдем плохих ребят, Эдуард, бороться с ними на руках?

— С людьми, даже с укусами вампиров, нужно обращаться как с обычными людьми, если только они не станут активно пытаться нас убить; тогда они становятся перспективными целями.

— Как насчет самих вампиров? Они придумали, что будут делать, когда найдут их, если не убьют?

— Нет.

— Это безумие, — сказал Натэниэл.

— Ирландские копы правда хотят спасти вампиров, убивающих их детей? — спросила я.

— Ирландцы очень серьезно относятся к тому, чтобы не лишать жизни.

— Придумай что-нибудь смертельное, пока мы не прибыли, Эдуард. Я не повезу своих людей на убой из-за того, что кто-то при власти отступил.

— Сделаю, что смогу, но местная полиция очень серьезно относится ко всему этому поддержанию мира.

— Они никогда не видели, на что способны вампиры, — сказал Натэниэл.

— Большинство из них, за исключением Брайана.

— Не будет мирного конца с этими убийцами, Эдуард.

— Я не спорю, Анита, но твоя репутация некроманта — не единственная вещь, в отношении которой у ирландцев были оговорки.

— Что еще им во мне не нравится? — осведомилась я.

— Твоя репутация в отношении насилия.

— Твоя не лучше.

— Вообще-то у тебя счет убийств больше, так что я не настолько кровожаден, как ты.

— Великолепно, значит, я в любом случае плохая и злая.

— Они говорят о том, чтобы приставить человеческого офицера к команде твоих сверхъестественных друзей, пока они в Ирландии.

— Страж моей стражи?

— Думай о нем скорее как, о боевом товарище. Если один из твоих оборотней сделает что-то неудачное, то у находящегося с ними офицера тоже будут неприятности, так что они будут мотивированы на то, чтобы держаться прямо и в узких рамках.

— Дорога на Небеса прямая и узкая, Эдуард. Мы не идем этим путем.

— Брайан прошел через ад, Анита. С ним все будет в порядке.

— Вы с ним служили вместе.

— Я этого не говорил.

— Тогда сражались вместе.

— И этого я не говорил.

— Отлично, чертовы секретные операции, но если ты скажешь мне, что ты видел, что Брайан может за себя постоять, то я тебе поверю.

— Я верю, что Брайан выполнит свою часть любой операции, но я не знаю его людей. Я верю, что он выбрал хороших людей, но он работает на правительство.

— И что это значит? — спросила я.

— Это значит, что он, возможно, не мог отбирать всю команду, так что будь осторожна, пока мы не узнаем, что они так же хороши, как Брайан.

— Я передам это своим людям.

— Так и сделай.

— Я закончу собирать команду, и тогда скажу им хорошие новости о том, что мы можем взять пушки.

— Никакой взрывчатки. Если она нам понадобится, люди Брайана ее предоставят.

— Не думаю, что когда-то путешествовала с взрывчаткой. Это твоя фишка.

— Ты использовала фосфорные гранаты на гулях и другой нежити.

— Ладно. Я оставлю их дома. Да и вообще, те европейские гранаты, что были у тебя в Колорадо, оказались до хрена более разрушительными.

— Если они нам понадобятся, Брайан даст нам несколько штук.

— Приятно знать.

— Пакуйся и вылетай как можно быстрее, Анита. Я встречу тебя в Ирландии.

— Это было бы намного проще, если бы я все еще не боялась летать.

— Я все время забываю о твоей аэрофобии. Когда-нибудь я должен поднять тебя в воздух и помочь тебе преодолеть это.

— А ты можешь летать? В смысле, у тебя есть летное удостоверение?

— Встретимся на Изумрудном Острове, Анита.

— Черт возьми, Эдуард.

— Да?

— Да ничего. Просто храни свои секреты и оставайся совершенно загадочным. Ты все время говоришь, что я твой лучший друг. Знаешь, вообще-то люди не имеют столько тайн от лучших друзей.

— А я — да, — ответил он. — Увидимся за океаном, Анита.

— Увидимся, Эдуард.

— До свидания, Натэниэл.

— Пока, Эдуард.

— Ты не сказал мне не подвергать Аниту опасности.

— Я знаю, чем Анита зарабатывает на жизнь, и знаю, что она доверяет тебе прикрывать ее спину, больше, чем кому-нибудь другому. Я доверяю ее суждению.

— Моя невеста восприняла бы разговор не так.

— Донна тоже знает, чем ты зарабатываешь на жизнь, — возразил Натэниэл.

— Она знает кое-что из того, чем я зарабатываю на жизнь, но не хочет знать все.

— Может быть, но Питер знает.

— Он сказал мне, что вы с ним разговаривали по телефону, — отозвался Эдуард.

— Ему нужна помощь в организации мальчишника.

— Я твой шафер. Разве не мне нужно его планировать? — спросила я.

— Ты правда хочешь организовать мой мальчишник?

— Нет, но я не уверена, что хочу, чтобы этим занимался твой девятнадцатилетний сын.

— Он об этом просил, — ответил Эдуард.

— У него неплохо получается, — добавил Натэниэл.

— Признаться, я немного волновался о том, как много вы с Питером общаетесь, — сказал Эдуард.

— Отчего же? — удивилась я.

— Ты думаешь, я плохо на него влияю? — уточнил Натэниэл.

— Нет, по словам Аниты, дело в моей работе.

— Я просто не думаю, что участие в семейном бизнесе — лучший вариант для него, — сказала я.

— Пока мы не стали дедами программы Маршалов, он собирался стать истребителем вампиров, но сейчас ему придется пройти новую программу обучения. Он слишком молод, чтобы сразу туда попасть, так что он пересматривает свои варианты.

— И это значит, что на другую сторону семейного бизнеса он тоже не собирается? — спросила я.

— Не сейчас, Анита.

— Ты не должен бояться говорить при мне, Эдуард. Я знаю, чем ты занимаешься — или занимался, пока не получил значок, — вставил Натэниэл.

— Неужели?

— Да, Донна просила меня поговорить с Питером насчет колледжа.

— Так ты просто притворился, что не знаешь, что он согласился поступить в колледж?

— Я не врал. Я всего лишь не знал, что Питер принял решение. Он все еще размышлял, когда мы говорили в последний раз.

— Не знал, что вы с Питером такие хорошие приятели, — голос Эдуарда не выражал счастья. Это был тон, который некогда заставлял меня бояться за Натэниэла, но я знала, что Эдуард не сделает ничего, чтобы поставить под угрозу мое семейное счастье, как и я — его; нам обоим пришлось потрудиться, чтобы встретить своих любимых, и облажаться не хотелось.

— Это не так.

— Похоже, с тобой он разговаривает больше, чем с кем-то из своих друзей.

— Не больше, просто со мной он может поговорить о том, чего не может обсудить со школьными друзьями. Я уже в курсе глубоких темных тайн, которые не известны даже его матери. Ты поставил Питера в такое положение, что он не может поговорить с матерью, сестрой, психотерапевтом или лучшими друзьями из Нью-Мексико, потому что это разгласит твои тайны. Как будто он знает, что его отчим — Бэтмен, но должен притворяться, что знаком только с Брюсом Уэйном. Не может же он ни с кем это не обсуждать.

— Он может поговорить об этом со мной, — возразил Эдуард.

— Нельзя же говорить с Брюсом Уэйном о Бетмене, если ты знаешь, что это одно и то же лицо!

— Я знаю обо всех скелетах в шкафу, — добавила я. — Он может говорить со мной, не боясь, что сболтнет что-то, чего я еще не знаю.

— Ты женщина, красивая женщина, достаточно жесткая, чтобы выходить охотиться на монстров вместе с Бэтменом. А еще ты лучший друг Эдуарда. Как Питер может с тобой поговорить, не волнуясь, не расскажешь ли ты Эдуарду?

— Замечание принято к сведению, — сказала я.

— Питеру был нужен кто-то, с кем можно поговорить, и кому уже известно о твоей тайной личности. Поверь мне, если бы он нашел кого-то другого, то поговорил бы с ним.

— Почему ты так говоришь? — спросила я.

— Он бы не стал доверяться одному из твоих бойфрендов, будь у него другие варианты.

— И какое отношение то, что ты мой парень, имеет ко всему этому?

— Мы это обсуждали, Анита, — сказал Эдуард.

— Да знаю я, знаю. Я спасла его, и он привязался ко мне как щенок.

На лице Натэниэла проявилась злость, выплеснулась энергия его зверя.

— Не надо, Анита. Не умаляй того, что произошло.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Надеюсь, что не понимаешь, потому что для Питера это одна из наиболее важных истин.

Я покачала головой:

— Я ничего не понимаю, какая истина?

— Отлично. Вот тебе эта истина. Ты права. Он на тебе зациклен, но как бы он мог иначе? Его похитили и надругались сексуально. Это было пугающе, ужасно, но это был его первый сексуальный опыт, а потом Анита появилась и спасла его. Потом ты была с ним, когда он убил женщину, которая его оттрахала. Это ты оттащила его от ее тела, прижала к стене и сказала ему, что она мертва, что он ее убил, и это было так же хорошо, как сама месть.

— Я знаю, что Анита не рассказывала тебе все это, — сказал Эдуард, и голос его не был нейтральным или злым.

— Питеру был нужен кто-то, кому можно рассказать всю правду, а вы его подставили, и он не мог поговорить с кем-то еще.

— Он даже мне не рассказывал детали, а я уже все знал, — произнес Эдуард.

— Он намекнул, и я рассказал ему о своем прошлом. Когда он узнал, что я подвергся насилию и изнасилованию, он был уверен, что я не буду осуждать его за то, что с ним произошло. Мужчине тяжело признавать, что он оказался жертвой. Я пригласил его в нашу мужскую группу здесь, но он не готов пока говорить это в группе.

— У тебя есть группа? — переспросил Эдуард.

— Мужчин с историями, подобными истории Питера и моей, больше, чем ты думаешь.

— Это не… Прости, Натэниэл. Я не знал, что ты… помогаешь Питеру. Спасибо, что был с ним, когда я не мог.

Злость схлынула с Натэниэла. Он выглядел удивленным.

— Пожалуйста. Он порядочный человек, сбит с толку, немного сломлен, но сильный и пытается разобраться, Робин ли он для твоего Бэтмена или кто-то еще.

— А он говорил с тобой о некоторых из своих… девушек?

— Да.

— И?

— И Питер попросил моего совета кое в чем. Он хотел знать, что он не извращенец, если наслаждается тем, чем наслаждается.

— Что ты ему сказал? — спросил Эдуард.

— Что он не извращенец. Ему просто нужно быть уверенным, что все безопасно, разумно и по взаимному согласию. О согласии мы с ним много говорили.

— Я пытался поговорить с ним о сексе, — сказал Эдуард.

— Я знаю, но он не может с тобой разговаривать о некоторых моментах. Ты его отец, и ты куда ванильнее него.

Почему-то ванильный не было словом, которое я бы использовала для Эдуарда, но мы с ним не обсуждали его сексуальную жизнь. Просто мне было проще считать, что он не абсолютно ванилен.

— Я не понимаю некоторых вещей, которых Питеру… хочется.

— Он это знает, и знает, что ты пытался понять, но его тараканы — это его тараканы, не твои, а ты послал его к терапевту, который его увлечение связыванием и подчинением рассматривал как часть его сломленности.

— Его терапевт думает, что Питер выражает свое насилие и гнев в связывании и грубом сексе.

— Частично, но было ли это из-за жестокого обращения или было внутри него, ожидая, чтобы стать частью его сексуальности, на самом деле не имеет значения.

— Конечно, это имеет значение.

— Нет, Эдуард, на самом деле нет. Что важно, так это то, что Питер не чувствует себя извращенцем или монстром, а понимает, что с его сексуальными предпочтениями все в порядке. Я особое ударение сделал на том, что он должен оговаривать каждый момент игры, чтобы его партнерша знала точно, что будет происходить, и соглашалась на это. Еще я ему сказал, что одно то, что он фантазирует о чем-то, не означает, что это понравится ему в реальности, и что некоторые фантазии должны остаться только фантазиями.

— Он тебе о них рассказывал?

— О некоторых.

— Не буду просить, чтобы ты мне пересказал.

— И хорошо, потому что я бы так не предал его доверие.

— Могу я кое-что спросить, если ты пообещаешь не говорить Питеру?

— Зависит от того, что это. Не могу обещать вслепую.

— Думаю, это честно. Я говорил Аните, что беспокоюсь, что Питер станет насильником после того, что с ним случилось.

— Мог бы, но он не хочет этого, и иногда, когда с тобой происходят подобные вещи, одного желания не превратиться в монстра достаточно, чтобы этого избежать.

— Он хищник, как и я, и это не только из-за того, что с ним случилось в четырнадцать, — сказал Эдуард.

— Нет, не только, — подтвердил Натэниэл.

— Я сказал Аните, что боюсь, что Питер примет это как окончательный шаг и станет большим хищником, чем я, ты понимаешь?

— Ты беспокоился, что то, что ему нравится грубость, даже жестокость, в спальне, означает, что он может превратиться в серийного убийцу.

— Я сказала, что не думаю, что с Питером это произойдет, когда ты спрашивал меня, Эдуард, — напомнила я.

— Но он не рассказывал тебе все в деталях, как Натэниэлу.

— Нельзя просто стать серийным убийцей, Эдуард, — сказал Натэниэл, — не без долгого и систематического насилия, которого с Питером не было.

— Ты можешь им родиться, — возразил Эдуард.

— Эдуард, — перебила я. — Натэниэл прав. Нельзя просто взять и превратиться в серийного убийцу, если тебе не причинили больший вред, чем в жизни Питера.

— Когда Питер был младше, он мочился в постель? — спросил Натэниэл.

— Нет.

— Он что-нибудь поджигал?

— Нет.

— Мучил животных?

— Нет, — это отрицание прозвучало намного расслабленнее первых двух.

— У Питера нет трех основных признаков серийного убийцы, так что он им не родился. Он увидел, как вервольф убил его отца прямо у него на глазах, когда ему было восемь, а он взял упавшее ружье отца и застрелил зверя, чем спас жизни матери и сестренки. Это травматично, но еще это смело, даже героически. Возможно, это сделало его более склонным к насилию в других сферах жизни, а может, насилие всегда жило в нем. Может, именно оно помогло ему взять ружье и прикончить монстра, убившего его отца. Быть хорошим в насилии не всегда плохо. Ты должен знать это лучше других людей.

— Ты прав. Я должен, но это всегда отличается, когда касается твоего ребенка.

— Надеюсь однажды узнать, насколько отличается, — сказал Натэниэл и слишком уж серьезно посмотрел на меня.

— Не смотри на меня. Я не планирую размножаться, благодарю покорно.

— Дети — это прекрасно, Анита, — сказал Эдуард.

— Не начинай.

— Я не могу представить, что ты беременна и выполняешь нашу работу, но я не могу представить и то, что ты никогда не захочешь детей.

— Я ведь думала, что в этом вопросе ты будешь на моей стороне, Эдуард.

— Я ни на чьей стороне. Я просто хочу, чтобы моя лучшая подруга была счастлива, что бы для нее это ни значило.

Натэниэл улыбнулся мне. Я указала на него пальцем:

— Мы не будем обсуждать это снова. Особенно не тогда, когда планируем большую свадьбу с Жан-Кодом и только чуть меньшую с тобой и Микой.

— Я помогаю с организацией обеих, плюс помогаю Донне с их с Эдуардом свадьбой, но я не жалуюсь.

— Ты молодец, Натэниэл, но я действительно имела это в виду. Разговоры о детях подождут, пока мы не разберемся со свадьбами.

— Хорошо. Дети подождут, пока мы все трое не переженимся.

— Я не это сказала.

— Но что-то похожее, — сказал Эдуард.

— Ты, на хрен, встал на его сторону.

— Нет. В смысле, если ты забеременеешь, то кто будет со мной играть в «полицейских и воров»?

Я закатила глаза, заставив тем самым Натэниэла улыбнуться, но Эдуард этого не увидел.

— Да, как товарища по играм ты меня потеряешь.

— В самые лучшие игры мы играем вместе.

— Нет, — сказал Натэниэл. — Это мы с Анитой играем в лучшие игры.

— И мы закончили, — сказала я. — Вы двое не будете сравнивать несравнимое.

— Правда, Анита? — дразнящим голосом спросил Эдуард.

— Я в этом не участвую, потому что обсуждение закончено.

Эдуард рассмеялся, Натэниэл присоединился к нему, и попытавшись минуту дуться на них, я не выдержала и тоже рассмеялась. Когда смех утих, Эдуард еще раз попросил нас привезти в Ирландию Дамиана, чтобы он помог нам отыскать вампиров, которые свирепствовали в Дублине. Тогда Натэниэл задал больше вопросов, потому что хотел дать вампиру как можно больше информации, когда тот проснется на день.

— Он твой вампир-слуга. Просто прикажи ему поехать с тобой в Ирландию, — предложил Эдуард.

— Ты же знаешь, что я не буду этого делать, Эдуард.

— Ты усложняешь себе жизнь, Анита.

— Если бы я не усложняла себе жизнь, ни один из моих любимых мужчин в ней бы не появился, и Натэниэл в том числе.

С этим Эдуард спорить не мог, поэтому и не пытался.

— Если у нас будет вампир, который знает город, это может все изменить, Анита.

— Я знаю, Эдуард.

— Чего ты нам не сказал? — спросил Натэниэл.

— У Аниты есть больше подробностей об этих убийствах.

— А как насчет таинственного друга Брайана и том, где вы встретились?

— Нет.

— Что о том, кто стоит за новым проектом и не является Ван Клифом, но похож на него? Кто это? Насколько он опасен для Аниты?

— Если бы я думал, что он для нее опасен, я бы не просил ее приехать.

Натэниэл хотел задать еще парочку вопросов, но я знала, что смысла нет. Если Эдуард уже решил, каким количеством информации поделиться, то именно стольким он и поделится.

Мы оставили все как есть, потому что быть с Эдуардом лучшими друзьями — значит, принимать как должное тот факт, что можешь никогда не узнать обо всем его прошлом. Я могла с этим жить, как и сам Эдуард. Я подозревала, что у него были тайны, которые могут нам не дать жизни, если он ими со мной поделится, потому что кто-нибудь нас найдет и удостоверится, что мы больше не будем жить. Конечно, может быть, это будет и просто заключение в правительственной тюрьме, но я склонялась к мысли, что таинственный Ван Клиф был парнем куда более основательным, а ничего основательнее смерти не существует.

20

Я взяла телефон и посмотрела через маленький столик на Натэниэла.

— Я не знала, что вы с Питером так подробно говорили.

— Донна с Эдуардом — Тедом — предложили Питеру позвонить мне, чтобы распланировать мальчишник. Мы обсуждали вечеринку, он понял, что определенные темы меня не смущают, и начал со мной разговаривать.

— Ты при мне этого никогда не упоминал.

— Питер говорил со мной по секрету.

— Я понимаю, но все равно чувство такое, будто я пропустила что-то важное.

— Ты не пропустила ничего из того, что хотела бы знать, — улыбнулся он.

Я на минуту зависла и пожала плечами:

— Не понимаю, что ты хочешь сказать, Натэниэл.

— Он доверился мне и говорил со мной о вещах, которые бы смутили тебя, если бы ты услышала это от Питера. Ты знаешь его с тринадцати-четырнадцати лет, и для тебя он — ребенок. Ему нужна помощь со взрослыми делами, о которых он не может говорить ни с одной женщиной, не говоря уже о тебе.

— Ладно, о чем ты вообще?

Улыбка начала исчезать и он покачал головой:

— Я не собираюсь разговаривать с тобой о том, что мы обсуждали с Питером. Это личное, и его бы очень беспокоило, если бы я выдал тебе доверенную мне тайну.

— И что это значит?

— Это значит, что тема закрыта, потому что я не собираюсь позволять тебе задавать вопросы, пока ты не разберешься во всем по моим ответам. Мы закончили говорить о Питере.

— Как все серьезно.

Он поднял брови и очень внимательно на меня посмотрел.

— Чего? — спросила я.

Он встал со стула и протянул мне руку.

— Пойдем найдем Сина и остальных и узнаем, известно ли Пьеретте об Ирландии столько, сколько Дамиану.

— Ты действительно не хочешь, чтобы он ехал со мной.

— Дамиан чувствует, что едва сбежал от Той-Что-Его-Создала. Отправлять его обратно, где она может физически прикоснуться к нему снова, кажется плохой идеей.

— Он не сбегал. Она его отпустила, потому что закончила с ним. Если бы он сбежал, я бы не брала его туда.

— Я все еще надеюсь, что Пьеретта сможет дать тебе информацию об Ирландии, и ты сможешь оставить Дамиана дома, — взмахнул он рукой, напоминая.

После секундного колебания я приняла его руку. Да, я подумывала не принять ее, но это было бы ребячеством. Я старалась быть выше этого. На этот раз мы вышли за дверь вместе. Зал был все еще пуст и казался очень тихим без шума и суеты прочих людей.

— Эдуард может поговорить с Питером о том, что ты рассказал, — сказал он.

— Нет, он не станет, — сказал Натэниэл.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он почувствовал облегчение от того, что Питеру есть с кем все обсудить.

— Если он скажет Донне, она станет донимать Питера.

— Если он скажет.

— Думаешь, он не станет?

— Я думаю, Эдуард сделает то, что лучше для Питера по его мнению.

— И ты считаешь, что это не включает сказать его матери, что ты его доверенное лицо?

— А ты нет? — спросил Натэниэл.

Я задумалась, потом кивнула:

— Донна не сможет просто принять это, как есть. Ее будет донимать то, что ее сын может доверять тебе больше, чем ей.

— Даже если темы, помощь в которых ему необходима, будут совершенно неподходящими для разговора между матерью и сыном? — уточнил Натэниэл.

— Ты достаточно общался с Донной по телефону и через Скайп, когда помогал со свадьбой. Сам-то как думаешь?

Теперь задумался он, и, наконец, ответил:

— Ты права. Она будет обязана влезть в это.

— И ты тоже прав. Эдуард не будет ее посвящать, потому что ему лучше нашего известно, что она этого так не оставит.

Мы вышли в коридор, казавшийся туннелем после просторного спортзала. Я услышала голос Сина, хотя не могла разобрать слов. Ему отвечал женский голос, но пока я не увидела, я не поняла, что это Син и Пьеретта. Никки и Магды нигде не было видно. Пьеретта что-то настойчиво ему втолковывала. Он кивал, словно подбадривая ее продолжать. Вся злость из нее, похоже, улетучилась; какого черта Син сказал Пьеретте, чтобы она с такой готовностью ему все выкладывала?

Она первой нас заметила и почти испугалась, став как-то выше, будто собираясь привлечь внимание.

— Моя королева, — сказала она и поклонилась.

Мы с Натэниэлом переглянулись. Если бы я не знала, что она меня услышит, я бы предположила, что ее подменили инопланетянкой, потому что ее поведение изменилось буквально за минуты. Син мог быть очаровательным, но он двадцатилетний парень. Чтобы быть настолько очаровательным, у него просто недостаточно жизненного опыта. Твою мать, да Жан-Клод не смог бы такое провернуть, не используя на ней силу вампирского разума.

— Пьеретта, — сказала я, склоняя к ней голову, хотя если честно, никогда не знала, что делать, когда кто-то называет меня своей королевой. Я позволила им пользоваться титулом, потому что это был титул Матери Всея Тьмы, и это было типичным примером «Королева мертва. Да здравствует королева!».

Син с улыбкой глянул на нас:

— Пьеретта рассказывала мне обо всех своих путешествиях по миру со своим мастером, Пьеро.

— Среди них были приключения в Ирландии? — уточнила я.

— Да, моя королева, — ответила она.

— Ирландия была одним из мест, куда Пьеретта и Пьеро ездили по поручению Совета наводить порядок, — расширил ответ Син.

— Сотрудники правопорядка — полиция — арестовывают людей. Они спасают жизни. Ты арестовывала людей, Пьеретта?

— Было лишь одно наказание для вампиров, которые преступили закон, моя королева.

— И в чем же оно заключалось? — спросила я.

— Так же, как и сейчас: смерть.

Я не могла спорить с ее доводами. Я была Маршалом США, но на самом деле моя работа по сути своей не изменилась. Я была легальным истребителем со значком.

— Ты когда-нибудь кого-нибудь убивала в Ирландии? — спросила я.

— Нет, Миледи разбиралась с такими вещами самостоятельно.

— Миледи? Никогда прежде не слышала, чтобы ее так называли, — теперь мы поравнялись с ними, так что я в полной мере ощутила взгляд ее больших карих глаз.

— Даже мы, Арлекин с силой Матери Всея Тьмы, стоящей за нами, не отваживались называть ее имя, потому что оно привлекало к нам ее внимание, так что для личного пользования мы окрестили ей Миледи, поскольку она заставляла своих питомцев звать ее именно так.

— Питомцев? Ты имеешь в виду зверей ее зова? — переспросил Син.

Она подняла это утонченное лицо с огромными темными глазами к нему:

— Нет, мой принц. Хотя она превратила некоторых оборотней в питомцев, но в основном это были вампиры вроде слуги королевы, Дамиана.

— Что ты хочешь сказать — Дамиан был ее питомцем? Я не понимаю, что это слово подразумевает под собой в таком контексте.

— Они были ее сексуальными партнерами, но назвать их любовниками предполагает эмоции, которых Миледи не проявляла. Ей нравилось их мучить не меньше, чем разделять с ними наслаждение. Они были на милости ее прихотей, а она была… скажем так, очень прихотливой.

— Я думала, прихотливая подразумевает под собой веселая и с легким сердцем(подумать), — сказала я.

— Тогда я неправильно выразилась, потому что Миледи не была склонна к веселью, а если у нее и было сердце в том смысле, в котором ты имела в виду, то оно никак уж не было легким. Она принуждала звать ее Миледи скорее как раб в БДСМ-сообществе зовет своего доминанта господином, кроме разве того, что этот титул обычно дается по соглашению сторон, а Миледи своим питомцам, своим рабам, не позволяла никакой свободы воли.

— В БДСМ-сообществе называть кого-то господином — значит, проявлять нежность и уважение, — заметил Натэниэл.

— Тогда я снова неправильно выразилась, потому что это было требование, титул, как королева или король, в котором нет ничего располагающего.

— А вас не беспокоило то, что вы используете то же имя, которое она заставляла использовать своих питомцев? — осведомилась я.

— Иногда — да. Но как еще мы могли ее называть?

— Бешеная сука из Ирландии — прекрасный вариант.

На мгновение Пьеретта явно испытала шок, а потом рассмеялась тем смехом, которым обычно смеешься, когда кто-то тебя потряс, а не развеселил.

— Если тебе выпадет неудача увидеть ее, моя королева, пожалуйста, не называй ее так в лицо. Я не хочу потерять еще одну темную королеву меньше чем за два года.

— Что, если я скажу тебе, что Миледи разрешила вампирам, не принадлежащим ей, терроризировать город в Ирландии?

— Я бы сказала, что это неправда. У нее абсолютная власть над ирландскими вампирами, потому что они могут подняться только благодаря ее укусу, ее линии. Она — ее собственный sourdre de sang, фонтан крови, каким стал Жан-Клод, какими были Белль Морт и Дракон веками. Только ее сила достаточно велика, чтобы преодолеть нежелание земли отдать своих мертвецов.

— Что там насчет земли? — спросила я.

— Дикая магия фей в Ирландии сильнее, чем где-либо еще в мире. Даже если кто-то умрет от укуса вампира после трех укусов и правильного количества крови, взятого при последнем кормлении, большинство тел в Ирландии не поднимется. Они становятся трупами и начинают гнить. Только те, кто принадлежал к их собственной родословной, могут иметь хоть какую-то надежду на создание вампиров в Ирландии.

— Значит, вампир, который был фонтаном крови, сможет поднять вампиров там, но кто-то другой — нет? — уточнила я.

— Даже тогда — не факт. Мы видели, как Миледи пыталась создавать вампиров, а тела оставались неподвижными. Неудачи приводили ее в ярость, и они случались нередко. Магия земли слишком живая, чтобы там хорошо работала хоть какая-то магия смерти.

— Тогда почему ирландцы не любят некромантов?

— Истинные некроманты настолько редки за всю историю, что я не думаю, что у них есть какая-то политика касательно них, — сказала Пьеретта.

— Другой маршал пытался получить для меня разрешение на въезд в Ирландию, чтобы помочь им с расследованием, но они не хотели позволять некроманту проникнуть в их страну.

— Это меня удивляет, моя королева. Это одна из наиболее гостеприимных для любой магии стран в мире.

Я пожала плечами:

— Все, что я могу сказать, это то, что сначала они не хотели меня впускать.

— Он сказал, твоя репутация в насилии была еще одной причиной, — напомнил Натэниэл.

Я нахмурилась:

— Прекрасно. То есть, ну да.

— Похоже, они противились именно этому, а не твоей магии, — сказала Пьеретта.

— Мне так сказали.

— Может, дело в том, что ты истинный некромант, — сказал Син.

— То есть?

— Ты убила Мать Всея Тьмы, Анита. Это выходит за пределы обычной некромантии, — пояснил Натэниэл.

— Обычной некромантии не бывает, — сказала Пьеретта. — Была лишь горстка достойных некромантов за последнюю тысячу лет. И всех их мы убивали до того, как они могли войти в полную силу.

— И все же все боятся нас, — произнесла я.

— Они боятся людей типа твоих коллег, которые поднимают и управляют зомби. Они даже не представляют, что может сделать настоящий некромант.

— По всему интернету есть куча прошлогоднего видео с теми зомби из Боулдера, Колорадо, — напомнил Син.

Пьеретта кивнула:

— На некоторых из них — Анита в окружении своей армии зомби. Да, это могло заставить ирландские власти задуматься.

Я об этом не думала в таком ключе.

— Погодите-ка. Разве магия земли не должна не давать мне поднимать там зомби?

— Должна, но еще там не должно быть связанного с вампирами дела, — сказала Пьеретта.

— А почему Миледи не могла слететь с катушек и напасть на людей? — спросил Син.

— Она слишком сдержанная и слишком старая, чтобы рисковать всем ради такого потворства своим желаниям.

— Что могло вызвать появление новых вампиров в одном из городов там?

— Ничего, — отрезала она.

— Мне нужно твое слово, что ты не поделишься ничем из того, что я собираюсь тебе сказать ни с кем, Пьеретта, — потребовала я.

— Я не могу хранить никаких секретов от своего мастера, так что, когда он проснется, он узнает все, что со мной происходило, пока он спал.

— Ладно, тогда дай свое слово и от его имени, что дальше это не пойдет.

— У тебя есть мое слово, а мое слово — его, как его слово — мое.

Меня немного озадачило ее высказывание, но я его приняла.

— Слово чести?

— Слово чести.

Было в старых вампирах кое-что хорошее: их слово чести по-настоящему нерушимо, потому что они верят, что их честь будет поставлена на карту, и это многое для них значит. Я сказала ей как можно меньше, но достаточно, чтобы она поняла, что новые вампиры в Дублине поднимались почти каждую ночь.

— Это не должно быть возможно, — сказала она, и выглядела при этом озадаченной, будто она лихорадочно думала.

— Но, похоже, происходит.

— Если она их не создавала, то это было бы более верно, но даже вампиры, которых она не создавала, должны подчиняться ее власти.

— Она не лжет? — спросил Син.

Пьеретта коротко взглянула на него и опустила глаза.

— Я не знаю, но если нет, то случилось что-то очень неправильное.

— И что бы это могло быть? — спросила я.

— Когда ты уничтожила Мать Всея Тьмы, были вампиры, которые отправились спать на рассвете и больше не проснулись. Она была источником их силы, и как только ее не стало, они не смогли вновь восстать от смерти. Я бы предположила, что Миледи как основатель своей линии крови была защищена от любого уменьшения сил, но это возможно.

— У нас в Сент-Луисе не было никого, кто не проснулся, — сказала я.

— Вы с Жан-Клодом здесь. Это ваше место силы, и все вампиры, которые принесли ему клятву крови, увеличили силы, когда ты поглотила Темную Мать, но сила приходит извне, Анита. Ты взяла ее от Матери Всея Тьмы и дала своим вампирам и своим союзникам среди зверей, но для других разрыв связи с источником силы дорогого стоил.

— Почему тогда они просто не присоединились к Жан-Клоду и Аните? — спросил Син.

— Не знаю, но я никогда не видела мастера вампиров с собственной линией крови, чья смерть не стоила бы жизни некоторых его вампиров, даже когда новый мастер забирал территорию. Переход от одного источника жизни к другому никогда не бывает настолько аккуратным и чистым, как верят современные вампиры.

— Старые мастера вампиров все еще рассказывают своим маленьким вампирчикам, что если мастер умирает, на следующую ночь они не проснутся, но я доказала, что это неправда.

— Для одинокого мастера вампиров — так и есть, но Мастера Городов могут забрать какое-то количество слабейших из своих вампов с собой в могилу, а sourdre de sang может забрать в смерть многих из своих творений. Когда вы, к счастью, уничтожили в прошлом году Любовника Смерти, многие из его детей умерли вместе с ним.

— Я этого не знала, — сказала я.

— А если бы знала, тебе было бы не все равно?

— Может быть, но мы не говорим о вампирах, умирающих и не встающих из гробов. Мы говорим о том, что встало много новых маленьких вампиров, — напомнила я.

— Сама магия земли должна предотвратить такое нашествие вампиров в Ирландии.

— По данным полиции, там все больше нападений каждую ночь, — сказала я.

Пьеретта сдвинула брови и снова уставилась в пол, похоже, она всегда так поступала, когда глубоко задумывалась.

— А вне города нападения были? — наконец уточнила она.

— Нет, насколько мне известно.

— Если это происходит только в городе, а не в сельской местности, то возможно, дикая магия фей начинает ослабевать. Это случилось почти повсеместно, и если причина в этом, то началось бы оно в городе. Сельская местность безо всех этих человеческих технологий и металлов дольше удержит магию.

— Как можно проверить, чтобы понять, не это ли случилось? — спросила я.

— Спроси малый народец — они все еще там и имеют дело с людьми. Спроси Докторов Фей — они знают.

— Что, на самом деле врачи фей? — не поняла я.

Она чуть улыбнулась:

— Нет, они люди, которые получили свою магию от благого народа, или в некотором роде любимы феями. Ирландцы зовут их Докторами Фей, потому что в прошлом они лечили больной домашний скот или людей как врачи, но делают это с помощью фейской магии, а не медицинской науки.

— Им все еще разрешено использовать магию для лечения людей? — спросил Натэниэл.

Пьеретта словно и не слышала его вопроса.

— Современная медицина должна была покончить с ними, — предположила я.

— Они не могут действовать как врачи, но все еще они ценятся как вид экстрасенсорных способностей, — сказала она.

— Могут ли они вылечить то, что не под силу современной медицине? — уточнил Натэниэл.

И снова Пьеретта его проигнорировала.

— Натэниэл задал тебе вопрос, — надоело мне.

Она посмотрела на меня:

— Ты наша королева и наш победитель. Син — молодой принц, и он под протекцией нашего нового короля. Но он, — она указала на Натэниэла. — Он нам никто. Не король, не принц, не Нимир-Радж, не Рекс, не Ульфрик, не лидер ни одной из групп. Зачем мне отвечать на его вопросы?

— Он мой жених, — ответила я.

— Нет, твой жених — Жан-Клод. Натэниэл — это тот, с кем ты проведешь неофициальную церемонию, после которой даже ваше законодательство не признает ваш брак.

— Это правда и в отношении Мики.

— Он сам по себе король, как для леопардов, так и для Коалиции, — возразила она.

— Я не принц по праву, — заметил Син. — Я принц потому только, что Жан-Клод так сказал.

— И ты допущен в постель королевы.

— Натэниэл тоже, — сказал он.

— Это не то же самое, — покачала головой Пьеретта.

— Она наденет кольцо не на мой палец, а на его.

Она упорно качала головой:

— Ты действуешь как настоящий moitié bête. Он — нет.

— Натэниэл — часть моего триумвирата наряду с Дамианом. Почему это не дает ему больше статуса?

— Жан-Клод черпает силу из своего триумвирата, но ты, похоже, не получаешь из своего ничего. Он выбрал своим слугой наиболее сильного некроманта со времен самой Матери Всея Тьмы, а его moitié bête стал Ульфрик местной стаи вервольфов. Натэниэл — один из самых слабых верлеопардов в местном парде, а Дамиан был одним из слабейших вампиров Миледи.

— Значит, Дамиана ты тоже не уважаешь, — резюмировал Син.

— Я сочувствую ему в том, что ему пришлось выносить веками, но нет, я его не уважаю. Арлекин не уважает слабость.

— Я влюблена в Натэниэла и мы поженились бы с ним, Микой и Жан-Клодом легально, если бы смогли.

— Это больше того, что она сделала бы для меня, если бы смогла, — сказал Син. Его голос не был ни горьким, ни злым. Он просто констатировал факт.

— Никто из других мужчин не воспринимает тебя как своего кота, мой принц. Ты не можешь жениться на Аните, потому что никто из других мужчин не смотрит на тебя в романтическом плане.

— Мы с Натэниэлом активно делим Аниту.

— Но не делите друг друга, — возразила она.

Син глянул на другого парня.

— Помоги мне, Натэниэл.

— Не думаю, что смогу, Син. Пьеретта права. Я не король и не принц.

— Некоторые охранники называли вас с Микой обоих моими принцами, — сказала я.

— До тех пор, пока Мика не сделал Коалицию силой, с которой нужно считаться, а Син стал юным принцем.

— Значит, если кто-то не является лидером, вы не принимаете его в расчет? — спросила я.

— Не совсем, но если у них нет контроля над чем-то еще, то и над Арлекином у них контроля нет, — сказала она так, как будто это была непреложная истина, данность.

— Никки контролирует местных львов, но его вы не уважаете так сильно, как Мику или Сина, — напомнила я.

— Скарамуш не должен был сегодня пользоваться когтями, — сказала она.

— Но на ежедневной основе вы не относитесь к Никки так же хорошо, как ко мне, — уточнил Син.

— Я не хочу никого оскорбить, — вздохнула она.

— Просто скажи нам, Пьеретта, — сказала я.

Она кивнула, но это было больше похоже на поклон от шеи.

— Если моя королева приказывает.

— Да, я приказываю.

— Никки мог выиграть битву за должность Рекса местного прайда, но не смог бы его сохранить без твоей поддержки. Всем известно, что если бросить ему вызов, вы с Жан-Клодом будете с ним. Если бы у него не было двух других львов-самцов, которые помогают ему управлять львами, даже этого могло бы быть недостаточно. Он хороший воин, но плохой лидер, и он твоя Невеста, что меньше, чем зверь зова или даже человек-слуга. Я не высказываю к тебе неуважения, моя королева, но Невест не берут так надолго. Они созданы, чтобы доставить удовольствие своему Жениху и стать жертвой во имя его или ее безопасности, когда это потребуется.

— Не высказываешь неуважение? Ха! Ты и двое твоих приятелей, которых избили, обычно не проявляете такого уважения даже по отношению ко мне. Что изменилось?

— Ты показала, что заметила нас и не одобряешь нашего поведения.

Я нахмурилась.

— Магда сказала почти тоже самое, когда я заставила ее прекратить драки с другими львицами: что я обратила внимание на ее старания или что-то вроде того.

— Нам нужна наша королева или король, чтобы нами править, Анита.

— Что конкретно это означает?

— В точности то, что я сказала.

Я была уверена, что имелось в виду больше, чем я поняла, но я не была уверена, как задать правильный вопрос, чтобы получить объяснение, которое будет иметь для меня смысл.

— Может, они как люди, которые давят, пока кто-то им не ответит, — предположил Натэниэл. — Потому что им необходимо знать правила или, может, им необходимо иметь их.

— Ты имеешь в виду, как Никки выбил из них дерьмо и внезапно Скарамуш предложил себя под Жан-Клода?

— Да.

— Так что, если они не могут получить хорошее обращение, они начинают плохо себя вести, пока не получат плохое обращение — так?

— Думаю да, — сказал Натэниэл.

Пьеретта наблюдала за нашим разговором так, будто запоминала слово в слово, а может, так оно и было, чтобы потом она смогла повторить его своим товарищам по Арлекину.

— Это так, Пьеретта? — спросила я. — Любое внимание лучше никакого?

— Я не поняла вопроса.

— Магда нарывалась на драку с одной из местных львиц до тех пор, пока я впервые не переспала с ней. Дословно она сказала, что теперь, когда я обратила внимание на ее усилия, она оставит остальных львиц в покое. Скарамуш был геморроем на всю задницу, пока Никки не вырубил его, и теперь он хочет с нами сотрудничать. Магда получила положительное внимание и ведет себя лучше. Вы со Скарамушем получили отрицательное внимание, и тоже ведете себя лучше, так что, похоже, не важно, какого рода внимание вы получите, если это внимание с моей стороны. Думаю, внимание Жан-Клода тоже сработало бы хорошо, но ты понимаешь, о чем мы сейчас пытаемся говорить?

Она задумалась над этим, снова уставившись в пол. Прежде чем ответить, она подняла глаза:

— Я так полагаю, и это вполне может действительно быть именно так, как ты сказала. Я бы хотела, чтобы мой мастер услышал твои слова, прежде чем я отвечу наверняка.

— Достаточно честно, — сказала я.

— Что Натэниэл только что сделал, так это выполнил одну из своих задач в жизни Аниты, — заметил Син.

— Я не понимаю, мой принц.

— Он помогает ей лучше думать.

— А, теперь поняла. Тогда он может быть большим moitié bête для нее, чем мы думали, но тем не менее, он слаб и как лидер, и как воин.

— Но он очень силен в моем сердце, — сказала я и потянулась взять Натэниэла за руку.

— Мы не сомневаемся, что ты его любишь, моя королева, но любви недостаточно, чтобы сделать кого-то королем над нами.

— Все нормально, Анита. Сконцентрируйся на Ирландии, — напомнил Натэниэл.

— Это не нормально, что они тебя не уважают.

— Нет, но вначале спасение жизней. Остальное может подождать.

— Даже ты?

— Даже я, — улыбнулся он.

— Ладно, Пьеретта, ты думаешь, что когда Мамочка Тьма умерла, Миледи потеряла достаточно силы, чтобы она не могла помешать новому вампиру, заселить Дублин новыми вампирами? Это действительно возможно?

— Много чего возможно, моя королева, но не похоже.

— Тогда почему убывает фейская магия?

— Не знаю. Я не имею дел с благим народом. Они не любят вампиров и тех, кто с ними связан. Они терпели Миледи, потому что она имела силы, чтобы принудить их иметь с ней дело. Возможно, магия фей была более важна для ее собственных сил, чем мы думаем, и именно спад магии ослабил Миледи.

— Так что дело не в том, что Миледи потеряла силу, когда не стало Мамочки Тьмы, а в том, что волшебство фей угасая снижает ее уровень силы?

Пьеретта вновь начала разглядывать пол, обдумывая мои слова.

— Это могло стать причиной.

— Так что, кто бы ни творил все это в городе, он новый игрок в стране?

— Новый вампир, да, — ответила она.

— Почему спад фейской магии мог сказаться на силе Миледи? — спросил Син.

— Потому что это часть ее, как и самой Ирландии.

— Оттуда происходит миф о необходимости лежать в родной земле?

— Некоторые очень слабые вампиры в этом нуждаются, иначе они умрут и не восстанут вновь.

— Это наверняка не про вас. Вы же путешествуете по всей планете, — сказала я.

— В наших путешествиях нам помогала сила Матери Всея Тьмы. Мы знали, что она поддержит нас.

— Ты хочешь сказать, что если бы не сила Матери Всея Тьмы, которая вас возвращала, когда вы уезжали в другую страну, вы бы не проснулись?

— Мой мастер веками не был на своей родной земле, и он придавал силы мне.

— Если бы ты не умерла с ним, то что бы с тобой стало? — спросил Син.

— Никому не известно, потому что, когда одна половина умирает, другая следует.

— Вы всегда умираете со своими мастерами? — уточнила я.

— Да, но вообще большинство moitié bêtes умирает со своими мастерами, потому что их сила дает силы нам.

Я стиснула ладонь Натэниэла и прикоснулась к руке Сина. Он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, и обхватил меня за плечи.

— Все нормально, Анита.

— Ты не просил стать моим зверем зова.

— Я почти умолял об этом, — улыбнулся Натэниэл.

— Ты хотел чего угодно, что сделает тебя ближе ко мне, — ответила я, боднув его в плечо.

— И продолжаю, — сказал он и нежно меня поцеловал.

Пьеретта старалась оставить лицо пустым, но справлялась с трудом.

— Ты не одобряешь? — спросила я.

— Одобрять или нет — не мое дело.

Син обхватил другой рукой нас с Натэниэлом, и мы оказались в групповых объятиях. Такое прикосновение к ним обоим заставило мою кожу согреться от силы. От этого прилива я на миг закрыла глаза, настолько мне было хорошо.

— И вот поэтому мы не говорили тебе, как направлять свою силу, моя королева, потому что это прикосновение заставило вас троих пылать ярче.

— Мы все любим друг друга, — ответил Син.

Я посмотрела на него. Он улыбнулся в мое поднятое к нему лицо:

— Не смотри так удивленно, Анита. На днях мы говорили о том, как я могу довольствоваться быть всего лишь частью твоей жизни. Что ж, одна из причин, что это работает — это Натэниэл, Никки и Мика. Они мои братья.

— Большинство братьев не делятся подружками, — сказала я.

— Тогда братья-мужья, но ты как всегда пытаешься все проанализировать. Просто прими факт, что мы любим друг друга, мы трое любим друг друга. Наша собственная магия говорит тебе, что это правда.

Он сжал свои объятия вокруг нас, и Натэниэл обнял его в ответ, зажав меня между ними. Было тепло, безопасно и хорошо. Я, наконец, опустила голову Сину на грудь, и что-то твердое и тяжелое внутри меня ушло, пока они с Натэниэлом меня держали. Сила была мягче, чем ardeur, но она изливалась на нас, вокруг нас.

— Вот так и ощущается любовь? — тихо спросила Пьеретта.

Я подняла глаза и увидела, как она касается воздуха перед собой. Думаю, она ласкала силу, которая перекатывалась вокруг нас. Я сконцентрировалась на мгновение и почувствовала кончики ее пальцев, будто сила, которую она трогала, была частью моей кожи.

— Да, — ответил Син, — вот так и ощущается любовь.

— Она теплая и безопасная, но она тоже ощущается как сила, — она выглядела пораженной, убирая руку. — Твоя сила питается не только вожделением. Она питается любовью.

— Да, — кивнула я.

— Некоторые из нас думают, что ты тратишь слишком много времени на эмоции со своими любовниками, когда все, что тебе нужно — это секс, но мы не понимали, что ты питаешься любовью, а не простым вожделением. Любовь в буквальном смысле укрепляет тебя.

— Я думаю, что любовь в буквальном смысле укрепляет всех, — ответила я.

— О нет, моя королева, любовь может оказаться чудовищной слабостью.

— Или великой силой, — возразила я.

Пьеретта снова исполнила свой ритуал разглядывания пола в процессе обдумывания.

— Возможно, и то, и другое.

Син склонился ко мне поближе:

— Нет ничего сильнее любви.

Он прошептал это, наклоняясь ниже, и я приподнялась на цыпочки, встречая его губы. Натэниэл сократил небольшое пространство, которое появилось в наших объятиях от того, что я встала на носочки, и держал нас даже крепче, пока мы целовались. Он поцеловал меня в плечо, пока Син целовал губы. Это напомнило мне обо всех случаях, когда они делили меня, и этого воспоминания было достаточно, чтобы я задрожала между ними.

Син отстранился от поцелуя достаточно, чтобы сказать:

— Продолжишь в том же духе, и я забуду обо всем, кроме тебя.

Натэниэл чуть прикусил мое плечо, и я не только задрожала, но и начала немного извиваться.

— Нечестно, — сказала я.

— Очень даже честно, — ответил Натэниэл.

— Если мы не можем заняться настоящим сексом, то нечестно, — поддержал меня Син.

Я не знаю, что бы мы сказали дальше, поскольку энергия покидала Пьеретту, как первый поток холодного воздуха перед ливнем. Мы все обернулись и посмотрели на нее. Ее глаза больше не были карими; они были насыщенно серыми, как дождевые тучи за миг до того, как разверзнутся хляби небесные, чтобы затопить мир.

Натэниэл напрягся рядом со мной, и я почувствовала Дамиана, проснувшегося в нашей постели. Момента дезориентированной паники было достаточно, чтобы понять — он тоже не помнит прошлую ночь. Я отключила связь между нами достаточно, чтобы не отвлекаться на его эмоции, потому что прямо перед нами стояли другие проблемы.

— Что ж, какое приятное зрелище при пробуждении, — рот Пьеретты произносил слова, но интонации и высота тона были не ее. Все остальные вампиры пробудились на ночь.

— Пьеро, — сказала я.

Серые глаза трепетали, словно Пьеретта чувствовала головокружение, хотя ее тело оставалось устойчивым как скала.

— Моя королева, я вижу, столь многое произошло, пока я спал.

— Это был напряженный день, — ответила я.

— Так Пьеретта мне и сказала, — дело было не только в голосе; даже мимика была больше не ее. Как будто она была какой-то ожившей куклой чревовещателя. Я и раньше видела, как вампиры делают подобные вещи, но меня это никогда не переставало пугать.

Парни расслабили наши объятия достаточно, чтобы мы могли двигаться, если понадобится, а значит, они видели в этом новом сочетании личностей больше угрозы, чем в самой Пьеретте. Хорошо, что мы все с этим согласны.

— Жан-Клод обращался с нами так, как будто мы такие же, как ты, что-то вроде метафизической полиции. Он выбрал изоляцию и возможность заботиться только о той стране, что приютила его, а весь остальной мир решил послать ко всем чертям.

— Европейские вампиры сказали, что они будут воевать с нами, если мы попытаемся управлять всеми вампирами, как делал старый совет, но ты же это знаешь. Вы с Пьереттой помогали доставить это сообщение нам.

— Да, моя королева, но я и представить себе не мог, что Жан-Клод согласится на их шантаж. В его распоряжении были мы, Арлекин. По его команде мы бы выбрали цели и избавили его от врагов. Он мог править миром как король всех вампиров. Это то, что мы веками делали для старого совета.

— Жан-Клод не хотел, чтобы его правление началось с большего кровопролития, — возразила я.

— Но кровопролитие было, Анита, по всему миру было убито множество вампиров в сражении за власть над своим маленьким кусочком. Мы бы убили с точностью хирурга, срезающего больную плоть, чтобы тело снова стало целым. Вместо этого он позволил заразе распространиться по всему миру.

— Какой заразе? — не понял Син.

— Свободе, мой принц. Вампирам нельзя было предоставлять столько свободы, если он не хотел, чтобы остальным миром правила анархия, пока он с комфортом восседает в Америке.

— Если вы предвидели, что произойдет в Ирландии, вы должны были сделать это предметом для торга, когда мы обсуждали, как справиться с положением совета, — сказала я.

— Конкретно эту проблему я не видел, потому что думал, что если кто-то и может сохранить свое королевство в безопасности, так это Миледи. Больше всего беспокоит то, что она потеряла контроль и силу.

— Потому что она была источником крови собственной кровной линии, — уточнила я.

— Exactement, Ma Reine, — он произнес это с прононсом, как птичка-крапивник, хотя я знала, что звук этот был не точно — ох, я имею в виду, не exactement — таким. Мне не нужны были воспоминания Жан-Клода, чтобы понять, что он сказал: «Именно, моя королева».

— Ты действительно думаешь, что Бешеная Сука Из Ирландии ослабела со смертью Марми Нуар?

— Я не могу придумать другого объяснения, — ответил он, хотя разговаривало все еще тело Пьеретты.

— Всегда бывают другие объяснения, — сказала я.

— Но это наиболее вероятное.

— Пьеретта думает, что магия фей настолько угасла в Ирландии, что это могло послужить причиной.

Он покачал ее головой:

— Non, моя королева. Это смерть нашей создательницы посеяла хаос в Ирландии.

— Ты не знаешь этого наверняка.

— Если ты едешь в Ирландию, мы тебе понадобимся.

— Увидим.

— Никто не знает страну и местных вампиров лучше нашего.

— Я знаю кое-кого, кто знает этих вампиров лучше любого из вас.

Изящное личико Пьеретты приняло выражение, которое я видела раньше только на лице Пьеро; мысль внушила ему отвращение.

— Ты не можешь сравнивать помощь, которую получишь от Дамиана, с тем, что можем для тебя сделать мы.

— Он мой вампир-слуга и третий в моем триумвирате силы. Это делает его очень полезным.

— Пьеретта уже достаточно четко изложила наши взгляды на бесполезность твоего триумвирата. Одно только наше владение оружием даст больше пользы, чем Дамиан или Натэниэл.

— Я об этом не знаю, — сказал Натэниэл, но его голос звучал неправильно, и когда я повернулась посмотреть на него, увидела, что его глаза больше не были лавандовыми. Они были зелеными.

21

Глаза Натэниэла снова стали лавандовыми к тому времени, как мы пришли в свою спальню к принявшему душ, хотя и очень обозленному вампиру. Он мерил комнату шагами, но нам с Натэниэлом было трудно принимать его гнев всерьез, потому что на нем не было ничего, кроме полотенца, обернутого вокруг талии. Он забывал, пытался жестикулировать обеими руками, и полотенце начинало соскальзывать, и ему пришлось его подхватить, чтобы сохранить свою скромность, и как бы он ни негодовал, на нас это уже не действовало.

Наконец я сказала:

— Если ты действительно хочешь донести до нас свою точку зрения, тебе нужно больше одежды.

Он прекратил вышагивать и повернулся к нам, одной рукой удерживая полотенце.

— Хочешь сказать, ты не можешь сконцентрироваться на моих словах из-за того, что я одет в полотенце?

— Нет, я хочу сказать, что не могу сконцентрироваться на том, что ты говоришь, потому что ты почти голый, на тебе полотенце, которое соскальзывает каждые два-три предложения.

— Прекрасно, просто прекрасно. Я наконец-то говорю о своих желаниях, а вы меня игнорируете, — он почти кричал.

— Мы тебя не игнорируем, Дамиан. Мы, если что, даже слишком много внимания тебе уделяем.

— Моему телу, а не моим словам!

— Разве ты не этого хотел? — спросил Натэниэл.

— Что? Получить еще двоих людей, которым наплевать, чего я хочу и в чем нуждаюсь, и которые вместо этого делают то, что нужно им? — он подошел к изножью кровати, где сидел Натэниэл, а рядом стояла я.

— Ты сказал, что то, чего ты хочешь, — быть желанным, желанным так, как мы с Анитой хотим друг друга и Мику.

Дамиан нахмурился так, как будто пытался думать, но не мог.

— Я не помню этого. Я многого не помню, — он очень драматично указал на меня. — Ты прокатилась на мне! Ты трахнула мне мозги!

— Эй-эй, полегче, это не я. Когда я первой проснулась и ничего не могла вспомнить, я то же самое подумала о тебе.

Это его остановило. Он посмотрел на меня, сдвинув брови, пытаясь вспомнить сквозь туман своей поврежденной памяти. Я пока не пробовала, потому что мне трахали мозг и раньше. Я знала, что если воспоминания вернутся, то вернутся медленно и сами по себе, или не вернутся вообще. Обычно что-то может напомнить о том, что случилось, и ты можешь мельком увидеть то, что произошло, но всему свое время. Ты можешь что-то делать, чтобы ускорить это, но всему есть цена.

— Я думал, Жан-Клод не может завладеть твоими воспоминаниями, потому что ты его человек-слуга и некромант.

— Я и не говорила, что это был Жан-Клод. Я сказала, что думала, это был ты, когда проснулась и ничего не помнила.

— Но я тоже ничего не помню, так что это не я.

— Нет, не ты.

— И не ты, — произнес он.

— Не-а.

— И не Жан-Клод, — добавил он.

— Не-а.

Он нахмурился сильнее, потирая одной рукой висок, а другой продолжая сжимать непослушное полотенце.

— Тогда что с нами случилось?

— Я сижу прямо тут, а ты меня полностью игнорируешь, — подал голос Натэниэл.

Дамиан покачал головой:

— Я не игнорирую тебя.

— Ты даже не спросил, помню ли я что-нибудь.

— Если мы с Анитой ничего не помним, то и ты тоже.

— Неужели? — Натэниэл наконец разозлился, и, думаю, я не могла его винить.

В каком-то смысле я сделала то же самое, полагая, что это не мог быть он. Он не мог взять под контроль силу, которую мы вызвали, и использовать ее против нас. Глядя, как Дамиан совершает ту же ошибку, я поняла, что мы оба недооценивали Натэниэла. Я была влюблена в него, но не видела в нем угрозу. Он был мужчиной ростом метр семьдесят пять, в очень хорошей форме и верлеопардом. Он мог быть физической угрозой, если бы захотел, но никто из нас не видел его таким. Он был единственным мужчиной в моей жизни, который поднял упавший пистолет и использовал его, чтобы убить кого-то, защищая мою жизнь. Пока Никки не начал охотиться на монстров вместе со мной, Натэниэл был единственным мужчиной в моей жизни, убившим ради моего спасения. И все же я все еще не думала, что он был тем, кто взял под контроль нас троих. Стыд и позор.

— Что, если я скажу тебе, что я помню? — спросил Натэниэл, и его голос содержал намек на тепло, которое покалывало мою кожу, и не так хорошо, как во время прелюдии. Это было больше похоже на смесь того, что я стою слишком близко к открытой духовке, и покалывание электричества по ближайшей к нему стороне моего тела. Его зверь начал отвечать на его гнев.

Я чуть отступила от него, чтобы мои звери не откликнулись.

— Что ты помнишь? — спросил Дамиан.

— Все.

Дамиан покачал головой:

— Не верю.

— Отчего же? — Натэниэл встал, и я внезапно осознала, что он всего на семь-восемь сантиметров ниже вампира. Сейчас это не выглядело разницей в росте, как бывало обычно.

— Что с тобой не так? — спросил Дамиан.

— Может, я устал, что меня не принимают всерьез в этих отношениях.

— В каких отношениях? У меня даже нет отношений с Анитой.

— А если у тебя нет отношений с девушкой, то их не может быть с парнем, так? — он двинулся вперед, вторгаясь в личное пространство Дамиана.

Дамиан отступил от него; я не была уверена, понял ли он, что сделал это.

— О чем ты, Натэниэл?

— Об этом. Я вот об этом, — он снял футболку одним плавным движением, обнажая красивую мускулистую грудь. От этого Дамиан сделал еще шаг назад. На этот раз он выглядел испуганным и знал, что отступил, но ему было все равно, и он отступил еще больше, когда Натэниэл повернулся к нему спиной и убрал косу на одну сторону.

Дамиан сначала выглядел непонимающим, как и я, но потом я увидела, как лицо вампира побледнело, что было сложно, потому что кожа его была белой как бумага, бледной даже для вампира.

— Что… что это?

— Ты знаешь, что это, — ответил Натэниэл все еще со злостью в голосе. Он глянул на меня, будто его гнев на Дамиана относился и ко мне.

Дамиан прекратил пятиться, сделал шаг к Натэниэлу. Затем еще один и протянул руку к его голой спине. Его ладонь дрожала, когда он протянул руку, но не коснулся, будто он не мог заставить себя преодолеть эти последние сантиметры. Это было уже слишком. Мне нужно было знать, что его так сильно пугало. Я пошла к ним под пристальным взглядом Натэниэла; его глаза из обычных, лавандовых стали почти виноградно-фиолетовыми. Не уверена, видела ли я когда-нибудь, чтобы его глаза так темнели от гнева.

Натэниэл наклонился вперед, чтобы я смогла лучше видеть, опустил правое плечо вниз и чуть дальше от руки Дамиана, но вампир не пытался закончить жест. Он выглядел застывшим посреди движения. Какого хрена?

Я положила ладонь на руку Натэниэла, чтобы опереться, поднялась на цыпочках посмотреть на его спину, и увидела аккуратные вампирские укусы, не на шее, а на спине. Один выше, возле плеча, а второй немного ниже, возле лопатки. Не было повода кусать там ради крови, не лучшее место для кормления. Было только две причины, чтобы укусить там: ради пытки или ради удовольствия. Я была почти уверена, о чем тогда думал Натэниэл. Он был счастлив от небольшой боли во время секса.

— Ты хочешь сказать, что это сделал я? — спросил Дамиан.

— И это, — Натэниэл показал укус с другой стороны шеи.

— У меня тоже есть, — сказала я.

Дамиан переводил взгляд с одного из нас на другого.

— Я просил больше крови, чтобы мы могли продолжать заниматься сексом. Так ведь? Это так?

— Да, — ответил Натэниэл, выпрямляясь. Его гнев начал спадать. Ему всегда было тяжело поддерживать ссору. Думаю, это помогало уравновесить мой собственный характер.

— Но укусы на твоей спине — не для того, чтобы я мог кормиться.

— Я просил тебя укусить меня, — сказал Натэниэл, поворачиваясь, чтобы увидеть лицо Дамиана.

Тот сильно нахмурился. Ему повезло, что он вечно молод, иначе у него появилась бы морщина между бровей, если бы он продолжал так часто делать.

— Когда? То есть, что мы делали, когда я тебя туда укусил?

— Ты помнишь, как кусал меня сюда? — Натэниэл повернул ногу так, чтобы показать внутреннюю сторону бедра. Он сдвинул штанину своих тренировочных шорт, чтобы показать укус.

— У меня тоже такой есть, — повторила я, и подняла штанины шорт, пока не обнаружился укус очень высоко на бедре изнутри. Если бы мы сегодня по-настоящему тренировались, я бы его чувствовала.

— Сколько раз мы… сделали это? — спросил Дамиан.

— Четыре, — ответила я.

— По одному на укус, — сказал он, — за исключением спины.

— Ты все еще не вспомнил, да? — спросил Натэниэл, выглядя печально.

— Я помню, как ты меня целовал, — я могла видеть, как Дамиан изо всех сил старается вспомнить, вернуть память, но иногда бывает так, что чем сильнее ты пытаешься, тем быстрее воспоминания ускользают.

— Это правда. Мы целовались.

Дамиан посмотрел на меня:

— Ты вспомнила все?

Я покачала головой.

Он нахмурился и взглянул на Натэниэла:

— А ты?

— Больше, чем помнит Анита.

Дамиан потер лоб.

— Почему я не могу вспомнить?

Натэниэл вздохнул и хотел что-то сказать, но я перебила:

— Мы вызвали больше силы, чем когда-либо вызывали втроем.

— Ну и почему я не могу вспомнить? Почему? Почему Натэниэл помнит больше?

— Жан-Клод думает, это потому что мы с тобой боремся с тем, чтобы быть вместе втроем, а Натэниэл — нет.

— Так потому что Натэниэл нормально к этому относится, он помнит обо всем, что мы делали?

— Что-то вроде того, — ответила я.

Натэниэл посмотрел на меня, выражение лица было мягким. Он протянул мне руку, и я ее приняла. Мы разделили между собой больше силы, чем это вообще у нас бывало, мы стали ближе к тому, чтобы быть настоящим триумвиратом, чем когда-либо раньше, и этого добилась не я и не Дамиан. Это сделал Натэниэл. Может, в каждом триумвирате нужен кто-то, кто не побоится оседлать силу и сесть за руль метафизического автобуса. Жан-Клод вел автобус своего триумвирата, со мной и Ричардом Зееманом, потому что Жан-Клод был единственным из нас, у кого не было семь пятниц на неделе в противоречиях.

— Как ты думаешь, что произошло бы с нашим с Жан-Клодом триумвиратом, если бы решения принимали мы с Ульфриком?

Дамиан нахмурился, но ответил:

— Он бы не работал. По крайней мере, не так хорошо, как сейчас.

— Отчего нет?

— Ричард ненавидит быть вервольфом, ненавидит, что его привлекает Жан-Клод, ненавидит то, что ему нравится грубый секс и связывание.

— И у меня были те же противоречия, как и у Ричарда, в отношении большинства из тех же вещей, — сказала я.

Дамиан кивнул:

— Если бы ты меньше заморачивалась насчет тебя и меня… — он покачал головой, прежде чем закончить предложение. — Это нечестно, а может быть, это просто бесполезно. Ты недостаточно хочешь меня, а вот Натэниэла — да.

— Я нашел способ вписаться в жизнь Аниты, а Мика хотел открыть свою жизнь достаточно, чтоб любить нас как тройничок.

Дамиан моргнул своими большими зелеными глазами и сказал:

— Тройничок. У нас был тройничок. Мы ведь не просто по очереди занимались с Анитой сексом, так?

Дамиан пристально смотрел на нас с легким ужасом.

— Ты на нас прокатился. Ты сказал Я хочу этого, — и твои глаза светились.

— Дамиан, ты сказал то же самое. Я помню, как ты это произнес, и это, пожалуй, мое последнее отчетливое воспоминание, — уточнила я.

— Я спрашивал вас обоих перед каждым шагом, а вы отвечали: «Да». Я не знал, что могу захватить ваше сознание. Я не знал, что могу вообще захватить хоть чье-то сознание. Я верлеопард, я не должен иметь таких сил.

Дамиан закрыл лицо руками и что-то пробормотал.

— Что? — переспросила я.

Он не открыл глаз, будто не мог выдержать взгляд на нас:

— Я просил тебя спуститься вниз, потому что Кардинал не могла из-за клыков. Я не люблю боль, а с клыками это трудно сделать без боли.

— Да, — отозвался Натэниэл.

— Я просил об этом, но не просил Аниту. Я просто сказал: «Спустись ниже». Я помню, вы оба… по очереди, — он опустил руки, и все еще выглядел напуганным. — У меня это было так давно, и это было так хорошо.

— Клянусь тебе, Дамиан, если бы ты сказал мне остановиться, я бы прекратил, — сказал Натэниэл.

— Я не говорил «нет». Теперь я это вспомнил. Я помню, как впервые прокатился на чужом разуме настолько полностью. Я не знал, что конкретно делаю. Я думал, та женщина хотела меня. Я не понимал этого до второй ночи, когда я попытался увидеть ее снова, и она совсем меня не помнила.

— Ты не бесишься? — спросил Натэниэл.

— Нет. Я помню, каково это, когда впервые возникает сила над разумом. Это пьянящая вещь. Я вампир. Я тот, кто мог тебе помочь научиться, но я слишком волновался из-за того, что ты мужчина и… О боги, я помню, как укусил тебя за спину, — он зажал рот ладонью. Я не могла прочесть его взгляд, но ничего хорошего в нем не было. Мы все могли опустить щиты и почувствовать эмоции друг друга, но слишком боялись сделать это. Нет, мы были абсолютно уверены, что нам не понравится то, что чувствуют другие.

У меня мелькнуло воспоминание: Натэниэл на мне, во мне, а потом — лицо Дамиана поверх его плеча. Глаза вампира горели зеленым пламенем, его собственной силой, не силой Натэниэла.

— Я думал, тебе понравилось, — сказал наконец Натэниэл. Гнев ушел и теперь исчезло и счастье удовлетворения, с которым он проснулся. Блядство.

Дамиан глубоко вздохнул и очень медленно выдохнул.

— Мне нравится… анал, и у меня было не много женщин, которые этим наслаждались.

— В смысле? — спросила я.

— Если бы вы оба были женщинами, я бы очень хорошо провел время. Единственное мое возражение заключается в том, что Натэниэл — мужчина, а я не люблю мужчин, но мне нравится, когда мне отсасывают, и я наслаждаюсь, имея кого-нибудь в зад. Мы не сделали ничего, чего я не мог бы сделать с двумя женщинами, так почему я должен психовать?

— Я не знаю, — сказал Натэниэл.

— У тебя те же проблемы с мужчинами, что у меня были с женщинами, — сказала я.

— Но у тебя сейчас трое или четверо любовниц? — удивленно спросил Дамиан.

— Было четверо, пока я не решила, что у Джейд намного больше проблем, чем я могла принять в постели с другой женщиной, так что трое.

— Как ты… Как ты сейчас с этим справляешься?

— Я была связана с Джейд метафизически, не предполагая того, а тебя всегда тянет к твоим зверям зова. Если бы мы с ней лучше подходили друг другу в спальне, она могла бы остаться моей единственной девушкой, но ей в сексе нравится почти противоположное тому, что нравится мне. Это, наконец, заставило меня понять, что то, что мужчины делают друг с другом, не плохо. Натэниэл — единственный по-настоящему бисексуальный из моих бойфрендов. Даже Жан-Клоду девушки нравятся больше, чем парни.

— Большинство людей совсем не такого о нем мнения, — заметил Дамиан.

— Я бываю в его голове. Я знаю, что его привлекает больше. Он любит мужчин — не поймите меня неправильно, — но не настолько, как показывает, чтобы я была счастлива. Просто это выглядит честно — попытаться ввести в наш круг женщин, которые будут скорее для моих любовников, а не только для меня.

— У тебя это и с Девом тоже было, — сказал Дамиан.

— Он настолько же би, как я, — усмехнулся Натэниэл.

— Но куда более ванильный, — сказала я.

— Скорее, шоколадный. [Rocky road — шоколадное мороженое]

— Соглашусь, — кивнула я.

— Такое ощущение, что я вроде как в ужасе от того, что мы сделали, но это не так. Похоже, если бы я думал, что должен расстраиваться, но я не так расстроен… Почему я не расстроен сильнее?

— Думаю, потому что Натэниэл руководил нашим маленьким тройничком, а он не испытывает противоречий в этой связи.

— Он разделил это с нами? — уточнил Дамиан.

— Возможно.

— Я помню, как сияли глаза у вас обоих.

— А я помню, что твои глаза были как зеленый огонь.

— Я хотел быть желанным так, как вы с Натэниэлом хотите друг друга. Я помню, как думал об этом.

— Я слышал твои мысли и дал тебе то, о чем ты мечтал, — сказал Натэниэл.

— Особенность линии Жан-Клода в том, что она угадывает стремления сердца и дает это, — пояснила я.

— Я хотел быть желанным для вас — и стал.

— Вроде того, — согласилась я.

— Да, — откликнулся Натэниэл.

— Что теперь? — спросил Дамиан.

— Если ты не злишься на меня, я действительно хочу обняться, — сказал Натэниэл.

— Не злюсь, — улыбнулся Дамиан. — Часть меня думает, что должен бы, но в основном я просто счастлив, что кто-то меня хочет. Думаю, это было самым тяжелым в уходе от Той-Что-Меня-Создала. Она была садистской сукой и издевалась надо мной, но она меня хотела именно так, как женщина хочет мужчину. Она заставила меня почувствовать себя желанным больше, чем кто-либо прежде, больным, извращенным способом серийного убийцы, но она говорила мне, что я ее любимая игрушка и я верил ей. Думаю, она позволила мне уйти к Жан-Клоду только потому, что, в конце концов, я ей наскучил. Думаю, она боялась, что в итоге уничтожит меня, и… часть ее не хотела этого делать.

— Ты хочешь сказать, что она дала Жан-Клоду выторговать тебя из-за того, что заботилась о тебе и боялась, что все кончится тем, что она навредит тебе навсегда? — спросила я.

— Да, — ответил он почти шепотом. — Я был так рад освободиться от нее, но никто больше не хотел меня так сильно. Нездорово звучит, не правда ли?

— Это немного похоже на Стокгольмский синдром [термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия], — поправила я.

— Я понимаю, — произнес Натэниэл. — Когда я торговал собой на улицах, я думал, что быть желанным и быть любимым — одно и то же. Теперь я знаю, что это не так, но если кто-то меня не хочет, то я не чувствую себя любимым.

— Да-да, — закивал Дамиан. — Кардинал любила меня, но через несколько месяцев она больше уже не хотела меня в постели, а если и хотела, то возникало множество вопросов о том, кого я себе представляю. Думаю ли я о ком-то из клиенток, с которыми танцевал, или о той, у которой брал кровь? Ощущение было такое, что она больше не хотела, чтобы меня забрал кто-то другой, чем хотела меня. Но она не была даже и близко настолько одержима мной, как Та-Что-Меня-Создала.

— Все хотят быть желанными, — заметил Натэниэл.

— Но не всегда вот таким вот образом, — сказала я.

— Я просто хочу быть желанным и чтоб вместе с тем меня не изводили.

Он все еще прижимал к талии полотенце, но оно соскользнуло с одной стороны, обнажая бедро больше, чем он, вероятно, хотел.

— Мне поможет, если я скажу, что часть меня хочет, чтобы ты сбросил полотенце?

— Хочешь увидеть меня обнаженным? — заулыбался он, пытаясь свести все к шутке.

— Да, — ответила я.

— Да, — сказал в один голос со мной Натэниэл.

Дамиан посмотрел на нас по очереди.

— Тебе на самом деле нужно начать уточнять, к кому из нас ты обращаешься, — сказала я.

Дамиан рассмеялся:

— Похоже на то. Не вполне уверен в своих чувствах на этот счет, но после того, что я только что вспомнил, — какого черта? — он позволил полотенцу упасть на пол и остался стоять, бледный и совершенный, и единственными пятнами цвета на чистой белизне кожи были обжигающе-багровый его волос и зелень молодой травы его глаз. Он опустил взгляд, будто не мог смотреть на нас, стоя перед нами обнаженным.

— Боже, ты прекрасен, — проговорила я.

Он поднял глаза и улыбнулся:

— Раньше ты мне никогда этого не говорила.

— Значит, была дурой.

Дамиан перевел взгляд на другого мужчину в комнате:

— Что ты можешь сказать, Натэниэл?

Тот нервно засмеялся и ответил:

— Думаю, то, что я хочу сказать, не сделает тебя счастливым со мной, и все идет намного лучше, чем я думал, поэтому позволь мне полюбоваться видом и много не говорить.

— Скажи, о чем ты думаешь.

— Нет, — замотал головой Натэниэл.

— Пожалуйста.

Он вздохнул и посмотрел на меня:

— Это ловушка, да? Как девчачья ловушка, только в исполнении парня?

— Не знаю.

Он снова посмотрел на Дамиана:

— Хорошо, но если это принесет мне неприятности, то снова я таким честным не буду.

— Понимаю, — сказал Дамиан.

Натэниэл со вздохом признался:

— Я хочу предложить тебе другую сторону шеи, чтобы мы снова могли опуститься вниз, пока ты не скажешь нам остановиться, или кончишь, или ты хочешь пойти другим путем. Ты хочешь трахнуть нас.

— Я это говорил, не так ли?

Натэниэл кивнул.

— Вы бы кончили, просто облизывая мой член, вы оба. Каждый со своей стороны как эскимо на палочке, которым вы делитесь, — его глаза затрепетали, он вздрогнул достаточно сильно, чтобы некоторые части его анатомии задрожали и отвлекли к чертям нас обоих.

— Ого, — произнесла я. — Не знаю, что изменилось, но че-ерт.

— Присоединяюсь, — добавил Натэниэл.

Дамиан улыбнулся:

— Я тоже не знаю, что изменилось, но мне нравится, что вы на меня смотрите так, словно я одна из самых прекрасных вещей, которые вы когда-либо видели. Я видел, именно так вы смотрите друг на друга и на Мику, но не на меня, — он двинулся к нам, обнаженный и соблазнительный.

— Терпеть не могу разрушать настрой — одному Богу известно, насколько, — но мне нужно собираться к перелету в Ирландию. Эдуарду нужна моя помощь.

Все счастье мгновенно слетело с лица Дамиана. Он стал настолько нечитаемым и отстраненным, как будто превратился в мраморную статую, белоснежную и совершенную, но не слишком живую.

— Что случилось на этот раз?

Натэниэл вздохнул:

— Я знаю, тебе нужно сказать ему, но я имею право чувствовать разочарование.

— Черт, я тоже разочарована, но мне нужно как можно скорее туда добраться.

— Скажи мне, — попросил Дамиан.

— Надень свое полотенце, и тогда я смогу собраться достаточно, чтобы рассказать, — сказала я.

На это он снова улыбнулся:

— Мне нравится, что я могу тебя настолько отвлечь.

— Полотенце — на место, и мы сможем поговорить о вампирах в Дублине.

Он вернулся за полотенцем и наклонился поднять его. Мы с Натэниэлом оба повернули головы, когда он двинулся, чтобы наш обзор был как можно лучше. Поймав друг друга на этом, мы захихикали, как тринадцатилетки, застуканные за разглядыванием фотографий голых людей в интернете.

— Что такого забавного? — не понял Дамиан.

— Просто восхищаюсь видом, — ответила я.

— Вот именно, — согласился Натэниэл.

Дамиан улыбнулся:

— Мне так нравится, что вы двое меня хотите, и думаю, что бы ни сделал с нами Натэниэл, оно продолжает действовать. Даже мысль о том, что моя бывшая госпожа творит отвратительные вещи в Ирландии, не может изменить того, что я счастлив быть желанным вами, — он нахмурился.

— Если ты счастлив, ты скорее должен улыбаться, — предположила я.

— А будет смысл, если я скажу, что не уверен, что должен быть от этого счастлив?

— О да, я полностью понимаю, — ответила я.

— Может, сможешь объяснить мне?

— Прости, Дамиан, но для меня это тоже не имеет смысла, — рассмеялась я. — Если что-то делает тебя счастливым, ты должен это просто принять и наслаждаться, но у меня есть целый список вещей, которые делают меня счастливой, и я как чертовски боролась за то, чтобы не испытывать от них удовольствия, не хотеть и не делать их, потому что они не соответствовали тому, кем я думала я была или должна быть.

— Ты хочешь сказать, я думаю, что не должен наслаждаться тем, как вы двое смотрите на меня, а я наслаждаюсь, и поэтому пытаюсь заставить себя сожалеть об этом, несмотря на то, что оно делает меня счастливым?

— Именно так.

— К ебаной матери. Просто скажи, что она натворила, Анита. Это должно быть достаточно ужасно, чтобы помочь нам ценить то счастье, которое мы заполучили.

Спорить с ним я не могла. Даже не хотела. Мы уселись на край кровати, потому что кресел было недостаточно, и я рассказала ему, что произошло в Дублине. Он был прав. Это было жутко, но оно не могло заставить нас перестать наслаждаться тем счастьем, которое мы только что обрели вместе. Это нас просто огорчило, а когда я попросила Дамиана отправиться со мной в Ирландию, он испугался. Натэниэл тоже не хотел, чтобы он ехал. Я предложила, чтобы нашими гидами по местным вампирам стали Пьеретта и Пьеро, но это понравилось Дамиану еще меньше. Он ненавидел их обоих за то, что они веками наблюдали как его и других вампиров пытали, но даже пальцем не шевельнули, чтобы помочь никому из них. Он ненавидел их настолько, что был готов вернуться в Ирландию и помочь мне раскрыть тайну. Говорят, любовь движет горы, и это так, но иногда и ненависть тоже. Любовь или ненависть, но помощь я получила.

22

Дамиан снова обернулся полотенцем, и мы с Натэниэлом смогли сфокусироваться. Я связалась с Жан-Клодом, чтобы спросить, могу ли я воспользоваться его частным самолетом для полета в Ирландию или нам нужно будет найти коммерческий рейс. Мика с Рафаэлем еще как минимум несколько дней собирались пробыть на Западном Побережье, и самолет оказался свободен. Я написала групповое сообщение Бобби Ли, Клодии и Фредо, что мне нужны охранники, которые смогут работать с ирландской полицией. Это был вежливый способ сказать: избегайте тех, у кого в прошлом криминал. У нас было несколько человек, которые начинали свою жизнь в качестве мускулов для гангстеров или имели записи об участии в несовершеннолетних в бандах. Не хотелось, чтобы это усложняло ситуацию в Ирландии. Нам было нужно все делать проще, а не сложнее. Что я не осознавала, так то, что сложности все еще были со мной в спальне, и я не имела в виду какое-то развлечение, а буквально.

— Я должен поехать с тобой, — заявил Натэниэл.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — улыбнулся Дамиан.

Я перевела взгляд с одного из них на другого, сидящих рядом со мной на кровати, и отрезала:

— Нет.

Они уставились на меня и в один голос спросили:

— Почему нет? — это прозвучало как стерео, поскольку я сидела посередине.

— Нет смысла в том, чтобы Натэниэл ехал с нами, — пояснила я.

— Я часть твоего триумвирата, — запротестовал он.

— Который работает недостаточно хорошо, чтобы помочь нам чем-нибудь в этой поездке, — заметила я.

— Вчера Натэниэл заставил его заработать, — напомнил Дамиан.

— И ты согласен с тем, как он это сделал? — спросила я.

— Анита, ты пытаешься настроить Дамиана против меня?

Я посмотрела на Натэниэла и собиралась уже отрицать это, но вместо того постаралась быть честной:

— Не нарочно.

Натэниэл посмотрел на меня взглядом, требующим объяснений.

— Мне очень жаль, но я действительно не хочу, чтобы ты ехал с нами в Ирландию.

— Но почему?

— Прежде всего, это расследование убийства, а ты не помогаешь в этой части моей жизни.

— Но в Колорадо же я помог, — возразил он.

— Это так, но изначально мы просто собирались навестить семью Мики. Пока мы там не оказались, дело не обернулось полицейским расследованием.

— Даже забавно, как много твоих поездок из города превращаются в расследования, — подал голос Дамиан.

Я посмотрела на него:

— Что мне сказать, что не по моей вине?

— Просто наблюдение, — поднял он руки в знак невиновности.

— Я помог тебе найти некоторых людей, похищенных вампирами, — вернулся к спору Натэниэл.

— Ты превратился в леопарда и выследил их для меня, и это очень помогло, но семью Мики там очень хорошо знали. Я не уверена, что такого рода взаимопонимание будет у нас в Ирландии, так что твое превращение, скорее всего, окажется там не самой лучшей идеей.

— Ты зациклилась на деталях, и не обращаешь внимания на сам факт того, что я помог, а это куда больше того, что сделал Дамиан.

— У тебя было больше возможностей, потому что ты живешь и ездишь с ней, — уточнил Дамиан, приглаживая прядь все еще влажных волос.

— Это правда, — не стал возражать Натэниэл.

— Я все жду, что ты начнешь спорить, но ты не стал, раз уж это правда.

— А зачем спорить против правды?

— Кардинал спорила практически обо всем.

— Мы не она, — сказал Натэниэл.

Мне не понравилось, как он это сказал, — словно мы заняли то место в жизни Дамиана, которое раньше занимала Кардинал. В моей жизни не было места для еще одного романтического треугольника. Но я благоразумно держала рот на замке. Он только вчера порвал с Кардинал и занялся сексом с нами обоими впервые с тех пор, как годы назад мы случайно образовали триумвират. Я достаточно посещала терапевта, чтобы знать, что давить не нужно, особенно если я хотела, чтобы он отправился со мной в то место, которого он боялся, наверное, больше любого другого на этой планете. Затем я подумала о том, что окажусь в Ирландии с Дамианом, который еще не отошел от разрыва с Кардинал, и без Натэниэла, который помог бы мне все уладить. Дерьмо.

— Знаешь, как говорят герои романов: Никто другой — не я, никто другой — не ты? — спросил Дамиан.

— Ага, — ответил Натэниэл.

— У этого есть и плюсы, и минусы. Никто и никогда не сможет занять место Кардинал, сделать все то хорошее, что она сделала для меня, но то, что было у нас плохого… Это было очень плохо, и повторять такое снова я не хочу.

— Понятно, — сказала я.

— И мне, — добавил Натэниэл.

Я погладила Дамиана по спине, а Натэниэл потянулся вокруг меня и потрепал его по ноге. У нас у всех в прошлом были плохие отношения.

Натэниэл сел обратно на свою сторону кровати и заметил:

— Ты едешь туда как консультант, а не как маршал, а Дамиан нужен им для помощи. Просто скажи им, что он не поедет без меня.

— И как я это сделаю, не объясняя, что я что-то вроде живого вампира, а он мой вампир-слуга и ты — зверь зова?

— Ирландская полиция имеет меньше опыта с вампирами, чем наша, — сказал Дамиан. — Они не догадаются задавать вопросы такого толка, Анита.

— Если вдруг спросят, то просто скажи им, что я зверь зова Дамиана, — предложил Натэниэл.

— Дамиан не мастер.

— Полиция этого не знает.

— Я не смогу делать свою работу, если буду волноваться о твоей безопасности.

— А меня подвергать опасности ты не против? — осведомился Дамиан.

— Я не это имела в виду.

— Анита, я знаю, что ты не влюблена в меня. Но серьезно, если Натэниэлу слишком опасно ехать, то почему не так опасно ехать для меня?

Первый ответ, который пришел мне на ум, был не из тех, что стоит озвучивать, потому что основная причина была в том, что я нуждалась в помощи Дамиана с вампирами в Ирландии. А в помощи Натэниэла — нет. Я была готова подвергнуть Дамиана опасности ради спасения жизней и раскрытия дела. Чтобы помочь в расследовании, Натэниэлу ехать было не нужно, — по крайней мере, мне так это виделось, — так что любой риск для него не был обоснован. Работа полиции часто сводилась к оценке рисков и выигрыша против потерь. Миледи, вероятно, сейчас изо всех сил пыталась укрепить свою властную структуру, так что ни для кого из нас она опасности не представляла, и когда мы, наконец, отправимся охотиться на отбившихся от рук вампов, я не буду брать Дамиана с собой, поэтому он в любом случае не окажется на линии огня. Если бы я думала иначе, я бы не взяла его, так почему же так отличается добавление в группу Натэниэла? Единственный правдивый ответ заключался в том, что его я ценила больше Дамиана, а такими вещами лучше не делиться.

— Дамиан, если бы я думала, что ты окажешься в серьезной опасности, я бы и тебя не взяла, но у тебя есть информация о местных вампирах, которая может помочь нам выяснить, что происходит. Ты можешь помочь нам спасти жизни, а это стоит небольшого риска для нас обоих. Натэниэл даже не был в Ирландии, поэтому он нам помочь не может. Даже малый риск не стоит его поездки в Ирландию.

— Анита, я еду с вами, — уперся Натэниэл.

— Нет.

— Я не спрашивал твоего разрешения, Анита.

— Извини?

— Я не просил твоего разрешения. Я просто сказал, что еду.

— Это мое расследование. Если я сказала нет, значит, нет.

— Я смог взять под контроль силу между нами и заставил ее работать, чего никто из вас сделать не удалось. Ты не думаете, что может быть полезно, иметь рабочий триумвират силы в Ирландии, когда вы выйдете против неконтролируемых вампиров?

— Я и без того часть рабочего триумвирата.

— Сомнения Ричарда наносят ущерб Жан-Клоду и тебе тоже.

— Мы с Жан-Клодом прекрасно работаем, и это помогло Ричарду стать Ульфриком в Сент-Луисе.

— Не уверен, что ваш триумвират настолько в этом замешан, скорее уж то, что ты, в конечном итоге, впитала охуенную силу и поделилась ей с Жан-Клодом и Ричардом. Думаю, если бы ты была обычным аниматором, а не истинным некромантом, или если бы ты не заразилась одним из редчайших штаммов ликантропии в мире, то неполадки в вашем триумвирате привели бы к тому, что вас троих еще много лет назад убил бы какой-нибудь амбициозный Мастер вампиров.

Я уставилась на Натэниэла. Казалось, что он внезапно стал кем-то другим, кем-то более серьезным, более… мудрым, что ли? Мне не хотелось, чтобы это было правдой, потому что мне не нравилось то, что он сказал, но в одном он был прав: нежелание Ричарда целиком и полностью быть со мной и Жан-Клодом и подрывало силу, которой мы втроем могли обладать, но к счастью для Жан-Клода, я стала метафизическим чудом.

— Думаю, он прав.

Я глянула на Дамиана:

— Не помогай.

— Я думал, ты хочешь, чтобы я помог, вернувшись в единственную страну, которой я больше всего хочу избегать. Однажды она отпустила меня, Анита, но часть меня беспокоится о том, что если я снова окажусь физически к ней близко, то она найдет достаточно силы, чтобы навсегда отнять меня у тебя.

— Ты мой слуга-вампир и часть нашего с Натэниэлом триумвирата. Твоя метафизическая бальная карточка заполнена.

— Она этого не знает.

— Узнает, если попытается оторвать тебя от меня.

— Однажды она почти убила меня на расстоянии, помнишь?

Я помнила.

— Мы помним, — ответил Натэниэл.

— Я всегда думала, почему же она не пытается снова забрать тебя? Может, как раз поэтому, — предположила я.

— В смысле?

— Может, что-то из того, как Мать Всея Тьмы проснулась, а потом была уничтожена, повредило силу Той-Что-Тебя-Создала.

— Если она позволяет меньшим вампирам захватить Дублин, значит, она потеряла силу. Она бы никогда не дала такому количеству новых вампиров оказаться рядом с ней.

— Арлекин думают, что магия, которая удерживала ее и других вампиров от создания слишком большого количества себе подобных в Ирландии, исчезает.

— Что ты имеешь в виду под магией, удерживающей от создания вампиров? Та-Что-Меня-Создала поддерживала небольшое количество нас, чтобы проще было скрываться.

— По словам Арлекина, сама магия фей Ирландии делает землю такой живой, что мертвым восстать нелегко.

— Ты хочешь сказать, что Та-Что-Меня-Создала держала наше число ограниченным не по своей воле, а потому что у нее не было выбора?

— Если Пьеро и Пьретта правы, то да.

— Если это правда, то она лгала, чтобы мы не понимали, что ее сила имеет пределы.

— Что ей это дало? — не поняла я.

— Она контролирует всех нас с помощью страха перед ее силой. Если бы мы знали, что ее сила не безгранична, мы могли бы больше сопротивляться. Черт, Анита, в ее власти были довольно влиятельные люди. Если бы они знали, что сама земля сопротивляется, это могло заставить их яростнее бороться за свободу. Ее звери зова — тюлени, так что она могла призывать роанов [the Roane — в шотландском фольклоре фейри, которые живут в воде и лишь время от времени выходят на сушу. Живут они в подводных дворцах из перламутра и жемчуга. «Роан» на гэльском языке означает «тюлень», но многие старые люди верят, что это волшебные существа, которые надевают свои шкуры, чтобы плавать по морю, но могут сбросить их и предстать в человеческом облике, как и селки с Шетландских островов. Роаны — самые добрые из всех волшебных существ. В отличие от селки, которые мстят за смерть своих родичей, поднимая бури и разбивая лодки охотников на тюленей, роаны не держат зла на своих обидчиков] или селки.

— Я думала, это виды фей, а не оборотни, — произнесла я.

— Я знаю, что говорится в фольклоре, но опыт мне говорит о том, что они реагировали на нее так же, как волки на Жан-Клода или тигры — на тебя. Она может призывать как настоящих тюленей, чтобы они исполняли ее волю, так и их получеловеческие аналоги, так же, как другие мастера вампиров призывают своих настоящих животных или сверхъестественных.

— Может, фольклор говорит, что они феи, потому что люди просто не знали, как еще их называть? — предположил Натэниэл.

— Может быть, — согласилась я.

— Знания, что сама земля сопротивляется ей, могло быть достаточно, чтобы селки стали сильнее бороться за свободу. Остальные из нас были созданы ею, часть ее кровной линии, но селки были рождены вольным народом. Лишь ее магия или кража их тюленьих шкур могла привязать их к кому-то на суше в качестве рабов.

— Это похоже на истории о девицах-тюленях, у которых рыбаки воровали шкуры и заставляли их становиться их женами, — сказала я.

— Некоторые из этих легенд считаются романтическими историями, — заметила я.

— Анита, нет ничего романтичного в том, что мужчина украл что-то твое и после шантажом затащил тебя в постель, или заставил выйти за него замуж.

— Когда ты так это озвучил — нет, — скривилась я.

— Вспомни, романтические варианты этих историй рассказывались в те века, когда женщины не всегда имели достаточно свободы, чтобы выбирать мужа. В древней Ирландии были одни из лучших законов для женщин, когда дело касалось брака, но в целом брак был связан не столько с романтикой, сколько с землей, богатством, безопасностью и деторождением. Я имею в виду наследование и сохранность земель и даже территорий. Брак, основанный на романтике и любви — совсем новая идея.

— Прокляните этих французских трубадуров, — заметила я.

— Британские трубадуры тоже способствовали распространению новых идей, — улыбнулся он.

— Думаю, когда пение и стихи были основным развлечением, новые идеи распространялись именно так.

— Хороший голос певца, умение играть на инструменте или сочинять стихи и славные истории — они были так важны, что некоторые правители могли соперничать за то, чтобы иметь великих бардов под своей крышей. Хороший шут был не просто развлечением короля, но и помогал остальному двору коротать время официальных пиров. Странствующим труппам были рады во всех крупных городах Европы, да и в маленьких тоже, хотя обычно актерам больше платили в больших городах.

— Ты был юным викингом, прежде чем стать вампиром. Откуда ты все это знаешь?

— Она привела актера и некоторых членов его труппы развлечь нас. В то время она делала вид, будто думает, что превратить их всех в вампиров — небезопасно для нашего убежища, но теперь я знаю, что она не могла поднять их всех. Она не была достаточно сильна. Боги, даже просто произнести это — одновременно пугающе и волнующе.

— Почему так? — спросил Натэниэл.

— Потому что сомневаться в ней — значило, быть наказанным. Я покинул Ирландию, веря, что она всемогуща. Узнать, что это не так, — захватывающее чувство, потому что это значит, что я, возможно, мог бы спасти тех, кого оставил.

— Не знала, что ты кого-то оставил, — сказала я.

— Возможно, не так, как ты имеешь в виду, но проведи с кем-нибудь века — и вы станете значить что-то друг для друга.

— Друзья? — уточнил Натэниэл.

— Настоящая дружба не поощрялась, и на самом деле любые отношения, которые не вертелись вокруг нее, активно пресекались.

— Насколько активно? — спросила я.

— Не настолько, как если бы появился любовник, которого ты мог предпочесть ей. Я имею в виду, она бы не стала убивать того, с кем ты просто дружен, но достаточно, чтобы она удостоверилась, что ты усвоил урок.

— Так если не любовник или друг, кого ты там оставил? — спросила я.

— На самом деле, нельзя удержать людей от дружбы, Анита. Есть люди, которых я спас бы от ее рабства, если бы мог, не рискуя снова попасть в него самому. Я ненавижу себя за такие слова, но так оно и есть. Одна из вещей, которые я понял о себе — это то, что я не такой храбрый. В бою, конечно, это несложно, но ежедневные пытки и истязания… Такой храбрости у меня нет.

— Все ломаются, Дамиан, — сказала я.

Он посмотрел на меня:

— Нет, Анита, не все.

— Эдуард говорил мне, что, в конечном счете, можно сломать любого. Может, люди, о которых ты думаешь, просто пока что не дошли до этой конечной точки.

Дамиан опустил взгляд на руки, которыми он все еще удерживал на коленях полотенце.

— Как много веков должен кто-то выдерживать пытки, прежде чем ты назовешь его нерушимым?

— Не знаю, что на это ответить, Дамиан.

— О скольких веках идет речь? — осведомился Натэниэл.

— Восемь столетий.

— Это очень долго, — поднял брови Натэниэл.

— Восемьсот лет, хорошо. Как насчет того, чтобы назвать его… трудноломаемым? — спросила я.

Дамиан посмотрел на меня:

— Ты на самом деле думаешь, что в конечном счете сломать можно каждого?

— Да.

— Но ты все еще хочешь, чтобы я отправился в Ирландию и дал ей еще один шанс разобраться со мной.

— Нет, я хочу, чтобы ты вернулся в Ирландию и помог нам остановить шайку вампиров-убийц, кромсающих людей. Полиция и наши охранники будут с тобой.

— Мне придется говорить с ней?

— Я в этом сомневаюсь, но даже если и так, ты будешь под охраной наших людей и полиции.

— И мы с Анитой будем с тобой, — вставил Натэниэл.

— Нет, — покачала я головой.

— Ты только что сама сказала: у нас будет наша охрана и полиция. Я не собираюсь охотиться с тобой на вампиров. Я просто буду там, чтобы убедиться, что у Дамиана будет вся сила всего нашего триумвирата, которую мы сможем ему дать.

— Мы везем его не для того, чтобы он вызвал свою старую госпожу на дуэль, Натэниэл.

— Я знаю это, но вместе мы получим больше силы, чем порознь.

— Больше силы — это хорошо, — согласился Дамиан.

— Жан-Клод прекрасно обходится и без постоянного присутствия Ричарда, — возразила я.

— Давай спросим его, — предложил Натэниэл.

— А если он скажет то, что ты хочешь услышать, что тогда?

— Тогда едем в Ирландию.

— А если я не согласна?

— Мике или Жан-Клоду ты не сказала бы «нет».

— Это другое.

— В чем же?

— Просто другое. — И да, я слышала, что это звучало неубедительно.

— Да, никто из них не помог бы мне обрести больше силы, потому что они не часть моего триумвирата, — сказал Дамиан.

— Вы оба постоянно говорите, что когда Натэниэл управлял ситуацией, мы разделили больше силы, чем когда-либо прежде, но откуда мы знаем, что разделили какую-то силу? То, что мы все знаем наверняка, так это то, что мы трое занимались сексом, без возражений с моей и вашей стороны и не мешали друг другу. Мы вдвоем даже мало что помним из этого.

Мужчины переглянулись.

— Я чувствую себя более энергичным, — сказал Натэниэл.

— Как и я, но может, это прилив после секса, — засомневался Дамиан.

— Я не могу позволить, чтобы Натэниэл завладел мной во время расследования. Я имею в виду, как отреагирует ирландская полиция, если двум экспертам по вампирам трахнет мозг их же леопард и они потеряют часы, в то время как они должны были бороться с преступностью?

— Я не говорил, что мы сделаем так, чтобы потерялись часы, — возразил Натэниэл.

— Я знаю, но когда метафизика впервые вот так включается (выходит on-line), всегда нужно учиться. Не желательно, чтобы приобретение опыта происходило в тот момент, когда я больше всего нужна полиции или Эдуарду, мы больше всего нужны.

— Я думал, что точно знаю, что произошло и что должно было произойти. Я в этом так уверен, что могу остаться с вами, я вам там понадоблюсь. Ему понадоблюсь. Я не прав? Только я хочу, чтобы наш триумвират работал так?

— Как? — не поняла я.

— Так, будто я важнейшая часть, и когда мы вместе втроем, это повышает силу и укрепляет каждого из нас.

— Ты важнейшая часть для меня, — улыбнулась я и погладила его по бедру.

Он улыбнулся и потрепал мою руку, однако до глаз улыбка не дошла. Они остались серьезными и несчастными.

— Давайте поговорим с Жан-Клодом, — предложил Дамиан.

— Зачем? — спросила я.

— Он знает о контроле над триумвиратом больше, чем мы. Если кто-то и знает ответы на наши вопросы, то это он.

Лучшего я предложить не могла. Я думала, Дамиан будет настаивать на том, чтобы одеться, но он этого не сделал. Казалось, он нормально себя чувствовал, затягивая полотенце вокруг талии и босиком шагая по коридору в комнату Жан-Клода. Для Натэниэла это было в порядке вещей, но это было совсем не похоже на Дамиана. Натэниэл бросил на меня полный печали взгляд и беззвучно сказал: Мне жаль.

Я пожала плечами, потому что, возможно, это было временно.

Дамиан обернулся на нас. Его длинные ноги легко унесли его вперед. Он так широко усмехнулся, что показались изящные кончики его клыков. Я могла по пальцам одной руки пересчитать все те разы, когда он это делал, будучи в своем уме. Дерьмо. Он дождался нас, взял руку Натэниэла, и мы рука об руку пошли дальше. Он начал напевать себе под нос. Я не была уверена, что хоть когда-то видела его таким расслабленным и счастливым. Мы с Натэниэлом переглянулись.

— Не будьте такими угрюмыми, — сказал нам Дамиан. — Я сейчас вспомнил, о чем еще думал: что хочу быть счастливым.

Он покачал руку Натэниэла в своей, будто собирался пуститься вприпрыжку.

— Я счастлив. Я просто счастлив, без вины, без страха. Мы отправимся в Ирландию, и все будет в порядке. Теперь, когда человеческая полиция знает о ней и об остальных из нас, разве она не попадает под действие человеческих законов, как это сделал малый народ, который имеет дело с человеческими властями?

— Да, так должно быть, — ответила я.

— Тогда она удерживает людей против их воли, а это незаконно, так ведь?

— Да, — произнесла я, изучая его лицо.

— Значит, полиция поможет нам освободить тех, кого я оставил.

— Теоретически, — сказала я.

Он покачал головой, его волосы все еще были такими влажными, что прилипли к шее и плечам, прежде чем последовать за движением головы:

— А может, будет достаточно просто сказать роанам, что Та-Что-Меня-Создала потеряла контроль над городом и не может остановить вторжение иностранных вампиров.

— Достаточно для чего? — уточнил Натэниэл.

— Лишь страх перед ее силой и покорность своему правителю удерживала морской народ от восстания из рабства.

— Думаешь, если ты скажешь им, что она потеряла силу, все переменится, — поняла я.

В его глазах счастье изменилось на что-то, похожее на ярость. Она вспыхнула на мгновение зеленым пламенем глубоко в его глазах, и вот — он снова улыбался.

— Да-да, они восстанут, если будут думать, что могут победить.

— Похоже, ты уверен, — сказала я.

Он снова качнул руку Натэниэла:

— Я сегодня во многом чувствую себя очень уверенно. Такого не было, когда я сначала проснулся на ночь. Не было, когда вы пришли поговорить со мной, но где-то посреди разговора я просто начал чувствовать себя все лучше и лучше. Думаю, это оттого что я увидел вас, — он понял руку Натэниэла, будто собираясь поцеловать, но остановился с ошеломленной улыбкой. — Совсем не похоже на меня, правда?

— Не-а, — подтвердила я.

— Нет, — согласился Натэниэл.

Какой-то миг он выглядел потерянным, а потом нежно коснулся губами руки другого мужчины. Выпрямившись, он продолжил путь, все еще держась за руки с нами.

— Мне все равно. Я чувствую… надежду, впервые за века. Мы справимся.

— С чем? — переспросила я.

— Остановим вампиров в Дублине и спасем всех, кого я оставил.

Он говорил так уверенно. Натэниэл посмотрел на меня, и я слегка покачала головой. Мы дадим Дамиану этот момент. Кто мы такие, чтобы рушить другому миг неподдельного счастья, надежды и уверенности в победе? Такие минуты слишком редки, чтобы уничтожать их. Обычно такое приходит после хороших антидепрессантов, или выпивки после отличного секса, или первой влюбленности, когда все выглядит достижимым, и, похоже, после вампирских трюков с разумом. Кто ж знал?

23

Дамиан уселся на втором большом кресле возле электрокамина в комнате Жан-Клода. Он все еще улыбался, был счастлив и расслаблен. На нем было только полотенце, и даже его манеры были больше похожи на Натэниэла, или, может, Джейсона, или даже Жан-Клода, если бы он старался сохранять беспечность. Либо это была та часть Дамиана, которую я никогда не видела, либо на него серьезно повлияло то, что Натэниэл с ним сделал.

В первом кресле сидел Жан-Клод. Он спросил:

— Это проблема или желаемый результат, ma petite, mon minou [котенок]?

Мы с Натэниэлом переглянулись. Он слегка пожал плечами. Я ответила:

— И то, и другое.

— Объясни, пожалуйста, — попросил Жан-Клод.

— Дамиан хотел, чтобы мы с Анитой желали его так же, как желаем Мику.

— Не так, как меня? — уточнил он.

Не знаю, что бы ответил Натэниэл, потому что откликнулся Дамиан:

— Я никогда не стал бы тобой, Жан-Клод. Никто не сравнится с тобой.

Жан-Клод едва заметно кивнул, чуть качнув шеей и почти не задействовав плечи. Этот жест у него вышел невероятно грациозным. Я бы на его месте выглядела так, словно у меня шею свело.

— Прелестный комплимент от прелестного мужчины.

Я ждала, что Дамиан неподвижно застынет и отчасти обидится, но он рассмеялся, почти, мать его, захихикал, и сидя поклонился, и черт меня побери, если это не было изящно и очень сексуально. Этому, возможно, способствовал тот факт, что он отпустил полотенце, чтобы взмахнуть рукой вверх и вниз, как если бы он держал шляпу, касаясь груди, поэтому полотенце скользнуло по коленям, заставив бедра обнажиться. Полотенце покрывало верхнюю часть его бедер и критическую область колен, но не более того, когда он откинулся на спинку кресла.

— Ты никогда не принимал от меня комплименты такого характера с такой грацией, Дамиан, — произнес Жан-Клод.

— Мне жаль, Жан-Клод, правда, — улыбнулся тот.

— Тебе комфортно, когда я говорю, что тыпрелестный и даже привлекательный?

— Ты один из самых красивых людей, которых я когда-либо встречал. Почему мне не принять от тебя комплимент? Большинство всю жизнь проводит в ожидании, чтобы кто-то вроде тебя пожелал их.

Жан-Клод прищурился, глубоко вздохнул и выдохнул еще медленнее.

— Я понял вашу проблему, мои милые.

— Я этого не хотел, — стал оправдываться Натэниэл.

— Он как будто пьян, — добавила я.

— Не пьян, ma petite, а свободен от своих обычных сомнений и личных проблем. Благодаря моей силе ты почти также расслабила нашего вервольфа Ричарда.

Я задумалась и кивнула:

— Да, но это столько не длилось и не становилось… сильнее.

— Он становится все более непринужденным с течением времени?

Мы с Натэниэлом кивнули.

— Интересно. Я предложил Ричарду возможность стать непринужденым, и он согласился, но не мог позволить себе полностью погрузиться в это. Он сопротивлялся, потому что слишком многое из того, что ему претит, находится за чертой, которую он не желает пересекать.

— Ричард сделал бы это с тобой, если бы мог сойти со своего пути, — сказал Дамиан и снова рассмеялся.

— Сказано прямо, но я полагаю, что он бы сделал это хотя бы раз, если бы его проблемы не укоренились так глубоко в его душе.

— Кому же не захочется задать жару? — спросил Дамиан.

— Он действительно выглядит одурманеным, — посмотрел на нас Жан-Клод.

— Почему только Дамиан, а не все мы трое? — спросила я.

— Контроль был у Натэниэла. Он играл роль мастера, и потому он не будет… одурманен.

— Ладно, как насчет меня?

— По той же причине, что тебя не одурманивает моя сила.

— И эта причина? — уточнила я.

— Ты мастер в своем праве, как Ричард.

— Значит, мы достаточно сильны, чтобы отразить эффект? — переспросила я.

— И я думаю, что ни один из вас не хочет, чтобы этот эффект был постоянным.

— Ты слишком далеко, — сказал Дамиан, вытянув руки.

— К кому ты обращаешься? — спросил Жан-Клод.

Дамиан моргнул и вроде как задумался глубже, чем предполагал вопрос.

— Без обид, Жан-Клод, но я обращался к Аните или Натэниэлу.

— Кого бы ты предпочел, чтобы держать тебя за руку?

Опять же, это потребовало больше размышлений, чем следовало бы, но, в конце концов, он ответил:

— Я не… Я так не думаю, но я очень хочу дотронуться до кого-нибудь из них.

— Когда мы впервые вошли в комнату после его пробуждения, он был самим собой, — заметила я.

— Пойди, возьми его за руку, ma petite. Посмотрим, что произойдет.

Не очень-то мне и хотелось проводить эксперименты, но я пошла, потому что лицо Дамиана стало терять это свечение счастья. Как будто пока уходила радость, просачивалась печаль. У него определенно должно быть больше двух вариантов. Что же Натэниэл сделал с Дамианом?

Я взяла его протянутую руку. Как только наши пальцы соприкоснулись, сила запела, и чем плотнее мы соединяли руки, тем больше она росла, росла, пока мы не взяли ладони друг друга полностью. Это было похоже на удар тока, за исключением того, что ощущение не было плохим — это было хорошо. От этого мой пульс ускорился, пока мне не пришлось бороться за дыхание, будто я целовала кого-то слишком долго и слишком сильно, и забыла сделать достаточно глубокий вдох.

— Ух ты, — проговорила я. — Что-то новенькое.

— Потрясающе, — добавил Дамиан; лицо его вспыхнуло, как будто он откуда-то получил больше крови.

— О чем ты думала, когда коснулась его, ma petite?

— Ни о чем. То есть, мне не нравилась мысль об эксперименте, и еще я не хотела, чтобы он грустил. Мне хотелось, чтобы он был счастлив, а не грустил, ну или что-то в этом роде.

— А ты, Дамиан, о чем ты думал?

— Что я хочу, чтобы сила вспыхнула между нами, хочу того, что Натэниэл сделал, чтобы повысить уровень нашей силы.

— Зачем? — спросил Жан-Клод.

— Конечно же, чтобы получить больше силы, — говоря это, он начал потирать пальцем костяшки моей руки.

— Это имело бы в виду большинство вампиров, но не ты. Ты сказал то, чего мы ждали, но мы хотим правду.

— Я… — он посмотрел на меня, на Натэниэла, все еще стоящего возле камина, между двумя креслами, и протянул к нему руку.

Натэниэл двинулся было к нам, но Жан-Клод остановил его:

— Пусть он сначала ответит на вопрос, mon minou.

Я сжала руку Дамиана и попросила:

— Правду, Дамиан, просто скажи нам.

Он с трудом сглотнул, так, что было видно движение горла и биение пульса на шее. Он был вампиром; у них не всегда есть пульс, и уж конечно не бывает такой сильной пульсации на шее.

— Если мы на самом деле повысили уровень силы каждого из нас, если Натэниэл наконец разобрался, как он заставил наш триумвират работать, то ему придется отправиться с нами в Ирландию.

— Почему ты хочешь, чтобы он поехал? — спросил Жан-Клод.

Дамиан уставился в пол. Счастье его отступало, а следом и самоуверенность. Он оставил одну руку в моей, но второй потянул полотенце, пытаясь прикрыть им больше тела. Отважный вампир, которого не волновало, останется ли полотенце на месте или упадет, исчез. Появился Дамиан, которого я знала: он не стеснялся, но ему было неудобно находиться обнаженным перед другими мужчинами или даже людьми в целом. Он относился к наготе так же, как и я: как к уязвимости.

— Я не знаю, — в конце концов, ответил он, но при этом все еще смотрел в пол. Не думаю, что хоть кто-то из нас поверил ему.

Жан-Клод сделал Натэниэлу знак, и тот подошел к нам, положив руку на голое плечо Дамиана. Это не было прикосновением любовника, а просто рука друга на твоем плече, когда тебе грустно. Дамиан вздрогнул, попытался отодвинуться от этого дружеского прикосновения и остановился. Он не просто прекратил уклоняться; он замер так, как могли древние вампиры. Его энергии, его движения и гула почти совсем не было. Его рука больше не была теплой и живой в моей; это было похоже на попытку держаться за руки с манекеном или куклой, похожей на живую, но она не была живой. То, к чему я прикасалась, живым не было. Я всегда ненавидела, когда Жан-Клод так поступал, и сейчас мне это нравилось никак не больше. Натэниэл потряс его за плечо:

— Не поступай так с нами, Дамиан. Не уходи вот так.

Дамиан поднял взгляд, в его глазах почти не было блеска живых глаз. Он сказал, что Та-Что-Его-Создала убила его в бою однажды ночью давным-давно. В этот момент я поняла, что он имел в виду.

Я попыталась вынуть свою руку из его ладони, но его пальцы остались на месте, охватывая мои. Ощущение было, как будто я держу за руку труп.

— Либо почувствуй себя живым, либо отпусти меня, Дамиан. Я серьезно.

— Мне все еще приходится выполнять то, что ты приказываешь, — сказал он. Это было похоже на магию — его рука снова стала ощущаться живой.

— Отлично. Тогда почему ты хочешь, чтобы Натэниэл поехал с нами в Ирландию? — спросила я.

Он покачал головой.

— Назови его имя, ma petite. Тебе нужно быть более точной, или у него останется возможность увиливать.

— Дамиан, скажи мне, почему ты хочешь, чтобы Натэниэл отправился с нами в Ирландию. Скажи мне настоящую причину.

Он замотал головой:

— Я не…

— Дамиан, — сказал Натэниэл. — Почему ты хочешь, чтобы я ехал с вами в Ирландию?

Вампир вздохнул, и снова я увидела четкий пульс у него на шее. Мне захотелось лизнуть его шею, почувствовать биение его жизни у себя на языке.

— Теперь мне приходится подчиняться вам обоим, — он поднял взгляд на меня, и его зеленые глаза были такими живыми и такими злыми. Он перевел пристальный взгляд на Натэниэла. — Я чувствую себя смелее, когда ты рядом. У меня все отнимает борьба с ощущением эйфории. Не помню, чувствовал ли я себя хоть когда-то настолько хорошо.

Он накрыл руку Натэниэла, все еще лежащую на его плече. Полотенце стало съезжать на его коленях.

— Я хотел, чтобы кто-то желал меня, как вы с Анитой, кажется, желаете Мику, и вы исполнили это. Ты хотел, чтобы я хотел тебя так же, как Аниту, и я, кажется, тоже не могу помешать тебе исполнить твое желание, — он повернулся ко мне. — О чем мечтала ты, Анита? Чего ты хотела от нас? Чем ты хотела сделать нас троих?

Я обдумала вопрос.

— Я думала, жизнь была бы проще, если бы ты был чуть более бисексуальным.

Тогда Дамиан рассмеялся, и это было отчасти веселье, а отчасти что-то совсем не легкое или смешное. Это была не совсем горечь, но если у иронии есть звук, то это она и была.

— Не думаю, что я бисексуален, но я могу быть натэниэлосексуальным, — он взглянул на Натэниэла.

— Ты хотел быть желанным. Я хотел, чтобы ты был счастлив и не грустил из-за Кардинал. Я поступил с нами плохо?

— Я не знаю, но знаю, что когда рядом со мной вы с Анитой, я достаточно смел, чтобы вернуться и встретиться с ней лицом к лицу.

— Мы едем не для встречи с ней, Дамиан. Нам не придется этого делать.

— Может, не ради спасения людей, которых убивают, но как только мы остановим вампирские зверства в Дублине, я хочу, чтобы человеческие власти помогли нам освободить всех остальных, кого она держит в плену, Анита. — Он повернулся, чтобы наградить меня полным весом своего изумрудного взгляда, но была в нем целеустремленность, которой раньше я не видела.

— Мы можем это сделать, не испортив ничего в твоих отношениях с европейскими вампирами? — посмотрела я на Жан-Клода.

— Один из Арлекинов сказал нам, что то, что случилось в Ирландии, могло произойти из-за того, что мы убили Марми Нуар, и не отослали их шпионить за всеми другими вампирами, так что мы не знаем, что происходит, — добавил Натэниэл.

Я спросила Жан-Клода:

— Они говорят, что некоторые слабые вампиры не встали на ночь после того, как мы убили Мать Всея Тьмы. Поскольку никто в Сент-Луисе не умер, и, если на то пошло, ни с кем из знакомых во всей стране ничего не случилось, о Европе я не думала. Ты знал?

— Что какие-то из слабейших вампиров умрут и не проснутся на закате, если мы ее убьем? Это было возможно.

— Ты мне не говорил, что это возможно, — сказала я, чувствуя первую вспышку гнева.

— Ma petite, тебе известно, что когда мастер ранен, он тянется к слуге и вампирам, которые приносили ему клятву крови, чтобы с помощью этой силы исцелиться и остаться в живых.

— Да, ну и что?

— Как ты думаешь, что сделала Мать Всех Вампиров, когда почувствовала, что исчезает, умирает? Не думала ты, что она будет тянуть силу из своих детей, использовать их в попытке спасти себя?

— Я… Нет, я не думала, — призналась я.

— Я ничего от тебя не скрывал, ma petite. Ты просто не хотела понимать, что может произойти. У тебя были ровно те же знания о ней и о вампирах, что и у меня. Если ты не знала, что ее убийство убьет и часть из ее слабейших детей, то только потому, что не хотела знать.

— Это резче, чем ты обычно с ней говоришь, — заметил Натэниэл.

— Может, я сегодня просто злюсь на себя? Может, вид Дамиана, держащего твою руку, указывает мне снова на ошибки, которые я совершил с Ричардом, пытаясь не навязывать себя ему?

Дамиан поднял руку Натэниэла и сложил наши руки перед собой так, чтобы он мог нежно поцеловать сначала мою руку, а затем Натэниэла:

— Нет, Жан-Клод. Ричард был смел, когда ты встретил его. Он знал, кто он такой и чего хочет от жизни. А я всю свою храбрость потратил на нее еще века назад. Я знал только, что хочу от нее освободиться, но помимо этого я потерял все, что имел, кем хотел быть. У меня не было цели. С Ричардом такого не бывало, насколько я знаю. Натэниэл вернул мне мои ориентиры. Он вернул мне путеводную звезду, которая приведет меня домой, — он снова поцеловал тыльную сторону руки Натэниэла. — Он и есть моя звезда.

— А что для тебя значит Анита, Дамиан? — поинтересовался Жан-Клод.

— Она мой мастер. Она поцелованная волками, возлюбленная орлами.

— Весьма поэтично, — сказал он.

— Мило звучит, — сказала я. — Но подразумевает под собой другое.

Дамиан посмотрел на меня:

— У моего народа это был высочайший комплимент для воина.

— Или оскорбление, в зависимости от того, как использовать.

— Откуда ты знаешь, ma petite?

— Не уверена, что знаю, откуда, но знаю, что права.

— Она права, викинг? — спросил Жан-Клод.

— О великом лидере мы говорили, что орлы должны были кричать в день его рождения, потому что знали, что он даст им много трупов в пищу. Волки должны были выть от радости в день твоего рождения, потому что знали, что ты славно их накормишь.

— Так «поцелованная волками и возлюбленная орлами» — это способ сказать, что Анита — великий лидер и убивает много людей? — уточнил Натэниэл.

— Это великий комплимент, — подтвердил Дамиан.

Я улыбнулась, почти рассмеялась:

— Думаю, я еще работаю над счетом тел.

— Вампиры дали тебе два почетных имени, Анита. Ни один другой охотник на вампиров не получал от нас двух имен.

— Я долго была Истребительницей.

— Но твое другое прозвище среди нас новее, ma petite.

— Да уж, — сказала я.

— Война, — произнес он.

— А Эдуард — Смерть, — напомнил Натэниэл.

— Вы едете в Ирландию с двумя всадниками Апокалипсиса, — заметил Жан-Клод.

— Каазим говорил насчет того, что должно быть множественное число — апокалипсисов, потому что Арлекины остановили многие из них, — заявила я.

— На это мне сказать нечего, но я знаю, что ты разделила с Дамианом больше воспоминаний, потому что ты поняла его комплименты раньше, чем он объяснил их.

— Мы триумвират.

— Да, и наконец-то более чем просто название и метафизика.

— Что будет, если Натэниэл снова нами завладеет? — спросила я.

— Думаю, что теперь, когда Натэниэл знает, что может, он постарается вас не заколдовывать. Не так ли, mon minou?

— Я и в этот раз не хотел.

— Вот оно, — сказал Дамиан. — Вот что ты со мной сделал. Ты меня заколдовал, — и он не смотрел ни на меня, ни на Жан-Клода, когда говорил это.

24

Мы с Натэниэлом были в своей комнате и собирали вещи, когда Бобби Ли постучал в дверь и попросил разрешения войти. Он встал посреди комнаты, и выглядел смущенным, что ли, других слов не подберу. Это было на него не похоже.

Я повернулась и посмотрела на него:

— Что случилось?

Натэниэл обернулся с аккуратно сложенной одеждой в руках. Я услышала, как он понюхал воздух, и я готова была поспорить, что от Бобби Ли пахнет тревогой. У беспокойства есть запах, по крайней мере, так мне говорили мои друзья верживотные.

— Я не могу ехать с вами в Ирландию.

— Очень жаль. Эдуард на тебе особенно настаивал, — сказала я.

— Никто из веркрыс не сможет отправиться с тобой.

— Прости? Повтори-ка, а то я, кажется, неправильно тебя расслышала.

Бобби Ли вздохнул:

— Рафаэль говорит, что вы договорились, что если тест на крысиную ликантропию окажется положительным, он будет твоей звериной половиной.

— Ну да. И что?

— На прошлой неделе тест оказался положительным. У вас с ним не было времени оформить это официально.

— Мы будем об этом беспокоиться после моего возвращения из Ирландии.

Бобби Ли покачал головой. Он снял очки в металлической оправе и потер переносицу, будто устал. Его глаза без очков выражали усталость еще больше.

— В чрезвычайной ситуации ты привяжешь любого, кто окажется поблизости, Анита. Больше животных зова ты привязала к себе по случайности, чем целенаправленно, правильно?

— Вроде бы.

Он снова надел очки и посмотрел на Натэниэла:

— Может, поможешь мне тут?

Натэниэл покачал головой:

— Я еду с Анитой в Ирландию. Ты только что сказал нам, что некоторые из лучших наших людей не смогут отправиться с нами. Поскольку ты потенциально подвергаешь опасности нас обоих, то с чего мне тебе помогать?

— Для этой работы есть много хороших людей, не являющихся крысами, — возразил Бобби Ли.

— Например? — спросила я.

— К примеру, Никки.

— Никки так или иначе с нами едет. Назови кого-нибудь еще.

— Постой, — прервал нас Натэниэл. — А почему веркрысы не могут ехать?

— Мы все согласны с тем, что Анита привязала больше зверей к себе совершенно случайно, чем по собственному решению? — спросил он.

Мы с Натэниэлом переглянулись.

— Конечно, я это признаю.

— Хорошо, тогда Рафаэль сказал, что мы не можем поехать с тобой, просто потому что ты можешь случайно привязать одного из нас. Он наш царь и либо он будет с твоей крысой, либо никто.

— Я месяцами ношу ликантропию гиены и никого из гиен не сделала случайно своей зверушкой. Я даже беру с собой Сократа, и Нарциссу по фигу.

— Ты уже достаточно ясно дала понять Нарциссу, что ему не стать половиной твоей гиены. Ты могла бы придумать что-то и похуже Сократа.

— Я ему передам.

— Анита, прошу тебя, это приказ моего царя. Я не могу ему не подчиниться, — он стиснул челюсти с такой силой, что удивительно, как не раскрошил себе зубы.

— Ладно. Так кто, кроме Никки, заслуживает твоего доверия?

— Каазим и Джейк едут, — начал он.

— Хорошее начало, — заметила я.

— Тебе нужны охранники, которые могут подойти для еды, а никто из нас не подходит поскольку Рафаэль отдал строгий приказ, что ты не будешь кормиться ни на одной крысе, кроме него.

— Я в курсе, и именно поэтому едут Фортуна и Эхо, как и Магда и ее мастер, Джакомо.

— И ты берешь с собой Дамиана и Натэниэла, — сказал он.

— Да, но мы едем не просто как пища, — уточнил Натэниэл.

Бобби Ли выглядел удивленным, но быстро себя на этом поймал и вернулся к обычному нейтральному выражению лица, но ущерб уже был причинен.

— Я знаю, что ты один из женихов Аниты.

Энергия Натэниэла пронеслась по моей коже теплым ветром. Бобби Ли, должно быть, тоже почувствовал ее, потому что начал снова:

— Я знаю, что ты один из женихов Аниты, и это делает тебя больше, чем просто пищей.

Ветер стал горячее, как будто весенний вдруг сменился летним, и Натэниэл сказал:

— Я леопард зова Аниты и часть ее триумвирата силы.

— Я это знаю, — ответил Бобби Ли.

— Правда? — спросил Натэниэл, и его сила не просто пролилась на меня и зашептала моему внутреннему леопарду, она выплеснулась в комнату так, как никогда раньше; это было ближе к тому, как работала энергия Ричарда, когда он был расстроен.

Руки Бобби Ли сжались. Я видела напряжение в его плечах и руках, пока он пытался расслабиться.

Сила Натэниэла кружила по комнате, глубокая, жаркая и нацеленная не на меня, а на веркрысу. Он не нападал, но давал понять, что нужно остерегаться. Это было метафизическое позерство, и обычно Натэниэл не вел себя так ни с кем, и уж тем более не с Бобби Ли.

Веркрыса глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он все еще боролся с напряжением в своем теле, поскольку то, что творил Натэниэл, было предшествием драки. Это была метафизическая пощечина для оборотня настолько доминантного, как Бобби Ли.

— Натэниэл, — сказала я. — Я не знаю, что ты пытаешься доказать, но…

— Нет, Анита, он не будет меня так игнорировать.

— Осторожнее, Натэниэл. Ты не хочешь, чтобы новый уровень силы заставил тебя забыть, — сказал Бобби Ли.

— О чем забыть? — голос Натэниэла был чуть рычащим.

— Что я для тебя доминант, и я преподаю некоторые уроки боя, которые ты посещаешь.

Сила Натэниэла изогнулась — единственное слово, которое может описать то, как она расширилась и одновременно стянулась, словно энергия пыталась завернуться вокруг нас. Я смотрела на своего тихого мальчика, одного из тех, кто никогда не доставляет такого рода неприятностей.

— Не делай этого, — попросила я.

— Это последнее предупреждение. Меня не волнует то, что ты жених Аниты.

— Я не хочу драки, Бобби Ли, но я безмерно устал от того, что никто не принимает нас с Дамианом всерьез.

— Ты не хочешь драки? Ты меня провел, — сказал Бобби Ли.

— Полностью поддерживаю, — откликнулась я.

— Я пытался просто быть милым, но с людьми вроде него это не помогает.

— Люди вроде меня? И как это понимать? — поинтересовался Бобби Ли.

— Большие спортивные парни, которые были большими и спортивными на протяжении большей части своей жизни. Те, кто занимался спортом. Те, кому спортивное телосложение дано от природы. Военные. Полицейские. Все мужикастые мужики. Я не могу ни одного очка у вас отыграть с помощью кулинарии, уборки, потому что это бабская работа.

Я уставилась на Натэниэла, будто впервые его увидев: я никогда не замечала эту его сторону. Я знала, что «мужикастые мужики» сбивали его с толку, и он никогда не вписывался в их мир, но такого уровня горечи я от него не ожидала.

— Ты танцор. Это спорт, — возразил Бобби Ли.

— Но ведь это же не футбол? — Натэниэл покачал головой, его сила теперь так густо висела в комнате, что было трудно дышать. Она не вызывала моих внутренних зверей, как бывало, когда такого рода дерьмо валилось от других оборотней; это было больше похоже на теплую силу вампира, чем на энергию оборотня. Она была слишком теплая, слишком живая для вампира, но ощущалась именно так. Такую вампиры используют, чтобы впечатлить или атаковать друг друга или для пытки низших созданий.

— Осади, Натэниэл, — потребовала я.

— Сперва он.

— Если ты вдруг не заметил, Бобби Ли делает все, что может, чтобы не подбросить дровишек в этот костер. Его самоконтроль восхищает, а вот о твоем я такого сказать не могу.

— Ты слышала его, Анита. Он не считает наш триумвират важным.

— До настоящего момента только Анита набирала силу, и получала заслуженное уважение.

— А теперь? — спросил Натэниэл, его голос мурлыкал по моей коже, как будто его дыхание на самом деле касалось меня. Это заставило меня вздрогнуть, и мне пришлось перевести дух. Такое мог делать Жан-Клод, но не Натэниэл.

— Натэниэл, что ты пытаешься доказать? — спросила я, растирая предплечья ладонями.

— Сейчас ты доказываешь, что единственной причиной, почему ты до сих пор был мил, было то, что у тебя было недостаточно сил, чтобы показать норов, — сказал Бобби Ли.

Сила от Натэниэла дрогнула, будто магия споткнулась, запутавшись в собственных ногах.

Дверь распахнулась без стука. Это был Дамиан:

— Что вы тут делаете?

Пока мы смотрели на дверь, Бобби Ли показал, что он так же быстр, как Никки на тренировке. Только что он спокойно стоял — и вдруг он уже рядом с Натэниэлом, прижимает лезвие ножа к его горлу.

Мы все замерли, потому что любое движение могло усугубить ситуацию, поэтому лучше хорошо подумать, прежде чем действовать. Если честно, конкретно я замерла из-за того, что это было так чертовски неожиданно, что я растерялась. Бобби Ли не был плохим парнем. Он даже не был одним из охранников, которые для меня были занозой заднице. До этого момента я верила ему почти, бля, безоговорочно.

Его голос был тихим и осторожным:

— Сила метафизическая похожа на физическую. Она ничего не значит, если ты не знаешь, как с ней обращаться.

— Ты донес свою точку зрения, Бобби Ли, — сказала я.

Дамиан шагнул дальше в комнату.

— Я донес, Натэниэл?

Натэниэл ответил очень осторожно, касаясь горлом лезвия:

— Я успокоился.

— Ты успокоился, потому что я тебя напугал, а не по своему намерению. Чтобы научиться использовать магию, как и мышцы, нужно время, — он начал отводить нож от Натэниэла, затем прижал его сильнее.

— Бобби Ли, — окликнула я.

— Скажи своему второму сдать назад.

Я посмотрела на Дамиана, тот был позади веркрысы с клинком в руке. Я никогда не видала Дамиана с ножом. С мечом — да, но не с ножом.

— Какого дьявола ты творишь?

— Защищаю нас.

— Я не враг, — возразил Бобби Ли.

— Ты держишь нож у шеи моего друга.

— Я преподаю урок.

— Урок? — переспросил Дамиан.

— Следующий, в кого он швырнет вот такую силу, не станет учить или играть. Его просто грохнут.

— Мы поняли. Теперь все осадите, — сказала я.

— Скажи своему вампиру сделать это первым.

— Дамиан.

— Скажи ему убрать нож от шеи Натэниэла.

— Бобби Ли.

— Он первый.

— Дамиан, убери нож, — приказала я. Он был обязан сделать так, как я сказала, но впервые он не подчинился. Что за хрень? Я попыталась вновь. — Дамиан, сейчас же убери нож!

— Не похоже, что я вынужден, — он был озадачен, будто не был уверен в том, что с этим фактом делать.

Дверь открылась; я бросила взгляд на черно-белые кудри — это был Домино. Он держал руки вверх, показывая, что не хочет причинять вреда. Его голос звучал более чем нормально — он был искусственно дружелюбен, так говорят, когда пытаются успокоить:

— Кто это разлил повсюду магию?

— Натэниэл, — ответила я.

Он не выглядел удивленным, просто принял это спокойно.

— Что случилось, Бобби Ли?

— Ничего особенного. Ты? — Его голос казался совершенно обычным, словно он не держал нож у шеи того, кого должен защищать.

— Ты знаешь, что Натэниэл на самом деле не причинит тебе вреда. Он просто чуть пьян от новой магии, — сказал Домино.

— Он пока не знает, как ей пользоваться в качестве наступательного оружия.

— Тогда зачем ты приставил к нему нож?

— Чтобы объяснить ему, что сила не защитит его от нападения кого-то тренированного.

— Я думаю, ты это объяснил, — сказал Домино; он прошел в комнату пока говорил. Теперь он был достаточно близко, чтобы я увидела черные пистолеты на черной одежде. Некоторые из наших охранников пользовались ножами, ему же клинки не нравились, но я знала, что у него есть телескопическая дубинка, припрятана где-то на теле. Я посмотрела на его глаза цвета огня; среди всех тигриных кланов черные и красные имели самые нечеловеческие глаза. Он был наполовину черным, чему свидетельствовали его глаза и черные кудри. Половина от белого тигра в его смешанном наследии отражалась в некотором количестве белых прядей, разбросанных в черной шевелюре.

— Теперь я делаю это, потому что его друг стоит за мной с ножом.

— Дамиан, ты действительно нанесешь ему удар?

— Если он ранит Натэниэла.

— Бобби Ли, ты собираешься на самом деле ранить Натэниэла?

— Не думаю.

— Тогда оба уберите ножи, — резюмировал Домино.

— Делайте, как он сказал, — подтвердила я, не имея понятия, как все смогло выйти из-под контроля. В обычной ситуации я выбрала кого-нибудь, кого можно было бы устранить и разрешить конфликт без чьей-либо помощи, но это же Натэниэл и Бобби Ли. Первого я ранить не хотела, а на второго не стремилась бросаться, потому что не была уверена в победе. Обычно эти двое были наиболее надежными и рассудительными людьми. Дамиан тоже обычно был рассудителен и был вынужден исполнять любой мой приказ. Да что, черт побери, со всеми ними случилось?

— Если Дамиан опустит нож, я тоже — с радостью, — сказал Бобби Ли.

Домино стоял почти вплотную к вампиру:

— Что скажешь, Дамиан?

Тот посмотрел на нож так, как будто только что его заметил:

— Понятия не имею, почему я это сделал.

Голос Натэниэла звучал очень аккуратно, и внезапно я почувствовала, как к его горлу прижимается лезвие, как будто к моему собственному:

— Полагаю, это моя вина.

— Во-первых, Дамиан, уберет нож, после Бобби Ли уберет свой от горла Натэниэла, а потом мы обсудим что сейчас произошло и попытаемся выяснить, почему, — сказала я; голос мой не был таким спокойным, как у Домино, но я говорила доходчиво.

— Я больше не обязан тебе подчиняться, — голос Дамиана звучал озадаченно, непохоже на себя.

— Я не приказываю тебе как мастер. Я говорю тебе это как твоя королева, твой босс или жена твоего босса. Не суть важно, просто я знаю, что у меня в этой комнате больше власти, чем у кого-нибудь другого, и мы не станем делать глупости. Сейчас же опусти гребанный нож! — свежий и горячий, взмыл мой гнев, и мои звери свернулись вокруг него, словно греясь от его тепла. Я почувствовала их легкое разочарование, когда они старались раздуть это пламя. Ловушка. Мы в ловушке. Нам нужно наружу. Как они смеют угрожать нашей паре? Как смеют они угрожать нам? Да как они смеют…

Похоже, в борьбе за контроль я потеряла какое-то время, потому что когда снова смогла нормально видеть комнату, Натэниэл и Бобби Ли стояли друг напротив друга, не дрались. Дамиан, похоже, отдал свой нож Домино, потому что нож был у него, а пистолет все еще в кобуре.

Дамиан спокойно произнес тем голосом, каким уговаривают самоубийцу на карнизе:

— Я не знаю, что меня заставило угрожать ножом Бобби Ли, так что я отдал его Домино, пока мы не разберемся, в чем дело.

Я кивнула и глубоко вздохнула. Мои звери все еще клубились вокруг моего гнева, жаждая его усиления, чтобы они могли выйти поиграть. Самый новый из них, крыса со сверкающими во тьме черными глазами, недостаточно хорошо ладила с остальными. Крысы всеядны, они могут сожрать даже человека, но они и добыча тоже. Моим зверям не нравилось, что внутри меня вместе с ними находится пища, тем более такая, которую они не могут разорвать и съесть.

Мы хотели дать мне зверя, который сможет прийти и помочь мне в своей натуральной форме, если я потеряю всю охрану, но никто не поинтересовался, как мои внутренние леопард, волчица, львица, гиена и тигры всех цветов радуги отнесутся к добавлению нового зверя. Мне никогда не приходило в голову погрузиться в медитацию, как меня учила моя духовная наставница Марианна, и узнать мнение всех остальных мохнатых. Впервые я добавила зверя намеренно, и могла бы сначала спросить. Никогда не приходило в голову спрашивать до этого момента, когда они использовали мою слабость, чтобы стать достаточно громкими, чтобы их потребности были услышаны. Блядь.

— Что случилось, Анита? — спросил Натэниэл — снова своим голосом. Он вновь был частью моего средоточия спокойствия.

Я покачала головой.

— По одной проблеме за раз. Что ты имел в виду, когда говорил, что Дамиан и вообще все это — твоя вина? — спросила я.

— Я был зол, но часть меня знала, что Бобби Ли лучше меня в бою, так что был зол и напуган.

