Глава 6

– Какая полиция? – Вильсон облокотился на свой рабочий стол и посмотрел снизу вверх на Илью. – Где ты их видел? Вся верхушка сбежала на первых же кораблях.

Веки его покраснели, щеки ввалились на посеревшем лице. За сутки эвакуации начальник охраны постарел на двадцать лет. Илья подтянул стул для посетителей и опустился на него. Вильсон покачал головой:

– А ты и поверил, что они за Купол не выбирались? – он усмехнулся. – Сейчас дети такие пошли… масок не носят, шляются где попало. Нужно идти искать. Но людей у меня нет, ты уж прости.

Илья не ответил. Вильсон не мог сказать ему ничего, что он уже не услышал от Эйлы. Он и из дому-то сейчас ушел, чтобы вздохнуть спокойно и не видеть ее поджатых в ниточку губ.

– Я не за этим, – повторил он. – Я просто подумал…

Илья оглядел офис аварийки. Все пространство вдоль стен было заставлено обшарпанными аппаратами, в том числе дальней связи. В офисе горели лампы. Брезжило утро. Всю эту ночь Илья, велев Эйле не выходить из дома и сидеть на телефоне, бродил по улицам с фонариком. Звал Тимура. В модулях зажигался свет, кое-где открывали окна, выглядывали, но, взглянув на его лицо, ничего не говорили. Тимура никто не видел. Он пропал из городка. Илья взял у Вильсона казенный мини-транспортер и на нем объехал все окрестности от старого поселка до самого комбината – дальше мальчишке пешком не уйти. Внедорожник и сейчас стоял снаружи, заляпанный по самые окна желтоватой грязью.

– Я подумал, может, по связи объявить, – сказал Илья. – Наверняка его кто-то видел.

Вильсон с сомнением посмотрел на него. Перевел глаза на аппарат.

– А что дети говорят, которые с ним были?

Илья задержал дыхание.

– Говорят странно. Они никого не видели. Кира ушла, потому что ее позвала мать. И двое других за ней. Но я всегда говорил Тимуру: никогда не оставайся один, всегда держись остальных: куда они, туда и ты с ними. Не понимаю, почему он решил сделать по-своему в этот раз.

Вильсон с сочувствием смотрел на него. Илья не знал, куда спрятаться от этого взгляда. Он, он сам виноват во всем.

Вильсон подошел к огромному, во всю стену, окну, за которым висел непроницаемый утренний туман. Он протянул руку и выключил свет. В офисе настала зыбкая ранняя полутьма.

– Я объявлю, – сказал он. – Ты мне дай его описание, приметы.

– А сам не помнишь? – Илья полез в карман, достал мятую бумажку, исчерканную дрожащей рукой Эйлы. Расправил ее на столе, пробежал глазами. Вроде она ничего не забыла.

Вильсон усмехнулся.

– У меня детей нет. Для меня они все на одно лицо. Хотя твой Тимур особенный… У парня есть авантюрная жилка. – Он подошел к Илье, хлопнул по плечу. – Я не удивлюсь, если он сам выпутается из передряги.

Он взял из его рук бумажку, прочитал. Кивнул.

– Иди. Я зачитаю. Мне все равно в эфир выходить.

– Зачем? – тускло спросил Илья, соображая, что же теперь ему делать. Он продумал все свои действия до этого момента, до разговора с Вильсоном. А что теперь? Возвращаться домой к Эйле? Слушать ее мрачное бурчание – якобы сама с собой, но явно для его ушей?

Со стула подниматься не было сил. Хотелось остаться в кабинете Вильсона на весь день.

Вильсон вернулся к столу, опустился в вертящееся кресло. Крутнулся вправо, где примыкала к рабочему месту консоль управления. Потыкал в сенсорную панель, набирая комбинацию.

– Горожане организовали Совет Спасения, – сказал он вполголоса. – Они решили послать сигнал бедствия. Кто-нибудь, может, откликнется.

Илья усмехнулся.

– Кто? Инопланетяне на летающих тарелках? В этом секторе Космоса все корабли принадлежат Обществу Соцразвития. Сама Сумитра и мы вместе с ней принадлежим Обществу Соцразвития. Раз уж они решили нас оставить, никто на помощь не придет.

