Ашу Сирай (СИ)

37. Ашу Сирай

Дорогу магов я запомнила, как место, скрытое в сумерках и окутанное туманом. Джастер оказался прав: наймар мчал с такой скоростью, что обычный галоп казался неспешной прогулкой. Смотреть по сторонам было просто невозможно. Все мои силы уходили на то, чтобы удержаться в седле и не отстать от яркой злёной искры впереди. Копыта наймара то глухо ударяли по земле, то звонко по камням. Мимо пролетали силуэты, напоминавшие то лес чёрных мёртвых деревьев, то голые скалы, то перила моста, то каменные столбы. Иногда мне чудились алые и жёлтые огоньки чьих-то глаз, иногда я ощущала внезапные порывы воздуха за спиной, словно кто-то пытался напасть на нас и промахивался. Неведомым тварям за наймарами было не угнаться.

Сэйраз на груди сильно нагрелся, давая понять, что опасность вокруг не шуточная.

Но зелёный огонёк впереди дарил надежду, и я только крепче сжимала поводья, прильнув к шее наймара.

Не знаю, сколько длилась эта скачка. Сумерки не становились ни днём, ни ночью, и я поняла, что на дорогах магов так всегда. Признаться, я сильно устала и боялась, что скоро не выдержу и упаду с седла, когда заметила впереди серую пелену выхода, к которой и направлялся Джастер. Собравшись с силами, я подстегнула наймара, и жуткая тварь прибавила ходу, тоже чуя конец пути.

Даже не знаю, что я ожидала увидеть за серой пеленой между двумя каменными столбами, но точно не сплошную черноту. Резко натянув поводья, я заставила разгорячённого наймара остановиться, по едва слышному шелесту внизу и неровной походке чудища понимая, что под копытами у него что-то мягкое.

— Джа…

— Тс.

На мою руку опустилась горячая ладонь, и на душе сразу стало легче. Глаза привыкли к темноте, и я поняла, что вокруг царит ночь. Месяца не было и чёрное небо над головой мелким сверкающим бисером усыпали звёзды. Очень много звёзд спускалось до самой земли, представляющей собой сплошное чёрное покрывало, и ничто вокруг не мешало любоваться ими.

Если бы я не видела моря, то, наверное, этот вид вызвал бы у меня восторг. Но я пока слишком хорошо помнила, как играл Джастер на берегу звёздной реки, и как нежно улыбалась ему сама Датри, слушая его необыкновенную лютню…

Ночная прохлада уже проникла под парн и быстро остужала разгорячённую кожу после долгой скачки, возвращая меня с небес на землю. Тонкая ткань бесстыдной одежды ничуть не спасала от холода.

В следующий миг я поняла, что тишину ночи нарушают гортанные голоса. Женские и мужские.

И сэйраз на моей груди по-прежнему горячий. Но я не успела даже рот открыть, как Джастер заговорил.

— Ни звука. Ни вздоха. Ни жеста без моего разрешения, ведьма. Помни, кто ты теперь, — тихо и очень холодно сказал он.

«Бездушная» игрушка мастера смерти. Такое забудешь…

— Э…Энисма?

— Рати.

— Рати. Энисма, рати.

— Хорошо. Поехали.

Я только постаралась неслышно вздохнуть. Кажется, эта роль всё-таки сложнее, чем молчать, ходить за Джастером и ничего не делать.

Всадник, словно созданный из самой тьмы, взял повод моего наймара, и мне ничего не оставалось, как проглотить все вопросы, смотреть и волноваться, потому что сейраз на моей груди и не думал остывать.

Джастер ехал рядом и вёл моего наймара в поводу. Оба чудовища ступали неслышно. Посох Шута больше не светился, лицо полностью скрылось в тени капюшона. Джастер и наши лошади просто растворились в ночи. Если бы не мой белый парн, слегка мерцающий серебристым шитьём, то…

— Вот же безмозглые…

Шут негромко выругался себе под нос, но я всей собой ощутила его неудовольствие. Далеко впереди горели отсветы пламени на каких-то полуразрушенных постройках. Отсветов, как и голосов, говорящих на непонятном гортанном языке, было много.

Я не успела подумать, кто это, как Джастер что-то прошипел настолько неразборчиво, что стало ясно: он не просто недоволен присутствием людей в этом месте, он сильно зол.

На какое-то мгновение стало страшно, но этот страх был не за себя, а за тех, на кого обрушится гнев Шута. Он ведь настоящий мастер смерти, в этом я уже убедилась.

«Я сам убью кого нужно» — вдруг вспомнилось мне, и беспокойство прошло. Джастер, в самом деле, никогда не убивал тех, кто этого не заслужил своими мерзкими делами.

Я верю ему. И доверяю во всём.

Поэтому всё сделаю, как он сказал. Буду изображать эту самую «бездушную» живую куклу.

Стараясь не ёжиться под парном от ночного холода, я решительно уняла любопытство и набралась терпения. В конце концов, это всего лишь на три дня.

Посмотрю теперь, что видно из этой самой «тени», про которую он говорил…

Первый костёр, разведённый возле обрушенной городской стены, приближался. Возле него сидели двое бородатых мужчин в непривычных просторных одеждах. Их головы были покрыты пёстрой тканью, которую удерживал плетёный шнур. Лица в свете костра отливали тёмной бронзой. Один из них что-то рассказывал, второй смеялся, но в какой-то момент он повернул голову в нашу сторону. Я чуть не вздрогнула от неожиданности и волнения, но тут же увидела, как с лица мужчины сползает улыбка, а вместо неё появляется страх.

— Д…Джай-на! — закричал он, вскакивая и трясущейся рукой указывая в мою сторону. — Джай-на!

Злые духи? Где⁈

В следующий миг Шут вскинул руку, напоминая о моём обещании молчать, и я поняла, что за злого духа мужчина принял меня.

Его приятель с не меньшим ужасом уставился на нас, а затем оба с громкими криками «Джай-на!» побежали в сторону остальных костров.

Я посмотрела на Джастера и сама чуть не вскрикнула от неожиданности и страха.

Вместо лица под капюшоном была белая равнодушная маска. Только вот прорези глаз этой маски полыхали холодным изумрудным огнём.

Отблески костра играли кровавым пожаром на сбруе, серебре отделки и полумесяце на груди Шута, отражались в горящих глазах чёрного, как ночь, наймара, и, не знай я Джастера, сама бы сейчас неслась следом за мужчинами в полном ужасе от явившегося из темноты злого духа.

Хотя… мой наймар наверняка выглядел так же страшно, а белый парн с серебряным шитьём тоже не добавлял доверия и миролюбия…

Но маска? Откуда у Джастера эта маска? Зачем она ему? И глаза… Этот цвет… Я видела его однажды, когда Шут накормил меня снежноягодником. И потом, в зеркале также ярко горели глаза того мальчишки… Но тот мальчишка умер и он был совсем не похож на Шута. А снежноягодник…

Ох, Джастер тогда, конечно, проучил меня за несдержанность и любопытство, но почему-то я всё больше была уверена, что та его шутка была не просто шуткой.

Великие боги, сколько же я всего ещё не знаю…

По-прежнему не говоря ни слова, Джастер направил наймара к горящим кострам, где весёлые разухабистые голоса сменились тревожными криками. Голоса людей и животных мешались, между кострами метались тени, женщины кричали, мужчины хватались за оружие.

А ещё вкусно пахло едой. Я сглотнула, надеясь, что в животе не будет громко урчать от голода.

Блики костров озаряли что-то вроде остатков широкой площади, когда-то окружённой домами. Теперь от многих из этих домов оставались только полуразрушенные стены. Но один большой дом был цел, в его окнах и дворе горели светильники, ворота в высокой стене были распахнуты. За ними я видела край загона, в котором стояли странные длинноухие животные, похожие на маленьких лошадей. Во дворе мелькали полуголые мужчины в одних штанах, слышались испуганные женские голоса.

Но что это за город, и почему Джастер так разозлился?

Под копытами моего наймара глухо отозвалась утоптанная земля. Наймар Шута по-прежнему ступал бесшумно, но нас уже заметили.

Около двух десятков таких же бородатых и тёмнокожих мужчин, каких мы видели у сторожевого костра, в широких подпоясанных одеждах и с покрытыми головами, вооружённых кривыми широкими мечами, выстроились цепью, закрывая собой ворота. Теперь я увидела, что во дворе дома под вооружённой охраной сбились в кучку женщины в разноцветных парнах и около десятка мужчин без оружия. Почему-то их вид мне показался странным, но я не могла понять, что там не так.

— Стой! Не смей приближаться, проклятый джай-на! Я — Сафар из Гаруди, прославленный своей доблестью и удачей, чья сила подобна карающему удару Тёмноокого, а быстрота — молнии, приказываю тебе остановиться! У меня есть амулет, который уничтожит тебя и все твоё племя! Сам благословенный Верховный Взывающий Онферина Ёзеф дал мне его, да пошлёт Тёмноокий ему долгие годы!