— Я это почувствовал, — подтвердил Дамиан. — И я знал, что должен защитить тебя, — он будто прокручивал в голове воспоминание, а не думал о том, что произошло.

— А гнев мог быть и моим, — они посмотрели на меня. — Эти эмоции сняли что-то в моем самоконтроле и дали моим зверям говорить со мной.

Все присутствующие оборотни в унисон уточнили:

— Говорить с тобой?

— Я перевожу это в слова, но я не уверена… Короче, они расстроены новым прибавлением.

— В каком смысле — новым прибавлением? — не понял Дамиан.

— Ты имеешь в виду крысу? — догадался Бобби Ли.

— Да, они, судя по всему, расценивают ее как добычу, и это еще одна вещь, которую они не могут сделать. Они не могут выйти из моего тела и быть собой, а теперь они еще и заключены в моем теле с добычей, которую они не могут сожрать.

— Не понимаю, — сказал Дамиан.

— Это очень огорчительно, — заметил Бобби Ли.

— Они жаловались на крысу прежде? — спросил Натэниэл.

— Мой контроль сейчас великолепен, — ответила я.

Натэниэл посмотрел на меня:

— Анита?

Домино подошел и встал напротив меня:

— Ты не поговорила с ними сначала? Ты их игнорировала.

Я открыла рот, захлопнула его и пожала плечами.

— Марианна учила тебя медитировать и общаться со своими зверями, — сказал Натэниэл. — Я думал, ты регулярно это делаешь. Я думал, это часть твоего нового сверхконтроля над ними.

— А если я скажу, мне жаль, это поможет?

— То есть это гнев твоих внутренних зверей распространился на Натэниэла и Дамиана? — спросил Бобби Ли.

— Вероятно.

Натэниэл шагнул от меня, потом назад:

— Анита, ты не можешь притворяться, что внутри тебя нет зверей.

— Я не притворяюсь…

— Контролировать зверей не значит игнорировать их. Это значит, что ты миришься с ними или что-то в этом роде. Это сотрудничество, а не диктатура.

Я вновь пожала плечами:

— Я большую часть времени достаточно сильна, чтобы быть диктатором.

— Анита, потеря контроля раз в месяц — это не проклятие. Это освобождение, — сказал он.

— Я не люблю терять контроль, — покачала я головой.

— Что ж, это мягко сказано, — сказал Бобби Ли.

Я нахмурилась.

— Не злись на меня, когда ты только что облажалась со своим собственным зверинцем.

— Они не жаловались, когда я подхватила гиену.

— Это хищник и вообще случайность. А Рафаэлю ты позволила подрать тебя в форме крысолюда, надеясь подхватить то, что мы в результате имеем.

— Не думала, что они заметят разницу.

— Ты хочешь сказать, твои звери не видят, что это другое?

— Ага.

— Почему они не увидели бы различия между случайностью и преднамеренным действием? — спросил Бобби Ли.

Я не хотела говорить этого вслух, потому что даже мысленно оно звучало пренебрежительно и глупо. Но иногда достаточно громкие мысли могут услышать люди, связанные с тобой метафизически. Я думала, что это тоже контролирую, но ошиблась, снова.

Натэниэл уставился на меня:

— Ты не думала, что они понимают разницу. Анита, даже настоящий леопард знает, что такое случайность, — его лицо показало, насколько он во мне разочарован.

— Это почти видовой расизм, — уточнил Домино.

— Нет, это человекоцентризм, — поправил Бобби Ли. — Она все еще думает о себе в первую очередь как о человеке.

— Нет, — сказал Дамиан. — Я могу чувствовать… Она думает о себе как о человеке, точка.

— Только то, что ты не перекидываешься в животную форму, не делает тебя человеком, — сказал Натэниэл.

— Я думаю, делает.

— Так факт, что я перекидываюсь в леопарда, означает, что я меньше чем человек? — снова появился гнев, он говорил с моими зверями, а может, с той частью меня, которую я не могла принять.

— Нет, конечно же, нет, — ответила я.

— Но человеком быть лучше, — не унимался он.

— Я этого не говорила. Я бы никогда такого не сказала.

— Ты все еще чувствуешь облегчение, что не перекидываешься, — сказал он, и лавандовые глаза смотрели на меня так, будто видел все мои мысли и чувства, потому что он был прав. Я чувствовала облегчение от того, что не могу изменить форму. Я думала, что это лучше. Делало ли это меня эквивалентом расиста по отношению к видам? Человекоцентристом? Может быть.

— Ого, ладно, — сказал Домино. — Мы получили достаточно много правды за раз.

— Ты тоже можешь чувствовать то, что чувствует она? — спросил Натэниэл.

— Я больше слышу ее мысли, чем чувства.

Натэниэл повернулся к Дамиану:

— А ты — мысли или чувства?

— Ее мысли, твои эмоции, я думаю. Это новый уровень контакта, так что я не уверен, в каком направлении он работает.

— Как единственный в этом помещении, кто не связан с тобой так тесно, я вот что скажу: тебе придется считать зверей реальной частью себя, Анита. Ты одна из наиболее сильных метафизиков, каких я когда-либо встречал, но, в конце концов, тебе нужно будет стать единым целым, а это значит, что ты должна принять всю себя включая те части, которые раз в месяц хотят стать мохнатыми, — решительно произнес Домино.

— Даже если они не становятся мохнатыми раз в месяц?

— Может, из-за этого в особенности, потому что контактировать с ними посредством медитации и магии — единственный для тебя способ общения с ними.

Я не знала, что на это сказать.

— Несколько поздновато для извинений.

— Извинений перед кем? Твоими зверями, Натэниэлом и Дамианом, Бобби Ли? — уточнил Домино.

— Перед всеми перечисленными, — ответила я.

— Это уже начало, — сказал он.

— Ты спрашивала меня, кто еще поедет в Ирландию, — сказал Бобби Ли. — Как насчет Домино? Он прекрасно разрешил конфликт.

— Да, спасибо за помощь, Домино.

— Это моя работа. Кроме того, это ничто по сравнению с некоторыми ссорами, в которые Макс и Вивиана ввязываются в Вегасе. Когда твой Мастер города и королева твоего клана доходят до такого, тогда это становится проблемой.

— Держу пари, у них бывало нечто выдающееся, — рассмеялась я.

— Они достаточно сильны, чтобы уничтожить друг друга. Вместо этого они женаты уже более семидесяти лет. Часть нашей работы как охранников — выявлять проблемы и предотвращать их.

— Вы втроем будете еще изучать этот новый уровень силы. Похоже, Домино может вам с этим помочь, — предложил Бобби Ли.

— Согласна, — кивнула я.

— И без обид, но он может стать пищей для ardeur, если понадобится.

— Без обид, — согласилась я.

— Вообще-то я исключен из меню, — напомнил Домино.

Бобби Ли посмотрел на нас по очереди:

— Я слышал, что Анита сокращала свой список любовников.

— Мне жаль, Домино, но меня просто недостаточно для такого количества народа. Я не могу встречаться с дюжиной людей. Никто не может.

— Я помню наш разговор, Анита, — его голос звучал с ноткой горечи.

— Я не собираюсь снова извиняться.

— Никто и не просил.

— Хватит, — остановил нас Бобби Ли. — Домино едет только в том случае, если может с чем-то помочь, а не сделать хуже.

— Я могу держать себя в руках и это похоже на обычный разрыв; ты исцеляешься поэтапно, — сказал он.

Я изо всех сил попыталась не думать о том, что для меня это не выглядело разрывом, потому что отношений у нас не было; у нас был какой-то полурегулярный секс, но в любом случае, между нами не было того эмоционального щелчка, как между мной и Натэниэлом. Черт, его не было между верлеопардом и вампиром до последнего магического происшествия. Домино никогда не пересекал эмоциональных границ со мной, по крайней мере в достаточной степени. Я понимала, что это эмоции Натэниэла сделали Дамиана чем-то большим, но даже зная это, я не могла разделить чувства на его, мои и Дамиана. К счастью для меня, ни один из прочих моих зверей зова не имел вампира, который мог бы им помочь, и я сама не была связана с другими вампирами кроме Жан-Клода и Дамиана. Однажды я почти вышла за Ричарда, частично благодаря вампирским меткам, которыми наградил нас обоих Жан-Клод [Л.Г.: I’d almost married Richard once, thanks in part to the vampire marks that Jean-Claude had on both of us].

Я перевела взгляд с Натэниэла на Дамиана, и впервые мой взгляд задержался на них обоих. Мне вдруг захотелось, чтобы Мика или Жан-Клод могли поехать с нами в Ирландию — не для расследования преступления или обеспечения физической безопасности, ради безопасности эмоциональной. Наверное, это было не лучшей идеей — лететь в Ирландию без кого-то из остальных двоих, за кого я собираюсь замуж. Мне нужен был кто-то еще, кто мог помочь Натэниэлу не зацикливаться на новых границах отношений с Дамианом, потому что его одержимость легко могла стать моей. Я брала с собой двух женщин, которыми мы делимся, но одна из них была скорее приятельница по траху для нас для всех, а для другой на первом месте был ее мастер-вампир, любовь всей ее жизни. Если я смотрела на Дамиана так, словно он значит для меня куда больше, чем это есть на самом деле, то я знала, что это из-за Натэниэла, а значит, нам нужен буфер.

Я была почти уверена, что знаю, кого взять для помощи своему сердцу, но нам нужен был кто-то, кто поможет и Натэниэлу тоже. Я смотрела на Домино и знала, что есть другой вертигр, который может оказаться самое то.

25

В перерыве между мирными переговорами я наконец-то дозвонилась до Мики.

— Как идут переговоры? — поинтересовалась я.

— Драться нам пока что ни с кем не пришлось. Все продолжают обсуждать решение, которое сможет по-настоящему предотвратить кровопролитие.

— Великолепно. Ты знаешь, я волнуюсь, когда ты уезжаешь на такие переговоры.

— Потому что прежде чем согласиться на мир, они обычно хотят небольшую войну, — ответил он со сдерживаемым смехом в голосе, но его ответ был слишком близок к правде, чтобы я находила это забавным.

— Ирония в том, что мне не нравится, как изменилось положение в отношении опасности, — заметила я.

— Ты прекрасно умеешь не говорить о беспокойстве вслух.

— Спасибо, ты был молодцом все эти годы борьбы с преступностью, так что с моей стороны было бы дурным тоном жаловаться сейчас.

Тогда он действительно рассмеялся:

— С каких это пор быть половинкой пары стало соотноситься со справедливостью?

— С тех самых, как я начала пытаться этого достичь, — сказала я с небольшим смешком, потому что именно этого он от меня и ждал.

— Все мы пытаемся быть справедливыми, — ответил он.

— И мы это делаем.

— Так Эдуард таки придумал, как пригласить тебя в качестве консультанта в Ирландию.

— Ага, но не только меня. Я могу взять с собой нескольких охранников.

— Правда? Как ему это удалось?

— Ну, это же Эдуард. Он как палочка-выручалочка в практически невозможных вопросах.

— Кого возьмешь с собой? — поинтересовался он.

— Именно это я и хотела тебе рассказать, пока мы не уехали.

— Ой-ой, — сказал он.

— Что ой-ой?

— Похоже, ты думаешь, что из-за некоторых людей, я буду не рад.

— Откуда ты знаешь?

— Твои интонации только что мне все сказали.

— Мне нравится, что ты так хорошо меня знаешь, но иногда это немного тревожит.

— Это лучше, чем, если бы навевало жуть, как ты раньше думала про все эти межличностные отношения в паре.

— Не такой я была плохой, — заявила я.

— Ты действительно хочешь сейчас дискутировать на эту тему? У меня всего несколько минут до того, как мне придется вернуться и продолжить играть роль рефери для дальнейших переговоров.

— Замечание по делу, — ответила я и попыталась объяснить, как оказалось, что я еду в Ирландию не только с Натэниэлом, а почти со всеми его любовниками. Жан-Клод оставался дома, но они с Микой не любовники, что бы им ни приписывали слухи.

Он какое-то время помолчал, потом медленно заговорил, будто подыскивая слова:

— Так, позволь мне проверить, правильно ли я понял. Ты берешь с собой Натэниэла, потому что он, наконец, понял, как контролировать ваш с Дамианом триумвират, который дает вам повышение силы, и заставит Дамиана почувствовать себя в большей безопасности, вернувшись в страну, из которой сбежал?

— Он не бежал. Его бывший мастер его отпустила.

— После столетий мучений, она просто отпустила его?

— Да.

— Почему?

— Он думает, она в своем извращенном смысле заботилась о нем и боялась, что, в конце концов, убьет его.

— Ты имеешь в виду, она его отослала, чтобы спасти? — в голосе Мики звучало сомнение. Я не могла его винить.

— Так утверждает Дамиан.

— А ты что думаешь?

— Я думаю, у нас будет охрана и полиция, плюс военизированное подразделение, которое будет следить за нашей безопасностью. И я не думаю, что мы встретимся со старым мастером Дамиана лично.

— И ты действительно полагаешь, что смерть Марми Нуар заставила его старого мастера потерять так много сил?

— Это возможно.

— Много чего возможно, Анита. Объясни мне еще раз, почему вы с Натэниэлом внезапно так сильно увлеклись Дамианом?

— Ты помнишь, что когда ты со мной встретился, твоей мечтой была возможность найти безопасное убежище, дом для тебя и твоих верлеопардов, а я мечтала найти настоящего партнера, и ardeur дал нам то, чего желали наши сердца?

— Да.

— Дамиан хотел нас, кого-нибудь, кто желал бы его так, как мы желаем тебя. Натэниэлу хотелось, чтобы Дамиан хотел его и по-настоящему был его любовником. Он устал от того, что так много мужчин шарахаются от всех этих «парень-с-парнем».

— Он был очень терпелив со мной. Это одна из причин, почему я его люблю.

— Мика, я на тебя не намекала.

— Может, я чувствую вину за то, что заставил Натэниэла так долго ощущать себя отверженным.

— Это твои тараканы. Я такого не подразумевала и даже не собиралась.

— Это справедливо, — ответил он. — Анита, а чего хотела ты, когда пришла сила?

— Помню, я подумала, что жизнь была бы намного проще, если бы было больше бисексуальных мужчин.

— И ты говоришь, Дамиан это хорошо воспринял? То есть, он же махровый гомофоб. Просто до Натэниэла мне не нравились парни.

— Выглядит он нормально, даже до жути нормально. Жан-Клод думает, что Натэниэл его в буквальном смысле зачаровал.

— И тебя, ты ведь тоже потеряла время.

— Знаю.

— Как чары подействовали на тебя?

— Я же сказала, что меня привлекает Дамиан намного больше, чем когда-либо.

— Так сильно, что берешь других любовников, чтобы убедиться, что вы с Натэниэлом не унесетесь с ним на волне романтики, — голос Мики стал суше.

— Ага, — сказала я.

— Фортуна, Эхо и Магда — это мне понятно, все они «Арлекин» и твои любовницы.

— Эй, ты тоже спишь со всеми этими девчонками.

— Тебе не нужно защищаться от меня. Я не критикую.

— Извини. Я думаю, что чувствую себя плохо из-за того, что увожу из города всех, с кем ты спишь.

— Не стоит. Ты объяснила, почему не можешь взять крыс, и в любом случае, тебе нужны люди, от которых ты можешь кормить ardeur. С Магдой ты берешь и ее мастера, Джакомо, а они одни из самых жестких воинов, что у нас есть. Мне нравится, что с вами едут хорошие люди.

— У нас и Никки тоже будет. Он будет нас охранять.

— Я никогда в нем не сомневался. Он отдаст за тебя и Натэниэла жизнь, так что я доволен, что он тоже едет.

— Джейк и Каазим, Прайд, Дев, Домино, Сократ и, вероятно, Итан.

— У нас в охране нет плохих людей, Анита, и тебе нужно дать преимущество тем, кто будет готов обеспечить питанием тебя и вампиров, которые едут с тобой. Что тебя беспокоит, что ты чувствуешь необходимость все мне объяснить? Обычно ты просто делаешь выбор и действуешь. Ты выбираешь Никки, как я — Брэма, но если не брать их в расчет, мы оба выбираем людей, лучше всего подходящих для конкретной работы.

— Ты сказал, что у тебя проблемы с Девом.

— Нет, у меня проблемы с самим собой, потому что я ничего не замечал, пока Дев не начал встречаться с Натэниэлом, тобой и Жан-Клодом.

— Мы с Девом не встречаемся на самом деле.

— Он встречается с обоими мужчинами.

Я кивнула, осознала, что он этого не увидел, и сказала:

— Да, встречается.

— А еще он совершенно и без всяких оговорок бисексуален с ними двумя, в отличие от меня.

— Вы с Натэниэлом любовники, и ты… больше, чем друг Жан-Клоду.

— Еще осталось кое-что, чего я не делаю с Натэниэлом, и чего ему хотелось бы. Это одна из причин, почему я согласен на то, чтобы Дев с ним встречался. Мы полиамурны, не моногамны, так что выглядит вполне честно и логично, что в его жизни есть другой мужчина, который может дать ему то, чего я не могу.

— Всякий раз, как ты романтические решения превращаешь в нечто логичное и согласованное со справедливостью, обычно кончается тем, что кто-нибудь начинает ощущать их совершенно несправедливыми и нелогичными.

— Ты мне будешь рассказывать, — он попытался перевести все в шутку, но получилось не очень.

— Жан-Клод все еще не будет в постели с Девом и Натэниэлом, по крайней мере, без тебя или меня.

— Он не хочет быть с Натэниэлом в постели в твое отсутствие. Жан-Клод принимает все эти «парень-с-парнем» фишки Натэниэла не больше моего.

— Ты мне говорил, что у тебя были какие-то проблемы с тем, что у Натэниэла стало с Девом все серьезнее, чем ты полагал, или что-то в этом роде.

— Ага, что-то типа того. Я совершенно недооценил, как много будет значить для мужчины, которого я люблю, когда в его постели будет мужчина, который будет, который счастлив делать с ним все возможное.

— А Дев расстроен, что Жан-Клод не реагирует на его обаяние с таким энтузиазмом, как Натэниэл, — добавила я.

— Не думаю, что Жан-Клоду настолько же нравятся мужчины, как этим двоим.

— Нравятся ему мужчины, — возразила я.

— Я просто хочу сказать, что он не любит их настолько же сильно, как Дев и Натэниэл.

— Натэниэл один из самых равно бисексуальных людей, которых я когда-либо встречала, а Дев очень близок к тому, чтобы назвать его вторым.

— К мужской половине он склоняется чуть больше, — уточнил Мика.

— Может и так, но мне, как женщине, трудно судить.

— Точно. А куда ты отнесешь Жан-Клода по шкале Кинси [ «Шкала Кинси» — попытка измерить сексуальную ориентацию людей по шкале от нуля (исключительно гетеросексуальная ориентация) до 6 (исключительно гомосексуальная ориентация). Она была впервые опубликована в книге «Половое поведение самца человека» в 1948 году, написанной зоологом и сексологом Альфредом Кинси в соавторстве с Уорделлом Помероем и другими, и была также представлена в дополняющей работе Кинси и сотрудников «Половое поведение самки человека», опубликованной в 1953 году. В обеих работах была также использована дополнительная оценка «X», обозначающая «асексуальность»]?

— Туда, куда он захочет.

— Наверное, это куда как справедливее, чем наше восприятие его сущности.

— А я о чем? Может, я его понимаю.

— Ты знакома с ним дольше моего.

— Я беру Дева с конкретной целью помочь мне уберечь Натэниэла от слишком сильной любви к Дамиану. Я не уверена, что тебе это понравится.

— Особенно после того, как ты узнала, что я несколько волнуюсь, что Натэниэл уже слишком сильно влюблен в Дева, чтобы меня это устраивало.

— Да, — подтвердила я.

— Дев — твой золотой тигр зова, и это потрясающая сила, усиливающая тебя и меня как твоего Нимир-Раджа. Комбинация твоей мультиликантропии и его силы как золотого тигра помогли мне найти вторую форму как черному тигру. Возможность перекинуться в другого зверя позволила мне выиграть битвы, в которых я должен был потерпеть поражение, и лишь это пугало тех оборотней, кто мог уничтожить нас в этих поездках. Мультиформа — редчайший вид ликантропии. Такие веры почти легенда среди нас. Дополнительная сила, которую я получаю от нашей связи с Девом, не раз спасала мою плоть и кровь.

— Чему я безмерно счастлива, — вставила я.

— Я тоже, — согласился Мика, и я услышала так мною любимый оттенок улыбки в его голосе.

— Ты сказал Деву, что если он даст достаточно силы, чтобы сделать как раз то, что ты только что сказал, то ты оденешь ему кольцо.

— Он хочет быть вертигром на свадебной церемонии с тобой и мужчинами, которых ты выберешь.

— Если бы я могла, я бы вышла замуж за тебя, Натэниэла и Жан-Клода.

— По закону ты можешь вступить в брак только с Жан-Клодом, потому что если это возможно лишь с одним из нас, то это должен быть король вампиров.

— Ты король леопардов.

— В Сент-Луисе, не во всей стране.

— И все равно, при возможности я бы вышла за вас троих.

— Я знаю, и ценю это.

Я помолчала секунду и почти не сказала этого, но, в конце концов, мне пришлось:

— Ты же знаешь, дело не в сексе парня с парнем, это не из-за него Дев так поднялся в глазах Натэниэла, верно?

Он тяжко вздохнул:

— Я знаю, что был придурком. Знаю, что веду себя глупо.

— Я этого не говорила.

— Я не ожидал, что Натэниэл предложит мне пожениться по-настоящему, как собираетесь вы с Жан-Клодом.

— Ты однажды сделал предложение нам обоим, Мика. Ты сказал, что женился бы на нас на обоих, если бы смог.

— Я имел в виду, что женился бы на вас обоих, а не на одном из вас.

— Мика, будь честен. Ты бы женился только на мне, если бы мог, так что ты не можешь винить Натэниэла за то, что ему больно оттого, что ты не станешь жениться только на нем.

— Я же сказал, что веду себя глупо. Просто он первый бойфренд, который у меня когда-либо был. Если бы я собрался жениться, то я всегда видел себя с женщиной.

— Многие из нас зацикливаются на том, что мы, по нашему мнению, должны иметь, должны любить, должны хотеть, и страстно желать. Психотерапия помогла мне преодолеть фантазии о белом штакетнике, потому что в моей жизни места ему нет.

— Хорошо. Я чувствую угрозу от Дева, потому что он бы женился на Натэниэле.

— Я не думаю, что они станут друг для друга основными партнерами, — сказала я.

— Им не придется, Анита. Вот что делает возможной мысль о том, что Дев наденет кольцо на палец Натэниэлу. Они оба хотят вступить в брак. Натэниэл просил меня, я сомневаюсь. Дев предлагал Ашеру и получил отказ.

— У Ашера в этом вопросе аж говно из ушей. Мы все с ним порвали как раз из-за того, что он весь состоит из такого дерьма, — сказала я.

— Я не рвал с Ашером. Я не вижу, что вы все в нем такого видите.

— Ты не любишь связывание и грубый секс настолько, чтобы оценить лучшие качества Ашера.

— Я знаю, что он на самом деле хорош в том, чтобы притвориться в темнице и в реальной жизни. Из-за второй части я совершенно не обращаю внимания на первую.

— Тебе первая часть не нравится, — напомнила я.

— А тебе — вторая, — дополнил он.

— Ни одному из нас, поэтому Жан-Клод, Натэниэл, Ричард и я порвали с ним.

— Судя по всему, он жалок с одним лишь Кейном в качестве своего любовника и moitié bête, — заметил Мика.

— Ашер один из наименее моногамных людей, которых я знаю, и один из самых извращенных. Сейчас он застрял в моногамии с Кейном, который абсолютно ванилен и совершенно не приемлет извращений. Конечно, Ашер жалок. Он сам построил себе прижизненный ад.

— Некоторые люди сказали бы, что гомосексуализм — вид извращения, — сказал Мика.

— Значит, некоторые люди знакомы с недостаточным числом гомосексуалистов, потому что они могут быть настолько же консервативными и узколобыми, как любой гетеросексуал.

— Мой опыт ограничен, и большинство бисексуалов, которые мне знакомы, тоже извращенцы.

— Бисексуалы, судя по всему, извращеннее, чем любые крайности шкалы, — предположила я.

— По крайней мере те, кого мы знаем, — согласился он.

— Достаточно честно, так ты хочешь, чтобы я оставила Дева дома?

— Ты бы действительно так поступила, просто потому что я виню его за то, что на самом деле является моей виной?

— Нет, потому что Дев очарователен, а я не хочу усугублять проблему между тобой и Натэниэлом. Не знаю, хочу ли я, чтобы Дев постоянно жил нами. Он не настолько хорошо сыгрался с нашей поли группой, как некоторые другие.

— Никки прекрасно вписался, но ни Жан-Клод, ни я не станем проводить с ним свадебную церемонию. Син тоже, но тут уж даже ты не станешь.

— Он племянник Жан-Клода и брат-муж всем остальным.

— Сина я так назвать могу, но не Никки.

— Никки всего лишь лев, так что он все равно не поможет нам с тигриной проблемой, — сказала я.

— Я знаю, что лидеры тигриных кланов не успокоятся, пока тебя не выдадут замуж за одного из тигров клана.

— Легенды гласят, что если я не выйду за тигра, Мать Всея Тьмы восстанет из мертвых и уничтожит мир.

— Приятно узнать, что они отступили от того, чтобы один из тигров стал твоим законным супругом и согласились на неофициальную церемонию, — сказал он.

— О да, это для них большой прорыв.

— Можешь быть саркастичной, но они действительно пошли на компромисс.

— Значит, нам нужен тигр в качестве одного из участников нашей свадебной церемонии, с которым мы все готовы жить, и наша группа не может прийти к единому мнению.

— Добро пожаловать на темную сторону полиамурности, где все имеют право вето на любовников всех остальных, — сказал Мика.

— Вето-шмето, эта часть «жизни с», которая делает выбор невозможным.

— Согласен. Мне показывают, что время вернуться к переговорам. Спокойного тебе перелета. Хотел бы я полететь с тобой и помочь вам с Натэниэлом уберечь свои мысли от Дамиана.

— Я тоже.

— Я люблю тебя, Анита Блейк.

— Я люблю тебя больше, Мика Каллахан.

— Я тебя еще больше.

— А я вообще безгранично.

— Мне нужно идти удостовериться, что они там не собираются поубивать друг друга.

— А мне — ехать в Ирландию и остановить тех, кто уже убивает друг друга.

Я услышала с его стороны голос, кто-то тихо с ним разговаривал. Ему было нужно идти, как и мне. Обе наши работы предназначены спасать жизни, но мы оба отняли бы жизнь, если бы думали, что это спасет больше жизней в будущем. В большинстве случаев я делала это с юридического благословения своей страны. А когда Мика кого-то убивал на дуэли, это никогда не было законно, потому что дуэли запрещены вне зависимости от того, человек ты или больше чем человек.

26

Я нашла Натэниэла и Дамиана в спальне Дамиана. Комнату было почти не узнать. Половину стены, в которой находилась дверь в ванную, занимало большое зеркало. Оно было в тяжелой антикварного вида раме и стекло отражало бы все, что происходило на постели. Натэниэл был одновременно серьезным вуайеристом, и эксгибиционистом; зеркала, казалось, удовлетворяли обе эти его потребности. Он просил нас с Микой повесить такое в нашей общей спальне, но мы сопротивлялись. Мне не хотелось каждое утро, сидя в постели видеть свое отражение, или посреди ночи, когда я полусонная. Во время деловой поездки за город произошел инцидент, когда я чуть не выстрелила в зеркало в полный рост в номере отеля, подумав, что это злоумышленник. Это было несколько лет назад, когда я была новичком в охоте на убийц и ношении оружия, но тот миг навсегда остался со мной. Мика тоже не хотел зеркала, но Натэниэл, очевидно, хотел, и Дамиан позволил ему то, в чем двое его суженых годами ему отказывали.

Кровать теперь была покрыта очень темно-зеленым покрывалом с подушками коричневого, темно-фиолетового цветов и оттенка оранжевого с коричневым подтоном, так что все сочеталось друг с другом. Если бы меня отправили в магазин за таким цветовым сочетанием, то выглядело бы так, будто было сделано страдающим дальтонизмом любителем осени, но это выглядело совершенно, как для журнала. Коричневое и оранжевое было новым добавлением, но эти цвета перекликались с фиолетовыми и зелеными оттенками нашей комнаты, хотя наш вариант был светлее, был более живой, сверкающий, а здесь все было приглушенное, больше осенних листьев, чем летних цветов. Всюду чувствовалось прикосновение Натэниэла.

Натэниэлу потребовались месяцы переговоров, чтобы обустроить нашу комнату; здесь все завершилось меньше чем за два часа. Либо Дамиан был зачарован сильнее меня, либо он всегда так легко уступал своим возлюбленным, в вопросах декора. Может, не только Кардинал была виновата в том, что комната отражала в основном ее, и это говорит кое-что важное о Дамиане. Просто я еще не знала, что именно.

Они сидели на кровати, склонив головы над iPad Натэниэла. Он поднял взгляд, улыбаясь:

— Мы ищем в интернете новые банные полотенца, чтобы избавиться от розовых.

— Не вижу ничего плохого в розовом, если цвет тебе нравится, — сказала я.

— Мне не нравится, — поднял глаза Дамиан.

Их лица были очень близко друг к другу, ярко-зеленые и лавандовые глаза, кожа — молочно-бледная и просто бледная, которая могла неплохо загореть, если бы Натэниэл попытался. Его лицо было шире в скулах, у Дамиана — длиннее и уже. Был ли Натэниэл красивее? Да, но это как утверждение, что роза красивее лилии. Оба эти цветка прекрасны. Все зависит от того, хочешь ли ты чего-то более плотного, сочного, округлого или предпочтешь нечто более компактное, тонкое, деликатное, небрежный летний сад — формализованному розовому. Я предпочитала розы лилиям, но они прекрасно растут рядом, если вы хотели, чтобы ваш розарий был немного менее формальным и немного более уютным.

Натэниэл положил iPad на покрывало и встретился со мной глазами; он знал, насколько я внезапно отвлеклась, потому что видел годами мою реакцию на него. Это было близко к тому, как меня отвлекали Жан-Клод и Ашер, когда тот еще бывал в нашей постели. А когда Мика и Натэниэл вместе, у меня такое же глупое лицо? Наверное. Похоже, я не могла вспомнить, и это дало мне понять, что мне нужно выйти из комнаты и найти Жан-Клода или хотя бы телефон, чтобы снова поговорить с Микой. Но я не стала. Я стояла и упивалась их красотой.

Я была не вполне в состоянии покинуть комнату, но голос я обрела:

— Вы не могли заказать покрывало и подушки в интернете. Потребовалось бы время на доставку, — голос мой звучал хрипловато, и я прочистила горло, пытаясь звучать более похоже на себя.

— Нет, мы выскочили и кое-что прикупили, — ответил Натэниэл.

— Мы? Вы с Дамианом пошли по магазинам средь бела дня? — уточнила я.

— Солнце меня больше не обжигает, — напомнил Дамиан, изучая меня чистыми зелеными глазами.

— Я знаю, но тебе же не нравится под ним находиться.

— Со мной был Натэниэл, — ответил он.

— И поэтому ты чувствовал себя в безопасности, — добавила я.

Он обнял Натэниэла за плечи. Тот слегка склонил голову, и его каштановые локоны смешались с огненными прядями Дамиана, словно два потока в каком-то кроваво-красном море на стыке приливов. Глаза Дамиана цвета листвы дополняли оттенок цветов в глазах Натэниэла.

Я решительно покачала головой и уставилась в пол. Ковер тоже оказался новым. Он был темно-коричневым с узором зеленых листьев и осенних цветов. Мне было интересно, понял ли Дамиан, что отказался от цветов одного цвета в пользу другого.

Я услышала движение кровати прежде, чем Натэниэл вполз в поле зрения и смотрел на меня с земли, чтобы я не могла спрятаться за густыми волосами. Он смотрел на меня своими большими сиреневыми глазами. Он был невероятен, слишком прекрасен, но именно его глаза поднимали его на шкале красоты до чего-то экзотичного и нереального, как орхидея, выросшая в какой-то оранжерее. Я практически чувствовала ее жару и влажность. Я закрыла глаза, чтобы не видеть его, и стало легче. Видение отдалилось. Я должна была выйти из комнаты и сбежать от него, но я просто закрыла глаза, как будто бы это меня спасло. Это не было хорошей стратегией, когда мне было пять, и я верила, что чудовище из-под кровати меня не тронет, если я его не вижу. Если бы там действительно что-то было, меня бы такой подход к делу не спас.

Натэниэл легчайшим прикосновением провел пальцами по моей руке, и этого было достаточно, чтобы я открыла глаза и утонула в этом фиолетовом взгляде. Я же сильнее этого, черт возьми! Я знала, как избегать взгляда вампира, но он не был настоящим вампиром, а я никогда не встречала верлеопарда, который мог бы захватить меня глазами.

Я изо всех сил зажмурилась и затрясла головой, стараясь прочистить мысли. Он снова погладил мою руку, но на этот раз я смогла держать глаза закрытыми. Годами я играла в эту игру с Жан-Клодом. Конечно, это происходило, когда он не был уверен, что я на полном серьезе не пошлю его к черту. Это ограничивало то, чем он мог бы рискнуть, насколько далеко он зайдет. У Натэниэла таких сомнений не было. Ничто не дает такой смелости, как уверенность в том, что кто-то любит тебя безусловно.

Он снова пробежался пальцами по моей руке, и другая рука повторила это с другой стороны. От этого мои глаза распахнулись. Натэниэл все еще стоял передо мной на коленях, но Дамиан теперь стоял на коленях рядом с ним. Это его рука ласкала мою правую руку, пока Натэниэл гладил левую. Я открыла рот, чтобы возразить, но не знала точно, что именно вызвало мой протест. Мы уже были любовниками, а пилот сообщил Жан-Клоду, а тот, соответственно мне, что у нас есть пара часов до вылета.

Словно прочитав мои мысли, Натэниэл сказал:

— У нас есть как минимум два часа до самолета. Мы занимались сексом, но ты не кормила ardeur, потому что я не знаю, как это делается.

Мне пришлось откашляться, чтобы прочистить горло, прежде чем я смогла ответить:

— Жан-Клод хотел бы, чтобы Рафаэль был здесь, чтобы я до отлета могла покормиться через него на всех крысах.

— Рафаэль не вернется вовремя, чтобы накормить тебя, — сказал он, приподнимаясь на коленях и приближая свое лицо к моему.

Я выпрямилась, чтобы не стоять, наклонившись к нему.

Дамиан склонился и провел губами по моей руке — слишком деликатно, чтобы можно было назвать это поцелуем. От этого я задрожала и обхватила себя руками, будто мне было холодно, но не холод заставил меня дрожать. Мне нужно было выйти, уйти… Сейчас же.

— Позволь нам быть твоей пищей, — попросил Дамиан, и внезапно я уставилась в зелень его глаз, будто видела их впервые, никогда не замечала, как красиво его лицо, как…

Я сильнее затрясла головой и сделала два шага назад, чтобы больше не находиться между ними двумя.

— Я собираюсь… пойти куда-нибудь… еще.

— Почему? — спросил Натэниэл.

— Я… Ты снова пытаешься меня зачаровать.

— Мы помолвлены. Мы бы поженились, если бы ты нашла законный способ выйти за более чем одного супруга. Я не пытаюсь заставить тебя сделать что-то, чего мы уже не делали. Тебе придется накормить ardeur до того, как мы окажемся в самолете. Ты не сможешь рискнуть и питаться в сотнях миль в воздухе.

— Я буду слишком нервничать, — согласилась я.

— Это значит, все должно быть под контролем.

— И как это понимать? — я попыталась вызвать немного гнева, чтобы защититься от его такого разумного голоса и вообще от этих двоих, стоящих на коленях так близко ко мне.

— Что, если ты потеряешь контроль в самолете, и это распространится на всех?

— Я теряла так контроль всего однажды, и это было только потому, что старый вампирский Совет имел всех нас.

— Чрезвычайные ситуации случаются, Анита; давай не будем делать ardeur одной из них.

— Звучит так, как будто говоришь не ты, Натэниэл.

— Может, на меня похоже, — вставил Дамиан. — Я боюсь возвращаться в Ирландию, но ради тебя я это сделаю.

— Ты делаешь это не ради меня. Ты делаешь это, чтобы помочь полиции спасти жизни.

— Можешь верить, во что хочешь, но если бы меня просто попросил Эдуард, я бы не поехал. Я еду, потому что мой мастер хочет, чтобы я поехал, и мой леопард едет со мной, чтобы держать меня за руку. Я хочу помочь спасти жизни и восполнить что-нибудь из того, что делал за время своего существования, но я еду ради тебя, Анита.

Хотела бы я сказать: «Не нужно ехать ради меня, езжай ради себя», — но боюсь, он изменил бы решение, а он был нам нужен.

— Не знаю, что и сказать, Дамиан.

— Скажи, что займешься с нами любовью. Скажи, что позволишь нам быть твоей пищей.

В одном они были правы — мне было нужно покормиться прежде чем сесть в самолет, но я кое-что забыла. Что-то важное. Пальцы Натэниэла играли с краем его майки и начали медленно поднимать одежду, обнажая его пресс дюйм за дюймом.

Я шагнула назад. Если я собираюсь уйти, как раз самое время, но почему же я этого хотела? Я любила Натэниэла. У нас секс на постоянной основе. Не было причин убегать, так почему я хотела сбежать? Было похоже, что я забыла что-то, что было необходимо вспомнить. То, что я забыла, и было причиной тому, что это все не было хорошей идеей, но хоть убей, я не могла об этом думать, просто было мучительное ощущение, что было что-то важное.

Я закрыла глаза и повернулась, чтобы не видеть, как они медленно раздеваются.

— Мы что-то забыли, — смогла я проговорить. — Нечто очень важное.

— Ты пропустила шоу, которое мы устроили лично для тебя, — сказал Натэниэл голосом настолько медоточивым, какого я не припомню, слова, будто каплями текли по моей коже, оставляя сладкие линии.

— Это не правильно. Это говорит сила. Она заставляет нас забыть что-то важное. Причину, по которой мы не должны питаться сейчас, — сказала я.

— Анита, обернись, пожалуйста, — попросил Натэниэл.

Я начала оборачиваться, но поймала себя на этом и сжала руки в кулаки.

— Нет, Натэниэл, она права. Мы оба пьяны от новой силы. Это как первая любовь — заставляет забывать.

— Забывать что? — более нормальным голосом спросил Натэниэл.

— Все, — ответила я.

— Важные вещи, — поправил меня Дамиан.

Я открыла глаза и осторожно оглянулась. Они были без рубашек, что не помогало, поэтому я снова закрыла глаза. Все, чего я хотела — это подойти к ним и начать трогать эту обнаженную кожу.

— Все делаем глубокий вдох и концентрируемся, — глаза я открывать не стала. Я попыталась последовать собственному совету и поняла, что сделать это намного сложнее, чем должно бы. Я знала, как контролировать дыхание, а если ты его контролируешь, то сердцебиение придет в норму. Укоряется либо все, либо ничего. Все это было мне известно, но я все еще ощущала пульс где-то в горле.

— Мы едем с тобой в Ирландию, — подал голос Дамиан.

— Таков план, — голос у меня все еще был чуть задыхающийся.

— Тогда тебе придется использовать нас в качестве пищи там. Если ты станешь питаться на нас здесь, мы не будем к этому готовы как минимум сутки, а то и двое. Сорок восемь часов, в которые тебе придется найти другую пищу.

— Мы берем Никки, — сказал Натэниэл.

— Он не сможет ее питать два дня, не поставив под угрозу свою способность сражаться.

— Мы берем Домино.

— Он пища на экстренный случай. Он больше не в числе моих любовников, не забыл? — сказала я.

— Фортуна, Эхо и Магда тоже с нами, — продолжил Натэниэл.

— Что ж, это верно, — сказал Дамиан не слишком уверенно.

— Я подумываю о том, чтобы взять еще и Дева, — добавила я.

— Видишь? У нее будет много еды, — заявил Натэниэл.

— Но ты не думал об этом, когда сделал так, что мы начали раздеваться.

Энергия в комнате успокоилась, и я снова могла думать. Что бы там Натэниэл ни творил, оно прекратилось. Дамиан достаточно сильно отвлек его на другие мысли. Тяжело продолжать концентрироваться на силе, чтобы творить магию, когда думаешь о проблемах отношений. Может, как раз поэтому так много великих ведьм и колдунов в истории никогда не женились?

— Мне жаль, Анита, Дамиан. Вы правы. Если бы мы были единственными любовниками, отправляющимися в Ирландию, я бы все еще хотел, чтобы мы трое занялись любовью и вместе кормили ardeur. Мы никогда раньше этого не делали, и я знаю, что мы с Анитой и с кем-то третьим делаем это в спешке.

— Жду не дождусь, — сказал Дамиан, — но не сегодня. Она должна кормиться на ком-то, кто не едет с нами.

Я посмотрела на них, они на вид все еще казались такими вкусными, такими дьявольски привлекательными, или божественно прекрасными, — да, это звучит лучше, — но они не были столь ошеломляюще красивыми, чтобы я должна была иметь их сейчас, прямо тут. Принуждение исчезло, сменившись моим обычным вожделением к Натэниэлу, которое было почти таким же привычным, как дыхание, и была еще новая искра, появлявшаяся при взгляде на Дамиана, — она не была такой мощной, но определенно присутствовала.

— Я никогда раньше не получал так много силы. Если я не буду осторожен, я буду хотеть все время ею пользоваться, — хмурясь, произнес Натэниэл.

— Я же говорил, это похоже на влюбленность, когда энергия от новых отношений почти поглощает, но ощущается так хорошо.

— Так тут у нас ЭНМ вместо ЭНО? — спросила я.

— ЭНО, как мне известно, — энергия новых отношений. А что такое ЭНМ? — не понял Натэниэл.

— Энергия новой метафизики, — пояснила я.

Он ухмыльнулся:

— Мне нравится, и очень точно, особенно из-за того, что моя новая магия, похоже, основана на сексе и любви, но мне больше нравится Энергия Новой Магии вместо Метафизики.

— Вожделение и любовь — это то, что линия Белль Морт делает лучше всего, — уточнил Дамиан.

— Вожделение относится к ее линии, — поправила я. — Любовь — это то, что добавил Жан-Клод, когда набрал достаточно силы, чтобы стать основателем собственной линии крови.

— Действительно, — кивнул Дамиан. — Эта энергия обладает более мягкой силой, чем все, что когда-либо предлагала Белль Морт.

— У любви более мягкая энергия, чем у вожделения? — переспросила я.

Он обдумал вопрос и улыбнулся:

— Нет, нет, полагаю, это не так.

— Любовь — самая сложная штука на свете, — сказал Натэниэл. — Обычный секс куда как проще.

Я глянула на него.

Он улыбнулся:

— Это как разница между понятием «спать с кем-то» и по-настоящему с кем-то спать. Заниматься сексом очень просто в сравнении с тем, чтобы научиться с кем-то спать.

— Боже, это правда, — рассмеялась я.

— Любовь даже еще сложнее, чем спать всю ночь в одной постели первые несколько ночей. И то, и другое стоит усилий, но придется поработать.

— В сексе тоже приходится потрудиться, — заметила я.

Теперь он бросил не меня взгляд.

— Я имею в виду, что мы все лучше общаемся друг с другом, потому что мы знаем, что каждому нравится и у кого какой набор навыков.

— Не думаю, что мне пришлось много над этим работать, — возразил он.

Я снова засмеялась:

— Я не могу, на самом деле, спорить о реальных навыках. Нас останавливали эмоциональные проблемы.

Он кивнул, уже не улыбаясь.

— Не думаю, что был с кем-то из вас достаточно, чтобы узнать, чем вы наслаждаетесь, — сказал Дамиан.

Натэниэл посмотрел на него:

— Мы это исправим.

Дамиан сначала смутился, но потом его охватило спокойствие. Он, казалось, успокоился и протянул руку Натэниэлу:

— Да, исправим.

— Это ведь ты сделал его таким спокойным, так?

Натэниэл кивнул и взял руку вампира:

— Как и он помог мне только что совладать с моей силой.

— Мы должны помогать друг другу, — сказал Дамиан

— Мы должны быть сильнее вместе, — откликнулся Натэниэл.

Я смотрела на них, держащихся за руки, и все ждала, когда Дамиан возразит, но он выглядел… довольным.

— Сильнее вместе — это идеально, — произнесла я.

— Сейчас для нас это так, — ответил Натэниэл.

— Вот-вот, — с улыбкой поддержал его Дамиан.

— Думаю, да, — сказала я.

Натэниэл посмотрел на меня, и на его лице появилась новая решимость, которой я никогда раньше не видела. Это напомнило мне одно из моих выражений. Члены триумвирата разделяют друг с другом свои таланты, воспоминания и особенности. Раньше у нас троих так не получалось, но вот у нас с Жан-Клодом, Ричардом — всегда. Ричард перенял мой темперамент; Жан-Клод — мою беспощадность; я получила жажду крови Жан-Клода и жажду плоти Ричарда. Я действительно не хотела проходить через все это снова, но не была уверена, важно ли вообще, чего я хочу.

— Анита, найди кого-нибудь, чтобы накормить ardeur. Мы продолжим покупать полотенца. Если мы оставим заказ, они должны будут прийти как раз к тому времени, как мы вернемся из Ирландии, — сказал Натэниэл.

Я оставила их выбирать белье в интернете и отправилась поискать кого-нибудь, с кем можно заняться сексом и напитать метафизический голод, который мог быть удовлетворен только с помощью очень близкого и личного общения. Ardeur был еще одной вещью, которую я получила от Жан-Клода. Он был инкубом, не демоном, а просто вампиром, который мог питаться не только кровью, но и похотью. Я теперь была суккубом для его инкуба. Нет, я на самом деле ни от кого не хотела снова наследовать какие-нибудь еще метафизические сюрпризы.

27

Теперь, когда я не была опьянена метафизикой, я отправилась найти Жан-Клода. Я хотела рассказать ему, что случилось, и если с кем и устраивать прощание, то я хотела, чтобы это был он. Он был в спальне, разговаривая с мужчиной, которого я не знала. Мужчина был в обычном деловом коричневом костюме, с блокнотом и ручкой в руках. На первый взгляд, Жан-Клод казалось был в белой деловой рубашке на пуговицах и черных брюках, за исключением того, что брюки сидели настолько хорошо и плотно на его теле, что сливались с черными сапогами по колено. Он с улыбкой протянут мне руку:

— Ma petite, я организовал временную кровать, пока наш матрас на заказ переделают и доставят.

Я взяла его за руку и позволила ему притянуть меня к себе для поцелуя. Я поднялась на цыпочки, моя свободная рука уперлась в его живот, что дало мне повод погладить пуговицы на его рубашке. Пуговицы были покрыты платиной и сапфирами, почти такими же темными, как его глаза, так что драгоценные камни в один момент казались ярко-синими, а в следующий — уже черными. Когда я увидела рубашку впервые, я подумала, что это пуговицы, но это оказались накладки на пуговицы, которые он мог поменять на другие, сделанные из золота и рубинов. Накладки на пуговицы — не единственное, что изменило внешний вид его делового костюма. Французские манжеты были очень широкими завернутыми наверх плотными и жесткими, манжеты были намного шире, чем любой известный мне крой, но они и должны были быть достаточно широкими, чтобы в них помещались запонки с сапфирами размером с его большой палец, украшенные сверкающей платиной и бриллиантами. Да, набор запонок из золота с рубинами для другого варианта у него тоже был.

Он кратко представил меня человеку с планшетом, который обещал доставить две кровати размера king-size как можно скорее. Они пожали друг другу руки; мне он руку не протягивал, но времена, когда меня это беспокоило, давно прошли. Кроме того, мои руки были заняты, обнимая талию Жан-Клода, им просто нужно было где-то находиться во время всех этих деловых рукопожатий.

Охранник у двери проводил мужчину и без всяких просьб закрыл за собой дверь. Новые парни становились все лучше и лучше. У нас были те, кто отлично справлялся в части боя и защиты, но недопонимали тонкости, как провести того, кто пришел исправить водопровод или что-то еще, в дом и из него. Быть хорошим телохранителем для нас в некотором смысле было ближе к тому, чтобы быть вышибалой; ты тоже должен был знать, как работать с дверью.

Я стиснула руки вокруг талии Жан-Клода и улыбнулась в темно-синие глаза.

— Я бы хотела секса под названием «До свидания, я улетаю в другую страну».

Он рассмеялся таким закрытым, почти мычащим смехом, какой редко от него услышишь, ради которого стоило постараться. Он прижал меня ближе к себе, перебирая мои волосы, прижимая мою щеку к груди.

— Ma petite, как я могу отвергнуть столь очаровательное предложение?

Я подняла голову, чтобы увидеть его лицо. Оно все еще светилось смехом, отчего я улыбнулась сильнее.

— Я буду по тебе скучать.

Его лицо посерьезнело почти так же медленно, как и у человека, но если честно, старым вампирам трудно удерживать удивленное выражение лица. Они склонны возвращаться к тому, к чему они себя приучили — их нейтральному выражению. Я была озадачена этим, пока не повстречала достаточно вампиров, которые когда-то имели власть над ними всеми. Любая эмоция может быть использована против них, и, вероятно, так и будет. У копов было нейтральное лицо, за которым они прятались. Никто не прятался так хорошо, как старые вампиры, но у них было больше практики, чем у большинства человеческих копов.

— Я тоже буду по тебе скучать, ma petite, — он склонился и должен был расслабить руки, чтобы я смогла встретить его поцелуй. Я постаралась вложить в этот поцелуй как можно больше языка тела, но он отодвинулся, прежде чем я смогла нас слишком отвлечь. — Я еще не питался сегодня, ma petite.

— Я тоже, — сказала я и попыталась вернуться к поцелую.

Он поднял голову так, что я не могла дотянуться и сказал:

— Я должен взять кровь, прежде чем смогу заняться с тобой любовью.

— Ты берешь кровь в качестве предварительной игры, и мы этим наслаждаемся.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Увы, ma petite, я думаю, ты должна сохранить свою драгоценную кровь для трех вампиров, которые поедут с тобой. Они не могут позволить себе питаться от ирландцев во время столь важного дела.

— Это почти в точности то, что сказал Дамиан.

— Он стал мудрым.

Я вздохнула и внезапно почувствовала себя не так сексуально.

— На самом деле, и да, и нет.

Он чуть нахмурился:

— Что значит — и да, и нет?

Я начала было ему объяснять, что произошло, но потом поняла, что трачу время зря. Я открыла связь между нами чуть сильнее; если я думала о воспоминаниях, он мог видеть их со мной вместе. Когда мы только начали заниматься подобными вещами, я не слишком умела передавать избранные воспоминания, но практика помогает. То, что могло потребовать минуты, заняло секунды.

— Похоже, наш котенок стал котом, — сказал Жан-Клод.

— Ты имеешь в виду Натэниэла?

— Oui.

— Можно и так сказать, — кивнула я.

— Дамиан поможет тебе контролировать новую силу.

— Ага, и Натэниэл станет более осторожным, я полагаю.

— Я надеюсь, ты права.

Я изучала его лицо.

— Ты не вполне уверен, иначе ты бы не стал плотно закрывать метки снова. Ты не хочешь, чтобы я знала, о чем ты думаешь.

— Ты спрашиваешь, озабочен ли я тем, что Натэниэл позволит новой магии вскружить ему голову. Разумеется, это так. Но мы должны доверять друг другу, потому что мы выстроены звено за звеном в цепь, которая вместе сильнее, чем куча отдельных звеньев.

— Ты же знаешь, как говорят: прочность цепи определяется ее самым слабым звеном.

— Думаешь, Натэниэл — наше слабое звено?

Лишь на секунду я об этом задумалась, а после покачала головой:

— Нет. Нет, не думаю.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Не сомневайся в нашем котике сейчас, когда он отрастил коготки, но радуйся дополнительной силе, которую это принесет всем нам.

— Разве если что-то дает нам больше силы, то все в порядке?

— Не всегда, но сила часто представляет собой баланс между полученными выгодами и рисками.

— Я понимаю.

— Прекрасно, но тебе нужно накормить ardeur до посадки в самолет, ma petite.

— Если я не могу давать кровь, ты можешь по-быстрому перехватить?

Он ослепительно улыбнулся:

— Я уже давным-давно не перехватывал свою пищу, ma petite.

Я нахмурилась, не выдержала и снова улыбнулась.

— Ты знаешь, о чем я.

— Знаю, но кто бы ни предложил мне свой источник жизни, заслуживает намного лучшего обращения, чем как к быстрому перекусу.

— Я понимаю, но не хочу упускать шанс заняться с тобой любовью перед отъездом.

— Как и я, но ответ прост: мы включаем донора, который может быть частью нашей предварительной игры, так что питание будет включено в секс.

— Значит, это будет кто-то, кто даст кровь тебе, и на ком я накормлю ardeur?

— Oui.

— И кого ты имеешь в виду?

28

Он имел в виду Никки; меня это устроило, поэтому мы отправили одного из охранников найти его. Затем я осознала, что у нас есть сотовые. Он спросил:

— Что ты делаешь, ma petite?

— Пишу Никки.

— Non, ma petite, со столь деликатным предложением лучше обратиться лично.

— Никки не такой уж официальный парень, — ответила я.

— Он влюблен в тебя, ma petite, но не в меня. К тому же, Никки совсем недавно был моим донором. Я предпочту проявить излишнюю заботу, нежели нанести оскорбление.

Я нахмурилась:

— Это значит — либо он нравится тебе сильнее, чем я думала, и ты не хочешь попасть впросак, либо ты боишься оскорбить его по другой причине.

Он улыбнулся.

— Ты влюблена в него, ma petite, и все же он не потребовал, чтобы его включили в расширенную церемонию со всеми нами. Я очень ценю, что Никки не испытывает трудностей с этим.

— Ты имеешь ввиду, в отличие от большинства вертигров? — спросила я.

— Да.

Я дважды вздохнула, будто пыталась набрать достаточно воздуха перед заплывом на короткую дистанцию.

— Проблема в том, что мы все никак не можем определиться с вертигром.

— Мефистофель оказался очень дружелюбным.

— Да, Дев, ладит со всеми лучше других.

— Ты не кажешься уверенной, ma petite.

Я разорвала объятия, потому что иногда трудно думать, когда нахожусь слишком близко к нему. И начала вышагивать по комнате, пытаясь объяснить.

— Мефистофель… Дев прекрасен во многих отношениях. Я знаю, ты ценишь, что он бисексуал, так что он твой любовник и мой.

— Он так же в постели Натэниэла.

— Да, и он делает с ним все, включая вещи, которые Мика все еще не может осмыслить.

— У Мики никогда не было любовника, ma petite. Это может потребовать некоторой адаптации.

— Знаю, как и у меня с женщинами. — Затем меня осенило, что он подразумевал больше, чем я поняла, поэтому я уточнила: — Ты не всегда был бисексуалом, не так ли?

— Это были эксперименты на пьяную голову, но сейчас я назвал бы это быть — гетерогибким.

— Ты пересек черту с другим мужчиной до того, как тебя доставили ко двору Белль Морт?

— Нет.

Я моргнула:

— Бля, Ашер был твоим первым мужчиной, любовником мужского пола, да?

Жан-Клод кивнул, затем отвернулся, чтобы я не видела его лица, что означало, он не доверял себе, чтобы контролировать свое выражение. Для него невероятная редкость быть неспособным контролировать себя таким образом.

— Боже, Жан-Клод, мне очень жаль. Я не знала.

— Почему ты извиняешься, ma petite? — спросил он, так и не повернувшись.

— Это объясняет, почему ты был готов мириться с ревностью и истериками Ашера на протяжении веков. Это также объясняет… Первая любовь всегда отнимает у тебя часть сердца, пока приличное количество терапии не вернет его тебе обратно.

Он рассмеялся.

— Ах, ma petite, такое сочетание романтики и практичности — я восхищен, что ты делаешь это одинаково хорошо.

— Я разделяю достаточно твоих воспоминаний, чтобы знать, что Белль тоже была весьма хороша в обоих.

— Но она никогда не была влюблена в меня, как ты. Найти вторую такую женщину, которая могла бы быть всем, что я желал в спальне и в зале заседаний, было больше, чем я рассчитывал когда-либо найти.

— Еще я лучше в реальной физической борьбе, чем Белль.

Жан-Клод повернулся и улыбнулся мне; какие бы эмоции он ни пытался скрыть, ему это удалось.

— Белль была достаточно сильна, чтобы не прибегать к кулачным боям.

— Я двойная угроза. Я надеру тебе задницу метафизикой, а потом просто надеру тебе задницу.

Он рассмеялся, но это был его контролируемый смех, тот, который я долгое время думала, был его настоящим. Теперь я знала, что это был своего рода отработанный смех, тот, который демострировал радость или юмор, но мог использовать его по своему усмотрению, даже если не понял шутки. Чтобы быть частью двора Белль Морт, он должен был смеяться над шутками и не выказывать отвращения к другим вещам.

— Это правда: ты первый воин, в которого я влюбился, ma petite.

— Я видела, как вы с Ашером тренируетесь на мечах. Разве это не в счет?

— Он хорош в такой практике, чтобы произвести впечатление на даму или кавалера, но в реальном бою Ашер позволяет своим эмоциям затмить его знания, а работа с клинком — это контроль и точность.

— Любые боевые действия — это контроль и точность, — сказала я.

Он кивнул.

— Признаю, это верно для большинства боевых действий, но не для всех. Я видел сражения, выигранные из-за чистой неконтролируемой ярости. В нужный момент она может переломить ход битвы и поднять боевой дух воинов, еще способных проявить силу, когда вокруг уже все сдались.

— Касаемо реального сражения — согласна, не думаю, что то, что я делала, квалифицируется как «реальное сражение».

— Это тебе определять, ma petite, но нрав Ашера всегда препятствовал ему в бою. Он был гораздо лучшим любовником, чем бойцом.

— Он великолепен в постели, но отстой в отношениях.

— Он не во всем «отстой в отношениях», как ты выразилась, но я понимаю, что ты не видела всего в чем он хорош так, как видел я.

— Я никогда не была с ним ни на одном свидании.

— Ты была с нами обоими.

— Пожалуйста, никогда не води меня больше в оперу.

Он рассмеялся, но опять же это был тот осторожный смех, восхитительный, но это все еще была маскировка.

— Ашеру, в отличии от тебя, действительно нравится то, что теперь называют высокоинтеллектуальной культурой.

— Полная версия «Спящей Красавицы» Чайковского вызвала у меня желание наложить на себя руки, а мне казалось, я люблю балет.

— Большинство людей любят подборки известных постановок балета, но понятия не имеют, сколько времени было сокращено.

Ладно, стоило признаться, что я полная деревенщина, но стук в дверь спас меня. Я хотела спросить, кто там, но только подумав об этом, почувствовала Никки по другую сторону двери, и. . Синрика.

— Почему с ним Син? — спросила я вслух.

— Не знаю, — ответил Жан-Клод, затем позвал: — Входи, Николас.

Дверь открылась, и широкие плечи Никки заполнили ее, когда он прошел, но над его головой виднелись несколько дюймов темных волос, потому что Синрик был более высоким их них двоих.

— Я уже говорил тебе, Жан-Клод, просто Никки, это не сокращенное имя.

— Прошу прощения, Никки, но, кажется, слишком короткое имя для человека, которым ты стал.

Он пожал плечами, насколько позволяла его мускулатура.

— Моего деда по материнской линии звали Николас, суку, которая называла себя моей матерью, назвали Николь в его честь, а меня назвали Никки в честь них обоих. Позволь просто сказать, коль уж подняли эту тему, я знаю, что Натэниэл хочет назвать мальчика Николас в честь его покойного брата, но я бы предпочел этого не делать.

— Какого мальчика мы хотим так назвать? — спросила я.

— Вашего, — ответил Синрик.

— Син, всегда удовольствие видеть тебя, но сейчас у нас приватный разговор к Никки, — сказал Жан-Клод.

— Хочешь сказать, что Натэниэл уже выбирает имена для детей? — встряла я.

— Ты же знаешь, как он бредит детьми, — сказал Никки.

— Выбор имен — это куда больше, чем бредить детьми, — возразила я.

— Ты знаешь, Анита, как Натэниэл хочет семью, — сказал Син.

— Да, и, если бы он мог забеременеть, мы бы поговорили об этом, но поскольку я единственная утроба в наших отношениях, этого не произойдет.

— Ты больше не единственная девушка, — заметил Син.

Я уставилась на него, готовая разозлиться на Натэниэла за то, что он выбирал имена для ребенка, на которого я не подписывалась, но нацелившись на того, кто рядом.

— Что это значит?

— Это означает, что когда Натэниэл в последний раз упоминал о желании завести ребенка, там была Фортуна и она сказала, что вполне готова.

— Иметь ребенка от Натэниэла? — спросила я

— Так далеко не зашло, но у нее никогда не было детей, и, так как они с Эхо чувствуют себя в безопасности, она задумалась об этом, вот и все. — Син протянул руки в небольшом отталкивающем жесте.

— Думаю, поговорю с ней о детях в самолете, — буркнула я, и была очень зла, но также, там были какие-то и другие эмоции. Я поняла, что мысль о том, что у Натэниэла будет ребенок от другой женщины, меня очень тревожит. Черт побери, я не хочу размножаться!

— Не хотел развязать скандал, Анита. Ты сказала, что против беременеть и заводить детей. Я думал, то, что другая женщина в нашей поли-группе готова забеременеть, решит все, а не разозлит тебя, — пояснил Син.

— Что ж, это ничего не решило, — сказала я, злобно. Проклятие.

— Ma petite, у нас нет времени на спор, если хочешь успеть покормиться до вылета.

— Вообще, мелкий прав, — заговорил Никки. — Если бы твое единственное возражение заключалось в том, что нужно забеременеть кому-то еще, то это решило бы проблему. — Он наблюдал за мной, и что-то в том, как он это сказал, дало мне понять, что он чувствовал именно то, что чувствовала я сама. Я не могла чувствовать его эмоции так, как могла с Жан-Клодом или даже Синриком, если бы опустила свои психические щиты, но также не могла удержать Никки от ощущения моих эмоций так, как могла других. Как моя невеста, Никки был вынужден делать меня счастливой. Это буквально, казалось, причиняло ему дискомфорт, если не боль, если я чувствовала себя несчастной. Он, вроде, никогда не делился ни с кем из других людей в нашей жизни тем, что чувствовал от меня, но взгляд его глаз сказал, что из всех, он, точно знал, почему я расстроена.

— Эта тема реально выбивает из колеи, — сказала я, и в моем голосе все еще была нотка гнева, но в основном он звучал стервозно и плаксиво, и я ненавидела слышать это в своем собственном голосе. Я могла бы поступить разумнее. Как-то я сказала Натэниэлу, что, если он забеременеет, мы поговорим о детях серьезнее. Это был мой способ откреститься от темы, но одна вещь, которую я не учла, когда мы добавили других женщин в нашу поли-группу, заключалась в том, что я была не единственная, кто мог забеременеть. И стало неожиданностью, как мне будет плохо от мысли о том, что кто-то другой носит ребенка Натэниэла. Я все еще не хотела беременеть, но и не хотела, чтобы он делал это с кем-то еще, что не имело никакого смысла. Но одна вещь, которую я усвоила на терапии, это то, что только потому, что чувство не имеет смысла, еще не заставляет тебя перестать это чувствовать.

— Я не хотел делать все еще более сложным или странным, — пробубнил Синрик.

Никки посмотрел на него взглядом, в котором читалось, что он сомневается в последней части. Он не часто так смотрел на Синрика, так что что-то произошло.

— Давай, малыш. Скажи им, чего ты хочешь, чтобы это не усложняло задачу или не делало ее более странной.

— Только не говори, что я ошибаюсь.

— Я не говорил, что ты ошибаешься. Я просто не сказал, что ты был прав.

— Либо одно, либо другое, — возразил Синрик.

— Нет, ты можешь быть прав и не прав одновременно.

— Нет, не могу, — настоял Синрик.

— Насколько бы я ни хотела, чтобы мир был черно-белым, да или нет, правильно или неправильно, Никки прав: иногда ты можешь быть обоими, — сказала я.

— Ах, ma petite, ты так помудрела с тех пор, как мы впервые встретились, потому что тогда ты верила, что мир черно-белый без серого между ними.

— Что это значит? — спросил Синрик.

— Это значит, что когда-то я бы согласилась с тобой, что невозможно быть правым и неправым одновременно.

— Я все еще не понимаю, — сказал он.

— Расскажи им свой план, и они тебе объяснят, — сказал Никки.

Синрик состроил упрямое лицо.

— Логично, — ответил он.

— Я спорю с тобой не о логике, мелкий.

— Прошу, перестань называть меня мелким. Это не очень помогает мне высказать свою точку зрения.

— Не моя проблема — помогать тебе высказывать свою точку зрения, — сказал Никки.

Я нахмурилась на обоих.

— Почему вы грызетесь?

— Мелкий, ой, прости, Син, пытается меня бортануть.

Синрик закатил глаза.

— Спасибо за элегантно ввернутое словцо, Никки.

— Всегда пожалуйста, — сказал он с вполне искренней улыбкой, как будто не понял сарказма. Я знала, что понял, но также знала, что он был прекрасным актером, когда хотел или ему это было нужно. Фишка социопатов.

— Хватит разговоров, Синрик, — сказала я, — Говори в чем дело.

— Прошу, Анита, называй мое имя.

— Это и есть твое имя.

— Тогда используй прозвище, которое я предпочитаю.

Я глубоко вздохнула, но, в конце концов, сказала:

— Хорошо, Син. Но пиши хотя бы имя как С-У-Н^[4].

— Ты же знаешь, что так оно неправильно произносится.

— Знаю, знаю. Тебя бы назвали: Синди, Сидни, или Сид^[5].

— Или Кэрол, Карен, Карл, или Кэнди^[6] — это было моим любимым, когда я писал его как С-У-Н.

— Ладно, Син, пиши его как оно звучит. Так что случилось? — спросила я, не пытаясь скрыть капризность в голосе.

Его выражение из упрямого превратилось в его версию капризного. Он был очень красивым парнем, но не в таком настроении. Многие мужчины, и женщины, в моей жизни, уже давно отступили бы, но Синрик, прошу прощения, Син, имел черту твердолобости и решительности, составляя серьезную конкуренцию моим, а это о чем-то говорило.

— Никки едет с Анитой в Ирландию вместе с тремя вампирами. Если он даст кровь Жан-Клоду сейчас, то не сможет быть донором еще пару дней. Так же как и для Аниты с ее ardeur, но я могу накормить ее и дать кровь Жан-Клоду сейчас и оставить Никки свежим на потом.

— Звучит так, как будто Никки какой-то помидор, из которого мы выжмем все соки, — проворчала я.

— Ну разве не точное определение? — пожал плечами, Син.

Никки хмыкнул, издав низкий, утробный звук.

Я посмотрела на него.

— Мы заставляем тебя чувствовать себя как вещь?

Улыбка все еще держалась на его лице, когда он сказал:

— Нет, но мы влюблены друг в друга, и когда ты питаешься, секс является частью наших отношений.

— И я заставляю тебя чувствовать себя куском еды, а не человеком? — спросил Жан-Клод.

Никки покачал головой.

— Иногда ты заставляешь меня чувствовать себя как добыча, но не еда.

— Я не вижу в тебе добычу, Никки.

— Может добыча не совсем подходящее слово. Как ты называешь того, кого пытаешься соблазнить?

Жан-Клод выглядел удивленным, что могло быть абсолютным притворством, но я так не думала, или, может, не хотела так думать.

— Клянусь тебе, Никки, я не пытался тебя соблазнить, когда ты позволял мне кормиться.

Никки с минуту изучал лицо вампира, затем повернулся ко мне.

— Он пытался?

— Соблазнить тебя?

Он кивнул.

— Нет, я имею в виду, не совсем. Жан-Клод весьма чувственный почти во всем, что он делает, и к взятию крови относится как к чему-то важному. Он не приемлет фаст-фуд, если ты понимаешь, о чем я.

— Ты жертвуешь свою кровь, чтобы поддерживать мою жизнь и здоровье. Как я могу относиться к этому иначе, чем как к священному дару?

— Священный дар — мне нравится, — одобрила я.

— Вы просто проигнорируете мое предложение? — спросил Син.

— Думаю, мы надеялись, что ты передумаешь, — сказала я.

— Почему?

— Никогда не брал у тебя кровь, neveu^[7], и не стал бы начинать сейчас.

— Почему нет?

— Ты не понимаешь, о чем просишь меня.

— Я давал кровь Эхо.

— Ты ее любовник и любовник ее жены. Я называю тебя neveu. Это значит «племянник», и я использую это слово очень сознательно, Син.

— Знаю, — кивнул, Син, — ты используешь его, чтобы напомнить себе, что я твой любимый племянник, принц твоему королю, а не романтический партнер.

— Если ты все это знаешь, то, как можешь так себя мне предлагать?

— Я не предлагаю заняться с тобой сексом, Жан-Клод, просто дать кровь.

— С Жан-Клодом, это не просто кровь, — сказал я, изучая его лицо. Я бы опустила щиты и поняла, что он на самом деле чувствует, или даже думает, потому что могла разделить это с моими животными зова, но не рвалась быть эмоционально ближе. До тех пор, пока не узнаю, к чему он ведет и почему, я не была уверена, что хочу, чтобы Син оказался так глубоко в моей голове.

— Я знаю, что он, как и любой вампир, может взять кровь, не вторгаясь в мое сознание.

— Но тогда это просто боль, — сказал Жан-Клод.

— Я согласен на это, — ответил Син.

— А я нет.

Тогда Син посмотрел на вампира.

— Почему нет?

— Я долгим и упорным трудом добивался того, чтобы в моей жизни было так много людей, о которых забочусь, которые охотно даруют свою кровь. Мне не нужно брать кровь там, где я могу ее найти, Син, лишь там, где я этого хочу.

— Я хочу, чтобы меня серьезно рассмотрели на включение в церемонию обязательств.

— Мы знаем об этом, neveu.

— Я все время спрашивал, почему меня не рассматривают всерьез, и, наконец, кто-то сказал мне, что это потому, что ты видишь во мне любимого племянника, а на племяннике ты не женишься.

Жан-Клод пожал в изумительной Гаэльской манере плечами, хотя выглядит это куда изящней, чем звучит. Этот прекрасный жест значил все и ничего и казался таким французским.

— Здесь не только Жан-Клод, Син, — сказала я. — Мика тоже не знает, что с тобой делать.

— Но он спит с тобой, Натэниэлом, и со мной в одной постели. Мы все занимались с тобой сексом одновременно.

— Это так, но он все еще не называет тебя братом-мужем.

— Я спросил Мику, прежде чем он уехал из города, и он ответил, что если все согласятся, он не будет против.

— Я смотрю ты времени зря не терял, да? — сказала я, и капризность вернулась. Я старалась не конфликтовать с Сином, но не выходило.

— Мне жаль, neveu, но я не соглашусь надеть кольцо на твой палец. Это не те отношения, которые мы имеем или хотим.

— Никки дает тебе кровь, и он не твой любовник.

— Это правда, но ты уже слышал, как он обвиняет меня в попытке его соблазнить, хотя я не пытался. Я из линии вампиров, которые черпают силу из чувственных, сексуальных вещей и эмоций, которые это вызывает у людей. Я горжусь тобой, как дядя или даже отец. И не могу думать о тебе так, а потом держать тебя в объятиях, пока погружаю клыки в твою плоть и высасываю частичку твоей жизненной силы.

На мгновение на лице Сина мелькнуло сомнение, но он покачал головой.

— Я ценю наши отношения, Жан-Клод. Мне нравится быть молодым принцем для твоего короля, но я не хочу терять свое место с Анитой и остальными.

— Ничто не угрожает твоему месту с нами, — сказал я.

— Ты уже исключила некоторых из твоих других тигров из своей жизни в качестве любовников и пищи для ardeur, Анита. — покачал он головой.

— Если бы я пытался регулярно спать со всеми, с кем связана метафизически, люди, составляющие основу моей жизни, вообще не видели бы меня.

— А я вхожу в этот круг, Анита?

Я вздохнула и хотела сказать что-то другое, но сказала лишь правду.

— Да.

— Тогда почему ты все время отдаляешься от меня?

— Мы это обсуждали, Син.

— Я не могу изменить тот факт, что мне всего девятнадцать, или что ты на двенадцать лет старше меня.

— Знаю, — сказала я.

— Знаешь?

— Да. Знаю.

— Тогда почему ты меня наказываешь за это?

— Я тебя не наказываю.

— На этот раз тут я соглашусь с мелким, Анита, — встрял Никки.

Я глянула на него.

— Я думала, что ты создан, чтобы делать меня счастливой, особенно с тобой. Просто чтобы прояснить, это не делает меня счастливее.

Он посмотрел на меня.

— Я помогаю тебе быть счастливой.

— Это уже мне решать.

— Когда ты не так странно относишься к Сину, он часть того, что делает тебя счастливее. Ты знаешь, почему он был со мной, когда они передали мне сообщение Жан-Клода?

Казалось, Никки меняет тему, но я сказала:

— Конечно же, я этого не знаю. Ты меняешь тему?

— Так как Натэниэл этим вечером будет в Ирландии, а он главный повар в нашей поли-группе, Син обсуждал со мной, что он будет готовить на ужин. Он все обдумал и пришел ко мне с планом.

Я перевела взгляд с одного к другому.

— Это замечательно, — сказал я.

— Син и я помощники шеф-повара для Натэниэла большую часть времени, или готовим некоторые из блюд.

— Я знаю.

— Тогда почему ты так удивлена, что мы планировали меню, на время отъезда Натэниэла?

— Думаю, мы забираем с собой большинство людей, для которых вы готовите.

— Сегодня дома в округе Джефферсон с нами Зик, Джина и Ченс. Они будут ждать нас, и мы всегда готовим, когда там.

Мне стало стыдно, что совсем забыла о маленькой семье, которая теперь проводила больше времени в моем доме, чем я сама.

— Мне бы даже в голову не пришло позвонить им. Мне жаль.

— У нас все схвачено, Анита. Мы все проконтролировали, потому что я сажусь в самолет вместе с Натэниэлом.

— Прости, Син. Я даже не подумала, что Натэниэл выполняет большую часть приготовлений и составления блюд.

— Как только Натэниэл с Никки узнали об этом, они сразу сказали мне, чтобы я мог начать планировать. Натэниэл кажется торопился догнать Дамиана, так что, Никки остался помочь мне с составлением.

— Но я не сказала тебе, и это свинство с моей стороны.

Он кивнул, пожал плечами, и затем сказал,

— Свинством будет скрывать это, ага.

— Мы с Сином обсуждали меню, как ему в голову пришла новая идея, которая больше касалась личных вещей.

— Хочу ли я знать о чем? — спросила я.

— Думаю, что это прояснит некоторые вещи.

Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула и посмотрел на Сина

— Окей, слушаю.

— Мы слушаем, — поправил Жан-Клод.

Син сглотнул и внезапно стал выглядеть моложе девятнадцати, почти таким же юным, как подросток, которого я впервые встретила.

— Мы все разделяем эмоции, мысли, чувства друг друга. Я знаю, что обстоятельства встречи и разница в возрасте беспокоят Аниту, но я подумал, может быть, тот факт, что Жан-Клод держал меня на расстоянии вытянутой руки эмоционально, влияет на ее отношение ко мне.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросила я.

— Жан-Клод проделал большую работу, чтобы стать мне хорошим опекуном. Он начал называть меня племянником, чтобы подчеркнуть, что я не его парень, или мальчик-игрушка, или что-то сексуальное. Я ценю приложенные им усилия, но что если из-за того, что он так усердно старался держать меня в «детской», в коробке «сына», и осложнило все для тебя, в плане романтических чувств ко мне?

Я покачала головой.

— У меня возникли эти проблемы в наших отношениях, еще до того, как Жан-Клод повстречал тебя.

— Мы оба были очень травмированы Матерью Всея Тьмы, Анита.

— Ты не выглядел травмированным. Ты, казалась, был… одержимым мной, — подобрала я слово.

— С тобой у меня был первый секс в моей жизни. Логично, что это может быть довольно ошеломляющим.

Я подумала о недавнем открытии, что Ашер был первым любовником Жан-Клода. Это многое объяснило, почему он так долго терпел выходки Ашера.

— Хочешь сказать, что «Аффффигенннный секс, детка» заставил тебя казаться менее травмированным для меня.

— Что-то вроде того.

Я посмотрела на Жан-Клода.

— Может ли Син быть прав? Могут ли твои усилия удержать его в «детской/племянник» коробке повлиять на мое к нему отношение?

— Возможно.

— Что ты чувствуешь, когда ловишь сексуальное влечение Аниты к Сину? — спросил Никки.

Жан-Клод стал очень неподвижным. Его лицо превратилось в почти нечитаемую маску, красивую на вид, но отстраненную. Он очень старался не делиться тем, что чувствовал или думал.

— Я дистанцируюсь от нее, когда она испытывает любовное влечение к нашему молодому принцу.

— Син прав: ты начал называть его юным принцем или племянником, создавая все условия для напоминания тебе о том, как он молод, вынуждая думать о нем как о очень юном родственнике, поэтому к нему приклеивается табу инцеста.

— Знаете, эта грандиозная терапия что-то не располагает меня хотеть прямо сейчас кормить на ком-либо ardeur, — пробурчала я.

— Ты должна покормиться, прежде чем сесть в самолет, ma petite. Твой страх полетов может ослабить контроль над ним, и будет прискорбно, случись это в самолете.

Я уставилась на него:

— Насколько прискорбно? — спросила я.

— Если ты полностью потеряешь контроль, может быть вовлечен пилот, и насколько прискорбно будет зависеть от того, где вы будете пролетать, когда это произойдет, ma petite.

Я сглотнула, но, казалось, в горле застрял ком. Мне пришлось прокашляться, чтобы его протолкнуть.

— Ты реально побледнела, — прокомментировал Син.

— Я не люблю летать.

— Ты боишься летать, — поправил Никки.

— Перестань мне помогать, — проворчала я.

Он улыбнулся, но это была нежная улыбка.

— Я пытаюсь поддержать тебя.

Я посмотрела в единственный ясный голубой глаз и протянула ему руку.

— Знаю.

Он придвинулся и взял мою руку в свою.

— Ты — человек-слуга Жан-Клода, Анита. Это означает, что его отношение и эмоции влияют на тебя.

— Наши настроения могут влиять друг на друга, — сказала я.

Он сжал мою руку и сказал:

— Тогда, возможно, Син прав.

Я посмотрела на стоящего рядом с нами Жан-Клода. Он все еще выдавал вежливое пустое лицо, что означало, что он изо всех сил скрывал свои чувства и мысли.

— Жан-Клод, ты согласен со мной, что тот факт, что когда мы с Сином впервые были вместе, Мать Всея Тьмы трахнула нам мозги, заставил меня не влюбиться в него.

— Конечно, это повлияло на твое восприятие к нему, ma petite. Как же иначе?

— Да, но не усугубляет ли все, что ты поместил его в коробку «сына, которого у меня никогда не было»?

— Я, правда, не знаю.

— Тогда почему ты так сильно скрываешь то, что чувствуешь сейчас?

— Потому что мне не пришло в голову, что мои усилия рассматривать Синрика с позиции хорошего законного опекуна должны были блокировать твою способность полюбить его так, как ты могла бы.

— Ты чувствуешь себя глупо, потому что не учел такую возможность, — сказал Никки.

— Я бы выразился иначе, Никки, но да.

— Значит, я прав? — спросил Син.

— Я не могу сказать, что ты ошибаешься, — ответил Жан-Клод.

— Видишь? — сказал Ник. — Ты прав, и неправ, одновременно.

— Это как кошка Шредингера, — сказала я, — живая и мертвая одновременно, пока кто-то не откроет коробку.

— И что определяет, жива кошка или мертва? — спросил Син.

— Оставь метафоры, neveu. Это мое отношение могло убить кошку.

— Чтобы это так сильно повлияло на Аниту, ты, должно быть, хорошо постарался, чтобы сохранить Сина в коробке «юного племянника», — сказал Никки.

— Я его законный опекун. Бибиана и Макс доверили мне благополучие Синрика. Я пытался сделать как правильно для него.

— Ты был великолепен, Жан-Клод, — сказал Син, направляясь к нам троим.

— Я сделал все возможное.

— Никто не мог бы сделать лучше, — похвалил Синрик.

— Согласна, — подтвердила я.

— Согласен, — сказал Никки.

— Но мои усилия стоили Синрику любви Аниты.

— Позволь ним беспокоиться об этом, — сказала я.

— Нет, Анита. Жан-Клод должен помочь нам увидеть, действительно ли в этом проблема, — сказал Син.

— Как, — спросила я.

— Как мне исправить вред, который, возможно, я причинил?

— Я прав в том, чтобы сохранить Никки в качестве еды на время поездки.

— Звучит рассудительно, — согласился Жан-Клод.

— Кормись от меня сегодня. Если то, что ты положил меня в ящик «племянника», действительно вредит способности Аниты любить меня, тогда это должно помочь все изменить. Если это ничего не изменит, то дело в другом.

— Это опасный эксперимент, племянник.

— Если это не изменит ее чувств ко мне, тогда тебе больше не придется брать мою вену.

— Это может быть не так просто, Синрик, — сказал Жан-Клод.

— Ты назвал меня Синриком по крайней мере трижды. Ты никогда не забывал, что я предпочитаю — Син.

— Возможно, это попытка дистанцироваться еще больше? Син — довольно провокационное слово для использования в качестве имени.

— Я что-то упустил, — нахмурился Син.

— О чем? — спросил Жан-Клод.

Никки покачал мою руку.

— Думаю, я знаю о чем.

Я глянула на него, потому что до меня еще не дошло.

— Сину было всего семнадцать, когда он переехал сюда. Он вымахал на пятнадцать сантиметров, попал в качалку и начал заполнять всю эту высоту.

— К чему ты клонишь? — спросила я.

— Он не просто красив. Он на грани между симпатичным и красивым, мужчиной, спортивного телосложения ростом за сто восемьдесят.

Я переваривала это еще секунду, а потом до меня внезапно дошло.

— О. . дерьмо, — выдохнула я.

— Именно.

— Я все еще не догоняю, — сказал Син.

— Жан-Клод где-то только в прошлом году начал называть тебя племянником, верно? — спросил Никки.

— Где-то так.

— До прошлого года у тебя еще не начала развиваться мускулатура или преображаться лицо и все остальное.

Син моргнул, и на его лице щелкнуло озарение. Он выглядел удивленным, потом побледнел, а потом покраснел. Затем взял себя в руки, и, наконец, смог посмотреть на Жан-Клода, который нацепил самое осторожное выражение лица, какое я когда-либо видела у него.

— Ты был таким хорошим, благородным, а я пришел сюда и перешагнул через все это. Боже, Жан-Клод, мне жаль.

— И если мои усилия быть благородным удержали Аниту от того, чтобы отдать тебе свое сердце, то я сожалею.

— Теперь, когда мы все сожалеем, я остаюсь или ухожу? — спросил Никки.

Я продолжала держать его за руку, но сузила глаза.

— Не смотри на меня так, Анита. Тебе нужно покормиться, прежде чем попасть на самолет и у нас заканчивается время. — Он сжал мою руку, словно пытаясь мягчить тяжесть его слов.

— Практично и правильно, как обычно, Никки, — похвалил Жан-Клод. — И предлагаю компромисс.

— Какой компромисс? — подозрительно спросил Син. Его тон был похож на мой. Перенял ли он его от меня, или унаследовал через метафизику между нами? Мы никогда не узнаем, но это заставило меня задуматься, что еще он мог перенять у меня или я у него. Может, я наконец смогу бросить приличный крученый в футболе, так как Син был Мистером Квотербеком.

— Я хотел бы, чтобы ты увидел, как я беру кровь у Никки, прежде чем брать ее у тебя, Син.

— Иногда хорошо заранее увидеть, о чем ты просишь, — сказал Никки.

— Хочешь сказать, для тебя странно делиться кровью? — спросил Син.

— Если бы не терзался сомнениями, то сделал бы это раньше.

Сомнения не совсем то слово, которое употребил бы Никки, когда впервые пришел к нам. Думаю, мы все учились друг у друга.

— Ну, возьмешь ты кровь у Никки, и что потом? — спросил Син. Его большие темно-голубые глаза были сужены, и снова это было мое выражение на его лице.

— Если ma petite одобрит, то она накормит ardeur от тебя, и мы поделимся ею, как ты делишь ее с другими мужчинами. — Жан-Клод встретил его подозрение с таким же изящным, спокойным и нечитабельным выражением, как темная сторона луны.

Они оба посмотрели на меня. Никки нежно сжал мою руку. Я взглянул на него, а затем на двух других мужчин.

— Значит, это будет четверка? — спросила я.

— Кажется, так, — ответил Жан-Клод, все еще этим осторожным, приятным голосом.

— Просто чтобы ты знал, Син, лучше оговорить заранее, насколько другие мужчины могут прикасаться к тебе, пока все прикасаются к девушке, — предупредил Никки.

— Мы с тобой уже это оговаривали.

— Но не с Жан-Клодом.

Син посмотрел на вампира, и теперь на его лице не читалось никаких подозрений; на самом деле, он выглядел очень уверенным, почти высокомерным. В тот момент я поняла, что он красивый мужчина, который осознает свою красоту. Это было изменение с тех пор, когда он впервые пришел к нам, и, может, не в лучшую сторону, но это было на его лице, когда он стоял такой высокий и сильный. Внезапно вокруг него возникло почти осязаемое чувство энергетики. Частично это было присуще спортсменам, а частично от его, показавшегося, внутреннего зверя.

— Мне не нужно ничего оговаривать с Жан-Клодом. Он нервничает больше меня самого. — Взгляд, который он кинул на другого мужчину, принадлежал хищнику, и внезапно я уже не так беспокоилась о деликатных чувствах Сина.

— Тогда, возможно, мы должны обсудить мои границы, а не твои, — сказал Жан-Клод.

— Возможно должны, — согласился Син и двинулся в нашу сторону, как шел бы по футбольному полю, или направлялся к стартовому блоку на треке, как будто владел им, и знал, что выиграет. Победа была не вопросом, а данностью. Когда я только встретила Синрика, он был застенчивым, неуверенным шестнадцатилетним подростком, но он выжил, когда Мать Всея Тьмы пыталась сотворить с нами самую темную магию. Он не просто выжил физически, но и психологически, и эмоционально он, казалось, вышел из этого лучше, чем некоторые другие, старшие вертигры. Я должна была понять, что такая сила лишь возрастет. Наблюдая, как он идет к нам, к Жан-Клоду, я наконец поняла, что Синрик больше не был тем испуганным мальчиком, которого я помнила. Он был Сином, и он сам избрал это имя. Это была еще одна подсказка о том, кем он стал. Вы должны иметь определенный уровень мачизма, чтобы выбрать и носить подобное имя. Глядя на него сейчас, я поняла, что оно подходит ему. Как я могла это пропустить?

29

Никки снял рубашку первым. Он был не особо склонен к медленному раздеванию, когда находился в комнате со мной и другими мужчинами. Я не была уверена, в том ли дело, что он не хотел соревноваться с мужчинами, которые раздевались на сцене профессионально, или в том, что если же он показал свою массивную мускулистую верхнюю часть тела, он не чувствовал, что должен соревноваться ни с кем. Я видела, как другие мужчины конфузились или прекращали тягать тяжести рядом с ним в тренажерке, когда он приходил заниматься. Никто из тех, кто даже не качался рядом, никогда не собирался оказаться в одной постели с ним, но, к счастью для нас, ни одного из этих мужчин не было с нами в спальне. Никки всего лишь помогал Сину осваивать тренажерный зал, а Жан-Клод не желал наращивать мускулатуру до размеров верльва.

Жан-Клод подошел к нему сзади, провел рукой по мускулистым плечам и издал звук признательности, чего никогда раньше с Никки не делал. Если точнее, он обнял другого мужчину за плечи и шею; сантиметры лишнего роста позволили ему прижаться лицом к макушке Никки — черные кудри против прямых светлых волос. Они были противоположностями почти во всем, что было неплохо, просто факт.

Никки напрягся. Жан-Клод наклонился и прошептал ему что-то на ухо; когда его губы двигались, верлев расслабился. Что бы Жан-Клод ему не сказал, это его успокоило или порадовало, потому что он улыбался.

Жан-Клод проложил невесомые поцелуи по щеке другого мужчины.

— Тебе незачем устраивать для меня шоу, — сказал Син.

— Я не собирался устраивать для тебя шоу, Син. Я восхищаюсь тем, во что сегодня буду погружать… — И он тянул достаточно долго, чтобы позволить разуму Никки заполнить пробел, прежде чем продолжить: — клыки.

Син смотрел на них сузив глаза.

Жан-Клод обеими руками обхватил эти широченные плечи. Никки ухватился за его руку и потерся лицом о волосы Жан-Клода, будто оставлял пахучие метки. Вампир прижался губами к щеке Никки еще невесомее, проложив цепочку нежнейших поцелуев с щеки на шею. Никки закрыл глаз и отклонил голову в сторону, чтобы сильная линия его шеи натянулась в ожидании. Внезапно вся сила этого мускулистого тела в руках Жан-Клода превратилась во что-то покорное, послушное. Никогда раньше не видела ничего подобного между ними.

Син посмотрел на меня, и снова это была моя подозрительность на его лице, или, может, теперь это была его собственная.

— Они пытаются отпугнуть меня. Не прокатит.

— Не знаю, о чем ты, — сказала я и пошла к другим мужчинам. Дело не в том, что эти двое не касались друг друга, когда Жан-Клод питался от Никки, просто они не касались так, поэтому это было шоу для Сина, но, если мужчины были готовы на это, кто я такая чтобы все портить. К тому же, я сплю со всеми ними, и мне нравилось видеть, как мои мужчины наслаждаются друг другом. Я скользнула руками по голой талии Никки. Прикосновение заставило его открыть глаз, и я смотрела на их лица, ведя рукой по его узкой талии, пока не коснулась рубашки Жан-Клода и его твердому телу под ней. Я поднялась на цыпочки, чтобы поцеловаться. Рука Никки легла мне на спину, а Жан-Клод переместил руку с его плеча, запуская в мои волосы, лаская затылок, так что, когда я целовала Ники, его рука прижимала меня к своей обнаженной груди, а рука Жан-Клода, надавливала для более глубокого поцелуя.

Я целовала его, до тех пор, пока мой пульс не забился у меня в горле. Запыхавшись я отстранилась назад, и повернулась к склоненному к плечу Никки, Жан-Клоду. Мне пришлось вытянуться, чтобы достать до него через тело Никки между нами, но его рост в сапогах и я стоящая почти на носочках позволили нам поцеловаться. Никки обнял меня за талию. Я почувствовала, как он опустился, будто немного согнул колени, и тогда он приподнял меня, чтобы мы с Жан-Клодом продлили поцелуй. Я могла оставить мои ноги болтаться в воздухе, либо могла поднять одну назад, что я и сделала. Жан-Клод придерживал меня рукой за шею, но на этот раз притягивая меня к своим губам. Одной рукой я обнимала вампира, а другой верльва. Мой язык скользнул между его клыками, и он углубил поцелуй. Никки крепче обнял меня за талию, удерживая прижатой к его груди, освободил другую руку и подхватил меня под задницу.

— Я делил Аниту с Микой и Натэниэлом одновременно. Если Жан-Клод не планирует поцеловать Никки, то я видел все шоу.

Мы с Жан-Клодом разорвали поцелуй, посмотрели друг на друга, потом на Никки. Никки повернул голову не ко мне, а к другому мужчине, предлагая поцелуй, которого никогда прежде не разделял ни с одним из других мужчин в моей жизни. Жан-Клод посмотрел на него, улыбнулся, а затем склонился к его губам. Я все еще находилась в их объятиях, настолько близко и плотно, что могла не только наблюдать за процессом, но и принять участие, если бы сообразила, как пристроится третьей.

Рот Никки двигался, вкладывая в поцелуй больше, чем просто прикосновение губ. Жан-Клод откликнулся на рвение, играя свободной рукой со светлыми волосами, пока отвечал на поцелуй. Вид их поцелуев возбуждал меня, но от того, что я находилась так близко, низ моего живота скрутило так сильно и туго, что это удовольствие граничило с болью. У меня сперло дыхание, вынуждая разомкнуть губы и сделать вдох, будто я собираюсь задуть свечу.

Другая рука коснулась моего лица, заставив меня обернуться, и обнаружить Сина. Он впился в мои губы, пока двое мужчин были заняты друг другом. Поцелуй Сина был таким же страстным, как и всегда; если его и беспокоило что-то, что делали другие, это никак не проявилось, когда он обнял нас троих. Я не боролась с рвением его рта, когда Жан-Клод перенес свою руку с моего затылка, чтобы обнять Сина и плотнее прижать к нашим телам. Никки согнул руку вокруг моей талии, почти впечатав меня в свою грудь, и дополнительно приложенной силы оказалось достаточно, чтобы вырывать из меня нетерпеливые звуки, которые Син слизал и, наконец, слегка укусил.

Я чувствовала силу Жан-Клода, как ветер ранней весны, граничащий с зимним холодом, но обещающий приход тепла и цветов. Когда-то это был только холод могилы, но чем больше я связывалась с верживотными, тем теплее становилась его энергия. Я отстранилась от Сина, и двое других мужчин сделали тоже самое. На краешке нижней губы Никки была багровая точка. Глаза Жан-Клода источали сплошное сияние синевы.

Мой голос был хриплым, как я сказала:

— Тебе стоит быть осторожней с французскими поцелуями с вампирами, Никки.

Он слизал свежую кровь с губы и ответил:

— Я еще не привык к клыкам.

— Кровавые поцелуи, как сладкие медяки во рту, — прокомментировал Жан-Клод.

— Ну ты и завернул, — сказал Никки.

— Жан-Клод всегда находит, что сказать. Думаю, это фишка французов, — сказала я.

— Non, ma petite, mon lionne, я просто вдохновлен такой щедростью.

— Вы же знаете, как Натэниэл любит укусы, верно? — спросил Син.

Мы все посмотрели на него.

— Я видел поцелуи, которые заканчивались с куда более кровоточащими губами, чем это.

— Тогда нам придется стараться лучше, согласен, Никки? — спросил Жан-Клод.

— Ага, мы же не хотим, чтобы мелкий разочаровался.

— Не называй меня мелким.

— Докажи обратное, и я перестану.

— Как?

Никки улыбнулся, чертовски-близкой-к-дьявольской-улыбкой.

— Есть у меня пара идей.

30

Никки попытался, но, в конце концов, Син узрел в этом, своего рода, соревновательный вызов, так что ничего из того, что собирался делать Жан-Клод, оказалось не достаточным, чтобы отпугнуть его. Думаю, Никки сам был готов сделать то, что испугало бы Сина, и не потому, что он хотел заниматься с ним сексом — я была уверена, что он этого бы не сделал, — а потому, что Никки был просто состязательным. Если бы это была игра «на слабо» — спасовал бы точно не Никки. Когда-то, я бы сказала то же самое о Жан-Клоде, но что-то в Сине вызвывало у него проблемы, о которых я даже не догадывалась. Возможно, мысли касательно того, что его проблемы и были частью того, что мешало мне влюбиться в Синрика, были верны, но если так, то как, черт возьми, нам это доказать или исправить? Черт, мы вообще хотели это исправить?

Вся одежда исчезла, четверо из нас обнажены в недавно доставленной гигантской двуспальной кровати, заправленной со всех сторон красными шелковыми простынями, так что мы все еще были на поверхности простыней, а не сражались, пытаясь от них избавиться. На фоне алых простыней кожа Жана-Клода словно подсвечивалась белизной. Летний загар Сина выглядел, напротив, темнее. Кожа Никки выглядела бледнее, рядом с загаром Сина, но он ни капли не выглядел бледным рядом с почти идеально белым телом Жан-Клода. Глаз Никки казался ярче голубого, независимо от того, было ли его лицо рядом с полуночно-синими глазами Жан-Клода или голубым тигриными, Сина.

Я поцеловала лицо Никки, прижав губы к шраму, на месте которого когда-то был второй глаз, он обнял меня, когда я легла на него и принимал мои поцелуи на своих шрамах, точно так же, как если бы мои губы касались закрытого века его здорового глаза. Некоторое время назад я убедила его, что для меня шрам был всего лишь еще одной частью его тела, которую я могла целовать и ласкать.

Кто-то начал прокладывать цепочку поцелуев вдоль моей спины, пока я целовала Никки, и в тот момент я подумала, что мне не нужно даже смотреть, чтобы узнать, что это Жан-Клод. Он говорил своим ртом с моей нижней частью спины, его руки скользи по моим бедрам, и я заерзала на теле Никки.

— Ты нужен мне сверху, Никки.

— Только попроси, — отозвался он, и перекатил нас так быстро, что из меня вырвался этот высокий, очень девчачий, писк. И вот я уже смотрю на Никки надо мной. Я издала нервный смешок, почувствовав его вес надо мной. Основная часть веса Никки — мышцы. Секса еще не было, так что это была всего лишь тяжесть, вжимающая меня в кровать. В какой-то момент я осознала, что, если бы он захотел поймать меня, я была бы в ловушке. Это ускорило мой пульс, и вынудило с трудом сглотнуть. Если бы Никки не доминировал надо мной в спальне, этот момент реально испугал бы меня всерьез? Я не знаю, но раз уж он испугал, я позволила этой вспышке страха расти, потому что знала, что ему это понравится.

Он склонился к моему лицу, громко вдыхая у моей кожи.

— Страх улучшает вкус мяса, — пророкотал Никки с рычанием в голосе. Когда он поднял лицо, его взгляд изменился на львиный, янтарный. Он позволил потоку рычания выскользнуть меж его губ. Я полностью доверяла ему, но игра заключалась в том, чтобы бояться этого безопасного катания на американских горках, поэтому я не сражалась с жутким страхом, полыхнувшем в моем теле. Он был инстинктивным, прочно связанным с той примитивной частью мозга, которая помнила, что означало такое рычание, на коже у твоего горла.

Син пополз по кровати с правой стороны. Он опустил голову и понюхал воздух рядом со мной.

— Она никогда так не боится меня.

— Ты еще не знаешь, как быть страшным, — сказал Никки.

Внезапно вес стал сокрушительным, и я крякнула:

— Слишком тяжело.

Через плечо Никки показался Жан-Клод, и я поняла, что прижата под их общим весом. Если бы Никки не был приподнят чуть выше моей груди, они могли бы быть достаточно тяжелыми, чтобы я не смогла дышать. Мне удалось сказать:

— Если бы мы трахались, это было бы весело, но сейчас это просто тяжело.

Жан-Клод положил голову на плечо Никки, перенося еще большую часть своего веса на другого мужчину и на меня.

— Никки, ты хочешь быть внутри нее, когда я буду кормиться?

— Да, только дай довести ее хотя бы раз, прежде чем приступишь, потому что, как только начнешь, я не протяну.

— Как пожелаешь, — сказал Жан-Клод; он улыбнулся мне, а затем скрылся из вида, но судя по весу он больше не был на Никки. Никки мог свободно двигать своим телом достаточно, чтобы я почувствовала, что он мог притвориться для Синрика, что был готов к сексу с Жан-Клодом, но некоторые вещи не сфальсифицируешь. Он был не совсем мягким, но так же не был и тверд, как обычно, когда мы доходили до этого.

Я ожидала, что он изменит позицию или попросит меня поработать рукой или, может быть, ртом, но он этого не сделал. Он поерзал бедрами и у меня был выбор: либо раздвинуть ноги, либо он продолжит вдавливаться в мой таз. Я хотела заняться с ним любовью, поэтому помогла.

К тому времени, как он устроился между моими ногами, он был уже тверже, чем несколько секунд до этого, но недостаточно. С большинством мужчин, если они еще не были готовы в самом начале, пришлось бы сдать назад и еще немного прелюдии, но Никки поднялся на своих удивительных руках, его верхняя часть тела возвысилась надо мной, так что я могла гладить ладонями по всему этому вырезанному кропотливой работой в спортзале телу надо мной. Я посмотрела вниз вдоль его тела, мимо рельефной жесткости живота, пока не увидела ту его часть, что терлась об меня. От одного только его вида, даже частично эрегированного, мое тело напряглось, и с тихим вскриком откинув голову назад, я внезапно наткнулась взглядом на его лицо.

Его волосы упали вперед, и я могла видеть все его лицо. У него не было возможности скрыться. В первый раз, когда я его увидела так, он отклонил голову и отпустил волосы перед шрамами, но теперь он просто смело смотрел на меняего лицо и этот единственный голубой глаз были настолько уверены, потому, что теперь он знал, что я не шарахнусь и не вздрогну. И он не увидит на моем лице ничего, кроме того, насколько сильно я хочу его.

Он улыбнулся мне и задвигал бедрами, как будто уже был внутри меня. Та часть его тела, что терлась об меня, становилась все тверже. Я чувствовала, как она наливается все сильнее, становится больше, и ощущение его вырывало из меня короткие, нетерпеливые звуки, так что я подмахивала бедрами, чтобы встречаться с ним, но он все еще был недостаточно готов. Он перенес весь свой вес на одну руку и потянулся вниз, чтобы направить себя рукой. Я почти протестовала, но как только головка проникла в меня, я на секунду потеряла дар речи, а он уже входил и выходил из меня. С каждым толчком он становился все тверже, длиннее, пока не достиг такой формы, чтобы начать трахать меня. Мы занимались любовью, но я занималась любовью со всеми своими мужчинами. Никки любил трахаться; другого слова для обозначения того, чем мы оба наслаждались не подобрать. Он входил и выходил из меня все быстрее и быстрее, загоняя себя глубоко, чтобы доставать до каждой сладкой точки внутри меня снова и снова. Если бы с нами не было Жан-Клода, Никки зафиксировал бы мои запястья и сделал бы это грубее, но такое претило манерам моего жениха. Поэтому мне оставалось смотреть вниз вдоль линии тела Никки и наблюдать за тем, как его тело трудится над моим, пока между одним ударом и другим я не достигла оргазма, выкрикивая свое удовольствие ему в лицо. Я думаю, это его поразило, но он сохранил свой ритм, так что оргазм накапливался и перерастал в другой и еще один… Я схватила его за руки там, где он держался надо мной, и, если бы это был кто-то из большинства других моих любовников, я бы впилась ногтями в его руки, но мы оговорили все заранее, поэтому, даже крича о своем удовольствии, я не должна была забывать что позже ночью он будет отвечать за меня и если я пролью ему кровь сейчас, позже он прольет кровь мне. Мне тоже не нравилось, чтобы он пускал мне кровь. Ладно, мне нравился лишь один способ, которым он пускал мне кровь.

Голос Никки был четким, но он прилагал все усилия продолжать трахать меня и не кончить следом за мной:

— Жан-Клод, кормись сейчас. Я не смогу продержаться дольше.

Жан-Клод снова появился за его спиной, но на этот раз их общий вес лишь усилил толчки бедер Никки, погружая его еще глубже, что снова заставляло меня закричать. Никки содрогнулся надо мной, на мгновение закрыв глаз, а затем попросил:

— Давай, Жан-Клод.

Жан-Клод пригладил золотистые волосы Никки в сторону, обнажив сильную, толстую линию шеи. Он что-то прошептал на французском в волосы Никки, и я почувствовал, как его напряжение чуть ослабло. Он был все еще толстым и твердым внутри меня, все еще удерживал ту невероятно мускулистую грудь надо мной, на бугристых согнутых руках, но я знала, что теперь вампир уже занимал его мысли. Жан-Клод поднял голову.

— Готов, mon lionne? — прошептал он.

— Да, Жан-Клод, сделай это. Просто сделай это!

Жан-Клод широко раскрыл рот, так что я поймала блеск клыков, его глаза пылали сплошным синим, как будто загорелось ночное небо, а затем он ударил. Я могла видеть, как его рот смыкается на шее Никки, как его горло совершает глотательные движения, его рот всасывал. Тело Никки отреагировало, снова начав вбиваться в меня. Он уже был максимально глубоко погружен в меня, и тело Жан-Клода прижалось к его бедрам, поэтому Никки снова был ограничен в движении, но и этого было достаточно. Он начал двигаться все быстрее и быстрее, глубоко и жестко вбиваясь, и я снова закричала, изо всех сил стараясь не закрывать глаза, чтобы видеть, как Жан-Клод пьет из него. Никки закрыл глаз, лицо почти обмякло, как будто он уже вышел, но я чувствовала его сильнее, чем когда-либо, такой жесткий, такой толстый, такой… Он снова заставил меня кричать, и на этот раз он закричал вместе со мной, его тело снова толкнулось глубоко во мне. Я чувствовала, как он содрогался внутри меня пока кончал, его тело вздрагивало надо мной, когда вампир завладел ним.

Наконец Никки рухнул, упав грудью в сторону, чтобы не похоронить мое лицо под его плечами. Я оценила это не только потому, что мне не пришлось прогрызать свой путь к свободе через его грудь, но потому, что я все еще могла видеть Жан-Клода у его горла. Я смотрела на него, пока мое тело все еще подрагивало от всех этих оргазмов, когда вампир поднялся. Его рот все еще был достаточно широко раскрыт, и я увидела, как он облизнул свои клыки; выражение его лица на тот момент было таким же звериным, как у любого верживотного, а затем оно исчезло, скрываясь за этим прекрасным лицом. Лишь сияющие полночно-синим огнем глаза отражали затаенное внутри, и это вышло наружу всего на мгновенье.

Жан-Клод помог Никки откатиться в сторону, где он просто лежал, закрыв глаз; только подъем и падение его грудной клетки давало мне знать, что он жив. Тонкая струйка крови стекала из аккуратных отметин сбоку на шее. Для них такое сильное кровотечение означало, что Жан-Клод немного увлекся. Мы все наслаждались.

Жан-Клод встал надо мной на четвереньках, его тело было твердым и готовым, и один только вид его надо мной, снова заставил меня вскрикнуть. Я потянулась к нему, но он поймал мои руки и сказал:

— Син, помоги мне передвинуть ее к краю кровати.

— Зачем?

— Так ты сможешь присоединиться к нам. Тебя нужно немного поощрить, чтобы Анита могла накормить ardeur.

Я не поняла, что он имел в виду, пока Син почти наполовину не дотащил меня до края кровати, и тогда я увидела, что имел в виду Жан-Клод. Син не был тверд и не был готов. Он был мягким, висящим на передней части его тела. Ему не понравилось наблюдать за нами тремя. Я не знала, что его беспокоило, но что-то было — его тело все этим сказало.

Жан-Клод передвинул меня к краю, пока моя голова не свесилась, и я смотрела на тело Сина вверх ногами. Это не была моя самая любимая позиция для орального секса, но если он все еще мягкий, это будет хорошо. Но я бы сменила позицию, когда он станет достаточно твердым, или это был мой план. Син был слишком высок для низкой кровати, из-за длинных ног, так что ему пришлось наклоняться, поэтому он почти делал отжимания, чтобы я смогла до него дотянуться. Руки Жана-Клода сжали мои бедра, и я обхватил бедра Сина сзади и полностью вобрала его в себя, такого мягкого и теплого. Я любила сосать член мужчины, когда он был еще мягким. Не приходилось бороться за дыхание, просто ощущение его в моем рту. Руки Жан-Клода погладили мои бедра, и я почувствовала, как его конец консулся моего входа. Это заставило меня остановиться, и мой рот был прижат к телу Сина, насколько это было возможно. Жан-Клод вошел в меня, и я была настолько мокрой, настолько готовой от всего проделанного с Никки. Было потрясающе чувствовать, как тело Жан-Клода скользило во мне. Это заставило меня стонать с членом Сина во рту. Он был уже твердым. Жан-Клод быстро нашел свой ритм и подвел меня к кульминации с Сином все еще в моем рту, поэтому я закричала вокруг него. Он вздрогнул, и, когда я начала сосать его, он стал еще толще, и начал проталкиваться глубже, так что мы нашли ритм внутри моего рта, когда Жан-Клод нашел его между моих ног.

— Отпусти ardeur, ma petite отпусти его и питайся нами обоими, пока мы кончаем.

Я призвала ardeur, развязала, отпустила его, позволив ему реветь над всеми нами тремя, чтобы оба этих мужчины закричали. Жан-Клод довел меня до еще одного оргазма, от одного ощущения скольжения внутри меня снова и снова по тому сладкому местечку внутри. Это заставило меня кричать вокруг плоти Сина, когда он загнал член в мое горло.

Мне не нужно было бороться с рвотным рефлексом, потому что с ardeur-ом у меня его не было; это было здорово и сделало оральный секс еще более изумительным. С помощью рук я побуждала Сина трахать меня все сильнее и резче, проталкивая всю эту твердую длину себе в глотку глубже, чем смогла бы принять его без прокатывающегося по всем нам ardeur-а.

— Близко, — выдохнул Син.

— Подожди, пока я не доведу ее еще раз. — И он ласкал собой то местечко еще, поглаживая на каждое слово. Тяжесть росла и распространялась, и я была лишь дрожащим и вопящим между ними, сплошным удовольствием.

— О, Боже, пожалуйста, — выкрикнул Син.

— Почти, — ответил ему Жан-Клод, и быстро-быстро стал вбиваться в меня, уже не пытаясь ласкать то местечко у моего входа, но глубже проникая внутрь меня.

Син перестал двигаться. Думаю, он боялся продолжать трахать мое горло, из опасения опередить Жан-Клода, поэтому почти застыл надо мной. Так как он не двигался, я сама начала сосать его.

— Анита, пожалуйста, я…, — простонал он.

— На три, — сказал Жан-Клод.

— Боже, ты шутишь, — выдохнул Син, но толкнулся своим членом глубоко мне в горло в первом толчке. Жан-Клод толкнулся между ног. Второй толчок в горло. Второе глубокое погружение внутрь меня. Син третий раз толкнулся мне в рот, и Жан-Клод скомандовал:

— Сейчас!

Син погрузил себя так глубоко в мое горло, как только мог. Я вцепилась ногтями в его задницу и закричала бы, когда Жан-Клод вонзил себя в меня, и они оба пролились во мне одновременно. Я чувствовала, как Син пульсировал, проливая свое тепло в мое горло, а Жан-Клод между моих ног, и я стала ими кормиться. Я питалась проливающимся в меня семенем. Питалась ощущением их тел, погруженных в меня. Вонзающимися в тело Сина своими ногтями, руками Жан-Клода на мне. Я питалась ими везде, где они прикасались ко мне, и когда я пустила ногтями Сину кровь, она, казалось, впитывалось в мои кончики пальцев.

Он вскрикнул надо мной, а затем закричал в голос. Я всегда ценила, когда мужчины кричали для меня. Это было чертовски редко. Было так хорошо, так правильно, и затем я почувствовала, как надо мной, сквозь меня льется сила, и не из Жан-Клода. Это был Син. Я не могла видеть, что происходит, потому что мое лицо все еще было прижато к его телу вверх ногами, но это тело источало магию, которой я никогда не чувствовала. У меня было мгновение на то, чтобы начать от него отстраняться, чтобы не поперхнуться им, когда ardeur оставил меня, но я все еще не видела его тела, когда комната начала дрожать, и все, что я могла подумать, это землетрясение… Но в Сент-Луисе не бывает землетрясений, и тогда мы все пытались распутаться и найти укрытие, но куда прятаться во время землетрясения в пещере?

31

Это было не землетрясение, но бугор под ковром, о который споткнулся Син, оказался самим полом. Он треснул и вздыбился, словно что-то прорвалось сквозь камень. Все этажи подземелья были вытесаны внутри цельной скалистой породы, некоторые полы имели настил, но основой им все равно служила скала.

— Какого черта тут произошло? — спросила я, вглядываясь в прореху в цельном камне. Она была не глубокой, просто обнажая под собой еще больше камней, почти прямая линия около полутора метров длиной и примерно пятнадцать сантиметров шириной. Скала выпирала по обе стороны от нее, словно миниатюрный горный хребет ожившая только что с долиной посередине, в ожидании травы.

Я обхватила себя руками, но черный шелковый халат не слишком согревал. Жан-Клод облачился в свой гораздо более плотный черный халат с меховым воротникм и манжетами. Мы надели халаты, потому что охрана, дежурившая за дверью, ворвалась в комнату, услышав треск. Звук был похож на взрыв, поэтому охранники сработали по протоколу общей тревоги, вызвав подкрепление, прежде чем врываться и приступать к защите нас от опасности, за исключением того, что нас не от чего было спасать. Как защитить своих подопечных от чего-то, что без следа пробило дыру в полу?

Никки отправился за некоторыми охранниками с наибольшим опытом в области магии и метафизики, — за Арлекином. Они провели много веков, имея дело с Матерью Всея Тьмы и Советом вампиров, которые серьезно пользовались подобными вещами.

— Если бы мы не убили его, я бы подумал, что это предупреждение от Колебателя Земли, — заметил Жан-Клод.

— Он мог сравнять город с землей, но я не знала, что он мог делать так, — сказала я.

— Честно говоря, я сам не знал, но это точно его вид силы.

— Согласна, — кивнула я. — Но я лично вырезала его сердце, так что это не он.

— Кто такой Колебатель Земли? — Спросил Син с кресла у камина. У него не было халата здесь, поэтому он снова надел свои джинсы и свернулся на кресле. Ему удалось подобрать свои длинные ноги и обхватить колени руками. Сейчас он больше напоминал подростка, с которым я впервые встретилась, чем уверенного высокомерного любовника немногим раньше. Было почти успокаивающе видеть, как юный Синрик выглядывает из этого красивого, мускулистого тела.

— Он был одним из членов Совета вампиров и одним из самых старых вампиров, с которым я когда-либо встречалась до Марми Нуар. Он приехал в город, чтобы попытаться убить Жан-Клода и захватить Сент-Луис.

— Я думал, старые члены Совета отказывались от привилегии иметь свою территорию, когда занимали место в Совете, — сказал Син, глядя на нас над коленями, его темно-синие глаза сверкали в искусственном свете камина.

— Все так! — кивнула я.

— Колебатель Земли пришел не для того, чтобы править в Сент-Луисе, — пояснил Жан-Клод. — Он пришел использовать моих вампиров в качестве своего инструмента, чтобы воскресить ужасы, связанные с вампирами. Он мечтал отменить современные законы и снова сделать нас монстрами вне закона и прав.

— Зачем вампирам возвращаться к тому, чтобы снова не иметь никаких прав? — спросил он.

Ответила я:

— Он думал, что узаконенные вампиры, в конечном счете, заполонят всю землю, превратив так много людей в себе подобных, что у них в итоге закончится еда, и, таким образом, они вымрут вместе с людьми. Взаимное гарантированное уничтожение людей и вампиров.

— Колебатель Земли попытался снова сделать вампиров незаконными, чтобы мы вернулись в тень, где, как он думал, нам самое место. Он считал, что старая система гарантирует малочисленность вида, потому что мы были бы вынуждены вести скрытый образ жизни, и потому не стали бы перенаселять и опустошать наш единственный источник пищи.

— Людей и верживотных, — добавил Син.

— Он имел в виду только людей, но да! — кивнул Жан-Клод.

— Я слышал, что Арлекин и большинство старых вампиров видят нас, всех нас, оборотней, как низших.

— Это, к сожалению, обычное отношение к ликантропам среди старейших из нас.

— Да уж, отстой! — прокомментировал Син.

— Это так, поэтому я прилагаю все усилия, чтобы продвигать среди них новые и более прогрессивные взгляды.

Один из охранников у двери прочистил горло. Мы посмотрели на него. Это был Эммануэль, один из оборотней Рафаэля. Его волосы были светло-каштановыми и короткими, а бледно-серые глаза казались еще светлее на постоянно загорелом лице. Он был не самым высоким или мускулистым, но преуспел в физической подготовке: рукопашный бой, работа с ножами, стрельба; даже хорошо умел работать под прикрытием. Он был красив. Выглядел так, будто должен носиться по университетскому городку, беспокоясь о пересдаче алгебры и о том, как это отразиться на его спортивной стипендии, но на самом деле он был куда смертоноснее некоторых из окружающих нас охранников.

— Да, Эммануэль?! — обратился к нему Жан-Клод

— Многие из нас действительно ценят, как сильно вы пытаетесь заставить старых вампиров относиться к нам, как к людям.

— Да-да! — поддакнул второй, и я поняла, что это новый охранник, Харрис, со вчерашнего дня, или накануне? Хотя, насколько я могла оценить он был совсем бледным, как мякиш хлеба, его волосы были почти того же оттенка каштанового, что и у Эммануэля, и у Харриса были карие глаза.

— Приятно знать, что наши усилия ценятся, — с изяществом склонил голову Жан-Клод.

— Я знаю, что некоторые из старых вампиров здесь, в этой стране, и в Европе, не слишком счастливы по этому поводу, потому просто хотел сказать спасибо.

Жан-Клод улыбнулся:

— Вам всегда здесь рады, Эммануэль и… Гарри, правильно?

— Харрис, сэр.

— Харрис.

— Вижу, твой приятель Барри сегодня не с тобой, — заметила я.

Он изменился в лице, а затем натянул нейтральную маску телохранителя:

— Мы не друзья.

— Мы отпустили Барри и другого охранника, — сказал Эммануэль.

— У меня есть еще один шанс доказать, что я не такой, как Барри, — сказал Харрис.

— Клодия и Фредо решили объединить новых охранников с более опытными. Новичков друг другу в напарники не ставят.

— Согласна! — кивнула я, посмотрев на Эммануэля.

В дверь постучали, но она открылась, прежде чем мы успели отреагировать. Это был Никки с Магдой и ее мастером Джакомо. Он был выше всех присутствующих в комнате, кроме Сина. Его плечи были такими же широкими, как у Никки, или чертовски близко к тому, но в то время как у Никки был этот перевернутый треугольник, как у бодибилдеров, Джакомо был сложен как старый холодильник — грузный прямоугольник мышц. Вы бы не заметили, что у него такие же мышцы, что и у Никки, потому что они был скрыты под слоем плоти, но они там были, поверьте. Я видела, как они поднимали вес в дружеских состязаниях в спортзале. Другие охранники делали ставки на то, кто больше поднимет, или сделает больше подходов.

Джакомо упал на одно колено перед Жан-Клодом:

— Мой Король, чем мы можем служить тебе?

Магда припала на одно колено рядом с ним, хотя почти никогда не делала этого, когда Джакомо не было с ней. Если она и думала, что это чрезмерно, то опустила голову, чтобы это не отражалось на ее лице. Джакомо был ее мастером метафизически, и это будет до тех пор, пока один из них не умрет. Союз не имеющий ничего волшебного в долговечности.

— Встань, Джакомо. Я говорил, что такие представления не обязательны наедине.

Он поднял почти идеальную округлость лица, темно-карего цвета один глаз и бледно-молочно-голубого цвета другой, обрамленные плотными складками. Шрам, рассекавший его правый глаз, пересекал бровь и щеку. Я думала, что он слеп на один глаз, некоторые другие охранники на тренировках. Они пытались обойти его со слепой зоны, но он надрал им задницы, потому что глаз работал не так хорошо, как другой, но все же видел.

Джакомо поднялся, как ему предложили, и одарил почти заразительной улыбкой. Никки стоял за ним и Магдой. Его волосы по-прежнему были зачесаны набок, так что были видны шрамы над правым глазом. Двое крупных мужчин стояли там с разными шрамами над одним и тем же глазом, и это было поразительно. Каковы шансы, что двое таких мужчин будут с похожими травмами на одном глазу?

Никки провел Магду и Джакомо к месту, где был разверзнут пол. Они уставились на него, а затем Джакомо наклонился к Никки и что-то прошептал. Никки приказал Эммануэлю и Харрису закрыть за собой дверь с другой стороны, и они незамедлительно повиновались, хотя Эммануэль оглянулся, закрывая дверь.

— Зачем нам необходимо уединение? — спросила я

— Затем, что я знаю, кто это сделал, — ответил Джакомо.

— Кто? — спросил Син, встав рядом с нами с Жан-Клодом.

— Ты.

Син моргнул:

— Не знаю, о чем ты. У меня нет способностей… что бы это ни было, — сказал он, неопределенно махнув в сторону пола.

— Ты почувствовал прилив сил перед тем, как это произошло? — спросила Магда.

— Мы занимались сексом. Я не думал ни о чем другом.

— Вообще-то у него был прилив сил, — заметила я.

— Это был всего лишь мой зверь, Анита. Вам всем известно, что во время оргазма внутренний зверь ближе всего подходит к поверхности.

— Я знаю. По этой причине всех хороших мальчиков и девочек-оборотней приковывают цепями в их первый секс, чтобы во время оргазма они никого случайно не убили.

— Ты это почувствовала, — не сдавался он.

— Ты изменил форму? — спросила Магда.

Он отрицательно покачал головой.

Джакомо посмотрел на нас:

— Мой Король, ты что-нибудь от него почувствовал?

— Как он уже сказал, мы занимались сексом с Анитой между нами. Всегда потрясающе быть с ней, когда она кормит ardeur. Он затмевает любую другую силу.

— Это может быть довольно затмевающим, — заметила Магда.

— Тогда, возможно, юный принц не понимал, что происходит.

— Я этого не делал, — возмутился Син, указывая на пол.

— Ты чистокровный тигр голубого клана.

— Я в курсе.

— Земля — стихия подконтрольная твоему клану.

— Я знаю, что синий тигр — это земля, красный — огонь, белый — металл, черный — вода, а золотой — солнце и контролирует все остальные кланы, — протараторил Син информацию, словно вызубренное правило в школе.

— Ты видел, как Криспин вызывал небольшую молнию?

— Это было похоже на статическое электричество, — кивнул Син.

— Но это все еще сила его клана, проявляющаяся с тех пор, как он стал белым тигром зова Аниты, и принц красного клана теперь может вызвать пламя на ладони после того, как стал красным тигром зова Аниты.

— Небольшое статическое электричество и огонь, похожий на спичку, возникающую на твоей руке — не то же самое, что расколоть пол, — сказал Син, снова указывая на разрушение. Я чувствовала, как его страх пузырится во мне.

— Наша новая Королева не видела красного принца около года, и Криспин более не благословлен находиться среди ее любовников, когда ты часто восторгаешься ею, — сказал Джакомо, будучи настолько тактичным, что это звучало так, будто он вообще говорил не о сексе.

— Подожди, — сказал я. — Хочешь сказать, что сила Сина увеличилась, потому что я сплю с ним регулярно?

— Да, потому что это вид силы вашей вампирской линии. Если бы вы были родом из другой родословной, то другие типы «близости» имели бы аналогичный эффект.

— Значит, если бы Анита чаще спала с двумя другими, тогда их сила возрастала бы? — спросила Магда.

— Думаю, да.

— Так почему же не возросла сила Дева? Анита и Жан-Клод спят с ним регулярно, — спросил Син.

— Он обладает способностью превращаться в льва, помимо золотого тигра, и он также подарил Мике вторую форму зверя. Я бы сказал, что сила Дева возросла.

— Криспин и красный тигр продемонстрировали свои силы много лет назад. До этого у меня никогда не было ничего подобного, — сказал Син.

— Некоторые вещи требуют времени, — пояснил Джакомо.

— Мы с Домино спали с Анитой в одну и ту же ночь, через несколько месяцев после Криспина. Ты хочешь сказать, что мы оба получим силы?

— Я никогда не слышал о проявлении силы своих родословных у тех, чья кровь принадлежит нескольким кланам.

— Поскольку Домино наполовину белый и наполовину черный тигр, ты думаешь, что он не будет демонстрировать магию какого-либо клана? — спросила я.

— Я видел кланы тигров на пике их могущества, и только чистокровные среди них могли работать с самыми мощными заклинаниями.

— Так почему же так долго это не открывалось Сину? Он же чистокровный голубой тигр, — спросила я.

— Он был слишком юн.

— Юридически он уже пару лет, как взрослый, — заметила я. — Юридическая зрелость по современным стандартам — это просто согласованное число. Некоторые подростки, которых я вижу в этой стране, очень развиты не по годам, когда им нет и восемнадцати, другие же, похоже, застряли в вечном детстве, — сказал Джакомо.

— По твоим словам, это доказывает, что теперь я взрослый синий тигр?

— Да, Синрик. Именно это я и хочу сказать.

— Син. Не Синрик. — на автомате поправил он.

— Это твой выбор! Но принц Синрик звучит и произносится слаще, чем принц Син.

— Принц Син звучит как имя рок-звезды, — сказала я с ухмылкой и взяла его за руку, чтобы сгладить ершистость.

— Не, — возразил Никки — Это имя порно-звезды.

— Я вообще не принц. Просто Син.

— Юридически ты остаешься Синриком, — сказал Жан-Клод.

Син нахмурился на него; снова на поверхности отразилось эхо юного Синрика, когда его ведущим стилем поведения была угрюмость. Не тот стиль, с которым можно пытаться завоевать себе мое медное кольцо, а, что б меня, золотое кольцо. Жан-Клод никогда не подарил бы такую дешевку, как медь.

— Под любым из этих имен ты дорос до силы земли, — продолжил Джакомо.

— Возможно, потому, что он впервые был близок с Анитой и мной?

— Возможно, — согласился Джакомо.

— Ты сам сказал, что Дев обрел силу, и он любит нас обоих.

— Как и Фортуна. Но она не проявляла земных сил, хоть старше меня на века, так что она достаточно взрослая.

— Но она не синий тигр зова Аниты. А ты — да! — сказал Джакомо.

— Если я взорвал пол, то сделал это не нарочно, и я понятия не имею, как это повторить.

— Это как и твой внутренний зверь, Синрик… Син, ты научишься управлять им и использовать его более осознанно, если у тебя будет больше практики, — объяснил Джакомо.

— Если это моя сила, тогда насколько опасна она может быть? Я имею в виду, что мой тигр может убить людей, если бы я не научился его контролировать. Легенды гласят, что синие тигры способны вызвать землетрясения и уничтожать целые армии. Это же преувеличение, верно?

— Нет, это не преувеличение. Я стоял на горе и наблюдал, как десятеро из вашего клана объединяли их магию и вздымали землю против вражеской армии. Сам по себе, даже с тщательной подготовкой, ты не можешь нанести такой ущерб. Я рад видеть, что породивший тебя клан рассказал тебе историю вашего рода, но не бойся своих сил.

— Королева Бибиана удостоверилась, что я знаю историю всех кланов. Мы думали, что золотые тигры вымерли много веков назад, поэтому Бибиана хотела, чтобы белый клан — ее клан — был в курсе всех легенд и историй, чтобы они могли возглавить все кланы тигров, на случай необходимости.

— Не думаю, что другие кланы позволили бы это, — сказал Джакомо.

Син пожал плечами.

— Биби хотела, чтобы мы были готовы, на всякий случай. Она знала, что королева красных тигров не пересказывает никому легенды кланов, потому что она спрашивала ее об этом. Их королева думала, что легенды выдумка, потому что золотые тигры вымерли, и единственные известные синие и черные тигры остались порабощены Арлекином, который служил Матери Всея Тьмы, нашему величайшему врагу. Не обижайтесь на часть о порабощении.

— Не обидело. Когда наша Темная Мать была еще жива, мы все были рабами ее планов и желаний, — сказал Джакомо.

— Мы все были рабами того или иного вампира в свое время, — заметил Жан-Клод.

Джакомо поклонился ему:

— Истинные и мудрые слова, Ваше Высочество.

— Основная причина, по которой у нее были агенты, следящие за появлением подкидышей по всему миру — это найти оставшихся в живых из утерянных кланов, — сказал Син.

— Я бы сказал, что выживших не осталось, но вот ты здесь, мой принц. Современные генетические тесты доказали, что ты так же чист по крови, как Фортуна, которая являлась последней живой представительницей синего клана, — сказал Джакомо.

Было что-то в том, как он смотрел на Сина, что мне не понравилось. Он был на века старше Жан-Клода, поэтому ему следовало бы тщательнее следить за своим выражением лица, но я заметила, что многие Арлекины не так хороши в скрывании эмоций. Как-то я спросила Эхо об этом, и она ответила, что они почти все время носили маски; никто не видел их лиц, кроме случаев, когда они играли роль сборщиков информации, и тогда изображали из себя простого человека. Для этого им нужны были открытые эмоции на лицах. Это было хорошее объяснение.

— Мне было почти два года, когда кто-то оставил меня у церкви. Я был сытым, хорошо одетым, счастливым и вполне здоровым малышом. Кто-то все время заботился обо мне, а потом просто оставил.

— Ходили слухи о клане тигров в этой стране, но нас не отправляли сюда на расследование, — сказала Магда.

— Биби решила, что, либо мои родители оставили меня, чтобы спасти от того, кто на них охотился, либо они умерли, и кто бы меня ни нашел, не хотел иметь дело с ребенком.

Я обвила его голую талию руками и крепко обняла. Он посмотрел на меня сверху вниз, но его лицо все еще было мрачным, угрюмым. И глубоко, в этих сине-голубых глазах, читалась неуверенность в себе. «Как они могли оставить меня?», «Почему они это сделали?», «Что я сделал?», «Почему они меня не хотели?» Все те вопросы, которыми задаются потеряшки.

Жан-Клод сжал плечо Сина. Я ожидала, что он нас обнимет, но он не сделал этого. Он держал эту почти искусственную дистанцию от нас. Я обняла их обоих за талии и попытался притянуть в групповые обнимашки, но Жан-Клод воспротивился.

Син посмотрел на него:

— Теперь ты боишься меня обнять. Почему?

— Скажем так, я больше не уверен, как с тобой теперь взаимодействовать.

Взгляд абсолютной боли отразился на его лице, и эмоции разбили щиты между нами. Ему было грустно и страшно от того, что испортил отношения, которые так ценил. Он внезапно почувствовал себя совсем юным в моей голове, потому что ему не приходило в голову, что спать вместе вот так, изменит все между нами.

Никки подошел и втянул всех нас в одно огромное групповое объятие, со словами:

— Не заморачивайся об этом, Жан-Клод.

Жан-Клод поколебался мгновение, а затем, наконец, обнял всех нас, так что мы были переплетены, и это никак не было связано с сексом. Это было утешительно. Это было… семейным объятием. Мускулистые плечи Сина задрожали, и мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он плачет. Жан-Клод коснулся его лица и вытер слезы. Взгляд, который он обратил на Сина, не был романтичным; это был очень «дядя-Жан-Клодовский» взгляд на его любимого племянника, и именно поэтому он не смог бы надеть на него обручальное кольцо. Син должен решить: хочет ли он потерять Жан-Клода в качестве своего «дяди», отца, чтобы сделать его своим романтическим партнером. Но ему придется решить, потому что он и Жан-Клод не могли быть и тем и другим друг другу.

32

Мы попрощались со всеми в «Цирке», а не в аэропорту по многим причинам. Во-первых, это имело больше смысла с точки зрения безопасности. Во-вторых, нами и так уже было задействовано два больших внедорожника, чтобы доставить багаж и нас в аэропорт, и потребовалось бы еще больше, чтобы доставить всех желающих проводить нас. В-третьих, мы могли попрощаться так восторженно, как хотели, без того, чтобы какой-то посторонний нащелкал снимков на свой мобильник и выложил их в интернете. Жан-Клод был вампиром, о котором мечтали все, а это означало, что простая фотка с телефона может кого-то озолотить за счет сайтов, публикующих сплетни.

Багаж вынесли по длинным ступеням другие охранники, как черезмерно мускулистые муравьи, идущие гуськом… Они загрузили все в машины, и пора было ехать. Мы с Жан-Клодом уже поцеловались на прощание наедине, но, увидев, что он вышел провожать нас, мне захотелось повторения.

Он прервал поцелуй, чтобы коснуться кольца на моей левой руке. Оно было из платины, белого золота, россыпи белых бриллиантов и венчал все большой овальный темно-синий сапфир. Все камни были вставлены в металл так гладко, чтобы они ни за что не цеплялись, включая резиновые перчатки, которые я надевала на местах преступления. Кольцо было сверкающим и прекрасным, но и практичным, что требовалось для моей работы. Большинство полицейских носили простые кольца или снимали их на работе, но Жан-Клод хотел, чтобы я всегда носила его кольцо обета, и этот символ обещания ни в коем случае не мог быть скромной полоской из золота. Нет, он был абсолютно ослепительным.

— Ma petite, — начал он, поворачивая кольцо на моем пальце: — Я не смел надеяться увидеть мое кольцо на твоем пальце, и теперь все, о чем могу думать, это как сильно я хочу добавить к нему обручальное.

— Мы работаем над этим, — сказала я, заглядывая в его почти до боли прекрасное лицо.

— Да. Да, мы работаем, — согласился он, улыбнувшись мне. Мы разделили достаточно его мыслей, чтобы знать, что он считает меня красивой, сексуальной и бесконечно желанной, но я этого не понимала. Да, я хороша в сексе, так что, может быть, соглашусь по поводу сексуальной, но в то же время я была чертовой занозой в заднице в других областях. Он был одним из самых красивых мужчин в мире на протяжении веков. Какая смертная женщина, да любая женщина, с ним сравнится?

Натэниэл положил руку на наши так, чтобы мы все касались кольца, или, может быть, кольцо касалось нас.

— Это кольцо с обещанием не только для тебя и Аниты, но и для всех нас. — Он поднял лицо для поцелуя, и кто бы смог отвергнуть Натэниэла? Они поцеловались и от того, что я смотрела на них так близко, пока мы все держались за руки, все в моем теле напряглось. Это был менее целомудренный поцелуй, чем тот, который у них был в спальне, когда Дамиан был с нами. Я поняла, что оба раза это Натэниэл поднимал ставки, а не Жан-Клод. Был ли это соблазн великого соблазнителя? У меня не было с этим проблем. Чем ближе мужчины в моей жизни друг к другу, тем больше это работает в мою пользу. Мика мог чувствовать себя по-другому, но его здесь не было, поэтому я просто наслаждалась их близостью, и наблюдением за поцелуем из первого ряда.

— Жан-Клод, ты не можешь позволить им отправиться на ее остров, — послышался голос из-за спины. Это был Ашер. Высокий, бледный, прекрасный, с длинными, золотыми волосами, спадающими на плечи. Ничто никогда не сделало бы Ашера физически менее великолепным, но физическое это еще не все.

Находящиеся здесь телохранители обратили на нас внимание, потому что последнее наше общение с Ашером вышло неприятным. Я знала, что им приказали не оставлять насс ним наедине. Эмоциональная нестабильность сделала его опасным, и иногда эта опасность угрожала не только сердцу.

— Это моя работа, Ашер. Жан-Клод не контролирует это. — Мой голос был таким же сердитым, как и я сама. Натэниэл был прав: мы скучали по Ашеру, доминирующему над нами в подземелье. Я скучала по нему в тройничке со мной и Жан-Клодом. Я ненавидела, что не нашла никого, кто заменил бы Ашера в этих двух местах в моей жизни. Противоположность любви — это не ненависть; это равнодушие, и я еще не была равнодушна к нему. И меня это чертовски бесило.

Ашер укрыл половину лица волосами, как золотой вуалью, и, как и большинство вуалей, она что-то скрывала. Глаза у него были бледно-бледно-голубыми, противоположность темно-темно-синим глазам Жан-Клода. Я уловила блеск его глаза сквозь кружево его волос, но другой глаз был ярким и открытым, на лице, которое было настолько великолепно, что он мог бы быть моделью художников для написания картин ангелов и богов.

— Я всегда уважал твою работу, Анита. Каких бы ошибок ни совершал в прошлом, я никогда не критиковал твою работу, но не сейчас. Потому что нельзя возвращать Дамиана его прежней хозяйке и отдавать ей Натэниэла.

