ЧАСТЬ II АСТ-АСЕТ. ЖАТВА

Ратлат Ашт. Квадрат падаан-до

Запах смеха из-за стены согрел Аст-Асар Ратлата, проникнув в самую глубину грудной клетки стремительной и щемящей нежностью. Шагнул за сверкающие линии ифсе, Ратлат знал, что все дома, и это знание разительно отличалось от всех з н а н и й, когда-либо полученных им в школе и ситах.

С недавних пор холодный белый цвет стен акитэ обрел иной запах, иное звучание. Объемные картины, заботливо демонстрируемые истинным зрением Аст-Асар, больше не несли в себе безысходность и ощущение обреченности. Пустое, сколько Ратлат себя помнит, пространство наполнилось чем-то неуловимым. Смыслом?

Что это? — задавал себе вопрос Ратлат, а тут же замолкал, усилием останавливая течение мысли, чтобы не спугнуть зыбкое и нечаянное счастье, поселившееся в прежде холодном пустом акитэ.

— Еще чего, логическая составляющая, да! И концептуальность еще, как же! Они издеваются, и ты вместе с ними! Какой вообще смысл войскам древних было пропускать фланговую атаку?! Кому понадобилась вообще эта имитация отступления по приему оса? Да, в итоге ударили сзади, да, лишили противника тройки лидеров, да, одновременно… Но! Но ведь каждый ребенок знает, что исход битвы был заранее предрешен, учитывая не только численность и вооружение, но и стратегическую подготовку наших войск! Правило иллинорской стратегии, впоследствии выведенное в качестве закона говорит, что изначально можно было отразить удар, и процентная погрешность потерь Аст-Асар при этом не приблизилась бы и к минимуму нижней фазы? Отступление, даже имитированное, это позор! И на мой взгляд, несколько спасенных жизней его не покрывают!

Довольная улыбка легко и неожиданно для самого Ратлата разгладила упрямую складку губ. Коин учит военную историю Ашт. Домашнее задание — сложный структурный анализ одной из основополагающих битв древности.

Мальчик сейчас входит в критическую фазу личности, предшествующую возрасту самостоятельности, и с завидным максимализмом в суждениях, во всем ищет смысл и высшую справедливость.

Насколько помнит сам Ратлат, прием оса был неважен для победы. У Ящео — противников Аст-Асар в битве у Аломеи на тот момент не было ни одного преимущества. Все, что ни сделали бы Аст-Асар, принесло бы победу. Почему именно оса? Да потому что так решил главнокомандующий. Велараар. Приказы не обсуждались. Чем руководствовался падаан Велараар, отец Ашт — над этим можно размышлять часами, но никогда не узнаешь истинного мотива. Всегда есть вероятность, — сейчас Ратлат это понимает, но молчит, ему интересно услышать размышления самого Коина. И еще интереснее, чтобы брату сейчас ответили…

В ответ брату звучит музыка. Ласковая, чарующая, обволакивающая нежной бархатной хрипотцой.

Каждый раз, как Ратлат слышит этот голос, кажется, что он на запрещенном прослушивании. Музыка на Ашт — под строгим запретам. Ведь музыка опасно влияет на умы, порабощает, внушает эмоции!

Эмоции необходимые тому, кто пропагандирует.

На Ашт запрещены художественные фильмы, все, кроме пропаганды. Пропаганды Кодекса: Устоев сынов Ашт. Музыкальный окрас сцен таких фильмов задевает самые глубокие струны души, мастерски внушая формирующемуся классу важность и глубину идеалов. Ратлату, еще не смотрящему души, но смотрящему мысли, как на ладони, видны приемы обработки, и он не желает в этом участвовать. А музыка вне контекста пропаганды — древняя, апокрифическая музыка Ашт, под строжайшим запретом. Впрочем, инопланетная музыка тоже.

Но почему в этой тихой, струящейся речи Ратлат слышит музыку?

— Смотри, — раздается ласковое. — Ты видишь удар и отступление. Но взгляни изнутри. Вот, сейчас, мы приблизим, еще немного расширим… У вас очень талантливые художники, Коин, я в диком восторге! Взгляни! О, прогресс! Нет, ты только посмотри… на лица! Великий прогресс!! Невероятно! Что ты видишь?

— Ужас, — неуверенно вымолвил, наконец, Коин. — Страх?

— Я думаю, дорогой, что целью вашего полководца была, в первую очередь, деморализация соперника. Ящео, уверенные в собственной победе, но! Застигнутые врасплох, были деморализованы, внезапной и одновременной гибелью вождей. Да уж… я бы запретила показывать такие картинки детям.

— Я не ребенок! — упрямо пробурчал Коин, и Ратлат слышит: еще как ребенок и мне это нравится!

Ратлату не нужно заглядывать в китэ, чтобы видеть, как Коина легонько щелкнули по малиновому кончику носа, а может, поцеловали в него, слышно, как братишка засопел — то ли с досадой, то ли с тайным превосходством, ощущением победы.

Он крутит ей, как хочет, — хмурится ге-до Ратлат, но удивительно, даже парадоксально! — ее мягкость, податливость, постоянные уступки, гибкость, наконец! — все это каким-то чудесным образом делают ее броню нерушимой. Она неуязвима, и, похоже, сама получает удовольствие… от общения с Коином, с шестилетним мальчиком, от их совместных прогулок, от домашнего задания… отвсего! А еще она каким-то немыслимым Ратлату образом, без структурного, пространственного анализа, выхватывает самую суть происходящего, объясняя затем Коину смысл, и смысл этот озаряет все. Все, что происходит. Вообще все.

Ратлат вошел в китэ брата, две огненные шевелюры на мгновение ослепили, две пары глаз — голубые и желтые, засияли. В одних — искренний восторг, в других — радость и благодарность.

У нее белоснежная кожа. Не в цвет стен акитэ, но теплая и живая. Тонкий подбородок, сдержанная улыбка. Кажется, она боится улыбнуться шире, словно бьющий изнутри свет может просочиться наружу настолько, что поглотит ее саму и придется исчезнуть в его лучах.

Недоверие, испуг, боль, — все это исчезло из широко распахнутых желтых глаз в ту же оканде, когда впервые увидела Коина.

Мягкое покрывало огненных, как у Нефтиды Огня волос, неровными прядями спускается на хрупкие плечи.

Высокие, точеные скулы, тонкая изящная линия носа. Стрелы ресниц, тонкие дуги бровей — ее нельзя назвать канонической красавицей, в ней есть что-то совершенно апокрифичное, запретное.

Она красива красотой Идола.

Сегодня Трея в красном итарсе, и ниже точеного, чуть раздвоенного подбородка Ратлат старается не смотреть, но древние инстинкты берут верх. У ге-до Аст-Асар перехватывает дыхание от совершенства странной си-тэль. Почему-то не говорит, не признается из какого Дома Райо… Не хочет обратно? Учитывая, что она пережила, неудивительно! Но и Ратлат не хочет, чтобы си-тэль когда-нибудь уходила…

Трея обернулась к Коину, спеша закончить мысль:

— В том, чтобы сохранить жизни не только товарищей, но и врагов, соперников, великая мудрость. Аст-Асар падаан Велараар не стал бы великим правителем, если бы не ценил каждую жизнь! Даже простого воина.

— Смысл любой войны не в расцвете силы, но в расцвете мудрости. А мудрая, стратегическая оборона — не признак слабости, а признак силы. Уникальная возможность рождения на Ашт, накладывает на Аст-Асар серьезные обязательства, более строгие, чем на другие расы.

Ратлат повержен, и, не смотря на громкое сопение Коина, его недовольно нахмуренную рожицу, знает, что брат повержен тоже. Откуда у нее это? Она не рождена на Ашт, но понимает Долг и Честь Аст-Асар. Не училась ни в школе, ни в сите, но с легкостью смотрящего сердца и души использует тонкие, сложные техники, на овладение которыми у Аст-Асар уходят годы. Не обладает приемами наблюдающих, но мгновенно выхватывает суть.

— Приветствую, — ге-до Ратлат провел большим пальцем по щеке и кивнул Коину и Трее, и на это приветствие парочка, как всегда, реагирует неправильно, совершенно не так, как следует.

Коин взвизгнул, словно его режут, подпрыгнул на месте, и буквально проорал:

— Приве-ет! — вместо того, чтобы поприветствовать старшего брата, ге-до Аст-Асар между прочим! — как положено: сдержано, сухо, легким, почтительным кивком головы. В обстановке личного акитэ можно не вставать, не складывать у груди руки — раскрывая ладони в знак своего доверия, правую — пальцами вверх, показывая почтение к уму Аст-Асар, левую — вниз, выражая почтение к происхождению.

Еще хуже реакция си-тэль.

Трея спокойно, ровно улыбается, чуть кивнув головой:

— Привет! Как твой день?

И это поведение женщины! Си-тэль! Она же не имеет права смотреть в глаза Аст-Асар — и это в ее интересах! Когда входит Аст-Асар, си-тэль надлежит немедленно встать, склонив голову, не поднимая глаз, а затем мягко и легко опуститься на колени, и дотронуться лбом развернутых вверх ладоней, сложенных на полу. Перевернутые ладони — знак открытости. Знак доверия. Касание ладоней лбом говорит о том, что си-тэль ведает свое место, и просит о защите, о покровительстве. Как низшее существо, самка имеет на это право. Право на заботу и должный уход.

А Трея… Из какого она Дома? Ратлат не может поверить, что она не знакома с Устоем си-тэль… Но почему-то игнорирует его…

Но влияние этой странной си-тэль на Коина столь удивительно, что Ратлат прощает ей все, даже игнорирование Устоя. На Коина, да…

Вежливо и сдержанно поблагодарив си-тэль за заботу, Ратлат, в свою очередь, на правах старшего поинтересовался днем Коина в Школе. Ведь только старшие вправе задавать вопросы! Тем более первыми!

И еще одна странность. Улыбнувшись Ратлату — неслыханная наглость — Трея с интересом повернулась к мальчишке.

Отвела от него, от Ратлата, взгляд! Это вообще невыносимо для Аст-Асар. Не подлежит осмыслению. Си-тэль не реагирует на него! Не реагирует на Аст-Асар! Ей важнее ребенок! А как же… А где же… смысл природы самки? Природы си-тэль?!

Коин не видел обуревавших брата недостойных эмоций. Захлебываясь от удовольствия, вызванного повышенным вниманием к нему Треи, он поведал о предметах развития ума и тела.

— На подготовке физической концентрации мы развивали реакции изменения положения тела в пространстве. На ПТV-6. Мы его аттракционом называем. Было… здорово, — и очень неуверенно прозвучало это «здорово». И Ратлат прекрасно понял, почему. Помнит он этот аттракцион.

А Трея не помнит, и ее беспокоит неуверенный тон Коина.

— Что за аттракцион? — спросила она и ласково погладила огненные завитки.

Коин невольно вздрогнул — еще бы! — Ратлату видно, что брата поймали на слабости, но ответил. Не имел права не ответить старшему, и почему-то причислял к старшим си-тэль Трею… Загадка для Ратлата, да и для самого будущего Аст-Асар Коина.

— Такая махина в сто двадцать гэст, огроменный маятник. Каждый перемещатель вращается вокруг своей оси, и по диагонали, на предмет вращения планеты, и вместе с этим вращается по траектории вокруг центра. Только по произвольной траектории, хаотично. Со скоростью… Двадцать гаэ, скорость сV-ветра.

— Какой ужас! — вырвалось у Треи.

Ратлат снисходительно улыбнулся — женщина…

А в голубых глазенках Коина мелькнул луч робкого доверия.

— Ужас? — спросил он, как будто не торопился поверить искренности Треи.

— Конечно! — уверенно заявила Трея, — Да я бы никогда не решилась! Просто умерла от страха, только увидев это пыточное приспособление!

Си-тэль подтянула под себя ноги, обхватила плечи руками, и Ратлат подметил, что она наглядно демонстрирует страх. Нет, не демонстрирует, понял Ратлат, она воздействует! Закрытая техника! Транслирует страх в пространство! От хрупкой фигурки буквально веет тревогой. Но чем больше наглядность страха си-тэль, тем шире распрямляются печи Коина.

— Я тоже испугался, — шепнул он.

— И неудивительно! — воскликнула Трея, а Коин даже становится выше ростом. Впервые в жизни его не ругают за эмоции, не осуждают!

— Я бы никогда не решилась! — покачала головой Трея, а потом припечатала. — А ты невероятно сильный и смелый, милый Коин, раз героически выдержал это… этот страшный аттракцион!

— Но я испугался, — Коин делится сейчас самым сокровенным переживанием за день, которое уже решил запечатать глубоко внутри, подавить. На старшего брата он даже не смотрит.

— Бояться опасности, — ласково гладит рыжую макушку нежная белая рука, — нормально. Естественно. Но ты сделал это, ты смог! Вот где сила, смелость, поступок! И если это не героизм, то в чем героизм? Победить противника, владея навыками ведения боя, превосходящими его оборону, несложно. Самое сложное — победить себя.

Ратлат с трудом сдерживает эмоцию изумления. Ге-до видит, как страх покидает брата, и на этот раз не уходит вглубь, чтобы при следующем удобном случае всплыть на поверхность, но покидает сердце.

И как, скажите, реагировать на эту странную си-тэль?!

* * *

— Ну что, мальчишки? Ужинать будем?

Это что?! Приглашение к трапезе?!

Оно!

Итарсе, традиционный наряд си-тэль, взметнулось стремительным алым смерчем, стоило Трее встать. Си-тэль махнула рукой, и стала похожей на большую красивую бабочку, такую нежную, трепетную, что страшно прикоснуться.

Как же хочется вновь прикоснуться к теплому мрамору кожи, вдохнуть ее мягкость и свежесть, как тогда, когда вынул из гелариновой капсулы, и на руках перенес в специально подготовленную китэ. Трея была без сознания, и несмотря на статус ге-до было почему-то стыдно смотреть на совершенство ее тела, словно подглядывал! А ночью то и дело заглядывал в китэ, слушал пульс, дыхание, смотрел, как длинные тени от острых стрел ресниц трепещут на бледных, запавших щеках. А сейчас… С каждым днем становится все красивее!

Не подозревая о мыслях Аст-Асар ге-до Ратлата, Трея направилась в сть-ек, напоследок лизнув алым шлейфом итарсе белый пол.

Как всегда, не подозревая, как грубо в очередной раз попрала традиции Ашт!. Си-тэль не проявляет инициативу в кормлении, а терпеливо ждет, когда до нее дойдет очередь… И, конечно, си-тэль никогда не принимает пищу в присутствии Аст-Асар…

Сегодня Трея решила побаловать Коина, и, раз уж Ратлата приходится баловать за компанию, то и его тоже, настоящими земными расстегайчиками, рыбным рулетом, грибным сырным супом. И пусть вместо капусты пришлось ввзять аштский айгенсу, вместо грибов — ретуку, вместо рыбы — имитацию из водорослей (ну, тут как и на Земле…), и Трея понятия не имела, из чего здесь делают сыр, и, собственно, молоко, но, разобравшись с местными специями и особенностями управления ретьяк — чем-то средним между портативным духовым шкафом и мультиваркой, с имитацией кварцевой пещеры или природной печи, получилось, даже на ее предвзятый взгляд, умопомрачительно вкусно и ароматно.

Ратлат вроде хотел что-то сказать, но стоило подвинуть к нему алое блюдо, больше глаз на нее не поднимал, сосредоточившись, по примеру младшего, на содержимом.

Правда, посреди трапезы рассеянно хлопнул себя по лбу — точь-в-точь Коин, когда пыхтит над домашкой, и притащил ведерко со сладким хасе. Хасе тоже отдали должное.

Губы Треи, помимо воли, расплылись в улыбке: жадныйи сосредоточенный Ратлата, причмокивающий от удовольствия Коин, оба одинаково облизывали пальцы. Непохожие и похожие одновременно, сразу видно: братья.

Теплая, уютная домашняя атмосфера на фоне идеально белых стен, в сочетании с традиционными мужскими костюмами черного цвета смотрелась несколько… сюрреалистично?

Вообще в мире Ашт все было сюрреалистичным: белым, правильным, идеальным. Четкие, точные линии, ровные… и какие-то поверхностные, слишком плоские, что ли. Огромное, масштабное пространство, но… какое-то пустое.

Сюрреализм присутствовал и в повседневной жизни: технологии, которым позавидовали бы на самых развитых планетах Альянса и древние традиции, ритуалы, отступить от которых хотя бы на шаг… ни-ни. А дорны их, кийчеу, вуке, каплеобразные прозрачные мобили и сигнес — бесчисленный рой на фоне пирамид, говорящих, нет, поющих даже о какими-то родных культах.

Да и искренний, теплый прием в доме Ратлата и Коина никак не вяжется с беспощадной жестокостью, с которой встретил ее Ашт в первый же день!

Трея
Начало Огня

Перешагнув пологий порог пирамиды, Начала Огня, Трея выглянула из-за мощной спины Аоллара и ахнула: то, что Аоллар называл Идолом Нефтиды, оказалось огромной, метров в десять в высоту, статуей.

Раскинутые в стороны руки с тонкими запястьями, длинными, изящными пальцами, за плечами широко распахнулись огненно-алые крылья, прическа? — нет, накидка: из-под черной, струящейся ткани, что течет квадратными лоскутами на обнаженную грудь, выбиваются золотые завитки. На голове — рога? Нет! Это же полумесяц! С сияющей звездой меж острых лучей. Беспомощно обнаженная по пояс, статуя, кажется всего лишь миг, как взмыла над пятиконечным пьедесталом. Длинные ноги прикрыты тонким, невесомым покрывалом, вот-вот спадет, вокруг, спиралью подымается огненная змея с распахнутой у интимного места пастью.

Глаза на безупречном лице закрыты, слушает интимность момента взлета. Откуда Трея знает, что там, внутри, очи Идола желтого, огненного, цвета?

Трея робко шагнула навстречу парящей статуе, и время остановилось, отделилось от пространства, которое сошло с ума, завертелось в самых немыслимых проявлениях, словно в кошмарном сне.

Белый, величественный Аоллар, сам напоминает в этот момент древнюю, как мир, статую делает шаг в сторону, и какая-то неведомая сила швыряет Трею на колени к подножию Идола.

Из-за спины истинного Аст-Асар растекаются пять мерцающих силуэтов, лиц не видно, но почти прозрачные, светящиеся фигуры внушают Трее первобытный ужас.

Беги! — раздается оглушающим треском в голове, но судорога сковывает ставшее чужим, непослушным тело, и Трея не может подняться, продолжая смотреть на наполнивших пирамиду существ.

Каждый силуэт держит в тонких прозрачных руках веревки щупалец. Сначала просто висят, монотонно стекая на пол пирамиды, затем медленно приходят в движение.

Первый же удар, и повисает безвольной плетью обломок того, что секунду назад было ногой. Страшный вид вывернутых наружу белых костей, острыми обломками выныривающих из сочных лохмотьев мяса, не дает Трея понять, поверить в то, что это происходит с ней.

Это не я! Если бы я, была бы боль! Больно, да, было бы больно — несется в голове Треи, и даже мигает вспышка облегчения: нет боли, точно не я! Но боль здесь, уже здесь, она просто дает Трее время максимально сосредоточиться на ужасе, чтобы обрушиться нестерпимым шквалом, агонией.

Господи, нет! Пожалуйста, я должна потерять сознание! Это доли секунды, я отключусь! Я уже почти не здесь…Почти!

Нет!!! Почему?!

От второго силуэта тянется синий щуп, безжалостно ввинчиваясь в лоб. Хруст… Такой громкий?! Что это? Череп? Капли, нет, теплые струи на лице, это кровь?! Но почему не могу потерять сознание?! По всем законам аэродинамики, то есть божественным и человеческим, должна… Я брежу. Я — это и есть бред!

От третьего силуэта, розовый щуп тянется по полу, и, стоит ему коснуться Треи, как жидкий огонь вспахал белую алебастровую кожу, превращая ее в отвратительные коричневые пузыри…

Боль поднялась до самой интимной зоны, и готовится войти внутрь, разорвать внутренности, сварить изнутри заживо.

Сразу две щупальца раздирают в стороны руки Треи, и места соприкосновения с кожей легко шипят.

Какой странный запах… Пахнет бифштексом. Мое тело!! Я сгораю заживо, понимает Трея.

Я слышу даже звук скворчащего жира… кап, кап, кап… Я стекаю на белый ровный пол.

Проклятые боги, почему жея остаюсь в сознании?!

Так… нечестно. Я не должна! Выньте эту синюю штуку в голове!

Я — и есть боль.

Б о л ь.

За что? Неважно. Просто я есть. Этого достаточно.

Трея не знает, что для того, чтобы стать неферой и войти в Идол, оживить его, ее тело должно умереть. От боли.

Это все наяву? Мне не снится? Не мерещится? Аоллар!!! Он же в и д и т!!

Он все видит, как он может стоять с таким отстраненным лицом?! Он спас меня из пиратского плена… Зачем?! Чтобы подвергнуть более страшной пытке?! За что?!

О н с п а с!!!..

Это нечестнее всего!

Вырвал меня из тьмы, оживил, я не хотела, а он… чтобы смотреть, как я растекаюсь по белому полу пирамиды?!

Нефтида Пламени, парящий над алтарем Идол начинает наполняться сиянием — начиная со ступней, Трея отчего-то знает, что Идол сейчас ч у в с т в у е т… Чувствует то же самое, что и она — Идолу также больно!

Откуда я з н а ю?!

И тут все обрывается. Ни звуков, ни чувств, ни ощущений. Картинка шевелится, да, она шевелится, но почему я не уверена, что это все по-настоящему?

Наконец-то, боли так много, что я не чувствую ее! Потому что не чувствую ничего, кроме боли… Сейчас я умру…

Женщина. Откуда? Светлые волосы, старое, без морщин, лицо. Выбрасывает вперед сухую голубоватую руку и Аоллар падает на пол, а пять мерцающих палачей беспомощно взмывают к своду четырехгранного купола.

Идол перестает светиться, лишь немного отблескивает алым, но Трея отчего-то з н а е т, что ему — или ей? — больше не больно.

Женщина бледная, в тон своим белым одеждам, но Трее кажется, что за спиной у нее стоит еще одна… Черная Исида, Трее знает точно!

Женщина подходит, кладет Трее на мокрый горячий лоб прохладную ладонь и шепчет что-то… До Треи доносится только «бедная девочка».

И, наконец, наступает спасительную пустоту.

Наконец-то. Я — больше не боль. Я — пустота.

Значит, смерть — это пустота.

Хорошо. Здесь нет места боли.

* * *

Трея открыла глаза и обнаружила себя в странном приспособлении.

Она одна, плавает в каком-то желе, спасительницы нет.

Но и веры больше нет никому.

Аоллар… Тот тоже спас ее от пыток. Чтобы… Похоже, ее хотели принести в жертву Идолу. И зачем теперь она нужна этой женщине?!

Психопаты они все на Ашт, маньяки! Вон, Аоллар говорил о ее великой миссии, о том, чтобы спасти Ашт, стать неферой. Какого сиреневого спектра он решил убить ее?

Трея выбралась из капсулы, и не обращая внимания на то, что полностью обнажена, поспешила прочь от страшного места… По сравнению с тем, что она помнит, это вообще мелочь. Дальше, еще дальше. Поворот, поворот. В белых одинаковых коридорах безлюдно, но гул, приглушенный гул говорит о том, что недалеко улица. Что же делать? Нога вроде целая, но как же страшно твердо встать на нее, и потому конечность тряпкой волочится за Треей.

Вдохнув сухой, обжигающий воздух Ашт, Трея постаралась сообразить, что же делать, но в голове, как назло, играл симфонический оркестр, только исполнял какой-то уродский арт-хаус. Притом фальшивил на каждой ноте.

Трея встретилась взглядом с синеглазым блондином, поразительно похожим на Аоллара, и тихо, надрывно закричала, оседая безвольной куклой на руки к новому врагу.

Ратлат Ашт. Квадрат падаан-до

Первые дни в новом доме Трея шугалась малейшего шороха, и особенно хозяина, что по ошибке принял ее за си-тэль, сбежавшую из Райо.

Не смотря на следы засохшего геларина, обнаруженные Ратлатом на теле странной си-тэль, ге-до было очевидно, что девушку жестоко пытали. И Ратлат не тревожил ее.

А потом Коин заболел, и по заключению школьной комиссии его прислали домой, с рекомендацией пребывания в спокойном, эмоционально стабильном фоне, так что Ратлату враз прибавилось забот.

А Коин не был бы шестилетним мальчиком, пусть и будущим Аст-Асар, если бы не заинтересовался гостьей.

— Рат! Кто это?! — и гримаса презрения на его веснушчатой мордашке сменилась интересом.

А Трея застыла в дверях своей китэ, увидев Коина, перевела затравленный взгляд на Ратлата. В желтых глазах читался тот же вопрос.

— Брат, — ответил Ратлат.

И Трея впервые облегченно вздохнула. Ведь астар, пусть даже Аст-Асар, у которого такой славный братик, не может быть чудовищем! К тому же мальчик, судя по покрасневшим глазам, нездоров? Или недавно плакал?

— А как же? — ее рука неловко взметнулась вверх, и принялась опять теребить складки итарсе.

Си-тэль из Райо, в отличие от си-тэль — жен Аст-Асар, обладают одной — и единственной — привилегией: им позволены яркие итарсе. А поскольку Ратлат принял Трею за си-тэль из Райо, он озаботился покупкой нескольких нарядов для своей гостьи. Служащая магазина не дала забыть про косметику и украшения.

Ратлат тогда сразу понял, что Трея хотела указать на волосы — почему у Ратлата они белоснежные, с отливом в голубизну, а Коин, почти такой же рыжий, как она.

— Разные… си-тэль, — сказал Ратлат. — Матери, — перевел он, чтобы ей было понятно. Он не знал ни матери, ни мачехи. Коина отец привез в акитэ совершенно неожиданно.

— Нужно потомство, — сухо бросил Ратлату, и опять улетел на Кольцо.

* * *

Итак, Коин заболел, и его отправили домой на две тегады. Если бы Ратлат знал, что так будет, вряд ли приютил бы си-тэль.

Ведь известно, что женское влияние — разрушает ум и сердце, делает слабым и беспомощным.

Но с появлением в акитэ Треи Ратлат всерьез задумывался об истинности древних постулатов, — так ли все просто, так ли правда, как там сказано? Впрочем, на свои сомнения Ратлат имел все основания.

Начать с того, что с появлением Треи Ратлат ни разу не почувствовал себя слабым, наоборот. А учитывая, что Коин, опровергая прогнозы, стремительно выздоровел, стал намного ровней в эмоциональном плане, показывает лучшие показатели в школе, у Ратлата появился серьезный повод задуматься.

И раз две тэгады — до возраста самостоятельности — еще не прошли, комиссия айноо и ге-до школы Вертэ решили, что раз домашнее обучение идет на пользу, рекомендовано оставить мальчика в акитэ. А еще рекомендовали брата к карьере ге-до.

Известие из школы Ратлат получил сегодня, и с изумлением обнаружил, что обсудить его желает не с отцом — к слову, отец даже не знает, что Коин снова дома, и Ратлат считает, что так правильно, что это лишняя для отца информация, но с Треей!

И вот, утомленный Коин ушел в свою китэ, а Трея разлила по чашкам сладкий густой отвар, и, не дожидаясь, пока Ратлат, как и подобает Аст-Асар, обратится к ней, сама завела разговор о Коине.

— Тебе (тебе?!!) не кажется, что следовало бы оградить Коина от такого жесткого режима. Мальчик восхищается тобой, и мечтает пойти по стопам любимого брата. Ошибка — делать из него разведчика.

Ошибка.

— Один ге-до в семье есть, — сказал отец. — Нужен разведчик. Поэтому Вертэ, добавил Ратлат про себя. Поэтому — «Аттракционы». Тренировки. Изматывающие душу и тело маленького Коина.

— Не тебе, женщина, судить, что будет полезно для Аст-Асар! — выдал Ратлат и тут же почувствовал себя умственно отсталым.

— Слезай с пафоса, — миролюбиво посоветовала Трея. — Лучше подумай о своих обязанностях в отношении брата.

Это немыслимо! Ратлат порой переставал удивляться плачевному положении Треи, тому, когда встретил ее. Если язык си-тэль и раньше показывал ту же остроту, а Ратлат в этом почему-то не сомневался, к чему удивляться израненному телу и сломанной психике? Правда, психике Треи следовало отдать должное — ее оказалось не так легко сломать.

Трея, не подозревая, какие мысли посещают ге-до, продолжила. Сказала, непонятно к кому обращаясь:

— Главная функция до пяти лет в воспитании ребенка… защищать его от побоев.

Правда, это для женщины, подумала она, но раз я не вижу здесь оной, можно и старшему брату озвучить.

Ратлат подумал, что интуитивно пытался так поступать, но не всегда получалось. Точнее, никогда не получалось хорошо. Но соглашаться с си-тэль?! Вот уж бред.

— Ему шесть полных оборотов Ашт, — напомнил он.

— Никогда не думала, что вернусь к ведам, — невпопад сообщила Трея.

— К чему?

— Не важно. Хотя один маньяк, из ваших, сообщил, что вы оставили нам это знание. Так я и знала, соврал! Потому что если бы это было ваше знание, вы не жили бы сейчас так… скудно, что ли.