Один из вооружённых мужчин выступил вперёд, выставив перед собой руку, сжатую в кулак. Он говорил громко и вызывающе, но в гортанном голосе я услышала скрываемый страх. Только теперь я осознала, что сейраз и в самом деле позволил мне понимать чужую речь.

— Моё племя, говоришь? — Джастер ответил низким незнакомым голосом. — Ты сможешь уничтожить меня и моё племя, человек⁈

Растерянный Сафар не успел ничего ответить, как ночь разорвал хохот. Маска открыла рот, на её лице отражалось веселье, только было в этом смехе что-то такое, отчего по спине пробрало холодом.

«Моё племя между богами и демонами»…

Для того, чьё ремесло — убийство и у кого магия Бездны в крови — конечно, такая угроза — это смешно.

Только вот я никогда не слышала, чтобы Шут смеялся так страшно.

Стоявшие люди встревоженно переглядывались. Они уже поняли, что имеют дело не со злым духом, но пока не знали, что им делать дальше.

— Сам благословенный Верховный Взывающий храма Онферина Ёзеф дал тебе амулет, значит… — Джастер без малейшего признака веселья смотрел на предводителя, который заметно побледнел. — Так ты поэтому осмелел настолько, что устроил в моём городе своё логово, Сафар-Шакал?

Что⁈ Это разбойники? Снова⁈ Великие боги, да за что мне это…

Лицо Сафара потемнело от ярости, пальцы на рукояти меча сжались.

— Следи за своим языком, незнакомец! Иначе я отрежу тебе его и заставлю съесть сырым за твои похабные речи!

— И скольких ты уже убил, м? — Джастер знакомо приподнял голову, словно прислушиваясь к чему-то. Глаза маски были прикрыты. Угрозы, как и сами разбойники, его ничуть не волновали.

Краем глаза я заметила движение. Один из мужчин, охранявший женщин во дворе, подбежал к предводителю и что-то зашептал ему на ухо.

— Что⁈ А…Ашу Сирай? — глаза Сафара расширились, а гнев сменился недоверчивостью. Забыв о нас, он ухватил шептуна за ворот.

— Ты лжёшь, Иншал!.. Всем известно, что нет такого храма, где бы не прокляли имя Безликого! На этом отступнике гнев самого Тёмноокого! Никто не способен укрыться от гнева всеведающего Сурта! Ашу Сирай давно сдох в пустыне, а его кости растащили шакалы! Я сам это слышал! Этот негодяй просто дурачит нас своей глупой маской!

Что⁈ Проклят во всех храмах самим Суртом⁈ Джастер⁈ Он… он отступник?

И он так спокойно в храм этого самого Сурта едет⁈

Великие боги, я ничего не понимаю…

— Без… бездушная, мой господин, — хрипел в ответ доносчик. — Смотрите, у него бездушная! И полумесяц! Он точно Взывающий!

— Кто ты такой⁈ — Сафар, оттолкнув говорившего, снова обратился к нам. — Отвечай немедленно, негодяй! Иначе я и мои люди!..

— Двести мужчин… — неторопливо протянул в ответ Джастер, не открывая глаз. — Сорок девять мальчиков и девочек. Больше сотни женщин… Замучены, изнасилованы и жестоко убиты тобой и твоими людьми. И ещё несколько сотен невинных душ проданы в рабство и принесены в жертву Сурту. Ты пытался постичь искусство Тёмноокого. Но тебе это не удалось, ведь для этого нужен дар, а Сурт не благословил тебя им. И правильно сделал, должен сказать. Так ответь, с каких пор сам Верховный Взывающий Ёзеф стал помогать таким мерзавцам, как ты, Сафар из Гаруди, прозванный Шакалом за свою подлость и хитрость, и прославленный на всю страну жестокими грабежами и убийствами?

Сафар в ярости зарычал и взмахнул своим кривым мечом, но в ночное небо взметнулся посох, навершие которого горело зелёным огнём. Глаза маски в гневе распахнулись и полыхали живыми изумрудами.

— Зная о запрете, ты посмел не просто прийти сюда, — загремел голос Шута. — Ты устроил в моём городе своё логово! Ты скрывался от правосудия, прикрываясь страхом перед моим именем! А теперь ты спрашиваешь, кто я такой и смеешь мне угрожать⁈

С навершия сорвалась молния и ударила в землю перед Сафаром. Тот попятился, но не выронил оружие. Остальные побросали мечи на землю и упали на колени, склоняясь перед Джастером до земли.

— Помилуй, Ашу Сирай! — разноголосица голосов взлетела вверх. — Помилуй, о величайший из величайших!

— Вставайте, трусливые псы! — Сафар яростно пнул ближайшего разбойника. — Это обманщик, разве вы не видите! Ашу Сирай никогда не интересовался женщинами, а у этого плута есть джихайен-маат! Вставайте, трусы, и деритесь! Ни один преданный Взывающий добровольно не придёт сюда и не станет прикрываться именем того, кто прогневал Тёмноокого! Сам Сурт привёл этого глупого нечестивца в наши руки! Раскройте ваши глаза, презренные собаки! Вставайте и убейте этого лживого сына шакала!

Разбойники переглядывались и, неспешно поднимаясь с оружием в руках, недобро зыркали в нашу сторону. Я же только благодарила Шанака за то, что под парном не видно моего испуганного лица.

Конечно, Джастер справится с ними, но он ведь не бессмертный, в самом деле…

Шут спешился, оставив посох у седла. Губы маски изгибались в насмешливой улыбке.

— Значит, говоришь, что ты доблестный и удачливый, Шакал Сафар, — Джастер положил ладони на холки наймаров. — И, как я погляжу, много знаешь о том, кого называют Безликим. Что ж. Давай проверим твою удачу и мою правоту.

Разбойник не успел ответить, как два облака тьмы окутали руки Шута и между ним и разбойниками появились настоящие наймары, оставляя Ласточку и Огонька в их изначальном облике.

Создания Сурта жадно принюхивались, скалили зубы и в нетерпении переминались с ноги на ногу. Даже мне было ясно, что они голодны после скачки и совсем не против закусить стоящими перед ними людьми.

И что-то мне подсказывало, что оружие и даже тот амулет, которым угрожал Сафар в самом начале, не поможет разбойникам защититься от этих тварей.

— Ты прав, ни один из преданных Сурту Взывающих не станет называться именем Ашу Сирая и приходить сюда. И нет никого из людей, кто совершит такую глупость, рискуя своей жизнью и посмертием. И нет никого из Взывающих, могущих подчинить себе этих милых созданий самого Сурта, о которых ты, без сомнения, слышал с самого детства. Также ты прав в том, что я не служу Тёмноокому, хотя владею искусством его Взывающих. Так какой же вывод ты сделаешь из моих слов, прославленный своей изворотливостью Сафар?

— Э-э… почтенный Ашу Сирай… — разбойник заметно побледнел. — Прости нашу неучтивость и негостеприимство! Я уже не так молод, и мои глаза могут меня обмануть! Прошу тебя, Ашу Сирай, не гневайся! Проходи в дом, отдохни с дороги, выпей вина, отведай молодого ягнёнка, услади свой взор танцами прекраснейших женщин во всей Сурайе!

— Танцами? — переспросил Шут.

— Да, о трижды премудрый, да будут благословенны твои глаза! — Сафар совсем позабыл страх. — Да будет тебе известно, что я захватил караван с богатыми товарами и невольницами, достойными услаждать взор самого Тёмноокого! Они искусны в танцах и учтивы в беседах! Любую красавицу я отдам тебе, Ашу Сирай! Любая согреет твою постель и усладит твой взор своей красотой! В своей щедрости я даже подарю тебе целый сундук с парчой и шелками из самого Самарикана! Проходи в дом, прошу тебя!

Разбойники хмуро переглядывались, но перечить предводителю никто не посмел. Значит, одна невольница и сундук с подарками были небольшой платой за жизнь и свободу.

— Видно, ты, в самом деле, стал слишком стар, Шакал. — холодно и весомо ответил Джастер. — Иначе твоя так называемая доблесть не затмила бы твой разум окончательно. Ты забыл одну простую вещь, Сафар. Ты забыл, почему Локашан называют проклятым местом. Иначе ты никогда бы не пришёл сюда и не стал бы безмерно дерзить, приглашая меня гостем в мой же дом, который ты посчитал своим.

Предводитель разбойников мрачно смотрел на Джастера. Судя по его лицу, вину, которую предъявлял ему Шут, он ничуть не признавал.

