— Ух ты, настоящий боевой робот! — воскликнул Петер, враз забыв о том, что минуту назад плакал от смертельного ужаса под обломками. Ракета ударила где-то совсем неподалёку от их дома.
— Нет, мальчик, — отозвалась машина. — Я не боевой робот. Я робот-гувернантка.
— Но у тебя броня, — донёсся голос девочки из-под огромного листа железа, навалившегося на несколько бетонных блоков. Из темноты блеснули глаза Роузи.
— Я надела бронежилет, — ответила гувернантка с горделивой интонацией в слегка металлическом голосе. Судя по механическому тембру, модель была далеко не из последних.
— Скукота! — протянул Петер, пока робот ставила его на землю. И передразнил их с Роузи робота-гувернёра: «Дети, пора за уроки!.. Отвечай, Петер: чему равен угол отражения?»
Робот, которая в это время легко подняла и отбросила железный лист, покачала головой:
— Угол падения.
— Не всё ли одно, — пожал плечами Петер. — Они хоть как равны.
Где-то на недалёкой окраине полуразрушенного города прогремел ещё один взрыв. Шла война. Люди торопливо уничтожали других людей — им нужно было успеть до шести месяцев зимы, которые уже не за горами.
Робот наклонилась, легко подняла тяжеленный бетонный блок, перекрывший Роузи выход из-под обломков дома. Петер увидел серебристую пластину с маркировкой производителя там, где у настоящих людей пролегает поясница: «RG-1300H SW 4.7 — TryPix Quantify Co., 2138».
— Фи-и! — протянул он презрительно. — Да ты ещё третьего поколения! Довоенная даже. Рухлядь какая…
Робот извлекла из ниши семилетнюю Роузи, поставила её на обломок плиты, принялась осматривать содранную коленку девочки.
— Наш Фрэнк был девятого поколения! — значительно сказал Петер. И гордо добавил: — Он попал под бомбу четыре дня назад.
— А меня зовут Мария, — отозвалась гувернантка. И, обращаясь к Роузи: — Очень больно?
— Нет, — храбро покачала головой та. — Совсем не больно. Почти.
— Придётся нам идти к бабушке, — сказал Петер, деловито и по-взрослому хмуря брови. Всё-таки ему уже десять и он несёт ответственность за сестрёнку. Когда мама вернётся к разбитому дому, она сразу поймёт, куда ушли дети.
— Нет, — возразила робот, осторожно отряхивая платье Роузи. — Мы спустимся в убежище. Вы должны были сделать это сразу, когда начался обстрел.
— Ещё чего! — поморщился мальчик. И добавил сурово: — Давай ты не будешь командовать, старьё.
— Я несу за вас ответственность, — сказала Мария, поднимая Роузи на сгибе «локтя». И подставила Петеру второй сгиб: — Садись, мальчик.
— Я Петер, — поморщился тот. — А она — Роузи.
— Садись, Петер, — повторила робот.
— Ответственность… — недовольно проворчал мальчик, усаживаясь. — А кто тебя просит её нести? Я и сам могу.
— Обнимите меня за шею, дети.
В убежище они не попали, потому что дом, стоявший напротив, был разрушен и обломки его не позволяли подойти ко входу. Мария пошла к другому спуску, который находился на шестьдесят восьмой улице, но там вовсю хозяйничали мародёры — они громили магазины, не обращая внимания ни на разрывы снарядов, то и дело падавших на город, ни на шальные пули, которые поминутно убивали кого-нибудь из них. Одна такая пуля ударила Марию в «голень», заставив почти бегом убраться от греха подальше. Она не позволяла себе развить большую скорость, потому что на её руках сидели испуганные стрельбой дети, и уже при повороте на восемьдесят первую ещё одна пуля угодила ей в спину. К счастью, на ней был бронежилет, так что центр навигации, в который направлялся кусочек смерти, не был задет — стромболитовая пуля не причинила роботу никакого вреда.
— Надо идти к бабушке, — сказал Петер. Но посмотрев на юг, в сторону Саут-Энда, увидел, как поднимается над районом чёрный дым и, подгоняемый ветром, уползает за холмы, усевшиеся вдоль побережья реки. Этот дым намекал, что вряд ли стоит идти на юг. Да и бабушки наверняка не окажется дома — скорей всего, она тоже спустилась в убежище.
— Ты лучше повтори пока таблицу билогарифмов Шнайбека, Петер, — отозвалась Мария.
Роузи хохотнула и показала брату язык. Она отлично знала, что со всякими там логарифмами Петер не в ладах. Но откуда об этом проведала робот?
