Бабочки в жерновах

Глава 10

Тем временем, пока женщины занимались хозяйством, Лэйгин если не полностью пришел в себя, то хотя бы взбодрился. И подарки эспитцев уже не казались ему исполненными самого зловещего смысла намеками, и мысли не разбегались по внутренности черепа, точно капельки ртути по паркетному полу. А окончательно, как ему казалось, очухавшись, Ланс тут же списал недомогание на необычно жаркий день и резкую перемену погоды. Побудка удавленником, обвинение в убийстве, марш-бросок по острову, убойный эспитский чай свалят с ног кого угодно. При одном лишь воспоминании о жуткой бурде, которой мурранца потчевали ведьмы, во рту начинало горчить желчью. Не иначе вредная старая… дама в приступе скупердяйства заварила в чайнике старый ободранный веник.

Угощение от Лив - кружка козьего молока – пришлось как нельзя кстати. Во всяком случае, Ланс нахваливал скромный ужин совершенно искренне. Но бессмысленный обмен любезностями в его планы не входил, а потом, поблагодарив хозяйку и… так уж и быть, её помощницу - тоже, Лэйгин напомнил о недавнем обещании:

- Мне бы хотелось все же взглянуть на Архивы Ордена Зорких.

- Хм, прямо сейчас?

- Если не сложно…

Ланс умел быть милым и деликатным. Когда сам хотел, разумеется. Сейчас, почувствовав, новый прилив сил, он решил, что тянуть с архивами не стоит. Коварная эмиссарша сделает вид, будто забыла, и наложит, чего доброго, штраф за… скажем, надоедание официальному лицу. Лив такая, Лив может.

- Да никаких проблем, - заявила женщина.

Так и очутилась пред лансовыми очами стопа из толстенных манускриптов. Большинство из них пребывали в плачевном состоянии: кожаные переплеты погрызли мыши, часть страниц слиплись и заплесневели, часть вообще почернели и рассыпались в труху. Но несостоявшаяся звезда Саломийской профессуры не зря провел столько времени в архивах. Калитар прятался в неприметных ссылках, таился между строк, так и норовя ускользнуть от пытливого взгляда исследователя. Редкие находки, происхождение которых невозможно отнести к известным культурам – странная керамика и ни на что не похожие украшения – упоминания о них Лансу приходилось выуживать по крупицам.

Но чем дольше вчитывался археолог в записи хранителей башни Зорких, тем больше убеждался, все эти ужасы – страшные сказки для взрослых. Смельчаки, рискнувшие спуститься в пещеры Эспита, или не возвращались совсем, и больше о них никто ничего не слышал, или возвращались безумцами, не помнящими себя. И так раз за разом, попытка за попыткой. Одним словом, ничего нового к словам Лив Тенар архивы не добавили. Кто-то другой на месте Ланса приуныл бы, да и спать завалился. Диван в гостиной у эмиссарши прямо–таки манил к себе чистотой простынь и мягкостью подушки.

Но никто другой, кроме Лэйгина, и не нашел Калитар, просто потому, что не умел, как тот, с нечеловеческой одержимостью совать нос во все дыры и щели. Запрет хозяйки дома на посещение подвала для мурранца превратился в недвусмысленное приглашение. В конце концов, он адресовался только Верэн.

Не долго думая, Ланс, вооружившись керосиновой лампой, отправился именно туда, куда его никто не звал.

На первый взгляд, ничего особенного - обычный подвал сельского дома, где хранят съестные припасы. В начале лета он был почти пуст, а несколько разномастных баночек, подписанных разными почерками, совершенно точно – остатки подношений от соседей.

Варенье Ланс любил, но его больше интересовала еще одна дверь. Словно нарочно незапертая, она вела в недлинный темный коридор.

«Прямиком в цокольный этаж башни», - догадался Лэйгин.

Все один к одному – одинокая башня рыцарского Ордена, его нелюдимая хозяйка, тайный подземный ход, жаль только, Ланс настроен не романтично, чтобы оценить антураж. А еще он не был готов к тому, что увидит в конце своего пути.

Тот, кто спускался в подземные каменные лабиринты, ведущие к гробницам древних царей, кто месяц безвылазно провел в скальном храме, не видя солнца, раскапывая алтарь бихарской богини Мести, того не испугает ни кромешная тьма прохода в башню, ни винтовая лестница, ведущая в другое подземелье. К тому же, сомнительно, чтобы Скайра Лив понаставила смертельных ловушек на любопытствующих гостей.