— Мы не возвращаем его прежней хозяйке, и черт возьми, никого не отдадим ей, не говоря уже о Натэниэле.

Ашер протянул руку к нам, но именно Жан-Клод наградил его тяжелым взглядом.

— Жан-Клод, ты, как и я знаком с ее «милостью». Ты знаешь, кто она и на что способна. Пожалуйста, всем, что свято, все, что осталось от нас, не позволяй ей дотянуться донашего мальчика с цветочными глазами.

— Я больше не твой мальчик с цветочными глазами! — возмутился Натэниэл.

В глазах Ашера появился блеск, и я поняла, что это слезы.

— И это моя вина, моя ошибка, оттолкнула тебя. Вы не представляете, насколько я сожалею о том, что сделал за последние несколько месяцев. Лишь смерть Джулианны вызывает у меня большее сожаление.

Мы все уставились на него. Смерть Джулианны была страшной трагедией, вбившей клин между ним и Жан-Клодом. Она была их сердцем, и когда она умерла, что-то умерло и в них вместе с ней.

— Смелое заявление, mon ami, если ты имеешь в виду именно это.

— Клянусь тебе, Жан-Клод, что я имею в виду каждое слово.

— Слово чести?

— Да.

Ашер был достаточно старым вампиром, что бы его слово чести имело вес. Клятвопреступникам не доверяли старшие вампиры, а для некоторых нарушенных клятв это был смертный приговор.

— Не похоже, чтобы ты почувствовал внезапное раскаяние, — заметил Жан-Клод

— На протяжении нескольких недель я был преисполнен сожалением, но не мог… принять решение… придумать способ убедить вас в моем глубочайшем сожалении, пока не услышал, что вы планируете, и тогда мне стало все равно, поверите вы мне или нет. Я бы предпочел навсегда отказаться от Натэниэла, чем позволить ему отправиться к этой… к этому проклятому зверю.

Это было первое из сказанного им, что меня действительно заинтересовало. Я спросила:

— Ты говоришь буквально? Та-что-создала-Дамиана, настолько стара чтобы быть и ликантропом и вампиром как Мать Всея Тьмы? Ты имеешь в виду настоящее проклятие, или просто драматизируешь?

Ашер покачал головой, так что его волосы слегка всколыхнулись, обнажив скрываемые ими шрамы. Он использовал свои волосы так же, как Никки, только Ашер просто позволял длинным волнам разливаться по его шрамам; конечно, для этого у него волос было куда больше. Оба его глаза были в порядке, но в паре сантиметров от уголка рта лицо было покрыто ожогами. Они спускались по его щеке минуя шею, но правая сторона его груди выглядела так, будто она расплавилась, а потом сформировалась заново. Святая вода на вампирскую плоть действует как кислота, и именно так столетия назад церковь пыталась выжечь дьявола из Ашера.

— Она зверь, монстр в старом понимании, но она не может трансформировать свое физическое тело. Она вампир, и как и все мы проклята, но помимо этого, как ты сказала, я драматизирую.

— Мы были с ней несколько веков назад. Ты чересчур драматичен, — сказал Жан-Клод.

— Я был с ней дольше тебя, Жан-Клод.

Жан-Клод привлек нас с Натэниэлом к себе, и крепко обнял. Не знаю, было ли это для самоуспокоения или способ ткнуть Ашера лицом в потери. Мне было все равно. Я не испытывала проблем по обоим пунктам. Ашер заслужил напоминания того, как плохо он себя вел, что потерял всех нас, да еще и одним махом.

— После того, как ты бежал в Новый Свет, у Белль стало меньше потребности во мне. Она не могла больше использовать меня, чтобы мучить тебя.

— Мы прошли через это, — сказал Жан-Клод. Его голос был очень серьезным и очень несчастным, но его руки сжались вокруг нас, так что мы оба обняли его за талию, чтобы находиться к нему как можно ближе. Он мог выглядеть и говорить спокойно, что объяснимо, но этого не чувствовал.

— Я не говорю, что ты виноват. Я просто объясняю, что она была менее осторожна со мной, когда не могла больше использовать против тебя.

— Ты знаешь, что я сожалею обо всем, что произошло между нами тогда.

— Я знаю, и мне жаль, что я обвинял тебя в течение стольких лет, но сегодня это не так, Жан-Клод. Меня не заменяли на Дамиана по несколько часов за ночь, как нас с тобой, я был отдан ей на несколько месяцев. Дамиан был там, пока я был ее узником.

— Никто из вас никогда не говорил мне об этом.

— Мы поклялись, что не заговорим об этом даже друг с другом. Ты помнишь, какой она была ужасающей, когда мы пробыли с ней всего несколько часов подряд при дворе Белль?

Жан-Клод уткнулся лицом в волосы Натэниэла, как будто вдыхал ваниль волос, чтобы успокоиться. Я тоже так поступала иногда.

— Я помню те ужасные часы, поэтому я выторговал у нее свободу Дамиана и привел его сюда. — Ему почти удалось сохранить свой голос ровным… почти.

— Тогда представь себя с ней в течение нескольких месяцев.

Жан-Клод только покачал головой:

— Не могу. Я не хочу представлять себе ужасы, которые не случались со мной, потому что их и так достаточно.

— Моим приговором стало три месяца службы в ее свите в Ирландии. Меня предупредили, что я могу умереть там на рассвете в первый день и больше не проснуться. Это пугало меня первые нескольких недель… а затем я начал наполовину надеяться, что больше не проснусь.

— Мы разделили некоторые воспоминания с Дамианом, и они довольно ужасные, но подожди… почему ты мог не проснуться в сумерках? Может они сказали тебе, просто, чтобы напугать? — спросила я.

— Не каждый вампир, путешествующий по Ирландии, просыпается в первую же ночь, когда уляжется спать там на день. Никто не знает причины, словно сама земля не дружна с нашим видом.

— Люди предупредили меня, что моя некромантия, возможно, не будет работать в Ирландии, или не должна работать, и что вампиризм там не такой заразный.

— Не знаю на счет зомби. Если кто и может вызывать их из могилы, то это ты, но они правы насчет вампиров. Даже если ты трижды укусишь их в течение трех разных ночей и осушишь на третью, не гарантирует, что они восстанут одним из нас. Я видел полдюжины людей, которые должны были подняться, как вампиры, но не сделали этого.

— Их тела начали разлагаться? — спросила я.

Он задумался на минуту:

— Я знаю о двух телах, которых она держала в течение довольно долгого времени, и они гнили. Другие были выброшены раньше.

— Почему она держала тела, пока они не разложились? — спросила я.

Взгляд его глаз был обращен на Жан-Клода, как будто этого взгляда было достаточно без слов. И это было предназначено не для меня.

— Что вы пытаетесь сообщить друг другу?

— Она надеялась, что тела восстанут как что-то другое? — спросил Жан-Клод.

— Одна из причин, по которой она хотела меня, помимо очевидной, заключалась в том, чтобы иметь вампира, созданного не ею. Она надеялась, что я смогу создать больше вампиров для нее, но со мной это так же не сработало, как и с ее вампирами.

— Ты когда-нибудь видел, как она сама пыталась создать вампира? — спросила я.

— Да. Ей удалось создать одного из нас, но второй не поднялся для нее, как и остальные.

— Знаешь, раз ты тогда был в Ирландии, мог бы поделиться информацией со мной и это было бы хорошо для Дамиана.

— Мы никогда не были с ним друзьями, но поклялись друг другу, что каждый из нас расскажет свою часть истории, но не упомянет другого, если когда-нибудь заговорим об этом.

— Я думаю, Дамиан так упорно борется со своими страхами, что не может ясно мыслить о том, какая информация может оказаться полезной для вас с полицией, — заговорил Натэниэл.

Я взглянула на него и почувствовала, как мое раздражение пошло на спад. Если Ашер испугался Злобной Ирландской Суки, то Дамиан, должно быть, вообще цепенел от ужаса.

— Он действительно хорошо это скрывает, даже метафизически, — заметила я.

— Он очень храбр, — сказал Натэниэл.

— Да, он таков! — сказала я, про себя добавив «черт побери».

— Так мы рискуем Эхо и Джакомо, беря их в Ирландию? — спросил Натэниэл.

— Черт, — выругалась я.

— Я в это не верю, — сказал Жан-Клод.

— Как мы можем быть уверенными, что с ними все будет в порядке?

— Причина, по которой я был в опасности, заключалась в том, что я не был мастером, — сказал Ашер. — Но все Арлекины — мастера, отказавшиеся от своих прав на собственные территории, чтобы стать неотъемлемой частью королевской гвардии.

— Конечно! — воскликнула я. — У всех же есть животные зова, которых могут иметь только мастера. — Очень хотелось съездить себе чем-нибудь тяжелым по лбу в этот момент.

— Кроме Дамиана ты берешь только мастеров вампиров, — сказал Жан-Клод.

— Окей, хорошо знать, что я больше никем так не рискую.

— Но, если я правильно понял, в Ирландии происходит мор вампиров.

— В Дублине их куча и каждый вечер пропадает все больше людей.

— Но новообращенные никогда не становятся сразу мастерами, — заметил Ашер.

— Поэтому их не должно быть в Ирландии, — сказала я.

— Нет, не должно.

— Кто-нибудь когда-нибудь рассказывал, почему вампиры не вставали так, как им предполагалось? — спросила я.

Он подумал об этом, нахмурившись глядя в пол, но, наконец, покачал головой:

— Нет, просто, что это как-то связано с землей. Что она отвергает наш вид.

— Арлекин сказал нам, что земля там живее, потому что обладает высокой концентрацией магии Фейри, и поэтому мертвые на ней не поднимаются.

— Тогда почему они поднимаются сейчас? — спросил Ашер.

— Одна из теорий заключается в том, что дикая магия в Ирландии постепенно угасает, как и во всем мире. Начиная с городов, откуда пошли все новые вампиры.

— Не могу утверждать что-то по этому поводу, но я знаю, что то, что ты описывашь, никогда бы не случилось с Миледи в полной силе. Тут что-то не так.

Я почти спросила, не заставила ли она его так ее называть, но не стала. Если так, то пусть, и не надо это трогать.

— Мы едем в Ирландию, чтобы попытаться исправить то, что не так.

— Знаешь, почему она хотела, чтобы я был с ней в Ирландии, Анита?

Я пожала плечами:

— Потому что ты прекрасен и великолепен в постели.

Обычно это заставляло его улыбаться, но не сегодня. Он убрал волосы в сторону, чтобы открыть все лицо. Он делал это настолько редко, что это почти поражало. Шрамы в действительности покрывали небольшую часть его лица. Мы все находили его очень красивым, но для него шрамы были почти всем.

Он отпустил волосы, но больше не пытался за ними прятаться:

— Она хотела этого, моей испорченной красоты. — Он поднял край своей классической свободной рубашки, чтобы обнажить гораздо более серьезные шрамы, покрывавшие его тело от груди до пояса с одной стороны. Шрамы сбегали глубокими бороздами с шероховатой текстурой почти с каждого сантиметра с той стороны его верхней части тела, когда другая оставалась все еще гладкой и совершенной, как в тот день, когда Жан-Клод встретил его. Я разделила некоторые из этих воспоминаний, поэтому знала, как выглядел Ашер, прежде чем церковь попыталась выжечь из него дьявола.

— Для нее большое удовольствие видеть красоту, которая чем-то испорчена. Она нашептывала мне и Жан-Клоду, что сделала бы с нами, если бы могла. Увидев, что сделали со мной инквизиторы, Миледи сказала, что не могла бы сделать лучше, что это идеально.

Жан-Клод потянулся к нему:

— Не мучай себя, mon ami.

Ашер позволил своей рубашке вернуться на место:

— Некоторые считают ее сострадательной, потому что она собирает изувеченных на роль ее любовников. Многие из нас думают, что нас больше не полюбят теперь, когда мы изуродованы, так что это чудо для некоторых. Я видел, в ее коллекции женщину, потерявшую конечность в результате несчастного случая. Она не любила женщин и привела ее быть любовницей для нас. Но ей быстро наскучило большинство из них, и, если не было того, кого постигла такая же ужасная судьба, как меня, или ту женщину, то Миледи создавала свою собственную.

— Что ты имеешь ввиду под «создавала свою собственную»? — спросил Натэниэл.

— Она нашла другую молодую женщину, смуглую красавицу, достойную двора Белль. Ее не стало, когда Миледи закончила с ней. Она держала ее как прислугу. Пытка была сексуальна для нее, но она, казалось, наслаждалась просто тем, что рядом с ней женщина, необыкновенная красота которой была разрушена.

— Дамиан говорил, что она не выносит никого красивее себя, — сказала я.

— И ты берешь с собой Натэниэла, Мефистофеля и Дамиана. Даже Эхо нечего делать рядом с Миледи. Все вы будете искушать ее создать свой идеал испорченной красоты. Никки был бы совершенен со своим глазом и шрамами. Он, по крайней мере, будет в безопасности от того, что она усугубит его травмы.

— Погоди. Дамиан был у нее на протяжении многих веков и она не сделала этого с ним. Он прекрасен.

— Он был достаточно красив, но не настолько прекрасен, каким его сделала ты, Анита. Его нос был сломан, еще до того как он попал к ней, и даже этого несовершенства оказалось достаточно угомонить ее поползновения к нему, но твоя магия выправила нос и изменила костную структуру лица. Теперь он прекрасен, Анита. Разве ты не понимаешь, что она сделает с ним сейчас, если он снова попадет под ее власть?

— Мы будем с полицией все это время, — сказала я.

Ашер покачал головой:

— Она думала, что так я еще красивее, и та женщина, которую она трамировала, стала одним из немногих вампиров, которых нам удалось поднять, пока я был там.

— Хочешь сказать, что создал женщину, которую она изуродовала? — спросила я.

— Я думал, что она умрет, как другие. Я надеялся, что это милосерднее — закончить ее жизнь и освободить от Миледи, но она восстала. Она ожила, когда я желал обратного, как и она сама. Иронично, не так ли? Слабое чувство юмора у Бога, или, возможно, у дьявола. Я больше не знаю, кто правит в некоторых местах на земле. Если Бог — вселюбив, Он не может править злом, которое творит Миледи, и, если Дьявол управляет ею, ему стоит молиться, чтобы она никогда воистину не умерла, потому что она придет управлять его королевством на сотни и сотни лет.

— Теперь ты чересчур драматизируешь, — заметила я.

Он опустился на колени перед нами, подняв руки вверх, как бы умоляя нас:

— Прошу тебя, Анита, не вези красоту Натэниэла в Ирландию.

— Я тоже здесь нахожусь, — сердито сказал Натэниэл.

— Я вижу тебя, мой мальчик с цветочными глазами.

— Я не мальчик. Я мужчина, и ты не можешь говорить обо мне так, будто меня тут нет.

— Прошу, Натэниэл, я не переживу, если она уничтожит твою красоту. Пожалуйста, не уезжай.

— Мы опоздаем на самолет, — сказал он, холодным от гнева тоном. Он начал уходить, но Ашер схватил за руку его и меня.

Телохранители зашевелились, один из них касался микрофона у уха, что означало, что вот-вот появится подкрепление. Их было четверо на нас четверых; если бы нам понадобилось подкрепление от Ашера, тогда все пошло бы ужасно не так. Я не думала, что дойдет до рукоприкладства, поэтому подняла свободную руку, останавливая. Он не причинил нам вреда… до сих пор. Если бы мы его так боялись, тогда никакие извинения в мире не имели бы значения, поэтому я махнула им отступить и надеялась, что позже не пожалею об этом.

— Отпусти, — возмутился Натэниэл.

— Ты его слышал. — Я не стала выдирать руку, потому что знала, что лучше не пытаться перещеголять вампира, но мне хотелось немного потянуть. Это было на автомате.

— Я люблю тебя. Я люблю вас обоих. И не вынесу, если кто-то из вас окажется в ее власти. От одной мысли об этом меня тошнит. — Слезы, которые сверкнули в его глазах раньше, вернулись, но на этот раз они заструились по его щекам. Слезы были розового цвета от крови, как слезы всех вампиров. Цвет был настолько слабый, что, если не приглядываться, можно и не заметить, но я знала, на что нужно смотреть, поэтому видела. Потребовалось немного несчастного плача, чтобы понять, что его слезы были окрашены кровью того, кем он кормился сегодня вечером. Да, они были добровольной жертвой, но все же.

— Не заставляй меня использовать стоп-слово, — сказал Натэниэл.

Ашер отпустил его руку, но обеими руками вцепился в мою:

— Пожалуйста, Анита.

— Натэниэл все сказал.

Ашер колебался, а затем уронил руки, все еще стоя на коленях, и слезы быстрее текли по его лицу. Они оставляли на его коже едва заметные розоватые следы, так что я могла видеть, где пролегал каждый из них.

Жан-Клод не выдержал и потянулся к нему. Ашер взял его за руки и быстро заговорил по-французски. Жан-Клод покачал головой:

— Non, mon ami, они должны понять твои извинения. Я слаб, когда заходит речь о тебе, так что ты сам должен завоевать их. Я не вернусь в твою постель, если они не сделают этого, потому что они видят тебя более ясно, чем я.

Я почувствовала, как Натэниэл вздрогнул возле меня. Я взглянула на него, и он уже смотрел на меня. Любовь-всей-жизни держал за руки Жан-Клода, но только от нас зависело, сойдутся ли они когда-нибудь. Совсем никакого давления.

Ашер продолжал держать руки Жан-Клода, но обратился к нам:

— Я тоскую по вам обоим.

— Ты уже говорил это, — отрезал Натэниэл. Я поняла, что он был даже злее на Ашера, чем я, а это означало, что этот человек был для него важнее, чем я думала. Я признавала, что отчасти мне нравились бандаж и подчинение, но я не настолько нуждалась в этом, как Натэниэл. Ашер был почти идеальным Домом для него в подземелье. По-видимому, Натэниэл скучал по этому больше, чем я осознавала, и что было вероятно камнем в мой огород или мой и Мики?

Он отпустил руки Жан-Клода и повернулся на коленях к нам. Мы продолжали стоять, глядя вниз в эти совершенно бледные глаза, какими предполагалось быть зимним небесам, но какими они почти никогда не были; его ресницы были темнее волос, как и брови, так что глаза были четко обрамлены, как будто он использовал макияж, чтобы подчеркнуть их, но я знала, что это их естественный цвет. Они с Жан-Клодом оба были просто великолепны; именно по этой причине изначально Белль Морт забрала их.

Он поднял эти большие руки с длинными пальцами, крупнее, чем у Жан-Клода, и я подумала, что Ашер будет набирать больше в спортзале, если захочет работать над мускулатурой, но для него это не имело никакого значения. Он не был из тех, кто занимается тяжелой атлетикой. Он возвел эти бледные руки вверх, позволив всей массе своих золотых волн отступиться так, чтобы было видно все его лицо, с его красотой, и шрамами, которые он думал, его уродовали.

— Я скучаю по вам связанным и не дождусь, когда доставлю вам удовольствие и боль. Я скучаю по звукам, которые издает Натэниэл, когда я его бью, как его кожа разрывается под хлыстом, и как он волшебным образом исцеляется и просит больше. Я скучаю по звукам, которые издает Анита, когда мы с ней вместе занимаемся любовью. Я скучаю по ощущениям, когда наши тела пронзают ее в одно и то же время. Я скучаю по тому, как разделял Аниту с Жан-Клодом, как мы делали это с ним на протяжении веков. Я скучаю по ощущению и запаху вашей кожи, Натэниэл, Анита. Я скучаю, по погружению своего языка меж ее ног и как беру тебя в рот. Мне нравится, как ты хочешь, чтобы я использовал свои клыки в конце, и истекаешь кровью, чтобы я мог испить тебя вдвойне.

Я почувствовала, как Натэниэл чуть содрогнулся рядом со мной, и была уверена, что это не плохое содрогание. Мое собственное сердцебиение ускорилось. Черт.

— Если вы хоть немного по мне скучаете, я прошу вас дать мне еще один шанс. Я знаю, что этого не заслуживаю.

— Как мы снова можем тебе доверять? — спросил Натэниэл, и голос его был намного ровнее, чем пульс в горле. Я добавила ему очков за это. И была уверена, что мой собственный голос будет дрожать, если попытаюсь сказать что-то прямо сейчас.

— Я не знаю.

— Как мы можем довериться тебе, связать нас и причинять боль, если мы не можем тебе доверять, если ты не ценишь нас вообще? — В его голосе был отчасти гнев и отчасти потеря, что в значительной степени отражало отношения с Ашером.

— Я не знаю, но больше всего на свете хочу вернуть ваше доверие. Что мне сделать, чтобы доказать свою искренность вам?

Мы переглянулись с Натэниэлом, и он сказал:

— Я не уверен.

Я посмотрела на Ашера. Эти глаза, эти губы, это лицо, волосы, руки, протянутые ко мне, которые знали так много секретов о том, что мне нравилось:

— Не знаю, Ашер. Каждый раз, когда я думаю, что мы нашли способ быть всем вместе, тебе удастся найти новый все испоганить.

— Я знаю, что это все из-за меня. Моя потребность в том, чтобы Жан-Клод ставил меня превыше всех остальных, продолжает разрушать мое собственное счастье. Я также знаю, что этого никогда не произойдет, не только потому, что ему нужна женщина в его жизни, а потому, что ни один из нас не удовлетворяется только друг другом. Я не больше Жан-Клода доволен быть с одним человеком. Я думал, что если бы один человек мог поставить меня превыше всех остальных, то эта постоянная потребность во мне была бы заполнена, и я был бы счастлив, доволен, наконец, но у меня было это на протяжении нескольких месяцев, и я несчастен.

— Возможно это из-за того, с кем ты, — заметила я.

— Сначала я подумал так же, но теперь понимаю, что никто не отвечает всем потребностям и требованиям, которые я им навязываю. Меня слишком много для одного, чтобы вынести, как груз, которому нужно больше рук для переноски.

Я не была уверена, что сказать, потому что звучало это чертовски точно.

— Ты действительно занимаешься терапией, — сказал Натэниэл и по его лицу было видно, насколько он был удивлен. Сама была в шоке.

— По началу я был возмущен, что вы заставляли меня уехать, но, когда я стал менее счастлив с Кейном, то, наконец, понял, что был с человеком, который так же убог и ревнив, как и я; как говорится, почувствовал вкус своей же пилюли. И она оказалась очень горькой. Кейн был одержим мной так же, как я думал, что хотел сначала Белль Морт, а затем Жан-Клод и, наконец, Джулиана, были со мной, но одержимость — не любовь. Это неуверенность, собственничество и это ведет к несчастью.

Прямо извинение мечты! То извинение, которое всегда хочешь услышать, но хрен получаешь. Словно эпизод из Холлмарк^[8], или, может быть, момент из Доктора Фила^[9]. Такой случай, который на самом деле никогда не случается, но вот он, наш проблемный ребенок, предлагает все, что мы могли бы пожелать, в качкстве извинений. Это было здорово и чертовски тревожно, как будто бы где-то были скрытые камеры, и кто-то вот-вот выпрыгнет со словами: «Купились?!»

— Я люблю тебя, Анита Блейк. Я люблю тебя, Натэниэл Грэйсон. Я скучаю по занятиям любовью с вами обоими. Я скучаю по траху с вами. Я скучаю по тому, чтобы сковать вас цепями и делать с вами мерзкие вещи, пока вы не попросите меня остановиться, или пока я не приму решение остановиться сам, как и полагается делать Домам с такими очаровательными сабами, хотя Анита использует стоп-слово, когда это необходимо, но ты, мой… Натэниэл, ты не знаешь той границы, когда пора его сказать, и мне это нравится.

Натэниэл протянул ему руку, и через мгновение я тоже. Мы позволили ему обхватить наши ладони и поставили его на ноги. Не знаю, что бы я сказала, но первым заговорил Натэниэл:

— Ты извинишься и перед Девом тоже?

— Боже, да. Думаю, я относился к нему хуже всех из вас троих. Жан-Клод, терпел меня на протяжении веков, и первым требует от меня извинений за многие вещи, но я должен Мефистофелю что-то по-настоящему… не знаю, как извиниться перед ним. Я был так жесток, и позволил Кейну быть жестоким с ним.

— Ты хочешь просто извиниться перед ним или ты хочешь вернуть его в твою жизнь? — спросила я.

— Я не понимал, насколько легко с Мефистофелем у нас завязались отношения. Я думал, что любовь должна приходить с борьбой и драмой, и поэтому то, что у меня было с ним, не могло быть любовью.

— А сейчас? — спросил Натэниэл, опередив меня.

— Теперь я вижу его в постели Жан-Клода, все время улыбающегося и очень довольного кота, и мне больно.

— Тебе больно видеть Жан-Клода с другим мужчиной или видеть, что Дев счастлив с кем-то еще? — спросил Натэниэл.

Ашер вздохнул, это было больше для эффекта, но он всегда был маленькой королевой драмы. Это было просто частью его личности. Вы можете изменить себя и научиться делать что-то лучше, но ваша основа остается.

— Я не жалею, что Мефистофель счастлив кем-то другим. Он этого заслуживает. Я видел, как он шел рука об руку с тобой, Натэниэл. Я завидовал, что все вы подняли то, что я выбросил, и нашли золото, где я видел лишь шлак, но это было вначале. Я все больще и больше стал видеть, как Кейн отвратил меня от нашего прекрасного дьявола, но именно я впитал его яд и позволил ему пустить корни.

— Ты берешь на себя всю ответственность. Какого черта? Они подсадили тебя на антидепрессанты? — спросила я.

— Да, лекарство от тревожного расстройства.

Мы втроем уставились на него.

— Mon ami, — выдохнул Жан-Клод, и удивление не скрылось в его голосе.

Ашер начал смущаться, но я сжала его руку и сказала:

— Я горжусь тобой!

Теперь настала очередь Ашера удивляться.

— Очень горжусь тобой, — добавил Натэниэл.

— Честно говоря, я не ожидала, что терапевт, которого мы заставили тебя посещать, принесет столько пользы, — призналась я.

— Я тоже думал, что ты ходишь туда, только потому, что мы сказали, что ты должен, — сказал Жан-Клод, придвинувшись к нам.

— Признаю, что поначалу это было именно так, как вы и боялись, но я был так несчастен без вас. Так много потребностей, не просто желаний, нужды в том, что вы все восполняли во мне, и вдруг у меня ничего не стало. Даже Нарцисса, в подземелье и в спальне, а ведь ему нравится уровень унижения, которого никто из вас не потерпит, не говоря уже о желании.

— Если собираешься извиниться перед Нарциссом, то лучше сделать это в нейтральной обстановке с телохранителями, чтобы обезопасить себя, — посоветовала я.

— Конечно, но без телохранителей.

— Ашер, — сказал Натэниэл, — мы тоже ходили на терапию, а вот Нарцисс — нет.

— Он опасен, mon ami.

— Очень, — сказала я. — Ты задел его эго, и подпортил ему репутацию. Он все еще борется, чтобы восстановить уважение среди своих гиен.

— Кейн говорит, что гиены вернулись к своим старым обычаям, и это в порядке вещей.

— Если Кейн действительно в это верит, то он заблуждается больше, чем можно представить, — сказала я.

— В чем? — спросил Ашер.

— Что такой мстительный человек, как Нарцисс, не отомстит Кейну и тебе. Потому что такая одержимость сродни любви. Что если ты достаточно собственник и хочешь его достаточно сильно, то обожаемый тобой человек ответит тебе взаимностью. Что любой человек может тебя удовлетворить.

— Даже я думал, что последнее может сделать правильный человек.

Я сжала ему руку, потому что он все еще держал меня:

— Ты тоже заблуждался, помнишь?

Он улыбнулся:

— Да, было такое.

— Нам действительно уже пора, Анита, — напомнил Натэниэл. Я посмотрела на него, и увидела в нем нового, более серьезного человека. Вероятно, он стал сильнее и увереннее в себе за последние нескольких месяцев, но я до сих пор не догадывалась об этом, пока не увидела, как он стоит там, держась за кого-то, кого он любил, с кем готов был обручиться, но, так же, был готов покинуть его, и его извинения за эпичность.

— Мои слова вас не тронули, — сказал Ашер.

— Извинения великолепны, почти идеальны, и, если сможешь сделать тоже самое для Дева, тогда мы все сядем, по возвращении домой, и поговорим о том, чтобы снова быть вместе, но я все еще еду в Ирландию.

— Ты думаешь, я лгал?

— Нет, но мы будем с полицией, и одно из преимуществ, что вампиры уравнены в правах, заключается в том, что они должны подчиняться закону. Поэтому, если она попытается причинить вред Дамиану, мне, или Аните, власти могут спустить на нее всех собак.

— Что они смогут с ней сделать?

— Я все время слышу об ее замке у моря, — заметила я. — Интересно, что будет, если задействовать несколько удачно размещенных бомб или даже ракеты? В игре участвуют военные друзья.

— Взрыв ее логова не спасет Дамиана, Натэниэла, или тебя, лишь убьет вас вместе с ней.

— Я просто пытаюсь сказать, что, если можем задействовать в полной мере человеческое вмешательство в охоте на вампиров, варианты могут получиться крайне забавными.

— Mon ami, Арлекин и другие телохранители тоже едут с ними. Защищать их будут не только сотрудники полиции и солдаты.

— Я должен быть этим удовлетворен?

— Да, должен, — отрезал Натэниэл.

Ашер посмотрел на него:

— Ты очень зол на меня.

— Да. Ты ожидал, что я приму твои извинения, и все вернется на круги своя?

Ашер долго размышлял над тем, что ответить:

— Пожалуй.

— У меня были месяцы без тебя. Я не свернулся просто в клубочек и забился в угол от тоски по тебе. Мне и не мечтал, что ты справишься со своими проблемами и захочешь принимать лекарства. — Натэниэл отпустил руку Ашера. — Никто из нас не ожидал этого от тебя.

— Это показывает, насколько я хочу исправиться, чтобы снова быть с вами.

— Это показывает, насколько ты несчастен с одним Кейном, — сказал Натэниэл.

Будто произнесенное имя вызвало его, Кейн откинул шторы и вошел в комнату. Если объективно смотреть на него, он был высоким, смуглым и вроде как красивым. Ладно, может он и был красив, но хмурый взгляд и кислотность его энергии просто портили всю упаковку. Его волосы были почти черными, но настолько короткими и прилизанными к голове, что прическа выглядела как сотня других, которые вы видите каждый день. Он был привлекательным, но вполне обыденным. Он был похож на кого-то, с кем захотела бы встречаться моя соседка по комнате в колледже, но не тот, кого должен был жаждать Ашер. А возможно, что было столько воспоминаний о нем с Жан-Клодом, что после этого все остальные казались обычными. Ладно, не все. Натэниэл не казался, или Мика, или… возможно, именно любовь делала людей более чем обычными, и я так не любила Кейна.

— Я так и знал. Вы настраиваете его против меня! — бросил Кейн вступительную реплику.

— Ты и сам неплохо справляешься, — заметила я.

— Что это значит? — нахмурился он, входя в комнату.

Один из охранников придвинулся к нему. Кейн зарычал на него, и сквозь него пробилось эхо его зверя, так что волосы у меня на затылке поднялись.

— Ты так боишься меня, что вынуждена использовать телохранителей?

— В прошлый раз, когда набросился на меня, мне пришлось пустить тебе кровь и приставить к башке ствол, Кейн. Думаю, охранники должны защищать тебя, а не меня.

Рычание переросло в рык, раскатившийся по всей комнате. Охранник предупредил:

— Если начинаешь перекидываться, я причиню тебе боль.

— Ашер, ты позволишь им так разговаривать со мной?

— Нам нужно успеть на самолет, Анита, — снова напомнил Натэниэл и на этот раз он имел в виду именно это, потому что направился к занавесу, что вел к двери вверх и наружу.

Я начала следовать за ним, а затем снова обернулась на Жан-Клода:

— Давай попрощаемся еще по пути вверх по лестнице.

— Думаю, это отличная идея, ma petite. — согласился он с облегчением, тем самым признавая, что не доверял себе наедине с этим новым раскаивающимся Ашером.

Я протянула ему руку, и он с готовностью принял ее.

Ашер воскликнул:

— Я прощен хоть в чем-нибудь?

Натэниэл сдвинул шторы в сторону, чтобы придержать их для нас.

— Ты все еще должен извиниться перед Девом, помнишь?

— Но вы берете Мефистофеля с собой в Ирландию и улетаете прямо сейчас.

— Полагаю, что ты должен извиниться перед ним, когда мы вернемся, — заметил Натэниэл.

— Жан-Клод, — позвал он и потянулся к другому мужчине.

Я сжала руку Жан-Клода и потянула его, вынуждая двигаться вместе с нами:

— Мы не говорим «нет», Ашер, но тебе нужно поговорить со всеми, кто остался в нашей жизни и работает над своими проблемами.

— Люди, которые помогли нам оплакать тебя, когда ты ушел, заслуживают того, чтобы знать, что ты хочешь вернуться, прежде чем мы что-то решим, — сказал Натэниэл, и его голос был холоден от гнева. Я не сердилась, просто было странное желание поцеловать Ашера на прощание. Я посмотрела на Жан-Клода, когда практически тащила его сквозь шторы к двери и поняла, что это была не моя мысль, а его. Черт возьми, Ашер все еще имел власть над ним. Что произойдет, если мы оставим его одного, и никто из нас не сможет уравновесить это здесь?

— Ашер, что ты наделал? — воскликнул Кейн.

— Я же сказал тебе, что буду вымаливать у них прощение.

— Я уже говорил, что тебе не нужны все они. Мы нуждаемся только друг в друге.

— Хотел бы я, чтобы это было правдой, — вздохнул Ашер.

Кейн попытался обойти охранника, блокирующего его:

— Что ты говоришь, Ашер?

— Мне нужно больше.

— Больше чем я?

Я уже слышала подобный аргумент сравнительно недавно, за исключением того, что Кардинал предъявляла его Дамиану. Что за навязчивая ревность? Словно какой-то лейтмотив.

— Нам действительно пора. Самолет ждет, — сказала я.

Жан-Клод стиснул мою руку. Это заставило меня повернуться и посмотреть на него. Не знаю, хватило бы мне смелости сказать, что нужно, но Натэниэл сделал это за меня:

— Если вернешь Ашера до того, как он извинится перед Девом, это сокрушит Дева. Он заслуживает большего.

Жан-Клод посмотрел на него, а затем перестал тянуть мою руку:

— Прошу прощения, ma petite, mon minou^[10]. Не хотел показаться слабым.

Мы втроем придвинулись ближе, чтобы расслышать друг друга сквозь вопли Кейна.

— Как-только мы оставим тебя, ты собираешься сделать что-то глупое с Ашером? — спросила я. И как только я это ляпнула, до меня тут же дошло, что это было грубо, но нам реально нужно было спешить. Сюсюкаться времени не осталось.

Он приподнял одну изящную бровь.

— Нам действительно нужно успеть в аэропорт, чтобы отправиться в Ирландию, Жан-Клод. У меня действительно нет времени придумать, как поговорить с тобой об этом. Извини, если это было резко.

Он встрепенулся, как птица, взъерошившая перья. Я почувствовала, как сменилась энергия в его руке, ведь я все еще держала ее, будто боялась, что он побежит к Ашеру, как в каком-то старом романтическом фильме. Он был спокойнее, на самом деле, не скрывая от нас свои чувства.

— Я не собираюсь совершать глупости, ma petite. Я пытался избежать этого на протяжении веков.

— Мы все стараемся этого избегать, — сказал Натэниэл. — Но у всех нас есть люди и проблемы, которые вынуждают нас делать глупости. Нам нужно знать, что ты не позволишь Ашеру рассорить нашу полигруппу.

Я положила руку на талию Жан-Клода и посмотрела на него:

— Я как-то не сообразила, что забираю с собой всех твоих любовников. Даже твои постоянные доноры едут с нами. Теперь вижу, как это дерьмово, даже без того факта, что Ашер нарисовался. Извини, я не подумала раньше, что это может означать для тебя.

— Я позвонил Джейсону. Он прилетит на несколько дней, — сказал Натэниэл.

Мы оба посмотрели на него. Джейсон был моим волком зова, и мы оба переживали из-за столь тесной связи между нами, не зная, как на нас отразится пролегавшее сейчас между нами расстояние. Он был моей еще одной резервной связью. Но также был лучшим другом Натэниэла и одним из моих лучших друзей. Пока он не уехал в Нью-Йорк со своей девушкой Джей-Джей, которая там работала балериной, он был менеджером в «Запретном Плоде» и одним из ведущих танцоров. Технически Джейсон переехал не навсегда, но он собирался пробоваться в танцевальную труппу, в которой она выступала, если они смогут обойти то, что он оборотень, а не человек. Если бы он получил работу, то стал бы первым паранормальным американцем, танцующим с полностью человеческой труппой. Мы все скучали по Джейсону, но Джей-Джей была любовью всей его жизни, и мы хотели, чтобы у него был шанс на это, а ее работа не могла переехать сюда.

— Ты уже сообразил, что мы оставляем Жан-Клода одного, не так ли?

— Да, но, когда я понял, что Мика будет отсутствовать дольше, чем он думал, тогда я понял, что это может стать проблемой.

— Вы думаете, я не могу быть самостоятельным в течение нескольких дней? — спросил Жан-Клод.

Натэниэл улыбнулся ему:

— Твоя сила основана на похоти и любви, Жан-Клод.

— Я бывал один и до этого, Натэниэл. Я не ребенок. — Жан-Клод почти никогда не называл его по имени, плохо дело.

— Я был зависим от секса. Я всегда буду выздоравливающим секс-наркоманом, Жан-Клод. Я не говорю, что ты пристрастился к сексу, романтике или отношениям, но, если бы для меня секс был тем, чем я питаюсь, и единственной другой едой, которую я мог бы принять, было что-то столь же интимное, как взятие крови, я знаю, что не осталось бы ничего другого, кроме как пристраститься к этому. Если я спроецировал это на тебя, и это неправда, тогда приношу извинения. Джейсон будет здесь завтра, поэтому у тебя будет, по крайней мере, донор крови и компания в постели.

— Мне хорошо и одному, Натэниэл.

— Рад за тебя. Мне — нет.

Ашер, в конце концов, орал на Кейна позади нас. Телохранители приближались, чтобы сдержать их в любой момент, так как их бои иногда перерастали в реальное насилие. Я посмотрела на Ашера и, прикасаясь к Жан-Клоду, увидела его сквозь большее количество лет, чем было мне. Я видела его через настоящую любовь, романтику, потерю и многое другое, но все, о чем могла думать: «Мы действительно хотели снова вернуться в этот бардак?» Ответом от эмоций Жан-Клода было громкое «Да!»

Натэниэл коснулся нас обоих, обнимая:

— Я тоже скучаю по нему, Жан-Клод. Я не могу найти никого, кто может сделать то, что делает он для меня в подземелье, но посмотри на них с Кейном. Ашер решил привязать себя к Кейну на всю вечность, как Мастер и животное зова. Кейн не такой сильный. Он не глава группы животных. Какой мастер-вампир связал бы себя с Кейном?

— Я связала тебя и Дамиана со мной случайно, так что кто я такая, чтоб бросать в других камни?!

— Ты была новичком в отношении силы. Ашер — нет.

— Я никогда не говорил, что Ашер мудр, — сказал Жан-Клод.

— Что верно, то верно, — подтвердила я.

Натэниэл оглянулся на потасовку:

— Я был зависим от секса. Ашер пристрастился к идее истинной любви. Наркомания никогда не заканчивается ничем, кроме несчастий.

— Ты не веришь, что Ашер мог разорвать свою зависимость, как это сделал ты? — спросил Жан-Клод.

— Извинения были эпическими, но борьба с Кейном — все тоже старое-доброе дерьмо.

Я посмотрела на Натэниэла так, будто раньше его не видела:

— Похоже что это говорит смесь нас с тобой, — сказала я вслух.

— Мы все получаем что-то от наших метафизических связей. Может я стал немного жестче.

— Что получила я?

— Ты улавливаешь слишком много эмоций Жан-Клода, чтобы мыслить ясно, — сказал Натэниэл.

Я глянула на держащего меня за руки вампира:

— Да, наверное.

— Жан-Клод, Джейсон завтра прилетит из Нью-Йорка. Мика надеется вернуться домой через пару дней.

— Ты говорил об этом с Микой? — спросила я.

— Конечно, я говорил! — Натэниэл выглядел удивленным, что я не думала, будто он это сделает.

— Я думала, что ты на него сердишься.

— Он не сказал «нет», Анита. Он просто никогда не предполагал перспективы сочетаться браком с другим мужчиной, поэтому он пытается справиться с этим.

Жан-Клод обнял Натэниэла:

— Всех нас преследуют наши маленькие драмы, не так ли, котик?

Натэниэл улыбнулся:

— Ага. — Он обнял его и положил голову на плечо более высокого мужчины. Опять же, это была эскалация^[11] телесных отношений между ними, и именно Натэниэл снова раскручивал этот клубок. Я начинала думать, что Мика не единственная долгая игра, которую он вел. Черт, Натэниэл преследовал меня годами, прежде чем я, наконец, поняла, что люблю его. Он не зацепил меня по началу. Но потом я просто прекратила бороться с тем, что уже было правдой. Мои проблемы чуть не стоили мне одной из любви моей жизни.

Натэниэл был покорной личностью, но до меня медленно доходило, что покорность не означает слабость, и что на самом деле вся власть у покорных, потому что, как только они используют стоп-слово, все останавливается. Я наблюдала, как он обнимается с Жан-Клодом и понимала, что может быть не только в подземелье у Натэниэла была власть.

— До завтрашней ночи ты останешься один, — сказал он. — Сможешь ли ты так долго сопротивляться Ашеру?

— Ты действительно думаешь, что я становлюсь слабаком рядом с ним?

— А ты становишься? — вернул Натэниэл ему его же вопрос.

Я наблюдала за этими двумя мужчинами, с требованием на лице Натэниэла и сомнениями в Жан-Клоде.

— Я не буду так слаб.

— Просто продержись, пока Джейсон не приедет завтра. Он тебе поможет.

Зазвонил телефон Жан-Клода. Он собирался проигнорировать, но мелодия звонка, как и на моем телефоне, была установлена на Ричарда Зеемана, нашего почти давно потерянного третьего. Мы не видели его в течение нескольких недель. Он был в какой-то поездке по делам колледжа, в котором он преплдавал. Жан-Клод нажал на кнопку, когда звуки борьбы у нас за спиной усилились настолько, что Ричард не смог бы не услышать их в телефоне. Это заставило нас выйти из занавешенной гостиной, и когда Натэниэл открыл большую дверь в подземелье к основанию лестницы, мы все прошли, чтобы Жан-Клод смог поговорить с Ричардом.

Разговаривая, он издавал короткие звуки, в основном «да» и «хм». Затем отключил трубку и посмотрел на меня:

— Ричард придетпереночевать и помочь мне поговорить с Ашером и Кейном.

— Я не звонил Ричарду, — сказал Натэниэл.

— Я тоже.

— Он сказал, что Рафаэль позвонил ему после того, как услышал новости от Мики. По-видимому, наш котик не единственный, кто не доверяет мне оставаться наедине с Ашером даже на ночь. — Жан-Клод уставился на телефон в руке, а затем посмотрел на нас. — Ричард не оставался на ночь в одной постели со мной почти год. По-видимому, никто не доверяет моей устойчивости в этом вопросе.

— Ты был влюблен в Ашера на протяжении веков, и твои самые счастливые воспоминания были двадцать лет, которые ты и он прожили с Джулианной. Жан-Клод, этой истории трудно сопротивляться, — сказала я.

Жан-Клод оглянулся на дверь. Мы не могли слышать ссору через дверь подземелья. Она была почти звуконепроницаема.

— Я пойду наверх с вами. Ричард должен скоро прибыть. — Тем самым он признал, что он тоже не доверял трезвости своего суждения касательно Ашера.

33

Я привыкла думать, что мой страх полетов был основан на незнании пилота. Был ли он недавно проверен на наркотики? Хорошо ли он отдохнул? Насколько он надежен? Как насчет самолета? Был ли он пригодным для полета? Была ли бригада технического обслуживания, в последний раз осматривающая самолет, достаточно компетентна? Не отвалится ли какая-нибудь деталь от корпуса при сильной турбулентности? Я имею в виду, насколько хорош был этот самолет? Но я знала пилота Жана-Клода. Я знала, что он не употреблял наркотики, хорошо отдохнул, что он заслуживает доверия, и что у него есть жена и двое детишек, к которым нужно было вернуться домой. Поэтому он хотел жить так же сильно, как и любой из нас. Я знала, что самолет хорошо обслуживается и содержится в хорошем состоянии, потому что Жан-Клод за этим следил. Мика перепроверил это, так как он использовал его больше, чем кто-либо. Я верила, что они оба ценят нас достаточно, чтобы убедиться, что все исправно. Мне пришлось признать, что моя фобия не была основана ни на одном из этих факторов. Эта фобия возникла из-за того, что рейс коммерческой авиалинии оказался опасным и едва не разбился, и с тех пор я ненавидела летать. Окей, с тех пор я была в ужасе от полетов и ненавидела их.

Новый самолет Жан-Клода вмещал пятнадцать мест и даже имел секцию, которую можно было закрыть шторами, на случай, если кто-то захочет уединиться, хотя, поскольку все те, с кем я путешествовала, имели суперслух, уединение было весьма иллюзорным. На борту имелся мини-бар и еда. Если бы мы потерпели крушениев Андах — не то, чтобы мы направлялись в том направлении, — но, если бы мы все же туда летели, нам не пришлось бы прибегать к каннибализму, по крайней мере, пару недель.

Сиденья были удобными и поворачивались, так что вы сидели только по двое, но места были обращены друг к другу в группы для общения по четыре человека, либо вы могли разворачиваться и разговаривать с людьми по другую сторону узкого прохода, не сворачивая шею. Я имею в виду, зачем прикладывать лишние усилия, верно? Несколько лет назад, я летела одним рейсом, на котором, вероятно, стала жертвой микро-взрыва, который совершенно не могла контролировать. Вы могли быть надлежащим образом защищены, с механической точки зрения, экипаж может быть самый лучший в мире, но микро-взрывы это не волновало. А теперь вопрос: как я могла провести в самолете все восемь с половиной часов, не бегая с криками туда-сюда по узенькому проходу?

Я разослала сообщение всем людям, с которыми была связана метафизически, но кто не был в самолете, и попросила их, поднять щиты. Я начала это делать после того, как Син попросил, всегда сообщать им, когда я собираюсь лететь. По-видимому, он тогда находился на уроке вождения, когда я взлетала, и что-то пошло не так. Потенциально мы разделяем все сильные эмоции, а я действительно боялась летать. Это был запланированный, осознанный момент, когда мои эмоции собирались вырваться наружу, поэтому я и разослала всем массовую рассылку. Ура технологии, улучшающей полиамурные отношения с тех пор, как был создан iPhone.

Натэниэл сидел рядом со мной, держа меня за руку. Я мертвой хваткой вцепилась в подлокотник, когда самолет начал рулить по взлетно-посадочной полосе и серьезно работала над тем, чтобы контролировать свое дыхание. Потому что, чтобы начать паниковать, по крайней мере, для полномасштабной панической атаки, вам сначала пришлось бы потерять контроль над своим дыханием. Если я контролировала свое дыхание, я могла контролировать свое сердцебиение, свой пульс, и не переходить через край истерики. На самом деле я не плакала в самолете уже много лет, но однажды до крови разодрала ногу Мике через джинсы, когда он сопровождал меня в полете. Если бы я пустила кровь на руке Натэниэла, он бы наслаждался этим, но не Мика.

— Анита, посмотри на меня.

Я с трудом сглотнула, все еще борясь, чтобы мой пульс не пытался выпрыгнуть из горла, и повернулась посмотреть на него. Я уставилась в эти большие лавандовые глаза с нескольких дюймов и мгновенно успокоилась. Не уверена — это от того, что я любила его или что он делился со мной своим спокойствием. Может, и то и другое?

— Мы летим туда, чтобы поймать плохих парней, а потом мы вместе посмотрим Ирландию. — Он сжал мою руку, и я поняла, что он в восторге от поездки. Это был один из тех моментов, когда я чувствовала разницу в возрасте или опыте между нами. Я никогда не брала его на полицейские расследования специально. Кроме тех случаев, когда оказывался со мной во время преступления, и мы внезапно оказывались по задницу в аллигаторах, но я никогда раньше сознательно не тащила его в логово льва. И вдруг вспомнила, почему. Я собиралась провести большую часть поездки, глядя на мертвые тела и охотясь на вампиров-изгоев по всему городу. Как-будто мы отправлялись в совершенно две разные поездки.

Никкинаклонился ко мне с сидения напротив и положил свою большую руку на мою.

— Анита, мы вместе.

Я посмотрела на него и почувствовала спокойствие, которое он обычно заставлял меня чувствовать. Он откинул волосы назад, и эта невероятная челка снова упала вперед, укрыв правый глаз. Я посмотрела в этот голубой глаз и пожалела, что у меня нет свободной руки, чтобы коснуться этой длинной каскадной челки и сообщить ему, как сильно я ценю, что он позволил мне увидеть его полностью.

Самолет набирал скорость. Я начала напрягаться, даже когда они оба прикасались ко мне, но Дамиан наклонился вперед и обхватил руку Натэниэла вместе соединения наших рук, чтобы он мог касаться нас обоих, и внезапно я успокоилась. Я посмотрела в эти зеленые, как трава, глаза и медленно моргнула. Спокойствие стало чем-то осязаемым и уверенным. Я почувствовала, как самолет отрывается от земли, и этот рывок пронзил меня страхом. Дамиан наклонился ближе, и зеленые глаза, казалось, заполнили все мое поле зрения. Я снова была спокойна, так спокойна.

Я чувствовала, как самолет набирает высоту, но это не имело значения. Он будет в порядке. У нас все будет хорошо. Это было прекрасно. Я была в порядке. Я медленно моргнула и глубоко вздохнула.

— Как ты себя чувствуешь? — тихим спокойным голосом спросил Дамиан.

— Хорошо, отлично, — ответила я, тоже тихим и спокойным, голосом.

Он улыбнулся мне, и я улыбнулась ему в ответ.

— Нам надо брать его во все наши междугородные поездки, — прокомментировал Дев позади нас.

— Я думал, ты расстроен, что не получил его место, — сказал Домино.

— Был, — признался Дев. — Но я не могу успокоить Аниту так, поэтому забираю свои слова обратно. Дамиан может занять мое место в самолете, если сможет проделывать это каждый раз.

Сквозь красные волосы Дамиана я разглядела белокурые волосы Дева, но в то время как волосы Дамиана спадали ниже его плеч, у Дева волосы едва доходили до плеч, и эти плечи были почти в два раза шире, чем у вампира. Мефистофель — наш Дьявол, как Ашер его назвал — был крупным парнем. И выглядел бы крупнее, если бы не сидел так близко к Никки, который заставлял всех в самолете, кроме Джакомо, выглядеть меньше. Дев, вероятно, казался бы массивным также, если бы не сидел рядом со своим кузеном, Прайдом, у которого были почти такие же широкие плечи и столь же широкая грудь. Радужка глаз Прайда имела кольцевидный окрас, которые казались бледными и яркими одновременно. Глаза Дева были бледно-голубые с кольцом золотисто-карего вокруг зрачков, так что казалось, что его глаза имели цвет лесного ореха, если голубые глаза вообще могут быть ореховыми. Большинство людей смотрели в эти красивые глаза, и ничего необычного в них видели. Но если знать, на что смотреть, то становилось понятно, что они тигриные. С такими глазами он родился, потому что у всех чистокровных тигров кланов были глаза их зверя на человеческом лице. Оба эти лица были образцово красивыми. у Дева чуть более квадратная челюсть, чем у Прайда, но все тигры золотого клана были красивыми или прекрасными, будто их выводили по росту, атлетическим способностям и красоте. В других кланах тигров тоже были симпатичные люди, но далеко не все. Два других крупнейших клана в три-четыре раза превышали численность золотого клана. Поэтому, возможно, так вышло именно по этой причине, когда ваш генетический фонд настолько мал, что все начинали походить друг на друга. Вы думаете, что это приведет к уродству или физической слабости, но иногда это похоже на разведение лучших скаковых лошадей. Они все красивые, атлетичные, пипец какие резвые, и немного легковозбудимые. На этом сходство заканчивалось. Дев и Прайд были самыми спокойными и уравновешенными, поэтому они были единственными, кто регулярно дежурил в охране со мной или Микой.

Мы еще не сказали Деву, что Ашер хотел извиниться и перед ним тоже. Тогда не было времени, а сейчас не до этого. Я чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо в самолете. Разговор об Ашере расстроил бы меня, и скорее всего разговор с Девом об Ашере расстроил бы меня еще больше, так что к черту это все. Я буду сохранять это странное новое спокойствие столько, сколько смогу. Еще будет время обсудить вампира, разбившего сердце Дева, а потом сплясавшего на его осколках, позже, когда мы будем в безопасности на земле. От одной мысли об этом, во мне снова забурлил страх.

— Анита, — позвал Дамиан. Он произнес мое имя, заставив этим взглянуть на него, в эти невероятно зеленые глаза. Страх снова отступил, как в отлив волны на море, и я вернулась к прогулке по этому спокойному метафорическому пляжу. Это было круче любой медитации, которая мне когда-либо удавалась.

— Анита, как ты себя чувствуешь? — спросил Сократ.

Это заставило меня повернуться и посмотреть на него, сидящего напротив Дамиана. Недавно еще короткие волосы Сократа теперь были сбриты почти под ноль, так что плотные завитки кудрей полностью исчезли. Его лицо казалось голым, открытым, у большинства людей это бы отняло часть красоты; я была большой поклонницей шикарных волос, но ему это шло. Даже сделало его карие глаза крупнее, и темная строгость его лица казались более выраженной. Так что привлекательное лицо стало красивым. Это означало, что он всегда был красив. Я просто не замечала этого.

— Анита, ты меня слышишь? — спросил он.

Я кивнула.

— Я слышу тебя.

— Хорошо, как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую… хорошо, отлично, хотя каждый раз, когда думаю об этом, понимаю, что не должна чувствовать себя в порядке в самолете. И это заставляет меня встрепенуться и понять, что это не я.

Магда заговорила с места позади него:

— Пожалуйста, оставь это в покое, Сократ. Анита довольна, правда?

Я кивнула.

— Хорошо. Я оставлю это, пока мы в воздухе. Но у меня возникнут вопросы, возникнут вопросы, когда мы приземлимся.

— Когда приземлимся, — повторила она.

Сократ оглянулся на нее.

— Что с тобой?

— Ты когда-нибудь летал с Анитой? — спросил Дев.

— Нет.

— А я летал; поверь мне, все хорошо.

Натэниэл сказал:

— Она в порядке, Сократ, обещаю.

— Пожалуйста, не заставляйте меня много думать об этом, — проговорила я.

Сократ поднял руки, как бы говоря «хорошо», и откинулся на спинку сидения. Домино сидел рядом с ним, наблюдая за мной своими красно-желтыми огненными глазами. Они были гораздо экзотичнее глаз золотых тигров, даже сине-карих глаз Дева. Черный клан никогда не мог сойти за людей с такими глазами цвета пламени.

Итан, сидящий за Домино, смотрел на меня мягкими серыми глазами. Они тоже были тигриными на человеческом лице, но цвет, как у золотых тигров, помогал ему сойти за человека. Хотя я узнала, что они похожи на глаза тигра, глаза всех тигров клана, которые у них былиот рождения, функционировали больше как человеческие. Это означало, что им не нужны очки по рецепту, чтобы читать, или смотреть вдаль, как в случае Мики со его постоянно кошачьими глазами. Они выглядели как глаза тигра, но функционировали скорее, как экзотические человеческие. Пока Мика не признал необходимости в очках, а я никогда не спрашивала тигров кланов, как они видят. А если не спрашивать, то и знать неоткуда. Волосы Итана были платиновым блондом с высветленными серыми прядями, или скорее темными прядями, а также от кудрей спереди к затылку тянулась темно-красная полоса. Это была не талантливая работа с краской, а естественный окрас. Он был частично белым тигром, который придавал его волосам белый цвет и более бледный оттенок кожи, но синий тигр смешался с белым, добавляя в волосы серые пряди, а красная полоса принадлежала клану красных тигров. Физически никак не выражалось, что в нем присутствовал еще и золотой тигр. Он получил эту форму после того, как встретил меня. Но он всегда мог перекидываться в три формы; теперь у него была еще и четвертая. Если бы он был из клана черных тигров, то начисто смел бы всех их. Его мать была из красного клана, его отец из белого. Но каким макаром затесался синий и золотой, никто не знал. Оба родителя должны были быть чистокровными с красного и белого кланов, соответственно. Но не думаю.

Итан посмотрел на меня в ответ:

— Анита, тебе что-то нужно?

Я моргнула и сказала, очень спокойно:

— Многие кланы тигров подталкивали меня начать серьезно встречаться с тобой, потому что в тебе большинство родословных.

Рука Дамиана немного сжалась вокруг наших рук с Натэниэлом. Как будто он боялся, что я что-нибудь не то ляпну. Я не планировала этого. Рука Никки осталась нейтральной на моей ноге, как будто он знал, что этого не случится или его не парили чувства Итана; и то и другое с ним было верно.

Итан кивнул.

— Я помню, это был способ для тебя не выбирать между кланами, а выйти сразу за несколько. Мое смешанное наследие, из-за которого ни один из красных кланов не захотел со мной спариваться, внезапно стало достоянием.

— Я знаю, что вырастивший тебя клан относился к тебе как к дерьму, — сказала я.

— Ты спасла меня, — сказал он с улыбкой.

— Мне жаль, что после того как я спасла тебя, моя танцевальная карточка была переполнена для романтики, которую ты бы хотел, но я видела, как Нильда целует тебя на прощанье на стоянке. Я не думала увидеть ее такой счастливой. Вообще-то я думала, она слишком сумасшедшая, чтобы встречаться. И рада, что ошибалась, и что вы нашли друг друга, — сказал я.

Итан улыбнулся той улыбкой, которая у вас появляется, когда вы впервые влюбляетесь.

— Все древние вермедведи немного того, но Нильде просто нужна любовь и парная терапия.

— Вы отправились на парную терапию, как только начали встречаться? — спросил Сократ, поворачиваясь на своем кресле, чтобы уставиться на другого мужчину.

— Она была в списке для обязательной терапии, или ее бы сняли с охраны. Это напугало Нильду, и я предложил походить с ней, если это поможет, и через какое-то время это превратилось в парную терапию.

Сократ покачал головой.

— Ты должен был хотеть пережить с ней все дерьмо, или ты просто лучше, чем я. Когда моя жена попросила о терапии, я ответил отказом.

— Она была на парковке, целуя тебя на прощанье. Она простила тебя?

— Нет, она меня бросила. Думаю, я хотел, чтобы она ушла, когда только стал оборотнем. Я думал, что был опасен для нее и нашего сына, и затемгруппа гиен в ЛА была безумно жестокой. Только когда попал сюда, я подумал, что у меня есть работа и жизнь, которая не поставила бы их под угрозу.

— Тебе повезло, что она ждала, пока ты одумаешься, — сказал Каазим.

— Очень повезло, — согласился Джейк с сиденья рядом с ним.

— Она не ждала. В смысле она встречалась. У нее были серьезные отношения с одним парнем, когда я попросил ее попробовать начать сначала.

— Тогда тебе вдвойне повезло, — сказал Каазим. Джейк только кивнул.

— Да, повезло. Вы видели ее: она красивая и могла получить любого, кого пожелала бы. Я не заслуживаю ее после всего, через что ей пришлось пройти.

— Я рада, что ты чувствовал себя достаточно безопасно, чтобы привезти ее и вашего сына в Сент-Луис, — сказала я.

Сократ улыбнулся мне.

— Я тоже.

— Когда ожидается пополнение? — спросила я.

— Скоро, и мы только что узнали, что это девочка.

Отовсюду раздалось улюлюканье. Фортуна произнесла с задних сидений, где сидела рядом с Эхо:

— Это замечательно чувствовать себя в безопасности, чтобы иметь семью.

Я вспомнила, как Син сказал, что Фортуна говорила с Натэниэлом о том, чтобы стать мамой его ребенка. Последовал всплеск ревности, которую я не часто испытывала.

Ревность переросла в гнев, что было моим обычным проявлением любых негативных эмоций. Рука Дамиана сжалась, но на этот раз Никки наклонился ближе, проводя рукой вверх по моему бедру. Этобыло не сексуально, больше — утешительно, но он расстегнул свой ремень безопасности, чтобы сделать это, таким образом, внезапно, оказалось, что я смотрю ему в лицо с расстояния достаточно близкого для поцелуя. Я знала, что он ощущает мои эмоции, но не мысли. Что, по его мнению, заставило меня ревновать?

Под натиском противоречивых эмоций умиротворение стало рассеиваться. Внезапно, я забеспокоилась, испугалась и… Проклятье, если при мысли о том, что у Натэниэла будет ребенок с кем-то другим, я чувствую подобное, то, что это говорит обо мне, о нас? При том, что Фортуна была нашей общей любовницей. Это было хорошим и практичным решением для всех, так почему же у меня в голове и сердце это не кажется таким уж хорошим и практичным?

Натэниэл наклонился и нежно поцеловал меня в щеку. Это заставило меня повернуться и посмотреть на него. Я поняла, что он получает не только мои эмоции, но иногда и мысли. Сколько он получил прямо сейчас? Внезапно, у меня в горле забился пульс, в груди сжалось, но это был не страх полетов. Не-а, паника относилась к ребенку, но была не той, что обычно. Я сидела в ванной, пристально смотрела на тест на беременность и молилась, чтобы он оказался отрицательным. У меня даже был один ложно-положительный результат, когда я заполучила всех своих внутренних зверей. Но глядя в глаза Натэниэла с расстояния в несколько сантиметров, я внезапно кое-что поняла. Я действительно хотела иметь ребенка от него и Мики. С Микой такой возможности не было… потому что за несколько лет до нашей встречи, он сделал вазэктомию… Но Натэниэл и я могли. Просто до этой секунды я не знала, что хотела этого. Блядь, это было чертовски плохой идеей.

Натэниэл подарил мне улыбку, которая озарила все его лицо. Он просто светился счастьем. А это означало, что он точно знал, о чем я думаю и чувствую. Черт возьми, черт, черт.

— Почему ты считаешь это чертовски плохой идеей? — спросил Дамиан, и я поняла, что в данный момент мы втроем были слишком взаимосвязаны, чтобы он остался в стороне.

Дев наклонился над спинкой сиденья Дамиана и спросил:

— Что плохая идея?

Натэниэл посмотрел на Дева этим сияющим, счастливым лицом.

— Анита хочет иметь ребенка со мной.

Дев позволил удивлению проявится его на лице.

— Вау, это… неожиданно. Отлично, но… Вау

— Желание иметь ребенка с кем-то не означает, что ты это сделаешь, — сказала я с некоторым отчаянием.

— Я думала, что это так и работает, — сказала Фортуна.

Я внезапно рассердилась на нее, потому что ее готовность забеременеть заставила меня слишком сильно об этом задуматься. Я была в бешенстве на нее в тот момент.

— Это несправедливо, Анита, — сказал Натэниэл.

— Ты действительно позволишь забеременеть от тебя кому-то?

— Я хочу иметь ребенка с тобой, но ты сказала мне, что этого никогда не случится, а я хочу детей.

— Тебе еще и двадцати пяти нет. Что за спешка? — спросила я.

— Это должно произойти не прямо сейчас, но я думал, что ты отнесешься к этому иначе, если это будет женщина из нашей полигруппы.

— Я тоже, — призналась я.

Фортуна сказала:

— Если я правильно поняла, то вы говорите обо мне и Натэниэле. Разговор о нем и обо мне не был серьезным, не более того, что я могла бы прекратить использовать противозачаточные и продолжать заниматься сексом со всеми. Как Арлекинам, нам не разрешалось размножаться, если только Мать не выберет нас для этого, и тогда, как и Сократ, мы не чувствовали себя в безопасности настолько, что я могла бы позволить себе выносить ребенка.

Эхо взяла ее за руку и сказала:

— Мы чувствовали себя в безопасности настолько, чтобы размышлять об этом, но это не ребенка Натэниэла мы хотим, а своего собственного.

Я кивнула.

— Понимаю… честно… и ты абсолютно не заслужила моего гнева, но меня просто корежит из-за того, что именно я из-за этого чувствую. Я имею в виду то, что ты и сказала: беременность выведет меня из строя. Я не смогу выполнять свою работу.

— Я тоже, в конце беременности, — согласилась Фортуна.

— Но после родов вы сможете вернуться в боевую форму, — сказала Эхо.

— Но тогда у нас будет ребенок, который может стать величайшим заложником на свете, — произнесла я.

— Забрать ребенка Жан-Клода и Аниты Блейк было бы самоубийством, — сказала Эхо.

— Маловероятно, что Жан-Клод станет биологическим отцом. Ему более шестисот лет. Большинство вампиров становятся не фертильны после сотни или около того, — сказала я.

— В юридическом плане ты выйдешь замуж за Жан-Клода, так что в глазах всего мира ребенок будет его, — сказала она.

Я взглянула на Натэниэла.

— Как тебе такое?

Он ухмыльнулся мне.

— Конечно, ребенок будет звать всех нас Папами.

— Жан-Клод, вероятно, был бы Père, что на французском означает «Папа», — сказала я. — И благодаря связи с ним, я даже произнесла это слово правильно, чего я никогда не смогла бы сделать сама.

— Наверное, у нас были бы разные именования пап для всех нас, — сказал Натэниэл

— Что ты имеешь в виду, именования пап?

— Жан-Клод мог быть Père, но мы могли бы использовать папа, папочка, папка, отец, батя весь сленг для отца.

— Ты действительно думал об этом, — сказала я, и не была рада этому.

— Анита, я пытался подумать обо всех аргументах «против», чтобы когда мы, наконец, по-настоящему поговорим об этом, я былготов. Я никогда не думал, что это будет так.

— Неважно кто отец или папка, или кто там. У ребенка по-прежнему будет висеть на груди вывеска: «Пожалуйста, похить меня и используй против моих родителей».

— Эхо уже говорила, что это было бы самоубийством, — сказал Джакомо.

— Да, но люди все чертово время совершают глупости.

— Анита, — позвал Никки.

Я посмотрела на него, находящегося так близко ко мне, почувствовала вес его руки на своем бедре, близость всей этой сдержанной мускулистой силы.

— Чтобы добраться до твоего ребенка, сначала они должны будут пройти через меня.

— И меня, — присоединился Дев.

— И меня, — добавил Прайд.

Салон самолета наполнился голосами всех тех, кто повторял те же слова.

— Да, ребенок мог бы стать заложником, если бы его можно было похитить, — сказала Эхо. — Но вероятность того, что кто-то или любая группа, убив всех нас захватит ребенка, почти равна нулю.

— И когда Эхо говорит об этом, она подразумевает только тех из нас, кто находится на этом самолете, — сказал Джейк. — Если добавить всех оставшихся дома, то на земле будет мало детей более защищенных, чем твой.

Я покачала головой, опасаясь в данный момент не того, что нахожусь в самолете.

— Все дети влиятельных людей потенциально подвержены риску, — сказала Магда. — Но немногие защищены так же хорошо, как те, которые могли бы быть у нас.

Я взглянула на нее.

— У нас?

— Вряд ли я захочу заиметь своего, но, если у Фортуны может получиться с потомством, думаю, что больше женщин — Арлекинов подумают об этом.

— Нет никакой гарантии, что я вообще могу забеременеть. Я имею в виду, что мне больше тысячи лет. Мое тело выглядит так, будто мне нет и тридцати, но я прожила гораздо больше лет. Теперь, когда у меня есть люди, которые могут помочь мне не менять форму на время, когда мне понадобится забеременеть, — а это то, что позволяет кланам вообще размножаться, — и безопасное место, все равно это может быть невозможно, — проговорила Фортуна.

— Одна из лучших вещей, связанных с тем, что кланы тигров переселяются в Сент-Луис — это возможность помогать другим верживотным в беременности, — сказал Натэниэл.

— Не уверена, что отнесла бы это в категорию «лучших вещей», — заметила я.

— А я — да. Это многих людей делает счастливыми.

Я улыбнулась ему.

— Этого мы оба хотим.

— Чтобы все были счастливы, — добавил он.

Продолжая улыбаться, я кивнула. А затем нахмурилась.

— Что случилось? — насторожился Никки.

Я посмотрела в окно самолета. Небо по-прежнему было черным и звездным, но я ощущала приближение рассвета. Точно также я чувствовала это глубоко под землей в Цирке, или в кромешной тьме пещеры, когда знала, что если продержусь до рассвета, то вампиры попадают не сходя с места и мы сможем убить их. Теперь я конечно же знала, что если вампир достаточно древний, достаточно сильный и находится достаточно глубоко под землей, то может не «умирать» с рассветом. И Дамиан был не единственным знакомым мне вампиром, который мог ходить и при дневном свете. Если вы читали «Дракулу» Брэма Стокера в оригинале, то у него Драк разгуливал при дневном свете, только надев солнцезащитные очки. Поэтому рассвет не является гарантией безопасности от вампиров, и он не защитит вас от их слуг и союзников, но рассвет все еще означал для меня нечто хорошее. Однако это не относилось к Джакомо и Эхо. Дамиан больше не мог сгореть на солнце, но свет все еще пугал его.

— Анита чувствует приближение восхода солнца, — пояснил Дамиан.

Фортуна и Магда начали опускать шторки иллюминаторов на всех окнах. Итан стал помогать. Поскольку одной из моих проблем с самолетами являлось то, что я страдала клаустрофобией, помимо боязни летать, это меня не радовало. Фактически, мой пульс начал ускоряться, первые нотки паники начали пульсировать в моих венах.

— Посмотри на меня, Анита, — попросил Дамиан.

Я посмотрел в его зеленые глаза, но не попала в то спокойное место вновь. Во мне продолжал пузыриться страх. Дыхание стало слишком учащенным.

— На этот раз не работает, — выдохнула я.

— Прости. Я тоже боюсь рассвета.

— Солнечный свет не повредит тебе, — сказал Натэниэл.

— Но для меня это новая сила. Я провел века, до ужаса опасаясь солнечного света, такого рода страх не пройдет просто так.

— Теперь ты можешь ходить в дневное время. Это должно сделать тебя храбрым, — сказал Джакомо.

Дамиан посмотрел на другого вампира.

— Должно, но сейчас это не работает.

Итан прекратил опускать шторки иллюминаторов и посмотрел на меня.

— Я понимаю, почему боится Дамиан, но ты тоже напугана, по-настоящему напугана.

Я кивнула.

— Не знаю, смогу ли лететь на самолете с закрытыми окнами.

— Я не могу лететь с открытыми, как и твоя прекрасная Эхо, — сказал Джакомо. Он закончил закрывать окна позади меня. Так что единственное окошко, оставленное открытым, было рядом со мной. Я наклонилась к нему, как цветок, ожидающий восхода солнца.

— Я знаю, что мы должны их закрыть. Просто говорю, что моя клаустрофобия брыкается, вот и все.

— Мы могли бы пристегнуть Джакомо, Дамиана и меня к сиденьям в задней части самолета, и тогда тебе не придется закрывать свое окно, — предложила Эхо.

Я посмотрела на хрупкий треугольник ее лица, в эти синие глаза, которые выглядели такими же яркими, как васильки, синего цвета, который был настолько насыщенным, что казался почти фиолетовым. Я отстегнулась, и все мужчины отпустили меня, чтобы я могла пройти к ней по узкому проходу. Она взяла мою протянутую руку. Самолет слегка покачнулся в воздухе, и мне пришлось сглотнуть и сильнее стиснуть ее миниатюрную руку, почти такую же маленькую, как и у меня. Натэниэл придал мне устойчивости, положив руку мне на бедро. Я похлопала его по руке, а затем положила руку на мягкую бледную щеку Эхо и поцеловала маленький лук ее рта. Она заколебалась, а затем обняла меня и ответила на поцелуй. Как и всегда, когда целовала ее, я подумала, какой же маленький у нее рот; только у Джейд был меньше, но, возможно, разница была в том, как они реагировали на поцелуй. Джейд целовалась так, как делала большинство вещей в спальне — неуверенно, ожидая, когда я возьму инициативу на себя. Как только я показывала Эхо свои намерения, она сливалась своим телом с моим, и мне и не нужно было вести.

Мы почти одновременно разорвали поцелуй, и с расстояния в несколько сантиметров, заглянули друг другу в глаза. У меня возник вопрос: выглядела ли я такой же пораженной, как и она? Я изучала ее лицо и ощущение нас, все еще обнимающих друг друга. В своих сапогах на высоких каблуках, я была почти одного с ней роста и это также мне нравилось. В моей жизни было достаточно тех, кто был выше меня.

— Я ценю это лицо больше, чем боюсь закрытых окон, — сказала я.

Она одарила меня улыбкой, которая казалась застенчивой, но заставляла ее глаза наполняться удовольствием. Я никогда не была уверена, была ли это ее настоящая улыбка или та, что, по ее мнению, будет приятной без демонстрации сильных эмоций. Многие старые вампиры доходили до того, что у них оставалось очень мало естественных выражений лица, потому что чистые эмоции наказуемы. Поначалу Жан-Клод тоже осторожничал рядом со мной. Однажды, я бы хотела увидеть улыбку Эхо, которая убедила бы меня в том, что это действительно то, что она чувствовала.

— Мы должны быть в полной безопасности в задней части самолета, — сказала она.

Я покачала головой.

— Аварии случаются, поэтому не стоит.

— Значит моей красотой ты не восхищаешься также, — произнес Джакомо и встал в позу, повернув лицо вверх и в сторону, чтобы показался шрам, пересекающий его глаз.

Я рассмеялась, так как он имел в виду меня, и сказала:

— Ты очень милый, но я не сплю с тобой, так что мне все равно.

Он посмотрел на меня и усмехнулся, и я снова не знала, были ли это его настоящие эмоции или выражение лица, которое от него ожидали. Но пусть хранит свои эмоциональные секреты. В первую очередь, я буду беспокоиться о тех людях, с которыми пытаюсь построить отношения.

Подошла Фортуна и обняла нас обеих, тем самым превратив все в групповые объятия. Она поцеловала меня и рот у нее был шире, чем у Эхо, а губы немного полнее. Поэтому, когда мои глаза были закрыты, поцелуй был больше похож на поцелуй с кем-то из мужчин. Хотя, грудь, прижатая к моему плечу, напомнила мне, что Фортуна не была одним из парней.

— Неужели я единственный, у кого возникли проблемы не пошутить на тему девочка с девочкой? — ухмыльнулся Дев.

— Нет, — ответил Натэниэл.

— Да, — сказал Прайд.

— Мне нравится смотреть на трех красивых женщин вместе, как и любому мужчине, но рассвет близок, — напомнил Каазим.

Все еще обнимая нас обеих, Фортуна повернулась к нему и сказала:

— Тебя не тронул вид нас троих вместе. Если честно, я не знаю, что тебя трогает, Каазим.

— Служба моей королеве и ее королям в меру своих возможностей.

— Фигня, — сказала я.

Фортуна ухмыльнулась мне и сказала:

— Я согласна с Анитой: фигня.

— Джейк, разве меня это не трогает?

Второй мужчина усмехнулся, но это больше походило на оскал, словно бы он больше скалился, нежели улыбался.

— Думаю, мне бы хотелось, чтобы меня оставили в стороне от этой дискуссии.

— Неужели спустя столько времени ты совсем меня не знаешь, старый друг?

— Я знаю твои самые сокровенные желания настолько же, насколько ты знаешь мои, старый друг, Каазим.

— Перевожу: Ты не знаешь. — сказал я.

Джейк посмотрел на меня.

— Это не то, что я сказал.

Дамиан коснулся моей руки и заставил меня взглянуть на него сверху вниз.

— Я знаю, что даже с открытым окном буду здесь в полнейшей безопасности, и могу не умереть на рассвете, но все же перешел бы в заднюю часть самолета вместе с другими вампирами, если никто не против.

Я наклонилась и поцеловала его.

— Конечно, садись там, где чувствуешь себя в безопасности.

— Рассвет почти наступил. Салон защищен? — проговорил в микрофон пилот Джэф.

— Никки, закрой окно, — попросила я.

Он перегнулся через Дамиана и похлопал меня по бедру… ладно-ладно, по заднице… и закрыл окно. Клянусь, свет в самолете потускнел. Я знала, что это не так, но казалось, что стало темнее. Дерьмо.

Эхо поцеловала меня в щеку.

— Спасибо, Анита.

— Я большой, взрослый некромант. Я справлюсь.

Она улыбнулась и ушла, чтобы найти место и пристегнуться, потому что как только встанет солнце, она упадет словно труп, которым практически и была. Джакомо присоединился к ней, двигаясь к задней части самолета. Дамиан отстегнулся и встал. Натэниэл потянулся вверх и притянул его в поцелуй, на который тот без колебаний ответил. Какой бы магией Натэниэл не воздействовал на вампира, она все еще работала. Он отправился, чтобы присоединиться к другим вампирам, в то время, как все остальные сменили свои места, чтобы вампиры смогли занять самые дальние в задней части самолета, где было немного темнее, просто на всякий случай.

Фортуна обняла меня; остались только мы двое. Мне приходилось смотреть немного вверх, чтобы встретиться с ее светло-голубыми глазами, синеву цвета незабудок которых обрамляли ярко-синие ресницы, которые были словно подкрашены самой крутой тушью. Именно ее глаза заставили меня отвести Сина в сторону и поставить под лучи яркого света, чтоб обнаружить, что его ресницы были не черными, как я всегда думала, а невероятно темно-темно синего цвета. Это была очень небольшая выборка, но пока только у всех синих тигров ресницы были такого же цвета, как и название клана. Безусловно, не все члены золотого клана обладали золотыми ресницами, или даже бровями.

— Спасибо, что позаботилась о ней, — сказала Фортуна.

— Предполагается, что о любовниках нужно заботиться, не так ли?

Она улыбнулась мне, лицо ее выглядело на двадцать пять и останется таким навсегда, но внезапно она стала выглядеть сверх циничной, словно годы, не отразившиеся на лице, все же отпечатались в глубине синих глаз.

— Да, — согласилась она, — так и есть, но огромное количество людей, кажется, не знает этого. Спасибо, что не принадлежишь к их числу. — Она поцеловала меня в лоб, словно дитя, а затем — в губы, как любовницу. Она оставила меня, чтобы поцеловать Эхо на прощание прежде, чем восходящее солнце украдет у нее ее Мастера и любовницу. Для вампиров, путешествующих с нами, в нижней части фюзеляжа, были упакованы гробы, и я знала, что у Фортуны и Магды были спортивные сумки, достаточно большие для того, чтобы, если придется, уложить их Мастеров и унести на спине, но это годилось на короткие промежутки времени, либо если что-то пойдет ужасно не так. Третья спортивная сумка в салоне была для Дамиана, просто на случай, если он вновь умрет на рассвете. Если это произойдет, то мы обойдемся с ним, как и с остальными вампирами, несмотря на то, что ни Натэниэл, ни я не успели попрактиковаться в ношении его подобным образом. Дамиан не был крупным парнем, но он был высоким, так что, вероятнее всего, его бы понес Натэниэл, потому что был выше и шире меня.

Я вновь заняла свое место рядом с Натэниэлом и видела, как Магда проверяет ремень безопасности Джакомо, пока он откидывает спинку кресла, чтобы лечь. Она не станет целовать его на прощание, потому что, насколько я была в курсе, они не целовались. Они не были любовниками. Они были бойцами-соратниками, приятелями по битвам, напарниками как в полиции, вероятно даже лучшими друзьями, но никакой романтики между ними не было. Бывшая с нами, Магда доказала, что бисексуальна. Поэтому я не знала, почему они не добавили «приятели по сексу» в свой список, но кажется, между ними существовало просто взаимоуважение и партнерство, нечто среднее между тем, что было у меня с Эдуардом и сержантом Зебровски, который был моим напарником, когда я работала дома с Региональной группой расследования противоестественных событий. Мы с Эдуардом были друг для друга почти лучшими «мужиками». Зебровски же внес меня и Натэниэла в короткий список людей, которые в случае крайней необходимости, могут забрать его детей из школы в случае крайней необходимости. Мне бы никогда не пришло в голову переступить черту и начать романтические отношения с Зебровски. С Эдуардом же мы давным-давно прояснили, что наша дружба для нас важнее, чем дружба с привилегиями. Вы можете дружить со своим сексуальным партнером, но лучшими друзьями вы не будете, потому что секс мешает. И если вы пытаетесь построить романтические отношения, то это означает, что обычная дружба почти невозможна. Мне говорили, что есть люди, которые сумели достичь и того и другого, но я таких никогда не встречала. Быть может Магда и Джакомо тоже решали математику отношений, и победило партнерство. А может я не понимаю никого из них достаточно хорошо, чтобы делать предположения.

Я наблюдала насколько по-разному два moitié bêtes^[12] укладывали своих Мастеров-вампиров. Дамиан пристегнулся и принялся опускать спинку кресла. Я думаю, что если бы он умер с рассветом, это бы беспокоило меньше, чем наблюдать, как его тело неуклюже опускается назад. Фортуна и Эхо были главными друг для друга, но, кажется, у Магды не было серьезного любовника вне нашей полигруппы, и ни один из нас не был по отношению к ней серьезно настроен. Хотела ли она стать чем-то серьезным для кого-то?

Натэниэл встал, чтобы узнать, хочет ли Дамиан, чтобы он подержал его за руку, как это делала Фортуна и Эхо. Я вспомнила, как несколько лет назад Жан-Клода попросил меня побыть с ним на рассвете. Наблюдение, как он «умирает», лишь только за окнами отеля забрезжил рассвет, стало моим первым подтверждением тому, что вампиры действительно умирают на рассвете. Я слышала, как вырывается его дыхание и чувствовала, как энергия изменяется с живой на не живую. Из медицинских отчетов я знала, что активность мозга вампиров не умирает, как при настоящей смерти и по факту, даже не снижается настолько сильно, как у людей, впавших в кому, но наблюдение за происходящим без мониторов говорило об обратном. Все выглядело так, как если бы перед вами умирал любой другой человек. Я видела, как люди умирали по-настоящему, как на рассвете «умирали» вампиры и убивала вампиров на веки вечные. Все это выглядело почти одинаково.

Натэниэл вернулся на свое место.

— Дамиан боится, что, если будет держать меня за руку, то не умрет на рассвете.

— Почему он хочет умереть на рассвете? — спросил Сократ через проход.

— Когда он спит, как обычный человек, у него ночные кошмары, — сказала я

— Понимаю, почему он хочет пропустить это, — сказал он.

Я почувствовала, как солнце поднимается по другую сторону закрытых окон и ощутила, как умирает Дамиан. Натэниэл крепко схватил меня заруку. Он тоже это чувствовал. Я услышала позади нас звук закрываемой шторки и не винила того, кто это сделал. Потому что на одном окне она была подогнана не идеально и пропускала тончайшую золотую нить, которая скользила по внутренней части самолета. Домино находился к нему ближе всех, и попытался с силой прикрыть эту последнюю часть.

— Она не соответствует окну и не закроется больше.

Мы достали салфетки из бара и забили ими щель «закрытого» иллюминатора.

— Хорошо, что ни один из вампиров не остался здесь, — прокомментировал он.

Мы все согласились.

— Кто-нибудь, пометьте себе, чтобы это окно починили. Светонепропускающие шторки для нас не праздная роскошь.

— Сделано, — сказал Никки, делая пометку в своем смартфоне.

Мы все расселись по своим местам. Однако Дев поднялся, чтобы пересесть напротив Натэниэла, на место Дамиана. Даже при наличии комфортабельных вращающихся кресел, рядом с Никки, для его плеч места едва хватало. Я не была уверена, что они бы поместились сидя рядом в обычном самолете.

— Что вы, ребята, делаете на коммерческих авиалиниях? Я имею в виду, как вы помещаетесь на сидениях?

Они посмотрели друг на друга, а затем Никки ответил:

— Я летаю первым классом.

Дев усмехнулся:

— Не помещаюсь.

Я улыбнулась в ответ. Просто не могла иначе.

— Ладно, это был глупый вопрос.

Натэниэл положил руку мне на плечи и сказал:

— Мы должны рассказать Деву об Ашере.

Улыбка исчезла на лице Дева.

— Мне не нужно ничего о нем знать.

— Именно это — нужно, — сказала я.

Мы рассказали ему, Никки, и всем остальным присутствующим в самолете, кто хотел слушать. Пространства было недостаточно для того, чтобы действительно хранить секреты, особенно если у окружающих людей суперслух. Это было похоже на попытку сохранить секреты рядом с Суперменом: просто невозможно.

К тому времени, как мы закончили, Дев хмурился и потирал свои виски.

— Прости, — сказала я.

Он открыл глаза и посмотрел на меня.

— Не ты разбила мое сердце. Почему ты извиняешься?

— Наверное, я сожалею, что Ашер такое дерьмо.

— Он был дерьмом и по отношению к тебе.

— Но я не хотела жениться на нем, так что это не так сильно разбило мне сердце, — сказала я.

Дев улыбнулся, больше разочарованно, чем счастливо.

— Да, ну, мне еще нет и двадцати пяти, так что я могу сделать глупый выбор.

— По крайней мере, он не сказал «да», — сказал Никки.

Дев недружелюбно посмотрел на него.

— Я хотел, чтобы он сказал «да», иначе я бы его не спросил.

— Если бы он сказал «да», тогда ты трахался бы только с Ашером; ты действительно этого хочешь?

— Он никогда не был моногамен с тобой, зато ожидал этого от тебя, — сказала я.

— Кузен, — позвал Прайд, склонившись между сидениями Дева и Никки, — Ашер — один из самых эгоистичных людей, которых я когда-либо встречал. Не знаю, как ты смог встречаться с ним так долго.

— Он самый красивый человек из всех, кого я когда-либо встречал, — вздохнул Дев.

— Никто не достаточно красив, чтобы компенсировать то, какой он эгоистичный ублюдок.

— Секс был потрясающим.

Прайд пожал плечами, а махнул рукой словно отметая его утверждение.

— Все мы остаемся с психопатами дольше, чем нужно ради секса.

— Мне не нравится мысль, что только психопаты великолепны в постели, потому что это не так, — сказала я.

Они все посмотрели на меня.

— Что? У меня отличный секс, и я не встречаюсь с психопатами.

Они переглянулись, а потом Никки сказал:

— Анита, я социопат, который пытался убить тебя и почти всех, кого ты любила, когда мы впервые встретились. Как это не самый сумасшедший парень в мире?

— Окей, подловил, — ответила я улыбаясь и потрепала его по колену.

Натэниэл сказал:

— Я был сумасшедшим парнем в течение многих лет, пока не пошел на терапию и не начал работать над своими проблемами.

— Но сексом занимаешься, как будто все еще сумасшедший парень, — заметил Дев, наклоняясь вперед и целуя Натэниэла. Он отстранился, его рука играла с толстой косой Натэниэла.

Натэниэл провел рукой по бедру другого мужчины, когда сказал:

— Ты обалденно трахаешься, для того, кто не сумасшедший.

Это рассмешило Дева и он потянулся за еще одном поцелуем. Этот поцелуй длился немного дольше, и я наблюдала, как зачарованная. Я была с ними вместе не раз и знала, что они делают куда больше друг с другом, но это просто делало их лучше вместе, и мне было хорошо от этого.

Дев отодвинулся назад и сказал:

— Я такой ванильный по сравнению с тобой.

— Все здесь ванильные, по сравнению с Натэниэлом, — сказал Прайд.

Мы все покачали головами. Итан сказал через проход:

— Никто больше не сидит там с тобой.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Прайд.

— Это одна из причин, почему мы с Анитой не постоянные любовники. Я ванильный, а она нет, и ее не привлекают ванильные мужчины натуралы.

— Я не буду извиняться за то, что мне нравится, — сказала я.

— Я и не просил, просто пытаюсь объяснить Прайду, что Натэниэл здесь не единственный неванильный.

— Как и я, — сказал Домино. — Я слишком ванильный, чтобы быть частью гарема Аниты. Я могу заниматься групповым сексом, если будет достаточно женщин, но кроме этого я не той ориентации, как остальные мужчины Аниты.

— Я думал, Натэниэл единственный… не хотел никого оскорбить, — смутился Прайд.

— Самый шлюхастый по боли в жизни Аниты, это ты хотел сказать.

Прайд расслабился:

— Да, именно это я и имел в виду.

— Натэниэл не единственный из нас, кто любит боль, просто он заходит дальше остальных, — пояснила я.

— Я считаю, Дев ванильный, за исключением того, что он бисексуал, — сказал Прайд.

— Я участвую в групповом сексе, и ты знаешь, что я эксгибиционист, — сказал Дев.

— Наверное, я просто считал бондаж не ванилью.

— Прости, Прайд, но ванильный секс уже, чем просто не заниматься бондажем, — сказала я.

Дев заявил:

— В первый раз с вами, я был с Ашером, Натэниэлом, Микой и Анитой. Четырехслойный «бутер» не считается ванилью.

— Хорошо, я признаю, что ошибался в своем определении ванили, и, если бы ты был в подчинении, как Анита, или Натэниэл, я мог бы понять, почему ты скучаешь по Ашеру. По-видимому, он талантливый Топ в подземелье, но вы с ним никогда не играли в доминант-сабмиссив вместе.

— Нет. — Вся улыбчивость сошла с лица Дева. Он вернулся на свое место, пытаясь ни к кому не прикасаться.

— Если тебе не нравится боль, тогда вампир не может хорошо отсосать тебе из-за клыков, так что секс был действительно настолько хорош, или это была просто часть любви к нему? — спросил Прайд.

— Он действительно хорош в сексе. Анита подтвердит, — сказал Дев.

Вслед за Прайдом, все обернулись на меня.

— Ага, он хорош в постели, но не лучше Жан-Клода и Натэниэла, и ты спал с ними со всеми, — сказала я.

— Ты снова начал трахать женщин, и это стоит того, чтобы избавиться от Ашера, — сказал Никки.

— Я люблю женщин, но готов был отказаться от них, ради него, — вздохнул Дев.

— Я не понимаю, как ты согласился отказаться от женщин, — сказал Прайд.

— Тебе совсем не нравятся мужчины, кузен. Конечно, ты не поймешь. Я видел это так же, как моногамию в браке.

— Но, большинству моногамных людей нравится только пол человека, за кого они выходят, поэтому они бросают всех остальных, но если им нравятся мужчины, у них все равно есть мужчина, с которым можно спать, и то же самое, если они любят женщин. Ты согласился отказаться от половины человечества, с которой любил заниматься сексом, а Ашер все еще спал с Анитой, так что только ты бросил женщин. С его стороны было дерьмово просить тебя об этом, — сказал Прайд.

— Я не знал, что ты так сильно его не любишь, — сказал Дев.

— Он обращался с моим кузеном как с дерьмом, причинил боль моим друзьям. Он ранил людей, защита которых — моя работа… Так почему он должен мне нравиться?

— Почему ты не ненавидишь его? — спросил Никки.

— Он не стоит стольких эмоций, — добавил Прайд.

— Если б вы любили мужчин, вы бы меня поняли.

— Нет, Дев, я бы не понял. У меня нет психопаток бывших. Я не сплю с плохими девочками или мальчиками. Мне нравятся хорошие и добрые, а секс с ними может быть таким же горячим.

— Откуда тебе знать, что твой «горячий секс» так хорош, как секс с плохими девочками, если у тебя его никогда не было? — спросил Никки.

Прайд открыл рот, чтобы что-то сказать, затем закрыл его, выглядел озадаченным и, наконец, рассмеялся.

— Ладно, ладно, думаю ни откуда, но у меня отличный секс, и она не сумасшедшая.

— С кем это ты занимаешься сексом? — спросил Дев.

— Не твое дело, — качнул головой Прайд.

— Эй, ты сам это начал.

— Не начинал. На самом деле, мне жаль, что я что-то сказал.

— Ты с кем-то встречаешься, и я об этом не знаю? — не уступал Дев.

— Нам больше не восемь, Дев. У всех нас есть взрослые секреты.

— Если Прайд и встречается с кем-то, то об этом никто не знал, — сказал Никки.

Я покачала головой.

— Для меня это новость.

— Кто она? — спросил Никки.

— Почему тебя это волнует? — спросил он.

— Потому что ты хочешь сохранить это в секрете, — усмехнулся Никки.

— Это аргумент Дева, — сморщился Прайд.

— Вообще-то, в этом я согласна с Никки. Потому что вспоминаю каждое твое взаимодействие с любой женщиной, с которой я тебя встречала, пытаясь понять, кто она, — сказала я.

— И почему ты хочешь сохранить это в секрете, — добавил Дев.

— Замужем? — предположил Никки.

— Нет, никогда не помогу никому нарушить их обеты.

— Так, если она не замужем, то почему это такая глубокая, темная тайна? — спросила я.

Он покачал головой.

— Нет, я закончил, потому что, если буду отвечать на вопросы, вы можете понять кто это, и она психанет на меня. Я не облажаюсь.

Я сощурилась, глядя на него, словно пытаясь сильнее сфокусироваться на нем. Это бы доставало меня, но в основновном потому, что большинство оборотней чрезвычайно открыты в сексе и отношениях с людьми, которых они считают частью своего сообщества. Таких запретов, как у обычных людей, среди них просто не было.

— Она человек, обычный человек? — спросила я.

Он покачал головой.

— Нет, я больше не говорю об этом. Она слишком важна для меня, чтобы я испохабил все это, только потому, что мы застряли в самолете и нам больше нечем заняться, кроме, как трепаться.

Самолет покачнулся, словно услышал, что Прайд говорил о нем. Я вцепилась в подлокотник кресла и руку Натэниэла.

— Было бы неплохо поговорить о чем-нибудь, — проговорила я немного напряженным голосом.

— Прости, Анита, но я не стану говорить об этих отношениях, даже чтобы отвлечь тебя, пока ты храбро справляешься со своими страхами. Они слишком важны для меня.

Дев посмотрел на своего кузена.

— Кто бы это ни был, у тебя с ней серьезно.

Прайд кивнул.

Он пристально посмотрел на Прайда и, наконец, сжал его плечо так, чтобы тот ответил на его взгляд.

— Ты бы женился на ней?

Прайд покачал головой, а затем сказал:

— Думаю да, если она согласится, но сейчас она не хочет ни за кого выходить.

— Как долго ты готов ждать? — спросила я, потому что ворошить личную жизнь Прайда было намного лучше, чем беспокоиться о том, насколько хорошо работает аэродинамика.

— Сколько потребуется, — ответил он.

— В зависимости от того, кто или какая она, это может быть очень долго, — сказала я.

— Она того стоит.

— Ничего себе, — присвистнул Дев. — Я не слышал, чтобы ты был таким серьезным, с тех пор как нам было по тринадцать, и ты хотел жениться на маленькой девочке по соседству.

— Мне было тринадцать, и ты со своей сестрой разбили мне сердце с маленькой девочкой по соседству.

— Мы сыграли: Покажи мне, и я покажу тебе. Ты мог бы пойти и поиграть с нами.

— Я относился к ней настолько серьезно, как мог тринадцатилетний. Я не хотел играть с ней. Мне хотелось признаться в своей настоящей, первой любви. — Думаю, Прайд смеялся над собой.

— Она выросла слишком извращенной для тебя, Прайд.

Прайд посмотрела на другого мужчину

— Откуда ты знаешь?

Дев усмехнулся.

— Энжел отправилась в тот же колледж.

— Я хочу это знать?

Дев усмехнулся шире.

— Вероятно нет.

Прайд покачал головой и закатил глаза.

— Я сохраню свои иллюзии о моей первой серьезной влюбленности, спасибо.

— Если Энжел решит привезти ее домой, ты первый узнаешь.

— Подожди. Что? — воскликнул Прайд.

— Мы действительно сможем встретиться с той девочкой, с которой вы, ребята, играли в дочки-матери? — спросила я.

Дев усмехнулся.

— После колледжа, они с Энжел поддерживали связь. Они обе — би, и вместе с другими выпускниками пытались найти свое место в большом городе.

— Мы не привозим домой соседей, — сказал Прайд.

— Когда Энжел в последний раз приезжала домой, то говорила, что они встречаются и большую часть времени проводила сама по себе. Она очень психует, что ее вызывают в лоно семьи после того, как она организовала себе успешную жизнь вне клана.

— Поэтому она такая раздраженная все время? — спросила я.

— Отчасти, но она всегда была менее дружелюбной из нас двоих. Она обижается, что ее называют Добрый Ангел. Такие имена вызывают желание восстать против них.

— Итак, Мефистофель, почему ты не восстал и не стал идеальным маленьким ангелом? — продолжила спрашивать я.

Он снова усмехнулся, а затем его глаза заполнились жаром, который изменил усмешку на нечто более первобытное, что заставило меня вздрогнуть, когда он уставился на меня.

— Я перешел на другую сторону, — сказал он голосом, похожим на мурлыканье. — Решил соответствовать своему имени.

— Мефистофель, — сказала я.

— Девил^[13], — поправил он.

Самолет снова накренился, и я изо всех сил старалась впиться ногтями не в руку Натэниэлу, а только в подлокотник сидения.

— Я стараюсь быть на стороне ангелов, но играю так, будто я за другую команду, — сказала я немного напряженным голосом.

— Ты нас всех заставляешь играть за ангелов, но набираешь с другой стороны, — сказал Никки.

— Ты не дьявол, — сказала я, глядя на него снизу вверх.

— И не ангел.

— Тебе нравятся исправившиеся грешники, Анита, — сказала Фортуна, опираясь на спинку кресла Прайда.

— Ты заставляешь меня походить на Армию Спасения.

— Я не исправился, — сказал Никки.

— И я тоже, — присоединился к нему Дев.

— Думаю, чтобы исправиться, вы должны раскаяться, и никто из вас не такой, — сказала я.

Фортуна рассмеялась.

— Они совсем, не такие.

— Скоро принесут еду.

— Не знаю, смогу ли я есть, — засомневалась я.

— Ты должна есть, Анита. Это успокоит все остальные виды голода.

— Ты должна есть обычную пищу, — согласился Никки.

— Если не будешь есть настоящую пищу, тебе придется кормить ardeur, прежде чем мы приземлимся, — сказал Натэниэл.

— Который может распространиться на пилота. Да, Жан-Клод объяснил это, — вздохнула я и посмотрела на Фортуну. — Так что там на ужин?

34

Я была в порядке, пока мы не начали снижаться, да еще и с закрытыми окнами, и это стало проблемой. Сама по себе посадка и так пугала меня, но, судя по всему, возможность видеть, что происходит, делала ее менее стремной; однако когда тебя запирают в узкой металлической трубе, и ты ощущаешь, как она мчится к земле, при этом самой земли ты не видишь, и не можешь понять, приземляетесь вы или падаете… У меня начался приступ паники, и я боролась с ней, вцепившись в Натэниэла и Никки, словно от этого зависела моя жизнь. Дев наклонился, положил руку на мое бедро с незанятой стороны и сказал:

— Все хорошо, Анита.

Мне хотелось ответить: «Ты не можешь этого гарантировать», но я боялась, что если открою рот, то либо заору, либо меня вырвет, так что лучше держать язык за зубами. Я почувствовала толчок, когда самолет приземлился. Закрыв глаза, я попыталась ощутить облегчение, и мне это удалось, но в то же время я до одури хотела вырваться из этой блядской металлической трубы смерти!

Дверь открылась и в салон хлынул свежий воздух. Узел в моей груди и желудке ослаб. Я снова могла дышать, не пытаясь подавить в себе желание заорать.

Пилот объявил:

— Все должны предъявить свои медкарты с пометками о болезнях и противопоказаниях таможенникам, которые поднимутся на борт для осмотра, а также позволить им сравнить лица вампиров с их паспортами, поскольку сейчас день, и мы не можем привести их в самолет.

Медицинские карточки с пометками были вроде тех, которые носят с собой аллергики и люди с другими заболеваниями; в том случае, если вы будете без сознания, они позволяют врачам узнать необходимую информацию о вас, вот только в наших карточках говорилось о том, что мы были ликантропами либо носителями ликантропии. Ирландия, как и большинство других стран Европейского Союза, настаивали, чтобы ликантропы носили с собой специальные предупредительные метки. Это мог быть браслет, кулон, карта, нашивка на вашей одежде, но что-то должно было быть обязательно. Если какой-нибудь ликантроп попытался бы просто попасть в Ирландию, Англию или большую часть ЕС под видом обычного человека, и его бы раскрыли, это привело бы к автоматической депортации с вероятным последующим тюремным заключением. У тех, кто путешествовал с Микой, уже были свои предупредительные метки, и он помог нам ускорить выдачу документов всем остальным. Видимо, вся эта ситуация была довольно спорной, поэтому представители власти облегчили и ускорили получение карт, чтобы им снова не предъявили иски за нарушения гражданских прав и другие подобные вещи. Изначально Англия хотела ввести обязательные татуировки для ликантропов, но эти штуки не всегда остаются на коже оборотней. Тогда они предложили принудительно клеймировать ликантропов, но адвокаты, пресса и общественность стали сравнивать эти инициативы с практикой нацистов в отношении евреев. Поэтому нам просто нужны были карточки, но если официальный служащий, скажем, полицейский, попросил бы их предъявить, а мы бы этого не сделали, то это могло бы послужить основанием для депортации. Поощрялось наличие нескольких карт. Я чувствовала себя немного странно со своей карточкой, потому что технически я не была ликантропом, но мои официальные документы гласили, что я являюсь носителем, и для правительственной работы мне нужна была эта карта.

Мне ужасно хотелось выбраться из самолета, но я не хотела оставлять Дамиана. Мне еще никогда не приходилось путешествовать с вампиром, за которого я несла ответственность; к тому же, днем, во время его смертоподобного сна, мы с Натэниэлом были его единственной защитой.

По ту сторону шторы, стоя между двумя «спящими» вампирами, отозвалась Магда:

— Идите. Я подожду здесь с нашими мастерами и Дамианом.

Фортуну, по-видимому, это устроило, потому что она покинула самолет вместе с остальными. Никки, Натэниэл и Дев все еще оставались со мной.

— Я думал, ты первой ломанешься в дверь, — усмехнулся Дев.

— Полагаю, мне нужна была минутка, чтобы подготовиться к встрече с ирландскими властями, — ответила я.

Голова Сократа появилась в открытой двери:

— Вы нужны нам с вашими паспортами и картами.

Я попыталась встать — ага, именно «попыталась», потому что на мне все еще был застегнут ремень безопасности, и я чуть себя нахрен не располовинила, пытаясь подняться. Мелочи, которые учат меня смирению.

35

Я ступила из самолета на взлетную полосу или на асфальт, или как там называется это искусственное покрытие любого крупного аэропорта, и еле сдержала в себе желание рухнуть на колени и припасть к этой твердой поверхности. Я часто ловила себя на этом желании, когда покидала самолет и возвращалась на твердую почву, но обычно оно не было таким сильным. Натэниэл взял меня за руку, как только я сошла с трапа. Он огляделся и сказал:

— Вид не особо ирландский.

Здание и прилегающая территория казались обычным аэропортом, как частная зона любого другого аэропорта, в котором мне доводилось бывать, и все это не казалось ирландским; оно вообще никаким не казалось. Если во время путешествий вы видели только аэропорты и отели, то все покажется вам одинаковым. Даже за пределами страны, если вы остановились в сетевом отеле, и люди вокруг вас говорят по-английски, вам покажется, что вы и не покидали дом, за исключением того, что теперь вы вдали от своего реального дома, личных вещей и людей, которых вы любите. Разумеется, в этот раз последний пункт не был для меня актуален.

Я посмотрела на Натэниэла, и его темно-рыжие волосы казались красными в тусклом солнечном свете. Небо было затянуто серыми тучами, и в воздухе висело ощущение дождя. Мы взяли одежду, пригодную для дождливой погоды, для всех, у кого она была. Натэниэлу с Дамианом пришлось покупать отдельно, но у остальных она была. На моей ветровке была эмблема маршала США, и если бы местная полиция потребовала, чтобы я переоделась во что-то более нейтральное, мне пришлось бы отправиться за покупками, но пока они не настаивали, я могла носить то, что есть. Сейчас на мне был легкий кожаный жакет, который вряд ли пережил бы дождь лучше, чем тот, в котором приехал Натэниэл. Остальные были либо одеты в кожу, либо уже натянули плащи. Большинство плащей были с подкладками, и они лучше годились для местной температуры, чем кожаные куртки, и определенно выйдут победителями, когда начнется дождь. Хотя в них не так прикольно обниматься. Я провела рукой по спине Натэниэла — его кожанка была мягкой и приятной на ощупь. Разумеется, под ней я чувствовала твердую линию его плеч и спины, и это могло вызвать желание прижаться к нему, в отличие от плаща. Я оглянулась на остальных, пока они выгружали наши пожитки из багажного отсека самолета, и подумала о том, что надо бы прикоснуться к Никки, и посмотреть, будет ли у меня на него такая же реакция. Может, здесь роль играет человек, а не пальто, или и то, и другое вместе?

Чиновник в форме вышел из здания вместе с Сократом, который крикнул:

— У кого из вас паспорт Дамиана?

— У меня, — ответил Натэниэл, и вернулся к самолету вместе с ними, чтобы служащий мог посмотреть на «спящего» вампира и убедиться, что мы не пытались подменить одного на другого. Все выглядят по-разному, когда спят и бодрствуют, так что я гадала, насколько трудно будет убедиться в том, что фотография соответствует реальности. Я могла с этим справиться, потому что часто смотрела как на мертвых, так и на живых, но решила забить и отправилась в здание вместе с остальными. У меня был свой собственный паспорт и карточка на шнурке под рубашкой, в которой говорилось, что я являюсь носителем ликантропии. В последний раз, когда я выезжала из страны, мне нужен был только паспорт. Перемены меня не слишком радовали.

Только когда сотрудники в здании заговорили с ирландским акцентом, стало ясно, что мы, по ходу, действительно в Ирландии. Их говор был вполне понятен, но создалось ощущение, что я угодила в кино, потому что до сих пор мне только там доводилось слышать настоящий акцент. Дамиан и остальные могли изобразить его при необходимости, но это не то же самое. Не знаю, в чем было дело — в исполнении, в переливах или в ритме, но местные звучали немного иначе. В любом случае, пока я стояла и ждала, когда они закончат сверять паспорта и медицинские карточки, все это казалось каким-то менее реальными. Я никогда не думала, что увижу Ирландию своими собственными глазами. Тем более в компании толпы своих людей, трое из которых были вампирами, а десятеро — оборотнями. Когда-то я была повсеместным пугалом для маленьких плохих вампирчиков и одичавших ликантропов, а теперь сама стала одной из них. По крайней мере, так говорила моя карточка. «Носитель ликантропии», словно я какой-то кругосветный перевозчик опасных грузов.

— Поздравляю, кольцо потрясающе, — сказала женщина в униформе.

Я посмотрела на свою левую руку с платиновым кольцом, инкрустированным белыми бриллиантами и большим сапфиром: мое рабочее кольцо. Это все, что я могла сделать, пока на языке вертелось: «Видели бы вы другое кольцо». То, другое, ютилось в сейфе в Цирке Проклятых, пока мы ждали, когда закончат еще одно компромиссное обручальное кольцо, которое также, как и предыдущее, было ручной работы. То, что лежало в сейфе, Жан-Клод надел на меня во время предложения, сделанного под прицелом видеокамер. Оно было усыпано белыми бриллиантами, по-настоящему огромными белыми бриллиантами. В центральном камне было столько карат, что охранники должны были повсюду таскаться за мной, куда бы я ни пошла. Мне все время казалось, что у меня над головой светилась вывеска: «Пожалуйста, ограбьте меня!». Если я забудусь и врежу кому-нибудь по роже, пока на мне будет это кольцо, то шрам останется на всю жизнь. Это было огромное, роскошное, невероятно дорогое и пафосное кольцо. Оно отлично смотрелось на фотографиях и видео, которые снял для нас координатор помолвки. Да-да, координаторы помолвок существуют, потому что в наши дни помолвка — событие не менее громкое, чем свадьба, по крайней мере, если ты — Король вампиров. Съемка завирусилась на Ютубе, и мир узнал меня, как невесту Жан-Клода. По крайней мере, это женщина не смотрела видео, и не спрашивала меня, куда делось то кольцо, не рассталась ли я с тем красавчиком-вампиром, и от кого было это кольцо — я получала эти вопросы постоянно, когда носила свое рабочее кольцо.

— Спасибо, — сказала я, искренне улыбаясь ей.

Джентльмен, работавший с ней, склонился над медкартой Дева и, дважды проверив ее соответствие браслету, поинтересовался:

— И кто же из них счастливчик?

Моя улыбка стала шире:

— Он остался дома.

Женщина посмотрела на мужчин, приехавших со мной, задерживая свой взгляд тут и там дольше, чем делала это раньше. Полагаю, я не могла ее винить в этом; в конце концов, если вы не знакомитесь на работе, где вы вообще знакомитесь?

— Жаль, что он не смог поехать с нами — было бы гораздо романтичнее, — заметил Дев.

Я не была уверена, к чему он клонил, но подыграла:

— Однозначно.

— Что ж, маршал Блейк, как вы знаете, пока работа не сделана, романтике придется подождать, — прозвучал мужской голос с густым западно-американским акцентом.

Я повернулась, чтобы увидеть, как Эдуард направляется к нам в полноценном амплуа маршала Теда Форрестера. Он приподнял свою белую ковбойскую шляпу над головой и ухмыльнулся мне. Я, должно быть, выглядела удивленной. Никогда не привыкну к тому, как Эдуард мог исчезать за маской Теда Форрестера. Недавно я узнала, что Теодор Форрестер — его официальное имя, данное при рождении. Для меня он всегда был Эдуардом. Тед был хорошим парнем. А Эдуард — нет. Один и тот же человек ростом в пять футов и восемь дюймов (172 см. — прим. редактора), хотя он всегда казался выше, короткостриженный блондин, чьи волосы по большей части скрыты под шляпой, бледно-голубые глаза, худощавый, в хорошей форме, хотя он никогда не выглядел настолько сильным, насколько на самом деле был. Я никак не могла понять, был ли он генетически так сложен, или просто не мог накачать мускулы, а может, он просто считал, что тягание тяжестей — это слишком скучно, и не парился по этому поводу. Он оттолкнулся от стены и направился к нам в своих джинсах, которые плотно обтягивали его ковбойские сапоги. На нем была белая рубашка на пуговицах поверх черной футболки. Улыбка на его лице была тедовской, а значит — разыгранной для таможенников. Он знал, что ему не нужно тратить свое обаяние хорошего парня на меня и моих людей. Мы знали его истинную личность, и Тед ею не являлся.

— Эй, Тед, я уже начала гадать, когда ты появишься, — сказала я, улыбаясь своей настоящей улыбкой, потому что действительно была рада видеть его.

— Лети вы коммерческим рейсом, я бы мог посмотреть расписание, но дорогущие частные самолеты отследить сложнее. — Он отсалютовал шляпой таможенной чиновнице, и она не оставила это без внимания. Эдуарда я четко определяла, как своего лучшего друга, так что мне сложно было разглядеть в нем флиртующего красавца, но другие женщины, казалось, прекрасно это видели.

Он осмотрел моих сопровождающих:

— Это не те, о ком мы говорили, — сказал он, и сквозь голос Теда немного просочился настоящий Эдуард, но лишь самую малость.

— Долгая объяснять, — вздохнула я.

Он не стал напирать, потому что понял: я не могу рассказать ему обо всем перед незнакомцами. Он оглядел их всех, и это не был взгляд Теда. Даже слегка сутулые тедовские плечи исчезли — вместо них появилась ровная осанка Эдуарда, в которой читалась военная выправка. Таможенная чиновница, которую он польстил своим приветствием, уже с опаской поглядывала на него. Она была достаточно опытна и осознавала угрозу, когда видела ее. Тем лучше для нее.

Эдуард вновь посмотрел на меня, когда его взгляд добрался до Дева и Домино, потому что он видел, как Дева подкосило в одной из перестрелок. В защиту Дева могу сказать, что та схватка с зомби в подвале больницы была одной из худших заварушек, в которой мне доводилось бывать. Для Дева это было довольно жесткое знакомство с моей работой. Он прямо сказал, что не хочет больше сражаться со мной против зомби. А Домино не понравился мой доморощенный зомби, которого нам пришлось сжечь на кладбище, и я рассказала об этом Эдуарду, поэтому он знал, что ни один из них не был моим лучшим выбором для этой поездки. Позже он скажет мне, кто еще ему не понравился.

— Потом, — сказала я.

— Жду с нетерпением, — отозвался он с улыбкой, скользнув обратно в шкуру Теда, и просто спрятался за маской очаровательного ковбоя. Таможенная чиновница, надо признать, в этот раз уже не купилась — она поняла, что происходит что-то странное, и не хотела иметь дел с этим блондином и его кризисом идентичностей

К нам присоединился еще один мужчина — он был выше Эдуарда, хотя и не такой высокий, как Дев. Было здорово иметь знакомых разного роста, чтобы у меня была возможность сравнить их с другими людьми, так что новый парень показался мне ростом где-то пять футов и одиннадцать дюймов, а может, и шесть футов (180–182 см. — прим. редактора). Я вечно путаюсь в дюймах, а ведь даже подошвы рабочих ботинок могут добавить человеку роста, и на этом парне были такие же ботинки, которые носил спецназ. У меня у самой пара таких в багаже. Одежда на нем была черной — от военных штанов до рубашки с длинными рукавами. Она топорщилась под бронежилетом, но мне не нужна была эта подсказка: он не пытался скрыть оружие, которое имел при себе.

Его темно-карие глаза просканировали комнату и нас. Волосы у него были насыщенного оттенка каштанового, и могли показаться рыжеватыми при нужном свете. У Натэниэла волосы были каштановые с красным отливом, но у большинство людей с подобным оттенком они чаще кажутся коричневыми. У этого парня было приятное лицо, но исходящая от него энергетика и угроза моментально стерли всю мою заинтересованность в нем, как в мужчине. Мне захотелось почесаться, и сила, исходящая от реальных ликантропов в этой комнате, доказала, что это желание возникло не только у меня.

Он уставился на меня в ответ, даже не пытаясь скрыть свою враждебность, более того, его энергия стала гуще. Эдуард подошел к нему, и еще до того, как он представил парня, как капитана Нолана, я знала, что это будет его знакомый по работе, Брайан. А еще я знала, что он не был обычным человеком, до того, как Эдуард подозвал меня, чтобы представить нас.

— Итак, вы — Анита Блейк, — произнес он с ирландским акцентом, и это почти смягчило враждебность в его голосе.

— А ты, должно быть, Брайан, — сказала я, мило улыбаясь. Я постаралась, чтобы эта улыбка дошла до моих карих глаз. Если уж мне удавалось провернуть это с клиентами в «Аниматорз Инкорпорейтед», то я смогу сокрушить и ворчливого ирландца.

Он поднял брови и покосился на Теда/Эдуарда:

— Что, Форрестер, будем называть друг друга по именам?

— Я зову Аниту по имени, и она зовет меня Тедом.

— А остальных из… ее команды?

— По имени, — сказала я.

Капитан Брайан Нолан покачал головой:

— Я могу использовать ваш позывной, если хотите, Форрестер, но я не могу называть вас Тедом.

— Теодор, — предложила я, состроив невинное лицо.

Нолан нахмурился, глядя на меня:

— Нет.

Эдуард улыбался нам обоим. Полагаю, он искренне наслаждался этим зрелищем. Его голубые глаза чуть потемнели, а дыхание немного ускорилось. Думаю, ему нравилось как накалялась в комнате энергетика, а также предвкушение вероятного кровопролития.

— Как знаешь, — сказал Эдуард и повернулся ко мне — Анита Блейк, это Брайан Нолан. Нолан, Блейк.

— Капитан Нолан, — поправил он, сузив свои карие глаза.

— Хорошо, тогда маршал Блейк, — представилась я, улыбаясь.

— Я развлекаю вас двоих? — поинтересовался Нолан.

— Есть немного, — призналась я.

— Ты всегда развлекаешь меня, — сказал Эдуард с улыбкой Теда.

Нолан нахмурился:

— Я не думаю, что мне нравится ваше отношение, Блейк.

— Я тоже от тебя не в восторге, Нолан, но нам необязательно обожать друг друга, чтобы работать вместе.

Он нахмурился сильнее, на лбу и между бровями пролегли глубокие морщины. Это заставило меня накинуть ему еще несколько лет к тем тридцати с хвостиком, которые я дала ему на первый взгляд; теперь, скорее, ближе к сорока. Как только люди достигали определенного возраста, я просто начинала гадать вслепую.

— Было бы куда проще, если бы мы все обожали друг друга, хоть немного, — вмешался Дев, улыбаясь и излучая радость — радость от того, что он был здесь, радость от того, что встретился с Ноланом, да и вообще он очень старался перенаправить атмосферу в дружелюбное русло.

Он протянул руку и представился:

— Я Мефистофель.

Нолан не пожал ему руки:

— Что за херню ты учудил, чтоб заработать это прозвище?

Дев состроил грустное лицо и сказал:

— К сожалению, это не прозвище. — Он протянул свой паспорт так, чтобы его собеседнику было четко видно, что там написано: «Мефистофель Девлин Деверо».

Нолан перестал хмуриться, его лицо разгладилось и стало более человечным, более привлекательным:

— Ни хрена себе имечко, Деверо.

— Я предпочитаю «Дев».

— Не виню тебя, — ответил он с ирландским акцентом, и почти улыбнулся, размышляя о том, как можно было жить с таким именем.

Имя и фамилию Деву дали родили, но я знала, что свое второе имя, Девлин, но выбрал сам. Когда золотым тиграм исполнялось десять, они сами выбирали себе второе имя. Большинство из них выбирали очень простые имена, либо же те, которые звучали нормально, но маленький Мефистофель выбрал наиболее созвучное с тем прозвищем, которое он уже себе заработал: Дьявол.

— «Деверо» — это французский, — сказал Нолан и заговорил на беглом, почти чистом французском.

Дев с улыбкой покачал головой:

— Большинство американцев не говорят на языке страны своих предков. Прости.

Нолан повернулся к Прайду, который стоял рядом со своим кузеном.

— А вы?

— Прайд^[14] Кристенсен.

— «Гордость» — это прозвище?

Прайд просто поднял свой паспорт так, чтобы Нолан его видел. Тот гласил: «Прайд Кристенсен». Второго имени не было, потому что он его и не выбирал.

— Если бы вы не носили разные фамилии, я бы спросил, не братья ли вы.

— Кузены, — ответил Дев и пихнул Прайда в спину.

Прайд вскинул бровь и нахмурился:

— Ты когда-нибудь повзрослеешь?

— А ты когда-нибудь вытащишь палку из своей задницы и научишься веселиться? — парировал Дев.

Прайд закатил глаза и отошел от своего лыбящегося кузена.

Нолан искренне улыбнулся, так что, очевидно, где-то внутри он все же был человеком. Приятно знать. Он повернулся к Фортуне, которая стояла к нему ближе всего:

— А вы?

— Софи Фортунада. — с улыбкой представилась она.

Вмешался Эдуард:

— Капитан Нолан хочет увидеть все ваши паспорта и имена, чтобы провести их через различные базы данных. — Мы знали, что такой исход не просто вероятен — скорее всего, именно так все и будет, поэтому народ взял себе те личности, за которыми не числилось ничего предосудительного. Вся поездка накрылась бы, если бы кто-то из наших засветился в списке Интерпола. Но с Магдой Сандерсон, Джейкобом Пеннифезером, Итаном Флинном, Домино Сантаной, Каазимом Фатом, Расселом Джонсом и Никки Мердоком проблем не будет.

Все выстроились в очередь, чтобы показать ему свои паспорта, как уже делали это перед куда более доброжелательными таможенникам. Более того, женщина сказала:

— Мы уже проверили их паспорта и карты.

— Мне не нужно видеть их карты, чтобы понять, что они перевертыши, — парировал Нолан, и последнее слово прозвучало так, словно это было что-то мерзкое. Этот парень быстро терял очки в моих глазах.

Он рассматривал паспорта так, будто ожидал, что часть из них окажутся поддельными. Сотрудники таможни немного оскорбились, потому что он ясно дал понять, что не доверил им проверку документов. Энергия, которая клубилась вокруг него, начала покалывать мне кожу, как марширующие насекомые. Это напомнило мне те ощущения, которые я ловила от энергии ликантропов до того, как сама стало носителем штамма, но если он сам был оборотнем, зачем ему понадобились мои ребята?

— Думаю, справитесь. Заберите из самолета свое снаряжение и поехали, — наконец, резюмировал он.

Представительница таможни сказала:

— Если с этого самолета будет еще багаж, нам придется досмотреть его.

Нолан повернулся к ней, вынул удостоверение из кармана на штанах и показал его ей.

Она нахмурилась и выглядела при этом крайне недовольной:

— Вы не можете поступать так все время.

— Согласно этой штуке — могу, — ответил он, и убрал удостоверение обратно в карман. После он пригладил его, будто хотел убедиться, что удостоверение на месте. Я гадала, что же это за удостоверение такое, а еще меня озадачило то, что сказала ему сотрудница таможни: «Вы не можете поступать так все время» — это означало, что мы были отнюдь не первыми специальными гостями капитана Брайана Нолана.

— Хватайте сумки и за мной, — бросил он.

— Туда, где мы сможем переодеться во что-то менее удобное? — уточнила я.

Нолан нахмурился, взглянув на меня, и снова линии, перечеркнувшие его лоб, были почти болезненными — как шрамы вместо морщин. Сколько же лет он был несчастлив, если они настолько исказили его лицо?

— Просто хватай свое снаряжение, дорогуша, переоденешься позже. — Он повернулся и направился к самолету так, будто все уже было решено.

— Мне казалось, что Бобби Ли остался дома. Он единственный, кто может называть меня так.

Нолан обернулся и уставился на меня. Его сверхъестественная сила колола мне кожу и танцевала на ней. Мне пришлось приложить усилие, чтобы не вздрогнуть — ощущения были такие, словно кто-то топтался на моей могиле. Не в том смысле, что его парапсихический дар был связан со смертью или чем-то похуже; это просто означало, что он был действительно силен.

— Берите снаряжение, поговорим наедине, — отрезал он, и по его тону было ясно, что акцент, будь он сколь угодно лирическим или киношным, не мешал ему звучать серьезно и даже угрожающе.

— Будет сделано, — ответила я. Эдуард, Прайд, Дев и я последовали за Ноланом. Когда мы вышли на улицу, я направилась к трапу, чтобы проверить Натэниэла и Дамиана. Я подоспела как раз в тот момент, когда они застегнули сумку, в которой лежал Дамиан. Он был так неподвижен, настолько… мертв, что это походило на упаковку тела в мешок для трупа. Кажется, я перестала дышать на секунду, и мое сердце просто замерло у меня в груди, словно ждало, пока мое тело поспеет за ним, и в результате, когда мне удалось набрать воздуха в легкие, вдох вышел судорожным.

Магда покосилась на меня, но Натэниэл все еще был занят сумкой с Дамианом.

— С тобой все в порядке, Анита? — спросила Магда. Цвет ее глаз казался таким серым в полумраке салона, будто всю синеву из них высосали.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Что за хрень? Я видала вещи и похуже. Почему это момент взволновал меня? Почему он обеспокоил меня до такой степени?

Голос Никки раздался у меня за спиной:

— Выйдем на минутку наружу.

Я покачала головой:

— Я в порядке.

— Лапшу мне на уши не вешай. Я чувствую то, что чувствуешь ты — независимо от того, насколько ты закрываешься от других. — Он протянул мне руку, и через секунду я приняла ее. Он отвел меня в сторонку и обернулся, все еще держа меня за руку. — Что вызвало у тебя это чувство? — спросил он.

Я рассказала ему.

— Думаешь, это предвидение того, что может случиться?

— Да, — ответила я.

— Не забивай себе голову, Анита.

— Мы охотимся на монстров. Люди в процессе этого дела умирают.

— Ты знала об этом, когда позволила им сесть на самолет.

— Знаешь, ты не всегда помогаешь, — съязвила я.

Он улыбнулся:

— Но теперь ты меньше боишься, скорее ты раздражена. Моя работа — помочь тебя чувствовать себя лучше. Порой она сводится к выбору тех эмоций, которые нравятся тебе больше других. Ты предпочла бы злиться на меня, а не трястись от страха или волнения.

Я еще сильнее нахмурилась, глядя на него, но спорить с ним не могла. В конце концов, я сжала руку Никки покрепче, и мы отправились за остальным багажом. В обычной ситуации я бы ответила ему поцелуем, но Нолан наблюдал за мной, а у него ко мне было достаточно претензий помимо того, что я прихватила с собой с собой слишком много своих парней и девушек. Не стоит подливать масла в огонь.

Мы похватали наши сумки, до краев наполненные вещами, с которыми мы бы никогда не прошли обычную инспекцию. Эхо и Джакомо находились в больших светонепроницаемых сумках, как и Дамиан. Фортуна и Магда перевязали своих мастеров и помогли Натэниэлу поймать баланс с телом Дамиана. Глядя на то, как они держат полный вес мертвых тел своих мастеров, и в то же время несут сумки с оружием, я поняла, почему большинство вампиров выбирали себе в качестве слуг крупных людей. Тебе просто необходимо быть большим, чтобы унести такую ношу. Я не была уверена, что смогу нести Дамиана и свое снаряжение одновременно. Как только Натэниэл поймал равновесие с сумками, проблем у него больше не было. Правда он не носил ни в руках, ни на себе столько оружия, сколько носила я.

Джейк и Каазим предложили понести сумки Магды и Фортуны, и они позволили взять некоторые из них. Ни один мужчина не предложил понести за них вампиров, хотя Джакомо был большим парнем даже для кого-то настолько внушительного, как Магда. Она была достаточно сильна, но когда речь идет о том, чтобы переместить того, кто твоего роста, но шире и тяжелее тебя, важнее другие габариты. Я начала понимать, почему Магда налегала на железо больше, чем Фортуна. Это не просто личное предпочтение — ей нужна была мышечная масса, чтобы нести Джакомо.

— Я бы предложил понести его за тебя, но, полагаю, ты справишься с этим лучше, — сказал Сократ.

— Спасибо за комплимент, — ответила она и еще раз проверила снаряжение у себя за спиной, чтобы убедиться, что маленькие сумки плотно закреплены и помогают удерживать тело Джакомо на месте. Порой важно не то, сколько вещей вы несете, а то, насколько удачно вы их распределите.

Нолан помощи никому не предложил— он просто ждал, стоя с этими морщинистыми линиями, перечеркнувшими его лоб. Если у него и были морщинки от улыбок, я их пока не заметила. В смысле, он, разумеется, улыбался, но, вероятно, делал это так редко, что линии вокруг его рта не подтверждали этого. Я никогда не видела таких глубоких морщин — они больше походили на шрамы.

Нолан повел нас по взлетной полосе, Эдуард шел рядом с ним. Они негромко переговаривались между собой о чем-то серьезном. Мы пристроились сзади. Натэниэл шел рядом со мной. На самом деле, казалось странным идти рядом с ним и не держаться за руки, но я несла слишком много вещей, и мне нужно было сосредоточиться на работе. Никки был с одной стороны от нас, а Дев — с другой. Домино шел впереди, а Итан замыкал колонну. Мы были в коробке из телохранителей, как я это называю. Я заметила, что Джейк, Прайд, Сократ и Каазим несли чуть больше вещей, чем остальные. Они распределили нагрузку молча, дав четырем охранникам вокруг нас возможность выхватить оружие, если придется. Приоритетом для Магды и Фортуны была безопасность их Мастеров, поэтому сейчас они не входили в группу телохранителей. Я их понимала. Если бы я при свете дня несла в вещевой сумке Жан-Клода, меня бы парила исключительно ее непроницаемость для солнечных лучей. Меня и Дамиан в руках Натэниэла беспокоил, хотя я знала, что солнечный свет его не сожжет.

Глядя на пасмурное небо, затянутое тучами в обещании дождя, я подумала о том, что знаменитая ирландская погода подходит вампирам больше, чем климатические условия в других местах. Когда у тебя бледная кожа, солнечный ожог можно словить и в пасмурный день, но имеет ли значение облачный покров для вампиров? За все те годы, что я была близка с немертвыми — сперва охотилась на них, а после стала спать с ними — я никогда не спрашивала их об этом. Я к тому, что если твоя кожа буквально горит на солнце, снижает ли пасмурный день подобный риск?

Нас ожидали три черные машины, которые чем-то напоминали полицейскую версию военного «хаммера», хотя не все из них были «хаммерами», и я это знала, но будь это одна из машин спецназа или бронированный военный транспорт, все они выглядели одинаково — как если бы джип, внедорожник и маленький танк собрались вместе и хорошенько повеселились, а в результате на свет появилось это. Военные раскрасили их бы в камуфляжный цвет, либо же в тот, который соответствовал современной военной технике. Полиция предпочитала базовый черный.

Три солдата стояли между тремя черными машинами, и все они были одеты в идентичную черную, как и Нолан, форму. Одежда и тачки напомнили мне о моей работе со спецназом, и, хотя среди наших местных ребят у меня была хорошая репутация, от этих враждебность и настороженность исходила буквально волнами. Она не была нацелена конкретно на меня — мы все для них были посторонними. Эти трое понятия не имели, насколько хорошо мы были обучены, и как наша подготовка повлияет на работу с ними. Когда собираешься доверить кому-то свою жизнь, то хочешь знать, что он достоин этого доверия.

Бреннан был высоким, смуглым и красивым, за исключением того факта, что волосы у его были подстрижены так коротко, что мне захотелось погладить его по голове, чтобы понять, мягкие ли они, как пух, или колючие, как щетина. Лицо было достаточно приятным, чтобы компенсировать недостаток волос, и все же оно казалось мне незавершенным. Гриффин тоже был высоким, хоть и не таким смуглым, а из-под шляпы, напоминавшей берет, у него торчали завитки коротких волос — вероятно, он был таким же кудрявым, как и я, если не стригся практически под ноль. Глаза у него были выразительные — огромные, зеленовато-голубые, с густыми, темными ресницами. Вероятно, он всю жизнь выслушивал комплименты от женщин в адрес своих глаз, а учитывая, что теперь он бы солдатом, наверняка сбежал от комплиментов сразу после школы. Он мог сколько угодно тягать в зале, быть круче других в марш-броске или на полигоне, но эти глаза все равно вызывали проблемы с мужчинами, а женщин заставляли вешаться на него. Донахью была ниже ростом, но все же где-то около пяти футов и восьми дюймов (172 см. — прим. редактора), а значит, она была выше меня на пять дюймов (12 см. — прим. редактора). Она была более худощавой, чем я. Даже под бронежилетом было видно, что бедра и грудь у нее более мальчишеские, в отличие от моих округлостей. Волосы у нее были прямые, каштановые и достаточно короткие, чтобы сделать ее менее похожей на девушку, однако лицо было слишком женственным, чтобы сойти за мужика. Она была симпатичной даже без макияжа, а значит, ей приходилось работать вдвое больше, чтобы доказать, что она своя среди парней. Рукопожатие у нее было крепким, хотя руки ненамного крупнее моих. Она улыбнулась, когда ее представили остальным.

— До хрена женщин для спецоперации, не так ли? — сказала я.

— Это верно, — согласилась она, и, как и все, что она говорила, это прозвучало певуче, и просто в разы лучше, чем стандартный американский акцент.

— Форрестер не предупредил меня, что в вашей группе будет так много женщин, — сказал Нолан. Он не скрывал свое недовольство этим фактом, и его тон подразумевал, что он попросит у Теда объяснений, когда они останутся наедине. Он стремительно терял свое очарование несмотря на ирландский акцент.

— Теперь мы достаточно уединились, чтобы обсудить того, чье имя Анита упомянула ранее? — поинтересовался Эдуард голосом Теда.

— Если ее люди отойдут — то да.

— Они все знают, о ком речь, — сказала я.

Нолан посмотрел на меня, а затем на народ вокруг меня:

— Они все знают его, включая мистера Длинные Волосы?

— Да, мистер Грейсон знает его, — подтвердила я, надеясь, что если буду повторять имена, он их запомнит. Я сама давала прозвища людям, когда их было слишком много. «Мистер Длинные Волосы» звучало как что-то, что я использовала бы для незнакомца, ничего такого в этом не было, но меня все равно бесило.

— Мы все знаем его, — сказал Эдуард.

Нолан повернулся к нему:

— Она сказала, что мое «дорогуша», напомнило ей о Бобби Ли.

Темно-карие глаза Бреннана немного расширились, а потом он уставился на меня. Он смотрел на меня сверху вниз, но не так, как мужчина смотрит на женщину, которую счел привлекательной, скорее он смотрел на меня, как на мужика моего роста и комплекции. Низкорослым парням тоже приходится попотеть, чтобы заработать себе место в братстве.

— Откуда вы знаете Бобби Ли? — спросил он.

— Я отвечу в машине, когда поедем, — сказала я.

— К чему такая спешка? — поинтересовался Бреннан.

Я посмотрел на Эдуарда, он ответил мне коротким кивком. Он намекал, что я могу объяснить.

— Потому что мы теряем дневной свет. Первое, что вы усваиваете в охоте на вампиров, это что каждый миг дневного света, который вы можете использовать, на вес золота.

— Мы свое дело знаем, — сказал Бреннан.

— Тогда давайте выдвигаться в Дублин, или мы не собираемся встречаться с местной полицией?

— Потолкуем о Бобби Ли, прежде чем мы решим, куда едем, Блейк, — сказал Нолан.

Я посмотрела на Эдуарда:

— Насколько я могу быть с ним откровенна?

— Я бы разобрался, откуда он знает Бобби Ли, прежде чем ответить на твой вопрос, — сказал он.

Я опустила сумки — нет причин держать их, если мы все равно здесь застряли. Большинство охранников последовали моему примеру.

— Ладно. Сыграем в двадцать вопросов, а после двинем отсюда. — Я повернулась к мужчинам. — Откуда вы знаете Бобби Ли?

Темные глаза Бреннана сузились, а выражение лица сменилось с удивленного на почти враждебное:

— Мы не обязаны вам объяснять.

— Тогда мы в тупике, — сказала я.

— В тупике? — нахмурился Бреннан.

— Это означает, что ситуация не двинется с места, и мы застряли там, где находимся, пока не решим это поменять, — пояснил Гриффин. Он силился не улыбнуться — то ли мне, то ли замешательству Бреннана, а может, и тому, и другому. Все что угодно, лишь бы разрядить обстановку, как по мне.

— Я знаю, что это значит, — рявкнул на него Бреннан.

Гриффин улыбнулся ему. Он дразнил его — не как приятеля, а скорее как человека, от которого не был в восторге.

— Вы не собираетесь делиться информацией до тех пор, пока не поделимся ею мы, так? — уточнил Эдуард.

Нолан уставился на него, и это было достаточно красноречиво.

Эдуард подарил мне улыбку Теда:

— Анита, ты у нас уже взрослая, расскажи капитану, откуда знаешь Бобби Ли.

— Я взрослая, но это другое, — возразила я.

— Ответь, пожалуйста, на вопрос, Анита. — он редко говорил это слово, если действительно не имел его в виду, так что я сделала то, о чем он просил.

— Бобби Ли — один из наших телохранителей.

— Наших? — удивился Бреннан.

— Телохранителей Жан-Клода, — пояснила я.

— Мы все ищем работу, когда уходим со службы. Теперь твоя очередь, Нолан. Откуда ты знаешь Бобби Ли? — спросил Эдуард.

— Мы встретились в местечке потеплее этого, и там было чертовски сухо, — сказал Нолан.

