Ариман:Изгнанник

V Сыны Праха

Вокруг «Дитя Титана» вскипали облака психической энергии. Громадные лица, клыки, когти и глаза формировались за секунду до того, как растаять обратно. «Дитя Титана» шел по волнам, не в силах оторваться от них, прикладывая усилия, чтобы его не утянуло в сердце шторма. Окутанные искрящимся полем Геллера двигатели толкали его вперед.

Кадин и Тидиас спорили с Астреосом, пока за корпусом корабля бушевал шторм. Как и в случае с генетическими предками, их аргументами выступали клинки. Это была проверка на лидерство, как повелось со времени основания ордена. Испытание велось словом за слово, клинком за клинок, без доспехов. Лидеру, которому бросили вызов, мог помочь только его собственный разум и мастерство владения клинком. Какой прок от слов, если они не помогали в бою или исходили от слишком слабого, неспособного отстоять свои убеждения?

Астреос парировал рубящий удар в горло. Клинки встретились, скрежеща острыми кромками, и воин позволил боевому ножу Тидиаса соскользнуть вдоль меча до самой гарды. Брат тут же ударил кулаком в живот Астреосу. Библиарий почувствовал, как внутри что-то треснуло. Тидиас нанес удар еще дважды, каждый раз с силой молота попадая в одну и ту же точку. Астреос почувствовал вкус крови в собственном дыхании. Он врезал лбом прямо Тидиасу в лицо. Воин пошатнулся, но быстро восстановил равновесие и рванулся вперед, пытаясь высвободить нож. Астреос провернул меч так, что Тидиаса сбило с ног, едва он ухватился за нож. Воин упал на металлический пол, а затем попытался вскочить. Библиарий оставил на шее Тидиаса каплю крови и заглянул брату в глаза. В ответ на него уставились холодный серый глаз и пылающая индиговая линза, вставленная в литой медный крепеж.

— Я проиграл, — низко прохрипел Тидиас. По лицу воина текла кровь, следуя по линиям старых шрамов, которые пересекали его узкое лицо. Астреос медленно кивнул и убрал острие меча от горла Тидиаса.

В скрытом сумраком углу комнаты невесело хохотнул Кадин, после чего шагнул вперед. Как и Астреос, и Тидиас, он был облачен в свободный табард из серой ткани, его обнаженная рука бугрилась мышцами под сетью шрамов. Кадин был моложе Астреоса, но из-за шрамов, покрывавших его кожу, он казался обветренным и старым, словно дерево, которое пережило немало бурь. У него было широкое лицо, но черты терялись под блестящей гладкой кожей, оставшейся после полученных ожогов. Кадин легко сжимал короткий широкий меч, чье лезвие сверкало недавней заточкой. Клинок предназначался для ближнего боя, где ты мог увидеть страх и ярость в глазах врага, почувствовать запах крови, когда он умирал. В левой глазнице Кадина сверкала зеленая линза, щелкнувшая, когда воин сфокусировался. Кармента даровала каждому из них искусственный глаз, чтобы заменить те, которые отнял Марот. Астреосу почему-то не хотелось принимать свой, словно частичка его желала оставить опустевшую глазницу в качестве напоминания.

Астреос перевел дыхание. Они держали совет клинков вот уже шесть часов кряду. Комната для сражений представляла собой длинный и низкий трюм, зажатый между орудийной и двигательной палубой. У стен стояло оружие и доспехи — кое-что было разграблено Терзанием, но другое сверкало новизной. В клетях в углах трюма горел уголь, наполняя зал теплом, дымом и тусклым красным светом.

— Ты желаешь отдохнуть, брат, — произнес Кадин. Он мог улыбаться, но шрамы искривили его рот до неузнаваемости, а голос оставался холодным, как снегопад. Астреос покачал головой. Кадин кивнул.

Брат метнулся, стремительный, словно удар плети. Астреос инстинктивно поднял клинок и каким-то образом отразил удар. Кадин успел отступить и снова принялся кружить. Последовало еще два быстрых выпада, и Астреосу пришлось отшагнуть назад, когда широкое лезвие рассекло воздух там, где еще секунду назад находилась его нога.

— Ты доверяешь ему? — спросил Кадин, продолжая обходить его. Астреос следил за зелеными глазами брата, одним настоящим, а другим ложным, не обращая внимания на плавные движения клинка в руке Кадина.

— Нет, — ответил Астреос, пытаясь сосредоточиться на углах, под которыми могут последовать удары, пока в голове вскипали слова спора. Изображение в новой аугметике было почти идеальным.

Почти. Удар Кадина просвистел справа, библиарий едва успел заметить его. Астреос дернулся назад, и клинок рассек ему плечо.

— Ты дал ему нашу клятву, но не доверяешь ему, — прорычал Кадин. Библиарий сфокусировался на непрерывно движущейся фигуре брата. Ослабленной и медленной правой рукой он поднял меч.

— Ариман подарил нам жизнь, — спокойно ответил Астреос и нанес удар. Он бы разрубил Кадина от шеи до таза, если тот не успел вовремя уйти от удара, одновременно контратакуя. По правой руке Астреоса потекла кровь. Он даже не заметил рану. Будь это настоящий бой, библиарий наверняка бы незримо почувствовал бы ее, но совет клинка запрещал ему пользоваться своими силами наряду с доспехами. — Он освободил нас. Таков ход событий. Спасение требует верности.

Кадин сделал выпад, его лицо скривилось в волчьем оскале. Астреос поднял меч, чтобы парировать удар, но покрытый шрамами воин перекинул меч в другую руку. Настоящий удар прочертил алую ухмылку на левом бедре библиария. По ноге Астреоса разлилось онемение.

— Он колдун, — выплюнул Кадин, — ведьмак, который служит ложным силам, клятвопреступник.

— А кто мы, брат? — спросил Астреос.

«И что мне следовало сделать, брат? — вспыхнул у него в голове вопрос. — Он дал мне жизнь, и я должен отплатить за этот дар единственно возможным способом. Мы никто без данных нами клятв. Мы последние из братства, которое погибло из-за того, что другие нарушили свое слово, тогда как мы сдержали свое».

— Мы не нарушали клятв, — возразил Кадин, и Астреос заметил вспыхнувший гнев в настоящем глазе брата.

— И не нарушим сейчас, — ответил Астреос, но в голосе не чувствовалось уверенности. Его большая голова начала опускаться, плечи поникли. По руке и ноге текла кровь. Он походил на раненого и слабеющего медведя, вокруг которого кружил волк.

— Он изгой, — произнес Кадин.

— А мы разве нет? — Астреос попытался нанести удар, но он оказался слишком медленным, и Кадин, стремительно уйдя в сторону, порезал здоровую руку Астреоса. Внезапно библиарий крутанулся и сделал низкий выпад, ложная усталость испарилась в мгновение ока. Плоской частью меча он сбил Кадина с ног. Воин упал и почувствовал, как острие меча Астреоса прижалось к его груди, прежде чем он успел подняться.

— Решение за мной, — сказал Астреос. Кадин кивнул, и Астреос взглянул в дальний конец зала, откуда за ними наблюдал Тидиас. — Ариман получил нашу клятву, и это связывает нас. «Но чего ради, Ариман? От чего ты бежишь и что так торопишься найти?»

— А если он окажется недостойным нашей верности? — спросил Кадин, но Астреос отвернулся и прошел туда, где на стенных опорах висели бронзового цвета доспехи. В отблесках огненных клетей он видел, где с тусклой поверхности были стерты эмблемы и знаки почестей.

— Совет окончен, клинки все сказали, — ответил Астреос, повесив меч на стену и сняв первую пластину доспехов.

— А что с тем, который лишил нас глаз? — не отступал Кадин, поднимаясь с пола. Астреос приложил руку к правой глазнице и ощутил серебро и черноту, которые удерживали бледный кристалл его нового глаза. Он вспомнил свернувшегося на полу Марота, ослепленного и рыдающего кровавыми слезами. Как мог космический десантник превратиться в столь сломленное создание? Марот больше не был ни человеком, ни воином — он стал бормочущим существом, слишком озлобленным и исполненным ненависти даже для простой жалости.

— Нити его жизни держит Ариман, — произнес Астреос. Тидиас посмотрел на Кадина, но оба они промолчали. Астреос не смотрел на них.

На самом деле библиарий был согласен с братьями. Он ничего не знал об Аримане, кроме его силы и того, что на него охотились другие отступники. Но клятвы не нуждались в доверии. Этой истине его научил Империум. Астреос облачался в доспехи, одна за другой соединяя пластины, создавая над телом вторую, металлическую кожу. Когда-то ему бы помогали сервы, но это было в давно мертвом прошлом. Они молчали, и единственным звуком был скрежет керамита и металла. Наконец Астреос выпрямился, вновь закованный в бронзовую броню, и направился к запертым дверям зала.

— Куда мы идем? — спросил у него за спиной Кадин.

«Не знаю, брат. Не знаю, куда приведут нас клятвы», — вспыхнула мысль, но он так и не высказал ее, когда покинул отсек.

Тронный зал безмолвствовал, в нем воняло гнилью и пеплом. Свечи давно превратились в лужицы жира, и единственный свет исходил от треснувшей люмосферы, которую держал перед Ариманом сгорбленный сервитор. Труп Гзреля развалился на троне. Его кожу и броню успел покрыть сероватый грибок, превратив бывшего повелителя Терзания в бесформенную груду. Другие тела накрыл ковер белесых стеблей. Ариману казалось, они дергаются и покачиваются всякий раз, когда на них падал свет.

Глаза колдуна остановились на горке мягкого пепла в центре зала. Он лежал там же, где упал, в серой пыли угадывались очертания человеческого тела. Ариман подумал о Толбеке и на секунду закрыл глаза.

Когда «Дитя Титана» нырнуло в варп, Азека начали одолевать вина и гнев. Возможно, они таились в нем и раньше, приглушенные инстинктом самосохранения, притупленные эйфорией от владения силами, которые он долго отрицал. Ариман покинул мостик и затерялся в переплетениях коридоров, позволив разуму раз за разом прокручивать случившееся, видение, эмиссара, то, что он сделал и почему. Когда отвлечься не получилось, вернулось чувство вины, окутав его мысли, подобно грозовой туче. У него не получилось, он оказался слабым.

«Следовало позволить ему довести дело до конца», — подумал он, наблюдая, как сервитор с лязгом бредет по залу, и желтый свет люмосферы открывает все новые следы насилия и разложения. Среди мусора блеснуло что-то, похожее на полированный кристалл. Ариман подошел ближе и нагнулся. Тогда он понял, что это были остекленевшие и мертвые глаза, взиравшие с поросшего грибком лица Гзреля.

«Я колдун, — подумал Ариман, глядя ему в глаза. — Силы, которыми владею — это силы и демонов, и жестоких богов также. Нет высшего идеала, нет искупления знанием, — он испустил тяжелый вздох. По телу прокатился гнев, питающийся виной и в свою очередь усиливающий ее. — Я опять потерпел неудачу, я слаб и недостаточно силен, чтобы принять свою судьбу». На мгновение его посетила мысль найти ближайший воздушный шлюз и исчезнуть в шторме.

Ариман отвел глаза от пустого взгляда Гзреля, которого избегал с тех пор, как вошел в зал. Двое воинов Рубрики продолжали стоять на том же месте. Колдун чувствовал призрачные сущности в каждом доспехе, шепчущиеся на границе сознания. В том шепоте слышался гнев, словно яростный крик, рассеянный шквальным ветром. Ариман поднялся и, не отводя глаз, направился к ним.

Боевая броня воинов Рубрики была насыщено-багрового цвета, окаймлена серебром и увешана свитками папируса. Взгляд Аримана скользнул с одних доспехов на другие, отмечая незначительные детали и знаки, которые рассказывали о заключенном в металлической оболочке воине. Их было немного, но достаточно, чтобы понять, кем при жизни был воин Рубрики. С именем пришло лицо, голос и воспоминание о смешке и доброй улыбке. Воин Рубрики был лишь одним из легиона, но Ариман помнил имена и лица всех своих братьев.

Азек присмотрелся к доспехам, взирая не только глазами, но и разумом. По доспехам вились символы, местами выгравированные на поверхности керамита, кое-где проникая внутрь пластин и сочленений. Для взгляда Аримана они были похожи на цепи синего огня. Он чувствовал, как внутри доспехов бьются закованные души, словно хищники в клетке, почуявшие кровь тюремщика.

Медленно, неуверенно, он поднял руку и коснулся бронированными пальцами наплечника.

Холод охватил руку. Ариман попытался убрать ее, но недостаточно быстро. На запястье сомкнулся кулак воина Рубрики. Азек почувствовал, как под мощной хваткой прогнулись пластины доспехов, и оттуда разлилось тепло. Глаза воина Рубрики вспыхнули. Ариман хотел отстраниться, но воин стал подтягивать его к себе.

+ Ариман, + прошипел голос у него в голове. Колдун почувствовал в нем мольбу и гнев, они скрежетали, словно железо о камень.

— Я… — попытался заговорить он, но хватка усилилась. Сковывающие символы на доспехах воинов Рубрики сверкали все ярче и ярче. Рука Аримана горела от жара, там, где керамит в руке Рубрики прогнулся. Вторая рука схватила его за шею, оторвав колдуна от пола. Железные пальцы медленно начали сжиматься у него на горле.

+ Ариман, + снова произнес голос, и его шепот заглушил остальные мысли.

Он тонул, не мог дышать, ничего не чувствовал, ослеп. Он падал во вселенную тьмы и теней, проблесков будущего и разбитых воспоминаний. Не мог вспомнить, кем или почему он был. Помнил фигуру в красных доспехах, синее небо, подернутое пурпуром заходящего солнца. Бушевала битва, топор несся к его голове, и он уклонялся от удара, вгоняя собственный клинок в подбородок воину, который мог убить его. Кровь была настолько яркой и живой, что он почти чувствовал ее, когда та брызнула на его щеку.

Образ померк.

Куда подевалось видение? Что это было? Воспоминание из прошлого? Он был убийцей или убитым, его ли кровь блестела на солнце? Он попытался вспомнить видение, вернуть его, но… Какое видение? Было видение воспоминание, оно… Но он уже не мог его вспомнить.

Тьма.

Он попытался вздохнуть, но безуспешно. Он тонул, тьма окутывала его все сильнее, пока он продолжал вращаться, падая, падая без конца.

Где он? Имя, как его зовут? Он хотел закричать, но тонул в кромешном мраке. Его зовут…

— Я — Азек Ариман, — он почувствовал, как слова сорвались с уст. Тьма рассеялась в мгновение ока, и он снова смотрел в горящие зеленые линзы шлема с высоким гребнем. Пальцы продолжали смыкаться у него на горле. Ариман вспомнил падение секиры и кровь на солнце. Вспомнил попытку ухватиться за что-то, пока тонул в забытье. Вспомнил, как потянулся в поисках имени.

Он заглянул в глаза воину Рубрики и произнес имя, которое когда-то принадлежало ему.

— Гелио Исидор, — воин Рубрики замер, и Ариман с трудом втянул воздух в легкие. Колдун понял: он не просто превратил братьев в духов и прах, он разрушил их личности. С течением времени касание варпа изменило бы их плоть и поглотило разумы, но Ариман одним ударом уничтожил все, кем они были. Бронированные фигуры перед ним были просто пустыми оболочками, словно человеческий силуэт, выжженный на стене взрывом бомбы. Сыны Рубрики были не просто мертвы — сама их сущность была стерта.

«Я совершил это, — подумал он, — рассчитывая, что спасаю их, а на самом деле сделал даже хуже, чем если бы просто уничтожил». На него нахлынула волна тягостных чувств. Он потерпел крах и утянул за собой братьев. Знание не освободило разум, но лишь заковало его в гордыню и потащило во мрак. Азек посмотрел на пепел, оставшийся от Толбека.

«Судьба твоего брата — твоя судьба», — сказал демон в видении.

«Я должен знать», — подумал Ариман. Он мог закрывать глаза на прошлое и на судьбу того, что осталось от братьев, но это время прошло. Что-то вернулось из прошлого Аримана, дабы подтолкнуть его в будущее, которого он не желал видеть. Ему нужно узнать, кто и зачем. Решение далось ему нелегко. Кто-то заставил его пойти на подобное и теперь искажал уготованную судьбу. Он не поддастся.

Ариман посмотрел на державшего его воина Рубрики, и пожелал, чтобы тот освободил его, одновременно называя по имени.

+ Отпусти меня, Гелио Исидор. Отпусти, брат мой. +

Рука медленно опустилась, пальцы разжались один за другим. Ариман посмотрел на вторые доспехи, изучая опознавательные детали и оценивая заключенный внутри дух. Комплект оставался неподвижным, но колдун чувствовал, как дух рвется в оковах. На ум пришло его настоящее имя, и он прошептал его вместе с именем брата.

+ Гелио Исидор. Мабиус Ро. +

Оба доспеха разом повернулись к нему.

«Я не буду повелевать ими, — подумал он. — Когда-то они были моими братьями, и никогда не станут моими рабами».

+ Оставайтесь здесь, + послал Ариман и попятился к бронзовым дверям. Сервитор тяжелой походкой поплелся следом. Достигнув двери, колдун поднял руку, будто в прощании. Из трупов взвилось пламя, перекидываясь с одного мертвеца на другого, пока не запылал весь тронный зал. Воины Рубрики стояли среди ширящегося огня, на доспехах запузырилась и начала стекать краска. Ариман переступил порог толстой металлической двери и развел руки в стороны, чтобы запереть горящую комнату. Он посмотрел на два комплекта доспехов, которые постепенно превращались в почерневшие статуи среди бушующего пламени.

+ Спите, братья мои, + подумал Ариман, рывком закрыв двери. Братья неподвижно смотрели на него, пока двери не закрылись, и комната превратилась в раскаленную печь.

— Он предаст нас, — после этих слов Кадин остановился, чтобы увидеть реакцию Тидиаса. Ее не было.

Тидиас склонился над деталями разобранного болтера, его губы безмолвно шевелились, глаза оставались закрытыми. Он был без доспехов, в одной перепоясанной веревкой пепельно-серой робе. Детали сверкали свежей смазкой в свете наполовину сгоревшей свечи, которая парила на медном суспензорном диске. Комната была маленькой, Кадин едва мог вытянуться во весь рост. Потолок был низким, а ведущий внутрь люк — узким. Истертые до голого металла стены, на которых не осталось ни следа краски или даже ржавчины, были увешаны пергаментными свитками. В комнате не было ни кровати, ни тюфяка, лишь стальной пол и сваленное в углу снаряжение. Кадин чувствовал в слабо циркулирующем воздухе запах оружейной смазки и благовоний. Он неловко пошевельнулся. Ему не нравилась комната Тидиаса, он будто попал в воспоминания, которые предпочел бы забыть.

Губы Тидиаса замерли, и воин открыл настоящий глаз. Индиговая линза бионического ока мигнула, а затем ярко разгорелась. Он медленно перевел взгляд на Кадина.

— Клинки сказали свое слово, вопрос решен, — произнес Тидиас.

— Астреос…

— Возглавляет нас, — ответил Тидиас, его голос вдруг стал твердым, будто железо. В свете свечи он внезапно стал казаться старым, когда на его лицо упали глубокие тени. — Астреос возглавляет нас, и я последую за ним, как и поклялся, когда он вернулся, чтобы вывести нас из пламени, — он на мгновение замолчал. — Как поклялся также и ты.

— Но ты сомневаешься в решении, — ответил Кадин, его доспехи зажужжали, когда он указал на Тидиаса. — Я видел это на совете.

Тидиас едва заметно пожал плечами и перевел взгляд на детали, разложенные перед ним. Он осторожно потянулся и взял деталь, затем другую, его руки двигались все быстрее, и постепенно, сопровождаемый металлическими щелчками, стал формироваться болтган. Наконец, вставив предохранитель на место, Тидиас безмолвно произнес литанию, положил оружие и поднял глаза.

— У меня было право задавать вопросы, — сказал Тидиас и покачал головой. — Больше мне нечего сказать, брат.

Кадин сплюнул и отвернулся. Тидиас никогда ему особо не нравился. Они были братьями, последними из круга братства, но этого было недостаточно.

— Ты не веришь, что нам следует идти этим путем, — продолжил Кадин. Он почувствовал, как его губы скривились в оскале. Он отвернулся и ткнул в Тидиаса пальцем. — Я видел. Не лги мне, брат.

Тидиас не шевельнулся, но Кадин ощутил, как что-то изменилось, словно его брат напрягся.

— Ариман украл наши клятвы. Он проходимец, недостойный нашей верности.

— Дело решено, — повторил Тидиас, и в его голосе послышались ледяные нотки.

— Три, брат, — Кадин кивнул, проведя рукой по изрытой шрамами поверхности брони. — Три из тысячи. Вот куда завела нас гордость и пустые слова, — Тидиас оставался неподвижным, настоящий глаз и пылающая аугметика превратились в непроницаемое черное зеркало для взгляда Кадина. Секунду спустя Кадин облизал губы и продолжил. — Ты должен лучше всех нас понимать, что произойдет, если мы последуем…

— Последуем по единственному пути, который остался для нас, — произнес Тидиас.

— Если мы доверимся Ариману, он погубит нас! — не выдержал Кадин.

Тидиас громко и безрадостно рассмеялся, его голос наполнил комнату, словно рокот грома. Кадин замер от неожиданности.

— Нет, брат, — Тидиас покачал головой, и в его голосе больше не было смеха. — Нас погубили давным-давно. Мы стали никем тогда, когда не погибли в огне родного мира. Мы стали врагами всего, ради чего сражались.

Тидиас поднялся и повернулся, чтобы повесить болтер на стену. Кадин смотрел на него, не зная, что сказать.

— На самом деле прежних нас больше нет. Ты хочешь нарушить клятвы, снова сбежать, но это не спасет нас, брат.

Кадин открыл рот, но так ничего не смог из себя выдавить.

— Мы были рождены во тьме, но познали свет солнца, — голос Тидиаса остановил Кадина, когда тот положил руку на люк. — Теперь мы падаем, а солнце стало угасающим воспоминанием, — Тидиас замолчал, и Кадин повернулся к нему. Брат не смотрел на него, продолжая держать болтер. На миг он вспомнил, как Тидиас стоял на высочайшем шпиле крепости-монастыря, его плащ вился на ветру, пока ночное небо пылало в огне правосудия. — Я никогда больше не увижу того солнца, — тихо произнес Тидиас, — но умру, помня, что когда-то видел его.

Через секунду Кадин отвернулся и молча покинул комнату.

Ариман нашел Марота свернувшимся во тьме перед дверью, его шлем был закреплен на положенном месте, обрывки плаща из кожи покрылись изморозью. Он не искал сломленного колдуна, даже не намеревался наведаться в камеру со скованным демоном, но ноги сами привели его туда, словно некая пустота у него в душе тянулась к тишине и мраку. Когда Ариман понял, что оказался возле того места, где Марот держал плененного демона, Азек едва не повернул назад. Затем он услышал звук, тихое болезненное бормотание, которое донеслось до его разума, будто легкий ветерок. Секунду колдун неподвижно стоял, пытаясь уловить еще один шорох психического шума. Звук послышался снова, и он последовал за ним и обнаружил Марота, лежащего на пороге тюрьмы своего творения.

Ариман шагнул ближе и присел возле Марота.

— Я вернулся к нему, — сказал Марот, его голос стал влажным и шепелявым через внутренний вокс доспехов. — Я пришел, но не вижу его.

Ариман посмотрел в красное свечение линз Марота. За пылающими кристаллами не было глаз, лишь неровные провалы, оставленные Астреосом. Ариман подумал о километрах коридоров и переходов, которые пришлось одолеть прорицателю, чтобы попасть сюда.

— Как ты попал сюда?

Марот покачал головой и отодвинулся, словно пытаясь уйти от ответа. Ариман потянулся разумом.

Голова тут же наполнилась рычанием. Ариман отшатнулся. Казалось, будто внутри его черепа разверзлась огромная пасть. Он услышал скрежетание зубов и ощутил на поверхности мыслей жар кровавого дыхания. Разум резко свернулся, психические чувства вернулись за крепкие стены воли.

Звук заполонил все вокруг, становясь все громче. Это было не рычание, внезапно понял Ариман. Это был смех, смех хищника, заметившего жертву. Ариман посмотрел на покрытый рунами люк за лежащим Маротом. Прорицатель дернулся и издал звук, словно напуганное животное, но Ариман даже не взглянул на него. Замок на люке был разбит, и из щели пробивался черный луч. Кровь, стучавшая в ушах Аримана, замерзла.

Люк открылся, и мгла внутри выплеснулась в коридор. Присутствие существа обрушилось на него волной ощущений: привкус крови, боль от обжигающего кожу льда, чернота воды в пещерах, не видевших солнца. Психические пальцы стали шарить у него в мыслях, их прикосновение походило на воспоминание о ночном кошмаре, который пытался утянуть его в царство боли и темноты.

Ариман успокоил разум. От усилия колдун задрожал, но шепот стих, и аура существа умолкла до едва слышимого шороха. В руке Аримана оказался меч, хотя он даже не понял, когда успел достать его, руны на оружии пылали холодным светом.

— Оно ничего не сделало, — воскликнул Марот по воксу. — Я вернулся к нему, но не вижу.

«Как он нашел сюда путь, не имея глаз?» — вопрос эхом разнесся у него в голове, несмотря на волну ощущений, шедшую из открытого люка.

— Он хотел увидеть, — хохотнул Марот. — Я рассказал ему, что сделал с его братом, и он захотел увидеть его сильнее, чем мою кровь. Он смотрел за меня, вел меня, а я его: его глаза были моими глазами.

В зияющем пространстве за люком что-то шевельнулось. Ариман направил силу разума в меч, его воля потекла в лезвие оружия. Он шагнул вперед, во мрак. Вокруг него заклубилась тьма. Секунду он ничего не видел, а затем в свечении меча проступили очертания, линии и формы. Скованный демон находился здесь. Ариман чувствовал его присутствие даже без необходимости видеть его.

Астреос смотрел на существо, которое носило тело его брата. Он был в доспехах, его лицо скрывала ротовая решетка шлема. Болтер находился на бедренной пластине, меч же покоился в кожаных ножнах на поясе. Воин свободно держал руки вдоль тела, его пальцы были расслаблены и открыты. Ариман не опустил меч.

— Астреос? — спросил Ариман по воксу.

Космический десантник посмотрел на колдуна. Во мраке блеск его глазных линз походил на провалы, высеченные в ночи. Демон, заключенный в плоть Кадара, задергался в своих цепях.

+ Ты знал об этом, + послал Астреос, его мысленный голос походил на низкое, опасное волчье рычание. + Ты знал, и скрыл от меня? +

Разум Аримана закружился среди вероятностей, протягивая психические чувства так далеко, как только он осмеливался, пытаясь увидеть мысли Астреоса и понять, было ли у него на душе что-то еще. После медленного удара сердец Ариман выдохнул и заговорил.

+ Да, + только и сказал он. + Его создал Марот, но я сохранил его и не рассказал тебе. +

+ Что это такое? +

+ Своего рода демон. Могущественный, но его сила подобна голоду волка, а жажда направлена только на разрушение. Плоть — его носитель, сосуд для прогнившей души. +

+ Кадар… +

+ Он мертв, + послал Ариман. + Он умер еще до того, как это случилось. По крайней мере я надеюсь. +

+ Внутри должно что-то остаться от него. +

Ариман покачал головой.

+ Ничего, что хотело бы жить дальше. +

Астреос посмотрел на существо, и Ариман проследил за его взглядом. Оно взирало на них с тихим злорадством.

+ Должен быть способ. +

Ариман почувствовал, как по позвоночнику поползло что-то холодное, и вспомнил мертвые глаза воина Рубрики, смотревшие на него из горящего тронного зала.

— Это уже не твой брат. Это просто существо, не более чем оружие.

Астреос пришел в движение прежде, чем Ариман успел подумать. Библиарий оказался у него за спиной и сбил с ног так, что шея Азека застыла над мечом Астреоса. Ариман ощутил, как его окутал разум Астреоса, сила телекинетической хватки высекла искры с доспехов. Ариман застыл на месте, оградив разум.

+ Так вот почему ты сохранил его? + прорычал Астреос, его мысли острыми иглами закололи Аримана. + Чтобы у тебя было оружие, если мы обратимся против тебя и ты лишишься сил? +

«Почему я не рассказал ему? — задумался Ариман. — Почему не попросил Карменту отсечь эту часть корабля и выбросить ее в пустоту?»

Разум метался в поисках ответа. Все впустую. Казалось, Азек даже не думал о существе с тех пор, как Марот показал его, словно разум избегал воспоминаний о нем, подобно обтекающей камень воде. Как будто он забыл.

Астреос напрягся, и лезвие впилось в шейное сочленение доспехов Аримана. Он услышал шипение вытекающего воздуха. Мысли Азека заметались, а затем вдруг сошлись в единой точке. Он моргнул. Он мог убить Астреоса, даже сейчас, даже с клинком у горла, но лишился бы последнего союзника.

— Я никогда бы не воспользовался таким оружием, — ответил Ариман. — Его нельзя освобождать, — перед глазами замигало красное предупреждение о разгерметизации. Воздух и тепло вытекали по лезвию меча Астреоса, словно кровь из раны. — Но если есть способ обратить вспять сотворенное с твоим братом, я найду его. Обещаю.

Долгое мгновение комната оставалась неподвижной, кроме газа, выходящего из пробоины в доспехах Аримана, и цепей демона, которые будто дребезжали в такт с неспешным сердцебиением.