Хотя… ловчие ямы с острыми кольями, пропитанными медленным ядом, это вполне в характере дамы Тенар, подумалось Лансу с некоторой иронией.

А потом он обнаружил еще дверь, налег на нее плечом… и буквально ввалился в крипту. Хорошо хоть на ногах устоял и лампу не уронил. А может, и плохо. В темноте Ланс не увидел бы в стенах округлого сводчатого помещения ниш и черепов в них.

Темные провалы глазниц смотрели на незваного гостя со всех сторон. Сколько черепов здесь было? Не менее полусотни, если не больше. И все они - чистенькие, аккуратные, регулярно протираемые мягкой тряпочкой. Любимые… Кто-то принес их сюда, каждому нашел место, а потом регулярно спускался к ним, смахивал пыль, оставлял возле каждого черепа небольшое подношение: цветок, колечко, камушек, резную фигурку. Кто-то…

Кости мертвых людей ничего не могут сделать живым, ибо мертвые, как известно, не кусаются. Все страхи, какие только есть, прячутся лишь в том черепе, что облечен в живую плоть. Но предположения о том, кто были эти люди, как они сюда попали, пугали.

Родственники Лив?

Ланс подсветил одну из ниш, потом другую. Без всякого сомнения, все черепа – женские. Форма и развитие надбровных дуг, вертикальный лоб и плоское темя тому прямые свидетельства. Даже нет нужды в специальных замерах.

Жертвы? Ритуальные жертвы тайного культа? Девушки вроде Верэн – наивные, невинные, романтичные! Теперь понятно, почему Берт взял с хадрийки за провоз символические десять бон. Она – будущая жертва кровожадных островитян. Лэйгин почти видел, как ведьма Фрэн заносит ритуальный кинжал над Верэн, распростертой на черном от крови алтаре. Красавицей младшую ведьму Тэранс не назовешь, а уж с лицом забрызганным кровью, и подавно.

Воображение мурранца резко оборвало узду здравого смысла и унеслось в бескрайнюю степь галлюцинаций. Всё, что было ему известно про страшные обряды древних народов, вдруг ожило, и пространство крипты наполнилось криками жертв, воплями убийц и запахом крови. Черепа облеклись плотью и стали лицами женщин – молодых и старых. Но у каждой, стоило остановить взгляд, обязательно проступали те или иные черты Скайры Лив дамы Тенар. Либо её темные глаза, либо полные губы, либо такая же форма бровей. Эта женщина заморочила голову! Почти свела с ума! Она – хранительница крипты, она – главная жрица кровавого культа! Берт Балгайр – первый подручный, а остальные – рабы и слуги.

Голова у Ланса кружилась, перед глазами в кровавом тумане плыли белые черепа, женские лица, лиловые кошки, повешенные куклы, распятые ведьмы, простреленные сердца, синие бабочки и пауки… Он жмурился и тряс головой, пытаясь отогнать видения, пока не заболела шея, и в крипте не посветлело.

- Ну что, вы это искали, господин Ланс Лэйгин?

Мужчина резко обернулся на голос и замер. За спиной у него стояла Скайра Лив в белой сорочке, со свечой. Зловещая, от простоволосой макушки до стоптанных тапочек.

В ответ Ланс, уподобившись рыбе, смог лишь беззвучно открыть и закрыть рот.

С недовольно поджатыми губами Лив прошла мимо него к нишам и начала поочередно зажигать маленькие свечки у черепов.

- Я же предупреждала, я просила - не надо спускать сюда, - говорила она отстраненно. - И вообще не надо вам было сюда приплывать. И что же нам делать с вами теперь, а, Ланс Лэйгин? Что нам делать с ним?

Будто у черепов спрашивала, а те отвечали безмолвно, становясь желтовато-красными от близкого огня. Мол, сами не ведаем, но наказать нужно обязательно, непременно, чтобы другим неповадно было. И насмешливо глазели на незваного гостя из ниш.

- Здесь, на Эспите, любопытство - это большой порок, господин Ланс Лэйгин. – Она ласково улыбнулась очередному черепу.

Ланс огромным усилием воли взял себя в руки, чтобы говорить без дрожи:

- Выходит, я - человек весьма порочный. И что мне за это будет?

Ему отчаянно не хватало сейчас револьвера в руке.