— Началось… — презрительно покривился мальчик. — Повтори, ответь, переведи… садись, два…
И покачал головой после минутной задумчивости:
— Ну ты и старьё! Сразу видно, что тебе под сотню лет. Шнайбека давно никто не учит. Максим Стрепетовский ещё в сто пятьдесят девятом опроверг его теорию поля. Любой третьеклассник это знает, что уж говорить про меня.
— Да?.. — недоверчиво посмотрела на него Мария. — Не обращай внимания, это я просто хотела тебя проверить.
— Ну-ну, — усмехнулся Петер. — И откуда ты только взялась такая?! — воскликнул он, рассматривая угловатые черты «лица» робота, обтянутые старинным нейропластом.
— Из музея роботехнологий, — просто ответила гувернантка.
— Вот там тебе и самое место, — кивнул мальчик.
Совсем не похожая на древне-благородного Бэтмэна, пролетела низко над домами ракета класса «земля-земля», скользя и пугая бесшумной бесследной тенью. Упала где-то в центре Норт-Дэлоуэй. Сверкнуло. Вырос над крышами рыжий столб огня, выдохнул в небо чёрное курчавое облако дыма. Качнулась и задрожала земля. Видно было, как вдалеке осыпался карточным домиком сорокаэтажный «Эскабаро». Через несколько минут прилетела горячая и пыльная взрывная волна. Сами собой зажмурились глаза; зашелестели уцелевшие деревья, застонали распахнутые настежь двери подъездов.
— Держитесь-ка покрепче, ребятки! — велела встревоженная Мария, набирая максимальную скорость бега — сорок два километра в час.
— А быстрее можешь? — восторженно воскликнул Петер через минуту мелькания по сторонам обломков домов, деревьев, брошенного велосипеда и разбитых машин.
— К сожалению, нет, — ответила робот. — Я робот-гувернантка, а не робот-полицейский.
— Лучше уж гувернантка, — поёжился Петер при упоминании стражей порядка.
— Ага, — согласилась притихшая Роузи.
— Как вы думаете, где ваша мама? — спросила Мария.
— Она работает в больнице, — ответил Петер. — Лечит раненых.
— Она должна была вернуться с дежурства ещё вчера, — нахмурилась Роузи, и глаза её наполнились слезами.
— Попробуем найти её, дети.
Они не смогли перейти в Норт-Дэлоуэй, где распологался госпиталь, потому что мост был разрушен, а до другого моста нужно было пройти через южные районы, над которыми стлался чёрный вонючий дым. Там сейчас больше всего грохотало. Петер подумал, что бабушке, в убежище, должно быть, очень страшно и она сейчас думает о нём и Роузи. Ему захотелось плакать, но он крепился.
У Роузи болела ушибленная рука и ныла ободранная коленка. Ещё ей было очень страшно от грохотавших там и тут взрывов, от автоматных трелей на окраинах, от вида разрушенных домов и башни Салперидж, которая теперь не взмывала в небо гордым шпилем, а торчала сломанным зубом чуть выше самых низких крыш.
Возле супермаркета на перекрёстке Девяносто первой и Сарабанд-авеню они увидели большого надувного клоуна с рыжей вихрастой головой, в жёлтых штанах и красной рубахе. Непонятно было, как уцелел он под пулями и осколками, но он и сейчас продолжал весело улыбаться, что совсем уж не вязалось с видом полуразрушенной улицы. Воздушным шарикам повезло меньше: разноцветной радостью взмывавшие в небо когда-то, теперь они свисали с плеча клоуна пучком жалких обрывков. При виде куклы Роузи не выдержала и расплакалась. Теперь клоун не виделся ей весёлым и забавным, как раньше. Казалось, он злобно подсмеивается над её горем.
— Нет повода для слёз, — сказала Мария. — Ему обязательно дадут новые шарики.
Откуда было роботу понять, почему плачет ребёнок.
— Пусть не дают, — отозвалась Роузи. — Пусть его вообще уберут отсюда!
— Да, скорей всего, именно так и сделают, — успокоила гувернантка.
Когда они повернули на Сто шестую, где, согласно навигатору, был ещё один спуск в убежище, вдруг, далеко впереди, в центральном парке, загремели взрывы. Робот увидела там несколько танков, победно устремившихся к центру города. Кажется, оборона была прорвана, воины Альянса вступили в город.
— Что там? — спросил Петер, заметив, как быстро двигаются фокусираторы в «глазах» робота, приближая и увеличивая картинку парка.
Роузи тоже быстро отёрла слёзы и тревожно заглянула в лицо гувернантки.
