Автобус – это другой мир

Мать Уилсона, не самый жизнерадостный человек на свете, говаривала: «Беда никогда не приходит одна». Памятуя об этом, равно как и о других высказываниях, которые он усвоил, сидя у неё на коленях (другой жемчужиной было: «Апельсин золотой по утрам, но серый ночью»), Уилсон перед особо важными событиями всегда старался подстраховаться и обеспечить себе буфер, как он сам называл это. А что могло быть важнее в его взрослой жизни, чем предстоящая поездка в Нью — Йорк, где он собирался представить образцы своих работ и презентацию перед боссами «Рынка Будущего»

«РБ» была одной из ключевых рекламных фирм эры интернета. Компания Уилсона, «Концепции Юга» состояла из одного человека и находилась в городе Бирмингем. Возможности, вроде этой, не выпадают дважды, поэтому буфер был необходим. Вот почему он приехал в Аэропорт Бирмингем — Шаттлворт в 4:00, чтобы успеть на прямой рейс на 6:00. Этот рейс доставит его в ЛаГвардию к 9:20. Его встреча — собеседование, если быть точным — была назначена на 14:30.

Пятичасовой буфер казался достаточным. Поначалу всё шло хорошо. Сотрудник аэропорта проверил портфель Уилсона и разрешил поместить его в кабинку для багажа пассажиров первого класса, хотя сам Уилсон, конечно же, летел в эконом — классе. В таких случаях трюк заключался в том, чтобы обратиться пораньше, прежде чем сотрудники станут раздражительными. Раздражительные люди не желают слушать, насколько важен твоё портфель и как он может стать твоим билетом в будущее.

Ему пришлось взять с собой чемодан с вещами, потому что если он попадёт в число финалистов проекта «Зелёный Век» — а это вполне может произойти, его шансы достаточно высоки — ему придётся задержаться в Нью — Йорке дней на десять. Он не имел представления, на сколько может затянуться определение победителя, и не хотел отдавать свои вещи в прачечную отеля, равно как и не собирался заказывать еду в номер. Дополнительные услуги в отелях больших городов дороги, а в Большом Яблоке — непомерно дороги.

Всё шло нормально до тех пор пока самолёт, взлетевший вовремя, не достиг Нью — Йорка. Там ему пришлось целый час кружить в сером небе над аэропортом, который пилоты справедливо зовут Свалкой. Пассажиры пытались шутить и открыто жаловаться, но Уилсон оставался спокоен. Буфер позволял.

Самолёт приземлился в 10:30, с более чем часовым опозданием. Уилсон прошёл к ленте выдачи багажа, но его чемодан всё не появлялся. И не появлялся. И не появлялся. В конце концов, перед конвейерной лентой остался только он да пожилой мужчина с бородой и в чёрном пальто и берете, а из невостребованного багажа крутилась пара снегоступов и потрёпанное перелётом растение с поникшими листьями.

— Это невозможно, — сказал Уилсон пожилому мужчине, — Рейс был прямой.

Мужчина пожал плечами.

— Должно быть, приклеили неправильный ярлык в Бирмингеме. Наш хренов багаж, наверняка, в эту минуту на пути в Гонолулу. Я иду в «Потерянный Багаж». Вы со мной?

Уилсон пошёл за ним, думая о словах матери. И благодаря Бога за то, что, по крайней мере, портфель с материалами при нём.

Он уже прошёл половину пути, когда один из работников отдела выдачи багажа сказал у него за спиной.

— Джентльмены, это не ваше?

Уилсон обернулся и увидел свой клетчатый чемодан, который выглядел мокрым.

— Упал с тележки, — сказал сотрудник, сверяя багажный талон, приклеенный к билету Уилсона с наклейкой на чемодане, — Случается время от времени. Если что‑то повреждено, напишите жалобу.

— А мой где? — спросил пожилой мужчина в берете.

— Ничем не могу помочь, — сказал сотрудник, — Но в конце концов багаж всегда находится.

— Ага, — сказал мужчина, — только конец ещё не настал.

Когда Уилсон вышел из терминала с чемоданом, портфелем и ручной сумкой, стрелки часов приближались к 11:30. За это время успело сесть ещё несколько самолётов и очередь на стоянке такси была длинной.

У меня есть буфер, успокаивал он себя. Три часа — этого вполне достаточно. К тому же я стою под навесом, а не мокну под дождём. Думай о хорошем и расслабься.

Медленно двигаясь в очереди, он повторял про себя слова презентации, мысленно визуализировал картинки из своего портфеля и напоминал себе, что должен оставаться спокойным. Призвать на помощь всё своё обаяние и выбросить из головы мысли о возможном изменении своего финансового состояния в ту минуту, как войдёт в здание по адресу 245, Парк Авеню.