— Стоит уйти в наемники, и военные уже не захотят брать тебя назад, — заметил Эдуард.

— Бобби Ли не может вернуться, даже если захочет, — сказал Нолан.

— Я говорил о тебе.

— Я не уходил со службы.

Эдуард смотрел на него так, словно не верил ему, но, наконец, сказал:

— Ты вернулся в основные войска? — В его голосе очень мало осталось от Теда, когда он задал этот вопрос.

— Я собираю команды для специальных заданий.

— Вроде тех, в одну из которых однажды были назначены мы с тобой?

— Да.

— Если я скажу Аните, что она может тебе доверять, я пожалею об этом?

— Почему вас обоих беспокоит, что мы все знаем Бобби Ли? — не выдержала я.

— Регулярная армия не работает с оборотнями, даже в качестве наемников, — пояснил Эдуард.

— Тогда как Нолан и Бреннан могли работать с Бобби Ли? — спросила я.

— Хороший вопрос, да? — сказал Эдуард, и его голос был холодным, почти угрожающим. Маскировка под Теда долго не протянет, если он продолжит так делать.

— Чего ты испугался, Форрестер? — спросил Нолан.

— Обычные военные не связываются с оборотнями, но есть и другие люди в форме. Люди, с которыми я не хочу, чтобы связывалась Анита.

У меня появилась догадка:

— Ты о Ван Клифе, не так ли?

Они оба посмотрели на меня так, будто я ляпнула лишнего. Нолан выглядел потрясенным и отвел нас двоих от остальной группы. Коробка из телохранителей хотела последовать за мной, но я мотнула головой и позволила Нолану отвести нас с Эдуардом на приличное расстояние от них, поближе к «хаммерам». Как только Нолан решил, что мы достаточно далеко, он повернулся к нам, чертовски сердитый. Его потусторонняя энергия танцевала в воздухе вокруг моей кожи. Я вынуждена была игнорировать ее, и велела своим внутренним зверям сделать то же самое.

— Форрестер, ходят слухи, что вы с ней… Эти разговоры за занавесочками приведут тебя в тюрьму за измену.

— Она знает имя, потому что он обратил на нее внимание из-за меня, либо же из-за того, что мы вместе работали. Я не хочу, чтобы они встречались друг с другом, вообще не хочу, чтобы она столкнулась с тем, что он делает, поэтому сейчас, Нолан, я должен знать: он связан с твоим подразделением?

Нолан посмотрел на меня:

— Почему Ван Клиф хочет с тобой встретиться?

— Я не уверена, что он хочет встретиться, но я слышала от Теда, что интересую его, как носитель штамма ликантропии, который при этом не перекидывается.

— Она исцеляется почти так же, как ликантроп, столь же быстра, у нее есть сверхъестественные способности, но она никогда не меняет форму, — пояснил Эдуард.

Нолан перевел взгляд с него на меня:

— Если это правда, то тебе прямая дорога в тусовку Ван Клифа.

— Теперь ты понимаешь, почему я оберегаю ее от него, — сказал Эдуард.

— Значит, ты не отрицаешь, что вы с ней парочка?

— Парочка? — он посмотрел на меня — Анита, мы с тобой парочка?

— Нет, насколько мне известно.

— Отлично, хотите, чтобы я спросил об этом в лоб. Вы любовники? — поинтересовался Нолан.

— Нет, — ответили мы в один голос.

— И почему же я в это не верю?

— Потому что никто не хочет верить, что мужчина и женщина способны быть лучшими друзьями, и при этом не трахаться друг с другом, — ответила я.

— Многих ребят в нашем деле бесит, что мы с ней лучше работаем, поэтому они самоутверждаются, распространяя слухи о нас.

— Потому что так я получаюсь просто подружкой Теда, а не равной ему по силе.

— А что им это дает по отношению к Теду?

Я посмотрела на Теда:

— Хороший вопрос.

— Ты отстал от нынешней молодежи, Нолан. Мужики тоже могут быть шлюхами. Если я сплю с Анитой, то получаю от нее сверхъестественную поддержку, а также изменяю своей невесте, и это дает некоторым завистливым ублюдкам чувство превосходства надо мной.

— Это объясняет, почему ты лучше, чем они, — сказал Нолан.

— И тогда Анита не так уж хороша сама по себе, ведь она — моя протеже, ученица или еще кто-нибудь в этом духе.

— По правде говоря, ты действительно помог мне стать лучшим охотником, — заметила я.

— Охота на монстров всегда включала в себя систему ученичества, Анита, здесь нечего стыдиться, — сказал Эдуард.

— А ты у кого учился? — спросила я, потому что этот вопрос только сейчас пришел мне в голову.

— У Ван Клифа, — ответили они с Ноланом в один голос, а затем уставились друг на друга, но эти взгляды были не слишком дружелюбными.

— Ты все еще с ним? — спросил Эдуард.

— То лето было давным-давно, Тед.

— Ответь на вопрос.

— Это не один из его проектов. Ручаюсь.

— Но ты поддерживаешь с ним связь.

— А ты обращался к нему за помощью всего пару лет назад, и он пришел. Его люди снесли нахрен твоих врагов, помогли спасти твою невесту и ее детей. — Это был первый раз, когда я встретила Донну и детей — их похитили плохие парни, и Эдуард обратился к таинственному Ван Клифу за помощью, потому что плохие парни знали о Ван Клифе, как и Эдуард.

— Потому что некоторые из тех людей были нашими общими старыми знакомыми, — сказал Эдуард.

— Они больше не в армии. Они стали большими изгоями, чем ты, — заметил Нолан.

— Не могу поверить, что не спросил тебя, сидишь ли ты еще в его блядском кармане, до того, как посадил Аниту на самолет.

— Ты обращался к нему, когда он был тебе нужен… Тед. — Он колебался, прежде чем назвать его по имени, словно хотел сказать что-то другое. Я знала, что Ван Клиф знал Эдуарда как Эдуарда, а не только как Теда. Интересно, знал ли об этом Нолан.

— Если тебе нужен позывной для меня, Нолан, зови меня Смерть.

— Да, я в курсе, что другие маршалы прозвали тебя так в честь одного из Четырех Всадников.

— Ага, он — Смерть, а я — Война, так почему Ван Клиф пугает вас обоих до усрачки?

— Я его не боюсь. Это проблемы Теда. Я остался, когда он ушел. Это не один из проектов Ван Клифа, но я работал с ним на протяжении многих лет, в то время как Тед пытался от него скрываться.

— Если ты не скрывался от него, Нолан, тогда ты, должно быть, сказал ему «да», в то время как я послал его нахер.

— И все же ты обратился к нему за помощью в Нью-Мексико ради спасения твоей семьи, и он помог тебе, неблагодарный ты ублюдок.

— А ты жопализ, — парировал Эдуард.

— Возвращай свое снаряжение обратно в самолет, Форрестер. Я не пущу тебя в мою страну со всем этим арсеналом.

— Прекратите, вы оба. Понятия не имею, о чем вы грызетесь, но я не позволю вашим проблемам ставить палки в колеса расследованию.

— Ты можешь присоединиться к расследованию и позволить своему ручному вампиру предоставить информацию о местных, но не с оружием в этих сумках, потому что без моей протекции оно пиздец как незаконно.

— Ты ни капли не изменился, — сказал Эдуард, и это не был комплимент.

— Зато ты изменился, Форрестер, и не в лучшую сторону.

— Ребята, але! — наконец, помахала я перед ними руками, за что они оба одарили меня недружелюбными взглядами. Но мне было насрать, злились ли они на меня. — Мне казалось, вампиры убивают людей в Дублине.

— Так и есть, — подтвердил Тед.

Нолан кивнул.

— Тед сказал, что сейчас люди пропадают почти каждую ночь — это так, капитан Нолан?

— Так.

— Тогда какого хера мы торчим здесь, а не гоним в Дублин? Мы поможем найти этих вампиров. Мы поможем убить их.

— Но без вашего оружия вы не сможете.

— Ты реально позволишь людям умирать только потому, что вы с Тедом из старых друзей превратились в старых врагов? Или потому, что вы оба ведете себя, как последние задницы?

— Анита, он все еще работает с Ван Клифом. Ты что, не понимаешь, что это значит не только для тебя, но и для всех твоих людей? Если Ван Клиф хоть раз тебя заметил, ты больше не спрячешься.

Я посмотрела на своих ребят и девчонок, а затем позвала их к нам.

— Ты что творишь? — недоумевал Нолан.

— В отличии от военных, я более демократична, — ответила я.

— Это еще что значит?

Когда все подошли, я посмотрела на Натэниэла с Никки, а затем на остальных, и сделала то, что считала правильным:

— Вам всем известно имя Ван Клиф, — начала я.

— Святая Мария, Матерь Господня, Форрестер, ты что, им всем рассказал?

— Его имя всплыло в другом деле, — поправила я.

— Каком еще деле? — не понял Нолан.

— Детали обсудим позже, обещаю, сейчас важно другое. — Я обернулась к своим, по очереди посмотрев на каждого. — Есть шанс, что это задание снова засветит нас на радаре Ван Клифа. Он один из немногих, кого когда-либо боялся… Тед, поэтому, если кто-то из вас хочет вернуться в самолет и улететь домой, я не стану обижаться.

— Ты вернешься домой с нами? — уточнила Магда.

— Нет, я прилетела спасать жизни людей и охотиться на вампиров. Я останусь и сделаю то, что должна.

— Тогда я тоже останусь, — отозвалась она.

— Никто из нас не оставит тебя без защиты, — сказал Каазим. Остальные Арлекины согласно закивали.

— Я знаю, ты думаешь, что я подвел тебя однажды, — подал голос Домино. — Такого больше не повторится.

— Ты знаешь, Анита, что это для меня не вариант, — заметил Никки.

— Но может им стать.

Он одарил меня суровым взглядом, но я уже опрашивала следующих:

— Дев? Итан?

Дев ухмыльнулся:

— Даже если бы я был готов оставить тебя здесь, как бы я объяснил это остальным? Нет уж, лучше я получу свою порцию взбучки здесь, чем буду объяснять Жан-Клоду и Мике, почему оставил тебя и Натэниэла перед лицом какой-то стремной суперсекретной херни.

— Ты правда веришь, что я бы сбежал, спасая себя, и оставил бы тебя здесь в опасности? — спросил Итан.

— Нет, но я хочу, чтобы ты знал, что я не буду на тебя в обиде.

— Ты говоришь так, но ты так не думаешь, — сказал Домино.

— Он прав, — согласился Дев. — Ты говоришь, что не станешь обижаться, если ты храбрее нас. Тогда в Колорадо я запаниковал немного со всеми этими зомби, и ты решила, что я недостаточно сильный и смелый для тебя.

— Но в этот раз я попросила тебя поехать со мной, не так ли?

— Просто потому, что некоторые из твоих телохранителей не смогли поехать, как, например, Бобби Ли.

Я не знала, что на это сказать, потому что он был прав.

— Мы остаемся, — резюмировал Дев.

— Все остаемся, — подтвердила Фортуна.

— Нолан говорит, что сам Ван Клиф не участвует в этой заварухе напрямую. Ты ему веришь? — обратилась я к Эдуарду.

— Да, верю, — ответил он, но не слишком радостным тоном.

— Тогда остаемся, решаем проблему с вампирами, помогаем Нолану разобраться с его новым подразделением, а потом валим домой.

— Ты не понимаешь, Анита. Тот факт, что это не подразделение Ван Клифа, не означает, что это не его рук дело.

— А какая разница? — не поняла я.

— Такая, что все не так просто, как кажется, и монстры будут не единственными, с кем мы столкнемся.

— Да ладно тебе… Тед, ты же знаешь, я сама все время привожу своих монстров на вечеринки.

— Если хотя бы половина из того, что я читал в твоем досье, правда, Блейк, то ты тоже монстр.

— Не верь стоит всему, что ты читаешь, Нолан.

— Я думала, монстры повыше ростом, — вмешалась Донахью, улыбнувшись мне.

— Так-то мы все повыше Аниты будем. — сказал Дев, вернув ей улыбку.

Донахью нахмурилась и оглядела всех присутствующих:

— Значит, вы все монстры?

— О, да, — сказал Каазим. — Мы все монстры.

Все кивнули, включая меня, и, наконец, Эдуард присоединился к нам:

— Есть только один способ узнать, достаточно ли хороши твои ребята в борьбе с монстрами, Нолан, и это — столкнуть их с ними.

Нолан перестал спорить ни с нами, ни с Эдуардом. Я даже не была уверена, что убедило его перестать вести себя как мудак, но мне было все равно. Если мы собирались охотиться здесь на вампиров, мне нужны были пушки, а это означало, что нам нужен был Нолан и его протекция. Благодаря ему и, возможно, даже таинственному Ван Клифу, нам разрешили загрузить весь наш потенциально незаконный арсенал в тачки, после чего мы разделились между тремя машинами. Мы были в Ирландии, у нас было с собой достаточно огневой мощи, чтобы поохотиться на вампиров и победить их. Победа означала спасение жизней. Победа означала, что мы выживем. Победа означала смерть монстров. Вполне простая арифметика, и любой, кто не понимал, что охота на вампиров сводится именно к этому, вряд ли когда-нибудь будет хорош в этой работе. В большинстве случаев, если ты недостаточно хорош на работе, тебя увольняют. На моей работе это означало, что тебя убьют. Я приехала в Ирландию не для того, чтобы умереть или позволить умереть кому-то из моих людей. Я приехала, чтобы победить.

36

Бреннан взялся вести нашу тачку, но ему не понравилось, что за его спиной Нолан уселся со мной, Эдуардом, и парочкой наших людей. Он попытался поспорить об этом с Ноланом, но один из плюсов военной службы в том, что приказы твоего капитана не обсуждаются — ты просто делаешь то, что он говорит. И точка.

— В чем его проблема? — поинтересовался Дев, устроившись рядом с Натэниэлом, который сидел вплотную со мной. Дамиана поставили у наших ног, и он все еще был в своей светонепроницаемой сумке. Чувство было такое, словно в сумке находится что-то еще помимо него, как будто Натэниэл чего-то туда напихал. Спрошу позже, когда останемся в более тесном кругу своих. Хотя и сейчас было куда теснее, чем хотелось бы. Никки сидел с другой стороны от меня, так что я была зажата между ним и Натэниэлом, что мне обычно нравилось, но не на работе, и не с Девом по другую сторону от Натэниэла. Именно ширина плеч этих троих утрамбовала нас вплотную друг к другу. Я не возражала, хотя, вероятно, было бы разумнее, если бы Никки или Дев поменялись местами с Каазимом или Джейком, которые были заметно компактнее. Прайд сидел с ними, но его плечи ситуацию был не улучшили. Я хотела, чтобы Натэниэл сидел рядом со мной, и я знала, что Дев предпочел бы сидеть либо рядом со мной, либо с Натэниэлом. Нолан наблюдал за мной слишком пристально, и я не горела желанием объясняться с Девом, почему он не может сидеть с теми, кто ему нравится.

Дев повторил:

— Так в чем проблема Бреннана?

— Он боится, что мы потеряем контроль над своими зверями, — пояснил Каазим, устраиваясь рядом с Джейком.

Двери машины закрылись снаружи, и я услышала щелчок, как будто всех нас заперли внутри. Если бы с нами не было Нолана, меня бы это насторожило. Видимо, осторожность все-таки не была лишней, потому что Эдуард посмотрел на Нолана.

— Ты сел с нами, потому… — начал Эдуард.

— Потому что хочу дать вам понять, что я вам доверяю.

— Но нас все равно заперли.

Машину захлестнула энергия. Внезапно я оказалась окружена зверем Никки. Я ощутила жар, солнце и насыщенный мускус — запах льва-самца. Моя львица подняла свою голову в темноте и посмотрела сквозь длинный тоннель моего тела глазами цвета темного янтаря — почти оранжевым. Я тут же начала делать длинные, ровные вдохи, потому что последнее, что мне сейчас нужно, это потерять контроль над своими собственными внутренними зверями перед Ноланом. Вспыхнула энергия Натэниэла, но не так, как это было с Никки, и если дело дойдет до смены формы, то только один из них будет помогать. Лев Дева откликнулся на зверя Никки — не только потому, что они оба были львами, но и потому, что Никки был его Рексом, его королем. Они были из одного прайда, и для них двоих это многое значило.

Моя львица начала заполнять длинный темный коридор внутри меня, привлеченная силой львов-самцов. Вот черт.

Энергия Прайда заполнила пространство внутри машины, и его золотой тигр обратился ко мне и Деву, потому что это все еще был его изначальный зверь. Нас окатило энергией золотого тигра, и это притормозило львицу, но разбудило внутри меня золотистую тень. Основной цвет этой моей тигрицы был белым с бледно-золотистыми полосками, но я знала, что белой она не считалась, потому что другая моя тигрица, реально белая, была почти полностью однотонной, с небольшим количеством едва различимых полос. Она была мускулистым снегом с клыками. А золотая — как мед, который может укусить.

— Ребята, успокаиваемся, пока мы еще можем сделать это, не применяя силу, — сказала я, и мой голос был хриплым.

Звери Джейка и Каазима сияли не ярче, чем зверь Натэниэла. Он работал стриптизером и перекидывался на сцене перед толпой людей. Его контроль над собственным леопардом должен быть практически совершенен, чтобы он не представлял угрозы для посетителей Запретного Плода. Двое других ребят были просто старше, чем сама земля, и оттачивали свой контроль тысячу лет.

Я чувствовала запах других тигров и знала, что это либо Домино, либо Итан тянутся ко мне из других машин — спрашивают, что делать. Я опустила свои щиты, чтобы лучше слышать. Перед моими глазами появилась иная обстановка, которую я будто бы наблюдала с высоты, после чего я уловила более настойчивый посыл, который позволил мне понять, что это Домино — он тут же шевельнул рукой, чтобы я это заметила. Мы с ним еще ни разу не связывались вот так телепатически, поэтому контакт не был идеальным. Умение общаться мысленно требует практики, которой у нас не было. Итан смотрел на Фортуну, и я знала, что ее голубой тигр воззвал к его тигру, поэтому она не была такой такой спокойной, как ее коллеги из Арлекина. Я послала успокаивающие мысли обоим. Натэниэл вдохнул рядом со мной и произнес:

— Боже, я не могу сопротивляться. — и его внутренний зверь вырвался наружу сладким дымом, присоединяясь к остальным.

Мне удалось выдавить вслух:

— Нолан, если не хочешь, чтобы эту тачку разорвало пополам, объясни, наконец, почему вы нас заперли.

Я почувствовала запах волка, но это был не мой волк. Он пах как-то неправильно, и не походил на запах Джейка, который был хорошо мне знаком. Я распахнула глаза, хотя даже не поняла, в какой момент их закрыла, и осмотрела салон, пока мой взгляд не наткнулся на Нолана. Его карие глаза стали светлее, почти по-волчьи налились янтарем, потому что это был не тот же оттенок янтаря, что у льва.

— Надо поговорить, — сказал он.

— Не тогда, когда мои люди заперты, — возразила я, и ощутила, как мои ребята в других тачках ждут, когда я подам знак.

— Мы едем, Блейк. Я не могу ничего разблокировать, пока мы не остановимся.

— Зачем вообще запирать нас? — спросил Натэниэл.

— Потому что правительство считает, что верживотных в этих машинах больше, чем находилось на территории Ирландии за пару десятков лет. Согласно плану, вас нужно доставить на нашу базу, где мы объединимся с остальной частью моей команды.

— И что потом? — Спросила я очень осторожным голосом, потому что уже хотелось приказать Никки проломить в машине дыру. С нас было достаточно.

— Кое-кто из наших людей должен проверить, насколько верны утверждения Форрестера в отношении вас.

— А если мы не пройдем эту проверку, что тогда? — поинтересовался Никки.

— Мы вернем вас на самолет и отправим домой, как слишком опасных для того, чтобы иметь с вами дело.

— Но вместо этого ты поделился с нами своим секретом, потому что правительство не в курсе, кто ты такой, верно? — спросила я.

— Верно, и да — они этого не знают.

Я мысленно велела Итану и Домино ждать. У нас все было в порядке. Нам просто нужно сохранять спокойствие.

Эдуард отстранился от Нолана настолько, насколько позволяло сиденье.

— Когда на тебя напали?

— На меня не нападали, — его голос теперь был ниже, чем раньше.

— Я чувствую.

— Когда мы впервые встретились ты не чуял таких вещей.

— Я знаю, что чувствую сейчас, — сказал Эдуард, глядя на своего старого друга.

Больше волчьей энергии заполнило салон, и густой, почти кисловатый запах начал перекрывать запахи других зверей. Глаза Джейка засияли волчьим янтарем.

— Брат, — прорычал он.

— Мы не в стае, — возразил Нолан.

— Хочешь сказать, ты был оборотнем, когда мы встретились?

— Да.

— Сукин сын.

— Чертовски верно, — ответил Нолан.

— Вы о чем? — не понял Эдуард.

— Ты урожденный волк, — сказал Джейк.

Нолан посмотрел на него и ответил:

— Да.

— О чем вы? — не поняла я.

— В Ирландии вервольфы — единственные местные ликантропы, — ответил Джейк.

— Ирландцы гордятся тем, что у них тут нет ликантропии, — сказала я.

— То, что у меня, нельзя подцепить, — сказал Нолан. — Ты можешь только родиться с этим.

Звери каждого из нас успокоилось, потому что мы все были удивлены, и, как я уже успела заметить, оборотни склонны доверять друг другу больше, чем обычным людям.

— Объясни, — потребовал Эдуард, и, судя по голосу, он был недоволен.

— Девичья фамилия моей матери — МакТайр, МакИнтайр.

— А это здесь нахрен причем? — уставился на него Эдуард.

— Это значит «волк», — пояснил Джейк.

Эдуард уставился на него:

— Хочешь сказать, твоя мать была оборотнем?

— Она была урожденным волком, как и я.

— А твой отец? Дед? — спросил Эдуард.

— Нет, только мать.

— Ты, очевидно, отрезал свой хвост, — сказал Джейк.

— Пришлось.

— Тогда ты и в форме волка бесхвостый.

— Да.

— Это губит баланс.

— Да, но моя мать убедила меня сделать это, когда я стал старше, и скрывать стало труднее.

— Я встречал твоих родных. Они были нормальными.

Нолан посмотрел на Эдуарда:

— Они такие и есть.

— Подождите, — встряла в разговор я. — Хочешь сказать, что тебе пришлось ампутировать хвост, когда ты стал старше? Если бы ты провел столько времени в животной форме, у тебя сохранились бы и другие постоянные вторичные признаки. Ты уже не сойдешь за человека, если все зашло настолько далеко, чтобы иметь хвост в этой форме.

— Как у кланов тигров, которые рождаются с глазами их зверей, так и с ирландскими вервольфами, — пояснил Джейк.

— Ты имеешь в виду хвосты, или там иногда еще и уши?

— Всегда хвосты, хотя есть истории о некоторых из нас, кто родился с ушами, но люди решили, что мы были частью Дивного народца, а не оборотней.

— Я читала о фейри с ушами животных. Ты хочешь сказать, что это были оборотни?

— Не все из них волки, но многие — да.

— Как ты прошел анализ крови для армии? — спросил Эдуард, и он вроде как успокоился, или, по крайней мере, его голос стал холоднее, более отстраненным. Это был голос, который не говорил вам ничего кроме того, что вы должны опасаться его владельца.

— Моя кровь вполне человеческая. — Он посмотрел на других мужчин в салоне. Машина прибавила скорости. Наверное, мы выбрались на шоссе, но в закрытом транспортном средстве сложно сказать наверняка. — Деверо, Кристенсен, ваши карточки утверждают, что вы — носители тигриной ликантропии. В досье Блейк говорится, что она работает с клановыми тиграми — вы из таких?

Они переглянулись, а затем посмотрели на Джейка. Он слегка кивнул.

— Да, — ответил Прайд. Дев только кивнул.

— Ты сказал «ваши карточки», но разве несколько секунд назад ты не чувствовал запаха их зверей? — спросила я.

— В обычной ситуации я бы не стал отвечать на подобный вопрос, потому что это дало бы вам представление о том, на что я способен, а на что — нет, но я знаю, что от большинства из вас мне все равно не скрыться, так что — нет, я не разобрал запахов зверей. В человеческой форме мой нос куда менее чувствителен, чем у обычного оборотня.

— Откуда ты это знаешь? — поинтересовался Джейк.

— Мне уже приходилось доверять свою тайну другим оборотням.

— Но ты не доверил ее мне, — сказал Эдуард, и его голос уже не был холодным. В нем было слишком много эмоций.

— Тебя беспокоит, что я не рассказал тебе свою тайну, или тебя напрягает то, что я — оборотень?

— Первое, как и то, что я сам этого не заметил. Я горжусь тем, что могу вычислять монстров. Это позволяло мне оставаться в живых на своей работе, и ты точно попал на мой радар.

— Это генетическая особенность, которую я большую часть времени могу игнорировать. И я никому не говорил о ней.

— Ликантроп способен обставить меня на физподготовке, но мы с тобой всегда шли ноздря в ноздрю — и по времени, и по местам. Ты сдерживался, чтобы я не подумал, что ты не человек?

— Нет, ты заставлял меня вкалывать изо всех сил, чтобы не отставать от твоей задницы. Быть урожденным волком не значит иметь сверхъестественные физические способности. Большинство тестов я сдаю на высшие баллы, и, к тому же, еще не вышел из возраста, но ты, Форрестер, практически задвигал меня, а это значит, что ты тоже работал на высший балл. Я — частично волк, в в чем твой секрет?

Эдуард пытался хмуриться, но затем улыбнулся и уставился в пол, когда машина замедлилась. Мы либо перестраивались, либо свернули на проселочную дорогу.

— Мне сказать: «Не секрет, что я настолько хорош», или наехать на тебя за то, что ты — лживый ублюдок? Все ликантропы. Которых я встречал, круче обычных людей — они как супергерои. Я хорош, очень хорош, но я не супергерой, а вот ты должен им быть.

Нолан покачал головой:

— Клянусь, я делал все возможное, чтобы победить тебя или хотя бы идти с тобой на равных. Я слишком конкурентоспособен, чтобы соглашаться на меньшее.

Эдуард чуть улыбнулся:

— Да, таким ты и казался.

Нолан посмотрел на двух вертигров:

— Вы двое и правда настолько сильнее обычного человека физически?

Они оба ответили «да», а затем Прайд добавил:

— Хочешь сказать, что твой тип ликантропии не проявляется в анализе крови, который проводят специально для того, чтобы выявить его?

— Именно так.

Дев и Прайд переглянулись, а затем снова уставились на Нолана.

— Если бы мы могли пройти этот тест, некоторые из нас попытались бы поступить на военную службу, — сказал Дев.

— Не могу представить тебя в армии, — заметил Натэниэл.

Дев повернулся к нему с ухмылкой:

— Не я, а кое-кто из других моих кузенов.

— Военная служба помешала бы вам справляться с другими обязанностями, — возразил Джейк.

— Хочешь сказать, даже если бы мы физически смогли пройти тест, нам бы не разрешили вступить в армию? — спросил Прайд.

— Это все равно невозможно, — произнес Каазим, коснувшись руки Джейка, — так что не имеет значения, разрешили бы нам или нет. Это бесполезная дискуссия.

Нолан наблюдал за обменом репликами. Он доверил нам свой секрет, но мы свои ему доверять не обязаны, пока я с глазу на глаз не переговорю с Эдуардом.

— Все это звучит так, словно урожденный волк отличается от клановых тигров не только запахом внутреннего зверя.

— Наверняка, но вы — первые клановые тигры, которых я встречал, и, поскольку я почти уверен, что Деверо и Кристенсен — представители одного и того же клана, возможно, другие кланы будут ближе к моему виду, — сказал Нолан.

— Насколько нам известно, у тигров всех кланов анализ крови не выявляет ликантропию, — сказал Каазим.

— Значит, — заключила я, — то, что у тебя, необязательно ликантропия. Ты вообще привязан к лунному циклу?

Он покачал головой.

— Нет, мы не обязаны перекидываться при полной луне, вообще не обязаны. Как только мы получаем контроль над силой, то можем годами жить без изменения формы.

Все мы, кто боролся со своими внутренними зверями, обменялись взглядами.

— И ты не скучаешь по нему? — спросил Дев.

— По кому?

— По твоему зверю.

— Скучаю, но это вопрос выбора. Я мог бы полностью стать человеком и не меняться вообще.

— Ты знаешь вервольфов, которые решились на этот выбор? — спросил Прайд.

Нолан кивнул.

— Моя мать, например.

— Никогда бы не подумал, что она не была человеком, — сказал Эдуард.

— Чем реже меняешь форму, тем слабее излучаешь энергию. Говорят, если слишком долго быть человеком, можно потерять способность перекидываться в животное, но я не думаю, что мою мать бы это заботило. Она научила меня контролировать моего волка, научила, как менять форму, но как только обучение закончилось, я не думаю, что она перекидывалась снова. Как-то я приехал домой, повидаться с ней, и попросил ее побегать со мной, но она больше этого не делала. Тот факт, что она тоже была волком, казался мне сном.

— У тебя есть другие родственники, с которыми ты можешь побегать в лесах? — спросил Джейк.

— Кузены, но в каждом поколении нас все меньше и меньше. Без близкородственных связей может наступить тот день, когда не останется больше МакИнтайров или МакТайров, достойных этого имени.

— Я, кажется, припоминаю одну из твоих кузин, от которой ты сказал мне держался подальше, — заметил Эдуард.

Нолан улыбнулся:

— Сейчас она замужем, и у нее трое детей.

— Среди них есть оборотень? — поинтересовался Джейк.

— Нет.

— А она бы тебе рассказала, или просто отрезала бы им хвосты в больнице, скрыв это ото всех? — уточнил Эдуард.

— Некоторые пытались утаивать, но невозможно игнорировать свою тень с рождения. Если отлучить нас от нашего наследия и не обучить контролю, то внутренний зверь найдет себе выход другими способами. Последний из моих двоюродных братьев, которого так воспитывали, угодил в тюрьму. Он почти до смерти избил кого-то во время драки в баре. Одна из тех вещей, которые мы учимся контролировать с детства, это аморальная часть нас. Волк, в отличие от человека, не видит ничего плохого в драке за то, что принадлежит ему, или в ситуации, когда ему угрожают.

— В природе волки редко сражаются насмерть, — сказал Джейк.

— И не попадают в школы или бары, где могут упиться в стельку, — сказал Нолан.

— Тоже верно, — согласился Джейк.

— Волки — не собаки, — продолжил Нолан. — И они не ведут себя, как собаки, даже когда на них надевают ошейник и сажают на цепь.

— И это правда.

Нолан посмотрел на Эдуарда:

— Не думал, что это так сильно тебя огорчит. Заставляет задуматься, подружились бы мы тогда, если бы я сказал тебе.

— Честно говоря, я не знаю. Тогда мне было не так комфортно с оборотнями, но ты всегда будешь моим Малышом Брайаном, — Последние слова он произнес с прекрасным ирландским акцентом, насколько я могла судить.

Нолан вздохнул и покачал головой.

— Погодите-ка, — вмешался Дев. — Малыш Брайан? Серьезно?

— Я назван в честь моего отца, которого назвали в честь его отца, и так далее. Я терпеть не мог быть Малышом Брайаном.

— «Маленький Брайан» уже звучало бы достаточно скверно, но даже с ирландским акцентом «Малыш Брайан» для ребенка наверняка было пыткой, — сказала я.

Он улыбнулся и поднял глаза:

— Мой отец — Маленький Брайан, дед — Молодой Брайан, а прадед — Старый Брайан, потому что прабабка Хелен велела называть его так после того, как он назвал их сына Брайаном-младшим.

— Это особенно забавно при учете того, что и ты, и твой отец выше деда, — заметил Эдуард.

Нолан рассмеялся:

— Ты был чертовски озадачен, когда я познакомил тебя со своим дедом, Молодым Брайаном, после встречи с моим отцом, Маленьким Брайаном.

Я оживилась. Если Эдуард знал семью Нолана, возможно, тот знал семью Эдуарда.

— Анита, забей, — сказал Эдуард.

— Откуда ты знаешь, что я собиралась сказать? — возмутилась я.

Он улыбнулся мне той улыбкой, которая говорила о том, что он не только видит меня насквозь, но и прекрасно знает, как я горю желанием разгадать тайну личности Теда Форрестера ака Эдуарда.

— Ну блин, — надулась я.

Улыбка Эдуарда стала шире.

Нолан переводил взгляд с Эдуарда на меня:

— Либо тебе стало намного комфортнее с женщинами, либо она действительно твой брат по оружию.

— Мне намного комфортнее с женщинами, чем в то лето, а Анита, ко всему прочему, будет моим шафером на свадьбе.

— А ты — моим, — напомнила я.

— Ага, — сказал он, переключаясь обратно на голос Теда. — Сперва я с тобой постою, потом ты со мной.

— Ага, — сказала я, пытаясь копировать манеру его речи.

— Анита, даже не пытайся изображать акценты, у тебя ни хрена не получается, — сказал он с характерным среднеамериканским выговором, не то техасским, не то оклахомским, не то вайомингским, а спустя секунду его голос вернул себе ледяной тон Эдуарда, который я хорошо знала и любила.

— Он всегда баловался с акцентами. Я приехал с ним домой, и он за неделю начал звучать, как местный. Если бы он не был таким голубоглазым и белобрысым, из него бы вышел отличный агент под прикрытием, — заметил Нолан.

— Контактные линзы и краска для волос решают множество проблем, — ответил Эдуард этим своим вкрадчивым тоном, который заставлял волоски на шее вставать дыбом и напоминал о том, насколько он опасен.

— Ты же не работал на военную разведку, — сказал Нолан.

— Я не говорил, что работал.

И снова этот многозначительный обмен взглядами. Я пока не могла понять, были ли они лучшими друзьями или ненавидели друг друга. Они как будто прыгали туда-сюда в зависимости от того, о чем говорили, или вообще от настроения. Эдуард обычно неплохо держал себя в руках, но Нолан, казалось, обнажал его угрюмо-ублюдочную сторону. Это напоминало семейные посиделки. Прогулка по прошлому из каждого может вытянуть худшие черты.

— Ван Клифу известен твой секрет? — поинтересовался Эдуард.

— Двадцать лет назад он не знал.

— А теперь?

— Он в курсе.

— Он, вероятно, устроил тебе взбучку за то, что ты скрывал.

— Пару лет назад на меня напал вервольф. Я сделал вид, что все из-за этого.

— Если он когда-нибудь узнает, что ты скрывал от него то, чего он так желает… Нолан, он и за меньшее людей скрывал.

— Что ты имеешь в виду, говоря «скрывал»? — спросил Натэниэл.

Я погладила его по бедру:

— Что-то вроде государственных приютов для новообращенных, но более секретных и куда более вечных, чем простая клетка.

— Это недалеко от истины, — согласился Нолан.

— А ты помогал скрывать других оборотней? — спросил Натэниэл.

Нолан просто уставился на него, и это заставило моего мальчика отвернуться. Он посмотрел на меня своими прекрасными глазами, и по ним было видно, что ему это не нравилось. Мне тоже. В последнее время, куда бы я ни отправилась, имя Ван Клифа всплывало постоянно.

— Я охотился на нарушителей по всей Европе. Некоторых нам удалось захватить живыми, — наконец, сознался Нолан.

— И сейчас Ван Клиф преследует ту же цель?

— Если ты про суперсолдат, то да. По этой причине мы оба к нему и попали.

— Я помню, — подтвердил Эдуард.

— Клянусь, напрямую он в этом не участвует, это ирландское правительство хочет иметь свое спецподразделение.

— Ты знаешь, что я сделаю, если ты мне солгал.

— То же самое, что сделаю я.

— Вы двое только что угрожали убить друг друга? — вмешался Натэниэл.

Я снова похлопала его по бедру, успокаивая:

— Забей, — сказала я.

— Мне этого не понять, да?

— Ага, — согласилась я.

— Ага, — присоединился ко мне Никки.

Дев тоже похлопал Натэниэла по бедру:

— Не парься, Натэниэл. Я более мужикастый тип, чем ты, но даже я этого не понимаю.

— Но ты понимаешь? — спросил Натэниэл у меня.

— Ага.

— И Никки?

— Ага.

Он обвел взглядом остальных. Прайд покачал головой, Джейк и Каазим кивнули утвердительно.

— Мы все отказываемся от какой-то части себя, чтобы выполнять эту работу, — подал голос Эдуард.

— Некоторые отказываются от большего, чем другие, — заметил Нолан, и это звучало почти обвинительно.

Они уставились друг на друга, и между ними можно было почти физически почувствовать годы, которые связывали их вместе. Этот парень знал Эдуарда еще с тех времен, когда его нашел Ван Клиф, нашел их обоих для какого-то сверхсекретного задания. Что он с ними сделал? Что такого ужасного произошло, что заставило Эдуарда уйти из армии? Почему лицо Нолана так глубоко изрезано морщинами? Так сказываются двадцать лет работы с Ван Клифом? Я не понятия не имела, но я узнаю. У меня были ключи к истинному прошлому Эдуарда. Я не собиралась упускать эту возможность, если, конечно мне не придется столкнуться с Ван Клифом, чтобы разгадать этот секрет. Любого, кто до такой степени пугал Эдуарда, следовало избегать.

— Ты понятия не имеешь, от чего я отказался, чтобы уйти, — сказал Эдуард.

— А ты не имеешь понятия, от чего отказался я, чтобы остаться.

Они еще с минуту посверлили друг друга взглядами, а потом Эдуард протянул ему руку. Нолан принял ее, а затем обнял Эдуарда, и они держали друг друга в объятиях — не как любовники, а как друзья, друзья, которых обретаешь под свистом пуль, где врагом становится каждый, кто хочет убить тебя и этого парня рядом с тобой. За пределами битвы у вас может не быть ничего общего, но такие друзья становятся членами семьи, которые могут позвонить спустя двадцать лет и сказать: «Мне нужна твоя помощь», и ты помогаешь. Братья по оружию — они как братья по крови. Просто эту связь не всегда скрепляет ваша собственная кровь.

37

У Эдуарда зазвонил телефон.

— Полиция, — пояснил он и ответил на звонок. Послушал и, наконец, сказал:

— Мы будем как только сможем, если капитан Нолан нас туда доставит. — Он передал телефон Нолану: — Тебя.

Нолан взял телефон и все время разговора говорил только: «угу», и «да, сэр», «нет, сэр», и, наконец, «не спорю, сэр». Он вернул телефон Эдуарду, но, кто бы ни был на том конце провода, видимо, он повесил трубку.

— Планы изменились. Я позвоню и сообщу остальным членам своей команды, что мы опоздаем, — проговорил Нолан.

— Что случилось? — спросила я.

— Новое место преступления, — ответил Эдуард.

— Его хотят видеть на месте преступления, и если я сочту, что ты и твои люди окажетесь полезны, то и вас тоже.

— Они в курсе, что вы нас еще не тестировали? — поинтересовался Дев.

— В курсе.

— Что заставило их передумать и обойти тест? — спросила я.

— Кажется, было сказано что-то в духе «я бы не отказался от помощи самого дьявола».

— Что бы это ни было, там, должно быть, все плохо, — предположил Эдуард.

Нолан кивнул:

— Они боятся того, что произошло, куда больше, чем всех оборотней и некромантов на ирландской земле. Так что там все очень плохо.

— Ты всегда приглашаешь меня в лучшие места, Тед, — заметила я.

— Вероятно, ты захочешь позвонить своим людям и предупредить их. Те, что здесь — отнюдь не самые матерые бойцы, на которых я надеялся.

— Я не стану тащить всех на свежее место преступления, — сказала я.

— Хорошо, потому что тебе не позволят взять всех, а те, кого ты возьмешь, должны быть одобрены.

— Кем? — спросила я.

— Мной.

— Почему тобой?

— Потому что я говорил с тобой дольше, чем любой из полицейских Ирландии.

— Но ты не коп, — сказала я.

— Нет, не коп.

— Что там за место преступления такое, помимо того, что оно ужасное? — поинтересовалась я.

— Они полагают, что нашли пропавших жителей Дублина, — ответил Эдуард.

— В смысле они «полагают»? — не понял Дев.

— Хочешь сказать, тела настолько изувечены, что они не могут сказать точно? — предположил Натэниэл.

Я прислонилась лбом к его голове:

— Мне жаль, что ты способен додумать такие вещи.

— А мне — нет. Я хочу принимать то, чем ты занимаешься по работе, а это значит принимать и всякие стремные вещи.

Я посмотрела на Нолана и сказала:

— Сейчас я его поцелую, потому что такая речь заслуживает поцелуя. И не вздумай ворчать на этот счет.

Нолан вскинул руки:

— И не собирался. Я читал твое досье, Блейк. И был бы шокирован, если бы ты не привезла с собой одного из своих мальчиков для развлечения.

— Мы с Натэниэлом живем вместе, и мы помолвлены. Он не мальчик для развлечения.

— Прошу прощения. Я думал, ты обручена с главным вампиров вашей страны, Жан-Клодом.

— Так и есть, но если закон нам это позволит, то вступать в брак будут, как минимум, четверо.

— Я даже на работе не могу наладить отношения с одним человеком. Если ты способна справиться с четырьмя, то ты меня уделала.

— Не понимаю, о чем ты, но — определенно уделала.

Он рассмеялся:

— Не стану спорить.

Я повернула голову, Натэниэл повернул свою, и мы поцеловались, потому что сидели достаточно близко друг к другу. Я отстранилась достаточно, чтобы посмотреть в эти фиалковые глаза, и сказать:

— Спасибо, что ты пытаешься понять мою работу.

— Спасибо, что пытаешься понять меня, — ответил он.

Это вызвало у меня улыбку, потому что в этих двух предложениях, вероятно, и заключался секрет успешных отношений.

— А где мой поцелуй? — с улыбкой поинтересовался Дев.

Я закатила глаза, но Натэниэл просто повернулся в другую сторону и потянулся к Деву за поцелуем. Дев подался к нему, и они поцеловались.

— Даже не спрашивай. — сказал Эдуард.

— А ты не говори, — ответил Нолан.

Дев перегнулся ко мне через Натэниэла, и я уставилась в его искреннее лицо:

— И чем же ты заслужил поцелуй? — мягко поинтересовалась я.

— Я собираюсь пойти с тобой на место преступления. Будь то вампиры, зомби или что-то еще, я останусь с тобой, пока ты не прикажешь мне оставаться в машине.

— Верно мыслишь, — похвалила его я, и он тоже получил поцелуй.

Я повернулась и поцеловала Никки последним, он ответил на поцелуй, а потом спросил:

— А я что сделал, чтобы заслужить поцелуй в присутствии копов?

— Я собираюсь взять тебя с собой на место преступления. Считай это моим извинением.

— Кровь и расчлененка меня не парит, и ты знаешь об этом.

— Одна из тех черт, которые я в тебе люблю, — заметила я.

Он улыбнулся:

— И это одна из причин, по которой я люблю тебя.

— Так вот почему ты в меня не влюблена — я не в ладах с мокрухой, — констатировал Дев.

Я оглянулась на него и не была уверена, что бы ему ответила, но тут Нолан спросил:

— Теперь я запутался. Почему он получил поцелуй, если ты не влюблена в него, в отличии от тех двоих?

— А ты целуешь только тех, в кого влюблен? — поинтересовалась я.

Он выглядел удивленным, а потом усмехнулся:

— Нет. Нет, Блейк, я определенно целуюсь с женщинами, в которых не влюблен. Откажись я от этой привычки, то наверняка еще был бы в браке со своей второй женой.

— Два развода? Очевидно, твоя мать превратила твою жизнь в ад, — прокомментировал Эдуард.

— Она считала, что в первый раз я поспешил с женитьбой, и оказалась права. Хотя второй развод ее огорчил. Ей нравилась Кэтлин. Она всем нравилась. Такой вот она человек.

— Жаль, что у вас ничего не вышло, — сказал Эдуард.

— Как и мне, — он посмотрел на меня. — Сколько еще поцелованных с собой захватишь, Блейк?

— На место преступления больше никого, а так — троих, может, четверых.

— Каждый раз, когда я пытался встречаться с несколькими женщинами одновременно, они узнавали об этом, и моя задница оказывалась в опасности.

— Может, в этом-то и проблема, — сказала я.

— В чем?

— Ты сказал, что они «узнавали», а значит, ты им изменял. Все, кто есть в моей жизни, в курсе об остальных.

— Никогда в жизни не встречал двух женщин, которые бы не убили меня или не бросили, если бы я переспал с другой.

— Ох, капитан, вы встречаетесь не с теми женщинами.

— По крайней мере, двое из близких Аниты — женщины, — добавил Эдуард.

— М-да, что тут скажешь. Ты действительно меня уделала, Блейк.

В этот раз я не стала спорить. Я чувствовала, что победила. Никогда не спорьте, если побеждаете.

38

Первое впечатление от Дублина мне создало море. Никки с Каазимом первыми вышли из машины, потому что были телохранителями, и потому что сидели рядом с выходом. Вообще, технически, первым, что я увидела в Дублине, была мостовая, на которую я ступила, но такое я видала и дома. Первым, что отнюдь не было домашним, и что я увидела поверх широких плеч Никки, оказались серые просторы Ирландского моря. Натэниэл вышел из машины вслед за мной, взял меня за руку, и я позволила ему это, потому что никогда не думала, что буду стоять в Ирландии, глядя на Ирландское море. Сама мысль об этом казалась мне невозможной экзотичной, крутой — в общем, что-то типа того. Я позволила себе пару секунд насладиться видом, прежде чем мне придется смотреть на совсем другие вещи.

— Позже за ручки подержитесь, — шепнул Эдуард.

Натэниэл первым выпустил меня и обернулся, чтобы сказать:

— Извини. Это плохо, что я рад быть здесь с Анитой, когда у нас под носом место преступления?

— Это не плохо, — ответил Эдуард, — с нашей работой надо ловить момент, иначе начнешь верить, что плохое — это единственное, что есть в этом мире.

Я обернулась и посмотрела на пологий склон, ведущий к длинной веренице машин и «скорых», которые в значительной степени перекрывали улицу. Оградительная лента и униформа не были привычными, но место преступления — оно и в Африке место преступления. Уже по числу людей я знала, что это либо убийство, либо нечто похуже простого убийства, либо этот город был просто слишком маленьким, и в нем нечасто случалось подобное. Вряд ли последнее. Дублин — большой город, а во всех крупных городах происходило достаточно преступлений, чтобы полиция не расслаблялась.

Мы смотрели на море между рядами домов, которые громоздились скорее не на берегу моря, а на краю скал, которые высились над волнами. У многих домов, казалось, были крытые террасы, или просто веранды. Температура была не выше десяти градусов, и дождь усиливался, пока мы стояли — он перешел от редкого накрапывания до мороси.

— Добро пожаловать в Ирландию, — сказала Донахью. — И прежде, чем спросите — да, здесь льет каждый день.

— Решай, кто идет, а кто остается в машинах, — сказал Эдуард практичным эдуардовским тоном. Тягучий акцент Теда полностью исчез. Я задалась вопросом, что заставило его отбросить притворство в последние несколько минут.

Я оставила у тачек почти всех, кроме Никки, Дева, Джейка и Каазима. Мы понимали, что всех четверых на место преступления не пустят, но это был минимум телохранителей на чужой земле. Я просто сказала, чтобы они никому не мешали, и мы направились вслед за Эдуардом на холм. Он аккуратно поправил свою ковбойскую шляпу, укрываясь от дождя. Мне пришлось натянуть капюшон, хотя его хватало, чтобы дождь не попадал мне в лицо — это ограничивало мое периферийное зрение, да и движение волос под капюшоном могло ухудшить слух. Паршиво.

Никки натянул кепку с длинным козырьком и поверх набросил капюшон. Казалось, он просто решил закрыться от дождя, но на самом деле это позволяло ему незаметно осматриваться и прислушиваться. Ему не впервой. Он много чего уже делал по части насилия и преступлений, потому что когда-то был по другую сторону закона.

Каазим просто натянул арафатку и поднял капюшон; Джейк сделал то же, что и Никки с бейсболкой. Дев поднял капюшон, но потом опустил его. Думаю, он решил, что лучше промокнуть, чем ухудшить слышимость и обзор. Предполагалось, что он мой телохранитель, так что я не возражала. Я очень жалела, что не заплела свои волосы в косу или, по крайней мере, не убрала их в хвост, прежде чем запихнуть под капюшон. Я последовала за Эдуардом и Ноланом по холму.

Народ начал пялиться на нас, и на этот раз это вряд ли была моя вина. Нолан был в полной тактической экипировке. На нас пялились не только зеваки. Очевидно, даже в полиции не привыкли к тому, что на место преступления приезжает кто-то в полной боевой экипировке. Нолана остановил мужчина в костюме, который оказался чиновником из полицейского управления. Я бы сказала, что он — детектив, но мне его не представили, и говорил он, как офисный клерк, а не как полисмен, потому что его слишком сильно напрягал вид Нолана и то впечатление, которое он произвел. Народ полагал, что в доме находится кто-то вооруженный, или что там удерживают заложников, а может, и то, и другое, потому что только это объясняло бы присутствие здесь Нолана в таком виде. К нам чиновник не прицепился, поэтому Эдуард продолжил идти, а мы пристроились за ним. Мне не понравилось, что нам пришлось оставить позади своего, но если Эдуарда не парило, что его заклятого друга задержали, то кто я такая, чтобы возникать? К тому же, я еще не добралась до места преступления, и все еще ожидала, что против меня или парней со мной кто-нибудь начнет возражать. Пока этого не произошло, мы продолжали свой путь по дороге под непрерывной моросью дождя. Ощущение было такое, что здесь осень, хотя я знала, что на дворе июль, как и дома. Воздух был влажным и холодным, свежим от дождя, а постоянный рокот моря звучал под треском полицейских раций и тем гомоном, который всегда сопровождал места крупных преступлений. Мы будто сменили не только страну, но и время года. Мне хотелось спросить, всегда ли здесь такая погода в июле, но если мой акцент услышат, то тут же поймут, что я не местная. А если я буду держать рот на замке и просто пристроюсь к Эдуарду, глядишь, что-нибудь и разнюхаю.

Блондинистая шевелюра Дева почти сияла под дождем, когда мы поднялись на вершину холма. Кепки Никки и Джейка были сплошь покрыты водой, но не так обильно, чтобы она стекала. Моросью была покрыта и белая ковбойская шляпа Эдуарда. Это была та самая шляпа, которую я увидела на нем, впервые встретив его альтер-эго, так что поля у нее были подогнаны вручную, и она сидела на нем просто отлично. Меня все еще парило, что шляпа была белой. Это казалось каким-то неправильным, как лживая реклама. Под дождем цвет шляпы скорее казался старой слоновой костью, чем белым, и это было уместнее. Эдуард не был плохим парнем в черной шляпе, но и парнем в белой он тоже не был. А вот в не совсем белой — это уже про него.

Район на вершине холма сильно отличался от кварталов, растянувшихся вдоль берега цепочкой домов. И хотя у некоторых из них наверняка был отличный вид на море, не это определяло цену. Думаю, дело было скорее в повышенной безопасности, потому что почти все дома здесь были окружены каменными стенами. Все эти стены были выше меня, и походили на каменные версии деревянных заборов вроде тех, что были у нас дома. Участки за заборами не проглядывались со стороны дороги или с нижних этажей соседних домов. Здания располагались достаточно близко друг к другу, так что существовала возможность заглянуть за ограждения и во двор, но она зависела от высоты домов. Ворота передо мной были в основном металлическими и казались весьма внушительными, как и сами ограждения. Несколько я могла видеть сквозь ворота, участки были ухоженными и густо засаженными растительностью. Уж не знаю, само это все выросло или здесь просто хорошо постарались садовники. У нас дома, в Миссури, чтобы обладать таким шикарным двором пришлось бы кого-то нанять либо вкалывать над этим делом самостоятельно все выходные. Волшебным образом само там ничего не вырастет.

— Я насчитал три машины «скорой помощи», — сообщил Эдуард.

— Не многовато ли? — спросил Дев.

— Ага, — в унисон ответили мы.

— Значит, есть выжившие?

— Возможно, — ответила я.

Дом, возле которого столпились машины, был окружен одной из этих каменных стен, и выглядывал из-за нее лишь кусочком крыши — по крайней мере, это все, что я могла увидеть. Мне хотелось спросить Никки или Дева, который был еще выше, а значит, мог видеть больше, но, во-первых, я стараюсь не подчеркивать свой рост, а во-вторых, это не тот вопрос, который задал бы полицейский. Мужчины не просят других мужчин — тех, что повыше, посмотреть, что там, за стеной, если только речь не идет о сидящих в засаде врагах, которые могут начать стрельбу. В некоторых вещах мужчины не признаются, если только ситуация не грозит смертельной опасностью, и это был как раз такой случай. Я слишком долго работала в полевых условиях под мужским началом, чтобы не знать этих правил. Если хочешь играть с парнями — учись играть как один из них.

Перед металлическими воротами, ведущими во двор, стоял офицер в форме. Он остановил нас, потому что теперь с нами не было Нолана, и у нас не было полномочий для самостоятельных действий на территории чужого государства. Нам нужен был ирландский полицейский, чтобы нас пропустили внутрь. Эдуард предъявил свое удостоверение маршала, на что офицер среагировал спокойно. Это означало, что даже если он не знал Теда лично, он был в курсе, что тот помогает полиции в этом деле. Однако он все равно не позволил нам войти.

Эдуард обратился к нему в своем лучшем ковбойском стиле, манерно растягивая слова:

— Я ценю, что ты слышал обо мне, приятель. Ты не мог бы найти суперинтенданта Пирсона или инспектора Шеридан, чтобы кто-то из них проводил нас внутрь?

— А это кто такие? — спросил полицейский, кивая на нас.

Я показала свои документы, и тот факт, что они были того же вида, что и эдуардовские, казалось, успокоил офицера.

— Нам сообщили, что из Штатов прибыли еще люди.

Я улыбнулась, стараясь казаться полезной и ободряющей:

— Мы только приземлились и сразу же направились сюда, — сказала я.

Офицер бросил взгляд на остальных четверых. Я ждала, что у них он тоже потребует документы, но он этого не сделал. Он оглянулся на ворота с домом и вздрогнул. Нечасто такое увидишь у опытных полисменов. Либо он был моложе, чем выглядел, либо нечто в доме позади него серьезно его нервировало.

— Я знаю, что мы должны думать о них, как о гражданах с неизлечимой болезнью, и сами они ничего с этим поделать не могут, но… это никакая не болезнь.

— Мы здесь для того, чтобы найти и остановить их, — сказал Эдуард.

— Надеюсь. В смысле, надеюсь, что вы их остановите. Их всех. — Теперь в его голосе слышался гнев.

— Приятель, позволь нам пройти и мы тут же откроем сезон охоты.

Полицейский потянулся к воротам. Он хотел пропустить нас внутрь, но мы не были с ним знакомы. Как следовало поступить копу? Я бы хотела, чтобы он нас впустил, но понятия не имела, в какой заднице он окажется, если сделает это.

Зазвонил телефон Эдуарда.

— Инспектор Шеридан, я тут, у ворот, мы пытаемся пройти. Да, маршал Блейк стоит рядом со мной. — Он послушал секунду и обратился к офицеру. — Инспектор хочет поговорить.

Офицер колебался, но все же взял телефон. Он много раз повторил «да, мэм», «нет, мэм» и, наконец, вернул телефон Эдуарду, который улыбался ему со всем теплом своего тедовского обаяния.

— Можете войти. Инспектор Шеридан встретит вас у дверей. — Он открыл нам ворота и все мы вшестером вошли внутрь.

39

Инспектор Рэйчел Шеридан была высокой, стройной, ее прямые были почти черные, и спадали на плечи. Концы были завиты щипцами или, может, бигудями. Мои волосы были настолько курчавыми, что я ничем подобным не пользовалась, но, что бы она ни сделала, это смотрелось хорошо. Она умудрялась быть одновременно бледной и смуглой, словно могла загореть, если на ее долю выпадало достаточно солнца. Возможно, белая рубашка на пуговицах делала ее лицо смуглее. Черный брючный костюм был ей велик, словно она резко схуднула. Ее лицо было мягким треугольником, а его костная структура, как и кисти ее рук, была изящной. Что-то в этом было эльфийское, даже при том, что она выше меня дюймов на пять (12 см. — прим. редактора), если не больше. Но несмотря на свой рост, Шеридан казалась хрупкой и симпатичной. Будь она немного фигуристее, я бы назвала ее красивой, но мне хотелось понять, была ли она худой от природы или от голоданий. Если первое, говорить есть о чем, а если второе — я никогда не понимала женщин, которые сидели на листьях салата или того меньше для поддержания каких-то мифических идеальных параметров.

Она позволила нам войти, чтобы укрыться от дождя, но потом остановила, потому что нас оказалось на четырех человек больше, чем она ожидала:

— Я рада, что вы здесь, Тед и маршал Блейк. С удовольствием послушаю ваше экспертное мнение, но остальных я не знаю.

Мы тут же представились. Шеридан не могла пожать нам руки, потому что на ней были резиновые перчатки, в которых она уже осмотрела место преступления. У нее на ногах были бахилы. Она бросила Эдуарду улыбку, которая казалась интимнее деловой, а когда я представила ей наших спутников, она улыбнулась еще теплее Никки и Деву. Наверное, у каждого есть свой типаж, и у Шеридан была слабость к голубоглазым блондинам. Не могу сказать, что она вела себя непрофессионально, но она точно была рада им чуточку больше, чем Джейку и Каазиму. Я мысленно сделала себе пометку, чтобы в будущем убедиться, что она не потратит слишком много времени на флирт с мужчинами, которые уже были заняты. Я сталкивалась с одной женщиной-детективом в Сент-Луисе, которую бесило, что я «притворяюсь», будто бы Натэниэл не мой бойфренд, из-за чего она решила, что ее водили за нос. Не понимаю женщин. Шеридан предложила всем нам коробку с перчатками.

— Даже если не все войдут в дом, я не хочу тратить время на устранение ваших отпечатков с места преступления.

Никто из нас не спорил. Мы просто надели бахилы и натянули перчатки. Никто из допущенных к месту преступления теперь не наследит и не испортит улики, и мы не подарим судмедэкспертам набор отпечатков, которые не соответствуют уже найденным в доме.

В холл вошел высокий мужчина — он был даже выше Дева. Практически лысый, лишь с ободком коротко подстриженных темных волос. Его пиджак был приглушенного серого цвета, брюки — глубоко серого цвета, а рубашка белая, на пуговицах — она, казалось, выдавалась всем детективам в Америке, — сверху был галстук в тон пиджаку. Когда-то я бы сказала, что все это было одного цвета, но я слишком долго встречалась с Жан-Клодом и Натэниэлом, и они научили меня видеть разницу.

— Форрестер, хорошо, что ты здесь, и вы тоже, маршал Блейк. — На нем были перчатки, так что с этим инспектором тоже обошлось без рукопожатий. Его представили нам, как суперинтенданта Пирсон. Он окинул взглядом людей вокруг нас. — А эти джентльмены кем будут?

Не имена были важны Пирсону. Он хотел знать, какую пользу они могут принести на месте преступления. Как они могут помочь расследованию? Все четверо молчали, оставив объясняться нас с Эдуардом. Видимо, они просто не знали, что сказать.

— Зависит от того, что у нас тут за место преступления. У каждого своя специализация, — ответил Эдуард.

Пирсон кивнул, как будто понял то, о чем говорил Эдуард.

— Сейчас мы пытаемся решить, безопасно ли выводить вампиров из дома. Ты ведь помнишь, что один сгорел прямо при нас еще до того, как ты присоединился к расследованию?

Эдуард повернулся ко мне:

— Парамедиков вызвали к жертве, которая была без сознания, но, а когда они попытались вынести его из дома на носилках, солнце уже встало.

Я вытаращила глаза:

— Он загорелся?

Эдуард и оба инспектора кивнули.

— Ого. Врачи, должно быть, были в шоке.

— Согласно показаниям свидетелей, в процессе горения вампир проснулся и начал кричать. Парамедики оказались застигнуты врасплох и понятия не имели, чем помочь жертве… то есть, вампиру.

— Не всегда есть возможность погасить вспыхнувших на солнце вампиров, — сказала я.

— Могу я внести уточнение? — подал голос Джейк.

— Если хотите сказать что-то полезное, — разрешил Пирсон.

— Как только удастся убрать вампира из-под прямых солнечных лучей, нужно просто сбить огонь, как и на горящем человеке, хотя по общему признанию некоторые виды вампиров горят активнее остальных.

— Маршал Форрестер уже просвещал нас по поводу разновидностей вампиров, — кивнул Пирсон.

— Если бы парамедики поместили вампира в «скорую помощь», смогли бы они сбить пламя, или вся машина «скорой» загорелась бы вместе с ним? — поинтересовалась Шеридан.

— Я бы утащила его обратно в дом — больше места для маневра, меньше шансов спалить здание. Не уверена, что хотела бы взять с собой вампира в машину. Говорите, этот кричал и носился вокруг?

— Так говорят свидетели, — кивнул Пирсон.

— Вампир паниковал и, вероятно, мог потянуться к медикам. Если он схватил кого-то из них, то они могли загореться вместе с машиной.

— Они пытались сбить пламя, но не догадались унести его подальше от солнечного света, — сказал Пирсон.

— Я уже говорил, что использую солнечный свет только для сжигания вампиров. Я никогда не пытался спасти никого из них, так что понятия не имел, что это возможно, — сказал Эдуард.

— Я тоже никогда никого не пыталась спасти от солнечного света, если они уже воспламенялись, — добавила я.

— Рад, что смог внести свою лепту по данному вопросу, — сказал Джейк.

Пирсон пристально смотрел на него.

— У нас полный дом фельдшеров, которые хотят знать, как лечить вампиров с медицинской точки зрения.

— Буду рад поделиться информацией.

— Поэтому у вас снаружи так много «скорых» — вы оказываете помощь и вампирам, и их жертвам? — уточнила я.

— Мы вывезли из дома всех, у кого не были обнаружены клыки, считая их за жертв, — сказал он.

— Я объяснил им, что клыки — это один из способов отличить вампира от невампира, — пояснил Эдуард.

— Как и отсутствие дыхания, — добавила я.

— Несколько жертв впали в кому — их дыхание оказалось столь слабым, что его невозможно было различить, маршал Блейк. В такой ситуации врачам необходимо специальное оборудование.

— Логично. Так сколько у нас… жертв с клыками осталось? Это их ждут три «скорых» снаружи?

— На данный момент у нас три потенциальных вампира, — ответил Пирсон.

— А сколько невампиров вы вывезли? — спросила я.

— Четырех.

— И как вы с ними поступите?

— Больница пытается выяснить, живы они, мертвы или еще чего, и можно ли что-то сделать, чтобы вернуть их к жизни, — ответила Шеридан.

— Я читала новое исследование по активности вампирского мозга. Выяснилось, что в отличие от истинно мертвых, тела, которые могут восстать, как вампиры, демонстрируют определенную активность мозга, — сказала я.

— Значит ли это, что вампиры — не ходячие мертвецы? — поинтересовался Дев. — В смысле, смерть мозга — это ведь один из показателей, по которому врачи решают, стоит ли отключать аппарат жизнеобеспечения. Значит ли это, что вампиры на самом деле не умирают?

— Так мило, когда ты пытаешься глубокомысленничать, — съехидничал Никки.

— Вообще это здравая мысль. Но если сейчас больница проверит мозговую активность на жертвах и не обнаружит ее, то вероятно, решит, что они мертвы, — сказала я.

Дев глянул на Никки своим ну-и-кто-тут-был-прав взглядом. Никки в ответ нахмурился. Я заметила, что Шеридан наблюдала за ними куда пристальнее Пирсона.

— Где ты нашла эти новые исследования? — спросил Каазим.

— Я подписана на научные и медицинские статьи о вампирах, зомби, ликантропах и сверхъестественных исследованиях в целом. Это как вырезки из газет, за исключением того, что хранятся они на компьютере, и не уничтожают деревья, если только я не захочу что-нибудь распечатать.

— Вот это мой партнер, всегда старается совершенствоваться, — Эдуард сказал это так недружелюбно, что я не могла понять, искренен ли он, или хотел быть саркастичнее Теда.

— Я лично говорил с той парой, которая владеет этим домом. Менее двух недель назад они хотели — даже требовали, — чтобы мы приложили больше усилий к поискам их пропавшей дочери. — Приятное, но нечитаемое коповское лицо Пирсона на миг треснуло, и я мельком увидела в его карих глазах сколько боли это причиняло ему. Всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы я прониклась.

— Родители в больнице или здесь? — спросила я.

— Мистер Брэди сейчас в больнице со своими родителями и младшей дочерью. Миссис Брэди здесь, вместе с пропавшей дочерью и ее лучшей другой.

— Всегда тяжело, когда ты знал кого-то до того, как они стали вампирами.

— А вы знаете таких людей? — спросил он.

Я кивнула.

— Всегда труднее убивать того, кого ты знал, — заметил Эдуард, и в этой фразе не было ни грамма добрососедского обаяния Теда.

Пирсон посмотрел а него:

— Ты перебил всех знакомых тебе людей, когда они стали вампирами?

— Тех, кто попытался убить меня, — ответил Эдуард.

— После обращения жажда крови настолько сильна, что вампиры бросаются на всех подряд. Они хотят есть, а еда для них — это свежая кровь, — сказала я.

— Вот почему мы нашли здесь дочь, вместе с ее семьей? — уточнила Шеридан.

— Нет, — ответил Эдуард, — вы нашли ее здесь потому, что некоторые новообращенные сохраняют достаточно человечности, чтобы вернуться домой. Их привлекают места, которые они хорошо знали при жизни, а членов семьи проще уломать подойти ближе, чтобы они могли покормиться.

— К тому же, в свои дома они могут войти без приглашения, — добавила я.

Эдуард кивнул:

— Я рассказал им, что вампиры не могут войти в чужой дом без приглашения.

— Поэтому в любой частный дом или здание, в которое они были приглашены при жизни, они все еще могут войти и после обращения, если только кто-то из владельцев не отзовет приглашение, — добавила я.

— Как отозвать приглашение? — заинтересовалась Шеридан.

— Просто говорите: «я отзываю свое приглашение».

— Серьезно, так формально?

— Не знаю. Я говорила эту фразу. — Я посмотрела на Джейка и Каазима — Джентльмены, это как-то еще работает?

— Будет достаточно велеть им уйти или сказать, что им больше не рады в этом доме, — ответил Джейк.

— Просто сказать: «тебе здесь больше не рады» или «ты больше не мой гость» тоже сработает, — пояснил Каазим.

— Если только они не жили в этом доме до обращения, — добавил Джейк.

— С этим сложнее, — согласился Каазим.

— Похоже, у вампиров куда больше правил, чем мы думали, — заключила Шеридан.

— Ага, есть правила, — кивнула я.

— Нам нужно знать все, — сказал Пирсон. — Но конкретно сейчас я бы хотел, чтобы маршалы вместе с нами осмотрели жертв.

— Если у них есть клыки, суперинтендант, то они не жертвы. Они — вампиры, — сказала я.

— В первый раз я говорил с Хелен Брэди месяц назад, а затем — две недели спустя. Я несколько недель смотрел на фотографию ее дочери Кейти в надежде, что мы ее найдем. Ее лучшую подругу зовут Шинейд Ройс. Когда она исчезла вслед за Кейти, мы не думали, что это вампиры. Мы решили, что имеем дело с похитителем, который знал девушек. Мы думали, что это педофил или сталкер, или еще кто, но только не вампир, а теперь они все лежат там, мертвые, или неживые, но кем бы они ни были, кто-то сделал это с ними. Кто-то выпил кровь Кейти Брэди и обратил ее, что делает ее жертвой, маршал Блейк.

— Да, конечно, но… — Эдуард схватил меня за руку, останавливая. Он был одним из немногих людей на планете, которые могли схватить меня и сказать, чтобы я притормозила, и я бы послушалась. Я посмотрела на него, ожидая объяснений.

— Будем последовательны. Давай для начала посмотрим, что там.

— Конечно, Тед. Как скажешь.

Каазим и Джейк оказались достаточно полезны, чтобы Пирсон позволил всем четверым остаться у двери вместе с одним офицером в форме — его приставили к ним, чтобы убедиться, что они ничего не тронут. Мы находились на месте преступления, а это уже больше, чем то, на что я могла надеяться, и, если в соседней комнате вампиры встанут пораньше, у нас в пределах слышимости есть по крайней мере четверо ребят, которые окажутся намного полезнее обычных людей. Если бы я не разозлила Пирсона, мы бы уже давно были частью расследования. Я не хотела допекать ирландских детективов до такой степени, чтобы меня запихнули в самолет и отправили домой, но у меня было предчувствие, что они собираются относиться к вампирам, как к обычным людям, только с клыками. Это было бы ошибкой. И для кого-то эта ошибка может стать фатальной.

40

Комната была оформлена в ярких тонах. Одна половина была посвящена цирковой тематике: стены пестрели росписью сцен из мультфильмов о цирке, в комплекте шла лампа-клоун у двуспальной кровати. Другая половина комнаты была обклеена плакатами бойз-бэндов, которых я не знала, хотя некоторых актеров с постеров я узнала, был также плакат с регби, который представлял собой снимок мужиков в коротких шортах и по уши в грязи. Я никогда не думала о регби, как о мужском эквиваленте женской борьбы в масле, но внезапно провела аналогию, потому что изо всех сил старалась увидеть в комнате что-то, кроме тел.

Хелен Брэди лежала на второй кровати под регбийным постером, рядом с ней свернулась в клубочек ее дочь. Рука Хелен обнимала девочку так, словно хотела защитить ее, и если бы они дышали, это был бы очаровательный пример материнской любви. Единственным положительным моментом было то, что Кейти Брэди выглядела лет на пятнадцать-шестнадцать. Если мы удержим ее от новых убийств, а ирландская правовая система не пожелает казнить ее за то, что она уже натворила, то через несколько лет, когда ее разум и эмоции придут в норму, у нее будет достаточно взрослое тело, чтобы вести взрослую жизнь.

Шинейд Ройс лежала на другой кровати под цирковым балаганом. Она выглядела старше Кейти, и могла легко сойти за восемнадцатилетнюю.

— Сколько лет этой? — спросила я.

— Шестнадцать. Им обеим шестнадцать, — ответил Пирсон.

— А сколько лет младшей сестре — той, что в больнице?

— Восемь.

— Слишком большая разница, чтобы жить в одной комнате, — констатировала я.

— После смерти деда они забрали мать Майкла Брэди к себе, а затем перевезли к себе и ее мать тоже, когда она неудачно упала, поэтому девочкам пришлось разделить эту комнату.

— Ответственные дети, — прокомментировал Эдуард.

— Они были хорошими людьми, — согласился Пирсон.

Взглянув на тела на кровати, я мрачно произнесла:

— Это неправильно.

— Да, — согласился Эдуард. — Неправильно.

Я покачал головой.

— Одно из немногих табу, которое есть у вампиров — не обращать детей. У нас тут двое обращенных подростков, поэтому можно предположить, что вампир старый — для таких шестнадцатилетние уже взрослые, потому что на протяжении веков принято было так считать. Но тот, кто сделал Кейти Брэди вампиром, отпустил ее к своей семье. Тот, кто ее создал, должен был за ней присматривать, пока она не начнет мыслить здраво, потому что, как и говорил Тед, первое, что сделает новообращенный — вернется домой. Предполагается, что создатель не должен допустить подобного.

— Почему? — спросил Пирсон.

— Во-первых, это крайне сомнительно с точки зрения морали, а во-вторых — это плохо для бизнеса. Так в прежние времена обнаруживали вампиров: от какой-то ужасной неизвестной болезни умирает один человек, а затем и остальная часть его семьи, и однажды кому-то приходит в голову блестящая идея выкопать первого усопшего, и вуаля — он оказывается вампиром. Большинство старых вампиров предпочитают оставаться в гробах в течение дня, потому что тогда это было единственное защищенное от солнца место, которое они знали, а некоторые даже верили, что им необходимо спать в своем изначальном гробу, иначе, умерев на рассвете, они уже не смогут подняться вновь.

— Хотите сказать, что вампиры суеверны? — усомнилась Шеридан.

— Люди суеверны. Чем хуже вампиры?

— Кейти не хоронили. Она значилась пропавшей без вести, — уточнил Пирсон.

— Современные процедуры, сопровождающие погребение, такие как бальзамирование и донорство органов, убивают вампира прежде, чем он успеет подняться впервые. Если создатели хотят, чтобы их отпрыск восстал из мертвых, они заберут с собой тело и спрячут его.

— «Если». Но что если некоторым вампирам плевать, восстанут ли эти, как вы их называете, отпрыски?

— Вы ведь в курсе, что некоторые люди могут быть ненормальными или жестокими, или просто небрежными?

— В курсе.

— Такими же могут быть и вампиры.

— Что мы можем для них сделать? — спросил Пирсон.

— Они все достаточно молоды, поэтому, как только стемнеет, им надо будет кормиться. Если это первая ночь миссис Брэди как вампира, то она будет неконтролируема, по крайней мере, ребенку-вампиру вроде Кейти или Шинейд будет не под силу взять ее под контроль. И я не о том, что они подростки. Я о том, что им, как вампирам, меньше месяца. Тот, кто создал Кейти, все равно должен был держать ее при себе по ночам и контролировать процесс ее кормления. Этот процесс был узаконен задолго до того, как вампиры получили гражданские права.

— Там у вас, в Штатах, вы бы казнили Кейти? — спросил Пирсон.

— Зависит от того, есть ли доказательства ее вины в чьем-то убийстве. Насколько нам известно, некоторые тела с порванными глотками могут быть ее работой.

— Надеюсь, что нет, — сказал Пирсон.

— Я тоже на это надеюсь, но она должна была получать кровь еще где-то помимо своей семьи.

— Почему вы так считаете?

— Потому что она должна кормиться каждую ночь, а от своей семьи она не кормилась достаточно долго, так что они не могли быть единственным источником ее пищи.

— Откуда вам это знать?

— Родители не пришли бы к вам две недели назад, требуя искать ее активнее, если бы она уже начала кормиться от них.

— Она питалась от Шинейд.

— Ее семья все еще жива и здорова?

— Насколько нам известно.

— Они живут рядом? — спросила я.

— Да.

— Тогда вам следует проверить семью Шинейд.

Пирсон выругался и вышел из комнаты, на ходу вынимая телефон. Он отправлял офицеров в другой дом. Я надеялась, что та семья в порядке. Не хотелось мне решать подобные моральные дилеммы два раза за один день.

— Как будем действовать, когда они проснуться ночью? — спросила Шеридан.

— Есть только три варианта, — ответила я.

— Убить их, — начал Эдуард.

— Да, это первый.

— Какой второй? — продолжила спрашивать Шеридан.

— Запереть их в гробу или клетке с кучей освященных предметов и держать там. Необходимо убедиться, что тот, кто охраняет их, истинно верующий и носит с собой ту реликвию, в которую верит, потому что даже молодые вампиры могут захватить тебя своим взглядом и сделать своей сучкой.

— А третий вариант? — снова спросила она.

— Ничего не делать — пусть они продолжают нападать на людей, — сказал Эдуард.

— Ладно, тогда варианта четыре, — вздохнула я.

Он перевел взгляд на меня.

— Какой еще четвертый вариант?

— Наличие достаточно сильного вампира, чтобы он смог их проконтролировать.

— Не думаю, что мы хотим передать семью Брэди создателю Дамиана, — сказал Эдуард.

— Однозначно нет, — подтвердила я.

— Но она единственный мастер-вампир в Ирландии.

— Уже нет, — возразила я.

Мы переглянулись.

— Разве тебе не надо сначала переговорить со своими вампирами, прежде чем предлагать им роль нянек?

— Да, но я не смогу поговорить с ними до темноты, а к тому времени новообращенные в этой комнате тоже встанут, и будет уже поздно спрашивать.

— Дилемма, — резюмировал Эдуард.

— Ага, — согласилась я.

— Не поняла, — нахмурилась Шеридан.

— У Аниты есть с собой парочка вампиров.

— Хотите сказать, ваши вампиры могут контролировать новообращенных?

— Троих в этой комнате — вероятно, но, поскольку они их не создавали и никак не связаны с создавшим их вампиром, не уверена, насколько хорош будет этот контроль.

— Тогда возвращаемся к трем вариантам, — сказал Эдуард.

— Мы не позволим вам их казнить, — заявила Шеридан.

— Тогда к двум, — скорректировал он.

— Мы не можем позволить им кормиться на всех подряд, — сказала она.

— В таком случае, остается только один вариант.

— Насколько прочны ваши камеры для заключенных, и все ли они с окнами? — поинтересовалась я.

41

Не знаю, кто там был у Нолана в правительстве, но шишка эта наверняка не из мелких, потому что полиция передала трех спящих вампиров ему. Пирсону и Шеридан это не понравилось. Мы слушали, как Пирсон орал в телефон, что это неправильно, что Хелен и Кейти Брэди, а также Шинейд Ройс по-прежнему граждане Ирландии, и заслуживают лучшей участи. Он говорил что-то еще, но большей части все сводилось к тому же. Ничто из этого не возымело эффекта. Нолан, Бреннан и Донахью (Донни), упаковали трех женщин в пакеты вроде тех, в которых перевозят трупы — чем эти трое практически являлись, — и погрузили по вампиру в каждую из трех машин. В итоге на каждую тачку приходилось по два вампа, с учетом наших собственных. Эдуард сказал Нолану, что если тот ценит свои дорогие игрушки, ему не следует запирать нас внутри них. Я была рада, что он это сказал, потому что это избавило меня от необходимости угрожать его старому другу. Строго говоря, дверь вырвал бы Никки или кто-то еще из оборотней, но приказ-то будет мой.

К тому времени, как мы вернулись к машинам, Дев настолько промок, что когда он залез в салон вода ручьями стекала с его волос даже под куртку. Дев был настолько мокрым, что после приветственного поцелуя Натэниэл попросил его сесть на другую сторону, к Каазиму и Джейку. Теперь на нашей стороне было не так тесно. У нас под ногами расположился Дамиан в своей сумке, Нолан и Эдуард тоже обзавелись пакетом для трупов с упакованным в нем вампиром у их ног. Они подписали мешки именами, поэтому мы знали, что с нами в машине лежала Хелен Брэди.

Пиликнул телефон Нолана, он посмотрел на экран. Морщины на его лице углубились, словно на его плечи свалился какой-то новый груз.

— Что случилось? — спросила я.

— Пирсон прислал фотографии детей.

— Своих? — не понял Дев.

— Нет, детей-вампиров.

— Он прислал тебе детские фотографии Кейти и Шинейд? — уточнила я.

Нолан кивнул:

— Хотите взглянуть?

— Нет, — отказалась я.

Эдуард просто покачал головой.

— Зачем он прислал тебе детские фотографии? — все еще недоумевал Дев.

— Он подписал фотки: «Что бы вы с ними не сделали, помните, что они чьи-то дети».

— Пирсон считает, что так нам тяжелее будет их убить, — пояснила я.

— Мне тяжелее, — согласился Нолан. — Тебе он фотографий не присылал.

— У него нет моего номера, — ответила я.

У Эдуарда пиликнул телефон. Покачав головой, он все же вынул его и глянул на экран.

— Пирсон, — сказал он, убирая телефон, так и не открыв сообщения.

— Даже не глянешь? — спросил Дев.

— Нет.

— Неважно, насколько милыми они были в детстве, если теперь они пытаются вцепиться человеку в лицо, — сказала я.

— Может и так, — уклончиво ответил он.

— Хочешь сказать, если кто-то милый, мы не должны убивать его? — уточнил Никки.

— Я предпочел бы никого не убивать, — ответил Дев.

Мы все уставились на него, даже Натэниэл. Эдуард сказал:

— Ты же в курсе, зачем мы здесь, да?

— Чтобы понять причину внезапного распространения вампиризма в Ирландии, потому что это происходит быстрее, чем где бы то ни было в мире. И остановить это, если возможно.

— Как ты думаешь, каким образом мы собираемся это остановить? — поинтересовалась я.

— Раскроем тайну и исправим то, что пошло не так.

Мы с Эдуардом переглянулись, и он без слов дал мне понять, что как раз поэтому Дев и не был в его списке ребят, которые должны были поехать с нами в Ирландию.

— Дев, милый, ты понимаешь, что значит «исправить» для Аниты и… Теда? — спросил Натэниэл.

— Я не тупой, Натэниэл. Я все понимаю. И я не говорил, что не буду делать необходимое. Я просто сказал, что предпочел бы не убивать людей. Почему это плохо?

— Потому что заставляет нас задаваться вопросом, можно ли считать тебя нашим стрелком, — сказал Эдуард.

— Я хорошо стреляю.

Эдуард посмотрел на меня, без слов вопрошая: «Объясни ему».

— Ты ведь понимаешь, что это не то, что мы имеем в виду, говоря о стрелках, Дев.

— Я знаю, что это значит, Анита. Я знаю, как ты гордишься тем, что у тебя на счету больше убийств, чем у любого другого охотника на вампиров в США.

— Вполне вероятно, что у меня самый крупный счет по официальным убийствам во всем мире, не только в Америке.

Он нахмурился.

— И это круто, но даже ты предпочитаешь не убивать, когда не обязана это делать, или я что-то пропустил?

— Предпочла бы я никого не убивать, пока мы в Ирландии? Да. Но я все равно это сделаю.

— Если вам будет нужно, чтобы я нажал на курок — я нажму, но почему я упал в глазах всех парней в этой тачке как только сказал, что предпочел бы этого не делать?

— Это заставляет нас задуматься, не станешь ли ты колебаться, когда придет время, — пояснила я.

— Я не колебался в Колорадо. — сказал он.

— Нет, не колебался, — согласилась я, мысленно добавив, что проблема была в другом.

— Там были зомби, — вмешался Эдуард. — Их проще убивать, ведь они похожи на трупы.

— Хочешь сказать, я могу начать колебаться из-за того, что вампиры похожи на живых людей.

— Я хочу сказать, что ты можешь начать колебаться в тот момент, когда я, Анита или Нолан будем в тебе нуждаться.

— И твое беспокойство учились, когда я сказал, что не хочу убивать, если в этом нет необходимости?

— Да.

— Разве большинству людей не претит убивать себе подобных?

— Это так, — согласился Эдуард.

— Тогда в чем я не прав?

Мы обменялись взглядами — все мы. Натэниэл понимал то, что Деву еще только предстояло понять, ведь когда-то Натэниэл взял пистолет и убил, чтобы спасти наши жизни. Охранник, выронивший пушку, был застрелен у наших ног, но Натэниэл не растерялся — он поднял пистолет и выстрелил. Он никогда не был в числе вооруженных телохранителей, но в тот день доказал мне все, что должен был доказать. Дев так ничего и не доказал. Хотя, если подумать, не факт, что Натэниэл был бы так же собран под натиском зомби в той больнице. Это была одна из худших передряг, в которой мне доводилось бывать, а это кое о чем говорит. Может, я была несправедлива к моему золотому тигру?

Дев посмотрел на сидящего рядом Джейка так, словно ждал, что тот поддержит его.

— Перестань искать во мне поддержку, Мефистофель, — сказал Джейк.

— Почему он на тебя оглядывается? — поинтересовался Нолан.

— Я старше и опытнее, — ответил Джейк. Его лицо и голос излучали абсолютное спокойствие. Он слегка улыбнулся, и я вдруг поняла, что его приятное лицо — одна из версий его пустого коповского лица, — было очень похоже на Девовское. Вот где мой золотой тигр выучил его? Я знала, что Джейк помог вырастить и сохранить род золотых тигров. Он был из Арлекинов, которые скрывали целые родовые линии кланов от Матери Всей Тьмы, когда она заявила, что их необходимо уничтожить. Тысячелетняя легенда гласила, что ключом к победе над ней были тигры, но это касалось только золотых тигров, потому что они должны были править остальными. Джейк и другие Арлекины сберегли несколько золотых тигров — это и была кровная линия Дева.

— Мне казалось, что Деверо — симпатичный накачанный пацан, который не станет смотреть снизу вверх на кого бы то ни было, — сказал Нолан.

— Почему спортивный и симпатичный — это плохо? — спросил Дев.

— Это не плохо, если кроме накачанных мышц и симпатичной мордахи в тебе есть что-то еще, — ответил Нолан.

— Не знаю, есть ли во мне что-то еще кроме этого.

Это был замечательный, самокритичный комментарий, исходящий от того, кто был спортивным, красивым и обаятельным всю свою жизнь, насколько я знала. Такие люди плохо справляются с самокритикой.

— Поздно играть скромнягу, Деверо, — не поддался Нолан.

— А я играю? — Дев посмотрел на него, и внезапно на его лице проявилась смятение, от чего он показался моложе — таким юным, каким он и был на самом деле, ведь даже двадцать пять ему стукнет только через пару лет. Натэниэл был лишь немногим старше, но он никогда не казался мне таким юным, каким время от времени выглядел Дев.

— Все известные мне крупные красавцы были какими угодно, но только не скромными.

Дев лучезарно улыбнулся Нолану:

— Не ненавидь меня за то, что я красивый^[15].

— Ты слишком молод, чтобы знать эту рекламу, — парировал Нолан.

— Существуют целые сайты, посвященные старым рекламным роликам, — ответил Дев. — Моя первая настоящая девушка показала мне это, потому что была с тобой солидарна: ей не нравилось, что я получал больше внимания, чем она, когда мы тусовались в клубах.

— Красивые женщины привыкли быть центром внимания, — заметил Каазим.

— Женщина не станет заводить отношения с тем, кого считает привлекательнее себя, — заявил Нолан.

— Я встречаюсь с кучей мужчин, которые красивее меня, — возразила я.

Нолан нахмурился, и таким его лицо было большую часть времени. Ему определенно нужно больше поводов для улыбок.

— С кем? — спросил он.

Я взяла за руку Натэниэла, кивнула Деву через салон, и положила голову на плечо Никки. Он тут же возразил:

— Уволь меня из клуба симпатяжек, Анита. Я знаю, что привлекателен, но не так, как Дев. И я никогда не буду так красив, как Натэниэл, однако меня это устраивает. Мое эго от этого тебе защищать не надо.

Я не очень понимала, как на это реагировать, поэтому сказала:

— Это грубо — говорить, что они красивы, а ты — нет, потому что ты хорош.

— Я не говорил, что не хорош. Я сказал, что я не такой красавчик, как они, и совершенно точно уверен в том, что я не такой красивый, как ты. Я знаю, что встречаюсь с теми, кто не в моей лиге.

— Думаю, ты отлично вписываешься в мою лигу. — Я улыбнулась ему и предложила поцелуй, который он принял с собственнической ухмылкой.

— Такое ощущение, как будто нас здесь вообще нет, — заметил Нолан.

— Считай, что ты еще ничего не видел, — успокоил его Эдуард.

Я нахмурилась в его сторону:

— Хочешь сказать, что мы при тебе слишком откровенничаем?

— При мне — нет, но Нолан-то не я, и он не привык к столь откровенному взаимодействию.

— Единственный способ строить отношения с таким количеством людей — это быть откровенными.

— Но не перед незнакомцами, — возразил он.

— Получается, мочить вампиров плечом к плечу с Ноланом — это нормально, а вот про чувства в его присутствии говорить нельзя?

— Так и получается.

— Ни хера. Нолан первый поднял эту тему и начал нести пургу, а я могла доказать, что он не прав, и сделала это.

— Ты ничего не доказала, Блейк.

— Дев и Натэниэл красивее меня, но я встречаюсь с ними обоими. Это доказывает, что женщины — по крайней мере, конкретно эта женщина, — могут строить отношения с теми, кто красивее них, и это опровергает твое предыдущее заявление.

Нолан нахмурился еще сильнее, от чего морщины на у него на лбу теперь выглядели так, словно их вырезали тупым ножом. Это казалось почти болезненным, и мне захотелось коснуться его лица, попытаться разгладить их. Я бы этого не сделала, но чем дольше он был таким, тем сильнее мне этого хотелось.

Он посмотрел на Эдуарда, который понял его без слов и произнес:

— Она искренне так считает.

— Она думает, что искренна, — поправил его Натэниэл.

Я взглянула на него — мы все еще сидели рядом и держались за руки:

— И что это значит?

— Я никогда не встречал красивой женщиной, которая бы не знала точно, насколько она красива, — заметил Нолан.

— Теперь встретил, — сказал Эдуард.

Я знала, что поняла его правильно, но от этого мне стало неуютно, и я спросила:

— Далеко еще до вашей штаб-квартиры?

— Меняешь тему? — поинтересовался Нолан.

— Да.

Он еще больше нахмурился, и морщины на его лице стали почти как искусственные. Обычно я не обращаю внимания на такие вещи, но лицо Нолана казалось изрезанным горем, которое уже давно поселилось на нем. Он словно чертовски нуждался в объятиях..

— Мы уже недалеко от Дублина, — сказал Нолан.

— А я заработаю бонусные очки, если вытащу свой освещенный предмет и он тут же засияет? — поинтересовался Дев. Кажется, мы так и не закрыли эту тему.

— Пригодится для случая, когда на нашей стороне не будут сражаться вампиры, — ответила я.

— Когда я впервые вытащил свой крест, он не светился, — признался Нолан.

— Хочешь сказать, он светится теперь? — уточнил Эдуард.

Нолан кивнул:

— Думаю, переломным моментом стал тот, когда я увидел кучу освещенных предметов, горящих перед лицом зла.

— Разве ты вырос не в христианской семье? — поинтересовался Каазим.

— Нет, на самом деле мой отец атеист. Он говорит, что не может поверить в то, что может приносить столько боли, и в то же время зовется добрым и милосердным богом.

— У меня есть близкие друзья, которые не религиозны по тем же причинам, — сказала я.

Натэниэл послушно пошел со мной в церковь, но Мика отказался. Он сказал, в его голове образ любящего Бога не может соседствовать с тем, что он видел в жизни. Поскольку он провел годы на милости одного из самых извращенных сексуальных садистов, которых я когда-либо встречала, я понимала его смятение, однако не разделяла его. Меня реально парил тот факт, что если бы я выходила за Мику вместо Жан-Клода, то все равно не могла бы венчаться в Епископальной церкви. Жан-Клод не мог туда войти, а Мика просто не хотел.

— Тебя беспокоит, что они не верят, — догадался Нолан.

— Ага, есть такое.

— Извини, Анита, но социопаты не в приоритете у господа бога и ангелов, — сказал Никки.

— Проблема в том, что многие из вас не верят, а мы охотимся на вампиров, и святые объекты работают только когда вы верите, так что да, Дев, если ты веришь, то получаешь дополнительные очки.

— Освещенные предметы работают независимо от веры, — вмешался Джейк.

— Да, но только потому, что их питает вера праведника, благословившего их, а не вера человека, который ими пользуется, — уточнила я.

— Думаю, мне стоит запастить такой штукой до того, как мы столкнемся с вампирами, — сказал Никки.

— Я могу одолжить тебе освещенный предмет, Мердок, хотя ты признаешь, что социопат… не значит ли это, что я не должен поворачиваться к тебе спиной? — поинтересовался Нолан.

— Пока мы на одной стороне и у нас общие цели, я прикрою.

— А если наши цели не совпадут?

Никки посмотрел на него, и взгляд этого голубого глаза был холоднее, чем весеннее небо в момент внезапно ударившего мороза, от которого передохли все цветы.

— Тогда прикрывать не буду.

— Стало быть, если наши цели разойдутся, мне больше не стоит тебе доверять?

— Ты в этом бизнесе дольше меня. Доверие для слабаков.

— Но ты доверяешь Аните.

— Если бы я не мог ей доверять, не думаю, что смог бы в нее влюбиться.

Не снижая скорости наш автомобиль вписался в поворот, и мы все вцепились в первое попавшееся под руку, чтобы не повалиться в кучу. Натэниэл крепче сжал мою руку, а я потянулась к руке Никки. Это было как схватиться за теплое, покрытое плотью дерево, или, может, за камень. Его бицепс в каком-то смысле был эпичен.

— У меня никогда не будет настолько крутых рук, как бы я ни качалась, — заметила я.

— Ну и дурацкий же был бы у тебя видок с такими ручищами, как у Никки, — сказал Дев.

Я усмехнулась:

— Знаю, но все равно несправедливо, что у мужчин есть преимущество в спортзале.

— Ты можешь родить ребенка, — парировал Нолан.

— Так себе компенсация, — ответила я, позволив себе склонить голову на плечо Никки, пока моя рука по-прежнему цеплялась за его бицепс.

— Ты же знаешь, если бы я мог, я бы выносил нашего ребенка, — размечтался Натэниэл.

Я подняла голову, отстраняясь от Никки, и с трудом поборола в себе желание подарить Натэниэлу печальный взгляд.

— Я знаю, и мне бы хотелось, чтобы ты мог, потому что я не планирую беременеть.

— Думаю, было бы неплохо, если бы под ногами снова копошилась детвора, — заметил Джейк, поглядывая на Дева.

— Не смотри на меня так. Я все еще пытаюсь разобраться в романтических отношениях. По-моему, дети — это где-то подальше на пару ступеней.

— Появление общего ребенка может в каком-то смысле быть романтичным, — заметил Нолан.

— У меня есть пара историй о детях, одна из них вот про этого парня, — сказал Джейк.

Дев улыбнулся и похлопал его по руке.

— Нет ничего романтичного в смене подгузников. Я помню эту историю.

— Я старинный друг семьи — достаточно старый, чтобы нянчить его в детстве время от времени, — пояснил Джейк, глянув на Нолана.

— Так что за история? — поинтересовалась я.

Дев покачал головой:

— Я вооружен до зубов и собираюсь помочь тебе в охоте на больших плохих вампиров. И хотел бы сделать это без россказней Джейка обо мне, подгузниках или начальной школе.

— Держу пари, ты был очаровательным малышом, — улыбнулся Натэниэл.

Дев улыбнулся в ответ:

— Ну был, но мне не нужно напоминать, что я здесь самый зеленый.

— Раньше тебя это не напрягало, — заметила я.

— Может, мне хочется стать взрослым.

Я помнила, каково это — быть в его возрасте и все время кому-то что-то доказывать.

— Окей, ты взрослый. Сохраним неловкие истории на потом.

— Думаю, у меня в телефоне даже найдутся его детские фотографии, — поддал Джейк.

— Ты просто троллишь меня сейчас. Нет у тебя в телефоне моих детских фоток.

Не говоря ни слова, Джейк вынул свой телефон и залез в галерею. Он перелистывал снимки, пока не добрался до нужного, а затем показал его Деву, у которого вытянулось лицо от увиденного. Он не был расстроен, он был глубоко удивлен.

— Не думал, что ты нас снимал, — сказал Дев, возвращая телефон Джейку.

— Знаю, — ответил тот.

— Подожди. Я хочу увидеть, — остановил его Натэниэл.

Он посмотрел на Дева, но тот покачал головой.

— Потом, — сказал Джейк и убрал свой телефон.

— Старинный друг семьи, значит? — поинтересовался Нолан.

Джейк посмотрел на него:

— У меня никогда не было своих детей.

Дев обнял Джейка со словами:

— Сентиментальный ублюдок, — и чмокнул его в лоб.

Джейк со смехом отпихнул его, назвав нахальной мелюзгой, но Дев вновь улыбался своей прежней улыбкой. Когда люди спрашивают, может ли любовь быть вечной, они всегда говорят о романтической любви, но есть разные виды этого чувства, и все они могут быть вечными.

42

Бронированные фургоны стояли распахнутыми в гараже, словно их опустошили буквально за несколько минут до нашего прибытия. Нас уже ожидали два человека в гражданском. С виду — обычная уличная одежда, но если знать, что искать, то можно увидеть, где спрятаны опасные игрушки. Эти ребята должны были оставаться с нами, пока Нолан и остальные отправились переодеваться, потому что единственное, с чем он вынужден был согласиться, это что всем нам лучше выглядеть цивильно, а не по-военному. Его влияния хватало, чтобы забрать с нами вампиров, но он не мог позволить себя шляться по Дублину в костюме милитаризированного плохиша из свежего экшен-фильма. Нолан попросил Эдуарда пойти с ними. Эдуард сказал, что скоро вернется, я ответила, что меня это устраивает, и он ушел. Нас стало меньше на одного, но они лишились двоих, так что у нас было преимущество.

Фланнери был таким же высоким, как Нолан, Бреннан и Гриффин, словно их подбирали в спортивную команду. Даже Донни была им под стать, а ее телосложение напоминало по-настоящему одаренных атлетов, или, как минимум, невероятно спортивных людей, которые поддерживали форму всю свою жизнь. Фланнери был смуглым, как Бреннан, не таким красивым, но его улыбка была яркой и заставляла невольно улыбаться в ответ. Я бы предпочла вежливость привлекательности. Мне хватало красивых и мрачных женщин и мужчин.

Куртка Фланнери слишком сильно обтягивала плечи, поэтому его наплечная кобура, в которой крепился пистолет, заметно выделялась слева. Казалось, что куртка одолжена у кого-то, либо после покупки он набрал мышечной массы. Мельком я заметила запасной магазин справа под его рукой, в кожаном кармане. Большинство людей не догадаются, что нечто, мелькнувшее под черной кожей — это запасной магазин, но мы и не большинство.

Мортимер, он же — Морт, был самым низкорослым в команде — всего пять футов и шесть дюймов (167 см. — прим. редактора), но двигался он как на пружинах, толкавших его вперед. В его теле бурлила энергия — в каждой отточенной мышце, в каждом кусочке плоти. Куртка у него была достаточно свободной, чтобы спрятать пушки, и он выглядел почти хрупким — как Мика в мешковатой одежде, но я слишком хорошо понимала физический потенциал, чтобы верить в эту мнимую деликатность. Держу пари, многие крупные парни недооценивали его, и сожалели об этом после.

Я знала, что это не вся команда Нолана. Донахью сказала, чтобы ее звали Донни, потому что она второй человек с таким именем в команде. Фланнери объяснил, что с этого момента они будут сопровождать нас повсюду.

— По одному из нас на двоих из вас, — сказал он, все еще улыбаясь, и его карие глаза улыбались вместе с ним, словно он не мог придумать ничего лучше, чем нянчиться с вооруженными незнакомцами, пока те охотятся на вампиров в его городе. Вполне вероятно, что Нолан поделился с нами не всей информацией, и здесь творится что-то еще, о чем он умолчал. Военные с большим опытом работы в секретных операциях не только знают, как хранить тайны, но и начинают секретничать даже тогда, когда в этом нет необходимости — по крайней мере, так это повлияло на Эдуарда. Если задуматься, мой опыт в этом деле был куда скромнее. Я просто чувствовала, что знала их лучше, потому что тех, кого знала, я знала чертовски хорошо.

Гриффин забросил себе на плечи один из мешков для перевозки трупов, второй взяла Донни. Я не знала, какая из девочек в каком мешке, но это не было важно. Они обе отправятся в одно место — в камеру, расположенную здесь, на «базе», которая, по-видимому, стала штаб-квартирой для Нолана и его новой группы. Тот факт, что мы не видели никого из водителей, означал, что мы хрен знает где, хрен знает как сюда добрались, и хрен знает, как нам отсюда выбраться. В смысле, мы знали, что одна из дверей ведет наружу, но мы понятия не имели, в каком направлении находится Дублин или аэропорт, в котором мы приземлились, или вообще хоть что-то. Я так мало видела в этой стране, что это путешествие напоминало любой другой мой деловой выезд за пределы Сент-Луиса. Добавьте отель, потом кладбище, меня на полноценной охоте, и все будет совсем как в старые-добрые времена. Натэниэл все еще надеялся, что к концу этого дела у нас появится несколько свободных дней, чтобы поиграть в туристов. Я тоже на это надеялась.

Нолан оставил последний мешок, прежде чем отойти в сторонку и посекретничать с Эдуардом. Мешок лежал на бетонном полу — там же, где Нолан с Бреннаном его оставили после того, как вытащили из машины. Они обращались с ним так, словно это был мешок с бесчувственным трупом, которому плевать на синяки. С наступлением ночи у вампира в мешке могут появиться и чувства, и физические повреждения. Все зависит от того, как долго она уже пробыла нежитью, и насколько хорошо себя контролирует. Кто бы ни превратил дочь Брэди в вампира, он должен был суметь вызвать семью на улицу ночью, чтобы поторговаться, но все выглядело так, словно этот «мастер» создавал новообращенных кое-как. Если здесь и был какой-то план, то ни полиция, ни Нолан с его людьми не могли понять логику произошедшего. Может, плана и не было вовсе. Может, это просто какой-то вампир, который творил в Дублине что хотел.

— Нолан велел запереть заключенных, — сказал Гриффин.

Бреннан взялся за один конец мешка, Джейк подхватил второй, помогая поднять его.

— Позволь мне помочь.

— Я сам справлюсь.

— Не сомневаюсь, но этот мешок самый тяжелый, а мы здесь, чтобы помочь.

— Мы не будем проверять клетки на прочность перед тем, как положим в них вампиров? — поинтересовалась Донни.

— Мы делаем то, что приказано, — ответил Бреннан.

— Хотите сказать, Нолан приказал вам запереть вампиров, но в ваших камерах никогда не содержались сверхъестественные существа, и вы понятия не имеете, удержат ли они их? — уточнила я.

Бреннан хмуро посмотрел на меня. Ему явно не хватало красоты, чтобы оставаться приятным с таким кислым настроен, впрочем, думаю, такой красоты в принципе не существует.

— Мы знаем свою работу, Блейк.

Фортуна подарила ему свою лучшую улыбку, и это была действительно хорошая улыбка.

— Разве часть нашей работы не в том, чтобы помочь вам разобраться?

Он смотрел в ее голубые глаза и лицо его начало смягчаться, но он переборол себя и нахмурился еще сильнее. Я задалась вопросом, не у Нолана ли он эту манеру подхватил.

— Предполагалось, что они помогут нам протестировать клетки прежде, чем мы воспользуемся ими для удержания реальных заключенных, — подтвердила Донни.

Если у нее и были какие-то трудности с удержанием мешка, то она этого не показала. Я вдруг поняла, что сложена она была как Магда или Фортуна — высокая и мускулистая. Даже при том, что в команде стало больше женщин, я все еще оставалась низкой и хрупкой. Даже Эхо была на пару дюймов выше меня, так что если бы наши вампиры были бы «на ходу», я бы все равно осталась коротышкой. Обычно меня это не парило, но я вдруг поняла, что в в этой команде было больше женщин, чем во всех остальных, где мне доводилось работать, и я все еще самая мелкая.

— В таком случае, нам стоит сделать это до заката, — заметил Никки.

— Сейчас они похожи на трупы, — сказала я, — но с заходом солнца все изменится.

— И что мне делать? Ахнуть и бросить мешок, потому что в нем большой и страшный вампир? — поинтересовалась Донни.

— Нет, я всего лишь сказала, что было бы неплохо проверить клетки до того, как ваши «заключенные», — и я показала в воздухе кавычки, — проснутся и начнут искать себе завтрак.

Гриффин и Донни переглянулись. Бреннан нахмурился еще сильнее. Морт тоже нахмурился, но он еще не овладел этим искусством в совершенстве. Я не знала, был ли он на самом деле приятнее, чем хотел казаться, или просто провел меньше времени с Ноланом.

Фланнери с улыбкой подошел к нам:

— Думаю, это хорошая идея — проверить клетки до того, как лишимся солнечного света, — сказал он, все еще улыбаясь.

— Отлично. Тогда давайте сделаем это, — ответила я.

— Кого из ваших людей мы запрем в камере, чтобы он попытался ее сломать? — поинтересовался Бреннан, забирая мешок у Джейка и забрасывая его к себе на плечо.

— Давайте я, — вызвался Никки.

Все уставились на него.

— Нет, — отказал Бреннан.

— Нам нужен честный тест для вампиров, которые окажутся в клетках этой ночью. Не думаю, что вы, мистер Мердок, сойдете за эквивалент мамочке и двум ее дочерям-подросткам, — сказал Фланнери.

Никки ухмыльнулся или, скорее, оскалился:

— Ты просто боишься, что она меня не удержит.

— Я это сделаю, — вмешалась Магда, — если кто-нибудь присмотрит за моим Мастером.

— Для меня будет честью взять на себя эту ношу и обращаться с ним, как со своим собственным Мастером, — заметил Джейк.

Он говорил формальнее обычного, и, вероятно, это была заготовленная фраза, но Магда все же подняла сумку с Джакомо и протянула ее Джейку.

— Вы в самом деле зовете вампира в этой сумке «Мастер»? — спросила Донни.

Магда уставилась на нее.

— Да.

— Я не зову, — сказал Натэниэл.

— Это, типа, как в БДСМ? — уточнил Морт.

— Нет, — ответила Магда.

— А ты своего почему не зовешь Мастером? Это какие-то штучки для гетеро? Пожалуйста, не говорите мне, что это связано с полом, — сказала Донни.

Натэниэл улыбнулся ей:

— Нет, конечно же нет. Просто Дамиан мне не Мастер.

— Тогда почему ты о нем заботишься? — спросила она.

— Потому что мне нужна свободная рука для оружия, — ответила я.

— Это твой Мастер?

— Нет.

Гриффин сказал:

— Что конкретно имеют в виду миз Фортунада и миз Сандерсон, когда называют своих вампиров Мастерами? Если это не имеет отношения к бондажу, значит, это что-то вроде рабства?

— Скорее вроде старой идеи о верности лорду, — пояснила я.

— Некоторые вампиры требовали, чтобы все подчиненные называли их Мастерами, — заметила Фортуна.

— Твой Мастер этого требовал? — уточнила Донни.

— Нет, — хором ответило большинство из нас.

Затем мы все посмотрели друг на друга, а люди Нолана уставились на нас.

— Было немного жутко, что вы сказали это хором, — прокомментировала Донни.

Я пожала плечами:

— Сама спросила.

— Не думал, что у вас есть Мастер такого рода, маршал Блейк, — заметил Фланнери.

— Я называю так Жан-Клода, чтобы другие вампиры не возбухали из-за того, что он женится на Истребительнице.

— Но когда вы зовете его Мастером^[16], вы действительно имеете это в виду?

Я посмотрела в карие глаза Фланнери и сказала правду:

— Нет.

— Это его беспокоит?

— Иногда он говорит, что да, но, если честно, я думаю, это одна из тех вещей, которую он во мне любит.

— Что вы никогда всерьез не назовете его Мастером? — уточнил Фланнери.

Я кивнула.

— Думаю ты права, — согласилась Фортуна. — Он хочет, чтобы в личной жизни у него были партнеры, а не слуги. Я не знала ни одного мужчину, который прожил бы столько веков, и хотел бы контролировать женщину меньше, чем он.

— Жан-Клод — современный парень, — сказала я.

— Возможно, — ответила она, и что-то в ее взгляде сказало мне, что если бы мы были наедине, она сказала бы больше. Но это не та информация, которой делятся при посторонних. Я не стала давить, потому что Фортуна хорошо понимала, что можно говорить во всеуслышание, а что — нет. Я доверяла ее суждениям и решила забить. Меня тоже можно чему-то научить.

— Покажите нам клетку, из которой Магде надо будет выбраться, — попросила я.

Фланнери и остальные наблюдали за мной и Фортуной. Он, Донни и Гриффин поняли, что наша беседа прервалась по какой-то причине, но не стали давить. Очевидно, они знали, когда надо осадить назад. У меня ушли годы, чтобы усвоить этот урок.

Фланнери указал на дверь у дальней стены. Это была не та дверь, за которой скрылись Нолан с Эдуардом. Куда бы они ни ушли, это место было не в отсеке с клетками. Мне нравилось думать, что позже Эдуард расскажет мне, где именно они были, но я знала, что никто не умеет хранить секреты лучше него.

43

Мы разбились на две группы. Одна направилась в диспетчерскую, где был доступ к экранам камер наблюдения, и имелся отличный обзор на клетки и коридор рядом с ними. Вторая группа направилась с коридору вместе с Магдой. Я отправила Натэниэла с Дамианом наверх, в диспетчерскую, потому что была уверена: Магда выберется, и не без насильственных методов. Мне хотелось, чтобы мои ребята были в безопасности, подальше от всего этого. Поскольку Джейк охранял Джакомо, он остался с ними, Фортуна осталась по тем же причинам. Если нет необходимости бросать вампиров без присмотра, зачем это делать? По факту, всем нам спускаться к клеткам не было смысла, так что в итоге во второй группе остались только Магда, Никки, я и Сократ. Ему хотелось увидеть современные камеры, и он мог поболтать с полицией в лице Фланнери и Гриффина, которые состояли в группе быстрого реагирования перед тем, как их завербовал к себе Нолан. Оба некогда были военными, а на гражданке работали полицейскими. Донни, Морт и Бреннан служили всю жизнь.

Один из них даже работал в военной полиции, так что они уже имели дело с задержанными. За короткое время Сократ мог из любого выудить больше информации, чем когда-либо смогу я. У меня был жетон, и технически я была копом, но из-за того, что я не служила в армии и не получала званий, как обычный полицейский, я понятия не имела, как найти подход к другим копам. Сократ же был в этом профи. Им импонировало, что до своего «инцидента» он был детективом в Лос-Анджелесе — настоящим копом. Они успели обсудить даже то, что он состоял в традиционном браке, поэтому ничто в нем не смущало их и не вынуждало вытащить его из коробки с нормальными людьми. Благодаря всему этому он легко выяснил, что Фланнери тоже женат, а остальные одиноки — это все, что я успела услышать, потому что мы как раз добрались до тюремного блока.

В конце коридора у одной стены стояли две клетки, которые, казалось, так до и не были сооружены до конца. Две другие ютились у стены напротив. От пола до потолка все было выкрашено в белый, от чего создавалось впечатление, будто мы оказались в каком-то научно-фантастическом фильме, и камеры под потолком в прозрачных пузырях, которые, вероятно, были пуленепробиваемыми, дополняли картину. Я была почти уверена, что знаю, какой калибр мне понадобится, чтобы превратить пуленепробиваемое стекло в устойчивое к пулям, но решила не отвлекаться. Мы здесь не камеры наблюдения тестируем, а клетки.

Двери у клеток были такими огромными, словно их подогнали для небольших гигантов. Петли массивные, но почему-то втравлены в стены. На каждой двери по два окошка — сверху и снизу. Оба с решетками и раздвижными металлическими панелями. Если закрыть панель, дверь превращалась в цельнометаллическую конструкцию.

Донни воспользовалась своим наушником, чтобы подать сигнал для открытии дверей.

— Отсюда мы их открыть не можем, — пояснила она.

— А если одному из заключенных нужно оказать срочную медицинскую помощь? — спросил Сократ.

Все, кто не был нашими, переглянулись между собой.

— Какого рода медицинская помощь может понадобиться оборотню или вампиру? — не понял Бреннан.

— Если поместить больше одного новообращенного оборотня в одну клетку, они разорвут друг друга, — ответил Сократ.

— Я была уверена, что друг на друга они не нападают, — удивилась Донни.

— Кто бы вам это ни сказал, он ошибается, — бросила я.

Сократ подтвердил:

— У нас меньше шансов напасть друг на друга, потому что люди по запаху больше напоминают еду, но если новообращенный не сможет добраться до кого-то еще, он нападет на представителя своего вида.

— А что насчет вампиров? — поинтересовалась Донни.

— Они не могут кормиться друг на друге, поэтому не думаю, что станут нападать на своих, — сказав это, я нахмурилась и посмотрела на остальных, — Знаете, я никогда не видела новообращенных вампиров без присмотра старших. Молодые вампы нападут друг на друга, если поблизости не окажется другой еды? В смысле, они же не знают, что не могут питаться от своих, пока кто-то не скажет им об этом, верно?

— Джакомо говорил, что другие вампиры пахнут горечью. Они не пахнут едой, — ответила Магда.

— Окей, значит, теоретически вы можете поместить в одну камеру несколько вампиров, и они друг друга не съедят, но это не значит, что они не подерутся. В смысле, я видела, как вампиры убивают друг друга.

— У нас недостаточно клеток, — сказала Донни.

— Полагаю, этим троим будет нормально вместе, — предположил Фланнери и повернулся ко мне. — Что думаете, маршал?

— Вероятно ты прав, но, если это возможно, думаю, нам все же стоит разместить вампиров в трех разных клетках, либо заковать их в цепи, чтобы они не навредили друг другу или самим себе.

— А у вас для них какие клетки? — поинтересовался Гриффин.

— Их держат не настолько долго, чтобы в камерах была необходимость, — ответила я.

— Что это значит? — спросила Донни.

— Это значит, что она их казнит, — ответил Бреннан.

— Ну, не только я, но да — обычно приговор приводится в исполнение задолго до того, как появляется нужда в специальных камерах.

— Думаете, их содержание слишком опасно? — спросил Фланнери.

— Я думаю, что мы, в Штатах, пытались это провернуть, и все закончилось многочисленными смертями охранников и других заключенных, которые пытались быть справедливыми к вампирам, оборотням и даже к колдунам.

— Но ты борешься за то, чтобы законодательство в вашей стране смягчилось, и чтобы казнь не была единственным вариантом, — сказал он.

Я кивнула:

— Если вампиры находятся под контролем у достаточно сильного Мастера, они в буквальном смысле лишены собственной воли. Их можно заставить убивать и делать другие ужасные вещи даже против их желания. Я боролась за то, чтобы закон учитывал этот факт. Я поняла, что у них на самом деле не было выбора, и казнить их за это ужасно, но закон не дал мне иного выбора, поэтому я работала над тем, чтобы этот выбор у меня появился.

— Ты бы предпочла не казнить их? — спросил Фланнери.

Я подумала над ответом и, наконец, произнесла:

— Если я считаю, что тот, кого мне надо убить — невиновен, то да, я предпочла бы иметь выбор, но не путай меня с теми, кто в принципе против смертной казни. Большинство тех, кого я казнила, отняли множество жизней, и я верю, что спасла другие, покончив с ними.

— Мы все можем согласиться с тем, что не согласны друг с другом, — с улыбкой сказал Фланнери, однако глаза его при этом оставались серьезными.

— Можем, — ответила я.

Двери камер открылись. Одна внутри была белая, под цвет коридора, а вторая сверкала.

— Краска с серебром, — опознал Никки.

— Может, это просто глянцевая краска, — возразила Донни.

Он покачал головой.

— Как ты понял так быстро? — поинтересовалась она.

— Когда вокруг тебя так много серебра… ты понимаешь.

— В таком случае, это ограничит твои возможности внутри клетки, — констатировал Фланнери.

Никки покачал головой.

— Магда не пойдет в посеребренную клетку, — отрезала я.

— У меня хорошие ботинки, а одежда защитит мне руки, — сказала она.

— Нет.

Она посмотрела на остальных и спросила:

— Хотите, чтобы я уничтожила вашу самую дорогую клетку, или самую полезную?

— Громи сколько хочешь, ты не сможешь выбраться, — уверенно заявил Бреннан.

— Разгромить ее означает, что я оттуда выберусь.

— Серебро истощит твои способности, ты будешь не опаснее человека, — возразил он.

Магда и Никки рассмеялись. Сократ к ним не присоединился.

— Серебро не так работает.

— Я останусь такой же сильной в камере, как и вне ее. Просто скажите, какую из клеток мне сломать, а какую вы хотели бы сохранить для своих заключенных.

— Ты даже не прикоснулась к двери и стенам, — заявил Морт.

— Мне и не надо.

Он выглядел озадаченным и немного хмурился, но по большей части ему было непонятно.

— Как ты можешь быть так уверена, что выберешься, если не пробовала?

— Я знаю, на что я способна, — ответила она со спокойным лицом, которое так хорошо ей удавалось. Я по опыту знала, что за этой безмятежной маской она может скрывать практически любую мысль. Это не была вежливая улыбка, как у Фортуны, на самом деле, некоторых ее лицо нервировало, потому что с ним Магда выглядела так, словно вообще ничего не чувствовала. Но я знала, что, как и в случае с Фортуной, за этой маской могла скрываться любая эмоция или несколько. Это просто был способ спрятаться у всех на виду.

Морт покачал головой:

— А мне казалось, это я заносчив.

— Это не заносчивость, я просто знаю себя.

Морт пристально посмотрел на нее, изучая ее лицо и, думаю, пытаясь понять, что же под ним скрывается. Наконец, он рассмеялся.

— Думаю, я понимаю.

— Хочешь сказать, ты хорохоришься потому, что реально настолько хорош? — с улыбкой подначила его Донни.

Он посмотрел на нее чересчур пристально, но она сама начала.

— Я когда-нибудь говорил, что могу сделать что-то, а потом не делал этого?

Она поразмыслила пару секунд, затем ее улыбка поблекла. Ее лицо стало куда более задумчивым.

— Нет, ты всегда выполнял обещанное.

— Знание себя, — сказала Магда.

Морт кивнул:

— Знание себя.

Фланнери коснулся своего уха и объявил:

— Решено. Если это не причинит вреда Сандерсон, мы предпочли бы, чтобы она попыталась выбраться из посеребренной клетки.

— Если это не приказ, я оставляю выбор за ней, — прокомментировала я.

— Я осознаю, что это мой выбор, — сказала Магда, все еще глядя на меня своим нечитаемым взглядом, под которым могли скрываться любые мысли или чувства. Я знала одно: что бы ни происходило за этими серо-голубыми глазами, если она сказала, что может выбраться из обеих клеток, значит, она это сделает.

— В этих камерах есть то, что могло бы причинить вред Магде, помимо серебряного напыления? — поинтересовался Сократ.

— Ты о чем? — не понял Фланнери.

— Ловушки или мины?

Отличный вопрос.

— Я знала, что не зря тебя с собой притащила — ты лучше меня знаешь, что нужно спросить.

Он улыбнулся в ответ на мой комплимент, но устремил серьезный взгляд на мужчин.

— Есть ли в камерах нечто такое, о чем нам следует знать прежде, чем мы поместим туда одного из своих людей?

— Да, есть такое? — вторила ему я.

— Мы пытаемся создать тюрьму для сверхъестественных существ. Обычную тюремную камеру не шпигуют начинкой, значит, и эту тоже, — ответил Фланнери.

— Даешь слово? — уточнила я.

Он коротко улыбнулся:

— Даю.

Я посмотрела на Магду.

— Смотри сама.

Она улыбнулась и просто шагнула в посеребренную камеру.

— Тебе нельзя использовать оружие, потому что у настоящего заключенного мы его конфискуем, — напомнил ей Морт.

— Поняла, — ответила Магда. Она просто стояла там и спокойно ждала, пока они закроют дверь.

Фланнери подал сигнал и дверь начала закрываться. Я смотрела на Магду так долго, как только могла, но выражение ее лица не изменилось. Дверь закрылась со свистом вместо лязга. Я не знала точно, как именно она работала и где располагались запирающие механизмы, но мне совершенно не нравилось то, что один из моих людей находится по другую сторону от нее.

Я наклонилась к Никки и спросила:

— Просто стоять в окружении такого количества серебра уже больно?

— Нет, пока оно не касается кожи, — прошептал он в ответ.

Сократ придвинулся ближе и сказал:

— Это все равно чертовски нервирует.

— Магду ничего не нервирует, — возразил Никки.

Я была с этим согласна, но все же пялилась на дверь и молилась, чтобы Магда не пострадала, доказывая это.

44

После того, как дверь закрылась, в коридоре стало очень тихо. Это походило на затишье перед бурей или на тот момент, когда вы закрываете за собой дверь в оружейной и оказываетесь в шлюзовом отсеке между хранилищем оружия и тиром, где обе двери должны быть закрыты, прежде чем вы откроете ту, что ведет к реальной линии огня. В тире можно услышать выстрелы из соседней комнаты, но они приглушены дверью, звукоизоляцией и наушниками, которые ты уже надел, но тебе известно, что с другой стороны этой последней двери будет шумно, и там полно потенциально опасных вещей.

В течении нескольких минут стояла тишина, и это дало повод Бреннану усомниться:

— Ей оттуда не выбраться.

Что-то ударило в дверь с такой силой, что металл зазвенел. Бреннан подскочил, и не только он.

— Магда прощупывает дверь, пытаясь понять, куда лучше приложить силу, — пояснил Сократ.

Металл зазвенел вновь, и со следующим ударом звук был почти жалобным.

— Что это? — спросила я.

— Сопротивление металла, — ответил Никки.

Дверь стала выгибаться наружу. Я предположила, что Магда наносила удары по одному и тому же месту двери. Она поняла, как устроен запирающий механизм? Обнаружила самое уязвимое место? Или просто выбрала точку и начала по ней бить? Спрошу у нее позже.

Никки посмотрел на трех наших спутников и спросил:

— Что будете делать, когда она выберется?

Донни продемонстрировала электрошокер. Я покачала головой:

— Не-а, мы не договаривались, что вы будете использовать против нее шокер.

В том месте, где била Магда, дверь начала деформироваться. Морт спросил:

— Электрошокер замедлит ее?

— Сработают ли они против нас? Да. Но не через плотную куртку и джемпер, — ответил Никки.

— Раз шокер просто причиняет боль, но не останавливает, то тебе лучше придумать что-то еще, — посоветовала я.

— Перцовый баллончик, — предложила Донни.

— Если он не сработает на медведе, то не пытайся применять его на ликантропе, — сказала я.

— В Ирландии медведи не водятся.

— А в Америке водятся, и не то чтобы перец в глаза бесполезен, но твои шансы брызнуть им до того, как тебя растерзают, ничтожно малы. То же самое и с верживотными — у тебя никогда не получится это сделать.

Металлическая дверь напоминала жвачный пузырь, который рос и истончался. Вопрос был не в том, прорвется ли Магда, а в том, когда она это сделает, и у них все еще не было запасного плана. Повезло еще, что это не настоящий плохой парень курочит там дверь.

— Ваши действия? — спросил Никки.

— Световой удар, — сказал Морт.

— Это дезориентирует ее, что дальше? — продолжал спрашивать Никки.

— Скрутим ее, — ответил тот.

— Каким образом? — поинтересовался Сократ.

Морт вытащил какую-то штуку, которая напоминала небольшую черную палку — одно резкое движение вниз, и она раздвинулась в прут. Эта хрень была телескопической, и выглядела, как тонкая дубинка, которую можно использовать аналогичным образом. Хороша для ударов по болевым точкам и просто как подручное средство для полицейских.

— Ты реально попытаешься усмирить Магду с помощью этой штуки? — не поверил Сократ.

— Да.

Дверь содрогнулась.

— Ты даже не пытался выйти врукопашную против одного из нас.

— Нет. А что?

— Если после того, как она прорвется наружу, Никки или Анита велят ей устроить шоу… ты получишь ответ на свой вопрос. — С этими словами Сократ начал пятиться назад по коридору. Он был прав. Если они и правда собрались на нее замахнуться, ей придется уклоняться и, быть может, замахиваться в ответ, разумнее было отойти подальше.

Никки взял меня за руку и увел подальше от двери. Она не упала наружу, как это показывают в кино. Она накренилась, и, полагаю, Магда сломала часть дверной рамы, потому в проеме я мельком увидела ее волосы, лицо и плечо. Я была сильной, но не настолько, чтобы глянуть на дверь и решить: буду бить по ней, пока не сломается. Эта сила была супергеройской, силой сверхъестественного существа.

Донни, Бреннан и Морт стояли с телескопическими дубинками наготове. Фланнери отступил вглубь коридора. Со своего ракурса я не могла понять, есть ли там дверь, так что по-моему он находился в ловушке с потенциально взбешенным верльвом.

Магда протиснула плечо в дыру, проделанную между стеной и дверью, оперлась рукой на раму и просто отпихнула ее. Если бы я была одной из тех троих, что поджидали ей, то, наверное, выхватила бы пистолет и попыталась пристрелить ее, но они этого делать не стали, потому что все мы были на одной стороне, а может, они просто были слишком поражены тем, что она только что проделала. В любом случае, она была близка к тому, чтобы выбраться.

Никки окликнул ее:

— Магда, не слишком-то их калечь!

Она вскользь окинула взглядом видимую часть коридора. От последнего мощного рывка протестующе скрипнул металл, вокруг закоротила электроника. Морт собрался и немного подпрыгнул на мысках — своего рода прелюдия в боевых искусствах. Бреннан, судя по всему, собирался боксировать, а Донни просто была наготове. Не знаю, сколько из этого приметила Магда, но ее губы растянулись в зубастом оскале, который, как я начинала думать, был фишкой верльвов. Казалось, она собралась вновь таранить дверь, но вместо этого скрылась в клетке.

Морт оставался наготове, как и Бреннан с Донни, но ничего не происходило. Коридор и камера с покореженной дверью оставались неподвижными, не считая звуки коротившей электроники, которую Магда повредила, ломая дверь.

— Она идет! — рявкнул Фланнери.

Будь у меня шанс примериться, я бы сказала, что Магда не могла проскочить сквозь ту брешь, которую она проделала, но примеряться я не собиралась. Размытым пятном, которое я бы никогда не смогла разглядеть, она рванула сквозь это неподходящее отверстие. Я скорее почувствовала движение, словно увидела ее у себя в голове — там, где мы видим сны… и кошмары.

45

Размытым пятном Магда ударилась в стену напротив двери и отскочила назад. Морт был единственным, кто оказался достаточно проворен, чтобы броситься на пол, поэтому она перелетела над ним и снесла Донни и Бреннана. Если бы мы не велели ей не причинять им вреда, с ними было бы покончено, но не навредить кому-то во время драки труднее, чем кажется. Нужно куда больше мастерства, чтобы сдержать удар, чем для того, чтобы нанести его, но даже с учетом того, что Магда сдерживалась, их раскидало. Бреннан ударился об стену возле соседней клетки. Донни пролетела по полу до стены, но вскочила на ноги и приняла боевую стойку до того, как Магда атаковала вновь, и это было впечатляюще.

Морт умудрился достать Магду, когда она рванула мимо него, чтобы добраться до Донни. Вреда ей это не причинило, но сбило прыжок, из-за чего ей пришлось воспользоваться стеной, чтобы развернуться и броситься на Морта. Я видела, как он сражался с размытым пятном, которым была Магда. Он пытался нанести хоть какой-то удар своей телескопической дубинкой. Я не понимала, каким образом он уклонялся от ее выпадов, но знала, что он это делал, потому что его вторая рука замахивалась, и двигался он так, как двигаются в драке. Я начала различать движения Магды, но это все еще был словно остаточный образ, как если бы я видела то место, где она была, а не то, где она находилась сейчас, потому что глаза просто не успевали за такой скоростью. Морт, судя по всему, видел Магду лучше меня, потому что он блокировал ее удары. Словно у них был спарринг, но это был киношный вариант спарринга, потому что в реальной жизни никто так не двигается. Это было похоже на магию.

Донни попыталась помочь Морту и нанесла серию ударов своей дубинкой, но она с трудом различала движения Магды, и не могла синхронизироваться с ней. Два раза она чуть не ударила Морта, потому что он двигался вместе с Магдой, однако в тот момент, когда Донни замахивалась, ее цель менялась на ту, которую она бить не хотела. Казалось, что Донни пытается вклиниться в танец Морта и Магды.

Бреннан с трудом поднялся на ноги. Его шатало и он, вероятно, был ранен. Не лезь в спарринг, если не знаешь, как правильно падать. Магда не хотела навредить ему, но предположила, что он знает, как не убиться.

Морт прогнулся назад в пояснице, Магда перекатилась через него. Донни попыталась зайти к ней с другой стороны, но Магда это заметила, однако Донни тут же встала в оборону.

— Не пытайся увидеть ее. Чувствуй, — посоветовал Морт, уворачиваясь от ударов Магды, и Донни попыталась вступить в бой, но была вновь откинута назад.

— Что значит «не пытайся увидеть»? — пропыхтела она.

Бреннан попытался присоединиться к драке, но что бы ни произошло с ним в начале заварушки, это сильно его замедлило. Его дубинка так быстро исчезла, что он остался стоять, пялясь на свою пустую ладонь, словно она буквально испарилась, хотя на самом деле Магда вырвала ее и отшвырнула подальше.

Наконец, Морту удалось достать Магду — это стало для него сюрпризом, поэтому удар вышел несколько жестче, чем он планировал. Магда замедлилась достаточно, чтобы я различила ее лицо и ярко-красный мазок на щеке. Он пустил ей кровь. Через секунду он тоже это заметил, и на лице у него появилось сожаление, однако Магда прикоснулась к крови на своем лице, а в следующий миг рванула к нему тем размытым пятном, и если раньше мне казалось, что драка была чертовски быстрой, я ошибалась. Морт больше не мог предотвратить ее удары — ни один человек не смог бы.

Донни метнулась к нему, чтобы помочь, но была отброшена назад с окровавленным лицом. Все это стало заходить слишком далеко. Судя по всему, Бреннан сделал такой же вывод, потому что он вынул свой пистолет и навел на тех, кто дрался. Магда двигалась слишком быстро, чтобы он точно знал, что попадет в нее, а не в Морта, да и мы были по другую сторону драки. В этом коридоре было слишком много своих. Твою мать!

46

— Бреннан, не лезь! — рявкнула Донни.

Я сама не заметила, как пистолет вырос у меня в руке. Бреннан не мог попасть в нужную цель, но все, что требовалось от меня, это задеть его. Я крикнула:

— Бреннан, бросай оружие, сейчас же!

Донни выпрямилась и загородила мне обзор — я ничего не видела поверх ствола, кроме нее. Я отвела пушку в сторону раскуроченной камеры.

— Донни, ложись!

— Не стреляй в него, — попросила она.

— Разоружи его, Донни, или это сделаем мы, — подал голос Сократ.

С другой стороны коридора подошел Фланнери:

— Бреннан, убери ствол.

— Это единственный способ остановить их, — возразил Бреннан.

Морт рухнул на пол, а Магда опустилась над ним на колени, дубинка пошла вниз.

— Магда! — рявкнул Никки, и энергия его зверя заполнила коридор, заплясала мурашками на коже. Магда заколебалась, глянув на него оранжевыми львиными глазами. Сократ уже рванул по коридору своей версией размытого пятна, но он не был так быстр, как Магда. Никки решил не вступать в драку, чтобы не пугать Бреннана еще сильнее. Он переместился так, чтобы закрыть меня своим телом, поэтому я не видела того, что произошло дальше. В коридоре прогремел выстрел. Без наушников успеваешь забыть, насколько он громкий.

Я попыталась обойти Никки, но он продолжал прикрывать меня собой. Проклятье!

— Что происходит?

Он сдвинулся ровно настолько, чтобы я смогла выглянуть из-за него, но при этом завел руку назад так, чтобы удерживать меня у себя за спиной. Я смогла разглядеть, как Магда помогла Морту подняться на ноги. В руке у Донни был пистолет, но ее собственная пушка по-прежнему оставалась в кобуре. Может, у нее и был запасной пистолет, но я готова была биться об заклад, что это ствол Бреннана. Она обезоружила его раньше Сократа?

Фланнери прижал Бреннана к стене и что-то быстро и тихо говорил ему. Бреннан не пытался сопротивляться, но и счастливым он тоже не выглядел. Сократ стоял рядом с Донни и Фланнери.

— Какого хрена здесь произошло? — спросила я.

— Донни и Фланнери обезоружили Бреннана до того, как это сделал Сократ, — ответил Никки.

Мой пистолет все еще был у меня в руке. Я медленно выдохнула, даже не заметив, что задержала дыхание, и вернула ствол в кобуру.

Позади нас распахнулась дверь, и я едва не схватилась за пушку вновь, но это были Эдуард с Ноланом. Я снова начала дышать и попыталась расслабиться, но пока получалось не очень. Нам нужно убраться из этого коридора — ну, или мне.

— Я думал, Форрестер натаскал тебя лучше, Блейк, — бросил Нолан. Он был зол и искал мишень для своего гнева. Я не знала, почему этой мишенью не стал Бреннан, но если Нолан хотел пособачиться — отлично.

— Понятия не имею, о чем ты, Нолан. Не я прервала тренировку.

— Сперва твое верживотное слетает с катушек, а затем ты достаешь оружие и угрожаешь тому, в кого не собиралась стрелять. Тебя что, не учили, что не надо доставать оружие, если не собираешься им воспользоваться?

— Магда сделала то, чего вы от нее хотели. Она протестировала вашу пафосную камеру и ваших людей.

— Хера лысого, она была не настолько хороша, чтобы справиться с Мортом, — рявкнул он, оттолкнув Эдуарда, чтобы протиснуться вперед. Эдуард не пытался остановить его. Он знал, что я могу о себе позаботиться, и какая-то часть его собиралась насладиться представлением.

— Она могла дюжину раз уделать меня, капитан. У нее нереальный контроль, — вмешался Морт.

— Ты хорошо дрался, — признала Магда.

Морт ухмыльнулся ей — он был польщен.

— Если не можешь контролировать своих животных, убирайся обратно в свою Америку, — кричал Нолан, нависая надо мной.

Я шагнула к нему, вторгаясь в его личное пространство, и рявкнула в ответ:

— Не смей называть моих людей животными, это твой человек направил на нас ствол!

Он шагнул ко мне, продолжая орать:

— Своего парня я приструню, а кто приструнит твоих?

Я поняла, что мне хочется драки, потому что часть меня знала: я застрелила бы Бреннана. Я стреляю не для того, чтобы ранить, поэтому я шагнула к Нолану. Я нарывалась вместо того, чтобы осадить назад, потому что не была спокойной. Бреннана не стоило убивать, но я знала, что сделала бы это, если бы Донни не остановила меня. Я наступала на Нолана до тех пор, пока между нами не осталось считанных миллиметров. Я вела себя агрессивно и провоцировала драку. Я боялась того, что едва не сделала, а мой страх всегда трансформировался в ярость. Мои внутренние звери поднялись на волне моей ярости, распаляя агрессию. Мы могли бы подраться — о, да, еще как могли. Я ощутила, как зверь Нолана мерцает внутри него, поднимаясь на поверхность в его собственном порыве эмоций, обратившихся в ярость. Его волк не был таким, как мой собственный, но они признавали друг друга. Гав, мать его, гав.

— Твой человек сдрейфил и выхватил ствол, потому что не знал, что еще делать, Нолан! Вот почему нельзя сажать монстров в камеры! Вот почему их убивают — потому что это единственное, что можно сделать!

Он зарычал мне в лицо:

— Ты навела ствол на своего союзника — на того, в кого не собиралась стрелять. Если бы ты была в моей команде, я бы отобрал у тебя оружие, и ты бы не получила его обратно!

— Я навела ствол на вооруженную угрозу, и я не стреляю для того, чтобы ранить!

Следующие слова он прорычал почти вплотную к моему лицу:

— Это Бреннан направил оружие на возникшую в коридоре угрозу.

Кажется, в моем голосе было рычание, когда я ответила?

— Его приложило об стену. Он едва стоял на ногах, и не мог участвовать в драке. Он представлял угрозу для своих собственных людей.

— Мои люди обучены стрелять во время драки!

— А я обучена ее заканчивать!

— А это еще что, блядь, значит?

Я уже чуть ли не на цыпочках стояла, чтобы сунуться поближе к его лицу:

— Я — истребительница, Нолан.

— Ты бы не выстрелила в него!

— Нет, блядь! Донни загородила мне обзор.

— Так и было, сэр, — подтвердила Донни.

Внезапно во мне четко проявилась моя почти белая волчица. Я видела, как она стояла с этими темными отметинами на спине и над глазами, как на мордах хаски и маламутов. Она смотрела в карие глаза Нолана своими золотистыми, и его энергия поднялась ей навстречу. Глаза у него стали янтарными.

Нолан, моргая, уставился в пол, а потом отпрянул от меня. Сделав шаг назад, произнес куда более спокойным голосом:

— И все же твоя женщина потеряла контроль.