— Давно?

— Что давно?

— Давно мы оставили вам это знание? — Ратлат уже знал, что Трея с Земли. О большем не расспрашивал. Как ге-до, понимал, что ненужные расспросы потревожат ее психику. Помноженную на несовершенство психики низших. А тот факт, что перед ним самка, и вовсе останавливал ге-до. И пусть самка неправильная, но даже ее неправильность не повод для такого с ней обращения, тем более, после всего, что пережила. И значит, не стоит лезть в душу раньше времени. Пусть заживет.

— Точно тебе (тебе!!!) не скажу, но где-то около пяти тысяч лет назад. Хотя в переводе в ваше летоисчисление — не знаю.

Но Ратлат уже произвел в уме необходимые вычисления:

— Вполне возможно. Когда-то Аст-Асар жили по-другому. Я не могу знать точно, но подозреваю. Остались апокрифы. Но они под запретом. Я не знаю, кому верить, — устало выдохнул Ратлат, не понимая, что с ним.

Точно, Слабость! Она самая! Просочилась сквозь ум прямо в сердце ядовитой змеей, пустила в него корни, что хуже стаз от Аст-Геру, внушила эмоции… Неужели Аст-Асар сомневается в Кодексе? Законах Ашт?! Немыслимо! Избавиться от этой странной си-тэль!.. Напомнить о месте женщины!

Но появившийся с приходом в акитэ Треи новый Ратлат невозмутимо придвинул к себе голубую, в крупные белые горошины, чашку и с удовольствием отхлебнул густой ароматный отвар.

— Ты говорила о защите. Защите ребенка. Поясни, пожалуйста.

Трея пожала плечами, и алый шелк оттенил нежный румянец на ровной коже щек.

От нее пахнет чем-то сладким. И это не хасе.

— Ребенка нужно защищать от побоев, так написано в древних текстах. Переводя на современный язык, от атак окружающих. От вредного, негативного общения, воздействия.

— Но от чего защищать? На Коина никто не нападает.

— Конечно, — Трея спокойно отхлебнула из голубой чашки, сверкнув желтыми глазами, хотела что-то добавить, сдержалась. — Сейчас лучшая защита — общение с ним.

Звук входного сигнала заставил их синхронно повернуть головы к экрану панели.

Длинные белые волосы, черный облегающий комбинезон. Нахмуренные брови, тонкий, длинный нос с небольшой горбинкой. Ясный, бесстрастный взгляд.

Экран показывал стоящего за пределами акитэ дядю Ратлата, Аст-Асар Аоллара.

* * *

Ратлат познакомился с дядей недавно. Аоллар сам навестил новую догдэс, изучая, как изменился родной мир в его отсутствие. Триста полных оборотов Ашт — не срок для основа, но все-таки…

— Знакомлюсь с Ашт заново, — сухо сообщил он племяннику, один в один, похожему на него самого, что неудивительно, с Вейстаром они делили утробу матери. Вроде у брата есть еще сын, младший. Аоллар пообещал Ратлату, что навестит их в акитэ.

— В догдэс говорят, ты женился, — Аоллар задумчиво отхлебнул сладкого густого отвара, и еще раз окинул взглядом сть-ек племянника. Совершенно нефункциональные занавески-паутинки вместо прочных удобных жалюзи, гора контейнеров для приготовления в чистящем блоке — вряд ли ге-до увлекается искусством кулинарии после изматывающей работы в догдэс.

Или привел си-тэль из Домов… этого Аоллар вслух говорить не стал.

Пребывание в акитэ си-тэль из Райо говорило бы о том, что племянник попрал Кодекс Чести Аст-Асар.

Аоллар уже успел выучить социальные нововведения родного мира, и знал, что в акитэ приводят только тех, кого предварительно подготовили в Академии. Разумно. Эти самки впитали написанный специально для них Устав си-тэль, они смогут стать достойными подругами и спутницами Аст-Асар, положить жизнь ради удобства высших.

Пищеблок мигнул красным, и Ратлат поставил перед Аолларом круглый плоский контейнер с ромбовидными кусками запеченного теста. Умопомрачительный аромат тронул тонкие нервные ноздри Аст-Асар. Аоллар невольно вспомнил жизнь в Какилее — надо отдать Кэтти должное, готовила поселенка превосходно. Впрочем, Кэтти многое делала хорошо.

О присутствии в акитэ женщины говорило решительно все.

Но жену можно никогда не встретить на Ашт. И Аоллар был с этим согласен… Разумно, да. Но не сейчас.

Си-тэль держат на женской половине, что логично и разумно, учитывая несовершенство природы низших.

Трея, занимающая несколько китэ в акитэ Ратлата, спешно переоборудованных под женскую половину, удалилась к себе, заявив что ей нездоровится.

Ратлат не стал препятствовать, хотя и был готов к любым странностям си-тэль. Даже хотел, чтобы она познакомилась с дядей. Ратлат почувствовал бы странную гордость за то, что представил ее Аоллару. И сейчас испытывал нечто похожее, угощая Аоллара ее стряпней.

Он не стал долго размышлять над намеком дяди, конечно, его выдали ранние уходы домой, больше Ратлат не ночевал в догдэс.

— Это правда, — Ратлат смело взглянул в ледяные глаза Аоллара, и на мгновение основу показалось, что смотрит на свою копию. — В мой акитэ вошла жена.

Вот так, подумал Аоллар. Он молод, и он женился. Рушатся Устои и Законы Ашт, летит в Тартар мироздание, высшие сочетаются узами брака с низшими. Правда, учитывая особенности низших — опять некстати вспомнилась Кэтти, приходится создавать для жен Аст-Асар специальные условия, но все же. В его времена, задолго, как этот мальчишка появился на свет, когда высшая раса не стояла на грани исчезновения, жены были не нужны. А теперь… Запросто завозят сюда самок, вон, оказывается, те живут в специальных Райо, обучаются в Академиях… А если бы он тогда, рискнул бы, и привез сюда Кэтти? Вспомнив о единственной в своей долгой жизни женщине в третий раз, Аоллар пережил что-то похожее на досаду. Да, кому, как не ему знать, как самки реагируют на Аст-Асар. А учитывая, что Кэтти реагировала таким образом даже на самцов… Но на Ашт можно поместить самку в акитэ, и она никогда не выйдет из него без твоего разрешения…

Взгляд Аст-Асар Аоллара подмечал не только занавески в сть-ек и вкусную ароматную выпечку. Он отчетливо слышал запах спокойствия этих белых стен. Взгляд Ратлата — взгляд сильного, уверенного в себе Аст-Асар. Может, и правда, что выпускницы Академии подготовлены так хорошо, чтобы не делать Аст-Асар слабыми, но укреплять их Силу? В это Аоллару верилось слабо, но верить хотелось.

А может, и мне взять си-тэль в Дото? — подумал Аоллар.

Я стар. Я заслужил немного счастья.

Но вслух сказал:

— Я не просто так. Не сказал в прошлый раз, думал, сам справлюсь… Нашелся Пламень, племянник. И Пламень уже на Ашт, и все силы должны быть брошены на его поиски. Он сделает все, чтобы покинуть Ашт, но время не в его пользу. К сожалению, и не в нашу. Парадоксально, но за пределами Ашт найти Пламень было проще. Будь осторожен, будь начеку — следы Пламени ведут к твоему квадрату. Его не опознать на Ашт, только я и стерва Метея, видевшие Пламень в лицо, узнаем. Голографию составить также не удастся — ненавидящие Аст-Асар Идолы скрывают лицо Пламени от того, кто хочет причинить ему вред. Пусть и вред во славу Ашт. Я все сказал, племянник.

— Значит, это правда, — вид у Ратлата не столько удивленный, сколько задумчивый.

— Правда, — подтвердил Аоллар. Как же быстро Ратлат узнал. Может, Вейстар сказал ему? О том, что именно Аоллар привез Пламень на Ашт, знает только брат, Аоллар.

— У нашего мира есть надежда выжить.

— Значит, и другое правда, — больше своим мыслям, чем дяде, процедил Ратлат.

— Что именно? — нахмурился Аоллар. Неужели знает и то, что Аоллар упустил Пламень?! Если бы не вероломное вмешательство стервы Метеи, что пользуется священной неприкосновенностью, Ашт сейчас был бы спасен.

— Я был в Начале, когда Идол исторг предсказание, — спокойно ответил Ратлат. — Я не знал, верить или нет, ты знаешь, ненависть Идолов к Аст-Асар… Но слова были произнесены.

— Что сказал Идол?!

Аоллар застыл, сам уподобившись древней статуе, ожидая, что ответит племянник. Ратлат спокойно взглянул в голубые глаза напротив, и тихо сказал:

— Что пришел Пламень. И что пришла Вода.

Аоллар почувствовал, как зашатался под ним мир.

Вода тоже покинула Ашт?!

Он даже не знал об этом. Но можно было ожидать. Да.

Он поспешил в Начало Огня сразу, потому что понимал, что у Ашт не так много времени. Но все намного хуже, чем он ожидал. Если и Вода ушла… Стоп! Ратлат только что сказал, что Вода пришла!

Зря, зря Аоллар миновал Кольцо, зря не увиделся с Вейстаром!

Надо спешить.

Аоллар попрощался с Ратлатом и устремился к дорну. Сначала — Совет! Нужно поговорить с Вейстаром и Леосгаром, увидеть остальных. Покидая акитэ Ратлата, Аоллар в очередной раз подумал о том, не бросить ли все к сиреневому спектру, не взять ли под покровительство си-тэль из Академии, и не прожить ли то немногое, что осталось в покое и согласии?

* * *

Трея выскользнула из китэ сразу же, стоило проему срастись после выхода Аоллара. Ратлат даже подумал, что си-тэль подслушивала.

— Тебе лучше?

Трея кивнула.

— Почему не вышла поздороваться с дядей?

Если я скажу тебе, кто я… Трея содрогнулась, — Узнать бы, кто та женщина, что спасла меня. Может, нужно было остаться у нее? Если Аоллар найдет меня здесь, да и если Ратлат узнает, кто я, мне не жить. Еще недавно это было неважно… Не сказать, чтоб стало важно сейчас… Но и умирать… Я не хочу умирать, твердо решила Трея.

Потому что я и есть Пламень, который вы ищете, — подумала Трея, но промолчала.

Я знаю, — ответил бы ей Ратлат.

* * *

Белые стены BASор117, белая, как в нижних акитэ, мебель. На стене — пространственная карта Ашт, напротив — голограмма Кольца, змеей обвивающая Вершину Мира.

Немногое изменилось здесь с его отбытия, разве что запах ненависти сгущается, проникает сквозь тишину космоса.

— Кольцо меняется, — кивнул на голограмму Вейстар, как будто Аоллар сам этого не видит. Объемное изображение позволяет в точности разглядеть, как Кольцо как бы отслаивается в двух местах — напротив Начала Огня и начала Воды. Истончается. Вот-вот, порвется.

— Найти неферу на Ашт нереально, — Леосгар смотрит на карту Ашт, словно она сейчас покажет ему Пламень.

— А что же Остаар и Леглаврал? — спросил Аоллар, не найдя в Совете основ. Валаар, Стратоар, Прейставалаар, Рейсталаар, Калистаар — все здесь. Стратоар и Валаар даже прибыли из акитэ. Возраст и болезни не позволяют основам отдаляться от Кольца. Говорят, Стратоар женат. Единственный из Истинных Аст-Асар. Выглядит неплохо, получше некоторых. Да что там, уж меня-то точно, усмехнулся Аоллар. А Валаар так и остался единственным истинным, не оставившим потомство. Он так смотрит на меня, потому что думает, что я тоже не поддался, понял Аоллар. Все на месте, нет только Остаара и Леглаврала.

— Остаара нет семнадцать полных оборотов Ашт, — ответил Леосгар. — Леглаврал навсегда покинул Вершину мира семь оборотов назад.

— А что с Остааром? — истинные вымирают, неужели Остаар тоже.

— Остаар ушел на поиск Воды, — подсказал Стратоар. — Семнадцать полных оборотов назад, Идол Начала Эфира сказал, что Вода уйдет. И не солгал. Начало Льда опустело.

Вода ушла семнадцать оборотов назад, — повторил про себя Аоллар. Малодушие. Это все проклятое Малодушие. Посланник не имеет права попирать Кодекс Аст-Асар, а он, Аоллар, предал родной мир. Из-за него ушла Вода.

— Идол объявил Остаара посланником? — нахмурился Аоллар.

— Нет, — Леосгар, наконец, повернулся к Совету. — Сам отправился на поиски, сказал, что не вернется без Воды.

— Уйти без благословения Идола, — пробурчал себе под нос Стратоар, скорбно покачал головой, пожевал по-стариковски губы.

— Ждать благословения от того, ч т о ненавидит сынов Ашт?! — Валаар даже привстал на высоком стуле, но спустя оканде сел обратно.

— А что поделать? — сварливо рыкнул Стратоар. — Мы по-прежнему продолжаем зависеть от проклятых.

За время моего отсутствия ничего не изменилось, — подумал Аоллар. — Те же дрязги выживших из ума стариков, ошибочно считающих себя бессмертной высшей расой. Увы — бессмертие для Аст-Асар позади. Если верить апокрифам, когда-то было, но не сейчас.

— Скоро соберется новый Совет, — спокойно сказал он вслух.

Сразу несколько пар глаз враждебно воззрились на него. Нет, Стратоар смотрел насмешливо, с пониманием. Совсем не враждебно.

Он откуда-то знает мой секрет, понял Аоллар.

— Мы стары и злы. Видно, пришел срок уступить Совет младшим.

Что тут началось!

— Да что ты знаешь, ты не был на Ашт триста полных оборотов!

— Приехал и давай устанавливать порядки!

— Падаан выискался!

Это было правдой. До того, как Аоллар был объявлен ненавидящим его Идолом посланником, его называли отцом Ашт.

Вернувшись на свою землю спустя триста полных оборотов вокруг Астаира, Аоллар не сомневался, что изменения нужны миру. Необходимы. Аст-Асар не должны умирать.

— Ты не все знаешь, — спокойно сказал ему Вейстаар.

— Говори, — легкий наклон головы, и все разом замолчали.

— Умираем не только мы. Смерть приходит и за младшими, — сказал он. — Ашт не дает благословения на рождение новых сынов.

— Падаан, — сказал Леосгар.

Аоллар опустил ладонь пальцами вниз.

— Я не падаан. Больше не падаан. Я посланник, который привез Пламень на Ашт, но не смог вернуть его Началу.

— Нужно оповестить Хранителей. Ищущих. Наблюдающих. Пламень и Вода должны вернуться в Начала. Мы все знаем, что грядет Начало Конца. Но если найти нефер, высшие будут спасены!

Остается только выяснить, кто привез Воду на Ашт?

— Никто, — прозвучало в ответ. — Вода пришла сама.

— Раз Идол не выбрал никого для благословения, мы не узнаем Воду, — запальчиво выкрикнул прямо в лицо Аоллару Прейставалаар. — Что же нам, убить всех си-тэль Райо, Академии и принадлежащих акитэ, чтобы найти нефер?!

— Если это нужно для спасения Ашт, да будет так, — склонил белую голову падаан.

Громовой раскат в голосе основа заставил бы содрогнуться любого. Но не Аоллара. Сердце отца Ашт сковано Льдом.

— Вернуть былое?! — свирепо сдвинув брови, Леосгар даже встал на своем месте. Вслед за ним поднимались остальные.

— Сыны Ашт поклялись Началам! не возвращаться к однажды свершенному!

— Поклялись Идолам!

— Клялись священной кровью нефер!

Аоллар поднял левую руку и все, кто встал, вернулись на свои места. Места Совета основ. Истинного Совета Ашт.

— Мы держим обещание, данное ненавидящим нас Началам.

— По-твоему, у Начал нет повода нас ненавидеть? — усмехнулся Стратоар. Нехорошо усмехнулся, зло. И смотрел на Аоллара так, точно вот-вот расскажет всем о его Малодушии. О предательстве падаана.

— Молчи! — Вырвалось у Аоллара раньше, чем он мог что-то решить.

Спустя окандэ взял себя в руки.

— Мы не вернемся к былому. Начнем с поисков. Возможно, гуманность оценят Идолы, и одному из нас будет дано благословение. И неферы найдутся. Если нет, — он окинул взглядом пятигранный зал, — повторяю, е с л и н е т… Тогда мы начнем с си-тэль из Домов. Скорее всего, этого будет достаточно, и ваши жены, — он выразительно посмотрел на Стратоара, — и жены ваших сыновей, внуков и правнуков останутся живы.

Никто не нашелся, чтобы возразить. И Аоллар продолжил:

— Все, что мы делаем — во благо Ашт. Все, что делают Аст-Асар — во благо всех существ во всех мирах.

— Во благо всех существ во всех мирах, — ответил нестройный хриплый хор.

Совет был окончен.

* * *

Прежде чем вернуться, наконец, в Дото, Аоллар решил посетить Кольцо. Старателей слишком, слишком мало, — отмечал он про себя. Впрочем, судя по заверениям Вейстара и Леосгара, Аст-Геру и того меньше.

Розовая плоть Тела сжалась под взглядом Аоллара, чтобы спустя окандэ выступить вперед слишком знакомыми падаану чертами.

На Аоллара смотрело лицо Кэтти, даже имитация розовых прожилок волос страшно шевелилась. Кэтти распахнула полные чувственные губы — именно такими Аоллар их и помнил, и томно, призывно застонала. Аоллар обернулся к Леосгару и Вейстару — видят ли они то, что видит он, но так и не понял. Оба смотрели на него, но видят ли они лицо Кэтти?! Вот же оно!

Хуже всего то, что Аоллар почувствовал привычный импульс желания, за которое сам готов был проклясть себя почище Идола. Кэтти на розовой стене лабиринта прекрасно уловила это желание и омерзительно захохотала, превращаясь по мере иссякания дьявольского смеха, в Трею.

— Нет!!! — бывший падаан выставил перед собой руки, отступая. — Нет, проклятая!

— Что с тобой?

— Что?

Леосгар и Вейстар трясли падаана, с ужасом взиравшего на команду старателей, что мирно шли мимо по лабиринту.

Аоллар, похоже, пришел в себя.

— Это… — слабым голосом сказал он.

— Группа отличившихся. Лучшая команда. Три случая нахождения Аст-Геру за последнюю тэра. Дважды Аст-Геру дался в руки этому человеку.

— Сагастр, — протянул невысокий, крепкий человек руку Аоллару, и Аст-Асар подумал, что где-то его видел.

Сагастр прекрасно помнил, где именно видел Аст-Асар.

— Спасибо за спасение, — сказал он Аоллару.

— Какое спасение? — Тонкая светлая бровь на бледном лице изогнулась дугой.

— Как же, — усмехнулся Сагастр. — Вы спасли нас всех тогда, в Луноходе. Помните? То ли придурки Автономные решили пошутить, то ли какие другие националисты, а вы положили их всех, до единого, даже не прилагая усилий.

Теперь Аоллар вспомнил. Этот низший сильно осунулся с тех пор, как взгляд Аоллара скользнул по нему на верхнем уровне Лунохода. Тогда Пламень ушел прямо из-под носа посланника. А низший, значит, был там. Был там. И видел Пламень!

Мишка BASор117

Известие о том, что Аст-Асар сегодня будут в Лабиринте, заставило Сорака оставить Мишку в BASор-е. Аст-Асар снуют постоянно и там, но куда меньше вероятность встретить девчонку на базе в сто пятьдесят уровней, чем столкнуться лицом к лицу в розовых стенах Тела.

Аст-Асар не сунутся на нижние уровни, где располагаются старатели, а ифсе не повезет девчонку на высшие, как бы ни просила. Доступа нет. Но Мишка, так и не пожелавшая откликаться на Мишель, и не попросит.

Конечно, первое время Сорак продолжал называть ее «своим сыном», но разве шило в мешке утаишь — через неделю вся команда знала, что в их составе девочка. И вот странность — команда старателей набралась не из самых морально чистоплотных граждан Галактического Альянса, но Мишку никто не обижал. Девчонке то и дело отдавали сахар из пайка, после рабочих смен вырезали из найденного некондита — мертвого Аст-Геру — разные безделушки, развлекали байками и россказнями о своих лунах и планетоидах.

Ребенок в составе сплотил команду, а учитывая, что у Мишки оказался хороший слух и приятный голос, девчонку то и дело просили спеть в Теле — внушаемые розовыми стенами ужасы и издевательства более интимного характера при звуках чистого детского голоса утрачивали реальность.

За последнюю неделю Аст-Геру был найден целых три раза, и все три раза его находила Мишка. Благоразумно решив не светиться сама — пообещала Сораку не подставлять ни себя, ни его, — Мишка отдала одно светящееся облако своему любимчику, Вайгу, добавив Натану бонусов, а два остальных раза — почему-то Сагастру. Наверно за то, что тогда, в первый день здесь, он их спас, думал Сорак. Самого Сорака девчонка упорно игнорировала, скорее всего, так и не простила надранные уши.

Сегодня Мишка отсиживалась в лазарете, целенаправленно мешая отдыхать стеру Волотье, прилетевшему на прииск Аст-Геру с Емеи.

— Сильно болит? — в очередной раз спросила Мишка, имея ввиду биопротезы на месте большого пальца и мизинца стера Волотье. Третий случай за неделю. Что-что, а зевать в Теле нельзя. Еще один биопротез Волотье — и Тело больше не допустит в себя.

— Смотря с чем сравнивать, — поморщился пепельный блондин с широко посаженными карими глазами, с опущенными, как у бульдога, уголками рта.

Чертовы Аст-Асар, с их технологиями так бессовестно экономить на обезболивающем! Может этим ублюдкам такой дозы достаточно, ну так они, все как один, астары, а его с утра мучает жуткая боль. Биопротезы, особенно тот, что вместо мизинца, никак не желают приживаться. Умом стер Волотье понимает, что чем меньше обезболивающего, тем выше вероятность, что новые пальцы приживутся, как надо, не отличить. Но пульсирующее пламя в его ладони и запястье с этим несогласно.

Будь его воля — вколол бы эссенцию сладкой пыльцы, запрещенной на планетах и лунах Альянса, и забылся бы сном. Хорошо, что кроха сидит на соседней кушетке, болтает худыми ногами в оранжевом комбинезоне. Хоть как-то отвлекает от боли, а то было бы совсем худо. Но, всесильные звезды, лишь бы она больше не пела!

Мишка открыла тонкие алые губы и выдохнула пару тонких нот, что срезонировало с болью стера Волотье. Может, поэтому он несколько быстро сказал:

— Как-то раз — на Емее, естественно, охотился я на змеелюда…

— Змеелюдов не бывает! — запальчиво перебила белобрысая нахалка и скривилась. Все-таки хорошо, что она здесь.

— У вас не бывает, а на границе с нагами этих и еще не таких выродков пруд пруди.

— Разве наг и змеелюд — не одно и то же? — удивилась Мишка.

— Мне кажется, змеелюды получаются когда наги… того, неважно… женятся в общем, со змеями… Гигантскими тварями по пять метров в длину, сантиметров сорок в обхвате. Разума в получившемся потомстве — ни на грош, а природного сволочизма и желания убивать — хуже, чем в живой черной дыре из бабушкиных сказок.

— Еще скажи, в живой хмаре! — фыркнула Мишка.

— А ты не хмырься, вошь малолетняя! Живая хмарь — есть такой зверь! Тварь, скажу я тебе… в вакууме живет, выглядит, как облако газа. Что характерно — приборы не отображают ее. Обитает почему-то только в ситеме Тоа. Тоа-цы, знаешь, что придумали? Ловят ее, и корабли свои поганые обвязывают. Их ни один прибор не засечет, они так на абордаж судна и берут. Грабят.

— Как же они ее ловят? — Мишке интересно было про змеелюдов, получающихся при условии надругательств расы нагов над змеями, но и живая хмарь, живущая в вакууме, тоже сойдет. Стер Волотье явно рассказывает ей сказки, как маленькой, и это приятно. Учитывая, что маленькой Мишка никогда не была. Тем более занятно. На пустой холодной базе BASор117, у Кольца Ашт она чувствует себя приблудной собачонкой, которую пригрели и кормят из жалости. Чудно. Первый раз в жизни у нее есть дом, и даже целая команда отцов. Как говорил один печально знакомый миссионер, пути Лорда неисповедимы. Чудно, да.

— Что значит как? — недовольно прервал и без того запутанную нить своих размышлений стер Волотье.

— Как поймать облако, да еще примотать его к кораблю?

— Натурально, сетями. Чем же еще? — Волотье не ожидал такого странного вопроса.

— Силовыми что ли? — не поняла Мишка.

— Какими еще силовыми. Силовые — прошлый век.

— Да ладно!

— Я не понял, тебе интересно слушать, или как?! Ты мне спать мешаешь, между прочим.

— Про харю вашу или змеелюда? В продукт смесительства разумной и неразумной расы я скорее поверю.

— Вот и не перебивай, — Волотье зевнул ладонью.

— Значится, змеелюд… Сидит, такой полосатый, знаешь, уши свои перепончатые расставил, а глаза злые!

— То есть как, сидит? У него же ног нет?

— Хвост кольцом сложил и сидит. Надо тебе сказать, отвратительное воспитание, девочка, отвратительное.

— У вас на Емее девчонки в чачванпадж ходят и очи исключительно долу?

— Чачванпадж — это на Зиккурате, не путай, и то не везде. А у нас…

— А откуда вы все знаете? Везде были?

— А Информаторий тебе на что? В школу не ходила?

— Не ходила, — пожала плечами Мишка. — Так что там про змеелюда?

Стеру Волотье хотелось взять девчонку за загривок, прямо новыми биопротезами, плевать даже на боль, да потрясти хорошенько, чтоб неповадно было старших перебивать, и он начал всерьез подумывать, чтобы привести задуманное в исполнение, когда в квадратном проеме показался Сагастр.

— Миш, — подмигнул. — Папа зовут.

Папа он выдохнул полушутливо-полуиздевательстки, с ударением на последний слог.

— Там же Аст-Асар? — поежилась Мишка.

— Ушли уже, — пожал плечами Сагастр. — Пошли, провожу.

— Сама дойду, — буркнула Мишка, прощаясь со стером Волотье. С Сораком она принципиально не разговаривала, но ослушаться не решалась, поэтому рассуждать не стала. Надо — значит, надо.

К ее неудовольствию Сагастр пошел следом.

— Я думала, мы в расчете, — буркнула, не оборачиваясь.

— За что, крош-ка? — издевательски растягивая слова, нарочито невинным тоном, пропел Сагастр.

— За твое молчание.

Сагастр, словно не слышал ее, продолжил пение. Пел он чисто, не фальшивил. Только текст Мишке показался отвратительным.

… И все становится правильным, как моя рука…

Ээх! Мы приколемся, деточка, рраз и навсегда-ааааа*

— Молчание? О чем? — обратил, наконец, внимание на нахмуренного ребенка.

— Сам знаешь о чем! База, выпускающая симуляторы, ты же считаешь, что видел меня там?

— Что значит, считаешь? Я уверен, что видел. Совершенно уверен, крошшка. Или кошшка? — Сагастр подмигнул.

И опять запел:

… Аааа я от таких вещей тащуся крошка…. Кошшшка….

Ты для таких вещей еще глупа…

Тарам-пам-па…* (* «Агата Кристи»)

Мишка отпрянула к стене коридора, что насмешило Сагастра.

— Нет! Не видел ты там меня, понял?! Не мог видеть по той причине, что меня там не было. Почти.

— Да что ты, крошка? — Сагастр ласково провел ладонью по белокурым вьющимся волосам девочки. Мягкие, тонкие. И головка такая маленькая, шейка тоненькая… все, как он любит.

… Да что ты, что ты, что ты, что ты…

— Я не крошка! И не Тесла!

— Вот как? — Сагастру эта игра, которой ждал с самой первой секунды, как увидел девчушку, очень нравилась. — А кто ж ты?

— Никто, — резко пискнула девчонка. — Двойник. Тесла — парень, если еще не в курсе! Если еще сам не допер!!

— Двойник, — Сагастр задумчиво провел пальцем по тонкой шейке.

— Не трогай!! Не трогай, слышишь?! Я отцу расскажу! То есть Сораку! Он тебя убьет! Не мог ты видеть меня, я — не Тесла!

Сагастр расхохотался, обнажая белые, чуть-чуть заостренные зубы. Преподаватели-тоа настояли, иначе отказывались обучать маленького Сагастра, пусть и сына императора, боевым искусствам.

— Отцу, — повторил, как следует, отсмеявшись. — Шутница!

— Здесь все знают Сорака, как моего отца!

— Шлюха, из которой ты вылупилась, наверно и имени твоего отца не вспомнит, крошка, так что ты, пожалуй, права! Можешь считать своим отцом кого угодно. Меня, например! — и опять отвратительно ухмыльнулся.

Взял покрепче за белокурые локоны, упиваясь каждым мгновением страха и боли, развернул Мишку к себе лицом, нагнулся. Как пахнет!

— Не смей! — Мишка попыталась ударить, но Сагастр ловко блокировал тоненькие, как веточки, руки. — Не смей говорить о моей матери! — с присущей ребенку обидой закричала, не понимая, что Сагастр просто играет с ней, как кот с мышью.

И что судьба ее уже предрешена этим стоящим перед ней человеком с синими кругами вокруг глаз, тонкими губами, неровным, одутловатым лицом.