— Ничего, ребятки, — спокойно отозвалась Мария, поворачивая обратно. — Ничего особенного. Но туда нам лучше не ходить — там стреляют. Давайте-ка спрячемся где-нибудь.
— Мы не пойдём в убежище?
— Нет, на дороге нас будет слишком хорошо видно. Спустимся в какой-нибудь подвал.
— В подвале страшно! — испугалась Роузи.
— Я не дам тебя в обиду, детка, — уверила Мария. — Если появится какая-то опасность, я немедленно её устраню. Ведь я — робот-гувернантка, и это моя главная задача.
Возможно, она и вправду не имела никакого представления о современных опасностях, да ещё и возникающих в условиях войны. Она была создана в те времена, когда люди ценили в детях не умственный потенциал, не чёткую гражданскую позицию и предрасположенность к правильной социализации, а что-то более древнее, простое и естественное, как сама жизнь. Она была создана в те времена, на закате эпохи позднего гуманизма, когда детей называли детьми. Когда робот-гувернантка была чудом современной техники и действительно могла устранить почти любую опасность.
— Это война из-за нас, — задумчиво произнёс Петер, когда они устроились в помещении какого-то подвала, оборудованного под прачечную полного цикла.
— Из-за кого — вас? — не поняла Мария.
— Из-за меня, — вставила Роузи. — И Петера. Из-за всех детей.
— Да, — кивнул мальчик. — Старение наций и всё такое.
— Не понимаю.
Петер вздохнул, саркастически взглянув на робота: старьё, говорю же!
— Ну, видишь ли, — начал он, по-взрослому, как отец, погибший почти год назад, ещё во вторую кампанию. И, забросив ногу на ногу, обхватив руками колено и откинувшись спиной к шершавой стене подвала, продолжал тоном учителя социографии: — ввиду некоторых социальных процессов, проходящих в наиболее развитых и «сытых» странах, люди всё меньше склонны рожать детей. Нации стремительно стареют и всё такое. Не хватает умов, рабочих рук там, и этого… потенциала. В общем, задача омоложения нации должна решаться через отъём потенциала у конкурентов, либо через искусственное старение конкурирующих наций. То есть, их детей нужно или отобрать или уничтожить.
Произнеся последние слова он невольно затих. До него, кажется, только теперь дошло, чем лично ему и Роузи грозит война.
— Всё равно мы надаём Альянсу, — добавил он на всякий случай, с надеждой призывая на свою сторону судьбу.
— Не понимаю, — повторила робот. — Детей нужно любить, кормить, защищать, нежить, иногда баловать и постоянно воспитывать. Про уничтожение я ничего не знаю.
— Ух ты! — поднял брови Петер, которому понравились все пункты, кроме разве что последнего, про воспитание. Нет, своим критическим умом он понимал, что пункт «воспитывать» неизбежен, но — «постоянно»…
— Ты ничего не путаешь? — строго посмотрела на него Мария.
— Я ничего не путаю, — пожал плечами мальчик. — Ты в своём музее совсем отстала от жизни. Люди давно уже не делятся на взрослых и детей.
— Да, нас не подключали к пангеонету. Нас и подзаряжали-то только перед техно-фестивалями. А на кого теперь делятся люди?
— Оно и видно. И база знаний у тебя древняя. Сейчас никто не оперирует такими понятиями о детях. Люди делятся на шесть категорий граждан, по степени ответственности за деяния.
— Не понимаю.
Петер махнул рукой: ну, если не понимаешь, так разве тебе объяснишь…
— Пить очень хочется, — прошептала Роузи.
— Да, — подхватил Петер. — И бутерброд бы съесть.
— Не вздумайте выйти на улицу, — строго велела Мария, решительно отправляясь на поиски пропитания.
Автомат по продаже чистой воды она нашла на Коммодор-стрит. Он, разумеется, не работал, так что пришлось ей разломать его, чтобы добраться до резервной ёмкости. Пока она занималась этим, её засёк робот-снайпер, засевший где-то на крыше одного из зданий позади парка. В базе данных этого робота не значилось ничего похожего на модель Марии, поэтому он стрелял наугад, ориентируясь на размещение центров жизнеобеспечения в современных сериях. Благодаря этому, из четырнадцати выстрелов, которые он успел сделать, пока не понимающая, что происходит, Мария возилась с автоматом, только один нанёс ей ощутимый урон — пуля попала в блок координатора и повредила гирокомпас. Это существенно снизило скорость передвижения гувернантки и нарушило координацию движений. Тем не менее она умудрилась выдрать из автомата десятилитровую полупустую ёмкость и дойти до ближайшего магазина, чтобы прихватить там упаковку соевых сосисок и пачку питательных соевых же чипсов.