Я же слушала с раскрытым ртом, забыв про холод и голод. Витиеватая речь сбивала меня с толку, но даже так я поняла главное: Джастера здесь знали под другим именем — Ашу Сирай, Безликий. Значит, он всегда носил эту маску в Сурайе. Но почему? Что произошло между ним и Тёмнооким Суртом? Что это за проклятие, о котором Джастер ни разу не упомянул? Почему разбойники хоть и боялись его, но не оказывали ему уважения как мастеру смерти? Почему он называет этот разрушенный город своим домом?

— О чём ты говоришь, почтенный Ашу Сирай? Я не понимаю тебя!

— Локашан — это мой город. Любой Взывающий любого храма Сурта знает это. Всё здесь — принадлежит мне. Абсолютно всё, Сафар. Поэтому твоя добыча — теперь моя добыча. Твои люди — теперь мои пленники. Тот, кто приходит в чужой дом тайно, пока нет хозяев — нарушает законы не только человеческие, но и небесные. Однако я не хокмон, чтобы судить других. Я поступаю проще. Любой, кто приходит в Локашан без приглашения — платит за это своей жизнью и своим посмертием. Поэтому я убью всех вас. И не надейтесь на посмертную милость и суд Сурта. Тёмноокий не накажет вас и никогда не подарит вам даже самой захудалой нити новой жизни после искупления вашей вины в Эльжахиме. Он отвернулся от вас и предал вас в мои руки. Я оборву нити ваших жизней, и ваши души будут прокляты. Они останутся здесь, навечно, моими рабами, чтобы охранять мой город и те богатства, которые вы награбили. А тебя, о доблестный и удачливый Шакал Сафар, прославленный жестокостью, хитростью, изворотливостью, грабежами и убийствами, я убью последним, чтобы ты успел вдосталь насладиться криками и страданиями твоих соратников. Так тебе понятно, Сафар?

Разбойники в таком ужасе внимали словам Шута, что я невольно вспомнила историю о проклятии некроманта, которую однажды упомянул Джастер. Даже Сафар проникся угрозой: его руки заметно дрожали, а лицо отражало испуг.

Значит, это и в самом деле возможно: заточить души навечно, сделать их рабами без малейшей возможности на спасение… И новую жизнь.

Я судорожно вцепилась в луку седла, не сомневаясь в том, что Джастер исполнит эту страшную угрозу. Его не волновали награбленные богатства и наложницы, но он никогда не щадил разбойников, а на этих был особенно зол. Тысячи невинных, проданных в рабство, и сотни убитых мужчин, замученных детей и изнасилованных женщин…

Нет, Джастер такое никогда не простит.

Но такое проклятие… Это слишком суровое наказание. Он ведь может их просто убить, как сделал с бандой Врана, и пусть этот Сурт сам с их душами разбирается!

Шанак, Датри, почему, ну почему из-за этой одежды я не могу ему этого сказать⁈

— Ты… ты, несомненно, так пошутил, Ашу Сирай? — дрогнувшим голосом произнёс Сафар. — Я… мы столько пленников продали храмам и Взывающим! Я никогда не скупился на подношения в храмах! Тёмноокий не мог отвернуться от меня и лишить своей милости! Я ничем не мог вызвать его гнев!

— Тогда почему ты и твои люди здесь и прогневали меня, Сафар⁈ — громыхнул Джастер. — Тёмноокий отдал вас в мои руки, и ваши души будут принадлежать мне!

— Помилуй, о великомудрый! — разбойники снова побросали оружие и упали на колени, умоляюще простирая к Джастеру руки. — Не проклинай, Безликий! Не лишай надежды на новую жизнь! Пощади, Ашу Сирай!

— Пощади! — Сафар последовал примеру остальных. — Всем известно, милость твоя выше небес! Мудрость твоя глубже самого моря! О справедливости молю тебя! В невежестве своём я раскаиваюсь! — Он ударился лбом о землю. — Если бы всемогущий Сурт одарил меня такой мудростью и разумением, разве бы я посмел нарушить границы твоих владений, о могучий Ашу Сирай⁈ Разве бы мой язык посмел дерзить тому, кто не побоялся гнева самого Тёмноокого⁈

Не побоялся гнева самого Сурта… Да, в это я могла поверить. Шут на такое вполне способен. Он, по-моему, вообще ничего не боялся.

Однако, не смотря на все льстивые слова и поклоны, я не верила Сафару даже на пол-«шипа». Как там Джастер его назвал? Шакал, который прославился своей жестокостью, хитростью и подлостью?

Вот уж и в самом деле — мерзкий человек…

— И какой же справедливости ты хочешь, Сафар? — Джастер ничем не выдал своих чувств по поводу услышанного. И я не сомневалась, что губы маски едва заметно изогнуты в насмешливой улыбке, хотя ничего смешного в сказанном не было.

— Отпусти меня, о великий Ашу Сирай! — разбойник сложил ладони над головой. — Клянусь, что с восходом солнца я раскаюсь в своих неправедных делах и направлю стопы свои по праведному пути своей жизни! И никому более из своих людей не позволю встать на путь порока! Да будет сам благословенный Взывающий Ёзеф свидетелем моим словам! Отпусти меня, Ашу Сирай, и я буду до конца жизни восхвалять твои милосердие и мудрость!

— Простить тебя и помиловать, говоришь? — судя по голосу, у маски едва приподнялась одна бровь. — Даже самого Ёзефа в свидетели призываешь? Хорошо. Ты получишь это при одном условии.

— Любое условие назови, о мудрейший из мудрых, да будут благословлены дела твои Тёмнооким! Я исполню всё, что ты пожелаешь!

Разбойник поднял голову и глазами жадно шарил по бесчувственной маске, пытаясь понять, подействовали его слова или нет.

— Мудрые люди говорят, что каков предводитель, таковы и те, кто идёт за ним. У тебя нет милости Сурта, чтобы призывать его благословение, Сафар. Однако ты похвалялся своей удачей, силой и скоростью. Я дам тебе возможность доказать это. Локашан не велик. Если твои ноги сумеют пересечь границы его стен прежде, чем мои голодные наймары доберутся до тебя — то, так и быть, я сочту это милостью Тёмноокого и отпущу тебя и твоих людей, чтобы вы могли исполнить данную тобой клятву. Но если нет — пеняй на себя. Твоё тело станет кормом для моих наймаров, а твоя душа познает такие мучения, которые не ведала до сих пор. Ты принимаешь условие, Сафар?

Разбойник встал с колен, переводя взгляд с Джастера на наймаров, а затем за пределы освещённой кострами площади. Даже отблески огня не скрывали того, как побелело его лицо.

— Н-но, Ашу Сирай… Всем известно, что наймары — это создания самого Сурта, и они быстрее самых лучших лошадей на земле! Как же я смогу обогнать их?

— Я буду считать до сорока. А затем отпущу их. Поспеши, Сафар. Два.

Разбойник облизнул губы, подхватил меч и, больше не раздумывая, кинулся в темноту.

— Три, — невозмутимо уронил Джастер. — Четыре.

Возбуждённые и испуганные, разбойники переглядывались, смотрели в ту сторону, где скрылся их предводитель, и я видела на лицах неподдельное волнение. Они искренне переживали за Сафара и желали его победы, от которой зависела их участь.

— Двенадцать. Тринадцать, — ровно и спокойно продолжал считать Джастер. — Семнадцать.

— Ты пропустил «четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать», о почтенный Ашу Сирай! — внезапно раздался голос одного из разбойников.

— Двадцать, — невозмутимо продолжил Шут. — Двадцать два. Двадцать четыре.

Разбойники заметно заволновались.

— Ты случайно ошибся в счёте, о премудрый Ашу Сирай! — поднялся один из них. Кажется, тот самый, который и нашептал имя Шута своему предводителю. — Так у Сафара не будет нужного времени, чтобы выполнить твоё условие!

Остальные согласно закивали, поддерживая своего приятеля.

— Ты умеешь считать? — Джастер покосился на говорившего. — Тогда продолжай. Я послушаю.

— Четырна… — под взглядом маски разбойник прикусил язык, не договорив.

— Двадцать шесть. — сверкнул глазами Шут.

— Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, — послушно забормотал заступник под сердитыми взглядами своих приятелей. — Тридцать… Тридцать и один, тридцать и эээ… два, тридцать и… три…

Шут держал ладони на холках наймаров и кивал на каждое слово, словно не замечая, что разбойник тянет время, как может. Считай Джастер правильно, уже досчитал бы до пятидесяти.

— Тридцать и эээ… шесть… Тридцать и…

— Тридцать восемь, — на губах маски появилась не улыбка, а предвкушающий оскал, и никто из разбойников не посмел перечить. — Тридцать девять. Сорок. А теперь, мальчики, принесите мне его душу.