— Знаешь, крошка, — Сагастр перестал церемониться, выкручивая длинные и гибкие, непропорциональные руки, зажимая рот. — Я сегодня покидаю сие гостеприимное пристанище, и не могу уйти, не попрощавшись с тобой, как следует.

Сагастр не знал, для чего его вызвал этот Аст-Асар, но он спустится на поверхность планеты, факт. И возвращаться обратно… Ха. Он не такой дурак.

Сагастр
Кольцо Ашт

В обвисшем грязной тряпкой худом тельце с практически отсутствующим лицом едва ли можно узнать Мишку.

Вопрос, куда потом спрятать тело, Сагастр обдумал давно. Естественно, в Тело!

Тело — в Тело.

Логично, да.

Каково же оказалось его изумление, даже, пожалуй, негодование, когда розовая плоть стен, с такой кровожадностью атакующая старателей, отказалась жрать его жертву.

Чем плотнее Сагастр прижимал то, что еще недавно было Мишкой, к розовым жилам стен, тем больше те отступали, тем тверже становились, как назло, вопреки обыкновению, не желая жрать.

— Проклятье! Шаткий кварк и саката! Живое розовое гуано! — Сагастр не надевал защиту, думая, что «кормежка» закончится, не успев начаться.

— Я научу вас покорности перед императором Соул, — пробормотал он, доставая лазер.

Он решил прожечь стены, и, как в карман, бросить туда девчонку, пусть эта розовая тварь, именуемая Телом, подавится.

И прожечь стены ему удалось, не просчитал только того, что произошло после. Еще несколько секунд назад плотная, твердая розовая гладь изменила свою структуру, став частично жидкой, частично — газообразной. И эта масса, взметнувшись живым фонтаном, ударила прямо в лицо Сагастру.

Сагастр успел вытянуть на руках вперед девчонку, и, как в замедленном кадре увидел, как стремительно истлевает ее плоть, вместе с плотью его рук.

Во внезапно наступившей тьме, оседая на розовую упругую плоть Тела, Сагастр понял, что должно быть, проклятое нечто выело его глаза.

Словно издалека услышал:

— Этого в догдэс?

— А смысл?

— Вы с ума сошли?! Падаан Аоллар требует его в свой акитэ!

— Теперь-то что, — похоже, это голос Сорака. Нет, Вайга.

Раки
Академия Тэль

— Мио Айнона Раки, будьте так добры: встаньте, и повторите, что я только что сказала! — Медре Ракиль сейчас как никогда оправдывает собственное прозвище, Ледогарпия: маленькие розовые глазки злобно щурятся, под крючковатым носом пролегла глубокая складка. Это от того, что Раки рассеяно смотрит в окно, на голубые и изумрудные верхушки деревьев, вместо того, чтобы слушать, где находится действующий вулкан Ао-Трэ. Какая разница, где находится этот самый Ао? Вон, на улице какая погода хорошая! Скорее бы культура тела!

Но не ответить медре Раки не имеет права, не смотря на то, что медре весьма неприятная особа. Такие уж в Академии правила. Медре Ракиль совсем не нравится Раки, впрочем, новая мио Академии Тэль чувствует, что неприязнь взаимна.

Мио Айнона поднялась с удобного сиденья, оправила кофейные складки на пышной, прикрывающей коленки, юбке с несколькими нижними воланами, и принялась преданно есть ее учительство глазами.

— Ао-Трэ…

— Это три вулкана…

— Одновременно!

— Тройной…

— В Рестериосе!

Со всех сторон раздаются подсказки: остальные мио, с одинаковыми прическами, с косичками-корзиночками, торчащими над ушами, с белоснежными воротничками на одинаковых, бледно-кофейного цвета платьицах, изо всех сил хотят помочь новенькой.

— Мио! Прошу прекратить! Или вся группа останется без сладкого! — от такой вопиющей наглости медре Ракиль срывается чуть ли не на фальцет, и аудитория замолкает.

Но Раки успела кое-что уловить. А что-то помнит из предыдущей лекции.

— Действующий вулкан Ао-Трэ, — начала и запнулась.

— Ну и… — от этого «нуи» Раки решительно не по себе. Как, впрочем, и присутствующим, всему составу группы из двадцати двух девочек, за исключением, пожалуй, старшей по классу, та с самого начала смотрит на маленькую, худенькую Раки, свысока. Впрочем, как и на остальных.

— Это тройной вулкан, — вспомнила, наконец, Раки, и облегченный вздох раздался над аудиторией.

— А где находится этот тройной вулкан? — презрительно кривит губы Ледогарпия, уж очень не терпится наказать новенькую.

Раки пожала плечами. Не все ли равно, где он находится, главное, чтобы не где-то неподалеку.

Вообще-то географию Ашт Раки любит, впрочем, как и почти все предметы Академии. Просто сегодня, как назло, отличная погода, после целой тэра дождей, и голубые и зеленые макушки деревьев за окном отливают розовым астаирским светом, на веелках распустились цветочки-звездочки, маленькие, белые, но зато их так много! Веелки теперь стоят, укутаны в белые звездные покрывала, и через открытое окно до Раки доносится их аромат, слышен свист разноцветных птичек с длинными, вдвое больше их самих, красными носиками и длиннющими раздвоенными хвостами — какие могут быть предметы?! Какой тройной вулкан Ао-Трэ?!

Ашт оказался вовсе не пластмассовым, как родная Сьерра-Алквиста, и не резиновым, как показалось сначала.

Белые прорезиненные дорожки кончились на космодроме, здесь, в Академии Тэль, целый волшебный город! Самые настоящие деревья, цветы, бабочки, птицы! Удивительной красоты природа, сладкий, как мед, воздух!

Ашт яркий, выпуклый, благоухающий, точь-в-точь эдемский сад из книги пастора Смолла, только еще лучше.

В аэробусе, на пути в Академию, приступ помешал Раки как следует насладиться видом голубоватого пятна Академии Тэль, что сверкает драгоценным зеркалом на кристально-белом фоне города. Для си-тэль созданы специальные условия. Все здесь способствует хорошему самочувствию и настроению. Идеальное место для воспитания достойных спутниц Аст-Асар.

— Мио Айнона, я жду! — напомнил о себе требовательный, неприятный голос медре Ракиль, отвлекая Раки от пушистого зеленого хвоста белки, что забралась на подоконник, смешно стучит лапками по животу, ждет угощения.

— Простите, медре Ракиль, — Раки старается, чтобы голос звучал как можно более виновато. — Я сегодня не в форме.

— Теперь это очевидно, — оскалилась медре Ракиль. Теперь уж ничего не спасет новенькую от наказания. — Но вы же не думаете, что это сойдет вам с рук? Завтра я жду подробный обзор вулканической активности Рестериоса. На двадцати страницах. Заодно проверим ваше чистописание.

Двадцать страниц специальным каллиграфическим почерком — вся группа сочувствующе вздохнула. Зверство. Особенно когда Астаир наконец-то появился на чистом безоблачном зеленоватом небе.

Раки опустилась на сиденье. И пусть. Это еще когда — вечером! Напишет. Зато география Ашт — последний предмет взаперти, сейчас культура тела. А потом обед!

Раздалась мелодичная трель, и стоило медре Ракиль покинуть аудиторию, Раки поспешила к подоконнику и знакомой белке. Та уже крутит длинным зеленым хвостом в предвкушении лакомства. Осторожно, одной лапкой, как миниатюрной ручкой с махонькими пальчиками она приняла из рук Раки сладкий орешек, и этой же ручкой поднесла к острым зубкам.

Грызя орех, белка смешно топорщит усы и поводит круглым мокрым носом. Раки не выдержала и прыснула.

— Мио Айнона! — старшая по группе, мио Иветт, пожалуй, единственная, кто невзлюбил Раки с первого взгляда. Остальные настроены более-менее дружелюбно, или вовсе нейтрально, что особенно устраивает Раки. Вот и «мио Айнона» — новое имя звучит для Раки слишком официально и непривычно, и мио Иветт не может этого не знать. Вся группа зовет новенькую «ундиной», и Раки не удивляется, привыкла.

— Вы опоздаете на культуру тела! Не смотря на то, что данный предмет на первый взгляд мало общего имеет с интеллектуальной программой, к нему все же следует подготовиться, хотя бы настроением. А мне нужно закрыть аудиторию!

— Иду! — отозвалась Раки. Первое время она старалась отвечать мио Иветт так же развернуто и официально, но потом переняла манеру общения других учениц, те особо не заморачивались.

— Иду, старшая мио, — занудно поправила ее Иветт, что Раки бессовестно проигнорировала, вихрем промчавшись мимо.

Миновала длинный, залитый розоватым светом Астаир, коридор, с белыми стенами, расписанными объемными красными цветами, затем Раки спустилась на два пролета, повернула направо и впорхнула в переодевальную китэ.

Остальные мио уже стояли перед одинаковыми овальными шкафчиками, зеркальными изнутри, аккуратно вешали кофейного цвета форму, переодевались в такого же цвета тренировочные айке, — комбинезоны, с обтягивающим верхом и мешковатыми штанами-шароварами.

Медре Хакита уже ждала группу на площадке развития тела.

— Мио, у кого сегодня первая фаза связи с Во, поднимите руки. Хорошо, мио Иветт и мио Вейлиса. Значит, вместо пробежки со всеми нами вы сразу приступите к упражнениям Славы Астаир. Два раза связку приветствия, в облегченном варианте, потом в гамаки — на растяжку! Остальная группа — за мной!

Раки подставила лицо розоватому свету Астаир, вдохнула полную грудь волшебного, сладкого воздуха, и с наслаждением отдалась бегу.

— Мио Айнона, советую поберечь силы!

Медре Хакита недооценивает выносливость маленькой и худенькой новой мио, которая не так давно вышла из догдэс и допущена к предмету культуры тела.

— Мио Серсела, не отставайте, берите пример с мио Айноны!

— Кто так ставит ноги, мио Роста! Обратите внимание на нас, прошу вас!

Медре Хакита, маленькая, как Раки, не смотря на почтенный возраст, почти такая же хрупкая, успевает уделить внимание каждой из учениц.

— Ундина, — Раки нагнала Олена, темноволосая высокая мио с миловидным личиком на длинной тонкой шее. — А на своей Луне ты ходила на занятия по развитию тела?

Раки покачала головой.

— У нас… нет такого предмета, — сказала она. — Но мне хватало физической работы.

— Работы? — тонкие брови Олены приподнялись. — Какой работы?

— Разной. По дому, в саду, в огороде…

Олена захлопала огромными светлыми глазами.

— Надо же, женщина и работа. Какой у вас странный мир.

— А ты сама давно на Ашт?

— Я — одна из немногих женщин, кто родился здесь, — светлые глаза Олены озарила гордость за свое происхождение.

— На Ашт ведь не рождается женщин?..

— Мама прилетела сюда уже беременной. Я родилась в Райо, и спустя три полных оборота Ашт, попала в Академию. Так это правда, что у вас женщинам можно делать тяжелую работу?

— Не такие мы разные, Олена, — проигнорировав вопрос, итак же понятно! сказала Раки. — Здесь женщины тоже работают.

— Где?! — Олена испуганно оглянулась, как будто страшные, противоестественные работающие женщины окружили ее со всех сторон.

— Ну как, — Раки даже запнулась от такой наивности. — Медре, врачующие, кухмистерши, чистоли…

— Не путай!

— Что не путать? — не поняла Раки.

— Ты перечислила занятости женщин, посвятивших себя служению. Природа женщины — служить, то есть посвящать себя. Эти достойные тэль следуют своей природе, воплощая собой высшее служение! Как и мы готовимся посвятить себя служению Аст-Асар, — последнее слово Олена произнесла тихо, с придыханием.

Раки не нашла, что возразить.

Работа — она и есть работа. Как ни назови.

— А у вас встречала Аст-Асар? — хитро прищурилась Олена, видимо, решив развлечь самое себя, и продолжила беседу на тему, самую интересную.

— Аст-Асар я и здесь не видела, — честно ответила Раки.

Вроде они были на космодроме, может даже в аэробусе, что доставил Раки в догдэс Академии, откровенно говоря, было не до того.

Раки была занята.

Она умирала от боли.

Странный приступ удалось остановить, но пролежала Раки в догдэс две тэра. Может, с этим и связана чуть ли не общая симпатия — новенькую жалели, многие девочки по себе знали, что такое акклиматизация Ашт, хотя ни для кого не было секретом — Раки промучилась больше и дольше всех. Никакие лекарства не помогали, прямо жила в гелариновой капсуле. А потом как по волшебству все прошло, и новенькую допустили к занятиям.

Новая мио Айнона сразу попала в водоворот незнакомых предметов, быта, общения — как ни старались медре занять воспитанниц полезным делом, но в месте, где обучается одновременно триста мио, без общения не обойтись.

Вот и сейчас не противная, скорее глупая Олена, принялась делиться планами на жизнь, на то, как им повезло, что станут спутницами Аст-Асар, и что Аст-Асар — лучшее, на что может надеяться девушка, и какие они, эти Аст-Асар, конечно, сильные, красивые и умные, и что за счастье находиться рядом с ними, на Вершине Мира и все такое.

Вершина Мира — так переводится Ашт. Есть и другой перевод — Перекрестный Мир.

— Это потому, что Аст-Асар властны над временем и пространством, — щебечет Олена.

Если они такие всесильные и все, как ты говоришь, зачем им мы? — подумала Раки.

Вопрос неожиданно для нее самой прозвучал вслух, и Олена захлебнулась от возмущения и восторга одновременно: с каким удовольствием она поведает ундине о главном их предназначении!

— Как это зачем?! Чтобы наполнять красотой их жизнь! Вдохновлять на свершения, на открытия! Наша цель — счастье спутника, — с придыханием, сверкая огромными, как блюдца, голубыми, при свете Астаир почти белыми глазами, вещала. — Нас учат быть им хорошими женами. Аст-Асар — это… Как объяснить тебе, если ты не в курсе! Это как пытаться объяснить слепому, как красив Во, спутник Ашт в своей полноте, раз в ситэра. Аст-Асар — лучшее, что может…

— Девушки! — поравнялась с ними медре Хакита. — Я смотрю, вы разговоры разговаривать успеваете? На следующий предмет переведу вас на занятие к старшей группе.

— Не надо, медре Хакита, — тут же заныла Олена. Раки промолчала. Ей угроза реальной не показалась.

— Тогда, хватит болтать! — вынесла вердикт медре, и, не сбавляя темп, повернулась к остальным. — Разворачиваемся к площадке, переходим на шаг.

Шеренга девушек в кофейного цвета айке принялась совершать руками круговые движения, восстанавливая дыхание.

— Упражнения падмаджани, начинаем, первая связка! — скомандовала медре, и мио, выстроившись в шахматном порядке, приняли «положение горы».

— Поднимаем руки, ратнакасани, опускаемся в липакасани, переходим в ракустатани, осторожно касаемся грудью площадки, но не прогибаемся в пояснице. Не прогибаемся в пояснице, мио Айнона! Верхние руки открываем навстречу Астаир — приукасани, поклон — ларваргасани… Исходное положение!

* * *

Счастливая и утомленная, расслабившись, и даже немного задремав в последнем упражнении — лежа, руки и ноги раскинуты, под бедрами валик, под головой подушечка, Раки вместе с остальными мио вернулась в кофейного цвета корпус Академии, в китэ для переодевания, облачилась в форму, и пошла в сть-ек, комнату для еды.

— Медре Ракиль просила не давать тебе сладкого, Айнона, сказала, что ты наказана, — сказала толстая, добродушная кухмистерша Пипеа.

— Да, мистри Пипеа, наказана.

— За что? — кухмистерша поставила на поднос Раки пиалу, переполненную хасе.

— Не слушала предмет. Спасибо, мистри Пипеа! — Раки привычно присела, благодаря добрую кухместершу.

— Вот, возьми еще орешков, — Пипеа поставила ей на поднос еще один контейнер. — Худая какая!

— Благодарю, мистри Пипеа, — Раки еще раз присела, и пошла к своему месту.

Их группа, в одинаковых кофейных платьях с белоснежными воротниками, манжетами и передниками, сидела за одним длинным столом, накрытым кофейного цвета скатертью, отороченной белоснежным кружевом.

По дороге Раки миновала розовый, самый младший стол. Здесь совсем маленькие девочки — пяти-семи полных оборотов.

Сиреневый стол, мио постарше, в сиреневых платьицах с рюшами, восемь — десять полных оборотов.

Голубой стол, рядом с их, кофейного цвета. Здесь девчонки одиннадцати — тринадцати лет.

Кофейный — предпоследняя группа, с четырнадцати до шестнадцати. Сюда решили зачислить новую семнадцатилетнюю мио, учитывая ее полное невежество в предметах и Уставе си-тэль, который девочки начинают изучать с самой младшей группы. Впрочем, если Раки покажет успехи, если будет стараться, переведут в ее возрастную группу, с семнадцати до девятнадцати полных оборотов. Старшая, выпускная группа сидит за столом серого цвета, с серой скатертью и серого цвета приборами. Почти белый.

Белый — цвет Ашт, цвет, вмещающий все остальные цвета, выпускницы Академии Тэль наденут навсегда, покидая эти стены.

Раки, которой дали новое, благозвучное для си-тэль имя Айнона, миновала голубой стол, и чуть было не прошла свой, засмотревшись на ровесниц в сером.

Выпускная серая группа, готовая получить почетные хотэ Академии Тэль, выглядела неестественно спокойной.

Одного лишь взгляда на серый стол для Раки было достаточно, чтобы с точностью определить — вон та светленькая девушка с краю недавно плакала, это видно по припухшим векам и носу. Пудра надежно скрывает покраснения, и светловолосая мио улыбается, но видно, каких усилий это стоит. Двое — по сторонам от нее выглядят озабоченными, озадаченными. Остальные делают вид, что ничего не происходит, еле ковыряют еду, сладкому хасе уделяет внимание лишь пышечка, правда и она ест с виноватым видом.

— Ундина, — тонкая рука потянула сзади за завязки передника Раки. — Садись.

Рыжеволосая Серсена снисходительно улыбнулась Раки.

— У нас не принято пялиться, — свысока сообщила темноглазая и темноволосая Вейлиса. Тем более на выпускниц. Ты ослабляешь их концентрацию.

— Какую концентрацию?

Никто не ответил.

Потом Олена, сидящая рядом с Раки, все же не выдержала.

— Не принято смотреть на тех, кто уже не принадлежит Академии. Скоро серое станет белым, — Олена повторила некогда хорошо заученную фразу.

— Вы о том, что выпускницы наденут белое? — Раки не понимала, зачем сопровождать простое действие такой сложностью.

Мио посмотрели на нее с сочувствием.

— Потом, муж может позволить носить другие цвета, в обстановке акитэ, конечно. Если будешь хорошей женой.

— Или плохой, — шепнула Серсена, и девчонки почему-то захихикали.

— Почему? — не поняла Раки, прерывая всеобщее веселье.

— Потому что, — лаконично объяснила Вейлиса.

— Во-первых, в цветном ходят си-тэль, — Олена решила помочь новенькой. — Из Райо, — сказала, многозначительно сощуривая голубые глаза, — Из до-мов, — добавила уже шепотом, в отчаянной попытке объяснить непонятливой Раки.

— Тоже мне, объяснила, — перебила ее Серсена. — А мы кто? Те же си-тэль, только из Академии!

— Мы — будущие жены, — поддержала Иветт, старшая до этого молчала, но внимательно слушала. — Не путай. Я никогда не надену цветное, став спутницей!

— Так… — Раки кивнула, решила, что сделать вид, что поняла, проще для всех. — А почему на улице цветное носить нельзя?

— Потому, что Аст-Асар, они, — и Олена глупо захихикала.

— Какие?

— Темпераментные очень, — вот что! — тут уже хихикали остальные девушки.

— Тихо, вороны, — остановила всех старшая мио. — Так гласит Устав си-тэль. И каждое правило в нем написано не зря.

Да, да, учим этот Устав, учим, подумала Раки. И на завтра параграф наизусть. Еще и доклад по географии Ашт…

* * *

— Ундина, пойдешь с нами? — Вейлиса не оставила высокомерный тон, но, видимо, решила, что личная неприязнь к новенькой — не повод игнорировать правила приличия. — Мы купаться после занятий. Медре Хакита дала разрешение.

— Лучше с нами, — предложила Олена. Они с Серсеной и Ростой шли в зал искусств, рисовать. — Культура тела сегодня уже была, мне хватило, — доверительно проныла. — Куда как подобает настоящей тэль посидеть за мольбертом… Заодно и поболтать можно, — подмигнула она Раки.

Вот уж увольте, подумала Раки. Хватит с нее болтовни на сегодня. Да и не привыкла.

— Я бы с радостью, — сказала вслух. Воспитание в Академии делало свое дело. — Только я же наказана, — опустила очи долу. — И Устав еще. Я же с начала, — закончила под нахмуренным, но одобряющим взглядом Иветт.

Придирчивая и молчаливая старшая мио, не смотря на излишнюю, по мнению других девушек, педантичность и скрупулезность, нравилась Раки. Потому что тоже по большему счету молчала, много читала, в свободное время предпочитала одиночество. Правда, с томиком Устава в руках. Раки даже жалела, что она, такая новая этому миру, непривычная, неопытная, явной ценности для Иветт не представляет. С ней дружить интереснее, наверно. Можно молчать.

После обеда был касе спецкурса по флористике, а потом а потом три с половиной свободных кассе, перед ужином.

Девушки разбежались, кто куда.

Для быстроты Раки воспользовалась перемещателем — пристегнулась белыми ремешками, поджала ноги, закусила нижнюю губу в предчувствии того, что сейчас перехватит дыхание, нажала на белый кружок, и, взмыв над зданием розового филиала, понеслась по прозрачной трубе, над городком Академии Тэль.

Квадраты кортов, площадки для развития тела, для медитации, круглые домики с остроконечными крышами — здесь живут работницы, то есть «посвятившие себя»: медре, кухмистерши, чистоли. Белое здание главного филиала, сад с любимым Раки розарием, площадка для выращивания культур, и, наконец, овальное здание кофейного цвета. Здесь живет группа Раки.

В китэ на одно койко-место — будущих жен заранее готовят к тому, что большую часть время им суждено проводить в одиночестве, муж не обязан обеспечивать досуг жены, развлекать ее, — Раки засела за географический обзор.

Установила прозрачный овал, с виду — кусок стекла со шлифованными краями, на деле — портативная панель с функцией голографа, развернула пространственное изображение Рестериоса, со злосчастным Ао-Трэ посередине, и, под мелодичный голос диктора, принялась за альбом.

Это настоящая пытка — сидеть, макать тонкую длинную кисть в черную краску и старательно выводить буквы на белоснежном листе, прописывать завитки. Куда проще воспользоваться функцией копирования текста, скомпоновать доклад, добавить свои рассуждения, выводы, замечения, комментарии, и всего делов…

Так нет же! По этой работе и чистописание проверят. Одно радует — завтра можно будет пропустить чистописание в младшей группе, медре разрешила.

Чистописание и другие предметы для малышей, как искусство составлять композиции из трав и цветных кусочков бумаги и художественную лепку Раки проходила из программы для младших. Курсы — слушала вместе с ними. Поэтому невольно быстро если не познакомилась и не запомнила поименно всех мио, то хотя бы большинство, стремительно вливаясь в жизнь Академии Тэль. И жизнь эта, совершенно непохожая на жизнь на Сьерре-Алквисте, нравилась.

Вот только зачем после такой жизни выходить замуж, непонятно.

Пальцы онемели от тонкой длинной кисти, Раки схитрила — решила зарисовать на развороте альбома, на два листа, собственно, действующий вулкан Ао-Трэ, в каллиграфическом стиле, естественно.

Сделала первые наброски, заскучала, решила отвлечься на изучение Устава си-тэль.

Изучать Устав Раки начала с уровня младшей группы, адаптированный вариант. Скоро сдаст розовую книжку в Хранилище и получит голубую. То же самое, но с адаптацией под возраст. Не смотря на простоту языка и формулировок, Раки не спешит с зубрежкой. Сноски обещают более пространственное объяснение в каждой новой книге, а также новые и новые пункты… Наверно, те самые, которые заставляют «кофейных» мио собираться в стайки для заучивания вслух правил, там, где нет контроля медре, чтобы каждый новый пункт, проговариваемый вслух, сопровождать взрывом глупого и многозначительного хихикания.

Правила простые, сводятся к эпиграфу, нанесенному золотой краской под заглавием:

ПРАВИЛА СИ-ТЭЛЬ

Делать мужчину лучше, счастливее, сильнее!

Правило тридцать первое.

Что тут у нас?

Си-тэль обязана хорошо отдыхать, чтобы всегда выглядеть свежей перед мужем. Обязателен непрерывный, полноценный сон в восемь-девять касе, запрещены тревожные мысли накануне. Запрещается видеть плохие сны.

Эм… Это как, запрещается?! Меня, например, кошмары не спрашивают, когда сниться, не стучатся вежливо в дверь, не просят открыть! Что же теперь, ночью мучиться от кошмаров, а днем — от чувства вины?! Не нравится.

Правило тридцать второе

Си-тэль обязана быть счастливой. Наполнять собственным благодушным пространством акитэ Аст-Асар.

С этим понятнее, но как это, счастливой? Всегда что ли?! Да и как обязанность это так себе звучит. Если обязанность, то какое тут счастье? И не счастье вовсе, а пытка какая-то, обязаловка, вот!

Правило тридцать третье

Си-тэль обязана испытывать непрерывное искреннее желание сделать мужа счастливым, на протяжении всего оборота Ашт.

Вот как? — Раки потерла переносицу. А как же полноценный сон? Опять невыполнимая задача, получается. Или — спать, или желать мужу счастья?

Раки помотала головой.

Правило тридцать четвертое

Си-тэль обязана доверять мужу. Си-тэль не требует от Аст-Асар объяснений и разъяснений его словам и поступкам. Си-тэль помнит, что все, что делает мужчина, справедливо, правильно и разумно. Си-тэль не имеет права подвергать сомнению слова или поступки мужа…

Раки прикрыла розовые страницы, перевела взгляд в окно, и принялась прилежно проговаривать вслух прочитанное. Стыдно будет завтра, если отстанет от младших.

— Си-эль не должна…

— Си-тэль обязана…

— Си-тэль не имеет права…

— Си-тэль обязана…

— Си-тэль всегда помнит…

— Си-тэль обязана мужчине всем…

Урок был прерван звуками плача, нагло и беспардонно взорвавшим тишину под окном Раки.

— Телея, тише, пожалуйста, успокойся!

— Пожалуйста, Тэля, ты себя погубишь…

— И нас заодно!

— А тебя никто не держит!

… Судорожные всхлипывания.

— Когда захочу, тогда и уйду, понятно тебе?!

… Сдавленные рыдания.

— Здесь точно никто не услышит?

Тот, кто плачет, явно хочет подавить всхлипы, но по вселенскому закону подлости, громко икает.

— Говорю же тебе, это самое безопасное место! Кофейнички на свободных занятиях. Думаешь, кто-то из них сидит в акитэ?! В такую погоду?

— А я тебе говорю, надо проверить, осторожность не помешает!

Ругаются две или три девушки. Голоса незнакомые, не из группы Раки. Младшие? Старшие?

Осторожно выглянула в окно и тотчас нырнула обратно. Серые.

У Раки было всего мгновение, чтобы оценить обстановку, но успела заметить сгорбленную спину, подрагивающие плечи той самой, с золотыми волосами, из сть-ек, которая плакала. И сейчас плачет. Остальные зовут ее Тэлея.

— Как же так, — повторяет она, — как же так! Девочки…

Раки осторожно поднялась, прикрылась занавеской. Теперь их не так хорошо видно, но если присмотреться…

Прическа у мио растрепалась, пушистые золотые прядки топорщатся неровными завитками вокруг худенького, осунувшегося лица с задорно торчащим вперед подбородком.

— Так скоро… Я не хотела. Медре Знающая обещала всерьез подумать, чтобы оставить меня в Академии. А теперь…

Темненькая курчавая мио осторожно обняла подругу за дрожащие плечи.

— Тэлечка! — кажется подружка тоже готова заплакать.

— Тэлюсик, и ты ей поверила? Старая мымра. А ты слишком красивая для Академии!

— Сама знаешь!

— Я не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу! — Тэлея скатывается в истерику.

— Но ведь предложили канонический контракт, — попыталась утешить ее другая подружка, тоже темненькая, только волосы гладкие, сидит с другой стороны.

— И что?! — буквально взвыла Тэлея. — С основом!! Нет гарантий, понимаете вы?! Нееету!! Где защита, где покровительство, где?!

— Тэлечка, нас всех готовят к тому, чтобы стать женами… И ты станешь женой. Ты будешь хорошей женой. Самой лучшей!

В разговор вступила третья мио, рыжая, со злыми глазами.

— Женой? Три ха-ха — она родит основу наследника, а потом ее отправят в Райо. Для другого мы основам не нужны!

Тэлея взвыла в голос, и девчонки зашикали почему-то на нее, а не на ту, что так ее расстроила. И сочли за лучшее поддержать разговор.

— Почему сразу в Райо!

— Может, в Академии оставят!

— Она слишком красивая для Академии! Сама так говоришь! Посмотри на наших медре и кончай уже лицемерить! — грустно и зло парировала рыжая.

