Астрофобия

Часть 4. Сцилла и Харибда

Сразу два рискованных шага. Паршиво. Я-то предпочитаю не совершать ни одного, если совсем прижмет – один, разбираться с ним, потом двигаться дальше. А тут вот как получилось, и ведь иначе нельзя…

Первым шагом стал шантаж Елены Согард. Шантаж – ненадежный инструмент, использовать его лучше, если других вариантов не остается. В принципе, я мог и отступить, я ведь не верил по-настоящему, что экипажу станции необходимо знать об астрофобии. Это как раз тот случай, когда многие знания – лишние печали. Но все сводилось не к осведомленности масс, на которую мне плевать, а к архивам, которые мне очень даже интересны.

Раньше мне казалось, что главная тайна станции мне известна. И Елена в курсе, что я знаю. Но этот факт ее не тронул, а как дело дошло до архивов, она занервничала. Ну и что там может быть такого? Как ни странно, вариантов нет даже у меня.

Второй рискованный шаг – это создание места, к которому я привязан. Обычно я такое не люблю, все мои убежища были временными, ни одно не имело принципиального значения. Но сейчас так не получится, мне нужна полноценная лаборатория, чтобы разобраться в сути астрофобии. Как только излучение вернется, необходимо понять его действие – и происхождение. Тут без оборудования не справиться, не факт, что и с ним у меня что-то получится.

Чтобы ускорить процесс, мне пришлось привлечь к делу Миру, у нее был доступ к складу, и она в очередной раз подтвердила, что умеет работать. А вот чего она не умеет, так делать это молча. Хотя у каждого свой интерес, мне ли ее осуждать?

Она начала засыпать меня вопросами в момент, когда я дал ей первое поручение. Не знаю, чего она больше хотела, подстраховаться или приручить меня. Мне было все равно, ее вспышки любознательности я попросту игнорировал.

Увы, Мира оказалась обучаема, причем быстро. Она больше не выдавала до пятидесяти вопросов в минуту, а внимательно за мной наблюдала. Я же в это время не просто конструктор собирал, мне нужно было создавать новое оборудование из старых компонентов. Порой этот процесс увлекал меня настолько, что Мира научилась не только замечать мое состояние, но и активно пользоваться им. Она в такие моменты задавала вопросы как бы между делом, а я отвечал ей до того, как успевал заметить неладное.

– Ты получал удовольствие от убийства как такового?

– Только определенных людей, – отвлеченно отозвался я, пытаясь понять, почему у меня микросхема не подсоединяется.

– Тех, которых ты убивал долго?

– Да.

– А остальных?

– Они остались бы живы, если бы не путались у меня под ногами.

Впрочем, я тоже обучаем, очень скоро я перестал попадаться на ее трюки. Но Мира к этому моменту выучила новые.

– Ты уничтожил всю информацию о себе, но кое-что я и так знала из открытых источников, – отрапортовала она. – Например, список твоих главных жертв – ну этих, знаменитых. Я начала искать информацию о них, в архивах многое сохранилось!

– В архивах они остались праведниками, – безразлично заметил я.

– Учитывая, что ты одному из них легкие через ребра протянул, скорее, мучениками… Но я и в это не верю. Да, официально репутация у них была безупречной… Ну, кроме сектанта, про него все знали, что он конченый.

Ты даже не представляешь, насколько…

Но и об этом я говорить не стал.

– А вот если копнуть поглубже, с каждого из них быстренько слетает нимб, – продолжила Мира. – Их подозревали в разном: сделках с пиратами, торговле людьми, других извращениях… Это ведь было правдой, не так ли? Хотя бы отчасти?

Это сильное преуменьшение правды, о которой я вспоминать не хочу. Даже теперь, когда Мира трещит об этом, сама не понимая смысл собственных слов, мне все сложнее отстраняться. Перед глазами проплывает изуродованный космосом труп за иллюминатором, кровь, растекающаяся через специальную систему желобов по изящным хрустальным бокалам, тот проклятый стерильно-белый кабинет, в котором я исчезаю… Но про это знаю только я. Про то, что я кое-кого на запчасти разобрал – чуть ли не вся галактика.

Мира, до этого казавшаяся праздно любопытной, вдруг запнулась, наконец-то отвела взгляд. Но смутил ее не я – я-то все время пялился на нее одинаково. Похоже, ее кольнули собственные мысли.

– Ты ведь преследовал их не потому, что они плохие люди… – тихо произнесла она. – Они что-то сделали с тобой, не так ли?

Правая рука будто сама собой сжалась в кулак. Дурацкая привычка, конечно, никак не могу от нее избавиться. Но Мира не заметила, а отвечать ей я и не собирался.

Обычно она быстро понимала, когда я совсем не настроен разговаривать, и отступала. Но тут она нанесла удар, которого не ожидал даже я:

– Как ее звали?

Да уж, она застала меня врасплох, и я не сумел это скрыть. Я пытался понять, откуда ей может быть известно, этих данных даже не было в том досье, которое я удалил… Но потом до меня дошло: Мира ничего на самом деле не знала. Она удачно угадала. Она не дура, разобралась, что я вряд ли стал бы устраивать охоту длиною в жизнь из-за себя одного.

Она просто предположила, и я должен был молчать, а молчать не получилось. Не из-за Миры. Мне показалось, что даже сейчас темные заплаканные глаза смотрят на меня – через годы и пустоту космоса. Они бы не простили мне молчание, потому что молчание порой – это отречение.

– Кристина.

Я ничего не пояснил, дал Мире шанс все испортить. Сейчас она начнет гадать, кем была Кристина в моей жизни, перечислять варианты один глупее другого, вроде возлюбленной или дочери. Вот тогда исчезнет это потустороннее чувство, будто она влезла мне под кожу.

Однако Мира замолчала и в тот день не произнесла больше ни слова.

Зараза…

Должен признать, ее неуклюжая стратегия понемногу работала. Я стал замечать, что мне не так уж сложно говорить с ней. Ну, не она первая, с Соркиным я тоже нормально общался, пока он истерично не объявил меня монстром и с лицом униженным и негодующим умчался непонятно куда. Полицию на меня не вывел – и на том спасибо. Я прекрасно понимал, что Мира претендует на совершенно не нужную мне роль друга. Я убеждал себя, что все под контролем и в определенный момент я сумею ее остановить. Я ведь все равно знал ее главную тайну, это дарило хоть какое-то чувство контроля.

До сих пор не понимаю, почему мне даже нравилось отвечать ей. Может, потому, что в такие моменты я ни в ее, ни в своих глазах не был чудовищем.

– Я как-то читала, что ты жестоко пытал ребенка, – сказала она. – Это правда?

– Если речь идет о сыне федерального судьи Лазаренко, то да. Он умер не быстро.

– Почему? Про судью говорили, что он продажный, что он отпустил больше преступников, чем посадил… Но ребенок?

Вот тут мне бы промолчать, и раньше я промолчал бы. Но я видел свое отражение в глазах Миры, и мне не нравилось считать этого человека детоубийцей.

– Ребеночку было тридцать пять лет, и он носил на спине ручной миномет. Не у каждого мальчика есть такие игрушки.

– Что? – опешила Мира. – Но… это же не ребенок!

– Это ребенок судьи. Его сын. Статьи – это всегда вопрос формулировок.

– Понятно… Послушай… А если бы не то, что вынудило тебя стать таким, кем бы ты хотел стать? Чем бы занимался?

Вот тут я сообразил, что и так наговорил слишком много, и демонстративно отошел от нее. Мне действительно нужно было наладить антенну, так что Мира оставила меня в покое.

Я промолчал – но я не мог не думать о ее вопросе. Чего бы я хотел, если бы со мной не случилось то, что случилось? Если бы у меня действительно когда-то была свобода выбора?

Пожалуй, просто лететь вперед и видеть то, чего не видел никто. Да, заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас.

У судьбы определенно есть чувство юмора.

Найти его оказалось непросто, но Сатурио знал, что так будет, и отступать не собирался. Дело было не только в долге полицейского – и не столько в нем. Просто кочевника все больше раздражало, что на его территории, рядом с его семьей свободно разгуливает террорист, которого давно следовало бы казнить. Так что, когда отец сказал, что охота на Гюрзу снова стала приоритетом, Сатурио почувствовал: на этот раз все получится.

Для начала он попытался следить за Мирой Волкатией. В том, что эта девица связана с Гюрзой, кочевники давно не сомневались. Но она уходила от слежки с неожиданным умом, да и ее подчиненные не могли толком объяснить, где ее носит. Сатурио даже подумывал о полноценном допросе, однако быстро отказался от этой идеи. Вряд ли Гюрза по-настоящему ей доверяет, если он узнает, что ее задержали, он тут же скроется. Да еще и отомстит за нее – не потому, что она ему нравится, а из принципа.

Нет, чтобы подобраться к этому змею незаметно, нужно было действовать осторожно. Сатурио пришлось засесть за архив станционного компьютера. Всю эту нудную работу с изучением данных, сравнением цифр и высматриванием мельчайших деталей не любит никто, для кочевников же, с их бурлящей энергией и звериной яростью, это и вовсе становилось пыткой. Когда братья и сестры узнали, чем он занят, они начали коситься на него как на умалишенного – и не без оснований. Они бы ему не помогли, но Сатурио и не звал их на помощь, он все хотел сделать сам.

Сначала он обнаружил, что инвентаризационные списки склада недавно редактировались. Похоже, оттуда забрали немало деталей… При этом технический отдел никаких серьезных работ не проводил. Получается, это Гюрза начал строить нечто крупное?

А для такого нужны не только детали, нужно еще и место. Гюрзе пришлось бы отключить камеры и датчики на участке строительства, однако это система заметила бы. Куда более безопасным вариантом было закольцевать показания, скормить их системе, сделать вид, что в этой части станции по-прежнему никого нет.

Тогда для Сатурио и начался самый сложный этап работы. Ему приходилось часами всматриваться в изображение пустых полутемных коридоров и залов с оборудованием. Люди туда не спускались, нужды не было. Само это техническое пространство оказалось слишком огромным, чтобы его обходить. Оставалось лишь смотреть и искать указания на подмену. Зверь внутри Сатурио сходил с ума, требовал охоты, но пока это стало бы лишь потерей времени. Упрямство в кочевнике побеждало ярость, он этим всегда славился. Он чувствовал: цель уже близко, нельзя отступать, иначе Гюрза и дальше будет верить, что это его территория!

Наконец подходящий участок обнаружился. У Сатурио не было никаких гарантий, что Гюрза оборудовал свое логово именно там. Но кочевник должен был признать: если бы ему самому понадобилось укрытие, он бы лучшего места не нашел. Они с Гюрзой были по-своему похожи… Это раздражало.

Сатурио нужно было решить, что делать дальше. Позвать братьев и сестер? Можно, и следовало бы, и он знал, что они пойдут за ним, даже если он не найдет доказательств того, что прав. Но будет ли от этого толк? Как ни странно, нет. Они уже один раз вышли на убежище Гюрзы благодаря наводке того пилота, а серийный убийца все равно ускользнул. Какой смысл в сильной толпе, если ее так легко заметить?

Тогда Сатурио и понял: он должен сделать все один. Это его охота… да и его будущая слава, что скрывать. Он выследил зверя, теперь он должен зверя загнать и убить. Он не сомневался, что справится. Во-первых, человек никогда не победит кочевника на космической станции, все это знают. Во-вторых, даже среди своих братьев и сестер Сатурио был сильнейшим, поэтому отец и сделал его первым помощником.

Он обязан справиться.

Он ушел, никого ни о чем не предупреждая. Наивным дурачком Сатурио не был, он подготовился, взял привычный набор оружия – от миниатюрных лазерных гранат индивидуального поражения до набора ножей, с которыми управлялся лучше, чем любой другой Барретт. Кроме того, он задействовал АЗУ, а это тоже серьезное оружие. Любая попытка проанализировать ситуацию приводила к одному и тому же выводу: у Гюрзы нет шансов. Правда, память предательски подкидывала образ искалеченного, изуродованного полицейского, который первым поймал серийного убийцу. Но Сатурио заставил себя не думать об этом. Тот неудачник сам виноват, да и вообще, он ведь человек, это совсем другое!

Сатурио был достаточно опытным полицейским, чтобы проигнорировать свой страх, даже не подавляя до конца. Он двигался по коридорам так, как двигался бы при любой другой охоте. Он заставил себя поверить, что его цель не имеет значения, он все равно победит.

Первые подтверждения своей правоты Сатурио заметил издалека: в техническом зале просматривалось куда больше оборудования, чем предполагалось проектом. Гюрза строил здесь что-то большое и сложное. Сатурио не мог понять, что именно, да это было и не важно. Хорошего от серийного убийцы все равно ожидать не приходится.

Движения впереди не было, звуков – тоже, кроме равномерного гула работающего оборудования. Возможно, Гюрза и вовсе далеко сейчас, тогда можно будет устроить на него засаду. Или, как вариант, он затаился, и Сатурио не следовало бы соваться туда, но поступить иначе он не мог.

Вот только все неожиданно оказалось сложнее и одновременно проще. Когда кочевник добрался до основного зала, Гюрза вышел к нему сам.

Убийца вел себя так, будто ничего особенного не происходит, он и не собирался таиться. На нем не было никакого грима, никакой маски, одежда самая обычная: не комбинезон, а ботинки с высокой шнуровкой, плотные темные брюки, черная рубашка с закатанными до локтей рукавами, в таком механики тоже иногда работают. А еще этот наряд позволял мгновенно определить, что оружия у Гюрзы с собой нет, по крайней мере, серьезного. На что этот псих вообще надеется?

Ну, на что-то он точно надеялся… Они сейчас стояли в одном зале, на незначительном расстоянии, друг напротив друга, и все равно Гюрза выглядел как человек, у которого все под контролем. Вид у него было невозмутимый, равнодушный даже. Сатурио, обычно неплохо считывавший людей, не мог понять, о чем думает его будущий противник и что чувствует. Это раздражало.

Но преимущества все равно были за кочевником. Превосходящая физическая сила, оружие, АЗУ, в конце концов… Если раньше хоть какая-то интрига сохранялась, то теперь все стало очевидным. Так почему же не уходит этот проклятый страх?

Молчание, воцарившееся в зале, стало почти осязаемым, холодным и густым, как утренний туман на бесконечно далекой Земле. Сатурио не выдержал первым:

– Почему ты не ушел? Ты ведь знал, что я приближаюсь, не так ли?

– Разумеется. Но я узнал, когда ты подошел достаточно близко, это достижение. К сожалению, я не ждал от тебя такого ума, нетипично для кочевников.

– Что насчет моего первого вопроса?

– Я не ушел, потому что мне нужно все это, – Гюрза обвел взглядом окружавшее их оборудование. Сатурио понятия не имел, для чего оно предназначено, да и не интересовался этим. – Оно нужно мне сейчас. Поэтому меня устраивают только два варианта.

– Надо же, даже два? Я думал, только моя смерть!

– Это один из вариантов. Убить тебя и перенести тело подальше отсюда. Твои братья и сестры намного глупее, они будут искать меня там, где нашли твой труп.

И снова это проклятое чувство холода внутри… Почему, с чего вдруг? Гюрза ведет себя как типичный маньяк-убийца, его не нужно воспринимать всерьез – и уж точно не нужно бояться!

Однако, сколько бы Сатурио ни повторял себе это, слова не работали. В Гюрзе все-таки было что-то особенное, как будто тень всех его прежних убийств, маячившая за его спиной…

Чтобы отвлечься от этого раздражающего, совершенно неуместного перед боем чувства, кочевник спросил:

– А какой же второй вариант? Первый был ожидаем.

– Второй вариант – ты добровольно вколешь себе коктейль препаратов, которые лишат тебя памяти. Ты забудешь последние сутки, но усвоишь, что за мной лучше не шляться.

– Зачем тебе это?

– В других обстоятельствах я бы просто убил тебя, – пояснил Гюрза. – И ничего не предлагал. Но на ближайшие годы мы все заперты здесь. Людей с мозгами приходится ценить. Это не означает, что я не убью тебя, если ты сделаешь неверный выбор. Я даю тебе шанс, которого раньше не давал никому. Отступи – и ты будешь жить.

Желание поддаться, согласиться, гарантированно сохранить жизнь крепло… Вот только именно оно доказывало: Гюрзу нужно убить здесь и сейчас. Сатурио никому не позволял манипулировать собой. Он знал, что этот серийный убийца опасен, но такой власти с его стороны кочевник не ожидал. Как Гюрза повлияет на его братьев и сестер при встрече? Он ведь действительно умнее! Похоже, убийца уже подчинил себе Миру и вовсю управляет ею. Да и оборудование это… Оно точно не на благо станции.

Гюрза должен быть уничтожен, отец не зря отдал такой приказ.

– Если ты предлагаешь варианты, то я тоже могу, – усмехнулся Сатурио. – Или ты сдаешься и идешь со мной в камеру, или умираешь.

– Я переоценил твой ум, – покачал головой Гюрза. – Значит, будет так. Прощай.