Астреос убрал клинок от шеи колдуна, и его хватка ослабла. Азек выпрямился.

+ Надежда, + послал Астреос. Ариман чувствовал, как из брешей в его разуме просачивается гнев. + Самая жестокая отрава. +

Азек проводил взглядом Астреоса, когда тот развернулся и без слов покинул отсек. После того как он исчез, колдун посмотрел на скованного демона, пройдясь взглядом по цепям и серой плоти лица, которое до сих пор так походило на Астреоса. Существо посмотрело в ответ, улыбка искривила краешек его рта. Оно облизало губы. Через секунду Ариман отвернулся и ушел вслед за Астреосом.

Кадин и Тидиас посмотрели на Астреоса, когда тот вошел в комнату для поединков. Угли в черных металлических клетях превратились в красную золу, люмосферы вдоль потолка разносили холодный свет в дальние уголки комнаты.

— Брат? — спросил Тидиас, оторвав взгляд от развернутого на полу листа пергамента. В руке он сжимал серебристое перо с влажным черным кончиком. Астреос заметил имя Кадара, то и дело проскакивающее среди рядков стихов на пергаменте. Воин почувствовал, как напряглось его лицо под пристальным взглядом Тидиаса. Он чувствовал себя так, словно старый воин взглянул ему прямо в душу, как будто виденное и слышанное им кричало из самого его естества.

— Брат? — повторил Тидиас, на этот раз голос прозвучал мягче, в нем чувствовалась забота. Кадин ходил по залу, рассекая воздух выключенным цепным мечом.

«Они видят это во мне, видят правду, бурлящую на поверхности, — подумал Астреос. Перед глазами вспыхнул образ Кадара, улыбающегося бритвенно-острыми зубами, и он вспомнил мертвенную черноту его пустых глаз. Библиарий почувствовал, как одновременно с участившимся сердцебиением растут его злость и боль. — Если я собираюсь им рассказать, то лучше всего сейчас». Он открыл рот, готовясь заговорить.

«Но они не поймут, — возразил голос в его голове. — Не поймут, почему ты позволил мертвому колдуну жить, почему цепляешься за малейшую надежду, будто Ариман сдержит слово».

Кадин на секунду взглянул на него, но затем покачал головой и отвернулся, подняв цепной меч, чтобы провести очередную серию ударов. Тидиас поднялся, не сводя глаз с лица Астреоса.

— Что случилось? — спросил Тидиас, шагнув к нему.

«Они должны увидеть. Я должен рассказать им. Они последние из моих братьев».

«Но вдруг они подумают, что Кадара уже не спасти, — спросил второй голос. — А если они скажут, что останки Кадара следует очистить пламенем? Если они не поверят в обещание Аримана?»

Астреос посмотрел на развернутый пергамент, в котором описывалась жизнь Кадара, его деяния, благодетели и немногочисленные неудачи: все, что делало его самим собой.

Астреос закрыл рот. Его лицо вновь стало спокойным, сердцебиение замедлилось, словно ледяная маска накрыла кожу и просочилась в вены. Библиарий покачал головой и заговорил тяжелым голосом.

— Мароту нельзя причинять вред, а приказам Аримана нужно следовать беспрекословно.

Тидиас бросил хмурый взгляд на Кадина. Цепной меч Кадина тихо шепнул, разрубив воздух, и замер. Теперь они оба смотрели на Астреоса — он ощущал их смятение и нечто еще, другое чувство, погребенное глубоко под поверхностными мыслями.

— Вопрос уже решен, — осторожно произнес Тидиас, посмотрев на Астреоса. — Клинки все сказали.

— Вы поклянетесь здесь и сейчас, — сказал Астреос и с удивлением услышал в своем голосе железный холод.

— Брат… — начал Тидиас.

— Клянитесь, — голос Астреоса прозвенел по длинной комнате. Секунду Кадин и Тидиас смотрели на него, а затем опустились на колени. Астреос услышал их голоса, но слова словно стихли, едва он посмотрел на склоненные головы братьев. Демон с лицом Кадара улыбнулся у него в разуме.

Кармента посмотрела на Аримана, когда тот вошел через круглый люк. Он успел сделать два шага, прежде чем взглянул в угол, где она ждала. Неужели она чем-то выдала себя? Женщина думала, что была бесшумной, но, возможно, он заметил ее присутствие другим способом. Возможно, колдун знал, что она здесь еще до того, как открыл люк. Кармента оставалась неподвижной, даже когда он уставился на ее треснувшую маску под рваным капюшоном.

Техноведьма моргнула, а затем поняла, что Ариман уже отступил от двери. Тогда женщина вспомнила, что не может моргать. Должно быть, не секунду оптические системы дали сбой. Когда она отсоединялась от «Дитя Титана», у нее часто возникали проблемы с аугметическими частями. С недавних пор они стали случаться все чаще и были с каждым разом все хуже. Колдун посмотрел на нее, Кармента проанализировала выражение лица колдуна и определила его как недоумение.

— Ты не соединена с кораблем, — заметил он. Кармента ожидала от него совершенно других слов. Люди, особенно космические десантники, не очень любили, когда посторонние вторгались в личное пространство. Она покачала головой, а затем прекратила.

— Прохождение через варп, оно… — женщина попытался подыскать подходящее слово, но не смогла найти ничего, что могло сравниться с лихорадочным ощущением от соединения с «Дитем Титана», пока корабль шел волнами варпа. Даже после кратковременных периодов единения или после выхода из варпа ее всю трясло, а из интерфейсных портов сочилась кровь. — Оно неприятное, — закончила она.

— Вполне вероятно, — произнес он, шагнув к чаше, чтобы наполнить ее маслом и поджечь.

— Как… — начала она, но колдун безрадостно усмехнулся.

— Я вижу многое, чего не могут другие, и многое, что мне не хотелось бы видеть, — он провел рукой над чашей, и из нее выплеснулось пламя. — То, что ты делаешь, это истязание духа великой машины. Так бы заявило твое техножречество, по крайней мере в мое время.

— Это не мое жречество, — выплюнула Кармента. Он бросил на нее взгляд, быстрая вспышка синих глаз, но тут же перевел взгляд обратно на огонь, танцевавший на поверхности масла.

— Конечно, нет, иначе ты бы не подчинила военный корабль своей воле и не стала странствовать с горсткой отступников на границе Великого Ока, — женщина услышала кошачий рык, а потом поняла, что он донесся у нее из горла. Механодендриты стремительно вырвались из плеч, выгнувшись, будто готовые к нападению змеи.

«Что происходит? — она чувствовала себя отстраненно, словно наблюдала за собой издалека. Руки Карменты дрожали от ярости, но она оставалась спокойной. — Нет, — пришла в голову мысль. — Часть тебя спокойна. Другая часть в объятиях гнева».

— Я не желаю тебе зла, — медленно проговорил Ариман. Его голос оставался совершенно уравновешенным. — И не хочу знать, почему ты стала отступницей. Я повидал достаточно, и могу догадаться об остальном. Я не отниму у тебя корабль, — колдун прервался. — Но ты идешь опасным путем и хочешь овладеть силами, которые способны уничтожить тебя. Разум не может существовать в подобном состоянии, разделенный двумя царствами, и оставаться единым целым. Плоть или машина, что-то должно победить.

«Я справлюсь», — подумала она.

— Я справлюсь, — сказала Кармента и поняла, что опять взяла себя в руки.

— Возможно, — Ариман пожал плечами. — Я не сужу тебя, госпожа. Есть пределы моего лицемерия, — он отвел взгляд, и по его лицу пробежало выражение, которое она не сумела понять. — Но ты права, у тебя нет причин доверять мне, — секунду колдун молчал, затем потянулся и провел бронированными пальцами над масляным пламенем, не сводя с них глаз, пока краска не стала чернеть и вздуваться пузырями. — Я не отниму твой корабль. Клянусь.

Кармента поверила ему, хотя не совсем понимала, почему. Усталость в его словах и манера держаться кое-что ей напомнили.

«Может, тебе просто хочется кому-то верить, — произнес голос в разуме. — Может, тебе нужно ему доверять».

— Прости, — сказала она, но остановилась. — Без тебя я не вернула бы корабль.

Ариман кивнул и посмотрел на нее так, словно не знал, что сказать.

— Ты бежал? — вдруг спросила Кармента. Колдун посмотрел на женщину. — Тогда то, от чего ты бежал, настигло тебя.

— Да, — ответил он, и ей показалось, будто она узнала уставшую улыбку на лице Аримана.

— А теперь? Что ты будешь делать?

Он пожал плечами.

— Попытаюсь узнать причину.

— Почему не бежать дальше?

Ариман отвел глаза и хотел было что-то сказать, но ответ словно умер у него на губах.

— Потому что боюсь того, что случится, если я снова отвернусь, — наконец сказал он. Кармента пристально всматривалась в него, ведьма в черном одеянии и синеглазый полубог.

— Я доставлю тебя куда нужно, — сказала она. Ариман склонил голову.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Женщина усмехнулась. От этого ощущения все внутри нее похолодело. Она не смеялась много лет и не знала, почему это сделала сейчас.

— Но куда ты хочешь отправиться? Ты хотя бы знаешь, откуда начать?

— Да, — ответил он, снова посмотрев в огонь. — Я начну с прошлого.

VI Пепел воспоминаний

Уединившись в своих покоях, Ариман закрыл глаза и погрузился в воспоминания. Ощущение собственного тела потускнело. Сердцебиение и дыхание почти остановились. Посторонние мысли исчезли, и его наполнила безмолвная чернота.

— Память — это машина, — Ариман вспомнил, как Пентей постукивал посохом из слоновьей кости по полу, будто подчеркивая каждое слово. Старый мудрец любил слушать свой голос, хотя с возрастом тот стал сухим. Пентей преподал Ариману и его родному брату первые уроки логики, философии и риторики, когда они были еще мальчишками на Терре. Ариман и Ормузд за глаза звали его пустынной ящерицей, но запоминали каждое оброненное им во время лекций слово. — Многие люди считают ее чем-то неизменным, — продолжал Пентей, утерев пот, скопившийся в морщинках на лице. — Они забывают и считают это естественным. Помнят бесполезные детали, сами не зная почему. Люди упускают из виду тот факт, что они отказались от одного из величайших устройств человеческого разума. Память — это знание, а знание — сила.

Ариман улыбнулся, припомнив те слова, и отправился к дворцу собственных воспоминаний. Сначала он словно шел по темному коридору, свет настоящего постепенно угасал вдали. Затем мрак рассеялся, и он оказался на белых мраморных ступенях под синим небом и ярким солнцем.

Азек отвернулся и поднял глаза. Дворец высился до самого неба, его белые стены сверкали в лучах света. Еще выше тянулись башни, расписные деревянные ставни были распахнуты настежь, впуская в сводчатые залы ветер. Конечно, дворец не существовал в реальности. Это была лишь конструкция, возведенная из миллионов обрывков воспоминаний, сложенных друг на друга: ступени символизировали его восхождение к Белому Храму на плато Ионус, небесная синева и тепло были родом с Просперо, а ветер разгонял воздух его детских лет.

От солнечного света его спина покрылась испариной. Здесь Ариман не носил доспехов, лишь воспоминание о простой белой мантии. Он шагнул вперед, отметив тепло камня под ногами. Такие детали играли немаловажную роль. Память зиждилась не просто на образах или словах, это было переплетение ощущений, привязанных к конкретной точке времени. Вспомнишь запах места, и ты увидишь его. Вспомнишь оттенок лепестков, и вспомнишь название самого цветка.

Ариман поднялся по ступеням к дверям и распахнул их настежь. В коридоре за ними царила прохлада. Через каждые несколько метров в потолке были видны облицованные зеркалами шахты. Красные, белые и синие ковры приглушали шаги, когда колдун направился внутрь. По обеим сторонам коридора располагались двери. Ни одна не походила на остальные — некоторые были из невзрачной пластали, словно попали сюда прямиком со звездолета или из бункера, другие были из дерева, стекла или начищенного до блеска металла. Только из этого коридора вели сотни дверей, во всем же дворце их насчитывались десятки тысяч. С каждым днем он рос в размерах, над более старыми и глубокими воспоминаниями возводились новые этажи и комнаты. Сейчас его разум добавил всюду тонкий слой пыли, что символизировало заброшенность.

Идя по коридору, Ариман размышлял над тем, что это место было еще одним символом его лицемерия. Он провел так много времени, скрывая и забывая, но дворец продолжал стоять, храня внутри воспоминания. Честно говоря, Азек и не думал разрушать его, хотя внутри находилось немало дверей, которых он ни разу не открывал с тех пор, как последний раз запер.

Из-за закрытых дверей доносились звуки. Он слышал голоса давно мертвых людей, обрывки разговоров и глухой рокот сражений. Часть Аримана хотела остановиться, зайти в каждую дверь и вспомнить хранящееся внутри прошлое. Но он продолжал идти дальше.

Первая дверь была из голого серого камня с простым серебряным кольцом в петле. Ариман долго разглядывал дверь. Ее он добавил последней. Колдун взялся за кольцо и потянул на себя. Дверь открылась, и Ариман шагнул внутрь.

Комната была открыта небу. Свет двух красных солнц коснулся лица Азека, и легкие наполнил сладкий, ароматный воздух. За арочными окнами до самого горизонта тянулись башни Планеты Колдунов. У стен стояли полки, поднимаясь от пола туда, где начиналось небо. На полках рядами выстроились белые мраморные сосуды с выгравированными на них золотыми надписями. Они были увенчаны отполированными и черными как смоль головами зверей. В центре комнаты на серебряно-обсидиановом плинте лежала раскрытая книга в черном переплете.

Долгое время Ариман стоял неподвижно. Затем он обвел взглядом полки, читая каждое имя, выведенное золотом. Изучив их все, колдун остановился взглядом на первом сосуде.

«Никтей», — прочел он. Можно начать отсюда. Ариман потянулся, взял сосуд и открыл крышку. Его окружили мерцающие фрагменты видений и звуков, словно быстро прокручиваемые в пиктере картинки. Сначала возникло лицо, которое на глазах у Азека стало меняться, старея и покрываясь шрамами от первого момента, когда он встретил Никтея будучи еще аспирантом, и до последней секунды. Затем обрывки переданных мыслей, потом времена разлуки. Он вспомнил сражения, в которых участвовал на заре Империума, и увидел, как царство Императора утонуло в пучине войны, а Никтей был рядом с ним.

— Это следует сделать. Я с вами, повелитель, — произнес Никтей, склонив голову и тем самым вступив в кабал. Затем Ариман увидел, как молодой адепт и друг распростерся в пыли перед Магнусом, моля прощение за содеянное ими. Воспоминания вдруг распались на небольшие фрагменты: рассказ, поведанный капитаном-отступником, слухи о колдуне, который воюет в банде легиона Повелителей Ночи, имя, мимолетно услышанное на рабовладельческих станциях Наара.

Наконец воспоминания подошли к концу, и Ариман взглянул на ряды сосудов. В каждом из них хранились воспоминания об одном из воинов Тысячи Сынов. Все они жили у него в памяти, пусть прошлое и покрылось трещинами за годы изгнания. Ариман никогда не проверял, как хранятся его воспоминания, а лишь добавлял к ним обрывочную информацию о том, что могло случиться с братьями. Он считал это своего рода наказанием. Наконец Ариман направился к следующему сосуду.

Закончив, колдун открыл глаза. Он весь дрожал, но получил то, что ему нужно.

— Ничего. Как и с остальными, — заметил Астреос.

Ариман не ответил. В разрушенную башню врывался ветер, неся с собой запах дождя. Колдун оглянулся, отмечая детали, пока разум воспринимал оставшиеся в варпе психические следы.

Конечно, на самом деле это была не башня, хотя она вполне подходила под описание. Они находились на звездолете. Полкилометра длиной, созданный в форме наконечника стрелы, корабль торчал из поверхности болотистой луны. Возможно, спутник притянул его к себе или, может, луна выросла из корабля, словно неконтролируемая раковая опухоль. Стены стали этажами, потолки — стенами, каждая поверхность была отмечена касанием варпа и тех, кто звал его домом. Расцветы бирюзовой ржавчины метровой толщины покрывали все перегородки и бойницы. С зубцов свисали белесые вуали грибка, мерцая в вечном сумраке болезненным зеленым светом. Напряженный позвоночник корабля изогнулся так, что походил теперь на кривой коралловый столб, растущий из покрытого водорослями дна.

Комната, в которой они стояли, располагалась в наивысшей точке башни. Разглядывая то, что от нее осталось, Ариман думал, что в прошлом это мог быть зал собраний. Открытое пространство опоясывали ступени, так что пол представлял собой широкий круг из покрытой вмятинами меди. Сквозь бреши в высоких стенах лил дождь. Боевой корабль, который доставил их сюда с «Дитя Титана», приземлился на широком выступе возле одной из пробоин. Тидиас и Кадин осторожно пробирались через обломки, сжимая болтеры в руках и осматривая руины.

— Здесь был бой, — сказал Тидиас, присев, чтобы провести пальцем по оплывшему краю неровной дыры в стене. Ариман кивнул. Он чувствовал в варпе вокруг башни угасающее касание смерти. — На этот раз трупов нет.

— Их превратили в пепел, который затем смыло дождем, — ответил Ариман, одновременно отфильтровывая психические следы. Варп, заразивший башню вместе со всей луной, осквернял его мысли, пока Ариман пытался понять смысл того, что его окружало. Колдун чувствовал дым горящих костей, густой и грязный. Перед мысленным взором появился нечеткий образ: медленно шагающие фигуры в красных доспехах и шлемах с высокими гребнями. Колдун дернулся, открыл глаза, и его взгляд остановился на пробоинах в стенах. Отголосок взрыва обдал его тело волной жара. Здесь обитали сотни воинов, которые собирали силы, прежде чем ринуться обратно в Око. Все они погибли меньше чем за час.

Ариман протянул руку, и с влажного пола поднялись обломки полуночно-синих доспехов. Он сосредоточился и почувствовал каждый осколок брони. Колдун махнул рукой, и фрагменты соединились в нагрудник космического десантника. Между паутиной трещин ему ухмыльнулся череп с крыльями летучей мыши.

— Повелители Ночи, — сказал Ариман. — Или отколовшаяся их часть.

Он опустил руку, и нагрудник развалился на части и посыпался на пол. Ариман повернулся и потянулся разумом сквозь руины, пытаясь найти след своего брата. Он был здесь, словно слабая боль под психической кожей башни. Его звали Мемуним. Он был адептом Раптора и хранителем печати Пятого дома Просперо. Ариман никогда не считал его своим другом, но Мемуним оставался верен, когда он знал его.

Еще он был двенадцатым братом, которого отследил Ариман, но обнаружил только то, что все они пропали. Кем стал Мемуним после изгнания? Перешел ли в услужение ничтожным и злым владыкам, или же его путь оказался куда темнее?

— Сколько еще? — поинтересовался Астреос.

Ариман посмотрел на библиария. Он удерживал его взгляд целую минуту. Азек понимал, что в конечном итоге дойдет до этого. Они странствовали по краю Ока несколько месяцев, оседлав границу шторма. «Дитя Титана» непрерывно содрогалось, навигатор Эгион молил об отдыхе. До сих пор им не удалось найти ни одного из братьев Аримана. Некоторые слухи на поверку оказались ложными, другие — верными, но по прибытию они находили либо следы резни, либо же те, кого они хотели найти, пропали без вести. Астреос беспрекословно следовал приказам Аримана, но с каждой неделей, проведенной на борту «Дитя Титана», раздражение отступника усиливалось.

— Пока я не найду ответ, — произнес Ариман.

— Какой ответ? — Астреос указал на выжженную комнату и дождь, падающий сквозь дыры в стене. — Здесь нет ничего, что дало бы ответ.

Астреос покачал головой и отвернулся.

— Этот хотя бы сражался, — тихо сказал Тидиас. Ариман посмотрел на него. Тидиас заметил это и пожал плечами. — Если это те охотники, которые пришли за тобой, должно быть, они предоставили тот же выбор. Пойди с нами или сражайся, — Тидиас наклонился и подобрал гильзу от болтерного снаряда.

— Пойди с нами или сгори, — прорычал Кадин возле оплавленной дыры в стене зала.

Ариман стянул психические чувства обратно. Здесь не было ничего, чего бы он не видел в других местах, где ему пришлось побывать за последние месяцы. К каждому его брату из Тысячи Сынов прибыл эмиссар, как Гзрель встретил Толбека, и те либо принимали предложение эмиссара, либо вступали в бой. Ариман подозревал, что многих пленили, а не убили, но наверняка сказать не мог. Колдун подошел к самому большому пролому и выглянул наружу. Дождь забарабанил по доспехам и потек по морщинам на лице. Они могли потратить смертную жизнь, выслеживая собратьев-изгоев, но он сильно подозревал, что в итоге они найдут лишь остывший пепел.

«Ты с самого начала знал, что найдешь, — подумал Ариман. Он вспомнил о слухах, не раз слышанных им в изгнании, единственный шаг, которого надеялся избежать. — Ты не хочешь найти ответы?»

Ариман посмотрел, как серая завеса дождя проходит по топям. Астреос, Кадин и Тидиас молча наблюдали за ним. Ему не нравилось решение, к которому он пришел — с самого начала поисков он не хотел идти на это.

— Еще один, — сказал Ариман и повернулся, чтобы увидеть, как трое отступников обменялись взглядами. — Еще одно путешествие. Но нам придется отправиться глубже в Око Ужаса, чем когда-либо прежде, — он бросил взгляд на Астреоса. — И тебе придется помочь мне, если мы хотим добраться туда живыми.

Лицо библиария оставалось непроницаемым, но по поверхностным мыслям пробежала рябь недовольства. Кадин и Тидиас без слов смотрели на брата. Наконец он склонил голову.

— Пойдем, — сказал Ариман, направившись туда, где под секущим дождем их ждал корабль.

— Кто они? — спросил Тидиас. Когда Ариман оглянулся, седовласый ветеран пожал плечами. — Колдуны, которых ты ищешь. Кто они?

Ариман молчал. Ему придется раскрыть кое-какую правду, ведь лишь узы верности связывали их вместе.

— Братья, которых я предал, — ответил Ариман и отвернулся.

+ Снова, + послал Ариман. Астреос сморгнул пот с настоящего глаза. В голове гудело, боль от металлической аугметики впивалась в лоб. Сидевший напротив Ариман изучал его немигающим взглядом.

Комната, которую они занимали, представляла собою заключенную в кристаллы и медь платформу на верхушке башни высоко на позвоночнике «Дитя Титана». Единственным источником света служили звезды и зловещего синюшного цвета сияние Ока Ужаса. Они сидели друг напротив друга в центре комнаты, в середине выведенных углем и маслом кругов. Ариман был в мантии кремового цвета, Астреос в сером табарде с багровой окантовкой. Они не двигались вот уже девять дней.

Астреос встретился взглядом с Ариманом, и разум библиария сформировал образ свечного огня.

+ Хорошо, + произнес Ариман. Астреос ощутил укол холода между глазами. Образ свечного пламени становился все более отчетливым. + Сейчас, + послал Ариман. Пламя разделилось и стало двумя огоньками. Астреос моргнул, и огни замерцали, один потускнел, второй стал ярче, а затем наоборот. Пламя вновь разделилось. Теперь четыре огонька мерцали в разном ритме. Астреос не дышал, кровь почти застыла в жилах.

Вдруг пламя разделилось опять, и опять, и опять, пока в разуме библиария не пылали тысячи огней. Волны ритма прокатывались по огненному полю, формируя все более быстрые и сложные узоры. Астреос крепко удерживал образ в мыслях. Узоры контролировал не он, но урок был не в этом. Ему следовало удерживать образ, пока Ариман произвольно менял его. Они учились разделять свои силы, становиться сильнее, сливаясь в один разум. По крайней мере так говорил Ариман. Астреос еще не был уверен, что доверяет ему.

Пламя исчезло. Перед внутренним взором осталось лишь поле золотых нитей, свивавшихся воедино, формируя образы из дыма и света: птица, машущая крыльями, скарабей, пожирающий солнечный диск, человек с шакальей головой и девятью руками, каждая держала яркий символ. Астреос перестал чувствовать тело. Граница между тем, что видел его разум, и тем, что представлял, будто видел, размылась, но он понимал, что если потеряет концентрацию, видение исчезнет. Библиарий чувствовал, как напрягается разум, словно сама душа перестраивалась заново. Он тренировал разум и способности ради войны и силы и обучал других тому же, но прежде он не знал ничего подобного. Это походило на горение, на радость дыхания после удушения, на смех и слезы.

Образ померк. Астреос открыл глаза. Его охватила ярость. Он хотел, чтобы ощущения вернулись, хотел чувствовать, как вселенная поет в унисон с его волей. Ариман не сводил с него глаз — они пылали, будто отблеск солнца на льду. По спине Астреоса пробежал холодок, и эйфория вмиг покинула его, оставив лишь холодную пустоту и привкус железа во рту.

— Что ты делаешь со мной? — спросил библиарий. Слова дались ему с трудом. Ариман едва заметно покачал головой, поднялся и подошел к вокс-рожку у единственной двери в комнату.

— Госпожа Кармента, — сказал Ариман. — Пожалуйста, разбуди Эгиона и приготовь корабль к переходу в варп, — ее ответ был коротким, и Ариман снова обернулся к Астреосу.

— Я сделал то, о чем говорил. Обучил тебя, чтобы наши разумы могли действовать в единстве, — произнес Ариман. — Мы направимся вглубь Ока Ужаса, следуя по извилистому пути. Мне придется оставаться на связи с Эгионом, пока он будет вести корабль. Поэтому мне нужно, чтобы ты одолжил свои силы.

— Нет, — не шевельнувшись, сказал Астреос. — Нет, ты сделал что-то еще.

Ариман пристально посмотрел на него.

— Твой разум похож на крепость, но здесь… — Ариман указал на изломанный зрачок Ока Ужаса. — Здесь варп везде. Мы дышим им. Прикасаемся к нему во время сна. Твой разум не устоит перед ним, когда мы окажемся в глубине Ока. Ментальная защита не поможет: она слишком груба и проста. Чтобы выжить там, куда мы должны отправиться, тебе следует научиться плыть по течению, а не стоять против него. То, чему я учу тебя, только начало.

— Я поклялся подчиняться тебе, а не становиться тобой.

— Ты должен, или погибнешь.

Секунду Астреос молчал. Он думал, что верит Ариману, а часть его души хотела достичь тех высот, к которым прикоснулась под наставничеством колдуна.

— Скажи, — произнес Астреос, его голос был холоден. — Братья, которых ты предал, верили тебе?

Ариман пристально посмотрел на него. Астреос не отвел взгляд. Наконец Ариман медленно вздохнул и неторопливо пошел к дверям.

— У нас пару часов до начала путешествия, — не оглядываясь, сказал Ариман. — Отдыхай. Тебе это потребуется.

Ариман в одиночестве шел по палубам «Дитя Титана». Для него это уже стало привычкой, способом избавиться от тревог. Его эффективность была ограничена. Перед ним безмолвно вились переходы. Где-то царила кромешная тьма, в других местах путь освещала слабая, аритмичная пульсация светосфер. Он проходил мимо безжизненных сервиторов, прислонившихся к стенам или рухнувших на пол. Все, на что смотрел Ариман, освещалось аурой, похожей на светящийся зеленый туман, который просачивается из-за границы зрения. У него был собственный ментальный привкус: прах и могильная земля. Переходы уводили все дальше — теперь вдоль стен, потолка и пола бежали изъеденные ржавчиной узкие трубы. Коридоры стали широкими и безмолвными, за исключением отдаленного гула, похожего на мерное сердцебиение.

Конечно, это его вина. Только его. Смерть Ормузда, изгнание с Планеты Колдунов, этот рок, который преследовал его и братьев-изгоев. Сам того не осознавая, он стал причиной, все причинно-следственные линии тянулись до того момента, как он сотворил Рубрику. Намерения и непонимание последствий ничего не значили. Ему не уйти от этого, и единственным способом решить проблему, было пойти на очередной риск, невзирая на ошибки прошлого. Ему придется использовать свои силы, чтобы найти ответы, но что дальше?

«Поиск ответа на этот вопрос не доведет до добра», — подумал Ариман, хоть и понимал, что эта мысль была не более чем слабой попыткой протеста. Он должен узнать. Тревога была лишь тем, что разум принимал за неизбежность.

«Все, к чему я прикасаюсь, рассыпается прахом, — подумал он. Колдун перестал замечать, куда идет и что видит вокруг. — Отвечать предстоит мне. Ни кому-то другому, ни высшей силе, а мне и только мне одному».

— Все возложено на костер гордыни и обращено в пепел, — пробормотал он теням.

— Правда, — затрещал голос у него за спиной. — Правда, правда. Так легко найти, так тяжело услышать.

Это был Марот. Прорицатель неуклюжей походкой вышел из теней. Без надлежащего ухода его доспехи шипели, а в некоторых местах на боевой броне виднелось что-то влажное. Марот был без шлема и постоянно водил руками по лицу, оставляя длинными ногтями следы на коже. То и дело он что-то бормотал и напевал про себя, словно успокаивал невидимого ребенка. Внутри сокрушенной оболочки Марота гнила душа, но каким-то чудом он все еще оставался в живых.

Ариман собирался отвернуться, когда Марот принюхался и повертел головой.

