Артист

Глава 4

– Я же говорила, нас грозили уплотнить, – Лена держала Сергея под руку, слегка прижавшись, и пыталась идти с ним нога в ногу, – вот тогда Артузов и предложил мне стать их сотрудником. Сначала на факультете, там ведь настроения разные, но, когда поняли, что доносить я не очень умею, перевели работать в газету. Между прочим, я самого товарища Рыкова фотографировала, ему так понравилось, что он у себя дома снимок повесил.

– Охотно верю, – Травин специально сдерживал шаг, чтобы Кольцова за ним поспевала, – ты, помнится, и во времена нашего знакомства неплохо снимала.

– Ты так это называешь? – женщина остановилась, дёрнула Сергея за руку, заставляя повернуться к себе. – Знакомство? Да если бы не беременность, никуда бы ты от меня не делся. Зарегистрировался бы как миленький.

– Значит, тебя только это остановило? А Кольцову, выходит, повезло?

– Ты, – Лена ткнула Травину пальцем в грудь, – мой дорогой, для воспитания детей не создан. Для воспитания мотоциклов – да, тут ты о-го-го, бандюганов вон тоже можешь перевоспитать, на почте, наверное, тебя все слушают и в рот глядят, но вот представить тебя рядом с маленьким ребёнком я совершенно не могу. А Кольцов, он с дочкой нянчится, кашу ей варит, пелёнки стирает, сейчас вон сидит с ней, пока меня дома нет. Но ты не обижайся, я тоже такая же, дети – это не моё.

– А что твоё? – Сергей подхватил её и потащил дальше по улице. – Не будем устраивать сцен, люди смотрят.

– Моё? – Кольцова ненадолго задумалась. – Это вот моё. По городам ездить, разных людей фотографировать, стройки всякие, цеха и заводы. Ну и ведомство иногда просит сделать что-то несложное, разговоры послушать или проследить за кем-нибудь. Или вот как сейчас, надо нам с тобой Федотова на откровенность вызвать, послали меня. Когда в Москве сказали, с кем работать придётся, я отказаться хотела. А потом всё думала, как к тебе подойти, что сказать, разговор вот этот себе представляла и в голове проговаривала. Но ты молодец, сам всё устроил. Кстати, ты зря Малиновскую поймал.

– Почему это?

– Её же все ненавидят. Я с этой компанией уже неделю провела, и эта стерва даже меня достать успела. Ведёт себя как барыня недорезанная, всё ей не так, других ни в грош не ставит. Разве что Охлопков был до недавнего времени, кстати, тот ещё фрукт, она с ним себя прилично держала, а как уехал, вообще сдерживать стало некому. Позавчера заставила оператора восемь раз одну сцену переснимать, потому что, видите ли, тень не так на лицо упала. Не удивлюсь, если эту доску кто-то подпилил.

– Надо проверить, – серьёзно сказал Травин.

– Шучу. Всем хочется поскорее доснять этот фильм, и на отдых, а если с ней что случится, ещё на месяц затянется. А у меня сроки чётко поставлены, к концу месяца я этого Федотова должна другому сотруднику передать, а сама уехать. Ходил уже к нему?

– Вчера, только его на месте не было. Но если сейчас повернём на Анджиевского, то можем и застать.

– Отлично, – Лена провела рукой по волосам, поправила фотоаппарат, – поступим просто. Я зайду отправить телеграмму в редакцию, как раз причина есть, а ты будешь рядом стоять и сверлить этого Федотова глазами. Ну а дальше по обстоятельствам, если он тебя узнает, скажешь, что я твоя новая знакомая. Не узнает, получу от редакции задание об их почте написать, но тут непонятно, клюнет он или нет.

Сергей покачал головой. Затея Меркулова не нравилась ему с самого начала, он ещё тогда сказал, когда отдавал бумаги, что выглядит это очень подозрительно – через десять лет появляется знакомый человек в нужное время и в нужном месте и тут же лезет дружбу возобновить. На что чекист ему ответил, мол, Травин – только маленькая деталь в чётком плане советских органов, и всё уже продумано заранее. И вот теперь оказывается, что этим продуманным чётким планом является Кольцова, молодая мать, недоучившийся следователь и начинающий фотокорреспондент.

– Авантюра полная, – сказал он, остановившись перед тяжёлой дубовой дверью с металлическими клёпками и медной ручкой, – может, лучше сначала всё обдумать?

– Какой-то ты слюнтяй стал, Травин, – Кольцова потянула ручку на себя, – раньше не сомневался, а сейчас как интеллигент дохлый.

