Аркан душ

Глава 2

В дверях обнаружился дюжий конюх, дядька лет сорока, который пару раз мелькал недалеко от псарни, но никогда не подходил и не пытался со мной заговорить. Правда, я видела, как он морщился, слушая визгливые сентенции старшей прачки – вот уж кто все никак не мог сладить с желанием поорать про мою шлюхину натуру, хотя раз за разом была вынуждена с воплем удирать от свирепо кидавшейся на ограду Найды.

– Если с людьми по-людски, так они обычно тем же отвечают, – со вздохом согласилась я и улыбнулась. – Вы что-то хотели, господин Шуссерин?

– Да какой я тебе господин, Шусс я, да и все. Я-тко вот… спросить пришел, – конюх степенно прошел к столу, за которым мы работали, и аккуратно выложил на него серое, довольно замурзанное нечто. Войлочное. Дырявое.

– Такое дело… потники да вальтрапы эти наш управляющий с юга получает, с оркских земель. И стоят они дорого. Понятное дело, господа что поновее приказывают брать, когда для них седлаешь, а эти чего ж? И не выкинуть – господин Бросселин голову снимет, коли последней соломинки не досчитается, и в дело не пустить… хоть бы и лакейским лошадкам. Сможешь чего-нить придумать, девонька?

Я задумчиво пощупала истончившиеся края дыры. Нахмурилась.

– Тут ведь, девонька, дело-то такое, – Шусс тоже провел огрубевшим от мозолей, но чистым пальцем по рваному краю. – Заплатку не поставишь и шов не сделаешь, оно ведь под седлом, вмиг животине спину до крови изотрет. Ты это… померкуй, которые еще годны подлатать, а ежели нет – так, может, еще на что полезное пустишь, и себе чего-нить выкроишь.

– Ничего не буду обещать, Шусс, но попробую, – кивнула я. – Мне самой интересно.

Конюх ушел обнадеженный, а мы с девчонками еще почти два часа возились вокруг стола и болтали. Сколько же я всего нового узнала, кроме обычных кухонных сплетен! Да и сплетни, если их внимательно выслушать и хорошо обдумать, тоже могут дать пищу для размышлений.

Удачно, что эти две трескотуши больше любили говорить, чем слушать, и моих коротких одобрительных хмыков, восторженных ахов и удивленных охов им вполне хватало для того, чтобы считать беседу приятной и содержательной.

Вот так все потихоньку начало налаживаться. Я даже Никитке нашла компанию – двух девочек-близняшек чуть помладше него, веселых, шебутных и отчаянно добродушных. И что существенно – чистых.

Точнее, такими чистенькими они стали не без моего участия. Мама их – совсем девчушка, едва шестнадцать ей было, ну никак не больше. Выдали девчонку из деревни замуж за герцогского солдата, а тот поселил жену в каморку при кухне, заделал детей и свалил куда-то с посольством. Точнее, он, может, и не рвался никуда от молодой жены и теплой кухни, но кто солдата спрашивает…

Мурилла (ох, вот где родители с именем-то угадали!) оказалась очень тихой, спокойной, доброй и услужливой девочкой. И, естественно, кухонное бабье царство ее почти мгновенно заклевало. Спихнули на дурочку всю самую черную работу, ей и с детками понянчиться некогда было – так и таскались за материным подолом из одного самого грязного угла в другой. И вечно получали то тычок, то щипок от тех, у кого невольно путались под ногами.

Я пару раз посмотрела на это со стороны, поняла, что сама Мурилла никак за себя и за детей не заступается, и…

Нет, воевать с бабами было бы неправильно. Только-только меня стали понемногу принимать… хотя себя я в обиду все равно не давала, и это все уже усвоили. Шипение в спину притихло, но не исчезло совсем.

И в одно прекрасное утро я набралась наглости и попросила у метрессы Кунегорды – старшей кастелянши – еще одну помощницу в валяльню. Поскольку конюх Шусс вовсю расхваливал мое искусство и хвастался отремонтированными потниками, а в войлочные чувяки, сооруженные из обрезков и подшитые обрезками же кожи, обулась уже чуть ли не треть дворни, включая меня саму (единственные сапоги надо беречь!), просьба моя была благосклонно выслушана.

И к неудовольствию самых склочных кухонных баб-поломоек – эту непрестижную и малооплачиваемую работу обычно поручали закоренелым неумехам да распустехам – они лишились безотказной дуры, на которую можно было спихнуть самую противную часть своих обязанностей.

Это, конечно, породило новый виток шипения в спину, да только кто б их слушал. У меня как-то сама собой завелась репутация умной, воспитанной, достаточно скромной и не заносчивой, но в то же время способной дать отпор женщины… и появились если не друзья – то приятели и просто дружелюбно настроенные знакомые среди прислуги.