— Это ты, Хоркос? — плоть вокруг пустых глазниц успела отслоиться, обнажив желтую кость. — Да. Я вижу тебя. Ты ведь будешь служить мне, когда придет время, когда я захвачу власть? Да? — Марот выпрямился и, оскалившись, шагнул вперед.

Ариман думал сначала что-то сказать, затем — пронзить мечом шею создания. Он надеялся, что прорицатель уже умер, но не собирался убивать что-то настолько жалкое.

— Почему нет? — позвал Марот. — Разве заблуждения о благородстве до сих пор так важны для тебя, что ты должен оставить меня в живых лишь потому, что обещал? — Марот рассмеялся, и продолжал смеяться до тех пор, пока из горла не начал вырываться влажный хрип. — Ты никогда не думал, почему дал подобное обещание, или о том, насколько это смехотворно? Твоя проблема в жалости. Жалости, в сочетании с гордостью. Что, если я скажу, что хочу умереть, тогда это станет милосердием в твоих глазах?

Ариман шагнул вперед, выдвинув на дюйм клинок из ножен.

— Прекрасно, прекрасно, — Марот широко ухмыльнулся. — Осталось лишь ударить. Осталось лишь показать, что ты изменник и лжец.

Ариман покачал головой и повернулся в другую сторону. Ему придется полностью очистить разум, прежде чем пытаться вывести корабль к границе Империума.

— Умолкни и ползи отсюда.

— Увидимся, друг мой, — рассмеялся Марот за спиной Аримана.

«Госпожа, я не могу. Пожалуйста. Не могу. Только не снова», — слезно умолял Эгион. Ей это нравилось не больше, чем навигатору, но Ариман сказал, что это единственный путь, и она верила ему.

«Он не уничтожит нас, — подумала она. — Он обещал мне».

«Эгион, друг мой, ты должен. Я сказала мастеру Ариману, что мы отправимся туда, куда ему нужно, а я не могу идти по Великому Океану без тебя».

«Я видел сны, госпожа. Иногда, когда я просыпаюсь, мне кажется, что сны идут за мной по пятам. Иногда мне кажется, что они здесь, со мной, там, где я не могу их увидеть, — его голос оборвался, и на секунду Кармента ощутила его страх — он казался теплым, как перегревшаяся машина. — Я не хочу идти дальше в Око. Это неправильно, госпожа. Разве ты не чувствуешь? Нам не следует идти дальше, — долгое время Эгион молчал, и когда его голос снова вернулся, то звучал так, словно навигатор разговаривает скорее сам с собой, чем с ней. — Здесь тоньше. Реальность походит на дымку. Я могу видеть звезды, когда мы в варпе, и вижу варп, даже когда закрываю глаза. Я вижу его, когда сплю».

Кармента замерла. Она понятия не имела, о чем говорит Эгион. В «Дитя Титана» она чувствовала только грубую мощь и пульсацию систем.

«Сны живых не такие, как у машин», — подумала женщина.

— Ты должен сделать это, Эгион. Должен сделать ради меня.

Связь задрожала от импульса усталости и страха, но через секунду он чуть слышимо ответил.

— Как пожелаешь, госпожа.

Шесть часов спустя «Дитя Титана» вошел в варп. Работа двигателей и поля Геллера заняли мысли Карменты, когда та начала отнимать всю энергию реакторов. Она отключала соединения одно за другим, пока медленный, терпеливый рев корабля не стал единственным звуком, который могла слышать техноведьма. Он звучал успокаивающе.

Последнее, что услышала Кармента перед тем, как отключить прямую связь с Эгионом, стало бормотание навигатора.

— Словно огонь, — произнес он. — Словно миллион свечей.

VII Оракул

— Прекрасное зрелище, — сказала Кармента, и ее голос эхом донесся из громкоговорителей, расположенных высоко на потолке мостика «Дитя Титана». Астреос обернулся и посмотрел на спутанный клубок кабелей, свисающий над командной кафедрой. Среди смазанных металлических катушек ему удалось разглядеть обмякшую и неподвижную руку техноведьмы. Библиарий задался вопросом, собиралась ли она произнести это вслух. Иногда ему становилось интересно, осознавала ли Кармента вообще, что делает. Он нахмурился. Клубок кабелей дернулся, когда женщина посмотрела на него так, будто почувствовала его взгляд и только потому зашевелилась. Астреос повернулся обратно к пикт-экранам, которые формировали колонну, вздымавшуюся до самого сводчатого потолка.

По экранам текли изображения космоса, показывая всем, куда вел их Ариман. Астреос увидел ярко-синее солнце, оно пылало в сердце системы, излучая холодное сияние. В пустоте плыли клубы блеклого газа. Они скручивались и смещались, когда «Дитя Титана» прорывался сквозь них. Временами Астреосу казалось, будто он видит очертания смотрящего на них лица или фигуры, но затем угол обзора или поток света изменялся, и они исчезали. Изображение, которое давал аугметический глаз, пестрило статическими помехами. Кожу покалывало. В ушах раздавался тихий звон, иногда слабевший, а иногда наоборот усиливающийся. Они проникли в Око Ужаса глубже, чем ему когда-либо доводилось заходить прежде. Библиарию казалось, будто под его кожей что-то шевелится, просачиваясь в кровь и мысли. Неужели так было всегда, даже на краю Ока? Неужели он перестал замечать прикосновение варпа?

Астреос понял, что кто-то говорит, и резко обернулся. Сзади стоял Ариман, вглядываясь в экраны, на его лбу проступили хмурые морщинки.

— Что? — переспросил он. Звон в ушах усилился. Ариман посмотрел на него.

+ Смотри, + подумал Ариман в черепе Астреоса. Библиарий дернулся от телепатического вторжения, а затем проследил за глазами Аримана, когда тот перевел взгляд на самый крупный из экранов. В клубах газа вырисовывалась планета. Астреос не знал, почему не заметил ее прежде. Она была огромной, поверхность покрывали спирали охряно-желтых и темно-красных оттенков. Неподалеку он различил и другие планеты, раздувшиеся сферы в полумраке. Они находились слишком близко друг от друга, чтобы считать их орбиты стабильными. Первая планета становилась все больше, и секунду Астреос не мог понять, растет ли это она или же корабль приближается к ней.

«Мы не должны двигаться с такой скоростью», — он почувствовал смешок Аримана в мыслях и усилием воли оградил разум.

— Прошу прощения, — сказал Ариман, после чего обернулся и посмотрел на гнездо Карменты. — Луна, госпожа. Полная остановка по достижении радиуса полета шаттла, — тогда-то Астреос и увидел ее, черную сферу, зависшую над желто-красной поверхностью планеты, одинокую луну, вращающуюся на орбите родительницы. Библиарий заметил слабый блеск там, где она сходилась с луной.

Астреос уставился на нее.

Он отправится к ней, должен отправиться к ней, он знал это, словно звон в ушах вдруг стал голосом на самой границе слуха, призывающим его прийти и посмотреть. Ариман повернулся, чтобы уйти с мостика, и Астреос направился за ним. Ариман остановился и взглянул на библиария:

— Мне не нужен телохранитель, Астреос. Я пойду один. Мне не причинят вреда.

Астреос бросил взгляд на скопление планет и клубы газа. На секунду он увидел око, крупнее газового гиганта, и луна была его зрачком. Затем воин вздрогнул, и видение исчезло.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, но Ариман ничего не ответил.

Шаттл приземлился в пещере, разметывая клубы газа. Корабль был небольшим, с короткими крыльями, похожим на коробку, его серый фюзеляж был покрыт вмятинами и ржавчиной. В тесном пассажирском отсеке Ариман услышал, как пилот-сервитор скороговоркой пробормотал код, и ощутил дрожь машины, когда открылись замки и опустилась задняя рампа, явив за собою скрытый в тумане мир. Он вышел наружу. Из тумана сиял слабый синий свет. Руны атмосферной безопасности секунду мигали зеленым, потом погасли и вернулись в нерешительном янтаре.

Пол пещеры был черным и гладким, словно полированное стекло. Ариман заметил, как по нему заскользили отражения, стоило только шагнуть вперед. Вся луна представляла собой черную кристаллическую сферу, зависшую посреди космоса, ее поверхность была чистой и ровной, не считая круглого проема шириною в километр. Шаттл приземлился как раз туда, и снижался потом более часа. По крайней мере для Аримана это показалось часом. Колдун был не настолько наивным, чтобы думать, будто такие понятия, как время, были здесь абсолютными.

Он двинулся вперед, его шаги загремели по черному кристаллу. Спустя пару мгновений шаттл растворился в тумане. В слабом свечении проступили новые очертания. Ариман заметил стены из того же черного стекла, что и поверхность, по которой он шел. Из тумана появились белые каменные статуи. У некоторых, словно в приветствии, были подняты руки, другие выглядели до крайности удивленными. Одна как будто плакала. На него взирали высеченные в камне глаза, и казалось, словно они неотрывно следят за ним. Поток варпа был здесь таким сильным, что колдун уже не понимал, видит ли это своими глазами или же разумом.

«Я — паломник, — понял он. — Как древние поднимались по ступеням Парнаса, так и я пришел сюда, надеясь на откровение».

— История движется по кругу, — сказал однажды Магнус Красный. — На самом деле ничто не умирает. Символы древности меняются и перерождаются, открываются новые пути, которые уже давным-давно проторены.

Через некоторое время Ариман догадался, что попал в туннель. Когда он в очередной раз увидел стены, те оказались ближе, суживаясь к какой-то затерянной в тумане точке. И еще он был не один.

Колдун увидел первого из них, когда посмотрел в просвет, возникший в тумане. Фигура двигалась по потолку. У нее были тонкие конечности, суставы ног вывернуты наизнанку, как у птицы. Кожу между пластинами сапфировой брони покрывали наполовину сформировавшиеся перья. Существо держало алебарду с начищенным до серебристого блеска лезвием.

Ариман почувствовал, как его рука непроизвольно опустилась на рукоять меча. Существо остановилось и наклонило голову, пристально посмотрев на него. На лице заблестели фасетчатые сине-зеленые глаза. Оно не шевелилось, и через секунду Азек убрал руку с меча и пошел дальше. По пути Ариман заметил и других: высокие существа со шлемами в форме длинных птичьих клювов; согбенные фигуры, закутанные в желтые одеяния; приземистые многорукие создания в серебряной чешуйчатой броне. Некоторые плелись за ним в сумраке, двигаясь по стенам, полу или потолку. К нему никто не приближался, не пытался заговорить. Ариман шел словно много дней, не зная, близко ли уже от цели. Все это время его обдували ветры варпа, принося запах сухого песка и молний.

Наконец, когда Ариман уже стал задаваться вопросом, не движется ли по вечному кругу, он сделал шаг, и туман рассеялся. Азек моргнул. Он стоял у основания сферического зала, в котором мог бы поместиться боевой титан. Свет был резким и ослепительно-ярким, хотя у него не было конкретного источника, казалось, он исходил отовсюду. Черные стены зала были безликие и зеркально гладкие, но в них ничего не отражалось. Ариман не заметил дверей, а когда повернулся, не увидел входа, через который он вошел. Варп оставался совершенно спокойным. Из-за этого рука колдуна вновь легла на меч.

+ В этом нет нужды, + голос наполнил разум Аримана. Он почувствовал в послании нотки медоточивости, уверенность и веселье. Ариман не убрал руку с оружия.

+ Я ищу ответы, + волна звука накатила на него, заставив плоть под доспехами задрожать. Он слышал, как его собственный голос слабеющими отрывками повторяет те же слова.

— Ответы на вопросы…

— На вопросы…

— Вопросы…

+ Конечно, + произнес голос у него в голове. Позади Аримана ощущалось нечто чуждое, не присутствие, а скорее наоборот, отсутствие в разуме, словно тень, которую отбрасывает что-то, чего он не в силах увидеть. Колдун обернулся, сжимая меч в руке, символы на его лезвии полыхнули огнем. Свечение рассеялось, отразившись от черных зеркальных стен.

Меч накалился, боль спиралью вскружилась от руки к голове. Ариман вскрикнул и выпустил рукоять.

+ Я сказал, в этом нет нужды, + повторил оракул.

— Мне это совсем не нравится, — заметил Тидиас. Астреос проследил за взглядом брата на пикт-экраны. Тидиас и Кадин присоединились к нему на мостике, ожидая возвращения Аримана с черной луны.

— Нет, — согласился Кадин. — Выглядит пренеприятно.

Астреос нахмурился, всматриваясь в экраны. Заполнявшие пустоту облака газа истончились и потемнели, цвет изменился с бледно-синего на небесно-зеленый. Библиарий отвернулся. Голова болела с тех самых пор, как они прибыли в этом место, чем бы оно ни было. От взгляда на экран боль за глазами только усилилась.

— С тобой все в порядке, брат? — спросил Тидиас. Астреос кивнул, но рискнул еще раз бросить взгляд на экраны. Газовые облака стали теперь настолько плотными, что он не мог различить планет и звезд. Что-то казалось в корне неправильным.

— Госпожа, — позвал библиарий и услышал сухость в собственном голосе. — Госпожа Кармента.

Длинная пауза наполнилась шумом статики, а затем на мостике протрещал голос Карменты.

— Да, Астреос?

— Ты чувствуешь изменения в пустоте?

— Да, но мои сенсоры… — ее голос стих. — Работают не вполне удовлетворительно. Я собираюсь подвести нас ближе к луне.

Астреос кивнул. У библиария кружилась голова, он чувствовал себя так, будто его сейчас стошнит. Корабль завибрировал, и картинка на экранах начала медленно смещаться, когда «Дитя Титана» двинулся на сближение с луной.

— Смотри, — сказал Кадин. Астреос посмотрел, и боль в голове перекинулась и на шею.

Облака клубились в пустоте, уплотняясь болезненно-зелеными завихрениями. Неестественно зеленые молнии озаряли их изнутри и вспыхивали на поверхности. Астреосу казалось, будто кто-то пытается пробить кулаком ему затылок. Боль в голове вырвалась резким вскриком. Он увидел очертания, движущиеся под пологом облаков. Они становились все крупнее, но затем растворились, словно рыба, подплывающая ближе к поверхности, только чтобы вновь скрыться на глубине. Колени Астреоса подкосились, и он рухнул на палубу. Библиарий ничего не слышал. Перед глазами плясали огоньки. Крик в голове становился все выше и громче. Астреос попытался оградиться от него, но тот становился сильнее с каждой секундой. Он почувствовал, как кто-то поднимает его обратно на ноги.

— Я слышу их, — Астреос услышал собственный голос. — Они зовут. Они пришли за нами.

Оракул завис перед Ариманом, разведя руки в стороны, ладонями кверху. Он был облачен в доспехи, которые когда-то принадлежали космическому десантнику, но давным-давно стали чем-то иным. Броня была текучей, словно ртуть. Ариман видел в ее подергивающейся поверхности отражения несуществующих здесь вещей: закутанные фигуры, умирающие солнца, тянущиеся руки. Вокруг оракула трепетали многослойные одеяния, постоянно меняя свой цвет. Гладкий бронзовый шлем, без щелей для глаз, рта и носа, полностью закрывал его лицо. Вокруг оракула, словно планеты вокруг солнца, парили небольшие белые и синие сферы. Ариман пристальнее посмотрел на одну из сфер и увидел, как в ответ на него взирает синяя радужка и черный зрачок глаза.

+ Ты нашел его? Ты понял его? + произнес оракул. Мысленный голос был спокойным и не расцвеченным эмоциями, он казался почти музыкальным. Ариман покачал головой, не понимая сути вопросов и задаваясь вопросом, должен ли.

— Это ты, Менкаура? — спросил Ариман, осмотрев серебристое тело оракула. Он чувствовал, как в его мыслях кружатся психические ощущения оракула. Было бы проще общаться мысленно, но что-то заставило его отказаться от подобного контакта с существом.

Оракул кивнул.

— Утекло много воды, — сказал Ариман.

+ С тех пор, как мы видели друг друга? После изгнания? + Ариман вспомнил молодого воина с заостренными чертами лица в одеянии новиата Корвидов, затем эпистолярия Тысячи Сынов в змеином шлеме, а после — сгорбленную фигуру, читающую книгу в свете девяти солнц Планеты Колдунов. На секунду он заметил, как лицо из воспоминаний отразилось на серебряной поверхности доспехов Менкауры. + Неужели я так сильно изменился? + спросил оракул.

— Ты изменился.

+ Это с какой стороны посмотреть. +

— У меня есть вопросы.

+ А у кого их нет? + оракул обернулся, будто посмотрев в другую сторону своим незрячим лицом, парящие вокруг него глаза одновременно уставились на Аримана. + Конечно, тебе придется уплатить цену. Подношение. +

Ариман промолчал. Менкаура, Оракул Многих Очей — за время изгнания ему приходилось пару раз слышать это имя, которое срывалось с уст колдунов и бормотали те, кого коснулись демоны. Он всегда удивлялся и опасался того, был ли Менкаура, о котором ходили слухи, его бывшим братом. Теперь Азек знал, что парившее перед ним существо уже не было его братом, не в истинном смысле — он стал кем-то большим, чем просто смертным, превратившись в нечто, чего в первую очередь следовало опасаться, а только затем уже доверять. «Я мог избрать такой путь, — подумал он. — У меня была возможность раскинуть свой разум во времени, видеть все, даже то, чего еще не случилось. Я мог продать себя за подобные знания».

Ариман вздрогнул и ощутил успокаивающий запах воздуха в легких.

+ После ответов я задам тебе один вопрос. Ты правдиво ответишь на него. Он и станет ценой. +

Ариман кивнул.

— Я готов на такое подношение.

Оракул повернулся к нему и опустился на землю. Его ноги коснулись плавно изгибающегося пола. Он сделал два шага и остановился на расстоянии вытянутой руки от Аримана. Упавший меч лежал между ними.

+ Спрашивай, и я отвечу. +

Ариман открыл рот, но вопрос оказался не тем, который он собирался задать.

— Что с тобой случилось?

В мыслях Аримана заскрипел смех оракула. Он почувствовал тяжесть лет, которые казались тысячелетиями, тысячелетиями, прожитыми как эоны.

+ Время, брат мой. Выбор. Время и выбор все меняют. Как тебе прекрасно известно. +

Ариман подумал о девятом солнце, которое катится по небосводу Планеты Колдунов, об остальном легионе, который окружает его вместе с кабалом в огнях рассвета. Тогда он в последний раз видел Менкауру, стоявшего среди тех, кому Ариман не доверял в достаточной степени, чтобы посвятить в заговор.

— Мне жаль за то, что я сделал с тобой, за то, что сделал со всеми вами.

Оракул склонил безликую голову.

+ Ты просишь прощения, или тебе жаль того, что ты потерпел неудачу? + оракул покачал головой. + Тебя не касается, во что я превратился, Ариман. Твой грех в том, что ты не видишь границ своей силы. Даже в отчаянии ты берешь всю горечь и ошибки на себя, принимаешь больше, чем тебе отведено. +

— Я уничтожил легион.

+ Ты так думаешь? Это был твой выбор? +

— Только мой.

И вновь Ариман ощутил смешок оракула в своем разуме.

+ Судьба — это паутина, которая связывает всех, Ариман. Каждый выбор порождает тысячи вероятностей, эти вероятности вызывают следующие, и так до тех пор, пока начало и конец становятся неотличимыми друг от друга. +

Ариман почувствовал, как в разуме формируются образы, пока он воспринимал послание. Колдун увидел золотые нити, тысячи, десятки тысяч, миллионы нитей, вплетенных в ткань времени, накладывающихся и сплетающихся у него на глазах. Разум Азека инстинктивно отшатнулся, а затем зажегся от трепета. Величественное зрелище. Он видел последствия деяний малых и больших, все они были связаны между собой и сыпались, подобно падающим картам. Потрясающе и прекрасно. Казалось, он вернулся обратно домой. Ариман погрузился в образ, следуя за нитями последствий, желая увидеть их до конца. Но каждый раз, стоило ему потянуться к ним, связи менялись, рвались и множились. Колдун обернулся, не видя больше ничего другого. Он должен увидеть, чтобы понять. Азек полетел сквозь золотую сеть, услышал шелест крыльев и смех воронов.

— Нет! — крикнул он. Образ потускнел, пока от него не осталось ничего, кроме угасающего воспоминания о пылающей сети. Оракул медленно кивнул.

+ Моя судьба могла стать твоей, мои знания — твоим проклятьем. Возможно, если бы ты не создал Рубрику, ты стал бы таким, как я. Возможно, другие стояли бы перед тобой и спрашивали, что ты видишь. +

— Как низко ты пал.

+ Все мы пали, брат. +

— Я бы не совершил такой выбор, как ты.

Оракул пожал плечами, жест оказался плавным и нечеловеческим.

+ Но ты пришел обсудить не эти вопросы. +

— Что станет с нашим легионом?

+ Очередной вопрос, который ты не собирался задавать, + Ариман не шевелился, неотрывно смотря на оракула. Секунду спустя тот повернул голову и посмотрел вверх. Движение было именно таким, как если бы он заглянул вдаль, обдумывая ответ, и от движения безликой головы у Аримана мурашки побежали по коже. + Легион умрет. Он станет даже меньше, нежели прахом. Оставшиеся превратятся в таких же, как я, более существ, нежели воинов, которыми некогда были. Со временем никто не вспомнит о нас, мы станем воспоминанием, затерянным в глубинах истории. +

— Ты это видишь?

+ А ты нет? + мысленный голос оракула прервался. + Ты был нашим провидцем, Ариман. Был повелителем Корвидов. Ты обучал всех нас. Что я могу сказать тебе такого, чего не сумел бы узнать ты сам, если бы захотел? Почему ты сам не посмотришь на течения будущего? Неужели настолько сильно не доверяешь себе, что не осмеливаешься? — глаза вокруг оракула перестали кружиться. Каждый из них неподвижно застыл в воздухе, взирая на Аримана. + Или ты смотрел, но побоялся увидеть больше? +

— Отвечай.

+ Все будет так, как я сказал. Или может быть. Будущее словно бриллиант, вероятности — это грани, на которые можно взглянуть по-разному. Легион может закончить так, как сказал я, или бессчетными другими способами. Он может выжить, может воспрянуть. Ты знаешь это. Кое-что ты и сам видел, + Ариман вспомнил видение, шепот ворона. «Время не стоит на месте, как и плоть, как и судьба», — говорил тогда он.

— Смутное пророчество бесполезно.

+ Такова их природа, мой учитель. Ты спросил потому, что хотел услышать опровержение уже известной тебе правды. +

— Ты забыл все мои уроки, — ответил Ариман, его голос стал ровным и холодным.

+ Действительно? И все же ты здесь. Спроси себя, что ты действительно желаешь знать: правду или ложь, которая простит тебе твой выбор? +

— Вопрос — не ответ.

+ Ты знаешь, что это не так, + оракул замолчал, и двое смотрели друг на друга, пока секунды тянулись в оглушительной тишине. + Давай. Задавай настоящий вопрос, который пришел спросить. +

— Огонь, — приказала Кармента, и «Дитя Титана» содрогнулось. Экраны вспыхнули белым и рассеялись пиксельным снегом перед глазами Астреоса. Еще секунду назад перед глазами были только клубящиеся облака, которые неслись вперед, чтобы окутать их. Бело-желтый газ ударил о корпус «Дитя Титана», словно испытывая его на прочность. Кармента открыла огонь мгновением позже, хотя цели не было видно.

— Покажи, что происходит, — крикнул Кадин.

Мостик опять вздрогнул. Кармента не ответила. Воющие голоса ворвались в разум Астреоса, вызывая вспышки многоцветной боли за глазами. Он чувствовал себя так, словно вот-вот упадет снова. Крики в голове переросли в вопль. Библиарий попытался оградиться от них, но его сила воли походила на песок, который пытался сдержать прилив.

Прилив. Астреос вспомнил холодный взгляд Аримана и бесконечные дни тренировок. Он вспомнил то спокойствие, то, как погружался в безмятежность, как его разум воспарял над потоком.

Он еще стоял. Палуба теперь вибрировала от постоянного грохота, пока «Дитя Титана» раз за разом давал залп из орудий. Пикт-экраны вновь обрели четкость, и Кадин с Тидиасом смотрели на них. Мглу озаряли сполохи орудий, прокатываясь вразнобой с молниями, прочерчивающими облака газа. Среди них проступали очертания, словно движущиеся тени, отбрасываемые существами с кинжальными крыльями и телами. Одно промелькнуло перед пикт-оком, и Астреос услышал крик в своем разуме.

— Почему они не нападают? — спросил Тидиас.

— Что? — прорычал Астреос, посмотрев на брата. В голове немного прояснилось, но ему приходилось прилагать усилия, чтобы экранировать разум от воплей. Тидиас не сводил глаз с экрана. Кадин, стоявший рядом с ним, кивнул.

— Кем бы они ни были, они настроены недружелюбно, но просто наблюдают, — пробормотал Кадин.

Астреос перевел взгляд обратно на экран.

— Что они делают? — спросил Тидиас.

«Дитя Титана» сильно вздрогнул, и пикт-экран мигнул, когда бортовой залп расцветил облака неоново-оранжевым. В голову Астреоса вонзился вой, и библиарий вскрикнул от боли. На этот раз он походил на искаженный мучением смех. В нем ощущалось презрение.

Бибилиарий чувствовал холод. Вопли в голове вдруг стали знакомыми. Он понял, что это такое. Астреос уже слышал, как люди издавали подобные крики, и слушал, как в ночи завывают хищники, прокрадываясь мимо деревьев.

— Они ждут, — тихо сказал библиарий. Во рту пересохло. — Они ждут добычу.

— За мной охотятся, — тихо сказал Ариман.

+ Правда, но не вся. +

— Толбек искал меня, чтобы убить или поставить перед кем-то на колени, — Ариман прервался, но оракул не шевельнулся и не заговорил. — Кому он служил? Кто охотится за мной?

+ Многие охотятся за тобой, Ариман, + произнес оракул, покачав головой. + На каком бы мире не перевернуть камень, там всегда найдется тот, кто хочет поймать тебя. +

— Кому служил Толбек?

+ Ты и сам знаешь. Ты знал еще до их прибытия. Знал, когда они пришли за тобой. Когда тебя загнали в угол, ты уже знал, кто придет за тобой. +

— Нет, — сказал Ариман, но услышал в своем голосе дрожь неуверенности. В разуме возникло лицо. Мрачное, серьезное, постаревшее от сомнений и тревог, лицо друга, которого он убедил пойти за собой к провалу.

+ Толбек служил Амону. +

— Амон, — имя зацепилось за язык, проскользнув в разум, и Ариман не был уверен, назвал ли его первым. Оракул медленно кивнул.

+ Кто же еще? Его тяжелее всего убедить, он больше всех сомневается, он из наиболее верных примарху, не считая тебя. Амон шел за тобой, верил тебе, позволил себе поверить в твою мечту. Это доверие привело его к разрушению всего, что было для него самым ценным. Он сжег свои надежды из-за того, что доверился тебе. +

Ариман понял, что смотрит на меч, лежащий на черном полу. Его взгляд скользнул по перекрестью в форме птицы с огненными крыльями и навершию с красным камнем посередине. Это был меч Толбека, меч, который поднял против него брат.

— Месть, — тихо сказал Ариман.

+ Я не могу заглянуть в его разум и предсказать, чего он желает достичь, но он продолжает мечтать. Ты даровал ему высокомерие достаточное, чтобы определять познания, невзирая на знаки судьбы. Он обрел знания и силу. Если придется, он возьмет штурмом Планету Колдунов и бросит вызов самому Двору Изменения. +

— Почему? — спросил Ариман. — К чему он стремится? Зачем ему нужен я, если не просто ради мести?

+ Тебе придется самому найти ответ на этот вопрос. +

— Ты не знаешь ответа? — спросил Ариман, но оракул продолжил, словно не расслышав его.

+ Есть выбор. Будущее раздроблено. Я вижу, как линии судьбы исчезают во тьме, и не вижу их окончания. Легион может умереть окончательно. Я вижу пути, ведущие к такому исходу, с большей ясностью, нежели другие. Но есть и другие окончания, другие пути. +

Ариман посмотрел вверх. В голове раздалось эхо вороньего смеха.

— Ты знаешь это? Ты видел?

+ Мне это сказали. +

— Кто?

+ Не могу сказать. +

— Не можешь или не хочешь?

+ И то, и другое, + в голосе Менкауры слышалась непреклонность, и оракул начал подниматься ввысь.

— Подожди, — сказал Ариман. — У меня есть другие вопросы.

+ Нет. Пока нет. +

— Но есть ведь иной путь, путь спасения легиона?

+ Возможно, + Ариман увидел образ Менкауры, который еще в бытность молодым новиатом с кривой усмешкой смотрел на него из учебного круга. + Всякое пророчество — результат взаимодействия вероятного и парадоксального. Ничто не точно, пусть даже кажется, что все уже предрешено. +

Ариман невольно улыбнулся:

— Мои слова, — образ Менкауры у него в разуме улыбнулся шире. — Спасибо, что напомнил.

Ариман кивнул и поднял меч с пола. Колдун вложил его обратно в ножны, голова гудела от мыслей и вероятностей. Он отбросил мечтания, которыми уничтожил Тысячу Сынов. Невзирая на цену, он не мог повернуть назад, не сейчас.

«Но, — раздался голос из круговорота мыслей и чувств. — В действие все привел ты. Цепь событий не закончилась на Рубрике. Твое проклятье живет дальше, и ты все еще не осмеливаешься встретиться с ним. Ты сбежал и позволил своему легиону умереть, потому что ошибся».