Он бросил вперед что-то маленькое, то, что до этого момента прятал в руке. Сатурио напрягся, уже зная, что не успеет отскочить. Он даже теперь не понимал, на что смотрит… Таких крошечных бомб ведь не бывает! А даже если Гюрза ее изобрел, взрыв такой мощности человеку навредит намного больше, чем кочевнику!

Однако устройство оказалось не бомбой. Гюрза бросил на пол электромагнитную гранату последнего поколения: прибор, отключающий любое сложное оружие, хоть дрон-самоубийцу, хоть пистолет. Секундой позже АЗУ завалилось на бок, словно желая доказать: граната сработала.

Это должно было напугать Сатурио, а он почувствовал успокоение. Гюрза вел себя не как темный гений, он был типичным террористом, с такими кочевник сталкивался не раз – и не раз их побеждал. Продолжая снисходительно улыбаться, Сатурио отбросил в сторону любое огнестрельное и лазерное оружие, достал из-за пояса ножи, сжал в обеих руках. Гюрза все это время наблюдал за ним, по-прежнему расслабленный, даже не пытающийся укрыться.

– Ну и на что ты надеешься? – полюбопытствовал Сатурио. – Ты ведь до сих пор безоружен!

На сей раз Гюрза не ответил ему, не словами так точно, однако ответ все равно был. Убийца согнул обе руки под прямым углом, развел в стороны, повернув тыльной стороной предплечья вверх. Секундой позже Сатурио увидел то, что прежде наблюдал только на экране – в документальных роликах о боевых технологиях.

Из правой руки Гюрзы появилась тонкая и острая металлическая спица. Она плавно выскользнула из предплечья, не оставив на пробитой коже ни капли крови, и двинулась вверх, как поднимающийся из земли стебель растения. Как только она вытянулась достаточно далеко, Гюрза перехватил ее указательным и средним пальцами и вытащил из собственной руки целиком. То, с какой скоростью и ловкостью он это проделал, намекало: это привычное для него движение. Одно из многих.

Появление спицы смотрелось настолько завораживающим, что сбило Сатурио с толку, на секунду заставило поверить чуть ли не в магию. Слухи о Гюрзе были правдой, он не человек на самом деле, он демон – ведь только демон мог убить стольких людей… Кочевник тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Нет.

Нет в этом ничего демонического, просто грамотное использование современных технологий.

Сатурио слышал о том, что в теле Гюрзы не хватает нескольких костей – какой-то там несчастный случай в детстве. Ничего особо страшного, такое сегодня легко лечится. Кочевник и предположить не мог, что Гюрза заменил недостающие кости не обычными протезами, а контейнерами, полными таких вот спиц – или чего похуже.

В том, что спицы заряжены ядом, и сомневаться не приходилось: первые янтарные капли появились на острие, как только оружие оказалось в пальцах Гюрзы. Вопрос в том, что это за яд, подействует ли он на кочевника… Да много тут вопросов! Все ли кости убийцы стали своеобразным хранилищем оружия? Разные у него яды или нет? Как он это использует? Сатурио не сомневался, что для такого странного оружия и боевые приемы разработаны особые. Это делало ситуацию куда хуже: противник, действия которого невозможно предугадать, становится лишь опасней…

Нельзя думать об этом. Что бы там ни таскал с собой – или в себе! – Гюрза, он остается человеком, который всегда слабее кочевника. Исход битвы предрешен, ничего не изменится.

Однако страх в душе отказывался реагировать на доводы разума, он разрастался. Сатурио чувствовал: еще немного, и это чувство станет навязчивым, ослабит, собьет привычный ритм битвы. Ожидание оказалось не в интересах кочевника, и он напал первым.

Он надеялся завершить все за пару минут, делал ставку на скорость – и напрасно. Про Гюрзу всегда говорили, что он двигается очень быстро. Но Сатурио даже не сомневался, что это понятное «очень быстро», человеческое, а потому не имеющее значения.

Напрасно… тут многое было напрасно. Нельзя сказать, что убийца добился какой-то особой, недоступной простому смертному скорости. Нет, если отбросить эмоции и оценивать ситуацию здраво, придется признать: человек тоже может быть таким быстрым. Но очень хорошо натренированный, разработавший собственную систему боевых приемов человек.

Гюрза прекрасно знал все свои недостатки: природа не одарила его ни гигантским ростом, ни грудой мышц. Но на космических станциях такие дары были бы не слишком полезны. Судя по всему, убийца давно приучил себя к искусственной гравитации, он свободно дышал сухим и горячим фильтрованным воздухом. Он был ребенком космоса не из-за мутации, как Сатурио, а потому, что не знал жалости к самому себе.

Но восхищаться этим не получалось, потому что такой уровень подготовки делал их битву очень опасной для кочевника. Сатурио пытался ударить – а Гюрза легко угадывал этот удар, уходил в сторону, использовал любое возможное препятствие, чтобы защититься. Он тоже атаковал: в сторону его противника летели те самые спицы, с которыми убийца управлялся пугающе умело. Да и сделаны они были явно из укрепленного сплава, потому что с легкостью пробивали оборудование и даже стены зала.

Со стороны их битва наверняка впечатляла, пугала даже: настолько быстрая, что и не разглядеть, ураган движений, танец черных силуэтов в темноте. Но наблюдать было некому, о происходящем знали лишь двое. Гюрза даже сейчас выглядел невозмутимым, как робот, который существует только для выполнения определенной задачи. Сатурио тоже казался таким – но лишь внешне.

Внутри расползался, укрепляясь, все тот же проклятый страх. Ослабляющий. Мешающий дышать. Не может человек так драться, никак… Гюрза уже знает, как убить, это просто вопрос времени… Кочевник всегда побеждает человека – или не всегда?

Сатурио потребовалась вся сила воли, чтобы отстраниться от мрачных мыслей. Он победит – потому что должен! Вероятно, он все-таки недооценил Гюрзу, ведь легендами не становятся просто так. Только это не критично! Гюрза все равно человек, как бы хорош он ни был. Он устанет, у него кончатся эти проклятые спицы. Он проиграет, потому что должен проиграть, он преступник – а зло должно быть наказано!

Вот только Гюрза, очевидно, не признавал такой вариант справедливости. Уставшим он не выглядел, даже после долгой драки его движения не замедлились, из них не исчезла плавность, свойственная опытным воинам. Что же до спиц – он явно вел в уме подсчет. В какой-то момент он перестал извлекать новые, он использовал те, которые застряли в оборудовании. Он доставал их легко, пальцы ни разу не соскользнули… Спицы находились именно там, где ему нужно. Сатурио казалось, что противник просто промазал, а Гюрза сделал все, чтобы оружие постоянно оставалось у него под рукой. Это лишь дополнило образ демона…

«Он не демон, никакой не демон, – упрямо и зло повторял себе Сатурио. – Просто вертлявый человек, он тоже допустит ошибку!»

– Не думал, что по-новому взгляну на вязание! – небрежно бросил кочевник. – Но ты умеешь устраивать шоу!

Ему нужно было вывести Гюрзу из этого ледяного спокойствия – сразу по многим причинам. Легкие человека приспособлены к жизни на станциях хуже, чем легкие кочевника, если дыхание убийцы собьется, он замедлится, утратит хотя бы часть своей необъяснимой скорости. Да и потом, ответ, любой ответ, развеял бы ощущение того, что Гюрза на самом деле то ли робот, то ли демон…

Однако Гюрза упрощать жизнь сопернику определенно не собирался. Он не то что голос не подал, он вообще никак не отреагировал: не изменилось выражение лица, взгляд оставался все таким же застывшим, темным, ничего не выдающим раньше срока. Сатурио хотел сделать лучше – а получилось хуже: он сильнее разозлился сам, и даже ему сложно было не поддаваться гневу, усиленному страхом.

Он должен был все завершить так, как надо, слишком много оказалось на кону! Не важно, что Гюрза еще не ранен, да и уставшим не выглядит. Он просто хороший артист, но вечно притворяться он не сможет. Сатурио ждал ошибки противника, той самой идеальной возможности нанести удар – и все-таки дождался.

Ошибка Гюрзы была не очевидной, просто неудачный выбор направления. Кто-то другой и вовсе упустил бы это, а кочевник сориентировался мгновенно. Он резко сократил расстояние между ними и ударил – вогнал нож по самую рукоять, почувствовал, как по руке хлынула горячая кровь… Он победил!

А секундой позже Сатурио встретился взглядом с все такими же холодными, в этот миг – абсолютно змеиными глазами Гюрзы. Человек, погибающий из-за собственной ошибки, должен испытывать шок, отчаяние, неверие, боль… Разве нет?

Гюрза, может, тоже испытывал бы, если бы допустил ошибку. Только вот он ничего не допускал. Понимание уже полыхало внутри пожаром, Сатурио отстранялся от него, сколько мог, и все равно был вынужден признать…

Он думал, что использовал ошибку противника, а вместо этого попал в западню. Гюрза сам подставился под удар, выманивая его ближе, лишая свободы движения, одурманивая ложным триумфом. Ради победы над противником, которого победить невозможно, он пожертвовал ребрами и легким, но это было уже не важно. В таких битвах на кон ставится все – и победитель может быть только один.

Сатурио успел подумать об этом за миг до того, как почувствовал стальную спицу, пробивающую основание черепа.

Больно почему-то не было.

Сначала Мира все ждала подвоха. Не может же быть так, чтобы он просто пригласил ее на свидание! В прошлом Рино уже следил за ней и сдал ее кочевникам. Теперь он только вышел из тюрьмы… вдруг ему хочется как можно скорее выслужиться перед полицией, вот он и предложил Мире познакомиться поближе? О ее связи с Гюрзой известно не всем, но уже и не только ей.

И все равно она согласилась. Ей было любопытно, да и потом, в любой угрозе лучше разобраться сразу, а не трусливо оставлять за спиной.

Поэтому Мира пришла в зону отдыха, в один из тихих, уютных ресторанов. Интерьер вполне удачно имитировал террасу, увитую плющом, играла приглушенная музыка, и можно было не думать, что происходит совсем близко, на этих же неоновых улицах… Отдельные зоны для таких ресторанов и кафе выделять не стали, они пользовались у обитателей станции куда меньшей популярностью, чем клубы и бордели.

– Ты смотришь на меня так, будто мне от тебя что-то нужно, – заметил Рино, потягивая вино из запотевшего бокала.

– А разве нет?

– Только приятное общение. Ты мне сразу понравилась, и я решил сделать шаг назад, к этой точке.

– Несмотря на?..

– Несмотря на твое потенциальное общение с Гюрзой? Да. Я бы на твоем месте в таком мараться не стал, но у тебя наверняка есть причины для подобного решения. Просто мне про это не говори.

– То есть, тебе нужна я – без сведений о нем как бонуса? – недоверчиво уточнила Мира.

– Это хреновый бонус. И да, только ты. Скажу честно: на Земле все было бы иначе, ну и на любой другой цивилизованной территории тоже. Но здесь события последних дней показали, что одиночкам проще только умереть. Если жить хочется, нужны союзники. Я стал думать, кому смог бы доверять – и на ум пришла только ты.

– Я не одна.

– Я не думаю, что Гюрза тебе друг. А я могу им быть.

Тут Рино был по-своему прав… Другом Гюрза не был – ни ей, ни кому бы то ни было. Потому что не хотел. Мира прекрасно ощущала ту стену, которой он себя окружил. Причем, если бы они жили в каком-нибудь сентиментальном романе, она бы наверняка очаровалась этой стеной, постаралась бы разрушить, чтобы убедиться: под этой броней Гюрза – нежный цветочек, который просто хочет любви…

Но Мира ни на миг не забывала о реальности. В эмоциональном холоде она видела лишь скотство, причем эгоистичное. Человек с нежной душевной организацией не сотворил бы то, что сотворил Гюрза – и не прожил бы так долго. При этом Мира уже убедилась, что он не из тех отморозков, которые наслаждаются только кровью и смертью. Да, с ним что-то случилось, то, что сделало его таким… Но Мира к этому отношения не имела. Она вполне спокойно приняла тот факт, что им с Гюрзой суждено стать вынужденными напарниками.

Рино – другое дело. Он обычный человек, симпатичный во многих отношениях, начиная с самого простого. В его прошлом не было никаких жутких тайн, он не таскает с собой полный набор душевных травм – и это замечательно! Среди типичной публики «Виа Ферраты» он казался столь необходимым глотком свежего ветра.

Мира и сама не заметила, как начала улыбаться ему, потом и смеяться вместе с ним. Просто есть такие люди, с которыми легко, и Рино определенно оказался из их числа. Это не значит, что она мигом растеряла бдительность и готовилась рассказать ему все свои секреты. Нет, грань того, о чем говорить можно, а о чем – нельзя, Мира обозначила раз и навсегда. Но она уже знала, что на второе свидание согласится…

Да и эта встреча могла закончиться неожиданно и очень многообещающе. Теперь, когда Мира расслабилась рядом со своим собеседником, она вполне допускала такой вариант. Рино де Бернарди не зря годами входит во всевозможные списки самых завидных холостяков – публика такое любит. Он умеет быть привлекательным, не стараясь. Конечно, Мира никогда не относилась к тем, кто оставлял в своей комнате его трехмерные изображения, она даже не думала, что им доведется так общаться. Но вот они оба в Секторе Фобос, здесь в любой момент можно погибнуть или сойти с ума. Жизнь вынужденно становится быстрой и короткой, почему бы не добавить в нее очередное приключение?

Так что вечер мог стать прекрасным, но пришла проститутка и все испортила.

Обслуживание клиентов разрешалось строго на территории борделя – по крайней мере, по правилам, Мира не сомневалась, что на «Виа Феррате» встречались те же нарушения, что и на других станциях. При этом нарушения, как и положено, скрывались. Если же механические труженицы борделей свободно разруливали по улицам, значит, хозяйка просто послала их рекламировать товар лицом… или, скорее, телом.

Но при таком раскладе куклы ни к кому не приставали, просто бродили по улицам и потрясали всем, что трясется. Однако эта проститутка, красивая и настолько реалистичная, что ее можно было бы принять за живую девушку, если бы не специальная метка на едва обозначенном наряде, сразу же направилась к Мире.

В руках робот держал букет белых роз, которые и протянул девушке, не обращая никакого внимания на Рино. Зато Рино на это внимание очень даже обратил! Сначала пилот просто замер, явно шокированный таким поворотом. Потом опомнился и беззастенчиво расхохотался – смысла таиться не было, на них и так уже смотрел весь ресторан.

– Ничего себе! – бросил он. – Не знал, что у тебя такие предпочтения!

– Очень надеюсь, что ты сейчас шутишь, – отмахнулась от него Мира. После этого она обратилась к роботу: – Что тебе нужно?

– Это подарок! – прощебетала механическая проститутка. – Замечательного дня и прекрасных встреч!

Мира готовилась объяснить ей, куда именно следует засунуть этот букет – хотя в отношении секс-робота такое опасно, может ведь и выполнить! Но в последний момент шутки пришлось придержать при себе, потому что Мира заметила кое-что странное.

Кукла держала букет только одной рукой. Вторую она сначала сжимала в кулак, но, наклонившись ближе, чтобы передать цветы, она протянула руку вперед и разжала пальцы. В этот момент и стало ясно, что ее ладонь покрыта свежей, едва-едва начавшей засыхать кровью.

У роботов крови нет. Есть имитация – для актерских постановок или ролевых игр, но таких роботов бродить по станции не отпускают. Так что кровь, вероятнее всего, была настоящей, и на станции нашелся бы лишь один человек, способный отправить Мире подобное послание.

Она все равно не знала, как это понимать, что делать… Хотелось не делать ничего, притвориться, что она намек не поняла, и просто остаться с Рино. Однако Мира не смогла, хотя и сама толком не объяснила бы, почему. Она соглашалась ввязаться в откровенно опасную авантюру, причем добровольно, вместо того чтобы остаться с мужчиной, который искренне желает стать ей другом… На таких мыслях лучше не сосредотачиваться.

– Прости, мне придется уйти, – натянуто улыбнулась Мира. – Это дурацкая шутка, и мне нужно кое-кому объяснить, что он переходит черту.

– Серьезно? Ты займешься этим прямо сейчас?

– Да. Мне… жаль, но ты только не ходи за мной.

Конечно же, он понял, о ком идет речь. Вряд ли он догадался, что происходит на самом деле, это было не очевидно и для Миры. Да он и не хотел знать, он наверняка презирал ее за то, что она позволила какому-то серийному убийце манипулировать собой. Но именно из-за этого презрения он вряд ли пошел бы за ней, так что Мира не стала ничего больше объяснять.

Она покинула ресторан вместе с роботом. Уже на улице кукла кокетливо улыбнулась и прошептала ей на ухо технические координаты. После этого проститутка развернулась и как ни в чем не бывало направилась вниз по улице, зазывая окружающих в бордель. Хотя стоит ли ожидать рефлексии от машины?

Гюрза назначил встречу в очередном техническом коридоре, это как раз нормально. Мира могла бы добраться туда минут за десять, но двигаться напрямую она не собиралась. Рино преследовать ее не станет, однако встреча в ресторане привлекла слишком много внимания, потащиться за Мирой мог кто угодно. О чем Гюрза только думал? Именно об этом Мира и планировала его спросить в первую очередь.