— Лучше правда сейчас, и пусть Тэлька заранее смирится, чем эти ваши поцелуи в зад, — добавила тихо.

— Основу не нужна си-тэль. Они и на Ашт не бывают. Живут на Кольце… Говорят, им кроме Тела ничего и не надо… Проклятый розовый магнит!

— Почему же тогда сразу не пойти в Райо?! Почему?!

— Сама знаешь, почему, — буркнула рыжая. — Видимо, ее честность располагала к ней.

— Невинность, чистота, — начала было та, что сидела слева.

— Сплюнь, соврала, — нагло перебила ее другая. — Самомнение и престиж!

— Престиж, — как зачарованная, повторила Тэлея. — Мы — это просто престиж, девочки! Все мы! — она выпучила глаза, и замерла с открытым ртом.

— Размечталась, — тихо, печально и опять-таки, зло ответила рыжая. — Мы — одомашненная скотина, привыкшая к хорошему обращению, а те, что в Райо — экзотика. Зоопарк!

Ратлат и Трея Центр развлечений

Трея вздрогнула, почувствовав пристальный взгляд со стороны, и зябко повела плечами. На Ашт не принято пялиться, особенно на чужих женщин. А она одета сейчас, как почтенная замужняя дама. В традиционные белые одежды, и лицо все в плотной белой тоналке. Она обернулась. Изучают двое. Одеты как Аст-Асар, но вряд ли местные. Комплекцией не вышли, шириной плеч, ростом. Гордой посадкой головы. Один хоть и под метр девяносто, второй чуть пониже, но до статных, величественных Аст-Асар им как отсюда до Земли пешком и без скафандра. Смотрят так, как будто узнали знакомую. Странно. Откуда здесь взяться знакомым? Трея уже хотела сообщить о своем беспокойстве Ратлату, но когда обернулась к парочке опять, белый коридор был пуст. Ушли.

Наверно, лучше не говорить ничего, подумала Трея. Вспомнила, как Алекс реагировал на ее «чудачества», и почему-то очень захотелось, чтобы Ратлат так не делал. Поэтому Трея промолчала. Так спокойнее и мне, и ему, решила она.

Ратлат протянул код профессионально улыбающейся служащей маркета. Девушка, по глаза закутанная в белое, пока не шевельнется — не отличить от стены, не поднимая глаз, поставила на конвейер белого цвета пакеты. Вместо того чтобы таскать их в руках, Ратлат с Треей получат покупки на выходе.

Ратлат не помнил, чтобы тратил столько денег зараз.

— Коину нужны эти папки, Коину нужна бумага. И медицинский атлас! Коину нужен цветной грифель, он любит рисовать. А где отдел с одеждой? Коину нужны рубашки, — время от времени Трея сверялась со списком и уверенно складывала покупки в корзину.

Они опустошили нижний овощной уровень, потому что «Коину нужны витамины и глюкоза», дошли до школьных принадлежностей. Возмутившись, как это? Что значит, на Ашт нет игрушек?! Трея принялась за дизайн-стенд.

— Пустая трата времени…

В ответ Трея только фыркнула.

— Давай хоть развивающий конструктор купим. Соберем вместе с Коином вечером. Вот этот! С человечками!!

— Это праотцы Аст-Асар! — возмутился Ратлат. — Смотри: вот Аст-Асар строят Начала на Емее. Озоновый слой в древности там был такой, что рациональней всего Начала получались в виде куполов, вот, первобытные жители Емеи, с зеленоватой кожей… Сейчас там в основном колонисты… А вот Аст-Асар помогают жителям Портсвы строить первый каменный город, мы привезли туда технологии Ашт, а вот…

— Куда ни глянь, везде вы со своей помощью, аж противно, — скривилась Трея. — Почему не дать цивилизациям развиваться самостоятельно?

Ратлат презрительно отвернулся.

— И не надо мне лицо такое делать, пожалуйста! — Трея закусила губу. — А сценка из прошлого Земли здесь есть? Эй, я с кем разговариваю?!

Что со мной? — подумала Трея. — Я банально скатываюсь в истерики. Хуже базарной бабы. Чем лучше он ко мне относится, тем хуже я себя веду.

Ратлат принялся разыскивать земные Начала.

— Вот, — протянул Трее коробку с изображением пирамид и Сфинкса. И пирамиды, и Сфинкс были почему-то нежно-зеленого цвета.

Удивительно, думал он, — она выглядит нервной и несчастной, но от нее пахнет спокойствием и уютом. Чем больше она расслабляется, и чем в большей безопасности чувствует себя, тем хуже обращается со мной. И мне хочется еще больше обезопасить ее жизнь. Видят Идолы, этой си-тэль есть, что выразить. Как много в ней боли и обиды!

Трея успела взять себя в руки и с интересом изучала плоскую белую коробку с голографией.

— На этом уровне все, — она бросила коробку в корзину. — Мне кто-то обещал кино?

Ратлат с трудом оторвал взгляд от Треи — в белом традиционном итарсе — с запахом под подбородок, рукава уже, не так похожи на крылья бабочки, итарсе для выхода из дома длинное, надежно скрывает даже обувь, но без шлейфа.

— Пятьдесят уровней выше, — улыбнулся он. — Пошли к ифсе.

Ему интересно вернуться к прерванному разговору. Ратлат все чаще ловит себя на мысли, что никак не может наговориться с Треей.

— Что ты имела ввиду, когда сказала, что без женщин у мужчин система охлаждения не работает?

Трея захлопала ресницами. Он о чем? Ах да, по дороге к центру развлечений — надо же, на Ашт, оказывается, и такое есть! Только, судя по пустым коридорам, не очень здесь жалуют эти самые развлечения. А значит, мое утверждение на подлете оказалось верным!

— Мужчина — это двигатель. Непрерывно работающий двигатель. Если его не охлаждать, время от времени не притормаживать, он начинает пахать вразнос и сходит с ума.

Ратлат поднял вверх бровь. Она серьезно? Похоже, да.

— У вас здесь все сумасшедшие, — с беспечной безапелляционностью заявила Трея, не замечая, как внимательно Ратлат смотрит на нее.

— А женщина, по-твоему, кто? Или, в контексте, что?

— Женщина — и есть мужская система охлаждения. Она помогает мужчине отдохнуть.

— Интересно, каким образом? — губы Ратлата растянулись в улыбке. Наконец, он вывел си-тэль на интимную тему. Сейчас она смутится, покраснеет, начнет себя вести, как настоящая женщина, наконец! Ведь явно, она сейчас об… об очень интимной стороне жизни, что так обожают все самочки… Ммм…

— Таким, что тратит его деньги, — заявила Трея, и уставилась в очередную витрину. Здесь продавали итарсе.

Ратлат слегка опешил. Нет, пожалуй, не слегка.

— И где логика? Мужчине надо больше зарабатывать, и он, чтобы утолить желания женщины, должен работать вразнос?

Трея покачала головой.

Брови Ратлата в очередной раз сошлись на переносице. Дернулось левое веко. В рассуждениях си-тэль отсутствует логика. Это и злит, и привлекает.

— Мужчины работают вразнос не для женщин. Они просто готовят себя к тому, чтобы проламывать головы друг другу.

— Это как?

— В этом смысл вашего существования. Существования без женщин. Я дождусь сегодня кино?

— А итарсе? Хочешь?

Трея хотела.

И «кина» избежать не удалось.

Центр развлечений — не самое удачное место для члена семьи падаана. Для ге-до, на чьих плечах лежит ответственность за квадрат. Эти центры развлечений, коих на Ашт раз-два и обчелся, новое веяние, по мнению правящих, падаан-до, совершенно бесполезное. Ратлат был здесь как-то, когда с несколькими приятелями решили отметить получение сита Вертэ.

Некоторые Аст-Асар, впрочем, разрешали своим женам бывать и работать здесь. Правда, скрывая лица. Или наносить на лицо белый крем, что сливает со стенами. Женщины, как никто зная свою слабость к Аст-Асар, не пренебрегают ни тем, ни другим.

Пространственное кино оказалось посвящено серьезной просветительской теме. Нелинейный сюжет, повествующий о помощи Аст-Асар сразу нескольким цивилизациям одного созвездия. По сути, Аст-Асар вытащили несколько миров из смутного кризиса и вывели общение на новый, планетарный уровень. Девиз Аст-Асар: благо всех существ во всех мирах!

Трея, до этого не имевшая возможность по достоинству оценить местный кинематограф, смотрела с открытым ртом, не отрываясь ни на секунду. Сопровождающая фильм симфония запахов, звуков, покачивающиеся кресла, создающие иллюзию пребывания на Соул, планете семи лун, — девяносто восемь процентов площади Соул — вода. Города-атоллы имеют искусственное происхождение. Трея ахала, охала, то и дело всплескивала руками, особенно в моменты музыкального сопровождения. Для нее не существовало ничего, кроме происходящего на пространственном экране. Самого экрана тоже не существовало. И Треи не было. Была только золотая нить священной миссии Аст-Асар, высшей расы, величайшего народа всех миров.

Ратлат, который с легкостью отличал все техники воздействия, одну за другой, предпочитал наблюдать за спутницей, не переставая рассуждать о том, как изменилась его жизнь с появлением в акитэ Треи.

Ратлат достаточно умен, и, как истинный Аст-Асар, в совершенстве владеет искусством аналитического мышления. Но невозможно не признать, что до Треи категорическим императивом существования являлись две составляющие: пустота и ненависть.

Если меня ненавидят — я жив! — повторял он себе, как и миллионы Аст-Асар до него.

Сейчас? Сейчас в его жизни, и в жизни Коина появилась сладкая наполненность. Стал ли он слабым? Увы, да. Он чувствует, что это спокойствие и достаточность невозможны без Треи.

Внезапная догадка озарила его.

Трея вскрикнула от сильного пространственного эффекта. Одного из вождей Соул накрыло гигантской волной.

А Ратлат понял, что к его слабости Трея не имеет никакого отношения.

Слабым он был до нее.

Ратлат
Дото, Хранилище

Считав код доступа Ратлата, белые, как все на Ашт, стены Хранилища распахнулись.

Особое место, куда не имеют доступ даже Аст-Асар, исключение составляют падаан-до, члены династии падаана. Школьники и члены ситов допускаются сюда, на определенные уровни, под строгим контролем и надзором. Для того чтобы лучше и правильнее усвоить историю своего мира.

Здесь собраны памятники культуры Ашт.

Здесь материальное, наглядное подтверждение истинности Основ Кодекса Аст-Асар. Их логическое обоснование, практические пособия.

Мудрость тысячелетий в экспонатах, записях, первоисточниках.

Ратлат привык, что Кодекс — адаптированная к современной реальности версия.

Но на чем основываются устои родного мира? И не все ли равно, что у него пока нет Посвящения падаан-до, если Ашт на грани исчезновения.

Отец, посвященный падаан-до, Аст-Асар Вейстар, как-то сказал Ратлату, показывая рукой на тысячи Аст-Асар на белоснежной площади внизу; они стояли на пике трибуны, отец, нечасто спускающийся на поверхность Ашт, готовился сказать речь…

— Глупцы, — сказал Ратлату отец. — Наш мир уже исчез. А мы, как шакалы на кладбище, создаем иллюзию, что он жив.

— Приветствую сынов Ашт, величайшего из миров! — обратился он к площади, ответившей стройным хором…

Так почему бы Ратлату сейчас не выяснить, наконец, правду?!

Допуск династии падаана позволит Ратлату войти в Мозг, и лично побеседовать с Черной Исидой.

Трея ворвалась в его жизнь неожиданно и стремительно, наполнив ее собой. Наполнив смыслом.

Легенда о Ваале и Астарте говорит, что женщина делает мужчину слабым. Ратлат на собственной примере понял, что слаб был до нее. А может, без нее?

Хранители, молчаливые, мерцающие, проводили его на верхний уровень.

Ге-до Ратлату, Сыну Вейстара открыты все двери, и Ратлат просто хочет знать.

Доступ не разрешен.

Ге-до можно знать несколько больше обычного астара. Ровно столько, сколько нужно, чтобы беспрепятственно слышать мысли, сердца и души.

Тогда Ратлат пользуется привилегией рождения — он никогда бы этого не сделал, но сейчас не тот случай.

Доступ запросил наследник династии. Падаан-до.

Мозг оказался еще одной пирамидой, белоснежной, изнутри. Посреди, за белым столом, в виде пятиконечной звезды, сидела, сотканная их мириад светящихся частиц, Черная Исида.

Ратлат знает, что перед ним программа.

Но эта программа, хранящая в с е з н а н и я мира Ашт, живая.

Женщина со светящейся, цвета темного кофе, кожей, с гладкими, зачесанными назад черными волосами, собранными на затылке в тугой пучок, к которому тянутся две тонкие косички над изящными, островатыми раковинами ушей, оттянутых вниз объемными, золотыми серьгами с бесценным Аст-Геру, склонила изящную головку на тонкой длинной шее в знак приветствия.

Совершенные черты, сияющие белки глаз и белоснежные зубы, обрамленные чувственной линией рта, все в сидящей за столом фигуре выражает скрытое достоинство и мудрость.

Через плечо перекинуто золотое с голубым одеяние. Тонкая смуглая рука сделала пригласительный жест Ратлату.

Аст-Асар еще раз напомнил себе, что перед ним не Черная Исида из легенд, а программа, ее изображающая, и быстро сел на указанное место, напротив сияющей женщины.

Сенсуалистические — другого слова Ратлату почему-то не приходило на ум — уста разомкнулись, и полился чистый, глубокий голос, звучащий, как музыка.

— Когда Аст-Асар не знали Аст-Асар,

И Аст-Асет не знали Аст-Асет,

Миром Ашт правила Любовь.

— Ты знаешь, зачем я пришел к Тебе? — спросил Ратлат.

Исида не ответила. Не улыбнулась, не нахмурилась. Просто замолчала, но потом продолжила, словно он не прерывал ее.

— Любовь — единство времени и пространства,

веры и знания,

смысл и форма вещей.

Любовь не имеет отдельных частей, но имеет стороны,

и когда ее стороны забывают свою природу,

исчезает,

как будто и не существовала вовсе.

— Почему ты говоришь о любви?

— Потому что ты спросил меня, истинный Аст-Асар, — тихо и мелодично ответила Черная Исида.

— Истинными называют основ, — возразил Ратлат.

— Ты глуп, — ответила Черная Исида. — Ты молодой истинный. А они не основы.

Она и дальше будет говорить загадками, понял Ратлат. Бесструктурный кварк меня дери, как же сложно говорить с программой, которая гораздо умнее меня.

— Исида, — позвал он.

Женщина напротив наклонила голову вбок и заинтересованно распахнула глаза, придавая себе наивный вид.

— Мне нужно знать, что происходит с моим миром. Почему древнее наследие разделено на каноническое и апокрифическое? Что было до этого разделения?

— Летопись ╧ 8888, - пропела Черная Исида. Документ, датированный восьми тысячами полными оборотами Ашт назад. Последний единый документ.

— Что это за документ?

— Оставленный падааном Валаалом, предшественником падаана Аоллара.

— Прочти.

Черная Исида, впервые за беседу, улыбнулась. И улыбка ее заставила Ратлата содрогнуться.

— То, что сейчас происходит с Ашт, есть ничто иное, как война полов. Остановитесь, глупцы, ибо не ведаете вы главного: это бессмысленно!

Война полов ведет к их исчезновению.

— И все?

— Это последние слова падаана Валаара, — пожала плечами Исида. — После них его убили.

— Кто убил?

— Информация закрыта.

— Черная дыра! — надо было спросить по-другому!

— Восемь тысяч полных оборотов на Ашт не рождается женщин. Значит ли это, что Ашт на грани?

— Восемь тысяч полных оборотов в Кольце Ашт живет Тело.

— Это связано?

— Да.

— У нас есть привозные женщины. Но они… Они совсем не для нас.

Трею Ратлат не причисляет к привозным. И на то у него есть все основания.

— Есть тайна Нефтиды, — сказал Идол. — Тайна, которую она не раскроет ненавистным астарам. И тайна эта довершит начатое.

— Кем начатое? Что начатое? Ты хочешь сказать, что женщины не просто так перестали рождаться на Ашт?

Ратлат не видел, как сзади мелькнула тень.

В тот же миг Черная Исида растаяла в воздухе, глаза программы были печальны.

Холодная сталь полоснула горло Ратлата.

Трея
Ашт. Квадрат падаан-до

Этим вечером Трея так и не дождалась Ратлата из Хранилища.

Коин уже спал, будущий Аст-Асар соблюдает строгий режим, и Трея бесцельно, но тихо и нервно ходит по своей спальной китэ.

Из головы не идет сегодняшний фильм.

Раньше она просто слышала это, но не придавала большого значения, а сейчас поняла.

Аст-Асар действуют на благо всех живых существ во всех мирах. Высшая раса существует во имя света. Сыны Ашт должны жить.

Аоллар, первый Аст-Асар в жизни Треи. Интуиция подсказывает, что он станет и последним.

Застыв посреди китэ, Трея нервно рассмеялась, испугавшись, зажала ладонями рот.

Сбежав из Начала Огня, она оказалась в его… как тут называются владения? Квадрат, принадлежащий династии падаан. Иначе говоря, правящим. Хотя здесь-то и нет ничего удивительного. На территории правящих и собраны все пять начал, пять пирамид. Так что сбежав из одной, удивительным было бы, если бы она оказалась на другом континенте. Трея уже знает, что на Ашт пять континентов.

Один, Риостерос — вотчина действующих вулканов…

Значит, я живу на территории правящих, отлично. И Ратлат — местный наследный принц, подходит. Правда, по законам Ашт, он получил «ремесло», он ге-до, он обучен сдержанности… Это видно по его поведению по отношению к ней, по общению с младшим братом. Настоящий принц. Офицер духа.

Аст-Асар действительно лучшие. Высшие.

Не понять их логики.

Аоллар — правитель. Да, он хотел принести ее в жертву, но что значит отдельная жизнь для того, кто мыслит категориями целой планеты?!

И какой планеты! Ашт действительно Вершина мира.

Аст-Асар Аоллар мыслит категориями Вселенной.

Категориями бесконечности…

И если нужно спасти Ашт, значит…

Трея опять принялась ходить по китэ.

Открыла шкаф, подумала, что надо собрать вещи. Потом вспомнила, а зачем ей вещи? Вроде и не надо.

Села на низкую кровать, поджала под себя ноги, обхватив их руками, уронила голову на сложенные локти.

Как-то по-дурацки я жила.

Она подняла лицо, уставившись в белую, как снег стену. Стена подмигнула мириадами белых звездочек.

Муж…

Которого я так и не поняла. Не научилась любить. Я хотела, чтобы он был таким, как надо было мне.

Не в этом ли суть эгоизма?!

Работа…

Которая, по сути, и не была мне нужна.

Что мной двигало?

Тут просто: интерес.

Я пыталась этим интересом прикрыть то, что было для меня очень болезненно. Не удалось.

Я все больше и больше ненавидела собственную жизнь и теряла самоуважение.

Я всегда хотела другого. Всегда.

Но ни разу не говорила об этом Алексу, не открывала мысли, сердце, душу.

Как говорит Ратлат? Сейчас он смотрящий мысли, потом научится видеть сердце, а потом — душу. Он — молодой, он Аст-Асар, у него получится. Он замечательный.

Трея печально улыбнулась.

Если Ашт будет спасен, Ратлат сделает многое, чтобы помочь всем существам во всех мирах.

Почему я никогда не говорила мужу о том, что мне нужно? Почему ждала, что он поймет сам?

Душу открывать больнее всего. Это… как вывернуть себя наизнанку.

А сейчас уже поздно.

Почему же я молчала?

Трея тихонько выскользнула из своей китэ и прошла в китэ Коина.

Мальчик спал, разметав кудряшки по белоснежной простыне, которая в полумраке китэ отливала почему-то синевой.

Рыжий, как я, — Трея протянула руку, осторожно потрогала пружинки волос, улыбнулась спящему малышу. А глазенки синие, почти как у Алекса. У нас мог бы быть такой вот славный малыш, если бы не моя глупость.

Но где же все-таки, Ратлат?!

Мне до крайности необходимо с ним поговорить, объяснить ему все!

Раздался входящий сигнал.

Ратлат бы не звонил, у него код.

Почему-то вспомнились те двое, что были в центре развлечений. Их лица показались знакомыми, но откуда у нее знакомые на далеком Ашт? Эффект нового места, подумала Трея тогда. Как далеко ни переезжай, выйдя на улицу, покажется, что тебя окружают те же лица, словно никуда не уезжал…

Трея подумала, что в гости опять может пожаловать падаан этого мира, по совместительству дядя Ратлата, Аоллар. И одновременно подумала, что хорошо было бы, если бы он пришел.

Сагастр Ашт, Догдэс

Мир исчез для Сагастра. Схлопнулся всеми своими гранями, сложился, как карточный домик. Последняя, не сложившаяся грань, оказалась тьмой. Здесь нет ничего — красок, запахов, цвета. Сначала он подумал, что мир станет одним большим, непрекращающимся кошмаром, каким раньше становился каждую ночь. Раньше каждую ночь, во сне, приходил отец, ничего не говорил, просто смотрел. Появлялась мать, такая неловкая, нелепая, вечно пытается сгладить углы, боится открыто противостоять отцу, или обидеть его, Сагастра, наследника престола Соул.

Сагастр хочет помнить мать именно такой, тихой, беспомощной, безликой, серой мышью в нелепых императорских одеждах, шмыгающей туда-сюда по дворцовым комнатам. Он не хочет вспоминать, как мужественно мать терпела пытки и издевательства, и как нашла в себе силы отказать ему в престолонаследовании…

Он думал, что будут приходить все его жертвы… Девочки, женщины… Убитых мужчин он жертвами не считал. Их убивал без ненависти, не испытывая эмоций.

Ужасом в женских глазах, дрожащими губами, слюной, рвотой, стекающей по подбородку, перемешивающейся с алыми ручейками крови — он наслаждался. Женщины так по-разному реагируют на боль. Нет похожих женщин, кто умирал бы одинаково. Каждая хороша, каждая красива по-своему.

Больше всего он ждал последнюю девочку, Мишку, что продавала ему симуляторы.

Учитывая период воздержания, с ней Сагастр отвел душу.

А сейчас, когда отчетливо понял, что это было последнее, что было в его жизни, огорченно думал, что мало старался. Надо было больше, длиннее, тщательнее. Проклятая тварь!

Сагастр ждал, что все, все они придут, как приходили раньше во сне, чтобы, наконец, мучить его.

Он считал, что все по-честному: днем наслаждался он, ночью измывались над ним.

Но его ожидания не оправдались.

Никто не приходил сюда, к нему, в эту тьму. Никто не мог сюда попасть, здесь слишком темно. Это ничего, думал Сагастр, это только до тех пор, пока я не начну видеть сны. Они все обязательно приснятся, как миленькие. Какая разница — раньше он жил в бодрствовании, теперь будет жить во снах…

Раньше — днем, теперь — ночью.

Теперь ночь будет для него тем же днем.

Нет разницы.

Одинокий тогда, одинокий сейчас. Жить в снах — даже лучше. Иногда бывают сны, которыми управляешь.

Мастер Ложш-тоа говорил:

— Глюпый малшик. Тебе просто снится сон, что ты управляешь сном. Ты не можешь управлять сном, ты — кукла, изображающая малшика. Защищайся! — и бил Сагастра.

Даже если мастер Ложш-тоа, чертов карлик, прав, все равно, какая разница?!

Скоро Сагастр забудет о том, где сон и где явь… Будет просыпаться туда, в яркие, прекрасные образы, а засыпать — сюда — в темноту, обострившиеся до невероятности запахи и ощущения.

Тем больней было разочарование, когда Сагастр понял, что ему перестали сниться сны. Засыпая, он даже на миг не исчезал, как раньше, он видел ту же самую пустую тьму, что и наяву. Ему казалось, что стоит протянуть руку, и он получит удар тока от гладкой розовой пульсирующей стены, Сагастру казалось, что где-то здесь, в этой тьме, кроется Тело.

Но он не мог протянуть руку, чтобы коснуться розовой плоти, потому что рук у него здесь тоже не было.

Мир исчез на девяноста девять процентов.

* * *

— Ге-до, сможет ли поправиться этот несчастный?

— Увы.

— Но, геларин…

— Геларин? Вы шутите. Этого человека прокляло Тело. Он проклят Аст-Геру. Даже сила основа Аст-Асар здесь бессильна.

* * *

Кажется, это голос того самого Аст-Асар, что призвал его на поверхность, а второй… и гадать не надо, его доктор. И еще кто-то с ними. Сорак и Вайг.

Они беседуют в соседней комнате, но Сагастру слышно каждое слово.

Слышно, но не интересно.

Идут сюда. Почему бы им просто не оставить его в покое?

Судя по звуку шагов, вошедших трое.

И без обострившейся чувствительности Сагастра слышно, что бесстрастный Аст-Асар в бешенстве.

Так ему и надо, мстительно подумал Сагастр.

— Ты единственный, кто видел в лицо Пламень, и тебя угораздило потерять зрение! Геларин восстановит все повреждения, но не сможет вернуть тебе глаза, глупец! — падаан Аоллар не стал утруждать себя приветствием.

— Вы не смеете повышать голос на нашего друга, — раздался тихий голос Сорака. — Этот человек защищал мою дочь.

Невольная улыбка растянула губы Сагастра.

— Спасибо, друг.

— Слепой глупец, — горько бросил Аоллар, и Сагастр отчетливо ощутил, что Аст-Асар обращается не к нему. К Сораку. Откуда этот сукин сын знает?!

Вайг попробовал разрядить обстановку.

— А какой Пламень ты видел, Сагастр?

Какая теперь разница, какой Пламень, подумал Сагастр.

— Не видел я никакого Пламени, — устало ответил он.

Неожиданно ответил Аоллар.

— Мы встретились с этим человеком на Луне, на верхнем уровне Лунохода, во время террористического акта. И, к сожалению, он единственный на Ашт, кто видел ту, что я ищу.

— В Луноходе? Мы тоже там были, потом узнали, что стоило нам выйти, как пираты атаковали, — пробормотал себе под нос Вайг. А потом, видимо, спросил Сорака. — Помнишь? Там была еще странная летающая баба.

— Чем странная? — тут же обернулся к нему Аоллар.

Вайг опустил глаза.

— Человек, — устало сказал Аоллар. — Твою тайну я вижу, ты носишь в себе Аст-Геру. На тебя была реакция женщины?

— То-то и оно, что реакции не было, — ответил за него Сорак.

— А должна была быть, — сказал Вайг.

— Почему ты назвал женщину летающей?

— Так она поднялась над полом, чтоб мне не сойти с этого места, наверно, эта модная намагниченная обувь. Там, в Луноходе адаптированная гравитация, в туфли, ее, видимо…

— Как выглядела женщина? — прервал рассуждения Вайга Аоллар, и голос отца Ашт дрогнул.

— Рыжая, невысокая такая, грудь, — Вайг запнулся.

— Грудь большая.

— Значит, вы оба видели ее. Идите со мной.

Уходя, Сорак обернулся на Сагастра, что лежал с белым окровавленным бинтом на глазах. От Охотника не укрылось, как Аоллар презрительно скривился, когда Сорак сказал ему, что Сагастр защищал его дочь. И слепым глупцом Аст-Асар назвал вовсе не Сагастра…

Ратлат
Дото

Белый потолок приблизился к лицу Ратлата, а потом опять вернулся на место.

Последствия геларина, голова кружится, подумал Ратлат, после чего удивился этой чудной способности — думать. Только что, буквально оканде назад, его не было, а вот, есть, думает же?

Раз меня ненавидят, я есть, — напомнил себе. Но вот парадокс! С недавних пор он перестал чувствовать ненависть, направленную на него.

Так есть или нет?

Проклятый геларин, — отчего-то зло пронеслось в голове.

Ратлат потряс головой, взрывая пространство болью, поморщился от грязных мутных пятен, частично скрывающих кристально чистый, белоснежный поток ума, и вновь принялся разглядывать белый потолок. Он в догдэс! Но не у себя. Дото падаана?

— Здравствуй, племянник, — голос Аоллара подтвердил догадку. — Наверно, хочешь в акитэ? К жене? Соскучился?

— Я жив?

— К моему удивлению, да. Как можно было избежать удара, даже я не представляю. Можешь сам проверить. Хочешь взглянуть на запись?

Ратлат покачал головой. Мир снова взорвался болью. Он прекрасно помнит, как все произошло. Смотреть еще и запись? Спасибо.

— Меня пытался убить Хранитель, — Ратлат услышал свой голос, холодный, бесстрастный, как со стороны. Интонации истинного Аст-Асар.

Профессионализм не пропьешь, — сказала бы сейчас Трея. — Хотя попытки были!

— Да.

Этот короткий ответ сэкономил Ратлату уйму времени. Он даже ничего говорить не стал. Смысл? Если дядя приговорил его, уже ничто не поможет.

— Ты воспользовался своим статусом. Правом падаан-до, данным тебе рождением. Но не данным Посвящением. Пока. Ты совершил преступление, чтобы проникнуть в Мозг. Ты добрался до истоков Кодекса нашего мира. Ратлат, — Аоллар говорил четко, отрывисто, словно ему не хватало воздуха.

Падаан тяжело опустился в кресло с высокой белой резной спинкой, возле окна, перевел дыхание. Розовые лучи Астаир лениво мазнули по изможденному лицу.