«Зелёный Век» была транснациональной нефтяной компанией, и её название, внушавшее мысль об экологичности, стало обязательством, когда на одной из её подводных скважин в Мексиканском Заливе в штате Алабама произошла утечка. Не такая ужасная, как во время катастрофы на «Глубоководном Горизонте», но всё же достаточно серьёзная. А тут ещё это название. Комики из вечерних программ вдоволь нашутились по этому поводу. (Леттерман: Что это такое: зелёное и с чёрными пятнами?). Вялый ответ исполнительного директора «Зелёного Века» — «Мы должны добывать нефть там, где она есть. Надеемся, люди это понимают» — тоже не помог: ролик с фонтанчиком нефти, бьющим из задницы исполнительного директора и этой цитатой по низу экрана, распространился в интернете, подобно вирусу.

Пиарщики «Зелёного Века» обратились к «Рынку Будущего», своему постоянному агентству со идеей, которую они сами считали блестящей. Они хотели поручить рекламную кампанию своей борьбы с последствиями аварии какому‑нибудь маленькому агентству с Юга, рассчитывая получить дивиденды уже от самого факта, что не используют прожжённых типов из Нью — Йорка для того, чтобы успокоить американский народ. Особенно их беспокоило мнение людей, живущих к Югу от линии, которую прожжённые типы из Нью — Йорка называли на своих пафосных коктейльных вечеринках «Линия Тупого Работяги».

Очередь в такси двигалась медленно. Уилсон взглянул на свои часы. Без пяти двенадцать. Беспокоиться нечего, сказал он себе, но было поздно.

Он наконец‑то забрался в такси в двадцать минут первого. Ему была не по душе идея тащить свой промокший чемодан в дорогущий офис в манхэттенском бизнес — центре — это выглядело бы чересчур провинциально — но он начинал думать, что, возможно, заезд в отель придётся пропустить.

Такси представляло собой ярко — жёлтый минивэн. За рулём сидел печальный сикх под огромным оранжевым тюрбаном. На зеркале заднего вида, побрякивали, болтаясь, фотографии его жены и детей в оболочке из люсита. Радио было настроено на станцию 1010 WINS, и примерно каждые двадцать минут из него раздавалась их заставка, напоминавшая клацанье зубов.

— Двежэние очень плохой сегодня, — сказал сикх, пока они медленно ползли к выезду из аэропорта. Этим разговор и ограничивался, — Двежэние очень, очень плохой сегодня.

Дождь усиливался по мере того, как они в черепашьем темпе приближались к Манхэттену. Уилсон чувствовал, что его буфер уменьшается с каждой остановкой в плотном потоке. На его презентацию ему отводилось только полчаса, всего лишь полчаса. Оставят ли они для него «окно», если он опоздает. Может, они скажут:

«Парни, из четырнадцати агентств, которых мы просматриваем сегодня, чтобы дать им шанс пробиться в высшую лигу и всё такое, только одно имеет отличный послужной список работы с компаниями, нанесшими ущерб окружающей среде — и это „Концепции Юга“. Так что не будем исключать мистера Джеймса Уилсона из числа претендентов только потому, что он немного опаздывает».

Конечно, они могут так сказать, но, скорее всего, подумал Уилсон… не скажут. Больше всего они сейчас хотят положить конец всем этим шуточкам в вечернем эфире. Больше всего они сейчас хотят найти выход. Это делало его речь ещё более важной, но ведь у других тоже заготовлены речи. Так что надо быть там вовремя.

Четверть второго. Беда никогда не приходит одна, вспомнилось ему. Он не хотел думать об этом, но продолжал думать. Не приходит одна.

Когда они подъезжали к тоннелю Куинс — Мидтаун, он наклонился вперёд и спросил сикха, когда они будут на месте. Оранжевый тюрбан горестно закачался из стороны в сторону.

— Не могу сказать, сэр. Двежэние очень, очень плохой сегодня.

— Через полчаса?

Последовала долгая пауза, затем сикх сказал.

— Возможно.

Этого тщательно подобранного успокаивающего слова оказалось достаточно, чтобы Уилсон понял, что ситуация близка к критической.

Я могу оставить свой чёртов чемодан на в приёмной, подумал он. По крайней мере, не придётся тащить его в конференц — зал. Он наклонился вперёд и сказал.

— Не будем заезжать в отель. Отвезите меня на Парк Авеню, 245.

Тоннель был кошмаром клаустрофоба: движение — остановка, движение — остановка. Поток машин в другую сторону был не лучше. Высоты минивэна было вполне достаточно, чтобы Уилсон мог видеть, что впереди его не ждёт ничего хорошего.

Впрочем, когда они достигли Мэдисон — авеню, он немного успокоился. Времени у него в обрез, гораздо меньше, чем он думал, но, по крайней мере, ему не придётся унижаться до звонка с предупреждением о том, что он чуть — чуть опоздает. Отмена заезда в отель оказалась правильным решением.