Вот только, когда она добралась до него, гневные вопросы отпали сами собой. Даже в полумраке технического коридора ей не нужно было присматриваться к стоящему у стены мужчине, чтобы определить: с ним что-то не так. На это более чем красноречиво указывала стерилизационная повязка, теперь закрывающая правую половину его тела. Застывший полупрозрачный гель не мог скрыть, как много крови уже пролилось, да и тяжелое, хриплое дыхание Гюрзы не предвещало ничего хорошего.

Когда Мира пришла, он опирался о стену, прикрыв глаза, он явно сосредоточился на дыхании, которое теперь стало для него полноценным вызовом. Но, услышав шаги девушки, он повернулся к ней. Мира разглядела кровавые разводы на его лице возле рта и носа – по большей части стертые, но небрежно, и это стало еще одной сумрачной деталью того, что с ним случилось.

Гюрза ответил ей до того, как она успела задать очевидный вопрос:

– Сатурио Барретт. За такие победы приходится платить.

– Ты победил кочевника?! – не удержалась Мира.

Гюрза не ответил, но ей и вопрос задавать не следовало. Конечно, он победил… Те, кто проиграл кочевнику, на своих двоих с места схватки не уходят.

Изначально его рана показалась Мире чудовищной, но теперь, когда она знала, что его противником был сам Сатурио Барретт, она не могла понять, как Гюрза отделался так легко.

– Слушай внимательно, времени у меня не очень много, – сказал он. – Мне нужна медицинская комната номер пятьсот восемь, немедленно. Там должна находиться Кети Сабаури. Вымани ее. Она не пострадает, гарантирую.

– Что? Зачем привлекать к этому Кети?

– Операция будет сложной.

– Я могу помочь…

– Не можешь.

Что ж, жестко, но верно. Мира была отличным механиком, когда речь заходила о ремонтных работах на станции. Медицинское оборудование она знала куда хуже, первую помощь оказать могла, но тут Гюрзе требовалось нечто большее. Миру пугал даже внешний вид раны, она не хотела знать, какие повреждения скрыты внутри.

Ну а еще она должна была решить, нужно ли ей вообще ввязываться в это. Гюрза только что признался ей, что убил полицейского! Мира еще могла закрывать глаза на его предыдущие преступления, не она ведь отправила маньяка из камеры смертников на исследовательскую станцию. Но теперь счет снова открыт, это новое убийство, что плохо само по себе. А то, кто именно стал его жертвой, делает ситуацию еще хуже. Барретты уже знают о ее связи с Гюрзой, они придут за ней, они не простят…

Так не проще ли покончить со всем сейчас? Дождаться, пока Гюрза отключится от боли и потери крови, вызвать сюда кочевников, позволить им отомстить? Выслужиться перед ними, потом вернуться к Рино и жить долго и счастливо?

Мира, обдумав все сценарии, решила, что так и правда лучше. А потом подставила Гюрзе плечо, потому что видела, что до операционной он сам уже не доберется.

По пути она послала сообщение Кети, попросила встретиться там. Соврала, что получила травму во время секса, так что встреча должна быть тайной, да еще и в одной из отдаленных медицинских комнат, чтобы наверняка обойтись без свидетелей. Кети могла и не поверить… у нее имелись основания. Но она все равно написала, что придет, и Мире пришлось принять это, ведь времени им действительно было отмеряно немного.

С другой стороны, почему Кети должна была не прийти? За ней тоже остался должок…

Она не заставила себя долго ждать. Мира как раз помогла раненому мужчине забраться на операционный стол, когда дверь открылась, и вошла Кети – бодрая поначалу и вмиг побледневшая при открывшемся перед ней зрелище.

– Пожалуйста, не кричи, – примирительно улыбнулась Мира.

– Это что… Это кто… Я его знаю! – выпалила Кети. – Я видела фото в новостях! Это же… Это…

– Гюрза. Ты права.

– Тот самый?!

– Тот самый. А еще – твой пациент, которому срочно нужна помощь.

Все это время Гюрза лежал с закрытыми глазами – то ли набирался сил, то ли просто потерял сознание. Проверить Мира пока не могла, все ее внимание было сосредоточено на собеседнице.

– Ну, нет! – Кети показательно отмахнулась от них обоих. – Нет, нет, нет! Я не знаю, что с ним случилось, и не хочу знать! Я вызову полицию!

Мира собиралась двинуться к ней, удержать, чтобы Кети точно не наделала глупостей. Но в этот момент Гюрза перехватил ее за запястье и с легкостью удержал возле стола.

– Пусть идет, – позволил он, не открывая глаза. – Пусть приводит сюда кого угодно.

– Ты чего? Тебя же убьют!

– Несомненно. Но прежде, чем дойдет до этого, я рекомендую им сделать нашей дорогой Кети анализ крови. Думаю, ко мне прислушаются хотя бы из любопытства.

Это был дурацкий аргумент. При чем тут вообще анализ крови? Да, Кети была из заключенных, но она, как и все, прошла полный медицинский осмотр перед назначением на эту миссию. Должно быть, Гюрза уже бредит, лихорадка берет свое…

Мира снова повернулась к двери, ожидая, что Кети воспользовалась шансом и удрала. Но нет, врач стояла на месте, покрасневшая, нервно прикусившая губу, с блестящими от слез глазами. Она боялась! Боялась этого дурацкого анализа крови больше, чем серийного убийцу…

Понять это Мира не могла. Но слова Гюрзы о том, что у всех есть секреты, обретали совершенно иной смысл.

Наконец Кети решилась. Она шагнула в операционную и заперла за собой дверь.

– Хочется верить, что я не пожалею об этом… Хотя как будто вы оставляете мне выбор! Вы же убьете меня, если я откажусь?

И всем троим было ясно, что лично Гюрза ее убить не мог. От такой ситуации Мире становилось тошно, однако она заставила себя промолчать, не оправдываться, сейчас толку от этого не было. Гюрза тоже не ответил на вопрос как таковой, он велел:

– Активируй сканер, хирургическую установку и аппарат для имплантации. Заряди материалом для костей и легочной ткани. Подготовь кровь для переливания. Пять уколов стимулятора.

– Что?.. – растерялась Кети. Потом потрясла головой, словно пытаясь разбудить саму себя. – Нет, подождите, так нельзя!

– Что именно тебя смущает? – уточнила Мира.

– Я не умею проводить операции по восстановлению легких, это не мой профиль!

– Я не просил об этом. Я четко сказал, что нужно делать.

– Вы… собираетесь провести операцию на самом себе? Это невозможно!

– Делай, что он говорит! – поторопила ее Мира.

Это Кети наверняка казалось, что Гюрза – какой-то робот, который собирается чинить сам себя. Мира видела, что удерживать контроль ему все сложнее, ему то и дело приходилось часто моргать, чтобы взгляд снова сфокусировался на чем-то.

Кети происходящее по-прежнему не нравилось, но она предпочла не спорить. Она занялась подготовкой оборудования: включила лампы над столом и мониторы, ввела Гюрзе катетер, через который проще было перегонять в кровь необходимые препараты.

– Вы не сказали, какое обезболивающее вам подойдет, – проворчала она.

– Никакое, оно не требуется.

– Требуется, вы что! Это сейчас вам, может, не больно, если повязка с эффектом обезболивающего, но когда вы ее снимете…

– Это обычная повязка, – прервал Гюрза. – Я прекрасно знаю, что меня ждет. Первый укол стимулятора сделай уже сейчас. Остальные подготовь.

– Больше трех уколов в сутки вредно, сердце может не выдержать…

– Спасибо за напоминание: подготовь набор для реанимации при сердечном приступе.

Мира просто наблюдала со стороны. Накатывало чувство, что это все не по-настоящему, не может быть по-настоящему, просто какая-то постановка… В один момент она сидит в ресторане с Рино, в другой – наблюдает, как кто-то сам восстанавливает собственное легкое. По сути, из иллюзии жизни на Земле ее снова швырнули в реальность Сектора Фобос!

Гюрза вряд ли сейчас озадачивался такими философскими вопросами, он просто действовал. Он то и дело отдавал приказы Кети, но в основном они сводились к смене настроек и поиску дополнительных инструментов. Самую сложную задачу он взял на себя.

Когда Кети убрала повязку и срезала остатки рубашки, обнаружилась глубокая рана, явно нанесенная искривленным лезвием. Снова хлынула кровь, но Гюрза будто и не заметил этого. От обезболивающего он действительно отказался, да и понятно, почему: оно могло помешать полноценной работе стимулятора, притупить остроту мыслей, позволить сознанию ускользнуть. Так что он принял верное решение, и все равно невозможное. Он даже не выдавал, насколько ему больно, он спокойно смотрел на экран, отображающий операцию, проходившую у него под кожей.

Два ребра оказались раздроблены, но на крупные осколки, такое можно восстановить, не меняя на протез. Гюрза пока не стал даже заниматься ими, просто сдвинул в сторону – и лишь в этот момент поморщился. Мира подозревала, что, если бы кто-то взялся двигать осколки ее ребер, она орала бы так, что и на Земле бы услышали.

Он же освободил легкое от крови и начал ставить биологическую заплатку на место разреза. Работа была тонкая, Кети не соврала, когда сказала, что такому нужно учиться. Однако Гюрза действовал вполне умело, он явно делал это раньше… хотя еще большой вопрос, лечил ли он кого-то – или наоборот.

В любом случае, легкое он восстановил отлично и перешел к ребрам. Тут от него требовалось совместить осколки и закрепить их искусственной костью, которая будет держать их, а потом растворится сама собой, когда нарастет настоящая. Он по-прежнему действовал безупречно, и все же догадаться, что происходит с ним на самом деле, было не так сложно. Его кожа стала не бледной даже, а серой, нездоровой, покрылась крупными каплями испарины. Глаза блестели в лихорадке, компьютерный монитор давно и настойчиво мигал красным, указывая, что температура повышена слишком сильно, сердце колотится как сумасшедшее, давление нестабильно… Но человек с такими медицинскими показателями должен был вести себя иначе, и чувство того, что все происходит не по-настоящему, лишь усиливалось.

Мира поверила, что он справится. Глядя на него, невозможно было думать иначе, он слишком идеально контролировал себя, так, как она и мечтать не могла. Но гениальный разум и безупречная сила воли все равно были заключены в человеческое тело, а тело как раз подвело.

Сердце просто захлебнулось, не выдержало больше. Произошло именно то, о чем предупреждала Кети: стимуляторы поддержали мозг, но ударили по всему остальному. Гюрза упустил панель инструментов, обмяк на операционном столе, компьютер взвыл предупреждением о том, что жизненные показатели утеряны…

А Кети ничего не сделала.

Сначала растерялись они обе, ведь обе были заворожены безупречностью операции. Но потом Мира оправилась, перевела взгляд на врача, чтобы поторопить ее, и обнаружила, что та вовсе не в шоке. Кети как раз успокаивалась, наблюдая за тем, как программа реанимации запускает обратный отсчет, в который возвращение жизни еще возможно.

Перехватив на себе взгляд Миры, Кети нервно улыбнулась:

– Ну что, нас можно поздравить? Мы обе от него освободились! Он ведь и тебя в заложниках держал?

– Оживляй его! – рявкнула Мира так, как и ее подчиненным еще не доставалось.

– Что? Зачем?! Это же Гюрза, убийца!

– Действуй!

– Не буду! – насупилась Кети. – Он опасен и для меня, и для всей станции! У меня нет никаких гарантий, что он сохранит мою тайну, кроме того, что происходит сейчас!

Гюрза, пожалуй, использовал бы эту самую тайну, чтобы снова надавить на Кети, действовал бы изящно, манипулировал разумом… А Мира так не могла. Нервы подводили, страх разрастался. Она подскочила к Кети, сжала горло медички и с силой впечатала в стену. Кети испуганно захрипела, обеими руками попыталась ослабить хватку Миры, однако ничего не добилась, слишком уж велика была разница в силе между той, кто привык обращаться со сверхчувствительным оборудованием, и военным механиком, не раз работавшей в открытом космосе.

– Слушай и запоминай, второй раз повторять не буду, – процедила сквозь сжатые зубы Мира. – Ты его немедленно оживишь и стабилизируешь, поняла? Или последним, что ты увидишь, будет твоя собственная вырванная гортань!

Ну да, не изящно получилось. Но Кети аргумент все равно оценила: как только Мира ее отпустила, она тут же бросилась к операционному столу. Гюрзу она реанимировала с таким рвением, будто он стал для нее самым дорогим человеком во Вселенной.

Рвения как такового порой все равно недостаточно, но природа щедро одарила Гюрзу многим – в том числе и здоровьем. Сердце, измученное стимуляторами, все равно восстановилось, кое-как возвращаясь к нормальному ритму. В сознание Гюрза не пришел, но это пока было не обязательно.

– Реконструкция костей намного проще работы с такими тонкими тканями, как легкие, – сказала Мира. – Справишься?

– Я… попробую…

– Не пробуй, а делай.

– Да кто он тебе? – не выдержала Кети. – Любовник, что ли!

– Ты совсем смерти не боишься? – поразилась Мира.

– Ну тебя… Я все сделаю, а он, похоже, живучий, выдержит, но… Ты хоть понимаешь, на что сегодня обрекла всю нашу станцию?

Об этом Мира как раз предпочитала не думать.

Его оставили на техническом этаже – том, что используется обычно для пересадки из одного лифта в другой. Бросили, как раненое животное, прямо на металлическом полу, в луже крови. Человек бы не выжил… Впрочем, человек не пережил бы и то ранение, которое довело его до такого состояния.

Повезло хотя бы в том, что члены экипажа, обнаружившие его, сразу вызвали медиков. Могли бы просто удрать, опасаясь, что это их обвинят в нападении – или по какой-нибудь другой причине. Кочевников обычно не любят. Да и они вряд ли почувствовали искреннее сострадание к умирающему Сатурио Барретту, они просто испугались мести его родни.

Отто не ожидал ничего подобного, он не был готов, но сориентировался все равно быстро – полицейский опыт помог. Он знал, что помочь Сатурио другие кочевники пока не могут, это он доверил медикам. Своим детям он поручил разобраться, что случилось со старшим, и покарать виновных.

Сам же он все-таки не выдержал, направился в медицинский отсек. Амина уже была там, дрожащая, смертельно бледная. Просто сесть и ждать ответов она не могла, ходила туда-сюда по коридору. Знала, что это ничего не изменит, но хотела этим бессмысленным движением спастись от чувства беспомощности.

Она то и дело рвалась в реанимацию, однако ее не пускали – сначала врачи, а потом и подоспевший Отто. Амина и сама понимала, что будет только под ногами путаться. Но она все равно не могла избавиться от мысли, что, если она будет рядом, с ее мальчиком ничего не случится, он точно не умрет…

Прошло больше трех часов, прежде чем к ним вышел Петер Луйе – другие врачи не решились бы говорить с начальником полиции.

– Мы стабилизировали его, – сообщил медик. – Жить будет. Больше ничего хорошего не скажу.

Амина тихо всхлипнула, спрятала лицо на плече мужа. Отто пока не мог утешить ее, он смотрел только на врача.

– Что с ним случилось?

– Яд. Одно ранение – в основание черепа с проникновением иглы в мозг. Не смертельное само по себе, но вот яд прямо туда… Это очень плохо. Человек бы не выжил. Сатурио держится только потому, что он очень силен для кочевника. Мы попытались распознать формулу яда, но выделили только синтетический яд гюрзы.

– Визитку оставил, сукин сын… – не сдержался Отто. – Что будет с Сатурио дальше?

– Мы не знаем, нужно наблюдать. Он жив благодаря машинам, если отключить их, он не справится. Мы пока можем лишь поддерживать его.

– Этого недостаточно. Необходимо поставить его на ноги!

Отто редко повышал голос, но уж если он это делал, собеседники в большинстве своем отводили взгляд. Петер Луйе стал исключением, медик его не боялся. Он не пытался выслужиться перед начальником полиции и не чувствовал за собой никакой вины, он и его подчиненные действительно делали все, что могли.

– Мы будем стараться, – только и сказал он. – Но если нам не дадут противоядие или хотя бы яд в чистом виде… Не могу сказать, что произойдет с Сатурио. Возможно, он справится сам.

Последние слова были ложью, предназначенной в основном для Амины, тихо плакавшей в объятиях мужа. Отто и Петер правду прекрасно понимали.

Перед уходом им позволили ненадолго подойти к Сатурио, но истинного облегчения это не принесло. Отто особо не распространялся о таком, но хотя бы с собой он мог быть честен: старшего сына он любил больше, чем других детей. Да и Сатурио никогда его не разочаровывал, он был сильным, умным и не поддавался ярости. А теперь Гюрза отнял все это, заменив призрачной надеждой на спасение…

Собственно, поэтому он и пощадил Сатурио. Эксперты уже доложили Отто, что битва прошла не там, где нашли кочевника, да это и так понятно. Они схлестнулись где-то далеко от посторонних глаз… а может, и не было никакой драки, может, этот псих просто напал на полицейского со спины. В любом случае, Гюрза мог бы убить противника и оставить гнить в безлюдных технических коридорах.