Он же стар. Стар, как мир, — внезапно понял Ратлат. — Я знал, что основы стары, что они бессмертны, но понял это только сейчас. Сколько же ему полных оборотов Ашт? Восемь тысяч? Десять тысяч? Я даже не знаю. Наверно, он видит меня даже не беспомощным младенцем, мыслью. Отблеском мысли, даже не импульсом. Существую я или нет? Проклятый геларин! Зачем им мы? Зачем наследники основам? Они же бессмертны… Должны быть бессмертны, сиреневый спектр бы их всех подрал!

— Если не посвященный узнает то, что пытался узнать ты, Ратлат… Исчезнет тайна. Погибнет Закон. Аст-Асар забудут о Долге.

— Ты знаешь, что раньше миром Ашт правила Любовь. Это было до тебя?

— Ты не получил Посвящения, чтобы з н а т ь это.

Ну конечно, не получил. Учитывая то, что наш мир — мертв, и не получу. Так какой смысл скрывать?!

— Тайна Нефтиды — достояние основ. Ты можешь стать основом только после Посвящения. Или спешишь стать падааном нашего мира?

— Мне не нужна власть.

Мне нужна правда. Этого Ратлат вслух не сказал.

— Умный, — кивнул Аоллар. — Может, и есть шанс.

Длинные, белые, с голубоватым оттенком волосы Аоллара, взметнулись, когда он резко отвернулся, направился к выходу.

— Падаан Аоллар!

Падаан продолжал путь.

Ратлат приподнялся.

— Дядя!!

Аоллар остановился, но не обернулся.

— Посмотри мне в глаза.

— Я смотрю, — усмехнулся Аоллар.

— Что с ней?

Аоллар помолчал.

И вновь продолжил путь к проему.

Напоследок обернулся, окинул племянника быстрым взглядом. Бросил:

— Ты знаешь.

* * *

Вайг, воспользовавшись доступом Аст-Асар, развернул пространственную панель дорна.

Сорак присвистнул: скорость АТ90, банально! Учитывая, что средняя скорость кораблей Альянса, АТ25. Впрочем, он слышал, что последние разработки допускают АV28, и это наипоследнейшее достижение! И ведь перед ними обычный планетарный катер, даже не корабль, так, спасательная капсула с двигателем. Что же у них за корабли такие?

— А я тебе говорил! — цокнул от удовольствия Натан, словно это он сам построил этот корабль, и все остальные корабли Ашт тоже.

Они находились на минус первом уровне Дото падаана Аоллара, ждали сопровождающего на нижний уровень.

— Длина МIN8, управление — пилот и автопилот, класс XTRA, хм, XTRA запрещен на планетах Альянса. Точно, Ашт же не относится к Содружеству… И ты собирался угнать э т о?

— Вайг пожал плечами.

— Во-первых, я Аст-Асар, у меня есть доступ, — о том, что ни на что, кроме доступа он рассчитывать не может, благоразумно промолчал. Сила Аст-Геру внутри него была на исходе. Но Сораку это знать необязательно. — Во-вторых, я собирался угнать настоящий корабль, а не эту шлюпку. И в-третьих, падаан дарит нам этот самый корабль! Так что угонять ничего не нужно!..

Хвастливую речь Вайга прервал подошедший Аст-Асар, такой же высокий и бледный, как падаан, худой, но совсем молодой, словно клон падаана. Сорак видел его впервые, но по тому, как спешно Вайг опустил глаза, понял, что Натан и этот подошедший Аст-Асар раньше встречались.

Не говоря ни слова, Аст-Асар протянул собственный код, раскрывая пространственную панель на уровень. Доступ догдэ позволяет видеть больше, чем доступ рядового Аст-Асар.

Сорак не поверил глазам. Скорость АN200. Вооружение — класс ХЕ, защита — ОЗ98. С такими планетарками и истребители не нужны. Уровень боевого крейсера!

Рассматривая новые открывшиеся возможности дорна, Сорак думать забыл об открывшем доступ Аст-Асар, решив, видимо, что раз открыл панель, значит, зачем-то это нужно.

Ратлат не мог покинуть Дото без разрешения Аоллара. Код молчал, дядя не отвечал на позывные. Ратлат искал его на всех уровнях, и не нашел. Он прекрасно понимал, что это связано с Треей. Или с Коином? Что он наделал! Точнее, чего он не наделал… Аст-Асар, наследный падаан-до не смог защитить тех, кого любит. Что он за Аст-Асар?

К собственному удивлению, Ратлат ловил себя на том, что больше думает даже о тайне Нефтиды, чем о Коине и Трее. Что же это за тайна такая?! Которую так упорно охраняет дядя?!

Двое низших привлекли его внимание на подземном уровне.

Одного Ратлат помнил. Пять полных оборотов Ашт назад сам его оперировал. Тогда было решено дать Аст-Геру низшим для участия в войне. Сами Аст-Асар не вмешиваются в войны низших.

Ратлат не собирался подслушивать, тем более беседы низших, но случайно услышал обрывок разговора. Значит, этот планировал угнать космолет, воспользовавшись тем, что он — якобы Аст-Асар… Впрочем, дядя Аоллар подарил низшему корабль, избавляя от необходимости воровства. За какие заслуги?

А другой, с белыми волосами, явно силится понять, как он это делает, почему он — Аст-Асар. Ратлату смешно. Собственное рождение, рождение на Ашт, да еще в семье падаан-до сейчас кажется проклятием.

Аст-Асар не должен вступать во взаимодействие с низшими.

Но сейчас Ратлату хочется позлить дядю. Поэтому он дал свой доступ для того, чтобы низшие могли по достоинству оценить средство передвижения.

Может, эти двое захотят украсть экспериментальный дорн? Как говорится, добро пожаловать!

Наконец, код Ратлата мигнул красным цветом. Он может покинуть Дото.

Что-то подсказывает, что в акитэ его встретят пустые стены.

И это же что-то одновременно толкает домой.

Хочется верить, что стоит ему войти, он услышит смех Треи и вопли Коина, но з н а н и е Аст-Асар говорит, что Ратлат опоздал.

О том, что Ратлат упадет в тьму под воздействия поля пяти Хранителей, стоит ему переступить порог акитэ, з н а н и е Аст-Асар молчит.

Трея
Дото

Пристальные, ощупывающие душу, сердце и мозг взгляды Аст-Асар не нравятся Трее, но ничего поделать. Основы и падаан-до изучают ее, как какую-нибудь зверушку в клетке, ждут, что она, того и гляди, утратит самоконтроль, скатится в нервный срыв, в истерику. Еще бы! Наверняка это место, в которое ее привезли, как оказалось, давешние знакомые — один чванливый ублюдок, а другой, судя по всему, нормальный парень, только смурной чересчур, какое-то особое. Богатое, что ли. Хотя как в этом идеально пустом мире определишь уровень богатства, если все кругом — белоснежно-кипельно-белое?!

По дороге в мобиле Трея так и не снизошла до беседы с этими двумя, но судя по их разговорам — что за мужики пошли, хуже базарных баб! — поняла, что один из них, тот, с седой головой недавно потерял то ли дочку, то ли воспитанницу.

Огромная, метров в пятьдесят, острая пасть проема в очередной раз распахнулась, и к присутствующим присоединились трое Аст-Асар. Один — печально знакомый Трее, Аоллар, двоих других она прежде не видела. По правую руку от Аоллара место занял Аст-Асар с длинными белыми, правда, с медным отливом, волосами и пронзительными синими глазами, поразительно похожий на Аоллара, и еще на кого-то… на Коина!

— Это и есть Пламень? — начал именно он.

— Совсем непохожа, — прошамкал со своего места старый, и, судя по дергающейся голове, больной член комиссии, или кто они тут. Совет? Альянс? Высшие…

— Она — вылитая Нефтида, — вынес свой вердикт тот, что сидел по левую руку от Аоллара.

Аоллар, к удивлению Треи, не смотрел на нее. За время совместного пути ей удалось немного узнать своего — тогда она считала его спасителем — и сейчас готова поспорить, мысли Аст-Асар витают не здесь. Где-то далеко.

— И не реагирует на нас!

Трея не выдержала. Могут считать, что сломали ее, этим бесконечным ожиданием, этой ареной, разглядыванием и обсуждением, словно ее здесь нет. Пристально посмотрела на того, кого определила, как отца Коина, и задала один-единственный вопрос.

— Где Коин?!

Ответа не последовало, и Трея добавила:

— Психи… Так пугать ребенка! Вы все здесь психи и маньяки, слышите?!

К ее удивлению, ответил Аоллар:

— Коин в порядке, — сказал он, и уставился на нее, точно только увидел.

Вейстар молчал. Член семьи падаан-до, будущий Аст-Асар стал его личным позором. Основы выдели слезы его сына. Нет большего горя для основа.

Коин кричал, вырывался, плевался, стараясь попасть в падаана, бил ногами старших, тех, кто держал его, выкручивал руки.

— Где Она?! Не смейте ее трогать! Не смейте, слышите!! Она моя мама, я знаю! Не смейте трогать маму!! Трея! Мама! Мамочка!

Коин не достоин стать Аст-Асар, Вейстар понимает это, и ждет, что сына тоже приговорят. Даже удивлен, что Коин отсутствует на ристалище.

Пока Аоллар молчит, но стоит прозвучать приговору Пламени, как вспомнят и о его сыне. Лучше бы умертвили мальчика загодя. Нет большего позора для основа, чем нерадивое потомство. Впрочем, чего ждать от си-тэль из Райо. Обычных самок. Шлюх. Своими соображениями Вейстар уже поделился с падааном Аолларом, если вдруг тот сам захочет иметь потомство. Пусть берет самку из Академии. Там их растят хотя бы в специальных условиях. И такая не передаст плоду свою слабость. Вероятность этого, по крайней мере, будет ниже.

Основы совещались, не останавливаясь ни на окандэ. Правда, со стороны это не выглядело так. Сторонний зритель подумал бы, что основы просто пристально рассматривают Пламень, и обмениваются репликами лишь время от времени. Это не так, но не низшему судить о поведении высших.

— Она должна войти в Нефтиду, — сказал, наконец, Вейстар.

— Вернуть жизнь Началу Огня, — Трея поняла, что говорится это почему-то для нее.

Так и осталось загадкой, кто была та самая женщина, что спасла ее? И ведь не спросишь ни у кого, кругом эти сплошные Асары. Еще и старые, явно выжившие из ума!

— Да, — сказал Аоллар. Во снова будет в нужном положении в следующую тэра. Отведите в Начало Огня и убейте.

— Это долг падаана, — прозвучало в ответ. Прозвучало со всех сторон, но вслух осмелился сказать только Прейставалаар.

Аоллар помнит, как уже убивал Трею.

Как она умудрилась выжить и стать еще красивее? Непостижимо.

Вот только в его планы больше не входит убивать Пламень или кого бы то ни было. Он устал. Он хочет отойти от дел.

— Падаан сделает это.

Вейстар — вот идеальный падаан. Пусть брат решает, что делать. Его не испортил поиск этого проклятого Пламени, странствия по низшим мирам. Жизнь со скотом! Он не познал Малодушия, не подобающего истинному Аст-Асар… Он не вдыхал аромат волос Кэтти.

Он будет хорошим отцом для Ашт.

— Что будет с Коином? — Вейстар решился спросить сам, раз суд над Пламенем позади, а судьба сына все еще остается неизвестной.

Аоллар не ответил. Мыслями снова был далеко.

Аоллар Начало Воздуха

Падаан Аоллар склонил голову перед Нефтидой Начала Воздуха.

Здесь Ратлат получил послание. «Пришел Пламень и пришла Вода».

Он хотел пойти в Начало Льда, где Нефтида изображает русалку на морском змее, но что-то не пустило его.

Я становлюсь стар. Я больше не управляю своими действиями. Я утратил контроль над желаниями и помыслами, и вот, действия вышли из-под контроля.

Сначала сумбур пришел в помыслы. Потом в желания. И теперь я не властен над поступками.

Аоллар поднял голову к Идолу, и ему показалось, что прозрачная статуя усмехается, презрительно кривит линию рта.

Пламень найден. Осталось найти Воду. Как это сделать? Если Пламень видели в лицо двое низших, и он, Аоллар, он смог опознать его, как найти Воду?!

Я знал то, чего не знают другие. Но это не дает мне ровным счетом ничего. Основы, которые ушли… У низших принято говорить — умерли. Наверно, я слишком долго был среди низших, если сам начал говорить и думать, как они. Я знаю, что Вода — дочь кого-то их них. Дочь, не рожденная на Ашт. Как и Пламень. Чья это дочь?

Дух Нефтиды может родиться только от семени бессмертного основа… лишая тем самым его бессмертия.

Вода — дочь кого-то из умерших основ. Или тех, кто покидал Ашт. Но если за пределами Ашт был шанс найти ее, то здесь, в проклятом мире, это не возможно. Это похоже на заговор против его мира. Очень похоже.

Есть та, кто может узнать Воду. Та, кто давно не живет среди Аст-Асар. Метея может узнать. Узнала же она, где Пламень. Узнала и помешала спасению Ашт. В следующий раз Аоллар сможет предотвратить вмешательство. Ей не поможет даже покровительство Черной Исиды.

Сила призраков сильна, но даже она — ничто по сравнению с силой живых Аст-Асар.

Аоллар почувствовал на себе взгляд.

Но здесь некому смотреть на него. Он один в Начале. Если только…

Аоллар медленно поднял взгляд к лицу Идола. На него зло смотрела Нефтида Воздуха.

Идол был мертв, на бесцветном прозрачном лице жили только глаза. Сегодня они светились синим.

— Кто узнает воду, Идол? — бесстрастно спросил Аоллар.

Глаза Нефтиды сверкнули ненавистью, Аоллар не ждал ответа.

Но ответ прозвучал.

— Ты.

* * *

Не слишком ли много для него?!

Он нашел и вернул Ашт Пламень. И теперь, по злой иронии Идола, ему предстоит искать Воду!

Впервые Аоллар почувствовал, что может просто скрыть пророчество. Никто не слышал Нефтиды, кроме него. Начало спокойно.

Все, чего хочет Аоллар, дожить то, что ему осталось на родной планете. В иллюзии существования своего мира. Вершины мира. Не з н а т ь, не быть шакалом на кладбище, не в Дото… В обычном акитэ, подальше от проклятых Начал.

Он хочет оставить после себя потомство.

Он скоро уйдет из жизни, он знает. Но когда умрет бессмертный падаан, другие основы узнают его тайну. Бессмертный не может умереть, если не оставил потомства.

Единственный способ защитить малодушно оставленную дочь, пусть и рожденную от недостойной… Рождение сына на Ашт.

Проклятие Ашт, что здесь рождаются только сыновья, оно же и благословение.

Решено. Как и другие, он возьмет себе жену из Академии.

* * *

Покинув Начало, Аоллар потянулся к позывным.

— Шила. Выбери жену в Академии.

— Для основа? — деловито поинтересовался хриплый голос.

— Для основа, — подтвердил Аоллар. Подумал, и добавил. — Для правящей династии.

Тот, кто беседовал с ним, что-то спросил.

— Мне все равно.

Трея
Дото

Хранитель сверкнул зеленой вспышкой, словно подмигивая, и снова слился с белым цветом стены.

Ненавижу белый цвет, подумала Трея. Нет, правда! А ведь это я настояла, чтобы стены в нашей квартире покрасить в кипенно-белый. Алекс сопротивлялся до последнего, хотел добавить хоть немного бежевого… персикового, но я была непреклонна. Как всегда, — грустно усмехнулась.

— Так вы здесь тюремщик? — спросила в очередной раз мерцающий силуэт. На этот раз Хранитель даже не удосужил себя ответом.

— Неужели сразу палач?

Алая вспышка.

Трее показалось, обиженная.

— Интересно, а что мне еще думать? Вы не даете возможности побыть одной. Хотя бы и перед смертью. Такие же примерно, с большего, как вы, уже убивали меня на этой планете. Ваше присутствие деморализует. А может, это и есть ваша цель?

Мерцающий силуэт почернел. Видимо, от досады.

Трее захотелось плюнуть в него, но в следующую секунду она порадовалась, что не успела этого сделать.

Потому что пустой ореол стремительно наполнился красками, они забродили, заиграли в его пределах, прорисовывая контуры, чтобы в следующий момент улыбнуться Трее ее собственной улыбкой.

Трея вздрогнула, а потом скривилась.

— Пошло, — сказала она. — Значит, я права. Твоя функция — деморализовать меня.

Трея, сидящая напротив, перекинула ногу на ногу, и стоило Трее вернуть взгляд к ее лицу, оказалась Алексом.

Трея вскрикнула.

Алекс задумчиво смотрел на нее, и чем больше Трея смотрела на него, тем больше понимала — это не ее муж. Это не Алекс. Ее намеренно сводят с ума.

Алекс кивнул, и перед Треей оказался новый человек, к счастью, не виданный прежде, незнакомый.

С длинными тонкими волосами, неинтересной, серой внешностью. Нельзя сказать, что он непривлекателен, это было бы неправдой, просто на ровном стандартном немолодом лице не за что было зацепиться взгляду. Это был тот самый случай, когда при пропаже такого человека и при просьбе следователя описать его, знакомые выдали бы что-то вроде: глаза, нос, губы, то есть рот, лицо. Два глаза, да. У него два глаза, это мы помним точно.

Трея подумала, стоит ли говорить с этим странным существом, в том, что оно — живое, она сомневалась. По крайней мере, раньше не сталкивалась с такой странной формой жизни. Наверняка, это их местный робот. С этими их технологиями, — подумала она.

А может, куда проще — голограмма. Из списка развлекательной программы перед смертью. Вот только я ничего подобного не заказывала. Так что спасибо.

— В бесконечном круговороте перерождений каждое отдельно взятое существо не единожды бывало нам матерью или отцом, — неожиданно приятным, хорошо поставленным голосом, произнес не то робот, не то призрак.

— Вот как, — только и нашлась Трея.

Мужчина напротив склонил голову, разглядывая ее.

— Я поняла! — Обрадовалась Трея. — Вы здесь, чтобы вести со мной душеспасительные беседы… Или как это называется в вашем сумасшедшем мирке?

— Человек, — спокойно сказал мужчина. — Ты должен радоваться. Через тэра ты присоединишься к з н а н и ю Ашт. Станешь его вместилищем, выражением воли.

— Выражением воли знания? Аоллар сказал, что я буду чем-то вроде наполнителя для идола, если я правильно его поняла. Сказал, прежде чем начать убивать меня. Знаете, как это?

— Хранители проходят похожую инициацию, — сказал мужчина.

— Да что за мир у вас такой! Из детей воспитывают роботов, запрещают им эмоции, женщин держат на коротком поводке, на улицах женщины обязаны сливаться со стенами. Хранители знания, или кто вы там, приобщаются к этому знанию через мучительную смерть…

— Ты не прав, человек, — ответил Хранитель.

— В чем?

— Во всем. Ты превратно судишь о мире высших. Физическая оболочка слишком слаба, чтобы принять з н а н и е Ашт. Мне пришлось избавиться от нее.

— А эти ваши… Аст-Асар, они это ваше знание хранят?

Хранитель покачал головой.

— Нет. У них другая функция, другое предназначение.

— Знаю, слышала. Радение обо всех существах во всех мирах?

— Не смейся, человек. В тебе говорит обида и злость. Когда омраченный эмоции уйдут вместе с грубым физическим телом, тебе станет стыдно за эти слова.

— Как же мне станет стыдно, если не останется больше ни одной омраченной эмоции? Или стыд — не омраченная?

— Ты цепляешься к словам, не понимая их сути, — высокомерно ответил призрак.

— Куда мне понять!

— Не держись ни за свое тело, ни за душу, и, не смотря на бессмысленность твоего существования, увидишь свет. Станешь светом.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Трея. — Наверно, белым, да?

Хранитель не обратил внимания на иронию. А может, не заметил ее. Он продолжил увещевания.

— Получив доступ к знанию высшей расы, став этим знанием, ты навсегда избавишь себя от бессмысленной цепочки перерождений.

— А с чего вы взяли, что я хочу от нее избавиться? — удивилась Трея. — Вы так говорите, как будто я сама напросилась к вам на казнь.

— А разве нет?

Трея опешила.

— Нет, можете меня вычеркивать, милейший! Не просила я смерти от боли.

— Да я не об этом, — Хранитель махнул рукой, — разве ты не хочешь прекратить свои странствия из жизни в жизнь?

— Совершенно не хочу.

— Как это возможно?! — патетически воскликнул Хранитель.

— Вы знаете, запросто!

— Я понял, человек. Ты еще невежественнее, чем я думал.

— Возможно. Вот и хочу пожить подольше, глядишь, научусь чему-то нужному.

— Я должен поведать тебе свою историю.

— Ну, раз должен, поведай. Не запрещать же тебе, правда?

Хранитель проигнорировал сарказм Треи.

— Я был молод, как ты… — начал он.

— И жив? — перебила его Трея.

— Ты говоришь со мной, человек, как я могу быть мертв? — сварливо ответил призрак.

— Запросто, — сообщила Трея.

— Ты невежлив, невоспитан, мыслишь предвзято и узко, — заявил Хранитель.

— Меньше текста, любезный, меня скоро на казнь поведут.

— Не поведут, — беспечно махнул призрак рукой. — Целую тэра не поведут. Есть время поговорить.

— Да, замечательно, — согласилась Трея.

— Итак, я был молод и беспечен. Я тратил драгоценное время на то, что сидел, и смотрел, что происходит на улице…

Я увидел, что в палисаднике напротив сидит молодая женщина. Она качала на руках младенца и ела ягненка… Волосы ее были подобны лучу утренней зари, и лицо ее, такое глупое и невежественное, было словно выточенное из драгоценного мрамора, и груди ее…

— Эй, Хранитель, остынь. Ты отвлекся, по-моему. Про груди мне знать без надобности. И как ты мог увидеть волосы и все остальное этой женщины? Ваши женщины не открывают головы, им не разрешено воспитывать детей, они не едят в присутствии мужчин. Или в древности здесь было по-другому?

— Я не знаю, как здесь было в древности, — нервно дернул глазом призрак. — Я говорю о своей планете…

— Так ты не с Ашт?

— Нет, конечно. Здесь у пришельцев нет иной судьбы, как стать Хранителями…

— Вот как! Хотела бы я пообщаться кое с кем, сдается мне, эта парочка не подозревает, что их ждет. Одного не жалко, а вот второго немного, того, у которого дочка недавно умерла, он мне понравился, — доверительно сообщила Трея призраку.

— Человек, ты будешь слушать мою историю, или нет? — обиделся призрак.

— Прости, пожалуйста.

— Так вот. К этой, вне всякого сомнения, незнакомой женщине подошла собака и, учуяв запах мяса, стала выпрашивать еду. Женщина собрала кости, бросила собаке и принялась ругать ее. Это была не очень умная женщина, — посетовал призрак. — Собака залаяла в ответ, но съела кости…

Хранитель замолчал.

Трея не стала перебивать его.

— В этот миг мне снизошло видение. Я увидел связь между всеми участниками этой сцены!

— И какую же связь ты увидел?

— Милостью неба мне открылась страшная тайна: овца, которую ела женщина, в прошлой жизни была ее отцом, собака — матерью. Не зная этого, она не испытывала к ним никакого сострадания. А любимый ребенок, лежащий на коленях, был в прошлой жизни врагом, замучившим ее до смерти.

Тогда я понял: Женщина качает злейшего врага и думает, что любит всем сердцем, ест мясо отца, ругает мать, жена доедает кости мужа!

В тот же миг я увидел бессмысленность бесконечного круга перерождений и потратил остаток жизни на поиск истины.

— Как я понимаю, истину ты нашел на Ашт.

— Это высшая планета, — уклонился Хранитель от ответа.

— Значит, не нашел, — поняла его по-своему Трея. — А по мне, то, как они здесь живут, совсем не похоже на что-то не то, чтобы высокое, но даже человеческое.

Хранитель не ответил.

— Слушай, — лицо Треи озарил живой интерес. — Тут мне их главный, Аоллар, который привез сюда, говорил, что все, абсолютно все древнее культурное наследие, которым обладает каждая раса, — Трея решительно избежала употребления термина «низшая», — все древние памятники культуры, истории, священное писание, такое как библии, веды, маду нетчер и прочее, все это оставлено смертным Аст-Асар, все это и х знание? Раз ты — Хранитель этого всего, открой мне правду? Я-то все равно уже никому не скажу, а скоро и сама все узнаю…

Призрак замялся. На бесстрастном лице пролегла тень сомнения.

— Вообще-то нефера — выше Хранителя, — неуверенно пробормотал он.

— Вот, — обрадовалась Трея, подбадривая.

— Но ты еще не нефера!

— Я уже почти! Меня уже убивали у алтаря, ты должен это знать, раз все знаешь. Скоро добьют.

— Ответ на твой вопрос — и да, и нет, — Хранитель попытался уйти от прямого ответа.

Но Трея настроена решительно.

— Ты хочешь сказать, что даже если они и передавали знания низшим расам, ладно, ладно, когда передавали… Далеко не все знание принадлежало им, да?

Хранитель молчал.

— Значит, я права!

Хранитель продолжал молчать.

— Слушай, а в чем твоя функция сейчас, здесь? Охранять меня? Так заперто, я не выйду. И не убегу далеко. Любой встречный Аст-Асар скажет мне «ну что же вам все не терпится, уважаемая, сидите спокойно в своей белой камере, ожидайте своей очереди на казнь… нечего здесь бегать, сверкать голыми ногами и руками да непокрытой головой во грех высшую расу вводить»… и за ручку, как миленькую, вернет сюда. Так что ты здесь зачем?

Призрак не отвечал. Он застыл на месте неподвижной голограммой, став частично прозрачным.

Вот и поговорили, сокрушенно подумала Трея.

— Очень просто, — от стены отделилась белая женщина. Женщина, уже знакомая Трее. — Хранитель здесь, чтобы сдержать меня.

Раки Академия Тэль

— Ундина, ты дома?

— Ундина!

— Айнона!

— Не отвечает…

— Нет в китэ?

— Наверно, нет…

— Куда же она делась? В свободном корпусе тоже нигде нет, мы смотрели.

— Может, в бассейне?

— Хочешь проверить?

Судя по утихающему стуку каблучков, эта неугомонная троица — Олена, Вейлиса и Серсена решила обыскать бассейн.

Раки облегченно выдохнула, она задерживала дыхание, словно девочки могли услышать его в коридоре.

Раки лежит на полу своей китэ, пятой точкой плотно подпирает белую стену, ноги перпендикулярно телу, на стене. Медре Хакита говорит, что перевернутые положения способствуют прилитию крови к мозгу, а значит, повышению умственной активности. А Раки позарез нужна эта самая умственная активность! Собственный запас на исходе! Она уже уничтожила весь запас шоколада и сладких орешков, выпила три большие чашки густого сладкого отвара, но голова у нее не резиновая, предметы перестают помещаться, толкаются в тесноте, говорят сварливыми голосами, и соображает Раки все медленней и медленней.

Еще шесть пунктов Устава Си-тэль, их обязательно вызубрить наизусть, а все никак.

Томик уже кофейного цвета лежит рядом, и Раки кажется, что стоит ей просто прочитать из него хотя бы два слова, как ум взорвется и забрызгает эти безупречно белые стены китэ отвратительными каплями бессилия.

Тогда все медре увидят, до чего довели меня! — мстительно думает Раки. — А мио, конечно, устыдятся своего поведения, что то и дело отвлекали меня от занятий! Им-то что! Они этот Устав постепенно, год за годом учили! А мне приходится наверстывать по выражению медре Атель «пробелы в знаниях» с рекордной скоростью! — она думала так и чуть не плакала, очень нравилось жалеть себя.

Нет, — вдоволь напредставлявшись самых жалких сцен со своим в них непосредственным участием и всеобщим прозрением в финале, как «они» были к ней несправедливы, Раки фыркнула, но смеяться передумала. Хочется — не хочется, а пора браться за Устав.

Скоро ужин, а сегодняшняя программа все еще не готова. Хотя, если не пойти на ужин… Конечно, ближе к ночи она проголодается, и скорее всего, ляжет спать на голодный желудок, но, во-первых, эка невидаль, а во-вторых, тогда она точно все успеет, и, в-третьих, сейчас-то ее мутит от съеденного сладкого!

Итак…

Стараясь сохранять спокойствие, Раки придвинула к себе книжку в кофейной обложке.

Начнем.

Правило 67-1g

Си-тэль должна уметь развлечь себя в отсутствие мужа. Запрещается грустить, скучать, испытывать отрицательные эмоции. Если мужу прямо или косвенно стало известно об отрицательных эмоциях си-тэль, он имеет право наказать ее, выбрав способ наказания на свое усмотрение.

Ближе к кофейному цвету Устав постепенно обрастал зверствами и прочими нелицеприятными подробностями. Наказания идут отдельной темой, насчитывается 133 пункта. Раки пробовала читать, затошнило. Решила переждать, когда проголодается немного.

Правило 68-1g

Си-тэль обязана во всем подчиняться мужу. Си-тэль не имеет права отказывать мужчине. Отвечать, когда он спрашивает, используя самый спокойный, доброжелательный тон. Покорность — главное достоинство женщины.