Джастер хлопнул ладонями по угольным холкам. Наймары сорвались с места, в мгновение ока пересекли площадь, и, мелькнув на границе костров, растворились в темноте. Я замерла, прислушиваясь к ночным звукам. Лишь треск дров да движения длинноухих животных в загоне нарушали опустившуюся на площадь тишину. Люди молчали, сдерживая дыхание и напряжённо ловя каждый шорох.

Только выражение маски Джастера оставалось совершенно равнодушным. Шут стоял прямо, сложив руки на груди, и казалось, его ничуть не волновала эта напряжённая тишина.

— Успел? — вдруг выдохнул кто-то из разбойников. — А, Иншал? Удалось?

Иншал, выступивший счетоводом, опасливо покосился в сторону невозмутимого, как статуя, Джастера, и осторожно кивнул.

— Удалось! Мы спасены! Сурт смилостивился над нами! — разбойники вскочили на ноги и радовались, обнимая друг друга и хлопая по плечам и спинам. — Тёмноокий с нами! Слава Тёмноокому! Слава вели…

Страшный крик разорвал ликование, как порыв ветра — ночной туман. Разбойники замерли. На счастливых лицах медленно проступали отчаяние и ужас.

Крик повторился и больше не замолкал. Где-то далеко человек, которого рвали заживо, кричал не переставая. Наконец, последний мучительный вопль оборвался, и наступила тишина, прерываемая только треском догорающих костров.

— Твои уловки не помогли, Иншал, — изумрудный огонь в прорезях маски обратился к разбойникам. — Сурт не дал вам своей милости. Ваша участь решена.

Разбойники с ужасом смотрели на бесчувственную маску. Потрясённые тем, что свобода и жизнь ускользнули от них в последний момент, эти мужчины без сил опускались на землю. Кто-то, не стесняясь, зарыдал, кто-то проклинал свою судьбу и Сафара, кто-то просто молча сидел, в отчаянии обхватив голову руками.

Джастера ничуть не трогали эти страдания. Он подошёл к Огоньку и взял посох. Белая маска была равнодушна и холодна, как камень.

По-прежнему не говоря ни слова, Шут вышел на середину площади и, словно огромным пером, начал рисовать посохом по земле. Навершие посоха горело зелёным, с конца стекал магический изумрудный огонь, оставляя на утоптанной земле тонкие светящиеся линии. Разбойники затихли, явно боясь своими стенаниями вызвать гнев Ашу Сирая и усугубить свою участь ещё больше.

А я… Я не знала, что мне делать. Конечно, я обещала Джастеру изображать эту самую «бездушную», но всё-таки он выбрал слишком суровое наказание для этих бедолаг. Нет, я им не сочувствовала и не жалела за те преступления, которые они совершили! Но ведь он сам же сказал, что какой предводитель, таковы и те, кого он ведёт! Сафар уже заплатил за свои зверства страшной смертью! Разве этого не достаточно⁈

Но если я сейчас вмешаюсь, то он наверняка разозлится так, что мало никому не покажется. В конце концов, здесь он не скрывал свою силу мастера смерти. И даже гнев самого Тёмноокого Сурта ему нипочём…

Нет, Янига, раз уж обещала молчать и ничего не делать — то прикуси язык и терпи. Сама же говорила, что веришь и доверяешь Джастеру, и пойдёшь с ним до конца, так доверяй на деле, а не только на словах…

Тем временем, Шут закончил рисовать. На земле красовалась звезда, окружённая кольцом с непонятными письменами. В центре звезды тоже был круг с надписями по внешнему краю.

— В центр его.

Наймары соткались из теней бесшумно, и я невольно вздрогнула от неожиданности. К счастью, этого никто не заметил: разбойники подались назад, сбиваясь в кучку, с откровенным ужасом глядя на двух чудовищ с окровавленными мордами. В клыкастых пастях они держали то, что когда-то было живым человеком. Один из наймаров мотнул головой, и в центр звезды глухо упало окровавленное тело Сафара.

Точнее, то, что от него осталось.

— Встань. — холодно приказал Джастер.

Звезда полыхнула зелёным огнём. От мёртвого тела отделилось нечто туманное, а в следующий миг над растерзанным окровавленным телом стоял полупрозрачный Сафар. Я видела через него и узор волшебной звезды, и затухающие огни костров.

— Дух… дух… — тихо зашептались разбойники, а я только стиснула луку седла покрепче и старалась не застучать зубами от охватившего ужаса.

Конечно, Джастер говорил, что умеет поднимать мёртвых, но я всегда предпочитала думать, что он просто пугает или шутит… И совсем не хотела увидеть такое воочию! Как же это страшно на самом деле, оказывается…

— С возвращением, Сафар. — по-прежнему ровно и спокойно прозвучал голос из-под маски.

Дух Сафара огляделся и упал на колени, погрузившись в собственные окровавленные останки по бёдра. Зрелище было настолько отвратительным, что меня замутило, и я поспешно отвела взгляд.

Как же хорошо, что под парном лица не видно…

— О, я несчастный! — завопил призрак, срывая с головы покрывало и хватаясь за волосы. — О, несчастная судьба моя! Тёмноокий прогневался на меня и отказал в своей милости!

— Как далеко ты успел убежать, Сафар из Гаруди, чья скорость была сравнима с молнией? — Джастер не собирался выслушивать эти вопли. — Поведай нам.

— Моя нога уже коснулась стены этого проклятого города, когда эти исчадия Эльжахима настигли меня! — завопил Сафар. — Одного шага не хватило мне, чтобы сорвать твои гнусные планы, Ашу Сирай! Если бы Сурт Тёмноокий лишь на мгновение кинул на меня свой милостивый и всеведущий взор, то я был бы жив и свободен, и нить моей жизни не прервалась бы так мучительно и позорно!

— Но Сурт решил иначе, Шакал. — маска сохраняла свою невозмутимость, а голос был суров и холоден. — Это мой город, и даже он это признаёт, поэтому и отдал нить твоей жизни в мои руки.

— Будь ты проклят, Безликий! — Сафар вскочил на ноги и попытался кинуться на Джастера, но наткнулся на стену из зелёного огня. — Будь проклят ты и всё твоё племя на веки веков! Пусть!..

Джастер вскинул ладонь, и злобный дух замолчал, не в силах произнести ни звука и только яростно вращая глазами.

— Как я и обещал тебе, Сафар, я проклинаю тебя, — голос Шута громом разносился над площадью. — Отныне ты не будешь знать ни сна, ни покоя, ибо останешься здесь и будешь вечно охранять этот город от любого, кто без моего позволения дерзнёт пересечь его границы. Будь то мужчина, женщина или ребёнок, любого рода и племени, любой веры или безверия, ты убьёшь его. Если же нарушитель сумеет ускользнуть от тебя, то наймары будут терзать твою душу до появления нового нарушителя и твоя смерть покажется тебе приятным сном по сравнению с этими мучениями. Ты хочешь что-то сказать?

Призрак умоляюще сложил руки. Его лицо выражало такую муку, что разжалобился бы даже камень.

— П…помилуй, повелитель… — хрипло провыл он. — Пощади!!! Сними проклятие! Самим Тёмнооким клянусь, что искуплю свою вину в новой жизни! Любые мучения приму!

Разбойники в безмолвии смотрели то на своего бывшего предводителя, то на невозмутимого Джастера. На их лицах отражались ужас, страх, паника…

— Клянёшься самим Суртом? Что ж. Раз твоя нога всё же коснулась стены моего города, я дам тебе возможность снять проклятие и искупить вину, не дожидаясь новой жизни.

— Приказывай, господин! — призрак снова упал на колени, рьяно склоняясь в поклоне. — Всё исполню!

— Если ты сам, по доброй воле, отпустишь из моего города столько людей, сколько сгубил душ, ты получишь свободу и отправишься в чертоги Сурта, Эльжахим, чтобы обрести новую нить жизни. Но. За каждого отпущенного тобой наймары будут заново разрывать тебя на части и растаскивать твою душу по всему городу. Да будет так!

Посох гулко ударил о землю, магическая звезда полыхнула изумрудным огнём, и потрясённый услышанным Сафар исчез, не успев ничего сказать или сделать.

Вместе с ним исчезла и волшебная звезда. Наймары, словно получив разрешение, накинулись на окровавленные останки того, кто совсем недавно был Сафаром. От вида их пиршества меня замутило снова, и я поспешно отвела глаза, стараясь не обращать внимания на отвратительные звуки.

Есть проклятие ведьмы, а есть проклятие некроманта, да? Х-ха, да любое проклятие ведьмы по сравнению с этим — детские невинные шуточки…

— Теперь вы, — Джастер развернулся к оставшимся разбойникам. Наймары его ничуть не волновали.

— П-по… помилуй, Ашу Сирай! — с них спало оцепенение, и они снова попадали на колени, кланяясь до земли. — Пощади, о великий!

— Сафар вас не спас. Ваши уловки не сработали. Я обещал вам ту же участь, что и ему. Какой милости вы ждёте?