Вильсон посмотрел на него исподлобья. Усмехнулся.

– Я им хотел об этом сказать. Но они, по-моему, сами все понимают. Просто хотят дать оставшимся видимость надежды.

Он помолчал, облокотившись на стол, сжав голову в черных лапищах. Наконец поднял глаза на Илью. Помедлил.

– С самого начала не надо было строить поселения на Сумитре. Шутка ли: комбинат, тысячи человек, всех обустроить и прокормить! Это Общество наверняка уже прокляло сто раз эту свою затею с комбинатом. От него одни убытки…

– Им виднее, – рассеянно ответил Илья. Но Вильсон уже поднялся, нервно зашагал по офису. Остановился перед Ильей, заглянул ему в глаза:

– Когда авария эта была, десять лет назад, семьям погибших они так ничего и не выплатили – слишком много их было! Нескольких выживших положили на консервацию, да только их пришлось в конце концов утилизировать, потому что никто искусственное поддержание жизни оплатить не мог!

Илья вскинул на него глаза:

– Этого я не знал, – тихо сказал он.

Вильсон развернулся, резанул ребром ладони вдоль горла:

– У меня этот комбинат вот здесь сидит! Эх, знал бы, когда сюда устраивался…

– Автоматизировать комбинат, и дело с концом, – механически ответил Илья, соображая, по какому маршруту лучше ехать искать Тимура.

– Если бы! Автоматика там не потянет, а то давно заменили бы вахтовиков на роботов. На добыче соображалка нужна, человеческие мозги, а они нынче не окупаются! – Вильсон замолк, уставился на бумажку с приметами Тимура и шевелил губами, готовясь зачитать ее в эфире.

Илья поднялся, но взмахом руки Вильсон остановил его.

– Смотри-ка, – заметил он уже другим тоном, – а я и не знал, что у Тимура шрамы от стреляных ран. Это как же его угораздило?

Илья забрал бумажку у него из рук, просмотрел. Эйла дотошно описала расположение каждого шрама.

– Там же, где его отца убило, – он вернул бумажку Вильсону. – Он чего-то не поделил с людьми Донора. На Боксе. Они за то пытались похитить Тимура… да нарвались на Булата. Тимура он от них вытащил, а сам погиб.

Вильсон не ответил. Оба помолчали.

– Бедный Тимур, – наконец выговорил начальник аварийки. Илья кивнул. Вильсон кинул на него быстрый взгляд.

– Ты куда сейчас? – Вильсон искоса посмотрел на него.

Илья сжал зубы. Момент слабости прошел. Он точно знал, как ему действовать дальше.

– Составлю маршрут, поеду искать.

Вильсон помедлил.

– Карты есть? Если подождешь десять минут, я тебе скину.

– Вот за это спасибо, – Илья поднялся. – Я пока зайду к Мартине. Вдруг она что-то слышала…

Вильсон тяжело поднялся и принялся рыться в распечатках.

– Вряд ли она чем поможет. Только разбередишь. Ее Лили ведь уже десять лет как пропала. И они тоже искали…

– Может, все-таки что-то вспомнит. Попробуем действовать вместе.

Вильсон с сомнением посмотрел на него и пододвинул к себе микрофон.

* * *

В комнате было темно. Где-то капала вода. Пахло лекарствами и восстановленным воздухом. Гудел трансформатор.

Голова у Тимура раскалывалась. Во рту стоял металлический, похожий на кровь привкус. От жесткого матраца ныли все кости. Он не дома: это-то он сразу понял. Дома пахнет по-другому, и отец вечно что-нибудь напевает. Хотя, может, он тоже спит…

Он хотел позвать отца – и тут вспомнил. Отца не было. Отец давно умер.

Тимур чуть двинул шеей – и виски пронзила боль. Нет, резких движений делать нельзя. Он осторожно вернул голову в прежнее положение и принялся думать. Где он может быть, если не дома?