А Мосси и Квасси (господи, а я еще жалела соседскую девчонку, которую полоумные родители назвали Пенелопой… при фамилии Кусько) были решительно усажены в корыто и отмыты до скрипа в тот же день, когда их робкая и немного испуганная мамочка переступила порог комнаты, выделенной нам под работу с войлоком.

На все мои команды она только хлопала ресницами и мелко кивала, ну я и развернулась.

И волосы близняшкам остригла почти под ноль, истребив тем самым незаконных мигрантов-паразитов. Кстати, от греха и чтобы девчушкам не было обидно, я и вертевшегося тут же Никитоса подвергла этой процедуре, попутно объясняя в ужасе застывшим помощницам пользу гигиены. Сошло за эльфийские секреты, которые я якобы разузнала, будучи… где-то там.

Эльфийский след разом решил все сомнения и даже вызвал немного нездоровый энтузиазм. Оказывается, эльфы тут – законодатели мод. Причем даром никому ничего не показывают и не подсказывают, их “секреты красоты и здоровья” стоят порядочных денег. Кстати, людей они считают грязными обезьянами и не скрывают этого. Ну… с гигиеной тут действительно все грустно.

Мой авторитет мгновенно вознесся на недосягаемую высоту, девчонки готовы были смотреть мне в рот и, пожелай я, без раздумий уселись бы попами на муравейник – если оно для красоты! Уже второй раз с момента попадания эльфийская легенда пошла мне на пользу – иначе черта лысого они стали бы меня слушать.

Я мысленно потерла лапки – надоело изо дня в день нюхать запах немытого тела и потных подмышек… так что к вечеру мы дружно выскоблили самый большой чан, в котором замачивали шерсть, натаскали воды, щелока, растопили печь, заварили собранную девчатами за конюшней крапиву и приступили к священнодействию…

Ну что сказать… результат превзошел все мои ожидания. И ожидания девчонок, вот что главное. Вымытые, причесанные, переодетые в чистое, они вертелись перед кадушкой с водой, по очереди заглядывали в нее и время от времени с восторгом нюхали друг друга, уверяя, что такими благовониями пахнут только знатные дамы.

А потом дружно стали тереть кулачками глаза и буквально рухнули на лавку тут же, за печкой. Еще бы, их кожа отродясь, наверное, не была такой чистой, так что кислородное опьянение не заставило себя долго ждать.

Но в целом эксперимент удался. Через неделю регулярного мытья у рыжей Марсы пропали прыщики на носу, Мурилла застенчиво похвасталась, что зажили мелкие язвочки на бедрах, а у Тотеры исчезла потница. Сколько было изумления и восторга… Девчонки свято уверовали в силу эльфийской магии и, дай им волю, вообще не вылезали бы из чана с водой.

Если бы не мысли о муже и дочери, я бы, наверное… даже перестала каждую ночь просыпаться в слезах и вспоминать прошлую счастливую жизнь.

Днем было легче, мне и правда нравилось чувствовать, что меня уважают, что моя простая и незамысловатая работа нужна людям, что мне некогда присесть, не то что скучать! И всегда есть с кем поболтать, посмеяться, а то и научить чему-то новому. И самой научиться, кстати! Прясть, например.

К тому же Никитка, я видела, тоже по большей части днем чувствовал себя прекрасно. Играл с близняшками, даже познакомил их с Найдой и Мужиком, так что теперь троица частенько бесилась на псарне под присмотром собак, пока мы работали. Кукушонок подрос, поправился, радовал меня здоровым румянцем и ясными блестящими глазами… а ночью просыпался с криком и долго плакал, уткнувшись мне в грудь.

А потом у меня появились первые в этом мире собственные деньги, а с ними и надежда. Безумная, почти нереальная надежда…

Герцогского мишутку разглядели другие придворные, и я получила заказ сразу на трех зверят – двух таких же мишек и одного лисенка. Половина денег, как заведено, ушла в герцогскую казну, еще четверть оставшегося – управляющему и кастелянше за хорошее отношение и посреднические услуги, но даже за вычетом этого сумма по здешним меркам была очень солидной. Я демонстративно унесла деньги внутрь псиного жилища и спрятала узелок в соломе там, где обычно спал Мужик.

Несколько украдкой брошенных на меня взглядов, разочарованно-злобных и даже ненавидящих, яснее ясного показали мне, что расслабляться нельзя.

А вскоре произошло то, что разбило иллюзию безопасности и относительного благополучия в мелкие осколки.

Позже, много позже я поняла, почему именно я вляпалась в это… э… в эту пахучую субстанцию по имени герцог Иноворосс. То, что на первых порах меня спасло – легенда об эльфийском любовнике – то меня в конце концов и погубило.