— Справедливости, о мудрейший из мудрых! — Иншал на коленях выполз вперёд. — Ты подарил Сафару возможность снять проклятие, подари же в своей великой щедрости и нам, ничтожным, возможность раскаяться и вступить на путь исправления наших поступков!

— Умоляем, Ашу Сирай! — разбойники дружно подхватили просьбу. — Позволь в этой жизни, а не в посмертии, раскаяться в неправедных делах! Суртом клянёмся, что на праведный путь встанем! Помилуй, Ашу Сирай!

Джастер снова поднял руку, и голоса смолкли, как один.

— Я устал и хочу есть. Завтра я подумаю, что с вами делать. До утра вы останетесь здесь, — он взмахнул рукой, и разбойников окружило горящее зелёным кольцо. Такая же светящаяся черта появилась перед распахнутыми воротами во двор дома. — Кто пересечёт эти линии, пойдёт на корм наймарам. Или встретится с вашим ненаглядным Сафаром. Он сейчас быстрее и злее, чем был при жизни. На вашем месте я бы не стал рассчитывать на его милосердие.

Больше не обращая внимания на ошеломлённых разбойников, Джастер подошёл к Огоньку и взял её повод.

— Идём.

Я вздрогнула, поняв, что этот равнодушный приказ был обращён ко мне.

Легко тронув пятками Ласточку, я последовала за Джастером во двор дома, всё ещё находясь под сильным впечатлением от случившегося.

Не так я представляла себе наше путешествие в Сурайе… Совсем не так!

Разбойники в защитном круге жались к центру, и никто не хотел оказаться к опасной границе ближе, чем на шаг.

Во дворе нас встретили заметно перепуганные люди. Возле загона с животными всхлипывающие от страха женщины сбились в пёструю стайку в самом дальнем углу, а вот мужчины разделились на три группы. В одной сбились вместе оставшиеся разбойники, в другой около десятка мужчин в хорошей и богатой одежде, а в третьей опустив бритые головы вниз, стояло много полуголых и босых людей.

Джастер остановился посреди двора и повернул голову в их сторону.

— Вы кто такие? — хмуро и недовольно спросил он.

Разбойники испуганно переглядывались и вытолкали вперёд одного. Бедняга заметно бледнел и трясся.

— Г-г…го… — он не мог выговорить даже слова, но Джастер не собирался ждать.

Шут вскинул руку, и разбойник замолчал, словно язык проглотил.

— Я не вас спрашиваю. С вами мне давно всё понятно. — Шут недовольно отмахнулся от остатков банды Сафара. — Отвечай ты.

Палец Джастера указал в одного из богатых мужчин, с заметным брюшком. Лицо, круглое и плоское, как лепёшка, украшала длинная тонкая борода. Человек испуганно оглянулся на своих товарищей, но справился с собой и чуть выступил вперёд.

— М-моё имя Ш-шальмахази, о почтенный А…Ашу С-сирай, — запинаясь, произнёс он. — Этот караван принадлежит м-мне и моим д-друзьям, и я в-выража…

— Ты ошибаешься, Шальмахази. — Джастер говорил сухо и холодно. — Этот караван и все вы теперь принадлежите мне. Вы прекрасно слышали и видели всё, что было. Но вы здесь против вашей воли, поэтому любого из вас, за кого в Онферине заплатят выкуп в две сотни таланов, я отпущу. Остальных продам на рынке, как невольников.

Судя по изумлённым лицам торговцев, цену за свободу Джастер попросил немалую. У этого самого Шаль-как-его-там даже лицо вытянулось. А ещё торговцы испуганно хватались за бороды и головы, и с ужасом косились в сторону босых и бритых людей. Так вот, значит, кто это…

Те самые ширахатон. Невольники. Люди, попавшие в плен или проданные за долги.

— Д-двести таланов? Н-но, госпо… — торговец замолчал, остановленный жестом Шута.

— Ещё один звук и цена за вашу свободу вырастет вдвое. Эй, вы, — Джастер обратился к невольникам, понуро стоявшим возле женщин. — Кто из вас умеет ухаживать за лошадьми?

— Я, господин, — вперёд выступил один из людей. Он не поднимал головы и ничем не отличался от остальных ширахатон.

— Как твоё имя?

— Мирам, господин.

— Я назначаю тебя старшим над этими невольниками, Мирам. Позаботься о моих лошадях. А ещё позаботься о том, чтобы мне принесли вина и поесть. После ужина приведёшь ко мне всех женщин.

По стайке закутанных в парны красавиц словно прошелестел ветер. Некоторые даже пошатнулись, но их поддержали испуганные товарки.

— Слушаюсь, господин. — низко поклонился невольник, а следом за ним и остальные ширахатон. И хотя они не поднимали глаз, я чувствовала, как эти люди радовались, поняв, что живыми страшному Безликому они нужны больше, чем мёртвыми.

Но… женщины⁈ Зачем ему после ужина все женщины? Что он ещё задумал⁈

Джастер бросил невольнику повод Огонька, который Мирам с поклоном принял.

— Идём. — новый холодный приказ и я послушно спешилась, едва не упав, потому что ноги затекли и меня слушались плохо. Но Джастер, не оглядываясь, шёл к дому, и мне ничего не оставалось, как поспешить за ним, оставив Ласточку на попечение Мирама.

Только сейчас я обратила внимание на дом. Высокий, в три этажа, но ската крыши не видно. Внизу — галерея с нишами, между колонн горят масляные светильники. Окна и двери полукруглые, ставни и створки из толстого дерева, украшены резьбой. Стены на вид не каменные и не деревянные. Проходя мимо колонны, я украдкой коснулась её пальцами. Чуть шершавая и тёплая…

Джастер легко толкнул створку двери, распахивая её в темноту. В следующий миг он щёлкнул пальцами и внутри вспыхнул светильник. За ним ещё и ещё, пока весь дом не оказался освещён.

За широкой спиной Шута я не успела увидеть, что там внутри, как Джастер вдруг зарычал и резко развернулся, смахнув меня в сторону, как пылинку.

— САФА-А-АРРР!!!

Это был не крик, это был грозный рёв, полный ярости. Чёрное пламя плясало вокруг фигуры Шута, и я испуганно вжалась в колонну, понимая, что сейчас ему под руку и на глаза попадаться точно не стоит.

Воздух посреди двора задрожал, и зеленоватый туман соткался в фигуру призрака, согнувшегося в поклоне.

— Гос…

— ТЫ… — Джастер шагнул к Сафару, и плащ за его спиной взвился от пляшущей тёмной силы.

Призрак попятился и упал, судорожно продолжая отползать от надвигающейся опасности. Его губы и подбородок затряслись, он хватал ртом воздух, а глаза распахнуты настолько, что, ещё немного и вот-вот выпадут.

Мне же казалось, что Джастер весь объят чёрным пламенем, в котором мелькают коричневые искры, и с каждым шагом становится всё больше похожим на то чудовище, что мне привиделось однажды у костра.

А может, и не привиделось? Может…

Додумать мысль я не успела.

Призрак замер, не в силах двинутся с места. Он судорожно хватался за грудь и глотал воздух и будь Сафар живым, наверняка бы…

— Ты посмел не просто прийти в мой город… ТЫ ПОСМЕЛ ВОЙТИ В МОЙ ДОМ! ТЫ ПОСМЕЛ ВЗЯТЬ ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ!

— Простите, господин! — Сафар сжался в комок, стараясь защититься одной рукой. — Пощадите!

— ПОЩАДИТЬ⁈

В следующий миг на Сафара обрушился удар чёрного пламени. Туманную фигуру орущего от боли разбойника просто смело и вынесло за ворота, с размаху швырнув на площадь. От ног Джастера и до середины площади расплавленная земля дымилась, кипела и шипела как масло на сковородке, а камни плавились словно лёд. Орущий призрак Сафара в корчах полыхал в конце этой жуткой канавы.

В один миг я поняла, что до этого было просто представление. Страшное, кровавое, но представление, подобное тому, что Шут устроил на Гнилушке.

А сейчас в центре двора стоял, подавшись вперёд после удара, настоящий Ашу Сирай, мастер смерти, при имени которого наверняка вздрагивали все остальные служители Сурта.

Чёрный ужасающий призрак с белой оскаленной маской ярости вместо лица. Пальцы ударившей руки скрючены, словно когти, между ними пляшет чёрный огонь, узкие щели глаз полыхают алым. Плащ за спиной взметнулся, словно крылья атакующего коршуна…

Я забыла, как дышать. Меня трясло и хотелось отвернуться и бежать, бежать куда угодно, но как можно дальше от этого чёрного призрака, в котором не было ничего человеческого. Только ноги отказывались слушаться, в ушах шумело, а сердце бухало так, что мне казалось, это слышно на весь двор. Не в силах пошевелиться, я лишь крепче вжалась в колонну, боясь хоть чем-то привлечь внимание Безликого. Джастер всегда сдерживал свою ярость, но сейчас…

Мне никогда не было так страшно.