Скрывая сферический зал, вокруг него заклубился туман. Ариман пошел в него, позволив ему окутать себя.

+ Мое подношение, Ариман, + голос оракула отчетливо разнесся у него в мыслях, но казался далеким, словно звучал откуда-то издали. + Я получу свое подношение. +

Ариман повернулся и посмотрел на поднимающуюся фигуру, которая когда-то была его братом и учеником.

— Задавай свой вопрос, — сказал Ариман. Оракул продолжил вознесение, его очертания будто рассеивались в сгущающемся тумане.

+ Почему ты не дал себе умереть после изгнания? +

Кожу Аримана защипало. Он вспомнил о жизни, проведенной на границе Ока Ужаса, когда не позволял себе быть тем, кем он был, постоянно ожидал смерти, которая никак не шла к нему. Подумал о том, что придется делать сейчас.

«Судьба создается из путей, которыми не пошел», — подумал Ариман.

— Потому что во мне еще живет надежда, старый друг, — сказал он в туман, бросив последний взгляд на оракула. Затем колдун повернулся и зашагал прочь.

— Шаттл, — произнесла Кармента. — Он возвращается.

На мостике царила тишина. Кадин посмотрел на Астреоса. Тидиас наблюдал за экранами, которые сейчас показывали только клубящуюся массу болезненных облаков за корпусом. Крики исчезли из разума Астреоса за секунду до слов Карменты.

— Где он? — спросил библиарий.

— Только что покинул поверхность луны.

Астреос уже пришел в движение. Кадин и Тидиас последовали за ним секундой позже.

Варп поднялся навстречу Ариману. Секунду его разум безмятежно парил среди стеклянного спокойствия луны оракула, а в следующий миг пошатнулся под напором энергии. Стены отсека замерцали и стали прозрачными. Вокруг шаттла вскипели бледные облака, словно сворачивающееся молоко. Резкие крики защипали уши и вонзились в мысли. Образ шаттла задрожал между твердым состоянием и прозрачностью. Ариман заметил что-то в облаках, что-то, скользящее на штормовых ветрах.

В тумане появились темные силуэты. Крики теперь доносились отовсюду сразу, заполняя его разум и уши. Колдун высвободился из подвески и поднялся на ноги. Пол отсека оставался твердым, но Ариман мог видеть сквозь металл, как будто он был из стекла.

Одна из теней подлетела ближе и потянулась к нему. Ариман увидел тень когтей за секунду до того, как они разорвали ткань реальности. Из раны полился красно-зеленый свет, когда когти расширили ее. Ариман видел, как в пространстве по ту сторону отверстия, повисшего среди клубящихся облаков, переливается свет и цвета. Крик превратился в одну высокую, атональную ноту. Колдун почувствовал, как поднимаются волосы, словно от воздействия статики.

Медленно, почти осторожно, существо вылезло наружу. Оно остановилось, присев на краю реальности, и повело головой. Когда создание зашевелилось, пластины брони замерцали маслянистой радугой цветов. На теле бугрились округлые органические наросты, словно ржавчина на железе, оставленном в черной воде. Вдоль прыжкового ранца на плечах выступали бледные шипы.

Ариман слышал о подобных существах, космических десантниках, отдавшихся варпу и остроте клинков. Если они как-то и называли себя, то этого никто не знал, но остальные именовали их когтями варпа.

Существо пошевелило когтями-ножами. В двигателях на спине вспыхнул бледно-зеленый огонь. Оно посмотрело на Аримана красными глазами и прыгнуло, подняв за собой клубы пара. Следом за ним начали появляться еще четыре раны.

Из тумана выступала громада изрытого шрамами железа. Створки противовзрывных дверей широко распахнулись, готовые впустить шаттл внутрь. Двигатели корабля взревели, и его корпус вновь приобрел былую непроницаемость, отгородившись от шторма.

А затем шаттл зазвенел, словно гонг, и его крутануло. Аримана сбило с ног, мир перед глазами закружился. Вокруг посыпались искры, когда обшивка корпуса отогнулась в сторону. Секунду существо глядело на Аримана, а затем прыгнуло.

Когти встретились с кинетическим щитом Аримана в сполохе света и звука, который походил на удар молнии. Существо отскочило назад, вонзив конечности в противоположную стену. Оно зашипело. Ариман почувствовал, как шаттл начинает разворачивать. До него донесся скрежет других когтей, рвущих обшивку.

Существо ринулось в новую атаку. Разум Аримана запылал. Из глаз колдуна вырвался раскаленный добела луч. Тварь закричала, и Ариман почувствовал, как теряет контроль над варпом. Он не успел удивиться, как когти вонзились ему в живот. Они пробили доспехи и проникли в податливую плоть. У Аримана было достаточно времени, чтобы отметить, какие же они холодные, казалось, он проглотил лед. Затем существо врезалось в него всем телом и повалило на палубу.

Шаттл вновь развернулся, и Ариман почувствовал, как его вдавило в доспехи, когда сила притяжения попыталась оторвать колдуна от пола. Существо ударило другой рукой и закрепилось на палубе, пригвоздив Азека. Колдун взглянул на него. В ответ на Аримана посмотрели красные глазные линзы существа. Оно находилось так близко, что Ариман видел дымок, тянущийся из дыхательной решетки его шлема.

«Я не умру здесь», — подумал колдун. Он сосредоточился на своем теле, успокаивая нервные окончания и мышцы. Ариман будто нырнул в воду. Он ощутил в себе когти. Увидел скопление молекул, костей и мышечных связок, которые символически вращались перед внутренним взором, и с помощью мысли изменил увиденное.

Кожу защипало, и она онемела. Кровь замерзла, органы стали затвердевать, кость обрела прочность металла. Ариман ощутил, как остановились сердца. Личину возвышающегося над ним существа рассекла широкая влажная трещина.

— Жив, — прошипел коготь варпа. — Жив. Да, — существо облизало зубы черным языком. — Не весь. Нет.

Оно отстранилось и попыталось выдернуть из Аримана когти. Он даже не почувствовал этого. Был только ледяной вихрь варпа, текущий в крови и костях. Существо взвыло и попробовало снова высвободиться. Когти держались прочно, будто угодив в камень. Ариман улыбнулся под шлемом. Времени оставалось немного, он не мог поддерживать изменение своего тела бесконечно.

Существо распахнуло рот и снова взревело. Ариман ударил растопыренными пальцами в открытую пасть. Коготь варпа пошатнулся. Ариман сжал кулак, вцепившись в мягкое мясо в горле. Колдун разделил разум на два мысленных потока — одна часть продолжала дышать камнем и превращать плоть в сталь, тогда как другая начала жечь. Существо забилось в судорогах, по броне ото рта побежали пылающие трещины. Разум Аримана заскреб по тому, что осталось от души существа — она выглядела иссохшей и прогнившей, словно кровь, загустевшая в черное желе в мертвом сердце. Краем глаза Ариман заметил, как увеличиваются в размерах зубастые противовзрывные двери. У него не было времени, чтобы даже пошевелиться.

Астреос сделал шагов десять по ангару, когда шаттл задел противовзрывные двери. Происходящее разворачивалась перед ним с неспешной медлительностью, пока он с братьями бежал вперед. Шаттл перевернулся, стабилизаторы сорвало. Во все стороны разлетелись обломки брони. Из корабля хлестало топливо, которое тут же сгорало в вырывающемся из развороченной кабины воздухе. За миг до столкновения из шаттла выскочили огромные фигуры. Когда-то они были космическими десантниками. Астреос различил очертания силовых доспехов под слоями наростов, похожих на зараженные кораллы. Зеленые струи огня толкнули их во тьму под потолком. Третий упал вместе с остальными обломками, после удара об палубу из тела брызнули капли темной жидкости.

Еще один отпрыгнул слишком поздно. Прежде чем он успел уйти в сторону, обломок крыла настиг его и разрубил надвое.

«Он мертв», — с холодной уверенностью подумал библиарий. Самый крупный кусок фюзеляжа скользил по палубе, высекая искры. Астреос узнал в нем часть пассажирского отсека. Казалось, на него наступил титан. Никто внутри не смог бы выжить.

Пара уцелевших существ развернулась и кинулась вниз. Кадин и Тидиас опустились на колени, подняли болтеры и одновременно открыли огонь. В воздухе следом за первым существом одна за другой появились цепочки разрывов. Пикируя, создание завопило, его настоящий голос смешался с криком изголодавшейся души.

Астреос, шедший на шаг вперед братьев, обнажил меч и бросился к обломкам. Вторая тварь упала на покореженный фюзеляж и принялась неистово кромсать металл, будто пытаясь достать нечто, погребенное внутри.

Библиарий услышал крик и оглянулся. Первое существо поднималось назад в воздух на столбе бело-зеленого огня. В когтях у него бился Кадин. Тидиас стоял на земле, ствол его болтера непрестанно дергался, пока воин пытался прицелиться. Астреос сбился с шага.

Истекая темной жидкостью, существо, державшее Кадина, поднялось выше. Библиарий видел, что Кадин продолжает сжимать болтер трясущимися руками. Существо закричало, и Астреос почувствовал в вопле радость охотника. Кадин извернулся и прижал дуло болтера к телу создания. Оружие взревело. Гильзы дождем посыпались на палубу. Затем из спины когтя варпа вырвалась очередь разрывов. Существо выпустило воина за мгновение до того, как зеленый огонь из ранца превратился в огромный раскаленный шар. Астреос не увидел, как Кадин упал на палубу.

Существо перед библиарием издало победный вой. Астреос не сводил с него глаз, сокращая расстояние. Коготь варпа разметал остатки корпуса и присел среди обломков. В ливне выстрелов его черные доспехи блестели разводами машинного масла и крови. У его ног что-то шевелилось. Тогда Астреос и заметил протянутую руку, которая словно пыталась отогнать тварь.

Существо поднялось во весь рост. Когда-то оно было космическим десантником, но теперь его доспехи больше походили на больной коралл. Тварь развела руки. Когти на его пальцах были белые как кость. Оно запрокинуло угловатую голову, и Астреос услышал в разуме бессловесный победный вой.

Существо заметило библиария за мгновение до того, как острие клинка пронзило его левый глаз и вырвалось из затылка. От удара рука Астреоса вздрогнула, и он быстро сосредоточился на ядре клинка. Существо рухнуло на обломки шаттла и билось в судорогах до тех пор, пока не угасли электрические разряды.

Астреос снял шлем. Внешние створки закрылись, но воздух пока оставался разреженным. Его губы скривились. От трупа у его ног несло горелым мясом и гнилыми фруктами. Библиарий повернул голову туда, где из обломков пытался выбраться Ариман. Невероятно, но колдун выжил, его доспехи были пробиты, но на нем самом не было ни царапины. Астреос пригнулся, чтобы оттащить погнутые металлические балки в сторону, но затем остановился.

— Когда придешь в себя, думаю, настанет время для кое-каких ответов.

VIII Рубрика

Ариман поднял голову. Все взгляды были обращены на него. Тидиас стоял у стены, скрестив руки на груди, его оружие было прикреплено к бедренным пластинам доспехов. Кармента ждала в углу, подобно неподвижной тени в рваной черной мантии. Кадин сидел на толстой трубе, краем глаза наблюдая за Ариманом. Пурпурный синяк и вздувшаяся плоть покрывали большую часть лица Кадина, а из-за сломанных костей под ним космический десантник казался даже менее человечным, чем обычно. Астреос стоял у круглого люка, ведущего в комнату Аримана. Колдун не мог избавиться от чувства, словно он попал на суд. Конечно, по-своему так оно и было.

«Они злы, — подумал Ариман, — и в глубине души боятся того, во что я их втянул».

Только разум Карменты оставался безмятежным. На самом деле он был тревожно пустым, как будто часть его просто оградилась от остального мира. «Корабль пожирает ее человечность», — подумал Ариман. Временами женщина казалась человеком в большей степени, чем любой техножрец, с которым ему приходилось встречаться, но затем вдруг становилась отстраненной или дезориентированной. Ариман перевел взгляд назад на троицу космических десантников. Все они были заблудшими и сломленными созданиями, но он нуждался в них, и их верность не потерпит ничего, кроме правды. Азек сглотнул и понял, что у него пересохло во рту. Он не ожидал, что все случится подобным образом.

Колдун отвернулся, ощутив грубую выделку залатанной мантии. После боя и крушения корабля его доспехи нуждались в длительном ремонте, прежде чем он сможет надеть их снова, но когда с Аримана сняли броню, кожа чудом оказалась не поврежденной.

— Словно камень, — сказала тогда Кармента. Некоторые участки плоти до сих пор оставались холодными и нечувствительными, но это пройдет.

Он провел рукой по лицу. Голова еще болела, да и сам Ариман нуждался в отдыхе, но Астреос не будет ждать его ответов.

— Меня зовут Азек Ариман, — начал колдун.

— Ты нам так и сказал, — напомнил Астреос. Ариман не обратил внимания на то, что его перебили.

— Когда-то я был главным библиарием легиона Тысячи Сынов. Я сражался вместе с примархами и видел Императора во времена Великого крестового похода. Нас предали, и мы в свою очередь предали Империум.

— Но за тобой пришли не агенты Империума, — просто заметил Кадин.

— Нет. Их подослал один из моих братьев.

— Почему? — вопрос принадлежал Тидиасу, в его голосе не чувствовалось эмоций. Ариман посмотрел на него.

— Существа, которых он послал, охотятся через варп. Возможно, они учуяли мой запах. Может, тот, с кем я встретился на луне, предал меня.

— Я не об этом спрашивал, — произнес Тидиас. Спокойное обвинение в словах едва не заставило Аримана улыбнуться.

— Если хочешь понять, придется посмотреть самому, — ответил Ариман.

— О чем ты? — спросил Кадин, бросив взгляд на Астреоса.

— Я могу спроецировать свои воспоминания в ваши разумы. Вы увидите, с чего все началось.

По лицу Кадина было видно, что он готов возразить.

— Хорошо, — согласился Астреос. Ариман взглянул на Карменту.

— Госпожа?

Она ничего не сказала.

— Я не стану проникать в ваши разумы, а просто покажу вам частичку своей памяти, — Ариман пожал плечами. — Все ответы там, если вы захотите увидеть.

После долгой паузы Кармента кивнула. Тидиас склонил голову, когда Ариман взглянул на него. Кадин пристально посмотрел на братьев, сплюнул, но после все же кивнул.

— Отлично, — сказал Ариман и закрыл глаза. Он еще видел комнату, ее образ прослеживается в мельчайших подробностях перед мысленным взором. Детали стен, освещения и труб медленно потускнели, а затем исчезли в черноте. Он увидел образы Карменты, Тидиаса и Кадина, застывшие в удивлении. — Пошли, — позвал колдун, затем повернулся и направился по туннелю к давно запечатанной двери в свои воспоминания. — Узрите это моими глазами.

Дворец тянулся к синему небу, мрамор нагрелся от солнца, шпили сияли белым светом на фоне яркой синевы небес. Ариман поднялся по ступеням и миновал дверь. Он чувствовал остальных, идущих следом, но не оглядывался. Азек не позволил им разговаривать — здесь, в его разуме, они станут немыми свидетелями, но их мысли скребли в тишине, и дрожь изумления и зачарованности сотрясала залы. Никто прежде не входил во дворец его воспоминаний, и мысль о том, что другие разумы шли рядом в прохладных тенях прошлого, оставляла странное чувство, словно он лишился кожи. Ветерок, задувавший в распахнутые окна, нес едва уловимый запах дыма, и Ариман задавался вопросом, что бы это могло означать в свете того, что он намеревался сделать.

Каменная дверь с серебряным кольцом сопротивлялась его прикосновению, проскрежетав по полу, когда он открыл ее. Шагнув внутрь, Ариман почувствовал, как взгляды остальных заскользили по полкам с мраморными сосудами, пока не достигли окна и вида на Планету Колдунов. Их разумы стихли один за другим, когда они узрели башни и девять солнц, катящихся по небосводу.

Ариман подошел к книге, лежавшей на плинте в центре комнаты. Стараясь не глядеть на записанные в ней слова, он раскрыл ее — от страниц исходил жар, как будто бы они горели.

— Воспоминания здесь, — произнес Ариман.

Их присутствие стало ближе, паря на границе зрения. Ариман опустил глаза. Страницы книги начали переворачиваться, словно подхваченные метелью — символы и слова стали размываться и виться по пергаменту. Зал исчез. Вокруг них взвихрились образы и ощущения, а затем промелькнули мимо. Другие оставались рядом, видя то же, что и он, чувствуя касание прошлого.

Он увидел Амона, стоящего на вершине башни, а за ним еще больше шпилей, уходящих вдаль блестящим в ночи лесом серебра и сапфиров.

— Мы уверены? — спросил Амон. — Иного пути нет?

— Нет, — ответил Ариман.

Он снова увидел кабал, выросший с помощью бессчетных пактов и тайных уз. Увидел, как все больше воинов из Тысячи Сыновей становятся существами бесконечно изменчивых форм. Увидел момент, когда все уже было готово, когда последние компоненты были собраны, и более не осталось преград между ним и завершением его великого труда, его Рубрики.

— Время пришло, брат, — произнес Амон. Ариман ощутил воспоминание о последнем вздохе, который сделал в тот миг. Воздух пропах дымом, он был насыщен благовониями и сухим, железным запахом ветра, дующего с равнин.

Затем воспоминание о Рубрике ударило в него, словно молния, пробуравив мысли, подобно штормовому ветру. Он никогда не стремился обрести силу богов, но в тот миг увидел каждого из Тысячи Сынов, раскинувшихся под ним мерцающими огоньками душ. Он увидел каждый отросток на их конечностях и цвет их душ. Ариман стал ими всеми. Все полусформировавшиеся мысли и ощущения принадлежали ему — он стал Менкаурой, внезапно переставшим видеть книгу перед собой. Стал Зебулом, застывшим на месте, когда чешуйчатой рукой поднимал синий кристаллический шар. Стал Кетуилом, глаза которого заросли плотью, а сотня языков вырывалась из рассекавших доспехи ртов. Он стал эпицентром урагана, средоточием тысячи застывших разумов и замерзших сердец. Их разрушенные мечты, их чаяния, их сила были у него в руках, будто пригоршня ручейной воды. Ариман тянулся дальше и дальше, ощущение, лишенное времени, бесконечное, но тонкое, как стеклянные нити.

Даже в воспоминаниях величественность момента едва не захлестнула Аримана. На секунду он осознал, что где-то очень далеко его реальное тело вздрогнуло, а из уголков глаз потекла кровь. Затем миг стал прошлым, и за ним последовали другие мгновения.

Он увидел, как его братья выходят из пылевых облаков, поначалу один, за ним другой и еще один, сливаясь в один поток, словно трупы, всплывающие из илистой воды. Из них сыпался прах, в каждом тлели угольки души, но не более. Воспоминание походило на лед, сковавший позвоночник Аримана.

— Что мы натворили? — спросил Амон треснувшим, словно иссушенная земля, голосом.

Ариман не ответил. У неудачи не было ответа.

Мерцание образов застыло, будто прах, летящий на стихающем ветру. И вот возник он, образ, такой размытый и изменчивый, что даже память Аримана не могла удержать его: очерченный огнем силуэт человека, в золотом свете вокруг него кружило бессчетное множество глаз, поющих тысячью голосов. Сам же он походил на увечного калеку с покрытой перьями кожей и слепыми провалами глазниц.

— Отец, — произнес Ариман, и образ превратился в великана с медной кожей, облаченного в бронзовые доспехи. Из широких плеч выросли оперенные крылья, а руки сжали посох с навершием в форме сферы. Грива красных волос окаймляла нахмуренное лицо с единственным синим оком. В воздухе запахло жженой кровью и благовониями.

+ Ответь мне, такое ли спасение ты искал? + спросил Магнус Красный.

— Я доволен, — выдавил из себя Ариман. Образ Магнуса кивнул.

+ Ты — лучший из моих сыновей, всегда им был, + проговорил Магнус, и мыслью изгнал Аримана меж звезд, словно прах, унесенный ветром с вытянутой ладони.

После того как Ариман открыл глаза, в комнате царило молчание. Целую минуту перед глазами угасающим образом оставалось воспоминание о Магнусе. Кадин вздрогнул, на его лице блестел пот. Тидиас лишь взглянул на Аримана и отвернулся. Кармента не шевелилась, но, чуть шатаясь, покачала головой. Астреос смотрел на Аримана, его бионический глаз казался тусклым рядом с настоящим. Ариман слабо улыбнулся.

— Вот почему, — сказал он.

— А тот, кто отправляет охотников и эмиссаров? — спросил Тидиас, все еще не смотря на Аримана.

— Амон, — ответил Ариман. — Мне следовало догадаться раньше. Из всех, кто вступил в мой кабал, его убедить было сложнее всего, — на лице Аримана промелькнула грустная улыбка. — Всегда преданный, всегда прав в любом споре.

Азек посмотрел на Астреоса, но библиарий-отступник оставался неподвижным.

— Почему сейчас?

Ариман удивленно оглянулся. Кадин пристально смотрел на него, хмурое выражение лишь заставляло шрамы на лице казаться еще глубже.

— Прошло ведь столько времени, почему он пришел за тобой сейчас? Почему не раньше? И зачем преследовать остальных изгоев?

Ариман медленно кивнул.

— Не знаю. Поначалу я думал, это просто месть, но теперь я понимаю, что это не совсем так. Амон может жаждать мести, но он слишком умен для таких банальностей, — колдун устало улыбнулся. — Наш легион не привычен к столь узким масштабам.

— Так ты теперь будешь искать ответы?

Ариман почувствовал в словах напряжение. Честно говоря, он еще не думал над следующим шагом, но когда пришло время решать, Азек понял, что ответ мог быть только один.

Он напряженно кивнул. Кадин долго смотрел на него, а затем, не оглядываясь, направился к люку. Секунду спустя Тидиас последовал за ним. Астреос бросил на Аримана последний твердый взгляд, прежде чем переступить порог и закрыть за собой люк.

— Хотелось бы тебе, чтобы этого никогда не случалось?

Ариман вздрогнул от голоса. Колдун едва не забыл, что Кармента стояла в углу комнаты. Она шагнула вперед, механодендриты теребили мантию, словно это были подсознательные движения нервных рук.

— Хотелось бы? — повторила женщина.

«Да, — подумал Ариман. — Мне бы хотелось не прислушиваться к шепоту сердца. Некоторые могли бы назвать этот шепот надеждой, но это было высокомерие. Высокомерие знания, которое полагает, что безгранично, но не видит пропасти у своих ног».

— Не уверен, — наконец ответил он.

Кармента покачала головой, словно пытаясь избавить от шума в ушах. Секунду Азек задавался вопросом, спросит ли она еще что-то, но затем техноведьма пошла к люку и открыла его.

— Спасибо, — сказала она и вышла, спиной ощущая смущенный взгляд Аримана.

IX Мертвый космос

Ариман осознал, что стоит у двери темной камеры летевшего вслепую «Дитя Титана». Колдун бродил по палубам много часов. Сервиторы с машинных палуб расступались у него на пути, в их чернильно-черных глазах отражались светящиеся зеленые линзы шлема, пока полулюди наблюдали за тем, как он проходит мимо. Азек шел по запертым коридорам вдоль хребтовой части корабля и не видел ничего, кроме пыли, которая, падая, слабо мерцала в свете глазных линз. Он искал Марота, стремясь выяснить, жив ли еще сломленный прорицатель либо же свернулся калачиком и испускает дух в какой-то темной дыре. Ариман начал поиски спонтанно, бессмысленная задача должна была помочь ему принять решение, но Марот куда-то запропастился, а решение все еще тяжелым камнем висело на душе.

«Почему сейчас? Почему он пришел за тобой сейчас?» — вопросы непрерывно крутились у него в голове с тех самых пор, как Кадин задал их. Должна быть причина, по которой других изгоев схватили или убили. Он вспомнил, как Толбек сказал ему пойти с ним, и существо, прошипевшее: «Живой. Да». Амон хотел схватить Аримана живым.

Он вспомнил, как в живот ему вонзились когти. Живым хотя бы разумом, если не всем телом.

Ариман обдумывал вероятности, но без информации они все казались бессмысленными.

— Предположения — это область воображения, — однажды сказал ему Магнус. — Сомнения не относятся к знаниям.

У Аримана были только предположения, а также единственный способ добыть знание: варп. Колдун пришел к таким выводам, блуждая по кораблю, а затем остановившись в морозной тьме перед прочной, усиленной оберегами двери. Секунду он размышлял над тем, не тревоги ли направляли его шаги. От этой мысли у него мурашки пошли по коже, но все же он заставил себя переступить порог.

Скованный демон уже смотрел на него, когда Ариман вошел в камеру. У Азека было такое чувство, будто тот наблюдал за ним еще до того, как колдун оказался внутри. Существо выглядело недружелюбно, но цепи и оковы крепко удерживали его на месте.

— Кадар, — произнес Ариман, и слово глухо зазвенело внутри шлема.

Демон улыбнулся и издал звук, похожий на хрип в груди умирающего человека. Ариман почувствовал, как похолодела его кожа, словно онемевшая от прикосновения льда.

Азек не собирался приходить сюда, но сейчас ему представился шанс кое-что узнать.

— Я ищу ответ, — сказал Ариман. Здесь не было воздуха, который мог бы переносить звуки, но колдун не сомневался, что демон услышал его. Он склонил голову сначала в одну, а затем в другую сторону. — Ты ответишь? — Существо замерло. Ариман чувствовал, как в прочных узах бьется голод.

+ Есть. +

Ариман одновременно услышал слово ушами и разумом. Рот и горло наполнились запахом раскаленного железа, и ему вдруг захотелось кусать, рвать и заглатывать. Существо заскрежетало зубами, и Ариман понял, что непроизвольно подражает ему. Он опустил на незваные инстинкты мысленные обереги и заставил свой голос звучать твердо.

— Узами, сковывающими тебя, я приказываю говорить.

Существо заметалось, словно от удара. С цепей, которые удерживали его, стал откалываться лед. Оно зарычало, из его рта вырвался почерневший язык. Ариман ощутил разочарованную ярость и понял, что не дождется ответа. Демон был духом голода, живущим только ради пожирания смертной плоти и не ведающим ни о чем, что требовалось узнать Азеку. Ариман так и думал. Марот сотворил мощные, но безыскусные оковы, ему не хватило мастерства пленить более сильного демона.

Ариман повернулся к двери, чувствуя, как голод демона обгладывает защиту его разума. Ему придется сделать то, чего он больше всего надеялся избежать. Выйдя из комнаты, Азек услышал, как оболочка демона что-то зашипела ему вслед.

Мертвая станция висела в непроглядной черноте. Астреос наблюдал за тем, как постепенно вырисовываются ее части, словно у древней развалины, выхваченной лучом света в глубинах океана. Тусклый, болезненный звездный свет высвечивал углы станции и шпили. Она походила на неровную полусферу, верхнюю поверхность усеивали башни и купола, тогда как из изогнутого брюха густым лесом топорщились мачты и сенсорные пузыри.

Астреос моргнул, и изображение свернулось в угол дисплея шлема. Перед глазами появилась бронзовая пещера десантного отсека. Справа от библиария по погрузочной рампе бродили сервиторы, в последний раз проверяя готовность корабля. Слева, по обе стороны от неброских металлических сундуков, которыми был заставлен весь пол отсека, безмолвными рядами сидели остальные сервиторы. Кадин и Тидиас находились напротив него. Глаза их шлемов неотрывно следили за библиарием, но он знал, что оба воина рассматривают мертвую станцию.

Им потребовалось несколько недель, чтобы добраться сюда. Навигатор Эгион, заключенный в амниотический кокон, сумел довести «Дитя Титана» до границы Ока. Поле Геллера здесь трещало, будто парус на крепком ветру. Теперь они сидели в уцелевшем боевом корабле, ожидая результатов сенсорного сканирования. Астреос посмотрел на братьев; в них ощущалось незримое, напряженное спокойствие, словно они были не более чем пустыми доспехами. Конечно, он не рассказал им, зачем они прибыли в этот участок мертвого космоса. Ариман поведал правду Астреосу, когда они вышли из варпа, но сам библиарий решил ничего не говорить Кадину и Тидиасу.

«Это из-за того, что ты догадываешься об их реакции, — раздался голос сомнения у него в голове, — или потому, что если скажешь об этом вслух, оно станет явью? — Библиарий вспомнил Кадара, свисающего на цепях, и демона, ухмыляющегося в его пустом взоре. — Так все и начинается. Одна ложь растет из другой, пока ты уже не сумеешь вспомнить изначальную правду». Но Астреос все равно ничего не сказал.

Он снова бросил взгляд на станцию, моргнул, и изображение вновь заполнило весь дисплей. Когда-то на ней обитали десятки тысяч людей, но они давно умерли, и древняя громадина стала безмолвной, темной и холодной. По картинке было сложно судить о ее размерах, но масштабы и цифры, мигавшие на краю экрана, подсказывали, что станция была более пятидесяти километров в диаметре. По сравнению с ней «Дитя Титана» был крошечной рыбешкой, подплывающей к туше левиафана. Они приближались к станции на минимальной скорости. Госпожа Кармента, соединенная с кораблем, держала большую часть энергии в резерве на случай, если ее придется перенаправить на двигатели или орудия. Наблюдая за увеличивающейся станцией, Астреос не мог избавиться от чувства, что они были чужаками, которые вторглись в логово спящего зверя.

— Она заброшена? — спросил Кадин по воксу.

— Похоже на то, — ответил Астреос, не сводя глаз с подсвечивающегося изображения станции.