Женщина ухмыльнулась недобро, почти оскалилась. Сквозь загорелую гладкую кожу на одно лишь недолгое мгновение проступили кости её черепа.

- Да ладно вам геройствовать, господин ученый. Пистолета у вас с собой нет. Жаль, правда? Побольше почтения. Вы же в моем фамильном склепе.

- Это ваши предки по женской линии?

- В какой-то степени. Извольте объясниться, с какой целью вы сюда вломились? Осквернять кости? Грабить? Здесь вам не раскопки. Это моя башня. Не знаю, что по мурранским законам полагается за осквернение могил, но на Эспите за такое, знаете ли, вешают.

Отчего-то удавка на шее не показалась Лансу такой уж страшной перспективой. Его целиком поглотили совсем другие мысли, гораздо более опасные.

- В какой-то степени? Вы сказали – в какой-то степени? Кто все эти люди, дама Тенар?

Лив подошла к одному из черепов и долго-долго, как показалось Лэйгину, на него смотрела:

- Это - дама Тенар. Предыдущая. – Затем женщина показала на кости ярусом выше. - А вон та жила за три века до нее. И эта - тоже дама Тенар. Они все ими были. А вот эта ниша, видите?

Археолог вздрогнул всем телом при виде пустой полости в каменной стене.

- Эта ждет меня.

Хранительница башни вздохнула и безмятежно продолжила экскурсию. И голос ее стал совсем таким бесцветным, как будто многажды перечитанную книгу по памяти повторяла:

- Вот эта имела несчастье влюбиться во вражеского лазутчика. Ее обезглавили. А вон та в схожей ситуации пристрелила любовника и умерла в глубокой старости, в одиночестве. Зимой, когда все тропы замело... и нашли ее лишь после первой оттепели. А вот эта... о-о! С этой приключилась самая любопытная смерть. Ее, видите ли, заподозрили в измене. Измене Ордену, вы понимаете. И замуровали здесь заживо. Впрочем, крысы сделали свое дело быстрей, чем жажда и голод...

Не хватало лишь указки в руке дамы Тенар, а так ни дать ни взять учительница в притихшем от ужаса классе.

- И всех их звали... Лив? – догадался археолог.

- Вот именно, - печально вздохнула женщина, а потом повернулась к нему и сказала отрицающим всякое сопротивление жестким тоном: - Вам здесь не место, Ланс. Подите прочь. Оставьте меня с моими костями.

И – да, Ланс Лэйгин позорно бежал. Осторожненько так выскользнул прочь из крипты, бочком-паучком, оглядываясь и цепенея от неподконтрольного разуму страха. Там, в темноте коридора долго ломился в запертую дверь, а когда обнаружил, что это не та, а на самом деле нет никаких препятствий, со всех рванул обратно – вверх по винтовой лестнице, по подземному ходу, скорее наверх, в пристройку, и нырнул под одеяло на диване. И заснул мертвецким сном, едва голова коснулась подушки.

А Лив, оставшись в крипте, стала что-то тихонько напевать. Простую, совсем простую песенку. Свою любимую.

- Рыбка глупая попалась на крючок.

Очень сладкий был на нем червячок.

А червяк тот был дурачок, дурачок,

Раз попался просто так на крючок, на крючок…

Отчего-то Верэн была уверена, что после визита к погребальной скале не сможет уснуть. Но ворочаться с боку на бок ей пришлось вовсе не от недавнего соприкосновения с запредельным. Все мысли девушки были только о Берте. Причем почти все без исключения такого свойства, что лучше их при себе держать и мамке не пересказывать.

Стоило глаза закрыть, как рыжий контрабандист являлся девушке во всей красе – широкоплечий, сухощавый, легконогий, а главное… обнаженный. И мерещились Верэн его жесткие поцелуи, от которых пресекалось дыхание, а сердце билось часто-часто. Откуда нецелованной ни разу девице знать, как оно бывает, когда мужчина любит и желает, когда его губы поджигают кожу везде, где касаются? Но ведь знала же!

Оттого и вертелась под одеялом без сна, задыхаясь то ли от летней духоты, то ли от разгорающейся страсти к рыжему пройдохе, у которого наверняка в каждом поселке, что на вирнэйском берегу, что на мурранском, по женщине. А еще Лив дама Тенар. Верэн юная, но не слепая.

Девушка не заметила, как вывалилась из горячечных фантазий в сон.