Ужаснее проклятия некроманта — только его гнев.

Люди с другой стороны двора, застыв, как статуи, взирали на происходящее с не меньшим ужасом. Я вдруг подумала, что если бы не страх привлечь внимание хозяина этого города, то они бы кинулись врассыпную, невзирая на наймаров, и прочие опасности…

Ашу Сирай медленно выпрямился. Плащ опустился на плечи, оскал на маске исчез, но прорези по-прежнему горели огнём. Чёрное пламя опало, вскипевшая земля застывала чёрным льдом. Обожжённый призрак на другом конце площади зашевелился, с охами и стонами пытаясь подняться. Теперь это был не человек, а скелет с остатками плоти и кое-где уцелевшими лохмотьями. Один глаз у него вытек, живот вместе с внутренностями спёкся в чёрный ком, а левый бок был вырван. На руках и ногах виднелись кости в остатках мяса.

Зрелище было отвратительным и в то же время — правильным. Сафар стал таким, каким был в момент смерти.

В полной тишине раздался звук, напоминавший сразу кашель и воронье карканье, разрывая наваждение потустороннего ужаса и возвращая в реальность.

Не сразу я поняла, что это смеялся Шут.

— А ты не солгал про свою удачу, Сафар. — хрипота пропала, и с каждым словом голос Джастера набирал прежнюю силу. — Тебе очень, очень повезло, что отделался такой лёгкой смертью, а моё проклятие сейчас спасло твою мерзкую душонку. Но если ты думал, что на этом всё для тебя закончилось, ты сильно ошибся.

Джастер, а теперь это снова был он, не собирался останавливаться. Он вскинул руку, и между его пальцами и шеей призрака появилась тонкая светящаяся нить.

— П…пощади… — донёсся до меня сиплый голос. — Пощади, хозяин…

— Ты всегда считал, что можешь безнаказанно брать чужое, — Джастер медленно наматывал нить на палец. — Но никто не смеет брать то, что принадлежит мне, Сафар. Никто и никогда.

— Пощади, господин! — отчаянно взвыл призрак, потому что нить натянулась и его шею плотно охватила петля, заставляя привстать на цыпочки. — Никогда больше чужого пальцем не трону, самим Суртом клянусь!

— Разумеется… — губы маски исказились в оскале, изображающем улыбку. — Ты жил, как шакал, и сдох, как шакал. Так и оставайся шакалом, пока не научишься быть человеком!

Джастер коротко и резко взмахнул рукой. Светящаяся нить полыхнула тёмным огнём, взметнулась змеёй и ударила Сафара в грудь.

Призрак, охваченный колдовским пламенем, упал на колени, воя и скуля от боли и ужаса. Его лицо вытягивалось в звериную морду, руки и ноги превращались в тощие лапы, одежда исчезала, становясь клочковатой и полосатой шерстью…

Я не успела даже вздохнуть, как вместо человека светящаяся нить обвивала шею костлявого и уродливого пса, с горбатой спиной и поджатым под живот хвостом.

— Ауоооу… — жалобно проскулил призрачный пёс, падая на брюхо. — Ууууоооу…

— Заткнись. Дважды тебе повезло. Третьего раза не будет. Я уничтожу не только твою душу, но и саму твою суть.

Светящаяся нить туго натянулась, и призрачный пёс… нет, шакал, тут же замолчал, униженно распластавшись на земле и закрыв уцелевший глаз.

— Убирайся с глаз моих.

Прорези маски пронзительно сверкнули изумрудной зеленью, и Шакал исчез, словно его и не было.

В полной тишине Джастер развернулся и посмотрел на дом.

— Шкссссааа… — раздражённо прошипел он, а затем обратил изумрудный взгляд недовольной маски на меня. От неожиданного страха сбилось дыхание и снова заколотило сердце. Неужели и я его чем-то рассердила? Великие боги…

— Встань там.

Короткий властный жест и я, торопливо поклонившись, поспешила отойти к ограде.

Великие боги, он на меня не сердится! Хорошо-то как… Как гора с плеч…

Джастер же опустил голову, развёл руки в стороны и сжал появившийся в правой ладони посох. В следующий миг уже знакомый изумрудный огонь полыхнул сначала на навершии посоха, а затем по земле, окружая дом. Шут негромким речетативом произносил незнакомые и певучие слова, каждое из которых заставляло огненное кольцо вспыхивать и искрить. В какой — то момент в зелени появились золотистые искры, а Джастер резко и с силой опустил посох.

Мне показалось, что от этого удара вздрогнула земля под ногами.

Кольцо огня, в котором смешались зелень и золото, взметнулось вверх, окатив дом, подобно огромной волне. Снова и снова.

С каждым разом зелени становилось меньше, а золотых искорок больше. В последний раз дом окатила искрящаяся золотистая волна и всё погасло.

Джастер опустил руки и посмотрел в сторону невольников. Мирам так и стоял как столб, между Огоньком и Ласточкой, вцепившись в поводья. Его лицо застыло маской ужаса. Удивительно, что наши лошади, как и незнакомые мне животные в загоне, всё это время стояли совершенно спокойно, словно ничего не происходило. Видимо, колдовство Джастера, позволившее наймарам вселиться в наших лошадей, подействовало и на этих длинноухих.

— Я жду еду и вино, Мирам. — негромко сказал Шут, но невольник вздрогнул, захлопнул рот и торопливо и низко поклонился. Его заколотила крупная дрожь, и мне показалось, что он еле стоит на ногах.

Вместе с Мирамом оцепенение спало со всех остальных. Животные зашевелились, кто-то из пленников упал в обморок, а в воздухе сильно запахло мочой и…

— И приберитесь здесь, — брезгливо скривилась маска. — Воняете хуже свиней…

Не обращая внимания на новые поклоны Мирама и других невольников, Джастер, опираясь на посох, прошёл через двор и скрылся в доме.

Под сдержанные приглушённые рыдания женщин, негромкие горестные стенания бывших купцов и едва слышные проклятия разбойников я поспешила за Шутом.

Дом внутри ничуть не походил на привычное мне. Дверь вела в широкий зал, пол которого возвышался над входом высокой ступенькой. Всё выложено цветной узорчатой плиткой, окна и дальняя стена завешаны тонкими и плотными тканями. Широкие, украшенные узорами, чаши светильников свешивалисьcпотолка на тонких цепочках или стояли на высоких витых подставках далеко от занавесей.

Шут наклонился и что-то поднял со ступеньки, отряхнул, прижимая к себе и пряча под плащом. Посох из его руки исчез, Джастер прошёл через зал и отдёрнул одну из плотных занавесей. За ней оказалась лестница на второй этаж.

Мы поднялись и прошли по коридору мимо закрытых дверей в одну из комнат. Внутри комната была поделена стенами и занавесями на несколько частей. Окна закрыты ставнями. Напротив входа — возвышение, где стояла длинная низкая и широкая скамья с узорной спинкой. На скамье и на полу — пёстрые ковры и подушки.

Шут отдёрнул плотную узорчатую ткань одной из занавесей, и я увидела комнатку, большую часть которой занимала низкая и очень широкая кровать. В изголовье лежали необычные длинные подушки, похожие на короткие брёвна из блестящей ткани, украшенные вышивкой и кистями. Сама кровать была застелена большим красивым покрывалом, а её углы возносились вверх витыми столбиками под самый потолок. Между столбиками тоже красовались многочисленные тонкие занавески, подвязанные лентами. Но даже если все их опустить, всё равно будет видно, пуста кровать или нет.

— Здесь ты можешь ходить без парна. — Джастер жестом обвёл спальню. — Во всём доме, в общем, тоже, но не при посторонних, как понимаешь.

Я только вздохнула, снимая парн и сумку, которая под ним скрывалась. Не найдя, куда убрать вещи, я сложила всё у изголовья кровати. Заодно растёрла пальцами виски и лоб, потому что обруч заметно надавил голову.

В коридоре раздались шаги, и Джастер вышел в главную комнату, оставив меня в спальне. Я чуть отодвинула занавесь и осторожно выглянула в щёлочку.

Удобно… С дверями бы так легко подглядывать и подслушивать не получилось.

— Вещи господина.

Двери открылись, и в комнату с поклоном вошёл один из невольников. Он заметно дрожал, но принёс всю нашу поклажу, навьюченную на лошадей. Я не могла понять: Мирам это или кто-то другой. Тёмнокожие, полуголые и бритые, невольники все были для меня на одно лицо.

— Оставь здесь. — Шут полулежал на лавке, опираясь на подушки. — Где мой ужин?