— Она была имперской, — тихо добавил Тидиас. — И погибла в результате нападения — посмотри на плазменные ожоги в нижних отсеках.

Астреос уже успел заметить характерные вздутия и гладкие подпалины на броне. По станции велся огонь из плазменных орудий, предназначенных для разрушения кораблей. Кроме того, были и иные признаки сражения: поваленные и уничтоженные башни, рваные пробоины где-то с сотню метров шириной, застывшие облака мусора, отражающие звездный свет и похожие на кристаллический песок. Даже без следов боя Астреос понял, что от станции осталась лишь пустая оболочка, он знал это с необъяснимой, но твердой уверенностью.

— Ее уничтожило нечто сходное по размерам, — заметил Тидиас. — Оборонительные батареи, генераторы щитов — их бы хватило, чтобы отразить нападение боевого корабля.

— Но не хватило, — проворчал Кадин и перевел взгляд с изображения на Астреоса. — Почему мы здесь?

— Это была астропатическая ретрансляционная станция, — объяснил библиарий. Он не сводил глаз со статуи, вздымавшейся над башнями станции: ангел с распростертыми на фоне звезд крыльями и тянущимися во мрак руками. Его бронзовой кожи не коснулась ржавчина, фигура оставалась целой. Но взгляд библиария привлекло ее лицо. Кто-то выбил глаза плазменными выстрелами. Астреос невольно поднес руку к глазной линзе с искусственным оком. — Здесь сотни астропатов просеивали имматериум, вылавливая послания и направляя их дальше. Но затем Око разрослось и поглотило ее.

— Зачем искать подобное место? — с презрением процедил Кадин. — И как мы узнали о нем?

— Потому что я помог его уничтожить, — Ариман поднялся по рампе и шагнул в отсек корабля. На нем были те же доспехи, в которых он служил Терзанию, но сейчас они стали синими. Под свежей краской виднелись следы старых боевых повреждений. Светлый табард скрывал торс колдуна, а гладкая кожа на лице в тусклом освещении приобрела оттенок полированного дерева. — Я был здесь, когда это место погибло, и видел, как убивают команду, а астропатов живьем сжигают на кострах, — он сделал паузу и взглянул на Кадина. — Их крики все еще слышны в варпе. Бессчетное множество посланий и разумов истончили границу между мирами.

— Так вот зачем мы здесь? — выплюнул Кадин, и Астреос ощутил кипящую в брате злость.

— И все же нас ждет долгий путь, — спокойно произнес Ариман. Астреос чувствовал исходящее от Аримана самообладание, словно холод от обледеневшей стали. Колдун сел рядом с Астреосом и опустил магнитную подвеску. С шипением гидравлики и возросшим давлением погрузочная рампа начала закрываться. Корабль вздрогнул, когда ожили двигатели.

— К чему? — спросил Кадин низким, разгневанным голосом.

— К тому, что я должен сделать.

Кармента наблюдала, как шаттл покинул ее борт. Где-то далеко она выдохнула и дернулась в своей колыбели из кабелей.

«Нет, — подумала женщина, — не мой борт, а корабельный». Шаттл вылетел из «Дитя Титана», его двигатели становились все ярче, набирая скорость. «Я должна разделять нас, пусть даже всего на пару часов. Мне нужно отдохнуть, но не сейчас». По словам Аримана, им следовало оставаться наготове: быть готовыми бежать, готовыми сражаться, готовыми к чему-то, о чем он не хотел ей говорить. После стычки у черной луны его тревоги были понятны, но женщина была соединена с кораблем на протяжении многих недель, и связь начинала сказываться на ней.

После опьянения боем и внезапного побега пришло чувство крайней усталости с привкусом железа. В подобные моменты Кармента была слабее всего, а когда она слабела, «Дитя Титана» глубже проникал в ее разум. Женщина просыпалась после выхода из варпа, не в силах вспомнить: кто она и где находится. С возвращением памяти ее наполняли шепот оружия и ощущение пощелкивающего оборудования. Хуже были моменты, когда Кармента, глубоко слившись чувствами с кораблем, вдруг понимала, что ее разум выбрасывало в тело. Она висела в переплетении интерфейсных кабелей, не в состоянии пошевелиться. Паника накатывала на женщину волнами, пока тело не воссоединялось с разумом. Она нуждалась в связи с кораблем, но иногда ненавидела его, будто пьяница, уставший от пьянства.

Но у нее не было времени для отдыха.

Техноведьма следила за боевым кораблем, пролетавшим под брюхом станции. Где-то, на границе сознания, ее пальцы задрожали. Она опять просканировала станцию ауспиком и авгуром глубинного поиска. Кармента прошлась по неровной поверхности станции, прослушивая с помощью мультиспектральных антенн. Ни движения, ни тепловых пятен — лишь карманы воздуха, пойманные внутри суперструктуры, словно пузыри в затонувших обломках. Станция превратилась в труп, пустую оболочку. Карменте вдруг захотелось бежать, включить двигатели и нырнуть назад в черноту. Она начала медленно облетать станцию, обводя сенсорами пустоту. Где-то далеко задрожало ее почти позабытое тело.

Боевой корабль проник на станцию через рваную дыру в подбрюшье. Из носа и крыльев шаттла вырвались яркие белые огни. Почерневшие решетки и скрученный металл отбросили тени в гигантскую пещеру. Корабль заскользил вперед, орудиями на носу и в бортах выискивая цели. Когда-то здесь находились многочисленные трюмы и склады, но взрывы смешали их в одно целое, пробив пол и стены, тем самым создав громадную каверну.

Ариман безмолвно сидел в отсеке корабля. Меч Толбека покоился у него на коленях, а красные линзы шлема безучастно вглядывались в пустоту. В недавно покрашенной броне и шлеме колдун походил на статую. Варп был тихим, словно стоячая вода вокруг полузатопленных обломков. Но тишина эта нисколько его не успокаивала.

Ариман разумом тянулся в мертвый космос, который вцепился в кости станции, мягко исследуя его, ощущая, как в его чувствах крутятся обрывки реальности. Воспоминания были покрыты кровью и окутаны криками, которые всплывали в разуме. Азек был на станции много десятилетий назад, когда Братство Тьмы очистило его от жизни. После себя они оставили лишь слой рваных шрамов над глубокой раной. Варп был неподвижным, но неподвижность эта походила на лед, который вот-вот пойдет трещинами.

Колдун вернулся обратно в тело. Остаточные образы и ощущения все еще покалывали поверхность его мыслей. Он моргнул и оглядел отсек. Ариман не включал улучшенное зрение доспехов, и единственный свет исходил от глазных линз Астреоса, Тидиаса и Кадина, горевших, словно угли в сумраке. Он и трое других космических десантников находились ближе всего к рампе. Дальше отсек был заполнен сервиторами. Они сидели вдоль стен, их луковицеобразные шлемы качались и тряслись от каждого маневра корабля. Сервиторы не сдвинутся с места, пока не поступит приказ. Воспоминание о руке воина Рубрики, сжимающей запястье, всплыло в мыслях, но затем опять угасло.

— Посадочная зона идентифицирована, — раздался по воксу ровный голос сервитора-пилота.

— Отлично, — сказал Ариман. — Приземляйся.

— Как пожелаете, — ответил сервитор. Вой двигателей усилился, когда корабль скользнул мимо переплетения решеток и сел на разбитую платформу. Магнитные шасси с грохотом закрепилось на палубе.

Кадин уже поднял магнитную подвеску и сжимал болтер в руках. Внутренняя связь доспехов безмолвствовала, но Ариман разумом услышал боевой обет Кадина, похожий на шепот молитвы. Тидиас, сидевший возле брата, оставался собранным, его мысли походили на ровную пульсацию боевой сосредоточенности. Астреос шевельнулся и посмотрел на Аримана.

Азек поднялся и, держа меч наготове, направился к штурмовой рампе. Астреос встал, легко стиснув собственный клинок.

— Теперь ты нам расскажешь, что нас ждет? — поинтересовался Кадин.

— Я не уверен, — произнес Ариман. Он ощутил презрение в мыслях Кадина, но ничего не сказал.

Высокий вой двигателей продолжал сотрясать боевой корабль, пилот-сервитор не выключал их, чтобы улететь при малейшем признаке опасности. Поршни опустили люк, и воздух с шипением вырвался из отсека во внешнюю тьму. Дисплей шлема Аримана замигал, оживая, и мир перед его глазами окрасился пронзающим тьму монохромным цветом. Руны, сообщающие о вакууме и наличии гравитации, начали пульсировать красным на границе зрения. Загорелись янтарные маркеры угрозы. Колдун вышел из люка и почувствовал, как магнитные подошвы ботинок закрепились на платформе, после чего Ариман направился вперед. Секунду ему казалось, будто доспехи идут сами по себе, а он лишь пассивный наблюдатель, находящийся внутри. Азек покачал головой и увидел, как Астреос прошел мимо, направляясь туда, где широкая платформа сходилась со стеной каверны. Кадин и Тидиас догнали библиария и разошлись в стороны, попутно изучая пещеру. Ариман последовал за ними.

— Все спокойно, — сообщил Тидиас, и Ариман услышал резкий визг статики. Колдун дошел до стены, окружавшей платформу, словно утес над прибрежным песком, затем остановился и посмотрел на корабль. Из носа и крыльев все еще светили белые огни, но лишенная воздуха тьма пещеры словно проглатывали их без остатка.

— Выгрузка, — приказал он по закрытому каналу. Ему ответил очередной вой искажения. Секунду колдун задавался вопросом, услышали ли его, а затем сервиторы стали спускаться по рампе корабля. Они шли неуклюжей цепочкой, облаченные в костюмы из вулканизированной резины, их лица были скрыты под толстыми медными куполами. Попарно они несли серые металлические сундуки.

— Я нашел дверь, — сказал Астреос искаженным от статики голосом. Ариман повернул голову и подождал, пока на визоре не появится маркер местоположения Астреоса.

— Оставайся на месте, — приказал Ариман и направился к маркеру Астреоса. Колдун обнаружил библиария припавшим на колено и наблюдающим за проемом в стене каверны. В дверь без труда смог бы проехать сверхтяжелый танк, черный провал очерчивали зубья противовзрывных створок, отъехавших внутрь стен.

— Не нравится мне это, — заметил Кадин, приблизившись к ним сзади. Он также выжидающе посмотрел на дверь, водя болтером вслед за взглядом. — Ни энергетических показателей, ни признаков жизни или движения, как будто станцию вычистили.

Воин посмотрел на Аримана.

— Что вы сделали с этим местом?

— Они… — начал было Ариман, но замолчал. Он был здесь, помогал им. Это была не его затея, но Азек приложил руку к ее исполнению. Колдун вспомнил Братство Тьмы, руны, пылавшие на доспехах полуночного цвета, когда они на цепях спускали астропатов в костер. Те все кричали и кричали, пока их языки не обугливались. С тел стекал жир. В огне проступали фигуры, утягивавшие псайкеров в угли. На станции обитали сотни астропатов, и костер горел много дней. Братство Тьмы в блестевших от крови доспехах наблюдало из теней, шепча молитвы к ночи, и Ариман стоял среди них.

«Вспомни, кем ты был и как низко пал», — прозвучал голос у него в мыслях, и на мгновение ему почудился шелест вороньих крыльев.

Ариман покачал головой и отвернулся от Кадина. Его разум заскользил вдоль стен и проник за дверь. Колдун потянулся чувствами сквозь металл и безвоздушное пространство, они растекались по темным переходам и пробовали застоявшийся воздух за запертыми дверями. Он казался стылым, как будто Ариман плыл в черной воде под ледяной коркой. Его разум задрожал. Это было столь же просто, как проводить рукой по гладкому песку или ощущать древесный дым на зимнем ветру.

Тьма стала давить на мысли; каждый дюйм станции выглядел обесцвеченным, лишенным жизни, эмоций и мыслей. Азек остановился. Мог ли он ошибиться, было ли это место тем самым, которое он искал? Узнать можно было лишь одним способом. Колдун позволил своему разуму выйти за пределы реальности и раскрыл чувства перед измерением за…

… переплетение цветов и света, распадающихся, формирующихся заново, отражающихся и режущих глаза, которых у него не было.

Тело, запах испражнений, роз, приглаженных перьев.

Тени накладывались одна на другую, как масло, смешивающееся с кровью и расплавленным золотом.

Фигура взирала на него глазами цвета янтаря, и на растущем лице расцветала ухмылка. Она рассмеялась. Теперь на него смотрело множество лиц и тысяча глаз.

Руки. Бледные, мягкие руки, касающиеся густеющей черной воды.

Запах пепла и мочи, холод льда и липкость засохшей крови…

В легкие Аримана ворвался воздух. Колдун почувствовал, как по коже стекает пот. Секунду перед глазами стояло остаточное изображение, яркий оттиск трясущихся рук, которые тянулись из вихря цветов. Колдун попытался шевельнуться, но доспехи воспротивились, а на миг его охватила паника. Он умер в доспехах, оказался в плену железной хватки, обреченный вечно падать, вечно тонуть. Как его легион, как братья, которых он уничтожил.

— Ариман, — услышал он торопливый и охрипший голос Астреоса.

Азек снова попробовал пошевелиться, и на этот раз доспехи подчинились. Перед глазами прояснилось. На дисплее горели синие предупредительные иконки биоритма. Он потерял сознание, и доспехи остановились, не позволив ему упасть. Колдун повернул голову. Платформу вокруг него покрыла толстая корка изморози, подбираясь к стене и двери каверны.

Астреос с обнаженным мечом стоял в пяти шагах от Аримана. Меч сиял зеленоватым светом, ореолом очерчивая его голову. Тидиас и Кадин стояли немного поодаль, но болтеры обоих воинов были опущены. Ариман снова потряс головой. В горле пересохло, а голос оказался надтреснутым, когда он заговорил.

— Как долго? — спросил Азек, слыша, как в шлеме эхом разносятся слова, а вокс скрежещет и шипит в ухе. Тидиас бросил взгляд на Астреоса. Библиарий медленно опустил меч, и свет вернулся обратно в лезвие. Тидиас опустил болтер. Кадин не шевельнулся.

— Две секунды. Я почувствовал, — ответил Астреос. Тишину заполнил треск статики. — Что бы ты ни сделал, я это почувствовал.

Ариман кивнул, но ничего не сказал.

Колдун лишь хотел изучить варп, но вместо этого его разум проломился за завесу реальности. Перемещение разума в варп было непростой задачей, требовавшей определенного ритуала и внимания. Оно не могло пройти настолько легко, подумал Ариман. Он просто пробился туда. Азек вспомнил, как во время встречи с Толбеком в него хлынула сила, неприкрытую радость, легкость от обладания мощью, которой прежде ему не приходилось испытывать. Но все было не так просто.

Он медленно шагнул к двери. Каждая мышца его тела дрожала, во рту все еще ощущался вкус горелого сахара и прокисшего молока. Ариман снова потянулся разумом, пробуя варп вокруг них. Его чувства хотели вырваться вперед, воспарить в истонченной варпом реальности, но здесь подобное было опасно. Использование силы без необходимого баланса и контроля было сопряжено с опасностью. Ему следовало помнить об этом, и на миг он задался вопросом, что заставило его поступить так чуть ранее.

Процессия сервиторов поравнялась с ними, от их магнитных шагов платформа вибрировала. Ариман оглянулся на Астреоса и двух его братьев.

— За мной, — бросил он и переступил порог. Астреос бросил взгляд на братьев и последовал во тьму.

Кадин неотрывно следил за Ариманом, пока они шли по безмолвным коридорам станции. Колдун умел убивать, Кадин видел это, но он вел себя скорее как лорд, чем воин. Ему уже приходилось видеть таких прежде, высокомерие завело их так далеко, что чувствовалось в каждом слове и жесте. Это было клеймо для тех, кто был в состоянии уничтожить кого угодно и нарушить незыблемую клятву ради истины, которую могли видеть лишь они. Орден Кадина погиб из-за подобных людей. Теперь он поклялся идеалам, которые могли погубить его.

Космические десантники свернули в другой переход. Прямой и узкий, казалось, он тянется в бесконечность. Кадин оглянулся. Процессия сервиторов шла в десяти шагах позади. Он моргнул-щелкнул на дисплее шлема, чтобы включить инфракрасное зрение. Тепло, исходящее от тел сервиторов, переливалось в спектре от белого до темно-синего. Воин переключился обратно на зеленое сияние ночного зрения и перевел взгляд на туннель. Астреос и Ариман были впереди, их местоположение подсвечивалось зелеными рунами.

Его взгляд задержался на Астреосе. Библиарий менялся. Кадин видел это — в нем до сих пор таились ярость и непокорность, но появилось нечто еще, что-то, о чем, возможно, даже не догадывался и сам библиарий. Астреос еще придерживался прежних традиций, но они стали орденом троих, и старые обеты постепенно угасали в глазах Кадина. Они нарушили свои клятвы и поплатились за это кровью. Они были воинами, цеплявшимися за жизни, которые им следовало давно отдать. А теперь их верность получил новый повелитель.

Ариман на мгновение остановился. Колдун повернул голову. Кадин застыл на месте и на секунду встретился с ним взглядом. Но затем Азек отвернулся и пошел дальше. Кадин последовал за колдуном, не сводя с него глаз. На его доспехах развевались полосы пергамента, паря в условиях нулевой гравитации. Кадин видел, как Ариман прикреплял их к броне перед погрузкой на корабль. Воин не мог прочесть текст, написанный на пергаментах, как и понять слов, которые бормотал колдун, когда красным воском прикреплял их к синим доспехам. Очередной секрет, который их спаситель держал при себе, но Кадин ничего другого и не ожидал.

Клятвы. У всех были клятвы, как сказал Астреос, но Кадин видел, как раз за разом нарушались все их былые обеты.

«Мы предатели, — подумал он. — Мы зовем свои обеты священными, как в те времена, когда нас была тысяча. Но они ушли».

Руна, отмечавшая Аримана, пульсировала зеленым. Зеленым. Зеленым, который означал безопасность. Зеленым, который означал друга. Руна перекрасилась в янтарный, окаймленный красным. В ухе Кадина завизжал сигнал тревоги. Он знал, что это значит: болтер последовал за его взглядом, прицелившись в спину Ариману. Сигнал предупреждения стал громче. Воин моргнул-щелкнул, чтобы отключить сигнал, но не отвел глаз.

«Мы пали. Нет больше высшей цели, ради которой стоит сражаться. Только доверишься кому-то, и мы все покойники».

Палец на спусковом крючке напрягся. Внутри шлема вновь раздался сигнал предупреждения. Кадин сосредоточился на фигуре Аримана и увидел путь болтерного снаряда, место попадания, вторичные точки прицеливания.

«Осталось только выживание».

Кадин моргнул на руну прицеливания и перевел ее в режим угрозы. Перед глазами расцвел багрянец.

«И мы выживаем в одиночку».

Ариман остановился и повернулся. Кадин замер. Над правым глазом Аримана выскочила красная руна прицеливания. Кадин смотрел, не отрываясь. Ариман оставался совершенно неподвижным, держа руки по бокам и не пытаясь достать оружие. Астреос остановился в шаге перед колдуном и также оглянулся.

— Что-то не так? — голос библиария затрещал по воксу. Ариман склонил голову, все еще не сводя красных глазных линз с Кадина.

Колдун медленно покачал головой.

— Нет, ничего, — ответил Ариман и пошел дальше. Астреос еще удар сердца глядел на Кадина, но затем обернулся и последовал за Ариманом. Кадин не шевелился. Перед глазом все еще мигала красная руна прицеливания. Но потом он сморгнул ее и последовал за ними.

Они добрались до хорового зала спустя четыре часа. На каждом шагу их путешествия Ариман ощущал затылком враждебный взгляд Кадина. В воине клокотала горечь, Ариману не требовалось читать разум Кадина, чтобы знать это. Недоверие таилось внутри Кадина, подобно червям в гнилом мясе. От этого чувства было невозможно избавиться, лишь приостановить, на мгновение ослабить.

«Он прав, что не доверяет мне», — подумал Ариман.

Небольшую дверь в хоровой зал окаймляла каменная арка. Из ее поверхности выступали шипы, кости и ангельские крылья, а стоило Азеку переступить порог, как на него уставился резной череп. Внутри царил кромешный мрак, и на дисплее шлема зашипел статический туман, пока авточувства пытались проникнуть сквозь пелену сумрака.

— Дайте свет, — приказал Ариман. Он ощутил, как Астреос, Тидиас и Кадин заняли позиции по обе стороны двери. Ариман безрадостно улыбнулся. Здесь не было угрозы, по крайней мере такой, от которой помогло бы рассредоточение. К нему подошли сервиторы, бормоча подтверждение приказа. Большинство из них позже придется уничтожить. Шепот этого места проникнет в остатки их разумов. Ариман удивлялся, что они до сих пор функционируют.

Сервиторы примагнитили сундуки к палубе и откинули тяжелые крышки. В первом сундуке хранились светосферы, которые они зажгли и подняли в безвоздушную тьму, где те и остались вращаться. Когда комната осветилась, Ариман поднял глаза. Над ними высились подвесные каменные террасы. Каждую из них окружали зеленые колонны, сверкавшие кристаллическими вкраплениями в виде различных фигур. Здесь стоял ангел, закрывший лицо руками; там — военный святой с мрачным лицом, окаймленным погнутым медным нимбом; а еще старуха с закрытыми глазами и зашитым ртом, с кривым посохом в руках и змеей, обвившей плечи.

Комната была не такой, какой он ее помнил. Казалось, тишина и тьма скрыли прошлое пеленой. Ариман помнил крики, взиравшие на костры статуи с нижних ярусов, чья резная кожа почернела от гари. Пламя отбрасывало на стены пляшущие тени. Валили клубы подсвечиваемого огнем дыма, который из серого стал оранжево-красным.

Но шрамы остались. Длинные цепи и грубые металлические рамы все еще свисали с верхних ярусов, металл деформировался от жара. Астропаты кричали, продолжали кричать, даже когда огонь наполнял их легкие.

Колдун посмотрел на растрескавшийся пол. Он был выложен мозаикой из кристаллов и отполированного камня. Когда астропаты собирались на террасах, на них из центра комнаты взирало великое око. От него к стенам зала спиралью вились образы святых и различные символы. Образ исчез, плитка расплавилась и слилась в сплошной вихрь цветов. На краю пола Ариман увидел лицо, черты которого еще угадывались. Его чело украшал венец, и оно смотрело на Азека с безмятежным выражением, совершенно не подходившим выгоревшему залу.

Колдун ощутил приближение Астреоса. Мысли библиария скрывали осторожность и сомнения, из трещин в броне его разума сочились вопросы. Но кроме странной неуверенности было нечто еще.

«Он меняется, — подумал Ариман. — Я меняю его. Делаю из него то, что нужно мне: ученика, союзника, который будет стоять подле меня. Знает ли он, что я делаю, понимает ли, куда это может его завести?»

— Что дальше? — спросил Астреос.

— Отправь Тидиаса и Кадина охранять коридор к кораблю, — произнес Ариман. Вокс исказил его слова. Колдун чувствовал, как за границей зрения вихрится варп. Он реагировал на их присутствие, на свет разумов и танец мыслей.

— Охранять? Здесь никого нет, — Астреос указал на тени, собравшиеся в углах хорового зала.

Ариман молча подошел к оставшимся черным сундукам и открыл крышку первого. Внутри тускло заблестела бронзовая чаша размером со штормовой щит. От ее центра к ободу спиралями шли круги и символы. Ариман поднял чашу, попутно разглядывая знаки. Азек проинструктировал Астреоса насчет кое-чего, что предстояло сделать, но не поведал всего, он никогда бы не произнес этого вслух. Астреос не расспрашивал, но вопросы и сомнения кипели на границе его мыслей вот уже много дней.

— Я думал, мы пришли сюда за ответами, — раздался за спиной голос Астреоса.

— Вот почему мы здесь, — ответил Ариман и повернулся к центру комнаты.

— Но почему именно тут? Варп очень близок. Я чувствую это, как и ты. Место не благоприятное. Оно похоже на рану в реальности.

Ариман подошел к центру оплавленного пола и взглядом оценил положение относительно стен. Осторожным движением Ариман отпустил чашу. Она повисла в лишенном гравитации пространстве и, мерцая, завращалась. У двери, прислушиваясь, ждали Тидиас и Кадин. Мысли Азека плавно заскользили по комнате, пока не коснулись разума Астреоса.

+ Ты знаешь, Астреос, знаешь, почему мы здесь, + отправил он. Библиарий вздрогнул, но ответил.

+ Ты хочешь провести ритуал. +

+ Нет, + ответ Аримана рассек мысль Астреоса, словно нож, разрезающий сухожилия. Колдун поднялся и взглянул на чашу для жертвоприношений. Библиарий напрягся и шагнул вперед, подсознательно проведя рукой по мечу. Тидиас и Кадин просто ждали, не слыша обмена мыслями между двумя псайкерами. + Мы не проводим ритуал, + продолжил Ариман, но замолчал. + «Удержит ли его новая и ни разу не испытанная клятва?» + Мы здесь для призыва. +

Астреос оставался неподвижным. Его рука легла на рукоять меча, и он посмотрел на Аримана.

— Отправь остальных охранять коридор, как я приказал, — затрещал по воксу голос колдуна. Он ощутил, как от Астреоса исходят эмоции, кругами расходясь по эфиру, подобно камням, брошенным в беспокойные воды. Затем библиарий выпрямился.

— Как пожелаешь, — произнес Астреос и склонил голову.

Ариман проследил, как Астреос отправил к стене очередной кубок. В хоровом зале теперь вращалось девяносто девять кубков на разной высоте от пола. Каждый был из обожженной черной глины и шириной не превышал его ладонь. На дне кубков лежали замороженные кристаллы благовоний. Ариман оглянулся, запоминая детали, сравнивая каждый предмет и его расположение с образом у себя в голове. Черные чаши парили так, что создавали форму многослойного полиэдра. Белые свечи разместили на растрескавшемся полу в виде многорукой спирали. Чаши и свечи соотносились друг с другом, с комнатой, с трещиной и сплавившейся паутиной на полу. Ариман не упустил ни одной детали. Случайностей в образе не было, он представлял собой архитектуру его намерений, ставшей реальностью. Колдун посмотрел вниз, туда, где в самом центре вращалась бронзовая жертвенная чаша. Над ней парил атам, свет из люмосфер падал на серебряное лезвие и заставлял тени танцевать в покрывавших его символах. Зал походил на натянутую барабанную кожу, готовый резонировать в ответ на намерения и волю тех, кто находился в его стенах.

Ариман медленно коснулся атама. Тот завращался с медлительностью сердцебиения.

+ Я готов, + послал Астреос.

+ Отлично. + Ариман взял атам, парящий над жертвенной чашей. + Начинаем. +

Х Призыв

Никогда прежде Кадин не знавал такой тьмы. И дело было не в том, что он ничего не видел, ведь он на самом деле мог видеть; дело в том, что мрак будто давил ему на глаза. Чернота окутывала все тяжелой пеленой. Предметы возникали в зеленом поле зрения, иногда очень близко, и воин не мог поверить в то, что не заметил их раньше. Он невидяще смотрел вперед, делал очередной шаг и спотыкался об оборудование или толстые лианы кабелей. Пару раз Кадин оглядывался на те объекты, которые миновал, но не видел ничего, кроме мрака и шипящей зеленой статики.

Давным-давно Кадин родился во тьме мира, о котором сейчас помнил лишь он да его братья. Все они там родились. В пещерах, куда не проникал ни солнечный, ни звездный свет, он научился чуять воздушные течения и ориентироваться по запаху, прикосновению и звуку. Когда они пришли за ним и вознесли к свету, он не забыл тьму. Тьма стала ему отцом и матерью. Так учили капелланы, и Кадин понимал скрытую в словах мудрость. Он был тьмой, а тьма была им. Но здесь, в коридорах мертвой станции, освещенных лишь режимом ночного зрения, Кадин вспомнил мглу, которая иногда поднималась из глубин мира его рождения. Вспомнил мрачные глубины пещер, где биение сердца было единственным, что он слышал и чувствовал. Немало воды утекло с тех пор, как воин последний раз вспоминал об этом.

— Ничего, — произнес он в вокс и услышал потрескивающее эхо собственного голоса.

— Понял тебя, — раздался голос Тидиаса, такой же напряженный и, как обычно, сдержанный, несмотря даже на плохую связь. — Угроз нет.

Они патрулировали коридоры около часа, по приказу Астреоса охраняя обратную дорогу на корабль. Воины ходили в одиночестве, объединенные только воксом и локационными рунами, пульсирующими на ретинальных дисплеях. С самого начала Кадин ничего не видел, не слышал и не ощущал, но происходящее ему все равно ничуть не нравилось. Внутри шлема раздавалось лишь собственное дыхание и гул доспехов. Эти звуки должны были внушать спокойствие, ведь он жил с ними так долго, что без доспехов чувствовал себя так, словно лишился руки. Но во тьме коридоров знакомые звуки казались чуждыми, как будто принадлежали кому-то другому.

— В этом нет необходимости, — заметил Кадин, свернув в покрытый клепаными плитами туннель. На стенах виднелись следы выстрелов, на полу валялись болтерные гильзы, но они были такими же старыми и холодными, как и остальная станция. — Сигналов угрозы нет, потому что здесь вообще ничего нет.

— Мы должны патрулировать, — ответил Тидиас, и Кадин словно увидел, как он пожал плечами. — Так захотел Астреос.