Покорность — главное достоинство женщины… Я бы забыла об этом, честное слово, если бы вы не напомнили. Какой раз по счету я зубрю этот постулат? В самых разных вариациях. Стоп! Да, так и есть, он повторяется каждое шестое правило. Главное, не спутать ничего… Точно, каждый шестой. Меня, похоже, гипнотизируют. Или зомбируют, как в книжках ужасов?!

Правило си-тэль 70-1g

Речь си-тэль — журчание ручья, тихий шелест листвы, легкое дыхание послеполуденного ветра. Си-тэль не имеет права говорить с мужем холодным, отстраненным, равнодушным тоном. В этом случае муж имеет право наказать си-тэль, выбрав наказание на свое усмотрение. В случае враждебного тона или враждебного молчания муж имеет право убить жену.

Ч т о?!!!

— Ты не думай, — сказала сегодня Олена. — Это древние законы. Аст-Асар предпочитают развлекаться и весело проводить время со своими женами, вместо того, чтобы проверять их знания дословно. Просто надо знать Устав, и все. Отнесись к этому рассудительно: выучила, пришла, ответила, вышла, обнулилась. Или, думаешь, муж после свадьбы станет гонять тебя по знанию пунктов Устава? Это только нашим старым грымзам медре и надо.

— А им-то зачем? — спросила тогда Раки, не поняла.

— Как зачем? — удивилась наивности подруги Олена. — Их-то в жены никто не берет, не заботится о них!

Почему я именно сейчас вспомнила тот разговор? — подумала Раки и сама себе ответила, причем вслух:

— Да потому что в гробу я видала такую заботу!

С трудом преодолела порыв отбросить Устав как гадкое, неприятное, к тому же опасное насекомое, подумала, не зря эти томики у некоторых девушек выглядят столь потрепанными. Медре думают, мио зачитываются, ага! Есть чем!

Дальше идет небольшое отступление, выделенное зеленым шрифтом.

Как правильно приветствовать мужа, который входит в твою китэ?

Так, то есть встречать его — не выходить, а как же тот Правило, вон, 66-1в, по поводу встречи мужа в праздничном настроении…

Стоп, если я сейчас туда полезу, я просто сойду с ума, итак в голове курпичный пудинг вместо мозгов!

Встречая мужа, си-тэль касается земли коленями, локтями, ладонями и лбом.

Ступни при этом она должна от пола отрывать, что ли?!

∙ Коленями — в знак своего низкого положения.

∙ Локтями — в знак своей беззащитности.

∙ Ладонями — в знак своей открытости.

∙ Лбом — в знак доверия своей жизни.

Не перепутать бы, в знак чего что, заранее огорчилась Раки. И не ляпнуть что-то навроде — «лбом — в знак своего скудоумия»… Раки представила выражение лица медре Ратифы, фыркнула.

Почему меня это веселит? Может, во все это просто невероятно поверить, и я отношусь, как к чьим-то больным фантазиям? Или… Может ли это значить, что я смирилась, прекратила внутренний протест?!

По-моему, у «девочек» Кэтти прав больше, чем у жен высшей расы. «Гости» — те тоже сами выбирали способ наказания, а «девочки» ничего поделать не могли. Но я что-то не припомню, чтобы они так унижались… Впрочем, в комнаты я не заглядывала, но не представляю Селену или Иви, или даже Кэтти, ползающую перед мужчиной на локтях и коленях, говорящую при этом голосом, что тише шелеста весенней листвы и журчания ручья…

Правило си-тэль 71-1g

Си-тэль не принимает пищу в присутствии мужчины. Если муж дал на то свое разрешение, она не должна совершать провокационных действий губами, руками и ресницами.

Это вообще как? И спросить не у кого… Девчонки меня в бассейн искать ушли. Вот бы сейчас в бассейн… Тем более, что медре Хакита разрешила…

Раки перевела взгляд на панель.

Не успею, с горечью поняла. Черед тридцать окасе бассейн закроют. Похоже, и на ужин не успеваю, не становиться же отстающей по Уставу! Здесь, наверно, большего позора нет. Хотя и отстающих по Уставу нет, так что и не проверишь.

Итак…

Правило 72-1g

Раки перевернула страницу, когда в дверь постучали. Именно постучали, проигнорировав входящий сигнал. Значит, не хотели, чтобы информация попала в систему.

— Кто там? — рефлекс, выработанный еще на Сьерре-Алквисте, сработал раньше Раки.

— Мио Айнона, — раздался тихий голос старшей по группе.

Раки вскочила и, покачнувшись от того, что в глазах от резкой смены положения потемнело, в два прыжка преодолела расстояние до проема.

— Мио Иветт? — спросила удивленно, нажимая на допуск.

— Еще раз приветствую, мио Айнона, — старшая быстро вошла в китэ, но осталась у проема. — Вы мне нужны. Поможете?

— Конечно, — мио Иветт неловко мяла в руках какую-то зеленую ветку, и пряный прелый запах растекся по китэ Раки. Старшая мио, вопреки обыкновению выглядела обеспокоенной, даже испуганной. На бледной щеке алела широкая полоска, и Раки поспешила отвести взгляд от лица старшей, демонстративно уставившись на ветку в ее руках.

— Вилиса, — проследила Иветт взгляд Раки. — Меня просто успокаивает этот запах. С детства привыкла к нему. Даже сушу в своей китэ, и делаю закладки для книг, и у изголовья кладу…

Девушка запнулась, закусила тонкую бледную губу — единственный изъян на бледном лице, который с лихвой компенсировали огромные, кукольные, темные, почти черные глаза в роскошных ресницах. Медре и остальным мио было понятно, что это украшение не покинет мио Иветт с возрастом, наоборот, когда лицо молодой девушки станет произведением искусства, до чего доводят свою внешность си-тэль к тридцати-сорока годам, с красотой Иветт вряд ли кто сможет посоревноваться. Это сейчас, в невзрачного цвета платье, с нелепой официальной прической Иветт выглядела просто хорошенькой, но Раки видела старшую мио, когда та сушила длинные, пепельного цвета волосы после плавания, и помнит, как одна выпускница, не Тэлея, другая, сказала, проходя мимо:

— Когда вы наденете итарсе, мио Иветт, ни у кого рядом не будет шансов, ни у одной мио! Как хорошо, что я выпускаюсь оборотом раньше!

Сейчас мио Иветт выглядела обескураженной, она, ни с того, ни с сего, разоткровенничалась на ровном месте, с человеком, которого совсем не знает, но к которому пришла за помощью… Зачем-то сказала, что нюхает вилису, когда нервничает, а потом сообщила, что вилиса у нее повсюду… Вот глупая!

— Понимаете, — начала она, и Раки не перебивала ее. — Это так неожиданно вышло…

— Мио Иветт… Иветта, — Раки хорошо виден испуг в глазах старшей по группе, отчего она сама невольно заразилась мандражом, — Что случилось?

— Не со мной, — поспешила ответить Иветт, и Раки перевела дух. Вздохнула спокойней и сама Иветт.

— Медре Терения поручила мне поговорить с новенькой.

— Со мной? Медре Знающая?! — не поняла Раки.

— Да нет же! Надо же, я до сих пор не сказала… У нас новенькая, девочка пятнадцати оборотов. И мне поручили поговорить с ней, ввести в курс, рассказать о группе, о занятиях.

Картина начала проясняться.

Когда Раки лежала в палате догдэс, первой из девочек, кого она встретила, была именно мио Иветт. А еще Олена, Вейлиса, Серсена, Роста, Милия…

Об Академии рассказывала только Иветт, остальных привело любопытство, всем хотелось посмотреть на новенькую. Ну и официальное разрешение не ходить на свободные занятия тоже сыграло роль. У Раки до сих пор было это разрешение — и вся группа ей завидовала. Забывали только, что эти окасе, когда остальные плавают в бассейне, рисуют, поют, сочиняют стихи, развивают слух, занимаются культурой тела, она, как проклятая, сидит в своей китэ за томиком Устава!

Да, когда это стало возможным, ее навещали каждый день, во время свободных окасе…

А сейчас. Начнем с того, что свободные окасе благополучно закончились, сейчас время ужина, и мио Иветт пришла к ней, явно для того, чтобы пригласить с собой, присутствовать при беседе с новой мио. А по нервно подрагивающим рукам и покусанным губам, по основательно измочаленной ветке вилисы можно понять, что у новенькой она уже была. Какой из этого делаем вывод? Наверно, у бедняжки жуткая акклиматизация, Раки вспомнила, как сама мучилась, но о том, что Иветт никогда не пугало плохое самочувствие новой мио, наоборот, старшая помогала, как могла, отвлекала, говорила, рассказывала о группе, о том, как они все здесь счастливы, Раки не подумала.

— Акклиматизация? — спросила Раки.

— Если бы, — прошептала Иветт. — Ее прислали из Райо. И я понятия не имею, что делать… А вы… Ты… не болтаешь особо…

Видимо, выражение лица Раки красноречиво повествовало о недоумении и умственном ступоре, потому что Иветт дернула ту за руку.

— Пойдем, сама увидишь!

Потом опомнилась, сказала совсем другим тоном:

— Мио Айнона, приведите в порядок прическу и форму одежды, и следуйте за мной.

Правда, спустя окандэ нетерпеливо топнула ногой в аккуратной, кофейного цвета туфельке.

— И так сойдет, пошли! — и потянула Раки за собой.

* * *

Здание догдэс в городке Академии отразило белыми стенами закатный свет Астаира. Стоило Раки и Иветт подойти к главному проему, как он открылся, впуская мио в себя.

Зашли без кода, отметила Раки, точно, Иветт здесь уже была.

Два уровня вверх — как все здесь знакомо Раки! Новенькая девочка лежит в палате, где не так давно лежала она сама.

Мио Иветт замешкалась перед проемом палаты, и Раки поняла, что та нервничает даже больше, чем могло показаться на первый взгляд.

Она боится, поняла Раки и взяла Иветт за руку. Думала, старшая отдернет руку, напомнит Раки о субординации, но Иветт неожиданно сжала пальцы и виновато улыбнулась.

— Пошли, — мягко сказала Раки, Иветт кивнула.

Проем исчез, чтобы вновь возникнуть за их спинами, стоило девочкам перешагнуть порог.

Здесь все было вверх дном. Когда здесь лежала Раки, сильнее пахло лекарствами, но было куда чище и уютнее. А сейчас… Перевернутый поднос, водоросли из салата устилают пол, смятые грязные простыни, полотенца…

Темноволосая девушка, нахохленным комком сидит на кровати и кутается в простыню. Взъерошенной прической, взглядом исподлобья она напоминает драчливого воробья.

Новенькая оказалась милой на вид, и даже хорошенькой, если бы не потекшая с глаз и губ краска, цинично вывернутая линия рта и едкий, колючий взгляд. Рядом с кроватью валяется несколько скомканных жгутами полотенец, и еще два жгута свисают, привязанные к железным бортам койки.

Алая полоска у рта девчонки, которую Раки сначала ошибочно приняла за размазанную помаду, оказалась розовым следом-отпечатком.

Ее привязывали к кровати! — поняла Раки, заметив, что девчонка осторожно трет запястья, и поджимает ноги, словно боится, что ее опять схватят. Зачем?!

Объяснился испуг Иветт, и нерешительность старшей мио, и алый след на безупречно белой, гладкой щеке. Раки сразу стало ясно, кто именно отвязал новенькую.

— Опять приперлась, — нехорошо осклабилась новенькая, обнажая мелкие белые зубы, что сразу добавило ей сходства уже не с воробьем, а с каким-то хищным зверьком, с хорьком, что ли… нет, скорее с куницей! — Мало тебе?! Еще одну притащила?

— Дарова, — Раки поздоровалась с девочкой, не на манер Ашт, без всех этих складываний рук в приветствия, которые жителя малоцивилизованной луны должны конкретно выбесить, если Раки хоть что-то соображает в психологии «девочек».

Потому что эта русоголовая, взъерошенная, напоминающая хищную куницу со Сьерры-Алквисты, новенькая — явная «девочка». Ее выдал запах.

Неприязнь в серых, по-своему красивых глазах сменилась испугом, а потом недоверием.

— Ты че эта…

— Выросла в Доме, — честно сказала Раки, и уселась прямо на кровать, на смятые простыни.

— А я в одиннадцать лет попала, — неожиданно миролюбиво ответила новенькая. — Батя продал за долги.

— В одиннадцать?! — Кэтти не связывалась с детьми, и реакцию Раки можно понять. Иветт, которая понимала каждое слово в отдельности, но вряд ли все вместе, хлопала своими красивыми глазами, переводя взгляд с новенькой на Раки и обратно.

— Чейта эта фря таращится?! — новенькая явно чувствует себя неуютно рядом с Иветт. Насчет Раки пока не решила — определять, как «свою», или погодить. Но Раки хоть не корчит из себя святошу!

— Она не фря, — мягко поправила Раки, и потянула Иветт, тоже приглашая сесть прямо на кровать новенькой. — Она своя. Наша старшая мио. И должна заботиться о нас с тобой.

Иветт послала Раки благодарный взгляд. Она слабо понимает, что происходит, и сидит на краю кровати новенькой, с прямой спиной, точно жердь проглотила, стараясь занимать как можно меньше места (ведь это решительно против этикета!), что рискует шлепнуться пятой точкой об пол. Впрочем, подумала Раки, это развеселило бы новенькую.

— Заботца, значит, — лениво процедила новая мио Академии Тэль и вульгарно цокнула языком. — Мамка что ль?

Раки, вопреки ее ожиданиям, рассмеялась.

— Ты притворяешься, — уверенно сказала она. — Ты прекрасно понимаешь, где находишься, и что происходит, и что перед тобой вовсе не мамка, а старшая мио. Но отчего-то хочешь казаться вульгарнее и грубее, чем на самом деле.

— Выискалась еще психиатричка, — процедила новенькая.

— Меня, кстати, Раки зовут, — миролюбиво продолжила Раки. — Но здесь дали имя Айнона. Считают, благозвучнее… А тебя?

— Куун, — сообщила девушка, зло сверкнув глазами. Ей явно не понравилось, что Раки так легко ее разгадала.

— Послушай, — сказала Раки. — Здесь никто не хочет тебе зла. Особенно мы. Мы — такие же, как и ты.

— Ты хочешь сказать, что тоже против своей воли?

— Меня не спрашивали, когда везли сюда, — решила немного покривить душой Раки. — Иветт… Я не знаю, она сама расскажет тебе, если захочет. Ты могла быть настроена враждебно к медре или ге-до, но и они вряд ли желают тебе зла. Даже они здесь — зависят от Закона, который возведен на этой планете выше статуса Лордов.

— И у женщины, по этому Закону, есть вполне конкретное место, — тихо сказала Иветт.

Куун бросила на Иветт быстрый взгляд.

Она жалеет, что ударила ее, подумала Раки. Она начинает видеть в нас «своих». Это хорошо. Теперь я понимаю, почему мы одни, почему здесь нет медре и врачующих. Они справедливо решили, что мы лучше найдем общий язык.

— Уберите поднос, — попросила Кун. — Этот запах заставляет меня сатанеть.

— Не любишь водоросли? — спросила Иветт.

— Мне повсюду мерещится запах рыбы. Слишком напоминает об отчем доме. — Куун невесело усмехнулась. — Откуда продали в Дом. Я из очень бедной семьи, — пояснила она Иветт, пока Раки управлялась с подносом и тарелками на полу. — Мой отец — рыбак, а маму я никогда не видела. Вообще он не хотел продавать меня, покупатель пришел за сестрой, она на три года старше. Зачем тебе ждать? Спросил он отца. Годом раньше, годом позже. А сейчас я могу заплатить за младшую больше. И отец согласился…

— В Доме меня не сразу допустили к «гостям». Через год. Потом мы с Айстер сбежали. Это моя подруга, мы вместе прилетели сюда. В Райо. Но вот, выверили возраст, привезли сюда. В Академию… — Куун опять цокнула языком. Нужна мне эта Академия… Я хотела остаться в Райо!

— Тише, — попросила Иветт.

— Не боись. Во мне столько успокоительного… На весь ваш класс, или что там у вас, хватило бы.

— В Райо? — Раки удивлена. — Но ведь это…

Ладно, здесь все свои, можно и озвучить.

— Это же район проституток.

— А я кто? — усмехнулась Куун. — Да что я тебе рассказываю, ты ведь не видела Райо… Мне кажется, название это — от слова Рай… — она мечтательно закатила глаза.

— Лучше чем здесь? — Раки не поверила.

Куун только фыркнула.

— Но ведь… Если ты из Академии, ты выходишь замуж, — попробовала уразумить больше себя, чем новенькую, Раки, стараясь не думать о новых и старых правилах Устава, которые радовали с каждым цветом тома все больше. Не думать не получилось, и прозвучало паршиво. И фальшиво.

Куун твердо взглянула на нее и сказала:

— Хочу быть си-тэль Райо! Лучше жить честной, свободной шлюхой, чем шугаться каждого шороха и сливаться всю жизнь с цветом стен и пола…

— А в Райо нет Устава? — не поняла Раки.

— Есть. Но там до него дело, как до абстрактного кварка! Аст-Асар приходят кайфовать! И сиреневый спектр меня дери, они умеют ухаживать! Вопрос — хочу ли я носить шикарные итарсе, спать до полудня и пить шампанское? Или дрожать в белой в китэ, ожидая мужа?! По-моему, ответ очевиден, — тихо и совсем другим тоном добавила Куун.

Раки замешкалась с ответом, улавливая логику в словах «девочки». Надо сказать ей о преимуществах! О возможности иметь и воспитывать детей, о возможности гулять и даже работать, если муж разрешит. Но рот почему-то не открывался, Раки все никак не могла собраться с мыслями.

Раздался тихий, бесцветный, но твердый голос Иветт.

— Для них женщина, не более чем домашнее животное. Тебе решать — жить в Зоопарке или при хозяине, который дает хоть какую-то иллюзию защиты, — тихо сказала Иветт.

Куун и Раки ошарашено уставились на нее.

— Приезжие си-тэль думают встретить здесь развлечения и богатство, — продолжала Иветт. — Для них Дома, целые коллекции итарсе и шампанское рекой — роскошь после глинобитной рыбацкой хижины, или места прислужницы, — Иветт бросила быстрый взгляд на Раки. — Приезжие си-тэль не учитывают одного: какие бы умные, смелые, отважные и красивые они ни были, любой Аст-Асар сломает их в окандэ.

Нет в мире более низкого места для женщины, чем Вершина мира. Хуже всего то, что женщины не в силах противостоять Аст-Асар, не в силах преодолеть свою привязанность. Вы ведь хотели с подругой уехать? Заработать и уехать? Ашт богатый мир…

Куун ошарашено кивнула.

— Это не возбраняется. Для си-тэль из Райо. И знаете, сколько покинуло Ашт с момента утверждения Райо?

Девочки потрясенно молчали.

— Ни одной. Ни одна женщина не может покинуть Аст-Асар. После… близости. Это хуже наркотика. Хуже ужаса. Вы будете ползать на коленях, умоляя о милости, о том, чтобы вас заметили. Вы будете трястись не за свою жизнь, а за то, что Аст-Асар охладеют к вам, и придется возвращаться сюда медре, чистолями… нет хуже для женщины Ашт, чем отсутствие покровительства Аст-Асар.

— Иветт, — Раки опустила руку на открытую ладонь старшей мио.

Иветт горько улыбнулась.

— Чем раньше ты примешь свою судьбу, тем лучше, Куун. И приготовься, здесь тебе дадут новое имя, и ты перестанешь быть Куун. Появится новая Айнона или Иветт — си-тэль Академии, чьи желания мало кого-то волнуют. Никому не интересно, что ты думаешь, что чувствуешь. Никто не спросит, как прошел твой день. Здесь не такие плохие условия, как тебе кажется в сравнении с Райо. С нарядами, цветными стенами… Шампанским по утрам. Здесь строгий распорядок дня, тяжелое расписание, но здесь у тебя есть преимущество, новая мио Академии Тэль…

Здесь у тебя есть время. Впереди несколько лет, пока ты не попробуешь главный в своей жизни наркотик. Ты проживи эти годы гордо, без привязанностей и унижений. Учись, развивайся, радуйся, занимайся собой!

Ты получаешь немало: здесь и сейчас можешь радоваться только одному: тому, что твой первый опыт с Аст-Асар отсрочен. То единственный призрак свободы и счастья, отныне доступный тебе. Потрать свое время с пользой, новая мио… И… привыкай к запаху водорослей, нам часто дают салат с ними. Коллаген в их составе делает кожу гладкой и шелковой, как нравится Аст-Асар.

* * *

Выйдя из догдэс, Иветт на плохо гнущихся ногах опустилась на мягкое сиденье перемещателя. Раки помогла ей пристегнуть ремни.

— Спасибо, Айнона, — сказала она, и Раки поняла, что Иветт прекрасно помнит ее настоящее имя.

— Я не уверена, что тебе нужна была моя помощь… — сказала Раки.

— Ты не болтаешь…

— А тебе не будет ничего за все это? За то, что рассказала? И откуда ты знаешь?

— Я — старшая мио, — невесело улыбнулась Иветт. — Мне положено знать немного больше остальных. А насчет медре… Не парься. Все равно они слышали каждое слово.

— Как?!

— Про камеры наблюдения не слышала? Очнись, следят за каждым нашим шагом!

Браслет старшей мио мигнул.

— Да? — она прислушалась. — Идем.

— Вызывает старшая медре, — сказала она Раки. — Обеих.

* * *

Старшая медре, Знающая Терения, встретила их двумя чашками отвара.

Раки, после услышанного, уже ничему не удивлялась. Только разглядывала некогда красивое лицо медре Терении. В китэ пахло спиртным.

— Вам в отвар накапать? — подмигнула медре. — А потом закурила. Такую же тонкую сигарету, как курила Шила.

Ох, не к добру я ее вспомнила, — подумала Раки, и как в воду глядела.

— Нет, спасибо, — отказалась она вслед за Иветт, и смущенно добавила. — Мне сегодня еще Устав учить.

Медре раздраженно махнула ей рукой.

— У тебя, деточка, с сегодняшнего дня особенная программа.

Раки не могла не заметить, как при этих словах побледнела Иветт.

Что происходит? Вслух спросила:

— Почему?

— Ты выходишь замуж, — сказала медре Терения. И вымученно добавила, — поздравляю…

Иветт вскрикнула, закрыв себе рот рукой.

— Это из-за меня?

— Ты с ума сошла! — рассердилась медре Терения. — Причем здесь ты! Так решили правящие.

— За основа? — в глазах Иветт застыл ужас.

— Семья падаан-до, — ответила медре, и снова нервно и глубоко затянулась.

Сама Раки мало что понимала из этого разговора. Как она может выходить замуж? Абсурд. Она не доучила Устав. Она не в выпускной группе. Она не так давно на Ашт. Но я подхожу по возрасту… Но все равно, абсурд!

— Почему она? — видимо о том же думала Иветт.

— Я сама только что узнала. Неприятный разговор был… Я не знаю, девочки, ничего не знаю. Хотят именно ее!

— Но ведь меня даже не видели!

— Видели твой профайл, — отмахнулась от нее медре. — И выбрали не по этим причинам.

Раки вспомнила устройство своей китэ. Устройство любого китэ. Удобно. Наблюдать. Значит, видели. Но почему она? Остальные… Ладно, не все, но та же Иветт — намного красивее…

Как? Как ее выбрали?!

Очень странно сегодня вслед за откровением Иветт в палате Куун оборвалась последняя нить. Если бы не знала того, что рассказала Иветт, Раки было бы лучше. Спокойнее. Иветт, похоже, сама жалеет, сидит, ни жива, ни мертва.

Что ж. За нее опять все решили.

Сагастр Догдэс

— Кто здесь? — Сагастр неловко дернулся и приподнялся на локтях.

Куда так стремительно умчалось равнодушие?

Такое ощущение, что пустота и темнота, воцарившиеся в его душе после последнего контакта с Телом — были лишь ширмой, отвлечением внимания для целого цунами страха и ужаса, поднявшегося с самого дна его души.

Хуже всего то, что плавающей щепкой в этом цунами Сагастр был неуязвим, но чувствовал и знал все, что с ним происходит. Знал, что хуже этого, страшнее этого ничего быть не может.

— Кто здесь? — Сагастр сломался на хлипкий фальцет, не узнавая собственного голоса и пугаясь его чуть ли не больше, чем страшных шагов.

Топ. Топ. Топ.

— Кто это? Кто? — шептал Сагастр. Неловко перевернулся, и упал с кровати. Лежа, знал, что тот, кто так напугал его стоит по ту сторону больничной койки и смотрит.

Он смотрит мне в душу! Он знает, что мне страшно! Он знает все, что со мной происходит!

— Кто ты? Аст-Асар? — взвизгнул Сагастр. — Высшие, говорят, вы милосердны!

И на этот раз ему ответили.

— Я не Аст-Асар, я просто отец. Я был отцом девочки, что ты лишил жизни, Сагастр. В розовой плоти Лабиринта Тела ты стал мне почти другом.

Зачем он напомнил про Лабиринт? Зачем?!

Сагастр взвыл от страха, он ощутил, и скорее даже увидел, как что-то огромное, чавкающее, живое и черное подступает к нему снизу, грозя засосать, поглотить, переварить заживо…

— Сорак, — зашипел Сагастр, стараясь, чтобы звук его голоса не выдал его ужас, но ничего не получалось, он стонал и блеял, как овца, что тащат на убой. — Друг, я же не сделал тебе ничего плохого.

— Я хочу знать, как умерла… — Сорак почувствовал, что не в силах произнести имя Мишки, — Моя дочь.

— Твоя дочь! — Сагастр захохотал сатанинским смехом. — Малолетняя мразь сосала у тебя по ночам, и обслуживала Вайга, думаешь, я не знаю! Похотливая сучья порода, друг! Они нужны нам для одного!

— Знать, — повторил Сорак, и Сагастр почувствовал, как его больничное прето потеплело и намокло. Он обмочился от страха.

— Что ты мне сделаешь?! Что можешь мне сделать, а? Видишь, я обмочился, а ты хочешь знать, как она умерла! О! Она звала тебя, повторяя снова и снова Сорак! Сорак! Она кричала папа, когда трахал ее во все щели! Когда… — Сагастр захрипел и задергался в конвульсиях.

Сорак не говорил ни слова.

— Я… Я не хотел. Я сожалею! Все, что угодно, только не это! Прости! Прости, прости! — скрючившись на полу, Сагастр начал целовать ножку кровати, и снова шептать «прости».

Молчание.

— Да убей же меня! Прекрати это! Ты же за этим здесь?!

Молчание.

Но вскоре оно закончилось, Сорак заговорил.

— На Сьерре-Алквисте, в моей родной деревушке Какилея все чтут отца небесного, Лорда, — тихо сказал Сорак. — Но однажды я доставлял в Фракцию одного миссионера-фикнианца. Знаешь, что он сказал мне?

Жизнь человека, поступки, которые он совершал, дела — благие или нет, ничего не стоят. Вся жизнь — от крика рождения до смертельной агонии не стоит и ломаного гроша. Это всего лишь череда иллюзорного кинематографа, кадры, слепленные в один, длинный, непрекращающийся фильм, который наше сознание смотрит между рождением и смертью.

Сагастр слышал… и все, все, что было в его жизни, мелькало перед глазами. Тьма расслоилась на миллионы кадров, и он видел и чувствовал все, что происходило, одновременно, не в силах сделать что-то, прервать сеанс. Остановить эту пытку.

А Сорак продолжал.

— Лишь одно говорит о человеке: то, как он умирает. Как встречает смерть. Говорят, святые встречают смерть с улыбкой на лице, зная, видя, куда они направляются. И ты знаешь, Сагастр? Не только святые видят.

Чавкающая тьма поднялась еще ближе, и Сагастр закричал, но крик его был так страшен, что сорвал горло. Он засунул в рот руку, и, посасывая пальцы, пуская слюни, принялся повторять — «прости, прости»…

— Значит, я прав, — сказал Сорак. — Ты сейчас тоже видишь, и знаешь, куда пойдешь.

Сагастр упал на спину, поджав ноги к груди.

— Знаешь, что еще сказал мне фикнианец? Что нет ада и рая, как таковых. Есть высшие и низшие миры. И низшие — являются самим воплощением страха, и день там длится вечность.

И настроение ума, с которым ты перешагиваешь порог смерти, и есть твой билет.

Дрожь, конвульсии, текущие слюни, неприятно расслабившиеся сфинктеры… невозможно остановить, Сагастр чувствует, что погружается в липкое поле ужаса.

— Ты видишь, куда ты идешь, Сагастр? Ты слеп, но ты видишь!

Сагастр ничего не говорил, только мычал. Он сорвал с себя повязку и ударил себя по глазам. По тому месту, где недавно были глаза.

— Даже я вижу твой путь, Сагастр. Человек, кто обделывается от ужаса смерти, кто заканчивает свою жизнь, прося прощения у мебели, кто сосет ножку стула и самостоятельно калечит себя… Без сомнения, ты прожил бессмысленную жизнь, но твоя смерть окажется один из самых ярких воспоминаний моей жизни.

— Будь милосерден, — проплакал Сагастр. — Избавь меня от этого!

Сорак подумал, что несправедливо проявлять милосердие к тому, кто не ведал этого понятия при жизни. Думал, а сам уже погружал холодное лезвие ножа в плоть Сагастра.

