Автомобильная чума

Однажды сентябрьским утром в гараж «Ириде» на улице Мендоса, где я случайно оказался, въехала серая машина какой-то экзотической марки и необычного вида, с иностранным номером, никогда раньше мне не встречавшимся.

Хозяин, я, мой старый друг главный механик Челада и рабочие — все мы были в задней части гаража, в ремонтной мастерской. Но сквозь стекло, отделявшее мастерскую от центрального зала, мы хорошо разглядели эту машину.

Из автомобиля вышел высокий, сутуловатый, чрезвычайно элегантный блондин лет сорока и с беспокойством стал озираться вокруг. Мотор не был выключен и работал на минимальных оборотах. Но он как-то очень странно стучал — ничего подобного я еще не слыхивал: это был какой-то сухой скрежет, словно в цилиндрах двигателя мололи камни.

Тут я увидел, что Челада внезапно побледнел.

— О мадонна, — пробормотал он. — Это чума. Как в Мексике. Мне это хорошо знакомо.

И он побежал навстречу незнакомцу. Тот был иностранцем и ни слова не понимал по-итальянски. Но механик прекрасно обошелся при помощи жестов, так ему хотелось, чтобы тот поскорее убрался. И иностранецхотя мотор его машины издавал все такой же скрежет — уехал.

— Ну и здоров же ты врать, — сказал хозяин гаража механику, когда тот возвратился в мастерскую. Мы все его россказни слышали уже сотни раз и знали наизусть — невероятные истории Челады, который в молодости бывал и в Южной, и в Северной Америке.

Механик не обиделся.

— Увидите, увидите сами, — ответил он. — Для всех нас дело примет очень серьезный оборот.

Этот случай, насколько мне известно, был первым предвестником катастрофы, первым робким ударом колокола, предшествующим началу погребального звона.

Однако прошло целых три недели, пока появился новый симптом. В газетах было напечатано сообщение муниципалитета, составленное в весьма расплывчатых выражениях. Чтобы избежать «злоупотреблений и нарушения существующих правил», говорилось в сообщении, дорожной полиции и службе регулировки уличного движения придаются специально создаваемые отряды, в задачу которых входит осуществление контроля — не только на улицах, но и в домах и гаражах — за исправностью всех видов автотранспорта, как общественного, так и индивидуального, и в случае необходимости — принятие мер для отправки, даже немедленной, на консервацию. Истинный смысл, скрытый под этими общими словами, угадать было невозможно, и читатели просто не обратили на него внимания. Разве мы могли подозревать, что эти так называемые контролеры на деле самые настоящие божедомы, подбирающие и хоронящие мертвых?

Прошло еще два дня, прежде чем распространилась паника. Потом с молниеносной быстротой из одного конца города в другой разнесся невероятный слух: началась автомобильная чума.

Насчет происхождения и симптомов загадочной болезни ходили самые нелепые слухи. Говорили, что это инфекционное заболевание начинается с глухого скрежета в моторе, напоминающего хрип при катаре. Потом все соединения, все швы вздуваются безобразными горбами, поверхность покрывается желтой зловонной коркой, и наконец весь мотор разваливается и превращается в бесформенную груду валов, сломанных поршней и шестерен.

Если говорить о том, как распространялась болезнь, то полагали, что заражение происходит через отработанный газы. Поэтому автомобилисты избегали оживленных улиц, и центр города почти обезлюдел; там воцарилась тишина, которой раньше так жаждали и которая теперь была гнетущей, словно кошмар. О радостные автомобильные гудки, о веселая трескотня выхлопов — звуки старых, добрых времен!

Из-за тесноты в центре были покинуты и почти все гаражи. Те, кому негде было приткнуть машину, предпочитали оставлять ее под открытым небом, в каком-нибудь тихом, спокойном месте, например на лужайках на окраине города. А по ночам небо за ипподромом расцвечивалось багровыми отсветами — это горели на кострах погибшие от чумы автомобили. Их сваливали в кучу и сжигали на большом пустыре, окруженном забором, — в народе этот пустырь называли «лазаретом».

Что тут началось… Кражи и «раздевание» оставленных без присмотра автомобилей; анонимные доносы о якобы заболевших машинах, которые в действительности были здоровы (на всякий случай, чтоб избежать сомнений, их изымали и сжигали); злоупотребления со стороны санитарных команд, осуществлявших контроль и конфискацию; преступная безответственность тех, кто, зная, что его машина поражена чумой, все же продолжал на ней ездить, разнося заразу; гибель машин, внушавших подозрение, — этих сжигали еще живыми (их отчаянные вопли разносились далеко по городу).

Вначале, сказать по правде, было больше паники, чем убытков. Считают, что в течение первого месяца из двухсот тысяч автомобилей, имевшихся в нашей провинции, чума унесла не более пяти тысяч. Затем, казалось, наступила известная передышка, однако она привела к еще более тяжелым последствиям: некоторые водители тешили себя надеждой, что мор кончился, и опять на улицах начало циркулировать множество автомобилей, увеличивая возможность заражения.

Но вот эпидемия разразилась с новой силой. Автомобили, внезапно пораженные на улице чумой, стали самым обычным зрелищем. Мягкий рокот мотора вдруг делался прерывистым, переходил в неровный стук и сменялся неистовым железным скрипом и скрежетом. Мотор еще несколько раз всхлипывал, и машина останавливалась — бесполезная груда дымящегося лома. Но еще страшнее была агония грузовиков, мощный организм которых отчаянно сопротивлялся болезни. Эти чудовища, прежде чем умереть, испускали глухие стоны, из их недр доносились какие-то зловещие удары и душераздирающий лязг, пока пронзительный тонкий свист не возвещал об ужасном конце.