Скорее всего, товарищ герцог недостатка в женском внимании отродясь не имел и сильно вряд ли заинтересовался бы новой служанкой, даже если бы она была королевой красоты.

Но тут такая фишка… эльфы, они ж не только законодатели мод в красоте, тряпках и здоровом образе жизни. Здешнее население свято уверено в том, что ушастые – непревзойденные гуру в сексе, отлично знают, что такое небо в алмазах, и, что важнее, уж никак не оставят даже временную человеческую любовницу без таких важных знаний в свете ублажения себя любимых.

Ну вы поняли, да? Плевать хотело это дерьмо собачье и на мое предполагаемое благородное происхождение, и на моего ребенка, и на мою репутацию, и на мою жизнь… и на свою жену!

Началось все с мелочей. Я вдруг почувствовала чей-то взгляд. Точнее, я стала чувствовать его постоянно, во дворе, в своей валяльне, и особенно на псарне – что самое странное! Но сколько ни оглядывалась – так никого и не увидела.

А взгляд преследовал, он становился все… настойчивее, я словно кожей ощущала жадное внимание, какое-то болезненное любопытство и сытую уверенность хищника – жертве никуда не деться.

Сколько я себя ни убеждала, что паранойя еще никого не доводила до добра, но через три дня такого “наблюдения” уже вздрагивала от каждого звука и с трудом подавляла желание схватить в охапку Кукушонка, забиться в самый дальний угол песьего дома и отгородиться всеми тридцатью девятью крокодилами…

А на четвертый день за мной просто и буднично пришли. Конечно, не сам герцог, еще не хватало. Выйдя на окрик из валяльни, я обнаружила посреди двора демонстративно сморщившегося и прикрывающего курносый прыщеватый нос надушенным платком хлыща лет двадцати, мосластого, как верблюд, и такого же надменного.

– Следуй за мной, девка! – сходу заявила жертва едва законченного пубертата и одарила липким похотливым взглядом, особенно задержав его на моей груди.

Я оглянулась на играющих у самой решетки детей, потом на Муриллу, украдкой высунувшую нос из валяльни. Надеюсь, она поняла мой красноречивый взгляд и едва заметное движение подбородка в сторону псарни. Надеюсь… мне будет гораздо спокойнее, если дети окажутся под защитой стаи.

– Да, господин, – я почтительно, но без раболепия поклонилась и пропустила напыщенного хама вперед, покорно пристроившись в трех шагах позади него – как и положено служанке.

Не знаю уж, чего это мурло так сморщилось, но замечания он не сделал, развернулся на каблуках и стремительно зашагал тощими, по-верблюжьи мосластыми ходулями вон с черной половины замка.

Отстав на положенные три шага, я уже понимала, что ничего хорошего меня не ждет. Гулкие коридоры со сводчатыми потолками становились все темнее, факелы или то, что здесь их заменяло (магия? Хм…), встречались все реже, хотя мы вроде бы поднимались в верхние "чистые" покои, а я только крепче сжимала зубы и мысленно готовилась… к чему? Сама не знаю.

И все мои приготовления оказались напрасными, когда, сворачивая в чуть более освещенный коридор, верблюд в шелках вдруг резко остановился. Так резко, что я почти налетела на него.

– Ну что, курочка, – меня едва не стошнило от слащавости его тона и мокрых губ, сунувшихся почти вплотную к моему лицу. – Покажи, чему тебя ушастые научили. Будешь послушной – подберу, когда его светлость наиграется и выкинет обратно на псарню или на улицу.

– Разве его светлость не приказал мне явиться немедленно? – растерянно переспросила я, отступая на полшага и с досадой чувствуя за спиной холодную каменную кладку. Черт, что же делать?! Ведь эта тварь уверена в моей беспомощности и своей безнаказанности, и он прав… почти. Потому что я, даже понимая опасность сопротивления, скорее придушу гниду, чем…

– Глупая курица! Его светлость приказал привести тебя вечером! – расхохотался засранец и властно схватил меня за плечо, дергая к себе и вниз, словно пытаясь уронить на пол или… поставить на колени! Ах ты, ссу… и штаны развязывает, вонючка малолетняя!

Очень трудно вживаться в чужой мир, и это не из-за отсутствия привычных удобств или удовольствий. Гораздо сложнее заставить себя принять здешние законы и примириться с ними… служанка с псарни, беглая эльфийская девка с ребенком никогда в жизни не стала бы сопротивляться знатному господину – дворянство здесь воспринимали чуть ли не богами.

А Наталья Лаврова, жена подполковника в отставке Алексея Лаврова, мать его детей, шальная девчонка, в юности мечтавшая стать кинологом-спасателем, со всей дури заехала мразенышу коленом в пах раньше, чем успела обдумать последствия собственных действий.