Но тут впереди них возникли ограждения: дальше по улице прорвало канализацию, и сикх был вынужден поехать вокруг. «Хуже, чем во время визита Обамы», сказал он, а в это время 1010 WINS обещало Уилсону, что если он даст им 22 минуты, они дадут ему целый мир. Ксилофон в заставке звучал, как клацанье зубов. Мне не нужен мир, подумал он, Я просто хочу добраться до Парк Авеню, 245 к четверти третьего. Самое позднее, к двадцати минутам.

В конце концов жёлтый кэб вновь выехал на Мэдисон. Махом проскочил чуть ли не до 38–й улицы, а затем остановился намертво. Уилсон представил себе, как футбольный комментатор сообщает зрителям, что, хотя рывок был отменный, команда вряд ли заработает очко. Работали дворники. Репортёр рассказал об электронных сигаретах, затем началась реклама магазина матрасов «Соня»

Спокойно, подумал Уилсон, если понадобится, я смогу дойти отсюда пешком. Всего‑то девять кварталов. Правда, лил дождь, и ему пришлось бы тащить свой чемодан.

Автобус с нарисованным на борту Питером Пэном поравнялся с такси и замер, запыхтев пневматическим тормозом. Роста Уилсона было достаточно, чтобы заглянуть через окно в салон автобуса. В двух метрах от него привлекательная женщина читала журнал. Рядом с ней, у прохода, сидел мужчина в чёрном плаще и что‑то искал в дипломате, балансирующем у него на коленях. Сикх посигналил, а затем воздел руки к небу, как бы говоря — Боже, смотри, что этот мир сделал со мной.

Уилсон смотрел, как привлекательная женщина прикоснулась к уголкам рта, возможно, проверяя, не размазалась ли помада. Мужчина рядом с ней сейчас уже рылся в кармане в крышке дипломата. Он вынул оттуда чёрный шарф, поднёс его к носу и понюхал его.

Зачем он это делает, удивился Уилсон? Шарф пахнет духами его жены, или её пудрой?

Впервые с того момента, как он сел на самолёт в Бирмингеме, он забыл о «Зелёном Веке», о «Рынке Будущего» и радикальных переменах в собственном благосостоянии, которые зависят от того, как пройдёт встреча менее, чем через полчаса. На какое‑то мгновение он был очарован — более того, заворожён — осторожными движениями женских пальцев и шарфом улица мужчины. Ему открылось, что он смотрит в другой мир. Да. Этот автобус был другим миром. У этого мужчины и этой женщины были назначены свои встречи, на которые они возлагали свои надежды. Им тоже надо было платить по счетам.

У них были братья и сёстры и какие‑то детские игрушки, которые были им до сих пор дороги. Возможно, эта женщина сделала аборт в колледже. Возможно, этот мужчина носил кольцо на пенисе. Возможно, у них были домашние животные, а если так, то у них были имена.

Перед глазами Уилсона предстал образ — расплывчатый и бесформенный, но тем не менее, потрясающий. Часовой механизм вселенной, где отдельные колёсики и шестерни двигались в своём неисповедимом движении, может быть, во имя какой‑то конечной цели, может быть, абсолютно бесцельно. Здесь был мир жёлтого такси, а в двух метрах от него, был мир автобуса с Питером Пэном.

Их разделяли только два метра и два слоя стекла. Уилсон был поражён очевидностью этого факта.

— Такое Двежэние, — сказал сикх, — Хуже, чем Обама, я вам говорю.

Мужчина опустил от лица чёрный шарф. Он держал его в одной руке, а другую сунул в карман своего чёрного плаща. Женщина у окна не отрывалась от журнала. Мужчина повернулся к ней. Уилсон увидел, как двигаются его губы. Женщина повернулась к нему, её глаза удивлённо расширились. Мужчина наклонился к ней, словно желая поделиться с ней каким‑то секретом. Уилсон не понимал, что предмет, который мужчина достал из кармана плаща был ножом до тех пор, пока он не перерезал им горло женщины.

Её глаза широко раскрылись. Губы разошлись. Она поднесла руку к шее. Мужчина в плаще рукой с ножом осторожно, но твёрдо опустил её руку. Одновременно с этим, он прижал чёрный шарф к её горлу. Затем он поцеловал женщину в ямочку на виске, смотря при этом сквозь её волосы. Он увидел Уилсона и его губы раскрылись в широкой улыбке, обнажившей два ряда маленьких ровных зубов. Он кивнул Уилсону, словно говоря: «Счастливого дня» или «У нас теперь есть тайна». На окно попала капля крови. Она набухла и побежала вниз по стеклу. Всё ещё держа шарф у горла женщины, Плащ просунул ей в рот палец. При этом он не переставал улыбаться Уилсону.