Пятигорское почтовое отделение обслуживало только город и близлежащие станицы и подчинялось окружному Терскому почтамту, который находился на станции Минеральные Воды, поэтому штат его был небольшим. На количестве телеграфистов это не сказывалось, нужды населения, предприятий и особенно отдыхающих, которые любили слать телеграммы по поводу и без, обслуживали три человека.

Федотов выходил на двенадцатичасовые смены каждые вторник, четверг и субботу, садился за буквопечатающий телеграфный аппарат инженера Шорина и связывал Пятигорск со всей страной и заграницей. От постоянных ударов по клавишам болели пальцы, спина ныла, застывшая в одном положении, но Федотов свою работу любил и ни на что бы её не променял.

Телеграфом он заболел ещё во время войны, а после ранения пересел за машинку окончательно. Это время он вспоминал с ностальгией, стартстопными аппаратами не пользовались, в ходу были ключи и азбука Морзе. Тогда действительно для передачи текста нужно было прикладывать усилия, теперь же работа телеграфиста сводилась к работе машинистки. Но особая атмосфера, создаваемая бумажными лентами, треском механизмов и особым языком, на котором он общался с сослуживцами, всё равно оставалась, к тому же мимо него проходили тысячи чужих жизней, с их радостями и заботами, требованиями и слезливыми жалобами. Всё это люди доверяли телеграммам, а значит, и ему.

В четверг, 20 сентября, Федотов отметил, что посетителей на почте стало немного меньше. Значит, сезон заканчивался, и отдыхающие потихоньку разъезжались по домам. Местные жители телеграфом пользовались редко, выручали только учреждения, у тех поток корреспонденции шёл круглый год. Появление Травина телеграфист проморгал, он ковырялся отвёрткой в машинке, пытаясь наладить ход клавиши.

– Товарищ, мне бы телеграмму отправить, – раздался приятный женский голос.

– Да, секунду.

Федотов наконец-то впихнул штифт на нужное место, отложил шило, отвёртку, вытер руки платком и повернулся. Перед конторкой стояла молодая женщина, черноволосая, с глубокими синими глазами и высокими скулами, очень похожая на польскую артистку Полу Негри. Она смотрела чуть в сторону, словно немного косила, отчего взгляд выходил загадочным и чуть неземным. Рядом с ней высокий молодой человек в рубашке с бледно-красными пятнами разглядывал интерьер.

– Телеграмму.

– Простите, конечно, – телеграфист подсчитал количество слов, пометил карандашом знаки препинания, – с вас рубль пятнадцать копеек. Обычная или молния?

– Молния.

– Тогда ещё тридцать копеек. Вот квитанция, получите. Извините, молодой человек!

– Да? – Травин перестал разглядывать стены и столы и повернулся к Федотову.

– Ваше лицо мне определённо знакомо. Мы не встречались раньше?

– Возможно, – Сергей протянул руку, – только не помню, где. Я ваш коллега, из Пскова, начальник тамошней почтовой конторы. Зовут меня Травин Сергей Олегович.

– Ну конечно, – Федотов хлопнул ладонью по столу, – так и есть. Вы Серёжа Травин, простите, что так по-простому, сын Олега Станиславовича. Мы служили вместе в авиаотряде, вы тогда совсем ещё юношей были, но уже выше многих на голову. А ну, посмотрите-ка внимательнее, представьте меня без очков и с роскошной шевелюрой.

В подтверждение своих слов телеграфист снял очки в толстой оправе и провёл руками по лысине.

– Простите, что сразу не узнал, – Сергей изобразил лёгкое недоумение, – конечно, поручик Федотов, на «Илье Муромце» летали, я этот аэроплан обслуживал одно время вместо Чуликина. Точно помню, как завидовал, когда вы в небо поднимались, отец вас очень хвалил. Последнее, что слышал – будто сбили германцы.

Федотов вздохнул, высунул голову, чтобы убедиться, что других посетителей нет, откинул конторку – он сидел в коляске, тощие неподвижные ноги, согнутые в коленях, сложились на одну сторону.

– Как видите, списали подчистую, до недавнего времени надежды не было. Но здесь, в Пятигорске, помогли, начал ноги чувствовать, даже пальцем могу пошевелить. Доктор Огильви Александр Николаевич из Бальнеологического лично мной занимается, низкий ему поклон. Ну и занятие это выручает, нашёл себе по душе.

В почтамт зашёл мужчина в кремовом пиджаке и с портфелем, взял бланк телеграммы, обслюнявил карандаш и принялся старательно писать.