А он этого не сделал и уж явно не из милосердия. У него противоядие наверняка есть, этим он и будет шантажировать кочевников. Очередная подстраховка, путь к сохранению собственной шкуры, залитый чужой кровью… Типично для Гюрзы.

Но подыгрывать ему Отто не собирался. Он намерен был поймать ублюдка и показать ему, что такое настоящая боль. Тогда Гюрза выдал бы противоядие, просто чтобы покончить со всем, только это его не спасло бы. Отто не сомневался, что серийный убийца умрет здесь, вопрос лишь в том, рано это произойдет или поздно.

Он надеялся, что рано. Но надежды пришлось пересмотреть, когда в его кабинет явился мрачный То́дорус.

– Мы все обыскали, никаких следов там нет, – отчитался он. – Ни единой капли чужой крови, только Сатурио! Не понимаю… Как брат мог сдаться без боя?

– Даже мыслей таких не допускай! – нахмурился Отто. – Мы пока не знаем, что там произошло, но в одном я уверен: Гюрза никогда не победил бы в честной схватке. Его оружие – подлость, а Сатурио просто не такой.

– Прости, – смутился Тодорус. – Просто это все так неожиданно случилось… Почему Сатурио не позвал нас?

– Опять же, не гадай. У тебя другая задача – ищи!

– Как его искать? Там никаких следов не осталось! Как будто Сатурио робот принес…

– Не отвлекайся на эти глупости, нам не нужно определять, кто стоит за нападением на Сатурио, это мы и так знаем. Наша задача – добраться до Гюрзы. Если не удается его выследить, мы его вытравим.

– Каким образом?..

Сатурио бы уже понял, Отто не сомневался в этом. Но Тодорус был еще слишком молод, он действительно растерялся. Пришлось пояснять:

– Устроим масштабную зачистку, разрешение у адмирала Согард я получу, она заинтересована в уничтожении Гюрзы по своим причинам. Мы используем всех роботов, включая сервисных, привлечем всех, у кого есть хоть какой-то боевой опыт. Гюрза заперт на ограниченном пространстве, и мы воспользуемся этим!

Отто хотел подбодрить своих детей, поэтому он делал вид, что поймать убийцу будет легко. Сам он понимал, что Гюрза способен подкинуть им не один неприятный сюрприз… Станция его сдержит, и это плюс, но она же может стать его оружием против них.

Так что выживут, скорее всего, не все, однако с этим придется смириться. Отто был намерен начать последнюю охоту на этого проклятого змея и добиться своего любой ценой.

Он просто не успел. И он, и Тодорус невольно вздрогнули, когда кабинет наполнился отчаянным воем сирены. При учениях этот вариант оповещения не запускают… Да и какие тут могут быть учения? Впрочем, Отто уже видел, что сирену активировали только в кабинетах руководства, так командир пыталась как можно скорее собрать их на совещание.

Значит, случилось нечто очень опасное, но такое, о чем не должна была знать большая часть обитателей станции. И что-то подсказывало Барретту: на этот раз их ждет проблема намного серьезнее Гюрзы.

Сектор Фобос не любит долгое спокойствие.

По-хорошему, не стоило с ней больше общаться. Эта мысль появилась у Рино уже давно, но после того, как Мира помогла ему в той истории с атакой на тюрьму, отношение к ней пришлось пересмотреть. Да и потом, другие пилоты, для которых он мигом сделался начальником, пока косились на него с подозрением. Кто-то пустил идиотский слух, что он намеренно довел Фиону до помешательства, чтобы получить ее должность.

Сначала Рино еще пытался объяснить им, что руководящая должность ему даром не нужна. Он таких постов всю жизнь сторонился – и намерен был сторониться до пенсии, потому что быть начальником – это скучно и геморрой во всех смыслах. Он просто не смог отказать адмиралу Согард, потому что миссия «Виа Ферраты» стала слишком опасной. Он сделал всем одолжение – за которое его теперь винили!

Но прямого спора с ним никто не затевал, а бросать намеки Рино не любил даже больше, чем руководить. Поэтому он решил позволить пилотам их мелкую дурь и искать союзников в другом месте. Он сразу вспомнил о Мире, просто потому что она нравилась ему больше других.

И ведь все сложилось прекрасно! С ней было интересно, она, поначалу настороженная, оттаивала, он видел это. Рино не брался сказать, чем закончился бы этот вечер, если бы не явилась механическая проститутка.

Мира бросила все и просто удрала. Не прощаясь, ничего не объясняя! Рино прекрасно понимал, кто за этим стоит. Один его каприз – и Мира уже откладывает свою жизнь, чтобы подчиниться! Разве она сама не понимает, насколько это тупо и унизительно? Да и опасно – она связалась с непредсказуемым чудовищем, которое угрожает всей станции!

Рино осознавал, что просто портит себе настроение, распаляя себя этими мыслями, а остановиться уже не мог. Ночь затянулась, прошла муторно, редкие периоды сна перемежались с мрачными размышлениями и желанием прямо сейчас пойти и кое-кого избить. Да и утро обещало быть не лучше: ему нужно было все-таки рассортировать документы, оставленные Фионой, рано или поздно пришлось бы это сделать.

Он даже решился на погружение в бюрократический ад, но все-таки повезло… Или не повезло, как посмотреть. Сначала Рино услышал сигнал тревоги и с удивлением обнаружил, что получили его только старшие офицеры. Ну а потом с ним по защищенному каналу связи захотела поговорить Елена Согард.

Это тоже было странно. Они оба понимали, что по-настоящему защищенных каналов сейчас нет: неизвестно, куда Гюрза влезть умудрится. Рино вызвался немедленно прийти в кабинет или на капитанский мостик, но Елена лишь покачала головой:

– Нет смысла. Это отнимет больше времени, а Гюрза может подслушивать и там. Нам сейчас не до него, для вас есть срочное поручение.

– Что случилось? – не выдержал Рино, хотя ему полагалось проявить большее терпение. – Я уже проверил показания компьютера… Со станцией все нормально! Мы ни в кого не врезались, в нас никто не врезался. Это мой минимальный набор для определения «неплохое путешествие».

– Если бы произошла катастрофа, сигнал тревоги был бы общедоступным и не кратким, – пояснила Елена. – В иных обстоятельствах я бы отнеслась к тому, с чем мы столкнулись, иначе, но мы по-прежнему в Секторе Фобос. Здесь незначительная странность не может трактоваться никак, всегда нужно больше сведений.

– А есть странность? – насторожился пилот.

– К сожалению. После недавних событий мы с техническим отделом посовещались и выслали вперед постоянный патруль из разведывательных дронов, проверяющий маршрут «Виа Ферраты». Два из них сегодня исчезли практически одновременно.

Это и правда было плохо. Даже в привычных обстоятельствах два исчезнувших дрона – знак беды. Случайно отключиться или столкнуться с чем-то может только один… А в Секторе Фобос пугающих объяснений набиралось даже слишком много.

– Их исчезновение – наша главная проблема, – продолжила адмирал. – Перед отключением они не передавали никаких данных, вызывающих тревогу, но нужно признать, что здесь мы постоянно сталкиваемся с помехами и искажением информации. Нам необходимо знать, что прямо сейчас находится впереди.

– И вы решили послать меня?

– Это даст нам нужную информацию быстро. На программирование дрона понадобится время, он движется медленней, чем ваш истребитель, да и на анализ данных он не способен. Но я не отрицаю, что порученная вам миссия очень опасна. Вы справитесь?

– Справлюсь, – подтвердил Рино без малейших раздумий.

Он не был наивен и не считал, что Елена преувеличивает. Он знал, что будет сложно и опасно. А не сомневался Рино лишь потому, что должен был справиться – больше некому.

Как ни странно, в кабине истребителя Рино чувствовал себя спокойней, чем в коридорах станции и уж тем более в кабинете. Вряд ли кто-то его понял бы… Но он в понимании и не нуждался. Это был его мир, Рино о таком не болтал, чтобы не провалить психологическую проверку, однако во время полета ему казалось, что они с машиной становятся единым целым. Гул мотора совпадал с биением его сердца. Легкая, быстро становившаяся привычной вибрация металла была похожа на пульсирование крови, бегущей по венам живого существа. «Ястреб» рвался вперед, и Рино чувствовал его стремление к полету.

Его давно уже не пугала бескрайняя, смертельная пустота, окружавшая его в такие моменты. Она казалась ему осязаемой, как будто он не умрет, оказавшись за пределами корабля, а поплывет в черном океане, и рядом будут сиять вечные звезды… Сектор Фобос в этом отношении ничем не отличался от тех просторов, которые встречали Рино ближе к Земле.

Самый странный, пугающий участок космоса как будто затаился. Он то ли намеренно притворялся смирным, то ли просто поддался настроению. Рино внимательно смотрел по сторонам и наблюдал за показаниями приборов, однако пока не видел ничего, что способно было стать угрозой для «Виа Ферраты». Но и до указанных координат он еще не добрался, дроны залетели далековато.

По пути он пытался угадать, что это может быть. Очередная кротовья нора? Но тогда она огромная, раз два дрона, летевшие на значительном расстоянии друг от друга, в нее угодили! Пояс астероидов? Очень странно, что сведения о нем не поступили заранее, любой объект такого рода знаком компьютеру. Или очередная аномальная звезда, вроде той, с которой они столкнулись в начале путешествия? Тогда она вряд ли будет активна еще некоторое время, ничтожное по космическим меркам и бесконечно долгое относительно человеческой жизни. Они успеют пролететь мимо, все будет хорошо…

Любой объект, который он видел на своем пути, был понятен и объясним. Пока что перед пилотом маячил газовый гигант, но, судя по показаниям компьютера, тоже безопасный… насколько безопасными вообще могут быть газовые гиганты. Эта планета не стала неожиданностью, ее обнаружили заранее и встроили в маршрут «Виа Ферраты»!

Но она была и правда огромной, из-за нее Рино не мог рассмотреть, что находится дальше, там, где пропали дроны. Он не волновался, просто продвигался вперед, разве что чуть замедлился – потому что этого требовали нормы безопасности. Он думал, что готов к тому, что скрывается впереди.

Вот только готов он не был – и никто не был, потому что вряд ли хоть один человек, летевший сейчас на «Виа Феррате», сталкивался с чем-то подобным. Это зрелище будто накрыло его, ослепило, заворожило прежде неведомым ему ощущением красоты смерти. Рино не был романтиком и обычно не поддавался великолепию космоса вот так открыто, но здесь и сейчас по-другому было нельзя. Он не понимал, каким чудом сумел вовремя развернуть корабль, не подлеть поближе, не потеряться в очаровании гибели, заключенной в такую прекрасную оболочку.

Должно быть, сработали инстинкты, подсознание не поддалось поразительному зрелищу, а заставило руки двигаться. Если бы не оно, на «Виа Феррате» получили бы сведения о том, что утеряны не только дроны, но и истребитель с самым опытным пилотом на станции.

Рино не мог так всех подвести. Прямо сейчас он позволил себе небольшое послабление: просто смотреть, чувствуя, как сердце разгоняется, спотыкается в собственном беге от восхищения перед тем, что вряд ли лично наблюдал хоть один сын Земли.

Но после этой паузы ему нужно было вернуться на «Виа Феррату» и предупредить остальных, что их вот-вот сожрут два чудовища.

Елена видела, что Рино действительно восхищен тем зрелищем, которое перед ним открылось – да и не он один. Когда они просматривали сделанные им кадры, в командном пункте зависла напряженная, пронизанная шоком тишина. Потом они отправили туда правильно настроенных дронов, обеспечивающих постоянный видеоконтакт, и даже величие космических титанов стало чуть привычней… Но все равно не воспринималось как норма или нечто обыденное. Просто таково уж свойство человеческой психики: привыкание обеспечивает выживание.

– Я о таком слышал, – задумчиво произнес Овуо́р О́комо, второй помощник Елены. – Была целая исследовательская статья, телескопы неплохо воспринимают настолько яркое изображение, и удалось изучить…

– Ой, даже не начинай, – прервала его Лилли Хетланд, первый помощник. – Одно дело – исследовать это в теории, что-то там считать, прекрасно зная, что если ты допустишь ошибку – всем плевать. Никто не умрет, у тебя даже твою драгоценную медаль не заберут! И совсем другое – приближаться к ним… Они ведь нас уничтожат!

– Постарайтесь не драматизировать, – холодно велела Елена.

– Простите, адмирал… Но это и правда очень опасно!

– Да. Только, повторяя, что это опасно, мы решение проблемы не найдем.

И снова тишина, снова тот момент, когда все смотрят не друг на друга, а на чудовищ, притаившихся впереди.

Черная дыра, грандиозная и хищная, сияла рыже-алым. Казалось, что в космосе танцует огненный вихрь, настолько огромный, что рядом с ним самые большие планеты превращаются в жалких карликов. А в сердце этого вихря – пустота, абсолютная, вечно голодная, готовая проглотить все на свете. Елена понимала, что образ слишком мистичен, что нет никакого космического огня, да и пространство не порвано. Но думать о том, что представляет собой черная дыра на самом деле, не получалось. Здесь и сейчас она была распахнутой пастью огнедышащего монстра, готового броситься на «Виа Феррату» и поглотить ее вместе с жалкими искорками жизни внутри.

По другую сторону от черной дыры, правее предполагаемого маршрута станции, сияние тоже было – и тоже яркое, порой ослепительное. Но здесь уже не пылал огонь, нет. Здесь будто застыл прекрасный ледяной кристалл, наполненный светом изнутри. Он дрожал в пространстве, полыхая то белым, то светло-голубым. В своей безупречной чистоте первого снега он будто насмехался над зависшей неподалеку черной дырой. Елена понимала, что магнетар, затаившийся впереди, это сфера – как все магнетары. Но пространство вокруг него искажалось под властью его же силы, и он казался чем-то бесформенным, извивающимся… живым.

С точки зрения космоса, два титана находились бесконечно далеко друг от друга. Так далеко, что на заре космических путешествий, до того, как был изобретен нынешний вариант двигателей, человеческой жизни не хватило бы, чтобы долететь от одного до другого. Но в пределах Сектора Фобос они были близкими соседями. И судя по тому, что они легко уничтожили дроны, да еще и так, что критически важная информация не успела передаться на станцию, вызвали перед этим помехи… которые могут навредить и «Виа Феррате».

Черная дыра и магнетар были опасны не только как объекты, они были опасны размером той территории, на которой действовало их притяжение. Впереди, между ними, то и дело вспыхивали странные огни, отдаленно похожие на северное сияние. Никто на «Виа Феррате» пока не брался определить, что это такое… есть ли вообще путь.

Разбираться с этим самостоятельно Елена не собиралась, знала, что не получится. Она созвала на совещание начальников всех отделов и их непосредственных заместителей. Она надеялась, что кто-то из них предложит быстрое решение, успокоит ее и остальных… Напрасно. Сначала они были так же поражены сиянием, как и она.

Но время шло – и время работало против них.

– Что скажете? – спросила Елена, не обращаясь ни к кому конкретно.

Давить было бессмысленно, ей не нужно было паническое перечисление общеизвестных фактов. Сейчас пользу могли принести лишь те, кто сохранил ясность мыслей.

Она ожидала, что хоть какую-то информацию предоставит Альберт Личек – при всех своих личностных недостатках, он считался неплохим ученым. Однако начальник технического отдела напряженно молчал, зато заговорила Мира Волкатия:

– Мы получили снимки окружающего пространства, и… Похоже, магнетар движется. Рядом с черной дырой все так, как и должно быть – по сведениям, доступным землянам. Но рядом с магнетаром больше разрушений, чем предполагает его притяжение.

Она не стала добавлять, что магнетар не просто движется – он движется к черной дыре, это и так все понимали.

– Они еще не коснулись друг друга? – уточнила Елена.

– Нет, не похоже… Мы подобных показателей не засекли. Но они слишком близко… для нас.

Когда два гиганта соприкоснутся, путь будет закрыт, причем на грандиозном участке, таком большом, что облететь его, не попавшись в ловушку притяжения, станет невозможно. Проблема заключалась в том, что даже сейчас, до соприкосновения, они не могли определить, где именно находится горизонт событий, в какой точке черная дыра или магнетар смогут повлиять на станцию.

Елена уже знала, что разведывательные дроны плохо воспринимают энергию этих объектов. Никто на такое «соседство» просто не рассчитывал!

Рино де Бернарди первым сказал то, о чем сейчас наверняка думали все:

– Нам туда нельзя. Один из них нас сожрет… Или сожрать попытаются оба, заодно и порвут!

Какая в этом все-таки ирония… Черная дыра и магнетар смотрелись такими далекими! Человеческий разум требовал признать, что они не опасны, если не подлетать к ним слишком близко.

Вот только Елена знала, что они уже слишком близко. Просто смертельное притяжение невидимо, и это внушает ложное спокойствие.