— Нет, капитан Нолан, не потеряла, потому что если бы это произошло, здесь появились бы свежие трупы. — Мой голос теперь тоже был спокойнее.

Когда он вновь посмотрел на меня, его глаза были карие.

— Если бы Донахью не перекрыла тебе линию огня, ты бы застрелила его?

— Меня учили, что не стоит вынимать оружие, если не собираешься им воспользоваться, а если решил стрелять, то надо делать это до тех пор, пока твоя мишень не остановится. «Остановится» — это сдохнет.

Нолан всмотрелся в меня.

— Я не желаю терять людей от рук своих союзников.

— Тогда научи их держать себя в руках в такие моменты, когда они осознают, с чем имеют дело.

— Я не хотела, чтобы он ударился головой, — призналась Магда. — Я переоценила его и недооценила вот этого. — Она хлопнула Морта по плечу. Тот поморщился. — Я тебя ранила?

— Я буду весь в синяках, как, впрочем, и ты.

— Нет, я излечусь прежде, чем появятся синяки.

— Круто, наверное, — скривился он.

— Да, так и есть, — подтвердила она.

— Я еще не встречал того, кто был бы настолько быстрее меня, — заметил он.

— Ты очень быстр для человека.

Он принял комплимент, и я поняла, что в том таинственном мужском боевом смысле Морт и Магда теперь стали друзьями. Наша связь с Эдуардом была похожей, так что я понимала, как именно это работает, но была слишком девчонкой, чтобы не понимать, что все это слегка безумно.

Эдуард встал рядом с Ноланом.

— Ты думал, что твоя клетка выдержит.

— Да.

— Ты решил, что твои люди могут совладать с оборотнем.

— Да, — повторил Нолан.

— Не отыгрывайся за это на Аните и ее людях.

— Он только что отыгрался, — встряла я.

Эдуард улыбнулся:

— Ага, но мне хотелось посмотреть, кто из вас закипит сильнее.

— Ты хотел узнать, кто из нас сорвется? — уточнила я, приподняв бровь.

Он улыбнулся мне, и это было обаяние Теда, но блеск в его глазах стоял эдуардовский — той его части, которая хотела знать слабости каждого, вроде неконтролируемой вспышки гнева, которая прилетела не по адресу. Я поняла, почему к сорока годам Нолан оставался всего лишь капитаном. Удивительно, как он с таким темпераментом и до капитана-то дослужился. Очевидно, мы только что ему доказали, что его люди и близко не готовы иметь дело с монстрами. Это стоило одной или двух истерик, но не на публике.

— Когда вампиры проснутся, они будут так же сильны и быстры? — спросила Донни, кивнув в сторону клетки, куда они уложили мешки на время проверки второй камеры.

Нолан посмотрел на меня:

— Есть что сказать, Блейк?

Я оценила, что он спросил меня, а не Эдуарда. Думаю, он хотел реабилитироваться после стычки.

— Не настолько быстры, к тому же, новообращенные еще не просекли, как использовать свою силу. У Магды были годы тренировок и практики. Она не только сильнее и быстрее обычного человека — она знает, как это использовать. У вас же тут провинциальная мамочка с двумя дочерьми. Тот факт, что они теперь вампиры, не делает их мастерами боевых искусств, не дарит им кубики пресса — для этого нужны усилия независимо от того, жив ты или немертв.

— Так удержит ли вторая камера новообращенных вампиров? — уточнил он.

Я посмотрела на Магду:

— Удержит?

Она кивнула:

— На пару ночей — да, но они поймут, насколько теперь сильны, и начнут этим пользоваться. Все вампирские фишки они тоже прознают со временем.

— Ты имеешь в виду фокусы с разумом, — догадался Нолан.

— Они способны захватывать взглядом и превращать тебя в своего раба. Это может обернуть человека против его друзей и семьи.

— Через камеру это не работает. Пока мы не открываем дверь и не смотрим им в глаза, все будет в порядке.

— Вам нужно будет кормить их, — напомнила я.

— Мы подсунем им пару пакетов с плазмой, — ответил он.

Я покачала головой:

— Они не могут питаться старой кровью, только свежей.

— Мы можем достать крыс и запустить их в камеру.

— Во-первых, сейчас они все еще те, кем были при жизни, поэтому не думаю, что поместить живых крыс в камеру с матерью и двумя детьми — это хорошая идея.

— Хочешь сказать, они испугаются крыс? — уточнила Донни.

Я кивнула.

— Я знаю где можно купить кроликов, — предложил Фланнери.

— Они выпьют кровь животных, но это не поддержит их.

— Что значит «не поддержит»?

— Это значит, что кровь животных заполнит их желудки, но в ней отсутствует то, что предотвращает гниение. Мозг продолжит функционировать, но тело начнет разлагаться, как у зомби. Они будут жить вечно, но выглядеть при этом станут как свежеразложившиеся покойники.

— Откуда такие познания? — спросила Донни.

— Я видела Мастера вампиров, который пытался слезть с человеческой крови. Жуткое зрелище.

— Этот процесс обратим? — поинтересовался Фланнери.

— Да, но не без человеческих жертв — буквально, они нужны, чтобы восполнить энергию, которую вампир потерял, пытаясь стать «вегетарианцем».

— Хочешь сказать, они должны выпить человека досуха?

— Нет, я о том, что ритуал, который мог бы возместить подобный ущерб, требует человеческого жертвоприношения. Ни разу не слышала, чтобы он увенчался успехом, но ко мне обращались желающие его провернуть.

— Они хотели, чтобы ты провела ритуал? — уточнил Фланнери.

— Нет, они хотели, чтобы я стала одной из человеческих жертв.

Он округлил глаза.

— Обнаглевшие засранцы.

— Согласна.

— Как ты их остановила? — поинтересовался Нолан.

— Я уже говорила, что для меня значит «остановить», Нолан.

Мы пялились друг на друга с минуту, затем он кивнул:

— Да, говорила.

Я ощутила, как рядом со мной шевельнулась Магда, и что-то в этом было такое, что заставило меня обернуться. Она наблюдала, по коридору как к нам направлялся Бреннан. Мы столпились так, что почти перекрыли единственный выход из тюремного блока, и для того, чтобы покинуть помещение, ему в любом случае пришлось бы пройти мимо нас, но Магда оставалась настороже. И я ее не винила.

Морт встал немного впереди нее, чтобы Бреннану пришлось миновать его, а не Магду. Я вдруг поняла, насколько Морт был ниже верльвицы. И не только ниже — он был одним из тех людей, которые с трудом набирают массу, так что на фоне Магды он казался почти хрупким. Поскольку Морт был на три дюйма (7 см. — прим. редактора) выше меня, я поняла, насколько крошечной могла казаться для всех остальных.

Смуглый красавец Бреннан остановился перед Мортом, нависая над ним с высоты своих шести футов (182 см. — прим. редактора).

— Ты и правда решил защищать ее от меня?

— Магда сделала только то, о чем мы ее просили: указала на слабые места в нашей системе.

— И ты бы пошел против меня вместе с ней?

— Не она в меня пушкой тыкала, Бреннан. Это сделал ты.

— Я целился не в тебя. Я целился в нее. — Он ткнул пальцем в Магду.

— Ты реально думаешь, что мог бы застрелить ее, не задев при этом меня?

— Да, — ответил Бреннан, но прозвучало это с вызовом. Магда напугала его, и он позволил своему страху выставить себя дураком.

Она шагнула вперед, а Бреннан отступил назад. Даже при том, что Морт стоял между ними, он не хотел приближаться к верльвице. Вот дерьмо — по ходу, мы вывели его из строя. Если он не переборет свой страх перед верживотными, то не только не сможет помочь нам, его и с другими сверхъестественными существами работать не возьмут.

— Донни, проводи Бреннана к медикам. Я хочу, чтобы его осмотрели.

— Я в порядке, сэр.

— Я тебя не спрашивал, Бреннан. Я отдал Донни приказ, — отрезал Нолан.

— Вы действительно верите, что я могу подвергнуть опасности членов своей же команды?

— Мы вернемся к этой теме, когда я просмотрю записи с камер. А сейчас я хочу, чтобы ты вместе с Донахью пошел в медотсек.

— Сэр…

— Я отдал тебе приказ, Бреннан.

— Я не сделал ничего плохого.

— Мне повторить еще раз?

Бреннан сделал глубокий вдох и немного выпрямил спину.

— Нет, сэр.

К нам подошла Донни.

— Я прослежу, чтобы он добрался до медотсека, сэр.

— Марш на обследование, сейчас же.

— Есть, сэр. — Он отдал честь и, после секундного колебания, Нолан отсалютовал ему в ответ. Донни тоже отдала честь, а затем повела Бреннана к двери. Он обернулся, и в его глазах стояла ненависть. Я не знала, кого он ненавидел — Магду или всех нас, но этот взгляд не сулил ничего хорошего.

Когда дверь за ними закрылась, Нолан подошел ближе, чтобы осмотреть дверь камеры, которую разворотила Магда.

— Будь это реальный побег, электрошокеры нам бы помогли?

— Да, но эффективность зависит от вида ликантропа, — ответила я.

— Почему? — не понял он.

Я пожала плечами:

— Как и с людьми — одни падают сразу, а чтобы остановить третьих может понадобиться второй, а то и третий разряд.

— В случае с верживотными у вас не будет времени, чтобы перезарядить шокер для третьего разряда, — сказал Эдуард.

— А как насчет дротиков с транквилизаторами?

— Сработают на какое-то время, если вы смогли рассчитать дозировку, но все медикаменты выводятся из их организма намного быстрее, чем из человека или настоящего животного того же вида. Если ликантроп уже начал перекидываться, то его метаболизм становится еще быстрее, и невозможно угадать, как быстро он очнется.

— Вам приходилось использовать против них транквилизаторы?

Мы с Эдуардом покачали головами. А я сказала:

— Доза нужна такая, что вы рискуете остановить сердце. Травмировать сердца — это один из способов убить практически любое существо, и вы точно не хотите оказаться в процессе оказания экстренной медицинской помощи в тот момент, когда оно очнется и будет, мягко говоря, недовольно.

Фланнери рассмеялся, но мне показалось, что его смех вышел каким-то нервным.

— Хочешь что-то сказать? — спросил Нолан.

— Нет, сэр… То есть, да, сэр.

— Говори.

— Наверное, можно как-то использовать магию, чтобы замедлить или удержать сверхъестественное существо.

— Ты имеешь в виду заклинания? — уточнила я.

Он улыбнулся.

— Да, что-то в этом роде.

— Ведьмы, которых я знаю в Штатах, могли бы укрепить дверь, и, думаю, на вампирах сработает заклинание сдерживания, чтобы они не могли переступить порог, но с ликантропами это не прокатит, — ответила я.

— Чем сильнее вампир, тем меньше он подвержен заклинаниям, — добавила Магда.

— Верно, — кивнула я.

— Я бы хотел обсудить этот вопрос с теми из вас, кто разбирается в магии, — сказал Фланнери.

— Ты ведьмак?

— Нет.

— Практик оккультных наук? — спросил Эдуард.

Фланнери посмотрел на него и улыбнулся:

— Да.

Я посмотрела на Эдуарда:

— Никогда не слышала, чтобы кто-то называл их этим книжным термином.

— Ты не колесила по Европе так, как это делал я.

Я кивнула.

— Окей, Фланнери, если ты не колдун, а практик, то что именно ты практикуешь?

— Здесь меня бы назвали Фейри-доктором.

— Ты получил свою силу у Фей, маленького народца, — догадалась я.

Он кивнул, улыбнувшись шире:

— Я впечатлен, маршал. Большинству людей за пределами Ирландии незнаком этот термин.

— Кое-кто из вашей страны объяснил мне его.

— Возможно я знаю его имя?

— Не думаю.

— Как тебя называют вне Ирландии? — поинтересовался Сократ. И это был отличный вопрос.

— Никак. Мои силы связаны с дивным народом этих земель, с этой землей в буквальном смысле. Я должен находиться в этой стране достаточно долго, чтобы убедить те немногих фейри, что здесь остались, помочь мне. Местные духи природы крайне подозрительны к чужакам и их магии.

— Ты уже убеждал… дивный народ этих земель поработать с тобой? — спросила я.

— Да, но даже с их помощью все шло не так гладко, как с моими более близкими друзьями.

— Давайте обсудим, как нам сдержать вампиров, до того, как они очнутся, — напомнил Эдуард.

— Хорошая идея, — одобрил Нолан. — Впрочем, Морт, думаю, тебе тоже стоит наведаться к медикам — просто на тот случай, если какой-нибудь синяк или царапина окажется серьезнее, чем ты думаешь.

— Я в порядке, сэр.

Нолан просто посмотрел на него. Морт ухмыльнулся:

— Есть, сэр.

— Дивный народец мог бы помочь нам сдержать вампиров, — заметил Фланнери.

— Они не очень-то помогали до этого, — заметил Нолан.

Фланнери улыбнулся:

— Тогда я еще не встретил маршала Блейк и ее людей. Я рассказал своим друзьям достаточно, чтобы они захотели встретиться с ними лично.

— Как встреча с нами повлияет на то, что… дивный народец поможет в проблеме с вампирами? — не поняла я.

— Если вы понравитесь фейри, они могут помочь, — ответил Фланнери.

— Хочешь сказать, что все это время они могли помочь, но отказывались? — уточнил Эдуард.

— Не суди их по человеческим меркам. Разочаруешься, — посоветовал Нолан.

Эдуард помрачнел.

— Думаю, маршалу Форрестеру не стоит идти на встречу, — заключил Фланнери.

— Куда Анита, туда и я.

— В тебе недостаточно магии, Форрестер. Мне жаль, но дивный народ предпочитает иную энергию.

— Если ты им не понравишься, они не станут с тобой встречаться, — сказал Нолан.

— Я не хочу, чтобы Анита шла одна, — ответил Эдуард.

— Мы с тобой можем подождать в машине, но, если фейри откажут, внутрь нас не пропустят. А если мы попытаемся сорвать встречу, они не станут помогать нам вообще.

— Анита одна не пойдет, — отрезал Эдуард.

— О, она не будет одна. Есть пара людей из тех, кого она привезла, с кем они тоже хотят увидеться, — сказал Фланнери.

— С кем, например? — поинтересовалась я.

Фланнери мельком мне улыбнулся:

— Я дам тебе список.

— В этом списке должен быть Джейк, — заявил Эдуард.

Я удивилась. Мне казалось, он назовет Никки.

Наконец, мы покинули коридор. Морт отправился в медотсек, хотя я была уверена, что он в порядке. До тех пор, пока Эдуард не пожелал включить в нашу делегацию Джейка, я и не думала, что речь идет не только о сдерживании заключенных. Я была почти уверена, что знала, почему он захотел включить в список единственного вервольфа, которого мы с собой привезли. Эдуард видел, как на секунду Нолан утратил над собой контроль в коридоре. Если кто из группы и знал секрет Нолана, то, держу пари, это был Фланнери. Трудно не заметить вервольфа, когда работаешь с духами природы. А если он все же не заметил, то мое мнение о его магических способностях рухнет еще до того, как мы начнем обмениваться знаниями.

47

Чтобы получить хоть немного уединения мы расположились в задней части тачки, которая уже стала почти родной, а Домино посадили рядом с водителем. Фланнери сказал, что не все мои ребята смогут присутствовать на встрече, но привезти с собой я могу больше людей — так я и сделала.

— Ликбез по безопасности: не выдавайте, что можете видеть дивный народ, пока Фланнери не обратится напрямую, — проинструктировал Нолан.

— Почему? — спросил Никки.

— Не все из них любят, когда за ними шпионят. В прежние времена они спрашивали, каким глазом ты их видишь, и ослепляли его.

— Я уже без глаза, — заметил Никки.

— О том, что видим или не видим поговорим, когда останемся одни, в каком-нибудь помещении в городе, — сказала я.

— Так будет лучше, — поддержал Нолан.

Мы уже спросили у Нолана, и Фланнери оказался единственным из его людей, кому был известен его секрет, так что хотя бы об этом мы могли говорить свободно.

Я не знала, как начать этот разговор, зато знал Фланнери:

— Прежде, чем мы перейдем к другим видам магии, нам стоит обсудить то, что произошло с капитаном Ноланом в коридоре.

Нолан так напрягся, что я это заметила со спины.

— Не понимаю, о чем ты, Фланнери.

— Капитан, не надо, я месяцами не ощущал твоего волка настолько явно.

— Больше никто не заметил.

— Я заметила, — сказала я.

— Ты почувствовала моего зверя, потому что у тебя есть свой.

— Я видел, как у тебя глаза изменились, Брайан, — подал голос Эдуард.

Нолан посмотрел на него:

— Нет, не видел.

— Ты был так занят, пытаясь скрыть это от своих людей, что совершенно не подумал обо мне, а ведь я стоял рядом. Я видел, как твои глаза изменились, и почувствовал исходящую от тебя энергию.

— Раньше, когда мы вместе работали, ты этого не чувствовал.

— Я тогда не знал, что чувствовал. Я едва начал работать со всеми этими сверхъестественными штуками. Теперь же за плечами у меня годы практики, и я знаю, что чувствую.

— Как же ты вычислил меня на фоне Блейк, Сандерсон, Мердока и Джонса?

— Я слишком долго проработал с Анитой, чтобы не знать, как ощущается ее энергия, с Мердоком тоже. С остальными у меня меньше опыта, но я все равно мог сказать по энергии, сколько оборотней находилось в том коридоре. Буду честен: если бы я не увидел твоих глаз, то не был бы уверен в том, что это ты, но я бы все равно подумал на тебя или Мортимера, потому что именно с вашей стороны исходила энергия.

— Хорошо, значит, ты почувствовал меня.

— Твой волк пробудился только от того, что рядом было много людей с аналогичными способностями? — уточнил Фланнери.

— Нет. — донеслось от Джейка.

— Тогда почему? — спросил Нолан, и интонация его была несколько оборонительной, как у Бреннана недавно.

— Когда ты в последний раз находился рядом с женщиной своего вида? — спросил Джейк.

— Минимум раз в месяц я вижусь с матерью.

Джейк мягко улыбнулся, словно пытался помочь Нолану пройти через нечто трудное.

— Нет, я говорю о женщинах, с которыми у тебя могли сложится романтические отношения, капитан Нолан.

— Счет на годы пошел.

— Помимо меня ты сталкивался с самками вервольфов?

— Только сражался с ними в других странах.

— Значит, опять ни единого шанса на романтику.

— Полагаю, что так.

— Получается, что Анита — первая волчица, которую ты встретил за долгие годы, и которая при этом не является твоей родственницей и не пытается тебя убить.

— Хочешь сказать, мой волк так бурно отреагировал только потому, что она — волчица?

— Вроде того.

Он покачал головой.

— Я не говорю, что ты не прав, Пеннифезер, но в последний раз я так реагировал на волчиц еще когда был подростком. Почему это произошло сейчас?

Я затупила на секунду, припоминая, что «Пеннифезер» — это фамилия Джейка, в то время как сам Джейк спросил:

— Когда ты в последний раз перекидывался?

Нолан втянул большую порцию свежего сырого воздуха, а затем быстро выдохнул:

— Не помню.

— Люди в состоянии годами обходиться без превращения, но твоя вторая половина все еще внутри тебя, и у нее такие же потребности, как у любого другого существа.

— Как давно ты ходил на свидание? — поинтересовался Эдуард.

Нолан нахмурился, и мне опять захотелось погладить его лоб в надежде, что морщины смягчатся. Этому порыву я не поддалась, но у меня редко возникают подобные мысли о посторонних. Интересно, не стоит ли за этим моя внутренняя волчица?

— Я больше не хожу на свидания.

— Как давно у тебя был секс? — поправился Эдуард.

Нолан рассвирепел, его руки сжалась в кулаки. Секунду я думала, что мы увидим еще одну драку, но он взял под контроль все, кроме своего голоса, который был мрачен и низок от сдерживаемой ярости:

— Не твое дело.

— Твой ответ говорит сам за себя — значит, достаточно давно, — констатировал Эдуард.

Кажется, Нолан стал очень медленно считать про себя до двадцати, и только поэтому не врезал Эдуарду. Поскольку я сама частенько такое проделывала, не мне кидать в него камни.

— Это осложнит твое пребывание рядом с Анитой, — сказал Джейк.

— Почему? — не понял Нолан.

— Потому что она — волчица, и твой волк осознал это.

Нолан уставился на Джейка.

— Ты шутишь.

— Нас всех влечет к тем, кто обладает схожей энергией, капитан.

— Значит, тебе трудно находиться рядом с Анитой?

— Нет, но у меня куда больше опыта взаимодействия с другими волчицами, чем у тебя. И я перекидываюсь как минимум раз в месяц. Я удовлетворяю потребности и желания своего тела, капитан. Ты же, судя по всему, этого не делаешь.

— Сказал же — мы вымираем, и те из нас, кто остался, не хотят, чтобы наши дети были волками. Я не знаю ни одного ребенка, которых сохранил бы хвост до совершеннолетия. В семнадцатом-восемнадцатом веках британцы использовали хвосты наших солдат как доказательство, что ирландцы — не люди, что мы просто животные, и поэтому нас можно убивать или морить голодом. Из тех, кто гордится своим наследием, мы превратились в тех, кто верит лжи. Что если мы просто животные — не ирландцы, а ирландские волки?

— Это не было правдой тогда, и не является ею сейчас, — сказал Джейк.

— Я отреагировал на волчицу Блейк так, словно бы у меня был гон, это не по-человечески.

— Ты не был симпатичной девчонкой в баре в субботу вечером. Поверь мне, Нолан, мужчины зачастую ведут себя как животные куда более явно, чем ты в том коридоре, — сказала я.

— С красивыми мужчинами и женщинами так было во все времена, — согласилась Магда.

— Приношу глубочайшие извинения за представителей своего пола, — сказал Джейк.

Остальные мужики благоразумно промолчали.

— Тебе просто нужна женщина, — подытожил Эдуард.

— Говоришь как моя мама.

Эдуард усмехнулся.

— Надеюсь, мы с ней встретимся до отъезда. Когда она услышит, что я женился на женщине с двумя детьми, то еще больше на тебя ополчится.

— Если я правильно понял, ты еще не женился, и если мама узнает, что ты живешь во грехе в присутствии детей, то ополчится она уже на тебя.

Эдуард улыбнулся, и я внезапно увидела, каким он мог быть в лет в двадцать, когда познакомился с Ноланом. Я не знала никого, кто знал бы его так долго. И я просто обязана была поболтать с Ноланом, когда Эдуарда не будет поблизости.

Словно прочитав мои мысли, Эдуард сказал:

— Думаю, Анита и ее любимые будут рады наведаться в пригород до того, как мы отчалим домой.

— Мама не поймет, что с тобой делать, Блейк. Слишком много грехов для одной женщины — думаю, так она скажет.

— Кажется, я оскорблена, — ответила я.

— Думаю, все мы, — согласился Дев.

— Ничего личного. Моя мать у всех ищет грехи.

— Я у матери Нолана тоже не в чести. Она не водится с теми, кто работает с фейри, — заметил Фланнери.

Он усмехнулся мне, и зубы у него были такие крепкие и белые, что я задумалась, не выбелил ли он их, но это не вязалось с его растрепанными волосами, которые, казалось, никак не могли решить, волнятся они или кудрявятся, и он все время запускал в них пальцы, пытаясь зачесать их назад. Волосы у него были длиннее, чем разрешают в армии или полиции, насколько я знала, но все остальное в нем просто кричало, что он проходил в форме всю жизнь. Я задумалась, не пытался ли он сойти за гражданского с помощью прически — если да, то с Ноланом он уже давно.

— А что плохого в работе с фейри? — не понял Дев.

— Моя мать не любит, когда люди выделяются на фоне остальных, — ответил Нолан.

— Потому что сама скрывается? — догадалась я.

Он кивнул.

— Я просил о встрече с ней, — сказал Фланнери. — В Ирландии так мало осталось местных волков, и я хотел познакомиться с семьей капитана Нолана.

— Ма просто взбесилась, когда узнала, что он — Фейри-доктор.

— Тот факт, что я никогда не был женат, огорчил ее еще сильнее.

Нолан рассмеялся.

— Она не могла понять, чего хочет больше — познакомить тебя с какой-нибудь местной девушкой или оградить своих друзей от фейри.

— Так ей бы хотелось, чтобы все были женаты? — поинтересовался Натэниэл.

— О, да.

— Ты смог определить в ней волчицу при встрече? — спросил Джейк.

Фланнери покачал головой:

— Я почувствовал, что в ней есть что-то от фейри, но никак не это.

— Фейри имеют отношение к ирландским волкам? — удивилась я.

— Фейри потому и не любят волков, которые обрубили свои хвосты. Им нравятся те дефекты, которые есть у них самих, и они видят в этом предательство своего вида, — пояснил Нолан.

— Твой хвост не был дефектом. — сказал Фланнери.

— Скажи это остальным парням в школе и их семьям, — парировал Нолан.

Мы все помолчали пару минут, пока наша тачка мчалась по дороге.

— Быть не таким, как другие, всегда сложно, — заметила я. — Помните того вампира, который пытался принести меня в жертву?

— Помню, — отозвался Фланнери.

— Его друг тоже был некромантом. Они предложили мне объединить наши силы, чтобы помочь исцелить вампира.

— О, мне жаль, но, уверяю тебя, я творю только добрую магию. Человеческие жертвоприношения позитивной магией не назовешь.

— Так ее теперь называют? — уточнил Джейк.

— Что называют? — не понял Фланнери.

— Говорят «позитивная магия» вместо «белая»?

— Да, это новый политкорректный термин.

— Думаю, определение черной магии, как однозначно плохой, а белой — как однозначно хорошей, не соответствует нынешним представлениям о социальной справедливости, — заметила я.

— Последний некромант, с которым мы столкнулись, создавала впечатление, что за ней трава на ходу увядает, — сказал Фланнери, и от этого воспоминания улыбка на его лице увяла, а взгляд сделался беспокойным. Такой взгляд можно заработать только в боях или когда слишком долго имеешь дело с насильственными преступлениями. Не реальные призраки тебя преследуют, а призраки прошлого. Настоящие призраки довольно скучные — с ними не будет проблем, если их игнорировать и не кормить своим вниманием. Но призраки прошлого не исчезают только потому, что ты их игнорируешь.

— Некоторые люди с таким же парапсихическим даром, как у меня, заработали нам весьма паршивую репутацию.

Он выглядел удивленным.

— Ты считаешь эту способность парапсихической?

— Ага.

— Но ведь ты проводишь магический ритуал, чтобы поднять мертвеца. Если бы это был исключительно парапсихический дар, то ритуал бы не понадобился.

Я открыла рот, закрыла и, наконец, сказала:

— Своего первого зомби я подняла случайно, еще когда была ребенком. И не проводила для этого никаких чертовых ритуалов.

— Кто это был? — спросил он.

— Не «кто», а «что». Это была моя собака. Она пришла домой и улеглась ко мне в постель. Сперва я решила, что она ожила.

— В таком случае, твои силы скорее метафизические, а не мистические, но… — Он колебался, будто пытался осторожнее подобрать слова.

— Что — но? — подтолкнула я.

— Может, ты экстрасенс, как урожденная ведьма, но я никогда не встречал некромантов, которые не нуждались бы в магических ритуалах, чтобы поднять мертвеца.

— Вот такая вот я снежиночка уникальная, — ответила я.

— Может и так, а может, ты из тех некромантов, о которых говорится в легендах.

— Каких еще легендах?

— Блейк, пожалуйста, не строй из себя идиотку, — сказал Нолан.

— Да-да, поднять армию мертвецов, чтобы захватить мир. Легенды и мифы гласят, что верховные колдуны и королевы вуду все время пытаются это провернуть, и каждый раз терпят поражение.

— Видал я кое-какие записи из Колорадо с прошлого года, — заметил Фланнери.

— Ты подняла армию мертвецов, — подтвердил Нолан.

— Только для того, чтобы победить другую армию — ту, которую поднял плохой парень, — возразила я.

— И все же ты подняла всех покойников на несколько миль вокруг Болдера в Колорадо, — сказал Фланнери.

Я не знала, что на это ответить, поэтому просто пожала плечами.

— Это легендарный уровень магии, Блейк, — не отставал Фланнери.

— Мне покраснеть и воскликнуть: «ай, ерунда»?

— Если ты понравишься нашей земле и дивному народу, Блейк, то для меня этого будет достаточно.

Нолан сказал:

— Фланнери — мой эксперт по магии, так что если ты понравишься ему, то этого будет достаточно для меня.

— Когда вы сражались с тем, другим некромантом? — поинтересовался Джейк.

— Пару месяцев назад. Я никогда не встречал ничего подобного, пока не посмотрел видео из Колорадо и не увидел то, что там сотворила Блейк.

— Она была человеком? — спросил Джейк. — Тот некромант.

— Насколько мы могли судить — да, — кивнул Фланнери.

— Ты что-то понял, — заметил Нолан.

Джейк улыбнулся и был при этом само дружелюбие и

открытость.

— В прошлом году Анита сражалась с вампиром, который мог поднимать зомби, и в том же году ты воевал с человеком-некромантом. Просто подумал, что это интересное совпадение.

— Ты не больше нас считаешь это совпадением, — нахмурился Нолан.

— Не понимаю, о чем ты, — сказал Джейк.

— Современные люди в глаза не видели истинных некромантов, а тут сразу трое, — ответил Нолан.

— Одного мы убили в Колорадо, — напомнила я.

— А другого нам пришлось убить в…

— Фланнери! — резко оборвал его Нолан, чтобы он не раскрыл локацию.

— Держу пари, это было не в Ирландии, не так ли? — прищурилась я.

— Это закрытая информация, — отрезал Нолан.

— И теперь по Ирландии расползаются вампиры, а дивный народец должен помочь нам это пресечь, — подытожил Джейк.

Он посмотрел на меня, и что-то было такое в его взгляде… Несем ли мы ответственность за произошедшее? Неужели убийство Матери Всей Тьмы освободило часть ее сил, и те расползлись по всему миру? А может, страх перед ее могуществом все это время заставлял некромантов держать нос по ветру, потому что она приказала Арлекину убивать их на месте?

Фланнери мрачно, почти печально кивнул:

— В пригороде земля еще жива в том смысле, как это было всегда, но в Дублине что-то не так. Некоторые части города утратили свою… за неимением лучшего слова, магию.

— Твои друзья в курсе, что происходит? — спросила я.

— Нет, они знают только то, что в городе произошел ряд странных смертей. Здесь трупы становятся частью земли, маршал. Они не встают и не расхаживают мертвецами.

— А теперь расхаживают, — сказала я.

Он кивнул.

— Вот почему вы были против того, чтобы Анита приехала — вы не хотели принести сюда еще больше магии смерти, — догадался Эдуард.

— Да, и если ощущения от нее будут такими же, как от той, которую мы кое-где убили, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы отправить ее обратно на ближайшем самолете. Нам здесь хватает смерти, маршал Форрестер.

— А если остановить распространение вампиров можно только убив их? — поинтересовалась я.

Фланнери помрачнел, но ответил:

— Что бы ни случилось в городе, я не хочу, чтобы это распространялось и дальше. Если это не остановить, то Ирландия перестанет быть Ирландией.

— Давайте начнем с того, что Анита осмотрит фотографии с места преступления и отчеты судмедэкспертов, — предложил Эдуард.

— Ты правда думаешь, что я увижу что-то, что упустил ты?

— Ты единственная, кому я доверяю, и кто знает о смерти больше меня.

— Вот это комплимент, — сказала я.

— Я не некромант, и я не выхожу замуж за главного вампира Америки. И у моих ног, кстати, не лежит еще один вампир, который скоро проснется, чтобы ответить на вопросы полиции.

— Глубокие познания о вампирах стали доводом в пользу твоего участия в данном расследовании, маршал Блейк, — сказал Фланнери.

— Как и доводом против, — добавил Нолан.

— Знаю-знаю. Как я могу быть палачом вампиров, если сплю с врагом?

— Что-то вроде того, — кивнул Фланнери, пытаясь улыбкой подсластить пилюлю.

— Забавно, как много людей не переносят тот факт, что я… состою в интимных отношениях с монстрами, при этом они охотно пользуются моими интимными познаниями, чтобы вытаскивать свои задницы из неприятностей. — Прозвучало жестче, чем я планировала, но меня действительно это достало.

— Мне жаль, что ты сталкиваешься с таким лицемерием, — сказал Фланнери.

— Мне тоже.

— Думаю, моим друзьям понравится твоя магия, Блейк. Они не разделяют человеческих предубеждений.

— Ага, у них полно своих собственных, — буркнул Нолан.

Я ждала, что Фланнери поспорит на этот счет, но он не стал. Он просто забил. Правда есть правда и, полагаю, состоит она в том, что все и везде к чему-то относятся предвзято. Так почему с фейри должны быть иначе?

48

Где бы вы договорились о встрече с фейри в главном городе Ирландии, Дублине? В пабе, конечно. Какая-то часть меня мечтала увидеть ирландскую глубинку — может, торфяник, или болото, в общем, то, что не походило бы на обычную улицу большинства старых городов. Да, Дублин на несколько веков старше, чем вся наша страна, но это просто означало, что улочки тут были узкими, и напоминали мне старые районы Нью-Йорка или Бостона, за исключением некоторых отличий. Дублин для меня был новым городом, в котором я посетила впервые, но выглядело здесь все совсем не так, как в фильмах, книгах, поверьях и окрашенных фольклором мечтах об Ирландии. Так что когда Фланнери проводил нас к маленькому пабу с узким входом мне пришлось подавить в себе разочарование. Я хотела увидеть знаменитые зеленые холмы, черт возьми.

Со мной был Натэниэл, на спине у него бы Дамиан — все еще упакованный в сумку-рюкзак. Фланнери был крайне избирателен по части того, кого можно допустить на этот маленький междусобойчик. Он выбрал всех, с кем я связана метафизически, включая зверей моего зова. Мне не понравилось, с какой легкостью он вычислил их в такой большой группе, но это говорило в пользу его магических способностей. Если бы он не смог их определить, у меня появился бы повод усомниться в его силах. Вечно я чем-то недовольна.

У Эдуарда поводов возмутиться было еще больше — ему ведь пришлось остаться в машине вместе с Ноланом. Джейка с Каазимом тоже пришлось оставить снаружи. Остальные отправились в отель, чтобы зарегистрироваться, но они, как и Эдуард, хотели быть рядом — просто на всякий случай. Я не стала спорить. Предполагалось, что они — мои телохранители, а значит, я должна была позволить им делать свою работу до тех пор, пока мы не доберемся до полицейского управления. Попав туда, мы перегруппируемся, но это все потом. Сейчас мы в пабе.

Это место походило на кучу других старых баров, вход в которые был немного приподнят, благодаря чему вы попадали в затемненное помещение и постепенно привыкали к малому количеству света, в то время как остальные посетители могли отлично вас видеть. Я часто встречала такое в старых барах, и наверняка это было сделано не только для того, чтобы я чувствовала себя так, словно меня выставили на блюдечке. Может, это давало шанс кому-то из посетителей, кто не хотел светиться, сбежать и укрыться? В такие моменты мне всегда казалось, что я превращаюсь в мишень, но, может, это была только моя паранойя.

Фланнери спустился вниз по ступенькам с таким видом, будто пришел к себе домой. Он не чувствовал себя мишенью. Он провел нас к длинной, изогнутой барной стойке, сделанной из темного, хорошо отполированного дерева, которое мерцало в приглушенном свете бара. Слава богу, он не заставил нас сесть за эту стойку. Сидеть спиной к помещению, забитому незнакомцами — на это я точно не пойду. Фланнери окликнул бармена и указал на несколько пустых столов в глубине зала. Бармен кивнул, дав понять, что понял, и вернулся к обслуживанию мужчин за стойкой. Я не могла вспомнить, который сейчас час, но народу здесь было много, хотя с моей точки зрения для бара было рановато. Привет, разница в часовых поясах.

Мои глаза приспособились, и теперь я могла видеть, как люди за столиками смотрят на нас, пока мы следовали за Фланнери через большой открытый зал. Большинство столов были заняты, но они не стояли вплотную друг к другу, как я привыкла видеть у нас в барах. Сюда не пытались впихнуть как можно больше клиентов, что вроде как плохо для бизнеса, но это же не мой паб, да и не шарю я в этом. Я оценила открытый план посадки, хоть это и казалось мне немного странным. Странными были и взгляды, которыми нас провожали посетители. На девчонок так не пялятся, на незнакомцев тоже — взгляды были почти враждебными. Я попыталась представить нашу компашку со стороны. Семеро высоких, спортивных мужчин, и я. Даже Фланнери двигался как человек, который прошел спецподготовку. Это трудно объяснить, но если знаешь, что искать, можно распознать полисмена, солдата или просто того, кто привык к организованному насилию. Черт, иногда можно вычислить даже тех, кто привык к неорганизованному. В любом случае, если знаешь, куда смотреть, компашка вроде нашей в твоей пивнушке явно испортит тебе настроение. Конечно, большинство гражданских не поняли бы, на что мы способны, но взгляды этих ребят говорили о том, что они поняли. Клиенты здесь были в основном мужчинами. Мы с официанткой, которая разносила по столикам еду, оказались единственными женщинами в этом месте. Для Сент-Луиса это было бы странно, но в Дублине я была впервые, так что, кто знает — может, ирландкам не нравился этот паб. А может, здесь творилось что-то еще, мужчины не хотели, чтобы женщины отвлекали их.

Рядом со мной шел Натэниэл, и Дамиан у него в рюкзаке за спиной все еще был в отключке. Если начнется драка и они окажутся в опасности, я буду очень зла. Фланнери придется со мной кое о чем поболтать, если все пойдет наперекосяк.

Чтобы уместиться за столом, мне пришлось прижаться к плечу Никки, поэтому он любезно положил руку на спинку моего стула, а также частично на стул Натэниэла, потому что рука у него была достаточно длинной. Дамиан лежал в сумке Натэниэла у наших ног, так что если нам придется рвать отсюда когти, это будет не так просто. Мы уже обсудили, что единственная задача Натэниэла на случай, если нам придется бежать — это вынести отсюда Дамиана в целости и сохранности. Мы не ждали неприятностей, но были к ним готовы — чисто на автомате.

Никки придвинулся ближе ко мне и, как я внезапно поняла — к Натэниэлу. Он сел так, чтобы меня не прижимало к его плечу, но это также был способ показать, что мы оба находились под его защитой. Группа поддержки для Натэниэла — это хорошо. Сама я предпочла бы обойтись без нее, но когда в нормальном баре мужчина демонстрирует, что ты с ним, это сразу избавляет от кучи недоразумений. Мое эго стерпит тот факт, что мы находимся под защитой Никки, если это убережет нас от влипания в неприятности с Натэниэлом и Дамианом. Дев расположился с краю, спиной к входной двери, и это ему не нравилось, но он хотел сесть рядом с Натэниэлом, а я хотела, чтобы он сел рядом со мной, так что… Дев мог бы попросить Итана сесть спиной к двери, но тогда он не смог бы держаться с нами за руки, а прикосновений он хотел больше, чем собственной безопасности — вот почему он не входил в список моих главных телохранителей, если я могла на это повлиять. Может, он запал на Ашера по тем причинам, о которых я не задумывалась раньше. Тот сделал бы аналогичный выбор между публичным проявлением внимания и безопасностью.

Я наклонилась через стол к улыбающемуся Фланнери и прошептала:

— Почему местные от нас в таком восторге?

— Некоторым не нравится, что я работаю на тех ребят, чья задача их контролировать.

— И ты даже не подумал сказать об этом до того, как притащил меня сюда вместе с Натэниэлом и Дамианом?

Домино наклонился к Фланнери и тихо зарычал. С другой стороны то же самое сделал Итан. Брови Фланнери немного приподнялись, но он продолжал улыбаться.

— Нам ничто не угрожает, маршал Блейк. Они просто не в восторге от создания на ирландской земле военизированной группы полисменов со сверхъестественными способностями. Я уверен, вы можете их понять.

— Конечно могу, пока это не задевает меня и моих людей.

Итан с Домино наклонились еще ближе к нему. Домино втянул воздух перед лицом Фланнери немного громче, чем следовало, но иногда речь идет об эффекте, который вы пытаетесь произвести на человека, чтобы его запугать. Фланнери достаточно меня задел, чтобы мне было приятно наблюдать за тем, как ускоряется пульс на его шее.

— Ты всерьез угрожаешь мне, маршал? — Фланнери больше не улыбался, когда задал этот вопрос. Я не могла винить его, но он меня выбесил.

Натэниэл наклонился и тихо произнес:

— Анита, не надо ссориться с местной полицией только из-за того, что ты беспокоишься обо мне.

— На будущее, Фланнери: Натэниэл находится под моей усиленной защитой.

— Я понял, что вы с Деверо оба с ним встречаетесь, — произнес он, глядя на двух ребят, которые держались за руки, — но я не ожидал подобной реакции ото всех твоих людей.

— Я просто люблю пугать, — сказал Домино.

— А я — за компанию, — добавил Итан. — Никогда не мог сопротивляться натиску большинства. — И произнес он это даже без намека на шутку.

Фланнери уставился на него — очевидно, пытаясь понять, шутит ли он. Он не смотрел на Домино. Думаю, ему он поверил сразу. Иногда я забывала, что по молодости Домино работал на мафию. У полиции ничего на него не было, иначе он не смог бы поехать с нами в Ирландию, но отсутствие записи не означало, что он никогда не был под арестом, скорее, им ни разу не удалось поймать его на горячем. Он явно был в своей стихии, когда наклонился к Фланнери, вторгаясь в его личное пространство и намекая, если не утверждая, что не постесняется замарать руки, если тот меня огорчит. Возможно, полицейская работа, как и должность телохранителя, были немного не той сферой, куда мне следовало направить его таланты. Жаль, что мне не нужен человек, который по щелчку пальцев ломал бы кому-нибудь ноги, а если такой и понадобится, у меня есть Никки. Или я сама, если на то пошло. Я стараюсь не отдавать приказы, которые сама не смогла бы выполнить — командую из первых рядов и все такое.

— Нас всех пробирает твой гнев и беспокойство за Натэниэла. Сбавь обороты, — тихо сказал мне Никки.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, считая секунды. Все это из-за того, что я переживала за Натэниэла. Страх часто приводит к гневу. Я была выше этого. Я могу взять себя в руки, поэтому я делала глубокие вдохи, закрыв глаза, и медленно отсчитывала секунды, крепко сжимая в ладони руку Натэниэла и ощущая мощь руки Никки на плечах у нас обоих. Не очень-то это помогало. Мне пришлось отпустить руку Натэниэла, а также отодвинуться, чтобы не касаться руки Никки, после чего я попыталась найти себя саму в этой метафизической мешанине. Мне нужно было нащупать свой центр тишины, где не было никого, кроме меня, а это намного сложнее, чем звучит, когда они все сидят рядом со мной.

Я медленно открыла глаза и смогла подарить Фланнери взгляд, лишенный всплесков страха и гнева. Я почти ничего не чувствовала, глядя на него через стол. Моей метафизической наставнице, Марианне, я объяснила, что тихий мир медитации для меня подобен той тишине, куда я погружаюсь перед выстрелом. Ей это не слишком понравилось, но одно состояние все равно очень походило на другое. Социопаты, вероятно, самые спокойные люди на планете.

Итан с Домино отстранились от Фланнери, вновь предоставив ему достаточно места за столом.

— Напряженно было, — прокомментировал Домино.

— Обычно я не ощущаю твои эмоции настолько ярко, — заметил Итан.

— Мои извинения всем, кто сидит на той стороне стола, — извинилась я.

— Мы простим тебе практически все, — сказал Домино. — Это нашего сопровождающего тебе придется уговаривать.

Я заглянула в карие глаза Фланнери:

— Ты простишь меня или я теперь в черном списке, потому что расплескала тут свою ярость?

— Как человек, которому угрожали — нет, но как практик я восхищен.

— Значит, наполовину прощена, — резюмировала я. — Вероятно, это больше, чем я заслуживаю. Обычно я и правда лучше себя контролирую.

— Смена часовых поясов может на многое повлиять, Блейк.

— Твой контроль проседает, когда ты путешествуешь в другие страны? — удивилась я.

— Да, но я должен убедить местного фейри со мной сотрудничать прежде, чем стану источником опасности, так что для меня это не проблема. — Он глянул на двух вертигров, которые все еще сидели по бокам от него. — Вы реально напали бы на меня посреди паба, перед свидетелями?

— Я предпочел бы обойтись без свидетелей, но если Анита прикажет, то да, — подтвердил Домино.

Итан пожал плечами и сказал:

— Ты, вроде, хороший человек, но она начальница.

Голос из-за их спин произнес:

— Она значит для тебя гораздо больше, чем это.

Мы подняли глаза, и там, всего в нескольких футах от Итана, стояла пожилая женщина. Я могла поклясться, что только что ее там не было — зал открытый, народу немного, ей неоткуда было подойти незаметно. Будь она вампиром, я бы сказала, что она задурила нам мозги, но она не была ходячим мертвецом. Если честно, я не уверена, что когда-либо ощущала настолько явную концентрацию жизни в ком-то. Пару раз было нечто похожее в лесу и в горах, где ты внезапно осознаешь, насколько все вокруг наполнено жизнью — ее можно буквально вдохнуть от каждого жужжащего насекомого, летящей птицы, шелестящей кроны деревьев или прогретой солнечными лучами тишины.

Женщина была ниже меня и немного горбилась над своей тростью. Платье у нее было длинным, почти в пол, голубым в мелкий синий цветочек. Верхняя часть ее тела была почти полностью укутана в мягкую шаль ручной вязки. Кожа у этой женщины потемнела от долгого пребывания на солнце, и лицо напоминало темно-коричневый грецкий орех. Жизнерадостный, улыбающийся грецкий орех с ярко-голубыми глазами, которые, казалось, принадлежали куда более молодому лицу. Она тяжело опиралась на свою трость из темного дерева, плавно продвигаясь к нам и чуть заметно прихрамывая. Что бы ни послужило причиной ее хромоты, это случилось давно, потому что с тростью она управлялась мастерски.

Фланнери с улыбкой поднялся на ноги и встретил ее на полпути.

— Тетушка Ним, — поприветствовал он и чмокнул ее в щеку. От поцелуя она рассмеялась, и в этом звуке мне на мгновение почудился щебет птиц.

Тетушка Фланнери по имени Ним вызвала у меня желание улыбнуться без видимой причины — это настораживало, и улыбаться мне расхотелось. Он предложил ей руку и она приняла ее, продолжая журчать своим смехом. Этот звук напомнил мне бурлящий поток воды в каком-нибудь девственном лесу, полном пения птиц, так почему бы мне просто не поддаться приятным чувствам и не насладится ими? Потому что это была я, и на мне был жетон. Я тут вообще-то на страже, жизни спасаю в Дублине. Эйфорической магии и маленьким веселым старушкам я поддамся, когда мы закончим дела. Кроме того, я не понимала эту магию, но она, похоже, пыталась запудрить мне мозги, а это не круто.

Домино и Итан наблюдали за этой женщиной, пока она шла к нам, и, кажется, едва сдерживались, чтобы не улыбнуться.

— Все в порядке, Анита, — успокоил меня Дев.

— Ты-то откуда знаешь? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Я здесь не потому, что такой симпатичный.

— Чего? — его ответ показался мне совершенно бессмысленным.

Он протянул мне свободную руку через стол. Я не хотела занимать свою рабочую руку посреди странного бара в чужом городе с неизвестной магией, которая направлялась в мою сторону. Допускала ли я, что мне придется отстреливаться, чтобы выйти отсюда? Нет, но… в данный момент держаться за ручки будет скорее напряжно, чем расслабляюще.

Я покачала головой.

— Он так мало значит для тебя, Анита Блейк? — спросила женщина, когда Фланнери выдвинул для нее стул и помог ей усесться с этой ее шалью и длинной юбкой.

— Дело не в этом, — возразила я.

Фланнери попросил Итана подвинуться, чтобы он мог сесть рядом со своей тетушкой, из-за чего она оказалась ближе к Никки с другой стороны. Если Никки и не был в восторге от нашей новой соседки, то не показал этого — даже его рука на наших с Натэниэлом плечах не дрогнула.

Тетушка Ним улыбнулась нам, и словно солнце вышло из-за непроглядных туч. Я чувствовала себя как цветок, который неизбежно поворачивается к ней. В пабе, казалось, вдруг посвежело и стало легче дышать. Ее глаза, насыщенно голубые, как осеннее небо или васильки, выделялись на темно-коричневом лице. Разве они были такого цвета секунду назад? Неужто я не заметила таких ярких голубых глаз издалека? Я не могла вспомнить.

Дев поднялся со своего места и встал за спиной у меня и Натэниэла. Когда он коснулся моего лица, рука у него была невероятно теплой. Я уже хотела было попросить его вернуться на место, потому что это, конечно, приятно, но неуместно на деловой встрече, и тут он коснулся Натэниэла. Прикосновение Дева словно было ключом, который вставили в замочную скважину. Он повернул этот ключ жаром своей кожи, и все вокруг вдруг изменилось.

Глаза тетушки Ним больше не были голубыми, как небо или цветы — они были серыми, как облака и дождь. Лицо у нее осталось прежним, словно старческие морщины и обветренная, задубевшая от загара кожа не беспокоили ее настолько, чтобы изменять их иллюзией. Мне это понравилось, но, может, ей просто не доставало магии, чтобы скрыть эту часть своей внешности, хотя я уповала на первый вариант. Теперь эта женщина казалась усталой, и уже не так сильно искрилась солнечным светом и пением птиц.

— Деверо, что ты творишь? — спросил Фланнери.

Дев наклонился и прошептал нам:

— Помните, что у вас тоже есть магия.

Я вспомнила это благодаря его прикосновению, а через наши переплетенные руки могла лучше чувствовать Натэниэла. Казалось, что-то в магии Ним гасило нашу. Почему это работало таким образом? Я не знала, как спросить об этом Фланнери и не спалить полученный эффект, а если это вышло случайно, я не хотела давать пищу для размышлений его тетушке.

Я уставилась на Домино с Итаном на другой стороне стола, пытаясь определить, насколько их затронула магия тетушки Ним без защитного прикосновения Дева. Я могла бы просто спросить, но это казалось палевом, поэтому я чуть-чуть приспустила свои щиты, которые не давали им вторгаться в меня слишком сильно. Пока Дев меня касался, я чувствовала, что держу стены между собой и двумя парнями по ту сторону стола, и стены эти выше, плотнее, чем между мной и Натэниэлом или даже Девом. Я не знала, чтобы было такого в моей связи с нашим Дьяволом, но я вдруг поняла, насколько иначе закрывалась от них щитами — это была мысль или знание из тех, которые я не хотела принимать прежде. Я решила подумать об этом потом, потому что сейчас у нас были другие проблемы. Да, знаю, всю жизнь так делаю — скачу от одной чрезвычайной ситуации к другой, чтобы не приходилось слишком глубоко нырять в другие проблемы. Мы с моим терапевтом работаем над этим.

Домино с Итаном оба вздрогнули, как будто не заметили, как я подкралась к ним со спины и дотронулась. Домино мотнул головой, словно пытался избавиться от звона в ушах. По Итану прокатилась волна дрожи — от макушки по всей той части тела, которую я могла видеть над столом. Они оба поочередно взглянули на меня, а затем сконцентрировали свое внимание на возможной угрозе перед нами.

Тетушка Ним прищурилась. Я больше не чувствовала себя цветочком под теплым солнышком, если только цветочек не оказался вдруг на заледеневшем поле, куда едва добивали лучи ослабевшего зимнего солнца. Ей не понравилось, что мы пробились сквозь ее иллюзию.

— Ты пропустил вот этого, племянник, — ледяным тоном произнесла она, и в ее голосе не было ни намека на птичье пение.

— Я сказал тебе, кто он такой, кто все они.

— Ты сказал, что он тигр в человеческой форме, и что он золотой, но ты не сказал мне, что он колдун.

— Меня по-всякому называли, но вот колдуном — никогда, — заметил Дев, и лицо его лучилось радостью в ответ на ее явное неодобрение.

— Дев… Деверо не колдун, — возразила я.

— Если ты в это веришь, Анита, то тебе неведома его истинная ценность.

— Может, мы по-разному понимаем, кто такие «колдуны», — не сдалась я.

— Что ты видишь, когда смотришь на меня, Деверо? — спросила Ним.

— То, что нужно видеть, — с улыбкой ответил Дев, а его руки продолжали касаться наших лиц. Это был обнадеживающий жест, хотя я не знала, себя он успокаивал, нас или все вместе.

Я вскинула руку, чтобы прикоснуться к его ладони, которой он придерживал мою щеку. Этот жест казался любящим и нежным, каким, собственно, и был, но то, что я сказала, не было ни тем, ни другим:

— Какая разница, что он видит и чего не видит? Я думала, мы тут собрались, чтобы вашу проблему с вампирами обсудить, а еще разобраться, почему метафизическая обстановка в Дублине изменилась спустя тысячу лет.

Она немного выпрямила спину, опираясь на трость, чтобы помочь себе. На руках у нее были черные кружевные перчатки, так что я не могла понять, походят ли ее руки на это старческое лицо. Я ни разу не видела, чтобы кто-то носил такие перчатки хоть где-то, кроме исторических драм.

— Что ты имеешь в виду, Анита, говоря, что проблема с вампирами наша?

— Я имела в виду проблему вампиров в Дублине. Вы здесь живете, так что это и ваша проблема тоже, разве не так?

Мне показалось или она расслабилась когда я это сказала? А что такого я ляпнула вначале, из-за чего она так взъерошилась? Я мысленно сделала себя пометку спросить об этом парней — вдруг они догадались, что ее беспокоило и почему. Лично я понятия не имела, в чем дело.

— Я была частью этого места задолго до того, как люди прозвали его Черной Заводью.

— Так переводится слово «Дублин» — Черная Заводь, — пояснил Фланнери.

— Вы знаете, почему вампиры вдруг стали появляться здесь в таких количествах?

Она пристроила обе ладони на навершие трости, приобняв ими затертое до блеска дерево. Ее серые глаза потемнели до цвета древесного угля, стали как небо перед грозой.

— Магия смерти.

— Вот почему мы не хотели, чтобы здесь появился еще один некромант, — добавил Фланнери.

— Значит, вы полагаете, что за вашими вампирами стоит некромант? — уточнила я.

Тетушка Ним перевела на меня свои штормового цвета глаза. Это заставило меня невольно откинуться на спинку и посильнее стиснуть руку Натэниэла, а также прижаться к ладони Дева щекой. Он в ответ погладил линию моей челюсти, что было приятно, но все же слишком перегибало палку с телячьими нежностями на встрече, в которой были замешаны дела полиции. И все-таки я не велела ему перестать — что-то в этом помогало мне ясно мыслить.

— Если это не истинная некромантия, то речь идет о вампирах неизвестного вида. Как будто тот, кто стоит за всем этим, поглощает не только кровь. Он поглощает жизнь и магию из самой земли Дублина. — Лицо тетушки Ним было мрачным, а глаза полны ярости, которая, вероятно, скрывалась бы за солнцем и пением птиц, если бы Дев не прикасался к нам. Теперь она не походила на любимую бабулю. Она казалась хищной — кем-то, кто может тебе навредить. Угольный цвет ее глаз сделался почти черным от гнева, страха или еще каких-то эмоций, которые я не могла распознать.

— Я — некромант, и довольно близко знакома с вампирами, но не знаю никого из них, кто мог бы делать то, что описываешь ты, — сказал я

— До того, как утратить свою силу, главная вампирша Ирландии могла питаться страхом, — заметила Ним.

Я кивнула.

— Да, я встречала вампиров, которые это умели, но никто не был в этом так же хорош, как она.

— Вы уверены, что она потеряла силы? Почему бы ей не стоять за всеми этими новыми вампирами? — спросил Натэниэл.

Было немного странно, что он задает вопросы по расследованию, но это были хорошие вопросы, поэтому я просто ждала хороших ответов им под стать.

— Моровен никогда не была некромантом. Это не ее магия.

— Вы знали ее до того, как она стала вампиром? — уточнила я.

— Знала, и она никогда не была некромантом — она устрашала своими методами, но никогда не властвовала над мертвыми.

— А что сделало ее такой пугающей?

— Тебе известно, что она — ночная ведьма, которая кормится страхом.

— Да, но эту силу она получила уже после того, как стала вампиром.

— Нет, кошмары и ужас всегда были ее пищей.

— Серьезно? — удивилась я. — Ни разу не встречала тех, кто был бы на это способен, если только это не особая фишка, полученная от статуса Мастера-вампира.

— Ночная ведьма, как вы ее называете, была человеком, который теперь способен питаться страхом, будучи вампиром?

— Да.

— Значит, она — нечто большее, и нам следует подобрать новый термин для обозначения ее сил. Она способна вызывать страх, которым потом питается.

— Дамиан помнит, какие ужасы она творила, — сказал Натэниэл. — После такого любой бы испугался.

Старуха покачала головой:

— Нет, Грейсон, я говорю не о том, что она пугала людей пытками, а после питалась их эмоциями. Я имею в виду, что она могла вызвать страх у кого-то одним лишь прикосновением, и питаться этим.

— Хотите сказать, что ужас, который испытывал по отношению к ней Дамиан, вызван не только воспоминаниями о том, что она делала?

— Я говорю о том, что она была марой^[17] — кошмаром, способным создать страх, чтобы пировать на нем после.

— Подождите. Хотите сказать, она могла питаться от людей пока они спали, а не только когда они бодрствовали?

— Изначально она была существом, которое питалось плохими снами, забирая их у спящих и помогая им избавиться от кошмаров, но за долгие годы она превратила свой дар в нечто менее доброе. Если она не могла насытиться теми кошмарами, что были, то вторгалась в сны людей и превращала их в кошмары, чтобы питаться.

— Хотите сказать, она была чем-то вроде хранителя снов, который помогает людям прогонять кошмары? — удивилась я.

— В начале.

Фланнери добавил:

— Местные власти официально зарегистрировали несколько ночных ведьм — существ, которые питаются кошмарами, но чем больше они питались, тем хуже становились кошмары, и в конце концов через них эти существа высасывали жизни людей.

— У вас тут в Ирландии есть те, кто настолько хорош в поедании через сны? — спросила я.

— Здесь это часто встречается и даже считается парапсихической способностью.

— Не магия, — уточнила я.

— Нет, потому что ее можно купировать современными препаратами. Когда тетушка Ним сказала, что Мастер-вампир Ирландии была чем-то вроде ночной ведьмы, я порылся в архивах дел. В большинстве случаев те, у кого зафиксирована такая способность, говорят, что делают это не нарочно. Это как лунатизм, за исключением того, что они неосознанно вторгаются во сны других людей.

— Хочешь сказать, что у вас тут, в Ирландии, если способность блокируется современными антипсихотиками или антидепрессантами, ее считают парапсихической, а если лекарства не помогают, то магической? — уточнила я.

Фланнери подтвердил:

— Да, это один из способов различать их. У вас в Америке так не делают?

— Нет, мы даем такие лекарства только тем, кто реально в депрессии или в психозе.

— Как же вы останавливаете тех, кто использует свои способности во зло?

— Если можем доказать, что кто-то сознательно причинил вред другому человеку с помощью магии, это автоматически ведет к тюремному заключению или смертному приговору.

По одному только лицу Фланнери было ясно, что он думает о наших понятиях справедливости.

— Это варварство, — возмутился он.

— Ваши ночные ведьмы могут высосать человека до смерти?

— Да, но мы останавливаем их до того, как все заходит слишком далеко.

— А если они уже кого-то угробили, что вы с ними делаете? Как защищаете от них других законопослушных граждан?

— Назначаем соответствующие препараты и лечение, пока они не перестанут представлять опасность для других.

— Сколько таблеток нужно, чтобы это произошло? — спросил Натэниэл.

Фланнери опустил глаза, затем поднял их, но встретиться взглядом с Натэниэлом он не решился. Может, на него давил мой взгляд по соседству, а может, причиной была чистота во взгляде Натэниэла. Я давно поняла, что у него была почти детская вера во все, что правильно. Не в том смысле, что он верил, что люди всегда поступают правильно, но он мог вызвать у других желание стать лучше, соответствовать его идеалам.

— Продолжай, племянник. Ответь ему.

Фланнери посмотрел на свою тетушку так, словно был недоволен ее вмешательством.

— Дозировка рассчитана так, чтобы сделать их безвредными для окружающих.

— Это не ответ, — возразила я.

— Ты правда считаешь, что убить их — лучший выход?

— Лучше, чем загнать их в кому или поджарить им мозги? Да, я думаю, смерть может быть предпочтительнее этого.

— Раньше мы не боялись убивать, если в этом была нужда, — заметила Ним.

Фланнери нахмурился, глянув в ее сторону.

— За прошедшие годы здесь было достаточно кровопролития. Нам не нужно еще больше смертей.

— Если бы вы предложили ночным ведьмам выбор между вашими лекарствами и чистой смертью, многие из них выбрали бы последнее. Ты ведь понимаешь это, Фланнери? — поинтересовалась я.

— Я этого не знаю, и ты тоже.

— Ты знаешь это до мозга своих костей, племянник, иначе не сердился бы на нас сейчас, — сказала тетушка Ним.

— Если вы знали, что она ночная ведьма, почему не отнеслись к ней со всей строгостью ваших законов? — спросила я.

— Насколько нам известно, она никого не убивала, поэтому не подпадает под наши законы.

— Ты все это время знал, что она существует? — уточнила я.

— Ты спрашиваешь, знал ли я, что здесь есть вампиры, и умолчал ли я об этом?

— Я спросила ровно то, о чем хотела узнать.

— Я не знал, что она существует. Я не знал, что здесь есть вампиры, пока ты не сказала другим офицерам. Они рассказали мне, а я спросил тетушку Ним. Тогда она сказала мне правду.

— Я ничего не скрывала от тебя, племянник, — парировала тетушка Ним. — Ты никогда не спрашивал меня, есть ли вампиры в Ирландии.

— Несколько недель я распинался перед тобой по поводу вампиров, которых здесь якобы нет, но ты ничего не сказала^[18].

— Сколько осуждения. Тебе повезло, что ты и вправду мой племянник, ведь если бы ты им не был, подобная критика в наш адрес могла бы оставить тебя беззащитным перед лицом нужды в магии.

— Это угроза, тетушка Ним?

— Всего лишь правда, племянник.

— А Нолану известно, что ты на самом деле частично фейри? — поинтересовалась я.

— Известно, — ответил Фланнери.

— Но остальные в команде не знают, так?

— Блейк, а другие маршалы, с которыми ты работаешь, знают все твои секреты?

Мы с Фланнери долго пялились друг на друга, затем я покачала головой.

— Я бы попросил тебя сохранить мой, — попросил он.

— Это честь для меня, что ты нам доверился.

— Тетушка сказала, что тебе нужно знать. В этом она похожа на большинство фейри: они будут хранить секрет до тех пор, пока не захотят поделиться им, но если она говорит, что нужно что-то сделать, то это, как правило, важно.

— Я должна была увидеть тебя, Анита, тебя и всех твоих… мужчин, — подала голос тетушка Ним.

Я не была уверена, что мне понравилось, как она замялась на последнем слове, но решила забить. Я не стала давить, потому что не знала, какое слово она проглотила, и у меня все еще были секреты от Фланнери и остальных полицейских, с которыми я работала, не считая, пожалуй, Эдуарда. Не знаю, остались ли у меня тайны или хоть что-то важное, чего бы он не знал.

— Почему так важно было нас увидеть? — не поняла я.

— Когда ты вошла в наш паб, то ощутила гнев.

— Ага.

— Оглянись вокруг и попробуй почувствовать.

Это было странное предложение, и все же я осмотрела паб, стараясь почувствовать враждебность, но ее там не было. Люди за столами стали более расслабленными. Пара человек даже улыбнулись мне. Я кивнула и улыбнулась в ответ, потому что мы пришли сюда за информацией. Люди охотнее сотрудничают, если вы им нравитесь или, по крайней мере, не бесите их. Улыбка может послужить подспорьем в этом деле.

Тетушка Ним подозвала одного из мужчин, который улыбался. Он подошел к нашему столу с шляпой в руках. У него были темные, почти черные волосы, карие глаза и кожа, которая могла бы загореть, если бы ей дали такой шанс. Он был очень похож на Фланнери и Морта, хотя его волосы были гораздо длиннее — они доставали до плеч.

— Это Слэйн. Он может принести вам послание или помощь от меня.

Мужчина вновь улыбнулся и слегка кивнул. Его волосы качнулись вперед и я заметила что-то под ними. Я моргнула и оставила эту мысль при себе, потому что, во-первых, не была уверена в том, что увидела, а во-вторых — это не мое дело, замечать, что там у кого-то с ушами. У всех нас есть физические недостатки. К тому же, мой отец учил меня не тыкать в людей пальцем и не вопить: «У тебя уши висят, как у гончей».

— Все в порядке, — произнес он, и его голос просто сочился акцентом — такого мы здесь еще не слышали. — Тетушка Ним велит доверять вам, что мы и делаем. — По крайней мере, я услышала именно это. Потом уточню у Фланнери.

Слэйн откинул свои волосы назад и продемонстрировал, что его уши действительно были как длинные и шелковистые собачьи ушки. Цвета они были как у бигля — коричневые с белым, но длиннее и по форме скорее как у кунхаунда или, может, еще более длинноухого бассета.

— Клевые, — оценила я.

— Мне неизвестно это слово, — смутился он.

— Здоровские, симпатичные, интересные. Они кажутся шелковистыми, — озвучила свою мысль я, потому что у меня произошел социально-неловкий момент. В каждой стране свой сленг, и в языке тоже. Я должна была помнить, что слово «клевый» здесь не в моде. Черт, да оно и дома не в моде.

Он улыбнулся шире, довольный комплиментом.

— Из-за них я почти всегда ношу шляпу в помещениях. Это помогает скрывать их под волосами, потому что большинство женщин не находят их… клевыми.

— А зря, — пожала плечами я и, увидев озадаченность на его лице, пояснила: — Если они не понимают, что особенности — это интересно, а не плохо, то сами виноваты, потому что из-за этих особенностей они упускают шанс узнать вас. — Я в очередной раз поняла, что вербально выкапываюсь из ямы, в которую сама же себя загнала из-за своих эмоций, но, по крайней мере, я выкапываюсь, а не зарываюсь в нее еще глубже.

— Чудесная мысль, — похвалила меня Ним. — Однако в тебе не больше человеческого, чем в моих потомках, так что широта взглядов от тебя вполне ожидаема.

— Спа…

— Не надо, — перебил Фланнери. — Не произноси это слово, обращаясь к моей тетушке или к кому-то из старших фейри. Это оскорбление.

— Хорошо, я постараюсь запомнить.

Ним спустила свою шаль на плечи, открыв свои темно-каштановые волосы. Они были почти такого же цвета, как у Натэниэла.

— Выглядишь как один из наших, Натэниэл Грейсон.

— Из ваших? Вы имеете в виду своих потомков? — уточнил он.

— Именно так.

— Я мало что знаю о своей семье. Мне неизвестно, были ли среди них ирландцы.

— Ты сирота?

— Вроде того, — ответил Натэниэл. При этих словах он сжал мою руку. Дев коснулся его лица и шеи, ощутив его потребность в тактильном контакте. Никогда не думала, что Натэниэла может беспокоить тот факт, что он не знает своей родословной.

— Многие из нас ничего не знают о своих семьях, — добавил Домино.

— Вы с мистером Флинном могли бы сойти здесь за фейри благодаря вашим волосам и глазам, потому что у большинства из нас есть некие отличия, но ваша энергия нам не родная. — Затянутый в черную перчатку палец Ним указал на Натэниэла. — Но этот ощущается как родной.

— Я правда не знаю, есть ли во мне ирландская кровь, — напомнил он.

— Твои глаза могут быть нашей отличительной чертой.

— У тебя такие глаза, а мне достались собачьи уши, — с улыбкой произнес Слэйн, и я не могла сказать, жалуется он или просто подмечает.

— Я хочу больше знать о своей семье, — сказал Натэниэл, — но мы пришли сюда для того, чтобы узнать о вампирах и проблемах с местной магией.

— Вы не знаете, из-за чего это происходит? — спросила я.

— Неприятно это признавать, но нет.

— Эта встреча в основном нужна была для того, чтобы они могли увидеть тебя и почувствовать твою магию, Блейк, тебя и всех вас, — сказал Фланнери.

— Это было познавательно, но раз ты знал, что они не помогут расследованию, мы разве не потратили дневное время впустую? — поинтересовалась я.

— Многие из моих людей не верили, что некромант, да еще и тот, который планирует выйти замуж за вампира, будет желанным гостем здесь, в Ирландии, — заметила Ним. — Они не верили, что ты нам поможешь. Мы опасались, что ты усугубишь ситуацию, но мой племянник сказал, что приведет тебя к нам, если поймет, что твоя сила окажется позитивной магией.

— Кузен сказал, что у вас энергия жизни и фертильности, а не смерти, — сказал Слэйн.

— Я стараюсь, но я правда поднимаю мертвых. И не стану скрывать, что я — некромант.

— Я видел кое-что на Ютубе о прошлогодних событиях в Колорадо, — признался Слэйн. — Ваши способности легендарны, миз Блейк.

— Я все еще не знаю, как реагировать, когда люди говорят мне такое, — призналась я в ответ.

— Это всего лишь правда, — сказала Ним. — Прими ее и перестать ее стыдиться.

— Постараюсь, — ответила я.

Она улыбнулась.

— Толку от нас было мало, так что мы отпускаем вас, чтобы вы не тратили больше световой день, потому что я боюсь за наш город, когда на него опускается ночь.

Я кивнула:

— Я тоже.

Она поднялась на ноги, и Слэйн с Фланнери рванулись ей помочь. Не знаю, было ли это признаком уважения или ей правда нужна была помощь, но Никки поднялся со своего места, как будто тоже хотел помочь, и мы все поднялись, при этом я ухватилась за руки Дева и Натэниэла. Пистолет мне сейчас не помощник, в отличие от сил Дева. Спрошу у него, когда мы останемся одни, что именно он сделал и откуда он знал, что надо делать, но не сейчас.

Тетушка Ним навалилась на трость сильнее, чем раньше, и я поняла, что часть ее гламора выравнивала ее походку. Теперь я видела, насколько она действительно нуждалась в своей трости. Ее юбка колыхнулась и я мельком увидела ее ноги. Один старомодный черный ботинок и одно черное копыто — раздвоенное, как у козла. Неудивительно, что ей нужна была трость.

Я смотрела, как она возвращается к своему столику в сопровождении Слэйна. Фланнери вел нас к выходу. Я не могла не всмотреться в него внимательнее, чем раньше. Он походил на обычного человека, но всегда есть что-то, что нас отличает — так сказала Ним. Впервые я гадала, что же скрывает под одеждой мужчина, и это абсолютно не было связано с сексом.

49

Фланнери окликнули, чтобы он остался и поговорил со своей тетей наедине, так что он отправил нас к машине одних. Меня все устраивало, ведь это означало, что мы сами могли поговорить без свидетелей.

— Что ты там учудил, Деверо? — спросил Никки из-за наших спин. Я все еще держалась за руку Натэниэла, а Дев сжимал его вторую ладонь. Мы шли втроем в один ряд, и занимали всю ширину тротуара — может, даже больше. Мир действительно не приспособлен для гулянок втроем, черт, да и по двое-то идти затруднительно было на некоторых улочках. На нас пялились прохожие, и этого можно было бы избежать, если бы посередине шла я, но эти двое были любовниками, так что какого черта?

— Почему она назвала тебя колдуном? — спросил Домино.

Дев рассмеялся.

— Я вбросил силу и прояснил сознания Аниты и Натэниэла, только и всего.

— Но как ты это сделал? — включился Итан.

Дев посмотрел на него:

— Меня обучали с рождения, как и всех в нашем клане.

— Обучали чему? В смысле, то, что ты провернул сегодня, только что, было частью твоих тренировок? — уточнил Итан.

— Я обучен быть тем, кем мой Мастер пожелает, чтобы я был.

— Мы в курсе, — отмахнулась я, — но что именно ты там сделал?

Он уставился на меня и лицо его посерьезнело:

— Во многом мое обучение выглядело так, словно я собираюсь стать членом Арлекина. Нельзя быть шпионами и палачами всех вампиров, если вы не можете даже стряхнуть эффект парапсихических способностей людей.

— В Арлекине состоят либо непосредственно Мастера вампиров, либо звери их зова, которые защищены от подобного дерьма силой своих Мастеров. Но я твой Мастер, и я попалась. Как ты умудрился избавить нас от иллюзий?

— Ты с самого начала видел сквозь них? — задал вопрос Никки.

— Да, — ответил Дев.

— Как? — уточнил он.

Казалось, Дев задумался над вопросом пока мы шли. Впереди появился фонарный столб, и нам предстояло решить, кто кого отпустит, чтобы не вписаться в него. Дев отпустил руку Натэниэла и широким шагом обогнул столб, нырнув в мощеный кирпичом проулок, прежде чем вновь присоединиться к нам на тротуаре.

— Будет понятнее, если я скажу, что всех нас растили своего рода живыми талисманами?

— Я слышала, что ты сказал, и ты говоришь на английском, но смысл я не улавливаю, — ответила я.

— Думаю, Джейк объяснил бы понятнее, но мы подвергались магическому воздействию еще с рождения. Они словно выковали из нас… талисманы. Мы видим сквозь иллюзии и магию лучше всех остальных, если не считать истинных адептов мистических искусств. Мы можем действовать как своего рода фамильяры, добавляя энергию своим Мастерам, когда они используют силу или сражаются.

— Все мы можем служить для Аниты энергетическими батарейками и фамильярами, — отмахнулся Никки.

— Можем? — удивился Итан.

— Для меня это новость, — согласился Домино.

— Она проделывала это со мной, Микой, Натэниэлом и, кажется, с одним из вампиров, который сейчас в другом городе.

— С Реквиемом, — разъяснила я. — Возможно, я могу использовать любую нежить в качестве усилителя, либо это должен быть кто-то из одной кровной линии со мной и Жан-Клодом.

— Я этого не знал, — удивился Дев. — Это дает тебе больше возможностей.

— Так значит, ты практически неуязвим для любой магии? — уточнила я.

— Ага. Если ты хочешь знать, как я этому обучился или как это работает, спроси у Джейка и Каазима.

— А кто-то из нас может этому научиться?

— Думаю, для этого ты должен быть золотым тигром.

— Значит, я мог бы сделать это? — спросил Итан.

— Частично ты золотой, так что не исключено. Спроси Джейка, возможно тебе нужно было начинать тренировки с младенчества. Именно так было с нами.

— Что если бы победил кто-то сумасшедший и злой, вроде Любовника Смерти, которого мы одолели в прошлом году в Колорадо? Тебе пришлось бы служить ему также, как ты теперь служишь мне?

Дев подарил мне очаровательную улыбку, но она не возымела эффекта:

— Не думаю, что я был в его вкусе.

— Я серьезно, — настояла я.

Улыбка соскользнула с его лица — таким серьезным я его еще никогда не видела.

— Мы были созданы служить тому, кто убьет Мать Всей Тьмы и станет новым Королем Тигров. Нас тренировали, чтобы мы были полезны любой из вампирских линий крови, так что в конечном итоге я вынужден ответить «да».

Натэниэл остановился и обернулся, чтобы посмотреть Деву в глаза:

— Любовник Смерти черпал свои силы из насилия и гибели людей от болезней. Чтобы стать достаточно сильным и править миром он должен был постоянно убивать. Неужели ты действительно стал бы помогать ему в этом?

— Не думаю, что я смог бы помогать ему в этом, но у меня есть кузены, которые могли бы и, вероятно, стали бы. Джейк буквально отбирал нас, как котят или щенят в помете, и порой формировал в небольшие узкоспециализированные группы. Прайд, Энви и я были в группе, подогнанной для помощи кровной линии Бель Морт, что стало одной из причин, по которой именно мы были предложены тебе и Жан-Клоду.

— А кто был в коробке для Любовника Смерти? — поинтересовалась я.

— Это неважно, Анита. Он мертв. Теперь никто не обязан служить ему.

— Ты не хочешь говорить, потому что опасаешься, что я использую эту информацию против тех, кто должен был попасть к нему.

— Я просто знаю, что ты это сделаешь. Я чувствую это, стоя здесь, рядом с тобой и Натэниэлом.

Я вдохнула и медленно выдохнула.

— Я правда из-за смены часовых поясов так психую?

— Тебе нужно поесть нормальной еды и вздремнуть пару часов в отеле, только тогда можно будет делать что-то при солнечном свете, — сказал Никки.

— Тогда я перестану вот так терять над собой контроль?

— Сон всем помогает.

— А почему при солнечном свете? — поинтересовался Натэниэл.

— Потому что чем больше времени ты проводишь на свету в новом часовом поясе, тем быстрее к нему приспосабливаешься.

— Отлично. Пошли к машине, потом займемся едой и сном, — дала установку я. — Мне нужно вернуться в норму.

— Они все говорят, что здесь некромантия работает не так, как в других местах. Может, именно это на тебя повлияло? — предположил Натэниэл.

Я покосилась на него:

— Не знаю, все может быть.

— Как бы то ни было, замечание дельное, — отметил Итан.

— Мы все еще не знаем, сработает ли здесь вообще моя некромантия.

— И не можем выяснить это, пока полностью не стемнеет, — добавил Никки.

— А к тому времени мы по самую задницу будем в уже проснувшихся вампирах, — сказала я.

— Ага.

— Надо попытаться поднять зомби пока ты в Дублине, на всякий случай, — добавил Натэниэл.

— Какой еще случай? — не поняла я.

— Чтобы понять, можешь ли ты поднять другую нежить нам на помощь.

— В смысле, чтобы проверить, можно ли тут использовать зомби для борьбы с вампирами? — уточнила я.

— Почему бы и нет?

— Если в Ирландии не знают, что делать с вампирами, то они и понятия не имеют, как быть с зомби.

— Зомби вернутся в свои могилы, — сказал он.

— Если я вообще смогу их поднять.

— Я просто подумал, что это хорошая идея — выяснить, как работает некромантия в Ирландии.

— Мы не станем разворачивать на улицах Дублина войну зомби с вампирами, Натэниэл.

— Я не это назвал хорошей идеей. Я имел в виду, что было бы неплохо понять, какими ресурсами мы располагаем, вот и все.

— Ты имеешь в виду дополнительное оружие, — догадался Никки.

— Да.

— Мне нравится, — поддержал его Никки.

— Ну, а мне — нет, — возразила я. — Я не поднимаю зомби без веской причины, а делать это для того, чтобы просто убедиться, что я могу это сделать — недостаточно веская причина.

— Сон, еда и солнечный свет. Потом посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, — напутствовал Никки.

— Я не собираюсь поднимать зомби в Ирландии только для того, чтобы посмотреть, смогу ли я сделать.

— До темноты еще несколько часов, Анита. Мы вернемся к этой теме позже.

— Нет, не вернемся, — отрезала я.

Никки наклонился ко мне и прошептал:

— Тебе хочется узнать, сможешь ли ты поднять здесь мертвых. Ты хочешь знать, станешь ли ты первым некромантом, поднявшим зомби в Ирландии. Я чувствую, что хочешь, Анита.

Что я могла на это сказать? Мне не хотелось поднимать здесь мертвяков, и я старалась никогда не делать этого без веской причины. Я поднимала их, чтобы получить ответы на исторические вопросы, чтобы понять, какое из завещаний было подлинным, или взять показания для суда. А поднять одного просто для того, чтобы убедиться, что я могу, это не веская причина, но… Никки был прав. Какой-то части меня хотелось узнать, смогу ли я провернуть то, что по мнению остальных было здесь невозможно. Мое эго хотело убедиться, что я достаточно легендарна, чтобы поднять зомби в Ирландии? Да. Собиралась ли я ему поддаться? Нет. Нет, однозначно. Никаких поднятий зомби в Ирландии. Я приехала сюда, чтобы помочь с вампирской проблемой. Я не собиралась создавать еще одну — с другой нежитью. Нет, я не стану этого делать, но какая-то часть меня действительно задавалась вопросом, смогла бы я.

50

Когда мы завернули за угол и, наконец, увидели машину, Натэниэл качнул моей рукой, держа ее в своей, и заметил:

— Даже если бы ты просто сказала, что Тед хорош в работе под прикрытием, я бы тебе поверил, но вау.

Я посмотрела вдоль мощеной булыжником улицы, где Эдуард и Нолан ждали нас возле тачки. Эдуард прислонился к машине, а его кремовая ковбойская шляпа была надвинута на лицо так, словно он дремал. Одну ногу он согнул, и подошва его ковбойского сапога упиралась в автомобиль. Его маршальская куртка была расстегнута достаточно, чтобы заметить белую рубашку на пуговицах под ней. Обычно он предпочитал военные штаны и походные ботинки, не предназначенные для верховой езды, но, если не считать куртку, сейчас он выглядел так, словно только что вернулся с кастинга в основной состав вестерна.

— Он и так под прикрытием, — сказала я. — Притворяется Тедом Форрестером, славным малым.

Никки кивнул:

— Он изображает того, кем, по мнению иностранцев, являются все американцы: ковбоя. Они увидят стереотип и не станут выискивать под ним его настоящего.

Натэниэл посмотрел на нас по очереди:

— То есть, он прячется, не прячась?

— Вроде того, — подтвердила я.

Из-за джипа вышел Нолан, весь в черном. Он вылез из униформы, которую настоятельно рекомендовали спецподразделениям, и был облачен в военные штаны, сапоги и черную ветровку, но все равно выглядел, как чертов вояка. Частично из-за выбора одежды, но в то же время это ощущение создавала его манера держаться. Он был настороже, в то время как Эдуард едва ли не спал.

— Нолан не меняется независимо от того, во что он одет, — заметил Натэниэл.

— А Тед меняется, как хамелеон. Просто ты редко видел, как он это проделывает, потому что рядом со мной он предпочитает быть самим собой.

— А где Джейк и Каазим? — спросил Дев.

— Узнаем у Теда с Ноланом, — ответила я.

Когда мы подошли ближе, Тед отлепился от автомобиля и пошел к нам. Он улыбался своей лучшей и гостеприимнейшей из улыбок. Казалось, даже его глаза стали теплее, словно он сам верил своей улыбке. Когда Эдуард подался в секретную службу, мир потерял пугающе талантливого актера.

— Джейкоб занимает для нас столик в ресторане, который, по словам Нолана, позволит нам ознакомиться с ирландской кухней.

— Звучит неплохо, — заметил Никки. Я перевела взгляд с одного парня на другого.

— Может, узнаю новый рецепт, который смогу повторить дома, — добавил Натэниэл.

— Конечно, и Никки сказал, что пара часов сна после еды помогут мне прийти в себя после смены часовых поясов.

— У тебя с этим проблемы? — уточнил Нолан.

— Она раздражительнее обычного, — пояснил Дев.

Запрокинув голову назад, Эдуард заржал так, что даже его лицо осветилось:

— Раздражительнее, но никто еще не истекает кровью и не умер? — И снова захохотал. Я начала подозревать, что это не было частью закоса под Теда, а он просто искренне веселился. Нолан начал посмеиваться вместе с ним.

Я посмотрела на них с каменным лицом и заметила:

— Фланнери больше не с нами, да?

Нолан прекратил смеяться и уставился на меня. Эдуард же заржал пуще прежнего. Остальным ребятам удалось сохранить спокойствие.

— Либо он, либо мы, — сказал Никки.

Эдуард гоготал так надрывно, что у него потекли слезы, а Нолан спросил:

— Где Фланнери?

Стало бы еще веселее, если бы в этот момент позади нас из-за угла не вышел Фланнери. Нолан нахмурился:

— Это не было смешно.

— Нет, было, — возразила я.

Эдуард только кивнул — его смех так разошелся, что ему пришлось прислониться к автомобилю. Остальные ребята держались, пока Фланнери не спросил:

— Над чем хихикаем? — И тогда мы все покатились со смеху.

51

Отсмеявшись, Эдуард подошел ко мне и обнял, чего практически никогда не делал. Он даже извинился за то, что ржал надо мной, что делал еще реже. В процессе всех этих немыслимых обнимашек-извиняшек, он успел прошептать:

— Местный информатор хочет поговорить.

Я сделала вид, что ничего особенного не произошло, и, отстранившись, поинтересовалась:

— Ну и где там эта изумительная ирландская стряпня?

Он усмехнулся очень по-тедовски и ответил:

— В пабе.

Я уставилась на него, предполагая, что это какая-то ирландская версия игры в ковбоя. Пабы и выпивка — это так по-ирландски, верно? Господи, надеюсь, нет, потому что, будучи трезвенницей, я давно поняла, что пьяные люди не настолько обаятельны, как им кажется, и время они проводят не так здорово, как им помнится. Изредка я выпивала ради Жан-Клода, потому что через меня он мог ощущать вкус еды, вина и прочих жидкостей. Это была одна из стандартных фишек человека-слуги: вы могли ощутить вкус пищи, которую не ели столетиями. В отличие от него, я никогда не была винным снобом, но научилась ценить некоторые сорта.

Паб был сплошь отделан темным деревом, как и предыдущий, но в этом столики располагались ближе друг к другу, и потому он больше походил на бары у нас дома. Казалось, хозяин заведения нацелился делать деньги на всех притиснутых друг к другу столиках. На самом деле, паб был забит настолько, что если бы Джейк и Каазим не прибыли заранее, заняв столик в углу, мы бы ни за что не уселись все вместе, а может, вообще бы не сели.

Обычно я не люблю шум и толпу, но сегодня это создавало приятный контраст пустому пабу, в который нас сводил Фланнери. Этот был настоящим, а тот, другой, казался декорацией к обстряпыванию вещей, которые не имели никакого отношения к еде или выпивке.

В тусовке полицейских и ветеранов войны всегда наступает момент, когда никто не желает садиться спиной к дверям, но в большой компании нет способа этого избежать. Джейк и Каазим пришли первыми, поэтому с их мест открывался прекрасный обзор, и у них была прочная стена за спинами. Я надеялась, что они предложат мне сесть рядом с собой — я ведь была королевой и все такое, ну, или собиралась ей стать, — но Джейк поднялся и сделал вид, что целует меня в щеку в качестве приветствия, чего никогда прежде не делал, и воспользовался этим, чтобы прошептать:

— Тебе необходимо сесть там, где ты с легкостью сможешь встать.

Я чертовски устала ото всей этой секретности, но кивнула, улыбнулась и согласилась. В итоге я села в конце стола, частично спиной к залу, но боковым зрением я хотя бы могла видеть оттуда главный вход, а бар с дверью в кухонную зону находились прямо передо мной. Натэниэл сел рядом со мной, на углу стола, и его спина оказалась обращена к главному входу. В большинстве случаев, когда мы выбирались в люди с достаточным количеством охраны, он садился именно так. Дамиан вновь ютился под столом, у наших ног. Как и в прошлом пабе, Дев не стал возражать, что сидит спиной к двери, потому что так он мог держать за руку Натэниэла. Однако он смотрел в зеркало, висевшее над нашим столом, и я поняла, что в нем ему виден весь зал, в том числе и дверь. Я попыталась вспомнить, было ли зеркало в прошлом пабе, но если оно и было, то слишком маленькое, чтобы я его заметила. Итан вытянул короткую соломинку, поэтому должен был сесть рядом с Девом, и он также использовал зеркало для обзора. В общем-то, совсем ужасных посадочных мест тут не было. Джейк и Каазим выбрали хороший столик. Эдуард сел рядом с Каазимом, чтобы было удобнее участвовать в беседе, рядом расположились Никки и Домино. На другом конце стола, прямо напротив меня, расположились Нолан с Фланнери. Сперва я подумала, что их места неудачны, потому что их спины смотрели на бар и кухонную зону, но перед ними оказалось одно огромное зеркало, которое висело на стене. У всех были довольно удачные места: помещение просматривалось либо через зеркало, либо напрямую.

Официантка приняла заказ на напитки. Я взяла себе колу и стакан воды, потому что, очевидно, поддержание водного баланса в организме поможет справиться с недомоганием от смены часовых поясов, ведь частью проблемы был дефицит воды, ну, или так мне сказал Эдуард. По совету Нолана большинство из нас заказали себе рагу из говядины в Гиннесе. Многие ребята к мясу взяли и сам Гиннес, либо какой-то другой местный сорт пива или эль. Натэниэл был единственным, кто взял себе воду — даже Эдуард не отказал себе в местном стауте^[19], который порекомендовал Фланнери.

Официантка положила передо мной пару маленьких бесполезных салфеток, прежде чем поставить на одну из них мою воду, однако заколебалась перед тем, как поставить колу на вторую, и я заметила, что на салфетке было что-то написано. Сообщение было аккуратно написано печатными буквами и гласило: «Женский туалет, пять минут».

Я с трудом подавила в себе желание посмотреть на официантку, выдав при этом свою реакцию. У нее были среднестатистические каштановые волосы, убранные в свободный конский хвост, темно-карие глаза и бледное лицо. Она либо нуждалась в небольшом макияже, либо была бледна по какой-то другой причине. Это она встретит меня в туалете? Была ли она информатором? Она напугана? В этом причина ее бледности?

Натэниэл с Девом заметили салфетку. Возможно, что и Джейк тоже, но он этого никак не показал. Я старалась вести себя так же естественно, как Джейк с Каазимом, но знала, что не дотягиваю. Я даже не была уверена, что мне удалось сохранить невозмутимость на уровне Натэниэла. Как ни странно, Дев тоже оказался на высоте.

Официантка поставила напиток на салфетку, и почти мгновенно влага начала смазывать запись. Больше официантка на меня не смотрела, а просто продолжила расставлять другие напитки. Я проверила время на своих часах и засекла пятиминутный интервал. Я должна пойти одна, или другие тоже получили записку вместе с напитками? Была куча причин, почему мне плохо давалась работа под прикрытием. Подобные штуки заставляют меня нервничать и совать нос куда не следует.

Эдуард поднялся с места первым, хотя чтобы выбраться из-за стола ему пришлось заставить других подвинуться. Он не стал объявлять, что идет в туалет — это казалось логичным. Будь с нами Магда или Фортуна, мы бы проделали эту девчачью фишку, когда девочки ни за что не идут в туалет по одиночке, и у меня была бы с собой охрана, но, поскольку я была единственной девушкой, это выглядело как-то неловко. Следующим поднялся Фланнери.

Через четыре минуты я извинилась и встала из-за стола, чтобы встретиться с нашей таинственной незнакомкой. Дев начал подниматься, но Никки опередил его. Он следовал за мной, словно тень, не извиняясь за то, что охраняет меня. Вот вам и секретность.

Туалеты располагались в узком коридоре, в конце которого имелся еще один выход. Мы с Никки начали обсуждать, стоит ли ему зайти первым и проверить помещение, но приоткрылась дверь, из-за которой Эдуард жестом велел нам двоим войти. Фланнери уже стоял в туалете, прислонившись к раковинам, и выглядел не слишком довольным. Как только за нами закрылась дверь, он дал понять, почему.

— Им нельзя доверять, Форрестер. Вот почему их не было на прошлой встрече.

— Если они — звери ее зова, то должны знать о местных вампирах больше, чем кто-либо, кого мы опрашивали до сих пор, — возразил Эдуард.

— О чем речь? — не поняла я.

— О местных Шелки.

— Роаны по-ирландски, — поправил Фланнери.

— Роаны, Шелки, как бы там не было, кто они? — спросил Никки.

— Люди-тюлени, — ответила я.

— В смысле, вертюлени? — уточнил он.

— Нет, они скорее как клановые тигры — рождены тюленями, а не жертвы нападения, — пояснила я.

— А еще они привязаны к Мастеру вампиров Ирландии, — добавил Фланнери. — Они могут дать нам информацию, но могут и шпионить для нее. До тех пор, пока мы не будем уверены, что это не она стоит за смертями в Дублине, стоит относиться к ней, как к главной подозреваемой и той, кто стоит за всем этим.

— А чего ты внезапно противишься общению с другим сверхъестественным существом? — поинтересовалась я.

— Потому что тетушка Ним предупредила меня, что Роаны до ужаса боятся своего Мастера, и сделают все, что она прикажет. Если они подведут ее, она будет пытать или просто убьет их. Если это цена за неповиновение ей, то им нельзя доверять, Блейк.

— Или это дает более вескую причину доверять им, — возразила я.

В дверь тихо постучали и в туалет заглянула наша каштановолосая официантка, словно проверяя, на месте ли мы все. Она казалась еще бледнее, чем прежде, и была напугана. Была ли она девой-тюленем из легенд? Следующим в дверях показался мужчина. Он был ненамного выше меня — ростом примерно с Морта, но явно коренастее, словно при должном старании мог накачать хорошую мышечную массу. У него были прямые черные волосы, достаточно длинные для того, чтобы он мог заправить их за уши, проведя по ним рукой. Глаза у него были большими, черными — настоящего черного цвета, и из-за радужки невозможно было сказать, имелся ли в середине этой идеальной жидкой черноты зрачок. Глаза доминировали на его лице, как и у Натэниэла, и он был почти таким же прекрасным, как мой жених.

— Моя девушка повесила табличку снаружи, что здесь закрыто, и нас не побеспокоят, но нужно поторопиться. — В его речи присутствовал акцент, который я никогда не слышала прежде — более плавный или глубокий. Мне хотелось, чтобы он сказал что-то еще, чтобы я могла расслышать его интонации.

Эдуард представил нас:

— Райли, это Анита Блейк, Никки Мердок и, думаю, ты знаком с Фланнери.

— Лично не знаком, но слышал о нем. Скажи своей тетке, что мы не имеем никакого отношения к распространению смертей в Дублине.

— «Мы» в смысле твой народ, или «мы» в смысле твой Мастер? — уточнил Фланнери.

— Я говорю только за себя и ни за кого больше, но мой народ с этим не связан. Я не верю, что наша госпожа это сделала, но держусь от нее подальше настолько, насколько это позволено. И не вхожу в ее ближайшее окружение, но я один из многих, кто работает здесь и в других городах, чтобы приносить деньги для своих людей и для нее. Кроме арендной платы она ничего не вносит, и ведет себя как огромный кровососущий паразит.

— Если не вы и не Злобная Сука Ирландии стоите за вампирами в Дублине, тогда кто? — спросила я.

— Я не знаю.

Я нахмурилась.

Эдуард опередил меня, избавив от необходимости самой задавать вопрос:

— К чему тогда эта секретность, если вы ничего не знаете?

— Я знал, что ты — напарник Аниты Блейк в программе маршалов США. Именно с ней я хотел встретиться.

— Зачем? — спросил Эдуард, и в единственном слове почти не было жизнерадостности Теда — лишь холод и подозрение.

— Мы слышали, что Жан-Клод честен и справедлив, что он борется за то, чтобы вампиры хорошо обращались со своими зверями зова. Мы также слышали много хорошего о Мике Каллахане и о той Коалиции, что он возглавляет. Нам нужна помощь.

— Какого рода помощь? — уточнила я.

— Наша госпожа всегда была жестока, но в последнее время, кажется, ее сила и жестокость возросли. Она наказывает нас как никогда прежде. Я боюсь — все мы боимся, — того, что она совершит в следующий раз.

— Она нарушает закон?

— Человеческие законы — да. Вампирские же, которые гласят, что мы — ее животные, которых можно использовать и истязать так, как она посчитает нужным, нет.

— Вторая часть про законы уже не та, какой была прежде, — сказала я.

— Мы можем обратиться к Жан-Клоду или Каллахану за помощью?

— Коалиция в основном занимается разрешением споров между группами оборотней, а не между вампирами и оборотнями.

— Тогда, как новый король, может ли Жан-Клод ходатайствовать за нас перед нашей госпожой, прежде чем она уничтожит нас, как вид?

— Все настолько плохо?

— Мы слышали, что вы привезли Дамиана обратно в Ирландию. Это правда?

— Что, если так? — спросил Никки.

Райли посмотрел на здоровяка, но в нем не было страха:

— Спросите у него, на что она способна, и когда он проснется ночью, скажите ему, что она стала в разы ужаснее. Она пытает наших любимых, и это вскармливает ее вдвойне: от страданий тех, кого она истязает, и от наших. Те из нас, кому позволено работать, никогда не смогут забрать с собой всех членов своей семьи, так что у нее есть заложники на случай, если мы захотим покинуть ее территорию. Мы знаем, что случится с теми, кто останется, но многие хотят покинуть ее.

— Я поговорю с Жан-Клодом, но не могу ничего обещать, — сказала я.

Райли потянулся, чтобы взять меня за руку, но на пути у него вырос Никки, поэтому Райли пришлось опустить руки и умолять глазами. И эти глаза хорошо справлялись со своей задачей.

— Передайте ему, что мы сделаем все, чтобы освободиться от нее.

— «Все» — это серьезное предложение, — заметила я. — Вы понимаете, что это может означать?

— Я знаю, что мы никогда не будем в безопасности, пока она не будет мертва — воистину мертва.

— Я не убийца, мистер Райли.

— Мне известно, что в Америке вы истребляете вампиров.

— Когда у меня на руках легальный ордер на казнь вампира, который убивал людей — да.

— За века она убила сотни.

— Я не могу вынести ей приговор за преступления вековой давности. Никто не может, — возразила я.

— Она причиняет боль, истязает, калечит людей здесь и сейчас, в настоящее время.

— Если сможете это доказать, то, вероятно, ирландская полиция могла бы вам помочь.

— Если она узнает, что я высказывался против нее в разговоре с вами, то убьет меня, или сделает так, чтобы меня убили. И вы никогда не найдете мое тело, потому что море не отдает своих мертвецов.

— Что вы хотите, чтобы я для вас сделала, мистер Райли? Что я могу сделать, что стоит такого риска?

— Впервые за тысячи лет появился новый правитель вампиров. Кажется, он верит в равенство между всеми сверхъестественными существами. Я прошу, нет, я умоляю его о помощи в противостоянии с тираном-чудовищем, которое живет и питается за счет моего народа.

— Я поговорю с ним, но по договору с европейскими вампирами Жан-Клод правит только в Америке.

— Вероятно поэтому она стала более жестокой. Она думает, что теперь никто не посмеет тронуть ее. — Он вздрогнул, натянув свою куртку немного плотнее.

— Скорее всего, вы бы получили аналогичный ответ по электронной почте от него или от Мики, — сказала я.

Он посмотрел на меня с выражением скорби на лице. Это был взгляд, которым люди смотрят после пережитого стихийного бедствия или военных действий.

— Некоторые вещи невозможно изложить в электронном письме, — сказал он и задрал рубашку. Его живот был покрыт шрамами. Я видала и хуже, но не часто.

Фланнери зашипел сквозь зубы прежде, чем смог себя остановить. Эдуард никак не отреагировал. Никки оставался очень спокойным, продолжая стоять рядом со мной. А что бы вы сказали перед лицом таких пыток?

— Она сотворила это со мной, потому что я слишком боялся ее, чтобы возжелать ее в постели. Она стала резать меня и приговаривать, что если не найду в себе желание, то она отрежет мой член, дабы убедиться, что я больше никогда и никого не захочу. Каким-то чудом мене удалось… удовлетворить ее требование. — Он опустил рубашку на место, прикрыв шрамы.

— Злобная сука, — с чувством прорычал Никки. Должно быть, это затронуло какие-то из его собственных воспоминаний о пережитых издевательствах.

— Она самая, — подтвердил Райли.

— Ты — доказательство, Райли, — заговорил Фланнери. — Приходи в полицейский участок. Я помогу заполнить исковое заявление.

— Моя мать и сестра все еще у этой злобной суки. Я не могу пойти в полицию, не освободив сперва свою семью.

— Мы не можем арестовать ее без обвинений.

— И не можете спасти мою семью прежде, чем арестуете ее. Знаю. Не думаете же вы, что мы не рассматривали вариант обращения к человеческим властям?

— Если твою семью удерживают против воли, то это же похищение или типа того, верно? — уточнила я.

— Да, — сказал Фланнери. Его отношение изменилось как только он увидел шрамы.

— Она живет в крепости, простоявшей века. Вы не сможете освободить всех заложников, не войдя в ее логово, а она перебьет их всех.

— Я подумаю, что можно сделать, — пообещал Фланнери.

— Нет, вы должны дать слово чести, что ничего не расскажете другим офицерам.

— Ты сообщил о преступлении — мне, всем нам, и у всех у нас есть значок.

— Я пришел к вам не как к маршалу США и сотруднику ирландской Гарды. А как к Фейри-доктору, королеве вампиров и к Смерти, ибо именно так вас прозвали вампиры, маршал Форрестер. Если бы я хотел подписать смертный приговор своей матери и сестре, то пошел бы в полицейский участок Дублина еще много лет назад.

В итоге Райли добился от Фланнери слова чести, что тот не расскажет об услышанном никому из офицеров, а только другим фейри. Если они смогут помочь Райли, то Роаны примут помощь.

— Я пробыл здесь слишком долго. Мне нужно идти, — сказал он и ушел, запомнив наши номера телефонов, но не оставил нам свой. Он слишком боялся, что его мобильный отнимут, и мое имя найдут в контактах.

Официантка выпроводила парней, а затем и меня, после чего осталась мыть пол, потому что именно эту легенду она скормила своему шефу: что кто-то так сильно замарал туалет, что ей пришлось мыть там пол. Она больше не пожелала разговаривать с нами, поэтому мы вернулись за столик. Еда уже ждала нас. Рагу оказалось восхитительным — его подали с темным, сладковатым хлебом. Я выпила три стакана воды и две колы, восстановив свой водный и кофеиновый баланс. Жизнь налаживалась.

Эдуард подбросил нас в отель, чтобы мы могли встретиться там с остальными, потому что всем нам нужно было поспать пару часов, пока у нас вообще была такая возможность.

— Местная полиция опять малодушничает по поводу тебя, Анита. Кажется, они думают, что если позволят тебе увидеть улики, то ты используешь их, чтобы начать убивать вампиров.

— Почему насилия с моей стороны пугает их больше, чем с твоей? — удивилась я.

— У тебя на счету больше убийств.

Я наклонилась и прошептала:

— Только законных.

Он улыбнулся, а затем с его губ слетел смешок. Если мы считали незаконные убийства, то он всегда был впереди, но эта информация не для ирландской полиции.

— Хочешь сказать, что они могут запретить мне помогать сегодня вечером?

— Иди поспи немного, Анита.

— Проклятье, Тед.

— К тому времени, как ты проснешься, вероятно проснется и твой жених, и мы сможем ему позвонить.

— Ага, я поговорю с Жан-Клодом.

Он глянул, как с частью багажа мимо нас прошли Натэниэл и Дев. Другой охранник, который регистрировал нас, просто закинул багаж в одну комнату, чтобы разобрать его позже.

— Анита, поспи обязательно.

— Из-за смены часовых поясов я практически без сил. Поверь, я посплю.

Мимо прошел Никки с багажом:

— Дев бузит и заявляет, что хочет сегодня ночевать с тобой и Натэниэлом. Но я думаю, тебе лучше поспать со мной и Натэниэлом.

— Согласен, — с улыбкой проговорил Эдуард.

Я уставилась на них хмурым взглядом:

— В следующие пару часов я планирую спать и ничего больше.

— Слово скаута? — поддразнил Эдуард.

— Да!

— Разве можно давать слово скаута, если никогда не был бойскаутом? — спросил Никки.

— Хватит, пошли завалимся на кровать и поспим.

В конечном счете именно Дев завалился с нами, потому что так захотел Натэниэл. Мы действительно спали, но положили Натэниэла посередине, между мной и Девом. Это бы не сработало, если бы вместо Дева с нами остался Никки.

Мы извлекли Дамиана из сумки, и он вывалился к нам на руки безвольным мертвым телом. Современные технологии могли подсказать, что мозговая активность вампиров не падала, в отличие от настоящих трупов, но когда вы держите их на руках, они ощущаются, как мертвецы. Вероятно, если бы на своей работе я не насмотрелась на умерших, меня не коробил бы так вид кого-то, о ком я забочусь, пусть это и было всего лишь временно, только на день. Мы уложили Дамиана в шкаф, чтобы обеспечить ему дополнительную защиту от солнечных лучей. Пришлось потрудиться, запихивая его руки и ноги внутрь, чтобы он при этом не застрял в дверях. Все это ощущалось как-то неправильно, словно мы не нашего любовника укладывали на ночь или на день, а ныкали какое-то тело, которое не должна обнаружить горничная.

Я улеглась на дальний край кровати, а Натэниэл пристроился к моей спине, одной рукой прижимая меня к своему телу, словно я была его любимой мягкой игрушкой. Его обнаженное тело касалось моего по всей длине — именно так мы всегда спали, когда ночевали вместе. Рука Дева была перекинута через Натэниэла, так что его крупная ладонь обвивала и мое тело, встречаясь по пути с рукой Натэниэла, поэтому, засыпая, я оказалась обнята сразу двумя мужчинами.

Мне снился Райли-роан, хотя во сне я называла его Шелки. Это слово было для меня привычнее, но он продолжал поправлять меня, пока мы прогуливались по мощеному некрупным булыжником тротуару вдоль одной из улиц Дублина, и более грубому камню самой дороги. В какой-то момент мы зашагали прямо посреди дороги и, чтобы не сбить нас, машинам приходилось притормаживать. Я все твердила:

— Нам нужно уйти с дороги, или нас собьют.

— Это неважно, — ответил он и протянул мне свою руку. Я приняла ее, и сон изменился. Там, где мы оказались, было темно, а запястья Райли были закованы в кандалы. Даже во сне я поняла, что это были именно кандалы, а не наручники, потому что на них не было замка — лишь кусок металла, который проскальзывал внутрь и загибался. Если бы был шанс до него дотянуться, то можно было освободиться, но у Райли такого шанса не было.

Откуда-то сверху падал солнечный свет, словно природный прожектор освещал его лицо и верхнюю часть его тела. Свет был достаточно ярким, чтобы я смогла, наконец, различить границу между его черными зрачками и радужкой глаз. Он моргал этими огромными, прекрасными и почему-то нечеловеческими глазами. Вернее, они были человеческими, но их цвет был тюлений, а затем сон вновь изменился. Я оказалась на берегу Ирландского моря — на месте преступления, если не считать того, что я шла между узких домов по скалистом берегу. Море было серым с белыми шапками волн, воздух — холодным, здесь пахло штормом и дождем. В воде плавали тюлени: скользили, словно серферы, в ожидании большой волны. Они смотрели на меня своими огромными черными глазами. Мне всегда казалось, что тюлени довольно милые, но когда один из них посмотрел на меня сквозь воду, то был похож на утопленника, словно он погиб в воде, но продолжал двигаться, все еще глядя огромными, мертвыми глазами. Сквозь холодную воду я смотрела в эти мертвые глаза, а ветер трепал мои волосы, и холодными, мокрыми каплями начал моросить дождь. Внезапно ветер взметнул брызги, и я уже не могла сказать, дождь или морская вода пропитывала мою одежду.

Море опустело, остался только шторм. Куда делись тюлени? Я вновь смотрела на Райли, прикованного к полу пещеры, освещенного солнечным светом, который должен был ободрять, но он этого не делал. Появилась рука с длинным, тонким, слегка изогнутым лезвием, и разрезала его одежду, обнажая бледную кожу его нетронутого живота. Я подумала, что что-то не так. Где его шрамы? Затем все это стало походить на монтированную видеосъемку, перескакивающую от одной сцены к другой: шрамы, нетронутая кожа, шрамы, нетронутая кожа. Лезвие вспороло эту безупречную кожу, ярко-красная кровь бежала за ним, словно кожа была исполосована красными чернилами, только вот чернила текли из бумаги, а не капали из пера. Багровые чернила пробивались из линий, которые она вырезала на его коже, сочились и сбегали вниз, пока он говорил ей, как она прекрасна, и как он желает ее, желает так сильно!

Она срезала с него одежду, до тех пор, пока не осталось лишь его бледное тело, странно красивое на этом темном камне, в брызгах солнечного света. Порезы на его животе походили на линии, стекающие ярко-красными чернилами по бокам его тела на пол. Она ласкала его член, а он лежал вялый и маленький — слишком напуганный, слишком замученный болью, чтобы скрыть, что не хочет ее, что он никого не хочет вот так. «Видео» вновь скакнуло, как при монтаже. Тело Райли было покрыто старыми шрамами, но в этот раз нож опустился ниже, в этот раз она не стала останавливаться.

Я пыталась закричать: «Нет, не надо!», но это моя рука держала нож, обагренный его кровью. Я проснулась от крика Натэниэла.

52

Я оказалась не единственной, кто слышал крики Натэниэла, потому что Никки едва не вынес дверь до того, как ее успел открыть Дев. Вся охрана пыталась втиснуться в номер, но тут было недостаточно места. В конечном итоге нам пришлось решать, кого выпроводить, а кого оставить. Оказалось, что у нас с Натэниэлом был один сон на двоих, вот только я металась между нынешним Райли со шрамами и тем Райли, который впервые получал порезы, а сон Натэниэла перескакивал от Райли, которого резали, к самому Натэниэлу — закованному и страдающему от пыток. Послышался еще один стук в дверь, и у нас ушла секунда, чтобы понять, что это из шкафа. Дев открыл его, и Дамиан практически вывалился ему на руки. Сперва я подумала, что он тоже разделил с нами сон, но ему ничего не снилось. Дамиан был мертв для всего мира, пока то, что происходило со мной и Натэниэлом, не разбудило его раньше срока.

— Я очнулся в темноте и не знал, где нахожусь, но чувствовал страх Натэниэла и твой… — Он потянулся к нам через толпу людей, набившихся в тесное пространство номера. Натэниэл подался вперед, к его протянутой руке, и в тот миг, когда они соприкоснулись, я перестала чувствовать пульс на своем языке. Даже когда Никки обнимал меня, вся его чудовищная сила не успокаивала меня так основательно, поэтому я отстранилась от него и направилась к ним. Я взяла Дамиана за вторую руку и успокоилась еще больше, а когда другая рука Натэниэла оказалась в моей, я стала пугающе спокойной. Мне было как на самолете во время перелета в Ирландию — беспричинно умиротворенно.

— Как они это делают с тобой? — недоумевал Дев.

Натэниэл повернулся к нему:

— Я могу помочь Дамиану, но с тетушкой Фланнери и ее играми разума я бессилен.

— У всех нас свои таланты, — заметила я спокойным голосом, потому что когда они оба держали меня за руки я была настолько спокойна, насколько у меня бывало за пределами всяких стремных обстоятельств.

— Но моим, похоже, не быть востребованными, — буркнул Дев.

— Именно твои таланты понадобилось мне в первом пабе с фейри.

Он улыбнулся мне, но так, словно не верил. В обычной ситуации я бы попыталась разобраться, как сделать так, чтобы он чувствовал себя лучше, но проблемам в сложносочиненных отношениях придется подождать.

— Райли сказал, если она узнает, что он сделал, то убьет его мать и сестру.

Натэниэл покачал головой:

— Нет, она вновь станет резать его, и на этот раз не остановится. — Даже несмотря на неестественное умиротворение, ужас от совместно пережитого сна прокатился по нам к Дамиану. Он бы мертв для мира, когда мы спали, но теперь видел то, что видели и чувствовали мы, и это было стремно даже через вторые руки.

— Когда я уезжал, она не притрагивалась к Райли, но это было пять лет назад. Думаю, теперь он стал для нее достаточно взрослым, — произнес Дамиан. Он так сильно стиснул наши руки, что это было почти больно.

— Ты знал его лично? — спросила я.

— Я знаю большинство Роанов из ее окружения, как минимум в лицо.

— У тебя есть номер телефона Райли? Нужно предупредить его.

— Это всего лишь ночной кошмар, — заметил Дев.

— Нет, — ответил Дамиан, — у меня никогда не было его номера. Он был подростком, лет восемнадцать-девятнадцать. Его мать помогала в крепости, а Райли был всего лишь сыном Изабель.

— Никто из вас не владеет магией снов, — сказал Каазим. — Разве вы оба могли перепугаться из-за совместного ночного кошмара?

Мы покачали головами.

— Хотелось бы, но нет, она каким-то образом оказалась в нашем сне, либо же мы попали в ее сон, — сказала я.

Натэниэл посмотрел на меня, глаза у него были такими блеклыми, каких я никогда у него не видела, серо-лавандовыми.

— Она знает, что мы видели его шрамы, Анита.

— Да, потому что когда она показала нам этот кошмар, я задумалась, куда делись его шрамы.

— Я тоже, Анита. Мы помним его сегодняшнего, но сон был перемешан с ее воспоминаниями о том, как она терзала его.

— Да, — кивнула я.

— Нам нужно предупредить его, — сказал Натэниэл.

— Каким образом? У него есть наши телефоны, но его-то номера у нас нет.

— Тетушка Фланнери может знать, как с ним связаться, — предположил Дев.

— У тебя нет номера его матери? — спросила я у Дамиана.

— Нет, в замке нет телефонов, а Та-Что-Меня-Создала не жалует мобильные телефоны. Она не одобряет большинство современных технологий.

Я вдруг поняла, что я все еще голая, как и Натэниэл с Девом, но их нагота меня не парила. Я еще раз, на удачу, стиснула руки Дамиана и Натэниэла, и отпустила их, чтобы одеться. Спокойствие, которое контролировало мои эмоции, исчезло, когда я перестала касаться ребят. Я знала, что так будет, но меня все же шокировало, что я вновь ощущаю свой пульс в горле. Спокойствие будто бы поставило панику на паузу, но не помогало мне пережить ее. Всего минута умиротворения, а в следующую я вернулась к настоящему, в котором только что проснулась от дичайшего кошмара. Спокойствие, которое мы трое разделили между собой, не дало нам перескочить через это дерьмо, а просто отложило неизбежное разбирательство с ним.

Натэниэл сжал руку Дамиана и вновь потянулся ко мне.

— Я люблю тебя, но нам нужно одеться и найти его раньше, чем это сделает она.

— Райли сказал, что работает в Дублине, а Злобная Сука не здесь. Мы найдем его, — заметил Никки.

— Если она пошлет одного из Роанов в город, чтобы позвать Райли домой, ему придется отправиться к ней, — возразил Дамиан.

— С чего бы? — не понял Дев.

— С того, что его мать и сестра по-прежнему в замке у Той-Что-Меня-Создала.

— Она использует членов семей в качестве заложников, чтобы убедиться, что Шелки, которые находятся вне замка и работают, все равно подчиняются ей, — резюмировала я.

— Сестре Райли сейчас не больше шестнадцати. Когда я уезжал, она была совсем маленькой девочкой.

— Это не твоя вина, Дамиан. — Трусы с лифчиком я натянула, но все еще воевала с джинсами. Я схватила модель для свиданий, а не работы. Джинсы в обтяжку не слишком подходили для ношения оружия. Я избавилась от них и начала вытряхивать одежду из своего раскрытого чемодана.

— Анита, Анита, давай я, — вмешался Натэниэл, и встал на колени рядом со мной, чтобы дотянуться до той части чемодана, которая еще оставалась неразобранной, и волшебным образом выудил оттуда пару черных военных штанов и свежую футболку. Он паковал чемодан, поэтому знал, где что лежало. Даже если бы его собирала я, мне все равно не пришлось бы запоминать это.

Прежде, чем подняться, он стал выуживать одежду и для себя. К тому моменту, как он определился с гардеробом, я уже натянула штаны.

Никки повернулся к Деву:

— Если идешь с нами, одевайся быстрее.

— У меня есть время переодеться в чистое? — спросил Дамиан.

— Я не знаю. Есть? — спросил Никки.

Одним плавным движением Дамиан стянул рубашку и направился к своему чемодану.

— Почему никто не звонит Фланнери, чтобы спросить, не в курсе ли его тетушка Ним, как связаться с Райли? — поинтересовался Дев.

Я прекратила свою неистовую возню с одеждой.

— Хорошая мысль, но его номера у меня тоже нет.

— Я позвоню Эдуарду, — нашелся Никки.

— С каких это пор у тебя его номер? — спросила я.

Никки только усмехнулся и принялся тыкать в кнопки на своем телефоне.

Дев начал одеваться. Я уже была при параде, не считая ботинок и оружия. Он не успеет одеться вовремя, чтобы пойти с нами.

Голос Дева был приглушен, потому что в процессе вопроса он натягивал на голову футболку:

— Куда мы отправимся, если не знаем, где сейчас Райли?

— На работу к его девушке, — ответила я, пристегивая свой первый пистолет к ремню.

Никки убрал телефон:

— Эдуард звонит Нолану, чтобы узнать номер Фланнери.

— Отлично, — похвалила я.

Дамиан уже переоделся в чистую одежду, включая куртку, которую я никогда не видела раньше, и пару красивых, но практичных на вид ботинок. Его джинсы были заправлены в обувь. Красные волосы свободно распались по плечам утепленной водонепроницаемой куртки, и теперь он выглядел как модель на съемках рекламы уличной одежды. Одежда была подходящая, но он был слишком красив, чтобы использовать ее по назначению.

Никки помахал рукой перед моим лицом. Это спугнуло меня.

— У тебя все оружие на месте?

— Прости. Не в моем стиле отвлекаться в критической ситуации. — Я проверила два ножа с высоким содержанием серебра на запястьях и длинное лезвие на спине в специально изготовленных на заказ ножнах, которые крепились к моей наплечной кобуре. В этой кобуре теперь хранились запасные патроны, а сама она крепилась к поясному ремню для ношения оружия, где висел мой основной пистолет, пристегнутый с внутренней стороны. Если бы я могла придумать, как еще носить такой большой клинок, то избавилась бы от сделанной на заказ наплечной кобуры, но в ней было очень удобно носить дополнительные боеприпасы и небольшой запасной ствол. Я повесила АР-15^[20] за лямку через плечо поверх футболки и толстовки, которую собиралась носить под курткой. Мне пришлось бы оставить куртку расстегнутой, чтобы она не мешала мне добраться до винтовки, но я не могла в отрытую носить оружие — не в Ирландии. Проклятье, да даже дома, в Штатах, это напугало бы народ, невзирая на надпись «Маршал США» на спине моей ветровки.

Мне уже не хватало моего шотгана Бентам, который остался на складе у Нолана вместе с парой других вещей, но мы просто не могли хранить все наши опасные игрушки в отеле. Будь у вас ценные побрякушки, вам бы предложили для них сейф, но я никогда не видела ни одного отеля — и неважно, насколько он был хорош, — который предлагал бы сейф для хранения оружия. Одна из проблем на выездной работе.

Зазвонил мой телефон — это был Эдуард, так что я ответила.

— Дождись людей Нолана прежде, чем выходить наружу, Анита.

— Мы большие мальчики и девочки. Не думаю, что нам нужна нянька.

— У тебя нет полномочий для действий на территории Ирландии, как и у меня. Нужно чтобы с нами находился тот, у кого они есть. Это часть сделки, которую я заключил, чтобы вы все могли приехать в эту страну, помнишь?

— Смутно припоминаю, что люди Нолана должны быть с нами, когда мы находимся в городе.

— Я не заставлю тебя ждать меня, но не покидай отель, пока не дождешься хотя бы одного человека Нолана. Обещай мне, Анита.

— Проклятье, Эдуард. У Фланнери есть способ связаться с Райли?

— Фланнери сейчас пытается связаться со своей тетушкой.

— Тогда нам нужно добраться до ресторана, пока у его девушки не закончилась смена.

— Я это знаю, Анита.

— Что будет, если нас задержат на улицах Дублина без подходящих удостоверений? — спросила я.

— Тебя могут депортировать или даже упрятать за решетку, если попадется не тот полицейский или не тот судья.

Ох.

— Ладно, твоя взяла. Как скоро прибудут люди Нолана и где, черт возьми, находишься ты, если кто-то другой может добраться до отеля раньше тебя?

— Я пытаюсь убедить полицию, что ты не начнешь резню на улицах, и действительно будешь полезна расследованию.

— Я думала мы это утрясли еще до того, как я села в самолет.

— Как и я, — сказал он, и голос его при этом был усталым и раздосадованным, а подо всем этим таился гнев. Если они продолжат давить на него, то добьются лишь его гнева.

Зазвонил телефон Никки. Он послушал что-то и повесил трубку.

— Донахью и Бреннан ждут нас внизу, чтобы сопроводить на место.

— Откуда у них твой номер?

— Я просил Эдуарда дать его всем, кому следует.

— Хорошая мысль. — Я оглядела номер. Все были одеты и готовы к выходу. Джейк, Каазим, Итан и Домино ожидали нас в коридоре. Голова Фортуны высунулась из ее номера ровно настолько, чтобы наградить меня и Натэниэла прощальным поцелуем, а затем она снова отправилась спать. Эхо была с ней и все еще ждала наступления ночи. Фортуна не могла оставить ее беззащитной, а мы сейчас не нуждались во всей нашей команде. Магда и Сократ все еще оставались в полевом лагере Нолана, пытаясь подружиться с остальной частью его команды. После того, что она сотворила с их новейшей супернадежной камерой, я надеялась, что у Нолана имелся план Б.

Донни с улыбкой встретила нас в вестибюле. Куда менее радостный Бреннан стоял позади нее. Если честно, я была удивлена, что он тут, но постаралась отнестись к этому спокойно. Вероятно, медики его подлатали, и Нолан решил, что он справится с заданием.

— Форрестер сказал, что вам нужно сопровождение, — буркнул Бреннан.

— Вообще-то, он сказал «нянька», — усмехнувшись, поправила Донни.

— Я благодарна, что вы помогаете нам оставаться в рамках закона, — поблагодарила я, направляясь к двери. Они пристроились позади и рядом со мной.

— Что за спешка? — поинтересовалась Донни.

— Есть шанс, мы ненароком дали понять злодею, что контактировали сегодня с местными.

Джейк и Каазим занялись своей работой телохранителей у двери: проверили, свободен ли путь, и придержали ее для меня.

— Пока вы знаете то, чего не знаем мы, мы не в курсе, кто главный злодей в этой пьесе, — заметил Бреннан.

— Тогда позволь я перефразирую: предполагаемый злодей.

— Кого вы подозреваете?

— Где вы припарковались? Мы все там поместимся? — увильнула от темы я.

— Недалеко, и — да, поместимся, — ответила Донни.

— Веди нас к машине.

— Ты же понимаешь, что твое звание не выше нашего? — уточнил Бреннан.

Донни свернула влево, не останавливаясь. Мы последовали за ней, Бреннан не отставал, но радости у него от этого не прибавилось.

— Ты нарочно игнорируешь мои вопросы? — не унимался он.

— Я отвечу тебе на них по дороге, в машине, Бреннан, и мне бы очень хотелось найти нашего местного информатора до того, как его подвергнут пыткам и убьют.

— Подвергнут пыткам и убьют? О чем ты, Блейк? Ты здесь для того, чтобы помочь нам с вампирской проблемой, а не для того, чтобы соваться в другое преступление.

— Я надеюсь пресечь это самое преступление — так тебя устроит? — Я прошла мимо него, Никки держался у меня за спиной. Бреннан завязал лезть ко мне с вопросами и догнал Донни. Я боролась с желанием прибавить шаг до рысцы. Мы все еще должны были как можно меньше привлекать к себе внимание. На улице было еще светло. Вероятно, до наступления темноты Райли будет в безопасности. Впрочем, Дамиан уже проснулся. В тот момент, когда я собиралась перейти на бег, Донни остановилась у внедорожника. Пробежка откладывается.

53

Мы не смогли найти Райли. Не смогли найти его девушку. Казалось, чем больше усилий прилагалось к их поискам, тем основательнее они терялись. Нашей последней надеждой была тетушка Фланнери, однако по его словам тетушка Ним не имела отношения к Роанам, потому что они не были созданиями, подобными ей. Это как если бы в Сент-Луисе люди отказались иметь дело с вервольфами потому, что те — звери зова Жан-Клода, а их Ульфрик — его moitié bête. Мне все еще казалось любопытным, что фейри-родственники Фланнери все это время знали о вампирах в Ирландии, и не поделились с ним этой информацией даже после того, как те стали плодиться в Дублине. Я даже спросила у него, почему они не рассказали. На что он ответил: «Я спросил у них, знают ли они что-то о новых вампирах в Дублине. Но я не спрашивал, есть ли в Ирландии вампиры за пределами города.». По-видимому, ирландские фейри отвечали на прямые вопросы, но если ты о чем-то не упомянул — ответа не дождешься, даже если логически ответ напрашивался. Важная пометка на будущее, если мне придется допрашивать кого-то из них во время этой поездки.

Я поставила будильник в телефоне на время, в которое обычно по Сент-Луису просыпался на ночь Жан-Клод, однако сигнал мне не понадобился. Я ощутила, как он проснулся, находясь за сотни миль от него. Я знала, в какой момент его глаза раскрылись и уставились в потолок, как он почувствовал тепло свернувшегося рядом с ним тела, и что чужая рука лежала у него поперек живота. По размеру и весу этой руки я поняла, что это Ричард, потому что при мне был второй мужчина его жизни с такими же мышцами и таких габаритов. Жан-Клод знал, что я сижу в черном фургоне рядом с Натэниэлом. Я видела и чувствовала аромат теплого мрака его постели и жар тела Ричарда у него под боком. Волосы до плеч были спутаны и скрывали приятное лицо Ричарда. Я не могла припомнить, когда в последний раз он спал с кем-либо из нас. Голос Жан-Клода шепнул у меня в голове:

«Ma petite, чем ты занималась пока я спал?»

Просто услышав его, почувствовав у себя в голове, я ощутила, что могу, наконец, сделать глубокий вздох и отпустить то напряжение, о наличии которого и не подозревала. Натэниэл крепче сжал мою руку. Я знала, что он почувствовал то же самое, потому что в этот момент мы держались за руки. С сиденья позади ко мне потянулся Дамиан — мы усадили его в глубине машины, чтобы спрятать от солнечных лучей. Но теперь, чтобы коснуться моего плеча, он потянулся прямо к свету, и связь скакнула от него ко мне, к Натэниэлу и Жан-Клоду, а затем в постели зашевелился Ричард. Я знала, что он проснулся. В какой-то момент я увидела полумрак комнаты его и Жан-Клода глазами, от чего у меня немного закружилась голова. Я порадовалась, что не сижу сейчас за рулем. Дамиан схватился за мое плечо, вторая его рука нашла руку Натэниэла, и мир вновь сделался устойчивым. Я все еще могла видеть потолок над временной кроватью и скучать по отсутствующему балдахину, чувствовала, как моя голова покоится на плече Жан-Клода, в то время как рука лежит поперек его тела, и единственное, что я видела — это шелк простыней и мерцающее белизной тело вампира. Я знала, что они оба голые, и в тот момент, как я подумала об этом, до меня дошло, что я сделала это слишком «громко», и что они оба меня услышали, из-за чего к их наготе тут же прибавилась неловкость, которой раньше не было. Почему? Да потому что я подумала не только о наготе, но о том, какие перспективы им, обернутым в шелк и обнаженным, открывались в этой постели. Это были только мои мысли, и я постаралась сделать их очень громкими.

Ричард начал подниматься и простыни соскользнули с него, обнажив торс, открыв теплый кокон, в который он свернулся рядом с Жан-Клодом. После этого всех нас пятерых омыло волной спокойствия. Зачатки тревоги Ричарда притупились. Он лег обратно на простыни, обнаружив то место, которое его тело нагрело за ночь. Так он вновь оказался рядом с Жан-Клодом, который лежал очень тихо, ожидая, пока второй мужчина решит, что ему делать. В этот момент в своей голове я могла ощутить всех гораздо четче, чем Жан-Клод. Он оставался осторожно-нейтральным, хотя через контакт с Ричардом я чувствовала напряжение в его теле.

Натэниэл откинулся назад, к Дамиану, а тот подался вперед, к нему, и его длинные волосы подобно вуали укрыли его лицо от солнечного света. Они не были идеальным барьером, но это лучше, чем голая кожа под прямыми лучами. На нем были солнечные очки — он не снимет их до тех пор, пока мы не окажемся в темном помещении или пока не наступит ночь. Натэниэл погладил эти красные волосы, а затем потерся щекой о лицо Дамиана, как кот, оставляющий метку. Дамиан рассмеялся и прижался лицом к Натэниэлу так близко, как только позволяли ремни безопасности.

Я ощутила, как Ричард удивился происходящему. Степень комфорта от соприкосновений с другими мужчинами у Дамиана заметно возросла. Ричард переместился на подушках так, чтобы оказаться выше Жан-Клода, но не отодвинулся от него, а просто переместил свою руку, и теперь она лежала на груди, а не животе вампира. Рука Жан-Клода по-прежнему придерживала Ричарда, и они вроде как обнимались, хотя я знала, что если бы Жан-Клод был более уверен в том, что его встретит радушный прием, он делал бы это иначе.

Ричард произнес вслух:

— Расслабься, Жан-Клод. Просто расслабься. Обними, если хочешь, но не надо вот этого напряжения. Я не пытаюсь подловить тебя, даю слово. — Потому что все мы в своих головах услышали мысль Жан-Клода, так как она была слишком громкой, чтобы ее утаить: «Это ловушка, девичья ловушка». «Девичьи ловушки» — они не про гениталии, а про женское обыкновение говорить «сделай это», а потом «не делай этого», и наказывать мужскую половину пары за то, что она выполнила первую просьбу. Бывают девичьи ловушки и мальчишеская глупость, но ловушку не всегда устанавливает женщина, а глупцами не всегда бывают мужчины. Это работает в обе стороны.

Жан-Клод постепенно расслабился, буквально — дюйм за дюймом. Ричард так развалился у него на руке, что было бы удобнее и естественнее приобнять его и немного развернуться в его сторону. Ростом они были почти одинаковы, но из-за того, как Ричард лежал на постели, казалось, что он намного выше, хотя я чувствовала, где чьи ноги, и знала, что это была иллюзия. Иллюзия доминирования, и у меня была минута, чтобы услышать, ощутить и понять, что часть проблем между ними заключалась в том, что они оба были доминантами. Не в плане бондажа и подчинения, а так, как это бывает у крупных, атлетично сложенных мужчин, которые привыкли выходить победителями. Жан-Клод провел слишком много веков на милости у других Мастеров, чтобы в нем это было настолько заметно, насколько могло быть в Ричарде, но это было, и было оно пока они лежали вот так, переплетенные в объятиях настолько плотно, насколько я не видела уже очень давно. Кто из них подчинится? Кто уступит первым? Без меня в качестве моста для принятия этого решения они оказались в тупиковой ситуации. Иногда им еще мог помочь Ашер, однако, не будь он сейчас в немилости, Ричарда бы там вообще не было.

По всем нам разлилось сожаление, упущенные возможности растянулись между нами, и свет словно померк. Натэниэл сказал:

«Нет, не в этот раз». — Он поцеловал меня и, поскольку Жан-Клод с Ричардом по-прежнему находились в моей голове и сердце, это ошеломило меня, ведь спальня в Сент-Луисе вдруг показалась мне более реальной, чем автомобиль и мужчина, который прикасался ко мне в нем. Я позволила себе утонуть в поцелуе Натэниэла, раствориться в абсолютном забвении его любви и желания. Ему ничто не мешало и ничто его не сдерживало. Сперва это пугало меня до усрачки, но теперь я знала, что именно поэтому он и оказался в моей жизни, поэтому стал леопардом моего зова, и поэтому мы носили кольца друг друга.

Печаль, идущая от Ричарда, возросла, словно внезапно затопивший нас океан, затянувший наши души во всякие «если бы, да кабы». Тоска Дамиана кровью пролилась в океан сожалений Ричарда. Натэниэл разорвал наш поцелуй, его глаза сияли сплошным лавандовым, как лепестки цветка с сияющим позади них летним солнцем.

— Нет, — прошептала я.

— Да, — сказал он. — Скажи «да».

«Чему?» спросил Ричард из Сент-Луиса.

«Счастью, просто ощущению счастья», — ответил Натэниэл и повернулся, чтобы посмотреть на Дамиана.

Долгую минуту вампир глядел на него, а затем подался вперед и они поцеловались. Поцелуй вышел нежным, почти целомудренным, но я наблюдала за ними с расстояния в несколько дюймов, и как всегда от увиденного по мне пробежала дрожь. Двое мужчин, оба — мои любовники, целуются прямо предо мной — как это может не нравиться?

Ричард ощутил реакцию моего тела на этот поцелуй, и его сожаление затопило возбуждение в моем теле и легкость в сердце, погребя их обоих.

— Чем вы там, блядь, занимаетесь сзади? — вопросил Бреннан с переднего сиденья, где сидел рядом с Донни.

Вмешался Каазим:

— Нам нужно припарковаться и дать им побыть наедине, или хотя бы дистанцироваться от такого уровня метафизики.

— Что? — не понял Бреннан.

— Они творят магию, — пояснил Дев.

— В машине? — удивилась Донни.

— Да, — ответил Каазим.

— Господи, Ричард, просто наслаждайся моментом, — пробормотала я.

— Тебя в нем нет, — он произнес это вслух, как если бы мы оказались в одной комнате.

Вслух бы я этого никогда не сказала, но мы были слишком глубоко в головах друг у друга, поэтому мысль проявилась кристально чисто:

«И чья же это вина?»

«Моя», — ответил он, — «твоя, его». — Он поцеловал Жан-Клода в макушку, как целуют ребенка — нежно, но без какого-то подтекста. Я не понимала, как это может ничего не значить, ведь он был голым и находился в постели Жан-Клода. С моей точки зрения перспективы тут были почти бесконечные.

— Кто такой Ричард? — спросил Бреннан.

— Паркуйся, — велел Никки.

Когда Дамиан и Натэниэл разорвали поцелуй, Дамиан снял свои солнечные очки, и его глаза горели зеленым огнем. Зеленые и лавандовые глаза повернулась ко мне, наполненные силой и спокойным счастьем. Даже здесь, в той стране, где Дамиан познал столько боли, и после разделенного нами кошмара, мы все еще были счастливее Ричарда. Мы пытались не допустить новых жертв, и я не могла остановить воспоминания о шрамах Райли — они перетекали из моих мыслей в их головы. Спустя буквально минуту после того, как воспоминания прошли сквозь нас, они оба знали, зачем мы ищем его, и что кошмар был лишь наполовину воспоминанием, вот только не нашим.

— Парковка скоро, — оповестил Никки.

Ричард покрепче приобнял Жан-Клода, но вновь это было ради комфорта, а не ради романтики.

«Что ж, это ужасно», прокомментировал Ричард.

«Ma petite, если мы вмешаемся, чтобы спасти Шелки и его народ, то между нами и Ирландией развяжется война, потому что она — Мастер этой страны. Она королева вампиров Ирландии».

«Она утратила свой контроль, Жан-Клод».

«И некоторые новообращенные вампиры почуяли эту слабость», сказал Ричард.

«Да».

Дамиан склонился ближе к моему лицу, пока зелень его глаз чуть ли не полностью заполнила весь мой обзор. Он размышлял о воспоминаниях, в которых она пытала Шелки, как о заметках об ужасах. Ричард оттолкнул нас от себя, но недалеко, потому что ему было недостаточно комфортно в собственной шкуре, чтобы распоряжаться своей силой в полной мере.

— Я не желаю, чтобы это было в моей голове, — сказал он вслух.

— Я оставил их, Ричард, — произнес вслух в машине Дамиан. — Я думал, что был не в силах помочь кому-либо, кроме себя, однако теперь я считаю иначе. Я знаю, что больше не бессилен и вовсе не слаб. Я вернулся, и на моей стороне королева и ее принцы.

«Ты говоришь о войне», — напомнил Жан-Клод.

«Как ты можешь показывать нам все эти ужасы, а потом ждать, что мы согласимся на то, чтобы Анита рисковала угодить к ней в лапы?» — возмутился Ричард.

«Я не жертва, Ричард, каким бы ни был расклад. И это не изменится», — отрезала я.