Она снова стояла перед закрытой дверью, ведущей в запретную башню. Тонкая, от запястья до локтя унизанная браслетами рука сама толкнула створку… Из кромешной тьмы Верэн шагнула в золотой свет от тысячи свечей, зажмурилась, заслонилась ладошками, и хотела было отступить, но за её спиной кто-то стоял.

Девушка обернулась и оказалась лицом к лицу с Бертом. Так близко, как никогда прежде. Его руки легли на плечи, губы встретились... Казалось, это белое, просторное одеяние медленно-медленно стекает вниз. Берт подхватил девушку как перышко, вознося над собой, любуясь и предвкушая то, что случится дальше.

И когда уже случилось, прямо тут, на гладком, отполированном до блеска алтарном камне... Запретное, непозволительное, богохульное! Когда от торжествующего крика Берта дрогнули возмущенно огоньки свечей, когда горящую от поцелуев кожу лизнул первый язычок сквозняка, Верэн поняла, что готова не только заплатить жизнью за эти мгновения счастья, но и пройти заново весь путь грехопадения. Снова и снова, ни о чем не жалея, никого не щадя.

А Хилу Рэджису снилась война. Точнее, лазарет и белобрысый молодой хирург в окровавленном фартуке с пилой в руке.

- Колено раздроблено, будем резать, - бросил он, едва глянув на раненого.

У Рэджиса уже не было сил кричать, и он лишь мычал и плевался, когда в рот ему лили самогон. А потом в зубы Хилу вставили чурбачок и…

Он стонал сквозь стиснутые в судороге зубы, брыкался, пытаясь изо всех сил вырваться из кошмара. Тщетно. Пока не досмотрел-дочувствовал весь процесс ампутации от первого разреза до прижигания маслом, сон не отпустил ветерана из стальных когтей.

- Хватит! Ну, перестань же! – крикнул Хил и очнулся.

Ох, и хватка у ночных видений, ох и сила! Все болело, каждая косточка, каждый нерв. Точно на кусочки разорвали, а потом сшили заново.

Он долго ругался на всех языках, какие знал, тер живую-здоровую ногу, сплевывал прямо на пол кровавую слюну. А потом курил одну сигарету за другой, глядя на море, и почти беззвучно напевал что-то про глупую рыбку и червячка. Мурлыканье успокаивало и возвращало душевное равновесие.

- Кошку завести, что ли? – спросил он себя, глядя в треснувшее зеркало, когда брился.

Помнится, на том корабле, где он стал классическим одноногим боцманом, жила трехцветная кошечка.

Дина Тэранс всегда засыпала мгновенно, как только смыкались веки, и бессоницами не страдала ни в юности, ни в глубокой старости. И ей всегда снилось что-то приятное. Даже когда наяву жизнь ничем хорошим не радовала – ни новостями, ни доходами, ни здоровьем. Голодная и гонимая, больная и одинокая Дина всегда могла спрятаться в теплую нору сна, где её ждал щедрый стол и теплый дом. И там с ней всегда бы Хил. Всегда живой, всегда здоровый и всегда любящий только её, Дину. Иногда ведьме казалось, что только ради этих снов она и продолжала жить, в очередной раз схоронив Хила. Смерть тоже очень напоминала сон, после которого наступит долгое мучительное пробуждение. И Лисэт в качестве дочери или матери, ненавидимой дочери или ненавидящей матери. Главное, что её никогда не было в снах у Дины.

Вот и сейчас ведьме приснился бесконечный пляж побережья Хадранса, веселый семейный пикник, где есть место для уютного пледа, зонтика от солнца, плетеной корзины с пирожками, аппетитным куском домашней ветчины и пахучим сыром, бутылками белого и зеленью. Ах, счастье какое! Только она и Хил, только море и небо…

Исил Хамнет всю ночь пил разведенный яблочным соком самогон. Постепенно, не торопясь, по стаканчику, но без перерыва, добиваясь полного беспамятства. Дозу свою доктор знал прекрасно, и была она, скажем прямо, благодаря здоровому образу жизни изрядная. Но так как запасов спиртного хватило бы на много дней беспробудной пьянки всего населения острова, экономить его не приходилось. И чистейший натуральный продукт вновь доказал свою пользу для человечества, свалив доктора Хамнета с ног незадолго до рассвета.

Лисэт снился младенец в колыбели. Её ребенок. Мальчик. Кажется, она даже плакала от облегчения, осторожно развернув пеленки.