И тут в мозгу как будто щелкнуло, и все вернулось: люди в космопорту суетятся, кричат друг на друга, они с тетей Эйлой стоят в углу, она его прижимает к себе и смотрит на скатывающуюся с эскалатора толпу огромными глазами. Прижимает его к себе все крепче, Тимуру уже больно, а она ничего не чувствует…

Наверное, уже началась эпидемия. Поэтому они все тут лежат. Это изолятор. По ногам побежали мурашки от неподвижности – захотелось дернуть ступней, согнуть коленку. Тимур напружинил ногу и попытался сбросить одеяло.

Нога не двигалась.

Тимур попытался приподнять руку – но не мог даже сообразить, где она и как лежит. Он не чувствовал собственного тела. Еще раз Тимур попробовал шевельнуть шеей и толкнулся виском в жесткую стенку. Он что, в шлеме? Неужели уже закончился кислород?

– Эй, – тихонько позвал он, но из горла, стянутого болью, вырвался хрип. Тимур попытался облизать пересохшие губы и не смог двинуть языком. Весь рот занимала какая-то гладкая металлическая штуковина, и горло тоже было перекрыто – дышать можно, но сглотнуть нельзя и говорить тоже никак. Сердце заколотилось, хотелось подскочить на кровати и вопить, пока не прибежит тетя Эйла. С ним бывало такое раньше, после гибели отца.

Борясь с паникой, Тимур распахнул глаза, но ничего не увидел. Вокруг него стояла тьма. Сердце забилось о ребра, воздуху не хватало. Может, он умер и его похоронили заживо?

Но паникой можно только навредить, сказал он себе. Усилием воли Тимур заставил себя расслабиться. Главное – сохранять хладнокровие. Он выберется из могилы, даже если придется рыть землю ногтями.

Тимур постарался дышать ровнее. И тут его осенило. Это очередной кошмарный сон, просто в этот раз он не может проснуться. На самом деле ему ничего не угрожает.

Но что-то внутри говорило, что это не так. Может, Тимур и новичок в этих делах, но он не сумасшедший. Он в состоянии отличить сон от действительности.

От этой мысли все внутри завертелось со страшной скоростью. Неужели его снова похитили? Неужели он снова на Боксе? В их подземной клинике, в бункере, о котором знают только немногие посвященные?

Снаружи негромко загудело. Ложе вздрогнуло, и Тимур куда-то поехал. Резкий свет ударил в глаза, ослепил. Сквозь зажмуренные веки на свету зашевелились тени. Заклацали металлом шаги – многотонные, нечеловеческие.

– Он пришел в себя, – затрещал динамик радио.

– Ничего страшного, – ответил второй искаженный помехами голос. – Начинаем.

Усилием воли Тимур заставил себя чуть приоткрыть веки. Свет бил в глаза сквозь неширокий просвет визора. Действительно, на нем был шлем – такой тяжелый, что головой не двинуть. Свет ламп отражался от пластикового смотрового окошка и мешал рассмотреть неясные тени в темноте.

Тимур задышал спокойнее и сосредоточился. Хотелось зажмуриться опять, но он заставил себя смотреть, чтобы глаза привыкли к свету. За полупрозрачным пластиком визора лампы над ним были как у зубного врача в кабинете. Но зубы ему лечить не будут, это точно.

Если он снова на Боксе, то он постарается дорого продать свою жизнь.

Кровать дернулась и двинулась снова. Снаружи начало темнеть: ложе медленно въезжало в освещенную изнутри красными огоньками полость. Биоанализатор. Ну что ж, сказал Тимур сам себе. Остается надеяться, что на атомы его никто не разложит.

Огоньки внутри анализатора начали разгораться, бросая красноватые тени. Тимуру было видно собственный нос и округлую крышку, утыканную дрожащими лампочками. Запахло озоном. Двинуться он по-прежнему не мог.

Тимур смотрел вперед на медленно движущуюся полосу зеленоватого света. На мгновение она ударила по глазам и тут же прошла дальше, исчезла за краем визора. Запах усилился – незнакомый запах, похожий на сгоревшую проводку.

И тут он вспомнил.