– Не удастся поговорить, – огорчился Федотов, – сейчас ко мне пойдёт, сами понимаете, работа. Но мы с вами обязательно должны увидеться. Сегодня и послезавтра служу с восьми до восьми, завтра уезжаю в Кисловодск, а вот в воскресенье совершенно свободен. Сможете прийти к обеду?

– Могу, – Травин кивнул, – я тут на отдыхе. Прислали в санаторий, вот, обтираюсь грязью и радием, здоровье восстанавливаю. Так что я с удовольствием, только скажите, где и когда.

– Сейчас адрес напишу, – телеграфист взял бланк, карандаш, по привычке подчеркнул знаки пунктуации, – пожалуйста, это недалеко совсем. Значит, приходите в воскресенье в два часа, к обеду. И спутницу вашу прошу, если пожелаете. Ну а вдруг что-то не выйдет, предупредите, а если меня на месте не будет, оставьте записку, мне передадут. Но уж постарайтесь, очень рад вас встретить, и хотелось бы нашу встречу продолжить.

– Ну вот, а ты канючил, – Лена похлопала Травина по руке, – смотри, сам тебя узнал, в гости пригласил, да ещё и меня. Он точно в меня влюбился, прямо глазами пожирал.

– Да, похоже, что получилось, – Сергей бросил кусок булки голубям, те всей стаей налетели на мякиш, вырывая его друг у друга, – вроде не наигранное было удивление, и пригласил от чистого сердца. Только вот о чём я с ним говорить буду, непонятно.

– Ну да, ты же у нас сын крестьянина, – Кольцова порылась в сумочке, достала папиросы, – тётя Яна была твёрдо уверена, что никакой ты не шофёр, а переодетый белогвардеец и шпион, и даже Пузицкому, помощнику Артузова, об этом талдычила. Тот, кстати, тогда ещё к её словам очень серьёзно отнёсся и сейчас, когда меня сюда отправлял, просил при случае выяснить, так ли это, или просто совпадение. В смысле, ты из крестьян или очень даже наоборот. Вот я и думаю, может, она была права, и ты нам всем головы дуришь.

– Похоже, по моей скромной персоне только ленивый не прошёлся.

Молодой человек допил квас, постучал пальцем по столику. Тут же подскочил официант, принёс ещё одну бутылку, зажёг спичку, давая Кольцовой прикурить.

– Серёжа Пузицкий сказал, что не то страшно, что ты из дворян, а то, что ты это скрываешь, значит, есть причина. Так что, Травин, за тобой глаз да глаз. Вон как Федотов обрадовался, своего почуял, глядишь, завербует тебя в свой Российский воинский союз.

– Это тебе тоже Серёжа Пузицкий сказал? – Сергей равнодушно посмотрел на Кольцову. – Ты с ним спишь?

– Не твоё дело, – Лена смутилась.

– Представь, – Травин усмехнулся, – что я действительно шпион. Так ты мне сейчас столько всего наговорила полезного, я вот, к примеру, могу за тобой проследить и ещё одного секретного сотрудника ГПУ вычислить. Или на Пузицкого надавить, если вдруг вербовать придётся. Он ведь наверняка женат, значит, есть слабое место.

Женщина неожиданно рассмеялась.

– Мы с его женой Ларисой близкие подруги. Но если вдруг проболтаешься, я тебе глаза выцарапаю. Кстати, Свирский тебя на ужин сегодняшний позвал, придёшь?

– Нет, – Сергей покачал головой, – что мне там делать. Я, помнится, с артистами московскими в волейбол играл, простые ребята, тот же Кторов, а он тоже в кино снимается, известный актёр. А эти какие-то напыщенные, словно важным очень делом занимаются, сама говоришь, Малиновская никого в грош не ставит, начальник их пробовал на меня свысока смотреть. Боюсь, не сдержусь, нагрублю, а потом они жалеть будут.

– Ну как знаешь, – Кольцова отодвинула стул, – тогда я пойду. Адрес мой ты знаешь, если до воскресенья не появлюсь, в любом случае с тобой в полдень встретимся и пойдём к Федотову. На этом твоя миссия будет окончена, а моя начнётся.