— Наконец‑то! — сказал сикх и жёлтый кэб тронулся с места.

— Вы это видели? — спросил Уилсон. Его голос звучал низко и безжизненно. — Того мужчину. В автобусе. Который сидел рядом с женщиной.

— Что, сэр? — спросил сикх. На светофоре загорелся жёлтый, но сикх рванул вперёд, не обращая внимания на гудение клаксонов, недовольных тем, что он перестроился в другой ряд. Автобус с Питером Пэном остался позади. Впереди, сквозь пелену дождя, проступали очертания вокзала Гранд Централ, напоминавшие тюрьму.

Только теперь, когда кэб тронулся с места, Уилсон вспомнил про свой мобильник. Он вынул его из кармана и взглянул на него. Если бы он соображал побыстрее (это было скорее по части его брата, по мнению их матери), он мог бы сфотографировать Плаща. Сейчас уже было слишком поздно для этого, но ещё не поздно, чтобы позвонить 911. Конечно, ему не удастся сделать это анонимно; его имя и номер высветятся на мониторе в каком‑нибудь официальном учреждении, как только его соединят с диспетчером. Они перезвонят ему, чтобы удостовериться, что он не телефонный хулиган, не знающий, чем заняться в дождливый нью — йоркский день. Затем они потребуют информацию, которую ему придётся им дать — тут выбора нет — в ближайшем полицейском участке. Они захотят услышать его историю несколько раз. А вот на его презентацию им будет плевать.

Презентация называлась «Дайте Нам Три Года, И Мы Докажем Это». Уилсон думал о том, как он представит её. Он начнёт с того, что скажет пиарщикам и руководству компании, что им надо взглянуть в лицо проблеме. Проблема никуда не делась; волонтёры до сих пор очищают перья птиц от нефтяных пятен при помощи детергента; нельзя просто взять и замести это под коврик, но искупление не обязательно должно быть страшным, а правда может выглядеть прекрасной. Люди хотят верить в вас, парни. В конце концов, вы им нужны.

Они хотят, чтобы вы пришли из точки А в точку Б, и им не хотелось бы видеть себя соучастником надругательства над природой. Дойдя до этого, он откроет свой портфель и покажет первую картинку: фотографию мальчика и девочки, стоящих на девственном пляже спиной к камере и смотрящих на воду, настолько синюю, что почти больно глазам. ЭНЕРГИЯ И КРАСОТА МОГУТ ИДТИ РУКА ОБ РУКУ, гласит надпись. ДАЙТЕ НАМ ТРИ ГОДА И МЫ ДОКАЖЕМ ЭТО. Позвонить 911 было проще простого, даже ребёнок мог бы сделать это. Дети так часто делают. Когда кто‑то проник в дом. Когда младшая сестрёнка упала с лестницы или Папочка кричит на Мамочку.

Дальше шёл черёд раскадровки предполагаемого рекламного ТВ — ролика, который будут крутить во всех штатах Мексиканского Залива, особенно на местных новостных каналах и круглосуточных кабельных станциях, вроде FOX или MSNBC. Ролик будет представлять из себя тайм — лапс, на котором грязный, загаженный нефтью пляж вновь становится чистым. «Мы несём ответственность за наши просчёты», — говорит голос за кадром (с лёгким южным акцентом), — «Так мы ведём дела с нашими соседями. Дайте нам три года, и мы докажем это».

Затем — объявления в печати, на радио. А на втором этапе…

— Что вы сказали, сэр?

Я мог бы позвонить, подумал Уилсон, но этот человек, возможно, уже вышел из автобуса, и к приезду полицейских будет уже далеко. Возможно? Почти наверняка. Он обернулся и посмотрел назад. Автобус стоял далеко позади. Возможно, подумал он, женщина кричала. Возможно, остальные пассажиры уже набросились на этого парня и скрутили его, как пассажиры самолёта скрутили Ричарда Рида, террориста с бомбой в ботинке, когда поняли, что он собирается сделать.

Затем он вспомнил, как мужчина в плаще улыбался ему. И как он засунул свой палец в отвисший рот женщины.

Уилсон подумал: «Кстати, о телефонных хулиганах, это могло быть вовсе не то, что я подумал. Это мог быть розыгрыш. Сейчас многие устраивают розыгрыши. Флэш — мобы. Чем больше он об этом думал, тем вероятнее ему это казалось. Мужчины режут женщинам глотки в тёмных переулках и в телешоу, но никак не в автобусах с Питером Пэном среди бела дня. А что касается его — он проделал отличную работу. Он был нужным человеком на нужном месте в нужное время, а этот мир редко даёт второй шанс».

Это не было одним из высказыванием его матери, но это был факт.

— Сэр?

— Остановите у следующего светофора, — сказал Уилсон, — Я дойду пешком.