— Сейчас принесут, господин, — дрогнувшим голосом ответил невольник и снова низко поклонился, сложив вещи перед возвышением.

— Приведите ко мне всех женщин. Немедленно.

Новый поклон и невольник, пятясь, вышел из комнаты.

Хотя я очень устала и переволновалась, у меня язык чесался выглянуть и спросить Джастера, что происходит. Что это за город, почему он так взъярился на Сафара, что он поднял с пола, почему называет этот дом и город своими, зачем ему эти женщины…

Но глядя на хмурую маску, я прикусила язык и затаилась в ожидании.

Гроза миновала, но Джастер ещё не успокоился. И случайно рассердить его сейчас хотелось меньше всего на свете.

Дважды он прощал мои глупости.

Третьего раза не будет.

Женщины не заставили себя ждать. Я не успела бы сосчитать до десяти, как за дверью снова раздались шаги, на этот раз многочисленные, и дверь распахнулась, пропуская целую толпу местных красавиц в разноцветных нарядных парнах. Их приход сопровождался тихим мелодичным перезвоном.

Под мрачным взглядом маски женщины сбились испуганной стайкой возле входа, стараясь спрятаться друг за другом.

— Ужин для господина.

Голос невольника заставил женщин прыснуть по обе стороны от двери. Двое невольников, склонившись, поставили перед возвышением невысокий столик, а на него несколько полных блюд и кувшин. Один из невольников наполнил из кувшина кубок и, не разгибая спины, подал Шуту. Второй в это время отошёл к дверям и сел возле них на колени, ожидая новых приказов.

Джастер поднёс кубок к губам и неторопливо выпил.

— Ещё вина.

Пока невольник снова наполнял кубок, Шут поднял руку и сделал замысловатый жест.

Замершие в испуге женщины заволновались и пришли в движение. Это было похоже на вдруг ожившие цветы. Их парны, яркие и нарядные, зашелестели, как листва на ветру. Я не знала, что означал жест, но судя по всему, делать то, что приказал таким способом Джастер, женщины не хотели или боялись.

— Я жду. Или мне научить вас выполнять приказы? — к холоду в голосе добавилось раздражение, и женщины заметно вздрогнули.

Переглядываясь, они выстроились полукругом в нескольких шагах перед возвышением и начали снимать парны.

Когда яркие одеяния упали на ковры, я поняла, что Сафар не соврал про красоту этих женщин. Конечно, они не были похожи на меня или Холиссу, но тоже оказались очень привлекательными.

Тонкие и гибкие, они были одеты в такую же бесстыдную одежду, как у меня. Жёлтые, голубые, розовые и алые наряды, сверкающие вышивкой с камнями и бусинами, ярко оттеняли очень смуглую гладкую кожу и длинные чёрные волосы, заплетённые во множество тонких косичек, на концах которых красовались яркие ленточки и крохотные колокольчики. Щиколотки и запястья украшало множество тонких браслетов. На шеях — ожерелья из серебристых круглых монеток. Густые чёрные брови вразлёт и пушистые ресницы подчёркивали необычный длинный разрез тёмных глаз, подведённых яркими красками.

Если тут все женщины такое носят, понятно, почему он бы смотрел и смотрел… Да и не только смотрел.

Девушки — а они все были не старше меня, испуганно кусали губы и опускали глаза, боясь взглянуть на того, кто медленно и неторопливо потягивал вино.

Очень красиво и соблазнительно, да?.. Неужели… неужели он для этого их позвал?

Только вот вопреки моим горьким мыслям, белая маска не выражала ничего.

— Вы танцовщицы?

Девушки переглянулись и дружно кивнули. Джастер поставил кубок на столик и сел, подобрав ноги под себя.

— Кто из вас умеет танцевать «Пчёлку»?

Даже в неверном свете огня я увидела, как потемнели от румянца нежные щёки красавиц.

— Ни… никто, господин, — испуганно ответила одна из девушек, не поднимая глаз. — Пощадите…

— Жаль. — Джастер заглянул в кувшин, вылил остатки вина в кубок и, не глядя, протянул его невольнику. Тот с поклоном забрал пустой сосуд и торопливо скрылся за дверью.

— Одевайтесь. Вы мне не нужны.

Шут снова вытянулся на скамье, задумчиво взбалтывая вино в кубке и не обращая внимания на девушек, взволнованных таким ответом.

— Гос… господин… — вперёд выступила та же красавица. — Что… что с нами будет?

Одна бровь на маске приподнялась, и Джастер выразительно покосился на смелую девицу.

— А что вы хотите, чтобы я с вами сделал?

«Хуже, чем быть джихайен, это быть джихайен — маат» — вдруг вспомнилось мне.

И не только мне.

— Пощадите! — девушки задрожали и упали на колени, молитвенно протягивая руки к Джастеру. Браслеты и колокольчики мелодично зазвенели. — Пощадите, господин!

— Хорошо, — спокойно ответил Шут. — Я продам вас на базаре вместе с остальными. А теперь уходите, пока я добрый. Молча и быстро. Считаю до трёх. Два.

Я не успела даже удивится такому ответу, а девушки, радостно улыбаясь, в одно мгновение накинули парны, и пёстрая стайка вылетела из комнаты, едва не сбив с ног невольника, принёсшего новый кувшин с вином.

Как же мало им было надо для счастья… Всего лишь узнать, что они станут обычными невольницами, а не бесправными джихайен и тем более, не бездушными игрушками ужасного Безликого…

— Оставьте меня.

Небрежный взмах рукой — и оба невольника с поклонами исчезли за дверью. Шут щёлкнул пальцами, и я ощутила знакомую волну его защиты.

Значит, можно выходить.

— Спасибо, Янига. — Джастер скинул плащ, а затем и маску.

Хмурый, недовольный и сильно уставший. Я вдруг обрадовалась этому, поняв, что случившееся с разбойником не доставило Шуту ни капли удовольствия. Джастер, которого я знала, умел и любил убивать, но предпочитал это делать в честной драке, а не… не… не так.

Игрок всегда играет на равных, так, кажется, он говорил?

А здесь была… казнь.

— За… — в горле от долгого молчания заметно пересохло и я невольно сглотнула. — За что?

— Что сдержала слово и не вмешивалась. Сильно напугал?

Я неопределённо дёрнула плечом, невольно обняв себя руками. Сильно — это не то слово…

— Прости, — он покосился на меня и устало потёр лицо ладонями. — Демоны побери этого Сурта! Не мог своих шакалов подальше отсюда держать⁈ Ладно, давай поедим. Вино здесь вполне неплохое.

Так как мисок с ложками на столике я не увидела, да и второго кубка не наблюдалось, то пришлось нести своё.

— Что… что ты хочешь делать дальше? — я благоразумно решила не обсуждать Сафара и откровенное богохульство.

Ни разу не слышала, чтобы он хоть кого-то из богов ругал, но сегодня Джастер не переставал меня пугать и удивлять.

— То же, что и собирался. Завтра поедем в Онферин и навестим храм Сурта. Хотя теперь ещё надо от этих приблудных избавиться. Вот же морока свалилась на голову… Возни теперь столько…

Он вздохнул, окунул руки в чашу с водой, где плавали пожухлые лепестки цветов, достал из торбы ложку и миску, устроился возле столика и стал накладывать себе с большого блюда.

— А может, их просто отпустить?

Шут хмуро посмотрел на меня и криво усмехнулся.

— Мысль хорошая, но не могу, Янига. Если я их просто отпущу, кто знает, сколько трупов здесь будет в следующий раз? Потому что найдутся дураки, которые захотят поживиться сокровищами Ашу Сирая, надеясь, что им повезёт, и он их пожалеет. Нет уж. Хватит с меня сегодня. Я не Ёзеф, мне здесь некрополь не нужен. Но и прощать я никого не намерен.

— Поэтому ты сделал Шакала сторожевым псом, а не просто убил его? — я охнула и зажала рот ладонью, но было поздно.

— Ты знаешь, что такое репутация, ведьма? — Джастер воткнул ложку обратно в миску, не донеся до рта. Взгляд серых глаз был холоден, и я почувствовала, как по спине пробежал внезапный холодок.

Третьего раза не будет.

Хоть со скалы потом в море прыгай.

— Я… Я… прости…

— Репутация — это вес твоего имени среди людей. Если бы твоя наставница начала вдруг жалеть всех воров и разбойников, раздавать зелья бесплатно и страдать из-за каждого любовника, как обычная баба, как думаешь, люди бы продолжили считать её сильной ведьмой?

«Госпожа Лира ужо на что к матушке моей расположена была, а и то над радостями нашими али бедою и слезинки не уронила».

«Ведьмы не плачут, Михай», — вспомнились мне собственные слова.

Джастер прав. Все ведьмы вели себя как… как ведьмы. Они не обещали попусту, люди знали, чего ждать от любой ведьмы и уважали нас за наше ремесло. Даже вокруг меня успела сложиться эта самая ре… репутация.