Донни нашла парковочную стоянку. Она заглушила мотор, и мы вдруг оказались в тишине — слишком густой, как та, что бывает, когда воздух тяжелеет перед бурей. Дамиан склонился еще ближе, поэтому все, что я могла видеть, была зелень его глаз, и прошептал:

— Я еще не питался сегодня.

И тут мой живот свело от голода. Натэниэл вцепился мне в руку и в спинку сидения. Внезапно мы дико проголодались. Я увидела, как, словно полуночное небо, темно-синим огнем загорелись во мраке комнаты глаза Жан-Клода. Рука Ричарда дернулась так, будто он резко прижал к себе вампира.

«Ma petite, скажи мне, что ты кормила ardeur после того, как прибыла в Ирландию».

«Мы вздремнули пару часов из-за смены часовых поясов», — отчиталась я.

— Сегодня мы еще не кормили ardeur, — ответил Натэниэл.

— Все наружу, — скомандовал Домино, открывая дверь. Все наши вышли без дальнейших понуканий — они знали правила. Если ты не донор, а в машине находится голодный вампир, тебе нужно выйти. Если не хочешь заниматься групповым сексом в машине посреди улицы в другой стране, когда может проснуться ardeur, тебе нужно выйти.

Бреннан не мог выбраться наружу достаточно быстро, а Донни желала знать, что происходит. Каазим выпроводил ее из машины и кликнул Джейка. Как и большинство ребят из Арлекина, они делились кровью только со своими Мастерами. Джейк повернулся к нам:

— Передай Жан-Клоду, что есть причина, по которой вампиры обходятся со своими moitié bêtes, как с существами более низкого ранга, ведь в конечном итоге остаться может только один.

— Кто один? — не поняла я.

— Король, — ответил Джейк и закрыл за собой дверь машины.

54

Никки остался, потому что не покидал меня, даже если это значило, что ему придется открыть вену для нового вампира. Дев остался, потому что с дележкой кровью у него проблем не было, если речь шла о правильном вампире. Я не знала, что Дамиан был для него «правильным вампиром», особенно с учетом перспективы поднятия ardeur’а, но в последние дни происходило много странностей, так какая разница, если вылезет еще одна?

«Я вынужден перекрыть между нами контакт, ma petite, иначе один голод может перерасти в другой».

«Поняла», — согласилась я.

«Почему он настолько усилился?» — спросил Ричард.

«Смена часовых поясов способна ухудшить ситуацию», — пояснил Жан-Клод.

«Расскажи мне об этом», — недовольно буркнула я.

«Я и представить себе не мог, что ты покинешь гостиничный номер, не покормив Дамиана».

Тут не поспоришь — это было не просто небрежно с моей стороны, это было беспечно.

«Я поразмыслю на тем, чем ты поделилась со мной, ma petite. Поговорю с Пьереттой и Пьеро, ведь они чаще, чем кто-либо из Арлекина посещали Изумрудный остров (так называют Ирландию за обильное количество зелени и высокий уровень влажности — прим. редактора). Возможно, они что-то знают и поделятся с нами».

«Обратись за помощью к Сину. Оказалось, Пьеретта болтает с ним куда свободнее, чем вообще с кем-либо».

«Я подключу нашего юного принца».

Дамиан стащил меня с моего сидения и увлек назад, в полумрак задней части машины. В темноте его глаза светились так ярко, что могли посоперничать с солнечным светом. Натэниэл полез с нами.

Толкнув Ричарда на кровать, Жан-Клод убрал его густые волосы в сторону и впился взглядом в чистую и мощную линию его шеи. В тачке у нас не хватало места, чтобы даже вдвоем удобно устроиться на коленях. Никки помог нам сложить несколько сидений, как будто мы тут роды принимать собрались.

Я — нет, все мы ощутили жажду крови Жан-Клода, а под ней, или в сплетении с ней, был иной тип жажды. Казалось, усиление моего триумвирата повлияло на обмен между обеими группами.

Ричард поднялся и уставился на другого мужчину:

— Нет, — сказал он так, будто мы не чувствовали, насколько негативна была его реакция на Жан-Клода, если тот рассматривал его, как сексуальный объект.

Дев коснулся моей руки, и это заставило меня переключить внимание на него.

— Мне нужно знать, так ли все плохо, как в тех отголосках, что я улавливаю, — произнес он таким тоном, словно это все объясняло.

— Что плохо? — не поняла я.

— Ричард и Жан-Клод. — Он потянулся к моей руке, и внезапно я ощутила его энергию — она была похожа на тепло солнечного света. Она прогнала то беспокойство, которое автоматически возникло в ответ на поведение Ричарда. Я поняла, что так оно и произошло: автоматически. Он вел себя определенным образом, а я чувствовала себя определенным образом. У Жан-Клода с ним были те же проблемы. Словно когда мы были втроем, всем нам, включая его, было тяжело. Я всегда полагала, что если с Девом легко, то он не особо задумывается и не особо восприимчив к эмоциям, что в нем всего этого меньше просто потому, что он легкий на подъем и веселый. В тот момент меня озарило, что Дев относится ко всему проще только потому, что у него заморочек меньше, чем у всех нас.

Ричард зарычал:

— Убирайся из наших голов, Деверо! — Когда он обратился к Деву по фамилии, я поняла, что эта информация дошла до него из моих воспоминаний, которые я получила в Ирландии. Я не раскрывала этого конкретно Ричарду, так что возникал вопрос, сколько еще информации мы тихо разделили между собой, сами того не ведая.

— Нет, — сказал Дев. — Не нагнетай и ты.

— Серьезный тон сбивает ardeur, — пояснила я.

— Но его нужно накормить сегодня, — сказал Никки. — И чем скорее, тем лучше, чтобы потом не удивляться, когда вас накроет посреди расследования.

В его словах был смысл.

— Всем есть, что сказать, но не мне, — отрезал Ричард, и это правда: он был недостаточно сговорчив, чтобы преодолеть свои комплексы. Видит бог, я несовершенен, но я хотя бы стараюсь — эта мысль пронеслась через головы каждого из нас, но она не помогала.

Дев больше не прикасался ко мне, и все вокруг как-то померкло. Чертовски угнетал тот факт, что Жан-Клод, Ричард и я застряли, как хомячки в колесе одних и тех же гребаных проблем, с которыми мы бились уже целую вечность. Я постаралась сосредоточиться на мысли о том, как я ценю усилия Ричарда по проработке его проблем с помощью терапии… но подо всем этим лежал паттерн, который мы установили втроем, и этот паттерн не работал.

Дев строчил смс-ку в своем телефоне, и мне захотелось отобрать у него трубку и швырнуть ее куда-нибудь. Не время и не место для этого, черт побери! У нас тут кризис.

«Ma petite, тебе стоит поискать способ быть тише у нас в головах».

«Извини. Я не хотела…»

— Это правда, Жан-Клод. Все действительно так. Никакая терапия не исправит наш триумвират, — сказал Ричард. Теперь он сидел на постели с обернутой вокруг талии простыней, и вся эта мускулистая красота была недосягаема для Жан-Клода, как и для меня, хотя один из нас сидел рядом с ним, а другая находилась за полмира от него.

Утомленный ожиданием результатов нашего спонтанного сеанса психотерапии, Дамиан притянул к себе Натэниэла. Они поцеловались, но Натэниэл отвернулся и предложил свою шею. Вчерашние укусы проглядывали на его коже.

— После всего, что ты выпил вчера, Натэниэл сегодня дать кровь не может, — вмешалась я.

Глаза Натэниэла вспыхнули, как сиреневые искры. Я ощутила всполох его гнева. Это напомнило мне, как он разозлился на Бобби Ли дома в Сент-Луисе. Я не хотела, что это повторилось. Дамиан поцеловал его шею чуть выше незаживших следов, а затем поднял голову, чтобы сказать:

— Она права, Натэниэл. Вчера я брал у тебя кровь четыре раза. Ты должен отдохнуть.

— Четыре раза? — удивился Никки. — Ему нужно красное мясо, и много.

— Им обоим, — уточнил Дамиан.

Никки посмотрел на него, вскинув бровь.

— Сколько раз?

— У Аниты два укуса.

— Всего шесть. Впечатляет.

— Дело в артериальном давлении, — пояснила я, — больше крови — больше давления (скорее всего речь об эрекции — прим. редактора).

— Нет, Анита, — возразил Никки, — шесть раз — это много для любого, и неважно, живого или мертвого.

Дев присоединился к разговору:

— Такими темпами вы быстро сдадите, если ничего не менять.

— Если мы с Анитой не можем быть донорами, то кто? — вернул нас к проблеме Натэниэл.

Жан-Клод в моей и наших головах произнес:

«Кто бы это ни был, нам с Дамианом необходимо покормиться».

Ричард обернулся и посмотрел на него:

— Я собирался дать тебе кровь этим утром.

Жан-Клод, наконец, рассердился:

— Я не вхож туда, где мне не рады, и я не вымаливаю кровь, как и секс.

Ярость Ричарда вспыхнула в ответ, но тут в дверь постучали.

— Кто там? — рявкнул Жан-Клод кипящим от гнева голосом.

— Жан-Клод, это Эйнжел. Мне передали, что я могу вам понадобиться.

Лежащие в кровати переглянулись, потом Жан-Клод спросил:

— Кто тебе это передал?

— Мой брат.

— Мефистофель? — уточнил Жан-Клод.

— Он единственный брат, который у меня есть, — отозвалась она из-за двери.

Все, кто был в тачке, уставились на Дева.

— Просто нужен кто-то, кто помог бы им устаканить свои заморочки, а все, кто мог это сделать, сейчас здесь, в Ирландии, — пояснил он таким тоном, словно поднять смс-кой свою сестру-близняшку и отправить ее к двум мужикам, с которыми она никогда не спала, с предложением утреннего перепихона и собственной крови — это самое естественное, что только можно было предложить.

«Мефистофель, что ты натворил?» — возмутился Жан-Клод.

— Я говорил Аните, что все золотые тигры подготовлены для удовлетворения потребностей Отца Тигров, какими бы эти потребности ни были.

Из-за двери снова послышался голос Эйнжел:

— Я могу войти?

«Она же твоя сестра», — возмутился Ричард, и, поскольку у него была своя собственная сестра, в его комментарии ощущалось некое сконфуженное отвращение.

— Входи, — разрешил Жан-Клод.

Дверь в комнату открылась и вошла Эйнжел — босиком, в коротком черном халатике, который открывал целые мили ее длинных обнаженных ног. Она была всего на четыре дюйма (10 см. — прим. редактора) ниже своего брата, а пять футов и одиннадцать дюймов (180 см. — прим. редактора) — это достаточно высокий рост, чтобы подарить тебе такие ноги. Я уже и забыла, что она так коротко постриглась. По бокам, где еще сохранились остатки черной краски, волосы были почти сбриты, но отрастающие корни на макушке были золотисто-блондинистыми. Уйдут месяцы на то, чтобы отрастить ее собственный цвет. Короткие волосы сделали ее лицо более квадратным, больше похожим на лицо Дева. Пока она не постриглась, я и не думала, что они так похожи, однако это не сделало ее менее женственной. Она много лет была готом, отсюда и цвет волос, но из-за того, какими они были сейчас, сильнее выделялся цвет ее глаз, которые были карими с голубым, как у Дева, за исключением того, что у него глаза были светло-голубыми с каемкой золотисто-коричневого, а у Эйнжел — более яркого оттенка голубого с тем карим, который казался черным, если смотреть с того места, откуда мужчины глядели на нее с кровати. Из-за волос ее глаза казались ярче, вероятно поэтому она их и красила. Халат был распахнут достаточно, чтобы мелькнул проблеск ее груди, всколыхнувшейся под шелком, пока она шла к кровати.

Я ощутила реакцию Ричарда на нее — он так затвердел, что у меня перехватило дыхание. Голод крови Дамиана сразу же успокоился, зато поднялся ardeur, словно получил легкую закуску перед настоящей трапезой.

— Черт, — произнесла я вслух.

— Прелестна, как и всегда, Эйнжел, но почему ты здесь? — прокомментировал Жан-Клод.

— Я слышала, сегодня тебе не хватает девушки.

— Если Деверо меня не слышит, Анита, передай ему, что братья не посылают своих сестер ложиться с мужчинами, — сказал Ричард, и говорил он это всерьез, хотя его тело просто кричало о том, насколько он был рад ее видеть. Ричард почти всегда стоял на своих принципах вопреки собственным желаниям — это восхищало, но пользы не приносило.

Эйнжел и Дев заговорили одновременно, почти слово в слово, хотя одна была в спальне в Сент-Луисе, а другой — в машине в Дублине:

— Мы вместе ходили в клубы, будучи подростками. Мы оба высокие — из-за этого людям казалось, что мы старше. Мы выбирали пары, чтобы посмотреть, удастся ли нам обольстить их обоих, либо по очереди отбивали женщину или мужчину, чтобы потом увести домой или хотя бы в мотель. С нами куча людей впервые попробовали секс женщины с женщиной или секс мужчины с мужчиной, или тройничок.

— Он же твой брат, — возмутился Ричард. — Как ты могла заниматься сексом в одной комнате с ним?

— Мы были единственными бисексуалами, которых знали, — ответила Эйнжел. — Это, вроде как, была одна из тех вещей, которую мы разделяли, как близнецы.

Ричард покачал головой.

— Пока Эйнжел не решила, что не хочет быть частью грандиозного плана по поиску идеального золотого тигра для следующего Отца Тигров, она была моим лучшим другом. Мы почти все делали вместе. Я так часто шатался с ней по магазинам, что некоторые из ее друзей решили, что я гей, пока не узнали, что это не так. — Дев усмехнулся, сказав последнее. На ум мне пришло только одно слово: «неисправимый».

Эйнжел подалась к Жан- Клоду, на ходу развязывая халат, и когда она подошла к краю кровати, полы уже полностью разошлись в стороны.

— Когда они потребовали, чтобы я отказалась от своей прежней жизни и стала служить тебе, я пришла в бешенство, и я все еще злюсь, однако, понаблюдав за вами — вами обоими, я поняла, что заинтригована. И я хотела бы узнать, так ли вы хороши, как кажется на вид.

Жан-Клод улыбнулся:

— Очаровательное предложение. — Он полностью контролировал свою реакцию, словно боялся показать ее даже в глубине своего сознания из-за того, что я была там и слушала. Я решила помочь, сообщив ему, что меня это не парит.

«Пусть она станет тем мостом, который нужен вам с Ричардом».

— Анита, тебя это совсем не напрягает? — озаботился Ричард.

«Я за пределами страны с полудюжиной любовников под боком. Было бы смешно, если бы меня разозлил тот факт, что у вас есть шанс переспать с Эйнжел». — Свою следующую мысль или, может, реакцию, я не сумела скрыть. Меня Эйнжел тоже заинтриговала. Это была та самая искорка интереса, которая смущала меня всякий раз, когда речь заходила о другой женщине.

Ричард не преминул заметить:

— Все никак не привыкну к тому, что ты теперь и по девочкам тоже.

«Я и сама еще не привыкла», — призналась я.

Эйнжел улыбнулась и сказала:

— Давайте посмотрим, что из этого выйдет. Может, поиграем все вместе когда Анита вернется домой? — Этого было достаточно, чтобы Ричарда заколебался. Думаю, Жан-Клод старался держаться подальше от подводных камней, пока мы с Ричардом решали ситуацию за нас троих.

Затем Эйнжел добавила:

— Дев спросил, можешь ли ты частично накормить ardeur Аниты, поскольку они ищут пропавшего человека и надеются обнаружить его до того, как он пострадает.

— Ты предлагаешь накормить мой ardeur? — уточнил Жан-Клод.

— Я хочу лично узнать, так ли это улетно, как говорят, — ответила она.

Он рассмеялся — это был резкий, довольный звук. Она все делала правильно.

Эйнжел посмотрела мимо Жан-Клода на Ричарда и сказала:

— Вы очень разные. Будь мы вдвоем, я бы подошла к каждому из вас по-иному, так что мне нужно немного инструктажа по части того, как взаимодействовать с вами обоими одновременно.

Ричард долго смотрел на нее, а потом сказал:

— Можем устроить.

«Мa petite, я закрываю связь между нами, сделаете то же самое со своей стороны?», — поинтересовался Жан-Клод.

— Сделаем, — И мы оставили их наедине с кровью и сексом, а они оставили нас.

55

В дверь машины постучали. Я откликнулась:

— Кто там?

— Это Домино. Здесь приятель тетушки Ним Слэйн с нужной нам информацией.

— Иди. Я покормлю Дамиана, если его это устраивает, — вызвался Дев.

Я чувствовала, что Дамиану по-прежнему хотелось погрузить в нас с Натэниэлом клыки, однако накал подвыветрился. Уверена, это от того, что происходило в Сент-Луисе с Ричардом, Жан-Клодом и Эйнжел. Я старалась не слишком на этом зацикливаться, чтобы не спровоцировать открытие меток между нами. Не хотелось внезапно оказаться в их головах посреди секса, или, что еще хуже, в голове у Жан-Клода, кормящего ardeur за нас обоих.

— Если ты позволишь мне захватить тебя взглядом, больно не будет. Будет просто приятно, — порекомендовал Дамиан.

— Приятно — это хорошо, но теперь, когда ты перешел на Темную Сторону (имеется в виду поцелуй Дамиана с Натом и его более лояльное отношение к контактам с другими парнями — прим. редактора), я уверен, ты можешь сделать мне еще приятнее.

— Дев, — укорила его я.

Он ухмыльнулся мне.

— Я останусь и прослежу, чтобы он был паинькой, — предложил Никки.

— Я планировал быть идеальным джентльменом, — оскорбился Дамиан.

— Не ты, — отмахнулся Никки.

Мы с Натэниэлом оставили их и выбрались из тачки под зарядившую заново морось дождя. Плотно надвинутая на голову шляпа Слэйна прикрывала от дождя его длинные волосы, полностью скрывавшие щенячьи уши.

— Моя госпожа впечатлена тем, как рьяно вы пытаетесь найти пропавшего Роана и его леди.

— Рада это слышать, но вы сами знаете, где они?

— Нет, но если так сложится, что вам и вашим людям понадобится помощь, мы готовы ее оказать.

Я смотрела на него где-то секунду.

— Это, конечно, здорово, но я что-то не поняла. Мне показалось, у вас есть информация, которая поможет нам найти Роана и его подругу.

— Нет, но есть один Роан, который в курсе происходящего. Он хотел бы встретиться с вами.

— После произошедшего с Райли я не уверена, что это хорошая идея, — возразила я.

— Он осознает риск, и все же желает говорить с вами, особенно с рыжеволосым вампиром, которого вы привезли с собой обратно на нашу землю.

— Почему он хочет говорить именно с Дамианом?

— Он знал этого вампира до того, как тот покинул Ирландию.

— Хорошо. Где мы с ним встретимся и как мы можем помочь ему не попасть в переделку, как это вышло с предыдущим Роаном?

— Мы скроем его с помощью нашей магии. Юному Райли не следовало вести дела за спиной своей госпожи без магии, которая скрыла бы его от ее глаз.

— Я понимаю, что Ним и все вы не хотели иметь никакого отношения к Роанам, потому что боялись попасть в черный список Злобной Суки.

— Не уверен, что понимаю, что это значит.

Натэниэл пояснил:

— Оказаться в чьем-то черном списке означает, что этот кто-то зол на тебя и настроен враждебно.

— В таком случае, да, мы не хотели оказаться в черном списке.

— Чего вдруг передумали? — прищурилась я.

— Вы пристыдили нас, немногие на это способны, — с улыбкой ответил Слэйн, однако в глазах его веселья не наблюдалось.

Я не была уверена, извиняться мне за то, что им стало стыдно, или радоваться тому, что они собираются помочь Шелки. Но лед тронулся, так что я просто спросила:

— Где и когда состоится эта встреча?

— Сейчас, недалеко отсюда.

— Как вы узнали, что Дамиан проснулся? Большинство вампиров еще спят.

— Наша магия угасает здесь, в Дублине, но некоторые методы все же работают.

— Это вежливый способ дать мне понять, что я не получу ответа на свой вопрос?

Он выглядел удивленным.

— Я ответил.

На мгновение мне захотелось, чтобы Фланнери оказался здесь и выступил в роли межкультурного переводчика, но я решила забить. Спрошу его об этом позже. А сейчас нужно убедиться, что наш вампир закончил с перекусом, а потом встретить нового Роана. Я надеялась, что этому повезет больше, чем Райли.

56

Первая встреча проходила в тайне, но Райли и его девушка все равно исчезли. На этот раз мы встречались в церковном дворе на окраине кладбища, которое казалось весьма древним. По сравнению с прошлой встречей мы были как на ладони, а ведь в тот раз похитили двоих. Я не понимала, почему мы встречаемся именно здесь, пока Дамиан не заколебался у края каменной стены. Он натянул капюшон, а руки сунул в карманы своего пальто, темные очки были на месте. В общем-то, с надвинутым капюшоном ни единого дюйма его тела не попадало под солнечный свет.

— Я не могу ступить на святую землю, — сказал Дамиан.

И тут до меня дошло.

— Вот дерьмо, ну конечно не можешь. Хреновый из меня эксперт по вампирам.

Он улыбнулся:

— Поверь, я не забыл, что могу воспламениться, если ступлю на святую землю.

— Погоди. Со мной на кладбищах уже бывали вампиры, и они не воспламенялись.

— Это кладбище находится за стенами церкви. В каком-то смысле оно является частью церкви, а я не могу войти в церковь.

— Ты не уверен, можешь ли ты ступить на газон за стеной, да? — уточнил Натэниэл.

— Да, но это не стоит риска.

Я обняла его и сказала:

— Определенно не стоит. Оставайся здесь, а я пойду поищу нашего таинственного гостя.

Слэйн наблюдал за нами, стоя по другую сторону небольших металлических ворот, и я спросила его:

— Зачем вы выбрали это место, если знали, что среди нас есть вампир?

— Выбирал не я, — сказал он, что отвечало и в то же время не отвечало на мой вопрос. Натэниэл остался с Дамианом, Донни и Бреннаном после просьбы Слэйна:

— Некоторые из нас нервничают в присутствии людей.

Любопытно, что всех остальных за людей он не считал. Не плохо и не хорошо, просто интересно. Дев был счастлив остаться с Натэниэлом и Дамианом. Никки шел туда же, куда и я, а остальные ждали по ту сторону стены вместе с нашим нервным вампиром.

Слэйн оставил нас среди обветшалых надгробий и ушел проверять, что в церкви нет никого, с кем бы мы не хотели пересекаться. Я ждала рядом с могилами и ничего не могла с собой поделать. Просто самую малость приспустила свои щиты, но ничего не почувствовала. Я будто стояла посреди луга или сада. Под землей не было абсолютно никакого отклика от мертвых. Это была просто живая земля. Может, тела переместили, а надгробия оставили? В Штатах такое иногда бывало. Черт, да в Сент-Луисе, если у компании есть разрешение строить на старом кладбище, им нужно переместить лишь немного земли с каждой могилы и надгробия, но не сами останки. Именно это здесь и произошло?

Никки наклонился ко мне и шепнул:

— Что не так?

— Я не чувствую мертвых. Ничего, кроме живой, плодородной земли.

Из церкви вернулся Слэйн:

— Это первое кладбище, которое вы посетили в Ирландии, миз Блейк?

— Да.

— Оно ощущается иначе, чем в Америке?

Я бросила на него хмурый взгляд:

— Это вопрос с подвохом?

— Такого не предполагалось.

— Тела переместили?

Он посмотрел на могилы.

— Насколько мне известно, то, что здесь похоронено, до сих пор на месте.

— Если этот Роан хотел встретиться с вампиром, зачем было делать это на церковной земле? Он знал, что вампиры не могут сюда войти.

— Как только он будет уверен, то выйдет к Дамиану.

— Уверен в чем? — не поняла я.

— Войдите в церковь и спросите сами.

Я обернулась, чтобы еще раз осмотреть кладбище и эту странно живую землю. Будучи подростком, я бы отдала что угодно, лишь бы ходить по кладбищу и ничего не чувствовать, но теперь… я не боялась кладбищ, но конкретно это меня слегка пугало. Почему я ничего не чувствую?

— Вы озадачены, миз Блейк. Я был уверен, что традиционно некромантия не работает при дневном свете.

— Ты не можешь поднять мертвецов днем, но можешь их чувствовать.

— Что насчет духов? Их вы тоже чувствуете?

— Я стараюсь их не замечать.

— Как вы можете их не замечать? — поинтересовался он.

— Так же, как не поднимаю бесконтрольно мертвецов вокруг себя: контролирую свои врожденные способности.

— Стало быть, без контроля вы можете стать причиной спонтанного восстания мертвецов?

— Нет, не совсем. Давайте уже встретимся, наконец, с этой загадочной личностью. Мне еще нужно успеть пересечься с местной полицией.

Не говоря ни слова, он повел нас в церковь. Она пахла стариной — водой, плесенью и… усталостью. Никогда не думала, что церковь может ощущаться, как человек, который повидал слишком много и мечтал уйти на покой. Как отпустить на покой церковь? Я автоматически преклонила колени и перекрестилась, и только потом пошла по церковному проходу.

Слэйн подвел нас к мужчине, сидящему на одной из скамей. У него были длинные черные волосы с примесью серебряных и белых, но не седых, поэтому контраст смотрелся не как возрастной, а просто как цвет волос. Я знала кучу людей, которые хотели бы себе комбинированное окрашивание, но это никогда не будет смотреться натурально. Слэйн прошел мимо мужчины, чтобы я могла сесть рядом с ним. Никки присел с другой стороны от меня. Каазим и Джейк уселись на скамью позади нас.

Незнакомец уставился на меня огромными черными глазами, так похожими на глаза Райли, и на секунду это поразило меня, словно я заглянула в глаза мертвеца. Это предчувствие или просто фамильное сходство?

— Мне сказали, что вы искали встречи со мной, — начала я.

— И с Дамианом, — произнес мужчина. Его голос прозвучал глубоким басом. Нечасто встретишь мужчину с таким низким тембром.

— Он не может войти в церковь, — сказала я.

— Я не был уверен, что и вы сможете — проговорил мужчина.

— Ага-ага, я злая и богомерзкая некромантка. Все про меня.

Он уставился на меня этими огромными жидковатыми глазами. Очевидно, мой сарказм до него не дошел. Видимо, как и до Никки, потому что он наклонился и пояснил:

— Анита шутит. Она устала от того, что люди считают ее злом только потому, что она способна поднимать мертвых.

— В таком случае, приношу свои извинения, миз, но я должен был убедиться, что вы не заодно с ней.

— Каким образом тот факт, что я могу войти в церковь, доказывает обратное?

— Вы верите в Бога, миз?

— Да.

Он улыбнулся:

— Я молился Господу, чтобы он послал нам кого-то, кто поможет уничтожить то безумное существо, которое правит нами. Я верю, что этим кем-то можете быть вы, миз.

Я покачала головой.

— Я не спаситель. Эта работа вон того парня на кресте.

— Вы не верите, что все мы можем быть инструментами Господа? — спросил он.

— Я верю, что Господь призывает нас исполнять его волю, однако свобода воли означает, что мы можем ответить отказом.

— Отказ не очень-то сработал для Иона^[21], — сказал он, мягко улыбнувшись.

— Не думаю, что в Дублине много китов, — ответила я.

Его улыбка стала шире:

— Дублин — портовый город, миз. Чего только не плавает в наших морях.

Я улыбнулась, поняв, что обращалась с ним так, словно он не превращался в тюленя время от времени.

— Я — Анита Блейк. Как ваше имя?

— Моран.

— Что ж, Моран, готовы ли вы выйти наружу и поговорить с Дамианом?

— Пока нет. Я должен знать, действительно ли вы спасли Рафаэля и его веркрыс от Мастера Сент-Луиса, который поработил их.

Я облизала свои губы и задумалась над тем, как ответить. Я ведь освободила веркрыс, убив прежнего Мастера Сент-Луиса. У меня не было ордера на ее казнь, но я убила ее, чтобы она не поработила меня, как и веркрыс. Я не жалела о содеянном, но и не хотела признаваться в убийстве постороннему.

— Я не настолько хорошо вас знаю, чтобы отвечать на такие вопросы.

— Вы сможете освободить нас, Анита Блейк, как сделали это с крысолюдами?

— Я могу освободить конкретного Роана, но всеобщее освобождение означает, что ваша госпожа должна умереть.

Он очень торжественно кивнул:

— Да, это единственный способ.

Мы сидели и пялились друг на друга.

— Почему все в Ирландии считают, что я тут буду налево и направо косить людей?

— Вероятно, за вас говорит ваша репутация, — вмешался Слэйн, выглянув из-за Морана. Я хмуро зыркнула на него. Он пожал плечами и отклонился обратно на спинку скамьи, так что я больше не могла его видеть.

— Вы готовы рассказать полиции о том, что она творила с вами и вашим народом? Вы поможете мне доказать ее преступления перед полицией? — спросила я.

— В Ирландии нет смертной казни, — заметил Моран.

— Мне постоянно твердят об этом, — нахмурилась я.

Долгую минуту мы сверлили друг на друга глазами.

— Я не убийца, — наконец, сказала я.

— Конечно же нет, — согласился он, но смотрел на меня глазами Райли, и в них было молчаливое требование: помоги нам, спаси нас, убей для нас этого монстра. — Вы поможете нам, миз Блейк?

— Маршал Блейк. У меня есть жетон. Я — офицер полиции. И я не могу просто взять и убить ради вас кого-то.

— Она — зло, маршал Блейк.

— Я понимаю, но это не меняет тот факт, что в Ирландии отсутствует смертная казнь, а если бы она и была, понадобилось бы судебное разбирательство.

— У нас нет времени на судебное разбирательства, маршал Блейк. Поймите, для кого-то вроде Миледи есть только два варианта: вы либо ее убьете, либо не трогаете вовсе. Попытки и суды здесь не сработают.

— Я не подвергаю сомнению ваши аргументы.

— Но вы не станете помогать нам?

— Я не могу согласиться убить ее для вас. Я сожалею, мне действительно жаль, но я не могу сказать вам: «да, я сделаю это», потому что если скажу, вы будете на это надеяться. И строить планы, согласно которым она уже мертва.

— Будем.

— А если она не умрет, то эти планы приведут к вашей смерти. Я не возьму на себя ответственность за это.

— Мне говорили, что если уничтожить зверя зова Мастера вампиров, то это может привести к истинной смерти Мастера. Это правда, маршал?

— Возможно, — уклончиво ответила я, и мне не нравилось то, куда вел этот разговор.

— Я думал, что гибель их зверя или человека-слуги гарантирует их смерть.

— В большинстве случаев смерть одного влечет за собой гибель другого, но я знала достаточно могущественных вампиров, с которыми это не прокатывало.

— Вы не оставляете мне ни единой надежды, маршал Блейк.

— Я полагала, что это вы мне дадите какую-то надежду насчет Райли и его девушки, — парировала я.

— Если кто-то сказал вам это, то мне искренне жаль, ведь у меня нет для них никакой надежды. Райли был молод и несмышлен, но он также был хорошим парнем.

— Он действительно показался мне хорошим человеком, — согласилась я.

— Так и было.

Мне не понравилось, что он употребил прошедшее время.

— Вы знаете, где Райли и его девушка?

— Не знаю.

— Знаете, что с ними случилось?

— В деталях — нет, но его замучают до смерти. Это наказание за предательство, а иногда и за то, что привлек ее внимание. Она всегда была неуравновешенна, но в последние пару лет все стало намного хуже.

Столько же времени прошло с убийства Матери Всей Тьмы. Неужели это наша, моя вина?

— Мне жаль, Моран, правда.

— Я вам верю, маршал Блейк. Если бы вы не смогли войти в церковь, я не стал бы вам помогать. Несколько веков назад я уже заключил сделку с дьяволом. Думал, это защитит мой народ, но ошибся.

Каазим наклонился к нам с задней скамьи:

— Моран — это ваше настоящее имя?

— Одно из них.

— Под каким именем вас знает большинство? — уточнил Каазим.

— Рорк, — ответил тот.

Внезапно пистолет Каазима уткнулся в затылок Рорка.

— Шевельнешься — и я тебя убью, — проговорил Каазим низким, осторожным голосом.

Никки схватил меня и оттащил назад, подальше от мужчины.

— Мне сказали, что он из тюленей Рорка. Я не знал, что он и есть Рорк, — подал голос Слэйн.

— Твое вероятное предательство мы обсудим позднее, — прорычал Каазим.

— Да кто он такой? — не поняла я.

— Он — ее moitié bête, и король Роанов, — ответил Джейк, переместившись на скамью, которую мы с Никки покинули.

— Блядь, — вырвалось у меня.

— Не сквернословьте в церкви, маршал, — сказал Рорк.

— Зачем тебе понадобилась эта встреча? — спросил Джейк.

— Внутри церкви она не сможет заглянуть в мое сердце и разум. Я должен был договориться о встрече по ее приказу, но тщательно держал свой разум пустым, скрывая детали. Я сказал ей, что отправлюсь сюда помолиться, чтобы ее не взволновало мое отсутствие в ее разуме. Я также знал, что это помешает Дамиану узнать меня раньше времени.

— Чего ты хочешь, Рорк? — спросил Каазим.

— Я хочу, чтобы Миледи умерла, а мой народ получил свободу.

— В какую ловушку ты должен был заманить нас? Что Злобная Сука планировала на сегодня? — допрашивала я.

— Она хочет Дамиана обратно, и ей бы хотелось заполучить вашего moitié bête. Прости меня, Боже, она желает всех ваших красивых мужчин в свое распоряжение.

Я просто опустила щиты, которые отделяли меня от Дамиана, Натэниэла, Дева, Домино и Итана, позволив им узнать то, что только что выяснила сама. Если бы там не было Дамиана, они могли бы просто войти в церковь и использовать ее, как убежище, но вампир не мог сюда войти, а мы не могли бросить его одного. Вот дерьмо!

— Если снаружи кто-то нападет на наших людей, я тебя убью, — предупредил Каазим.

— Разве вы не поняли? Я именно этого от вас и жду, — проговорил Рорк.

— О чем ты? — опешила я.

— Я верующий, маршал Блейк. И я не могу покончить жизнь самоубийством, но если меня убьют, я заберу ее с собой.

— Твоя смерть может повлечь за собой смерть ее слуги-человека, но не ее самой. Она может принести в жертву своего слугу, чтобы спастись самой, — сказала я.

— Но если она потеряет и своего слугу-человека, и зверя, то сильно ослабеет, верно?

Я не знала, что на это сказать, потому что он был прав, но гарантий не было.

— Фундамент ее силы это подорвет, но не факт, что достаточно, чтобы освободить твой народ.

— Если она больше не будет моим Мастером, то не сможет призывать через меня других Роанов. Ей придется ждать, пока мои люди выберут себе нового короля, а это даст Дамиану достаточно времени, чтобы провести вас в ее крепость и помочь убить ее.

— Если убить кого-то в церкви, она перестанет быть священной землей до тех пор, пока ритуалы освящения не будут обновлены, — заметил Джейк.

— Но я уже буду мертв, а она ослабнет.

— Я действительно освободила Рафаэля и его веркрыс. Освободила их, убив старого Мастера города, которая могла призывать крыс. Как только она умерла, они были свободны.

— Все, чего я хочу это, чтобы мой народ освободился от гнета чудовища, которое я впустил в наше миролюбивое королевство, — сказал Рорк.

— Другие Роаны ждут снаружи, чтобы атаковать нас? — спросил Джейк.

— Да, но они ждут моего сигнала.

— Ты же вроде сказал, что сигналом станет твой выход из церкви, — заметила я.

— Это для нападения. Она также хочет захватить вас в плен. Я упоминал об этом?

— Нет, эту часть ты опустил. — Мне хотелось, чтобы Натэниэл был тут сейчас со мной, но если он войдет в церковь, это может всполошить плохих парней.

— Зачем ей Анита? — спросил Никки.

— Она хочет убить вас, как вы убили Матерь Всей Тьмы, чтобы выпить ваши силы, как вы это сделали с Матерью.

— Значит, я нужна ей живой, чтобы она могла убить меня лично, — констатировала я.

— Да, но она хочет, чтобы Дамиан снова стал ее рабом, и желает использовать тех, кого вы любите, для устрашения. Она будет пировать на вашем страхе, маршал.

— Сколько здесь людей ждет сигнала для нападения? — спросила я.

— Достаточно, так что вам следует вызвать побольше полиции, пока можете, — очень спокойно посоветовал он. Хотя он не должен был быть настолько спокойным.

Я не стала спорить. Эдуард снял трубку на втором гудке.

— Анита, я еще не убедил всех включить тебя полностью.

— Это неважно, — отмахнулась я и рассказала о произошедшем.

— Мы будем через пятнадцать минут, может, раньше. — Он больше не задал ни одного вопроса, просто повесил трубку.

— Убейте меня, Анита. Убейте меня, и может, убьете и ее тоже.

— Может, сегодня никому и не придется умирать, — сказал Каазим.

— Боюсь, что кое-кто все же сегодня умрет, и я решил, что это буду я, — произнес Рорк своим странно спокойным голосом.

— Анита унаследовала от Матери способность отрезать слуг и животных от их Мастеров.

— Это невозможно. Вы лжете, чтобы одурачить меня.

— Люди-тюлени способны чувствовать ложь, как другие верживотные? — спросил Никки.

— Мы можем сказать, когда кто-то боится или нервничает, но это не делает их лжецами.

— Я даю тебе слово, что Анита способна оборвать связь между животными зова и их Мастерами-вампирами, не убивая никого из них, — поклялся Каазим.

— Слово чести? — спросил Рорк.

— Да, — подтвердил Каазим.

— Анита могла бы попробовать освободить вас от вашей госпожи. Никто не должен сегодня умирать, — сказал Джейк.

— Слишком поздно, ведь я предал ее сегодня, и она будет истязать дорогих мне людей, потому что пытки надо мной вредят ей самой.

— Ее человек-слуга желает ей смерти, как и вы? — спросила я.

— Нет, он любит ее. Он наслаждается тем, что они делают вместе, и тем, что они делают с остальными.

— Тогда ты можешь помочь нам захватить его в плен. Если сегодня мы убьем вас обоих, ее шансы на выживание значительно сократятся в отличии от ситуации, где мы убиваем только тебя, — сказала я.

— Она узнает, что я сделал. Я не могу утаить от нее свои воспоминания.

— А если попытаться прикрыться от нее щитами — это возможно?

— На время, но только на расстоянии. Когда она прямо передо мной, я слаб. А когда она прикасается ко мне своими бледными руками, я уже не могу держать от нее секреты.

— А если мы тебя арестуем? — предложила я.

— Что ты задумала? — уточнил Джейк.

— Что если мы арестуем его за нападение или попытку убийства, и посадим в камеру? Будем держать его вдали от нее, и это будет не его вина?

— Вы лишь отложите неизбежное, маршал.

— Кого она отправит, чтобы вызволить тебя из тюрьмы? — спросил Джейк.

— Вы полагаете, что она отправит за мной своего человека-слугу, Кигана.

— А она отправит? — уточнил Джейк.

— Может. Такое вполне возможно.

— Позволь нам арестовать тебя, Рорк, — настаивала я. — Давайте попробуем еще немного продлить жизни.

— Если я на это пойду, мне нужно ваше слово чести, слово чести всех вас.

— В чем ты хочешь, чтобы мы поклялись? — спросил Джейк.

— В том, что, если Киган и я окажемся одновременно в одном месте, вы убьете нас обоих, чтобы уничтожить ее.

— Могу я попытаться освободить тебя от ее власти перед тем, как пустить пулю тебе в голову? — поинтересовалась я.

— Я не стремлюсь умереть, маршал, так что, если хотите опробовать на мне эту магию, я разрешаю. И молюсь, чтобы она сработала, но в ином случае хочу, чтобы вы убили меня прежде, чем я вернусь к ней.

Каазим с Джейк дали слово без колебаний. Думаю, Никки единственный колебался, потому что чувствовал, насколько колебалась я, однако в конце концов согласился. В самом конце, когда мы уже слышали вдалеке приближающиеся сирены, я пообещала Рорку, что если мы не сможем отыскать иной способ, я убью его.

57

Ирландская полиция была счастлива поместить Рорка в камеру. Они были в шоке от того, что я не пристрелила его. Была причина не стрелять в него и не пытаться отрезать от Злобной Суки, пока он находился в церкви: как только он покидал освященную землю, она вновь могла контактировать с ним, как я могла связываться с Жан-Клодом и Ричардом в Сент-Луисе. Так что когда полицейские вели Рорка к машине, чтобы доставить его в тюрьму, он стал вырываться. Не знаю, почему он это сделал — то ли потому, что она уже контролировала его, то ли для того, чтобы все Роаны в округе доложили, что он пытался сбежать и швырнул одного из сопровождавших его офицеров в одну из полицейских машин. Другой полисмен попытался заломать его, но он удержался на ногах и продолжил идти дальше, будто просто хотел прогуляться по улице.

Донни, Бреннан, Эдуард и Нолан рванули к этой свалке, и под весом их тем Рорк зашатался, но не упал. Эдуард сделал что-то с его правой рукой, и правая нога Рорка подломилась, но он поднялся. Стойкий сукин сын.

— Может, помочь им? — спросил Каазим.

— Давай, — согласился Джейк. — Я останусь с нашим начальством, но Роана необходимо посадить в камеру до того, как стемнеет полностью. — Я поняла, что под начальством он имеет в виду меня, Натэниэла и, возможно, Дамиана, но он был прав по поводу времени. Небо темнело и надвигались сумерки.

Каазим присоединился к куче народа, которая пыталась усмирить Рорка, и этого было достаточно, чтобы переломить ситуацию. Рано или поздно Эдуард с Ноланом и сами бы это сделали, но с посильной помощью Каазима им вместе с полицейскими удалось запихнуть арестованного в автомобиль. Офицер, которого швырнули в машину, сидел, привалившись к ней вместе с другим полисменом, который оказывал ему первую медицинскую помощь. Я слышала вдалеке вой сирен «скорой помощи», а значит, ранен он был серьезнее, чем я думала. Рорк был не таким же сильным, как Магда, так что, наверное, камеры в штаб-квартире Нолана смогут его удержать. Фургон с визгом рванул по дороге, увозя пленника.

Эдуард вернулся к нам на ступеньки, Каазимом держался немного позади него. Нолан разговаривал с одним из копов, которого, видимо, он знал лично.

— Что ты такого сказал им, что они так рванули сюда? — поинтересовался Итан.

— Что с наступлением ночи он станет еще сильнее.

— Вполне вероятно, — согласилась я.

— Мы в любом случае хотим, чтобы он оказался в камере до того, как вампиры проснутся на ночь, — сказал Эдуард. Он посмотрел на Дамиана, стоявшего рядом со мной. — Та-Что-Тебя-Создала может ходить днем?

— Да.

— Повезло нам, что она не в Дублине, — ответил Эдуард.

— Ты и представить себе не можешь, насколько, — согласился Дамиан.

Нолан поднялся по ступеням, и хмурился он так сильно, что линии на его лбу, казалось, только что вырезали ножом.

— Что не так? — спросил его Эдуард.

— Они не позволят нам забрать Рорка, а отвезут его в обычную камеру.

— У тебя все равно нет лишней, — напомнила я.

— Полагаю, так и есть, спасибо твоей верльвице.

— Магда сделала все так, как вы ей сказали. Не ее вина, что ваша камера не выдержала.

Нолан кивнул, хмыкнул и сказал:

— Справедливо. Мои люди и близко не так сильны, как Рорк, но даже все мы вместе не сравнимся с твоей верльвицей. Ее сила и уровень подготовки выставили нас на посмешище.

Дев похлопал его по плечу:

— Эй, эй, все было не так плохо. Просто оказалось не настолько полезным, как вы думали.

На нас опустилась ночь, и то, что было туго стянуто внутри меня в течение дня, освободилось. Я глубоко вдохнула влажный от дождя воздух. Зазвонил мой телефон, это была Магда.

— Новообращенные проснулись, — доложила она. — Они были абсолютно невменяемы, пока не получили крови, а потом стали казаться очень спокойными и куда более здравомыслящими, чем любые другие новообращенные, которых я только видела за много веков.

— Это же хорошо, да?

— Да, хотя людям Нолана не нравится делиться кровью. Мы с Джакомо присутствовали при этом, чтобы держать процесс под контролем. В противном случае вампиры бы разорвали доноров в клочья, чтобы добраться до крови.

— Они достаточно разумны, чтобы отвечать на вопросы? — спросила я.

— Думаю, да. Джакомо вместе с людьми Нолана, которые помогают охранять молодых вампиров, разговаривает с ними сейчас. Девочки и их мать спрашивают об остальных членах семьи. Их тоже обратили в вампиров?

— Вот дерьмо, — выругалась я тихо, но с чувством. — Я перезвоню. — И прокричала Нолану: — Кто сегодня присматривает за жертвами вампиров?

— Они в больнице, — ответил он.

— Какой?

— Что случилось? — вмешался Эдуард.

— Вампиры проснулись и вели себя агрессивно, пока не поели. Где остальные члены их семьи?

Нолан выругался себе под нос, тут же выхватил свой мобильник и двинулся в сторону машин. Все разделились по двум автомобилям, но Натэниэла и Дамиана я оставила при себе, хотя держаться втроем было не самой лучшей идеей, ведь Злобная Сука хочет нас всех. Однако от мысли, что мы с ними разделимся, особенно с Натэниэлом, у меня перехватило горло. Я до сих пор помню ту панику, которую не позволила себе ощутить, когда Рорк сообщил, что в ее планах было похищение, потому что Злобная Сука желала заграбастать всех моих красавцев-мужчин, и особенно — Натэниэла. Плохая это идея или хорошая, но я оставила его при себе, и Дамиан тоже был с нами. Мы не были одни во всех смыслах, но при этом казались тройной приманкой в одной машине. Я старалась не думать об этом, пока Донни, дернув ручник, с визгом шин не рванула за тачкой Нолана.

Я молилась, чтобы мы добрались до места прежде, чем кто-либо из молодняка ранит или убьет кого-нибудь в больнице. Магда сказала, что после еды ирландские вампиры стали вменяемы. Насколько ужасным было проснуться в чьей-то крови или, может, сидя рядом с чьим-то телом? Я молилась не только о том, чтобы мы приехали вовремя и предотвратили жертвы, но и чтобы новообращенные не превратились в настоящих монстров.

58

К тому времени, как мы добрались до больницы, все уже было кончено, и оставалось лишь оплакивать последствия. У меня на счету было самое большое количество официальных казней вампиров, а убила я их еще больше — даже не могла вспомнить число, но мне никогда не приходилось сидеть за столом напротив вампира, истерически рыдающего из-за того, что его покрывала кровь жертвы. Если бы я не заметила изящные клыки, пока бабуля причитала, то и не подумала бы, что она не человек. Новообращенные либо выглядели почти как люди, и со временем становились менее человечными, либо были бесчеловечны с самого начала, и постепенно учились больше походить на людей — зависит от того, из какой кровной линии они происходили. Какой бы вампир ни создал эту женщину, она не походила ни на одну известную мне кровную линию.

Если бы не обагренный свежей кровью больничный халат и тот факт, что ее руки были связаны за спиной, миссис Эдна Брэди выглядела как чья-нибудь бабуля семидесяти лет, которая регулярно посещает церковь и стоит во главе любящего семейства. Ей удалось стереть большую часть крови со своего лица до того, как ее связали. Последний кровавый росчерк остался в ее коротких седых волосах — его можно будет смыть только под душем. Я это знала по опыту. Стоит только крови попасть на волосы… Я смотрела на бабулю и не знала, с чего начать. Я отлавливала вампиров, а не держала за ручки и не объясняла им, как стать добропорядочным кровопийцей.

К счастью для нас обеих, с нами были Дамиан и Джейк.

— Эдна, — успокаивающим тоном позвал Дамиан. — Эдна, вы меня слышите?

Она продолжала причитать — именно причитать, это нельзя было назвать плачем или истерикой. Эдуард и Нолан обрабатывали сына Эдны, который тоже восстал из мертвых. Каазим помогал им. Отец семейства был чрезвычайно спокоен. Он даже не помнил, почему на нем столько крови, и как он оказался в больнице. Думаю, амнезия в первые пару ночей — это благословение, потому что сейчас мы лицезрели, как оно будет, если все помнить.

Натэниэл был в коридоре рядом с палатой, которую нам выделили. Я приставила к нему Дева и Никки. Итан с Домино и Донни поехали в гостиницу, чтобы забрать Фортуну и Эхо. Эхо попробует провести вампирский разговор с тем парнем, которого пытались допросить Эдуард с Ноланом.

Я готова была махнуться с Эдуардом. Я, конечно, сочувствовала, но просто не знала, что делать с Эдной Брэди. Я не знала, слышит ли она нас, или ей просто все равно. Дамиан был с ней мягок, терпелив и обаятелен, но ничто из этого не могло остановить ее вопли или убрать тень паники из ее глаз. От этих звуков у меня уже начинала болеть голова.

Наконец, я рявкнула ей в лицо ее имя. Сперва мне показалось, что она меня не расслышала, но ее взгляд начал фокусироваться, словно она, наконец, увидела нас и то помещение, в котором мы находимся, вместо того кошмара, в котором она очнулась в тот момент, когда прижимала к себе бессознательное тело своей первой жертвы.

— Эдна! Эдна! Эднаааа! — кричала я ей, и причитания затихли. Она моргнула и вновь уставилась на нас. Она была там — за всеми этим звуками и ужасом, она все еще была там. И, думаю, это хороший признак.

— Эдна, вы меня слышите?

Она моргнула и перевела взгляд на меня. Она казалась напуганной и озадаченной, но больше не причитала.

Дамиан предпринял еще одну попытку:

— Эдна, вы меня слышите?

— Кивните, если слышите нас, — попросила я, и она кивнула. Ура, прогресс! — Вы знаете, где находитесь, Эдна?

— В больнице, — охрипшим от криков голосом ответила она.

— Хорошо, Эдна, — подхватил разговор Дамиан. — Вы помните, почему оказались в больнице?

Казалось, она крепко задумалась и, наконец, произнесла:

— Моя внучка пропала… Затем вернулась домой. Она не умерла.

Я решила не докапываться к тому, что представляет из себя живое или мертвое.

— Что-то вроде того, да.

— Голоса, мерцающие глаза — они пообещали мне кое-что. Они обещали мне… Но я посмотрела в зеркало и поняла, что выгляжу так же. Я думала, что снова стану молодой, но ничего не изменилось. Все вышло не так, как они сказали.

— Что должно было произойти, Эдна? — уточнил Дамиан.

— Вампиры молоды и прекрасны. Я думала, мне вновь будет двадцать или тридцать, но у меня в комнате висит зеркало, и я выглядела точно такой же старой, какой была. Я не изменилась. А затем вошла врач — она радовалась, что я очнулась, и… — Ее глаза наполнялись ужасом по мере того, как она вспоминала. — Боже, я вырвала ей руку. Я пила ее кровь! — Казалось, Эдну начало подташнивать.

— Все хорошо, Эдна. Все хорошо, — успокаивала ее я, хотя это была ложь, откровенная ложь.

— С доктором все в порядке?

— Ее оперируют, — ответила я.

— Я почти оторвала ей руку? Я не должна была этого делать. Я бы никогда не навредила кому-либо таким образом, но я помню кровь и… и голоса, которые обещали мне… что я вновь буду молодой.

— Мне жаль, Эдна, — посочувствовал Дамиан.

Она уставилась на него:

— Вы молоды и прекрасны. Оба. Вот как это должно было быть. Вот почему за вечную молодость можно отдать все.

Я начала объяснять ей, что вампиры навечно застывают в том возрасте, в котором их обратили. Что они не стареют и не молодеют. Но Дамиан прервал меня, шепнув:

— Позже. Дай ей немного времени.

— А где Фрэнки?

— Ваш сын?

— Мой муж. Где Фрэнки?

Я покосилась на Дамиана, потому что Фрэнки был мертв. Долгие годы у него было слабое сердце, и врачи полагали, что шок от возможного обескровливания или, может, лицезрения своей внучки-вампирши стал для него последней каплей. Кто, черт подери, знает? Если у вас слабое сердце, каким, мать вашу, образом можно пережить тот ужас, который постиг эту семью?

Младшая дочь тоже не выжила. Ее горло было таким тонким, что клыки при укусе повредили трахею. Она задохнулась еще до того, как истекла кровью, так что никакого восстания из мертвых в ее случае.

— Кто это с вами сделал, Эдна? — спросила я, и мой голос звучал нежнее обычного. Все это и так было сплошным кошмаром.

— Кому принадлежали голоса? — дополнил Дамиан, — Те, что обещали вам вечную жизнь. Кто это говорил?

— Он.

— Кто — он? — уточнила я.

— Он пришел с Кейти. Она привела его в дом. Он нашел ее, когда она пропала, и привел домой.

— Имя у этого доброго самаритянина есть? — не унималась я.

Она улыбнулась мне.

— Да, он был добрым самаритянином. Он нашел Кейти и привел ее к нам. Он говорил, что мы могли бы быть вместе вечно, и никогда не стареть, не умирать. Я помню его глаза… — Она нахмурилась. — Или не помню. Я не помню, какого они были цвета, но они были похожи на звезды.

Мы еще немного поспрашивали ее и узнали, что у этого парня были короткие темные волосы — может, черные, а может, коричневые. Светлокожий. Молодой, но в ее семьдесят это могло означать любой возраст от подросткового до предпенсионного. Глаза у него сияли, как звезды, так что наверняка они были бледного оттенка — светло-серые или светло-голубые, либо она просто запомнила, что они светились, но не сам цвет.

Сын Эдны — отец Кейти, помнил еще меньше. Казалось, его воспоминания обрывались тогда, когда Кейти появилась в дверях. Она вернулась домой. На этом он и остановился. Это было куда лучше, чем помнить то, что помнила Эдна.

— Со временем они вспомнят больше? — спросил у нас в коридоре Нолан.

— Да, — подтвердил Дамиан.

— Да, — повторила Эхо.

— Почему никто из вас не рад этому факту? — спросила я.

— А ты бы хотела помнить подобное? — поинтересовалась Эхо.

Я глянула в ее прекрасные голубые глаза и ответил:

— Нет, черт подери.

— Некоторые так никогда и не вспоминают свою первую ночь, — заметила Фортуна. — Может, с ними будет так же.

— Эдна Брэди уже помнит большую ее часть.

— Мужчина не помнит.

— Лучшее, что мы можем сделать, чтобы найти вампира, который их обратил, это начать с девочек-подростков. Одна из них стала первой жертвой. У нее будет больше воспоминаний о том, кто ее создал, — сказала Эхо.

— Мы нашли семью Шинейд Ройс, — произнес старший офицер Пирсон. Он появился позже, и в основном просто наблюдал за нами. И не горел желанием сталкиваться ни с одной из жертв лично. Его коробило от того, что они теперь вампиры, хотя еще совсем недавно он видел их живыми, и разыскивал их дочь.

— Судя по вашему лицу, новости у вас не шибко веселые, — заключила я.

Он покачал головой.

— На всю семью напали, и сделали это настолько зверски, что никто из них не восстал вампиром.

— Почему вы в этом уверены? — уточнила Эхо.

— Они начали разлагаться.

— Помимо родителей у Шинейд было два младших брата, — сказал Пирсон.

— Где нашли тела? — спросил Эдуард.

— В сарае, через три дома. Запах встревожил соседей.

— Где были хозяева дома? — поинтересовалась я.

— В сарае, — ответил он.

— Я так понимаю, они тоже не поднимутся вампирами.

— Так и есть.

— Это самое большое количество жертв, которые пострадали так сильно, что не могут восстать нежитью? — уточнила Эхо.

— Из тех, что мы обнаружили, да.

— Может, в этом кроется подсказка, — предположила я.

— Подсказка к чему? — не понял Эдуард.

— Понятия, блядь, не имею, но тут что-то не сходится.

— Хочешь съездить туда и взглянуть на этот сарай? — предложил он.

— Нет.

Он улыбнулся:

— Хочешь съездить туда и поискать улики в сарае, полном гниющих тел?

— И как тут отказаться, когда ты так предлагаешь?

59

Нам так и не удалось осмотреть сарай. Кто-то из соседей решил, что их городок, должно быть, поразило какое-то зло или болезнь, поэтому они сожгли его. Мы наблюдали за тем, как пожарные делают свою работу, но это не помогло нам понять, кто или что сеет вампиризм в Дублине, как простуду.

По факту, куда бы мы не приехали этой ночью, улик мы не находили — только еще больше жертв. Либо жертв нападений новообращенных, либо молодых вампиров, которые ощущали себя в своей немертвой ипостаси куда лучше, чем Эдна и Майкл Брэди. Хотя, единственным отличием почти всех новообращенных стало то, что, как только они получали кровь, то больше не представляли опасность для окружающих. Не все из них потеряли память, но они были адекватнее, чем любые новообращенные, которых я когда-либо встречала. А еще они сильно походили на обычных людей.

— Что это за линия крови? — спросила Эхо у Фортуны.

— Не знаю, — покачала головой та.

Каазим и Джейк тоже не знали. Поскольку эти четверо за свои века повидали тысячи вампиров, все были по-настоящему растеряны.

В конце концов мы отправились обратно в отель, чтобы поспать и подкрепиться. Но я слишком устала, чтобы есть. Смена часовых поясов уже доконала меня. Пока Никки отпирал дверь, я прислонилась к стене рядом с ней и пялилась в противоположную стену, где открывали соседнюю дверь Домино и Итан. Магда с Джакомо были по другую сторону от них. Ту троицу вампиров они оставили в штаб-квартире Нолана с единственной функционирующей камерой. Магда высказалась по поводу надежности этой клетки в отношении заключенных вампиров:

— У них ни воли к этому, ни навыков. Камеры хватит, чтобы удержать новообращенных, у которых нет опыта в бою, — сказала она.

Эта формулировка показалась мне интересной, так что я написала Эдуарду, чтобы он передал Нолану, что им, возможно, понадобятся специальные клетки для вампиров, у которых за плечами была военная, боевая или любая другая подготовка. Он остался в штаб-квартире вместе с Ноланом. Видимо, там есть жилые помещения, но Магда сказала, что назвать их квартирами было бы слишком — они больше походили на казармы. Поскольку я никогда не была в армии, то не могла понять разницы, но я слишком устала, чтобы слушать объяснения. Нет, я настолько вымоталась, что мне было просто плевать на объяснения. Вот так.

Фортуна и Эхо разместились рядом, по нашу сторону коридора. Сократ решил остаться в казармах Нолана, продолжая вести себя доброжелательно и вынюхивать побольше о планах, которые касались полувоенной группы. Так что Прайд либо оставался в номере один, либо делил его с Девом. Джейк и Каазим стали соседями по номеру, но если бы с нами был Сократ, у нас не хватило бы коек. Ранее Никки занял соседний номер, чтобы вздремнуть, разделив его с Прайдом, но мне не хотелось отказываться от Никки на всю поездку. Не хотела и все. Я любила его и, кроме Натэниэла, больше ни к кому из сопровождающих не испытывала подобного. Кто-то из моих людей мне очень нравился, другие дико привлекали, но в них я не была влюблена. Я так устала после пережитого ночью, что мысль об объятиях с любимыми звучала просто идеально.

Когда Никки открыл дверь, зазвонил мой телефон. Этот рингтон стоял на Жан-Клода, поэтому я ответила, пока Никки придерживал для меня дверь.

— Привет, высокий, бледный и красивый, как жизнь?

— Ma petite, я скоро усну на день.

— Придется попривыкнуть к разнице во времени, — вздохнула я, опускаясь на край огромной кровати.

— Да, но я не смогу забрать у тебя ardeur, пока сплю. Твое утро может наступить раньше, чем у меня, и если так, то тебе придется покормить ardeur после пробуждения. Тебе также нужно есть нормальную пищу, а не только пить кофе. Я хочу, чтобы ты позаботилась о своих физических потребностях, чтобы тот факт, что я не могу взять на себя другой твой голод, не вышел нам боком.

— Дерьмо, — пробормотала я, и меня захлестнула волна изнеможения.

— Ma petite, что не так?

Я не стала объяснять, а просто подумала о последних нескольких часах. Он получил сокращенную версию всего этого кошмара. И ответил:

— Это по-настоящему ужасно, ma petite. Мне так жаль, что тебе приходится иметь дело с подобными вещами.

— Это моя работа, — вздохнула я.

— Вообще-то, нет, но я понимаю, почему, ты так чувствуешь.

Благодаря тому, что открылась ему достаточно, чтобы разделить с ним воспоминания, я поняла, что в спальне он был один, и сидел на краю постели, как и я сейчас.

— Ричард вернулся домой?

— Oui, из Нью-Йорка прибыл Джейсон.

— Передай ему от меня привет и обними. Я по нему соскучилась.

— Как и я, ma petite. Если в следующие выходные ты все еще будешь отсутствовать, то Джей-Джей присоединится к нему здесь, в Сент-Луисе, на несколько дней.

Я подумала о блондинке-балерине, которая, наконец, покорила сердце Джейсона. Это были очень теплые мысли. Она, вероятно, была главной фавориткой среди моих любовниц после Эхо. Я не знала, почему Фортуна с Магдой оказались на третьем и четвертом местах, но я могу просто признать это факт без дальнейшего анализа. Фортуна была предана Эхо, и больше любила мужчин. Магда, казалось, относилась ко всем нам, как к приятелям по траху.

— Развлекитесь там, — пожелала я.

— Надеюсь, что к тому времени ты уже будешь дома, ma petite.

— Я тоже. Эй, спроси у него, если я приеду на следующей неделе, смогут ли они с Джей-Джей остаться подольше?

— С радостью, — ответил он.

Я улыбнулась:

— Было бы здорово.

— Я говорил по телефону с Микой о Роанах и их связи с Той-Кого-Нельзя-Называть.

— Эдуард называет ее так же. А я бы не хотела смешивать «Гарри Поттера» с этим кошмаром.

— Как пожелаешь, ma petite. Мика обсудит это более детально с Рафаэлем, поскольку они все еще на Западном побережье, пытаются предотвратить войну между оборотнями.

— Я думала, переговоры уже закончились, либо они уже выбрали, с кем будут драться, и надрали им задницы.

— Всех подробностей я не знаю, но там, кажется, все сложнее, чем казалось на первый взгляд.

Я подумала, не набрать ли Мике, но это казалось слишком сложным, особенно если мне все еще предстояло кормить ardeur. Почему я настолько выжата? Неужели из-за смены часовых поясов? Или из-за воплей Эдны Брэди? Из-за того, что две семьи были полностью разрушены новообращенным вампиром? Или меня подкосила мысль о том, что из-за того, что мы сделали с Матерью Всей Тьмы, прежний Мастер Дамиана утратила контроль, и это позволило новым вампирам найти точку опоры здесь, в Дублине? В голове продолжала крутиться мысль, что, так или иначе, мы были виноваты в том, что не уследили за этим. Мы хотели править только в Америке, и оставили вампиров прочего мира самих разбираться со своими проблемами. Я начала понимать, насколько это было наивно.

— Ma petite, это не наше дело. Не бери на себя вину за это.

— Я так громко об этом думала?

— Да, — сказал Натэниэл, направляясь в ванную и прикрывая за собой дверь. Я осознала, что в номере также были Никки, Дев и Дамиан. Мы ни за что не поместимся на этой огромной кровати.

— Это награда, ma petite, а не бремя. Запомни это, пожалуйста.

— Я так и сделаю, но спасибо, что напомнил.

— Мое время подходит к концу, ma petite. Мне нужно спать, а демону, которого мы с тобой разделяем, нужно вернуться домой, к тебе.

— Ardeur — это не настоящий демон, Жан-Клод. Это даже не зло, а просто периодическое неудобство.

— Но это все еще та сила, благодаря которой я зовусь инкубом, а ты — суккубом.

— Ладно, но я встречала настоящих демонов, Жан-Клод, и это абсолютно иной уровень зла.

— Я верю тебе, ma petite, но рассвет уже почти наступил. Ты готова к возвращению ardeur-а?

— Ты хорошо его сегодня накормил?

— Oui.

— Тогда его не нужно будет кормить снова так скоро. Я уже лучше могу его контролировать.

— Этой ночью — да, но я чувствую, что ты отдала слишком много крови, и употребляла недостаточно обычной пищи. Прибавь к этому смену часовых поясов и стресс на работе. Ты недооценивать количество потерянной энергии.

— Обещаю, что позавтракаю завтра утром и накормлю ardeur, не дожидаясь, пока он вынудит меня к этому.

— Благодарю, ma petite.

— Не за что. Я вымоталась. Мы все вымотались.

Четверо парней переглянулись, а потом уставились на меня.

— Тебе просто нужно выбрать, с кем делить постель, и мы сможем немного поспать, — с улыбкой сказал Натэниэл.

— Ma petite, все они красивы, все — прекрасные любовники, и двоих из них ты любишь. Не позволяй уродству ночи испортить этот момент.

Я вздохнула, зная, что он прав. Я правда это знала. Мой психолог тоже бы с ним согласился, но я все еще была вымотана и выбита из колеи, и у меня было смутное ощущение, что весь этот кавардак каким-то образом случился из-за меня, так почему мне досталось столько счастья после того, что пережили семьи Брэди и Ройсов?

— Это не обмен благами, ma petite, и не вопрос выбора, кому они достанутся. Не ты создала вампира, который терроризирует Дублин, не ты заставила эти семьи угодить в его лапы.

— Я начинаю верить, что что-то в убийстве Матери Всей Тьмы ослабило старого Мастера Дамиана, и позволило этому новому монстру появиться здесь, в Ирландии.

— Даже если и так, мы с этим разберемся. Решим все проблемы, которые невольно создали, но не станем брать на себя вину за них. Мы не станем, и ты не должна. Ты — королева. И тебе решать, быть королевой радости или печали. Мною правили обе, и я предпочитаю радость.

— Как и я, — согласилась я.

— Тогда докажи это мне, себе, мужчинам в твоем номере или женщинам в соседнем. При тебе столько благ. Пожалуйста, прошу, ma petite, цени их, как и себя.

— Постараюсь, — сказала я.

Я почти могла чувствовать его улыбку — не через вампирские силы, а просто потому, что знала его, знала нас.

— Благодарю, ma petite. Это все, о чем я прошу. А теперь мне нужно отправляться в постель. Джейсон выйдет из ванной как раз вовремя, чтобы мы смогли залечь на день.

— Развлекайтесь, — напутствовала я.

— Он не настолько бисексуален, чтобы нам перепали такие развлечения, да и не так у нас много времени до восхода.

— Тогда просто насладись тем, что Джейсон дома, и готов к обнимашкам и донорству, — сказала я.

— Так и сделаю. Je t’aime, ma petite.

— И я тебя.

60

Я проснулась зажатой между горячим телом Натэниэла и холодной кожей Дамиана. Вампир был мертв для мира, зато без кошмаров. Что-то в том, что мы трое прикасались друг к другу, держало Злобную Суку подальше от наших снов, а нас — подальше от ее. Вот почему помимо Натэниэла я выбрала для сна Дамиана, но вампир остыл, пока спал, и это разбудило меня. Я собиралась выйти замуж за Жан-Клода, но не знала, смогу ли я когда-нибудь спокойно спать рядом с ним или с другим вампиром. Эта мысль подпортила настроение, с которым я заснула, и которое, по-видимому, все еще было со мной.

Натэниэл издал слабый протестующий звук и плотнее прижался ко мне. Он был таким горячим, чуть ли не до лихорадки. С другой стороны от меня Дамиан становился все холоднее, но, что еще хуже, он казался мертвым. Он был таким расслабленным и тяжелым, какими бывают только мертвецы. Я отодвинулась от него, но его тело соскользнуло в образовавшееся пространство, и он все еще касался меня, такой же неподвижный и мертвый. Я начала выбираться между ними, но Натэниэл повернулся и обнял меня, удерживая между ними, сильнее прижимая меня к холодному телу Дамиана. Не как лед, но бескровному, безжизненному… Мое сердцебиение ускорилось, пульс забился в глотке, и стало трудно дышать. Мне нужно было выбраться из этой постели, подальше от этого вампира.

Я уперлась в руку Натэниэла, стараясь заставить его отпустить меня, чтобы я могла встать, но он сделал то же, что и делал обычно. Чем больше усилий я прилагала, тем крепче он стискивал меня, издавая сквозь сон протестующие звуки, бормоча про тепло, но не просыпаясь. Обычно это было мило, но не сегодня.

— Натэниэл, отпусти!

— Тепло, — пробормотал он, прижав меня так сильно, что я не могла пошевелиться, а мои попытки высвободиться привели к тому, что тело Дамиана навалилось на меня еще сильнее, так что он в буквальном смысле похоронил меня в простынях. Это откинуло меня в воспоминания о том случае, когда я проснулась в гробу с вампиршей, мечтавшей сделать меня своей слугой-человеком, как только пробудится. Я почувствовала, как в моем горле зарождается крик. Страх был удушливым и вязким.

В дверь постучали, а я закричала — это был захлебывающийся крик, но все же крик. Это напугало Натэниэла достаточно, чтобы он разжал хватку и вскочил, уставившись на меня.

— Что случилось?

— Анита, это Никки. Сейчас же открой дверь!

Он уловил мой страх.

— Я в порядке, Никки. Просто испугалась.

— Пусти меня в номер, или нам придется платить за дверь.

— Вы встаем, — отозвался Натэниэл, но смотрел он при этом на меня. Он прошептал: — Что случилось?

Я покачала головой и сползла с кровати. Я открыла дверь голой, и только тогда поняла, что в коридоре мог быть кто-то еще, кроме Никки. Я так перепугалась, что не могла ясно мыслить. Что, блядь, со мной происходит?

— Мне нужен халат, — пробормотала я, отступая обратно в номер, чтобы никто не увидел меня у двери. Я начала закрывать ее, но рука Никки помешала мне.

— Мы все тут видели тебя голой, — сказал он.

— Мы завтракаем, — подал голос Дев.

— И пьем кофе, — добавил Домино.

— Черт, ты не мог с этого начать? — Я попыталась прозвучать непринужденно, но это было ложью. Я все еще была напугана, словно нам приснился очередной кошмар, но я не помнила, чтобы мне снилось что-то ночью. Я отступила и позволила им войти в номер, воспользовавшись дверью, чтобы пощадить свою скромность — по крайней мере, пока ребята не ввалились в комнату. Потом мне пришлось закрыть дверь, и скромничать я уже не могла.

Итан старался вообще на меня не смотреть, но он был единственным из них, кто так себя повел. Домино пялился, но старался делать это без вожделения. Он держал кофе, так что я была не против, что он пялится. Дев вел себя с беззаботной развратностью, а его руки были заняты подносами с едой. В руках у Никки тоже была еда, однако веселым он не был. Это заставило меня подойти к нему для утреннего поцелуя, но его руки были слишком загружены, а я была слишком маленькой.

Натэниэл выбрался из постели, чтобы помочь им расставить еду. Дев покосился на него так же похотливо, как и на меня. Они обменялись усмешками. Я покачала головой и закатила глаза.

Схватив гостиничный халат, который висел на двери в ванную, я позволила ребятам раскладывать еду на всех горизонтальных поверхностях, которые они только могла найти.

— Фу халату, — прокомментировал Дев. — Я мечтал пялиться на вас, пока мы будем завтракать.

— Ничего личного, но Натэниэл может одеться, если интересно мое мнение, — с усмешкой сказал Домино.

Натэниэл показал ему язык, направляясь в ванную. Мы только что проснулись, и была пара вещей, которые мне не нравилось делать вместе, и одна из них — туалетные процедуры. Я все еще предпочитала делать это в одиночестве. Думаю, так будет всегда.

— Где остальные? — поинтересовалась я.

— Завтракают у себя. Здесь нет такого номера, чтобы мы все могли поесть вместе, да и обслуживания в номерах нет, — сказал Домино.

— У вас снова были кошмары? — спросил Итан.

— Тоже почувствовал, что я испугалась?

— Я не ощущаю твои эмоции так сильно, как Никки и другие, но этим утром я их почувствовал.

— Благодаря тому, что мы спали вместе, никаких кошмаров не было, но мне не по себе просыпаться рядом с одним из моих любовников, когда он настолько похож на труп. — Я посмотрела на Дамиана, который все еще лежал там кучей белой бумаги вместо кожи и алым морем волос.

— Ты вспомнила, как проснулась в гробу с той вампиршей? — уточнил Никки.

Я кивнула, задрожав даже в этом толстом белом халате. Домино протянул мне кофе. Я улыбнулась.

— Спасибо.

Он взял свой кофе и позволил остальным разобрать свои порции. Ребята ухаживали за мной, но не друг за другом — по крайней мере, не тогда, когда это не касалось помощи Натэниэлу на кухне, но то были скорее семейные хлопоты, а не милые романтические жесты. Тот, кто приносит мне кофе по утрам, определенно получит от меня пару очков.

Мой телефон зазвонил рингтоном Эдуарда. Я подорвалась, радуясь, что у кофе была крышка, и подбежала к телефону, стоявшему на зарядке.

— Привет, Эдуард, что случилось?

— Ночью Рорк сбежал из-под стражи.

— Как?

— Никто не знает. Его просто не оказалось там утром.

— Значит, он не ломал камеру. Он просто из нее вышел, — заключила я.

— На записях с камер наблюдения видно, что он поимел мозги одному из охранников. В исследованиях ничего не сказано о том, что Шелки так могут.

— Не могут, но я знаю, что некоторые звери зова и люди-слуги достаточно сильных вампиров могут захватывать взглядом, как это делают сами вампиры, — ответила я.

Он понизил голос:

— Говоришь из личного опыта?

— Ага.

— Я передам это местным охранникам и Гарде, — сказал он.

— Я не знала, что Рорк может использовать свой взгляд подобным образом, иначе предупредила бы кого-нибудь. Это и правда редкая способность для зверей зова.

— Я прослежу, чтобы все были в курсе, — ответил он.

— Мы можем чем-нибудь помочь? Мы нужны тебе в тюрьме?

— Ты знаешь, как выследить Шелки? Думаю, Роаны здесь.

— Во мне нет штамма ликантропии тюленей, и ни в ком из тех, кто со мной. Это даже не ликантропия. Это просто их сущность.

— Они разместили фоторобот Рорка в каждом участке в округе. Если он все еще в Дублине, то, скорее всего, его кто-то увидит и сообщит об этом.

— Ты как-то не слишком оптимистичен.

— Он трахнул мозги сотруднику местного участка, как Мастер вампиров, Анита. Злобная Сука не заставила бы его провернуть это, если бы не пыталась спрятать его от нас. Теперь она будет держать его при себе.

— Именно так поступил бы ты, — сказала я. — Но ты не сумасшедший. Она может поступить иначе.

— Может, но сумасшествие не всегда равно глупости и легкомыслию.

— Не спорю, — согласилась я, и отхлебнула свой кофе. Он был именно таким, как я любила — значит, его заказывал Никки, и неважно, кто донес его до двери.

— Так чем ты хочешь, чтобы мы сегодня занялись?

— Приезжайте в штаб как можно скорее. Прошлой ночью вы оказались полезны, и копы, наконец, решили показать вам больше улик.

— Ура, — промямлила я без особого энтузиазма.

— Ты в порядке?

— Я проснулась в ужасе. Вчера, когда мы общались с семьями, мне подпоганили настроение, и я, по ходу, не могу отпустить это.

— Вчера было плохо, Анита. Мы с тобой обычно не имеем дела с жертвами, только мстим за них.

— Ненавижу считать вампиров, которые убивали людей, жертвами, — проворчала я.

— Как и я. Это осложняет нашу работу в Штатах.

— Ага, — подтвердила я, и это опять прозвучало уныло.

— Тебе сегодня нужно больше бывать на солнце, если получится. Это поможет привыкнуть к новому часовому поясу. Как скоро ты сможешь приехать? Я хочу, чтобы к моменту пробуждения вампиров у нас уже была какая-то стратегия.

— Прошлой ночью были еще убийства?

— Да.

Я вздохнула.

— Буду через двадцать минут.

— Нет, — отрезал Никки. — Сперва тебе необходимо поесть.

Я нахмурилась:

— Я в курсе, что мне надо позавтракать. Жан-Клод заставил меня пообещать ему, что прежде, чем отправиться на охоту за вампирами, я поем твердую пищу, а не один только кофе.

— Он прям как Донна.

— Они оба волнуются за нас, — сказала я.

Эдуард коротко хохотнул:

— Да, так и есть.

— Почему тебя это развеселило?

— Мы с тобой такие домашние и семейные.

Я рассмеялась и отпила свой кофе.

— Да, когда мы только познакомились, то были одиночками. А теперь посмотри на нас.

— Я почти женат и с детьми, а у тебя больше сожителей и женихов, чем у большинства мормонов старой школы.

— Я не полигамистка^[22], Эдуард.

— Да ладно?

— У нас полиандрия, а не полигамия.

— Полиандрия — это многомужество, знаю, но я видел трех женщин, с которыми ты путешествуешь, и полагаю, что они внесли «гамию» в твою «андрию».

Я рассмеялась, и узел у меня в груди немного ослаб.

— Спасибо тебе за это. До скорого.

Натэниэл сказал:

— А еще ты обещала Жан-Клоду, что прежде, чем отправишься по делам, покормишь ardeur.

— Давайте поедим, оденемся и посмотрим, сколько это займет времени, — предложила я и посмотрела на Дамиана. — Его тоже придется одеть до того, как уложить в спортивную сумку.

— Одевать мертвое тело труднее, чем кажется, — заметил Домино.

— Не так уж и сложно, — возразил Никки.

Я посмотрела на одного, потом на другого. Натэниэл сказал:

— Вы ведь не об одевании спящих вампиров, верно?

Они посмотрели друг на друга, затем на нас, и ответили в унисон:

— Нет.

— Тогда вы и одевайте Дамиана, пока мы с Натэниэлом оденемся сами.

— Я сообщу остальным, что мы выходим раньше, чем планировали, — поднялся с места Итан.

— Расскажи им, что Рорк исчез, и как он это проделал, — попросила я.

— Конечно, — кивнул Итан.

Он ушел и оставил нас, чтобы мы могли одеться и подготовиться ко дню борьбы с преступностью. Я действительно была рада, что одевать вампира будут Никки с Домино. В данный момент я не хотела к нему прикасаться. При мысли об этом по моей коже бежали мурашки. Вот она, крутая и могучая истребительница вампиров.

— Тебе правда нужно покормить ardeur до того, как мы покинем номер, — напомнил мне Никки. Они с Домино перевернули Дамиана на спину. Именно так укладывают труп, прежде чем упаковать его.

Я покачала головой:

— Обещаю, что накормлю его позже, а сейчас давайте узнаем, сможем ли мы поймать преступников. — Они перестали спорить. Одним из плюсов того прикола, что все они могли чувствовать, что у меня с настроением, была способность уловить тот момент, когда я сыта по горло. Смотреть, как они одевают труп, лежащий в моей кровати, было уже чересчур. Фортуна тоже будет упаковывать Эхо в спортивную сумку. Мы будто избавлялись от тел, если не считать того, что тела мы оставляли.

61

Кое-кто, кто знал о смене часовых поясов побольше моего, разместил нас в кабинете с окном. Очевидно, большое количество солнечного света даже на второй день после приземления в другом часовом поясе помогало смягчить сбитые биоритмы. Естественный свет на улице был бы лучше, но мы довольствовались тем, чем могли, пока работали с фотографиями с мест преступлений. Натэниэл, Дев, Фортуна, Прайд, Донни и Гриффин отправились осматривать достопримечательности под лучами солнца. Натэниэл поцеловал меня на прощание, а я обернулась в него, как в любимый халат — источник комфорта, которым оказался мой любимый мужчина. Когда мы разомкнули объятия, подошел Дев:

— Моя очередь.

Я нахмурилась, потому что это было самонадеянно с его стороны, и мы были в коридоре, где на нас пялились копы. Я старалась не слишком тискаться на работе, потому что это чертовски портит твою репутацию. Но не сверкающая улыбка Дева заставила меня смилостивиться, а неуверенность в его глазах, которая дала мне понять, что он сомневался в своей желанности. Красивый и самоуверенный Мефистофель не получил бы от меня обнимашек перед другими офицерами, а вот менее уверенный в себе Дев мне импонировал. Одной рукой он обнял меня, а другой — Натэниэла. В какой-то момент мы обнимались втроем, и это было приятно, но внезапно я заскучала по Мике. Это было как волна ностальгии по ощущению его в наших общих объятиях. Я попыталась обнять их обоих, но, когда я пристроилась, мое место на груди у Натэниэла не компенсировало отсутствие соприкосновений с изгибом шеи Мики с другой стороны. Дев был таким высоким, что мое лицо прижалось к его груди еще ниже, чем у Натэниэла, и я слышала, как сильно колотится его сердце. Иногда, когда на Жан-Клоде была обувь с достаточно высоким каблуком, я могла положить голову ему на грудь, но сердце вампиров бьется не всегда, так что этот быстрый, монотонный ритм напротив моего уха был непривычен. Это и успокаивало, и нервировало одновременно, потому что я к такому не привыкла.

Натэниэл отступил, чтобы Дев мог обнять только меня. Это заставило меня прижаться к его груди, в которой так сильно и уверенно билось сердце. Он коснулся пальцами моих волос, и я подняла голову, прослеживая взглядом всю эту высокую и широкую верхнюю часть его тела, чтобы встретиться с ним глазами. Он наблюдал за тем, как я изучаю его, и я поняла, что все это чересчур затянулось. Мне следовало поцеловать его и отпустить, чтобы он вместе с Натэниэлом мог отправиться осматривать достопримечательности. Но все затянулось, и звуки вокруг нас постепенно умолкали, потому что копы и персонал постепенно отрывались от своих дел, чтобы поглазеть на нас. Я не оглядывалась, чтобы удостовериться в своей правоте или осознать, что слишком много о себе возомнила, потому что я знала: если люди действительно пялятся на тебя, ты не хочешь встречаться с ними глазами, а если не пялятся, то ты почувствуешь себя глупо, посмотрев в их сторону.

— О чем ты думаешь? — мягко спросил Дев.

— Что я никак не могу решить, какого цвета у тебя глаза.

Он улыбнулся и сказал:

— Мои водительские права утверждают, что голубые.

— Как и права Натэниэла, но ведь на самом деле они не голубые, — парировала я, улыбаясь в ответ.

— Мне нравится, что ты так много думаешь о моих глазах.

Я не стала объяснять ему, что частично это происходит потому, что не только его глаза меня озадачивали. Покрепче обняв его за талию, я прижалась плотнее. Настолько сильно, что почувствовала, как он счастлив быть здесь, а значит, мне нужно поцеловать его и отпустить, пока он не дошел до той стадии, когда ходьба причиняет неудобства.

Я немного отстранилась, и у нас появилось пространство, чтобы я могла встать на цыпочки, а он — наклониться. Он обнял мое лицо ладонью, а другой рукой придерживал меня за спину, в то время как я поднялась навстречу его губам. Поцелуй вышел мягким, однако губами мы двигали больше, чем это принято при нежном поцелуе, а кончики наших языков будто бы оставляли обещание на будущее. Мое тело отреагировало на это, так что к тому моменту, когда он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза, у меня сбилось дыхание. Если бы я была мужчиной, Деверо был бы не единственным, кому нужно кое-что поправить перед уходом.

— Ого, — едва слышно выдохнула я.

Его улыбка, глаза, все его лицо засияли от счастья. Ему нравилось, что я так на него реагирую. Одна часть меня была счастлива, а другая — сконфужена. Я думала, что знаю, сколько людей в моей жизни — скольких из них я хочу в своей жизни, и сколько из них были для периодических забав и кормления, и когда один из них выкидывает нечто подобное, мне хочется чего-то посерьезнее. Проклятье.

Натэниэл взял его за руку и потянул на себя.

— У нас еще будет время для поцелуев. Я хочу увидеть Ирландию.

Дев рассмеялся и дал ему увести себя. Я заметила, как детектив Шеридан наблюдала за нами, и знала, что больше не будет недоразумений по поводу ее влечения к этому высокому блондину. Хорошо.

Ко мне подошла Фортуна, улыбаясь и качая головой:

— Мне этого не понять, так что давай просто пожмем друг другу руки. — Она не шутила, все же подошла за поцелуем. Она была в числе женщин нашей жизни и нашей постели, так что… я закатила глаза, но потянулась за поцелуем. Мне пришлось встать на цыпочки, как и с Девом, но по сравнению с предыдущим наш с ней поцелуй вышел легким и несерьезным. Сердце Фортуны принадлежало Эхо, которую она оставляла на мое попечение, пока впервые ехала осматривать Дублин и охранять остальных. Но она подошла за прощальным поцелуем, а значит, подтверждение наших отношений для нее что-то да значило. Иногда дело не в романтике, а в чувстве принадлежности — уверенности в том, что кому-то есть до тебя дело настолько, что он готов поцеловать тебя на публике и тем самым объявить: «мое». Или, как минимум, «я подумываю это присвоить». Подтверждение было важно для Фортуны и для Дева… Деверо. Разве не странно что он больше нравился мне под таким именем? Имя «Дев» казалось мне каким-то незавершенным, как сокращение от чего-то, и, поскольку это было сокращением от «Девила» («devil» означает дьявол — прим. редактора), которое я никогда не стану выкрикивать в момент страсти, «Деверо» мне нравилось больше. Может, Шекспир ошибался, и роза под другим именем была бы не такой сладкой? («Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет» — фрагмент из «Ромео и Джульетты» — прим. редактора)

Мне было грустно наблюдать за тем, как Дев с Натэниэлом уходят без меня. Было бы здорово вместе шататься по улочкам, держась за руки, и просто побыть романтичной туристкой. Но меня ждала работа, поэтому я присоединилась к Эдуарду в том кабинете, где мы изучали улики. Никки помог мне разместить светонепроницаемые сумки с Эхо и Дамианом по бокам от моего стула, а потом вышел в коридор к Домино, Каазиму и Джейку, как примерный телохранитель. Сократ с Итаном остались в штаб-квартире вместе с Магдой. Сократ решил, что неплохо было бы показать людям Нолана скорость обычного ликантропа. Они с Итаном были хороши, но медленнее Магды, потому что они не были в Арлекине, ну, и не спали со мной и Жан-Клодом. Хотя они бы опустили эту часть и просто сказали, что годы и практика сделали ее быстрее.

Фланнери вышел в коридор вместе с моими охранниками — он остался в качестве компаньона и подкрепления, а может, даже присматривал за своим боссом. На этот раз Нолан решил присоединиться к нам в кабинете. Кто бы за ним не стоял, это кто-то изо всех сил старался, чтобы Нолан был вовлечен в процесс. Пирсону и Шеридан это не понравилось, но они отнеслись к этому, как профессионалы, которыми и были. Такое бывает, когда начальство пропихивает других людей в твое расследование.

Мы склонились над стремными фотками, разбросанными по столу, на доске висела актуальная карта Дублина, а люди приносили нам бумаги, потому что у меня не было ни айпада, ни компьютера, чтобы изучать информацию с экрана. Мой айфон был хорош во многом, но для чтения подробных отчетов криминалистов не очень подходил.

Я глянула на первую жертву с разорванным горлом и подумала: как же я не хочу быть здесь. Мне хотелось быть там, вместе с Натэниэлом, Девом и Фортуной, и даже с Донни и Гриффином. Они оба казались приятными людьми и, вероятно, могли бы стать прекрасными гидами. Я пообещала себе, что возьму несколько дней отпуска для себя и своих людей прежде, чем мы отчалим домой. Так, блядь, и сделаю, но сначала нам нужно раскрыть преступление.

Почему впервые за всю историю Дублина в нем расплодились вампиры? Почему в черте города начала увядать магия фейри? Почему прежний мастер Дамиана не приструнила новых вампиров, не уничтожила их? Неужели она действительно потеряла столько власти, и утратила ли она ее потому, что мы уничтожили Матерь Всей Тьмы? Как нам найти вампира, заварившего эту кашу, если это не Миледи? Как найти кровососа, который, по ходу, наслаждается тем, что вырывает людям глотки? Как уберечь другие семьи Дублина, чтобы они не присоединились к семье Брэди в качестве новообращенной нежити? Было так много вопросов, и нам нужны были на них ответы — именно по этой причине я не отправилась играть в туристку. Вот раскроем дело, переловим всех плохих мальчиков и девочек, спасем Ирландию от первой в ее истории вампирской чумы, тогда я и стану туристкой, а до тех пор я должна заниматься только работой, потому что если я ее не сделаю, погибнет еще больше людей.

Странно ли это, что я думаю о семье Брэди, как об умерших, хотя они стали вампирами? Я любила Жан-Клода, была помолвлена с ним, но, глядя на новообращенных вампиров в детской, все еще думала о них, как о мертвых, убитых, а не как о нежити или живых. Даже если жертвы убийств на закате восстанут из мертвых, это не всегда отменяет тот факт, что у них отняли жизнь. В Соединенных Штатах обращение в вампира против воли по-прежнему расценивалось, как убийство. Интересно посмотреть, как с этим справляются ирландские законы.

Необходимо время, чтобы привыкнуть к мысли, что жертва способна давать показания по поводу собственного убийства. Именно ирландским судьям и политикам решать, считать ли обращение против воли убийством. Все, что я знала, это что дома у нас с Эдуардом уже были бы на руках ордера на казнь всех вампирских задниц, которые были в этом замешаны, и, глядя на следы от клыков, вырванные глотки, разорванные на части тела, я знала, что такой расклад меня полностью устраивал.

62

Несколько часов спустя карта города была покрыта отметками с важными локациями и местами преступлений. Шеридан осталась, чтобы помочь нам все промаркировать цветами, хотя я думала, что у них уже была карта с отметками. Я действительно спросила об этом:

— Разве мы не дублируем все то, что вы проделали в отделе убийств?

— Мы его так не называем, — сказала она.

— Прошу прощения, но как бы вы ее не называли, вы ведь уже проделывали это?

— Они хотят посмотреть, может, ты найдешь что-то, что они упустили, — пояснил Эдуард. — Если они дадут тебе свою карту, ты сконцентрируешься на том, что они считают важным.

Я подарила ему многозначительный взгляд:

— Мы теряем время, повторяя одно и то же.

— Не совсем, маршал Блейк, мы хотим узнать ваше мнение без нашего влияния.

Я могла бы принять это объяснение, но не купилась на него. Я была практически уверена, что они не хотели показывать мне все улики — на тот случай, если в итоге я окажусь плохим некромантом.

Они позволили мне выбрать цвета для каждой точки, которую я захотела отметить. Что ж, круто. Цвет для домов жертв, которые выжили, но еще не превратились в вампиров, и места, где они были атакованы, если это было известно, — они отмечались другим цветом. Флажки для тех, кто не выжил, и не превратился в вампиров. Флажки для тех, кто восстал в качестве немертвых. Флажки для настолько изувеченных, что даже полиция сомневалась, были ли они жертвами вампиров, или у них тут серийный убийца. Они были почти уверены, что это поддавшиеся обретенной силе молодые вампиры, потому что нужно быть сильнее человека, чтобы разорвать тела подобным образом.

Эти фотографии я рассматривала дольше всех, потому что вампиры редко вот так разрывали тела. Я смотрела на эти снимки, а мой мозг отказывался «видеть», какими эти люди были раньше. Так разум защищает нас от ужасных картин, которые могут травмировать психику. Однако это была часть моей работы — смотреть на вещи, большинство которых обычные люди никогда не увидят. Я не могла позволить себе отвернуться, потому что с местом преступления было что-то не так. В нем было что-то нехарактерное для убийств, совершенных вампирами.

Я разложила снимки на своей части стола и заставила себя попытаться сложить их в общую картину. Мне очень хотелось прислушаться к собственному разуму, когда он твердил: «не смотри, нам не нужны новые кошмары». Но я знала, что если отступлю, то могу что-нибудь упустить, и часть меня всегда будет думать, что то, что я упустила, могло стать ключом к раскрытию дела. А раскрытие дела означало спасение жизней, поэтому я смотрела на фотографии.

Сперва я не была уверена, одно это тело или два. Я смотрела на плечо с целым предплечьем, но без кисти. Отдельно кисть — вероятно, с того самого предплечья. Даже сквозь всю эту кровь я видела, что пальцы были достаточно толстыми, а кисть — крупной, и рука, вероятно, принадлежала мужчине. Рука была довольно мясистой, и я могла почти твердо сказать, что, это мужчина. Рядом находилась нижняя часть тела — она казалась неповрежденной и была довольно крупной, так что тут у нас один мертвый мужчина. Я уставилась на прочие кровавые кусочки, пытаясь воссоздать из них отсутствующие фрагменты верхней части тела, но у меня не получалось. Не знаю, в чем было дело — то ли куски слишком мелкие, то ли их просто не хватало. Если второе, то тут поучаствовали не только вампиры, потому что они не могут есть твердую пищу. Тело мужчины было одним из трех растерзанных на части. Ни у одного из трупов не было ничего похожего на голову во всей этой кровавой мешанине, но вокруг было достаточно разбросанных фрагментов, чтобы предположить, что голова могла быть раздроблена и валялась кусками среди всего этого месива.

— Вы выглядите озадаченной, маршал Блейк, — прокомментировал Пирсон.

Я перевела взгляд на него:

— Я пытаюсь понять логику серийного убийцы и воссоздать недостающие части тела. Вы нашли все фрагменты трупа этого мужчины на месте преступления?

Пирсон обменялся взглядами со всеми, кто был в комнате, включая Эдуарда и инспектора Люка Логана. Инспектор Логан был среднего роста и выглядел совершенно непримечательно, волосы у него были темные. Он постоянно расхаживал по кабинету, который был недостаточно просторным для этого. Логан присоединился к нашей развеселой маленькой компашке пару часов назад. К тому времени у нас уже имелся большой стол, стулья на пятерых и стенд с картой. Плюс сумки с Эхо и Дамианом у моих ног за спинкой стула, на котором я сидела. Здесь и так было тесно вшестером, но когда ваш шестой энергично расхаживает и в процессе разговора размахивает руками… Я довольно быстро поняла, почему его все недолюбливали.

— Что нужно искать? — спросил Нолан, стоя по другую сторону от Эдуарда, который усадил его в конец стола. Я поняла, что не только меня не посветили в этот всезнающий взгляд. Меня бесило, что Эдуард что-то скрывал от меня, но когда он этого не делал? Он обожал свои чертовы тайны. Позже я поговорю с ним об этом, с глазу на глаз.

— Я же говорил, что она заметит, — сказал Эдуард.

— Заметит что? Почему так важно, сможет ли Блейк отыскать все части тела? — спросил Нолан. Он посмотрел на фотографии, которые лежали передо мной.

— Ты можешь найти все фрагменты трупа на этих фотографиях? — спросил Эдуард, глядя на Нолана.

Капитан помолчал с минуту, глядя в лица присутствующих. Только Логан смотрел в сторону, скрестив руки на груди, словно пытался чего-то не выдать. Наконец, Нолан произнес:

— Нет, но некоторые куски могли растащить бродячие собаки или вороны.

— Ты видишь следы животных в крови? — спросил Пирсон.

Нолан наклонился ближе к снимкам через Эдуарда. Я подтолкнула их к нему, но в конце концов он покачал головой.

— Нет.

— Мы не исключаем, что вороны или другие птицы, пролетавшие мимо, не растащили куски до того, как мы обнаружили тело, но у нас тут не водятся настолько крупные птицы, которые могли бы унести столько всего, позволив нам свалить на них недостающие фрагменты.

— Что, по-вашему, случилось с недостающими частями? — спросил я.

— Я не знаю, — ответил Нолан.

— Вообще-то, я спрашиваю у всех, кто сейчас здесь, а не только у вас, Нолан. Вы такой же опоздавший на этой вечеринке, как и я.

— Сперва мне бы хотелось услышать ваши предположения, — сказала Шеридан.

— Почему?

— У Форрестера есть гипотезы, но я настоял на том, чтобы он не делился ими с вами, пока у вас не появится возможность лично осмотреть улики, — ответил Пирсон.

— Зачем скрывать от меня информацию?

— Потому что Тед целыми днями нахваливал вас, и мы хотим знать, настолько ли вы хороши, как он говорил, — ответил Логан, махнув рукой в сторону Эдуарда.

— Не в этом дело, — окинул Логана хмурым взглядом Пирсон.

Шеридан отступила от карты:

— У Теда есть… интересные догадки по поводу конкретных снимков. Он хочет знать, придет ли другой охотник на вампиров к таким же… выводам.

Они все с такой осторожностью подбирали слова, даже Логан был менее прямолинеен, что, видимо, давалось ему с трудом. Я вздохнула и покосилась на Эдуарда. Он ответил мне прямым взглядом:

— Говорил же, я знал, что ты заметишь.

Я передвинула фотографии обратно и вновь разложила их перед собой.

— Вы разложили их здесь, чтобы сбить меня с толку?

— В каком смысле сбить с толку? — не поняла Шеридан.

— Обмануть.

— Нет. Конечно же нет, — Она выглядела такой озадаченной, что я ей поверила.

— Эти снимки из другого дела? — продолжила я.

— Почему вы об этом спрашиваете, маршал? — спросил Пирсон.

— Они не сочетаются. Не только с этим мужчиной, но и вообще с другими разорванными телами.

— У нас их только три, — сказала Шеридан.

Я посмотрела на нее, чтобы убедится, не прикалывается ли она, но она смотрела на меня абсолютно серьезно.

— Неужели в Дублине настолько много расчлененки, что три новых трупа — это просто фигня?

— Нет, конечно же нет, — повторила она.

— Это такая же редкость в нашем городе, как и в вашем, — ответил Пирсон.

Я посмотрела на Нолана и Эдуарда. Первый выглядел озадаченным, а второй — загадочным. Никто не хранил секреты так, как это делал он — никто из живых, по крайней мере.

— Это не похоже на работу вампиров, — заключила я.

— Мы думали, они достаточно сильны для подобного, — сказал Пирсон.

— Так и есть, но им несвойственно столь грубое насилие.

— Почему нет? — спросил Пирсон, и смотрел он на меня при этом таким взглядом, словно хотел залезть мне в голову и увидеть, о чем именно я думаю.

— Пустая трата крови и вообще слишком грязно. Если вы разорвете тело, то зальете себя кровью. После этого уже нельзя прогуляться по улицам так, чтобы никто не позвонил в полицию.

— Если не брать в расчет напрасную трату крови, то, что вы сейчас сказали, можно применить к кому угодно, — заметил Пирсон.

— Человек не может разорвать тело вот так, — прокомментировал Логан, махнув рукой так, что практически задел плечо Шеридан. Он отшатнулся от нее, словно обжегся, и отошел в другую часть комнаты, поближе к двери.

— Не похоже, что для расчленения пользовались ножом, верно? Вы обнаружили следы инструментов?

— Никаких следов инструментов, — ответил Пирсон.

— В таком случае, я не думаю, что это сделал человек.

— Что же вы тогда думаете об этом, Блейк? — спросил Логан.

— Я думаю, что у вас тут может быть серия преступлений, совершенных вампирами, но помимо этого что-то еще прибыло в город. Я согласна, что это что-то сверхъестественное, но единственное, чего не могут вампиры, это есть твердую пищу. Серийный убийца, если это человек, мог бы забрать трофеи, чтобы съесть их позже, но он недостаточно силен, чтобы разорвать тела на части. Вампир способен на это, но у него нет повода забирать с собой мясо с места преступления.

— Вы только что назвали части тел жертв «мясом»? — требовательно вопросил Логан, меряя шагами комнату и стараясь занять еще больше пространства, чем мог. Пирсон и Нолан были выше него, и почти все присутствующие тягали больший вес, чем можно было сказать по их телосложению, включая Шеридан — я включила ее, когда увидела ее предплечья, которые выглядывали из-под коротких рукавов белой блузки. Она была сложена как более высокая версия Морта — вся сплошь сухожилия и мышцы, если не брать во внимание значительные изгибы. Может, она и была худой, но качалась. Мне нравилось, что я была не единственной женщиной в комнате с рельефными бицепсами.

— Предполагаю, так думает наш убийца.

— Что вы имеете в виду, Блейк? — спросил Пирсон.

Я подавила в себе внезапный порыв глянуть в сторону Нолана.

— Оборотень мог бы растерзать тело без каких-либо инструментов, и он мог бы сожрать фрагменты тела.

— Но разве оборотень не будет покрыт кровью и не лишит себя возможности скрыться от полиции, как вампир или человек? — спросил Нолан. Если ему и было не по себе в этом разговоре, то он никак этого не показал. Если бы я не знала его тайну, то и не догадалась бы.

— Так и есть, но оборотень может буквально сменить не только одежду, но и кожу, так что, даже если зверь был покрыт кровью, приняв человеческую форму он очистится от нее.

— И тем не менее, мы должны были бы найти рядом с местом преступления обнаженного человека без сознания, но мы его не нашли.

— Я им сказал, что не все ликантропы впадают в подобие комы, когда перекидываются обратно в человека, но мне не поверили, — заметил Эдуард.

— Почему? Ты же прав, — удивился я.

— Потому что, согласно литературе, они засыпают, чуть ли не впадают в летаргический сон после того, как перекидываются из зверя обратно в человека, — объяснил Пирсон.

— Вы же не думаете, что знаете больше, чем все остальные эксперты вместе взятые?

— В данном случае — да, думаю, потому что книги, которые вы читали, написаны людьми, изучающими ликантропов, может, бравшими у них интервью. А я с ликантропами живу, — сказала я.

— Я им просто хороший приятель, — добавил Эдуард голосом Теда. — И, тем не менее, это более личный формат взаимодействия, чем книги от экспертов.

— Как вы можете быть уверены? — спросила Шеридан.

— Мы читаем ту же литературу, что и вы, — ответила я. — И я читала ее до того, как лично познакомилась с оборотнями. Многие из них вынуждены впадать в спячку, им необходимо проспаться. Но на самом деле, большая часть тех, кто впадает в столь крепкий сон, даже не помнит ночей, проведенных в животной форме.

— И вы утверждаете, что некоторые из них просто меняют форму и могут спокойно уйти с места преступления вроде этого? — уточнила Шеридан.

— Безусловно.

— Это тот самый момент, когда я могу сказать: «а я говорил», — заметил Эдуард с сильным южным акцентом.

— Только если ты не джентльмен, но я знаю, что ты джентльмен, — с улыбкой проговорила Шеридан.

Эдуард слегка улыбнулся ей и чуть кивнул. Если бы на нем все еще была шляпа, он точно бы приподнял ее. Я не могла сказать, реально ли он флиртовал с Шеридан или был настолько погружен в свое тедовское альтер-эго, что просто не мог повести себя иначе.

— Итак, вы были правы насчет нее, Форрестер, — резюмировал Логан, продолжая мерить шагами стену у двери. — Вы натаскали ее. Обучили всему, что она знает.

— О, нет, Логан. Я помог Аните преуспеть в убийстве монстров. Она же научила меня лучше их понимать.

— Спасибо, Тед, а вот вам мне сказать нечего, Логан. Обожаю, когда мужики полагают, что если в жизни женщины есть мужчины, то всему, что она знает, она обязана им.

Он бросил в меня хмурый взгляд, но на фоне Нолана в этом деле он был просто любителем.

— Это просто фигура речи, Блейк.

— Повторяйте себе это почаще, Логан, пока остальные заняты делом и ловят злодеев.

— Каких еще злодеев, Блейк? Вы здесь, чтобы помочь нам найти стоящего за всем этим вампира, так что у нас тут только один злодей.

— Здесь есть кто-то, кто убивает людей, разрывая их на части — скорее всего, это не вампир, к тому же, у нас тут парочка шей без следов от клыков.

Эдуард выудил нужные фотки из кипы снимков, и мне даже не пришлось указывать на них. Он передал их мне, и я выставила их перед Логаном, Пирсоном и Шеридан так, словно устраивала презентацию. Если Нолан желает разглядеть получше, ему придется придвинуть свой стул. — Ваши судмедэксперты обнаружили отметины, которые могли оставить человеческие зубы?

— Нет, — ответил Пирсон. — Но настолько беспощадный укус, когда вампир треплет рану, как терьер крысу, может смазать четкость отпечатков зубов.

На мгновение я прикрыла глаза, прогоняя от себя воспоминание о вампире, который проделал со мной подобное когда-то.

— Анита отлично осведомлена об этом, старший офицер Пирсон. — Я посмотрела на Эдуарда, пытаясь взглядом спросить у него, как много он хочет, чтобы я показала и рассказала. У меня были шрамы от точно такого же укуса вампира, о котором говорил Пирсон.

— Хотите сказать, что у нас в Дублине три серийных преступника, включая серийного убийцу-человека, который использует собственные зубы, чтобы рвать ими глотки? — требовательно вопросил Логан, остановившись, чтобы уставится на меня.

— Нет, я говорю, что это вероятно. Просто наличие вампиров и насильственных преступлений в одном городе не означает, что все эти преступления связаны с вампирами.

— Мы не пытаемся повесить все насильственные преступления на вампиров, маршал Блейк, — возразила Шеридан, стоя у пробковой доски. Думаю, она встала в надежде, что Логан воспользуется ее стулом — не свезло.

— Я это знаю, инспектор Шеридан, но для одного вампира тут слишком много жертв.

— Мы не идиоты, Блейк. Мы в курсе, что ни один вампир-одиночка не мог сотворить все это, — буркнул Логан, указав на карту таким размашистым жестом, что едва не треснул Пирсона по башке. Сам Логан либо не заметил этого, либо проигнорировал, потому что даже не извинился. Он вновь начал расхаживать вокруг стола, то и дело проходя за спиной у Нолана.

Нолан встал и отошел в дальний угол стены с окном. Он уперся спиной в угол так, чтобы у Логана не было возможности маячить позади него. Он даже сказал Логану, что если тот снова начнет маячить позади него, то окажется на полу, но Пирсону это не понравилось. Логан был ему не по душе, но его вынудили терпеть участие Нолана в расследовании, так что сам Нолан также не был его любимчиком. Пирсон сказал:

— Если вы попытаетесь повалить на пол одного из моих людей, то у нас с вами будет разговор, который вам не понравится.

Нолан стоял в углу, глядя на Логана, который вновь прохаживался вокруг стола, маяча за спиной у меня и Эдуарда. Как я уже сказала, кабинет был не настолько просторным, чтобы наматывать по нему круги, особенно когда в этом пространстве было так много взрослых.

— Анита не утверждала, что один и тот же вампир напал на всех жертв, — сказал Эдуард.

— Именно это она и сказала.

— Нет, не это. Я…

— Вы это сказали.

— Но это не означает, что…

— Как это может означать что-то другое? — потребовал он голосом, в котором скулеж перемешался со злостью. Звучало неприятно. На самом деле, мне пришлось приложить усилие, чтобы не заскрежетать зубами.

— Если вы прекратите перебивать меня, то я поясню.

— Вы считаете себя экспертом по вампирам, и это делает вас лучшим копом, чем мы. Так?

Он прошелся мимо Нолана, и тот сказал:

— Не маячь передо мной, Логан.

Логан развернулся и направился обратно к столу и ко мне. Он попытался пройти между сумкой с Эхо и пробковой доской, но двигался быстрее, чем вписывался в этот узкий промежуток, и потому споткнулся о сумку. Я бы спустила ему это, если бы после он ее не пнул.

Я встала, перешагнула через сумку с Эхо, на ходу вписав плечо в Логана. Он отшатнулся, хотя был как минимум на пять дюймов выше меня и почти на сотню фунтов тяжелее (12 см. и 45 кг. — прим. редактора).

— Какого черта, Блейк? — едва не прокричал он.

— Вы пнули одного из моих людей.

— Они ничего не чувствуют. Сейчас день.

— Кто сделал вас экспертом по вампирам, Логан? — спросила я, и вновь шагнула к нему. Ему пришлось отступить, иначе я бы на него наступила.

— Я их не трахаю, чтобы быть экспертом, — рыкнул он.

— Логан! — ахнула Шеридан.

— Могу поспорить, вампиры — не единственные, кого вы не трахаете, — парировала я.

— Маршал Блейк! — прикрикнул Пирсон. Я слышала, как отодвинулся его стул, и встала так, чтобы видеть его. Я знала, что он не несет мне реальной угрозы — просто сделала это на автомате.

— Какого хрена это значит? — Лицо Логана потемнело то ли от гнева, то ли от смущения.

— Это значит, что каждый раз, когда кто-то начинает обвинять меня, что я использую секс, чтобы хорошо делать свою работу, как правило, это означает, что либо этот кто-то хотел меня трахнуть, а я отказалась, но мы с вами недостаточно для этого знакомы, либо же это означает, что ему вообще никто не дает, и он просто бесится от того, что у меня больше секса, чем у него.

Лицо Логана стало приобретать пунцовый оттенок — это было не смущение, это было кровяное давление. У инспектора Логана пылкий темперамент — отлично, может, удастся его спровоцировать на какую-нибудь глупость, и Пирсон отправит его домой.

Эдуард встал со стула, но не пришел мне на выручку. Он знал, что я в ней не нуждаюсь, ну а я знала, что встал он не без причины. Он обогнул стол, говоря на ходу:

— Рэйчел, не думаю, что тебе стоит слушать все это, — сказал он, используя наилучшую версию своего тедовского акцента. — Почему бы тебе не сводить меня на чашечку чая в отеле, который ты так нахваливала?

О, Господи ты боже мой, Эдуарду в голову пришла та же идея, что и мне. Мы собирались вынудить Логана потерять самообладание.

— О, Тед… — начала было Шеридан, и я была почти уверена, что она выдаст что-то типа того, что ничего такого, с чем она не сможет справиться, она не услышит, но Логан не дал ей возможности ответить.

— Ты не пойдешь с ним ни на какой чай в отеле, — проорал он, ну, или почти проорал. Я стояла достаточно близко, чтобы это прозвучало очень громко.

— Я пойду с кем хочу и куда хочу, — отрезала Шеридан, повысив голос.

— Нет! — рявкнул он.

Я продолжала смотреть на него, борясь с желанием обернуться и посмотреть на Шеридан, которая стояла позади меня. Я стояла к Логану ближе всех, и, если он окончательно сорвется, я хотела, чтобы у меня был шанс подлить масла в огонь и не быть при этом избитой или затоптанной. Его лицо побагровело от гнева. Он был слишком молод — сорок с хвостиком, и даже близко не был таким крупным, чтобы иметь подобный цвет лица в таком состоянии. В его горле послышался какой-то невнятный и низкий звук. Я хотела, чтобы он покинул комнату, а не чтобы его хватил удар, но вдруг поняла, что не знаю, какой из этих вариантов вероятнее. Его в буквальном смысле переполняло бешенство. Вау.

— Инспектор Логан, воздержитесь от персональных высказываний в адрес инспектора Шеридан. Вас не раз предупреждали об этом, — сказал Пирсон глубоким и хорошо поставленным голосом, так что он перекрыл бы любого, кто бы ни заговорил. Это заставило меня задаться вопросом, не посещал ли Пирсон уроки сценического мастерства.

Под правым глазом Логана забился нервный тик. Руки сжались в кулаки. Казалось, он боялся пошевелиться и даже заговорить, потому что не доверял самому себе. Я тоже была вспыльчивой, но это уже какой-то новый уровень. Интересно, не обязывали ли его проходить курсы по управлению гневом? И если это то, что вышло после, то я рада, что не застала то, что было до.

Он пристально смотрел мимо меня на Шеридан — я была практически в этом уверена, но сама смотрела на Логана. Он был взбешен. Если коснуться его кожи, будет ли она пылать жаром? Мой желудок свело, как от голода. Я же завтракала. И тут до меня дошло, что с тех пор, должно быть, прошло уже часов пять, а может, и того больше. Я пропустила прием пищи. Блядь.

Я посмотрела на жилку, которая билось под глазом Логана. Он был очень зол, его переполняла ярость. Я с трудом сглотнула, борясь с желанием принюхаться к его коже и убедиться, что она пахнет едой. Я кормилась не только похотью и любовью, я могла питаться и чьим-то гневом. Я могла коснуться руки Логана, его лица, и выпить всю эту ярость. Если я буду аккуратна, то он просто успокоится. Если не буду, его дезориентирует, может, он даже забудет последние минуты произошедшего. Это не сильно отличается от вампирских игр с разумом. Если я буду осторожна, то заберу совсем немного, и никто не узнает. Это успокоит его. Поможет. Как только я об этом подумала, то отступила назад. Я не могу при свидетелях питаться на ирландском копе. Если уж некромантия заставила их считать меня злом, то высасывание энергии уж точно заставит их в этом убедиться.

— Ты в порядке, Анита? — спросил Эдуард, потому что он заметил, как я отступила назад. В стандартной ситуации я бы не отошла подальше от Логана.

— Нет, не думаю, что я достаточно ела сегодня. Буду благодарна, если кто-нибудь принесет мне кофе, а вы насладитесь великолепным чаем, но, думаю, мне нужна настоящая еда. — Я немного перефразировала свои последние слова, надеясь, что он поймет, что я имею в виду.

— Если ты думаешь, что кофе будет недостаточно, то с тобой точно что-то не так, подруга. — пошутил он, растягивая слова, но он все понял. Эдуард уже видел, как я питалась.

— Мы можем заказать еду, — предложил Пирсон.

— Думаю, мне необходимо немного подышать воздухом, — сказала я. Мне нужно было оказаться подальше от Логана, который по-прежнему чуть ли не дрожал от ярости. Я боролась с желанием сказать, что ему необходимо изучить медитацию или взять несколько уроков йоги, просто чтобы посмотреть, насколько сильно я могу его взбесить. Он был бы прекрасной закуской.

— Я извиняюсь за инспектора Логана, — сказала Шеридан.

Это поставило точку для него. Он отступил и, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Я была почти уверена, что он не доверял себе, так что бегство было для него единственным выходом. Когда за его спиной аккуратно закрылась дверь, Пирсон сказал:

— Не судите нас по Логану.

— Чего с ним не так? — спросила я, переводя дух.

Пирсон посмотрел на Шеридан, она казалась смущенной.

— Я совершила ошибку, начав встречаться с коллегой-офицером, и когда мы расстались… — она покачала головой. — Это было серьезной ошибкой с моей стороны.

— Пойду проверю Логана. Думаю, с моей стороны было ошибкой полагать, что вы оба снова сможете работать над одним делом. — Пирсон ушел, закрыв за собой дверь.

— Если не встречаешь людей на работе, то где их встречать? — спросила я. Теперь, когда Логан ушел, я могла дышать чуть свободнее.

— В том-то и дело, — ответила Шеридан, и ее симпатичное лицо сделалось очень несчастным. — И все же это было ошибкой.

— Встречаться с Логаном? О, да.

— Он не всегда таким был. Клянусь. Конечно, он темпераментный, но не настолько.

— Вы не должны оправдывать Логана, — послышалось со стороны стены, у которой стоял Нолан.

— Но я чувствую, что должна, будто это в какой-то степени моя вина, — возразила она.

— Вы не должны встречаться с мужчиной только потому, что его огорчает ваш разрыв, — сказала я.

— В море полно другой рыбы, инспектор, тебе всего лишь нужно порыбачить чуть дальше в океане, — посоветовал Эдуард.

— Но всю хорошую рыбу уже выловили, — ответила она, посмотрев на него.

— Не всю, — возразила я.

Она посмотрела на меня и широко распахнула глаза:

— Ну, вы свою норму уже выловили.

— И даже более того, — согласилась я.

Она улыбнулась.

— Что ж, дайте знать, если решите выпустить одну из рыб обратно. Кто знает, может, я захочу оказаться там с сетью.

— Я учту, — ответила я с улыбкой.

— Думаю, Аните и ее людям в коридоре все еще необходимо подкрепиться, — напомнил Эдуард.

— Мы можем заказать еду на всех, — предложила Шеридан. — Если только для вас не проблема есть и одновременно смотреть на эти фотографии.

Я глянула на разорванные глотки, изувеченные тела, и меня посетила мысль:

— Я отвлеклась. В этом месиве есть фрагменты черепа и мозга?

— Что вы имеете в виду, Блейк?

— Я о том, что они размозжили черепа, смешав их содержимое с другими останками, или просто забрали головы с собой?

— Мы не нашли мозговых тканей на местах преступлений, — ответила она.

— Значит, кто бы их не убил, он все-таки прихватил с собой сувениры.

— Почему они не съели голову? — спросила Шеридан.

— Это как головы животных — они так себе в сыром виде, хотя, говорят, если смешать мозги с яйцами, выходит отличная болтунья.

Шеридан вылупилась на меня.

— Вы ели мозги?

— Нет, но у меня в колледже была знакомая, семья которой держала коровью ферму, и их мать в тайне от детей подмешивала коровьи мозги в яичницу. Они не знали и думали, что это просто очень вкусно, пока не стали жить самостоятельно и не попытались приготовить болтунью так, как это делала мама, но не смогли добиться такой же пышно-кремовой текстуры.

Эдуард тихо усмехнулся, а Шеридан побледнела. Нолан тоже хмыкнул и попытался перевести смешок в кашель. Эдуард извинился:

— Я смеюсь не над тобой, Рэйчел. А над тем, что Анита решила рассказать нам эту историю прямо перед трапезой.

— После еды нам все равно изучать фотки с мест преступлений. Не думаю, что история о яйцах стала бы проблемой.

Он вновь рассмеялся и похлопал меня по плечу:

— Продолжай в том же духе, суровая женщина. В этом ты хороша.

Я закатила глаза и хотела ответить ему какой-нибудь киношной шуткой, но на ум ничего не приходило.

В комнату заглянул Пирсон.

— Чего желаете на обед?

— Только не яйца, — взмолилась Шеридан.

63

Сэндвичи не были ирландскими — еда как еда. Когда заказываешь себе сэндвичи, их можно есть, попутно разглядывая кипу документов и фотографий на столе, бутерброды — это просто бутерброды. Эти сэндвичи были ничего, но и ничего особенно из себя они тоже не представляли. Атмосфера была как на одной из моих рабочих поездок, вот только в этот раз я единственная заказала себе колу — даже Эдуард взял бутилированную воду. Он сказал, что если сегодня я буду хорошо себя вести, то нам, возможно, позволят есть в просторном кабинете, чтобы не приходилось тесниться за детским столом.

— Не понимаю, о чем ты, Тед, — сказала Шеридан. Очевидно, Пирсон решил поесть где-то в другом месте, или пропустить обед и подержать Логана за руку, а может, выбить из него дурь. Мне вообще фиолетово, пока Логан был где-то еще. Я понимала, что мне снова придется с ним работать, но лучше потом, чем сейчас.

— За твоим столом, как мы обычно делаем, обедать было бы удобнее, — пояснил он со своей тедовской улыбкой, которая заставляла женин таять, но никогда не срабатывала на мне, потому что когда я познакомилась с ним, он был просто Эдуардом. Его амплуа хладнокровного убийцы было куда менее обаятельным, чем образ старины Теда.

Шерридан действительно выглядела слегка смущенной, кроша своим сэндвичем на одну из фотографий. Благодаря современным технологиям мы в любой момент могли распечатать еще, и, тем не менее, вы ведь стараетесь не загадить улики. Шеридан потянулась за салфетками, а я бросила на Эдуарда вопросительный взгляд, приподняв бровь. Он как ни в чем не бывало ответил мне невинной улыбкой, а затем кинулся помогать ей прибираться, отчего она вновь начала все опрокидывать. Не знаю, в какую игру он там играл, но это точно была игра. Лукавство — не мое, поэтому я даже не пыталась, однако он был в этом профи. Просто непонятно, почему он играл именно с инспектором Шеридан. Может, его это забавляло? Я не узнаю, пока он сам мне не скажет, а если спрошу об этом прямо, то и подавно, поэтому я просто наблюдала за представлением.

Нолан, вновь сидевший в дальнем конце стола, поймал мой взгляд, и это дало мне понять, что он сам задается вопросом, какую игру ведет Эдуард. Я едва заметно пожала плечами и вернулась к своему сэндвичу.

— Интересно, появились бы у Джейкоба Пеннифезера какие-нибудь мысли по этому делу, — произнес Эдуард, помогая Шеридан подбирать снимки, которые она случайно смахнула со стола.

Она уставилась на него широко распахнутыми и слегка растерянными карими глазами:

— Не знаю.

— На прошлом месте преступления он больше нашего знал о спасении вампиров. Мы с Анитой лучше разбираемся в том, как их убить, а не как исцелить.

Она встала, прижав к груди снимки.

— Не думаю, что это дело о спасении вампиров.

Неужели Эдуард флиртовал с ней потому, что ею можно было манипулировать? Без конкретной цели, просто чтобы иметь возможность получить необходимое. Причина была в этом? Если так, это было весьма расчетливо. Он был моим лучшим другом, но иной раз я забывала, насколько черствым он мог быть с другими людьми. Он заставит Шеридан делать что-то, что нам выгодно, пусть даже это поставит под угрозу ее карьеру? Его вообще это волнует? Однажды он сказал мне, что пытался манипулировать мной, как женщиной — то есть, флиртовать, но я была настолько невосприимчива, что он бросил эту затею. Наблюдая за ним и детективом, я гадала, как бы все сложилось, окажись я более податливой.

Нолан качнул головой, и я посмотрела на него, поощрив его поясниться, если у него было такое желание.

— Приятно видеть, что хоть один из нас в этом поднаторел. — Его усмешка вышла слегка ироничной, но не несчастной. Он правда наслаждался.

Эдуард обернулся и вновь одарил нас улыбкой более молодой версии себя:

— Это не единственное, в чем я поднаторел.

Нолан громко рассмеялся, поразив меня и Шеридан. Мы с ней обменялись одним из тех взглядов, каким переглядывались женщины в обществе мужчин еще со времен зарождения наскальной живописи. Я пожала плечами, потому что в данном случае действительно не въезжала. Я посмотрела на них — их глаза сверкали веселым огоньком и каким-то тайным знанием, которое они давным-давно разделили между собой.

— Если спрошу, что вас так позабавило, вы ответите?

Они снова обменялись взглядами, которые для них имели больше смысла, чем для меня. Нолан покачал головой. Эдуард сказал:

— Тебе это не покажется смешным.

— Знаешь, пару лет назад я бы сказала: испытай меня, — пробормотала я. Мой ответ вновь вызвал смех у Нолана, и он прикрыл свое лицо руками. Я мрачно зыркнула на него, но продолжила: — Теперь же я просто поверю, что это и правда меня не позабавит.

— Благодарю, — ответил Эдуард, его лицо все еще светилось от смеха, который он сдерживал. — Знаю, с твоей стороны это — высокая похвала, ведь ты предпочитаешь быть в курсе всего, что происходит вокруг.

— А если я хочу знать, о чем речь? — вмешалась Шеридан.

Ребята глянули на нее, друг на друга, а затем заржали, как пара подростков. Я никогда не видела Эдуарда таким — мне это нравилось, но в то же время нервировало.

— Поверьте, Шеридан. Если Тед считает, что мне не будет весело, то вам и подавно.

— Это какие-то мужские штучки? — спросила она.

Я кивнула:

— О, да.

Она покачала головой, и у нас случился один из тех моментов, когда женщины качают головами, глядя на мужчин своей жизни. Обычно в такие моменты я была одна, так что было приятно разделить с кем-то чувство превосходства, вместе закатывая глаза просто потому, что мы не были мужчинами. Мужчины тоже так делают с женщинами.

Я уплетала остатки своего сэндвича, пока они продолжали свою мужскую версию хихиканья. С какой бы целью не был затеян флирт с Шеридан, он встал на паузу, пока мужчины налаживали свою связь, а может, возрождали ее. Наблюдая за этим и за флиртом, я поняла, что мой лучший друг чертовски удивлял меня в этой поездке.

После того, как все покончили с обедом, Пирсон присоединился к нам без Логана. Меня это устраивало. Шеридан все-таки поговорила с Пирсоном о том, чтобы ввести Джейка в расследование. Тот не дал прямого согласия, но небольшой флирт Эдуарда окупился. Это заставило меня задуматься о том, насколько сговорчивей она бы стала, если бы он действительно пригласил ее на ужин, но это казалось скользкой дорожкой, потому что я планировала быть шафером на его свадьбе.

— Мистера Пеннифезера и его напарника нет в коридоре, чтобы мы могли пригласить их сюда, даже если бы я и дал на это добро, Шеридан. Сейчас на посту только Мердок и Сантана.

— Они собирались перехватить сэндвичей, — сказала я. — Неудобно есть стоя в коридоре. Международный перелет отнимает много сил, так что мы все еще немного оклемываемся.

— Мы могли бы предложить вашим людям стол или другое место, чтобы они могли поесть, — предложил Пирсон.

— Было бы чудесно, — поблагодарила я.

Пирсон встал и направился к двери:

— Посмотрю, что я могу предложить.

— Спасибо, инспектор, но я почти уверена, что двое из них останутся у двери.

— Я понимаю, вы намекаете, что они на страже, но мы с вами находимся в полицейском участке.

— Верно, но до тех пор, пока они не участвуют в расследовании, они будут выполнять свою первостепенную задачу.

— У ваших людей даже жетонов нет в вашей стране. Я не могу обосновать, почему позволяю им увидеть улики текущего расследования.

— Абсолютно разумно, — сказала я.

Пирсон покосился на меня:

— Почему это прозвучало, как критика?

— Ничего такого не имела в виду, — ответила я.

Он перевел взгляд с меня на Эдуарда и обратно. И вид у него при этом был весьма недоверчивый. Обычно люди узнают меня получше, и только тогда я получаю такой взгляд. Я изо всех сил постаралась ответить ему невинными глазами, но у меня это плохо получалось даже в те времена, когда я действительно была невинной.

Взгляд Пирсона посуровел. Это был не самый грозный его взгляд, но я сомневаюсь, что он дослужился бы до детектива, если бы не научился одним взглядом заставлять подозреваемых отворачиваться первыми, и все же этот взгляд был тяжелым. Я улыбнулась. Я обнаружила, что это был самый эффективный способ доводить до белого каления, либо побеждать. Еще это годилось для случаев, когда кто-нибудь пытался меня запугать.

— Ну-ну, Анита, я уверен, старший офицер Пирсон просто делает свою работу, — произнес Эдуард своим тягучим тедовским голосом, который звучал приятно и театрально одновременно. Интересно, не разочаровал ли ирландскую полицию тот факт, что у меня нет такого же акцента?

Я начала было говорить, что не отрицала этого, но в какой-то момент наше двойное манипулирование сменилось вставшими у меня на затылке волосами, а по рукам побежали мурашки. Кажется, я перестала дышать, а горло сжалось от потянувшейся ко мне силы.

— Анита, — позвал Эдуард, — что случилось?

— Вы побледнели, — сказала Шеридан.

Нолан схватился за спинку стула. Он приложил усилие, чтобы выпрямиться и не показать, что тоже это почувствовал.

Я подняла руку, и Эдуард понял, что я хочу, чтобы они секунду помолчали. Он подал всем знак тишины. Мне нужно было прислушаться. К чему? По воздуху плыл голос, или он слышался в самом воздухе? И он что-то говорил, желал чего-то.

В дверь дважды постучали — резко.

— Кто там? — спросил Пирсон.

— Никки Мердок, — сообщили оттуда и, не дожидаясь приглашения, открыли дверь. — Анита, что за херня?

Я махнула рукой, прервав его, и он замолчал. Я прислушивалась, пробиваясь сквозь этот бурлящий на коже поток энергии, и уловила…

— Выходи, — проговорила я.

— Что значит «выходи»? — не поняла Шеридан.

Я повторила:

— «Выходи». Вот что оно повторяет снова и снова. Оно хочет, чтобы мы вышли. Они вышли.

— Они — это кто? — уточнил Эдуард.

Я почувствовала, как в сумке у моих ног Дамиан сделал свой первый вздох, и ощутила его панику прежде, чем сумка начала шевелиться. Эдуард едва не подпрыгнул, когда сумка врезалась в его стул.

Я опустилась на колени возле сумки Дамиана. Его напугало тесное пространство и сила, что пробудила его.

— Закройте шторы, — попросила я.

Нолан был ближе всех, но, думаю у него все силы уходили на то, чтобы просто оставаться на месте, вцепившись в спинку стула, и не показывать свою реакцию, которая возникла у всех сверхъестественных существ. Никки пересек комнату, чтобы сделать то, что я просила. Слабый солнечный свет вдруг превратился в серые сумерки. Пирсон не жаловался и не просил Никки выйти из кабинета только потому, что здесь были улики. Нет, Пирсон уставился на сумку, ходящую ходуном на полу. Теперь настала его очередь бледнеть. Я заметила в дверном проеме Домино — он, как примерный телохранитель, все еще осматривал коридор.

Я расстегнула молнию на сумке. Из нее, хватая воздух вслепую, вырвалась длинная, бледная рука. Прежде, чем я успела до нее дотянуться, Дамиан спустил молнию дальше и, словно бабочка из кокона, частично высвободился из мешка. Его волосы, словно жидкий огонь, рассыпались по плечам — идеально красные в луче солнца, пробившемся сквозь зашторенное окно.

Он схватил меня за руку, его зеленые глаза были распахнуты от ужаса, который я уже тоже ощущала.

— Это не может быть, — прошептал он.

— Не может быть кто? — спросила я.

— Она.

— Кто — она? — уточнила Шеридан.

— Это чары принуждения, — произнес Джейк, стоя в дверях, куда они с Каазимом только что подбежали.

— Чары чего? — переспросил Пирсон.

— Чары принуждения — магический способ приказать и командовать, — пояснил Джейк.

— Я годы не чувствовал ничего подобного, — сказал Каазим.

Дамиан обхватил меня двумя руками.

— Это она, это она, Анита. Это она.

— Кто? — спросила Шеридан

— Та-Что-Меня-Создала.

— Кто вас создал? О чем вы говорите? — не понял Пирсон.

— Она всегда умела призывать вампиров из их гробов в дневное время. Она могла пробуждать нас раньше.

— Та вампирша, что его создала, — пояснила я.

— Она призывает к себе всех своих вампиров, — прошептал Дамиан. — И я все еще откликаюсь. — Он вцепился мне в руку. — Я твой, я теперь твой, почему же я откликаюсь?

— Я не знаю. И не знаю, почему тоже слышу это. — Я посмотрела на Джейка и Каазима. — А вы слышите?

— Да, — ответил Джейк.

— Слышим, — подтвердил Каазим.

Я посмотрела на сумку, в которой все еще лежала Эхо.

— Она не проснулась.

— Она не была создана здесь, — сказал Каазим.

— Как и я, и вы оба.

— Я не слышу, — сказала Никки, — я просто чувствую тебя.

— Я что-то слышу, — произнес Домино. — Как шепот в соседней комнате — просто шум, но он все еще есть.

Меня подмывало спросить у Нолана слышит ли он более отчетливо, поскольку родился в Ирландии, но он пытался строить из себя человека. Лицо его было мрачным, он держался за стул, но не хотел признаваться, что слышит что-либо.

— Так почему же трое из нас это слышат?

— И почему Домино слышит это, а я — нет?

— Я не знаю, — сказала я. Дамиан начал нервно выбираться из своей сумки, но кусок его рубашки зацепился за молнию. Никки опустился на колени, чтобы помочь мне с этим.

— Я чую запах свежий крови, — послышался от двери голос Домино.

Я этого не чувствовала, но верила, что он чувствует. Все верживотные, кроме Нолана, принюхались.

— Они что, охотничьи собаки?

— Лучше. Они могут почуять запах, а потом рассказать нам о нем, — ответила я.

— Много крови, — подтвердил Никки и дернул собачку на молнии.

— Где-то близко, — проговорил Каазим.

— Насколько близко? — уточнила я.

— В нашем здании, на нашем этаже. Уверен, — ответил Домино.

— Нет, нет, — тихо заговорил Пирсон, но в этих двух словах было слишком много чувств. От него несло страхом.

— Что ты сделал, Пирсон? — спросил Эдуард.

Тот не ответил — просто вскочил, промчался мимо Домино и вниз по коридору. Шеридан поспешила за ним, как и Эдуард с Ноланом.

— Эдуард! — крикнула я.

Он проигнорировал меня, потому что это было не его имя. Проклятье.

— За ними, — приказал я.

Домино последовал моему приказу, но Джейк с Каазимом остались в дверях.

— Мы преданы лишь тебе.

— Проклятье, тогда несите Эхо!

Джейк подошел, чтобы исполнить мой приказ. Приятно знать, что хоть в чем-то он слушался. Никки сорвал молнию с сумки Дамиана, чтобы, наконец, освободить его. Мы помогли вампиру встать на ноги и выбежали из комнаты. Каазим все еще помогал разместить Эхо на спине Джейка. Они крикнули нам, чтобы мы подождали. Я прислушалась к ним также, как и они ко мне — выборочно.

64

Снаружи никого не было кроме пары офицеров в форме, но Никки побежал вниз по коридору, не сомневаясь в выбранном направлении. Я следовала за ним, веря, что его обоняние приведет нас к источнику крови. Мне пришлось немного отстать от него, чтобы не сталкиваться с людьми на бегу. Ко мне присоединился Дамиан и мы оба оказались за спиной у Никки. В коридоре несколько офицеров и кое-кто из персонала бросили нам вслед недоуменные взгляды. Очевидно, если бы произошло что-то неординарное, они бы бежали вместе с нами, но все казалось обыденным, кроме нас. Каазим и Джейк догнали нас, когда мы во второй раз свернули за угол. Никто не казался встревоженным, так что мы замедлились до быстрой ходьбы. Где Эдуард и Домино? Я хотела найти всех, но не была эмоционально привязана к другим.

Шеридан стояла у открытой двери. Она была очень бледной, глаза у нее стали почти черными и казались озерами посреди молочно-белого океана ее лица. Даже губы потеряли цвет — светлая помада, которая была на ней в кабинете, исчезла. Он подняла руку, чтобы запустить ее в волосы, и я увидела, что на ней остался розоватый блеск, словно с тех пор, как мы не виделись, она много раз прикасалась к губам. Что, черт возьми, стряслось?

— Это там, в комнате, — сказал Никки.

— Что там? — спросила я.

— Кровь.

Шеридан посмотрела на нас — ее глаза казались выжженными провалами на лице. Я считала ее красавицей, но сейчас она выглядела изможденной, как будто каждый час сна, который она когда-либо теряла, настиг ее в один миг.

— Шеридан, — позвала я.

Она смотрела на меня, но не видела меня — совсем.

— Рэйчел, ты меня слышишь?

Она кивнула:

— Я слежу, чтобы не трогали место преступления, пока не придут эксперты.

— Где остальные? — спросил Джейк.

— Ищут его.

Я взяла ее за предплечья и слегка встряхнула. Ее глаза сфокусировались на мне, она даже поморгала.

— Инспектор Шеридан, мне нужно, чтобы вы сосредоточились. Докладывайте, черт подери.

Она стряхнула мои руки.

— Мы нашли еще одного вампира после того, как Нолан забрал остальных. Пирсон… все мы хотели оставить его тут. Они готовили камеру, которая не пропускает свет. До темноты это всего лишь мертвое тело. Оно не должно было представлять опасности.

— Инспектор Шеридан, что случилось?

Она посмотрела на меня так, словно я ей не слишком нравилась, но меня это не очень-то волновало.

— На двери кладовой был замок. Он должно был не пускать туда посторонних, а не удерживать вампира внутри, но Логан, очевидно, пришел, чтобы проверить, а оно проснулось раньше времени и убило его.

— Господи, — выдохнула я.

— Они его преследуют. Сантана может учуять вампира, так что они последовали туда. — Она указала вниз по коридору мимо нас. Ее взгляд вновь соскользнул, словно она не могла сосредоточится на чем-то слишком долго. Подобная реакция могла быть следствием насилия над тем, кого она знала, но я не думала, что дело лишь в этом. Да, Логан был засранцем, и было ошибкой встречаться с ним, но она беспокоилась о нем. Я гадала, знала ли она до этого момента, насколько сильно. Пиздец.