В то время я служил у одной богатой вдовы — маркизы Розанны Финаморе, которая вместе с племянницей жила в старинном родовом палаццо. Мне там было очень хорошо. Жалованье нельзя было назвать царским, но зато место — сущая синекура: всего несколько выездов днем, только в самых редких случаях — вечером и, конечно, уход за автомобилем. Это был большой черный «роллс-ройс», настоящий ветеран, но в высшей степени аристократического вида. Я им очень гордился. Даже супермощные спортивные модели теряли на улице свою обычную наглость при появлении этого давно устаревшего саркофага — за версту было видно, что в жилах его течет голубая кровь. Да и мотор у него, несмотря на возраст, был поистине великолепен. Одним словом, я любил его больше, чем если бы он даже принадлежал мне.

Поэтому разразившаяся эпидемия лишила покоя и меня. Правда, говорили, что автомобили с большим объемом цилиндров остаются невредимыми. Но разве можно было этому верить? Отчасти прислушавшись к моему совету, маркиза отказалась от дневных поездок, когда было легче заразиться, и ограничилась редкими выездами после ужина — на концерты, лекции или в гости.

Однажды ночью — дело было в конце октября, как раз в самый разгар эпидемии, — мы возвращались на своем «роллс-ройсе» домой с вечеринки, где собирались дамы, чтобы немного поболтать и развеять тоску тех тревожных дней. И вдруг, как раз в тот момент, когда я выезжал на площадь Бисмарка, я уловил в ритмичном рокоте мотора какую-то короткую заминку, какое-то тихое царапанье, продолжавшееся, может, долюсекунды. Я спросил маркизу, слышала ли она чтонибудь.

— Да нет, ничего, — ответила маркиза. — Держи себя в руках, Джованни, и перестань об этом думать. Наша старая колымага не боится ничего на свете.

Однако, прежде чем мы доехали до дома, зловещее поскрипывание, или скрежет, или царапанье — просто не знаю, как его и назвать, — послышалось еще дважды, наполнив мою душу ужасом. Возвратившись, я долго стоял неподвижно в нашем маленьком гараже, глядя на благородную машину, которая, казалось, мирно спала. Но, хотя мотор был выключен, из-под капота двигателя через определенные промежутки времени доносились какие-то еле различимые стоны, и я понял: произошло то, чего я больше всего боялся.

Что делать? Я решил немедленно обратиться за советом к старому механику Челаде: помимо того, что он уже был свидетелем подобного мора в Мексике, он уверял, что знает, как готовить специальную смесь минеральных масел, обладающую необыкновенными целительными свойствами. Хотя дело было за полночь, я позвонил по телефону в кафе, где Челада имел привычку проводить за картами почти каждый вечер. Действительно, он был там.

— Челада, — сказал ему я, — ты всегда был мне другом.

— Конечно, разве ты в этом сомневаешься?

— Мы всегда с тобой неплохо ладили.

— Слава богу, это так.

— Могу я тебе довериться?..

— Черт побери!

— Тогда приходи. Я хочу, чтобы ты осмотрел «роллс-ройс».

— Сейчас приду.

Когда он вешал трубку, мне послышался тихий смешок.

Сидя на скамье в гараже, я ждал его и слушал, как из глубин мотора моей машины все чаще вырывались какие-то звуки. Я мысленно отсчитывал шаги Челады, считал минуты — вот сейчас откроется дверь и он войдет в гараж. Напрягая слух в ожидании механика, я вдруг услышал на дворе топот ног, но то были шаги не одного, а нескольких человек. Страшное подозрение сжало мне сердце.

И вот открывается дверь гаража и передо мной появляются два грязных коричневых комбинезона, две бандитские рожи одним словом, два божедома, а за ними я различаю Челаду, который, спрятавшись за створкой, наблюдает, что будет дальше.

— Ах ты, гнусный негодяй… Вон отсюда, проклятые!

Я лихорадочно начинаю искать какое-нибудь оружие — гаечный ключ, палку. Но эти типы уже хватают меня, скручивают, и мне не вырваться из их железных лап.

— Эй, мерзавец, — кричат они мне злобно и в то же время с издевкой, — ты что, не подчиняешься городским контролерам, должностным лицам?! Тем, кто работает ради блага нашего города?

Они привязали меня к скамейке и — это было верхом издевательства — засунули мне в карман квитанцию в получении машины для «отправки на консервацию». Потом запустили мотор «роллс-ройса», машина тронулась с места и укатила с жалобным, но исполненным глубочайшего достоинства стоном. Казалось, она хотела со мной попрощаться.

Через полчаса ценой невероятных усилий мне все же удалось освободиться, и я, даже не поставив в известность о происшедшем хозяйку, пустился бежать как безумный сквозь ночную тьму к «лазарету», за ипподром, надеясь поспеть вовремя.

Но, когда я уже подбегал к воротам, из них вышел Челада со своими двумя подручными. Он посмотрел на меня так, словно никогда в жизни не видел. Их сразу же поглотила темнота.

Мне не удалось его догнать, не удалось проникнуть за ограду, добиться того, чтобы не уничтожали «роллс-ройс». Долго стоял я, припав к щели в дощатом заборе, и смотрел, как пылали на костре распотрошенные автомобили, как их темные силуэты содрогались и корчились в языках пламени. Где была моя машина? Различить ее в этом аду было невозможно. Только на какоето мгновение мне показалось, что в яростном треске костра я узнаю ее родной голос — душераздирающий отчаянный вопль, который, прозвучав, тотчас же смолк — теперь уже навсегда.