Сгорбленная фигура среди древних развалин в старом поселке. Обещает увезти их с Сумитры, далеко-далеко на своем корабле. Вот Кира и Орландо уходят прочь, как автоматы, не оглядываются. Вот грузовичок, старик распахивает дверь, с улыбкой указывает на продавленное переднее сиденье. Новенькая маска, пахнущая лекарством и вот так же – паленой проводкой. Тимур вспомнил, как пришел в себя уже в машине, связанный по рукам и ногам, и как старик остановился посреди дороги и снова пихал ему в лицо эту маску и ругался на какого-то донора. И снова забытье.

Тимур напрягся. Кто бы они ни были, просто так они его не возьмут.

Он напружинился, сжал зубы. Отец учил – всегда ставь себя на место нападающего. Но как поставить себя на место дряхлого, выжившего из ума старика?

Тимур напряг горло, пытаясь заговорить, замычать. Напружинил руки и ноги, но по-прежнему не чувствовал собственного тела. Ничего! Он найдет способ вырваться отсюда.

Внутренность анализатора залил голубоватый свет. Он разгорался все ярче, сильней; Тимур зажмурился, но даже сквозь веки ему было видно обрамленный черным прямоугольник визора и пупырчатую внутренность капсулы.

Сквозь помехи донесся низкий механический голос:

– Больно не будет. Лежи спокойно. Потом пойдешь гулять.

Тимур беззвучно напряг обездвиженное горло: А домой вы меня отпустите? И тут же услышал отразившийся от стенок шлема высокий без выражения голос:

– А домой вы меня отпустите?

Механический голос помедлил.

– Конечно. Тебе дадут мороженое. Для заморозки. А потом отпустят. Пойдешь куда глаза глядят.

– А кто-нибудь еще болен? – мысленно произнес Тимур, слушая повторяющий его слова механический голос. Голубоватое сияние разрасталось, слепило сквозь закрытые глаза.

– Пока еще нет, – ответил голос. – Потом.

Снаружи зазвенели звонки, запищали приборы. Кровать поехала снова, стало темно.

Тяжелые шаги – как сошедший с пьедестала каменный памятник – сотрясли постель и отдались дрожью в капсуле. Тихо загудел мотор. Щелкнули застежки, и невидимые руки стянули с Тимура шлем. Отросшую челку шевельнуло сквозняком.

Сбоку из темноты надвинулась тень и склонилась над Тимуром. Бедро кольнуло, как будто иглой. И сразу мысли начали путаться.

Сопротивляясь сну, Тимур напряг веки, стараясь запомнить происходящее. Темный силуэт заполнил поле зрения, нагнулся над ним.

Проваливаясь в забытье, мальчик беззвучно кричал, не отводя взгляда от отсвечивающего металлом корпуса, склонившегося над капсулой. Мутно-красные видеокамеры глаз сверлили его, искусственные конечности протянулись, поршнеобразные пальцы взялись за шлем. На оплетенной проводами стальной груди существа был намалеван фломастером красный крест.

* * *

– Ты чаю-то выпей.

Илья плохо видел от усталости в полутьме грузового ангара, давно переделанного под жилье. Перед сощуренными глазами маячило широкое пятно – Мартина, мать Лили. Девочки, пропавшей десять лет назад.

В руку ему ткнулась кружка с еле теплым жиденьким чаем. Он кивнул и отхлебнул из вежливости. Кроме Мартины его теперь никто не смог бы понять.

Пятно перед глазами отдалилось. Он пил чай и смотрел, как огромная Мартина в светлом самодельном балахоне – одежды ее размера в магазинах не было – тряся валиками жира, тащит к нему крепкий транспортировочный ящик. Вильсон ей их порядочно натаскал из грузового дока. Только они и могли выдержать ее вес.

Задыхаясь, она опустилась на ящик перед ним, подхватила с пола свою кружку с чаем и подалась вперед, уперевшись пухлым локтем в неохватное колено.

– Рассказывай, – потребовала она.

Пока Илья говорил, он вспоминал новые подробности. Как упорно Тимур их уверял, что они не ходят за Купол. Может, и правда не ходят? Но ведь он же сам учил Тимура: правда, повторенная трижды, превращается в ложь…

– Я-то думал, что его знаю, – жаловался он внимательно слушающей Мартине. – Конечно, в этом возрасте у всех тайны. Мы просто не ожидали, что он так… отреагирует… – он замолк.