– Нам нужно разворачиваться! – наконец подал голос Личек. – Мы напрасно сюда полетели, напрасно!

– Более-менее исследованная часть Сектора Фобос, которая позволит нам выполнить изначальную миссию, впереди, – напомнил Овуор.

– Ну и что с того? Как мы будем что-то выполнять, если умрем?! Нужно поискать другой путь!

– Это будет огромный крюк в нашем маршруте, – задумчиво указала Мира. – Он отнимет несколько лет и сделает первоначальную миссию по большей части бессмысленной.

– Опять же, у мертвецов миссии нет!

– И нет гарантий, что такой крюк вообще возможен, – поежилась Лилли.

– Тогда давайте развернемся и полетим обратно, – настаивал Личек. – Там было безопасно!

– Там было неизвестное облучение, источник которого мы так и не определили, – напомнил Петер Луйе. – Но нескольких человек оно уже убило.

– Нескольких человек, а не целую станцию! Да и вообще, большой вопрос, кто там кого убил… Ай, не знаю! Но знаю то, что многие выжили – я, вы… Это более безопасный путь, чем прыжок между двумя безднами сразу! Между безднами нет берега, мы упадем!

Елена видела, что его поддерживают. Вроде как все знали, что в Секторе Фобос безопасных участков и путей нет. Но черная дыра и магнетар были реальны, два чудовища, полыхающие прямо перед глазами у собравшихся. Другие же опасности остались во вчерашнем дне, неочевидные и как будто неважные. В астрофобию и вовсе поверили не все. Кротовые норы казались не угрозой, а рабочим инструментом.

Мысли об этом приносили успокоение, очень скоро даже Личека трясло заметно меньше. Они вцепились в его идею, как в спасательный круг. Елене даже не хотелось отнимать у них такую возможность… а пришлось.

– Боюсь, вариантов у нас не так много, как вы думаете, – покачала головой адмирал. – Мы не можем развернуться и лететь назад. И, вероятнее всего, вдоль границы объектов мы тоже не полетим.

– Что?! – Личек от возмущения даже с кресла вскочил. – Почему?! Командир, неужели миссия для вас действительно дороже человеческих жизней?!

– Драматично, – хмыкнул Рино. – Но тупо. Адмирал как раз о человеческих жизнях и думает, пока вы тут выброс всего подряд устраиваете. Потому что ключевое слово «думает», попробуйте на досуге, может, понравится!

– Да по какому праву!.. – еще больше повысил голос Личек.

Елене пришлось вмешаться:

– Личек, возьмите паузу, если она вам необходима, чтобы прийти в себя. Бернарди, поясните всем, что вы имели в виду. Без юмора, если возможно.

– Извините, адмирал, – пробормотал Личек, не глядя на нее. Он все же сел, но наверняка размышляя не о своем поведении, а о том, что Елена злоупотребляет властью.

– Мы можем лететь только вперед, потому что это самый безопасный вариант, – отозвался Рино. – Даже если выглядит так, будто мы летим в пекло. Их территория слишком близко, а у нас слишком большая скорость, да и вообще, мы летим на гигантской, неповоротливой дуре.

– Что я сказала про юмор?

– Простите, адмирал, но тут либо юмор, либо истерика, а в истерике я плохо объясняю. Так вот, возвращаясь к теме… «Виа Феррата» – самая большая станция из известных мне. Это дает ей кучу преимуществ, но это же влияет на скорость и маневренность. Каким бы огромным ни был участок, отделяющий нас от тех двух уродцев, его слишком мало, чтобы остановиться, развернуться или даже повернуть, не теряя полный контроль над станцией. На самом деле лучшая маневренность у «Виа Ферраты» будет, если мы не станем дергаться, продолжим лететь по большей части прямо, лишь иногда меняя курс так, чтобы нас не сожрали. Это опасный вариант, но наименее опасный из того, с чем мы имеем дело.

Елена лишь кивнула, именно об этом она и подумала. «Виа Феррата» слишком велика… Да, Рино все понял верно. Тончайший мостик над бездной, который остался впереди, действительно пугает. Но он – все, что у них есть.

– Только вот мы не знаем, где именно нам безопасно лететь, – напомнил Овуор. – И, с учетом скорости и нашего оборудования, не успеем узнать.

– Может стать даже хуже, – добавила Лилли. – Перед тем, как дроны были уничтожены фактически, начались проблемы с электроникой. Вопрос в том, не столкнемся ли с этим мы… Если мы потеряем управление «Виа Ферратой» – это конец. Милосерднее будет взорвать станцию!

– Не нужно ничего взрывать, – отрезала Елена. – По предварительной оценке, до опасной зоны мы доберемся через двенадцать часов. У вас есть десять, чтобы разработать возможные решения этой проблемы. Мы встретимся здесь же и обсудим варианты. Иного пути у нас нет.

Иного действительно не было… Но Елена сомневалась, что есть и этот. Она прекрасно видела, что все участники совещания напуганы. Кто-то возьмет себя в руки и займется делом, но кто-то поддастся страху и станет бесполезен.

Сама она собиралась запустить дополнительные аналитические протоколы и тоже подумать над решением. Что еще ей оставалось? Она была уверена, уж этим-то займется в одиночестве, пока не обнаружила у дверей своих апартаментов Миру Волкатию.

Мира точно не преследовала ее после собрания, это Елена бы заметила. Получается, механик использовала другие маршруты, покороче, чтобы оказаться здесь первой. Такое обычно делают ради разговоров, о которых никто не должен узнать.

– Чем могу вам помочь, лейтенант? – спросила Елена.

– Это мне бы хотелось помочь вам и всей станции, адмирал, только… Я не думаю, что смогу. Или что кто-то из сегодняшней группы сможет.

– Почему?

– Потому что мы приучены мыслить по учебнику, – слабо улыбнулась Мира. – А ничего подобного в учебниках не было… Здесь мало просто пролететь, станция слишком велика для этого. Нужны какие-то новые методы, экстремальные даже…

– И вы знаете такие методы?

– Откуда? Обычным умом такого не придумать! Но я знаю того, у кого ум не совсем обычный.

– Исключено, – холодно произнесла Елена. – Я не доверю судьбу целой станции массовому убийце!

– Даже умирающей станции?

– Мы справимся без него!

Многие уже смутились бы, отступили, но Мира выдержала взгляд капитана с раздражающей уверенностью:

– Мы точно справимся? Или вашей последней мыслью будет то, что шанс на спасение был, но вы упустили его из-за несговорчивости?

– Вы забываетесь, Волкатия. Не знаю, на чем основана ваша очевидная симпатия к преступнику, но это ваше личное дело.

– В том-то и подвох: нет у меня никакой симпатии. Я знаю, что он сделал с теми людьми, и презираю его за это, но… я видела, каким еще он может быть. Он недавно сотворил то, что я бы не смогла… и никто бы не смог. Мне кажется, если кто и придумает выход, то только он.

– Через десять часов я выслушаю то, что предложат остальные. Если подходящих решений не будет, я снова подумаю над вашими словами.

– При всем уважении, адмирал, вы просто знаете не все, и… Через десять часов для него, возможно, станет слишком поздно.

Кети Сабаури снова и снова убеждала себя, что поступает правильно. Нет, она знала, что поступает правильно! Только поверить в это у нее почему-то не получалось. Хотя все аргументы были на ее стороне, и даже трех хватило бы, чтобы оправдать ее решение.

Первое – Гюрза серийный убийца. Монстр, который пытал людей, на его руках столько крови, что он и человеком-то зваться больше не может. А значит, он заслужил что угодно, это не тот случай, когда уместно говорить о каком-то там суде и праве принимать решения.

Второе – он угрожал непосредственно Кети. Он знал о ней самое главное… и мог использовать это против нее! Она не верила, что он оставит ее в покое, если выживет. Шантаж обычно плодит сам себя, и Кети точно не хотелось становиться служанкой какого-то там психа.

Третье – он явно умел пробираться прямо в голову и изменять людей. Ведь именно это случилось с Мирой! Она же была нормальной, она даже заступилась за Кети, пострадала из-за нее… А теперь что же? Она не дала этому подонку умереть, хотя всей станции стало бы лучше! Кети опасалась, что и она сделается такой, если пообщается с Гюрзой слишком долго.

При этом она признавала, что операция, которую он провел на самом себе, была практически невозможной. Кети бы так не смогла – да и мало кто смог бы. Она чувствовала невольное уважение к убийце и злилась на себя за это. Может, так все и у Миры начиналось? Она не обратила внимания на первую симпатию, а потом стало слишком поздно?

От него нужно избавиться, это Кети поняла сразу. Она и не надеялась проследить за тем, где Мира спрячет этот выродка. Но она прекрасно знала, что без медицинского оборудования Гюрза не обойдется, не сможет просто. Поэтому, подготавливая систему жизнеобеспечения, она закрепила там следящее устройство и теперь знала, где искать монстра.

Ей лишь нужно было убедиться, что на сей раз он точно погибнет – а она из-за этого не пострадает. И что Мира не станет ей мстить – мало ли, насколько сильным стало ее сумасшествие! Словом, Кети требовался защитник, и на эту роль подходили только кочевники.

Решиться на визит к ним было непросто, но сомневалась Кети не из-за жалости к пациенту, которого ей навязали силой, а из страха перед кочевниками. Тоже ведь не люди! Не совсем люди… Да и о семье Барреттов болтали всякое. Добровольно Кети не связалась бы с ними, но альтернатив на «Виа Феррате» не было. А потом выяснилось, что Гюрза пострадал в битве с Сатурио Барреттом, который пока застрял в палате реанимации, и никто не мог сказать, выживет ли он. Это окончательно убедило Кети: такой шанс упускать нельзя.

Она все-таки пришла в кабинет Отто Барретта. Он кочевником как раз не был, но Кети боялась его не меньше, если не больше, чем его подопечных. Было в нем что-то… пугающее. Нет, очевидно жутким он не был – среднего роста, плотный, с грубоватыми чертами лица, крупной челюстью, пронзительными темными глазами… В принципе, такими Кети обычно и представляла военных и полицейских. Однако в Отто чувствовалось нечто большее, то, чему невозможно дать четкое название, да и заметить удается не всем.

Вот и теперь он ничего не делал, просто рассматривал Кети, даже вежливо улыбался ей, а она едва справлялась с желанием расплакаться и убежать прочь. Нельзя, это действительно ее последний шанс, нужно идти до конца…

– Я знаю, где скрывается Гюрза, – твердо произнесла Кети. – И я готова сообщить об этом.

Она предполагала, что Отто удивится, может, всплеснет руками, подпрыгнет на ноги… что там делают, когда получают сообщение о своем главном враге?

Однако полицейский не двинулся с места, и ответил он так, как Кети не ожидала:

– Но?

– Что – но? – смутилась она.

– Я знаю эту интонацию, после нее всегда следует «но». Если бы вы пришли просто доложить о Гюрзе, вы бы не добивались личной встречи со мной, скорее всего, ограничились бы виртуальным посланием. Вы чего-то хотите, Кети, и тема эта личная, потому что в целом вы не из вымогателей. Кстати, вы только поэтому до сих пор мирно сидите передо мной.

Кети предпочла не думать о его последней фразе – и десятках страшных смыслов, скрытых за ней. Этот разговор напоминал ей падение с заледенелого склона: нельзя просто вернуться обратно, ты можешь лишь уменьшить вред для себя.

– Но он меня шантажирует. Поэтому я и не пришла сюда сразу, как только мне все стало известно… Он знает очень нехорошую правду обо мне. То, что повлияет на мою жизнь на станции.

Отто заметно расслабился, откинулся на спинку кресла. Улыбка его стала искренней, но точно не добрее.

– Понимаю… Ты хочешь иммунитет.

– Вроде того, – кивнула Кети, решив не обращать внимания на смену обращения.

– По умолчанию я никогда ничего не гарантирую, так что выкладывай, что за поводок он подобрал.

Она заставила себя говорить. Кети прекрасно понимала, что правду о Гюрзе Отто все равно узнает, кочевники умеют вытягивать из людей секреты. Так что ее переговоры с Барреттом по умолчанию были неравными. Она не предлагала ему сделку, она просила о покровительстве, а Гюрзу преподносила ему, как подарок, доказывая свою верность.

Отто слушал ее спокойно, не перебивал и ни о чем не спрашивал. Кети не представляла, о чем он думал в этот момент, и под конец она готовилась к любому исходу.

Однако Отто на нее не набросился и детей своих не призвал, он лишь расхохотался.

– Ну надо же… Женщины! Да прекрати ты трястись, мне плевать на твои бабьи секреты, кочевников они не касаются. Хотя испугалась ты не напрасно: адмирал Согард вряд ли отнесется к ситуации с таким же пониманием. Она станет твоей проблемой номер один. Имя проблемы номер два ты тоже знаешь – Мира Волкатия, она явно влюблена в этого психа и сделает ради него что угодно. Дура, какая же дура… Не важно. Моя семья защитит тебя от них обеих, да и нам пригодится свой человек в медицинском отсеке. Ну а теперь, когда с этим мы разобрались, – вперед, нарушай врачебную тайну! Я должен знать о состоянии Гюрзы все.

Все вокруг полутемное, мутное, мерцает. Медное как будто… Рыжая медь. Наверно, это из-за света, или мне просто мерещится, глаза болят, я чувствую странный жар. Если моргнуть, он исчезает, да и мир проясняется. Но потом снова становится паршиво.

– Только не кричи!

Это шепчет моя мать. Она наклоняется ко мне, я почему-то смотрю на нее снизу вверх. Это кажется неправильным, я ни на кого так не смотрю, уже давно… Но при этом я знаю, что смотрю так на нее всегда. Понять, что к чему, пока не получается. Медь вокруг нас как будто плавится, растекается, поглощает все вокруг, и откуда-то из этого жара вырывается черный дым.

– Не кричи!

Она рукой зажимает мне рот, сильно, больно – и напрасно. Я не собирался кричать, у меня пока нет голоса. Не помню, почему. Кажется, это связано с отцом, он был с нами, теперь его нет. Рука матери сильно дрожит, ее кожа покрыта чем-то густым, черно-красным… По-моему, это тоже связано с отцом, но мысли отказываются выстраиваться единой цепью. Они меня спасают…

– Не кричи, не кричи…

Не думаю, что она повторяет это мне. Просто мне можно бояться, а ей нельзя, вот она и утешает себя. Но я это запомню… Она произносит каждое слово так, что я чувствую: должен запомнить, на всю жизнь.

Коридор вокруг нас меняется. Я не осознаю, как мы двигаемся, мы как будто застыли все там же, в горячей нише, а мир расползается сам по себе, он каждую секунду новый, другой. Все трясется, потому что мы падаем. Я думаю о том, что это невозможно. Чтобы упасть, нужно что-то большое. Сила притяжения, но нас нечему притягивать, а все равно движение есть. Не знаю, вверх или вниз. Не знаю, на что надеется мама.

– Не кричи!

Она думала, что мы спасемся. Что если двигаться, все будет хорошо, потому что судьба любит тех, кто не сдался. Но судьба на самом деле не любит никого, только свой собственный смех. В следующей картинке мы уже не одни. Люди, силуэты на фоне медного сияния, сильные руки… Пахнет металлом. Я раньше не думал о том, что у металла есть запах.

Меня оставляют на месте, маму куда-то волокут. Я не знаю, что происходит, и одновременно знаю. Как будто есть два меня: один рвется к ней, другой, совсем другой, наблюдает со стороны. Тот, что рвется, маленький зверь, который кусает удерживающие его руки. Тот, что смотрит, думает о том, что, если бы она не сопротивлялась, ее бы пощадили, как других женщин. Но он не упрекает ее, не держит обиды. Он знает, что она не могла не сопротивляться, она вряд ли даже обдумывала что-то, поступила так, как требовала ее природа… Одного из тех, кто считал, что победил ее, она убила, другого покалечила.

Ей это не простили. Никому на самом деле не было дела до двух ублюдков, с которыми она расправилась. Ей просто не простили то, что она такая… Я смотрю на нее и знаю, что она хочет мне сказать. Она меня любит. Любая мать, понимая, что умрет сейчас, умрет прямо перед своим ребенком и уже ничего не сможет для него сделать, наверняка захочет попросить прощения этими словами. Оправдать все, придать всему хоть какой-то смысл. Я тебя люблю и всегда буду любить. Я это в ее глазах вижу… Сказать она просто не успевает. Умирает она не сразу, но говорить уже не может. Ничего, ничего, я и так понял… Но запомнил почему-то не это, последним заветом для меня другое стало.

Не кричи…

Я пытаюсь броситься за ней, и у меня как будто получается – но это лишь иллюзия. Если бы получилось, мир стал бы черным. А он белый. Он меня ослепляет. Люди тоже в белое одеты, и они говорят странно, кто-то смеется… Снова пахнет металлом. Этот запах меня преследует?

Что-то происходит. Я вижу красное на белом, слышу звук тяжелых капель, падающих на пол… Кто-то по-прежнему смеется, он не в себе. Кто-то удивленно спрашивает:

– Почему он не кричит? Он что, не понимает, что умирает?