— Так захотел колдун, — оскалился Кадин. Коридор перед ним исчезал вдали. Он переключился на инфракрасный режим зрения, и коридор превратился в кромешно черное холодное пространство. Воин повернулся, посмотрел под ноги и увидел, как отпечатки его следов из зеленых становятся синими. Щелкнул вокс.

Щелкнул вокс, но Кадин слышал только шипение статики.

— Возвращаюсь на главный маршрут, — вдруг сказал Тидиас. Во мраке Кадин согласно кивнул.

— Принято. Начинаю осмотр ближайших туннелей, — Кадин выключил вокс и повернулся к зеву ближайшего коридора. Воин вдруг остановился и застыл на месте.

На полу перед ним были видны участки тепла, их края переливались желтым и зеленым. Они вели в промозглую тьму коридора, куда воин как раз собирался пойти. Самый дальний оттиск сливался с льдистым холодом. Ближайший переливался ярко-красным. Он находился прямо перед ним, и его форма угадывалась даже в размытых очертаниях теплового следа.

Отпечаток ноги.

Кадин моргнул, когда его дисплей стал выбелено-зеленым.

В дюйме от его лица вспыхнула пара глаз.

Кадин открыл огонь, и сполох болтера испарил матово-черные глаза и бледную кожу. Он отступил назад и выстрелил снова. На дисплее шлема вскипела статика. За туманом искажения что-то двигалось, что-то бледное и с гибкими конечностями. Воин дал короткую очередь, вслепую паля перед собой.

Дисплей опять начал обретать фокус, став ярким и четким. Перед ним ничего не было. Он открыл вокс-канал.

В шлеме заорал голос. Кадин крепче сжал болтер. Он втянул воздух, чтобы крикнуть.

Тишина.

Коридор был темным и пустым. Моргнув, воин переключился на инфракрасное зрение. Лишь холодная чернота. Он посмотрел на руки. Дуло болтера еще горело желто-белым цветом после недавнего использования. Кадин поднял глаза.

Тьма. Кромешная тьма: мрак пещер из детства. Отчего-то он знал, что если снова посмотрит вниз, то не увидит своего оружия, пусть даже Кадин чувствовал его тяжесть.

Коридор исчез. Воин остался один. Сердца в груди бились с давно позабытым учащенным ритмом.

Кадин медленно обернулся.

Ариман медленно задышал, повторяя в уме напев. Колдун оставался совершенно неподвижным, разведя руки в стороны ладонями кверху. Его глаза были закрыты, но он ощущал Астреоса, стоящего по другую сторону вращающейся жертвенной чаши. Из рук вырывался ведьмовской свет, окутывая ладони и растекаясь по доспехам.

Не переставая вести напев, Ариман ощущал, как Астреос следует за ним, его воля пела в более упрощенной гармонии. Колдун чувствовал старание библиария, натужное дыхание и то, как его кожа покрывается потом. Ариман подготовил Астреоса так, как только сумел, но песня эта состояла не из звуков и слов: она походила на реку смыслов и связей, слова сливались с символами, с цветами и ощущениями, каждый из которых создавался мыслью с точно выверенной скоростью. Колдун и библиарий созидали напев, который также творил сам себя, с каждым мгновением раскручиваясь по широкой спирали, сплетая собственные образы. Если бы какое-нибудь живое существо находилось в хоровом зале, они бы ощутили его, услышали бы, увидели бы, как оно плывет перед глазами и переливается разными цветами. То была музыка сфер, первобытный язык созидания и разрушения, ревущее пламя бытия. И оно безмолвствовало.

Ариман видел, как варп разрастается у него в разуме, словно огонь, пожирающий сухой лес. Варп захлестнул ощущения, подавил физические чувства. Колдун слился со своей плотью, биением сердца, течением крови, а также пространством вокруг него, каменными стенами и мерцанием светосфер. Азек почувствовал, как размываются твердые границы реальности, когда законы, удерживающие зал вместе, начали ослабевать в такт с его пульсом.

Ариман медленно открыл глаза. Светосферы над головой разлетелись ливнем осколков. Стоявший напротив него Астреос дрожал.

+ Открой глаза, + послал Ариман. Глаза Астреоса за линзами шлема открылись. + Готов? +

Астреос кивнул, и испытанная от движения напряженность перетекла по психической связи в Аримана, вспыхнув перед глазами звездами боли. Колдун посмотрел на руку, выпрямил пальцы и вытянул ее над вращающейся бронзовой чашей. Телекинетическим прикосновением он открыл синюю перчатку и стянул с ладони. Плоть, оказавшись в холоде безвоздушного пространства, побелела. В ушах зазвенел сигнал тревоги. Ариман сосредоточился на атаме в другой руке. Его мысли стали похожими на зеркало, со спокойным безразличием отражая усиливающуюся бурю эфирной энергии.

«Кровь. Все сводится к крови», — подумал он. Таков порядок вещей, был, есть и будет. Колдун услышал стон Астреоса. Ветры начали размывать очертания зала. Возле Азека зажглась свеча, невероятно, но ее пламя замерцало в вакууме. Затем загорелась другая, и еще одна. Левая рука покрылась изморозью, поднимающейся от атама. Сервиторы у стен комнаты начали дергаться и биться в судорогах. Их тела заискрились. Откуда-то издалека донеслось воронье карканье. Плоть на обнаженной руке посинела от холода. Ариман почуял запах озона и благовоний.

+ Сейчас, + подумал он и вонзил атам в ладонь.

Кровь пузырьками разлетелась во все стороны. Она приняла форму шариков густого красного цвета, блестящих в свете свечей. Ариман не почувствовал боли, лишь тупой зуд. Все вдруг стало безмолвным и неподвижным, словно вокруг него опустилась кристаллическая стена. Была только кровь, вырывающаяся из раны под собственным давлением. В давно забытых ритуалах чародеев и мистиков это мгновение носило множество названий. Это был момент равновесия, наивысшего контроля. Колдун разжал губы, когда назвал имя, пришедшее из глубин памяти. Слова сорвались с его уст, и парящие шарики крови начали вращаться. Последняя фраза раздалась со звуком, похожим на треск хрящей. Ариман услышал крик Астреоса.

— Ты призван, — взревел Ариман, и слова эхом разнеслись в безвоздушном сумраке. По всему залу из парящих чаш вырвалось пламя. Комната заполнилась дымом и звуками. Он услышал крики, вопли умирающих, которых опускали в костер его памяти. Парящая масса крови воспламенилась. Бронзовая чаша засияла, испаряя покрывшую ее корку инея и разметывая его по залу. Затем чаша упала, а кровь, забрызгав бронзу, фонтаном ударила вверх и замерзла.

Ариман отступил назад и выхватил меч. Астреос пошатнулся и заскреб рукой в поисках своего клинка. Свечное пламя поднялось выше, плавящийся воск потек вверх. Свет попал на застывшую кровь, и ее тень легла на почерневшие стены зала. Ариман взглянул на очертания и замер. На стенах танцевали силуэты оперенных крыльев и непомерно длинных конечностей.

Застывшая кровь начала расти, словно ветви на дереве. Она пульсировала, увеличивалась, обесцвечивалась и запекалась, приобретая очертания вен, мышц и костей. Сформировались плечи. Предплечья. Руки. Голова. Разверзлось блестящее мясо ротовой полости, из которой раздался стон от боли рождения. От звука забившегося сердца содрогнулся зал. На плоть стала наслаиваться кожа. Наконец фигура встала во весь рост, держа руки по бокам, ее обнаженная плоть подергивалась, обретая резкость. Появились веки и сомкнулись над закрытыми глазами. Из головы выросли волосы, темной волной упав на плечи. Фигура улыбнулась, показав белые зубы, и открыла глаза. Они оказались цвета желтого янтаря, а зрачки походили на черные провалы.

— Ариман, — выдохнула фигура, и ее голос задребезжал звуками мертвого ветра и распавшихся прахом костей.

Сенсоры на спине Карменты повернулись, когда она обогнула станцию. Ее орудия и двигатели болели, напряжение из-за постоянной готовности заполняло остальную часть сущности женщины. Она продолжала кружить, прислушиваясь к сигналам, наблюдая в ожидании движения.

Ничего. Здесь ничего нет. И вновь она проверила работу авгуров, ища энергетические метки Аримана, Астреоса и их сопровождения. Они исчезли, едва корабль приземлился на станции. Кармента даже не могла связаться с кораблем. Ведьма могла отправить еще одно судно, пилотируемое сервитором и соединенное с нею мысленной связью. Но нет, Ариман ясно дал ей понять, что этого делать не следует.

— Жди, — сказал он. — Если все пойдет наперекосяк, ты поймешь.

Но она ждала, и чем дольше ждала, тем сильнее задавалась вопросом, может ли тишина кричать еще громче. Следует ли ей отправить еще один шаттл? Следует ли ей сбежать или открыть огонь?

Нет, она подчинится. Она будет и дальше ждать в тишине.

«Госпожа», — донесся мысленный голос. Кармента частью своего сознания отвлеклась от наблюдения за станцией и изменила свой голос для того, чтобы он стал понятен человеческому разуму.

«Эгион», — произнесла она. Навигатор бодрствовал, готовый направлять ее, если появится необходимость в побеге.

«Я что-то вижу, госпожа», — сказал Эгион дрожащим голосом.

Где-то далеко, где Кармента была окутанной кабелями плотью, ее зазнобило.

«Что ты видишь?» — спросила она, постаравшись придать голосу спокойствие.

«Я вижу это, даже когда закрываю око», — сказал он, и мысль, которая принесла с собой голос, была настолько слабой, что Кармента едва осознала ее смысл. Женщина поняла, что если бы стояла рядом с навигатором, то услышала бы его стон.

«Скажи, что ты видишь», — попросила она. Волна эмоций накрыла умственно-импульсную связь дымкой из благоговения и страха, так что казалось, будто техноведьма наблюдает за выражением на лице человека, который смотрел ей через плечо.

«Безмолвие, госпожа. Я вижу только безмолвие».

«Я не понимаю, Эгион».

«Я смотрел, всего раз, и теперь это все, что я вижу», — его голос начал слабеть.

«Эгион…»

«Безмолвие, госпожа, варп безмолвен, он темен и спокоен. Он никогда таким не бывает. Никогда».

«Почему…»

«Он ждет, госпожа, — из последних сил выдавил из себя Эгион. — Я вижу это, чувствую. Знаю. Он ждет».

Конечно, демон явился в облике его брата. Ариман протяжно вздохнул, посмотрев в лицо Ормузду. Это был образ его настоящего брата, не тот, каким он был, перед тем как брат умер, и даже не тот, когда Ормузд стал воином Тысячи Сынов, но тот, который помнил Ариман: молодой, неизмененный, человеческий. Но, естественно, это был вовсе не Ормузд, и даже не человек.

— Я повелеваю и сковываю тебя целью, ради которой призвал тебя, — провозгласил колдун, и демон ухмыльнулся, услышав эти слова, пусть даже в зале отсутствовал воздух, способный переносить звуки. — Этими мечами я приковываю тебя к месту и к моей воле, — Ариман острием клинка указал на демона. Астреос с другой стороны круга повторил движение. Демон вздрогнул, но затем оскалился и склонил голову.

— Рад снова видеть тебя, брат, — произнес он глубоким и резонирующим голосом.

— Ты не мой брат, — спокойно ответил Ариман.

— О, разве? — демон склонил голову набок и уставился в пол. Ариман чувствовал, как тот мысленно испытывает оковы, подобно вору, изучающему замок. Ему не освободиться — Ариман был уверен в своей работе. Он мог приказать демону изменить облик, стоило того пожелать, но не собирался этого делать, допрос такого создания походил на танец лжи и воли.

— Ты — существо варпа, воплощение лжи и обмана, — сказал колдун и ударил демона толикой силы воли. Сгусток силы импульсом пересек зал. Демон упал, словно по нему хлестнула плеть. По коже пошли черные трещины, из которых закапала вязкая желтая жидкость. Он тяжело задышал, с десятка языков сорвались проклятья. Демон будто сделал вдох, и трещины на коже затянулись. Потирая челюсть, он с нескрываемым удивлением посмотрел на Аримана.

— Ты хочешь снова увидеть, как умирает Ормузд?

Даже не успев задуматься, Ариман ощутил, как от разума откололся еще один осколок силы. Демон вновь рухнул на пол, с него хлопьями стала отслаиваться кожа. Под ней проступило что-то, похожее на матово-черные перья мертвой вороны. Демон, хныкая и рыдая, подтянул колени к груди. Гладкая кожа снова закрыла раны, и он поднялся, подобострастно кивая.

— Прости. У тебя есть вопросы, — произнес демон, смотря на Аримана. — Ведь так? — он наклонил голову. — Вот почему я здесь, вот почему ты призвал меня?

— Девятью сотнями слов я призываю тебя отвечать, — произнес Ариман. Демон неискренне и пронзительно рассмеялся.

— Как официально, Ариман, — демон обернулся к напряженному Астреосу, который стоял с обнаженным мечом, а затем оглянулся на Аримана. — Это твой ученик? На что ты обрек его, Ариман? Или это очередная попытка искупления? — демон запрокинул голову и будто глубоко вдохнул через нос. — Скольких смертных ты помог здесь сжечь? — он повернулся назад к Астреосу. — Тебе стоит спросить у него.

От Аримана не укрылось, как вздрогнул Астреос, но скалящийся демон уже повернулся к колдуну, в его глазах плясало упоение. — Вот зачем ты вернулся? Рыдать над своими грехами?

Ариман промолчал. Демон пожал плечами.

— Я ищу сведения, — сказал Ариман. Демон будто вздохнул. — Я ищу сведения об Амоне.

— Еще один, за чье доверие ты отплатил предательством, — заметил демон, и теперь он больше не ухмылялся, но стоял с торжественным видом, опустив руки.

— Меня разыскал брат. Его звали Толбек. Он хотел привести меня к Амону. Я пытался найти других изгнанников из моего легиона, но все они оказались либо мертвы, либо примкнули к Амону, — Ариман на мгновение замолчал, но демон не пошевелился и не заговорил. — Ты знаешь, о чем я говорю?

— Да, — ответил демон и закатил глаза. — Конечно, я знаю, о чем ты говоришь. Мы все только и делаем, что присматриваем за тобой, ведь жалкие ошметки твоего легиона стали теперь нашей единственной заботой.

— Почему он ищет меня? Что ему нужно?

Слова хлестнули по демону, словно настоящий удар. Существо вздрогнуло, на краткий миг контуры его тела размылись, но затем вновь обрели четкость. Демон тяжело задышал и сплюнул черную слюну.

— Я не могу сказать, — произнес демон. Ариман поднял руку, и от его отвращения существо повалилось на колени.

— Ты скажешь мне.

— Я не могу, потому что не знаю, — захныкал демон.

Ариман вытянул руку и сжал кулак. Демон рухнул со звуком хрустящих костей и лопающихся сухожилий. Он свернулся на полу, держась за голову и раскачиваясь вперед-назад.

— Это скрыто как от моих глаз, так и от глаз всего нашего рода, — демон посмотрел на него сквозь пальцы, царапающих кожу. По костяшкам текла черно-желтая кровь. — Тебе следует быть польщенным, Азек. Чтобы скрыть от тебя правду, понадобились такие силы, что это почти честь, — он улыбнулся, его желтые глаза взметнулись на Аримана. — Почти.

Колдун хотел было что-то сказать, но демон заговорил первым.

— Но ты хочешь узнать причину его ненависти? — его губы скривились, словно от наслаждения. — Это я знаю.

Азек увидел, как демон облизал зубы и губы.

«Потому что я уничтожил их и погубил надежду, которую им обещал», — подумал Ариман.

Демон закивал.

— Потому что ты был прав, — заявило существо. По спине Азека пробежался холодок. — Потому что ты видел правду, но потерпел неудачу. Вот почему.

Мгновение Ариман ничего не мог сказать, и просто смотрел в желтые глаза демона. Затем колдун встряхнулся и спросил то, что пришло ему в голову, пока наблюдал за воплощением демона.

— Перед прибытием Толбека ко мне явился один из твоего рода, — сказал колдун, вспомнив образ ворона и свет, горящий в глазах Кароза. — «Я судьба, которая настигла тебя», — так он сказал.

— Я ничего об этом не знаю.

Ариман кивнул. Другого ответа он и не ждал. Отношения между созданиями Хаоса были столь же сложными, как и непостоянными. Существовало бессчетное множество демонов, каждый из них являлся фрагментом чуждого сознания, называемого некоторыми Богами Хаоса. Боги по своей воле порождали демонов и уничтожали их. Демонические существа делились на ранги в соответствии со своими силами. Ниже всех находились создания, которые охотились за душами мертвых, подобно волкам, и не имели сознания, за исключением инстинктов охоты и пожирания. Они были меньшими слугами, солдатами и помощниками, которые стекались по призыву своих богов. Над ними стояли высшие хоры, а также принцы, которые из простых смертных возвышались до служения своему богу. Демон, который сейчас стоял перед Ариманом, был князьком пантеона Хаоса, существом, которое некогда могло быть смертным, освободившимся от уз плоти. Часть имени, которое давным-давно узнал колдун, позволило ему призвать и сковать демона, дабы тот ответил на вопросы.

— Каким путем мне нужно пойти, чтобы обрести истину? — допытывался Азек.

— Путем лжи, — ответил демон. Он сел, сгорбившись, его спина мерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Кожа выглядела бледной и липкой, мышцы под ними ослабели. Колдун замер. Через узы, связывающие его с демоном, он чувствовал, как сущность порождения варпа бьется, словно выброшенная из воды рыба, умирающая на воздухе, которым не может дышать.

— Где я могу узнать ответ? — спросил Ариман, и демон дернулся от вопроса. Теперь он дрожал и засовывал тонкие, как кости, пальцы себе в рот. «Он распадается», — подумал Ариман. Форма и дух существа перетекали из физического мира обратно в великий океан варпа.

— У самого Амона, — произнес демон. — Никто больше не даст тебе ответ.

«Конечно, конечно, но чего еще я ожидал? Что Амон уже не такой сильный колдун и стратег, как прежде?»

— Где он? — настаивал Ариман. — Отвечай. Ты должен сказать.

Демон зарычал, оскалив черные гниющие зубы, и покачал головой.

— Я покажу тебе, — произнесло существо и протянуло худую руку. Ариман не шевельнулся. Демон был скован его волей, но прикосновение к нему, соединение с ним ослабит узы. Большой риск. — Я не могу лгать тебе. Ты знаешь, что твои оковы не позволят мне солгать.

«Я должен узнать. Я зашел так далеко. Должен узнать».

— Времени мало, Ариман. Если хочешь узнать, тогда я должен показать тебе тот путь, который ты ищешь, — колдун посмотрел на вытянутую ладонь демона. Астреос по другую сторону шагнул к нему. Ариман потянулся и коснулся руки демона.

Пальцы сомкнулись на запястье колдуна. По руке расползся холод, и его уши наполнились хохотом.

— Спасибо, Ариман. Спасибо, — произнес демон, и от радости в его голосе Аримана наполнило отвращение. В разуме возник образ из формул, метафор и ритуалов — путь сквозь звезды и космос, а также невероятность. — Я говорю правду, это и есть тот путь. Я дарую его тебе, Ариман, вот только ты не увидишь окончания этого пути.

Ариман попытался убрать руку, отступить назад, но не смог. Варп и физическое пространство накладывались друг на друга, словно пара пикт-каналов. Демон начал разрастаться в имматериуме, став змеей, покрытой горящими перьями. Она обвилась вокруг Азека спиралью огня. В физической реальности демон еще оставался в обличье его брата, который взревел от радости. Демон шагнул к нему, и Ариман ощутил, как узы раскололись и превратились в яркие сверхновые, расцветающие у него в черепе. Колдун понял свою ошибку. Это была ловушка, которая лишь ждала момента, чтобы захлопнуться.

Он призвал и сковал демона, но под теми оковами скрывались другие, которые связывали существо на еще более глубоком уровне. Кто-то уже пленил демона ради иной цели, кто-то, догадавшийся, на что Ариман может пойти, чтобы получить ответы. Азек призвал демона, но тот служил не ему.

Боевая броня Аримана накалилась докрасна в хватке демона. Кожа под доспехами пошла волдырями. Свечи на полу взмыли в воздух, воск расплавился в мгновение ока. Чаши с благовониями рухнули на пол. Осколки черного фарфора полетели к потолку. Сервиторы, стоявшие возле стен, взорвались, разлетевшись шариками алого тумана. Зеленая шаровая молния врезалась в стену. Ариман увидел, как на границе эфирного света из теней возникают громадные силуэты. Очертания раздулись тысячами голодных ликов и тянущихся рук.

Демон посмотрел на него. Он более не походил на Ормузда, он более не походил ни на что, даже отдаленно напоминающее человека. Из бледной кожи вырвались рваные черные крылья. Демон потянулся когтистой лапой и коснулся лба Аримана. Металлический шлем погнулся и раскололся. Со всех сторон закричали сигналы о нарушении целостности доспехов. Воздух в шлеме стал пахнуть гнилым мясом и теплым железом. Ариман направил мощь разума в демона, пытаясь собраться с силами, но демон все сильнее свивался вокруг его души.

— Я буду свободным, — прошептал демон, и шепот этот разнесся эхом, усиливаясь и меняясь, пока не заполнил уши Аримана. Колдун попытался забрать руку, но та двигалась слишком медленно, и рот демона распахивался все шире и шире. — Я отдам твой разум повелителю и стану свободным.

Сила Аримана угасала. Он потерпел поражение. Он был никем, еретиком и глупцом, чьи желания превысили его возможности, духом, которому следовало уже давным-давно рассыпаться прахом.

Демон заорал, и внезапно его хватка ослабла. Он крутанулся, молотя когтями, его спина выгнулась дугой. Из груди существа вышло острие меча Астреоса. Из раны выплеснулись кровь вперемешку с гноем.

Стоявший позади демона Астреос выпустил рукоять меча. Тени за библиарием двигались, формируя силуэты конечностей, щупалец и зубастых пастей. Плечи Астреоса содрогались, толстая корка льда трещала на доспехах всякий раз, когда он шевелился. Библиарий посмотрел на Аримана и послал одно-единственное слово.

+ Бежим. +

XI Варп-пролом

«Нужно бежать», — закричал Эгион.

Карменту объял ужас, но его ощущала не только она одна. Эгион орал ей в саму душу, его страх просачивался по мысленно-импульсной связи. Пламя двигателей замерцало и погасло. Звезды и мрак расплылись перед сенсорами, которые служили ей глазами.

«Не бросай меня, — застонала она. — Пожалуйста, не бросай меня».

Двигатели «Дитя Титана» закашлялись и умолкли. Корабль теперь двигался лишь по инерции, станция с каждой секундой увеличивалась в размерах.

«Держись за меня, — умоляла Кармента. — Что-то идет за нами, за всеми нами. Не бросай меня».

Тело в колыбели из кабелей забилось в конвульсиях. Ее стошнило маслом и кровью сквозь ротовую прорезь в лакированной маске. Она ушла в дрейф, разум отделился от тела. Голоса нашептывали ей, рассказывая о давно забытом, о тьме трудового блока, о прерывистом вращении вентилятора, о неровном свете, падающем на тело человека, который свернулся на грязном матрасе. Он дернулся и натужно задышал. Его глаза открылись. Кармента подумала, что человек смотрит на нее, но ничего не видит. В комнате пахло мочой, грязью и ржавчиной, женщина и не помнила этого. Как она могла забыть? Это было не воспоминание, а реальность. Она не была «Дитем Титана». Ее зовут Кармента. Она была просто девочкой, смотрящей на лицо отца и наблюдающей за тем, как по его щеке стекает кроваво-розовая слюна. Под ниткой слюны были видны служебные татуировки в форме шестеренок.

Воспоминание угасло.

«Я теряю контроль», — подумала ведьма.

«Оно здесь, — закричал по каналу Эгион. Кармента почти видела, как он дергается в баке с амниотической жидкостью, испражняясь и истекая кровью от паники. — Оно здесь, нужно бежать. Бежать».

«Нет. Нужно…»

«Нужно бежать», — повторил он, и вместе с криком явилось видение его ужаса.

Женщина увидела то же, что и он. Кармента словно смотрела на отражение в дрожащей воде, формы и образы искажались в тот же миг, едва техноведьма успевала их заметить. Она прозревала сквозь серые стены станции, сквозь сами звезды. Там шевелились силуэты, громадные и самых разных форм. Их тела покрывала чешуя и разноцветные струпья. Они ждали, едва сдерживая свой голод.

Кармента закричала машинным голосом. По всему «Дитя Титана» взорвалась проводка, распыляя газ и сгорающее топливо. Плазменные реакторы то глохли, то вспыхивали энергией. Она чувствовала, как дергается ее тело в колыбели из кабелей. Двигатели еще работали, но Кармента их не чувствовала. Она теряла контроль над «Дитем Титана». Ее корпус дрожал, словно кожа на ледяном ветру. Ужас Эгиона захлестывал ее человеческим страхом, и корабль пытался избавиться от нее. Карменте придется оборвать связь с Эгионом, или он погубит их.

Женщина с усилием вернулась в связь. Ее разум вновь слился с «Дитем Титана», протаранив корабельные системы и волоча за собой обрывки поврежденного кода и неверных данных. Техноведьма вцепилась в мысленно-импульсную связь и в этот миг увидела его.

Он парил в баке, взбалтывая амниотическую жидкость своими недоразвитыми конечностями. Из тела поднимались струйки свежей крови. Трубки для питания и вывода испражнений вырвались изо рта и разъемов в спине. По сравнению с крошечным тельцем его голова казалась гротескно большой, с молочно-белыми от слепоты глазами и зашитым ртом. Открытый глаз во лбу безумно вращался при виде зрелища за кристаллическими стенами комнаты.

«Пожалуйста», — взмолился он.

Кармента отключила связь, и видение комнаты навигатора исчезло. Медленное биение ее наполненного плазмой сердца пульсацией отдавалось по всему безмолвно зависшему в пустоте телу. Затем двигатели «Дитя Титана» взревели. По венам потек огонь, и ей захотелось вдруг бежать, бежать без оглядки. Но она повернулась к мертвой станции.

— Ариман, — закричала она электронным голосом.

Ариман не сбежал. Каменные стены зала и сводчатые ярусы плавились. Стоявший перед ним демон выгнулся, и из него вырвалась струя черной жидкости. Пронзивший его меч стал накаляться. Астреос отшатнулся, его ладони дымились. Демон рванулся, разметав во все стороны горящие капли крови, и его тело расплескалось бескостным озерцом плоти. Из теней, словно сгустки дыма, явились другие демоны. Из сумрака выплавились тела, покрытые тощими мышцами и потрескавшейся кожей. Ариман увидел белесые глаза, когти и ряды зубов-крючьев в истекающих слизью пастях.

Внутри Аримана клокотала усталость. Перед глазами все начало расплываться. Крики и клекот царапали мысли. Колдуну казалось, что он падает в черную шахту. Азек сделал шаг назад. Мышцы болели, как будто он непрерывно сражался многие недели.

Из растущей толпы шагнул демон. У него была вытянутая лисья голова, кожа туго обтягивала горбатое тело с тонкими мышцами. Он сделал медленный шаг, пристально смотря на Астреоса и Аримана черными глазами. Колдун увидел, как напряглись ноги существа. Демон прыгнул. Остальные его собратья, собравшиеся позади, хлынули сплошной волной. Астреос начал разворачиваться к прыгнувшему демону, но слишком медленно. Когти вцепились в наплечник библиария до того, как тварь приземлилась.

+ Ложись, + крикнул колдун. Астреос упал на пол. Телекинетическая волна ударила в демона и отбросила его в брызгах черной слизи. Другие демоны отшатнулись. Ариман бросился к Астреосу и рывком поднял его на ноги за миг до того, как демоны пришли в себя и ринулись дальше. Перед глазами плясали яркие пятна, кожа казалась липкой. Прежде чем воины успели сделать шаг, их обступили демоны. Ариман услышал, как по его доспехам заскребли когти. Кругом были видны лишь зубы и глаза. Кислотное дыхание затуманивало линзы. Колдун почувствовал, как что-то острое пронзило сочленение доспехов на ноге. Дисплей шлема осветился предупреждением о нарушении целостности доспехов.

+ Астреос, + позвал он, и потянулся к разуму библиария. Секунду разум Астреоса противился, а затем открылся. Их воли слились воедино, и Ариман почувствовал, как усталость уходит прочь. Он наспех сформировал мысль и услышал ее отголосок в разуме Астреоса.

Вокруг воинов развернулся силовой купол. Демонов смело с пола и разметало во все стороны. Куски глины, металла и костей поднялись сплошным облаком. Ариман ощутил миг совершеннейшего спокойствия. Почувствовал каждую пылинку и обломок на границе расширяющей телекинетической сферы. Колдун изменил форму мысли, и Астреос последовал его примеру. Обломки разлетелись волной выкашивающей шрапнели. Демоны, угодившие под взрыв, рухнули изодранными грудами. Путь к двери был расчищен.

Спокойствие прошло так же быстро, как и появилось. Колдун ощутил, как прогибается разум Астреоса. В стене его воли возникли трещины. Они бросились к двери.