Мартина кивнула.

– С Лили было не так. – Она произнесла имя дочки легко, как будто ни на секунду не переставала его произносить – в уме, ночами, в подушку. – Мы… поругались. Она всегда была сама себе голова. Хлопнула дверью, сказала, что сбежит отсюда, что вернется на Землю, – она помолчала, глядя в чашку. – Что жить так, как я, она не хочет. Я не приняла ее слова всерьез, конечно. Кто… кто на корабль несовершеннолетнюю одну пустит, – выдохнула она и отвернулась, прикрывая пухлой рукой лицо.

Илья не успел ничего ответить, а Мартина уже повернулась обратно, губы ее дрожали и кривились, но она продолжала:

– Потом больше года встречала все корабли, всех спрашивала. На борту никто ее не видел. Никуда она не улетела. Она тут пропала. Погубили ее злые люди…

Илья кивнул с сочувственным лицом, держа чашку обеими руками, и огляделся в полумраке.

Замызганный пол, давно не мытый, в углу неубранная несвежая постель, одеяло валяется на полу. В углу несколько пустых кошачьих мисок с присохшими остатками еды.

Мартина помедлила, глядя перед собой заплывшими глазками.

– Я знаю, – тихо заговорила она, – что Лили жива. Что она тут. И я тут останусь, пока не найду ее. Или найду, или помру.

Илья кивнул. Муж Мартины, отец Лили, через пару лет после пропажи девочки уехал с Сумитры. Не выдержал. А Мартина осталась.

Ей пришлось уволиться с комбината: работать она уже толком не могла. Уставала через пять минут, путалась, запиналась, бессмысленные глаза застилали слезы. А у кого поднимется рука списывать человека на Землю за полгода до ранней поселенческой пенсии? С подачи Вильсона придумали ей занятие в космопорту: сгребать мусор в пакеты, подбирать брошенные отлетающими в космопортовском кафе обертки из-под булочек и бутербродов. И все толстела, словно тащила на себе груз своей потери.

Он поднял голову и вздрогнул. Мартина смотрела на него в упор. Подалась вперед, обтирая потную ладонь о подол балахона:

– Дать тебе чего-нибудь болеутоляющего?

Он жестом остановил ее:

– Не трать зря. На меня таблетки не действуют.

– Да ну? – Мартина замерла, перевела взгляд на аптечку и обратно на Илью. – Чего так?

Илья пожал плечами.

– С дозировкой как-то напутал. Еле откачали, – вдаваться сейчас в детали давнего похищения Тимура не хотелось. – Тебе самой пригодится, – одним глотком влил в горло безвкусный чай и подал ей кружку.

– Пойду искать, – сказал он ей. – Кто знает… Может, и о Лили что услышу.

Она кивнула.

– Мой-то тоже собирался. Искать девочку нашу. Но… – она вздохнула, – тогда он ничего не добился, а теперь и подавно. Столько людей надо спасать, куда там одного ребенка…

Голос ее дрогнул. Она опустила глаза. Илья протянул руку и погладил ее по заплывшему запястью.

– Я его найду. Я успею.

Стены рифленого железа сотряслись от рывка входной двери. Желтоватый свет залил ангар. Тяжелые шаги Вильсона раздались за спиной Ильи. Рука легла ему на плечо.

– Вот, карты принес, – негромко сказал Вильсон. – Наши карты, рабочие. Садись, помогу маршрут составить.

– Спасибо, – глухо ответил Илья.

Он поднялся и с пустой кружкой в руках подошел к самодельному столу с терминалом и включенным монитором. Вильсон протянул руку. Илья провел пальцами за ухом, нащупал вход во вживленный под кожу черепа эметтер и вытянул из разъема карту памяти. Обтер ее пальцами, прежде чем отдавать. Вильсон повертел карту в руках, вставил в планшетку, провел рукавом по пыльному до непрозрачности монитору. Глаза его ритмично забегали по ожившему экрану, вызывая страницы.