Да все я понимаю…

Я просыпаюсь не из-за этого. Кошмары давно уже не пугают меня, да и никогда, пожалуй, не пугали по-настоящему. Я столько всего помню и столько всего сделал, что какие уж тут кошмары? Так, воспоминания.

Хотя сны по-своему забавны, если задуматься. В них даже нереальное воспринимается естественно, без вопросов, как будто так и надо. И уже проснувшись, ты понимаешь, что так не могло быть. Из полыхающего пассажирского транспорта я попал не в больницу, между этими моментами несколько лет прошло. Да и многое другое исказилось, но ничего, я минут через пятнадцать-двадцать забуду, все забывают сны.

А причиной моего пробуждения стала боль: слишком сильно дернулся, и сон сорвался. Препараты я сейчас не использую, химии и так многовато, приходится расставлять приоритеты.

Жаль, конечно, что пришлось проснуться, потому что реальность по-прежнему не радует. Кто-то сказал бы, что я легко отделался – после битвы один на один с кочевником обычно не выживают. Да я и сам не был уверен, что справлюсь с Сатурио, когда все начиналось. Я тогда думал лишь о том, что вечно бегать от него не получится, он слишком умен, все равно выследит меня. Я честно предложил ему возможность уйти, убивать его мне не хотелось, он там один из немногих, с кем можно договориться.

Но он выбрал то, что выбрал. Я с самого начала знал, что за победу придется заплатить больше, чем обычно. Мне повезло, что в моем распоряжении был заранее перенастроенный робот, что Мира согласилась мне помочь… Если бы дело было только в поединке с Сатурио, я бы и сам сказал, что даже мои травмы – это мелочь по сравнению с тем, чего я достиг.

Однако тут есть громадный подвох: я не был по-настоящему здоров, когда влез в этот поединок. Травма, оставленная сменой нейрочипа, едва зажила. Ближайшие дни я намеревался провести спокойно, лишний раз не высовываясь, и вдруг явился Сатурио.

Так что теперь дело было не только в последствиях операции. Сканирование показало воспаление тканей головного мозга – как раз возле нового чипа. Мне пришлось сказать об этом Мире. Да, обычно я предпочитаю справляться самостоятельно, но пока такой возможности не было, слишком много на меня навалилось сразу.

– И что теперь? – тут же встревожилась она. – Что делать?

– Мозги вырезать, очевидно. Наконец-то почувствую себя на станции своим.

Мира уставилась на меня так, будто я переродился стаей пестрых бабочек.

– Ты что, шутить умеешь? – недоверчиво поинтересовалась она.

– Да. Просто не все остаются в живых достаточно долго, чтобы это оценить.

– Так, если что – ха-ха! Но если серьезно… как тебе помочь?

Я бы умилился, если бы это было искренней заботой. Но нет, особой симпатии ко мне Мира по-прежнему не испытывала, просто она серьезно относилась к нашему партнерству. В остальном же я был для нее монстром, как и для остальных – что иронично, если учитывать всю правду о ней самой. Ну да ладно, мне ли судить?

Я передал ей список препаратов, которые следовало добыть в медицинском отсеке. Она зачем-то внимательно его прочитала, как будто надеялась хоть что-то понять. Естественно, завершилось дело вопросом:

– Что это?

– Моя попытка выжить, – пояснил я. – Мозговую активность сейчас нужно свести к минимуму.

– Это будет кома?

– Она самая. Оборудование у меня есть, жизнеобеспечение я налажу сам. Но мне не хватает препаратов, которые помогут мне остаться в нужном состоянии несколько недель.

– Это поможет?

– С большой долей вероятности.

Когда речь заходит о здоровье, мало что можно сказать наверняка. Иногда человеческий организм совершает невозможное, а иногда сгорает за считаные дни из-за ничтожной травмы. Но сейчас я не соврал Мире: мои шансы и правда были велики. Легкое работало нормально, та операция прошла успешно, воспаление мозговых тканей только-только началось. Если отлежусь, приду в норму.

И буду дважды должен Мире. Она думает, что для меня это не имеет значения, а напрасно. Я же ничего ей не доказываю, чтобы особо не наглела. Но свои долги я возвращаю.

Я знал, что мгновенно она все это не достанет, препараты были не самые распространенные и стратегически важные для станции. Даже раздолбаи из медицинского крыла не оставят такое без присмотра, и Мире придется постараться. Так что я попытался заснуть, чтобы скоротать время, и что-то у меня получилось… Хотя если бы обошлось без сновидений, было бы куда лучше.

Я запустил полное медицинское сканирование. Я прекрасно знал, что результаты меня не порадуют, но смысл был и не в радости. Мне нужно знать, насколько все паршиво, чтобы точно рассчитать дозу препаратов.

Что ж, по моему личному паршивометру – где-то на середине. Воспаление мозга – моя единственная настоящая проблема, тело более-менее справляется. Лихорадка пока не отпускает, но если исчезнет источник воспаления, она пройдет сама собой.

Я действительно верил, что у меня получится добыть себе хотя бы неделю покоя… Секунды три. Ну а потом дверь моего временного укрытия скользнула в сторону, и в комнату хлынули кочевники.

Случайным обнаружением это быть не могло, никак. Я не доверяю слепой судьбе – иначе не прожил бы так долго. Возле этого зала были установлены системы видеонаблюдения и оповещения, но ни одна из них не сработала. Сигнализация даже не пискнула, видео показывало мне одну и ту же картинку – закольцованную, разумеется, не я один компьютеры взламывать умею.

На этот раз они подготовились, а я был не в том состоянии, чтобы уловить их приближение. Но для того, чтобы все сложилось именно так, кто-то должен был сдать меня… Мира? Она вроде как была единственным вариантом, однако окончательно поверить в это я почему-то не мог.

Хотя какая разница? Кто бы меня ни сдал, отомстить я уже не смогу. Надо бы, да не сумею… Я знал, что умру здесь и сейчас. Принять это оказалось легче, чем я ожидал.

Если бы до меня добрались только кочевники, они бы мигом разорвали меня на части… возможно, и сожрали бы. Но с ними заявился Отто Барретт собственной персоной, поэтому они ограничились тем, что вытащили меня из постели, окруженной медицинским оборудованием, и поставили перед своим отцом на колени. Терпеть не могу, когда кто-то транслирует на меня свою рабскую сущность…

Сейчас вырваться бы да пришибить хотя бы одного, но я даже пробовать не стал – знал, что не получится, мои попытки лишь насмешат их. Без поддержки оборудования дышать вмиг стало тяжелей, у меня уже кружилась голова, перед глазами плясали черные точки. Из ран, оставшихся на месте небрежно вырванных датчиков и катетеров, струилась кровь, но это так, по мелочи, боли я почти не чувствовал.

Лучшее, на что я сейчас способен, – это принять смерть равнодушно, сделать их месть неполноценной. Это оказалось легче, чем я ожидал… Я ведь знал, что не умру в мире и покое, да и старость свою не увижу.

Я видел, что мое спокойствие впечатляет Отто Барретта и злит его псов. Мне было все равно, все мои силы уходили на поддержание маски бездушного робота.

– Ты покалечил моего сына, – холодно сказал он.

О, так Сатурио все еще жив? Ну надо же… Нет, я знал, что сразу он не умер. Это было странно, хотя на чудо не тянуло, кочевник все-таки. Никакого желания добить его из-за того, что он сделал со мной, я не испытывал. Это была честная схватка – и я навредил ему больше. Поэтому я и велел роботу доставить его поближе к медикам, хотя изначально сомневался, что это хоть как-то поможет.

Помогло, но не до конца, раз его здесь нет.

Если бы я так уж держался за жизнь, я бы уже начал торговаться. Убеждал бы Отто пощадить меня, потому что я, возможно, смогу помочь его сыну… Но не факт, что я смогу. Да и не хочу. Ни торговаться, ни помогать. Сатурио получил свое, ну а я через это унижение все равно не выживу.

Подвох в том, что для спасения Сатурио придется отказаться от искусственной комы, бодрствовать и много думать. То есть, делать то, что все равно меня помучает и убьет. Так не проще ли сразу перейти к этой части?

– Какое завидное достоинство, – заметил Отто. – Но я, признаться, и не ожидал от тебя меньшего. Нужно быть особенным, чтобы сделать все, что сделал ты. От наказания тебя это не защитит. Не за прежние грехи, они меня не интересуют. Только за то, что ты сотворил с моим сыном – мне этого хватит.

Полагаю, это шоу было рассчитано скорее на кочевников, чем на меня. Они ликовали и не могли этого скрыть. Видимо, предчувствовали долгую, на много часов или даже дней, забаву, после которой остатки моего трупа покажут станции и заявят, что я был случайно убит при задержании. Не понимаю, почему они не допускают мысли, что я могу сам себя убить за секунду. Как будто это так сложно.

– Ты умрешь, это без вариантов, – продолжил Барретт. – Но до этого ты ответишь на все мои вопросы. Ты узнаешь, что такое настоящее страдание, и проклянешь себя за то, что связался с семьей Барреттов. Ты увидишь собственное тело изнутри…

Я уже видел, кстати. Но и об этом я ему не сказал, его болтовня начинала меня утомлять, да и голова кружилась все сильнее – не хватало еще отключиться тут! Я готов был все завершить, и хорошо, что голос, долетевший со стороны двери, холодный и властный, отвлек меня.

– Какая впечатляющая речь для начальника полиции.

Кочевники, конечно, сплоховали. Обычно их инстинкты работают лучше, они должны были издалека почувствовать приближение Елены Согард. Особенно при том, что шла адмирал не одна, а в сопровождении отряда солдат – очень благоразумно с ее стороны.

Еще с ней была Мира, возмущенная и злая. Похоже, именно благодаря ей адмирал оказалась тут, а у Барреттов сорвался маленький семейный праздник. Ситуация становится все любопытней…

– Адмирал, – натянуто улыбнулся Отто. – Как быстро вам сообщили о нашей операции!

– Мне как раз сообщить забыли, но хорошо, что я и так оказалась здесь. Удачное совпадение.

– Очень удачное… Я как раз арестовал Гюрзу, необходимо заняться допросом…

– С этим придется подождать, – покачала головой Елена. – Он нужен нам. Вы прекрасно знаете, в какой сложной ситуации оказался сейчас корабль. При всех недостатках Гюрзы, отрицать его интеллект нельзя. Он должен присоединиться к поиску решения.

– Не бесплатно, я так полагаю? – уточнил начальник полиции.

– За помилование.

– Тогда меня это не устраивает.

– А меня не устраивает потеря такого ресурса.

Ну надо же… Что уже успело случиться? Никогда не думал, что формулировку «проспал все на свете» я буду вынужден воспринимать так буквально.

Это должно быть нечто чертовски серьезное, если адмирал, которой я так же отвратителен, как и остальным, готова чуть ли не мятеж полиции допустить… Сектор Фобос не подводит, да и Мира тоже, склонность к деловым переговорам у нее точно есть.

– Он едва не убил моего сына, – напомнил Барретт.

– А без него вы можете потерять всех своих детей. Мы и дальше будем спорить, хотя время истекает?

Это было непростое решение для Отто, я видел. Ему нужно было меня наказать, чтобы сохранить контроль над своими детьми, да и продемонстрировать, что он не подчиняется Елене, хотя и должен. В то же время он был достаточно умен, чтобы понимать: она права. Он может забрать меня силой сейчас, но что тогда ждет станцию?

– Хорошо, – наконец вздохнул он.

Отто щелкнул пальцами, и его дети пусть и неохотно, но подчинились. Они меня не просто отпустили, они меня швырнули в сторону. Раз убить не удалось, так хоть унизить хотели, понаблюдать, как я по полу ползаю.

Вот только Мира успела поддержать меня до того, как это случилось. Зря она, конечно, Барреттов за усы дергает… Не понимает, чем это чревато? Нет, судя по выражению лица, все она понимает, просто ей плевать.

– И вы согласитесь на помилование, не так ли? – усмехнулась Елена, отступать она пока не собиралась. – Это не моя прихоть. Он нужен станции.

– Я понимаю, и на помилование я соглашусь, но только если он действительно спасет станцию.

– Будем считать, что мы договорились. Если же нет, я отдам его вам, и вы успеете содрать с него кожу – или что вы там собирались сделать? Полагаю, его пытки и последующая мучительная смерть вас утешат в скорбные часы.

– Да, так будет лучше для всех на «Виа Феррате», адмирал. Мы действительно договорились.

Обожаю демократию…

Появление получилось эффектным, хотя ничего подобного Мира не планировала. Она знала, что рискует, заключая с адмиралом сделку от имени Гюрзы: она понятия не имела, как он отнесется к такому решению. Но знала она и то, что это необходимо, Барретты злопамятны, они бы его не простили… Они и сейчас не простили, просто убить не смогли.

Мира не пыталась выяснить, как они добрались до Гюрзы, времени не было, однако эта тайна открылась неожиданно легко и быстро. Гюрзе предстояло работать в командном пункте, но все понимали, что просто сесть в первое попавшееся кресло и сделать вид, что все в порядке, он не сможет. Ему требовалось специальное оборудование, чтобы хотя бы поддержать его, раз уж вылечить пока не получается.

Для того, чтобы все наладить, вызвали команду медиков, и вот тогда Мира поняла, кто за всем стоит. Нет, Кети не призналась напрямую – хотя следовало бы! Но она заметно нервничала, шарахалась от любого движения Гюрзы, она часто моргала, чтобы скрыть слезы, и то и дело посматривала на дежуривших поблизости кочевников.

Вот, значит, как… Следовало ожидать. Ну а что они могли сделать? И что Мира могла сделать? Ответ тут напрашивался только один: убить единственную свидетельницу. Мира бы на такое никогда не пошла, а вот то, что подобный вариант не предложил Гюрза, заставляло задуматься: такой ли он монстр, каким его объявили?

Он, скорее всего, тоже все понял, но пока не обратил на Кети внимания, у него были проблемы посерьезнее. Очень скоро «Виа Феррата» подлетела достаточно близко, и поджидающие их титаны стали видны невооруженным глазом.

Они были большими и маленькими одновременно. Маленькими – потому что с такого расстояния и черная дыра, и магнетар казались искристыми точками, такими, каким Солнце предстает в небесах Земли. Большими – потому что их сияние все равно разлеталось на грандиозные расстояния… как и их власть.

Мире не хотелось даже представлять, что будет, когда два горизонта событий соприкоснутся.

Зрелище, открывшееся впереди, завораживало всех – кроме Гюрзы. Он как раз на обзорный экран не смотрел, он был сосредоточен на показаниях компьютера. Его интересовали не только данные, полученные от дронов и истребителя, он то и дело открывал инвентарные списки, запрашивал в архиве технические паспорта оборудования… Он думал. Похоже, он отнесся к сделке серьезно.

Вот только Мира не представляла, способен ли он вообще что-то предпринять. В лучшие времена мог бы, но теперь медицинский сканер выдает, что температура тела уже достигла тридцати восьми с половиной градусов и продолжает расти, анализ крови указывает на сильнейшее воспаление где-то внутри, сердце, едва оправившееся после того приступа, бьется слишком быстро… Уже сейчас быстро, а дальше что будет?

Мира прекрасно помнила, как он говорил, что ему в таком состоянии даже думать нельзя, желательно проваляться недели две в коме. Плохо, что этих двух недель у них больше нет… Мира пожалела бы, что сдала его адмиралу, если бы не обнаружила его в плену у Барреттов. Получается, у Гюрзы были свои личные Сцилла и Харибда… иронично.

Кети возилась рядом с ним, смешивая коктейль препаратов для новой капельницы. Она старалась держаться подальше от Гюрзы, пока это возможно. Мира улучила момент, чтобы приблизиться к ней – улыбаясь так, чтобы со стороны они смотрелись подругами. При этом она шепнула Кети на ухо:

– Ты ведь понимаешь, что не только он может тебя убить? Я тоже могу, если очень надо будет.

– Я даже понимаю, как вы спеться умудрились, – мрачно отозвалась Кети. – Кочевники знают про вашу связь!

– И что? Это тебя бессмертной делает?

Отвечать Кети на этот раз не стала, но намек явно поняла.

От Гюрзы ожидали быстрых и понятных ответов, это чувствовалось. «Налево, потом направо и дальше вдоль вон той звезды!», такое вот. Но он молчал, он вообще не обращал внимания на окружающих. Напряжение нарастало, однако серийного убийцу это не волновало. Если он и отвлекался, то только на показания медицинского сканера, что-то говорил врачам и возвращался к работе.

Адмирал и ее помощники еще могли с таким смириться. Да, им это не нравилось, но они сохраняли спокойствие. А вот кочевники нервничали все больше – настолько, что в какой-то момент Отто Барретт, прекрасно знавший своих детей, выставил их вон из командного пункта.

Мира воспользовалась моментом, когда никто не обращал на нее внимания, чтобы уйти в технический коридор – небольшое пространство, обустроенное в стенах для ремонтников.