— Анита, нам пора, — сказал Никки.

Я кивнула:

— Вы сможете их выследить?

— Да, — подтвердил Джейк. Мы выяснили, что независимо от того, чей нюх был острее, всякому верживотному нужно было скорее брать след, а не трепать языком. Волк был чувствительнее тигра и, возможно, шакала, а веркрысы, которая действительно обладала одним из лучших носов в верцарстве, у нас с собой не было.

— Займись этим, — сказала я. Джейк немного обогнал нас, Эхо все еще была в своей сумке у него за спиной. Каазим переместился в тыл, оставив меня и Дамиана посередине, а Никки и Джейка — впереди. Я оглянулась назад, на Шеридан — она стояла, прислонившись к двери, за которой лежал труп почти-любви-ее-жизни. Если она позволит, позже я обниму ее, но прямо сейчас нам нужно найти Домино, Эдуарда и вампира, убившего одного из Гарды. Я молилась, чтобы он не убил еще кого-то до того, как мы его найдем, а затем вспомнила, что по части охоты Эдуард был лучшим из нас двоих. Следуя за Никки и Джейком, я ждала звуки выстрелов. Если бы я была тем вампиром, то уносила бы ноги.

65

— Там впереди кричит мужчина, — доложил Джейк.

— Двигаемся строем, — приказала я.

Мы построились за Джейком: одна рука на плече у того, кто впереди, оружие — во второй, наизготове, дулом вниз. Кроме Дамиана, потому что он не тренировался вместе с нами, а правила таковы, что если ты не приучен двигаться строем, то держишь свой пистолет в кобуре, пока остальные не встанут друг за другом. Я положила руку на спину Никки, потому что его плечо находилось слишком высоко, чтобы держаться за него и бежать рысцой. У Дамиана с моим плечом никаких проблем не было. Попасть в такт на бегу для него оказалось немного сложнее, но он был изящнее, чем я когда-либо стану, так что ему удавалось не наступать мне на пятки. Это построение хорошо работало как в толпе, так и в опасной ситуации. Логан мертв, а значит, тут было опасно.

Я была почти уверена, что кричал не Эдуард, и маловероятно, что это был Домино, но все же кто-то кричал. Хорошо бы его спасти. Мы вышли на открытое пространство — не совсем комната, но тут было слишком просторно, чтобы назвать это место коридором. В полицейских участках бывают лестничные площадки, как в домах? Я недостаточно хорошо шарила в архитектуре, чтобы понять, как это назвать. Как бы там ни было, впереди я услышала голос Эдуарда:

— Не делай этого, приятель.

— Она зовет, — ответил мужской голос.

— Если шагнешь туда, ты сгоришь, — предупредил Пирсон.

Дамиан шепнул мне:

— Она зовет. Она хочет, чтобы мы пришли к ней.

— Зачем? Зачем ей хотеть, чтобы все ее вампиры вышли на солнце?

— Вероятно, это ее позабавит, — ответил он.

— Она реально настолько безумна? — спросила я.

— Вполне.

Мы перестроились так, что теперь построение напоминало наконечник копья с Джеком на месте острия. Обзор на происходящее у двери у всех стал получше, и, если нам придется применить оружие, мы не перестреляем друг друга. Пирсон, Эдуард и Домино вместе с небольшой группой полицейских столпились у двери, ведущей наружу. Я лишь мельком увидела вампира рядом с этой дверью. Он был высоким, темноволосым и темноглазым. От выпитой крови лицо его было практически розовым. Если не хотим стрелять в чью-то спину, придется подобраться ближе. Впрочем, если мы это сделаем, вампир может выйти на свет. Толпа рассосалась достаточно, чтобы я увидела, что вампир кутался в пиджак Логана, словно ему было холодно. Я знала, как именно его согреть.

— Двигаемся. Мы же не хотим попасть под дружественный огонь. — сказала я.

— Он может испугаться, — предупредил Дамиан.

— Так и задумано, — ответила я.

Никто не стал спорить. Мы передвинулись так, чтобы получить возможность сделать чистый выстрел, если до этого дойдет. Вампир уставился на нас. Его лицо исказилось от страха. Очевидно, мы были пострашнее тех, кто стоял рядом с ним. Учитывая, что среди них был Эдуард, этот вампир просто не знал, как правильно оценивать угрозу.

Пирсон слегка повернулся, чтобы видеть нас, но недостаточно, чтобы открыть вампиру свою спину. Очко в его пользу.

— Маршал Блейк, пожалуйста, оставайтесь на месте.

— Мы разговаривали с Шеридан, — сказала я.

— Это все еще гражданин Ирландии, он имеет право на судебное разбирательство.

— Логан был одним из ваших людей. Как вы можете говорить, что его убийца на что-то там имеет право?

— Анита права. В Америке бы у нас уже был ордер на ликвидацию всех вампиров, замешанных в этих преступлениях, — подтвердил Эдуард.

— В Ирландии смертной казни нет, — ответил Пирсон, повысив голос.

— Я должен идти к ней, — сказал вампир.

— Брат, не делай этого. Не слушай этот злой голос в своей голове, — обратился к нему Дамиан.

Вампир посмотрел на него, и какое-то мгновенье в его глазах проявился некто, как эхо человека, которым он когда-то был.

— Хотел бы я заглушить этот голос, но она — это все, что я слышу. Я должен идти.

— Если пойдешь, то сгоришь живьем. Я уже видел это.

— Мне жаль, брат. Мне жаль того полицейского, которого я убил. Я даже не помню, как я это сделал. Пришел в себя, когда мой рот смыкался на его горле, а его кровь была повсюду. Я никогда никому не вредил подобным образом, но знал, что это сделал именно я. — Он потянулся к дверной ручке. Если бы его отпустили, ничего из этого не случилось бы, кроме уличного барбекю.

Несколько офицеров в форме подскочили к вампиру, словно он был просто человеком, а они предотвращали самое обычное самоубийство, но человеком он не был. Он разбил голову одного из мужчин об стену, оставив багровую кляксу, и схватил второго. Он двигался медленнее тех вампиров, к которым я привыкла — новообращенные всегда медленнее, — но он был быстрее, чем думали они. Достаточно быстр, чтобы схватить одного из офицеров и вырвать ему горло так, что брызги артериальной крови оросили его лицо, стены, других офицеров и пиджак Логана. Достаточно быстр, чтобы схватить еще одного, прежде чем они смогли броситься врассыпную, и прикрыться им, словно щитом. Несмотря на все это, женщина-офицер подобралась ближе, схватила упавшего мужчину за руку и попыталась оттащить его на безопасное расстояние. Подоспел еще один офицер, схватил пострадавшего за другую руку и помог оттащить его подальше от двери и от вампира. Я наблюдала за тем, как они пытались остановить кровь, но если у них в здании не было пункта скорой помощи, то было уже слишком поздно. Это не означало, что они старались напрасно, и не меняло того факта, что они проявили доблесть, чтобы оттащить его в безопасное место.

Я все ждала, когда же вспыхнут освященные предметы, святой огонь должен был помочь им спастись, но ничего не происходило. Такое ощущение, что вампир не запускал святыни не смотря на то, что собирался применить вампирские штучки на их задницах.

Эдуард и Домино прижали к плечам свои винтовки АR-15. Нолан тоже был вооружен и целился. Мы двинулись вперед, чтобы присоединиться к ним. Окровавленное лицо вампира больше не казалось человеческим или жалобным. Он зашипел на нас, а потом его глаза наполнились синим светом.

— Добро пожаловать домой, Дамиан. — Двигались мужские губы, но голос был не тот, что минуту назад. Это не был женский голос, но в его модуляциях присутствовало что-то, что заставило меня подумать о женщине.

— Это не мой дом. И никогда им не был, — отрезал Дамиан, стоя рядом со мной.

Вампир разразился одним из тех диких хохотов, которые взлетают и опадают — такие часто используют для озвучки домов с привидениями на Хэллоуин, вот только этот звук был реален. Сумасшествие, звучавшее в нем, заставило волосы у меня на загривке встать дыбом, а желудок завязаться узлом.

Дамиан отступил назад и немного спрятался за меня.

— Она не может навредить тебе, Дамиан, — успокоила его я.

— Ты уверена в этом, Анита Блейк? — спросил вампир.

Я поправила на плече свою винтовку АR-15.

— Ага, вполне.

— Теперь мы можем пристрелить это? — поинтересовался Эдуард.

Вампир развернул к себе голову офицера, которого держал перед собой. На секунду их взгляды встретились. Я осмотрела его — с виду у него не было никакого оружия. Всего один миг ушел на то, чтобы вампир своим взглядом внушил офицеру бежать прямо на нас, а в следующий он уже открыл дверь и шагнул на улицу, прямо под яркие лучи летнего солнца.

Эдуард перехватил свою винтовку и ударил офицера прикладом по лицу. Тот повалился на пол без сознания, а крики на улице перешли в вопли. Солнечный свет мог бы сделать за нас всю работу — все, что от нас требовалось, это дождаться, пока стихнут вопли, а затем собрать то, что останется.

66

Пирсон не собирался позволить вампиру сгореть. Он схватил огнетушитель и поспешил наружу. Эдуард последовал за ним, все еще держа винтовку у плеча. Остальные последовали его примеру — все, кроме Дамиана. Я велела ему оставаться внутри. Он сам не сгорел бы на солнце, но наблюдал бы за тем, как умирает его лучший друг и товарищ по оружию, потому что Злобная Сука Ирландии заставила того выйти на солнечный свет. Я разделила с Дамианом это воспоминание, и все еще слышала зловещий, но мелодичный голос, который повторял: «Сберечь одного, сжечь другого».

Я не собиралась позволять ей добавлять Дамиану новые травмы. Вампир на улице был полностью объят огнем — только пиджак Логана горел медленно, так что это было похоже на спецэффект для фильма про Человека-факела, вот только вопящее тело посреди улицы не было огнеупорным. Пирсону пришлось подойти прямо к вампиру, чтобы использовать огнетушитель. Эдуард и Домино были прямо за ним, на всякий случай держа винтовки наготове. Жар от горящего вампира достаточно силен, чтобы повредить человеческую плоть и кости. Я не была согласна с действиями Пирсона, но стоять так близко к пламени — это все равно что торчать у врат ада. Это было чертовски смело, и я не знала, почему он рискует своей шкурой, чтобы спасти убийцу одного, а может, и трех его офицеров. Я бы дала ублюдку сгореть. Логан, может, и был куском дерьма, но другие ребята там у дверей — нет.

Все остальные держались в стороне. Если мы понадобимся, то окажемся рядом. Один из офицеров вышел вперед с огнетушителем, чтобы помочь Пирсону в его гуманитарной деятельности. Огонь действительно погас, но через несколько секунд пламя занялось снова, потому что вампир по-прежнему находился посреди объятой солнцем улицы.

Джейк наклонился ко мне и шепнул:

— Хочешь чтобы мы убрали вампира из-под солнечных лучей, и он перестал воспламеняться?

— Нет.

— Как пожелает наша королева, — сказал он и выпрямился, чтобы стоять рядом со мной и смотреть, как разгорается пламя, пока лучи солнечного света поражают плоть вампира.

Я слышала, как Никки позади меня прошептал:

— Гори, детка, гори.

Вампир начал размахивать руками, словно дрался с кем-то невидимым. Крики возобновились, это был неприятный звук — один из тех, что позже будет преследовать меня в кошмарах. Если вампир воспламенился, он отлично горит, но не слишком быстро. Человек на его месте получил бы шок и вырубился, или, по крайней мере, не смог бы больше кричать, но вампиры намного выносливее людей.

Я ощутила движение позади — это был Дамиан, он держал над собой чей-то плащ для защиты от солнца. Он знал, что солнечный свет больше не причинит ему вреда, но если ему приходилось выходить днем, он надевал шляпу, темные очки и перчатки. Это было скорее фобией, чем предосторожностью, но его страх был реален. Сегодня все показали себя смелыми ребятами.

Огнетушитель Пирсона опустел, теперь он мог только стоять и смотреть. Второй офицер все еще пытался предотвратить разгорание языков пламени. Вампир упал на колени и потянулся вперед, как утопающий, который цепляется за свою жизнь. Он схватил офицера за руку, и крики копа присоединились к крикам вампира, потому что тот схватил полисмена горящей рукой. Она продолжала гореть, пока не занялась рука офицера.

— Дерьмо. — Я потянулась за своим мечом на спине, скрытым в ножнах под волосами, но Каазим коснулся моего локтя:

— Позволь мне.

Он обнажил длинный, изогнутый клинок, и грациозно двинулся вперед. Лезвие сверкнуло на солнце и обрушилось на запястье вампира, отсекая его. Небольшой всплеск крови, которая мгновенно раскалилась до состояния пара, и рана прижгла сама себя, но кисть, обхватившая запястье офицера, продолжала гореть.

Каазим убрал клинок в ножны, и, взвалив мужчину на плечо, бросился обратно в здание. Как только кисть вампира скроется от прямых солнечных лучей, ее можно будет потушить и переждать, пока появится возможность отодрать ее от руки полисмена.

Уцелевшей рукой вампир схватил Пирсона, Эдуард попытался оттащить детектива, а Домино шагнул ближе, нацелив винтовку на горящего вампира. Я видела, как Домино трясло в присутствии зомби, но, по-видимому, вампиры его не сильно парили, даже если горели. Я бы не хотела стоять так близко, но тогда, возможно, он не увидел бы, как охваченный пламенем вампир цеплялся за человека до тех пор, пока не оплавился на уровне талии до такой степени, что развалился пополам. Я такое видела, так что держалась в стороне вместе с Дамианом, Джейком и Никки. Джейк помог бы, если бы я попросила, но если он не в состоянии сбить пламя, то я не хочу, чтобы он приближался.

Дамиан прижался ко мне слева — я отучила почти всех своих людей прижиматься ко мне со стороны моего основного ствола, когда я работаю. Для того, чтобы воспользоваться АR-15, мне нужны обе руки, но он же не виноват, что я научила его обнимашкам только с обычными пистолетами. Кроме всего прочего, он проявил немало отваги, чтобы выйти на солнечный свет и увидеть один из своих худших кошмаров. Я накинула ему пару очков за старания. Позволив винтовке повиснуть на ремне, я высвободила пистолет, чтобы моя права рука была готова к бою — просто на всякий случай, а левой рукой я приобняла Дамиана за талию, притянув его к себе. Дамиан приобнял меня за плечи, и пиджак над нами немного сполз, потому что теперь он держал его только одной рукой. В обычной ситуации я бы не позволила ему усугубить мне видимость и слух с одной стороны плотной тканью, но там были Никки и Джейк. Если они не смогут вовремя предупредить меня или устранить угрозу, то, давайте на чистоту, я явно буду мертва, поэтому я обняла Дамиана крепче, чем когда-либо обнимала кого-то на месте преступления.

Он прижался лицом к моей макушке, и я поняла, что он прячет глаза. Какое-то время он смотрел, но для того, чтобы сгорел взрослый мужчина, требуется много времени — намного больше, чем кажется. Будь там человек, он потерял бы сознание — хотя бы под конец. Он бы уже не мог вопить. Крики бывают разными, но эти были худшими из всех, что я слышала. Они звучали высоко и жалобно. Не знаю, сколько я смогу это слушать, не пустив ему пулю в голову, чтобы прекратить это все.

Тело превратилось в почерневшие палки, охваченные пламенем, но даже когда большая часть мышц и связок прогорела до ниточек, оно все еще не скукожилось от жара, как это случилось бы с телом человека, и оно по-прежнему двигалось. Оно открывало рот, демонстрируя белые зубы и клыки, словно огонь до них не добрался. Люди, помимо всего прочего, быстрее умирают в огне от отравления дымом. С вампирами это тоже должно было сработать, потому что их тела все же функционировали по человеческой модели, но с этим вампиром что-то пошло не так. Что бы это ни было, добрым оно не было.

Эдуард что-то сказал Пирсону, но тот покачал головой. Держу пари, он предложил покончить со страданиями вампира, как я подумывала сделать только что сама. Я не понимала, почему он отказывался, пока не услышала звук сирен, и догадалась, что это была «скорая помощь». Они хотели спасти вампира. Пиздец, там же не осталось ничего, что можно было спасти, и даже если бы у них получилось, они бы не захотели этого.

Я поцеловала Дамиана и сказала:

— Возвращайся в здание. А я попробую остановить все это.

Он покачал головой:

— Она питается его ужасом.

— Злобная Сука?

— Да.

— Ты здесь, и поэтому можешь чувствовать ее лучше, — заметила я.

— Мы должны понять, что она делает.

— Простите, что перебиваю, — встрял Джейк, — но это необходимо остановить.

Подъехала машина «скорой» — в ней были каталка на колесах, оборудование и два медработника. Они не казались настолько шокированными, насколько должны были быть, а значит, их предупредили заранее. У одного из них был огнетушитель, а у другого на каталке, которую он толкал перед собой, лежала стопка одеял из огнеупорного волокна. По ходу, информацию, которой Джейк поделился с Пирсоном и Шеридан, распространили по службам быстрого реагирования, или, как минимум, донесли ее до тех, кто приехал на «скорой», но было уже слишком поздно.

Я подошла к Пирсону.

— Нельзя этого делать, — сказала я.

— Мы должны помочь ему, если это в наших силах, Блейк.

— Уже слишком поздно, Пирсон. Даже если им удастся потушить пламя, поставить ему капельницу или что там еще, и предотвратить его настоящую смерть, он не восстановится. Он никогда не исцелится до человеческого состояния. Огонь — это одна из немногих вещей, последствия которых вампиры излечить не могут.

Пирсон бросил на меня мрачный взгляд:

— О чем вы, Блейк?

— О том, что вампир будет заперт в этом теле, но не умрет. Вечность в таком состоянии — это не милосердие.

Пирсон секунду смотрел на меня, затем моргнул пару раз.

— Не знаю, что на это сказать, кроме того, что у нас здесь машина медиков. После приезда медперсонала только они решают, что делать.

— Пирсон, даже если они могут это сделать, не позволяйте им.

— Это вне моей компетенции, Блейк.

— Твою мать, — выплюнула я.

Один из медиков сбивал огонь, а второй укрывал вампира одеялами поверх тех участков плоти, которые перестали гореть. Я знала, что в обычной ситуации они бы не позволили ничему касаться ожога третьей степени или любого другого ожога, который получил вампир, но если они реально хотели спасти его, то уберечь вампира от повторного воспламенения было важнее.

Персонал покрыл его слоем одеял, уложил на каталку, но только потому, что они скрыли его от прямых солнечных лучей, им удалось доставить его до машины. Я увидела, как ставят ему капельницу, еще до того, как двери закрылись, и они остались наедине с вампиром.

Джейк и Никки подошли ко мне, Джейк сказал:

— Им нужна вооруженная охрана.

— Ты прикалываешься? — сказала я.

— Если бы.

— Этот человек слишком сильно изранен, чтобы представлять опасность для кого-либо, — заметил Пирсон.

— Он не человек, старший офицер. Он — вампир, — парировал Джейк.

Пирсон покачал головой:

— Нет уж. Если вы хотели помочь, то у вас было время до приезда «скорой».

— Запомним на будущее. Мы и представить не могли, что вы попытаетесь спасти то, что осталось, — сказал он.

Домино, Эдуард и Нолан рванули к машине «скорой». Не знаю, что их там встревожило, но я знала другое: если Эдуард бежал, надо бежать вместе с ним. Джейк и Никки последовали за мной, а расстояние до машины было достаточно коротким, чтобы Пирсон оказался вместе с нами в тот момент, когда Эдуард достиг дверей «скорой». Домино и Нолан стояли с винтовкой и пистолетом наготове. Эдуард не стал ждать, пока мы преодолеем последние пару метров, и распахнул двери, словно не мог допустить даже секунды промедления.

67

Я притормозила, чтобы оказаться по другую сторону от Нолана, и подняла пистолет еще до того, как заглянула в тусклое пространство салона «скорой помощи». Моим глазам потребовалась секунда, чтобы приспособиться к полумраку после дневного света.

— Не стрелять, не стрелять! — крикнул Домино.

— Не стрелять, нельзя! — вторил Нолан.

— Не стрелять! — крикнул Эдуард, стоявший рядом с Домино.

Я стояла у задней части машины «скорой» и смотрела, как жуткая, прогоревшая до костей плоть, которая была вампиром, обхватила медработника так же, как это уже произошло с офицером, которого использовали вместо живого щита. Существо вгрызалось медику в шею. Этот способ кормежки не был фатален — мужчину можно спасти, если вовремя его оттащить. Мне не слишком повезло с обзором, но я знала, что у Эдуарда он был достаточно хорош, чтобы попасть в голову. И я знала, что он сделал бы это, а потом поняла, что второй фельдшер стоял позади этих двоих. Мы просто не могли не попасть в него. Блядь!

— Вытащите нас отсюда! — крикнул медработник.

Я запрыгнула в «скорую» вместе с Ноланом. Больше ни для кого в ней места не оказалось. Я слышала, как кто-то прокричал мое имя — возможно, предупреждая меня не делать глупостей, но было слишком поздно. Я уже действовала. Нолан прижал свой пистолет ко лбу вампира, но второй медработник все еще оставался на пути пули. Она прошла бы сквозь вампира и попала бы медику в грудь. Глаза укушенного были расфокусированы. Он больше не сопротивлялся, потому что вампир отымел ему мозг. По крайней мере, теперь ему не было страшно. Второй медработник был напуган до усрачки, и я не винила его за это.

Я попыталась подвинуться, чтобы выстрелить сбоку, но вампир зарычал на меня, и его глаза вновь загорелись синим пламенем. Этот цвет казался слишком живым на почерневшей головешке, напоминавшей череп. Вампир сильнее вгрызся в шею, слегка разрывая плоть — он словно предупреждал. Если бы он трепал шею мужчины, как собака игрушку, то вырвал бы яремную вену, и это могло бы стать концом.

— Не причиняй ему вреда, — сказала я.

— Да он уже его жрет! — орал медработник, вжившись в салон.

— Нет, он просто питается. Если это все, что он сделает, с вашим другом будет все в порядке. Я собираюсь выпустить из машины второго медика, — ответила я.

— Что? — не понял он.

— Я разговариваю с вампиром.

Тот сильнее впился в шею мужчины.

Я поменяла захват на своем пистолете — медленно, аккуратно переложив его в левую руку, и прицелилась в вампира. Так мне его не пристрелить, но если он начнет рвать медику горло, я буду стрелять в любом случае.

— Как вас зовут? — обратилась я к медработнику.

— Что?

— Кто вы? — спросила я.

— Геральд, Герри.

— Хорошо, Герри, вот что мы сделаем. Вы медленно двинетесь к моей руке, будете держаться у меня за спиной, между мной и стенкой, и так вы вылезете наружу.

Если Злобная Сука или вампир, которого она использовала, хоть немного разбирались в пистолетах, они его не выпустят, но, могу поспорить, она похожа на большинство действительно старых вампиров. Современное огнестрельное оружие не про них. Я поманила фельдшера свободной рукой, будто пыталась намекнуть ребенку, чтобы он взял меня за руку, и мы могли перейти улицу. Медработник Герри двинулся ко мне.

Низкий, зловещий звук послышался из груди вампира.

— Ты уже взял одного заложника. Второй тебе ни к чему.

Он покачал головой, вгрызаясь в шею еще глубже. Вокруг рта вампира начала просачиваться кровь. Он больше не пил, он просто позволял парню истекать кровью. Мать его! Я вскинула свободную руку, чтобы остановить Герри. Он замер. Я посмотрела в эти горящие синим пламенем глаза и начала погружаться в то тихое место, куда уходила, когда у меня было время, чтобы прицелиться в чьи-то живые глаза, потому что в этих было так много жизни. Я никогда не чувствовала, чтобы энергия вампира горела так… по-живому.

Нолан заговорил тихим голосом:

— Если ты вырвешь ему горло, мы откроем огонь.

— Если он и дальше будет истекать кровью, то все равно умрет, — сказал Герри.

— Не надо помогать нам, Герри, — сказала я, не сводя глаз с вампира и его жертве.

Рядом с дверью «скорой» произошло какое-то движение, и у меня все силы ушли на то, чтобы не посмотреть в ту сторону, но там был Эдуард, там был Каазим, там был Джейк, Домино и Никки. Они прикроют. Я должна была верить, что прикроют, потому что не могла позволить себе отвести взгляд от вампира и его сияющего синего глаза, потому что это было все, что я могла видеть на его лице, пока он пытался спрятаться от меня и Нолана за горлом и головой мужчины.

— Она велит ему бороться, — послышался голос Дамиана.

— Уходи отсюда, — сказала я ему, но забыла одну очень важную вещь: обратиться по имени. Герри подумал, что я говорю ему — он двинулся ко мне так быстро, как только мог, но он был всего лишь по-человечески быстр, а это недостаточно быстро. Вампир вырвал горло у своей жертвы и толкнул медика вперед, на Нолана, смазав ему выстрел. У меня было время на то, чтобы оказаться перед Герри, а в следующий миг вампир врезался в меня и утащил нас обоих обратно к стенке машины. Зубы вампира клацнули у моего лица, пока я своей свободной правой рукой упиралась ему в грудь и плечо, чтобы удерживать его подальше от себя, и решительно выстрелила туда, где должно находиться сердце. В этом тесном пространстве звук выстрела прогремел так мощно, что оглушил меня. Вампир продолжал напирать, беззвучно крича мне в лицо и пытаясь сожрать. Я вскинула колено, чтобы помочь себе удержать его, и выстрелила ему в грудь во второй раз. Казалось, он замешкался, словно этот выстрел нанес больше вреда, а затем краем глаза я уловила движение. Это был Эдуард. У меня была доля секунды на то, чтобы решить, что делать. Я прекратила отталкивать вампира и убрала руку, чтобы защитить свое лицо и глаза. Таким образом я перекрывала себе обзор, а когда почувствовала, что вампир подался вперед, моего колена не хватило, чтобы удерживать его на расстоянии, но в этот момент прозвучал еще один выстрел. Я ощутила, как что-то шмякнулось мне на руку и на другие части моего тела, но глаз не открывала. Я доверяла Эдуарду. Вампир уже не столь сильно напирал на мое колено. Мужчина, стоявший позади меня, схватил меня за плечи и, кажется, кричал. Прогремел еще один выстрел, но я не слышала ничего, кроме эха, отраженного металлическими стенами, и ощущала вибрацию в костях. В голове стоял высокочастотный гул, который не имел никакого отношения к звукам, происходившим за ее пределами.

Кто-то попытался опустить мою руку с пистолетом вниз, но это не было попыткой напасть — это было ради безопасности. Я опустила руку и поняла, что ранена, и все же теперь я смотрела в лицо Эдуарда. Я знала, что это будет он. Он что-то произнес, но я лишь покачала головой. Он, кажется, понял, потому что перестал пытаться говорить со мной, и осторожно прикоснулся к моей руке. Из нее торчал крупный осколок кости — кусочки вампира вонзились в меня. Если бы я не вскинула руку, чтобы защитить себя, она могла вонзиться мне в лицо, но я и раньше бывала так близко от выстрела в голову, и знала, что отдача может принести не только кровь и мозги. Только опыт поможет тебе обезопасить себя. Если бы это был не Эдуард, не знаю, доверилась бы я настолько, чтобы лишить себя зрения.

Фельдшер Герри протиснулся мимо меня и вывалился в открытые двери «скорой». Я подумала, он убежал, но, когда Эдуард помог мне выбраться, Герри стоял на коленях рядом со своим другом, которому Нолан пытался остановить кровь. По лицу Герри шрапнелью стекали кусочки обгоревшей плоти и костей, но он делал свою работу. Он остался. Не знаю, нашлось бы у меня достаточное количество очков, чтобы наградить его за это. Он не был ранен осколками костей так сильно, как я, так что мы позволили ему делать свою работу. Я заметила мерцающие огни прежде, чем поняла, что прибыла вторая машина «скорой». Я реально не слышала ее, а если и слышала, то звон в ушах не дал мне разобрать, что именно я слышала.

Никки вытащил тело вампира на свет. На улице оно практически мгновенно загорелось вновь. В этот раз, когда кто-то предложил всадить в тело дополнительную пару пуль из сострадания или чтобы предотвратить возможную атаку со стороны вампира — если честно, я не расслышала, чье это было предложение, но, чье бы ни было, Пирсон позволил этому случиться. Никки стрелял до тех пор, пока то, что оставалось от головы вампира, не исчезло, а обгоревшая грудная клетка не развалилась на части, вывалив наружу по-прежнему красное, окровавленное сердце — еще секунду оно пульсировало, а после занялось огнем.

68

На место происшествия прибыли новые машины «скорой» и новые фельдшеры. Они рассортировали тех, кто получил ранения, и я была рада оказаться не в начале очереди к медикам. Это означало, что я не умирала. Они забрали обоих мужчин с разорванным горлом, и я надеялась, что им помогут, но знала, что у нас, в Америке, в некоторых штатах бригада «скорой» не может объявить кого-то мертвым на месте происшествия, особенно если уже были начаты работы по их спасению. Я молилась, чтобы с ранеными все было в порядке, но это зависело от того, задел ли вампир яремную вену, и если да, то просто ли он ее вскрыл или вырвал вовсе. Если последнее, то они перевозили трупы, но не желали этого признавать. Два предыдущих варианта оставляли надежду. Я молилась на эту надежду. Молилась, даже если воспоминания о брызгах крови в здании участка заставляли меня в большей мере беспокоиться о первом мужчине. Я не знала, что еще, кроме разрыва яремной вены, могло спровоцировать такой мощный выплеск крови из области шеи. После такого долго не живут.

Я хотела молиться за них, и это отвлекало меня от моей собственной раны. Застрявшая в моей руке почерневшая кость саднила, но в основном это просто выглядело так себе. Так себе смотреть на свою руку и видеть, как из нее торчит что-то инородное. А если я подумаю о том, что именно из нее торчит — кусочек черепа, вернее, обгоревшего вампирского черепа, — будет как-то стремно. Ощущение того, что что-то застряло в твоем теле, и оно достаточно крупное, чтобы болезненно дергаться внутри при резком движении, выходит за пределы стандартных представлений о боли. А может, больно было как раз из-за этого ощущения?

Пока я ждала медиков и старалась не шевелить рукой, меня начало подташнивать. Эдуард разговаривал с полицейскими — он успел подружиться с ними за то время, пока работал тут без меня. Он пользовался навороченными берушами, которые рекомендовал и мне, и у меня была парочка, но я ведь была в полицейском участке. Я думала, мы тут в безопасности, и не воспользовалась берушами, так что пока у меня в голове стоял такой звон от выстрелов, что я даже не слышала, о чем говорят люди вокруг, да и вообще ничего толком не слышала, Эдуард был в полном порядке. Позже спрошу его, не живет ли он в этих чертовых берушах. Зная Эдуарда, вероятно, так и было. Звон в моей голове прекратился, и слух вернулся ко мне быстрее, чем я ожидала. Ура скоростному исцелению!

Нолан стоял рядом с Эдуардом, хотя я сомневалась, что он принимал участие в установке дружеских связей. Джейк и Каазим проверяли толпу на предмет опасности или старых знакомых. Не знаю точно, чем они там занималась, и не уверена, что меня это вообще волновало в достаточной степени, потому что я боролась с желанием блевануть. Во-первых, если это случится, я упаду в глазах ирландской полиции, а во-вторых, нереально блевануть, не дернув при этом большей частью своего тела, чем мне хотелось бы, в том числе и раненой рукой.

Домино, Никки и Дамиан были со мной, возле машины медиков, забрызганной кусками вампира вроде тех, что застряли в моей руке. Санитарные условия в «скорой» были нарушены, так что, пока они не смоют все это, никто не станет ей пользоваться, если только они не изведут все примочки из других «скорых» или если им больше не на чем будет перевозить раненых. Снаружи машина была почти чистой, так что Дамиан сидел прямо у дверей, где на него не попадали солнечные лучи. Я же сидела на краю, ноги у меня болтались над землей, и я чувствовала себя так, будто мне снова было пять лет. Рука Дамиана лежала у меня на спине. Он не гладил меня и не пытался потирать мне спину, поскольку это спровоцировало бы движение в моем теле, а прямо сейчас это было плохой идеей. Двери «скорой» были все еще распахнуты, так что мы были защищены от взглядов большинства зевак, которые собрались по другую сторону от оградительной ленты. Приятно видеть, что в чем-то здесь все так же, как и у нас дома. Если происходит преступление, на месте всегда собирается толпа.

Я вскинула голову, чтобы посмотреть на Домино — он встал передо мной, как живой щит, загородив меня и Дамиана практически от всего вокруг. Никки делал то же самое с другой стороны двери, но сейчас он стоял передо мной на коленях, помогая мне удерживать руку неподвижной. Она слабо кровоточила — это было и хорошо, и плохо. Плохо потому, что осколок кости, вероятно, засел глубоко и плотно, и был как пробка в ране, мешая ей кровоточить, и это плюс, но это также могло означать, что для извлечения осколка мне понадобится помощь хирурга.

Никки помахал ладонью у меня перед глазами, и я уставилась на него. Он указал на свое лицо. Я посмотрела в его единственный голубой глаз, на спадавшую светлую челку, закрывавшую второй, если бы он там был. Я медленно моргнула, обычно это означало, что я была немного в шоке.

— Она в порядке? — спросил Домино.

Никки не ответил, а просто продолжил смотреть на меня, чтобы я могла сосредоточиться на его лице и на голубизне его глаза.

— У нее легкий шок, но слух восстановился лучше, чем я думал, — ответил Дамиан.

Я моргнула, глядя на Никки, и повернула голову, чтобы посмотреть на Дамиана, из-за чего моя рука дернулась слишком сильно. Желудок сжался и волна тошноты подкатила к горлу. Я ощутила, как выступила испарина, и тяжело сглотнула.

Домино коснулся своего живота и сказал:

— Я это почувствовал даже сквозь щиты. Если она начнет блевать, не уверен, что не присоединюсь к ней.

— Не вздумай, — предостерегла его я. Мой собственный голос у меня в голове прозвучал нормально, чего не должно было быть — не так скоро после стрельбы в тесном пространстве салона. Когда чуть ранее мне позвонил Натэниэл, я не услышала звонка. Трубку взял Дамиан и поговорил с ним. Очевидно, Натэниэл и Дев, Деверо, оба словили отголосок контузии и раны у меня на руке. В тот момент я еще плохо слышала, и не могла говорить по телефону. Теперь же мой слух был в порядке. Что за херня? В ушах, как минимум, еще должно звенеть. Эти размышления помогли мне справится с тошнотой.

Я посмотрела на Никки, стоявшего предо мной на коленях.

— Ты слышишь меня?

Он улыбнулся и кивнул.

— Скажи что-нибудь, — попросила я.

— Я в порядке, — отозвался он.

Я прищурилась и посмотрела на него, потому что не поверила. Я вновь повернула голову, чтобы посмотреть на Дамиана. Никки чуть усилил хватку на моей руке, чтобы помочь мне стабилизировать ее. Это было именно то, что мне сейчас нужно — с этой ролью он всегда прекрасно справлялся. Я сказала Дамиану:

— Мой слух еще не должен был восстановиться. Боюсь, что Никки как примерное пушечное мясо, взял урон на себя.

Взгляд Дамиана скользнул мимо меня на Никки:

— Это его метафизическая обязанность, как твоей Невесты.

Я сидела, чувствуя надежную и уверенную руку Никки на своей руке, и не ощущала его, как расходное пушечное мясо. Скорее прикосновение его рук помогало мне дышать чуть свободнее.

— Да, но теперь, когда я влюблена в него, это звучит хреново. Ладно, это было хреново еще в тот момент, когда я впервые услышала о концепции Невест.

Дамиан улыбнулся мне и коснулся кончиками пальцев моего лица.

— Ты бываешь резка, но при этом ты — одна из самых заботливых людей, что я встречал.

Комплимент смутил меня. Не знаю, почему, но это так.

— Не знаю, что на это сказать.

— Ты и не должна ничего говорить.

— Если Никки действительно плохо слышит, надо понять, сможет ли он и дальше охранять тебя сегодня, — вмешался Домино.

— Хороший вопрос, — сказала я, посмотрев на него. Солнечные лучи касались его волос, из-за чего пара белых прядей посреди основной массы черных почти переливались, словно густое ирландское солнце наполнило их сиянием.

— Он чувствует, что я говорю, потому что касается меня. Пусть один из вас что-нибудь скажет там, где он вас не увидит.

Дамиан наклонился, чтобы поцеловать меня, и его лицо скрылось от взгляда Никки. Он поцеловал меня мягко и нежно, а, отстраняясь, сказал:

— Ты меня слышишь, Никки?

Ответа от парня, который держал меня за руку, не последовало. Мне пришлось побороть в себе желание развернуться и посмотреть на него, потому что этого будет достаточно, чтобы дать ему подсказку.

— Попробуй еще раз, — попросила я Дамиана.

Он наклонился за вторым поцелуем, а после этого остался на месте, прикасаясь своим лбом к моему, и его длинные волосы упали вперед, так что даже если приглядываться, рассмотреть наши лица было нереально, не говоря уже о губах. Наверное, это выглядело очень интимно, но Дамиан, скрывшись таким образом от посторонних взглядом, проговорил:

— Никки, если ты не сможешь ответить на мой вопрос, тебе придется уйти с поста телохранителя Аниты.

Мы подождали секунду, все еще соприкасаясь лицами, но Никки не ответил. Вот дерьмо.

— Никки, ты нас совсем не слышишь?

— Должно быть, это «нет», — подытожил Домино.

Дамиан отстранился и посмотрел на Никки. Я развернулась и тоже уставилась на него. Я смотрела в это лицо, которое, вероятно, успокаивало меня самим фактом своего присутствия. Не каждый из моих возлюбленных вызывал у меня подобное ощущение, и, может, дело тут вовсе не в наших чувствах, а в том, что он был моей Невестой. Я терпеть не могла эту логику, но избегать ее было все равно что прятаться от правды.

— Никки, ты слышишь то, что мы говорим?

— Да, — ответил он.

Домино встал немного сбоку от него, так что Никки не мог увидеть, как он говорит:

— Насколько хорошо ты слышишь?

Никки повернулся и посмотрел на него.

— Кое-что

— «Кое-что» — это сколько? — уточнил Домино.

— В ушах звенит, и я слышу все как из тоннеля — так бывает, если не защитить уши.

Я коснулась его лица свободной рукой, развернув его обратно к себе.

— Почему ты не сказал мне?

— Твой слух в порядке?

Я кивнула. Он улыбнулся.

— Значит, я выполнил свою работу.

— Если ты перекинешься в льва, это поможет? — спросила я.

Он нахмурился — вероятно, он не понял всего, что я сказала. Я попыталась произнести это снова, с меньшим количеством слов и тщательно проговаривая:

— Обращение исцелит тебя?

— Да.

— Ему нужно сделать это быстрее, — поторопил Домино. — Чем дольше тянуть с перекидыванием и исцелением, тем больше вероятность, что часть нанесенного урона останется. С какими-то вещами это срабатывает в большей степени, с какими-то — в меньшей, но слух может входить в зону риска.

— Ты мог бы перекинуться в машине «скорой», — предложила я.

Никки нахмурился. Домино сказал:

— Ему придется остаться в звериной форме на несколько часов, чтобы убедиться, что он полностью исцелился. Он не может просто перекинуться туда и обратно, не рискуя нанести непоправимый вред своему слуху.

— Ему нельзя бегать по Дублину в львиной форме, Анита, — сказал Дамиан.

— Особенно когда она размером с небольшую лошадь. Все мы крупнее естественных форм наших животных. Такой огромный лев привлечет к себе слишком много внимания, — согласился Домино.

— Думаю, любой лев, свободно разгуливающий по Дублину, привлечет к себе много внимания, — заметила я.

— Верно, но стандартный размер нашего зверя огромен. Его не выдать за обычного.

— Я видел оборотней, форма которых была естественного размера их животных, — сказал Дамиан.

— А я — нет.

— Думаю, это мог быть более древний вид ликантропии, — предположила я.

— Это бы все объясняло, но все же это странно. Почему более древние штаммы ликантропии были больше похожи на естественных животных? — спросил Домино.

— Может, это маскировка, — предположила я. — Раньше, когда было больше настоящих львов, тигров и медведей, вы могли выдать себя за обычное животное, и это могло помочь дольше оставаться незамеченными.

— Так почему же эта порода вымерла, а наши по-настоящему необычные животные формы выжили? — удивился Домино.

Никки следил за нашей беседой, но если только он не читал по губам, то не мог понять, о чем речь. Я чувствовала себя виноватой за то, что он страдал от вреда, причиненного мне. Я неосознанно повредила ему слух. Я коснулась его лица, и была вознаграждена улыбкой. Мне хотелось поцеловать его, но я боялась, что если наклонюсь так сильно вперед, то сдвину свою руку. Мой желудок успокоился, и я хотела, чтобы так и оставалось, потому что нет ничего романтичного в том, чтобы блевать при ком-то.

— Я знаю, что оборотни, которые выглядят, как обычные животные, не сильно скрываются в своей звериной форме, в отличие от тех, которые не могут сойти за естественных, — произнес Дамиан.

— По этой причине на многих из моих братьев охотились, как на обычных волков, — сказал Джейк. Очевидно, он подошел, пока мы разговаривали.

— Хочешь сказать, они могли затеряться среди обычных волков, и потому не особо скрывались, из-за чего на них и охотились? — спросила я.

Он кивнул.

— Но их же нельзя ранить обычным оружием, — сказал Домино.

— Как только охотники прознали, что имеют дело с необычными волками, в ход пошла магия и другое оружие, — ответил Каазим.

— Подожди, — оборвал его Домино. — Хочешь сказать, ваши звериные формы, твой волк и твой шакал, выглядят как естественные?

— Мой — да, — подтвердил Джейк.

— Значит, твоя ликантропия — старая, — констатировала я.

— Очень старая, — коротко улыбнулся он. У него на спине все еще висела сумка с Эхо. Не уверена, что смогла бы сама нести ее вот так, а с раненой рукой даже не стоило пытаться.

— Мой шакал — нет, но он ни то, и ни другое, — сказал Каазим.

— Со всего города поступают сообщения о людях, охваченных огнем, — отрапортовал Джейк.

— Людях? — усомнилась я.

— Ты сказал, что горели люди? — переспросил Никки.

— Вампиры. Думаю, сообщения были о вампирах.

— Никки, ты нас слышишь?

— Частично, — ответил он.

— Мне жаль, — сказала я.

— Это моя работа, — повторил он.

— И, тем не менее, мне жаль.

— А мне — нет.

— Вы уверены, что все жертвы — вампиры? — уточнил Дамиан.

— Новости и социальные сети спекулируют этой информацией, особенно последние. Они говорят о зилотах (религиозно-политическая группировка — прим. редактора), которые сжигают себя заживо в знак протеста против серийного поджигателя, которых предает беспомощных жертв огню с помощью какого-то неизвестного горючего, которое невозможно потушить обычными средствами.

— Копы понятия не имеют, насколько острый у тебя слух, — заметила я.

Джейк улыбнулся:

— Это так, а еще я слышу болтовню в толпе.

Каазим добавил:

— Они говорят о книге лиц (намек на «фейсбук» — прим. редактора) и других интернет-ресурсах. Полиция пытается решить, какую информацию можно им скормить, чтобы угомонить слухи.

— Если вампиры вот так бросаются на людей, это должно было попасть в прессу. Должно быть известно, что как минимум некоторые из жертв — вампиры, — сказала я.

— Если верить тому, что мы слышали, остальные вампиры не нападали на людей, которые пытались им помочь, — произнес Каазим.

— Почему же тогда этот напал? — спросила я.

— Вампирами движет жажда крови, но подо всем этим они по-прежнему те, кем были до обращения. Некоторые быстро вспоминают свою личность, и, если они были хорошими людьми до того, как стали вампирами, то останутся таковыми и после смерти.

— Некоторым удается побороть жажду крови, — подтвердил Дамиан, — но таких мало. Не имеет значения, насколько хорошим ты себя считаешь, когда впервые встаешь из могилы и жаждешь крови, в тебе не остается ни человечности, ни сострадания.

— После кормления здравомыслие возвращается, — сказал Джейк.

— Первая кормежка зачастую приводит к убийству, как это произошло с детективом Логаном. Были еще подобные жертвы? — спросил Дамиан.

— Ты абсолютно прав, Дамиан. Их должно было быть больше. Даже хороший человек в первые несколько ночей поднимается свихнувшимся чудовищем, — подтвердил Каазим.

По моей коже шепотом пронесся воздух, потяжелевший от силы. Это спровоцировало рой мурашек, и меня бросило в дрожь, из-за чего рука сдвинулась. Боль была острой, а ощущение осколка, который дернулся в моей руке, заставило желудок кувыркнуться. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

Домино держался за свой живот:

— Знаешь, тебя ранили и сильнее. Почему же сейчас тебя так тошнит?

Я сделала несколько успокаивающих вздохов, затем ответила:

— Не знаю.

— Ты это слышишь? — спросил Дамиан, и даже эти его слова были наполнены страхом.

Я сосредоточилась на шепоте силы, попыталась прислушаться, и, как и прежде, смогла расслышать слова: «Выходите, выходите на улицу». Я кивнула:

— Слышу.

— Для меня это снова всего лишь шум, — сказал Домино.

— «Выходите», — повторил Джейк.

— Она вынуждает своих созданий выйти на улицу, — сказал Каазим.

— Значит, у нее есть лимит тех, кого она контролирует за раз. Не то чтобы это поможет нам остановить ее, — сказала я.

— Мы можем остановить ее в этот раз? — спросил Домино.

— Не знаю, но я открыта для идей, — ответила я.

— Прежде, чем возобновить охоту на вампиров, необходимо обработать рану, — вмешался Никки.

— Твой слух вернулся полностью? — спросил Джейк.

— Нет, — ответил Никки. — Я не слышу всего, что говорят.

— Очки тебе за смелость признаться в этом, — сказал Домино.

— Если я не слышу всего и солгу об этом, это подвергнет опасности Аниту.

— Молодчина, — похвалил Джейк и похлопал Никки по плечу, как похлопывал Дева и Прайда.

Зазвонил телефон Дамиана. Он снял трубку со словами:

— Это Натэниэл.

— С ним все в порядке? — спросила я. Мой пульс участился от одних только домыслов.

— Он говорит, что в порядке. — Дамиан помолчал, слушая, но его рука вернулась ко мне на плечо, словно что-то в словах третьего из нашего триумвирата вызвало у него желание коснуться меня. Я не возражала, пока он на меня не наваливался.

Зловещая энергия стихла — нет, не стихла. Ее как будто заглушили, и на ее месте заиграла музыка. Я не могла разобрать мелодию и слова, это просто была мелодия и кто-то пел… что-то пело.

— Вы слышите музыку? — спросила я.

— Нет, — в унисон ответили Джейк и Каазим. Они обменялись взглядами, а затем Каазим добавил, — Но принуждение ослабло, не ушло совсем, однако его напор ослаб.

— Я слышу музыку, — подтвердил Домино.

— Ты можешь разобрать слова? — спросила я.

— Нет.

— Я тоже.

— Я ее не слышу, но Анита стала спокойнее, — заметил Никки.

— Что это за хрень? Я имею в виду музыку.

— Что бы это ни было, кажется, оно на нашей стороне, или, как минимум, не на ее, — предположил Джейк.

— Натэниэл говорит, что это друзья Фланнери, — передал Дамиан.

— Ты имеешь в виду фе… дивный народец? — Мне, наконец, удалось произнести то, что не оскорбит каждого фейри в пределах слышимости.

— Фланнери помог приглушить ее магию их собственной, но это временное решение, — сказал Дамиан, и говорил он это так, словно повторял за кем-то.

— Насколько временное? — уточнил Домино.

— Сколько времени у нас есть? — спросила я.

— Они не уверены, поскольку никогда так не делали, — передал Дамиан. — Но предполагают, что до темноты.

Джейк смотрел куда-то вдаль, но, что бы ни привлекло его внимание, оно было скрыто от нас дверьми «скорой».

— Сюда идут Нолан и Форрестер.

Каазим тоже посмотрел в ту сторону:

— Они явно не просто прогуливаются.

— Эд… Тед никогда не прогуливается просто так, и Нолан, вероятно, тоже, — ответила я.

Домино встал так, чтобы видеть происходящее за дверью.

— Ты в курсе, что Тед — это Кларк Кент? — спросил он.

— Ага, — подтвердила я.

— У этого Супермена сейчас очень серьезное лицо.

— Если Супермену нужно, чтобы я сыграла Бэтмена, то я собираюсь стать олдскульной летучей мышью.

— В смысле? — не понял Домино.

Джейк ответил:

— Изначально Бэтмен стрелял в людей, и только потом он начал использовать гаджеты и кунг-фу. Я думал, ты слишком молода, чтобы знать об этом, Анита.

— У моего отца была коллекция комиксов, и ему нравился Бэтмен, — ответила я.

— А, понятно.

Я опустила взгляд на свою руку.

— Хорошо, что я тренировались стрелять левой.

— Как раз поэтому мы и тренируем обе руки, — согласился Каазим.

— Твоя группа одинаково хороша на стрельбище как с левой, так и с правой руки, — сказал Никки.

— Да, но в динамике я не так быстро выхватываю ствол и целюсь левой, — сказала я.

— Отстреливать плохих парней и защищать тебя — это наша работа, — напомнил Домино.

— Но не тогда, когда я работаю с полицией, — возразила я.

— У тебя своя версия Кларка Кента, Анита. Это немного усложняет положение вещей, — заметил Джейк.

Я даже не пыталась с ним спорить, потому что он был прав.

— Если бы я пристрелила вампира, как только увидела его еще внутри здания, то сейчас на двоих пострадавших и одного мертвого офицера было бы меньше.

— Но Супермен не стал бы этого делать в любом случае, — заметил Домино.

— Поэтому он и не является моим альтер-эго среди супергероев.

— Вы с Тедом оба скорее Бэтмены, чем Супермены, — заключил Никки.

— Согласна. — В этот момент к нам подошли Эдуард с Ноланом, и, поскольку присутствовали только мои люди, нам не было нужды притворяться невинными овечками. Мы могли просто быть теми, кто мы есть — хорошими ребятами, которые делают свое дело по-плохому, ведь со злодеями бывает непросто, и ты не всегда выходишь чистым из воды. Иногда для того, чтобы избавиться от грязи, приходится замараться самому. Если бы я выстрелила в тот момент, кому у меня возникло это желание, сейчас я не была бы ранена. Если бы тогда я выстрелила, Эдуард и мои ребята присоединились бы. И сегодня у нас было бы лишь двое пострадавших: Логан и вампир. Меня бы это устроило. Думаю, семьи раненых и погибших офицеров на такой расклад тоже согласились бы.

69

Четыре часа спустя руку мне перебинтовали и даже настояли на том, чтобы я воспользовалась перевязью. Поскольку это была моя правая рука, пришлось просить Эдуарда помочь мне переместить все мое снаряжение так, чтобы я могла дотянуться до него левой рукой. Именно поэтому я практиковалась в смене рук с огнестрельным и холодным оружием, а также в рукопашном бою. Не припомню, чтобы настолько сильно травмировала свою правую руку хоть когда-то. Если бы это была рана, нанесенная практически любым другим предметом, то я бы уже была здорова или, как минимум, начала бы исцеляться без путешествия в отделение неотложки, но рана, нанесенная чем-то сверхъестественным или магическим, заживала медленнее. Теперь, когда из меня вынули кусочек вампира, я начну исцелиться быстрее обычного человека, но из-за того, чем именно было нанесено ранение, вероятно, выздоравливать я буду не настолько быстро, как это происходит обычно. По факту, все, что мне требовалось, это найти какое-нибудь уединенное место и воспользоваться кое-какими метафизическими способностями, но, поскольку все они основывались на сексе, ну, или на чем-то, что казалось сексом на вид, подобное не представлялось возможным, пока меня окружали ирландская полиция и медработники. Сказать им: «Извините, разрешите прихватить своего любовника для быстрого перепихона. Нет, серьезно, это меня исцелит.»? Нет, категорически нет.

К тому же, местные седативные, которые мне дали, прекратили действовать еще до того, как врач закончил меня зашивать. Я только на одной гордости держалась, чтобы не блевануть, а если бы Эдуард не сжимал мою руку, то и гордость не помогла бы. Он считал, что с ним я не расклеюсь так, как с кем-нибудь из своих любовников — это была одна из причин, почему за руку меня держал именно он. Он был прав, и это позволило Никки вернуться в штаб-квартиру Нолана, чтобы перекинуться там в свою львиную форму и исцелить уши, которые он повредил вместо меня. Я все еще была непоколебима в своем решении держать Домино вне меню, так что для моего сексуального исцеления оставался только Дамиан, но меня по-прежнему окружали полицейские и врачи. К тому же, мой желудок еще не успокоился, и секс не казался такой уж хорошей идеей. Тошнота была одной из немногих вещей, способных испортить даже мой сексуальный настрой. Натэниэл, Дев и остальные из нашей команды не присоединились к нам до тех пор, пока не было покончено с моими проклятиями в сторону Эдуарда, одетого в защитный костюм врача и медсестер. Ага, латавшие меня врач и медсестры, бросив взгляд на мою медкарту с предупреждениями, лечили меня так, словно я была заражена чумой. Ощущение было такое, словно я была существом, которое астронавты изловили в космосе, или наоборот — что меня похитили здоровенные инопланетяне.

Теперь я стояла в просторной вытянутой комнате, освещение в которой было настолько скудным, что практически ничего не было видно, но как только уровень освещенности повышался, вампиры, лежавшие без сознания, начинали извиваться или даже кричать, хотя мониторы не показывали никакой дополнительной мозговой активности, поэтому что бы ни заставляло их реагировать на свет, это не было ими самими. Злобная Сука не любит свет? Она сама могла выходить под солнечные лучи, но почему же тогда больничный свет беспокоил ее марионеток?

Натэниэл сжал мою свободную руку. При обычных обстоятельствах я бы не позволила ему держаться за мою единственную рабочую руку, пока мы находимся в комнате, полной потенциально враждебных вампиров, однако у него были перевязаны оба запястья, потому что он добровольно накормил некоторых из тех, что тут были. Мы уже успели поцапаться, потому что я переживала за его безопасность, и это не имело никакого отношения к логике или тому факту, что я была ранена намного сильнее, чем он. Мне хотелось чувствовать твердость его ладони в своей больше, чем оставить руку свободной и успеть вовремя выхватить оружие. К тому же, все вампы в этой комнате успокоились, как только выпили крови. Успокоились настолько, что у Фортуны с Фланнери появилась возможность поговорить с ними. Некоторые из них обгорели на солнце, но ни один не был травмирован так же сильно, как тот, чья кость осталась у меня в руке, потому что Фортуна схватила тяжелую скатерть и сбила огонь с первого, который, шатаясь, вышел прямо на свет рядом с тем местом, где они осматривали достопримечательности. Она позволила ему напиться из своего запястья, и он пришел в себя. Может, он больше и не был тем человеком, которым был до того, как кто-то обратил его в вампира, но стоило ему поесть, и разум к нему вернулся. Большинство вампиров, которых также спасли от солнца либо нашли до того, как они вышли на улицу, становились вменяемыми после того, как напитались кровью, но не все. Гриффин сейчас был в операционной, потому что один из таких клыкастых едва не перегрыз ему запястье. Вампир уже выпил его крови, и все равно попытался убить его, а когда на помощь подоспели остальные, напал и на них тоже. Он просто хотел причинять вред людям, как и тот, что был в полицейском участке. Пришлось упокоить троих вампиров, но спасти удалось десятки.

Сейчас некоторые из них лежали в кроватях, и капельницы вливали жидкости в их обожженную или просто немертвую плоть. Некоторые из присутствующих вызвали «скорую», когда «очнулись» и обнаружили, что пытались разорвать глотки своих друзей или членов семьи. Другие обратились в полицию после того, как очнулись в крови и ничего не помнили о случившимся. Если прочие новообращенные ирландские вампиры и умудрились скрыться после своего первого убийства, то мы найдем их позже по оставленным телам. Тем, что были здесь, давали обезболивающее, а некоторым — просто успокоительные, на случай, если жажда крови вернется. Многие добровольно согласились пойти на все, лишь бы обезопасить окружающих.

Запястья Натэниэлу перевязали по настоянию персонала. Он не считал, что укус вампира стоил внимания. Позже он прошептал мне:

«Дома, во время секса с Ашером, мне было гораздо больнее». Молодец, что не стал говорить об этом врачам.

Деверо с Дамианом стояли позади нас. Фортуна и Джейк ушли с людьми Нолана, чтобы попытаться ответить на новые вопросы о вампирах и о том, как о них заботиться. Эдуард с Ноланом уехали, чтобы добиться больших полномочий для нашей группы. Болтали, что за убийство двух вампиров нас выпрут из Ирландии, но тут было слишком много человеческих трупов и слишком много вампиров, которые ждали наступления ночи, чтобы стоящие у власти шишки могли допустить потерю своих экспертов по нежити. Они будут держать нас поблизости до тех пор, пока не минует кризис, а вот после — не уверена. Я надеялась потратить пару дней на осмотр достопримечательностей когда все это закончится, но начинала задаваться вопросом, не отконвоируют ли нас до самого самолета с требованием больше никогда не возвращаться. Да, они были напуганы, и у них было право бояться, но страх заставляет людей искать виноватых. Я была некромантом и спала с монстрами — это делало меня отличной мишенью для подстрекателей.

В комнате было очень тихо, только шум оборудования и мониторов нарушали тишину. Вкупе с полумраком все это казалось нереальным, как сцена из ужастика. Они изолировали всех вампиров в одном месте — даже обгоревшие не отправились в ожоговое отделение. Врачи срезали ткани, от которых необходимо было избавиться, но они заживут даже хуже, чем люди. Огонь был одной из немногих вещей, последствия от которых сверхъестественные существа не могли исцелить. Я знала, что ожоги от святой воды в конце концов зарубцовывались, но не знала, будет ли то же самое с ожогами от обычного огня. Останется ли лишенная кожи плоть такой же кровоточащей и болезненной навсегда? Господи, надеюсь, что нет.

— Другие комнаты тоже полны вампиров? И как только вы умудрились обеспечить кровью их всех? — спросила я. Я не додумалась спросить об этом раньше. Теперь мой желудок успокоился, а боль в руке притупилась, так что я могла соображать яснее.

— К нам стали приходить люди и предлагать себя для кормления, — ответил Дев.

— Ты шутишь, — уставилась я на него.

— Он не шутит, — вступился Натэниэл. — Сперва мы подумали, что ирландцы — одни из самых храбрых людей на планете, некоторые простые граждане помогали нам сбивать пламя, один или двое даже пожертвовали своими запястьями.

— После того, как ранили Гриффина, мы больше не принимали помощь от гражданских, — сказал Дев.

— Ты сказал «сперва». Что ты имел в виду?

— Ну, технически они тоже ирландцы, как и настоящие ирландцы, но это были друзья Фланнери.

— Ты имеешь в виду фейри?

Он кивнул и чуть крепче сжал мою руку.

— Что не так?

— Некоторые из них были слишком красивы, чтобы быть реальными, они словно вышли из эротических снов, — ответил Дев.

— Другие казались обыкновенными, — дополнил Натэниэл. — Но во всех них было что-то не совсем… человеческое.

— Тетушка Ним тоже пришла и предложила свою кровь, — сказал Дев.

— Серьезно? — удивилась я.

— Свою и своих людей, — кивнул Натэниэл.

— Они заставили тебя понервничать, — сказала я, качнув рукой Натэниэла.

Он кивнул, не глядя на меня.

— Что такое?

— Мы им понравились, потому что у меня волосы светлые, а он — потому что у него темно-рыжие. Когда я спросил, где же все рыжие ирландцы, которых мы видим в фильмах, они ответили, что в Волшебной Стране, потому что они всех их выкрали.

— Натэниэл, ты боишься, что они тебя украдут?

Он покачал головой:

— Не знаю, Анита. Полагаю, это первая магия, которая меня реально… напрягает, мягко говоря.

— Они все спрашивали, не один ли он из них, как его предки попали в Америку и все такое, — пояснил Дев.

— Они сказали, что только у одного из них могут быть глаза цветочного оттенка.

— И ты гадаешь, правда ли это? — поинтересовалась я.

Он посмотрел на меняя этими сиреневыми глазами:

— Я ведь ничего не знаю о своей семье, Анита. Насколько мне известно, один из моих предков мог быть отсюда.

— Почему тебя это парит? Большинство людей пришло бы в восторг от того, что в них течет кровь фейри или королевская кровь.

— Не знаю, но теперь я будто бы чувствую что-то внутри себя, и это не леопард. Словно что-то проснулось, а я даже не знал, что оно там спит.

— Фланнери говорил, что только здесь его магия работает на полную, и если у тебя кровная связь с Ирландией, то, возможно, для тебя это тоже актуально, — сказала я.

Он посмотрел на меня, пораженный:

— Ты имеешь в виду, что я могу быть… кем, Фейри-доктором?

— Возможно, — сказала я.

— Натэниэл им понравился, — сказал Дев, — Они все трогали его волосы и руки, как это делают во время флирта.

— Ты любишь флиртовать, — заметила я.

— Обычно — да, но в этом было нечто большее… это не было флиртом, Анита, не в том смысле, как мы это понимаем, но без помощи фейри мы не спасли бы вампиров.

— Один из них назвал это долгом чести, — заметил Дев.

— Это еще что значит? — не поняла я.

Дамиан передвинулся ближе и приобнял нас обоих за плечи:

— Это значит, что произошедшее заставляет их чувствовать себя обязанными помочь городу или Фланнери, или самим жертвам.

— С чего бы им чувствовать подобное? — спросила я.

— Я не знаю. Те немногие, которых я встречал за столетия, были крайне таинственными и хранили свои секреты лучше, чем большинство вампиров.

— Зачем Та-Что-Тебя-Создала сделала это? Что ей это дало? — шепотом спросил Натэниэл. В этой комнате было просто невозможно говорить в полный голос.

— Она — ночной кошмар, они питаются от ужаса так же, как Жан-Клод питается от похоти. Она пировала на страхе своих жертв, на панике целого города, — ответил Дамиан.

— Я знавал Мастеров, которые могли питаться страхом, но позволь сказать, что я рад находиться в команде Жан-Клода. Я скорее буду с вампиром, который питается кровью и похотью, чем ужасом или злостью, или жестокостью и смертью, как некоторые другие кровные линии, — заметил Дев. Он стоял немного в стороне, позади Натэниэла. Все, кто не обсуждал с ирландцами помощь вампирам, убийства вампиров, политику нашего пребывания здесь или самоисцеление, находились снаружи, в коридоре, готовые ворваться сюда, если мы позовем подкрепление.

Натэниэл отстранился и предложил Деву поцелуй, который тот с радостью принял, хоть и старался не коснуться при этом руки Дамиана, которой тот обнимал Натэниэла за плечи. Если честно, я ожидала, что Дамиан отодвинется. Тот факт, что он этого не сделал, был интересен, но не так интересен, как проблема ирландских вампиров.

— Что мы можем сделать, чтобы помочь им остановить ее? — спросила я.

— Давайте поговорим об этом в другом месте. Кажется, что они без сознания, но они все же вампиры, — ответил Дамиан.

— Думаешь, она может использовать их, чтобы подслушивать? — уточнила я.

— Да, — ответил он и развернулся к двери вместе с нами, потому что его руки все еще лежали на наших плечах. Мы не стали возражать. Думаю, все мы были готовы выйти из этой комнаты, но как только мы оказались у двери, Дамиан споткнулся. Дев поймал его за руку, а мы повернулись, чтобы помочь. С кем-то настолько белокожим, как Дамиан, и при столь тусклом освещении трудно было сказать наверняка, но сейчас он выглядел как-то особенно бледно. Мой желудок скрутило так сильно и внезапно, что я едва не согнулась пополам. Дыхание Натэниэла участилось и он спросил:

— Что это было?

— Блядь, он еще не кормился.

— Как так вышло, что ты не кормился и не попытался никого разорвать? — спросил Дев.

— Века практики, — ответил наш вампир.

— Ты можешь обучить их подобному самоконтролю? — поинтересовался Дев.

— Некоторых, со временем — да, но не все желают контролировать свою жажду крови или в принципе способны на это. У нее был вампир, который специализировался на самых жестоких кормлениях, которые я когда-либо видел. Он буквально разрывал еду на части, конечность за конечностью. Он не желал контролировать свою внутреннюю ярость. Он хотел выпускать ее каждую ночь, если бы она позволила. — Дамиан покачнулся. Дев покрепче придержал его за плечо. Я покрепче сжала другое. Натэниэл стиснул его руку.

— Нам нужно отвести его куда-нибудь и накормить, — сказал он.

Никто не возражал. Мы просто двинулись в сторону двери, путаясь друг у друга под ногами, пока пытались открыть ее и протиснуться в коридор. Наконец, Дев отцепился, чтобы распахнуть дверь и провести всех через порог, что избавило нас от курьезного момента из «Трех балбесов» в дверном проеме. Дамиан привалился к стене в коридоре и стал оседать на пол. Мы с Натэниэлом поймали его, потянулись и другие руки, чтобы помочь ему устоять на ногах, но нам нужна была приватная комната с нашим общим вампиром, и она нужна была прямо сейчас.

70

Натэниэл упал на колени рядом с Дамианом, у меня все поплыло перед глазами, а желудок скрутило. Я помогла себе удержаться на ногах с помощью здоровой руки и почувствовала, как нас подхватили чужие руки. В какой-то момент я не могла понять, наблюдаю ли я за тем, как Домино держит Натэниэла, или же чувствую, как он держит меня. Прислонилась ли я к стене в то время, как меня придерживает Каазимом, или я стою на коленях, чувствуя руки Дева на своих плечах? Усилием воли я заставила себя вернуться в свой разум и свое тело, но это также означало, что мне пришлось плотнее закрыться ото всех щитами.

— Анита, ты не можешь тянуть из нас так много, — задыхался Натэниэл.

Глаза Дамиана закатились, он обмяк. Каазим сказал:

— Моя королева, ты не должна отсекать их, иначе один из вас умрет.

Я выругалась на выходе, но все же опустила щиты. Волна головокружения и тошноты накатила на меня, и только хватка Дева не позволила мне упасть на пол. К сожалению, он стоял со стороны моей раненой руки. Боль от того, что он прижал меня к себе, помогла мне очнуться, но это никак не помогло моему желудку. Я с трудом дышала, стараясь не блевануть, и одновременно пыталась уравновесить силу между нами тремя. Дамиан скрывал, сколько энергии он израсходовал, но больше он этого делать не мог. Он не должен был загибаться от голода. Вампиры не умирали без пищи — они гнили или сходили с ума, но такого с ними не происходило. Тихо скончаться от голода, как люди, они не могли.

Я смотрела в лицо Деву, и его глаза были почти полностью светло-голубыми. Коричневый в них под этим углом или при таком свете терялся. Прайд стоял у него за плечом, его лицо казалось обеспокоенным. Я почуяла тепло, жар, словно температура могла иметь запах. Жар и земля, как будто солнце припекало почву до тех пор, пока не изменился ее запах, ощущение ее под нашими ногами, под мягкими лапами… я ощутила запах специй — экзотических, незнакомых. Я увидела лису или волка… нет, шакала. Она была изящной и хрупкой, прекрасной возлюбленной с золотыми глазами — как в этой форме, так и в другой. Перед моим взором мелькнула темнокожая женщина со светло-карими глазами — она приветливо улыбалась… а затем исчезла.

— Нет, — произнес чей-то голос. — Нет, я не стану вспоминать те вещи, которые утрачены настолько давно. Это — пытка, и ты пока недостаточно королева, чтобы навязать мне ее. Я молю своих старых богов, чтобы ты никогда не доросла до такой мощи и такого уровня зла.

Я поняла, что это был Каазим, а когда подняла голову, то увидела, что он держится за свое запястье, сжимает его. Дамиан сидел у стены без посторонней помощи — он снова выглядел живым, если можно так сказать. Он улыбнулся и слизнул крошечный кровоподтек в уголке своего рта, довольный, как кошка, которая только что слопала вкуснющую канарейку.

— У тебя вкусная кровь, Каазим, — произнес Натэниэл, и это заставило меня обернуться, чтобы увидеть, как он устроился в объятиях Домино свободнее меня, потому что у него не было травмированной рабочей руки. Итан стоял над ними, не зная, кому или как помочь. Не могу его в этом винить. Я вообще плохо понимала, что происходит.

— Этого не должно было произойти, — дрожащим голосом произнес Каазим.

— Нет, — я пыталась совладать со своим голосом, — не должно. Ты не зверь моего зова, и не зверь зова Жан-Клода. Твои воспоминания не должны были приходить ко мне вот так.

Он баюкал свою руку так, будто она была травмирована сильнее, чем от простого кормления из запястья. На секунду я подумала, что Дамиан прикусил его сильнее, чем было нужно для взятия крови, но отбросила эту мысль. Я бы почувствовала, если бы Дамиан настолько утратил контроль. Нет, Каазим баюкал не физическую рану — во всяком случае, не ту, которую получил из-за нас. Скорее это было воспоминание о травме, которая была как-то связано с его памятью, промелькнувшей у меня перед глазами.

— Только мой Мастер могла вытащить из меня такие вещи, а ей это было ни к чему, ведь она была там. — Голос Каазима был мрачен, и таким же был взгляд его темно-карих глаз.

— Прости меня, Каазим. Я не хотел тебя огорчить, — извинился Натэниэл.

Вершакал посмотрел на него, но взгляд его не смягчился. Он смотрел на Натэниэла так, словно ненавидел его.

— Ты — нет, а вампир — да.

Голос Дамиана прозвучал лениво и густо, словно он очнулся после чудесного сна — возможно, эротического характера:

— Я тоже не хотел огорчать тебя, Каазим.

— Я тебе не верю.

— Я помню, каково это — лишиться всего из-за вампира, Каазим. Я бы не стал тащить из тебя подобное воспоминание.

— Не похоже, чтобы ты или Натэниэл сильно огорчились.

— Энергия была восхительной, как пьянящее вино крепкой настойки, но твою потерю она не перебила. Даю тебе слово. — Дамиан протянул руку и коснулся плеча Каазима, но тот отдернулся и поднялся на ноги одним плавным движением, слегка покачнувшись в конце.

— Каазим, ты в порядке? — обеспокоилась я.

Натэниэл высвободился из объятий Домино и потянулся к нему, но Итан подоспел первым. Каазим стоял очень прямо и очень твердо, но слегка привалившись к стене. Итан потянулся к его руке, но замер, поймав взгляд Каазима.

— Я могу взять тебя под руку, чтобы помочь стоять?

— Хотел бы я ответить тебе отказом, но, похоже, вампир взял больше, чем просто немного крови. Я не должен чувствовать себя так, словно накормил нескольких вампиров за очень короткий промежуток времени.

Итан медленно протянул руку и коснулся локтя Каазима, а, когда тот не стал возражать, ухватился за него покрепче.

— Я тебя держу, — сказал он.

— Боюсь, не это меня беспокоит, — произнес вершакал и посмотрел не на Дамиана, а на меня.

— Ну и чем я заслужила такой взгляд? Я ничего тебе не сделала.

— Дамиан — твое создание, Анита. То, что он творит — это твои дела.

— Ты же в курсе, что не все, в чем Мамочка Тьма и Совет убедили людей, правда, верно?

— Я в курсе, что у Дамиана подобных сил никогда не было, но Жан-Клод может это делать, как и ты, благодаря ему.

Взгляд Каазима был таким холодным, что я отшатнулась, и Дев помог мне, отодвинув подальше от моего собственного телохранителя. Прайд вклинился между нами, встав ближе к вершакалу.

— Лишнее пространство не спасет тебя, если я посчитаю иначе.

— Я знаю, — сказала я, еле сдерживаясь от того, чтобы не вытащить ствол, пока у меня был такой шанс. Этого не должно было произойти, поэтому я решила не применять оружие. Если он пересечет эти несколько футов и убьет меня, я реально буду полной дурой.

— Тогда зачем отдаляться от меня, моя королева? — Его голос был ледяным от гнева — как пустыня, охваченная холодом зимы.

— Ты же понимаешь, что тебе придется пройти через всех нас прежде, чем ты причинишь боль Аните, — вмешался Дев. Он слегка переместился и встал чуть впереди меня, так я частично оказалась скрыта его крупным торсом. Прайд ничего не сказал — просто встал в боевую стойку. Это выдало его, но все они тренировались вместе. Они знали движения друг друга, и во время драки не возникло бы сюрпризов — только драка сама по себе.

— Каазим, не стоит нарушать клятву, данную Жан-Клоду и Аните, — произнес Итан. Он стоял ближе всех к Каазиму, но его голос был спокойным, а энергия — мягкой, почти успокаивающей. Я начала понимать, как он сумел построить отношения с неуравновешенной вермедведицей Нильдой.

— Думаешь, я не стану причинять тебе вред только потому, что ты осчастливил одну из нас?

Видимо, я была не единственной, кто подумал о Нильде.

— Нет, Каазим, я думаю, ты бы мог убить меня, но не из страха.

— Я не боюсь тебя, мальчишка.

— И никто не боится, — произнес Итан с улыбкой.

Этот комментарий заставил Каазим задуматься, потому что это был многозначительный комментарий, чего, вероятно, и добивался Итан, потому что Каазим успокоился бы, если бы задумался достаточно крепко до того, как напасть. Я была уверена в этом на девяносто девять и девять десятых процента. Крупица неуверенности заключалась в том, что я не знала, почему его так напугали те воспоминания.

— Что бы тут ни произошло, Каазим, мне жаль, — сказала я.

— Я хотел лишь взять крови из твоего запястья, Каазим. Даю тебе слово, что больше ничего не собирался делать. — Дамиан по-прежнему сидел у стены. Думаю, он мог бы и встать, но не хотел казаться угрозой, и, поскольку он был намного выше, сидя определенно казался менее угрожающим.

— Ты пахнешь правдой, но я никогда не позволял своей энергии протечь к вампиру, если только у него не было вековой практики в подобных вещах.

Я попыталась обойти Дева и Прайда, чтобы посмотреть Каазиму прямо в глаза, но эти двое не дали мне пройти.

— Ты сам сказал мне, Каазим, что задаешься вопросом, как много силы Мамочки вошло в меня, когда я ее выпила. Это было больше похоже на нее, чем на нас.

Он взглянул на меня, и взгляд его не был добрым:

— Это должно утешить меня, моя королева?

Я встретила тяжелый взгляд его темных глаз.

— Я надеялась, что да.

— Либо ты лжешь мне, либо внутри тебя есть сила, которую ты не только не способна контролировать, но и не знаешь, когда она может проявить себя. Что из этого должно меня утешить?

— Ладно, звучит хреново, но я хотела тебя утешить.

Он покачал головой и вздохнул:

— Я уже в состоянии стоять без посторонней помощи, вертигр.

Итан поколебался, но все же убрал свою руку от его плеча. Каазим оставался спокойным и прочно стоял на ногах. Он даже отстранился от стены и больше ни на что не опирался.

— Твоя наивность — часть твоего очарования, Анита, но это также и слабость, потому что она говорит об отсутствии опыта обращения с тем количеством энергии, которое ныне таится внутри у тебя.

— В таком случае, старый друг, пора понять, что все здесь — дети, кроме нас, и нам стоит проявить понимание, а также обучить их всему, чему требуется, — раздался голос Джейка. Они с Фортуной вышли из-за угла, и, похоже, были в курсе всего, что только что произошло, а я задумалась над тем, как долго они подслушивали, будучи вне поля зрения.

— Круто, что вы решили присоединиться к вечеринке, — поприветствовала я их.

— Как ты не понимаешь, Джейк? Эти дети смогли пройти через мои щиты.

— Ты закрывался так сильно, как только мог, когда кормил Дамиана? — уточнила Фортуна.

Каазим не выглядел удивленным, но он напрягся и, похоже, даже вздрогнул.

— Ты этого не делал, не так ли? — продолжала она.

— Я не думал, что это необходимо.

— Ты был беспечен. — Она улыбнулась, прикрывая улыбкой резкость своих слов.

— Как выразился Джейк, по сравнению с нами, они — дети.

— Дети растут, друг мой.

— Джейк, Джейкоб, ты не можешь утверждать, что это не задело бы тебя так же, как и меня.

— Они вытащили из тебя то, что ты любил больше всего и потерял. Если бы это сделала Мать, она бы форсировала воспоминание дальше, и заставила тебя проживать утрату этой любви. Когда они поняли, что что-то не так, то не удерживали тебя и не заставляли углубляться в воспоминания.

— Не для того я строил планы за ее спиной тысячи лет, чтобы оказаться там, где та же сила носит новое лицо.

— Ты правда боишься, что я превращусь в нее, да?

— Нет, Анита, я боюсь, что она уже внутри тебя, и снова будет контролировать всех нас, что под маской твоего лица она останется самой собой.

— Может, стать монстром мне мешает тот факт, что мне не плевать на окружающих, и мне нравятся те, кто вызывает у меня улыбку.

— Это объясняет, почему ты выбрала Дева, а не меня, — пробормотал Прайд.

— Это объясняет, почему ты выделяешь его среди всех наших тигров, — уточнил Каазим.

— Я знаю, что я не тот король, которого ты бы выбрал, — подал голос Дев.

— Ты не король, Мефистофель. Ты был слишком занят, преследуя Ашера, как влюбленный котенок, вместо того, чтобы добиваться Аниты или Жан-Клода.

Лицо Дева помрачнело:

— Я пытаюсь компенсировать это сейчас с Жан-Клодом, Анитой и Натэниэлом.

— Никто, кроме Аниты, не имеет значения, Мефистофель. Разве ты не понимаешь, что Мастер или Мастерица тигров должна полюбить одного из наших тигров и выйти за него, чтобы все были в безопасности? Это последняя ступень магии, которая освободит Аниту от власти Матери, а остальных — от того, что произойдет, если этот кирпич не найдет себе места.

— Я работаю над тем, чтобы выбрать тигра для церемонии с Натэниэлом и Микой, — вмешалась я.

— Да, но ты этого не хочешь. У Мефистофеля был шанс завоевать твое сердце, но он не сильно старался.

— Я старалась, — произнесла Фортуна.

Каазим покачал головой:

— Ты предана Эхо, как и должна своему Мастеру. Твое сердце не может быть отдано, потому что оно несвободно.

— Мы пытались и потерпели неудачу, — сказал Домино, кивнув на Итана.

— Наша судьба зависит от двух мальчишек, — подытожил Каазим.

— Каких еще двух мальчишек? — не поняла я.

— Голубой тигр вернулся в Сент-Луис, но он еще ребенок, и ведет себя соответственно.

Ладони Дева сжались в кулаки и он шагнул навстречу Каазиму. Я коснулась его руки, потому что знала, что это плохая идея. Я видел их обоих на тренировке, и Каазим надирал ему задницу.

Натэниэл произнес:

— Дев теперь не один из ваших тигров. К тому же, он еще и лев. Золотые тигры должны править всеми другими цветами, но он также начинает управлять и другими группами зверей. Разве это не часть вашей легенды?

— А Син буквально заставил землю сместиться перед посадкой на самолет, — сказала я. — Тот факт, что кто-то моложе тебя, не делает их детьми, они просто молоды.

— У нас нет на это времени. Ночь опускается, — напомнил Дамиан.

— Ты прав, — согласился Джейк.

— У нас нет времени, чтобы признать, что энергия Матери затаилась в Аните, как змея, что свернулась во тьме и готовится атаковать? У нас нет времени сказать, что, если она не выберет себе тигра, чтобы любить его и сочетаться с ним браком, все, что мы делаем здесь, в Ирландии, бесполезно, потому что сила Матери поглотит весь мир и всех нас вместе с ним?

— Сегодня она нас не поглотит, но как только настанет ночь, прежний Мастер Дамиана проснется и сделает все возможное, чтобы уничтожить в Дублине еще больше людей, — сказала Фортуна.

— Ты позволяешь своему страху встать на пути у нашей миссии, — мягко упрекнул Джейк.

— Нет, Джейкоб, не я. Это вы с Фортуной позволяете всему этому вмешиваться в нашу первостепенную и наиважнейшую миссию. Какое нам дело, если весь Дублин сгорит сегодня, если мы не предотвратим восстание зла?

— Хочешь сказать, тебя не тронули все те люди в гробах?

— Мне жаль, что она сделала это с ними, она и ее слуги, но если бы вы с Жан-Клодом смогли удержать власть, она бы не перешла к ней. Люди не пострадали бы, если бы вы выбрали себе тигра.

— Типа если я выйду замуж за одного из тигров, то разбросанные кусочки энергии Мамочки каким-то образом будут изгнаны, а Жан-Клод внезапно станет достаточно сильным, чтобы больше не допустить подобного дерьма?

— Так гласит легенда.

— Пустозвонство все это, Каазим.

— Что это значит?

— Думаю, ты не понимаешь, как вернуть джинна в бутылку.

— Если бы ты могла призывать джинна, как это делал прежний Мастер тигров, у нас было бы мощное оружие против наших врагов.

— Уж прости, что я ничего не унаследовала, кроме его способности контролировать тигров, но я все еще считаю, что вы все эти века корпели над планом уничтожения злой королевы, и не думали о том, что будет после.

Он бросил короткий безмолвный взгляд на Джейка и Фортуну, и этого было достаточно, чтобы Джейк взял слово:

— Трудно предусмотреть все возможные варианты развития событий.

— Вы видели падение своего тирана, но не смогли предвидеть, что случится с освободившимся троном, — сказал Дамиан.

— Мы рассчитывали, что тот, кто свергнет ее, займет трон по праву победителя, — ответил Каазим.

— Но к тому времени, как вы выиграли войну, Совет вампиров развалился, и европейский трон больше не существует, — заметила я.

— Мы не ожидали появления короля Америки, — признал Джейк.

Фортуна добавила:

— Эхо говорит, что мы действительно этого не ожидали. Потребовалось много веков, чтобы выстроить основу власти, и мы полагали, что она без помех перейдет к следующему правителю и следующему Совету.

— Как-то наивно с вашей стороны, нет? — поинтересовалась я.

Каазим подарил мне кислый взгляд.

— Возможно, в ретроспективе, — ответил Джейк, улыбаясь, но не так, как если бы он был доволен всем этим.

— Каазим, извини, что мы прошли через твои щиты дальше, чем ты или мы хотели, но ты можешь забыть об этом, чтобы делать свою работу здесь и сейчас?

— Мы можем погасить огонь на этот вечер, Анита, но это как тушить дом, когда пожар грозит вот-вот спалить весь мир.

— Ты будешь выполнять приказы и делать свою работу, чтобы помочь нам спасти Дублин, или нет?

— Что значит один город, когда внутри тебя семена апокалипсиса?

— Я так понимаю, это «нет», — подытожила я и посмотрела на Джейка с Фортуной. — Ладно, расскажите, что вы узнали, потому что до наступления темноты нам нужно разработать план без участия Каазима.

— Я выполню свою часть работы в любом плане, — заявил Каазим.

Я покачала головой:

— У тебя был шанс, Каазим. Ты сказал, что позволишь Дублину сгореть, позволишь Ирландии пасть сегодня вечером, потому что тебя парит катастрофа, которая еще даже не произошла.

— Ты чувствуешь ее силу внутри себя, ты должна, — сказал он.

— Сила — это не судьба, — заметил Джейк.

— Я свято верю в свободу воли, — заявила я.

— А я повидал слишком столетий, чтобы не верить в судьбу, — возразил Каазим.

Я повернулась к остальным:

— Пошли, найдем Эдуарда и скорректируем наши планы, основываясь на отсутствии в них мрачной кисы.

— Я не киса, — сказал Каазим.

— Ладно. Без мрачной собаки? Нет, тоже не подходит, да?

— Хмурого щеночка? — предложил Натэниэл.

— Унылого щенка? — озвучил свой вариант Прайд.

— Я ожидал от тебя большего, — сказал Каазим.

— Дев не идеален, дядя Чаз, но он старается, а ты реально мрачная псина, и всегда таким был.

— «Дядя Чаз»? — удивилась я.

— Когда мы были маленькими, они были «дядя Джейк» и «дядя Чаз», — пояснил Прайд.

Каазим проигнорировал свое старое прозвище. Думаю, он был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Он сказал:

— Ты прав, — и повернулся ко мне. — И ты права. Я допустил ошибку солдата: позволил страху перед поражением в войне украсть у меня доблесть, необходимую для нынешней битвы. Спасибо за напоминание, что если мы проиграем в сегодняшней битве, то не сможем выжить и победить в войне.

— Я скорее считаю, что в войне побеждают, выигрывая одну битву за другой, ну да ладно, пойдем найдем Эдуарда и построим в ряд наших вооруженных до зубов уточек (идиома «построить уток в ряд» означает привести дела в порядок — прим. редактора).

— Но как ты поймешь, какие уточки нам нужны, моя королева? — поинтересовался Джейк.

— Разберемся по ходу дела, — ответила я.

Мгновение он всматривался в меня, а затем рассмеялся, запрокинув голову.

— Вот так просто.

— Просто Эдуард. Просто я. Просто все вы, Нолан и его люди. Просто дивный народ Ирландии, напевающий нам в уши свои сладкие песни. У нас есть все это, Джейк, так что мы быстро разберемся, какие уточки нам нужны.

— До темноты? — уточнил Каазим.

— Да.

— Ты не сомневаешься, — заметил он.

— У меня нет на это времени.

Фортуна подошла ко мне и Деву, и, поскольку он стоял достаточно близко, обняла нас обоих.

— Мы найдем этих разжиревших хищных уточек, — сказала она и поцеловала нас обоих по очереди, так что я ощутила эхо губ Дева на своих. Натэниэл подошел к нам и добавил свои поцелуи. Дамиан тоже подошел, чтобы поцеловать двоих из нас четверых. Каазим фыркнул нетерпеливо, намекая, что мы тратим время впустую, но меня уже изрядно потрепало, а начинать дело с поцелуев лучше, чем с кулаков.

71

Дамиан дал наводку на логова, которыми пользовались пять лет назад его старый Мастер и ее приближенные. Поскольку некоторые из этих мест находились в обиходе на протяжении нескольких веков, был шанс, что ими пользуются до сих пор. Если вы думаете, что как только мы получили адреса, то тут же снарядились и побежали выбивать дверь с ноги, то в Америке это так не работает, как и в Ирландии. Сперва полиция займется сбором информации об адресах: прочешет записи из открытых источников, планы зданий, выяснит, владели ли или проживали ли в этих местах люди, которых можно пробить по базе, потому что некоторые из этих адресов не посещала ни Миледи, ни ее приближенные, уже десятки лет. Дамиан составил список убежищ вековой давности. Не потому, что их недавно использовали, а потому, что она владела ими, а от своей собственности она не отказывалась. Вполне вероятно, что каких-то из этих зданий уже не существовало. Их мы отсеем первыми, а затем копы соберут столько информации, сколько смогут. Я достаточно проработала с боевыми подразделениями, чтобы знать, что сбор информации экономит время, а может, даже спасет жизни, и все же это была задержка, которая всегда немного сводила меня с ума. На этот раз все было не настолько плохо, потому что мы не знали, по каким адресам необходимо наведаться, а информация позволит нам сузить круг поисков.

Чем заняться, пока ждешь? У нас с Эдуардом была пара идей. Вот только они не совпадали.

— Если мы разберемся, почему в полицейском участке не сработали освященные предметы, и заставим их работать прежде, чем вновь отправим людей в бой, это даст нам преимущество. Это поможет новичкам, которые еще никогда не сражались с вампирами.

— Откуда ты знаешь, что новички будут верующими?

— Они достаточно зеленые, чтобы верить в то, что есть вещи правильные, а есть неправильные, и что мы можем спасти этот мир. Вера твоя чиста и крепка, как бриллиант, пока не пройдет проверку на прочность.

— Но она не сильнее, — сказал он.

Этот комментарий со стороны Эдуарда удивил меня, но я кивнула и сказала:

— Нет, не сильнее, просто свежее.

— Знаешь, твой крест тоже не сработал.

— Когда ни у кого у дверей кресты не сработали, я и не подумала достать свой. Могла бы, но примерно в это же время вампир вышел на свет. Я еще не пыталась зажать кровососа между сияющим крестом и сгоранием на солнце. Думаю, на его месте я бы выбрала крест, но как только стемнеет, свет от крестов станет единственным сиянием, которого им нужно будет бояться. К тому же, Дамиан стоял прямо возле меня, а когда на твоей стороне есть вампиры, освященные предметы становятся палкой о двух концах.

— Будь у меня с собой огнемет, твои слова о крестах после захода солнца не были бы правдой.

— Ты едва не спалил дом вместе с нами. Мне было не слишком-то весело в тот раз.

— Ты никогда не позволишь мне это забыть, да?

— Не-а, — ответила я с улыбкой, но говорили я всерьез.

Эдуард хотел, чтобы до того, как мы что-то предпримем, я уединилась с кем-то из своих людей и попыталась исцелить свои раны с помощью небольшой сексуальной магии.

— Пирсону потребуется время, чтобы выбить разрешение для тебя и миротворцев, которые не находятся под его непосредственным руководством.

— Сколько у меня есть времени? — уточнила я.

— Уложись по-быстренькому, минут за тридцать, раньше они не закончат.

— Я знала, что есть причина, почему мы с тобой дружим. Люблю мужчин, для которых тридцать минут — это быстрячок.

Он ухмыльнулся:

— На крайняк, двадцать минут, но ты же не только сексом будешь заниматься, а попытаешься залечить рану, нанесенную чем-то сверхъестественным. На это может уйти больше времени.

Я все же уточнила у Пирсона, но Эдуард оказался прав: на то, чтобы утрясти все дела в Гарде, уйдет время. Судя по всему, кто-то записал на смартфон, как мы расстреливали горящего вампира на улице. Запись попала в интернет и выглядела достаточно жестокой, так что высшее руководство местной полиции не знало, хотят ли они снова прибегнуть к помощи американцев. Когда я намекнула, что, возможно, им захочется, чтобы американцы пришли им на помощь после наступления темноты, он ответил:

— Никто из тех, кто принимает решение, не видел вампира лично. Никто из них не был на месте преступления и не видел жертву. Они не хотят верить тому, что происходит в нашем городе.

— Им лучше поверить, и сделать это как можно быстрее, Пирсон, потому что всем нам необходимо понять, как помешать Дублину этой ночью захлебнуться в крови и вампирах.

— Я в курсе, Блейк, но я не последняя инстанция.

— Хотите сказать, власть имущие с большей охотой отправят меня и мою команду домой, вместо того, чтобы позволить нам остаться и помочь вам бороться?

— Это не борьба, Блейк, а преступление, которое нужно раскрыть.

— Мы знаем, кто за ним стоит, Пирсон. Нам нужно просто найти ее и убедиться, что она больше не сможет этого повторить.

— У нас есть лишь слова вашего вампира о том, что за этим стоит его прежний Мастер, Блейк. Нет ни одного доказательства, которое можно предъявить в суде. Нельзя арестовать ее, пока мы не поймаем ее с поличным на том, что она вредит людям.

— Фланнери и его люди говорят вам то же, что и мы с Дамианом, и вы действительно хотите сказать, что этого недостаточно, чтобы убедить ваше начальство, что до наступления темноты ее нужно найти и покончить с ней?

— Американские решения им не по душе.

— Американские решения… Блядь, Пирсон, вы же видели, что сотворил всего один вампир с вашими… миротворцами. Как думаете, что произойдет, когда наступит ночь, и она сможет контролировать их всех?

— Я не могу знать точно, что это произойдет, Блейк, и вы тоже.

— Если медлить с ответными действиями до завтрашней ночи, то будет кровавая баня. И вы это знаете.

— Я ясно выразил свое мнение о том, что произойдет сегодня ночью, но вы должны уяснить, что здесь никогда не было вампиров. Мы — ирландцы, в большинстве случаем мы устанавливаем дружеские отношения со всеми сверхъестественными существами, которые нам встречаются.

— Ага, с магическим меньшинством. Я поняла, но, Пирсон, фейри тоже напуганы. Они не знают, что происходит с Дублином, и боятся, что это распространится на другие города.

— Дивный народец принимал участие в беседе с моим начальством.

— И никаких подвижек?

— Дело двигается, но не так быстро, как вам того хотелось бы.

— Это не мое хотение, Пирсон. Это необходимость.

— Может быть, но я должен действовать по уставу, Блейк. Если вы или ваши люди предпримут что-либо без нашего разрешения, то, вероятнее всего, вас выпроводят из Дублина в тот момент, когда вы будете нужны нам больше всего.

— Хотелось бы мне сказать: «Вы что, шутите?», но я знаю, что это не так.

— Здесь дела иначе делаются, Блейк.

— Бюрократы везде одинаковые, Пирсон. Просто в моей стране на решение этой проблемы было больше времени.

— Нет, Блейк, одна из причин, по которой мы предпочли вам Форрестера, это тот факт, что даже ваше ФБР не пригласило вас обучать их агентов. Ваши собственные соотечественники считают, что вы слишком часто прибегаете к насилию. К тому же, вы — красивая женщина, которой комфортно рядом с жестокостью. Некоторых это нервирует еще сильнее, чем некромантия.

— Хотите сказать, все сводится к какому-то стремному сексизму?

— При свидетелях я бы ответил, что нет, но тет-а-тет — да, есть такое.

— Значит, была бы я страшненькой, все бы прошло гладко?

— Даже более высокий рост и крупная комплекция помогли бы, но вы — миниатюрная и привлекательная женщина, и, похоже, некоторых из моего начальства беспокоит, что вы спокойно относитесь к жестокости.

— Это просто смешно, — фыркнула я.

— Есть немного, — согласился он.

— Я не стану выше за следующие пару часов, Пирсон.

— Я в курсе.

— Я могу что-то сделать, что мы с моей командой преобразились в глазах вашего начальства?

— Держитесь подальше от неприятностей и сами их не несите — в смысле, не пристрелите кого-нибудь. Не совершайте насильственных действий, пока я не объяснюсь с начальством.

— А если на меня нападут, я могу себя защищать?

— Конечно, вы можете себя защищать, однако, если на вас нападут, убедитесь, что есть свидетели, которые видели, что нападавшие атаковали вас первыми — скажем так, это будет вам на руку.

— Хотите сказать, что даже если я защищаюсь, любое насилие будет истолковано против меня?

— Просто не пристрелите никого, пожалуйста.

— Мне совсем не улыбается вступать в ближний бой, чтобы воспользоваться клинком, Пирсон. Это легкий способ получить еще больше увечий.

— Нет, Блейк, никакого холодного оружия. Не пристрелите никого, и никого не зарежьте.

— Это вампиры, Пирсон. Чего вы от меня ждете? Что я вручную их завалю?

— Я понимаю, что для вас это звучит безрассудно, Блейк.

— Чертовски верно.

— Но мы не хватаемся за пушки чуть что, как вы в вашей стране. Мы не без причины называем себя миротворцами, потому что считаем сохранение мира своей первостепенной задачей.

— Если вы и ваше начальство до темноты не придумаете какой-нибудь план, то в Дублине уже не будет никакого мира. Как только магия друзей Фланнери выветрится, Злобная Сука призовет к себе вампиров. Она создала здесь целую армию, неужели вы этого не понимаете?

— Мы надеемся, что большинство ее вампиров сейчас в больницах, под успокоительными.

— Как только наступит ночь, лекарства не удержат их в бессознательном состоянии, — сказала я.

— Врачи считают иначе, — отмахнулся он.

— Потому что они воспринимают вампиров как травмированных людей, но это не так.

— Вампиризм — это болезнь, подобная раку, — возразил он.

— Да, но раковые больные не жаждут человеческой крови, они не становятся быстрее и сильнее. Не захватывают своим взглядом других и не заставляют их нападать на своих.

— Врачи, которые отвечают за пациентов, считают, что седативные удержат их в коматозном состоянии этой ночью.

— Ладно, но что насчет остальных вампиров, которые есть в городе?

— Мы надеемся, что большинство из них либо уже мертвы, либо лежат в больничных палатах.

— Господи, хотите сказать, что они, что вы, действительно верите, что задержали большую часть местных вампиров?

Он откашлялся и сказал:

— Это основная теория.

— Теории хороши в лабораториях или в конференц-залах, но сегодня ночью на улицах города ваша теория столкнется с реальностью.

— Если вы никого не пристрелите и не прирежете, то, возможно мне удастся убедить их, чтобы вы и ваши люди стали частью дежурных групп, которые будут патрулировать город.

— Если мы будем патрулировать город, нам хотя бы позволят стрелять в целях самообороны?

— Я не интересовался этим вопросом, и вам не советую, Блейк.

— Почему нет?

— Потому что иногда лучше просить прощения, чем спрашивать позволения и получить отказ.

— Иисусе, Пирсон, вы отправляете своих товарищей из Гарды на бойню.

— Я делаю все, что в моих силах, просто держитесь подальше от неприятностей, хотя бы пару часов. У нас есть время до темноты, если больше ничего не случится, и ничего не попадет на Ютуб.

— Мы не можем контролировать владельцев телефонов и то, что они снимают, — возразила я.

— Тогда просто не высовывайтесь до тех пор, пока я не договорюсь с начальством, после чего вы покажете нам, как должны работать освященные предметы.

— Ладно, хорошо, но… ладно, — сказала я и, не говоря больше ни слова, повесила трубку, потому что не доверяла самой себе. Очевидно, времени у меня было достаточно, чтобы позволить себе нечто большее, чем быстрячок.

72

Я бы выбрала Натэниэла, или Натэниэла с Дамианом, но на них я в последний раз кормила ardeur, и должна была дать им еще один день отдыха. А может, и того больше, потому что сегодня Натэниэл поделился кровью с несколькими вампирами. Так что я попросила Дева пойти со мной, но Джейк вышел вперед и сказал:

— Он отдал сегодня слишком много крови, и перед тем, как кормить кого-то, ему следует отдохнуть.

Дев начал протестовать, но в конце концов мы прислушались к более старшему и опытному голосу, однако это ставило меня в затруднительное положение. Фортуна тоже делилась кровью с несколькими вампирами, Магда стояла в пробках в тридцати или более минутах езды от нас, и, если говорить откровенно, секс между девочками занимает больше времени, потому что прелюдия нужна обеим. Да, есть мужчины, которым нужна основательная прелюдия, и куда больше мужчин наслаждаются ею, чем признаются в этом, но у меня не осталось женщин и почти не осталось мужчин. Только подумаешь, что у тебя переизбыток чего-то, как понимаешь, что не запасся этим в достаточном количестве.

Я очень старалась держать Итана и Домино вне списка моих любовников, потому что им было нужно больше эмоциональной близости, чем я могла предложить. Я больше не могла ни о ком заботиться, но мне нужно было воспользоваться своей единственной исцеляющей способностью, которая, как и многие унаследованные мной метафизические ништяки, имела сексуальную природу. Как чуть ранее заметил Дев, похоть лучше страха, смерти и жестокости. Я могла питаться и гневом, но не могла от него исцеляться, а именно в этом я сейчас нуждалась.

— Ты могла бы выглядеть менее несчастной по поводу этого, — с укором заметил Домино.

— Мне жаль, правда жаль, — понурилась я, и Итан тоже входил в адресаты моих извинений. — Просто я пытаюсь урезать список своих любовников — из-за этого всегда куча проблем, и вот мы снова на том же месте.

Итан улыбнулся:

— Когда я появился в твой жизни, твоя бальная карточка уже была переполнена — я понял это, когда прибыл в Сент-Луис, и, да, я был разочарован, но теперь я с Нильдой, и чувствую себя более счастливым, чем когда-либо. Этого не случилось бы, если бы мы с тобой не повстречались в Вашингтоне.

Я похлопала его по руке.

— Спасибо, Итан, но у Нильды разве не возникнет проблем с тем, что мы опять переспали?

Он покачал головой:

— Она в курсе, что я — один из твоих moitié bêtes, и, как член Арлекина, она знает, что в первую очередь я принадлежу тебе, и уже во вторую — кому-то еще.

— Приятно знать, — сказала я и повернулась к Домино — он не улыбался.

— Джейд нормально отнесется к тому, что мы собираемся сделать?

— Джейд тоже хочет тебя, Анита. С ней все будет в порядке.

Это заставило меня нахмуриться, ибо я только что порвала с Джейд, потому что наши отношения не удовлетворяли меня и огорчали ее. Я не хотела, чтобы по возвращению домой меня затянуло в них снова.

— Неужели мы оба настолько неудачный вариант? — спросил Домино.

Я улыбнулась, но опустила взгляд, потому что знала, что улыбка не дойдет до моих глаз:

— Нет, конечно же нет. Вы оба приятны в постели.

— «Приятны» это по-девчачьему означает «хороши, но не восхитительны», — интерпретировал он.

— Зачем ты все усложняешь? — нахмурилась я.

— Потому что если у меня есть шанс снова заняться с тобой сексом, то я хочу, чтобы ты отнеслась к этому не как к рутинной работе, которую тебе нужно сделать, а как к чему-то прикольному. Я знаю, что ты делаешь это только ради того, чтобы вылечиться, и, тем не менее, предполагается, что секс должен приносить удовольствие, Анита.

Его слова заставили меня улыбнуться, и я позволила ему увидеть это.

— Спасибо за напоминание, потому что ты прав. Я относилась к сексу, как к рутине, и прошу за это прощения. Просто переживаю о том, что собирается предпринять ирландская полиция, и на что они собираются дать нам зеленый свет сегодня ночью.

— Мы с Ноланом поможем Пирсону убедить высшее руководство, — успокоил меня Эдуард.

— Терпеть не могу, когда полиция ведет себя, как какая-нибудь корпорация. Это не так работает, — буркнула я.

— И, тем не менее, большинство из них управляются именно так, особенно в больших городах.

— И все равно это неправильно, — уперлась я.

Он согласился и отправил меня уединиться с двумя вертиграми, бросив на прощание:

— Развлекайся.

Я посмотрела на двух парней, которые ждали меня дальше по коридору. Они были почти одного роста — чуть ниже шести футов (182 см. — прим. редактора). Плечи у Домино были шире, и он быстрее набирал массу в зале. Итан стал еще стройнее с момента нашего знакомства — он был словно отточен тренировками, которые практиковали все наши охранники. Оба вертигра были в лучшей форме, чем когда я их встретила впервые. Домино тогда работал на мафиози, который по совместительству был Мастером вампиров Лас-Вегаса. Быть горой мускулов на службе у бандита не означает регулярно тренироваться. Итан служил телохранителем у Королевы клана красных тигров. Я посмотрела на него, отмечая, насколько он похудел, а ведь он и раньше был стройным. Либо он слишком мало ест, либо так на нем сказывались наши тренировки. Как только я сниму с него шмотки, станет ясно, проступили ли ярче мышцы, или их стало меньше из-за недоедания. Так или иначе, я это узнаю, как только мы доберемся до номера в отеле.

73

Я так и не узнала, морил ли Итан себя голодом или сам по себе был таким сухощавым, потому что в жеребьевке выиграл Домино, или даже взял верх со словами: «Я доминантнее тебя, и если ты не пожелаешь решить дело дракой…». Итан не пожелал. Частично в этом была моя вина, потому что я затупила с выбором, и в конце концов вопросила, почему мы не можем замутить тройничок. Никто из них не хотел этого делать, но они поняли мой намек, что предпочтений между ними у меня нет, и решили все за меня. В обычной ситуации, скорее всего, я бы не согласилась, но в нашей поездке в Ирландию не было ничего обычного. К тому времени, как мы добрались до отеля, у меня разболелась рука, так что я не возражала, что кто-то из них взял на себя инициативу.

Итан отправился в смежную комнату и прикрыл разделяющую нас дверь. Я села на край огромной кровати и осторожно прижала к себе висевшую на перевязи руку.

— Сильно болит? — спросил Домино.

— Достаточно. Хочу, чтобы она исцелилась.

Он подошел и встал рядом со мной.

— Я в том смысле, что тебе не слишком больно для секса?

— Я могу немного сбиваться с настроя, — сказала я.

Он опустился предо мной на колени. И вот я уже смотрю в эти красно-оранжевые глаза. Они были так похожи на тигриные на его человеческом лице, что те люди, которые его не знали, спросили бы, где он откопал такие крутые линзы. Мало кто из людей понимал его сущность. Я не знала, обманывали ли они себя, или просто были слепы ко всему, что от них отличается. В леопардовых глазах Мики не было четкого перехода между золотым и желтым. Это больше походило на смешение двух цветов, но красный и оранжевый у Домино были раздельными, хоть и без идеальных границ, но из-за этого несовершенства они перетекали друг в друга тут и там, так что ассоциация была скорее с водой, чем с огнем, как будто его глаза были теплыми и холодными одновременно, пламенем и жидкостью. Я коснулась его лица рядом с этими глазами и спустилась лаской по щекам, чтобы обнаружить мягкость его губ самыми кончиками пальцев. Это заставило его прикрыть глаза и с таким облегчением выдохнуть, словно с этим воздухом вышло все напряжение, которое он копил месяцами.

Я погладила его волосы, играя с проседью белых прядок — казалось, кто-то просыпал лепестки белых роз на черные, как вороново крыло, волосы. Теперь он наблюдал за мной, и в этих тигриных глазах было куда больше эмоций, чем может испытать обычный тигр, потому что тигры не станут усложнять себе жизнь так, как это делают люди.

Домино коснулся моего лица, и его ладонь была достаточно крупной, чтобы стать ему чашей, так что я прижалась к его руке, словно это была подушка, и позволила себе расслабиться в почти лихорадочно тепле его кожи.

— Такой горячий, — произнесла я вслух.

— На моем теле есть места и погорячее.

— Показывай, — велела я.

74

Как только он остался без одежды, я смогла увидеть, как играют под его кожей мышцы, которых я еще не видела. Домино стал набирать мускулатуру, и я могла проследить очертания кубиков пресса на его животе, обтянутых теплой, шелковистой кожей, которую так и хотелось поцеловать. Ему буквально пары фунтов (один фунт — примерно 450 гр. — прим. редактора) не хватало до тех четко выраженных кубиков, которые украшают обложки журналов, но он был прекрасен и сейчас, а мой опыт отношений с танцорами и атлетами научил меня, что ярко оформленные шесть кубиков это либо очень строгая диета, либо хорошая наследственность, либо комбинация этих двух факторов. Мы все ходили в зал для поддержания формы ради нашей работы, будь то стриптиз, балет, борьба с монстрами или должность охранника, но для того, чтобы выглядеть, как фитнес-модель, придется практически все время проводить в тренажерке, а не с людьми, которых ты любишь — это того не стоит.

Домино пришлось помочь мне снять шмотки. Избавляться от перевязи было больнее всего. Сперва нужно выпрямить руку, а это больно, затем позволить ей болезненно повиснуть. В итоге мы вернули перевязь на место, когда я уже была голой. Так я не морщилась при каждом движении.

— Почему она так сильно болит?

— У тебя в руке застрял чей-то кусок — достаточно глубоко, что еще чуть-чуть, и потребовалась бы операция, — ответил Домино.

— О, — сказала я, и после этого перестала задавать глупые вопросы, ну, или попыталась. Иногда во время прелюдии я говорю то, что думаю, и перегибаю с этим палку. Я изо всех сил старалась не задавать других очевидных вопросов. Либо мне это удалось, либо Домино было без разницы, что комментировать. Он пробежался по мне руками и оказался прав: другие части его тела были еще горячее.

Я попыталась заняться с ним оральным сексом в одной из двух своих любимых позиций: он лежал на постели, а я стояла на коленях перед ним, но так у меня не получалось удобно опереться перевязанной рукой. Я выпрямилась и он стал тверже, чем когда я начала, но все недостаточно. Я немного отстранилась и сказала:

— Извини, рука мешает.

— Я бы хотел, чтобы попозже, когда тебе станет лучше, ты мне отсосала, но я понимаю, что тебе больно. Давай это исправим.

— Звучит неплохо. Как мы это сделаем? — Я баюкала свою руку. Она не ныла, она болела. Волны боли прокатывались вверх по руке, к плечу, и вниз, к телу. Было не так паршиво, как когда мне очищали и обрабатывали рану, но достаточно плохо, чтобы я начала задаваться вопросом, как я собираюсь пройти через это ради секса. Немного боли в сексе мне иногда нравилось, но это была не она. Это была просто гребаная боль.

— Я чувствую отголоски твоей боли, — заметил Домино.

— Мне жаль, — извинилась я.

Он коснулся моей здоровой руки.

— Не стоит извиняться. Часть моей работы, как твоей звериной половины, чувствовать то, что ты чувствуешь, и помогать тебе исцелиться.

— Домино, я не уверена, что смогу это сделать, когда так сильно болит.

— Тебя просто избаловала способность к исцелению, которую ты делишь с нами, — с улыбкой сказал он, пытаясь меня приободрить.

— И не говори. Забыла уже, насколько хреново получать ранение во время расследования, и продолжать идти дальше.

— У меня идея, — сказал он.

— Я вся сплошные уши.

Он осмотрел меня с головы до ног, его взгляд задержался на груди.

— Не сказал бы, что вся, — произнес он и коснулся того места, где задержался его взгляд — было приятно чувствовать, как он ласкает мою грудь, но боль все перебивала.

В итоге он накидал подушек к изголовью кровати и помог мне развалиться на них вместе с моей рукой, которая должна была оставаться неподвижной, так что вторая рука у меня освободилась. Домино начал поглаживать мои бедра, изучать моей тело своей теплой ладонью. Он не рвался к финишу, не пытался играть со мной — он просто продолжал ласкать меня своими большими теплыми руками, и я, окруженная подушками и его ласками, начала расслабляться. Наконец, его прикосновения стали интимнее, побуждая меня раздвинуть ноги, чтобы он смог лечь между ними, очертить мои края, поиграть со мной и, наконец, накрыть меня своей горячей ладонью, как чашей, прижав ее так, что, казалось, он почти удерживал меня, но только в этом месте. Все было так нежно, что я ощутила, как увлажняюсь, и напряжение в моем теле ушло. Я желала того, что несла с собой эта нежность.

Он принялся играть со мной рукой, теребя этот сладкий комочек, разбухший ото всей этой нежной прелюдии. Сегодня грубость не мое. Домино пробегался пальцами поверх и вокруг, снова и снова, лаская, дразня до тех пор, пока мое дыхание не участилось, а тело не возжелало большего. Я ожидала оргазма, но оставалась на грани. Боль не позволяла мне отдаться удовольствию.

— Это приятно, — пропыхтела я с придыханьем.

— Но кончать ты не собираешься, да?

— Боль мешает. — Я посмотрела вниз, на него, лежащего между моих ног, его рука покоилась на моем бедре. — Прости.

— Не извиняйся, Анита. Всем нам бывает больно.

— Но вы можете перекинуться и залечить свои раны.

— Не все, — возразил он, поцеловал мое бедро, а после — немного выше.

— Я не вынесу, если ты займешься со мной оральным сексом, а я не смогу ответить тебе тем же. Для меня это будет перебор.

Он прервал дорожку поцелуев по моему бедру и посмотрел на меня.

— То, что ты отказываешься от орального секса, говорит о том, что ты ранена сильнее, чем позволяешь мне это почувствовать.

— Хватит и того, что от боли страдает один из нас.

Он лег щекой мне на бедро и посмотрел на меня своими удивительными глазами. Может, если бы он чаще бывал в моей постели, к этому моменту я бы уже к ним привыкла, но привычки между нами не было, поэтому каждый раз, когда я смотрела ему в глаза, их необычная красота будоражила меня. Будь я кем-то другим, забеспокоилась бы и испугалась, потому что эти глаза кричали об инаковости, о том, что он не такой, как я, совсем, но меня различия не парили, и волнение у меня было как от созерцания редкого вида орхидеи, или от картины, полной ярких красок и движения до такой степени, что даже если ты не понимаешь, что задумал художник, тебе все равно нравится ее настроение и палитра.

— Вот, так-то лучше, — сказал он, и был прав. Что-то в его глазах успокоило меня, а когда я успокоилась, рука уже не так сильно болела.

— Я разучилась справляться с подобными травмами. Я теперь просто слабачка по части ран.

Он мягко рассмеялся.

— Ты никогда не будешь в чем-то слабачкой, Анита, но ты забыла, как жить с такими ранами.

— Она болит сильнее, потому что я не ожидала, что будет так сильно болеть.

— А сейчас? — поинтересовался он.

— Лучше, пока я ее не перегружаю.

— Думаю, мы найдем, чем заняться, чтобы не перегружать твою руку. — Он поцеловал меня в бедро, а затем потерся щекой чуть ниже.

— Какие будут предложения? — спросила я.

Домино усмехнулся, выцеловывая дорожку по моему бедру.

— Я практиковался с тех пор, как мы делали это в последний раз.

— Да ладно?

Он кивнул, потираясь лицом о внутреннюю сторону моего бедра.

— Покажи мне, чему ты научился.

Он улыбнулся, прижимаясь губами к моему бедру.

— Часть из этого я подчерпнул, наблюдая за тем, как ты ласкаешь Джейд под руководством подружки Джейсона.

— Джей-Джей была отличным учителем, — сказала я и почувствовала, как мое лицо бросило в жар, когда я подумала о светловолосой балерине.

Домино усмехнулся, и этот звук перекатился в низкое урчание. От этого по моему телу пробежала приятная дрожь, но из-за нее вздрогнули мышцы там, где меня заштопали, а это уже было не так весело.

— Не уверена, что смогу превратить эту боль в удовольствие.

— Просто лежи смирно во время оргазма, — посоветовал он.

— Не знаю, получится ли.

— Говорят, у тебя проблемы с тем, чтобы не двигаться по приказу.

Я нахмурилась:

— Кто говорит?

— М-м, — пожурил он, прижимаясь губами к бедру, — никаких разговоров во время поцелуев. — Он вновь поцеловал меня, и на этот раз — на краю изгиба внутренней стороны бедра. Следующий поцелуй пришелся прямо на впадинку, и мою кожу обдало мягким теплом от его дыхания. Я старалась не дрожать или хотя бы не двигать рукой. Вроде даже получилось.

Он поцеловал мой лобок и снова мягко выдохнул. Его дыханием было таким теплым, почти горячим на моей коже. Я прикрыла глаза и протяжно выдохнула, и он выбрал именно этот момент, чтобы лизнуть меня между ног одним быстрым, дразнящим движением.

Это вынудило меня уставиться на него, чуть ли не хихикнув.

От его взгляда весь мой смех испарился, дыхание перехватило, а тело напряглось. У каждого мужчины есть такой хищный взгляд, но конкретно этот шел из глаз, принадлежащих полосатому лику настоящего хищника. На меня смотрел его тигр, и мысль о том, что его рот касался таких интимных мест на моем теле, заставила меня задрожать, и причин у этой дрожи было больше одной. Я почти смирилась с тем, что толика страха в сексе, небольшое чувство опасности с теми, кому я доверяю, врубает мой переключатель. Когда Домино принялся лизать меня по краям — осторожно, не торопясь, подготавливая меня к тому, что будет дальше, я призналась самой себе, что частично дрожь была вызвана не нежностью, а мыслью о том, что даже человеческие зубы могут нанести ущерб. При таких мыслях оральные ласки становятся одним из самых доверительных актов с партнером. А если он еще и оборотень, у которого есть настоящие когти и клыки, то доверия тут еще больше.

Я позволила себе расслабиться под ощущением его языка, который рисовал круги по краям, лизал длинными движениями с каждой стороны, подбирался все ближе, но не касался меня там, где мне больше всего хотелось. Наконец, я взмолилась:

— Пожалуйста, пожалуйста…

Домино вскинул голову ровно настолько, чтобы спросить:

— Пожалуйста — что? — По глазам было видно, что он совершенно точно знает, что именно, но я подыграла:

— Все это обалденно, но, пожалуйста, дай мне кончить, не нужно больше меня подготавливать и поддразнивать.

— Это называется «прелюдия», Анита, а не поддразнивания. — Он вновь лизнул, нарочно избегая того местечка, в котором мне хотелось прикосновений.

— Домино, ты меня с ума сведешь. Просто сделай это.

— Вот это? — Он быстро провел языком по моим раскрытым створкам, едва касаясь той точки, до которой мне больше всего хотелось, чтобы он прикоснулся.

Я рассмеялась — частично от удовольствия, частично от раздражения:

— Домино!

— Когда я доведу тебя до оргазма, то хочу, чтобы ты выкрикнула мое имя.

Я чуть было не ляпнула, что стараюсь не произносить чьих-либо имен в таких ситуациях, потому что не хочу выкрикнуть ошибочное. Такое бывало пару раз, и вроде все обошлось, но не очень-то лестно, когда твой партнер кричит чужое имя во время вашего секса. Так уж повелось, но когда я посмотрела вниз, вдоль линии своего тела, в эти глаза цвета пламени заката, что мне еще оставалось ответить, кроме как «да»?

Своим языком, губами, ртом, облизывая и посасывая то сладкое местечко, он довел меня до кульминации, и из-за того, что прелюдия была такой обстоятельной, оргазм вышел сильным, всепоглощающим, он накрывал и накрывал волнами удовольствия, заставляя меня трястись и кричать, пока мои руки пытались найти хоть что-нибудь, во что я могла бы впиться ногтями и держаться, пока один оргазм переходил в другой или, может, это был тот же самый, набегающий, подобно волнам о берег, снова и снова, один и тот же океан, но не одна и та же волна.

Я прокричала его имя, запрокинув голову и закрыв глаза, его имя, как исступленная молитва, срывалось с моих губ:

— Домино, Домино, Домино!

Его лицо вдруг оказалось передо мной.

— Твоей руке явно лучше.

Я моргнула. В своих метаниях я сползла с подушек и утонула в них. Перевязь болталась на шее, потому что рука в ней больше не висела. Мне удалось выдохнуть:

— Да.

— Хорошо, потому что теперь я собираюсь тебя трахнуть.

— Да, господи, да.

Он улыбнулся, и мой мозг едва осознавал, что он стоит надо мной на четвереньках, упираясь руками по обе стороны от моего торса, а коленями — между моих ног. Презерватив уже был на месте, как бледная тень поверх его твердости.

Ниже пояса она касался меня, но сверху лишь нависал. Он попытался скользнуть в меня, но угол был не подходящим. Если бы я была в состоянии пошевелиться, то помогла бы, но я все еще лежала, бескостная, плавая на волнах удовольствия от предыдущего оргазма. Домино воспользовался рукой, чтобы войти в меня. Я была очень влажной, но тугой, какой я всегда становилась после орального секса. Его член был достаточно толстым, чтобы с усилием проложить себе дорогу внутрь, по каждому восхитительному дюйму. К тому времени, как он погрузился так глубоко, как только мог, я уже издавала тихие, нетерпеливые звуки, а наши тела касались друг друга настолько интимно, насколько это было возможно.

— Посмотри на меня, Анита, — произнес он.

Я наблюдала за тем, как он скользил в меня, но его слова заставили меня поднять взгляд. Он смотрел на меня очень пристально.

— Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, пока мы занимаемся любовью. Хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза все это время.

— Не знаю, смогу ли.

— Я хочу смотреть тебе в глаза, пока мы будем заниматься любовью. И хочу, чтобы ты смотрела в мои, а не на мое тело.

Мысль о том, чтобы смотреть ему в глаза на протяжении всего секса, смутила меня. Вероятно, мне стоило запротестовать, но я пробыла с Джейд достаточно долго, чтобы знать, почему он просит об этом. Она воспринимала затянувшийся зрительный контакт во время секса, как агрессию — даже со мной, хотя я тоже была женщиной. Трудно представить, насколько все усугублялось между ней и мужчиной. Даже посереди секса Джейд будто бы пряталась, и я могла понять, почему Домино хотел того, кто не станет прятаться. Того, кто будет смотреть на него и наслаждаться тем, что он рядом, кто не станет вздрагивать и наказывать его за то, что он мужчина. Проблемам Джейд можно было посочувствовать, но ее нежелание работать с ними на терапии со временем поубавило мое сочувствие. Я не стала спрашивать, пришел ли Домино к такому же выводу. Я просто дала ему то, чего он хотел. Я смотрела, как его тело трудилось, входя внутрь и выходя из меня. Он остановился, чтобы скинуть с постели подушки, и освободить себе место, чтобы упереться руками. Я смотрела в глаза, напоминавшие мне огонь, когда он нашел свой ритм, теперь немного более быстрый, но не настолько глубокий, насколько он мог входить, ища то самое местечко недалеко от входа. Я знала, что мое дыхание изменилось, но, должно быть что-то отразилось на моем лице, потому что он улыбнулся и продолжил скользить вновь и вновь, в том же ритме, задавая движения бедрами, от чего мое мое дыхание ускорилось и я вцепилась в его предплечья, которые удерживали надо мной его торс. Я наблюдала за тем, как оранжевый цвет его радужки расширялся до тех пор, пока красный не сделался тонкой полоской вокруг зрачка, и его дыхание тоже начало учащаться. Напряжение между ног росло, и я знала, что уже близка. Я сказала об этом, глядя ему в лицо, и позволяла ему увидеть каждый оттенок удовольствия, каждую морщинку, улыбку, вскрик, и наблюдала то же самое на его лице. Это было почти слишком интимно, как если бы мы оголяли друг друга так, как никогда прежде.

Где-то между одной секундой и второй, одним толчком его тела и другим, он подвел меня к бессловесному вскрику — такому всепоглощающему, что в нем не было места для слов. Я задергалась в оргазме, откинув голову и закрыв глаза.

— Смотри на меня, Анита. Смотри на меня! — его голос прозвучал низким рычанием — настолько низким, что казался чужим.

Я распахнула глаза и посмотрела на него, чтобы найти его губы полуоткрытыми, а глаза — едва ли не безумными. Он старался сохранить тот же ритм, и я смогла прокричать о своем наслаждении еще раз. Я почувствовала, как мои ногти вонзались в его предплечья, за которые я все еще держалась. Он смотрел мне в глаза, а я смотрела в ответ, и то, что я увидела буквально секунду назад, было почти как страх, словно он боялся отпустить себя. Его тело надо мной задрожало, сбилось с ритма, и он вскрикнул, глаза его были широко распахнутыми и безумными, когда он вдолбил себя в меня так глубоко, как только мог, и это заставило меня тоже вскрикнуть. Я ощутила, как он дернулся внутри меня, как он кончил, его тело пульсировало и это заставило меня вновь закричать, царапая ногтями вниз по его предплечьям.

Наконец, он закрыл глаза и склонил голову, грудь его поднималась и опадала, словно после бега. По центру его груди сбегала тонкая дорожка пота. Мне так хотелось потрогать его локоны, нависшие надо мной, но я не могла даже двинуть рукой. Я ничем не могла двинуть. Просто плыла на волнах оседающего удовольствия.

Когда он заговорил, голос его звучал с придыханием:

— Спасибо тебе.

Я смогла ответить только со второй попытки:

— Ох, Домино.

Он приподнял голову достаточно, чтобы посмотреть на меня.

Я улыбнулась и заговорила, хотя дыхание у меня было слишком сбитым для этого:

— Домино, мне это было в кайф. Господи, как же это было в кайф.

Он улыбнулся и начал выходить из меня, а рукой потянулся к презервативу, чтобы убедиться, что все осталось на месте. После этого он почти рухнул рядом со мной.

— Надо привести себя в порядок.

Я неуклюже похлопала его по груди, потому что угол был не подходящий.

— Так и сделай. Я пока не могу шевелиться.

Он поднялся на ноги рядом с кроватью и невольно вписался в стену, пытаясь добраться до ванной. Это заставило меня рассмеяться, и он смеялся вместе со мной. Настолько крутой секс, что тебя мотает об стены.

75

Я все еще лежала на кровати, позволяя своему разуму и зажившему телу предаваться пассивному отдыху, когда в дверь постучали. Так стучится полиция — авторитарно и громко. Волна адреналина смыла зыбкое удовольствие после оргазма. Я села и позвала:

— Домино?

В смежную дверь постучали и голос Итана произнес:

— Я вхожу, — после чего он сразу же открыл дверь.

У него в руке был пистолет, и меня это устраивало. Я переползла через кровать, чтобы достать свою пушку из прикроватного столика. Как только пистолет оказался у меня в одной руке, а простыни, прикрывающие мою грудь — в другой, мне стало чуточку лучше. Мне всегда нужна одежда и ствол, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Домино вышел из ванной, по-прежнему голый, но у него в руке был пистолет, а значит, где-то он там его прятал, а я и не знала. Это впечатляло, но в то же время мне было немножко стыдно за себя.

— Я слышал, — сказал он.

— Кто там? — спросил Итан, стоя в проеме открытой двери смежного номера.

Домино покачал головой и направился к входной двери. Большинство людей посмотрели бы глазок, но он не стал. Он остановился в футе от двери, когда снова раздался стук и мужской голос произнес:

— Служба безопасности отеля. — Голос звучал, как голос копа. Держу пари, он либо из полиции, либо подрабатывал на стороне.

— Прошу прощения, кто вы, говорите? — переспросил Домино, хотя я знала, что он прекрасно все слышал.

— Служба безопасности отеля. Сэр, у вас все в порядке?

— У нас все хорошо.

— Не могли бы вы открыть дверь и позволить нам убедиться, что со всеми в номере все в порядке?

— Простите, но сейчас я не готов открыть дверь, — ответил Домино.

— Сэр, если вы не откроете, мы будем вынуждены открыть ее сами и войти без вашего разрешения.

— Щеколда задвинута. Вы не сможете войти, — возразил Домино.

— Сэр, мы пришли из-за жалобы на шум, — произнес второй голос, чуть менее напористый.

Домино развернулся и посмотрел на меня, улыбаясь так, как улыбаются мужчины, когда гордятся тем, как громко вы пошумели вместе.

— Если вам поступили жалобы на шум, то прошу прощения. Мы постараемся быть тише.

— Люди сказали, что слышали, как кричала женщина. Мы очень извиняемся, сэр, но нам необходимо убедиться, что с женщиной все в порядке.

Улыбка Домино стала шире, он покачал головой.

— Анита, можешь сказать им, что с тобой все в порядке?

Я чуть сильнее прижала простыню к груди, словно мне нужно было больше прикрыться, чтобы разговаривать с кем-то через дверь.

— Простите, что мы шумели, но я в порядке.

— Прошу прощения, миз. Мы бы с удовольствием поверили вам на слово через дверь, но нам действительно необходимо видеть вас, — проговорил второй мужской голос — он казался моложе первого.

— В Ирландии есть закон, который запрещает громкий секс? — уточнил Домино.

— Нет, сэр, — ответил голос по ту сторону двери. — Но есть закон, который запрещает домашнее насилие. Если вы не откроете дверь и не позволите нам самим увидеть леди, то мы будем вынуждены позвонить в Гарду и доложить о возможном нападении.

— Не думаю, что мы были настолько громкими, — усомнилась я.

Итан сказал:

— Были.

— Если бы ты не знал, чем мы занимались, ты бы подумал, что мои крики были о помощи?

— Возможно.

— Минутку. Нам нужно одеться прежде, чем открыть вам, — сказал Домино и отошел от двери. Хотела бы я сказать, что он был параноиком, но этот стук и меня переполошил. Может, у всех у нас была профессиональная паранойя.

— Спасибо вам, сэр, мэм, миз. — Это вновь был голос более молодого охранника — даже через дверь казалось, что ему некомфортно.

Нам нужна была не только одежда. Пистолеты и ножи, которые были на нас надеты ранее, валялись по обе стороны кровати. Официального статуса у нас в Ирландии не было, так что без присутствия одного из служителей Гарды, который знал бы нас или Нолана и его людей, позволить охранникам увидеть эту кучу оружия означало нарваться на вызов копов. Мы могли спрятать некоторые опасные игрушки под кроватью, но мне не хотелось пихать их слишком глубоко, потому что до них будет сложно дотянуться, к тому же я не хотела тратить время на поиски пистолета, который забыла под кроватью. Я никогда этого не делала, и мне не хотелось нарушать эту традицию.

— Сэр, мэм? — произнес голос копа из-за двери.

— Мы просто прибираемся, — крикнула я, пытаясь звучать как женщина, которая сняла номер со своим любовником и, вероятно, прячет от чужих глаз приспособления для бондажа и секс-игрушки, а вовсе не оружие. Не-а, нет здесь никакого оружия.

Итан сунул свой пистолет в кобуру, чтобы помочь нам сложить оружие в шкаф. Домино натянул белье и джинсы. Он поднял с пола свою кобуру, но Итан покачал головой.

Я прошептала Домино:

— У нас здесь нет легального статуса. Без Нолана и его группы для этих людей мы просто вооруженные чужаки. Не знаю, о чем мы думали, отправляясь сюда без Нолана или кого-то, кто мог бы за нас поручиться.

— Мы не могли привести сюда Донни и Гриффина, — ответил он.

— Тем не менее, нам стоило попросить у Нолана какую-нибудь карточку или что-нибудь в этом роде, — сказала я.

— Тебе было больно и мы думали о сексе, — напомнил Домино.

— Эдуард тоже дал нам уйти одним, — вслух размышляла я.

— Для него у меня нет оправданий, — парировал Домино.

Как и у меня, что означало, что позже я поговорю с ним об этом, но сперва послышался еще один настойчивый стук в дверь.

— Мы были терпеливы, но либо вы прямо сейчас открываете дверь, либо мы вызываем полицию, предполагая, что женщина, о которой шла речь, ранена.

Домино надел свободную футболку, которая скрыла верхнюю часть его джинсов, и сунул один пистолет сзади, за пояс. Место было не идеальным, хотя это часто показывают в фильмах, но ради минутного разговора со службой охраны отеля покатит.

Я начала было натягивать халат, но в конечном итоге достала одну из своих безразмерных футболок и натянула ее поверх джинсов. Под ней я могла спрятать свою АR-15 и ее не будет видно, но я отдала предпочтение своему EMP, сунув его в кобуру так, как я обычно его и носила — ура поясным креплениям! Мне пришлось разместить его немного ближе к передней части тела, чем я делала обычно, но спрятать его мне хотелось сильнее, чем суметь быстро достать. Нам всего лишь нужно показать охране, что я не стала жертвой, а затем мы можем позвонить Эдуарду или кому-то из наших людей, которые все еще были в полицейском участке, и вызвать себе сопровождающих. Тот факт, что мне и Домино понадобилось время, чтобы вооружиться, прежде, чем открыть дверь, говорил о том, что мы реально были параноиками.

Последний стук сотряс дверь.

— Сэр, это последнее предупреждение. Откройте дверь или мы вызываем Гарду.

— Идем, — крикнула я.

Итан вернулся в смежную комнату, прикрыв за собой дверь. Мы с Домино мельком оглядели комнату на предмет видимости оружия, а затем он открыл дверь, встав так, что его тело не просматривалось со стороны коридора, а я находилась чуть дальше, позади него. Я больше не спорила с телохранителями, когда они делали свою работу.

— Нам правда жаль, но в номере был такой бардак, — заговорил Домино на удивление обычным голосом.

Двое мужчин, возникших в дверном проеме, были одеты в темные костюмы и белые рубашки на пуговицах, и они были ниже Домино. Один был старше и крупнее — достаточно грузный в талии, чтобы, учитывая седеющий ежик на голове, в скором времени задуматься о здоровье своего сердца. Рубашка казалась слишком узкой: она натянулась на его груди и животе так, что под ней проступали очертания майки. Второй охранник выглядел так, как в Штатах выглядят старшеклассники. По-детски тонкие белокурые волосы были коротко стрижены, а россыпь веснушек на щеках делала его статистом из ситкомов пятидесятых годов, однако черный костюм сидел на нем хорошо, и ширина плеч у него была более взрослой, чем лицо.

Вероятно, в своей огромной футболке и джинсах я выглядела на тот же возраст, так что предположила, что не мне бросать камни, и только богу известно, на что похожи были мои волосы после секса. Повременим пока с камнями.

Чей-то голос из коридора спросил:

— Что случилось?

— Вернитесь в свой номер, мэм. Это просто жалобы на шум.

— Миз, пожалуйста, мы можем войти в номер, чтобы не привлекать еще больше внимания? — спросил тот, что постарше.

Я не видела в этом проблемы, но у меня с телохранителями был уговор, что я не мешала им делать свою работу. Так что я спросила:

— Домино?

— Конечно, — отозвался он и отступил назад, продолжая удерживать меня позади себя, пока охранники заходили внутрь. Как только мы все оказались в комнате, она показалась намного меньше.

— Миз, встаньте, пожалуйста, так, чтобы мы могли лучше вас видеть, — попросил тот, что постарше.

Эта просьба была разумной, поскольку освещение в номере было тусклым, поэтому я вышла из-за спины Домино. Я поборола в себе желание прикоснуться к волосам — если меня это так волновало, мне следовало заглянуть в зеркало прежде, чем открывать дверь.

Старший охранник приподнял бровь, которая все еще была черной, как и его волосы когда-то. Молодой округлил свои темные глаза. По-видимому, его ожиданий я тоже не оправдала.

— Вы дрались? — поинтересовался старший.

— Нет, — ответил Домино, — мы…

— Я спрашиваю не у вас. А у нее, — отрезал он, и даже с ирландским акцентом это все еще был голос копа — резкий и пресекающий всякую чушь.

Домино не стал спорить — просто чуть отступил назад, чтобы я оказалась на виду.

— Нет, мы не дрались, — ответила я.

— К нам поступили сообщения о женских криках, миз. Если вы не дрались, то что вы делали?

Я могла бы смутиться, но у меня не вышло, так что я решила сказать чистую правду:

— Мы занимались сексом.

Цинизм во взгляде старшего сменился удивлением. Его напарник пялился в пол, словно внезапно перехотел смотреть на меня или Домино. Думаю, они просто не ожидали, что я вот так признаюсь в подобном.

— Это ваша версия? — спросил тот, что постарше.

— Это правда, — ответила я.

Домино вытянул руки так, что они смогли увидеть на них кровавые царапины.

— Секс был немного грубоват, но это не моя девушка от него пострадала.

Я покраснела — не специально, но это пошло на пользу нашей версии, так что румянец пришелся к месту.

— Прости за это, Дом, правда.

— Я не жалуюсь, Анита, я просто объясняю ситуацию милым охранникам этого отеля, — и мы обменялись одной из тех улыбок, которыми обмениваются парочки, хотя мы не были ею в реальности, но разыгрывали ее сейчас. Оказалось, с годами, я стала лучше работать под прикрытием — я никогда не была хороша в этом, но постепенно училась.

Старший охранник переводил взгляд с одного из нас на другого, словно он понимал, что что-то не так, но не знал, что именно. Если бы он был копом на дежурстве, то он бы наверняка нашел способ трясти нас и дальше, но он работал в охране отеля, и свою задачу он выполнил. Нам просто нужно было побыть милыми до тех пор, пока он не уйдет.

Молодой был так смущен, что все еще не мог поднять взгляд ни на кого из нас. Учитывая все то, что люди делают в гостиничных номерах, я не была уверена, что у него хватит нервов для этой работы. Он все же поднял взгляд, но было в его глазах что-то, что не вязалось ни с возрастом, ни со смущением.

Старший сказал:

— Что ж, спасибо вам, что пустили нас в номер, просто постарайтесь больше не шуметь так сильно. — Он начал оборачиваться к двери, а его кулак полетел в мою сторону так, словно это было просто продолжением движения. Мне удалось избежать удара, но на меня обрушился второй кулак. Тот, что помоложе, бросился к Домино, и внезапно мы оказались слишком заняты тем, что уворачивались от ударов, чтобы достать оружие, которое у нас было.