Она чмокнула Травина в щёку, даже наклоняться почти не пришлось, и ушла. Сергей остался сидеть за столиком бывшей чайной, выходящей витриной на Базарную площадь. В курортный сезон она называлась кооперативной столовой «Бештау», щеголяла официантами и заоблачными ценами. Молодой человек заказал ещё одну бутылку кваса, крендель и газету «Терек», расплатился и принялся читать местную прессу. Новости Пятигорска и окрестностей ничем от таких же новостей в других небольших городах не отличались, заводы рапортовали об успехах, комитеты бедноты – о сокращении, отличился только некий журналист Максимов со статьёй «Змеи в Подкумке».

«12 сентября председатель Совета станицы Константиновской товарищ Мякушин, ранним утром проходя мимо камышей с винтовкой в руках, наткнулся на лежащую змею с поднятой на один метр головой. Двумя выстрелами из винтовки он убил её. Она была пять аршинов длины, семь вершков толщины, весом в три пуда, с головой со столовую тарелку. 18 сентября на том же месте змея напала на женщину. Прибежавшие крестьяне отбили её, змея уползла. Крестьяне говорят, что змея была толщиной с телеграфный столб».

– Это ж три с половиной метра в длину и пятьдесят кило веса, – восхитился Сергей. – Вот на кого надо идти, а то кабаны, подумаешь, невидаль. Их и в псковских лесах полно. Только, сдаётся мне, этот Максимов сам-то змею не видел, а с чужих слов и не такое напишешь.

Он сложил газету, убрал в карман, чтобы показать своему будущему товарищу по охоте, и отправился обратно в «Бристоль». Возле главного входа стоял красный «фиат». Травин усмехнулся своим мыслям и свернул на Красноармейскую.

Следующим утром Лиза заявила, что хочет пойти в школу.

– Игоря с Олегом родители записали, – сказала она, – дядя Серёжа, я тоже хочу.

– С чего бы это? – Травин сплюнул, он брился, мыльная пена при разговоре забивала рот.

– Мы за эту неделю всё-всё посмотрим, а потом что делать? Игорь сказал, там кружки всякие, географический есть, ходят в походы по горам после уроков и даже вместо, пока погода хорошая. А то эта секция, куда мы ходили, только два раза в неделю.

– Хочешь, учись, – молодой человек вытер лицо полотенцем, присыпал квасцами порез, – всё равно собиралась заниматься, вон, и учебники взяла. Ты из-за жажды знаний идёшь или из-за Игоря?

Лиза покраснела, пробурчала что-то и вышла в коридор. Дверь хлопнула, Травин вернулся к щетине и чуть было не порезался ещё раз, когда позади него кто-то кашлянул. Он обернулся – в проёме туалетной комнаты стоял Свирский.

Режиссёр поначалу даже обрадовался, что молодой человек не появился на их ужине. Во-первых, потому что тот был человеком чужим, а значит, от него всего можно ожидать, и во-вторых, атмосфера за ужином была напряжённая, даже в отсутствие Малиновской, которая заперлась в номере и выходить не желала. Но рано утром, посмотрев проявленные снимки, Свирский понял, что вот он – идеальный дублёр. Здоровяк, поймавший Варю, и ростом, и типом лица походил на Охлопкова. Не хватало манерности, с которой держался артист, но для нескольких сцен это проблемы не составляло.

– Как же так, молодой человек, – сказал режиссёр с укоризной, – мы вас ждали, Варвара Степановна желали лично поблагодарить, а вы не явились. Нехорошо.

Травин вытер лицо полотенцем, посмотрелся в зеркало. Два небольших пореза уже почти не кровили, новый станок «Олд тайп», выпускаемый фирмой «Жиллетт», оказался лучше старого немецкого.

– Вы по какому поводу пришли, товарищ? – спросил он.

Свирский такого ответа не ожидал и замялся.

– Нам нужен артист, только не артист, а чтобы подменить. В нашей среде это называется «дублёр». Исполнитель роли, товарищ Охлопков, уехал, приходится искать на его место. Могу предложить вам пятьдесят рублей.

– За что? – удивился Травин.

– Это займёт два-три дня, надо отснять несколько сцен, там вы будете со спины, в крайнем случае в профиль. Согласны? По глазам вижу, что – да.

– У меня в глазах буквы светятся? – усмехнулся Сергей. – Хотя что там, давайте. Только в воскресенье я занят.

– Отлично, – Свирский расцвёл, – тогда сегодня и начнём. Я оставил вам сценарий, на всякий случай, но можете не читать, вам просто надо будет стоять в позе, которую я укажу.

– И за это пятьдесят рублей? – уточнил Травин, на почте такие деньги платили за две недели.

– Хорошо, – вздохнул режиссёр, – семьдесят. Но ни копейкой больше. Сегодня в двенадцать у Провала, не опаздывайте.