Демоны последовали за воинами, хлынув в открытый проем, словно рой насекомых. Коридор перед ними покрывался коркой изморози. В металлических плитах разверзались трещины, горящие синим светом. Ариман покатился кубарем, когда магнитные подошвы ботинок не смогли закрепиться на полу. Колдун слепо вытянул руку и, почувствовав, как она ударилась обо что-то прочное, без раздумий ухватился. Он со всего маху приложился о какую-то твердую поверхность. Его тряхнуло, из легких вышибло воздух. Азек не знал, держится ли за стену, потолок или пол. По дисплею текли непонятные руны. Ариман повернулся, пытаясь определить направление, куда им бежать. В разуме царила пустоту. Он чувствовал, как в ушах стучит кровь. Что-то ударило его по руке, и колдун обернулся, занося меч. В дюйме от личины его шлема светились глазные линзы Астреоса. Библиарий закрепился на стене коридора.

+ Куда дальше? + послал Ариман, но Астреос вытянул руку, указывая.

«Нет», догадался Ариман. Не указывая. Целясь.

Болт-пистолет выстрелил. Мимо плеча Аримана бесшумно пронеслась струя пламени. Колдун обернулся, продолжая держаться правой рукой. Разрыв болтерного снаряда на мгновение осветил мрак. Проход позади них заполонила живая стена ртов и тянущихся когтей. Ариман поднял меч и закрыл глаза. Он погрузился в свою душу, призывая резервы концентрации, которые хранил взаперти так долго, что почти позабыл о них.

+ Сжечь, + послал колдун, и с острия клинка вырвалось пламя. Лезвие засияло от жара. Огонь объял разум Аримана, неся с собой ярость и направляя ее в нужное русло. Огонь попал в демона с множеством размахивающих рук и прожег его насквозь. Азек повел пламенем в сторону, пронзая существ яркими молниями. Некоторые создания разделялись на несколько меньших тел, которые секунду парили в смертной слизи своего родителя, прежде чем поплыть дальше. Другие демоны взрывались многоцветным паром.

Ариман дрожал, его кожа стала липкой и влажной. В разуме пылали формулы-образы, заглушая остальные чувства. Он чуял дым и ощущал, как легкие покалывает от жара. Где-то рядом с ним перестал стрелять Астреос.

Нужно идти. Ариман отпустил пламя. Оно не угасло. Огонь продолжал литься из острия меча, вырываясь сквозь разум и тело. Колдун не мог остановить его, не мог избавиться от силы, которую сам же и призвал. Горящий образ в его разуме становился все ярче и сложнее, засасывая мысли и ощущения, подобно урагану. Рука, сжимавшая меч, накалилась. Пальцы пронзила боль, но Азек не мог разжать их — он мог лишь смотреть, как из трещин в его душе вскипает огонь. На коже вздулись волдыри. Ревущий огонь заполонил разум. Колдун не мог остановиться. Не мог вспомнить, из-за чего все началось.

«Я — Азек Ариман», — раздался голос из глубин разума. Старый голос, забытый и отверженный.

«Нет, — заорал он на мысль, которая уже начала обугливаться. — Нет, это не я. Он потерпел поражение. Мечта погибла, и я пал».

Сила исчезла, схлынув обратно в разум. Ариман открыл глаза. Копье жара висело в вакууме до сих пор, словно неоновое пятно, остывая и перетекая из синего в пурпурный цвет. Вдалеке еще виднелась дверь в хоровой зал, окаймленная пульсирующим кроваво-красным свечением. Глобулы слизи и обрывки кожи парили в полумраке. На глазах колдуна из парообразной жижи начали формироваться аморфные очертания розового цвета. Он увидел, как из твердеющего на глазах вещества вылезли и разжались пальцы, заканчивающиеся присосками.

Ариман повернулся к Астреосу. Библиарий уже летел по коридору, отталкиваясь от стен, пола и потолка. Ариман последовал за ним. Мимо колдуна с шипением пронесся луч слепящего света и проплавил дыру в стене. Азек обернулся, когда демон закричал и выстрелил снова. Существо ползло по вздувшейся решетке пола. Лицо, выступавшее из самого тела, раскалывал надвое широкий рот, из которого то и дело вырывался толстый язык, облизывающий губы. На коже демона переливались сине-желтые огни, озаряя голод в глазах-блюдцах. Шесть конечностей шевелились с бескостной проворностью, подтягивая создание все ближе.

Ариман расширил сознание, охватывая стены коридора. Тут же выступил пот, который затем застыл каплями. Окутанное телекинетической сетью тело колдуна подлетело в центр перехода. Давление усиливалось, словно натянутая тетива. Металл стен начал прогибаться. Колдун чувствовал себя так, словно в голову ему пекло полуденное солнце. Перед ним, оттолкнувшись от потолка, закрутился Астреос. Азек накрыл библиария своим разумом. Астреос сопротивлялся, оттолкнув колдуна панической волной воли. Головная боль Аримана становилась невыносимой.

+ Подчинись, + закричал Ариман и почувствовал, как сопротивление иссякло. Он высвободил силу своего разума, когда к нему потянулась пламенная рука демона. Ариман и Астреос выстрелили одновременно, словно лучники. Туннель позади них разорвало на части. Боль в голове колдуна полыхнула ярким сполохом. Во все стороны разлетелись осколки металла, наполовину сплавленные или превращенные в серую пыль, пока воины летели в ждущую тьму.

Двигатели включились на полную мощность, и Кармента ощутила, как «Дитя Титана» начало кидать и трясти. Противоборствующие силы встряхнули ее кости, и женщина закричала от боли. Охладительная жидкость затапливала трюмы, из разорванных труб выливалось машинное масло, ее коридоры наполнились кислотным газом и паром. Тут же упали защитные переборки, и техноведьма почувствовала, как некоторые ее части онемели. «Дитя Титана» продолжал двигаться. Железный утес станции вырисовывался среди статических помех на сенсорах так близко, что Карменте казалось, будто к ней можно притронуться. Затем сенсоры отключились, и женщина ослепла.

«Нет, нет, нет, — думала она, — только не это, только не слепота, — Кармента осталась одна и ничего не чувствовала. — Нет, только не это, я не из плоти. Лишь плоть может умереть. Я — металл и машина. Я — «Дитя Титана».

В ее разум хлынули данные, и механические глаза открылись вновь. Как раз вовремя, чтобы она увидела, как от станции что-то отделяется.

Металлический лист шириной в добрую сотню метров откололся от задней стены станции и взмыл вверх, подобно панцирю огромной черепахи, выплывающей из грязи. Следом за ним поднялись зловещие энергетические щупальца. Под панцирем создания скрывались конечности из мусора, клешни из покореженного металла и плавники из разорванной стали. Тупоносую голову, глядевшую на «Дитя Титана», формировали погнутые орудийные турели. Глаза походили на громадные провалы, из которых вытекал расплавленный металл. Кармента посмотрела в те бездонные пропасти и узрела в них смерть.

Существо взревело, и невозможный звук разнесся по космосу. Кармента открыла огонь. Узкое пространство между нею и станцией озарилось сполохами плазменных батарей и турболазеров. Создание прыгнуло. За ним, искрясь, словно снег под звездным светом, вскружились обломки. Из-под панциря развернулись крылья из смятого металла. Кармента никак не могла взять в толк, что происходит. Она промахнулась. Существо постепенно набирало скорость.

Нет, оно летело в лишенной воздуха пустоте. Шелестящие взмахи крыльев заполонили ее сенсоры. Женщина приготовилась выстрелить опять и ощутила гул заряжающихся конденсаторов, а затем вибрацию, когда за макроснарядами закрылись казенники.

Подняв облако испещренных кратерами обломков, из станции вырвалось еще одно существо и метнулось в пустоту, а следом еще и еще.

Кармента дала залп. Существа исчезли в разрывах снарядов с плазменными боеголовками. Каждый выстрел был раскаленным, расплавленным яростным воплем.

Существа прорвались сквозь адский шторм, покрасневшие от жара и с широко распахнутыми пастями. Кармента почувствовала холод, холод железа в вечной ночи. Она успела выстрелить еще раз до того, как волна горящих тварей преодолела ее щиты и погрузила когти в корпус.

Разум Аримана прогнулся, мысли стали медленными и неповоротливыми. Теперь они скорее катились кубарем, чем летели через станцию, отскакивая от стен, полов и потолков. Дисплей шлема Аримана отключился, ожил и снова выключился. Колдун слышал, как воздух с шипением вытекает из доспехов. Он понятия не имел, направляются ли они к своему кораблю и сколько им еще добираться до него.

Азек врезался шлемом в косяк открытой противовзрывной двери. Из глаз посыпались искры. От удара он едва не лишился сознания, но понесся дальше. Теперь, когда телекинетическая проекция исчезла, его тащило по одной лишь инерции.

Астреос поймал его, когда Азек пролетал мимо. Библиарий закрепился ботинками на стене и схватил Аримана за руку. Колдун попытался было что-то сказать, но у него шатались зубы, а на языке чувствовалась кровь. Перед глазами клубилась тошнотворная светящаяся мгла.

+ Куда дальше? + спросил Астреос. Колдун попытался ответить, но затем покачал головой. Библиарий подтянул Азека ближе, так, чтобы его лицо отчетливо проступило перед размытым зрением Аримана. + Который путь? + снова послал Астреос. Колдун изо всех сил старался понять, о чем толкует библиарий. + Они идут. +

Ариман оглянулся и, невзирая на цветную пелену и вспышки света перед глазами, попробовал сосредоточиться. На него глядели три двери, три пустых провала, уводящих во тьму. Конечно, они шли этой дорогой. Или нет? Его мысли текли, будто патока. Он не мог вспомнить и не был уверен в том, какая дверь ведет к боевому кораблю, даже если это было жизненно важно. Астреос тряс колдуна все сильнее. Азек поднял руку, чтобы оттолкнуть его, но движение вышло вялым и слабым. Ариман перестал парить в сторону коридора, из которого они только что выбрались. Стены дрожали, словно в такт с нарастающей приливной волной.

+ Куда? +

+ Я не знаю, + послал Ариман.

Конец коридора озарился вспышкой, стены прогнулись, словно змеиные внутренности. Астреос отпустил Аримана и поднял болт-пистолет. Свет выплеснулся наружу, к ним потянулись когтистые и рогатые тени. Ариман понял, что продолжает сжимать меч. Колдун попытался поднять клинок, но от движения лишь закружился в невесомости.

Из-за его спины вырвалась неровная полоса огня. Демонов смело со стены фосфорно-яркими разрывами. Ариман оглянулся. Переход осветился еще одной очередью пламени. Из-за спины, стреляя на ходу, вышла фигура в доспехах цвета тусклой меди, с каждым шагом магнитами закрепляя себя на полу. В ухе Аримана ожил вокс.

— Идите в центральную дверь. Сто метров, затем налево и еще пятьдесят метров, — в голосе Тидиаса не чувствовалось эмоций, но Ариман ощутил в разуме воина сосредоточенность.

— Где Кадин? — крикнул Астреос. Тидиас едва заметно покачал головой, шагнул к демонам и дал очередь по широкой дуге. Ариман видел, что все его мысли заняты стрельбой.

— Не знаю, — ответил Тидиас, выстреляв снаряды. Он шагнул вперед и за один вдох извлек израсходованный магазин, перезарядил болтер и снова открыл огонь. Коридор перед ним полыхал, на стенах и полу горел фосфексный и оксигенный гель. Ариман видел, как за завесой огня пятятся демоны, словно волки на границе света факелов. — Последний контакт с ним был перед тем, как станция… — Тидиас не сумел подобрать слов, но он мог и не продолжать.

Ариман посмотрел на центральную дверь, а затем на Астреоса.

— Идите, — бросил Тидиас. — Я их задержу.

«Надолго ли?» — подумал Ариман, но оттолкнулся в сторону указанного коридора.

— Идите, — повторил Тидиас, и Ариман оглянулся. Астреос не сдвинулся с места. — Иди, брат.

— Мы стоим друг за друга, — прорычал Астреос. На его кулаках заплясали блеклые молнии, и Ариман почувствовал, как библиарий пытается вытянуть из варпа энергию.

— Нет, — отрезал Тидиас. — Ты никогда не понимал других, — он вел огонь короткими очередями, шагая вперед, чтобы постоянно изменять угол обстрела. С каждым сполохом пламени демоны подступали все ближе, вспышки вновь и вновь высвечивали конечности, глаза, руки и зубы. Тидиас бросил мимолетный взгляд на Астреоса:

— Ты уйдешь, а я останусь. Это мой выбор.

Библиарий секунду молчал, а затем оттолкнулся и полетел к двери. Ариман пересек порог перед ним. Они направились в ждущую тьму, а сзади них продолжали вспыхивать выстрелы.

Они двигались без оглядки, от усталости не разбирая дороги, паря и ударяясь о стены, пока наконец не добрались до пещеры, где стоял их корабль. Перед ними расширяющимся облаком парили куски плоти, металла и отстрелянные гильзы. Ариман оттолкнулся от дверного косяка. Ему навстречу поднялись остывающие жерла орудий. Сенсорные диски отправили опознавательные сигналы, и помятые доспехи колдуна тут же ответили. Орудия остановились. Не в силах замедлить или направить полет, Азек с громким лязгом врезался в тупое крыло корабля. Он схватился за него, чтобы не улететь в непроглядную тьму пещеры. Мгновением позже Астреос ударился о хвост и едва не сорвался.

Ариман медленно пополз по крылу. Рампа все еще была открыта, и сумрак десантного отсека освещал тусклый красный свет. Колдун уже начал подниматься по рампе, когда увидел ждавшую внутри фигуру.

Тидиас прекратил стрелять. Магазин опустел. Коридор перед ним был залит огнем, языки ярко-белого фосфекса плясали в черных глазах приближающихся демонов. Воин выпустил болтер, и последним касанием отправил оружие в стремительно уменьшающееся пространство, разделявшее его и противников. Космический десантник достал нож и пистолет. Демоны не останавливались. Тидиас навел болт-пистолет, и перед глазами вспыхнули красные прицельные руны. Он открыл огонь, без раздумий переводя оружие с одной цели на другую. Демоны падали один за другим. Тела взрывались, подобно раздувшимся кожаным мешкам. Рот и нос забились запахом гниющего мяса и специй. Тидиас отряхнулся и продолжил стрелять. Счетчик снарядов в уголке глаз постепенно приближался к нулевой отметке.

Болт-пистолет умолк. Демоны были уже в пяти шагах, их плоть мерцала в отблесках пламени. Воин ринулся на них. Нож привычно лежал в руке, словно теплое воспоминание.

Он нарушил свои клятвы Империуму. Другие, уже давно мертвые, не соглашались с этим, но в глубине души Тидиас всегда это знал. Они пали, и падут еще глубже. Лучше закончить все сейчас, как воин, который еще помнит, что такое честь.

Из толпы вырвался демон, и по спирали понесся к Тидиасу. Из обрубка тела вились длинные руки, а кроваво-розовую кожу покрывали сотни крошечных ртов. Тидиас рванулся вперед, пригнулся и всадил в него нож. Воин прорезал пустотелое существо, и из него невесомой нитью брызнула черная жидкость. По его ноге заскребли длинные когти. Воин наугад ударил ногой, почувствовал, как во что-то попал, и пнул снова. Нечто, чего Тидиас не заметил, впилось ему в левый бок. В ушах зазвенел аварийный сигнал. По внутренней поверхности доспехов потекла кислота. Космический десантник ударил существо с широким ртом и вращающимися глазами. Удар разрубил его надвое. Теперь сигнал выл уже непрерывно. Тидиас глубоко вдохнул и ощутил, как во рту скапливается влага. Воин занес нож и ударил снова, прежде чем в него вонзился кривой коготь, и внутренности Тидиаса высыпались в холодный вакуум.

Ариман замер. Человек сидел, развалившись, на скамье. Вокруг его неподвижного тела висели красные кристаллы крови. Он был в доспехах, погнутая бронзовая поверхность тускло мерцала в неярком освещении. Воин был наполовину скрыт в тени, но было видно, что от его рук и ног остались лишь окровавленные обрубки. Нечто вырвало целые куски из его груди. Колдун увидел обнаженные ребра, выступающие из раны. Ариман шагнул вперед. Он начал тянуться своими чувствами, пытаясь обнаружить пульсацию жизни в привалившейся фигуре. Едва он это сделал, как разум наполнился хором криков и теплой дымкой тошноты.

Астреос залетел в отсек, еще не видя человека.

+ Пошли, + послал он. Ариман собрался ответить, но голос остановил его.

— Брат? — проскрежетал он по воксу. Фигура на полу зашевелилась и с неуклюжей медлительностью повернула голову. Она еще оставалась в шлеме, но глазные линзы были серыми и отключенными. Библиарий застыл на месте. — Это ты, Астреос.

Это был Кадин, его голос превратился в хриплое бормотание из-за свернувшейся в горле крови. Он попытался шевельнуться, но это скорее было похоже на жалкое подергивание.

— Брат, я ничего не вижу, — сказал Кадин, с каждым словом из его горла доносился влажный хрип. Астреос быстро подошел к нему и присел.

— Это я, — сказал Астреос. — Ты с нами, брат, с тобой все будет хорошо. — Кадин закашлялся, и Ариман услышал в том звуке скрежет трущихся друг об друга костей.

— Лжец, — ответил Кадин. — Где Тидиас?

Астреос ничего не ответил, и секунду спустя Кадин слабо кивнул.

— Нужно уходить, — прорычал библиарий. Словно в ответ на его слова, корабельные орудия открыли огонь. Ариман почувствовал, как от отдачи содрогнулся корпус корабля. За открытым люком тьму разорвали стробирующие вспышки. Колдун направился в переднюю часть десантного отсека, на ходу переключая вокс в режим трансляции.

— Взлетаем! — он понятия не имел, жив ли еще пилот-сервитор, работает ли еще его разум, но все равно выкрикнул приказ. — Взлетаем немедленно!

В ответ он услышал поток машинного кода. Через секунду включилась внутренняя гравитация корабля, и рампа начала подниматься. В сужающуюся щель Ариман мельком заметил, как парящих и скачущих демонов разрывает орудийным огнем. Корабль вздрогнул и оторвался от платформы. В десантный отсек стылым туманом потек воздух. Орудия все еще стреляли, и когда активировались двигатели, машину снова тряхнуло. Ариман схватился за поручень.

Корабль рванулся прочь из пещеры, ускоряясь на ярких конусах огня. Демоны ворвались на платформу и сиганули в пустоту следом за ним. В машину полетели лучи трупного света и разряды потрескивающей энергии. Некоторые вонзились в металл, разъедая проводку и топливные шланги. Тяжелые болтерные установки, содрогаясь, поливали существ огнем.

Ариман попытался найти в захлестывавшей его усталости точку безмятежности. Раны Кадина оттаивали, и на палубу закапала кровь. Астреос что-то бормотал умирающему воину, одной рукой поддерживая шлем брата.

Машина содрогнулась от очередного попадания, и внутрь посыпались искры. Отсек наполнился вонью горящей проводки и раскаленного металла. Ариман оградился от окружающей действительности и направил сознание в пустоту за корпусом. В его разуме сформировалась мысль в форме кристаллического льда, и тот, подобно оболочке, мгновенно затвердел вокруг корабля. Еще одна молния ударила в крыло, и Ариман ощутил, как его оберег секунду держался, а потом лопнул. Колдун выдохнул и сморгнул кровавые слезы.

+ Астреос, + послал он. Библиарий резко поднял голову. Ариман почувствовал, как от него горящими волнами исходит ярость. + Нужна помощь. +

Вместо ответа Астреос лишь потянулся и стянул шлем. Его кожа была бледной, на лбу блестел ожог. Библиарий уставился на Аримана, настоящий блеклый глаз с черным зрачком и электрическое зеленое око аугментики сверлили его тяжелым взглядом.

+ Мы умрем, если ты не поможешь, + послал Ариман. Астреос оглянулся на изжеванные останки брата. Из ран, не переставая, струилась кровь. + Мы все умрем, и шансы Кадина растают с нами. +

Тяжелые болтеры снаружи корпуса отстреляли последние снаряды. Словно почуяв слабину, демоны хлынули вперед. Боевой корабль петлял и дергался, уходя от вспышек радужной энергии. Невидимые удары терзали крылья, кидая машину из стороны в сторону. Ариман услышал резкий скрежет корпуса. Их время подходило к концу. Он оглянулся на Астреоса.

+ Давай, + снова послал колдун, заключив в приказ все, что знал о Астреосе. Библиарий был человеком со многими именами — тем, что ему даровал орден, именем, с которым он родился, но успел позабыть, именем, данным ему наставником, и номером, который ему присвоили на Черном корабле, когда его забрали с мира рождения. В приказе были все эти имена, и послание попало в него с силой настоящего удара. Астреос пошатнулся, но устоял, скривившись от боли и гнева. Ариман остался неподвижным.

Библиарий замер, стиснув кулаки. Корабль снова нырнул. Астреос хотел было что-то сказать, но так и не произнес того, что намеревался.

Кадин воспарил над палубой, сопровождаемый треском костей, который был похож на пистолетные выстрелы. По стенам и полу расползлась изморозь. Раны Кадина сковал кровавый лед. Голова воина поднялась последней. На Аримана уставились темные глазные линзы.

Азека зазнобило. Далекие крики демонов в голове вдруг зазвучали подобно смеху. Нет, он все неверно понял. Он вспомнил, что корабельные орудия еще оставались раскалено-красными, когда приближался к ним. Колдун посмотрел на раны Кадина и вспомнил, как в безвоздушной тьме увидел кровь вперемешку с мясом. Демоны не гнались за ними, они были среди них.

— Я ничего не вижу, — сдавленным голосом произнес Кадин.

Половина корпуса «Дитя Титана» полыхала. Кармента знала это, но ничего не чувствовала. Ее пустотные щиты упали. С бортов и носа отслаивались куски оплавившегося шлака. По ней ползали существа, вгрызаясь и срывая бронированные плиты, размягченные жаром дыхания. Ведьма наполовину ослепла, но еще видела боевой корабль, который метался в паре сотен метров от нее. Он был уже близко, но кружил, будто раненая птица. В одном из функционирующих посадочных отсеков с палубы поднялся огромный лихтер. Команда сервиторов пробормотала подтверждение ее приказа. Противовзрывные двери распахнулись, и лихтер вылетел в пустоту.

Кадин продрейфовал к Ариману. От доспехов, на которых затвердела морозная корка, валил пар. С культей ног свисали обрывки кожи. Раны Кадина затягивались на глазах у Аримана, новая плоть заполняла изжеванные дыры.

Астреос метнулся к Кадину. Голова раненого воина дернулась, и телекинетическая волна отбросила библиария в стену. От удара тот перекувыркнулся в воздухе, но снова бросился в атаку. Кадин отлетел в сторону и плетью из энергии ударил его в грудь. Ариман услыхал сухой треск расколотого керамита. Астреос согнулся пополам, и прежде чем воин упал на палубу, демоническая сила метнула его через весь отсек. Воин мешком рухнул на металлический пол, из трещин в доспехах начала струиться кровь.

Кадин перевел взгляд на Аримана.

«Нет, — подумал колдун. — Это уже не Кадин».

Теперь он видел: в плоти Кадина, словно паразит, поселился демон, извивающийся в его крови и костях, подобно рогатой цепи. Отступать было некуда. Колдун попытался призвать силу, но та ускользала из его рук, будто веревка, подхваченная ветром. Демон у него в голове издал скорбный смешок. Азек не мог пошевелиться. Он чувствовал, как его схватили невидимые руки, не позволяя сдвинуться с места. Демон поднял руку Кадина. Из рваного обрубка вытянулся длинный коготь из замерзшей крови. Аккуратно, почти осторожно, демон приложил кончик к линзе левого глаза Аримана. Демон чуть нажал когтем. Кристалл глазной линзы треснул. В левый глаз Аримана хлынул морозно-синий свет. Он не мог отвести взгляд от игольного острия, которое медленно двигалось к его зрачку.

+ Кадин, + произнес Ариман и ощутил, как израсходовал последнюю толику силы. Коготь замер. Демон взревел от ярости, звук вырвался из забитых кровью легких космического десантника. + Кадин. Я сковал твою плоть и подчиняю тебя твоей кровью. +

Демон пошатнулся, а корабль продолжало крутить и трясти. Ариман направил свою волю в Кадина. Демон пока не целиком подчинил его. Но только пока. Демон использовал воина в качестве носителя, но добился этого грубой силой. Еще оставалась частица разума и тела Кадина, которую ему не удалось покорить.

В эту зияющую брешь Ариман и направил остатки своей воли. Он сделал это без особых изысков, врезав по демону кувалдой грубой силы. Азек почувствовал, как остатки души Кадина даровали ему свою мощь. Демона вырвало, и горжет Кадина треснул, когда красноватая желчь выплеснулась на грудь. Похищенное тело забилось в судорогах, ударяясь о стены. Колени Аримана подкосились. Его тело стало далеким воспоминанием. Хватка демона, вцепившегося в Кадина, начала слабеть, а затем исчезла. Демон выгнулся дугой. Тело воина засияло, словно раскаленная домна. Вокруг него стал плавиться лед, превращаясь в пар прежде, чем попадал на палубу.

Затем колдун почувствовал, как в тело Кадина проникла иная сущность. Она была холодной и черной, словно вода из пещерных глубин. Демон, который боролся за плоть Кадина, исчез под накатившей волной.

Ариман ощутил, как новая сущность прикоснулась к его собственному разуму. Азеку показалось, словно в него вонзились ледяные шипы, и шок привел колдуна обратно в чувство.

Новое существо, облаченное в дрожащее тело Кадина, шагнуло к нему. Очертания воина размылись, как будто его накрыла тень. Какой-то миг он походил на дыру в полотне мироздания.

Новоприбывший протянул руки Кадина и, взяв Аримана за голову, оторвал его от палубы. Он чувствовал, как существо смотрит на него, в него. Колдун взглянул в ответ.

— Нет, только не ты, — прохрипел Ариман. — Это не можешь быть ты.

+ Забудь, + сказала тень. Ариман моргнул.

Он узрел расширяющиеся облака света, которые спиралью извивались к точке исчезновения. Его тело похолодело, разум оцепенел. Он не мог думать. Где-то за пределами чувств Ариман истекал кровью. Мир погрузился в безмолвие. Он не был уверен в том, дышит ли еще.

Он не мог вспомнить, кто он. Его объяла теплая тьма.

Он ничего не видел.

XII Изменение

Ариман пробудился внезапно, на смену пустоте ощущений пришла боль и тошнота. Его глаза были открыты, но он ничего не видел. Колдун попытался поднять руки, чтобы коснуться лица, но они не шевельнулись.

— Объект пришел в сознание, — произнес машинный голос, и он вздрогнул от неожиданности. Уши наполнились громким звоном, и Ариман сумел расслышать лязг и скрежет шестеренок.

— Удалите дермальный слой, — сказал другой голос. Он принадлежал женщине. Ариман узнал ее резкий тон. — Начните с лица.

— Кармента? — спросил он. Что-то острое укололо его в лоб и опустилось до середины лица.

— Да, Ариман, — он почувствовал, как что-то дернуло за кожу, и глаза ужалил яркий свет. Он моргнул, мгновение оставаясь незрячим, как и прежде. Затем мир начал приобретать размытые очертания и неразборчивые цвета. — Ты жив.

Колдун повернул голову. Он был без доспехов, прикован к вертикальной рампе в длинном зале, исчезавшем в черноте. Со свисающего над ним ворота лился свет. Стены и потолок были матово-красными, и по истертому металлическому полу тянулся узкий желоб. Ариман чувствовал запах антисептиков, машинного масла и примитивных, но сильных болеутоляющих. Рядом с ним стоял согбенный сервитор, изучавший его многочисленными зелеными линзами. Его грязно-белый халат, лохмотьями волочащийся по полу, был покрыт бурыми разводами. Сервитор снял с кожи Аримана целый дюйм ткани, похожей на бледный жир. Перед ним стояла Кармента, ее покрытое трещинами лицо из красного лака было склонено набок. Азеку показалось, что она выглядела уставшей, но он не мог сказать, почему.

— Ты пробыл без сознания шесть дней, — сказала Кармента, отвечая на незаданный вопрос. — Получил обширные внутренние повреждения, переломы костей и ожоги, потерял много крови, — она шагнула вперед и механодендритом взяла из пальцев-бритв сервитора снятый слой кожи. Ариман заметил в мягкой ткани прожилки капилляров. — К счастью, твое тело исцелилось практически само. Слой синтетической кожи для того, чтобы не допустить рубцевания. Ты выглядел так, будто тебя сварили заживо.

Ариман посмотрел за слепящий круг света. Он заметил металлические остовы и ящики, гнезда с механическими руками под потолком, металлические цистерны, соединенные с вьющимися по полу трубами.

— Значит, ты не только ремесленник, но и биологис? — спросил он.

— Когда-то баловалась. Это один из последних подобных сервиторов.

— Очень полезный.

— Едва ли. То немногое, что мне известно о твоем виде, только подтвердило, как мало я могу сделать. Твое спасение заключено в твоем же теле.

Ариман кивнул. Должно быть, его раны оказались такими серьезными, что он впал в исцеляющую кому. Когда ощущения вернулись, колдун понял, что на полное восстановление ему потребуется еще какое-то время. Эфирные чувства также казались блеклыми и неповоротливыми, словно его разум накрыло смертельным туманом. Воспоминания о последних мгновениях боя на корабле походили на неразборчивые, смазанные пятна. Он тряхнул головой. Он жив, «Дитя Титана» цел, и пока этого достаточно.

— Где мы? — поинтересовался он.

— В глубоком космосе, — Кармента помолчала. — Нас крепко потрепало. Надеюсь, оно стоило того.

— Астреос?