Глядя на скрюченную в луже крови фигуру на полу, с черными кровавыми пятнами вместо глаз, Сорак думал, что теперь он скажет Аст-Асар. Какое здесь наказание за убийство? Наверно, смерть.

И пусть, — Сорак устало опустился рядом с телом Сагастра. Пусть, как хотят. Я никого не убивал. Я казнил преступника.

* * *

Входящий сигнал орма прозвучал словно из другой реальности. Где не было Мишки, Сагастра, Тела… Где был корабль, была работа, была репутация.

Так и знал, что от сукиного сына будут мне одни неприятности, — устало, не черство совсем подумал Сорак. Смешно. Он так злился тогда, не знал, что она… девочка.

Сигнал не прекращался. Сорак протянул руку и нажал на прием.

— Ты закончил? — спросил Аоллар.

— С чем? — устало спросил Сорак.

— С Сагастром, — ответил Аст-Асар. А потом добавил утверждающе, — закончил.

— И что теперь?

— Ничего. Ты мне нужен в другом месте. Так что возвращайся в акитэ, приходи в себя. Заберешь из Академии мою жену.

— Больше некому?

— У меня свои дела, — сказал Аоллар. — А самки, то есть ваши женщины однотипно реагируют на Аст-Асар, так что ты справишься лучше всех. Заберешь и доставишь в Дото.

Трея
Райо

— С тех пор, как узаконен Райо, у меня статус неприкосновенности в этом мире, — Метея отхлебнула кофе из маленькой чашки, поморщилась, рывком повернулась к Трее. — Даже падаан Аоллар не может ничего мне сделать. У меня нет прав, но никто не поднимет руку на верховную си-тэль, и, пока я занимаю это место, сделаю все, чтобы ты оставалась в безопасности.

Трея хотела спросить, как Метея собирается защитить ее от тех, кто властен над временем и пространством, и уже открыла рот, чтобы задать вопрос, когда Метея выставила вперед ладонь.

— Терпеть не могу вкуса остывшего кофе. Ирита! — в шатер впорхнула молодая девушка, с медной кожей, пышными формами, широко расставленными, темными миндалевидными глазами. Нежно-розовое, в коричневых, бежевых и бледно-голубых цветах итарсе подчеркивало цвет юной, сияющей кожи и экзотическую, ни на что не похожую, красоту.

В руках Ириты уютно расположилась маленькая изящная турка розового металла, ручной работы. С ее появлением конус наполнился горьковатым, волнующим ароматом.

Метея благодарно кивнула девушке, а та, не говоря ничего, вышла, оставив дымящееся чудо на невысоком, с коваными кривыми ножками, столике возле низкого дивана, на котором с удобством расположилась Метея.

Пока Метея, смежив веки, наслаждалась свежесваренным кофе, Трея беззастенчиво рассматривала ее.

Высокая, стройная, даже худощавая. Безупречная фигура, длинные, гладкие, как шелк, седые волосы до талии. На породистом лице ни одной морщины.

Сколько ей? Трея откуда-то знает, что много, очень много, но спросить не решается. Она придвинула пузатую темно-коричневую, почти черную, бутылку шампанского, и опрокинула в свой высокий бокал обильную розовую пену.

Метея сказала, надо успокоить нервы, и Трея не спорит.

Нади нашла бы вкус местного шампанского безукоризненным, как и все в Райо, в городе Тэль, в женском городе. Или, как говорят на Ашт, городе развлечений.

Что лучше любого шампанского успокаивает нервы — так это полное отсутствие белых стен! Ни одной белой стены, даже в многоэтажных комплексах, где живут си-тэль. Живут в небольших уютных акитэ, на две-три китэ, и доступа туда нет никому, даже Аст-Асар.

Отдыхают (или работают, тут все зависит от восприятия) си-тэль — в конусах, небольших, напоминающих пирамиды, каждая — метров шесть-семь в поперечнике.

Конусы издалека можно принять за палатки, или шатры, Трея и сама так решила, пока не рассмотрела это странное приспособление для приема гостей вблизи.

Нежная, струящаяся ткань шатра Метеи оказалась послушной: откинутый угол сохранил положение, заданное хозяйской рукой. Беззащитный, полный чувственного ожидания под поцелуями ветра, трепет тонкой ткани оказался иллюзией: внутри конуса отличная, даже идеальная вентиляция, и вместе с тем абсолютная звуконепроницаемость.

Сюда не доносится звуков музыки с улицы, не слышно смеха и голосов.

Как эта Ирита услышала Метею? — подумала Трея. Наверно, скрытый наушник. Технологии здесь на высоте. Но если в Тревах, городе Аст-Асар они голые, ничем не прикрытые, в чем есть, конечно, свое очарование, то в Райо их не замечаешь, погружаясь в атмосферу единения с природой.

Ирита вернулась, зажгла ароматические пирамидки, и по конусу поплыл тонкий аромат, напоминающий сирень и розу одновременно.

— Кофе и запах аттоилииса моя слабость, — усмехнулась Метея, — Ирита, как преемница верховной си-тэль, прекрасно знает это.

— Такая молоденькая, — Трея улыбнулась вслед упорхнувшей девушке, взмахнувшей рукавами итарсе, как крыльями бабочки.

Метея захохотала, запрокинув голову.

— Шутница! Ирите было пятьдесят… пять или шесть полных оборотов Ашт назад, — сказала она, отсмеявшись.

— Не может быть!

— Она с Зиккурата. Проклятый мир, там вообще стареют рано.

Насладившись вдоволь широко раскрытыми глазами Треи, Метея пояснила:

— Это все Ашт. Мир, что ненавидит мужчин, не замечает женщин.

— Что вы имеете ввиду?

— Аст-Асар приписывают волшебные свойства своему семени. Но я скажу тебе: семя ни при чем. Есть версия, что это все Аст-Геру, который Аст-Асар носят в своей плоти. Но не все мужчины Ашт — Аст-Асар, но многие си-тэль сохраняют красоту.

— Почти?

— Служение Аст-Асар убивает. А слепая, неимоверная привязанность рождает истовое служение, — загадочно ответила Метея. — Ирите повезло, что я не даю ей угробить себя в нем.

— А сколько вам лет? Почему у вас статус неприкосновенности? И зачем вы спасли меня, причем дважды?

Метея недовольно поджала губы:

— И на какой из вопросов мне ответить в первую очередь! Насчет возраста или статуса? Тут все просто: я с Аломеи, а там женщины живут очень долго. И служение Райо, забота обо всех си-тэль этого мира позволяет мне не уходить себя в служении Аст-Асар. Плата за это невелика: я стара и цинична, и давно не чувствую сострадания, ни к кому, кроме этих привозных девчонок, которые сами не знают, куда лезут.

— А статус?

— Им пришлось пойти на эту жертву. Дать неприкосновенность верховной си-тэль. Иначе Начала уничтожили бы их раньше. Я возглавляю все Райо этого мира. Верховная си-тэль Перекрестного мира, каково? Верховная си-тэль Ашт.

Метея помолчала.

— Я искала тебя, Пламень, — пары шампанского враз улетучились, Трее стало неуютно от колючего, пристального взгляда.

— Зачем?

— Чтобы убить, — просто ответила Метея.

Обе замолчали.

Как там Коин? — у Треи заныло сердце. И Ратлат… Живы ли они? Удастся ли мне их увидеть перед смертью? Почему-то угрозы Аст-Асар казались ей нереальными. Было в них что-то крайне жестокое, но противоестественное.

А в Метее — в ней не было жестокости. Но и сострадания тоже не было.

— И Аст-Асар знали о моем намерении.

— А зачем меня убивать?

— Ты — последняя надежда этого мира, Трея. Ты и Вода. Я обязательно найду и ее.

Я поклялась перед Началами, что погашу Пламень.

— Почему?

— Потому, что как любая женщина, я ненавижу Ашт. Если бы эти напыщенные своей важностью и умом основы знали, если бы могли допустить хотя бы мысль о том, что я не собираюсь гасить Пламень… Никогда не собиралась… Мы бы сейчас не разговаривали с тобой.

— Так собираетесь вы меня убить или нет?! — Трея налила себе еще шампанского, залпом осушила бокал. В конце концов, ее жизнь — это что?! Мячик для пинпонга?! Все, кто ни попадя собираются в последнее время ее убить, казнить, расчленить, принести в жертву!

Ладно, пока не собрались, выпью еще шампанского. Надо сказать, здесь в нем толк знают.

— Хотя убить тебя было бы выходом, — не удосужив себя ответом, Метея продолжила рассуждать вслух. — Но вот только поздно — ты уже на Ашт.

— Остается найти Воду. Но не сомневайся, найду и ее.

— Скажите, Метея, вот си-тэль Райо… О которых вы печетесь. Они счастливы?

— Не понимаю, о чем ты, — сухо поджала губы Метея.

Девчонка, сама не зная того, ударила в самое больное. Или… з н а я?!

— Я не вижу логику ни в ваших словах, ни в поступках Аст-Асар. Я устала от этой бессмысленности, и чем дальше — тем бессмысленней выглядит моя жизнь. Мне уже кажется, что это будет длиться вечно, но здесь Аст-Асар, или вы, или великий прогресс, или древние боги — черная дыра с вами со всеми — ошибаются!

— Погоди, Трея.

— Вся внимание!

— Я открою тебе смысл т в о е й жизни. Узнав тайну Нефтиды, ты перестанешь рассуждать о бессмысленности…

— Так откройте!! Пролейте, наконец, свет? Что за странный мир, где мужчины убивают себя в героизме и достижениях, а женщины умирают в служении им?! Идеальный, полон белого света з н а н и я, мир мужчин, мир идеальных технологий, достижений и открытий, которые совершаются для низших миров, мир, где все делается во благо всех живых существ во всех мирах, но в котором жизнь этих самых существ не ставится в ломаный навигатор?! Неферы — умершие от боли женщины, Хранители з на н и й — бесплотные призраки ищущих истину… Оказывается, в этом театре абсурда есть место и женскому миру! Целому городу, наполненному красками, запахами, звуками, искусством, наконец! Где женщина — синоним «проститутки», проклятая своей природой, насколько я поняла. Вы говорите, что женщина — не может не влюбиться, не привязаться к Аст-Асар, и я вижу проклятье во всех этих улыбках, даже в этой молодости и красоте! Я слышу, понимаете, чувствую запах проклятья! Эти женщины, эти ваши си-тэль… Они боятся, я слышу этот запах! Запах ужаса, запах страха! Они не защищены от своей природы, от самих себя! И вы не в силах их защитить!

Трея задохнулась, рыжие сполохи волос растрепались, она начинала говорить, сидя на уютном мягком диване, а сейчас стояла в полный рост, гневно жестикулируя.

А я сейчас слышу запах безысходности, — странным звоном раздался голос Метеи. Но Трея готова была поклясться, что Метея молчала.

Колени Треи ослабли, и она бессильно опустилась рядом с диваном.

Наверно, эта безысходность дала мне силы. Здесь все хотят моей смерти, да и я уже не дорожу этой пустой жизнью. Но великий прогресс! как там Коин, как там… Ратлат…

Метея долго молчала, сидя с закрытыми глазами, сложив ладони перед грудью, палец к пальцу. И только подрагивающие фаланги говорили о том, что она жива, что все слышит.

— Все сказанное тобой правда. Два мира — мужской и женский, и жители каждого из них несчастны. Ты права, Пламень… Привозные женщины не в силах противостоять Аст-Асар. Аст-Асар делают все, чтобы дистанцироваться от любви. Ты знаешь, что сам термин любовь — запрещен на Ашт. Любовь, теплота, эмоции здесь — болезнь?

Трея вспомнила Коина, и у нее опять заныло сердце.

— Знаю, — сказала тихо. — Вы извините меня, я не хотела.

— Хотела, — кивнула Метея. — Тайна Нефтиды становится открытой тайной.

— Так вы расскажете мне о ней?

Метея не успела ответить, как в конус ворвалась Ирита.

Эта, новая Ирита, имела мало общего с прежней. Медный цвет кожи отливал мертвенным желтым, в глубине застывших пластмассовыми пуговицами глаз плескался страх, искусанные губы дрожали.

Ирита грохнулась на пол, касаясь лбом пола, затряслась.

— Да вы издеваетесь, что ли! — Метея ни на шутку рассердилась. — Сговорились извести меня сегодня?! Я тебе ч т о, Аст-Асар с их идиотским Уставом, чтобы отбивать передо мной древние поклоны?! Встань немедленно!

Ирита не подняла головы, продолжая колотиться всем телом.

— Что случилось? — мягче спросила Метея, — ты можешь сказать нормально?!

Метея опустилась на колени рядом с Иритой, заставила ту поднять голову, попыталась вытереть слезы.

Трея хотела дать Ирите воды, но воды, как назло рядом не оказалось, и Трея прислонила к дрожащим губам бокал с шампанским.

Ирита нервно глотнула, поперхнулась, закашлялась, Трея в это время налила еще один, до краев. Его Ирита выпила до последней капли.

— Аст-Асар, — начала она и опять зарыдала.

— То, что Аст-Асар, понятно. Кто бы еще! Почему плачешь? — спросила Трея. — Как ни старалась, не видела в этой юной испуганной девушке пятидесятилетнюю, умудренную опытом, тетю.

— Дом Ииириста, — прошептала Ирита. — Их всех увели Аст-Асар!

— Как это увели? — Метея вся сжалась пружиной, готовой выстрелить. — Си-тэль Райо не покидают Домов без разрешения верховной. Меня никто не поставил в известность!

— Объявлен поиск Пламени, — прошептала Ирита. — И Воды.

— Я в курсе, — кивнула Метея.

— Поскольку Пламень видели в лицо только основы, не вхожие в Райо, а остальные не желают ее опознать, — Ирита испуганно и зло покосилась на Трею, — решено убивать всех си-тэль, начиная с Райо, и заканчивая Академией.

Наших сестер… Нас будут убивать, чтобы найти своих нефер…

Ужас в глазах Ириты сменился неприкрытой враждебностью.

— Я разберусь, — сказала Метея, вставая.

Но Трея не чувствовала уверенности в голосе верховной си-тэль. Что она может? Статус неприкосновенности носит лишь одна женщина на Ашт — она сама. И как этот статус поможет остальным несчастным?!

Трея решительно встала, пригладила волосы, вытерла влажный лоб.

— Нет, — сказала она твердо. — Больше никто не умрет.

В темных глазах Ириты засиял слабый огонек надежды, а на лице Метеи, наоборот, отразился испуг.

— Я не допущу этого, — сказала Трея. — Сама пойду к Аоллару. Из-за меня, или ваших планов, Метея, неважно! Неважно! — теперь была ее очередь выставить ладонь вперед, не давая Метее говорить. — Я мало разобралась в этом мире, но знаю одно. Не должны страдать невинные. Женщинам здесь итак достается. Не допущу, чтобы пострадали еще и из-за меня.

Метея дослушала ее речь до конца, и властно сказала.

— На место!

— Вы забыли, что я — не си-тэль Райо, — гордо подняла голову Трея. — И вам не подчиняюсь. Ни вам, ни этим психам Аст-Асар.

— Я не допущу твоей смерти, — сказала Метея, хотя Трея слово в слово помнила их недавний диалог.

— Почему?

— Потому что я ненавижу Ашт.

Трея пожала плечами, поправила складки итарсе на груди, взглянула в большое овальное зеркало, отметив румянец на щеках. От шампанского, поняла она.

— Это неправильно, Метея, — сказала она. — Вами всеми движет ненависть. А я больше так не могу. Я банально устала.

Сорак Тревы

Вайг улетел с утра. Естественно, по делам Аоллара. Сорак даже не спросил, по каким именно. Вайг выбешивал своей принадлежностью к з н а н и ю Аст-Асар, чванливостью, заносчивостью.

Как я раньше этого не замечал? — думал Сорак. Он неплохой парень, но все же, не в себе.

— Ты почему так уверен, то тебе дадут еще Аст-Геру? — спрашивал он Натана.

Вайг пожимал широкими плечами.

— Один раз дали, я прошел инициацию, у них тут каждый Аст-Асар наперечет.

Аоллар не опровергал его домыслов, но только Сорак отчетливо видел, что и не подтверждал их.

Сораку не были понятны мотивы Аоллара, однако казалось логичным, что Аст-Асар не обязан выполнять обещания, данные низшим.

Зря он считает себя Аст-Асар, думал Сорак. Радуется, как ребенок игрушке, новому кораблю, а между делом, нас пока не спешат отпускать с Ашт. Аоллар держит при себе, и кажется, на нас у него какие-то свои планы.

Однажды он пробовал разговорить Вайга.

— Ты говорил, что для тебя возвращение на Ашт смерти подобно, говорил, что низшим здесь не место, и сейчас спокойно живешь среди Аст-Асар, открыто живешь?

— Да ладно? Неужели я такое говорил? — Вайг отреагировал так быстро, что Сорак сразу понял, врет. Врет, все он прекрасно помнит. — Ладно тебе, старик! Чего не скажешь в дружеской беседе за бутылкой виски…

Все он помнит, понял Сорак. Все. Но чувствует себя неуязвимым, а вот меня таковым не считает, вон, и глаза отводит. Он похоронил меня. Или мысленно оставил здесь.

Не тогда он изменился, сейчас. В том Вайге оставалось что-то человеческое… Он говорил о погибшем корабле. И — мне кажется, или он и в самом деле говорил о женщине?

Он не видит в упор, что кораблем его манят, как морковкой. Почему мы не видели корабля сами? Пространственная модель, проекции, голографы… Дорны в нашем распоряжении… Здесь все чужое, совсем все.

— Ты говорил о какой-то женщине, нефере, что ли… Что мечтаешь о ней, но никто не отдаст ее тебе.

— О ком ты? — сейчас Сорак видел, Вайг не сразу вспомнил. — А, Ирита, да, Метея держит ее при себе. Пустяки, друг. Милая и послушная девочка Ирита… Си-тэль Райо дадут фору даже сопровождающим, не сойти мне с этого места. Когда рядом Аст-Асар. И любая си-тэль Райо будет к моим услугам, очень и очень скоро. Как только получу Аст-Геру.

Вот что держит его здесь, догадался Сорак. Вайг далеко не дурак, чтобы понимать, что корабль на платформе с голубой каемочкой ему пока никто преподносить не собирается. Но не идет на открытый конфликт с Аст-Асар. Хочет получить Аст-Геру. Что ж. Видимо, не видит, что Аст-Геру для него столь же облачен, как и корабль.

Сорак развернул панель. Вайг звал его вечером в Райо, но Сорак сослался на дела. На самом деле он не хотел видеть женщин… пока. Слишком свежо оставалось в памяти то, что Сагастр сделал с Мишкой.

Да, Сорак сам, бывало, драл ей уши, или отвешивал затрещины. Когда считал пацаном. А потом было поздно. Она закрылась в маленьком панцире, спрятала там не только свое худое тело, но и ум, и сердце. Крысилась, злословила, обзывалась обидно, отмалчивалась… Сораку часто хотелось придушить ее. Надавать подзатыльников. Но сделать с ребенком то, что сделал Сагастр…

Хуже всего для Сорака было осознание, что Сагастр принял слишком легкую смерть.

А ведь Мишка так и не узнала, как стала дорога мне, нечестно, что Сагастр умер так быстро!

За нее отомстило Тело, это Сорак понял. Странный чужеродный организм, смыслом своей жизни избравший ненависть. Мир Ашт не был розовым, он был белым, но Сорак и здесь ощущал незримое присутствие Тела.

Тело пыталось ее защитить. Но было поздно.

Потому что я не уберег ее.

Панель мигнула проложенным маршрутом. Пользоваться автопилотом Сорак не любит. Куда интереснее разговаривать с навигатором, представлять, что это не программа, а живой человек.

Ведь Аст-Асар — они не люди, вовсе. А вот астары, не получившие инициацию — не живые.

Сегодня ему предстоит забрать из Академии будущую леди падаана Ашт. Так, по крайней мере, понял Сорак. Посылать за ней Аст-Асар опасно, там полно несформированных умов, которым опасно раньше времени встречать Аст-Асар, сказали ему. А вызывать в Тревы сопровождающих женщин — опасно, в первую очередь для них самих.

Из-за того, что Трея опять сбежала, в Тревах объявлено чрезвычайное положение. Любой Аст-Асар вправе убить любую встречную женщину, начать решили с Райо. Академия сейчас — самое безопасное для них место. Пока.

Сумасшедший мир. Скорее бы вырваться отсюда. И бесструктурный кварк с ним, с кораблем. Открыть бы Вайгу глаза, воспользовались бы его доступом Аст-Асар. Пока его Аст-Геру еще не окончательно утратил силу. Но как ему объяснить? Надо постараться. Кажется, у Аоллара на нас совсем другие планы, ничего общего с нашими планами не имеющие…

* * *

Дорн скользит по воздушному коридору, проплывая над одинаковыми, белыми квадратами, состоящими из одинаковых белых улиц и белых домов.

Сорак сверился с навигатором, в последний момент он передумал болтать с ним, и теперь просто отслеживал свое перемещение на карте.

Вот и городок Академии.

* * *

На площадке его никто не встретил, Сорак расположил дорн с краю. Потом все-таки появилась Шила. Сорак видел ее в Дото. Работает на падаан-до, Сорак вспомнил, что она здесь — что-то вроде поставщика. Только поставляет сюда не товар, а женщин.

Карту городка Академии в панель загрузить не удосужились.

— Просто — найти медре Терению, — сказала Шила, вместо приветствия. От нее не укрылись манипуляции Сорака с панелью, и его хмурый вид. — Она здесь главная, и уже ждет тебя.

Как он понял, надо оставить ей код, забрать девушку. Там ее имя значилось, он забыл.

— Можешь идти спокойно, — сказала Шила. — В Академии в это время занятия, у всех групп, так что никого не смутишь своим видом.

Еще не хватало, детей смущать, подумал Сорак. Аоллар отличный психолог, если отправил именно его за малолетней невестой.

Проигнорировав подъехавший перемещатель, Сорак решил прогуляться. Главный корпус Академии он как-нибудь отличит, да и где здесь главная медре, ему подскажут.

По сравнению с белым миром Ашт, он словно вновь оказался на родной луне. Здесь растут деревья, цветы, слышны запахи, звуки…

Девчонок уверенной рукой подсаживают на красивую жизнь, пояснила Шила, чтобы не выделывались перед мужьями, Аст-Асар, теми, кто может им эту красивую жизнь дать. Навроде подсадки на наркоту, — сказала Шила, но в голосе ее отчего-то прозвучала досада.

— Тебе туда, — указала Шила. — А у меня дела здесь.

— Погоди, — остановил Сорак. — А смысл в этой, как ты говоришь, подсадке? Что-то я не видел в Тревах ничего, кроме белого цвета и высоких технологий.

— Ты просто не заглядывал в личные акитэ, — пожала плечами Шила. — И на женские половины. Аст-Асар устраивают послушным женам поистине райские условия. На Ашт для женщины главное — покладистость, — пробасила она и надрывно закашлялась.

— Я и вижу, — буркнул Сорак.

— Ладно, братишка, бывай.

Сорак пошел по извилистой дорожке из мелких белых камушков. По краям растут алые, белые и желтые цветы, похожие на тюльпаны, только большие. Бабочки, жуки, пчелы… такое впечатление, что вся растительность этого мира, вся живая природа спряталась в городке. Вытесненная отовсюду ровными, белыми дорожками Ашт.

Ученицы, или мио, все на занятиях.

Но одна девочка сидит за книжкой на мягкой лавочке.

Вообще-то чудесный летний пейзаж, подумал Сорак: голубая трава, изумрудные макушки кустов, среди огромных, с голову, тюльпанов, сидит за книжкой юная, поэтично настроенная девчушка.

Даже издалека было видно, что у девочки белые, почти голубые волосы, что она худенькая и бледная, и белизну кожи нехорошо оттеняет кофейный цвет платья.

Перед глазами возник образ Мишки — тоже бледный задохлик, с жиденькими волосенками-кучеряшками. Отросли за последнее время чуть ли не до плеч. Ее бы на такую лужайку, да куклами завалить, книжками, сладостями… Заныло в груди, зашумело в ушах, глаза подернулись влагой. Сорак немного запрокинул голову и быстро заморгал, прогоняя непрошенные слезы. Мужики, типа, не плачут, а Мишку не вернуть. Он теперь в каждой беленькой девочке будет видеть названную дочь?!

Когда она успела стать мне дочкой? — подумал с горечью. Из-за того, что проклятые бабские слезы застилали глаза, Сорак не разглядел девчонку, пока не подошел совсем близко.

А когда подошел, ахнул:

— Раки?!

* * *

Шаткий кварк мне в душу, не может это быть она. Никак не может. Да и не похожа она на Раки… Та, на Какилее, совсем крошка. А тут… Вполне взрослая девица, худая только…

Взрослая худая девица смотрела на Сорака во все глаза.

— Мы знакомы?

— И голос, как у Раки! — вырвалось у Сорака. Такой же писклявый остался.

Девушка со странной прической — двумя шишками из косичек над аккуратными розовыми ушками растерянно смотрит на него, но явно не узнает.

— Где мы могли видеться?

— Если ты Раки, то кроме как в Какилее, негде.

Какилея. Родное поселение. Сейчас она вспомнила Сорака. Правда, когда видела его последний раз, голова его еще не была седой. Он… Нет, не из «гостей» Кэтти… Кажется. Она мало общалась с поселенцами Какилеи, ей и ребенком хватало работы. Но вот, как-то раз, когда Анна послала ее за молоком, а поселенские мальчишки окружили, забрали контейнер и деньги, еще и больно исщипали, дергали за волосы, спрашивали, сколько стоит ее мать… Тогда взрослый — для нее шестнадцатилетний парень действительно казался взрослым — он мало того, что навешал ее обидчикам по самое не балуйся, деньги назад отобрал, она даже пискнуть не посмела, что отобрали у нее меньше, чем вернули, слишком испугалась, так еще и извиняться перед ней заставил.

— Понятно, — хмыкнула Кэтти, когда Раки ей рассказала. — Помню его маменьку, как же, даже не из «девочек», из бесплатных, кому цена — три копейки, она и померла от срамной болезни, что в наши дни неприлично.

А его Раки — как назло, никак не вспомнит имя — еще встречала, хотела деньги вернуть, он же ей чьи-то отдал. Он тогда рассмеялся и сказал купить себе леденцов, или что там обычно дети едят…

Но с того раза никто в поселении ее не трогал. Ни разу.

Потом, через несколько лет, Раки просто перестала его видеть. И раньше видела редко — «в гости» он не заходил, если только где в поселении, случайно… Но почему-то все равно ощущала себя под защитой. Ее по привычке не трогали.

— Я не помню, как тебя зовут, — отчаянно краснея, честно призналась Раки.

И это худшее, что случилось в моей жизни, — подумала она.

— Сорак, — улыбнулся Сорак, так и не поверив до конца, что перед ним живой привет из родной Какилеи.

— Точно, Сорак, — улыбнулась в ответ Раки.

Проклятый Нефтидами, Аст-Геру и чем угодно Ашт с его дурацкой иерархией основ, падаан-до и прочих Аст-Асар перестал существовать, исчез, показался ширмой, иллюзией. Остались только эти огромные, синие, почти черные глаза, робкая улыбка, смешные барашки из косичек.

А потом все опять вернулось на свои места.

— Сорак, ты пришел арестовать меня, за то, что я сбежала со Сьерры-Алквисты? — Раки пожала худенькими плечами, аккуратно закрыла книгу в кофейного цвета обложке, осторожно, как будто прощалась, положила ее на мягкое сиденье скамейки.

Встала, снизу вверх глядя на Сорака, доверчиво протянула худенькую ладошку:

— Я готова.

Сорак усмехнулся. Та самая девочка, которая когда-то протянула ему четверть та, со словами «Это не мое. Это наверно, ваше. Возьмите» опять стоит перед ним. И опять нет ни Ашт, ни Сьерры-Алквисты, решительно ничего нет. Все, что было в жизни — пустота, иллюзия. Настоящее — огромные синие глаза и доверчиво протянутая, бледная ладошка.

— Несладко здесь, да? Я слышал, в Академии хорошо с вами обращаются? Как ты вообще попала сюда? — запоздало осыпал вопросами Сорак.

— А ты?

— Я… Я-то — по своей глупости. А у тебя глазенки всегда умные были.

— Видимо, только глазенки. Я примерно так же, как ты. Ты арестуешь меня, правда? — Сораку показалось, или в писклявом голоске прозвучала надежда?

— Не собираюсь я никого арестовывать, что я, похож на патрульного? Или изменился сильно?

— Совсем не изменился почти, — улыбнулась Раки, и улыбка получилась грустная.

— Зато ты…

— Что? — Раки опустила глаза. Внимание этого человека, совсем не похожего ни на кого, кого она встречала в жизни, даже на пастора Смолла непохожего, было слишком приятно. Так, что неудобно. Или даже больно?

Да! Больно, очень больно одновременно. Потому что приятно ей быть не должно. Не было никогда и никогда не будет!

— Ты совсем взрослая, — выдохнул Сорак совсем другое, не то, что собирался.

— Ты по делу? Я отвлекаю тебя?

Он помнит ее ребенком. А еще она напоминает Мишку. Как она может быть так красива? И как оказалась в этой теплице для выращивания жен Аст-Асар?!

Им создают здесь идеальные условия, — вспомнились слова Шилы. — После них они готовы на все, лишь бы их мужья дали им это.