Что уж говорить о… об Ашу Сирае, чьё имя в этой стране знал, наверно, каждый.

«Нет такого храма, где бы не прокляли имя Безликого… На нём гнев самого Тёмноокого»…

«Никто не посмеет называться моим именем и приходить в мой город… Любой, кто приходит в Локашан без приглашения, платит за это своей жизнью и своим посмертием».

«Зная о запрете, ты посмел прийти сюда»…

«Ты посмел взять то, что принадлежит мне»…

— Он у тебя что-то украл?

— Почти украл, — Джастер снова хмуро ковырялся в миске. — Его счастье, что мы вовремя приехали. А то бы так легко не отделался. И проклятие бы не спасло.

Я вспомнила волшебную торбу, в которую без разрешения хозяина руку лучше не совать, и решила больше не спрашивать.

— Я… я поняла, — на Шута я не смотрела, сверля взглядом столик и ругая себя за несдержанность. Могла бы и сама догадаться.

Ашу Сирай не боялся гнева самого Сурта и был самым опасным мастером смерти во всей Сурайе. Он не мог безнаказанно отпустить главного вора и разбойника, и устроил тому показательную казнь, до полусмерти запугав всех его подельников. А остальных он продаст на рынке, как невольников. Конечно, здесь так принято, но после расправы над Сафаром такая участь должна казаться пленникам благословением Сурта…

И никто из этих людей не посмеет вернуться в Локашан, рискуя не только жизнью, но и посмертием своей души. Потому что они уже знают, что второй такой милости Ашу Сирай им не подарит.

— Рад за тебя, — буркнул в ответ Шут. — А теперь, раз твои вопросы закончились, давай, наконец, поедим, ведьма. Это называется «пало» — ягнёнок с овощами. А это местные фрукты, — он указал на блюдо с оранжевыми и жёлтыми плодами. — Вполне неплохо под вино. Здесь принято всю еду брать руками, но я так не люблю.

Я только вздохнула в очередной раз, глядя как он наливает в кубок вино из узкогорлого пузатого кувшина. Как он вообще может есть после всего, что случилось?

Но он хотя бы на меня больше не сердится.

— Знаешь, я не так себе это представляла…

— Я тоже, — хмуро буркнул он к моему удивлению. — Здесь никого не должно было быть. Всё, хватит об этом. Я очень устал. Это был длинный день.

Длинный день… Пошутил, что ли? Мне кажется, что с момента, как мы летали с Игвилем и завтракали на берегу моря, целая седьмица прошла. А ведь ещё был заброшенный город и дорога магов…

А уж сколько всего я успела увидеть из этой самой его «тени»…

Нет, даже думать об этом больше не хочу. Хватит с меня переживаний на сегодня.

Запах еды дразнил ноздри и желудок, и от вида того, с каким аппетитом ест Шут, в животе забурчало. Вздохнув, я сполоснула руки в чаше с водой, постаралась окончательно выбросить все мысли из головы, и принялась за еду, запивая сочное и горячее пало лёгким приятным вином. Фрукты были не слишком сладкие, с нежной мякотью, крупной косточкой и приятной кислинкой.

Еда и вино окончательно разморили меня. Думать ни о чём не хотелось, усталость и пережитое напряжение дали о себе знать. Доскребая остатки пало из миски, я отчаянно зевала и тёрла глаза. Теперь понятно, зачем на полу так много ковров и подушек. На них так приятно прилечь, не отходя от стола… Так мягко и…

— Янига, потерпи, не спи, — тронул меня за плечо Шут. — Пойдём, искупаемся.

— Что? — я недоумённо заморгала, не веря услышанному. Приснилось, может?

— Искупаемся перед сном. Не хочу грязным ложиться.

— Тогда иди первый, — я потянулась за подушкой, с которой он меня поднял. — Я потом…

— Здесь не Эрикия, ведьма. Забыла?

Забыла.

Со вздохом я поднялась на ноги. Вот же чистоплюй, не потерпеть ему до утра…

— Мне этот… как его… надевать?

— Сверху накинь и хватит. Ночью не жарко.

Но я не успела вспомнить, где оставила свои вещи, когда меня завернули в парн, подхватили на руки и куда-то понесли.

Прижимаясь к груди Джастера, я наслаждалась его теплом и заботой и не хотела ни о чём думать.

Однако неожиданности на сегодняшний вечер ещё не закончились. Я думала, что купальня находится в доме, но Джастер принёс меня в странное место. В слабом свете поднявшегося над головой тонкого месяца я могла рассмотреть только силуэты деревьев и каких-то зарослей. А ещё…

— Это что?

Я с удивлением смотрела на выложенный камнями…

— Пруд. И сад. Маленькие, конечно, но их вполне хватает.

Шут поставил меня на ноги и щёлкнул пальцами. По обе стороны от нас загорелись светильники на каменных колоннах-подставках. В их свете стало видно, что заросли вокруг пруда — это цветы и кустарники. Сам пруд был правильной формы, около двух десятков шагов в длину и с десяток в ширину. Крутые берега выложены ровными и гладкими камнями, между светильниками в воду вели каменные ступеньки. От пруда в сторону дома и деревьев текли два ручья, чьи русла тоже были выложены мелкими камешками.

— На дне родник, так что вода всегда проточная и чистая. — Джастер уже успел снять мантию, поверх которой небрежно был брошен золотой полумесяц, и разувался, оставаясь в одних штанах.

— А нас никто не…

— Нет, это внутренний двор дома. Сюда вход запрещён для всех, кроме хозяев и избранных слуг. А вообще, в этот дом сейчас никто не сможет войти, кроме меня и тебя. Хватит с меня незваных гостей. Давай, Янига, не бойся, тебе понравится. Тут неглубоко. И вода ещё тёплая.

Джастер, минуя ступеньки, с негромким плеском прыгнул в воду, и мне не оставалось ничего другого, как скинуть парн.

Бррр! Холодно…

— Давай, ведьма, — Джастер, довольный и мокрый, протягивал руку и улыбался, поджидая меня у последней ступени. Воды ему было по грудь.

Я сняла шатори и осторожно, чтобы не упасть, стала спускаться по ступенькам в воду, держась за предложенную руку. И правда, тёплая, как парное молоко… А дно у берега оказалось песчаным.

Пока я плескалась у спуска, Джастер с удовольствием несколько раз проплыл вдоль пруда и даже понырял.

Холодный воздух и тёплая вода взбодрили меня и прогнали сон. Вид обнажённого купающегося Джастера и вовсе навевал определённые мысли.

Вот он какой… Красивый, молодой и весёлый бродячий трубадур, с удовольствием поющий о подвигах «госпожи Яниги». Чуткий и ласковый любовник. Грубый и наглый «пёс»-наёмник, готовый защищать незнакомых ему людей. Любящий мужчина, скрывающий глубокую сердечную рану.

Мастер смерти, спасший умиравших — в этом я больше не сомневалась, — детей в Чернецах.

Ничего общего с тем чудовищем, которое я видела во дворе.

Ашу Сирай — это просто… Маска. Маска и имя с определённой репутацией, нужные ему в этой стране.

Неужели для него это всего лишь игра? Игра, о которой я ничего не знаю, и в которой он успел прогневать Тёмноокого Сурта…

— Что-то ты слишком серьёзная, Янига. Тебе не нравится купание под звёздами? — Джастер с улыбкой стряхивал с волос воду и внимательно смотрел на меня. — О чём задумалась, ведьма?

Под его прямым и откровенным взглядом я вдруг вспомнила, что однажды давно уже видела его таким, под светом звёзд.

— Так, ни о чём, — я поспешно улыбнулась, прогоняя из головы тяжёлые мысли. Думай — не думай, что проку от этого? Сколько я уже придумывала разных историй и ни разу не угадала.

Вот и сейчас не стоит забивать себе голову ненужными придумками. К тому же он так смотрит и так близко…

— Джас…

В два шага он оказался возле меня, закрыв собой тонкий месяц на небе.

— Помнится, я тебе кое-что обещал, ведьма, — тихо выдохнул Джастер мне в губы, притягивая к себе и лаская мои плечи и спину, окончательно прогоняя ненужные мысли из моей головы.

— Ты же говорил, что устал?

— Устал. Но на пару раз меня хватит. Я надеюсь.

— Джастер!

— Что? Не попробуем — не узнаем.

— Джа…

— Я весь день этого хотел. Иди сюда, Янига. Должно же сегодня быть хоть что-то приятное.

Намного позже, засыпая на широкой постели под тонким вышитым покрывалом, я обнимала спящего рядом Джастера, греясь его теплом, и думала, что настоящий Шут именно такой: заботливый и добрый.

А играть роль грозного и страшного Ашу Сирая ему совсем не нравится.