— Жив, — женщина кивнула. — Как и ты, он получил обширные физиологические травмы. Он все еще в коме, из которой ты только что вышел. Кадину повезло еще меньше. Я не уверена, что с ним произошло, и вообще, почему он до сих пор жив.

Размытые воспоминания Аримана резко приобрели отчетливость. В уставшие вены хлынул адреналин. Колдун ощутил, как в ответ взбугрились поврежденные мышцы. Азек вдруг осознал, что его конечности прикованы к металлическому каркасу, его запястья и лодыжки удерживали толстые прорезиненные оковы. Силой мысли он заставил их со скрипом согнуться. Азек шагнул на пол.

— Где он? — прорычал Ариман.

— Он без сознания, погружен в сангвинарный бак, — осторожно ответила Кармента. — Я не знаю, проснется ли он вообще, — колдун посмотрел на нее, и, должно быть, нечто в его взгляде настолько потрясло ее, что ведьма шагнула назад, выставив перед собой руки и механодендриты. Ариман попытался успокоиться.

— Изолируй его, — сказал он. — Перекрой всю связь с местом, где он находится, и отмени все протоколы доступа. Пусть все остается так до тех пор, пока я не увижу его, — Кармента не сдвинулась с места. — Он представляет опасность для корабля, для всех нас.

— Правда? — будь у нее губы, Ариман не сомневался, она бы скривилась. — Калека без сознания, живущий лишь благодаря баку, представляет опасность? Думаешь, я не знаю, что ты уже держишь на корабле монстра? Существо, сотворенное твоим ручным зверьком, Маротом, — она вперила в него взгляд, ее бионические глаза лучились холодом.

— Делай, как велено, — отрезал он. Техноведьма дернулась и быстро отступила от него. «Она осталась человеком, — подумал колдун. — Сломленная и полубезумная из-за машины, которую хочет укротить, но она до сих пор чувствует и боится», — Ариману потребовалось некоторое время, чтобы придумать уместный ответ. — Прости за случившееся, госпожа.

— Мой корабль, ты едва не уничтожил мой корабль, а теперь говоришь, что Кадин опасен, — ее голос дрожал, механодендриты нервно подрагивали. — Кое-где продолжаются пожары. Половина корабля превратилась в руины: системы, орудия, двигатели. И все ради того, чтобы получить ответы?

Ариман взглянул на нее в ответ. Когда-то он знал многих техножрецов и адептов Механикум. С тех пор как он попал в Око, ему приходилось встречаться с теми, кто поддался варпу. Все они, как казалось Азеку, со временем становились холоднее, отчужденнее, все сильнее напоминая машины. Это была форма безумия, предполагал колдун, наваждение, в котором растворялось все. Но что касается Карменты, чем крепче она сливалась с кораблем, тем более раздробленными и примитивными становились ее эмоции, тем сильнее проявлялась человеческая часть; а то, что осталось, превращалось… во что?

— Мы отыщем ресурсы, а возле Ока есть места, где можно отремонтировать корабли. Даже таких размеров.

Женщина покачала головой — странное сочетание механической точности и человеческой усталости.

— Эгион мертв, — бесцветным голосом сказала Кармента. И Ариман вдруг понял, что она имела в виду: «Дитя Титана» уже не выберется из пустоты. Он сможет прыгнуть в варп, но без навигатора корабль будет неуправляемым, способным только на короткие прыжки, после чего ему придется выходить обратно в реальность. Они будут идти наугад, и даже самое маленькое путешествие займет вечность. Хуже того, они находились на границе Ока Ужаса, в регионе, который уже захлестывали нестабильные варп-феномены и штормы. Пусть они еще живы, но Кармента обречет всех на гибель, если попытается отправиться в путь. Для того, кто в некотором смысле еще оставался человеком, она держалась хорошо.

— Как он умер? — спросил Ариман после небольшой паузы.

— Точно не знаю, — сказала Кармента, и в ее голосе появилась нотка, которую колдун не смог объяснить. — Быть может, это место сгубило его. Возможно, он умирал еще до прибытия к станции, — женщина отвернулась, покачав головой, и с лязгом шагнула к краю зала. — Мы сбежали, как только подобрали вас. Некоторые… существа еще оставались на моем корпусе. Мне пришлось стряхнуть и сжечь их, — техноведьма остановилась, в ее голосе чувствовался гнев. — Я уничтожила некоторые части корпуса. Причинила вред собственному кораблю. Эгион кричал все время, что мы пробыли в варпе. Затем он просто замолчал, нас выбросило сюда, и он умер.

Ариман посмотрел на Карменту, и та, прихрамывая, сделала еще шаг. Ее угольного цвета мантию пятнала подсохшая кровь, и Азек чувствовал, как при ходьбе нагреваются ее сервосистемы. Она что-то скрывала от него, но колдун сдержался и не стал влезать в ее мысли. Он и так требовал от женщины слишком многого.

— Где мы сейчас? — спросил Ариман. Кармента не остановилась и даже не оглянулась.

— Во время перелета Эгион обезумел. Не знаю, как работают его собратья, но полагаю, что в конце он занимался не навигацией, а просто бежал в ужасе.

— Куда?

Кармента замерла и медленно обернулась к Ариману. В тусклом освещении трещины в ее маске походили на следы кровавых слез.

— Домой, Ариман, — сказала она. — Он хотел сбежать домой.

Ариман смотрел через бронехрустальный купол на Кадийские Врата — мерцающие точечки, разбросанные по безбрежной черноте космоса, замаранной тошнотворными цветами. Конечно, вратами они были лишь в абстрактном смысле. Система, превращенная в крепость, охраняла единственный стабильный путь из Ока Ужаса в Империум. Существовали и другие пути в Око, но все они были изменчивыми и опасными, их было сложно отыскать, и они вполне могли погубить любого, кто все же нашел их. Любому крупному флоту, желавшему войти или покинуть Око, сначала необходимо было миновать Кадию, так по крайней мере утверждалось. Планету, населенную миллионами солдат, опоясанную космическими твердынями, окруженную военными флотами. Любой, кто стремился прорваться мимо нее, должен был обладать либо невероятной мощью, либо же носить обличье друга. Вновь и вновь армии отступников пытались одолеть Кадию, но всякий раз терпели поражение.

— Навстречу свету, — мягко сказал стоявший подле него Астреос. Ариман бросил взгляд на библиария.

«Нет, — подумал он. — Уже не библиария. Аколита, ученика. Моего ученика».

Астреос все еще носил одежду, в которую его облачили сервиторы, пока он спал и исцелялся. Его лицо и предплечья покрывали блестящие ожоговые шрамы, растительность на голове исчезла. Каждый его вдох доносился вместе с хрустом и треском несросшихся костей. Ариман чувствовал отголоски стихающей боли в теле Астреоса всякий раз, когда смотрел на него.

Они стояли под широким медно-кристаллическим куполом высоко на хребтовой части «Дитя Титана». Под ними в неровном звездном свете сверкал настоящий корабельный лабиринт. Вдоль корпуса корабля тянулись черные раны, похожие на огромные следы от укусов. Кое-где из пробоин продолжали вытекать газ и жидкость. Газ превращался в туман, который висел над переборками и орудийными башнями, подобно дыму над горящим городом. Корабль уже много дней неподвижно стоял на месте. За это время успел очнуться Астреос, Кармета как могла починила корабль, и Ариман раздумывал, что делать дальше. Конечно, он знал. Возможностей у них оставалась совсем немного, но это не делало их менее опасными или более приятными.

Спустя некоторое время Астреос обернулся к Ариману.

— Навигатор бежал к единственному свету, который видел, и он привел его сюда, — произнес Астреос, влажно хрипя с каждым словом. — Все рожденные в свете существа бегут к нему, когда напуганы. Лишь грызуны прячутся в норах.

Ариман удивленно приподнял брови и посмотрел обратно на звезды. Астреоса тяготили мрачные думы с тех самых пор, как он пробудился из исцеляющей комы. Ариман улавливал блеклые и туманные мысли пару раз, когда изучал разум ученика. Поначалу Ариман принял их за фатализм, ему казалось, что судьба двух его генетических братьев сломила дух Астреоса, но это было не так: он просто смирился, сдался перед чем-то холодным и темным внутри себя.

— Я не был ближе к Империуму с тех пор, как…

— Как предал его, — закончил вместо него Астреос. Ариман секунду молчал. Он ясно помнил каждый свой день, но то, сколько времени миновало с тех пор, как он скрылся в Оке, ускользало от него. Времени как такового в Оке не существовало: словно визуальный обман, оно изменялось в зависимости от того, где находился человек и как долго смотрел.

— Да, — согласился он.

— Что случилось на станции? Почему погиб мой брат?

— Он погиб потому, что я совершил ошибку.

— Всего одну?

Ариман выдержал взгляд Астреоса и кивнул.

— Демон, которого я призвал, уже был скован чужой волей. Мой призыв вытянул его в реальный мир, но получить над ним контроль я не смог.

— Это была ловушка.

— Кто-то предугадал мои действия.

— Амон?

— Думаю, да, но врагов у меня хватает, — пожал плечами Ариман и повернулся, чтобы взглянуть на «Дитя Титана» до самого его далекого носа.

— Я хочу разбудить Кадина, — заявил Астреос. Ариман медленно вздохнул. Он знал, что это случится — неизбежные шаги, которые ему следовало предпринять, чтобы идти дальше. Азек мог приказать бросить Кадина в плазменную топку, а пепел рассеять в пустоте.

— Это было бы неразумно, — через минуту отозвался колдун.

— Неразумно было бы отказать, — сказал Астреос, его голос оставался спокойным, но мысли рычали от гнева. — Ты обещал спасение для Кадара, но лишь отнял у меня еще одного брата, — затем эмоции исчезли, и мысли Астреоса скрылись за знакомым гулом экранированного разума.

«Он быстро учится», — подумал Ариман.

Колдун посмотрел на ученика. Его лицо оставалось спокойным, эмоции — сдержанными и спрятанными под слоями подсознательных барьеров. Он мог уничтожить Астреоса и сжечь Кадина, даже не дав тому проснуться.

Он мог поступить так, но тем самым потерять немногих обретенных союзников.

«Необходимость — матерь ошибки».

— Хорошо, — сказал Ариман.

Секунду Астреос смотрел на него, а потом кивнул.

— Когда он проснется, мы пойдем за тобой, и ты выполнишь свое обещание.

Ариман криво усмехнулся.

— Это новая клятва?

Астреос поджал губы.

— Если ты того хочешь, — он остановился и бросил взгляд на далекий огонек Кадии. — Ты ведь хочешь продолжить? После всего случившегося ты собираешься найти Амона.

— Да, — ответил Ариман. — Демон показал, как найти его.

— Ты веришь в то, что тебе показали, пусть даже Амон и сковал его для службы себе? — Астреос покачал головой.

— Ему не воспрещали показывать, где находится Амон.

— Ты не думал, что Амон этого и добивается: ловушка внутри ловушки, чтобы заманить тебя?

Ариман не ответил. Он уже размышлял над тем, что сведения демона могли быть ловушкой, или ложью, или и тем и другим, но отступать было поздно. Он должен узнать.

Астреос снова покачал головой, но теперь в движении чувствовалось усталое смирение.

— Как ты последуешь по этому пути? Нас осталось четверо, а еще корабль без проводника.

— У нас есть проводник, — сказал Ариман. — Некоторое время нас могу вести я.

— Куда?

Ариман посмотрел туда, где посреди безмятежной ночи мерцала Кадия.

— Туда, где мы похитим навигатора.

Кадин, подвешенный на длинных отполированных цепях, плавал в баке крови. Сам бак представлял собой оббитый железом контейнер вдвое выше человеческого роста, расположенный в центре зала из клепаной бронзы, изгибавшегося к куполообразному потолку. Сквозь иллюминаторы в стенках бака виднелась красная жидкость. Возле них располагались дисплеи, по грязным потрескавшимся стеклам которых текли светящиеся синие символы. Воздух в зале был влажным и теплым.

Астреос наблюдал за тем, как закрепленные над баком машины медленно заглатывают цепи. Он принюхался: в воздухе запахло кровью, резким железным привкусом, который заглушил даже вонь машинного масла и ржавчины. Первой над гладкой поверхностью поднялась голова его брата. Сервиторы срезали с Кадина шлем, чтобы подсоединить к его голове и шее копну инъекционных трубок и биопроводов. Кожа, видневшаяся под слоем подсыхающей крови, была бледно-серой и туго обтягивала череп. Спиралевидные метастазы покрывали его макушку и тянулись по впавшим щекам. Его глаза были закрыты, из открытого рта текла кровь. Астреос смотрел, не отрываясь. Его, все еще облаченного в окровавленную мантию, вдруг пробрал озноб. Часть его хотела отвернуться, но он не мог.

— Он в наркотической коме, — сказала стоящая рядом Кармента. Она оглянулась на Аримана. Колдун оставался неподвижным, не сводя глаз с появляющегося из бака Кадина, не снимая руки с навершия меча. — Доза, необходимая для того, чтобы держать его в бессознательном состоянии, очень большая, и… — женщина замолчала, поймав на себе взгляд Астреоса. Тот кивнул, не понимая, почему ведьма перестала говорить, и снова посмотрел на вершину бака.

Наконец появилось остальное тело Кадина. Астреос услышал собственный вздох, но при этом не заметил, как воздух покинул легкие. Доспехи на плечах и груди Кадина потемнели и оплавились. Края изодранного керамита вонзились в плоть. Его правая рука оканчивалась под локтем, левая — ниже плеча. От ног, которые вскоре возникли, остались лишь изуродованные куски мяса, висящие на раздробленных костях.

Ворот, залязгав шестеренками, остановился, а затем качнулся вперед. Он стал медленно опускать Кадина, пока тот не оказался вровень с Астреосом. С воина текла кровь, капая на пол и образовывая темные озерца. Библиарий поднял руку и медленно вытянул открытую ладонь. Доселе неподвижный Ариман чуть заметно шевельнулся. Рука Астреоса коснулась наплечника Кадина.

— Брат, — тихо произнес Астреос.

— Он не может ответить. Он получил тяжелые ранения, и мы продолжаем вводить успокоительное в его организм.

+ Брат, + послал Астреос, сфокусировав послание на тлеющих угольках сознания, которое он ощутил в разуме брата.

+ Его уши и разум закрыты, + послал Ариман, и от вмешательства колдуна Астреос почувствовал прилив гнева. + Он в бездне. Даже если он очнется и заговорит, то уже не будет твоим братом, + с посланием пришло тепло успокаивающего чувства, словно дружеская рука на плече. + Поверь мне. +

— Уберите успокоительное, — сказал Астреос. Кармента бросила взгляд на Аримана. — Разбуди его, — прорычал он.

Секунду Кармента стояла на месте, а затем шагнула к баку и ввела код на небольшой панели управления. Издалека донесся механический щелчок, и трубки, подсоединенные к Кадину, задергались. На пол закапала свежая кровь.

Астреос ждал крика, думая, что Кадин очнется, словно ребенок после ночного кошмара. После нескольких минут молчания и неподвижности, библиарий снова повернулся к Карменте. Она пожала плечами, слабо дернув механодендритами.

— Он был тяжело ранен, а мои познания в биологии Адептус Астартес в лучшем случае можно назвать ограниченными.

Астреос уже собирался дать резкий ответ, когда краем глаза заметил движение. Он быстро оглянулся и встретился с глазами Кадина. Астреос замер. С глазами. У Кадина было два глаза. Их радужки были ярко-зелеными, с черными зрачками-щелками. Аугментики не было, лишь новая, гладкая кожа.

— Брат, — влажно прохрипел Кадин и улыбнулся. Внезапно из его рта хлынула кровь, и Астреос отшатнулся. Механодендриты Карменты развернулись в мгновение ока. Лишь Ариман оставался неподвижным, не снимая расслабленную руку с меча. Кадин закашлялся и сплюнул на палубу сгусток крови.

— Кровь в легких, — отметил Ариман.

— Итак, — сказал Кадин. — Собираетесь ли вы освободить меня?

Астреос пристально посмотрел на брата. Голос Кадина превратился в искаженное рычание, могильное эхо прежнего тона. И глаза…

— Я не убью вас, — произнес Кадин, переводя взгляд с Астреоса на Аримана и Карменту. Он улыбнулся. — Даю слово.

— Ты… ранен, брат, — сказал Астреос.

— Я заметил, — губы Кадина обнажили сломанные и зазубренные зубы. Он так ни разу и не моргнул. Астреос посмотрел на плоть и доспехи брата. Теперь, когда с Кадина стекла кровь, библиарий видел участки кожи, которая выглядела исцеленной, уродливые узлы шрамов в прорехах доспехов. Его взгляд упал на разбитый керамит и пласталь, ярко блестевшие там, где их разрубило. За исключением тех мест, где они словно размягчились и исказились: как будто срослись поверх плоти, исцелившись.

— Ты…

— Его нет. Погляди сам, — Кадин дернул подбородком в сторону Аримана. — Или спроси у своего лорда-шарлатана, если не хочешь смотреть.

— У тебя нет половины тела.

— Аугментика, брат, — Кадин повернулся к Карменте. Астреосу показалось, что та задрожала. — Ты ведь можешь установить ее? И мне понадобятся доспехи, хотя не думаю, что смогу снять эти. Придется тут поработать.

Секунду Астреос раздумывал над тем, стоит ли позволить колдуну усыпить Кадина снова. «Даже если он проснется и сможет говорить, он не будет твоим братом», — сказал Ариман в воспоминаниях.

«Возможно, ему лучше умереть, — подумал Астреос. — Но тогда я стану последним, и какая мне будет разница?»

— Ты не дашь мне умереть, брат, — сказал Кадин, не глядя на него, а затем медленно обернулся к Астреосу и посмотрел на него зелеными глазами рептилии. — Тебе не хватит духу, — Кадин мотнул подбородком на Аримана. — А ему нужен ты, поэтому он не убьет меня, хотя и должен.

Руки Астреоса непроизвольно сжались в кулаки, на лице отчетливо проступили шрамы. Это был не его брат, он понял это в тот миг, как Кадин заговорил, но ему следовало узнать, что осталось от его души. Медленно, неуверенно, он потянулся сознанием в разум Кадина.

Он словно погрузил руку в открытую рану. Астреос ощутил текстуру рваных мыслей, прорехи, где когда-то были воспоминания и убеждения. Их остатки свисали переплетением обрывков. Больше там ничего не было, вместо демонического разума, угнездившегося на развалинах, зияла уродливая дыра. Астреос разорвал связь и встретился взглядом с братом. Кадин улыбнулся, и улыбка походила скорее на гримасу.

Ариман шагнул к Астреосу.

— Так чего ты хочешь? — холодным, ровным голосом спросил он.

— Конечно, следовать за тобой, Ариман, — ответил Кадин и сплюнул сгусток крови и кислоты на палубу.

— Делай, как он говорит, — сказал Ариман Карменте. — Постарайся восстановить его.

Астреос собирался что-то сказать, но Ариман уже исчез в дверях. Библиарий перевел взгляд обратно на своего брата, не до конца сформировавшаяся мысль еще крутилась в голове.

Кадин ухмыльнулся Астреосу, и из уголков его рта заструилась густая кровь.

Кадин услышал Марота прежде, чем увидел. Тихий кашель проржавевших сервоприводов и запинающийся вой доспехов колдуна следовали за Кадином, пока он шел через глубокие и безмолвствующие отсеки «Дитя Титана». Он ходил с тех самых пор, как Кармента закончила работу, с того времени, как его создали заново.

Он закрыл глаза и услышал скрип доспехов, теперь уже ближе, между рядами машин у него за спиной. Кадин открыл глаза и узрел монохромный, лишенный теней мир. Поршни на ногах шипели и дергались всякий раз, когда он делал шаг. Кармента сделала свою работу, закрыв пласталевые конечности ошметками его тела. В некотором смысле эти дополнения были более удивительными, чем остальные изменения: его новые глаза, уверенность в том, что он не сможет снять с себя доспехи, даже если попытается, что мир, который он видел, осязал и вдыхал, казался столь же мертвым, как гололитическая проекция.

Его разум более не был единым целым: Кадин чувствовал в сознании прорехи и пустоты, словно призрачное ощущение потерянной конечности. Эмоции и мысли более не составляли единое целое, а его память превратилась в месиво из дыр и обрывочных фрагментов. Целые части былой жизни куда-то исчезли, а некоторые казались настолько нереальными, как будто его жизнь принадлежала кому-то другому. Он не знал, что все это значит, и, что еще хуже, не был уверен, что его это заботит.

Кадин попробовал языком воздух. Он оказался теплым от статической пульсации тысяч кабелей и трубок, вьющихся по всему залу. Царила почти кромешная тьма, но коридор перед ним освещался желтоватым монохромным светом, словно у него из-за спины лился грязный лунный свет. Кадин всегда мог видеть во тьме, это был первый дар мира, который породил его, а впоследствии и генетического семени, создавшего его заново. Но теперь все тени будто испарились. Вновь и вновь он закрывал глаза, просто чтобы ощутить прикосновение настоящей тьмы.

Кадин не знал, что случилось с аугментическим глазом, на лице не осталось и следа, лишь гладкая кожа и кость вокруг глазницы, из которой на мир взирало новое око. Он медленно задышал. Его дыхание все еще пахло кровью, ощущавшейся железом на языке. На миг ощущение захлестнуло его, и во мгле за глазами он не чувствовал ничего, кроме потока густой крови по коже, внутри вен, в легких и во рту.

Слух заполнило слабое шипящее дыхание, такое близкое, словно доносилось прямо у него под ухом. Кадин развернулся и рывком вытащил Марота из укрытия в машинной нише. Поршневые пальцы заскребли по раздробленному керамиту и сомкнулись на горжете.

Кадина захлестнула ярость, подобная грозовой туче. Ярость сотрясала его, словно крик бога. Он вспомнил, как колдун с улыбкой подался к нему, с его лица капала кровь.

— Твой глаз пахнет слабостью, — сказал он. — Как у твоих братьев.

И пока все, о чем мог думать Кадин, было падение Кадара, в его легкие тек холодный воздух. Ярость переросла в безмолвный крик, слившийся с металлическим скрежетом смыкающейся хватки.

А затем вдруг — ничего, лишь бездонная пустота, растекающаяся до самых границ его мыслей, подобно черному зеркалу. Он посмотрел на извивающегося в его хватке Марота. Из решетки-громкоговорителя прорицателя донесся утробный смех.

— Ты не убьешь меня, Кадин, — сказал он.

— И почему ты так думаешь? — Кадин неотрывно глядел на него, продолжая стискивать горжет доспехов Марота. Незрячие линзы шлема в виде морды гончей замигали.

— Потому что мы с тобой родичи, — прошипел Марот. Он скреб ногами, пытаясь обрести опору, и цеплялся за руку Кадина. — Вот почему я искал тебя. Мы теперь одинаковы.

Настала очередь Кадина рассмеяться.

— Я тебе не родич, — пальцы сомкнулись крепче, и воин услышал, как что-то в шее Марота что-то захрустело. — Ты рыскаешь во тьме. Ищешь себя, но ничего не найдешь.

Другой рукой Кадин схватил запястье Марота. Он медленно провернул кулак и услышал, как треснула броня и захрустели кости под ней. Марот закричал, пронзительный звук эхом разлетелся вдоль рядов оборудования, после чего превратился в хриплое бульканье. Кадин напрягся, чтобы вырвать руку из сустава. Поршни в руках пришли в движение.

— Скажи, что чувствуешь тот же гнев, что и прежде, — произнес Марот, и теперь в его голосе не слышалось ни веселья, ни безумия, а лишь усталость, от которой Кадин застыл, будто изваянный из камня. — Скажи, что ты помнишь, что значит ненавидеть, и знать, почему. Скажи, что не чувствуешь бездну в своей душе.

Кадин превратился в статую. Марот кивнул, словно соглашаясь с ним.

— Она будет расти. Да, будет. Ты будешь купаться в крови, лишь чтобы попытаться вспомнить, что значит чувствовать хоть что-нибудь. Будешь убивать и жечь все, что когда-то ценил, и поймешь, что оно ничего не стоит. Бездна отнимет все. Я знаю. Вот почему я искал тебя, вот почему я здесь.

Марот покачал головой, и на миг Кадину показалось, будто с зеркальной палубы на него смотрит Тидиас.

— Мы падаем все ниже, — сказал Тидиас, — и солнце стало для нас тусклым воспоминанием.

Рука Кадина напряглась, а затем он выдохнул и бросил Марота на пол. Он посмотрел на сломленное создание, которое когда-то было человеком, затем космическим десантником, а теперь это было просто существо. Кадин смотрел, как Марот прикасается к треснувшим доспехам, будто животное, зализывающее раненую лапу. Кадин более не видел в нем силы воина, не видел гордости от обладания генетическим семенем и традиций, которые когда-то составляли сущность Марота. Он видел только грязные доспехи, прикрывающие тело, в котором не осталось ничего, кроме стремления выжить.

— Мы с тобою — пустые дети бездны, — произнес Марот и выжидающе покачал головой. Кадин еще секунду смотрел на него, а потом развернулся, чтобы уйти. Мгновение спустя Марот пополз на звук шагов.

Ариман вздрогнул. Из глаз текла кровь, длинными коричневыми потеками засыхая на щеках. На коже блестел пот, рот онемел от многодневного повторения одних и тех же фраз.

«Но здесь не существует дней, — подумал он. — Ни дней, ни ночей. Лишь неспешный поток мыслей и эмоций, подъем, вращение и падение, словно глубинные течения океана, словно ветры Терры, словно покачивание леса».

Он понял, что потерял бдительность, и следующая ритуальная фраза почти слетела с уст. Колдун заставил себя вернуться к выученному наизусть образу и уравнял сердцебиение с ритмом слов, исходящих из пересохшего горла.

Он сидел на металлическом полу обзорной башни, откуда с Астреосом взирал на Кадийские Врата. Черные железные створки скрывали вид из кристаллического купола. Единственным звуком было мерное дыхание. Над ними висел блестящий серебряный круг, чья поверхность подрагивала от отраженного света иного мира. Ариман смотрел в зеркальную гладь, наблюдая за тем, как там формируются образы, и анализируя многочисленные символизмы.

+ Уменьшить энергию двигателя на две пятых. Дать нам дрейфовать шесть секунд, а затем продолжать идти прежним курсом, + из-за послания на его руках и груди выступил пот. Ариман почувствовал, как Кармента приняла сообщение, и ощутил, как в ответ потускнели двигатели «Дитя Титана». Астреос молча сидел напротив него и направлял свою силу в разум Аримана. Но даже с такой поддержкой предсказание маршрута до Кадийских Врат до предела истощало волю колдуна.

Они преодолевали относительно короткие расстояния, по крайней мере в условиях реального пространства. Но в варпе расстояние ничего не значило. Мысль, эмоция, воображение и сны были здесь куда реальнее, чем материальные объекты. Настоящий навигатор мог глядеть прямо в царство нереального и прозревать его течения. Ариман понимал, что его потуги не более чем блеклая тень тех способностей. Там, где навигатор видел варп таким, каким он есть, Азек видел лишь эхо, улавливаемое ритуалом и интерпретированное символьным языком. Это было столь же грубо, как и попытки древних предсказывать будущее по клубам дыма, или сродни тому, как сыплется песок из руки ребенка.

Но все равно Ариману требовалась вся сила разума, чтобы избегать рифов и штормовых течений варпа, прежде чем корабль не наскочит на них. Колдун не моргал с тех самых пор, как они вошли в варп. Он не мог — одно упущенное мгновение, и им конец.

Внезапно в предсказательном зеркале изменились световые образы различных оттенков, и колдун ощутил, как дрогнул его разум. От живота поднялась волна дезориентации и тошноты, но он поборол ее, сосредоточившись на игре образов и цветов. Ариман всеми силами пытался понять, что видит. Затем, без предупреждения, он все понял.

+ Выходим. Быстро, + мысль вырвалась из его разума, и секундой позже Азек ощутил исчезающее ощущение под кожей, когда «Дитя Титана» вынырнуло обратно в реальное пространство. Ариман не двигался, в разуме все еще крутились вычисления, подобно шестеренкам, которые раскручивала сдавленная пружина. В предсказательном зеркале переливались свет различных оттенков.

— Мы совершили переход, — раздался голос Карменты по вокс-громкоговорителю. Ариман не моргнул. Его сознание угасло — разум действовал механически, пока вел корабль. На полированном серебре зеркала возникло очертание, словно тень, отбрасываемая сквозь туман.

«Что это? Что я вижу?» — мысли в голове Аримана возникали одна за другой, но мгновение ритуала уже прошло, и на него стала надвигаться чернота. Его глаза закрылись, и он осел на пол. Зеркало упало на пол и разбилось.

Ариман лежал на каменном полу и видел тени, похожие на людей, мягкие голоса твердили ему забыть.

Он открыл глаза несколько часов спустя и увидел звезды, взирающие на него из-за кристалла. Астреоса нигде не было. Колдун поднялся, перед глазами вспыхивали яркие звезды. Хромая, он подошел к вокс-громкоговорителю и включил его.

— Ариман? — в голосе Карменты чувствовалась усталость.

— Где мы?

— Мы остановились в реальном пространстве, — из динамиков вокса затрещала статика, а затем техноведьма продолжила. — Я вижу Кадию, Ариман. Мы достаточно близко, чтобы я видела свет ее звезды.

— Хорошо, — сказал Ариман, придя в движение. Он устал, но им следовало подготовиться. Для сомнений и снов больше не было времени.