Возвращаясь к подвалу, она заметила, что робо-танки Альянса добрались до Лампетер-авеню, той улицы, на которой жили дети и стоял музей роботехнологий.
— Ура! — встретил её Петер счастливым возгласом. — А мы уже думали, не случилось ли что-нибудь с тобой. Роузи совсем было захныкала.
— Плакать нет причины, — отозвалась гувернантка, распечатывая сосиски и чипсы. — Кушайте, дети. Это, может быть, не очень вкусно, зато крайне полезно и сытно.
— А что это у тебя? — поинтересовался Петер с набитым ртом. И встревожился: — Ты ранена?
— Не знаю, — ответила Мария, осматривая пулевые отверстия в нейропласте. — Во мне что-то сломалось. Система тестирования подсказывает, что необходим ремонт координатора.
— Мы обязательно тебя починим, — уверила Роузи.
— Да, — добавил Петер. — Когда Альянс выгонят, сразу отведём тебя в сервис-центр.
— Ешьте быстрее, дети, нам нужно уходить, — поторопила их Мария.
Маячок навигатора гувернантки постоянно подавал координирующие и информационные сигналы, даже в состоянии покоя. Так уж устроен был этот устаревший робот эпохи позднего гуманизма — не лучшие материалы, ненадёжная механика, несовершенное программное обеспечение. Но с другой стороны — правильно: если бы с машиной вдруг что-то случилось, то, благодаря навигатору, её всегда можно было найти; можно было проследить её перемещения, а значит и местоположение детей, с которыми гувернантка отправилась на прогулку. По этому маячку их и засекли солдаты лейтенанта Ринго Мехти из второй роты зачистки седьмой армии Альянса.
После того как по разбитым улицам прошлись роботы-сапёры, прогрохотали следом робо-танки, проследовали боевые роботы-дегенераторы, проползли роботы-ремонтники, — вступили, наконец, в дело люди. Задача роты зачистки — обнаружить живую силу противника, раненых, остатки населения, уцелевшие документарии и генохранилища. Произвести сортировку выживших на предмет уничтожения или апробации, особое внимание уделяя гражданам нулевого, первого и второго возрастов.
Когда робот-пеленгатор подал сигнал, Ринго Мехти не особо насторожился. По данным пеленгатора в их сторону, со скоростью десять-пятнадцать километров в час, двигался робот-гувернёр, произведённый едва ли не столетие назад. С таким роботом — низкотехнологичным и не предназначенным напрямую для уничтожения человека — вполне справится пара солдат с винтовками.
— Оружие к бою! — скомандовал он, отирая сбегающий из-под каски пот. Последние дни лета всегда выдавались особенно жаркими. Не сегодня завтра упадёт снег. А войну так и не успели победоносно завершить, как пророчил маршал Авьеда.
Когда из-за угла вывернул робот в двумя детьми в руках, Мехти, к счастью, успел остановить на полуслове сорвавшуюся с языка команду «Огонь!» Детей нужно было взять живыми.
Мария, увидев рассыпавшийся по улице взвод солдат Альянса, немедленно повернула назад, чуть сведя руки перед грудью, прикрывая детей собой. Испорченный координатор не позволял ей развить приличную скорость, а кроме того её то и дело бросало из стороны в сторону и кренило под таким углом, что Петер боялся в любой момент оказаться лежащим на разбитом асфальте. Со стороны, наверное, всё это выглядело забавно — казалось, наверное, что робот хорошо навеселе, — но мальчику было сейчас совсем не до смеха.
— Не стрелять! — скомандовал Мехти, боясь, что в беспорядочной стрельбе пострадают дети. — Начать преследование! Мне нужны оба ребёнка, живые!
Он выхватил у ближайшего солдата лазерную винтовку и бросился вслед за роботом. Когда солдаты завернули за угол, Мария уже миновала согнутый до самой земли столб светофора у кинотеатра «Сильмариллион». Тогда Мехти присел на одно колено и быстро прицелился, пытаясь определить несущее сочленение и расположение ходовой части робота.
Первый его выстрел был неудачен. Лазерный луч ударил в «подколенный сгиб» Марии, оплавив щиток и насквозь пробив контроллер поворотной части. Левая нога гувернантки немедленно утратила способность подниматься в сторону и поворачиваться, но это не мешало ей двигаться вперёд. После полуминутной паузы, ушедшей на подзарядку винтовки, последовал второй выстрел Мехти, который заклинил один из двух поршней в правой ноге. Теперь Мария не могла сгибать эту ногу в коленном суставе и двигалась дальше будто на протезе, что ещё больше снизило её скорость.