А что я могу дать ей? Вот этой, конкретно этой уроженке поселения Какилея, которая воспитывается в духе любви к роскоши и раболепия перед Аст-Асар?!

Перед Аст-Асар вообще не устоит ни одна женщина, — ради разнообразия в голове раздался голос Вайга.

А ты, — его собственный голос. — Ты даже не Аст-Асар, и уже не жилец. Ты обречен. Ты труп. Ты ничего не можешь дать этой девочке, потому что у Аоллара на тебя планы. Ты не защитишь ее, как не защитил Мишку.

— Я отвлекаю тебя?

— Я пришел к вашей главной медре, Терении, этот корпус?

— Да, второй уровень и налево. Я провожу, — потупила глазки.

— Я думал, все мио сейчас на занятиях.

— Меня нельзя считать мио в равной степени. У меня собственное расписание.

— Почему?

Раки замялась, а потом отстраненно сказала:

— Меня готовят к тому, чтобы войти в акитэ Аст-Асар.

Зачем я жалуюсь ему? Я наверно, выгляжу очень жалкой. Он не защитит меня на этой проклятой планете, как защитил в Какилее, в детстве. Я наверно выгляжу совсем ничтожной! И так разозлилась на себя, что припечатала зло и твердо, с едва заметной слезой в голосе.

— Я стану женой падаана Ашт!

Сжимаемые кулаки Сорака разжались, словно он только что выронил что-то дорогое, ценное. Дороже всех вместе взятых сокровищ этого мира.

Я приехал за ней.

Трея Дото

Белый… Пол, стены, потолок. Ни одного осветительного прибора, но внутри зала светло, очень светло.

Лицо Аоллара не отражает ничего. Что там происходит? Там, внутри? Под мраморным бледным лбом? За этими голубыми, ясными, светлыми, но такими холодными глазами?

— Ты правильно сделала, что пришла сама, Пламень, — Аоллар взмахом руки предложил Трее сесть.

Раньше она никогда не села бы в доме злейшего врага. Аоллар, бесспорно, враг ей. Он же хочет ее убить! Значит, в этом нет никаких сомнений. И то, что в этом мотиве нет никакого личного фактора, не меняет этого. Этот высокий худой мужчина с усталым, изможденным лицом желает ее смерти. Не чьей-то еще, именно ее. Если бы на месте Треи была другая, его бы не устроило. Ему нужна именно она. Он начал искать ее задолго до рождения, и нашел. Нашел в целой галактике, среди миллионов миров, не зная, где искать.

— Я не уверена, что правильно, — раньше бы Трея никогда не села, никогда бы не говорила, она уверена, что сражалась бы до конца, дорого отдавая свою жизнь.

— Дом Ииириста, Аоллар. Я требую, чтобы женщин отпустили.

— Да.

Аоллар кивнул.

— Что-то еще?

А разве сейчас — я не сражаюсь? Разве жизнь несчастных женщин этого мира — недостаточная цена за мою собственную жизнь? — спросила себя Трея, и сама себе ответила. Честно. По-другому уже не умела.

Нет, не достаточная. Моя собственная жизнь мне намного ближе и дороже, чем жизни всех живых существ во всех мирах.

И все-таки я здесь, чтобы отдать ее.

Почему? Потому что эта самая жизнь, хоть и ближе, роднее, дороже, лучше… она пустая. Она несуществующая. Ее как будто нет. Нет дома, некуда войти, нечего наполнить, а значит, и смысла в моей жизни нет.

Опять, совершенно некстати вспомнился звонкий смех Коина и сдержанная, немного отстраненная, улыбка Ратлата. И голодный, жадный взгляд…

Нет, я не должна о них думать. Не должна, это неправильно! Мы принадлежим к разным мирам, культурам, времени… и даже к разным расам.

Я — Пламень. И лучше сгореть и погибнуть от жара собственного сердца, чем тлеть тысячу лет, не в силах согреть никого и малой искрой, как гнилой обломок дерева, воображающий, что он — пламень, раз светится в темноте. Я — Пламень.

И вслух, Аоллару:

— Я здесь, я пришла!

Аоллар внимательно изучал абсолютно ровную, белую стену. Белую — для Треи. Многоуровневое истинное зрение Аст-Асар видело множественные пространственные картины. Стольким мирам нужна помощь! Толчок, импульс! Столько цивилизаций умирают в собственном чреве от голода, столько обречено, и он, падаан Ашт не в силах ничего сделать.

Он нашел Пламень, и найдет Воду. Ашт получит обратно былое величие, Аст-Геру обретет Силу, Аст-Асар успеют многое. Многое.

Аоллару некогда, очень некогда. Он ищет Воду.

— До критической фазы Во осталось совсем немного. Мне все равно, где ты проведешь последние окандэ своей жизни. Хочешь вернуться в свои китэ? Я скажу Натану, чтобы проводил тебя.

— Я не позволю этому случиться!

В проеме возник стройный силуэт Метеи.

Аоллар даже не повернул головы в ее сторону.

— Ты не смеешь этого сделать, Трея, — сказала она.

— Я выполняю свой долг.

— Твой долг не в смерти, а в жизни. Не смотря ни на что.

— Если я не сделаю этого, погибнут женщины. Аоллар обещал, что если я стану неферой, остальные останутся в живых.

— Слово падаана. — сказал Аоллар. — Слово Аст-Асар.

— Слово Аст-Асар — грязь и ничтожество, — выплюнули тонкие, сухие губы Метеи. Глаза, устремленные на падаана, лучились даже не ненавистью, а приближающейся бедой. — Слово Аст-Асар, падаана — ничто, особенно, если слово это — обещание женщине и насчет женщин. Слово падаана Аст-Асар — пыль, если слово это дано низшим.

— Метея! — Трея была в отчаянье. — Я всего лишь хочу, чтобы остальные… женщины могли жить!

— Наивное дитя! Ты думаешь, те, кто не пощадил с в о и х женщин, жен своего мира, пощадят низших?! Мы все обречены, но не тебе первой ступать на звездный путь, путь странствий!

— Каких своих? Я ничего не понимаю! На Ашт ведь не рождается женщин…

— Он не сказал тебе, почему, — горькая складка пролегла у губ Метеи.

— Почему? — спросила Трея, и спросила не Метею, Аоллара.

Аст-Асар молчал.

— Потому что они убили своих Аст-Асет…

— Кого?

— Женщин Аст-Асар, женщин Перекрестного Мира звали Аст-Асет…

Внезапная догадка острой иглой пронзила висок Треи.

Пирамиды, мертвые города, раскопки, белый, струящийся между пальцев песок… Пыль, что стремится проникнуть в самые легкие, и оттуда — осесть вечным осадком в душе, комом на сердце. Немного рассеянная, ироничная улыбка Алекса. Вот он поднимает руку, вытирает вспотевший лоб, гладит торчащие вихры. Любимая присказка мужа, давно ставшая семейной шуткой…

— Ом Асар, Асет, Геру! — невольно вырывается у Треи.

— Да, — Метея согнула голову, — пока живы были Аст-Асет, Аст-Геру существовал в виде тонкой, незримой энергии, если тебе так проще, в виде некого поля. Силу этого поля Аст-Асар получали через своих Аст-Асет. Которых убили! Всех! До единой!

— Как?! — Трея никак не могла поверить услышанному. — Как — убили?!

На этот раз Аоллар ответил ей.

— Да, это правда. Аст-Асар убили Аст-Асет.

Он немного помолчал:

— Знаешь ли ты дитя, что такое армия воительниц?! На что способна женщина Ашт, взявшая в руки оружие?! Аст-Асар не воюют с женщинами, но мы были вынуждены. И если ты не умрешь, равновесие этого мира рухнет.

Извини, но никак нельзя оставить тебя в живых.

Ты должна выбрать свой путь сама, Пламень.

— Интересный, — Трея с удивлением взглянула на Метею. Та кипела тихой яростью. — Интересный взгляд на вещи, Аст-Асар!

Аст-Асет убили, не когда они взяли в руки оружие, а когда сложили его. Спроси, за что бессмертным Аст-Асар убивать женщин.

— Вы бессмертные? — Трея обернулась к Аоллару. Прогресс, о чем только она думает. Эта лавина новой информации, безжалостно обрушенная на нее Метеей, сделала ее тупой.

— Были, — сухо ответил Аст-Асар.

— Были, — кивнула Метея. — Они были бессмертны, пока живы были Аст-Асет. Си-тэль не нужны были миру Ашт. Привозные женщины не в силах противостоять силе высших.

— Мне кто-то внятно объяснит, что происходит? С этим проклятым миром, которому я должна принести себя в жертву? С этими Аст-Асар, которые пекутся о благе всех живых существ во всех мирах, и для этого не только убивают прибывших сюда, делая Хранителями своего з н а н и я, которое, к тому же им не принадлежит… Кстати, наверно именно поэтому хранить его сами они не могут! А теперь оказывается, что не только низшие! Что и женщин своих они тоже убили! От меня требуют пожертвовать жизнью, умереть от боли, стать неферой этого мира. Но я в свою очередь требую правды! Вы слышите, оба! Правды!

Трея устало сползла по стене, ноги совершенно не держали.

— Расскажи ей, — сказала Метея Аоллару.

— Ты только что назвала мой взгляд на вещи интересным, а слово Аст-Асар — грязью и ничтожеством. Мне интересно послушать твою версию событий.

— Хорошо, — Метея не стала спорить, и величественно опустилась рядом с Треей. Протянула длинную сухую руку, пригладила рыжие завитки волос, отстраненно, страшно улыбнулась. — Слушай, Пламень, слушай внимательно! Ты имеешь право знать.

Аст-Асет в дословном переводе с древнего языка Ашт, значит «чувствующая знание»! То есть з н а н и е Ашт, знание высшего мира его женщины познавали через чувство, слышание энергии. У Аст-Асет был особый, чувствующий ум. Энергетический ум.

Аст-Асар в переводе с Ашт означает «знание знания». Само повторение понятия нивелирует его, сводит к феномену пустоты, пустотности. Если женщина Ашт — это ум, энергия, то мужчина — дом для этой энергии, пустота, которую нужно наполнить.

Привозные, или как здесь принято говорить, низшие женщины не в силах наполнить эту пустоту. Без шансов, — Метея грустно улыбнулась. — Хоть и стараются. Ценой собственной жизни, счастья, молодости, красоты. Как наполнить собой — бесконечность, если ты — всего лишь крупинка, частичка пыли от следа подошвы Аст-Асар…

… Но Аст-Асар пусты без Аст-Асет! И эту свою пустоту увидели как слабость. Увидели, что женщины делают их слабыми.

У них даже есть легенда, как древняя царица не узнала мужа, вернувшегося с поля брани.

— Дезертира, — спокойно, но твердо поправила ее Трея. — Царица не узнала дезертира. Хроники Ашт, Легенда о Ваале и Астарте. Мне показывал Коин.

— Чего еще ждать в акитэ племянника! — Аоллар выругался сквозь зубы.

— Зря вы, — Трея обернулась к нему. — Каково великому воину и царю было бы жить и править, если бы до конца жизни з н а л, что жена узнала в нем предателя?!

Аоллар отвел глаза, и Трее показалось, что в них что-то блеснуло.

— Аст-Асар увидели, что Аст-Асет делают их слабыми. Тогда высшие объявили Любовь — болезнью.

Чувства — Инстинктами.

Веру — пустотой, энергию — сказкой.

Сказали, что отныне место женщины — у ног мужчины.

— А Аст-Асет?

Метея улыбнулась совсем уж грустно.

— Была Война. И была битва.

Тысячи Аст-Асар на тысячи Аст-Асет…

А когда… когда женщин не стало, тотчас утратили Силу. Утратили бессмертие. Потеряли то, что наполняло их энергией.

— Энергия — это Аст-Геру?

— Умная девочка.

Метея обернулась к Аоллару.

— Древний закон Ашт гласил: женщина имеет право на дом и на защиту, нынешний — на заботу и должный уход.

Женщине отказано в знании, отказано в логике. На Вершине мира женщине отведена роль домашнего животного, которое живет инстинктами.

А знаешь, что самое страшное в той битве? Глядя на истекающих кровью сестер, оставшиеся в живых Аст-Асет одновременно сложили оружие. А потом исчезли. Исчезли, как будто их не было. Энергия, которая не может наполнить пространство, ничто.

А Аст-Асар остались пустыми!

Метея исступленно затрясла головой, бессильно вскинула сухие руки.

— Пространство, не наполненное энергией, бессильно и пусто! С исчезновением Аст-Асет Аст-Асар лишились силы!

— Но энергия не могла исчезнуть бесследно? — спросила Трея, вытирая слезы.

— Не могла, — согласилась Метея, приходя в себя. — Энергия Аст-Геру не смогла покинуть мир Ашт.

— Она осталась здесь? — спросила Трея

— Основная концентрация в Кольце, — сказал Аоллар. — В Кольце образовался ни на что не похожий, живущий вопреки всем законам Вселенной, организм. Тело. Там добывают Аст-Геру.

Структура Кольца, его притяжение к Ашт ненадежно. Держат это Кольцо пять Начал нашего мира.

Пять Начал держат Основу Ашт. Пламень, Вода, Воздух, Земля и Эфир.

Каждое Начало состоит из Нефтиды — Лика, Статуи и живой неферы. У неферы живая, но газообразная структура. Чтобы стать неферой, женщина, что носит в себе элемент Начала, должна умереть, стать духом. Дух входит в Статую, наполняет ее жизнью, и баланс Ашт сохраняется.

— Я, кажется, слышала разговор о неферах Ашт, или об одной конкретной нефере, только не помню где, правда. Ее… ее кто-то забыть не мог.

Аоллар скривился.

— Приезжие называют «неферами» си-тэль, проституток. И это не относится ко всему узнанному тобой.

— Трея, — Аоллар впервые обратился к ней по имени. — Если нарушается баланс, разрушится кольцо, Ашт погибнет. Раса «Аст» исчезнет.

Трея перевела взгляд на Метею, опять на Аоллара, потом уставилась в белую гладь стены.

— Значит, пять Начал — пять Пирамид. Пять лабораторий.

Лабораторий с Аст-Геру. Сила Аст-Геру держит Кольцо вокруг Ашт, сохраняет баланс.

— Ты к чему?

— Я была права, — сказала Трея. — Но вы не поймете. Если правда, что загробный мир существует, Алекс, должно быть, заждался меня, и когда мы опять встретимся, я расскажу ему, как он ошибался! — впервые за последнее время в улыбке Треи не было ни тоски, ни грусти. — А я — права. Как всегда!

— Ты решила? — спросил Аоллар Трею, и она кивнула в ответ.

— Трея, — начала Метея.

— Вы забыли, что я — не подчиняюсь вам, верховная си-тэль, тихо сказала Трея. — И я — не си-тэль. Я решила.

Я Пламень.

Раки Дото

Шилу не допустили на свадьбу. Она настаивала, даже разозлилась. Но Раки, разнообразия ради, решила покапризничать. В конце концов, ее это свадьба или нет?

Не так она все это себе представляла. Единственное, что совпало с ее ожиданиями — цвет ее одежды.

Белое итарсе с широкими рукавами, белые цветы, затерявшиеся в ее волосах. Длинные белые волосы Раки распустили по древнему обычаю.

Сопровождали на свадьбу три женщины. Как поняла Раки, прислужницы в Дото. Странно… Она не предполагала, что женщины вхожи в мужской мир. Значит, для правящих здесь особые условия.

Еще три женщины, молодые и красивые, зачитывали Наставления си-тэль, которые Раки должна была повторять вслух.

Белый коридор вывел Раки в небольшой круглый двор в белых стенах. Тут росла голубая трава, алели маковки киариссов, сверкали крупные капли росы в соцветиях звездочками. Раки знала, что там, где растут киариссы, всегда свежо. Цветок вечного рассвета, называют его учебники Академии.

Больше не будет учебы, Иветт, Куун, с которой Раки так и не успела подружиться, гордячки Вейлисы, высокомерной Серсены, даже глуповатой Олены больше не будет.

Теперь иллюзия свободы в прошлом — единственная свобода, которая мне доступна.

Здесь все такое большое. Большое и пустое. И это станет моим домом. Если я буду вести себя хорошо, если буду помнить Устав си-тэль даже во сне (один из обязательных пунктов Устава!), то у меня, может, будет вот этот чудесный сад, где всегда сверкает роса на алых, оранжевых, желтых соцветиях.

По дороге сюда мы проезжали огромные, четырехугольные постройки. Начала, — сказала ей Шила.

У Раки, как у жены основа, будет доступ в Начала.

Около одной из пирамид было настоящее столпотворение. Женщины в окружении Аст-Асар что-то кричали, толпа — толпа на Ашт?! — нервно что-то скандировала.

— Сегодня Ашт возвращается Пламень, — сказала Шила, увидев, что Раки не отрывает глаз от столпотворения. — Дото, дворец, находится посредине. Нам туда.

Шила мешала своей болтовней всю дорогу, отвлекая Раки от важных мыслей. Поэтому Раки отказалась выходить, пока не получила обещание, что Шилы не будет ни на самой церемонии, ни после. Условие — вообще никогда — местные слуги исполнить не в силах.

— Вот и жди после этого благодарности от людей! — зло и обиженно бросила ей вслед Шила. — Вот и делай людям добро!

Раки ей не ответила, отвернулась.

Интересно, она в самом деле считает, что сделала мне много добра? Если так, то у Раки один вопрос: а она просила? Просила об этой доброте?!

— Ты должна повторить Наставления, которые мы зачитаем тебе, Раки, — сказала молодая женщина. В руках она держала самую настоящую бумагу. Белую, не тронутую временем, новую… но бумагу? В мире, где царят технологии?! Невероятно.

— Я готова, — пожала плечами Раки.

— Она совсем не ведает традиций Ашт! — нервно воскликнула женщина, обернувшись к другой.

— Странно, — согласилась та, — но ведь она из Академии.

Они говорили о Раки так, словно ее не было здесь. И это злило. Очень злило.

Женщина, что стояла к ней ближе всего, слегка подтолкнула ее в спину.

— Колени, ладони, локти, девочка. Лбом коснись земли, и первые наставления повторяй в таком положении. Потом можно будет чуть поднять голову.

Они что, шутят?! Ей предлагают, нет, не предлагают, ее ставят на колени?! И даже не перед мужем, он-то опаздывает, у него, видите ли, дела! Но, как объяснила та женщина, что будет читать первые наставления, присутствие Аст-Асар необязательно.

— Давай, девочка, ты всех задерживаешь. Скоро придет твой муж, а ты так и не принесла клятвы.

— А мой муж будет приносить клятвы?

Женщины заулыбались. Но улыбки вышли грустные, отрешенные.

— Аст-Асар никогда ничего не обещают. И не клянутся.

— Тем более, женщинам.

— Но, почему тогда я — должна? Я ведь даже не хотела этого замужества!

— Ты и не должна хотеть. Место женщины — у ног мужчины.

Вот так. На Сьерре-Алквисте это место хотя бы явственно обозначалось: в его постели. А здесь, у ног. Чудно.

Раки знала, что когда преклонит колени, перед всеми этими женщинами в белом, среди этих круглых белых стен, на белой ровной дорожке… обратного пути уже не будет. Встать с колен она не сможет. Никогда.

— Быстрее! Скоро он будет здесь, — напомнила ей та, что с бумажным свитком.

Только мысль, что ее унижение пройдет незамеченным мужем, что тот, кто сегодня ночью войдет к ней, не увидит ее в столь жалком виде, заставило Раки подчиниться.

Она знала, что проиграла.

Но Раки опоздала.

Стоило ей преклонить колени, как проем сверкнул высокой фигурной аркой, и во двор вышел Аст-Асар.

Раки стояла, склонив голову, не в силах поднять ее, но и не в силах опуститься еще и на локти, и не видела лица вошедшего.

Не видела, как лицо это исказила судорога.

Падаан Аоллар, повторно благословленный (или проклятый?!) Нефтидой, на этот раз на нахождение Воды, узнал Воду, едва увидел белую фигурку со склоненной головкой, стоящую на коленях. Узнал и застыл Ликом.

Раки, видимо, решив, что хватит с будущего мужа и склоненных колен, осторожно, как ей самой казалось, подняла голову, чтобы немного посмотреть на уготованного ей судьбой в мужья.

Стоило Раки поднять голову, как их глаза встретились.

И судорога, исказившая немолодое уставшее лицо, сменилась страдальческим оскалом.

В одну окандэ Аоллар узнал Воду.

И свою дочь.

— Раки? — выдохнул он, и, держась за сердце, опустился на землю.

Женщины, участвующие в церемонии, не посмели прикоснуться к падаану, и умчались прочь, но Раки, не подозревая, что по законам Ашт, и она не имеет права касаться мужчины, пока он не муж ей, и потом, без его на то приказа, быстро вскочила с колен, и через секунду оказалась рядом с этим высоким худым человеком, которому сейчас явно несладко.

— Вам плохо? — Раки осторожно дотронулась лба Аоллара. — Сердце? Где болит? Вставайте, обопритесь на меня. Или хотите посидеть? Подождите, вот, — она сорвала с себя накидку, — не застудитесь…

Аоллар не спешил вставать. Глядя на худенькую девочку, с бело-голубыми, как у него самого, волосами, он впервые не знал, что делать. Считается, что Нефтида благословила его. Трижды.

Первый раз — когда назначила падааном Ашт.

Второй — когда доверила поиск Пламени.

Третий — когда обрекла найти Воду.

Не раздумывая, падаан Аоллар отправил на смерть Пламень.

Но как быть с дочерью, которую уже один раз предал?

Отправить на смерть от боли?

— Ну почему же вы не отвечаете?! Вам плохо?! Немедленно говорите! Раки топнула ножкой.

А она такая же забавная, — подумал он. — Еще смешнее стала. Только вот глаза грустные. Вот она — цена Малодушия. Боль и страх в глазах твоего ребенка.

— Я не позволю! — крик Сорака заставил обернуться и Раки, и Аоллара.

Сорак шагнул в фигурный проем, сильный, собранный, мужественный. В черных одеждах Аст-Асар, вооруженный старинным оружием Ашт — нечто среднее между кривым мечом и двусторонним топором.

— Испытание поединком! — к удивлению Раки, Сорак заявил это почему-то Аоллару, не глядя на нее. — Ты, падаан, недостоин этой… женщины.

Раки перестала что-то понимать вообще.

— Ему плохо, — громко прошептала она Сораку, и Аоллар вздрогнул, столько жалости и нежности было в голосе дочери.

— Я требую прекращения церемонии, — Сорак был непреклонен.

— Да какая церемония, — Раки чуть не плакала. — Ему нужна помощь!

— Помощь сейчас нужна не ему.

Через проем во двор вышли две женщины. Шилу Раки узнала сразу, но скандалить с ней сейчас времени не было совершенно, пусть ее. А вот вторую женщину Раки не знала. Высокая, статная, худощавая. Чем-то даже похожая на того человека, кто сидел, привалившись спиной в белому мрамору клумбы, и, не отрываясь, следил за каждым ее действием. Но за этим взглядом Раки почему-то не слышала угрозы.

— Тайна открыта, — сказала эта женщина этому… кто он ей? Будущий муж? В это Раки почему-то не могла поверить. И в то же время чувствовала его, как близкого ей человека, кого знает очень и очень давно.

— Пламень, — начала было эта женщина, когда Шила ахнула. Она смотрела на Сорака.

Метея проследила за ее взглядом и покачнулась.

Этого мне не хватало, — подумала Раки. Стоят, как вкопанные, рты открывают-закрывают. Еще в обмороки все попадайте! Вот так свадьба! Всю жизнь о такой мечтала, как говорится…

— Как он смог? — Метея обернулась к Шиле, та стояла и просто глупо улыбалась. — Низший не может поднять священное оружие Аст-Асар! — Метея выразительно смотрела на Сорака.

— Значит, смог, — так же дурацки улыбаясь, ответила Шила.

Аоллар закашлялся, и Раки, к неудовольствию Сорака, поспешила похлопать его по спине.

— Он не низший, — хрипло, хмуро сказал Аоллар. — Что ты там говорила, Метея?

— Пора открыть тайну Нефтиды, Аоллар.

— Значит, пора.

Трея
Начало Пламени

В Начале Пламени все слишком знакомо. Невыносимо знакомо. Тот же, холодный и прекрасный лик Нефтиды Пламени, с распахнутыми крыльями, раскинутыми в стороны руками. Идол парит над пятиконечным алтарем.

Перед Идолом стоит Трея.

Она готовится сделать самый ответственный шаг в своей жизни. Последний шаг.

Алтарь окружают основы. Не все довольны таким положением вещей — они, почти все живущие вблизи от Тела, там, где могут хотя бы немного почувствовать себя живыми, вынуждены делать работу собственного падаана, отца Ашт, который пренебрег прямыми обязанностями ради того, чтобы присутствовать на собственной свадьбе.

Вейстар хочет быстрее покончить с Треей. Оба его сына помилованы, но позор, которыми они покрыли себя, так велик, что Вейстар не хочет встречаться с ними, где бы они сейчас ни были. Все, о чем он мечтает, чтобы восстановилась иллюзия близости с живым розовым лабиринтом, с Телом.

Из-за спины каждого из основ показались светящиеся пятна Хранителей. Стоит Трее сделать шаг, как уже ничто не спасет ее от их вмешательства в тело, эмоции, разум. Это болезненно, но необходимо. Нефера обязана наполнить собой Идол Нефтиды, оживить его, как и низшие обязаны хранить з н а н и е высших.

Один шаг. Один шаг. Всего шаг.

Она не испугается. Самое страшное в жизни она уже видела.

Лишь шаг.

— Почему мне не дали попрощаться с Ратлатом? — вырвалось у Треи, и Вейстар скривился, точно у него заболели сразу все зубы.

Но Трее ответил.

— Ты вдоволь наобщаешься с моим недостойным сыном, когда станешь жизнью Нефтиды. Помни, что входя в нее, ты спасаешь его жизнь.

Ратлат и Коин будут живы. Это главное. Если среди Аст-Асар есть такие, как Ратлат, не все потеряно для Вершины мира. Не все.

Проем Начала распахнулся, сухой горячий воздух потерся о щеку Треи.

На пороге стол падаан Аоллар со странной свитой.

Рядом с падааном стояла Метея, и Сорак, тот сжимает в руках с каким-то виноватым видом странное оружие. Остальных Трея не знает. Маленькая худенькая девушка, с такими же волосами, как у Ратлата. И у Аоллара, высокая тощая женщина с короткой стрижкой, еще несколько женщин в белых итарсе.

— Именем великого з н а н и я Ашт я приказываю — прекратить, — тихо сказала Метея.

Взгляды основ устремились на Аоллара.

— Прекратить, — тихо, но твердо сказал он.

Тотчас Хранители скользнули за спины основ, растаяли в воздухе.

— Пришло время открыть тайну Нефтиды.

Точно, еще тайны мне не хватало на дорожку. Трея даже разозлилась, сколько можно мучить ее отсрочкой казни!

— Говори, Метея!

По лицам присутствующих основ ясно было, что голос Метеи — последнее, что они хотели бы услышать. Но противоречить падаану не решались. Официально Вейстар еще не прошел Посвящение в отцы Ашт.

Метея посмотрела на Трею, на Раки, и торжественно произнесла:

— Если неферу не сделать духом, она становится Аст-Асет.

Что она такое говорит? — Трея не понимает, что происходит. Это казнь или цирк, или что вообще?

— Подойди к ней, дочь, — Аоллар подтолкнул беленькую девочку, видимо, тоже особе ничего не понимающую, к Трее.

Голубые и желтые глаза встретились.

Ощущение, что перед тобой что-то свое, родное, одинаково возникло у обеих женщин.

Трея и Раки синхронно протянули друг другу руки, касаясь ладонями.

В тот же миг стены Начала, пятиконечный алтарь, Идол Нефтиды — все взорвалось огненной пылью, завертелось, осыпаясь, оседая, сравниваясь с землей Ашт, как и остальные Начала Перекрестного мира.

Зеленоватая гладь неба окрасилась алым.

— Что происходит? Что это?!

— Исчезли Начала, разрушено Кольцо Ашт.

— Но почему мы… Почему Ашт жив?

Аоллар смотрел на две женские фигурки. Одна из них, естественно, та, что красивее, и лицо у нее умнее — его дочь!

— В него вернулись Аст-Асет.

Основы молчали. На лицах высших отчетливо проступил страх.

Падаан ободряюще улыбнулся:

— Хорошо это или плохо, никто не знает… Ясно одно: нам придется заново учиться жить с ними в мире.

Коин
Дорога домой

Дорн Ратлата скользит по воздушной глади, верх откинут, Оба брата жадно вдыхают воздух.

Коин хитро прищурился:

— Ты чувствуешь? Совсем другой запах… Воздух Ашт пахнет иначе. Из него ушла ненависть.

Ратлат улыбнулся, на взгляд Коина, глуповатой улыбкой.

Это он оттого, что мы все ближе к акитэ, догадался Коин, ошибка думать, что дети ничего не замечают. Они видят намного больше и раньше взрослых.

— О чем ты думаешь?

Ратлат засмеялся и покраснел.

Он может думать только о том, что не отпустит Пламень из своего акитэ, куда тот однажды вошел и согрел его. Придал смысл всему, что происходит в жизни.

Загрузка...