Илья послушно сидел и ждал, оглядывая помещение. Катышки пыли и обрывки каких-то бумажек на полу, кажется, лежали на тех же местах с того времени, когда он был тут в последний раз. Мартина громыхала грязной посудой в раковине и медленно ставила на тусклую, в нитях паутины, решетку блестящие от воды и неотмытого жира тарелки.

– Вот, – Вильсон откинулся в шатком выцветшем кресле. – Смотри внимательно. Я ее тебе уже установил.

Илья перегнулся через стол, щурясь от головной боли. На мониторе стояла топографическая карта их городка, комбината и обоих космодромов. Он прикоснулся пальцем к экрану, разворачивая изображение.

– А что тут? – глухо спросил он. Обтирая короткие пальцы о захватанную тряпку в клеточку, Мартина подошла и заглянула на экран. Усмехнулась.

– Пятидесятый километр. Где живет миллионер этот так называемый. Владелец частного космодрома.

Вильсон кивком подтвердил ее слова.

– Миллионер ли он вообще – это большой вопрос. Якобс его фамилия. Голландец, что ли. В городе его видели пару раз. Живет, как сыч, с женой и обслугой. Он только в магазин выбирается, просроченные продукты по дешевке скупает. Говорит, так для охраны окружающей среды полезней.

Илья одной рукой отвел волосы от уха, на ощупь всунул карту в щель эметтера. Подключился и проверил закачанные только что файлы. Перед глазами, застилая неряшливую внутренность ангара, встала разноцветная трехмерная топографическая карта. На ней Вильсон уже проложил несколько вариантов маршрута. Все они лежали в стороне от старой дороги, ни один не вел на пятидесятый километр.

Мартина добавила тихо:

– Я раньше думала, он скряга, а теперь понимаю: он просто бедный… разорился давно уже. Когда нашу Лили… – она запнулась и посмотрела на экран неподвижными сухими глазами, – когда она пропала, он нам помогал ее искать. Сам на своем транспортере мертвый лес прочесывал. Но что он знает… так, нелюдим. Неудачник. Не нашел он ее.

Вильсон жестом остановил ее.

– Этот старый голландец, Якобс, совсем из ума выжил, но я-то не сумасшедший. Я тогда внимательно наблюдал за его реакцией. Он ничего не знал ни о Лили, ни о ком вообще. Пригласил меня внутрь – я обалдел: дом дыра дырой, а терминал – у нас в порту такого нет. Последние копейки на технику тратит, – Вильсон внимательно смотрел на монитор, на котором росла зеленая полоска загрузки данных. – Я так думаю – может, он и был раньше миллионером, но давно разорился. И база на темной стороне Киака была его, а теперь она законсервирована. – Вильсон нажал кнопку. Карта выскочила из отверстия блока памяти. Он бережно взял ее двумя пальцами и протянул Илье. – И корабль этот его на пятидесятом километре – честно говоря, я очень сомневаюсь, что он вообще существует. Наверняка уже давно продан за долги.

Илья кивнул, не вслушиваясь.

– Я машину пока возьму? – оглянулся он на Вильсона.

Вильсон кивнул и протянул ему тяжелый длинный сверток, завернутый в брезент и перевязанный отрезанным электрошнуром с болтающейся на конце трехразъемной вилкой. Илья принялся было развязывать шнур, но Вильсон бросил взгляд на Мартину и сделал знак: не надо. Илья понял, протянул Вильсону руку. Они обнялись.

– Если есть фотография Лили, покажи мне, – предложил он Мартине.

Она полезла под ржавую железную кровать в углу, достала старую полуразвалившуюся коробку из-под обуви. Вынула из нее пачки бумажек, открыток, перебрала их все и с самого дна нерешительно вытащила небольшую фотографию. Поднялась и стояла с ней в руках у выхода.

Илья шагнул к двери, протянул руку. Она неохотно подала ему цветную карточку. Он посмотрел.

Девочка лет пятнадцати надменно смотрела в объектив, прищурившись и поджав пухлые губки. Светленькая, миленькая. В этом возрасте они все на одно лицо.

– Пошел я, – он сунул ей карточку и выбрался наружу, в слабый дневной свет. Сжал сверток с излучателем и зашагал вперед, не оглядываясь.

Загрузка...