Ничего толкового тут сделать было нельзя, кроме одного: подслушать разговор кочевников, покинувших зал. Если бы они предпочли благоразумно молчать, Мира бы ничего не добилась. Однако она прекрасно знала: ни интеллект, ни эмоции промолчать им не дадут, на такое в их семейке разве что Сатурио был способен, но к чему это его привело?

Поболтать решили Анти́фо и Бруция – именно они дежурили последними. Отто Барретт, конечно, тоже хорош… как можно было объединить самых агрессивных из своих детей?

– Я не могу, я просто не могу… – рычала Бруция. – Он издевается над нами! Ты видел, как он на меня смотрел?

Гюрза на нее ни разу не взглянул, в этом Мира готова была поклясться. Но кочевница в истине и не нуждалась, ее воображение рисовало ту правду, которая ей больше нравилась.

– Не понимаю, как отец пошел на это, – признал Антифо.

– Ты же сам видел, что в небе зависло! Никто не может придумать, как это обойти…

– А он, думаешь, сможет?

– Конечно! – уверенно ответила Бруция, немало удивив Миру. Впрочем, очень скоро выяснилось, что ничего странного в такой вере в Гюрзу нет: – Он же мутант, ты разве не понял? Не такой, как мы, но у него явно что-то с мозгами, он так и победил Сатурио! Да и медицинский сканер видел, что показывает? Там явно какая-то мутация!

– Мутация или нет, он не должен уйти безнаказанным! И плевать мне, что он там может!

– Так все будет!

Бруция и это произнесла без тени сомнений. Мира насторожилась еще больше, прильнула к ближайшей решетке, чтобы ничего не упустить.

– Думаешь, успеем его перехватить? – засомневался Антифо. – Отец будет недоволен…

– Наоборот! Отец это уже разрешил. Он-то ничего сделать не может, потому что у него договор с той старухой… Но нам он все позволит! Мутант не сможет сопротивляться, мы закончим дело быстро, а потом отец разберется со всем остальным…

От того, что именно кочевники называли Гюрзу мутантом, становилось смешно, от всего остального – нет.

Похоже, Отто Барретт и правда готов был предоставить Гюрзе возможность спасти станцию – но не больше. Когда все будет кончено, убийца ослабнет, его состояние уже заметно ухудшается. Он не сможет сопротивляться, и дежурные кочевники покончат с ним за пару минут.

И ведь им действительно за это ничего не будет! Отто скажет, что не знал о готовящемся нападении, и извинится. Адмирал покричит на них, потому что не кричать нельзя, и все сделают вид, что это допустимое наказание. Что еще она может? Барретты – это не коллектив, это единый организм, а станция не должна лишиться всего отдела полиции сразу. Ошибку допустил уже тот, кто выбрал их для такой работы, станции оставалось лишь справляться с последствиями чужой глупости.

Ну а самым паршивым было то, что по-настоящему защитить Гюрзу хотела разве что Мира. Остальные не перестанут желать его смерти, даже если он найдет путь, спасающий их шкуры. Да и Мире не следовало за него заступаться, но она не могла иначе. Не важно, чудовище он или нет, они не лучше, если допустят такую подлость! Подлость похожа на плесень: впусти ее в свой дом – и она постепенно займет все вокруг.

Так что Мире оставалось надеяться лишь на себя… даже зная, что она остановить кочевников точно не сможет.

Рино с самого начала считал, что это большая ошибка. Как можно дать тому, кто развлекался массовыми убийствами, доступ… к массовому убийству? Да еще и в момент, когда его поймали кочевники!

Гюрза знает, что он обречен, он загнан в угол. Так почему бы не побаловать себя напоследок возможностью убить всех без исключения? Чем адмирал только думала! Да и Мира хороша, совсем зациклилась на этом психе…

Взывать к их разуму Рино не собирался, знал, что это бесполезно. Гюрза оказался в очень выгодном положении: он предложил решение в момент, когда ни у кого другого решения не было. Так что теперь его оставили в покое все – и адмирал, и ее помощники, даже Отто Баррет, вон, делает вид, будто он так все и задумывал! В такой ситуации возможно лишь одно: следить за психом очень внимательно, не упустить момент, когда он начнет готовить для станции смертельную ловушку, и попытаться его остановить.

К счастью, все условия для этого у Рино были. Даже если бы Фиона осталась жива, управлять кораблем позвали бы не ее. А теперь именно Рино даже по официальной должности было положено занять кресло главного пилота! Гюрза сразу предупредил, что автопилот здесь не справится, слишком уж быстро будет меняться курс. Сам же псих был не в том состоянии, чтобы управлять станцией.

Рино ожидал, что убийца будет таиться, тщательно замаскирует смертельную ловушку под попытку спасения. Но Гюрза умел удивлять:

– Я скинул в общую сеть схему станции. На тех участках, которые отмечены красным, необходимо установить взрывные устройства класса Е-185, полный набор, как полагается.

– Ты действительно надеешься, что кто-то воспримет это требование всерьез? – презрительно поинтересовался Отто Барретт.

– Тот, кто хочет жить, воспримет.

– Жить у тебя в заложниках?

Рино не хотелось поддерживать Гюрзу. Ну вот совсем не хотелось, он сейчас этого ублюдка ненавидел даже больше, чем раньше – из-за того, какими глазами смотрела на него Мира. Но промолчать пилот все-таки не смог.

– Вообще-то, он дело говорит…

– И ты туда же? – укоризненно посмотрел на него полицейский. – Да он убить всех нас хочет!

– Убить всех вас проще, чем вы думаете, – напомнил Гюрза. – Просто ничего не делать. Если даже вы с этим справляетесь, то я тем более смогу.

– Главная проблема нашей станции – хреновая маневренность, – неохотно пояснил Рино. – Контролируемые взрывы смогут быстро развернуть ее в нужную сторону, если станет совсем туго.

– И если будет потерян контроль, – добавил Гюрза. – Но этого мы тоже попытаемся избежать. У станции есть щиты от разных видов облучения.

– В том-то и дело – от разных! – огрызнулся Рино. – Если бы можно было просто накрыться панцирем, умник, я бы давно это сделал!

– Одним нельзя. Двумя можно. Двух для известного излучения магнетара и черной дыры хватит.

– Да, только станция не сможет поддерживать два одновременно!

– Поэтому мы будем их переключать. Быстро.

– Компьютер не поддержит такие быстрые переключения, он сочтет их ошибкой и начнет перезагрузку в самый неподходящий момент!

– Поэтому делать это будет не компьютер, а ты.

У Гюрзы на все был ответ, всегда. Этот псих выглядел так, будто сдох три дня назад, но при этом его голос звучал ровно, а взгляд воспаленных глаз оставался спокойным. Кто-нибудь вообще проверял, человек ли он?

Но хуже всего оказалось то, что Рино вынужден был смириться. Он видел: Гюрза и правда составил полноценный план в ситуации, которая совсем недавно казалась безнадежной.

Пожалуй, все ожидали, что Гюрза сядет за панель управления и либо спасет всех, либо всех погубит. Но он развернул бурную деятельность, в которой были заняты чуть ли не все отделы. Техники выбирались на поверхность станции и в срочном порядке перемещали некоторые антенны. Они же занимались установкой бомб. Кочевников отправили проводить частичную эвакуацию: людей убирали из отсеков, которые окажутся слишком близко к возможному поражению взрывами, и сгоняли в центр станции. Корабли сопровождения выстраивались в ровную линию прямо за «Виа Ферратой». Медики следили, чтобы псих не отправился в мир иной раньше срока.

Все это отнимало время, а времени у них не было, поэтому к работе привлекли всех, кого только можно. Станция, до этого сонная, вечно настороженная, плывущая непонятно куда и непонятно зачем, будто ожила. Теперь, когда у каждого было четкое задание, страх сам собой отошел на второй план. Сумасшедший убийца, который всегда действовал один, отдавал приказы четко, он, как оказалось, давно разобрался, какие специалисты собраны на «Виа Феррате».

Мира тоже куда-то исчезла, но куда – Рино не представлял, он не успел услышать отданный ей приказ. Это и к лучшему: пилоту неприятно было видеть, как она бегает вокруг Гюрзы.

К моменту, когда станция вошла в зону риска, все было готово. Первой двигалась не она – первыми Гюрза послал разведчиков. Он понимал, что технологии Земли не могут издалека анализировать все виды излучения, на которые способны космические титаны в такой ситуации, поэтому убийца собирался ориентироваться по ходу дела.

Впереди летела череда малых разведывательных дронов. Таких на «Виа Феррате» нашлось больше всего, и они могли охватить внушительную территорию. За ними следовали пилотируемые дроны, эти были сложнее, но и воспринимали они гораздо больше. Особенно странно в этой свите смотрелись два маяка, и Рино даже не понял сначала, зачем Гюрзе понадобилось рисковать таким сложным и дорогим оборудованием, но потом он разобрался.

Маяки изначально были настроены на особо тонкое восприятие сигналов любого толка на максимально возможном расстоянии. С их помощью Гюрза, похоже, надеялся создать условную карту, определить, докуда дотягивается черная дыра, где начинается власть магнетара. Что же до дороговизны… если станция погибнет, то погибнет полностью, так какая разница, сколько стоит ее груз?

Самая сложная часть путешествия начиналась. Это понимали все – и это на всех давило. Даже те, кто раньше возмущался и требовал запасного плана, враз затихли, пораженные величием обитателей космоса.

Рино с удивлением обнаружил, что здесь и сейчас не воспринимает Гюрзу как кровожадного психа. Потом это чувство, естественно, вернется, равно как и их вражда. Но в момент перехода это был просто очередной командир, приказы которого Рино готов был выполнять с военной дисциплиной.

Даже кочевники перестали рычать на своего врага, затаились. Они стояли достаточно близко к Рино, чтобы пилот услышал их тихие голоса.

– Нет, ну как пылают… Слушай, а как думаешь, если они столкнутся, кто победит? Магнетар или черная дыра?

– Издеваешься? Этого вообще никто и никогда не узнает!

Черная дыра.

Как только они доберутся друг до друга, черная дыра сожрет магнетар.

Я умру в окружении полуграмотных дегенератов. Поверить не могу. Хотя, может, и следовало ожидать, что судьба поквитается со мной именно так?

Собственно, для нас совершенно не важно, кто там кого сожрет. Когда магнетар приблизится еще больше, черная дыра начнет поглощать его энергию. Этот увлекательный гастрономический процесс продлится сотни тысяч лет, может, и до миллиона-другого дотянет. Я в таких предположениях могу бросать любые цифры, все равно никто не проверит.

Сам процесс будет красивым, но губительным для всего живого… да и не живого. Все, что окажется рядом, будет уничтожено ими. Забавно, если сюда начнет вести какая-нибудь кротовая нора. Ты прорываешься через пространство, радуешься, что долетел, что оно тебя не прожевало… И вряд ли успеваешь понять, что уже мертв.

Так что мы, можно сказать, успели прыгнуть в последний открытый люк космического корабля. Узкая дорога, по которой мы летим, схлопнется через пару веков. Очень быстро для космоса, очень медленно для человека, но нам это не поможет, потому что она уже сейчас непонятно какая.

А когда не станет и ее, когда закончится процесс слияния, на этом месте образуется такая черная дыра, рядом с которой нынешняя выглядит невинным одуванчиком. Представлять не хочется, да и не надо, мы этого все равно не увидим.

Лично я так точно, не факт, что я до конца этого безумного броска дотяну. Мне ведь для выживания и правда требовалось не делать вообще ничего, даже не думать. А что в итоге? Я делаю все и сразу, про уровень мозговой активности и говорить нет смысла. Я знаю, что это вредит мне. Я это чувствую. Обезболивающие не справляются, да и нельзя мне их много в нынешнем положении. Внутри черепа как будто засело что-то острое и очень горячее. Пару раз уже были судороги, пока удается подавить их препаратами, но это не будет спасать меня вечно. Собственно, я поэтому и посадил за штурвал Рино де Бернарди. В другое время я занялся бы таким сам, а теперь понятия не имею, когда у меня откажут руки. Воспаление мозга – штука занятная: предугадать мало что возможно, сплошные сюрпризы впереди.

Но тут вот какое дело: нельзя действовать вполсилы. Если честно, я уже сейчас не уверен, можно ли меня спасти. Однако небольшая доля вероятности по-прежнему есть, за нее и буду держаться.

Самая сложная часть пути помогла мне: боль меньше не стала, просто я вынужден был сосредоточиться на основной задаче, все остальное отошло на второй план. Я видел то, что нам нужно миновать. Не только через обзорный экран видел, я велел вывести изображения черной дыры и магнетара на большие трехмерные мониторы.

Я знал, что остальных это зрелище пугает. Абсолютная, непроницаемая пустота в сердце черной дыры. Живой пульс постоянно меняющегося магнетара. Понятно, что и то, и другое иллюзия, типично человеческое восприятие, попытка разума облечь в сказочную форму то, что слишком пугает в реальности. И все равно я не мог избавиться от ощущения, что оба титана смотрят на меня, оценивают… вообще видят меня, хотя один человек – ничто в их масштабе!

И вроде как за происходящим наблюдали сейчас все, а то, что надо, почему-то замечал только я. Например, то, как резко дернулся и просто исчез один из малых дронов.

– Пять градусов правее, – спокойно скомандовал я. – Включить первое защитное поле.

Спокойствие – это все, что остается в таких ситуациях. Не люблю рассуждения о том, что возможно, а что нет. Если невозможно – какой смысл вообще об этом говорить?

Хорошо еще, что окружающие перестали выпендриваться. Их мнение обо мне не изменилось, но здесь и сейчас оно просто потеряло смысл. Я – это не я. Не «тот самый Гюрза», не убийца, которого они ненавидят. Я – функция, дополнение к компьютеру. Тот, кто способен провести их над смертью.

Хотелось бы, чтобы это был отважный рывок, мгновенно вознагражденный судьбой, да куда там! Мы выбрали кратчайший путь из возможных, но в масштабах космоса «кратчайший» – это не минутный прыжок, это часы и даже дни движения.

В нашем случае оказались дни. Когда мне и остальным нельзя ни отдыхать, ни, тем более, спать. Военные это выдерживали легко, так же легко, как выдержал бы я, если бы вступил в эту авантюру прежним.

Но меня как такового оставалось все меньше… Боль становилась такой, что даже я не мог закрыть на нее глаза – при моем опыте! Сердце стучало отчаянно, быстро, совсем как тогда, прямо перед приступом. В глазах то и дело темнело, дело было не в отдельных черных пятнах, просто мир вокруг застилала мутная пелена. Через несколько минут она отступала, я, ожидая этого, невозмутимо смотрел в одну точку, чтобы окружающие не сообразили, что я слеп. Но я-то об этом знал!

В какой-то момент пришлось признать: я не выдержу. Любой, кто играет с судьбой, однажды доиграется, и смешно даже, что произошло это в тот единственный раз, когда я не убивал, а спасал.

Я понимал, что апатия – всего лишь один из симптомов моего нынешнего состояния. Но сопротивляться я больше не мог, да и не хотел. Зачем? Никто тут особо не расстроится, если я умру. Полагаю, они уже продумали пару-тройку способов моего убийства на случай, если перелет все-таки пройдет успешно. Ну и зачем мне мучаться ради этих людей? У меня не было цели обязательно утащить их с собой в могилу, они при таком умище сами убьются за месяц в Секторе Фобос. Мне просто не хотелось их спасать.

Я чувствовал, что сдаюсь. Я просто позволил станции лететь прямо, и пока такой нехитрый курс нас щадил. Сам же я откинулся на спинку кресла и просто… просто ждал. Того момента, когда мне станет все равно.

Я не думал, что это кто-то заметит. Да и не должны были! Если я чему и научился за свою жизнь, так это выглядеть невозмутимым, и этого образа я собирался придерживаться до конца.

Однако неожиданно я почувствовал, как кто-то берет меня за руку в явной попытке привлечь внимание так, чтобы не заметили окружающие. Повернувшись в ту сторону, я увидел совсем близко лицо Миры, склонившейся ко мне.

Я даже не заметил, когда она вернулась. Я собирался отправить ее на поверхность станции – руководить переустановкой антенн. Однако к этому моменту Мира куда-то удрала, и никто не мог толком объяснить, куда и зачем. Разыскивать ее я не стал, время поджимало, просто поручил это дело Личеку – должен же и от него быть толк!

Миры не было долго, и я уже решил, что она не вернется. Занялась какими-то своими делами, не захотела смотреть на начало катастрофы – имеет право, с таким не каждый справится. Но вот она вернулась и смотрела мне прямо в глаза. Я был уверен, что сейчас она начнет просить об очередном одолжении, потому что это уже стало традицией «Виа Ферраты» – меня либо пытаются убить, либо что-нибудь клянчат.

Но она снова сумела меня удивить, она спросила:

– Как ты?

Это был не просто вопрос вежливости. Судя по обеспокоенному виду, Мира о многом догадывалась. Никакого чуда тут нет, я прекрасно знаю, что выгляжу сейчас как тот, кем палач побрезгует. Если меня что и удивляет, так это то, что ей не все равно. По-настоящему не все равно.