76

Они двигались так быстро, что размывались у меня перед глазами. Все, о чем я могла думать, это Магда с Мортом в коридоре. Я вспомнила, как он посоветовал мне не пытаться увидеть, а просто почувствовать движение. Я была быстрее человека, даже быстрее Морта, но кулаки, летящие в мою сторону, были еще быстрее. Мне удавалось уклоняться от размытых очертаний большинства выпадов и блокировать несколько ударов, но все это был лишь вопрос времени. Либо я найду лазейку и ударю противника, либо он пробьет мою оборону, и на этом все кончится. У меня не было времени посмотреть, как там Домино, или понять, где Итан, потому что, все что я могла — это продолжать драться и не давать слабину. Я слышала звуки и ощущала борьбу, которую вел Домино на своей половине номера, но на этом все. И вдруг у меня в груди расцвела острая боль. Я не могла дышать. Не могла поднять руки. Не могла… Кулак встретился с моей щекой.

Следующее, что я осознала, это что я лежу на полу и пялюсь на здоровенного парня, который сидит на мне верхом. Я еще не совсем отключилась, но была близка к этому, и не могла справиться с дыханием. Почему у меня так болит в груди? Удар по лицу нокаутировал меня, некоторые вещи стали казаться далекими, но боль в груди и трудности с дыханием появились не из-за этого. Я не видела, как открылась дверь в смежную комнату, но видела, как парень поднял взгляд, видела реакцию его глаз, а затем — как двинулась его рука. Я уловила размытый отблеск чего-то серебряного и подумала, что это нож. По моему правому плечу будто бы заехали бейсбольной битой, рука онемела, но я и так была дезориентирована от удара в голову, так что же со мной происходит? Я заметила, как тот парень, что помоложе, двинулся к двери позади меня. Я хотела найти Домино с Итаном, но все еще не могла двигаться нормально. Это пройдет. Я знала, что пройдет, но пройдет ли оно вовремя?

— Не убивай этого, — произнес старший. — У нее проблемы с дыханием. — Теперь он говорил совсем не как ирландец — скорее, как украинец или русский, или кто-то в этом роде.

Я услышала возню и еще какой-то звук — влажный, нехороший звук. Кто-то сильно пострадал. Что он имел в виду, когда сказал «не убивай этого»? Почему молодой смог так легко отойти от Домино? Я слышала звуки борьбы позади себя. И по-прежнему не могла совладать с дыханием. Такое чувство, словно этот тип сидел на моей груди, а не талии. С той стороны номера, где был Домино, доносились нехорошие звуки. Теперь я могла шевелиться — я была в этом почти уверена, но если я повернусь, чтобы взглянуть на Домино или Итана, то мужчина, сидящий на мне, поймет, что я в состоянии двигаться. Я хотела использовать свой единственный шанс, чтобы спасти нас, а не для того, чтобы просто осмотреться. Блядь.

Влажные и булькающие звуки в другой части комнаты стали еще неистовей. Часть меня понимала, что они означали, но я не хотела думать об этом — не сейчас. Я начала задыхаться, я не могла дышать… не могла дышать… не могла…

— Вытащи из него эту штуку прежде, чем угробишь и ее заодно, — рявкнул тот, что постарше.

Я должна была посмотреть, но уже и так знала. Он был зверем моего зова, одним из моих moitié bêtes, он передал мне часть своих способностей: исцеление, скорость, силу, выносливость, а я дала ему больше власти, но у нашей связи были и недостатки.

Казалось, что мою грудь раскрошило, я боролась за каждый вздох, и эти долбанные попытки причиняли мне боль. Я должна была посмотреть. Судорожно втягивая воздух, задыхаясь, я повернула голову. Домино был пришпилен к двери шкафа чем-то похожим на меч, рукоять которого торчала у него из груди. Кровь, пузырясь, вытекала у него изо рта, он кашлял и давился ею. Я ощущала лишь тень той боли, что он испытывал в своей безумной борьбе за дыхание, захлебываясь собственной кровью, пока его легкие разрушались, а тело пыталось дышать, потому что оно старалось функционировать даже с такими повреждениями.

Я смотрела, как Домино боролся за каждый вздох, и знала, что неважно, какую боль сейчас испытываю я — она ни в какое сравнение не шла с тем, что чувствовал он. Домино смотрел на меня своими огненными глазами, и все, что я в них видела, это поражение. Захлебываясь собственной кровью, он думал лишь о том, что подвел меня. Я не хотела, чтобы его последние мысли были такими. Я пыталась показать ему взглядом, что он не подвел меня. Я не могла говорить и не хотела общаться с ним мысленно, опасаясь, что это только усугубит ситуацию.

Блондин встал напротив Домино, обхватил рукоять меча, а второй рукой уперся ему в грудь. Он надавил на нее, когда потянул за рукоять, и это заставило нас обоих захлебнуться — наши тела затряслись, забились в конвульсиях.

Мужчина, сидевший на мне, попытался удержать меня, чтобы я себя не поранила — как мне показалось.

— Вытащи из него это, немедленно!

— Он застрял в кости или в чем-то еще, — прорычал второй.

— Если она сдохнет…

Блондин резко вырвал клинок из груди Домино. Пока его тело опускалось на пол, из грудной клетки фонтаном била кровь. Мне из-за этого выгнуло спину, сперва я еще пыталась дышать, а потом уже просто не могла. Грудь все еще жгло, но боль больше не была острой. Я дышала, это было больно, но у меня получалось. Дыхание было поверхностным, но… я попыталась вдохнуть поглубже, и мне не было больно. Еще раз, уже лучше. Все остальное тоже стало лучше. Я подумала о Натэниэле, и знала, что он стоял рядом с Дамианом, с ними был Дев. Теперь я могла их чувствовать, а они могли чувствовать меня. Я боялась открыть наш канал связи на полную, потому что не хотела, чтобы оборотень, который ко мне прикасался, почувствовал, чем я занимаюсь.

— Вот так, спокойнее, дыши. С тобой все будет в порядке, — произнес вышеупомянутый оборотень.

Я не хотела, чтобы он меня успокаивал. Не хотела, чтобы он был милым, потому что это было средством достижения цели. По какой-то причине они не хотели моей смерти, и он старался сохранить мне жизнь, но это была единственная причина, по которой я не лежала на полу, истекая кровью рядом с Домино. Я повернулась, чтобы взглянуть на него. Он больше не двигался. Просто лежал на боку, но упал он под каким-то странным углом, потому что не мог ни смягчить удар, ни перенаправить его. Шея была вытянута и напряжена — от этого, вероятно, дышать было еще сложнее, или проще. Я больше не могла понять. Но я видела его лицо, его вытаращенные в борьбе за каждый вздох глаза, слышала эти ужасные, влажные звуки, которые вырывались из его груди и горла. Его подбородок и рот были покрыты кровью. Я все еще чувствовала вкус его рта на моем. Он содрогнулся, изо рта выплеснулся сгусток крови, и его ужасное, влажно-хриплое дыхание остановилось. Я видела, как потускнел его взгляд, наблюдала за тем, как он умирает в нескольких дюймах от меня.

И я заорала. Заорала, взывая о помощи. Заорала, потому что это было единственное, что я могла сделать. Мужчина, сидящий на мне, ударил меня по щеке — так, как вы бьете кошку, стащившую что-то, чтобы спугнуть, не причиняя ей боль. Это заставило меня перевести взгляд с Домино на него.

— Не ори, — сказал он и вытащил из кармана шприц. Затем снял пластиковый колпачок, закрывавший иглу.

— После тех воплей, что она уже издавала, все подумают, что они просто опять занимаются сексом, — прокомментировал второй.

Я не смотрела на него — я не сводила глаз с мужчины, у которого была. Я не хотела, чтобы он ввел мне то, что в этом шприце. Для этого мне даже не нужно было знать, что там. Должно быть, я чем-то себя выдала, потому что когда я попыталась ударить его, он заблокировал удар и покрепче навалился мне на талию. Вероятно, он весил больше двухсот фунтов, возможно, даже ближе к тремстам (90-135 кг. — прим. редактора). Я была пришпилена к полу до тех пор, пока не сдвину его. Все, что мне оставалось, это бороться, чтобы не дать ему уколоть меня. Я предупредила Натэниэла и остальных. Они скажут Эдуарду, Нолану и остальным копам. Они знали, в каких мы номерах, и если я смогу задержать нападавших достаточно долго, то помощь подоспеет вовремя.

Я по-прежнему не знала, что они сделали с Итаном, кроме того, что он вряд ли мертв. Мне хотелось обернуться и увидеть это своими глазами, но мужчина, придавивший мою талию, наклонился ко мне с иглой. Я вскинула руки, как во время спарринга, вот только руки, вероятно, и были его целью, так что было сложно понять, какую часть себя я должна защищать.

— Обещаю, лекарство просто вырубит тебя, ничего более.

— Слово чести? — спросила я.

Он выглядел немного удивленным, а затем ответил:

— Да.

— Чтобы я тебе поверила, ты должен быть родом из тех веков, когда слово чести действительно что-то значило, а сейчас немного не тот век.

— Мой век как раз из таких, миз Блейк. Даю слово чести, что от этого вы просто уснете.

— Верю, — ответила я.

— Тогда опустите руки и позвольте мне сделать укол.

— Не-а, не хочу оказаться без сознания.

— Мы можем просто бить тебя до тех пор, пока ты не вырубишься, — предупредил молодой.

— В ваши планы не входит меня убивать, а неоднократные удары по голове — прекрасный способ сделать это случайно.

— Но я хочу тебя убить. Я так сильно хочу тебя убить, — сказал он, подойдя ближе и встав так, чтобы я могла видеть их обоих.

— Но ты не станешь. По крайней мере, не здесь и сейчас.

— Это почему же?

— Потому, что кто-то другой хочет, чтобы я была жива, и у этого кого-то достаточно власти над вами, чтобы твой друг перетрухал, что я умру здесь и сейчас.

— Ты слишком много трепался, — упрекнул он своего приятеля.

— Тебе не следовало использовать оружие в драке с ее moitié bêtes. Это могло убить ее.

— Он оказался лучше, чем я ожидал, а второй уже был в дверях.

— Значит, ты признаешь, что не мог справиться с ним без магического оружия, — произнес тот, что сидел на мне, и в его голосе звучала насмешка. Я решила, что они были напарниками, но начинала подозревать, что в действительности они не шибко нравились друг другу. Это не отменяло факт рабочих отношений, но означало, что они действовали не единым фронтом. Разлад внутри группы всегда давал шанс найти людей, которых можно переманить. Слово «предатель» плохое лишь тогда, когда предают тебя. Если это могло помочь тебе одурачить противника, то слово «предатель» очень даже хорошее.

Молодой зарычал на своего напарника, и рычание это было слишком низким, чтобы исходить из его худощавой груди. Он был в хорошей форме, но это была форма человека, который еще не достиг скачка роста, и уже никогда его не достигнет.

Молодой поднял клинок, который выдрал из груди Домино, и он не производил впечатление чего-то магического. Он походил на короткий меч, вот только лезвие было почти пирамидальной формы, и… Эта штука казалась тяжелее короткого меча, и была странной формы. Я попыталась смотреть на оружие спокойно, стараясь ощутить в нем магию, а не пялиться на кровь Домино на его поверхности. Если смотреть на него с клинической токи зрения, я больше не заору… наверное.

Тот, что сидел на мне, пошевелился, и я приготовилась перехватить руку с иглой.

— Подойди и помоги мне удержать ее.

Позади меня послышался какой-то шум. Молодой глянул в ту сторону.

— Если не хочешь, чтобы я убил и этого тоже, нам надо убраться от сюда до того, как он нападет.

— Тогда помоги мне с ней.

Я хотела обернуться, чтобы глянуть на Итана, но он был всего лишь без сознания. Если они сказали правду, конечно, а после того, что они сотворили с Домино, причин лгать у них не было. Я сосредоточила свое внимание на двух мужчинах, которые могли навредить мне. Все остальное может подождать. Я молилась за Итана, за саму себя и за Домино, хотя знала, что он мертв. Мертвым молитвы уже ни к чему — они нужны живым.

— На этот раз тебе не победить, Анита Блейк. — Это сказал молодой, теперь он стоял надо мной. На лице у него не было морщин, он выглядел лет на семнадцать, но его глаза… они походили на две темные пещеры.

Позади меня снова послышался негромкий звук. С таким звуком нож двигается внутри плоти, но вряд ли это был он. Нападавшие находились передо мной, Итан был там один. Спокойно, мне нужно успокоиться, нужно подумать.

— Вы знаете мое имя, но я не знаю ваших.

Молодой улыбнулся:

— Я Родриго, а это — Хэмиш.

— Не называй ей наши имена.

— Почему нет? Она никому не расскажет.

Они дали понять, что убьют меня — не здесь и не сейчас, но меня не отпустят, чтобы я могла поделиться информацией. Так почему же не убить меня прямо здесь? Может, я успею дотянуться до оружия прежде, чем они убьют меня или вырубят? Тот, что был покрупнее, посильнее навалился мне на талию.

— Забудь об оружии. Тебе до него не дотянуться, — предупредил он.

Он был прав. Мне не хотелось это признавать, но он был прав.

— Чего вам надо?

— А «почему» тебе не интересно? — спросил Родриго.

— Что «почему»? — переспросила я.

— Почему мы это делаем? Зачем убили их? И почему не убили тебя?

— Нет, я не собираюсь спрашивать у вас ничего такого.

— Почему нет? — спросил он и улыбнулся, словно понял иронию.

— Потому что это мне не поможет.

Он посмотрел на меня своими пещероподобными глазами. Я знала только одного человека с такими глазами, и это был серийный убийца — один из самых стремных людей, которых я когда-либо встречала. Это дало мне понять, с чем я имею дело, и, могу поспорить, психопат прятался за этим юным лицом и с радостью убивал людей.

— Ого, как практично с твоей стороны.

— Ты понятия не имеешь, насколько практичной я могу быть, Родриго.

Родриго заливисто рассмеялся, откинув голову назад.

— Это завуалированная угроза? Неужели ты думаешь, что когда-нибудь сможешь мне навредить? О, такого оптимизма я не слышал уже веками.

— Не дразни ее, — велел Хэмиш.

— А какая разница?

— В глаза ей посмотри и поймешь.

Родриго встал на колени рядом с нами — его колено уперлось мне в руку, я отдернулась. Он попытался придавить ее, но я продолжала отодвигаться. Он нахмурился так, словно я была шкодливым ребенком.

— Ну же, Анита, ты должна понимать, что не сможешь сбежать. Мы тебя зафиксируем, и Хэмиш сделает тебе укольчик.

— Я в курсе, — сказала я.

— В таком случае, с твоей стороны не очень-то практично бороться с неизбежным, не так ли?

— Полагаю, что нет.

— Но ты все равно будешь сопротивляться, верно?

Я лежала, глядя на них снизу вверх. Здоровяк был как груз на моей талии и животе. Забавно, если бы у меня сейчас был секс, мужчина не казался бы мне настолько тяжелым, но в других обстоятельствах я понимала, насколько меньше я была по сравнению с большинством мужиков. Мне никуда не деться, пока он сидит на мне вот так, но мне и не нужно было перемещать его. Мне просто нужно было не дать ему вколоть мне то, что было в шприце. Если удастся оттягивать все это достаточно долго, то есть надежда, что подоспеет кавалерия — мне просто нужно дать им как можно больше времени.

— Ага, я в любом случае буду сопротивляться.

— Нам нельзя убивать тебя, но мы можем причинить тебе боль. Если ты вынудишь нас удержать тебя силой, то тебе это не понравится — я воспользуюсь этим, как предлогом, чтобы причинить тебе боль.

— Почему-то я не удивлена, — буркнула я.

— Он будет наслаждаться, причиняя тебе боль, — предупредил Хэмиш.

— Верю.

— Не отдавай себя на его милость, Анита Блейк.

— Я не в его милости. Ты же здесь, Хэмиш.

— Не жди от меня защиты от Родриго. Это было бы смертельной ошибкой, — предостерег он, и говорил он серьезно, но счастливее от этого не стал. И вновь я унюхала разлад в их рядах.

— Принято к сведению, — ответила я.

— Я люблю причинять людям боль, — сказал Родриго.

— Ты любишь убивать людей, — поправила я.

— И это тоже, но мне доставляет удовольствие медленная смерть. В противном случае я бы ударил твоего любовника в сердце, а не в легкое.

Мне не удалось сохранить нейтральный взгляд. Это заставило его улыбнуться.

— О, тебе это чертовски не понравилось. Давай уже, Хэмиш. Я знаю, какие милые пустяки прошепчу ей на ухо.

— Тогда держи ей руки и прекрати забалтывать нас обоих до смерти.

— О, когда речь заходит о тебе, то мне уже не до разговоров, старый друг. — Нечасто услышишь настолько враждебное поминание старого друга.

— Он только что пригрозил тебе, — заметила я.

— Так и есть, — подтвердил Хэмиш.

— Родди, не думаю, что он тебя боится. Верно, Хэмиш?

— Я никого не боюсь, — отозвался тот.

— Даже Родди, или особенно его?

— Почему мы позволяем ей вот так трепаться? — спросил Хэмиш.

Родриго насупился и выглядел при этом, как раздраженный подросток, готовый топнуть ногой и нажаловаться маме.

— Не знаю.

— Держи ее, — велел Хэмиш, и говорил он это всерьез, ну так и я была серьезна. Я воспользовалась ступнями, ногами, каждым дюймом нижней части своего тела в попытке отпихнуть его. Я не тешила себя надеждой, что реально сброшу его, я просто хотела предотвратить укол — это было моей целью. Не позволить им вколоть мне эту неведомую хрень и оставаться в номере до тех пор, пока не подоспеет подмога.

— Держи ее! — рявкнул Хэмиш.

Родриго наклонился, чтобы зафиксировать одно из моих запястий, но я врезала ему ладонью под подбородок, и это заставило его замешкаться. Он попытался ударить меня в ответ, но мне каким-то чудом удалось поставить блок свободной рукой, что еще больше вывело его из себя.

— Прекрати извиваться!

— Извиваться — это один из моих лучших талантов, — парировала я.

— Это все равно произойдет. Не сопротивляйся!

— Пошел ты сам знаешь куда!

— Только если это причинит тебе боль.

— Сомневаюсь, что ты настолько одарен.

Он зарычал, и энергия его зверя затанцевала на моей коже. Я вдохнула ее, как знакомый одеколон, но он закрылся слишком быстро. Я не смогла определить запах — такой уровень контроля над энергией был поистине редким, но, опять-таки, он был из Арлекина. Из числа тех, кто пересек целый мир, тех, кого мы еще не нашли или перестали искать. Мы своим велели быть дома и оставить мир в покое. Если переживу эту хрень, мы изменим свою политику.

Родриго прижал одно из моих запястий своим коленом и убедился в том, что мне было больно, но мне причиняли боль и похлеще, даже недавно, и я знала, что как только они вынесут меня в отключке из этого номера, то в конце концов мне будет куда больнее. Другую руку он держал ладонью, а мое запястье было придавлено его коленом и рукой. Я знала, что все кончено, но продолжала изо всех сил ерзать свободными частями тела. Хэмиш навалился мне на грудь, и это фактически пресекло движения моего корпуса, а если бы он продолжил давить и дальше, то пресек бы и мое дыхание. Он вогнал иголку мне в руку, и я не могла этому помешать. Я закричала, и Родриго отвесил мне такую оплеуху, что на секунду у меня перед глазами вспыхнули звезды. Когда зрение прояснилось, я уже начала ощущать тепло.

— Что вы мне вкололи? — слова были четкими, но мой язык казался распухшим, все будто бы окутало ватой, как какой-нибудь хрупкий предмет, приготовленный к транспортировке. Какую бы хрень мне не ввели, она оказалась быстродействующей.

Родриго наклонился ко мне, гладя мои волосы, и я не могла ему помешать. Они все еще держали мне руки, но этого больше не требовалось. Мое тело становилось тяжелым, неповоротливым и чужим.

— Не имеет значения, что мы тебе вкололи. Главное, что оно работает. — Он опустил свой темный взгляд, чтобы встретиться с моим, и это было слишком близко — как та интимная близость, которую я совсем недавно разделила с Домино. На секунду это помогло мне бороться. Я сбросила все метафизические щиты, что у меня были, и без слов передала всем и каждому, кто мог меня слышать и чувствовать, что мне нужна помощь, и нужна прямо сейчас.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Родриго, наклоняясь так близко, что я почувствовала аромат мыла, которым он пользовался, а под ним — теплого и пушистого… леопарда.

— Назад, Родди. Не прикасайся к ней сейчас! — Я не могла сосредоточиться на мужчине, который на мне сидел, не могла направить свой взгляд туда, куда хотела. Я продолжала смотреть на блондина.

— Почему ты можешь к ней прикасаться, а я — нет? — спросил он.

— Потому что я не из числа животных ее зова, в отличии от тебя.

Я пристально смотрела в пещероподобные глаза, принадлежавшие леопарду, и думала: «Мой».

— Нет, — возразил он.

Снотворное нахлынуло на меня еще сильнее, и мои звери затихли. Все затихло. Я не могла двигаться и почти не хотела этого.

Родриго снова погладил меня по волосам:

— Так-то лучше. — Он переместился в сторону и потянул меня за волосы, чтобы отклонить мою голову, и я смогла увидеть Итана. Сама я двигаться уже не могла. Итан висел на двери. Нож в плече пришпилил его, остальное тело безвольно висело. Он был без сознания, в противном случае боль привела бы его в чувство.

— Это сделал я, — прошептал Родриго, а затем повернул мою голову так, чтобы я посмотрела на Домино. — И это тоже, и, если нам будет нужно убить тебя, то я вызовусь добровольцем. Я не твой леопард зова. Тебе меня не приручить.

У меня ушли чуть ли не все силы, чтобы заставить губы двигаться, и я прошептала:

— Арлекин.

Он вздрогнул, словно не думал, что я знала, кем они оба были, но кем еще они могли быть? Больше никто не смог бы устранить двух моих тигров со всей их подготовкой, да и меня, настолько быстро. Он потянулся к Домино и поднес ко мне свою обагренную кровью руку. Размазал свежую кровь по моим губам, и я не могла остановить его.

— Когда она с тобой закончит, я заставлю тебя захлебнуться собственной кровью. — Он протолкнул свои пальцы глубже мне в рот, но я не задохнулась. — Проглоти кровь своего тигра, Анита. Проглоти его в последний раз!

Я попыталась сопротивляться, но не смогла и сглотнула. Любая кровь на вкус одинакова — как сладковатый медный пенни. Темнота начала пожирать мое зрение. Язык сделался слишком толстым, чтобы ворочаться, но я приложила все усилия, чтобы сказать, глядя в черные глаза Родриго:

— Весь… Арлекин… принадлежит… мне. — Затем навалилась тьма, и я не была уверена, она меня поглотила или я стала ею, но черные глаза Родриго были последним, что я увидела.

77

Я знала, что сплю, но знала, что это не мой сон. На мне было платье родом из тех веков, в которых я никогда не жила. Юбка была тяжелой из-за тех странных обручей, или как там они называются, которые заставляли платье ниспадать по обе стороны так, словно жесткие складки в атласной ткани предназначались для удержания тарелок. Ткань платья была красной и золотой, а из-за туго затянутого корсета моя грудь поднялась так высоко, что даже я смутилась, когда увидела себя в зеркале, которое стояло у каменной стены. Сон был очень реалистичным. Я ощущала, как подол моего платья елозит по грубому камню на полу. У меня было достаточно воспоминаний Жан-Клода, чтобы знать, что на полу должна лежать солома или что-то в этом роде, однако там был плохо обработанный камень, почти как в пещере, за исключением того, что в этом помещении были окна — длинные и узкие, они практически подпирали сводчатый потолок. Я слышала шум океана, ощущала кожей морской ветер. И вдруг я подумала: «А где же запах?». В этот момент поняла, что это сон. Во снах не бывает запахов — когда мы спим, эта часть тела у нас не работает, поэтому большинство людей не способны вовремя почуять запах гари при пожаре. Нас будит шум, но не запах.

Тот, кто выбрал мне платье, оставил мои волосы распущенными — они ниспадали тугими кудрями и были почти черными на фоне белизны моей кожи. Глаза у меня были темными. Какой-то трюк с освещением в этой комнате сделал их черными, но в моей голове застрял образ пещерных глаз Родриго, так что я знала, что мои были карими, потому что его глаза были по-настоящему черными. Натуральный блондин с черными глазами — такое нечасто встретишь.

— Валлийцы временами бывают такого окраса, — произнес женский голос.

Теперь в зеркале отражалась женщина, но это была не я. Она была выше, стройнее — по модельному тонкой, но не изможденной голодом, а просто такого телосложения. Волосы у нее были длинные и светлые, они ниспадали намного ниже талии и завивались на концах на фоне ее белого платья. По крою оно было намного старше моего — без корсета, с длинными, свободно спадающими колоколами рукавов, которые почти полностью закрывали ей руки. Золотая лента окаймляла плотный лиф и выгодно подчеркивала ее небольшую, высокую грудь. Глаза у нее были кристально-чистого оттенка бледно-голубого — того самого, который выбирают в раскрасках, стараясь показать, на что похожа вода, но его почти не бывает у глаз в реальной жизни. Эта женщина выглядела так, как я мечтала выглядеть лет в двенадцать-шестнадцать, пока не поняла, что ничего из этого у меня никогда не будет.

— Желания, — сказала она.

— Когда я была ребенком — еще до того, как узнала себе цену, да, — ответила я.

Она подошла ближе со своей стороны зеркала. Там комната выглядела идентично, будто мы стояли в одном и том же месте. Эта женщина сияла на солнечном свету так, как никогда не засияют волосы и кожа у человека. Она была почти нереальна в своей красоте, как белоснежная, сверкающая богиня.

— Да, когда-то я была богиней.

— Тебя почитали, как одну из них, — поправила я.

— Ты не веришь, что я богиня?

Я приблизилась к зеркалу:

— Нет.

— Кому, как не богине, соткать сон, в котором мы с тобой беседуем?

— Я встречала людей, которые умеют создавать сны, и они не были богами.

Ее сияние на секунду замерцало, как плохой сигнал при телевещании, а затем стабилизировалось и вновь сделалось прекрасным. Теперь я стояла прямо перед зеркалом. Это было очень старое зеркало: на стекле была куча дефектов, черных отметин и пузырьков то здесь, то там.

— В свое время оно было воплощением чудесного мастерства, — прокомментировала она.

— Могу поспорить, что так и было, — согласилась я, и посмотрела на ее высокое, стройное, светловолосое отражение в зеркале. Теперь я видела, что золотые ленты на ее платье были вышиты цветами и листьями. Почему она нарядила меня в платье, которое было ближе ко вкусу к Бель Морт, чем к ней? Ей хотелось выглядеть ярко, но вместо этого она стала блеклой?

— Я ношу то, что желаю носить, — ответила она.

— Пастельные тона выглядят на мне просто ужасно, но, держу пари, на тебе они смотрятся восхитительно, — сказала я.

Ее образ вновь замерцал, и белое сияние исчезло, на мгновение сменившись тьмой и грубым камнем, какой встретишь в пещере или на надгробии. Затем белая фигура вернулась, сияя ярче прежнего, словно пыталась замаскировать свое секундное исчезновение. Не обращайте внимание на человека за кулисами.

У нее были высокие скулы в паре с чуть слишком островатым на мой вкус подбородком, нос был точеным, как у ведьмы, сказала бы я когда-то, но теперь я была знакома с кучей ведьм, и никто из них так не выглядел.

Еще одно мерцание с проблеском пещерной тьмы, и на секунду обнажилось ее лицо, ее злость в этих бледно-голубых глазах. Слишком бледных — совсем не таких насыщенных и ярких, как были у нее во сне… в нашем сне.

— Это не твой сон. Он мой!

— Будь по-твоему, — согласилась я. — Зачем ты привела меня в свой сон?

— Я подумала, что так будет приятнее.

— Он вышел неплохим, так чего же ты хочешь в этом приятном сне?

— Ты владеешь тем, чего я желаю, — произнес образ в зеркале.

— И что же это? — спросила я.

— Сила.

— Ага, все вы так говорите.

— Что? — не поняла она, словно бы я смутила ее. Если бы она могла читать мои мысли, то не смутилась бы, а значит, ей была доступна лишь часть из них.

— Я в твоем разуме, — сказала она.

— Но ты еще не разобрала всего, что я думаю, и всего, что я чувствую, так?

— Я разобрала все! — Но то мерцание возникло вновь, и я увидела ее, стоящую во тьме — ее тонкое лицо находилось ближе к моему, чем это было во сне.

— Я что-то не припомню, чтобы древние божества притязали на всеведение, — заметила я.

Снова мерцание — я вновь смутила ее. Она вернулась в зеркало в своем белом платье с золотой вышивкой, но больше уже не сияла. Она была красива, но эта красота не была потусторонней. Глаза были голубыми, но уж голубых-то глаз я повидала достаточно.

— Когда я с тобой покончу, то найду твоих голубоглазых любовников и покромсаю их лица на куски!

Эта фраза меня напугала, и я не могла скрыть это от нее, пока она у меня в голове, а уж страх она понимала. Она коротко улыбнулась.

— Я хотела, чтобы между нами все прошло хорошо, Анита, но если ты желаешь быть нехорошей, то и я могу быть такой.

Рядом со мной на полу лежал Дев. Глаз у него не было — только кровь и сгустки чего-то, он кричал и тянулся ко мне. Я схватил его за руку прежде, чем успела подумать, и она показалась мне достаточно реальной, но… реальной она не была. Не была, и я это знала. Я подала ей ужасную идею, которую можно использовать против меня, и она ею воспользовалась, но все это не было настоящим. Если она хотела причинить мне боль, то выбрала не того мужчину. Дев исчез — вместо него появился Никки с двумя кровоточащими, пустыми глазницами, но это было неправильно. У него и так был только один глаз, но она этого не знала. Она не была безупречна — даже будучи столь глубоко в моем подсознании, она не могла видеть четко.

— Я вижу четче, чем твой мужчина будет видеть после того, как я лишу его последнего глаза.

Я очень осторожно вынесла за скобки всех в своих мыслях, стараясь не думать ни о ком, воздвигла чистую стену между собой и своими мыслями. Это походило на выставление метафизических щитов — просто подумай о стенах. Я мысленно воздвигла между нами стену, и она появилась посреди комнаты, разделив ее пополам, оставив зеркало на другой стороне.

Женщина вскрикнула, и от ее крика стена разлетелась вдребезги, а я вскинула руки, чтобы прикрыть ими лицо, и подумала, что так взрываются вампиры. Я не удивилась, обнаружив кусочек камня, застрявший у меня в руке. Я предоставила ей образ. Мне нужно было остановить это.

Я вновь представила стену — на этот раз стена была гладкой, металлической и моей. Она ударила, но металл лишь изогнулся, а не сломался под ее натиском. Ее сила таранила мою стену, мой метафизический щит, но она не могла пройти.

— Однако, ты все еще в ловушке моего сна, Анита Блейк!

Так ли это? Я не знала, как развеять сон, не убирая стен, а мне хотелось, чтобы стена осталась. Я научилась создавать осознанные сновидения, в которые могла вносить изменения, пока находилась там, и даже могла вырываться из плохих снов. Но держать стену, пока она ломится в нее, и одновременно пытаться понять, как развеять сон… слишком много мечей для жонглирования, я просто не смогу их всех удержать.

Я начала с платья, и вдруг оказалась в черных джинсах, черной футболке и черных ботинках, на мне также была любимая кобура с любимым пистолетом. Я ощутила больше себя, осматривая вмятины на металлической стене, которые она нанесла своими атаками. Вмятина тут, вмятина там, но она не могла пробиться сквозь нее. У меня получалось держать стену. Я могла оставаться в этом сне, и все бы было в порядке. Интересно. Я постаралась остановить на этом свои мысли — больше никаких воспоминаний, ничего. Я не выдам ничего, что можно использовать тут против меня. Ничего, кроме стены холодного металла — гладкого, без каких-либо зацепок для ее разума.

Она вновь закричала и стальная стена изогнулась, словно по ней ударил великан, но устояла. Она не могла добраться до меня. Не могла играть со мной в этом сне, не могла превратить его в ночной кошмар. Я смогу ее переждать. Должно быть, она поняла это, потому что решила позволить мне проснуться, а может, я просто проснулась сама.

78

Я проснулась в том темном месте, которое видела в моменты, когда сон рассеивался. Впрочем, оно было не полностью темным — откуда-то из стены или потолка проступал естественный свет. Я была в тусклом луче слабого солнечного света. Почти стояла на коленях, но не совсем, потому что цепи на запястьях не давали мне полностью опуститься на каменный пол. Должно быть, я проболталась здесь уже какое-то время, потому что плечи болели. Я медленно и осторожно поднялась на ноги, потому что знала: когда циркуляция крови в руках восстановится, будет еще больнее. На мне была красная шелковая ночнушка — такой у меня отродясь не было. На секунду мне показалось, что я провалилась в другой сон, но для этого у меня слишком ныли плечи. Однажды, во время сессии бондажа у нас дома, я попробовала такое подвешивание и обнаружила, что могу простоять так достаточно долго до того, чем начнут болеть руки. После сессии ноги уже не держали меня, и Ашер позволил мне повисеть так какое-то время. Я не сказала свое стоп-слово, потому что если бы я это сделала, ему пришлось бы отвязать меня и позаботиться о моих повреждениях. После того, как он меня освободил, руки у меня болели сильнее и дольше, чем когда-либо. Если во время бондажа я не могла удержать себя в вертикальном положении, то просила о смене позы или чтобы меня просто удерживали и любили. К сожалению, во всем мире не было такого стоп-слова, которое вытащило бы меня из этой темницы.

Я стояла и ждала, пока боль в плечах немного утихнет, чтобы ощутить, как тысячи иголок и булавок пронзают мне руки. Я согнула их, пытаясь ускорить процесс, потому что очнулась в одиночестве. Никто меня пока не пытал, меня даже не охраняли. Отлично. Для начала мне нужно вернуть чувствительность рукам, потому что без этого трудно сражаться. Насколько я могла судить, в этой комнате не было электричества, а в держателях на стенах висели потухшие факелы. Значит, никаких камер тут тоже нет, и они не могут наблюдать за мной, пока сами сюда не зайдут. Еще лучше.

Я продолжала разминать свои руки и вращать плечами, пытаясь понять, не повредила ли их, пока висела здесь все это время. Солнечный свет означал, что сейчас либо тот же день, но время чуть более позднее, либо уже наступил следующий день. Если первое, то я пробыла без сознания всего пару часов. А если второе, то мне повезло, что я могу двигать руками и вообще их чувствовать. Значит, что бы ни случилось в Дублине ночью, оно закончилось, а я все пропустила. Мне стало страшно, живот завязался узлом, пока я думала о тех, кто мне дорог, не зная, все ли с ними в порядке. Затем до меня дошло, что я туплю. Мне не нужен телефон, чтобы связаться с моими.

Сперва я потянулась к Натэниэлу, но ничего не произошло — лишь пустота, которая напугала меня еще сильнее. Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула, заставила себя успокоиться и потянулась к Деву… ничего. Я потянулась к Жан-Клоду, еще раз, и снова — ничего. Не могли же все, кто находился в Ирландии, погибнуть из-за какого-то ужасного вампирского нашествия. Что-то физически не давало мне связаться с кем-либо. Была одна человеческая ведьма, которая сумела провернуть подобное, а значит, у Злобной Суки Ирландии мог быть под рукой кто-то с такой же силой, и это не должно меня удивлять.

В помещении был только один выход — казалось, что за грубым дверным проемом должны находиться ступени, ведущие наверх. Других дверей я не видела. Если только лестница не вела к еще одной двери, которая помогала бы удерживать меня в плену, то они были чертовски самоуверенны в том, что им не понадобится дополнительное препятствие, чтобы удержать меня. Я осмотрела кандалы на своих запястьях, потому что это они и были. Кандалы запираются не с помощью ключа, а с помощью металлического стержня, который задвигается в отверстие. Если я смогу подтянуть одну руку достаточно близко к другой, то расстегну их, но для этого цепи были растянуты слишком далеко друг от друга. Я осмотрела их. Звенья были крупными и массивными, как у цепей для бревен — они явно предназначались для удержания чего-то намного тяжелее меня. Они не крепились к каменному потолку, а проходили через отверстия в нем, и это означало, что если кто-то находился сейчас в помещении надо мной, то он увидит, что цепи шевелятся, и поймет, что я очнулась. Я была так занята поиском современных приблуд, что совершенно не подумала об эффективности приспособлений старой школы.

С минуту я прислушивалась, пытаясь понять, не шел ли кто проверить меня по движению цепей, как рыбу по поплавку, но все было тихо. Я поняла, что слышу море. Дублин располагался на побережье, так что это не должно было меня удивлять, но я почему-то думала о комнате из сновидения и о том, что там окна выходили на море. Комната во сне словно стала для меня более реальной, чем сам Дублин и беглое знакомство с Ирландским морем. У меня была секунда, чтобы подумать о том, не было ли все это частью одного сна, а затем я почуяла запах сырости и плесени. Я принюхалась сильнее и смогла уловить соленую свежесть морского воздуха. Во сне вы не можете чувствовать запахи. Я сосредоточилась на этом факте, потому что это помогало мне не париться обо всей этой «сны против реальности» фигне. Я буду относиться ко всему, как к реальности, пока не пойму, что это не так.

На лестнице послышались голоса. Я хотела было притвориться, что все еще в отключке, но ко мне только что вернулась чувствительность конечностей, да и кто бы ни вошел в комнату, это будет не человек. Моего дыхания и сердцебиения им будет достаточно, чтобы понять, в сознании я или нет. Притворяться не было смысла, так что я стояла и ждала, когда в дверь вошел Хэмиш, однако Родриго с ним не было. Мужчина с ним был высоким, смуглым и некрасивым. Он не был уродливым, но и симпатичным тоже. Он выглядел так, словно у него была парочка приятных черт, но они не сочетались у него на лице.

Он однозначно не был красавчиком, но что-то в том, как он себя держал, заходя в комнату, невольно притягивало к нему взгляд. От него исходила такая энергия, из-за которой легко было не заметить Хэмиша, что было бы ошибкой, потому что самая яркая личность в помещении далеко не всегда самая опасная.

За вторым мужчиной я заметила проблеск белого — это была Злобная Сука собственной персоной, наконец-то. На ней было то же платье, что и во сне, но теперь в нем не было того сияющего совершенства. Подол был грязным из-за грубого каменного пола, а может, она выходила в нем на улицу. Она все еще была прекрасна и экзотична, за неимением лучшего слова, но в реальности ее красота не была озарена божественным свечением.

Мужчины встали столбами по бокам от нее и немного впереди, оказавшись между нею и мной. Я не знала, боялись ли они, что я ее покалечу, или что она — меня, но они безусловно встали так, чтобы удержать нас врозь, если понадобится. Интересно.

— Анита Блейк, мы наконец-то встретились.

— Я подумала о том же, хоть и не знаю, какое имя ты предпочитаешь, — отозвалась я.

— «Миледи» подойдет.

— Ты назвала меня именем, данном мне при крещении, и по фамилии. Думаю, после такого использовать прозвище как-то чересчур неформально. — Я не хотела называть ее «Миледи». Может, с моей стороны это было упрямством, однако я не хотела использовать имя, которым она заставляла других обращаться к себе.

— Ты больно спокойна для того, кто очнулся в цепях, — заметила она, изучая мое лицо в поисках намека на мои реальные мысли.

Я попыталась пожать плечами, но лишь загрохотала цепями.

— Если я не буду спокойной, это ничего не изменит.

— Такое самообладание — редкость.

— Спасибо, — сказала я.

— Надеюсь, ты не против смены одежды, ведь твоя стала немного… потрепанной.

— Благодарю за внимательность, — ответила я. Я разделила достаточно воспоминаний с Дамианом, чтобы знать, что с этой дамочкой вежливость — лучший способ избежать избиения. Это также могло разговорить ее, а мне нужна была информация. Где я? Какой сегодня день?

Она наблюдала за мной этими бледно-голубыми глазами, которые так старательно делала более насыщенными в нашем общем сне.

— В тебе больше нет страха. Вероятно, я была слишком великодушна, и мне следовало подвесить тебя голой.

— Я выказала свою благодарность.

Она нахмурилась.

— Позвольте мне, госпожа, — заговорил незнакомый мужчина.

— Не сейчас, Киган, — Она подошла ближе, пока не оказалась в паре футов от меня (чуть больше полуметра — прим. редактора). Я могла бы пнуть ее, но не видела в этом пользы. Они все еще не причиняли мне боли, но если я наврежу им первая, то все может изменится.

— Как пожелает моя госпожа, — ответил он, но на его лице было мрачное разочарование. Что бы он ни хотел предложить, идея ему нравилась, а мне, вероятно, наоборот.

— В тот первый раз, когда я коснулась твоей энергии через нашего общего вампира, ты была едва ли не беззащитна перед моим внушением ужаса. Теперь же ты стоишь передо мной, но страха в тебе нет. Как такое возможно?

Я молча посмотрела на нее, мысленно внушая себе спокойствие и терпение в ожидании. Я не знала, чего я ждала, но надеялась, что узнаю, когда это произойдет.

— Прикоснитесь к ней, госпожа, и ее спокойствие разлетится на части, — посоветовал Киган.

— Я бы этого не советовал, Миледи, — предостерег Хэмиш.

Она обернулась и посмотрела на него:

— Почему мне не следует к ней прикасаться?

— Вы обе выпили много сил Королевы Всей Тьмы.

— И что же?

— Ее силы также возрастают от прикосновения. Я говорил вам, что она сделала с Родриго.

Мне очень хотелось спросить, что я сделала с Родди, но не стала. Они уверены, что я точно знаю, что именно я сделала, и либо они не поверят мне, либо узнают, насколько я новичок в обращении с некоторыми из своих сил.

— Его воля слаба, — произнес Киган.

— Родриго мелочный, жестокий и практически бесчестный, но он не слабовольный, — возразил Хэмиш.

— Хочешь сказать, я слабее Родриго? — требовательно вопросила она.

Хэмиш поклонился и сказал:

— Я никогда не сказал бы подобного, Миледи. Все мы ваши скромные слуги и бледные тени по сравнению с вашим величием.

Я почти ожидала, что она назовет эту премилую речь чушью, но она не стала. Похоже, она принимала это, как должное.

— В таком случае, я вселю в нее ужас перед собой.

— Не советую этого делать, — повторил он.

— Ты посмел усомниться в нашей королеве, — возмутился Киган.

— Я никогда не сомневался в Королеве Ночных Кошмаров, в противном случае мы не пересекли бы полмира, чтобы служить ей.

— Тогда смотри и учись, — сказал Киган.

Сука потянулась ко мне своей бледной рукой. Я думала, что солнечный свет заставит ее колебаться, но этого не произошло. Она двинулась сквозь него так, словно прежде никогда не видела, чтобы вампиры под ним вспыхивали пламенем. Она коснулась моего лица, и я с трудом подавила в себе порыв отдернуться — я знала, что это ее позабавит, и не желала развлекать никого из присутствующих.

Она погладила меня по щеке и сказала:

— Такая красивая девочка. Обычно я не считаю темные волосы и глаза привлекательными, но ты довольно мила.

— Спасибо, ты тоже… я хочу сказать, ты тоже красивая. Ты такая же бледная, насколько я — темная. — Из воспоминаний Дамиана и рассказов Ашера я знала, что она была неуверенна в себе, чертовски неуверенна. Когда имеешь дело с сумасшедшим, безопаснее согласиться с его заблуждениями настолько, насколько это возможно. Если она хочет быть самой красивой, я стану ее главной фанаткой.

— Мы с тобой воплотили бы чудесный тандем противоположностей в постели любого мужчины. — Я была совершенно не в восторге от этой идеи, и попыталась это скрыть, но, вероятно, провалилась, потому что она улыбнулась и сказала: — Тебя это беспокоит. Я думала, раз ты из кровной линии Жан-Клода и Бель Морт, секс тебя не тревожит.

Я постаралась прикинуть, как выразиться повежливее, не переключаясь при этом на ее сумасшествие.

— Мы только что встретились. Я предпочитаю узнать кого-то получше, прежде, чем заняться с ним сексом. Ну там, как минимум, кофейное свидание.

— Кофейное свидание, — повторила она. — Что такое «кофейное свидание»?

Женский голос со стороны лестницы ответил:

— Когда люди познакомились онлайн или в том месте, где не успели узнать друг друга, свое первое свидание воочию назначают в людном месте — например в кофейне или в кафе. Там они закажут себе кофе или чай, пообщаются. Если разговор пройдет хорошо, то они запланируют себе более традиционное свидание.

Женщина была стройнее и выше меня на пару дюймов, но все же ниже остальных в помещении. У нее были мягкие светлые локоны до плеч, они обрамляли ее лицо искусно уложенным облаком. Когда мой взгляд остановился на ее лице, у меня мелькнула мысль: «А не Родриго ли это переоделся?». Потому что ее лицо было идентичным, но тело выглядело женским. Некоторые трансвеститы переодевались лучше других, однако, могу поспорить, передо мной один из близнецов. Она с головы до пят была одета в черное, и смотрелось это все так, как обычно одеваюсь я, когда выхожу охотиться на вампиров, включая ботинки, которые были скорее рабочими, нежели клубными. Глаза у нее были такими же черными, как и одежда. При таком освещении я не могла сказать точно, но помнила, как смотрела в глаза ее брата, и могла поспорить, что у нее такие же. Подводка и тушь для ресниц делали их крупнее и заставляли сильнее контрастировать с ее бледной кожей в россыпи веснушек.

— Родина, что ты здесь делаешь? — требовательно вопросил Киган. Судя по всему, он вечно чего-то требует.

— Хотела посмотреть на ведьму, которая сделала моего брата таким бесполезным. Должна сказать, никому не удавалось изменить Родриго — не так, и мне захотелось прийти сюда, чтобы увидеть ее своими глазами.

— Эти кофейные свидания… зачем люди делают подобные вещи? — спросила Злобная Сука.

— Они верят, что встреча в общественном месте, в дневное время, в частности, убережет их от похищения. Свидание с кем-то один на один означает, что никто не придет тебе на выручку, если с тобой захотят сотворить нечто ужасное. — Почему-то ее тон каким-то образом повысил вероятность столкновения с ужасным. Мне бы не хотелось оказаться наедине ни с ее братом, ни с ней.

Эти черные глаза пялились на меня в упор, пока она спускалась с последних ступенек и скользила ко мне по полу. Она смотрела мимо своей предполагаемой королевы, будто ее там и не было. Я встретила ее дерзкий взгляд и сказала:

— Держу пари, вы с Родриго просто убойные мастера кофейных свиданий.

Она улыбнулась, довольная собой:

— Мы любим хороший кофе. Было бы зазорно тратить его на насилие, ведь столько всего может пролиться.

— Значит, первое свидание, — продолжала я, — должно быть просто шик.

— «Шик». Я десятилетиями не слышала этого слова, — протянула Родина, закатив глаза.

— Не строй из себя подростка. Ты старше меня, — вмешался Хэмиш.

— Но я была подростком, когда перестала взрослеть — когда мы прекратили взрослеть. Жаль, что твой Мастер не нашел тебя раньше, Хэмиш, — сказала она, проведя пальцами по его руке, когда проходила мимо. Он повернулся так, чтобы иметь возможность держать ее в поле зрения, как это обычно делают во время спарринга. Если уже надеты перчатки, ставки больше не принимаются.

— Ты сама не своя, девочка — заметил Киган.

— Сегодня я чувствую себя максимально собой, — не согласилась она, минуя Хэмиша и оказываясь ближе ко мне и к их госпоже, чем кто-либо.

— Возможно, мне стоит напомнить тебе, что быть настолько собой тебе не дозволялось.

Родина слегка поклонилась.

— Я, как и всегда, в вашем распоряжении, Миледи.

— Ты же знаешь, я предпочитаю, чтобы ты делала реверанс, даже если ты одета, как мужчина.

Родина присела в низком, абсолютно совершенном реверансе, и даже изобразила длинную юбку, которую будто бы держит по бокам.

— Как пожелаете, Миледи, так и будет.

Предполагаемая королева не предложила ей руку, и, по правилам этикета, Родина застряла в довольно неудобном низком реверансе, пока ее госпожа не велит ей подняться или не подаст ей руку. Вампирша, которая вовсе не была похожа на вампиршу, повернулась ко мне:

— Знаешь, почему все называют меня «Миледи»?

— Любимое прозвище? — предположила я, стараясь говорить непринужденно, потому что была практически уверена в том, что мы приблизились к части с причинением боли.

Она улыбнулась, с притворной скромностью потупив взгляд, что выглядело слегка наиграно и ненатурально. Как что-то, что вы делаете потому, что от вас этого ждут, но на самом деле вы не имеете этого в виду.

— Потому что считается, что если произнести мои имя вслух, это приведет к неудаче. Привлечь мое внимание в принципе считается дурным знаком.

Я облизала губы и постаралась успокоить свой пульс.

— Я слышала об этом, — заметила я.

— Позволь продемонстрировать. — Она предложила руку Родине, поднявшей свое слегка испуганное лицо, но у нее не было выбора, кроме как подчиниться. Миледи помогла ей подняться, но руку не отпустила.

— Миледи, что я сотворила, чтобы оскорбить тебя?

— Мне не нравится твое отношение сегодня, да и лояльность твоего брата под вопросом. Может, мне стоит сомневаться еще и насчет твоей?

— Нет, Миледи, не стоит.

— Посмотрим, — сказала вампирша. Вот Родина, спина прямая, она уверена в себе, если не брать во внимание небольшое сомнение в черных глазах, а затем ее колени подгибаются. По моей коже побежали мурашки только от того, что я находилась рядом.

— Прошу, госпожа, — выдохнула Родина сквозь зубы.

— Мне нравится, когда мои слуги ведут себя скромно, Родина, а вы с братом скромностью не отличаетесь.

Лицо упавшей на колени Родины было таким бледным, что веснушки казались чернильными пятнышками на ее коже. Она выглядела так, словно могла вот-вот упасть в обморок.

— Умоляю, — прохрипела она, будто ей с трудом давались слова.

— Произнеси мое имя, девочка.

— Миледи, — проговорила она, а на ее лице выступил пот, словно у нее внезапно началась лихорадка.

— Нет, мое настоящее имя.

— Моровен.

— Нет, мое настоящее имя.

— Немайн, — выдавила коленопреклоненная так, словно ей было больно.

— Прокричи мое имя, девочка.

— Не заставляйте… меня… делать это, пожалуйста! — ее слова цедились сквозь зубы, словно она боялась открыть рот слишком широко, опасаясь, что ее вырвет. Я чувствовала силу, исходящую от Немайн, но все еще не понимала, что она делает с этой девушкой на полу.

— Я вытащу из твоего разума каждый жуткий момент твоей долгой жизни, и заставлю тебя вновь пережить этот ужас. Все, что тебе нужно сделать, чтобы остановить меня, это поступить так, как я прошу. Неужели это так сложно, Родина?

Девушка покачала головой, плотно стиснув губы. Теперь она стояла на коленях и покачивалась. Она продолжала мотать головой, а по щекам катились слезы.

— Немайн! Неееемааааайн! — Она тянула это имя до тех пор, пока оно не стало эхом рикошетить от каменных стен.

Вампирша отпустила ее руку, и Родина осела на пол, успев выставить перед собой трясущуюся ладонь, чтобы не завалиться на бок. Она выглядела так, словно хотела свернуться калачиком в позе эмбриона и рыдать, или блевать, или все три удовольствия разом, но боролась, чтобы оставаться в вертикальном положении. Боролась, чтобы не упасть в обморок, боролась, чтобы сохранить как можно больше самой себя после того, что только что произошло.

Немайн повернулась ко мне с довольно неприятной улыбкой.

— Теперь твоя очередь, Анита. Советую произнести мое имя быстрее, чем это сделала она. Как-никак, ты — просто человек, и у тебя нет таких резервов сопротивления, как у оборотня.

Я постаралась не напрягаться, но ничего не могла с этим поделать. Резко выдохнув, я попыталась расслабиться. Иногда это помогало при избиении, а это был всего лишь иной вид избиения.

Она протянула ко мне свою бледную руку, а я не удержалась и отдернулась от нее. Она рассмеялась высоким и диким смехом — таким, который исходит только от суперзлодеев и от по-настоящему сумасшедших.

— Киган с радостью подержит тебя для меня, Анита, или ты можешь покориться неизбежности, как большая девочка, как это сделала Родина.

Киган встал позади нее, и было что-то в его карих глазах, что заставило меня внутренне воспротивиться его потенциальным прикосновениям. Прозвучал голос Родины, дрожащий и слабый, и, тем не менее, она сказала:

— Просто прими это. Не усугубляй.

Странно, но в этот момент я больше доверяла психованной суке на полу, нежели той, что стояла прямо передо мной. Я посмотрела в голубые глаза Немайн и сказала:

— Просто сделай это.

— Какая смелая. Я собью с тебя спесь до того, как закончу.

— Слова ничего не стоят, подруга. Сделай это уже, или не делай вовсе.

Она нахмурилась так, словно это была не та реакция, на которую она рассчитывала, и все же положила руку мне на лицо и призвала свою силу. Нас обоих заколебало быть милыми.

79

Моя кожа покрылась мурашкам от всей той силы, что она втолкнула в меня, но мне показалось, что я камень, торчащий посереди бурной реки. Я могла чувствовать воду, знала, что намокаю, но все еще не подчинялась ей, все еще была в безопасности и оставалась неподвластна этому потоку.

Я смотрела в голубые глаза этой женщины с расстояния в несколько дюймов, ее рука обнимала мою щеку, как чаша, а вокруг нас струилась энергия — вокруг, но не внутри. Как и во сне, она не могла пробиться сквозь мои щиты.

— Нет, — прошептала она.

Я посмотрела на нее и сказала:

— Ты все еще хочешь, чтобы я назвала твое имя?

— Это невозможно, — проговорил Киган, стоя позади нее.

— Я не могу заглянуть в твой разум. Не могу вытащить на поверхность твои страхи. Цепи, в которые ты закована, сделаны из того же материала, из которого выкован клинок, убивший твоего тигра. И эти цепи зачарованы, они удерживают тебя ото всех твоих. Жан-Клод не может помочь тебе, пока ты в них. Ты — всего лишь сосуд для силы, не более того. Как только ты лишишься тех способностей, что тебе помогают, я смогу делать с тобой все, что пожелаю.

— Сюрприз, — тихо сказала я.

Она пустила по своей руке еще больше силы, а вторую ладонь положила на другую мою щеку, и теперь казалось, что она придвигалась ко мне ближе для поцелуя.

— Нет! — крикнула она, очень зло, будто веками сдерживала эту ярость. Я чувствовала ее, как сладко-горький аромат на ее коже. Она права в одном: она отрезала меня ото всех, с кем я была связана метафизически. Предполагалось, что это ослабит меня, но именно в тот момент я поняла, что я — заряженный пистолет, и, что бы она ни сделала, это не снимет мой предохранитель. Впервые у меня появилась возможность покормиться на гневе, которому были тысячи лет, и никого в голове и в сердце, кто обладал бы большей практикой по контролю над своим голодом, у меня не было.

Я не подумала, плохая ли это идея. Я просто пировала. Питалась через ее руки, пока она держала меня. Вытягивала через взгляд этих светлых глаз, пока они все больше расширялись от удивления. Я питалась кожей от кожи, пила ее, пока она держала меня. Так много гнева. Я ощутила, как мои глаза наполняются моей собственной силой. Я наблюдала за тем, как ее лицо становилось умиротворенным, пока она падала в мои глаза, а я пила ее ярость. Я никогда не пыталась пить от кого-то подобным образом, однако у меня никогда и не было того, кто предложил бы подобное пиршество — коктейль из веков и ярости.

Чьи-то руки оттащили ее от меня, но она потянулась назад, желая касаться меня, как любая жертва вампира, разум которого достаточно поимели. Киган и Хэмиш удерживали ее. Взгляд у нее все еще был расфокусирован, как у лунатика.

— Ее глаза, — произнес Хэмиш, и у меня ушла секунда, чтобы понять, что он имеет в виду глаза не Моровен, а мои.

Киган взглянул на меня, а затем резко уставился в пол. Он не хотел смотреть мне в глаза, пока они сияли. Я чувствовала, что каждый дюйм моей кожи сиял от силы — не только глаза. Боже, как это было приятно.

Злобная Сука, которая оказалась не такой уж злобной, сделала глубокий, судорожный вдох, и посмотрела на меня. Я думала, что залпом осушила ее ярость, пока вновь не заглянула ей в глаза. Ненависть, такая жгучая ненависть… она наполняла ее глаза, лицо, она будто была соткана из ненависти. Один этот взгляд сделал то, чего не смогла сделать вся ее сила: он напугал меня. Не знаю, почему, но я не смогла удержать свой пульс, не смогла остановить выплеск адреналина. Никогда не поймешь, что тебя испугает, а что — нет. Никогда не знаешь, даже если речь о тебе.

— Так-то лучше, — произнесла она голосом, полным ледяного спокойствия и контроля — он совершенно не сочетался с ненавистью в ее взгляде.

— Госпожа, с вами все в порядке? — уточнил Хэмиш.

— Ответь ему за нас, Киган, — велела она.

— Пленница напугана. С нами все в порядке, — отозвался мужчина, улыбаясь чертовски неприятной улыбкой.

— Чего ей бояться теперь? — не поняла Родина. В ее голосе все еще слышался страх после того, что Моровен заставила ее пережить.

— Теперь она меня видит. Не так ли, Анита?

Я проглотила ком в горле, во рту пересохло. Я не смогла бы объяснить этого, но на меня никто никогда не смотрел с такой ненавистью. Не знаю, почему, но это напугало меня. Проклятье.

— Теперь я смогу питаться твоим страхом, как ты напиталась моим гневом, но сперва, полагаю, я дам твоему страху окрепнуть. Внутри тебя его так мало, что это для меня не пиршество. — Она шагнула ближе и уставилась мне в лицо. — Пока, но это изменится, Анита. Обещаю, что прежде, чем я убью тебя и завладею силой, по праву принадлежащей мне, я взращу в тебе ужас, который будет равен по силе моей ненависти.

Мне пришлось снова сглотнуть прежде, чем ответить ей:

— Не уверена, что страх, подобный твоей ненависти, существует, Моровен.

Она улыбнулась — ее улыбка была симпатичнее, чем у Кигана, и все же их улыбки были одинаковыми. Они были неприятными и сулили плохие вещи.

— Видишь, Анита, я знала, что ты произнесешь мое имя. Через несколько часов ты будешь выкрикивать оба моих имени.

Я покачала головой:

— Я так не думаю. — Но мне казалось, что мое сердце застряло в горле. Почему ненависть испугала меня сильнее ярости? И я поняла, что у меня была своя собственная ярость, но вряд ли я ненавидела хоть что-то настолько сильно, как Моровен ненавидела весь мир.

— Мы оставим тебя поразмыслить над своей судьбой, Анита, но не в одиночестве. Нет, мой Арлекин привез очень особенного гостя, чтобы составить тебе компанию.

Мой пульс уже успел успокоиться, но теперь он стремительно подскочил. Кто там у нее? Кого еще она выкрала? Я попыталась прикинуть, кто еще находился в гостинице. Натэниэл с Дамианом были с полицией — они в безопасности. Кто еще? Донни и Гриффин должны были находиться в фойе, но… я молилась за кучу людей, боясь увидеть кого-то из них на лестнице, однако Эдуарда в этом списке не было… Почему-то мысль о том, что это Эдуард, казалась мне невозможной, словно он был неприкасаем. Я знала, что это не так, но за него я волновалась меньше, чем за всех прочих близких, которых привезла с собой в Ирландию.

Глядя мне в лицо, Моровен сказала:

— Внесите еще одного нашего гостя.

В комнату вошли двои мужчин, неся между собой третьего — они будто бы ждали ее приказа. Мое сердце ушло в пятки, колени ослабели, и мне пришлось сжать кулаки, чтобы держаться прямо и не показать еще больше эмоций, чем я уже показала. Это был Натэниэл. Я не знала, каким образом им удалось выкрасть его из-под носа у копов и всех тех, кто, как предполагалось, обеспечивал его безопасность, однако это был он — самый последний человек, которого я хотела бы здесь видеть в таком состоянии. Господи, помоги мне. Господи, помоги нам.

Он был голым по пояс, руки скованы за спиной. Я не заметила на нем каких-либо увечий, и от этого у меня немного отлегло. Его длинная коса была скручена наверху, словно они спотыкались об нее, а потом просто убрали ее со своего пути. Во рту у него был кляп из какой-то серой тряпки. Я смотрела в его большие лавандовые глаза и ощущала отчаяние. Ради его безопасности я сделаю что угодно. И мы с ним в глубоком дерьме.

Он тоже был в кандалах, но у него они были на запястьях и на щиколотках. Еще больше цепей обвивало верхнюю часть его тела и ноги. Они внесли его в комнату, потому что он едва ли смог согнуться во всех этих цепях, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно ходить.

— Знаю, что где-то в тебе должно быть больше страха, Анита, он там есть, и весь — за этого мужчину. Леопарда твоего зова. Твой жених, как мне сказали, хотя ты, кажется, пообещала себя большему количеству мужчин, чем это позволено для брака. Как мистер Грейсон относится к твоим свадебным планам с Жан-Клодом?

Я не знала, что сказать. Казалось, я вообще не могла придумать ничего полезного. Я попыталась придумать, что не усугубит ситуацию и не подарит ей тех эмоций, от которых она сможет питаться, но ничего конструктивного не приходило мне в голову. Впервые в жизни я застыла и не знала, что делать. Мысленно я орала себе, велела собрать свое дерьмо в кучу и начать думать, но все, что я могла — это смотреть ему в глаза и бояться за него. Блядь, я должна быть способна на большее!

— Уже онемела от страха, Анита? Стоит ли мне что-нибудь сделать, чтобы развязать тебе язык?

На это у меня был ответ.

— Нет-нет. — Лишнее «нет» прозвучало из-за нервов, и она это знала. Проклятье!

Она подошла к Натэниэлу, погладила его тяжелую косу, взяла ее в руки, не дав ей упасть на пол. Он смотрел на меня, игнорируя ее, словно ее там не было. Я пристально смотрела в эти лавандовые глаза, в это лицо, и пыталась его почувствовать. Он был не просто одним из моих moitié bêtes, он был членом моего собственного триумвирата, но я совершенно его не чувствовала, словно он был менее настоящим, чем все остальные в комнате. Какая бы магия ни наполняла мои цепи, она делала Натэниэла практически пустым местом. Я вообще не могла почувствовать его энергию, однако могла почувствовать принадлежащую ей, Кигану, Хэмишу и Родине, но не Натэниэлу. Этот металл отрезал не мои парапсихические способности, а всего лишь способности, которые имели отношение к людям, связанным со мной метафизически. Это интересно, а может, и полезно. Я пока не могла придумать, как использовать это знание, но я определенно это учту, потому что что-то уже лучше чем то, что у меня было секунду назад.

— Такие прекрасные волосы, — заметила Моровен. Она погладила его по груди, касаясь обнаженной кожи между цепями. Натэниэл получал и больше, когда выступал на сцене «Запретного Плода». Мы в порядке. Мы в порядке. Я не переставала мысленно повторять это, словно мантру. — Он просто в отличной форме, Анита, он проделал так много упражнений, чтобы на груди и руках появились эти мускулы. Кажется, все твои мужчины довольно серьезно относятся к тренировкам, но и ты тоже, верно?

— Да, — ответила я, потому что ей, судя по всему, не нравилось молчание. — Да, мы все занимаемся.

— Тигр, которого мы оставили раненым в гостинице, убил двоих моих Роанов прежде, чем пришел тебе на помощь. Мои тюлени — не Арлекин, но они хорошо тренированы. Тот факт, что он так быстро устранил их, свидетельствует о хорошей подготовке твоей охраны.

— Итан убил двоих твоих людей. А я все гадала, что же так долго мешало ему вступить в драку.

Она жестом указала на тех двоих, которые так легко держали Натэниэла, словно почти две сотни фунтов (90 кг. — прим. редактора) мускулов вовсе не были тяжелыми.

— Они хотят, чтобы мой Арлекин привел сюда этого раненого воина, и они смогли отомстить ему за своих братьев.

Я присмотрелась внимательнее к вышеупомянутым мужчинам. У одного из них были черные волосы и темно-карие глаза, у второго — светло-коричневые волосы и серые глаза. Они были красивы той традиционной мужской красотой, но, когда в комнате находился Натэниэл, для меня они были не столь привлекательны. Я была пристрастна, но они были широки в плечах и выглядели так, словно под одеждой было достаточно мускулов. У них не было черных глаз, как у Рорка и Райли. Я начала думать, что смогу узнать всех Роанов или Шелки по глазам, но, видимо, нет. Учту.

Моровен подошла, чтобы встать передо мной.

— Хочешь знать, как мистер Грейсон оказался в нашей власти?

— Конечно, — отозвалась я, и мой голос прозвучал настолько безразлично, насколько мне и хотелось, и я практически взяла под контроль свой пульс. Планы не изменились: будь милой, будь вежливой, не беси ее и заставь ее считать, что она самая красивая в этой комнате. Единственное, что поменялось, так это то, что к тому времени, как я перестану быть милой, ставки поднимутся. Я старалась пока об этом не думать. Шаг за шагом, только здесь и сейчас, разберись с этим моментом. Следующий момент может катиться нахер, пока мы не доберемся до него.

— Ты очень быстро восстанавливаешься, Анита. Благодаря этому я нахожу тебя интересной.

— Ну, можем как-нибудь прошвырнуться по магазинам и поболтать, как девочки, — предложила я, и даже смогла выдавить ей улыбку.

— Ты насмехаешься надо мной?

— Нет, если ты хочешь пошопиться, посплетничать или потусить вместе, то я только «за».

Она нахмурилась:

— Я тебя не понимаю.

— Просто предлагаю тебе дружбу, — пояснила я.

— Ты не можешь дружить со своей едой, Анита. Ты уже покормилась на мне, и вскоре я верну тебе эту любезность.

— Я помолвлена с вампиром. Я могу быть очень дружелюбна с теми, кто от меня ест.

— Я тоже питаюсь от своих слуг, — сказала она и указала на Кигана. — Однако никогда не позволю им питаться от меня, даже если бы они могли. — Так, а вот это уже по-настоящему полезно узнать — он ее человек-слуга. Я рассматривала подобную возможность, но приятно было получить подтверждение. Если у меня появится шанс убить кого-то, кроме нее, то он будет первым в списке, потому что теперь я знала, что, убив его, я, возможно, смогу убить и ее. Ура!

— Большинство слуг вампиров не могут питаться от своих Мастеров, — согласилась я.

— Вовсе не большинство, Анита, никто. Или никто, кроме Жан-Клода и его новой линии крови. Кажется, в его новоприобретенной власти много путаницы на тему того, кто является хозяином, а кто — рабом.

— Мы в курсе, кто в доме носит штанишки, — сказала я. Я могла сохранять спокойствие, пока не смотрела на Натэниэла, а только пялилась на бледную суку, стоящую передо мной. Я изо всех сил притворялась, что его здесь не нет. Это помогало мне лучше соображать.

— Вы можете обнаружить, что брюки сменили владельца, — возразила она, а затем крикнула: — Рорк, введите еще одного гостя.

Как и в прошлый раз, мое сердце забилось, как ненормальное, и я посмотрела на Натэниэла. Глаза его расширились, словно он пытался сказать мне что-то этим взглядом, но в этот раз я не смогла прочесть его мимику. Без открытой связи между нами я была слепа, и просто должна была наблюдать за тем, как Рорк, король Роанов, спускается по лестнице. Его темные глаза смотрели на меня так, словно он никогда не умолял меня убить его, и был просто высоким, внушительным парнем, который принадлежал ей. Он вошел в комнату, излучая куда больше энергии, чем в церкви. Он вел за руку другого мужчину. У меня ушла секунда, чтобы понять, что это Дамиан. Меня вновь пронзил страх, пока я не поняла, что, насколько я могла видеть, Дамиан не был закован в цепи и как-либо ограничен. Он просто спустился по лестнице, словно они были приятелями. Какого хера здесь происходит?

80

Моровен подошла к Рорку и поприветствовала его поцелуем. Если он и не хотел целовать ее в ответ, то не показал этого. Солгал ли он в церкви или ее контроль над ним за пределами святого места настолько хорош? Если проживем достаточно долго, спрошу.

Дамиан стоял рядом с ними, выражение его лица было абсолютно пустым. Глаза были открыты, но он, казалось, ничего не видит. До меня дошло, что Рорк вел его не за руку, а придерживал за запястье. Это выглядело странно, а потом Дамиан стоял, как истукан, пока они целовались.

— Дамиан! — выкрикнула я его имя, и он дернулся, словно я напугала его. — Дамиан! — Он моргнул и посмотрел на меня, в какой-то момент он проступил на этом пустом лице.

— Анита! — произнес он.

Моровен коснулась его рядом с рукой Рорка, так что теперь они оба прикасались к нему, и его глаза вновь стали пустыми.

— Что ты с ним сделала? — спросила я.

Она посмотрела на меня и подарила мне ту неприятную улыбку, которую разделяла с Киганом. Интересно, чья она была изначально.

— Как только я отделила тебя от твоих слуг, Дамиан вновь стал моим, каким и был всегда. Он отдался мне сам и выдал мистера Грейсона, как только твои силы перестали затуманивать его разум.

— Я в это не верю.

— Он предал твоего Натэниэла, как только я его призвала. Он вернулся ко мне, потому что ты недостаточно вампир, чтобы его удержать.

Эдуард ни за какие коврижки не дал бы им просто взять и уйти из полицейского участка. Напрашивался вопрос: кого еще предали, кроме Натэниэла. Но задавать его не было смысла. Как только мы отсюда выберемся, я задам Дамиану и Натэниэлу все вопросы, которые меня волнуют, но не перед ней — не тогда, когда она заставляла его глаза быть такими мертвыми. Я должна была верить, что мы выберемся отсюда, потому что на карту было поставлено слишком много.

Моровен прижалась к Дамиану и подняла лицо ему навстречу для поцелуя. Его глаза вновь ожили, снова стали его, и он, конечно же, отпрянул от нее.

— Поцелуй меня, Дамиан! — приказала она, и он наклонился к ней, но его взгляд оставался осознанным. Он не хотел целовать ее, и этого оказалось достаточно, чтобы частично он вышел из-под контроля, даже когда она сама и зверь ее зова касались его.

— Дамиан, не целуй ее, — велела я.

Дамиан выпрямил спину — слишком высокий, чтобы она могла до него дотянуться. Она с шипением обернулась ко мне, ее глаза горели голубым пламенем.

— Он принадлежит мне!

— Ты отправила его к Жан-Клоду. Когда-то ты покончила с ним, Моровен. Почему же сейчас он тебе так нужен?

— Потому что он мой! — Крикнула она, и сияние ее глаз потухло.

— Если ты хотела, чтобы твой любовник вернулся, надо было выслать письмо, — сказала я.

Она отстранилась от Рорка и Дамиана. Я думала, что его взгляд вновь станет пустым, но этого не произошло. Что-то в том, как мы с ней чередовались, помогало ему бороться. Если бы я только могла понять, что именно ему помогло, и продолжать делать это.

— Письмо не привело бы ко мне тебя, Анита, а именно этого я и хотела. То, что ты привела ко мне Дамиана — это прекрасный подарок, и я больше никогда его не отдам.

— Зачем тогда ты отдала его Жан-Клоду в тот раз? — поинтересовалась я, ведь больше информации может помочь, верно?

— Твой господин и Мастер написал мне, что мечтал о бледной плоти Дамиана на протяжении веков, и что сделает его своим катамитом^[23]. Это одна из тех вещей, которая вселяет в нашего красноволосого вампира… смертельный ужас, — и она рассмеялась от собственной игры слов. Большинство ее людей в комнате рассмеялись. Родина и Хэмиш этого не сделали. Возможно, с их точки зрения бледная королева-сука была слишком чокнутой.

— У тебя здесь полно мужиков, — продолжила я. — Нет необходимости оправлять Дамиана в Америку ради небольшой содомии.

Она состроила несчастное лицо:

— Что хорошего для меня, когда мужчина предпочитает мужчин? Я не собираю подобных. Я отдала его на растерзание призовому ученику Бель Морт только для того, чтобы после его возвращения обнаружить, что Дамиан стал сам предпочитать мужчин. Должно быть, Жан-Клод обладает какими-то чарами, о которых мне не известно.

Я с трудом сохраняла нейтральную мину, потому что знала: это были вовсе на чары Жан-Клода. Натэниэл был дважды исключением из правил, будучи единственным любовником у двух гетеросексуальных мужчин. Я была почти уверена, что у Жан-Клода и Ашера в запасе было больше народа, но никого из них я не знала.

Моровен попыталась обойти Натэниэла и двоих Роанов, но на пути ее юбок стояла Родина.

— Ох, ради Бога, девочка, поднимись и встань уже рядом с Хэмишем.

Родина не заставила Моровен повторять приказ — она просто встала и подошла к своему коллеге из Арлекина. Они могли недолюбливать друг друга, но оба не пылали любовью к Моровен. Не знаю, почему я была так в этом уверена, но мне так казалось, и я знала, что была права.

— Жан-Клод — один из самых красивых людей на планете, — сказала я. — В смысле, я могу быть необъективна, но он — король обольщения.

— Мне известно, насколько обольстительным он способен быть, Анита, или он забыл упомянуть, что был моим любовником?

— Он говорил, что вы с Бель Морт обменивали их с Дамианом друг на друга на какое-то время.

— Я пыталась оставить его себе, однако Бель не пожелала расстаться с одной из своих любимых марионеток.

— Это я тоже слышала, — подтвердила я.

— Они рассказали тебе об одной из моих страстей, Анита?

— Не уверена, — ответила я, потому что так оно и было.

— Разрушать прекрасное, — сказала она.

— Нет, — проговорил Дамиан — тихо и четко. Он даже выступил вперед вместе с Рорком, который все еще держал его за запястье.

Моровен развернулась и посмотрела на него.

— Как тебе удается бороться за свободу без ее силы в качестве поддержки?

— Я здесь. Я останусь с тобой. Просто позволь Аните и Натэниэлу уйти невредимыми.

— Заманчиво, однако я создала армию вампиров в Дублине не для веселья и шалостей, Дамиан. Я все гадала, какие же ужасы мне придется напустить на город, чтобы величайший эксперт по вампирам приехал в Ирландию. — Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Хочешь сказать, что сотворила все это только ради моего приезда?

— Единственное, что привлекает меня больше, чем силы Матери Всей Тьмы, это некромантия. В числе прочего она позволяет тебе контролировать вампиров, поэтому я заманила тебя в единственную страну мира, где твоя личная магия не работает. А теперь я убью тебя, и заберу себе оставшиеся силы Матери — то же самое будет и с некромантией. Эта магия просто перейдет ко мне, как и было суждено.

— Если убьешь Аниту, я могу умереть вместе с ней, — сказал Дамиан.

Моровен перевела взгляд на него:

— Надеюсь, что нет, но даже удовольствия от твоих мучений с этим новым личиком недостаточно, чтобы отказаться от сбора сил, которые мне причитаются. — Она подошла и снова встала передо мной. — Как ты изменила его лицо? Я считала, что подобное умеет лишь Бель Морт.

Я попыталась сказать правду:

— Если честно, я не уверена.

— Ну же, Анита, рано или поздно ты расскажешь мне всю правду, так что не утруждай себя ложью.

Я покосилась на Хэмиша и Родину, потому что любой оборотень или достаточно сильный вампир в состоянии понять, что я сказала правду. Хэмиш стоял с пустым лицом, а Родина слегка усмехнулась. Они знали, что их новая королева не могла почувствовать ложь. Мастера Вампиров, неспособные работать, как немертвые детекторы лжи, были теми, кто настолько неадекватен, что уже утратил связь с реальностью.

— Я не знала, что кого-то можно сделать вампиром-слугой, так что это вышло случайно.

— Лжешь, но мне известно, как добиться правды. — Она жестом приказала державшим Натэниэла подойти и встать передо мной.

Киган направился к проходу на лестницу, и оттуда, казалось, спускались люди. Я видела, что его руки двигались так, словно он что-то тянул — что-то, расположенное в стене, а с потолка, извиваясь, спустилась массивная цепь. Она не была парной, как у меня на запястьях, это была просто толстая цепь с большим крюком на конце.

— Нет! — произнес Дамиан. Он попытался протолкнуться мимо Рорка, а затем я увидела, что глаза Роана засияли, как черные бриллианты. Взгляд Дамиана расфокусировался, и он замер.

Я посмотрела в глаза Натэниэла — он был буквально в паре шагов от меня. Он начал сопротивляться, насколько позволяли ему цепи, а позволяли они немного. Что бы ни собирались делать эти мужчины, они не хотели, чтобы он двигался. Мое сердце забилось в горле. Я потянула свои, но знала, что это бесполезно.

— Дамиан, очнись!

Он начал приходить в себя — толкнул Рорка, а затем ударил его прямо в лицо. Рорк упал на пол. Родина и Хэмиш рванули вперед размытым пятном, чтобы поймать Дамиана за руки. Родина приставила к его горлу клинок.

— Поэтому нам и пришлось засунуть кляп в рот мистеру Грейсону. Если ты еще раз его позовешь, Анита, я заткну тебя и отрежу язык твоему любовнику. — Глаза Родины вспыхнули голубым, как весеннее небо, которое могло гореть. Я поверила, что она сделает все, что мне обещала.

Цепь с крюком находилась прямо передо мной, так что у меня был отличный обзор на все, что они собирались сделать с Натэниэлом. Черт, а может, это у него был отличный обзор на то, что они собирались сделать со мной. С какой бы стороны ни пришла боль, для нас это означало обоюдный сеанс страданий. Садистичненько.

Киган подцепил крюком кандалы на лодыжках Натэниэла. Он подергал объединенную конструкцию и удовлетворенно кивнул. Двое мужчин, державших Натэниэла, начали опускать его на пол, а Киган отошел обратно к стене и потянулся к выступу. Я могла видеть только край серебряной ручки, которую он стал вращать, и цепь затянуло обратно в потолок. Двое Роанов аккуратно придерживали Натэниэла, пока им не велели его отпустить. Я ждала, что они воспользуются этим, как предлогом, чтобы причинить ему боль, но они не стали.

Киган поднимал цепь до тех пор, пока лицо Натэниэла не оказалось напротив моего, так что мы могли смотреть друг другу в глаза. Он висел где-то в четырех футах от меня (121 см. — прим. редактора) — вне досягаемости, но все же близко. Я смотрела в эти лавандовые глаза, на моего мальчика с цветочными глазами, и мой желудок сжался так сильно, что я не знала, блевану я сейчас или задохнусь. Должен же быть способ остановить все это. Его толстая коса, словно каштановая веревка, тянулась к полу и растекалась на нем.

— Миледи, — взмолился Дамиан, — пожалуйста, не делайте этого.

— Разве призывы к милосердию меня когда-либо трогали, Дамиан?

— Нет, — отозвался он, и напрягся в руках Хэмиша и Родины.

— Мне перерезать ему глотку, если он продолжит сопротивляться? — спросила Родина.

— Нет, это может слишком быстро убить Аниту. Мне нужен ее ужас, чтобы она открылась мне для кормления, а затем я буду пировать на всей ее силе. Если же она умрет до того, как я расколю этот крепкий орешек, то сила Матери может найти себе еще один сосуд, и для меня все закончится.

— Если нам нельзя его зарезать, то как вы хотите, чтобы мы помешали ему спасти его игрушечного мальчика? — поинтересовалась Родина.

— Вы — Арлекин. Неужели вы настолько некомпетентны, что не в состоянии несколько минут удерживать одного-единственного вампира? — прикрикнула на них Моровен.

— Мы можем ранить его? — уточнила Родина.

— Нет! А теперь делайте свою работу! — Моровен развернулась обратно к нам, а я этого не хотела, потому что то, что у нас тут намечалось, будет плохим, как ночной кошмар.

— Вы — блядский Арлекин. Так и будете позволять ей обращаться с вами подобным образом? — возмутилась я.

— Она — босс, — возразила Родина.

— Только потому, что вы за ней следуете.

— Мы следуем за силой Матери, — сказал Хэмиш, — какой бы сосуд она ни выбрала.

— Достаточно! — крикнула Моровен. Она прошла вдоль стены, как это ранее сделал Киган, за исключением того, что вместе с ней не появились дополнительные цепи, и вернулась с большим клинком в руке. По тому, как серебристый металл ловил блики, я поняла, что он острый. Не берусь сказать наверняка, что клинок серебряный — одного цвета мало, однако могу поспорить, что так и есть, даже если я и молилась, чтобы это было не так.

— Я хочу, чтобы ты смотрела в эти большие, красивые глаза, на эти прекрасные волосы, на эту искусно вылепленную, сильную грудь, и помнила об этом, Анита Блейк. Я собираюсь превратить в кошмар наяву его красоту, а затем я трахну его прямо перед тобой, а когда ужас того, что я сотворила с двумя твоими мужчинами, переполнит тебя, я выпью тебя досуха!

Моровен шагнула к Натэниэлу в вихре своих белых юбок. Мы с Дамианом в унисон крикнули:

— Нет!

Она схватила толстую косу Натэниэла, словно рычаг, чтобы зафиксировать его, а затем немного отошла в сторону, и теперь мы могли смотреть друг на друга. Она приложила лезвие к его волосам и срезала их. Она могла сделать много чего похуже, я это знала… но от вида того, как его длинная, толстая коса из каштановых волос падает на пол, у меня перехватило дыхание. Я обвисла в цепях, потому что в тот момент колени меня не держали.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я увидела, как одна-единственная слеза скатилась по щеке Натэниэла. Я закричала — это не был крик ужаса или сожаления, это был крик ярости. Мне снесло крышу, я проклинала ее, угрожала ей и, наконец, сказала:

— Убей меня прямо сейчас. Потому что каждая минута, что ты оставляешь меня в живых, дает мне лишний шанс убить тебя первой, ты, злобная сука!

Моровен рассмеялась мне в лицо, а затем швырнула клинок на пол между нами.

— Гнев, я не могу питаться гневом, Анита. Но, даю тебе слово, что, когда я вернусь, то возьму этот нож и вновь буду резать это прекрасное тело, и, может быть, выколю глаз. Я хочу, чтобы у него остался хотя бы один здоровый глаз, чтобы он мог видеть руины своей красоты и твой ужас от этого, но оба ему для этого не понадобятся.

Я подпитывала свою ярость, словно она была истинным пламенем. Я растила ее, чтобы она полыхала сильнее, потому что Моровен не могла кормиться на мне, не могла убить нас до тех пор, пока не обнаружит мой страх. Я прикоснулась к бурлящему бассейну своего гнева — он рос у меня внутри с тех самых пор, как умерла моя мама, и подпитывался каждым ужасным моментом в моей жизни, и я позволила Моровен увидеть это на моем лице.

— Если резьба по Натэниэлу не напугает тебя, то я займусь резьбой по тебе, и мы найдем то, что тебя испугает, Анита, а затем ты станешь моей. — Моровен подошла к Дамиану, которого все еще держали два Арлекина. — Ты же веришь мне, верно, Дамиан? Веришь, что я сделаю все, что обещала.

— Да, — шепнул он с широко раскрытыми глазами — белки по краям оголились, как у взбесившейся лошади. Она прикоснулась к его лицу и его личность просто исчезла, а глаза стали похожи на пустые окна.

Моровен с улыбкой развернулась ко мне.

— Он боится за вас обоих. Это распахивает его для меня, и теперь он снова принадлежит мне. — Она повела Дамиана вверх по лестнице, словно он был безвольным зомби. — Насладись в последний раз красотой Натэниэла, Анита. Даю тебе слово, что тот час, который я дарю тебе, станет последним, когда ты видишь его невредимым.

81

Мы были одни, если не считать двоих Роанов, которые, как примерные телохранители, стояли по обе стороны от дверного проема. Их пистолеты выглядывали из-под рубашек, и теперь они уже мало чем походили на ирландцев. В стране, где большинство полицейских… простите, сотрудников Гарды, не вооружены, это казалось неправильным для всех, кроме нас.

Мы с Натэниэлом переглянулись. Я сосредоточилась на этих больших, прекрасных глазах, и очень старалась не смотреть на его волосы. Они отрастут. Отрастут. Но если я сосредоточу на них свое внимание, то либо зареву, либо заору, а ничто из этого нам не поможет. Нам нужно помочь себе, а не вредить. Этим через час собиралась заняться за нас Моровен. Я отмела ее угрозы, выбросила из головы ненависть в ее глазах, насколько могла. Ничто из этого мне не поможет. Я смотрела в глаза Натэниэла и думала о том, как сильно люблю его. Смотрела на его косу, лежавшую прямо под ним, как обещание грядущего ужаса, чем, собственно, она и была. Блядь. Я молилась, чтобы у меня появилась идея, как вытащить нас отсюда вместе с Дамианом.

Натэниэл потерся щекой о цепь, которая огибала его плечо. Он вытащил изо рта кляп, и размяв челюсти, тихо сказал:

— Его наложили поверх косы.

— И когда она ее срезала, он ослаб, — заключила я.

Натэниэл улыбнулся:

— Она отрастет:

Я кивнула и заставила себя улыбнуться ему в ответ.

Охранник с более светлыми волосами подошел к нам.

— Как ты избавился от кляпа?

— Он был повязан поверх волос, так что теперь ослаб, — ответил Натэниэл.

Казалось, ответ смутил мужчину.

— Вам следует делать все, что она захочет, — предостерег он.

— Она в любом случае собирается меня убить, — сказала я.

— Умереть можно по-разному, Анита. Не позволяй ей делать это медленно.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Барнаби, — ответил он.

— Не разговаривай с ними, — шикнул темноволосый охранник.

— Если ты не хочешь смотреть, как она медленно убивает нас, Барнаби, то помоги нам отсюда выбраться.

Он покачал головой и направился обратно к двери:

— Мне жаль вас, но не настолько.

— Барнаби, отойди от них!

— Да иду я, Томми. — А нам он очень тихо сказал: — Не надейтесь на мою помощь. Если она велит мне убить вас, я так и сделаю. Я сделаю это быстро, но сделаю — убью обоих, если она так прикажет.

— Хорошо, что мы прояснили наши позиции, Барнаби, — сказала я.

— Кончай трепаться с пленниками! — рявкнул Томми и направился к нам.

Барнаби просто пошел ему навстречу, пока Томми чихвостил его за болтовню с нами. В его устах это звучало так, словно мы были беспризорными щенятами, к которым не стоит привязываться, потому что им все равно конец. Такое чувство, что для Томми и Барнаби это не первое родео, которое завершится смертью пленников — быстрой или медленной. Помощи здесь не ждать не приходится. Мы не могли предложить Барнаби достаточно, чтобы он предал Злобную Суку, а его друг Томми был настроен еще менее дружелюбно.

Натэниэл произнес:

— Обидно будет, если ты так никогда и не узнаешь, насколько я феноменально гибкий.

Это казалось бессмыслицей в нашей ситуации, но я знала, что в такую минуту это должно быть важным. Видимо, я выглядела насколько же сбитой с толку, насколько себя чувствовала, потому что он прошептал:

— Гибче Гудини.

Наконец до, меня дошло, что он имел в виду: он был фактически гуттаперчевый. Он может вывернуть свои плечи наоборот, и так почти со всеми частями тела. В спальне это было весьма интересно, да и когда он танцевал на сцене тоже, но сейчас это могло быть как раз тем, что нам было нужно. Он мог освободиться от цепей, а затем освободить и меня, если у нас получится отвлечь охранников.

Но как? На мне был пеньюар, так что секс казался подходящим вариантом. Судьба не хуже смерти или наблюдения за тем, как Злобная Сука отрезает от Натэниэла по кусочку. Если сделаю так, чтобы охранники подошли поближе, и выпущу ardeur, это может сработать, но я не знала, почует ли его Моровен. Аrdeur бывал несдержанным, а мы не нуждались в повышенном внимании.

Я глянула вверх, на свои кандалы. Моя рука была достаточно миниатюрной, чтобы протиснуться сквозь них, если я готова содрать немного кожи и пролить кровь. Стоп. Охранники это точно заметят.

Я посмотрела на Натэниэла:

— Люблю тебя.

— Я люблю тебя больше.

— А я тебя — еще больше.

— А я — вообще безгранично, — парировал он, улыбаясь. Я улыбнулась в ответ, сделала глубокий вздох и с силой потянула свое неплотно скованное запястье.

— Что ты делаешь? — крикнул черноволосый Томми.

Я проигнорировала его, потому что мне нужно было, чтобы они оба подошли ко мне и оказались спинами к Натэниэлу. Я всем телом повисла на своем левом запястье и тянула. Кандалы чуть поддались. Не будь здесь охранников, возможно, я смогла бы освободить одну руку, и этого было бы достаточно для того, чтобы освободить вторую. Если бы охранники стояли к двери и дали мне минут пятнадцать-тридцать, чтобы вытянуть руку, я могла бы сбежать, но, держу пари, у них не найдется столько терпения. Мой расчет был на то, что они не станут просто стоять и пялиться на то, как я это делаю.

— Ты что творишь? — рявкнул Томми.

— Сваливаю отсюда, — прокряхтела я.

— Ты не сможешь освободиться, — сказал он.

Мне нужна была какая-то смазка, чтобы протащить руку сквозь оковы. К счастью, мое тело вырабатывало то, что могло помочь. При должном желании. Я встала и начала тянуть, дергать и тереть запястьем о наручник.

Барнаби прокричал, стоя у двери:

— Ты только поранишь себе запястье.

— Если я не освобожусь, она поранит меня куда сильнее.

Охранники переглянулись между собой и направились ко мне.

— Прекращай, — потребовал Томми.

— Или что? — спросила я.

— Или мы сделаем тебе больно.

— И в половину не так больно, как сделает мне Злобная Ирландская Сука, когда вернется, — парировала я, продолжая дергать рукой.

— Ты пытаешься пустить себе кровь? — поинтересовался Барнаби.

— Да, — ответила я.

— Зачем? — спросил Томми.

Они оба стояли передо мной — между мной и Натэниэлом. Барнаби начал было оглядываться назад, на Натэниэла, так что я всем телом повисла на кандалах, демонстрируя им, зачем хочу пустить себе кровь.

— Видишь, он поддается. Думаю, если у меня будет немного смазки, то смогу вытащить руку. Освобожу одну, а потом просто дотянусь и освобожу другую.

— Мы стоим прямо тут, — напомнил Томми. — И не дадим тебе сделать это.

— Каким же образом? — поинтересовалась я, дергая запястье сильнее. Мне следует быть осторожней, или все закончится тем, что я заработаю вывих запястья еще до того, как пущу себе кровь, чтобы смочить оковы. Меня так и подмывало глянуть им за спины, на Натэниэла, чтобы понять, освободился ли он, но я не стала.

— Не вынуждай нас причинять тебе вред, — предупредил Барнаби, и слова его прозвучали так, словно вред он мне причинять не хотел, но все равно сделал бы это.

Томми схватил меня за руку чуть ниже запястья. Очевидно, он думал, что это удержит меня от рывков. Я услыхала звон цепей, и это были не мои, так что еще неистовее задергала вторым запястьем, которое никто не держал. Это наделало много шума — теперь я даже сама не могла расслышать, гремел ли своими цепями Натэниэл.

— Прекрати! — выкрикнул Томми, стискивая мою левую руку так, что это было даже немного больно, но не настолько больно, как от тех ссадин, что я уже себе заработала. Я поджала ноги и всем своим весом налегла на запястье — это удивило Томми до такой степени, что он отпустил меня, и я, словно фальшивое привидение во время шарлатанского сеанса, повисла, грохоча цепями.

Томми влепил мне пощечину. Удар вышел приличным — он немного меня потряс, так что на секунду я просто повисла в цепях, пока моя голова и остальные части тела пытались прийти в себя. Томми ухватился за переднюю часть моей ночнушки и дернул вверх, пытаясь поднять меня на ноги. Но ночнушка — это вам не рубашка, и даже не платье, так что в итоге он сверкнул всем тем, что было у меня ниже талии. Женщины могут жаловаться, что мужики пялятся на их грудь, но, поверьте, они пялятся на вещи и похуже.

Время будто застыло — мужчина уставился вниз, и я практически слышала, как у Томми щелкнуло в мозгу, когда он подумал, что еще мог бы со мной сделать. Сглотнув, я ощутила привкус крови. Он немного поранил мою губу, когда влепил мне пощечину, и вкус собственной крови заставил моих внутренних зверей подняться, кожу словно окутало жаром. Им тоже не нравилось получать по лицу. Впервые я осталась одна в своей голове со своими зверями, и не было больше опытных ликантропов внутри меня, чтобы помочь. Мое тело стало таким горячим, словно его охватило огнем.

— Что, черт подери, ты такое? — прошептал Томми. Он все еще держал меня за руку.

Между их телами я увидела Натэниэла. Он был свободен и уже поднимал брошенный Родиной нож. Барнаби начал оборачиваться. Если бы я не глянула на Натэниэла, если бы этих двоих не было, если бы у моих зверей была еще пара секунд, чтобы подняться, если бы у меня был доступ к еще чьей-нибудь силе, кроме своей собственной… но всего этого не было. Я призвала ту единственную силу, что у меня была, которая могла и убить, и отвлечь. У Обсидиановой Бабочкой я научилась высасывать жизненную силу через прикосновения, кожа к коже. Она не планировала учить меня своим трюкам, но одной из моих способностей после нее стало умение перенимать, на время или навсегда, ту силу, которую вампир использовал на мне или рядом со мной. Эта сила осталась со мной навсегда.

У Томми ушла секунда, чтобы понять, что что-то не так, а затем рука, которой он меня держал, начала иссыхать, будто я воткнула невидимую соломинку ему под кожу, а он стал просто упаковкой сока. Он попытался разжать свою хватку, но не смог, и крикнул:

— Что ты делаешь?

— Обороняюсь, — ответила я, и голос мой прозвучал отстраненно, умиротворенно, потому что пить его было приятно — так много энергии.

— Барнаби, помоги мне!

Барнаби хотел было рвануть к нам, но Натэниэл вскочил ему на спину и вогнал в грудь нож. Мужчина издал невнятный звук и двинул Натэниэла локтем, пытаясь сбросить его со своей спины, а значит, в сердце Натэниэл не попал. Он нанес еще один удар ножом, и на этот раз Барнаби повалился на пол вместе с ним на своей спине.

Теперь кричал Томми — его тело покрывалось трещинами, словно он находился в пустыне и его истощало палящее солнце, но то было не солнце и не зной, а всего лишь я. Я понятия не имела, находился ли кто-то поблизости, чтобы услышать эти крики, но не смогла бы остановиться, даже если бы захотела, потому что как только я прекращу от него питаться, он освободится и развернется, чтобы помочь Барнаби разобраться с Натэниэлом. Натэниэл все еще наносил ему колющие удары, пытаясь добиться смертельного, а Барнаби боролся изо всех сил. Я не могла допустить, чтобы к бою присоединился еще один тренированный мужик, и Натэниэл проиграл. Так что я смотрела в глаза Томми и наблюдала за тем, как иссыхает его кожа, пока она не стала походить на дубленую, и он все еще кричал — крик стал выше и жалобнее, но я не имела права на жалость. Жалость могла нас убить.

Натэниэл, шатаясь, поднялся на ноги, он был в крови и тяжело дышал, но второй мужчина не встал. Натэниэл победил. Мы выжили, потому что он убил Барнаби. Я посмотрела на высохшую оболочку, которая некогда была мужчиной — я медленно его убивала. Сильная рука, обхватившая мое запястье, теперь была всего лишь костями, покрытыми пергаментной кожей. Она даже больше не ощущалась, как рука, и, тем не менее, я кормилась от самой сути его жизненной силы. Остановись я сейчас, то могла бы вернуть украденную энергию, и он исцелился бы, но я не хотела, чтобы он исцелялся. Мы боролись за собственные жизни. Томми прожил ненамного дольше Барнаби.

Голос у Натэниэла был хриплым, словно это он кричал:

— Можно освободить твое запястье? К тебе безопасно сейчас прикасаться?

— Нет, — ответила я, и проглотила жизненную силу, полученную у мужчины, стоявшего передо мной. Я загнала свою жажду питаться, питаться и питаться обратно в темную коробку своей души, и Томми сломанной куклой повалился на пол.

Натэниэл потянулся и одной рукой освободил мне правое запястье. Во второй он все еще держал окровавленный нож. Ощущение свободной руки было приятным, но магия по-прежнему была на месте — она все еще блокировала меня. Я потянулась и самостоятельно освободила свое второе запястье. Как только контакт с кандалами прекратился, я тут же услышала всех своих — каждая метафизическая связь вновь была со мной. Натэниэл снова был там — яркий, как еще одно бьющееся сердце. Я закачалась, словив исходящий от Дева ужас, а Дамиан вернулся к жизни внутри моей головы, словно кусочек меня самой, об утрате которого и не подозревала.

Натэниэл потянулся ко мне, но уронил свою покрытую кровью руку, так и не прикоснувшись ко мне.

— Я снова могу тебя чувствовать.

— Вытри руки об его свитер, — предложила я, жестом указав на иссохшую оболочку у наших ног, лежавшую рядом с кровавым месивом нашей второй жертвы.

Натэниэл опустился на корточки, вытер об свитер руки и нож, а затем снова встал.

— Он все еще кричит.

— Я его не слышу.

— Я слышу.

— Дай мне нож. — Он отдал мне его без возражений. Я опустилась на колени и теперь могла расслышать высокий, пронзительный писк. Он остался бы там, живой, может, навечно. Обсидиановая Бабочка использовала свою силу, чтобы наказывать своих подчиненных, оставляя их в каменных гробах до тех пор, пока не пожелает простить их и вернуть обратно. Я воткнула нож в сухую, словно бумага, кожу, в районе нижней части грудной клетки, провернула лезвие резко вверх и внутрь пока не почувствовала густоту сердечной массы. Большая часть остальных внутренностей ссохлась, как и кожа, но сердце все еще было там, почти такое же плотное и живое, как обычно. Я вгоняла лезвие в этот пульсирующий источник жизни до тех пор, пока крики не стихли.

Я встала и протянула нож обратно Натэниэлу. Он покачал головой.

— Нет, пусть он останется у тебя. Я слишком долго возился, прежде чем убить вон того. Ты бы сделала это одним ударом. Я пока не особо хорош в обращении с ножом.

— Это придет с практикой, — сказала я.

Он кивнул. Я опустилась на колени, чтобы вынуть из кобуры пистолет Томми и отдать его Натэниэлу, когда по ступеням спустилась Родина — так тихо, что мы вообще ее не услышали. В руке у нее был «глок», и держала она его очень уверенно. Иногда все могло бы быть хорошо, если бы не было так плохо. Блядь.

82

Она смотрела на нас, улыбаясь, и, наконец, рассмеялась:

— А вот и я, пришла вас спасать, но вам, похоже, это не нужно.

— Зачем тебе нам помогать? — спросил Натэниэл.

— Потому что Леди Сука — не наша Злая Королева.

— И ты думаешь, что это я?

Она посмотрела на нас, затем на тела на полу.

— Может, я и слабо разбираюсь в том, как быть хорошей, однако не думаю, что вот так.

Тут не поспоришь, так что я и не пыталась. Просто сняла пистолет с убитого, и вместе с запасным магазином передала его Натэниэлу. Если собираетесь грабить тела, берите и дополнительные патроны. Глок никогда не был в списке моих фаворитов. Он просто не ложился мне в ладонь как надо. Натэниэл автоматически проверил его, чтобы убедиться, что магазин полный. Приятно видеть, что он внимателен.

— Спасибо, что позволила мне увидеть, как ты кормилась на ней, Анита. Я сыта по горло этой бледной сукой.

Я посмотрела в эти черные глаза, так похожие на глаза ее брата, и поняла.

— Я как-то умудрилась прокатить тебя, когда прокатила твоего брата.

— Да, и единственный, кто мог это сделать, была сама Королева Тьмы. Я знала, что мы последовали не за той преемницей.

Я не стала спорить. Я месяцами спорила с народом, что не являюсь преемницей Матери Всей Тьмы. Глупо было продолжать это дело, так что я перестала. Мне это не нравилось, но я могла прекратить строить из себя ту девушку, которая слишком рьяно протестовала. Я забрала пистолет у второго трупа, несмотря на то, что рукоять была скользкой от крови. Может, Натэниэл и не убил охранника с первого удара, но он нанес ему достаточно повреждений, раз тот не потянулся за оружием, а по моим меркам это была серьезная победа.

Нужно было пошевеливаться. У Родины был с собой рюкзак с военными ботинками, которые мне подошли, когда я надела их с толстыми носками, и черная толстовка с капюшоном, чтобы натянуть ее поверх ночнушки. Я изо всех сил старалась не обращать внимание на то, как сильно я продрогла, пока не оделась, а затем я, наконец, позволила себе дрожать. У Родины также нашлась запасная толстовка с капюшоном для Натэниэла.

Держа короткий меч в одной руке, она повела нас вверх по ступеням. Свой пистолет она сунула в кобуру и предупредила, что нужно соблюдать тишину, и мы последовали за ней, когда я сказала:

— Нам нужен Дамиан.

— Нам повезет, если мы вытащим отсюда вас двоих. Он все еще с бледной сукой и двумя ее слугами.

— Мы не можем бросить его, — возразил Натэниэл. Должно быть, он думал о Дамиане, потому что вампир стал звучать громче в наших головах. Мысленно он просил нас уйти, обещая встретить нас в Уиклоу.

— Он говорит уходить. Догонит нас в Уиклоу, — сказал Натэниэл.

— Поддерживаю, — улыбнулась Родина.

Мне удавалось не думать о Домино, пока я не увидела Родриго — он ждал нас в коридоре, возле лестницы. Сразу после этого мои тщательно расставленные приоритеты развалились. Родина встала между нами.

— Это Ру, третий из нашей тройни.

Он был вылитый Родриго, пока не посмотришь ему в глаза. Они не были похожи на черные провалы и даже на подначивающую суровость глаз Родины. В них присутствовала какая-то мягкость. Он склонился на одно колено.

— Моя королева.

— Где Родриго? — спросила я.

— Он мой брат, а теперь и твой человек, как Ру и я, — сказала Родина.

— Анита, сперва нам нужно сбежать, — поторопил Натэниэл.

Я посмотрела на него, и если бы в одной руке у меня не был нож, а в другой — пистолет, я бы погладила его по волосам. Он был прав. Домино мертв, а мы пока еще нет.

— Вытащите нас отсюда. У Родриго белый билет до тех пор, пока мы не окажемся в безопасности.

— Слово чести? — уточнила она.

— Да.

Словно зеркальное отражение брата, он вышел из-за угла.

— В твоих глазах я вижу свою смерть.

— Ты влил кровь моего любовника мне в глотку после того, как убил его.

Родина уставилась на своего брата:

— Родриго, это правда?

Он принял странно-смущенный вид и пожал плечами:

— В тот момент это казалось забавным.

— «Забавным»! — повторила я и шагнула к нему.

Натэниэл схватил меня за руку:

— Анита, сперва нам нужно убраться отсюда. — Он глянул на Родриго и сказал: — А ты заканчивай со своими глупостями.

Родриго посмотрел на меня. В этот момент в темных провалах его глаз было больше расчетливости, чем жестокости.

— Если бы я не совершил ту глупую жестокость, мы бы не стояли сейчас здесь, Анита Блейк.

— Сначала побег, Родди, — сказала Родина. Она двинулась вперед и мы последовали за ней — а что еще нам оставалось? Мне пришлось сунуть пистолет в карман, чтобы взять фонарик, который мне дали. Нож остался в руке, потому что мне некуда его было девать. Родина спускалась вниз, по тоннелю, который открывался прямо в скале. Он был узким и так прижал мою клаустрофобию, что, клянусь, я могла чувствовать, как вокруг меня смыкаются камни. Я уперлась клинком в одну стену, а фонариком — в другую, и мои руки пояснили мне, что на самом деле стены не сжимались вокруг меня. Это была всего лишь фобия. Не реальность. Я ощутила дуновение свежего воздуха. Смогла почуять море. Впереди забрезжил тусклый свет. Родриго пропал из прохода, а когда я добралась до конца тоннеля, то увидела, что это была черная скала с крутым обрывом, уходящим в море.

Родриго стоял слева, предлагая мне руку. Мне очень не хотелось ее принимать, но свет угасал, а я даже не могла разглядеть, на чем он стоит, и почему он не перепрыгнет на камень, расположенный чуть ниже, так что приняла его руку. Он помог мне подняться по практически плоским ступеням, в буквальном смысле высеченным в скале. Я бы никогда не увидела их, не говоря уже о том, чтобы ориентироваться на них. Позади нас Родина вела Натэниэла. Ру замыкал шествие.

Родриго присел за порослью густой травы и цветов у края обрыва. Он жестом велел мне не высовываться, что я и сделала. Дул ветер, заставляя траву и цветы прокачиваться, а на самой высокой точке скалы виднелись обломки черных камней.

— Черный Замок, — прокомментировал он. — Все думают, что остались только руины, но крепость находится внутри скалы. Ее логово всегда было здесь, и пока наверху возводились и сгорали замки, она оставалась кукловодом, управляя теми, кто живет там.

Убедившись, что все чисто, он повел нас через траву и ветер. Какая-то парочка снимала селфи, оседлав ржавую пушку, направленную в сторону гавани. Они казались туристами или местными на пикнике, а может, просто снимали море на исходе дня.

— И никто не знал, что она здесь? — спросила я.

— Нет, — ответил Родриго.

— Одним из ее сил было умение прятаться у всех на виду, — сказала Родина. Она открыла свой рюкзак и сказала: — Ты не можешь ходить при свете дня с окровавленным ножом, Анита.

Мне это не понравилось, но я сдала оружие, потому что она была права. Мы вынуждены бороться за свои жизни, но у всех остальных здесь присутствующих был просто хороший день у моря.

Родина натянула свой капюшон, чтобы прикрыть волосы, и сказала:

— Мы — туристы. Нам нужно слиться с толпой, — Она подхватила Натэниэла под руку, словно делала так всегда. Родриго извинился и сказал:

— Это ради безопасности.

— Ладно. — Я приняла его руку, а свободную ладонь сунула в карман, в котором ютился пистолет. Ствол позволил мне чувствовать себя лучше, но, если честно, пока я держала его в руке, у меня был соблазн просто повернуться и пристрелить Родриго на месте. Если бы со мной не было Натэниэла, возможно, я бы так и сделала, но он был, и мы шли по улице. Мы совершали побег. Убью этого типа позже.

Тройняшки вели нас вниз, через парковку, на которой все еще было довольно много машин, и в сторону городка, который раскинулся перед нами. Было еще светло, и единственными вампирами, ходящими под солнцем поблизости, были Дамиан и Моровен. Пока светило солнце, самую большую опасность представляли Роаны. Я чувствовала себя так, словно между лопатками у меня нарисована мишень, и у меня уходили все силы, чтобы не озираться, но, накинув свой капюшон, я действительно смешалась с толпой. Нашлась даже пара женщин с такими же короткими, как у меня, юбками, хотя под своими они носили леггинсы. Ноги у меня настолько продрогли, что я едва их чувствовала. Пока не вышла на улицу, на ветер, думала, что смогу игнорировать холод. Новая стрижка Натэниэла помогла нам смешаться с толпой, но всякий раз, видя его без всех этих волос, я словно получала слабый удар под дых. Куском ткани, что дала ему Родина, он вытер почти всю кровь, что была на виду, остальную же скрыла одежда. В притворстве он был намного искусней меня, так что они больше походили на пару, чем мы с Родриго. Может, Родриго и мог притворяться получше, но он беспокоился о том, что я сделаю, если он будет слишком стараться. Ру отделился от нас, чтобы идти впереди, сквозь толпу туристов. Я мельком видела его то здесь, то там, что, вероятно, означало, что он не особо прятался от нас.

Мы пересекали каменный мост через реку, впадавшую в море. Это все было очень красиво, но до полной темноты оставались считанные минуты. Нам нужно найти укрытие до того, как полностью стемнеет.

— Лучше не оставаться на открытой местности, — сказала я.

Родина прислонилась к Натэниэлу, улыбаясь так, словно я сказала что-то очень забавное:

— Мы направляемся в одну из церквей, она удержит вампиров снаружи.

— А Роанов? — спросила я.

— Ты и твой мужчина уже убили четверых из них за сегодня.

— Сколько их еще здесь? — спросила я.

— Десятки, — ответила она, все еще улыбаясь.

— Нам нужен план, — сказала я.

— Где Дев и Эдуард? — спросил Натэниэл.

Он прав. Я туго соображала. Не знаю, что со мной было не так, а потом до меня дошло. Дамиан боролся, чтобы остаться с нами, и не позволить ей забрать его снова, но они втроем прикасались к его коже: Моровен, Киган и Рорк. Он мог бы отбиться от одного из них, даже от двоих, но троих… Казалось, будто они пытались украсть кусочек от нас. Я споткнулась и мне пришлось ухватиться за Родриго.

— Что случилось? — спросил он.

Натэниэл ответил:

— Дамиан. — Он закинул руку Родине на плечо, будто обнимая ее, что выглядело менее подозрительным, чем я, вцепившаяся в руку Родриго. А затем Дамиан пропал — исчез из моего разума, из моего сердца. Моровен вновь захватила его. Проклятье!

— Ты в порядке? — спросил Родриго. Он придерживал меня за талию — по-видимому, я была ближе к падению, чем мне казалось. Моя юбка была слишком короткой, чтобы держать меня за талию. Он помог мне выпрямиться и поправил на мне одежду.

— Она опять захватила Дамиана, — сказала я.

Внезапно рядом с нами нарисовался Ру.

— Надо поторапливаться.

Он был прав.

— Она забрала Дамиана, потому что узнала, что мы сделали, или она сделала это просто так? — уточнил Натэниэл.

— Не знаю, — покачала головой я.

— Общая тревога пока не поднята, — заметила Родина.

— Откуда ты знаешь? — спросила я.

— Мы пока не бежим, — пояснила она.

— И то верно, — согласилась я.

Мы шли по очередной тихой и живописной улочке, как две самые обычные парочки с Ру в качестве пятого колеса. Вдоль причала покачивались лодки, а на другой стороне дороги стояло синее здание, в котором располагался, судя по всему, ресторан с морепродуктами и магазин под вывеской «Маяк и Фишмен» соответственно. Там продавались свежие ирландские морепродукты, ну, или так гласила вывеска. Мы шли, не бежали. Родина умудрилась захихикать над тем, что сказал Натэниэл.

— Хочешь, чтобы я захихикал, как девчонка, пока ты делаешь вид, что сострила? — поинтересовался Родриго.

Я поборола желание зыркнуть на него — это разрушило бы всю маскировку «туристической парочки». Все, что я смогла, это наклониться и сказать:

— Пошел ты.

Он улыбнулся так, словно я сказала ему нечто чудесное. Я заметила, как пожилая пара на противоположной стороне улицы заулыбалась, глядя на него. Я уткнулась лицом ему в плечо, чтобы скрыть свою неуместную гримасу. Все выглядело так, словно я прижималась к нему. Блеск.

Ру остановился и уставился в темную воду. Во мраке жидкости плавал тюлень — его едва можно было разглядеть. Он пристально смотрел на нас своими огромными, черными глазами, напомнившими мне глаза Рорка, только этот под водой выглядел, как утопленник. Я шепнула в шею Родриго:

— Это просто тюлень?

— Когда они в форме тюленя, их не всегда можно распознать, — прошептал он в ответ.

Ру встал на колени у воды и начал издавать какие-то звуки — нечто среднее между рычанием, похрюкиванием и мурлыканием. Тюлень нырнул под воду и исчез. Ру быстро поднялся.

— Это был не тюлень. — Он отступил от воды.

— Блядь, — выругалась Родина. Она отпустила руку Натэниэла и повернулась к воде.

— Что нам делать? — спросил Натэниэл.

Вода, которая только что спокойно плескалась о борты лодок, забурлила белыми барашками волн, но того, что взволновало воду, видно не было.

— Бежим! — скомандовала Родина и, схватив Натэниэла за руку, припустила по улице. Остальные побежали следом. Несколько человек на тихой улочке вылупились на нас, но это уже не имело значения. Для притворства было уже слишком поздно. Позади нас из воды выныривали тюлени. Я заметила, как один из них задрожал и выпрямился уже мужчиной — он был полностью одет и указывал на нас. Блядь!

Родриго тащил меня за руку, мы завернули за угол какого-то здания, и вдалеке я увидела церковь. После наступления темноты она сдержит вампиров, но прямо сейчас не сдержит Шелки.

Нам пришлось карабкаться по стене, чтобы попасть в церковный двор, и вдруг мы оказались в окружении надгробных камней. Это было кладбище. Натэниэл схватил меня за руку:

— Подними мертвецов. Подними зомби, Анита.

— Не уверена, что зомби здесь встанут.

— Попытайся, — настоял он.

— Не горю желанием умирать вместе с нашей новой королевой, пока не горю, — согласилась Родина. — Пробуй.

— Если они нас обнаружат, мы их задержим, — сказал Родриго.

— Теперь мы — твои Невесты, Анита Блейк. Мы обязаны обеспечивать твое счастье и безопасность, — произнес Ру и двинулся во тьму, словно по волшебству растворяясь в тенях.

Родина пихнула нас двоих в тень от надгробного камня.

— Сделай то, что можешь только ты, Анита. А мы сделаем то, в чем хороши мы, и защитим нашу королеву.

— Нам нужен нож, — сказал Натэниэл.

Я думала, она достанет нож, которым мы убили Роана в Черном Замке, но она протянула мне чистый клинок, висевший в ножнах у нее на боку.

— И тот, которым мы пользовались в замке, — сказала я.

Родина не стала задавать вопросы — она просто вытащила тот клинок из своего рюкзака. У стены послышалась возня.

— Твори волшебство, Анита. Сделай это ради мужчины рядом с тобой. — Затем Родина рванула к стене, ориентируясь на негромкие звуки борьбы.

Я стояла посреди пространства, полного покоя и зелени, и поняла, что еще не стемнело, а практически никто не мог вызвать некромантию до наступления темноты. Некроманты были схожи с вампирами: мы не функционировали при свете дня. На улицах уже стемнело, но в небе все еще было светло. Я чувствовала это. Я потянулась к земле под нашими ногами и поискала мертвецов. Это был грунт, живая земля.

— Натэниэл, я не чувствую мертвецов.

Он воспользовался чистым ножом, чтобы надрезать себе ладонь, и протянул ее мне.

— Помоги мне обойти круг вместе с тобой. — Я заметила, как Родриго или Ру швырнул кого-то через стену.

Натэниэл прикоснулся к моему лицу:

— Анита, ты нужна мне.

Я посмотрела ему в глаза и подумала о том, что случится, если они схватят нас снова. Я полоснула свою руку, что напугало его, но я тут же прижала наши ладони друг к другу, рану к ране, и сказала:

— Мы обойдем круг вместе.

Я мысленно представила его, как линию сияющего белого света, что тянется за нами. Я не обращала внимания на звуки борьбы, потому что должна была верить, что трое Арлекинов будут защищать нас достаточно долго, чтобы я успела сделать то, что должна. Мертвые здесь не восстанут, но тут была сила, которую я могла использовать. Я молила о защите и направлении. Натэниэл послужил дополнительным источником энергии, но я уже была полна силы, выпитой из Роана в замке. Я почувствовала, как с едва слышимым хлопком замкнулся круг, и ощутила перепад давления, словно мы сменили высоту, что заставило нас обоих сглотнуть. Я взяла нож с еще относительно свежей кровью Роана, и воткнула его в землю. Я надеялась, что это сделает то, что нам нужно.

Тройка Арлекинов держала оборону вокруг нас против толпы в три ряда. Сколько охранников-тюленей у Моровен? Вот дерьмо. Они подгоняли нас, и тройняшки делали все возможное. Родина швырнула одного через плечо, и он частично задел круг. Это могло быть случайностью, а затем он встал, на ходу вынимая меч почти с меня ростом, и часть его тела спокойно прошла сквозь круг.

— Он сдержит вампиров, но не этих парней, — сказала я. И тут наступила полная темнота. Я ощутила это своими костями, словно эхо. Тройняшки, пятясь, отступали к нам в круг, так что мы оказались практически спина к спине. За пределами круга, который, как я знала, они могли пересечь, ожидала плотная стена Роанов в человеческой форме.

— Не то, чтобы я жаловалась, но чего они ждут? — поинтересовалась я.

— Вампиров, — ответил Родриго. — Она велела им ждать.

— Меня они в плен не возьмут, — заявила Родина.

— Меня тоже, — отозвался Ру.

— Черт, — выругалась я и огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь. Я заметила, как неподалеку от нас что-то сверкнуло в темноте. Когда я смотрела прямо, там ничего не было, но при взгляде боковым зрением это что-то оно походило на белое флуоресцирующее свечение — свечение призрака.

— Пророчество гласит, что для того, чтобы наша Темная Госпожа канула в небытие, а Повелитель Тигров восторжествовал, он должен жениться на ком-то из тигриного клана, — заговорил Родриго.

— Сейчас прям самое время для урока истории, да, Родди? — спросила Родина.

— Если мне суждено умереть здесь, нужно прояснить, что к чему.

— Что ты несешь? — не поняла она.

— Что это за жуткое место в той стороне? — спросила я, указав рукой.

На мгновение они словно зависли и задумались, а затем Ру ответил:

— Тюрьма Уиклоу.

— Теперь это просто историческое место, — дополнила Родина.

Подул ветер, над нашими головами зашумели листья. Запаха дождя не было, но чувствовалось, что приближается буря. В небе, над морем, клубясь, надвигалась черная туча.

— Что это? — спросил Натэниэл.

— Это она, — ответила Родина, — она и весь ее темный двор.

— Мы отдадим за тебя свои жизни, — сказал Ру.

Черное «облако» начало распадаться на фрагменты. Это были вампиры, летящие единой массой, как ведьмы на плакатах к Хэллоуину. Я наклонилась к Родине.

— Сможете пробить нам путь к тюрьме?

— Не могу это гарантировать.

— Это настолько важно, что за это стоит умереть? — уточнил Родриго.

— Там есть мертвецы, которые восстанут, — пояснила я.

— Тебе не придется убивать меня за то, что я сотворил с твоим любовником, Анита. За тебя это сделает морской народ. — Он издал боевой клич — это единственный термин, который я смогла подобрать, и ринулся в толпу врагов.

83

Завязалась рукопашная, и нас превосходили числом. Первым огнестрельным оружием воспользовался Натэниэл — звук выстрела прогремел даже здесь, на открытом пространстве. Это спугнуло вампира, стоявшего передо мной, поэтому я смогла заколоть его и отбросить в толпу его приятелей. А затем, так же внезапно, они прекратили драться. Они закричали в смятении, почти от боли. Я понятия не имела, что произошло. Только знала, что это не моя магия.

Родриго и Родина схватили нас и побежали, в то время как Ру прикрывал нам спины, но никто не стал нас преследовать. Мы бежали. Я обратилась к той части себя, где обитали мои звери, которая помогала мне тренироваться в зале наравне с настоящими ликантропами, и рванула так, что улицы по бокам превратились в размытые темные пятна. Я бежала до тех пор, пока за нашими спинами не стал отставать злой ветер. Натэниэл с легкостью держался рядом, как и Родина с Родриго, однако Ру оступился, и сестре пришлось подхватить его, чтобы он продолжал бежать вместе с нами. Я неслась к белому свету, сиявшему так, словно полная луна упала на землю. Чем больше мы приближались, тем яснее я видела его перед собой.

Тройняшки оказались позади, когда мы вбежали через вход в огромное каменное строение. Если выживем, я заставлю их усерднее налегать на кардио. Седовласая женщина, одетая в длинную юбку и еще во что-то, что выглядело, как старинная одежда, но таковой не являлось, тихо сказала:

— На сегодня мы закрываемся.

Родриго выудил пистолет и показал его ей.

— Бегите, сейчас же. Грядет кое-что плохое.

Женщина убежала, взывая криками о помощи. Она скрылась за боковой дверью, в кафе, которое, по-видимому, еще работало. Я надеялась, что никто из тех, кто там сейчас был, не станет храбриться. Я собиралась использовать призраков, а не создавать новых.

Внезапно Дамиан вновь зазвучал в наших головах. Он хотел знать, где мы, и мы мысленно показали ему. Он был над нами, в ночном небе, и думал о тюрьме, как о старом охотничьем угодье.

В дверном проеме появились две темные фигуры. Они были темноволосыми и бледнокожими, одеты в черное, словно пришли с кастинга на главные роли в фильмах про вампиров, мужчина и женщина, но они были настоящими вампирами. Они вошли через двери, потому что им не нужно было ничье приглашение, чтобы войти в общественное здание. Они глянули на людей, скучковавшихся в кафе. И улыбнулись достаточно широко, чтобы обнажились клыки.

— Этой ночью мы будем пировать, как в старые-добрые времена, — проговорил мужчина.

— Они нас видели. Нужно убить их прямо сейчас, — отозвалась женщина.

— Нет, — сказала я. — Вы не причините вреда этим людям.

— У тебя нет власти над мертвыми в Ирландии, некромант, — возразила женщина.

— Этой ночью вы не причините вреда никому в этом здании, — повторила я. Я услышала шепот в проходе и почувствовала холодок, пробежавший по моей спине. Это не вампиры. Я ненадолго прикрыла глаза. Все здание пылало призраками, как белый фосфор — густой от пульсирующего движения сотен, может, тысяч растревоженных духов. Они были злы. Никогда прежде я не ощущала так много злости от призраков, а затем поняла причину. Они злились на вампиров.

— Сколько людей вы погубили здесь за века? — поинтересовалась я.

Они самодовольно усмехнулась друг другу.

— Достаточно, — ответила женщина, мужчина кивнул.

Я прижала свою кровоточащую руку к каменной стене и почувствовала силу, дрожащую в стенах этого здания — она ждала. Натэниэл положил свою руку поверх моей, и можно было бы почувствовать, как задвигались и сместились кости здания.

— Что это было? — спросила вампирша.

В дверь вбежал Дамиан, растолкав обоих вампиров. Он присоединился к нам, дыша так, словно участвовал в марафоне. Он протянул мне руку. Я сделала надрез на его ладони, и он потянулся к нашим рукам, которыми мы касались камней.

— Что это? — спросил он, положив свою кровоточащую руку на камни, поверх наших.

— Воздаяние.

Здание вокруг нас содрогнулось, а в проходе поднялся ветер — он дул нам в спины, но он был не снаружи, а внутри здания. Двое вампиров отступили к дверям, но там оказался еще один вампир, остановивший их. Он был огромным по любым стандартам — мужчина-гигант, которому, чтобы пройти в дверь, пришлось нагнуться и осторожно выпрямиться.

— Дамиан, мешок ты с дерьмом. Ты убил Рорка!

— Бахман, вижу, она вызвала тебя из Дублина.

— Я выполняю предначертанное, ибо есть силы, что вознесут Миледи до новой Королевой Всей Тьмы.

— Вот этот разрывал людей на части в Дублине, — пояснил Дамиан.

— А теперь, когда вы позволили всем этим людям увидеть нас, я перережу их всех, — прорычал Бахман.

— Он всегда был скорее животным, нежели вампиром, — прокомментировал Дамиан.

Арлекин вытащили свои пистолеты, а Бахман ринулся в бой, но не с нами. Он кинулся к дверь в кафе, а затем последовали крики.

— Спасите их! — рявкнула я.

— Одних мы вас не оставим, — воспротивилась Родина.

Ветер начал трепать наши волосы. Я увидела свет: словно белый огонь пылал во всем здании. Он задрожал над нашими головами, словно пробудившийся великан.

— Мы не одни, — сказала я. — Идите и спасите их. Это приказ!

— Больше ни один человек не умрет здесь из-за нас, — произнес Дамиан. В суматохе те двое вампиров исчезли. Не знай я лучше, подумала бы, что Бахмана они боялись больше, чем нас.

Тройняшки ринулись к дверям, из-за которых слышались крики. Мы шагнули вперед и призраки двинулись вместе с нами. Свет был настолько ярким, что я могла разглядеть во мраке отдельные фигуры подлетавших к нам вампиров. Я никогда не видела так много вампиров, способных летать. Это редкий дар, и я вспомнила, что Дамиан тоже был в нем мастером. Это ее кровная линия — все они могли летать.

На руках у вампира был мужчина, он жрал его горло, поднимаясь в воздух. Рядом с нами грянул выстрел. Вампир вздрогнул и отпустил человека — тот тяжело рухнул на парковку. Еще один выстрел, потяжелее, и вампир взорвался красным туманом. Я знала, кто это, еще до того, как увидела, как из укрытия вышел Эдуард и сказал:

— Забыла пригласить меня на вечеринку?

— Никогда. Держи их подальше от гражданских.

— А кто удержит их от тебя?

— Они, — сказала я, указывая на призраков.

— Ты говорила, что призраки не могут причинить вред людям.

— Сами по себе не могут, — подтвердила я.

Призраки сновали вокруг, формируя пульсирующее, трепещущее облако — настолько же белое и сияющее, насколько темным и беспросветным был вампирский двор. Из того облака теней и иллюзий вышла Моровен.

— Призраки не могут нам навредить!

— Мы причинили им вред! — крикнул Дамиан и поделился воспоминаниями о том, как люди, которые не могли заплатить своему тюремщику, умирали от голода, поэтому в конце концов укус становился для них милосердием. Кожа, горящая от лихорадки, вампиры, пирующие на людях, как стервятники на трупе, осушающие их досуха. Новые узники, еще здоровые и прекрасные, но Моровен любит прекрасное и присваивает его. Жертвы пыток в счет приговора радуют ее новыми шрамами. Плачущие в темницах дети — их успокоили, а затем убили. Так много смертей, так много убийств. Поцелуй вампиров Моровен веками считал эту тюрьму своим персональным гастрономом. Казалось, воспоминания Дамиана объединились с призраками, и вновь воскресили истории их жизней. Их сила взревела, словно громоподобный водопад из привидений. Они закричали, загомонили, а многие вспомнили, какой именно вампир их убил.

Раздались крики живых горожан — они показывали пальцами, даже они смогли это увидеть. Призраки взывали о возмездии так же, как убитый зомби первым делом отправляется за своим убийцей. У призраков не было физической формы, которая могла причинить вред, но я дала им кровь, и держала за руки своего слугу-вампира и своего moitié bête. Мы соприкасались нашими кровоточащими руками так, как я объединила бы силы с другим некромантом, чтобы поднять более старого зомби, и призраки превратились в ревущую бурю ветра и ярости — они атаковали вампиров.

Черно-белый шторм взметнулся в небо. Эдуард, Нолан с его людьми, Дев, Магда, Сократ, и все мои люди, за исключением Домино и Итана, один — мертв, другой — ранен… Так много воинов на нашей стороне, но на земле не с кем было сражаться. Битва шла в воздухе. А единственный из нас, кто мог летать, держал меня за руку, мешая свою кровь с моей.

Окно кафе со взрывом вылетело на улицу. Это оказался Бахман с тройняшками: они гнали его подальше от людей, как я им и сказала. Они выбрались вслед за ним, но большой вампир атаковал нас, схватив Донни прежде, чем она успела выхватить свой пистолет, а затем подоспел Джакомо, такой же крупный, как Бахман, и завязалась схватка. Освободившаяся Донни упала, Дев утянул ее в безопасное место. Большинство вампиров были на земле, и я увидела Хэмиша. Остальные Арлекины присоединились к схватке. Я заметила, как в бой вмешался Никки — он снова двигался, как размытое пятно, и я удивилась тому, насколько быстра моя Невеста.

— Вам нас не убить! — рявкнул Киган, держа направленный на нас дробовик. Никого не было поблизости, чтобы нам помочь. Все сражались, пока мы с Натэниэлом пытались выхватить свои пушки, но я была слишком погружена в магию и не обращала внимание на все остальное. Эдуард среагировал, но он не успевал, и вдруг появились тройняшки. Родриго вырос прямо напротив Кигана, и они выстрелили одновременно.

Казалось, грянул гром, Киган упал на спину, а Родриго — на колени. Нолан, Донни и Бреннан окружили Кигана, но он уже не поднялся. Моровен закричала и упала на землю, горящая белым светом от облепивших ее призраков, потому что теперь, когда оба ее слуги были мертвы, она не могла противостоять мстительным духам. Я и не знала, что духи, даже те, что были наполнены магической кровью, способны пить жизнь из вампира. Может, я поделилась с ними даром Обсидиановой Бабочки? Ру и Родина все еще охраняли меня, поэтому именно я вместе с Натэниэлом и Дамианом встала на колени возле Родриго.

Дробовик разворотил грудь Родриго. Его сердце в открытой ране все еще пыталось биться.

— Я послужил тем, кем должна быть Невеста для своего Жениха, Анита Блейк, пушечным мясом. — Он рассмеялся и сплюнул кровь.

— Не напрягайся и не болтай, — сказала я.

Он подавился, выплюнув еще больше крови, и продолжил:

— Старейший перевод пророчества гласит об объединении жизненных сил, смешении душ. Речь идет не о браке. — Он выкашлял столько крови, что я хотела приказать ему умолкнуть, но не была уверена, что он еще способен слышать меня. — Там говорится на всю жизнь… вот… почему некоторые тигриные кланы так серьезно относятся к своей моногамии.

Вдалеке послышались сирены. Ему попытаются помочь. Теперь Родина и Ру стояли на коленях рядом со своим братом. По большей части битва была окончена. Смерть Моровен в буквальном смысле убила некоторых из ее последователей, пока она тянулась к ним и спасала себе жизнь, крадя ее у них.

— Я убил тигра ее клана на ее глазах. Она смотрела, как гаснет свет в его глазах, а затем выпила его крови. Разве вы не понимаете? — продолжал Родриго.

— Повелитель Тигров не должен вступить в брак с тигром. Он должен принести его в жертву и испить его крови, — сказала Родина.

— Да, — подтвердил ее брат.

— Ты согласилась бы на человеческое жертвоприношение, где тебе надо пить кровь? — поинтересовался Ру.

— Никогда! — воскликнула я.

— И, конечно же, ты бы не согласилась принести в жертву одного из своих любовников и moitié bêtes, где тебе пришлось бы наблюдать за тем, как он умирает, и выпить его крови, — дополнил Ру, гляди вниз, на своего брата, лицо которого было словно зеркальным отражением его собственного.

— Нет, — отозвалась я, но с меньшим напором.

Голос Родриго был слишком густым от жидкости, которой никогда не должно быть в горле живого человека:

— Я почувствовал сдвиг силы, как только ты проглотила кровь, а затем ты сказала: «Весь Арлекин принадлежит мне», и я знал, что так и есть. — Он закашлял темной кровью, которая хлынула вниз по его лицу и верхней части его груди. Прибыла скорая, но спасать было уже некого.

Эпилог

Правительство Ирландии не слишком обрадовалась тому, что Нолан и его команда устроили вооруженную перестрелку в городке Уиклоу. Весь полувоенный паранормальный отряд может быть расформирован, а ведь он даже не приступил к работе. Если это опечалит таинственного Ван Клифа, то он это исправит, если сможет. Эдуард отправился с визитом домой к Нолану. Они не позволили мне надавить на них и сунуть свой любопытный нос в их прошлое. Я надулась, но была рада, что они налаживали дружбу.

Когда Моровен умерла, я не почувствовала какого-то прилива энергии. Либо вызов духов сделал меня слепой к этому, либо сила, что была в Той-Кто-Его-Сотворила, нашла себе другой сосуд обитания. Надеюсь, что нет. По-видимому, теперь весь Арлекин в самом деле стал принадлежать мне, или Жан-Клоду. Ну, или, по крайней мере, они хотят, чтобы я стала их Злой Королевой. Не знаю, что чувствую по этому поводу, но знаю, что мы не можем держать Арлекин в Сент-Луисе. Они вновь начинают разлетаться по земному шару и контролировать сверхъестественный мир. Вампиры в Европе поднимают шум о сопротивлении нашим силам. После того, что произошло в Ирландии и, по слухам, в некоторых других местах, они могут катиться нахер. Вампиры недостаточно повзрослели, чтобы оставаться без присмотра взрослых. Полагаю, что пока взрослые — это мы.

Райли и его девушка оказались в застенках Черного Замка, но Моровен была так занята попытками пленить меня, что у нее не нашлось времени, чтобы серьезно навредить им. Так вышло, что Райли оказался пра-пра-пра-правнуком Рорка, и теперь он — Король Роанов, которые снова стали свободными. Черные-черные глаза у них — признак королевского статуса.

Новообращенные вампиры Дублина не похожи ни на одних вампиров в мире. Частично из-за самой земли и ее магии, а частично — из-за того, что Моровен никогда не была человеком. Она была из числа Туата Де Даннан («Племя богини Дану», племя богоподобных существ в ирландском фольклоре — прим. редактора), высшего двора фейри, который одной темной ночью погрузился во тьму. Она была фейри, поэтому ее тип вампиризма смог здесь прижиться. Было бы неплохо, если бы тетушка Ним поделилась с нами этим фактом. На что она сказала:

— А что бы это дало? — На это ответа у меня не было. Может, она и права, но мне это все равно кажется неправильным.

Ирландия рассматривает массовое проявление вампиров как крупнейший национальный кризис здравоохранения, но они включают новоприобретенную нежить в свою жизнь более плавно, чем это сделали мы в Штатах. Однако здешние вампиры действительно больше похожи на людей с клыками, за некоторыми исключениями.

Мы забрали тело Домино домой. Я стала истинной преемницей Отца Рассвета и Матери Всей Тьмы, потому что «слилась» с одним из своих тигров. Это означало, что свадебная церемония, внезапно, стала куда менее сложной, потому что теперь мы были вольны включить в нее только тех людей, которых искренне любим, но я бы охотно вернулась и к более сложному варианту, если бы это вернуло нам Домино. Никки говорит, что я обманываю себя на этот счет. А я велела ему держать свою социопатичную логику при себе, и сказала, что даже мне нужны некоторые иллюзии.

Ашер заплакал, увидев волосы Натэниэла. Он достаточно долго извинялся перед Деверо, чтобы они вновь сошлись, хотя, думаю, он это сделал скорее ради того, чтобы позлить Кейна на тему Дева. Увидим.

Мика ответил согласием на предложение Натэниэла. Так что, возможно, нам придется готовиться к еще одной свадебной церемонии — кажется, это станет фишкой года. Первым делом, когда мы оказались дома втроем, я согласилось серьезно поговорить о своей вероятной беременности. Поглаживая новую укороченную стрижку Натэниэла, я вспомнила о том, что могло произойти. Дамиан часто присоединялся к нам в постели. Мика позволил ему занять место по другую сторону от Натэниэла, со мной посерединке. Жан-Клод пока не был уверен, куда его укладывать. Мы работаем над этим.

Ру с Родиной присоединились к нам дома, но чувствовали себя обманутыми из-за того, что Никки перепал секс, чтобы стать моей Невестой, а им — какие-то крохи магии. Они скучали по своему брату, Родриго — он погиб, и это была храбрая смерть, что тоже неплохо, потому что в противном случае мне пришлось бы убить его самой. После того, что он сделал с Домино, другого выхода не было. Никки согласился с этим. Все были согласны. Так почему же мне казалось странным быть в долгу перед Родриго за свою жизнь, за жизнь Натэниэла и Дамиана, и по-прежнему знать, что я должна убить его, если бы он выжил? Социопатичненько? Может быть. Не уверена, что это хорошая жизненная позиция для будущей матери, но это отличная жизненная позиция для Злой Королевы.