Как бежала назад сквозь лабиринт коридоров, я не очень хорошо запомнила. Хорошо еще, никто навстречу не попался – затоптала бы и не заметила. Заблудиться не позволил инстинкт загнанного в угол зверя – я почти безошибочно пролетела в обратном порядке весь свой недавний путь и по инерции едва не спланировала с высоких каменных ступенек, ведущих на псиный двор.

– Натаэль! – не обращая внимания на окликнувший меня голос, я метеоритом пронеслась по чисто выметенной брусчатке и едва не снесла решетчатую ограду шархушни.

Псины мои встретили меня внимательно-встревоженными взглядами, а потом, словно по беззвучной Найдиной команде, начали плавно и вроде бы неспешно выбираться из логова и грамотно распределяться на самом опасном направлении – у калитки. Так, что скоро живая мохнатая стена прочно отгородила меня и подхваченного мной на руки Кукушонка от всего остального мира.

Заскочив в нашу хижину, я пометалась из угла в угол, потом спохватилась, усадила слегка испуганного переполохом сына на лежанку, выпрямилась и несколько минут сосредоточенно и глубоко дышала "животом", периодически задерживая дыхание. Так учил Лешка, это был хороший способ унять панику и попытаться здраво оценить произошедшее.

Так… все зависит от того, поднимет ли крик оставленный в недрах замка сученок, как только сможет разогнуться и передвинуть свои “всмятку” из того угла, где я его бросила. Есть шанс, что промолчит – вряд ли герцог будет доволен его самодеятельной попыткой пролезть поперек батьки ко мне под юбку. Но даже в этом случае мстительный гаденыш постарается устроить мне веселую жизнь всеми способами, которые придут в его извращенскую башку. Это плохо… а еще сам герцог, чтоб ему пусто было, козлу озабоченному! Ему по яйцам точно нельзя…

Но еще хуже, если оскорбленный дворяненок от злости забудет про гнев сюзерена и про позор получить славу битого девкой слабака и открыто обвинит меня в покушении на свою священную особу. Такое тоже вполне может случиться – ведь это будет его слово – слово дворянина – против моего, и мало ли что он придумает – взяла и напала, тварь такая, без повода и причины.

В любом случае, надо собрать вещи и быть готовой бежать. Господи, зима на носу… куда я пойду с ребенком? Ох, дура… надо было не просто бить эту мразь по яйцам, а добивать. В таком случае был шанс отбрехаться – я слабая женщина, а кто напал на господина, я не разглядела… ох.

– Натаэль! – сквозь негромкое, но оттого еще более страшное Найдино рычание пробился голос старшего егеря, и непонятно было, чего в нем больше – тревоги или…

– Вот чертова баба, куда ты запропастилась, дура, жопу демона тебе на голову! Убери шархушей, идиотка, и иди сюда, думать будем. Там по твою душу ушан явился, слышишь?!

Заполошно колотившееся о ребра сердце обморочно замерло и провалилось куда-то в желудок. Ушан? Эльф?! За мной… или за моим сыном?!

А кому мы еще могли понадобиться? Мифическим любителям человеческих женщин в своей эльфийской постели? Не смешите мои тапочки… это заказчик. Та самая гнида, которая разрушила нашу жизнь и мою семью. Как нашел… как нашел? А меньше выпендриваться надо было со своей гигиеной и “уникальными” навыками дрессировки. Мазать Никитоса грязью поверх только что выстиранной одежки, самой переодеться чучелом и сидеть в дальнем углу псарни, вообще не высовывая оттуда носа!

Впрочем, бесполезно теперь сожалеть, надо быстро решать, что делать дальше. На всякий случай я вытащила из-под лежанки давно сшитую из мешковины торбу и покидала туда все наши с сыном немудреные пожитки. Переобулась в сапоги, одела потеплее Кукушонка, а сумку отнесла Найде и, скрываясь за спинами остальной стаи, быстро привязала ее к импровизированной веревочной сбруе, надетой на собаку. Если что – драпать будем вместе. Мне и в голову не пришло бы оставить родное существо во власти не слишком добрых людей и сбежать без нее. Впрочем, кто кому в этой ситуации нужнее – это еще вопрос…

Поговорить с егерем я не успела – пока провозилась, ему надоело разоряться на весь двор, да и стража подоспела. Похоже, мне либо придется прорываться с боем, либо…

Про бой пришлось забыть – дураков в замке не водилось. И закованные в кольчугу стражники принесли с собой тяжелые арбалеты. Мне было очень страшно, но бросить под стрелы стаю я не могла. И поэтому, оставив ребенка Найде, сама пошла к калитке.

– Пошевеливайся, женщина! – холодно и равнодушно приказал пожилой стражник, нетерпеливо постукивая древком здоровенной алебарды по плитам двора. – Не знаю, что ты натворила, но его светлость велели доставить тебя в большой приемный зал, где он сам решит твою участь!