Именно поэтому я обошелся без очередной колкости с начинкой из оскорбления. Просто посмотрел на нее и не ответил.

– Я могу тебя подменить, если есть такой вариант, – предложила она. – Я понимаю, что ты рассматриваешь всех, кроме себя, на уровне развития инфузории, но… Я все-таки военный инженер. Я не сумею придумать план, но выполню твой, если ты объяснишь мне, как.

Не понимаю, что с ней не так. Я уже слышал брезгливые шуточки кочевников о том, что она влюблена в меня до беспамятства, а потому в добровольном рабстве – и это еще цензурная часть. Но я-то точно знаю, что Мира любит меня не больше, чем я ее. Она знает, кто я, и для нее это по-прежнему неприемлемо.

А еще я для нее человек, за которого она беспокоится. Парадокс…

– Воды принеси, – только и сказал я.

– Так и знала, что мое высшее образование однажды пригодится, – усмехнулась она. – Я мигом!

Она и правда принесла воды – а я и правда хотел пить. Я только сейчас обнаружил, что губы потрескались до крови, просто на фоне всего, что сейчас происходило с моим телом, это не боль даже, а так, мелкая неприятность.

Мира напоследок еще раз осторожно пожала мою руку и ушла, напомнив:

– Если что – я рядом!

Не будет такого «если что», не в этой ситуации. Или я, или никто.

Мне изначально казалось, что, если не выживу я, то и все остальное не важно. Вылетит станция из опасной зоны – плевать. Будет раздавлена – тоже плевать. Меня нет, и мне вообще без разницы, кто там выживет или нет…

А тут вдруг стало не все равно. Я почувствовал: было бы неплохо, если бы Мира выжила, даже если я – нет. Это не было прозрением или глобальной сменой ценностей, она по-прежнему значила для меня не больше, чем раньше. Но даже эта ничтожная симпатия к ней была целью, вдохновляющей не сдаваться прямо сейчас.

Не факт, что я все равно выдержу, но я готов потерпеть.

Решимость вернулась ко мне вовремя, стало жарко… В самом буквальном смысле. Сначала дроны передали сведения об источнике жара, который мы не могли ни разглядеть, ни объяснить. Рядом с нами его не было, а в космосе дела с температурами весело обстоят, это вам не Земля! Пространство не может просто потеплеть или замерзнуть.

Но кому это доказывать, если оборудование прогревается? Я пытался понять, чем это может быть вызвано, однако мой мозг очень не вовремя решил превратиться в кашу. Признаюсь, я растерялся, я догадывался, что это может быть каким-то результатом вспышек на магнетаре или слияния двух видов излучения… Но четкого понимания происходящего у меня не было, как не было и быстрого решения.

А в таких ситуациях только быстрые решения и нужны, медленные не прощаются. Я понял это, когда первые дроны, летевшие перед нами, вспыхнули. Это было быстро, почти сразу… Вот у нас еще была какая-то разведка, а вот впереди полыхают огненные сферы, будто стая горящих птиц летит впереди нас.

– Взорвать бомбы номер четыре, шесть и восемь, – велел я. – Станцию на сорок градусов левее. Корабли сопровождения предупредите. Маяки впереди нас отошлите вперед с увеличением расстояния между ними.

– Ты уверен? – удивился Отто Барретт.

Рино ни о чем спрашивать не стал, просто сделал и все. Это очень хорошо, потому что ни в чем я на самом деле не уверен. Но что нам еще остается?

Пилот взорвал станцию без сомнений, и это впечатляло. «Виа Феррата» содрогнулась, компьютер изошел предупреждениями об угрозе. Полагаю, где-то в центральных залах уже началась паника, но ничего, выживут… или нет. Все мы – нет.

Станцию знатно качнуло, как я и предполагал, но качнуло в нужную сторону. Скорость не снизилась, и в какой-то момент показалось, что мы летим прямо к магнетару. Потому что мы сошли с ума. Такой вот тупой мотылек, вдруг увидевший голубовато-белый свет. Но на другое решение времени уже не было – да и мое оказалось верным. Тот маяк, что теперь следовал по нашему прежнему курсу, загорелся… а мы – нет. «Виа Феррата» продолжила путь.

– Нужно возвращаться обратно! – засуетилась Лилли Хетланд. – Нас же сейчас захватит магнетар! Бернарди, разворачивайте корабль!

– Жди, – приказал я.

– Не слушайте этого уголовника! Он лишился рассудка!

– Жди, я сказал!

– Посмотрите на него, он же умирает! – не унималась Лилли. – Он хочет погубить и нас!

Правда, но наполовину. Я умираю. Но я хочу не погубить, а спасти – одного человека, остальные бонусом пойдут.

Рино то ли догадался о чем-то подобном, то ли в мою пользу сыграли предыдущие победы, заставившие его поверить мне. Он удержал станцию на том курсе, который задал я.

Лилли такой расклад не устраивал, она рванулась вперед, наверняка желая побороться за штурвал. Но ее в движении перехватил Овуор, куда более сильный, и без труда удержал. Елена Согард предпочла промолчать.

Я смотрел теперь только на магнетар, полыхавший перед нами. Какой свет… столько света! В таком и умирать, пожалуй, не страшно…

Но не сегодня.

– Девяносто вправо, – наконец объявил я.

Рино, напряженный до предела, тут же выполнил приказ.

Для нас для всех это был момент истины. Я знал, что подошел предельно близко к горизонту событий магнетара… опасно близко. Мог ли он нас захватить? Мог, и, если бы он потянул нас к себе, мы бы уже не вырвались, никак.

Но на этот раз повезло. «Виа Феррата», наверняка похожая на тяжелого, раненого в закопченный бок кита, все-таки справилась. Мы приближались к границе опасной зоны, туда, где ни один из титанов не будет властен над нами.

Этого я уже не увидел: сознание отключилось до того, как я успел понять, что происходит.

Мира стала первой, кто заметил, что он потерял сознание. Это спасло их обоих.

Кочевники были заворожены тем, как металлическая громада станции извернулась в пути, обходя неизвестную угрозу. Нельзя сказать, что «Виа Феррата» уже была в безопасности. Но они отдалялись от зоны, признанной критической, и возвращались к привычному уровню угрозы Сектора Фобос.

Все думали о себе – о том, что выжили, что увидят завтрашний день. О том, кто обеспечил это выживание, сейчас выгодно было забыть, вот Мира и стала единственной, кто смотрел не на экран, а на него.

Гюрза показался ей мертвым… На секунду – но показался, так что это была долгая и страшная секунда. Потом Мира догадалась перевести взгляд на экран сканера и убедиться, что там все еще есть жизненные показатели. Правда, чудовищные, демонстрирующие, что спасать его нужно немедленно… Но Гюрза все еще боролся за жизнь, и Мира собиралась ему помочь.

Вторыми, кто заметил его состояние, увы, стали кочевники. Однако произошло это на целую минуту позже, и Мира успела подготовиться. Когда они рванулись к Гюрзе, она в одного выстрелила из шокера, другого просто ударила в грудь ногой. Оба вылетели за пределы командного пункта, и Мира тут же заблокировала за ними дверь. Спустя секунду на металл обрушились сокрушительной силы удары, однако просто войти кочевники не могли: для разблокировки требовался допуск офицерского уровня.

– Какого черта? – нахмурился Отто Барретт. – Это нападение на полицию!

– Это нападение полиции! – уточнила Мира. – Можете объяснить, что они пытались сделать?

– Вот и мне интересно, – холодно добавила Елена Согард.

– Избавиться от преступника, очевидно, – пожал плечами глава полиции. – Я не одобряю метод, но одобряю цель. Гюрза выполнил то, что от него требовалось, но остался опасен. Так почему бы не решить проблему прямо сейчас?

– Вообще-то, за это ему даровано помилование! – напомнила Мира. – Он с этого момента становится законным обитателем станции, у него такое же право на защиту, как у всех остальных! И презумпция невиновности снова действует.

– Это Гюрза, его имя в принципе не может оказаться в одном предложении со словом «невиновность».

Елена собиралась ответить, но не успела: в разговор неожиданно встряла Кети. Мира даже не заметила, что медичка все еще здесь, эта поганка затаилась где-то в углу, а теперь решила подать голос:

– На самом деле он и так почти мертв… Жизненные показатели очень низкие, на его спасение уйдет очень много ресурсов. А зачем?

– Когда все на станции узнают, что мы выхаживаем Гюрзу, добром это не кончится, – быстро заявил Барретт.

Он ведь специально так сказал… «Когда», а не «если». Он, по сути, напрямую угрожал Елене возможными мятежами и беспорядками.

Тут уже адмиралу пришлось задуматься. Вряд ли она собиралась нарушить свое слово изначально, но теперь ей противостоял начальник полицейского отдела, причем нагло и агрессивно. Елена еще не ответила, она не приняла решение… Но, если бы она дала согласие на казнь, Мира была бы вынуждена вступить в прямое противостояние и с ней. А пока Елена не сказала ничего, был еще шанс решить дело спокойно.

Пришлось перейти к Плану Б – тому, который Мире не нравился с самого начала. Она ввела несколько команд через свой личный компьютер, и на одном из мониторов появилось изображение центрального процессора станции – с подсоединенной к нему бомбой.

Той самой, которую использовала Фиона, чтобы саботировать успех Миры с маяками. Когда Гюрза передавал ей эту бомбу, Мира была уверена, что устройство не пригодится. Но когда стало ясно, что придется играть по новым правилам, она тут же вспомнила об этом «подарке».

Именно установкой бомбы Мира занималась в то время, пока остальные готовили станцию к опасному перелету.

Отто быстро разобрался, что к чему, и бросил на Миру пылающий злостью взгляд, так не похожий на его обычное спокойствие:

– Ты в своем уме? Где твои мозги, в голове или между ног?

– Аргумент не мальчика, но мужа, – криво усмехнулась Мира.

– Ты готова подорвать всю станцию ради серийного убийцы только потому, что он тебя трахает?!

– Объяснитесь, Волкатия, – потребовала Елена.

– Во-первых, я не сплю с Гюрзой, я скажу это один раз – и больше обсуждать не буду. Во-вторых, я догадывалась, что не все готовы будут соблюдать соглашение. Я говорю не о вас, адмирал, в том, что вы сдержите свое слово, я не сомневаюсь. Что же до траты на Гюрзу ресурсов… Я не буду говорить, что он только что ее отработал. Я вам вот что скажу: мы все еще в Секторе Фобос – и проведем здесь много лет. Вы уверены, что больше не будет ни одной ситуации, в которой нам понадобится Гюрза?

– Достаточно, лейтенант, я поняла вашу мысль. Вы поторопились со столь решительными действиями, я собиралась сдержать свое слово в любом случае.

Говорить Елена могла что угодно, Мира все равно видела, что адмирал не злится на нее. Елена и сама понимала, что с таким аргументом, как бомба возле центрального компьютера, ей будет проще держать кочевников на коротком поводке.

– Пусть отключит эту дрянь! – потребовал Отто. – А потом мы обсудим ее наказание!

– Наказание за что? – уточнила Елена.

– Она чуть не взорвала станцию!

– Такая бомба станцию не взорвет, – возразила Мира. – И я вообще ничего не делала, а «чуть» не считается. Чтобы так все было и дальше, мне нужно вводить в компьютер взрывного устройства специальный код, который знаю только я и который постоянно меняется, каждый день. Это, подозреваю, заставит вас и ваших детей десять раз подумать, прежде чем снова бросаться на меня или Гюрзу.

Мира знала, что играет с огнем. Но, собственно, в этом и была суть Плана Б: поиграть с огнем. Поэтому она избегала такого исхода до последнего, однако сейчас это стало единственным доступным ресурсом.

На сей раз адмирал предпочла подыграть ей. Она освободила Миру от ответственности, и, когда дверь открылась, Отто был вынужден отозвать своих детей до того, как они успели отомстить.

Хотя полной победой это не стало… Мира знала, что кочевники ненавидят ее так же сильно, как Гюрзу. Да они и не скрывали этого! Они не нападали на нее открыто, но то и дело мелькали рядом белесыми тенями, бродили за ней, останавливались вплотную, смотрели пристально – звериными кровавыми глазами. Они изводили ее, и кто-то другой уже поддался бы, а Мира терпела. Тут еще большой вопрос, кто выиграл: кочевники, устроившие ей травлю, или Мира, показавшая им, что не нужно быть маньяком, чтобы их не бояться.

Но других побед пока не было.

Состояние Сатурио Барретта оставалось стабильно безнадежным. Он не умирал только благодаря медицинскому оборудованию. Если бы его отключили от аппаратов, его бы не стало минут за тридцать. И это при всем грандиозном здоровье кочевника! Уже ясно, что без внешнего воздействия он не выкарабкается. Отто Барретт поставил на уши весь медицинский отдел, вынудив их искать противоядие, но особого прогресса пока не было.

Никто не мог сказать, какая участь ждет Гюрзу. Его тело восстановилось быстро – он тоже обладал отличным здоровьем, пусть и в человеческом понимании. Но травмы головного мозга – штука сложная и плохо прогнозируемая. Врачи честно предупредили: то, как сохранились его умственные способности, можно будет определить, лишь когда он очнется. Мира приняла эту версию, но на всякий случай запретила даже близко подпускать к нему Кети.

Ну а неприятней всего оказалось то, что ее начал сторониться Рино. Сколько бы Мира ни повторяла себе, что не нужно расстраиваться, это ее все равно задевало. Он понравился ей, и на том свидании они поладили, у них могло получиться нечто интересное, если не меняющее судьбы, то хотя бы делающее жизнь в Секторе Фобос чуть легче… потом вмешался Гюрза и все испортил. Мира не объяснялась с пилотом, да и не похоже, что он этого хотел. Они теперь существовали на «Виа Феррате» каждый сам по себе – вроде как с этого и начинали, но вместе с тем все было иначе.

Что же до Сектора Фобос, то он, сначала напустив на незваных гостей своих Сциллу и Харибду, дал им передышку. Несколько недель после опасного участка путешествие было самым обыкновенным, да и разведка не предвещала беды. Кто-то даже решил, что это повод расслабиться. Мира же не сомневалась: они столкнулись с затишьем перед бурей.

Ее догадки подтвердились, когда проснуться пришлось от вызова в пять утра – адмирал приказывала явиться в командный пункт. Мира не стала спрашивать, зачем, просто собралась и пошла. И так понятно, что подобный вызов не сулит ничего хорошего. Утешало лишь то, что на станции не звучала тревога, но еще большой вопрос, сколько это продлится…

Мира добралась до места встречи одной из последних и с удивлением обнаружила, что это не очередное общее собрание. Адмирал предпочла узкий круг, в который, по идее, должен был войти Альберт Личек, а вовсе не его подчиненная! Но то, что за Мирой закрылась дверь, намекало: ждать ее шефа не приходится.

Адмирал сообщила:

– Ранним утром наши дроны засекли впереди особо крупный объект.

– Опять? – поморщился Отто Барретт. – Что на этот раз?

– Определить это на расстоянии мы не смогли.

– На кой нам дроны, если они не работают?

– Дроны работают, – невозмутимо возразила Елена. – Просто переданные ими данные показались мне настолько невероятными, что я сочла их ошибкой. Я отправила туда Бернарди, чтобы он провел полноценную съемку объекта.

– Как он? – спросила Мира. Пожалуй, это было нелепо, но она не сдержалась. То, что Рино не участвует в совещании, почему-то напрягало.

– Бернарди все еще там, – пояснила адмирал. – Прошу, не задавайте вопросов, не относящихся к делу, лейтенант. Я вызвала вас до того, как он вернулся, потому что вопрос срочный. Подтвердились данные, полученные дронами. Мы вновь столкнулись с ситуацией, к которой никто из нас не готовился.

– Я начинаю думать, что в Секторе Фобос иначе не бывает, – вздохнул Овуор.

Елена безразлично пожала плечами:

– Может быть, но теперь мы здесь, и сокрушаться нет смысла. Я хочу, чтобы вы увидели это первыми. Объяснения у меня нет, и я готова выслушать ваши.

После этого она включила монитор, чтобы продемонстрировать им кадры, добытые Рино. Мира знала, что это будет странно, необычно, раз даже адмирал была впечатлена. Она постаралась подготовиться ко всему и, конечно же, не смогла.

Потому что они смотрели не на очередное порождение Сектора Фобос. Гигантский объект, замерший без движения, явно был рукотворным: четкие линии, узнаваемый блеск обработанного металла, мерцание электрических огней… Знакомый объект, знакомый силуэт.

Сквозь пустоту космоса они смотрели на «Виа Феррату»… они смотрели на самих себя. Других себя. Можно было предположить, что корабль Рино сделал круг, прошел через кротовую нору и теперь наивно снимает то место, с которого и начал путешествие. Но нет, вторая станция все-таки отличалась от привычной им, она выглядела куда более старой, не разрушенной, но заброшенной.

Объяснения, о котором говорила Елена, действительно не было, как не было и предположений. В зале повисла тишина, которую нарушила Мира: ей показалось, что кто-то сейчас должен это сказать:

– Нам срочно нужен Гюрза…