Роузи плакала и взивзгивала от страха при каждом неловком шаге гувернантки. Петер старался не смотреть в сторону солдат в этих ужасных масках, делающих людей похожими на монстров из сериала «Людвиг».
Мария свернула в узкий переулок, ведущий к каким-то мастерским на берегу реки. Тут гувернантка опустила детей на землю.
— Бегите, ребятки, — сказала она. Бегите к речному вокзалу. Там вы наверняка найдёте людей, которые помогут вам выбраться из города.
— А ты? — захныкала Роузи.
— Я задержу солдат. Вы же видите, что я уже не ходок. Наверняка я уговорю их сложить оружие — ведь они тоже когда-то были детьми.
Петер мог бы сказать, что это полная сопливая чушь. Но он ничего не сказал, а только кивнул и потянул Роузи за руку.
— Быстрей, дети, быстрей! — поторопила робот.
Проводив их взглядом, повернулась к большой дороге.
— Мария! — окликнула девочка, готовясь скрыться под акведуком.
Гувернантка обернулась, помахала рукой.
— Мы будем ждать тебя у реки! — обещала Роузи.
В следующий момент из-за угла осторожно выступили солдаты.
Она могла бы убить их всех. Но она не умела убивать. Она и не ведала, что может и имеет право убить человека. Она же была не боевой робот, а всего лишь робот-гувернантка. Но солдаты не были уверены в её безопасности для своих жизней, поэтому осторожно рассыпались в шеренгу, присели и открыли огонь.
— Стреляйте в детей! — велел Мехти, опасаясь, что те сейчас скроются. — Не дайте им уйти!
Солдаты попытались выловить в прицел детские спины, но в узком переулке им мешала робот, заслоняя собой цель; а через минуту Петер втолкнул Роузи в какую-то дверь и шмыгнул следом.
— Господа солдаты! — обратилась Мария к воинам Альянса, направляясь к ним, едва перекрикивая грохот оружия. — Господа, вы не можете стрелять! Это же дети! Нельзя причинять им вред! Ведь вы тоже были детьми!
Несколько попаданий в «шею» повредили видеосистему. Изображение солдат множилось, искажалось и подёргивалось рябью.
Взрывом брошенной кем-то из воинов гранаты Марию отбросило и повалило на мостовую. Осколки изрешетили голову, вызвали сбои в работе «нервной системы».
— Сказку… — произнесла гувернантка, медленно поднимаясь. — Конечно, я расскажу вам сказку! Она называется «Русалочка»…
«В открытом море вода синяя-синяя, как лепестки хорошеньких васильков, и прозрачная, как хрусталь, — но зато и глубоко там!..»
— Да завалите вы эту жестянку или нет! — не выдержав, заорал лейтенант.
Между тем, размеренные строки «Русалочки» вдруг сменила «Аве Мария» Каччини.
Под звуки сладостной мелодии торопливые выстрелы один за другим ложились на «тело» Марии, превращая в лохмотья бронежилет, оплавляя оболочку, корёжа торс, сминая лицо. Удачным выстрелом одного сержанта ей оторвало руку, которая, загремев, откатилась в сторону и застыла, шевеля пальцами и дымясь. Гувернантка уже не двигалась, а только покачивалась и скрежетала при каждом новом попадании — в дыму, в ошмётках нейропласта и раскалённых брызгах искрящегося металла. И только песня продолжала звучать — чисто, прозрачно, голосом давно ушедшей Джеральдины Мотто. В какой-то момент ноги Марии подломились, и она упала на колени. Ещё несколько тактов песни пробились через шквальный огонь и — смолкли…
Война окончилась. Спустя тринадцать лет.
Выросшему к тому времени Петеру тоже довелось повоевать. Поэтому больше ничего в жизни он сделать не успел — погиб в каком-то бою в пустыне Калахари. Роузи войну пережила. С наступлением мирного времени она вышла замуж, у неё двое детей. Старшего сына зовут Петером. Дочь — Марией.
Робот Мария стала памятником самой себе. Она стоит на постаменте в центре Читтер-сквер — искорёженный войной архаичный робот-гувернантка. Стоит на коленях, в той позе, в которой её нашли при освобождении города. Как напоминание о том, что детей нужно любить, кормить, нежить, иногда баловать и постоянно воспитывать. И защищать, конечно.
Правда, на постаменте написано совсем другое: «Нет войне!» Но в конце концов, разве это не одно и то же?