Архитектор душ

Глава 1

— Подними руки! — донесся до меня срывающийся женский голос.

Раздался раскатистый оглушающий гул, словно кто-то изо всей силы ударил в огромный церковный колокол. И вместе с болью нахлынули воспоминания. Чужие.

…Парадный вход огромного столичного особняка. Ледяной дождь хлещет по лицу, но холоднее дождя взгляд отца. Его лицо перекошено от злости. Возле ног брошенные на пол саквояжи, а отец, ткнув пальцем, выкрикивает приговор: «Ты — позор рода Громовых. Вон. Чтобы духу твоего здесь не было». Тяжелая дубовая дверь захлопнулась, отрезая от прошлой жизни.

…Бесконечный стук железных колес. Душное купе поезда, несущегося из столицы на юг. Почти неделя пути. Не путешествие — ссылка. Прямо в Крым, в захолустье, подальше от глаз в вечную опалу.

…Пыльный кабинет, запах старых бумаг и казенной краски. В руках официальный бланк с гербовой печатью времен Российской Империи. Приказ о назначении на должность. Виктор Громов. Коронеръ.

Воспоминания оборвались, оставив после себя лишь горечь унижения и тупую головную боль. Я лежал на чем-то твердом и холодном, и гул в ушах постепенно сменялся осознанием реальности.

Коронер… Российская Империя… это что, галлюцинации? Коронер вроде проводит дознание и устанавливает причину смерти насколько я знал. Но раз Российская Империя откуда здесь западная система дознания… Да и вообще какая к черту Российская Империя, если она рухнула в семнадцатом году двадцатого века?

Где я?..

— Я сказала подними руки, чтобы я их видела!

Пронзительный крик заставил меня с трудом разлепить веки. Все плыло. Темные пятна расползались перед глазами. Мутило.

Собрав остатки сил, я попытался сесть. Руки предательски подкашивались, не желая поддерживать тело. Наконец, оперевшись на локти, мне удалось принять сидячее положение и собрать расфокусированные глаза в кучу.

Я сидел на полу в центре грубо начерченного мелом круга. Линии были кривыми, а символы внутри — бессмысленными каракулями, пародией на оккультные знаки из дешевых голливудских фильмов.

Помещение, в котором я очутился, напоминало заброшенную кладовку. Низкий потолок, облупившиеся стены, несколько ящиков под пыльным брезентом.

А в нескольких метрах от меня, за пределами круга, стояла девушка. Похоже, это она кричала. Лет девятнадцать. Огненно-рыжие волосы, сейчас спутанные и растрепанные. Бледное веснушчатое лицо было искажено гримасой, в которой смешались лютая ненависть и страх. На ней была простая фланелевая рубашка и джинсы явно не по размеру.

Она целилась в меня из небольшого, почти игрушечного на вид револьвера, но в ее дрожащей руке он выглядел смертоноснее любой пушки.

Сердце при виде оружия ухнуло и застучало стократ быстрее. Кто она? Что ей от меня нужно? Почему она целится в меня?

— Опусти оружие, — прохрипел я и тут же осекся.

Даже сквозь непрекращающийся звон в голове я понял, что голос принадлежит не мне. Он был ниже, с какой-то неприятной хрипотцой, словно его владелец много и часто курил. Не мой голос.

Ледяной комок страха шевельнулся где-то в желудке, на мгновение перебив тошноту. Это не галлюцинация. Слишком правдоподобно, чтобы быть неправдой. Запахи вокруг, холодная твердость пола. Все настоящее.

Я поднял глаза на девушку и попытался сконцентрироваться на ней. Лицо показалось незнакомым на первый взгляд, но стоило мне на мгновение выхватить четко ее образ, как голову тут же пронзила острая боль.

Картинка вспыхнула перед внутренним взором. Дорогой кабинет, обшитый темным дубом. Я сижу в массивном кожаном кресле, а передо мной, переминаясь с ноги на ногу, стоит грузный седой мужчина с лицом, изборожденным морщинами. Он озадачен и опечален.

Он умоляет, говорит о своей пристани, о рабочих, о чести… А я лишь презрительно усмехаюсь, лениво перебирая долговые расписки, каждая из которых скреплены сургучной печатью. А за его спиной в тени дверного проема стоит она. Эта самая рыжая девчонка. Алиса Бенуа вместе с отцом Савелием. В воспоминаниях она моложе на пару лет, но с той же самой ненавистью в зеленых глазах.

— Господин Громов… Коронер, прошу вас…

Видение тут же исчезло.

Я убрал руки от лица. Ничего не понимаю. Последнее, что помню — как закончил очередной отчет на работе, насчет которого мне за день до этого на почту приходило анонимное письмо с угрозой и требованием подделать результаты. Я отмахнулся, потому что это было не в первый раз. Сдал отчет и вышел на парковку.

Мокрый асфальт, перекресток. С правой стороны с моей машиной поравнялся черный седан. Посигналил. Я повернул голову и увидел в открытых окнах прорези балаклав. Помню, подумал, о том, что надо бы срочно дернуть ручку водительской двери и выкатиться, но вспышка с хлопком была быстрее.

Выходит… я умер, что ли? И что теперь, вижу причудливые предсмертные галлюцинации?

— Что… что ты тут делаешь? — прохрипел я.

Мой вопрос, кажется, стал последней каплей. Ее самообладание, похоже, державшееся на тонкой ниточке, лопнуло.

— Что я здесь делаю⁈ — взвизгнула она, делая нерешительный шаг вперед. Револьвер в ее руке качнулся. — Ты смеешь спрашивать, что я здесь делаю, Громов⁈ Ты, мерзавец! Чудовище!

Громов. Она назвала меня Громовым. Фамилия из воспоминаний, которые я видел только что, перед тем как открыть глаза.

— Ты отнял у нас все! — продолжала она кричать. В ее голосе появились слезы ярости и бессилия. — Нашу пристань, дело всей жизни моего отца! Ты загнал его в долги своими махинациями, шантажом из-за несчастных случаев! Он поверил тебе, этому твоему столичному лоску, твоим пустым обещаниям! А ты пустил его по миру, оставив ни с чем!

Она задыхалась от слов, ее грудь тяжело вздымалась.

— Он не вынес этого и повесился на балке в пустом ангаре! Ты знаешь, каково это — перерезать веревку, на которой болтается твой собственный отец⁈ Знаешь⁈ — ее голос сорвался на хриплый шепот, а затем снова взлетел до крика. — Я пришла сюда, чтобы ты ответил за все! Чтобы отправить тебя в ад вслед за ним! Я…

Она запнулась, услышав то же, что и я — тихий стон откуда-то справа. Я скосил глаза и только сейчас заметил еще одно тело, что находилось в полуметре от меня прямо на черте меловой границы, смазав линию.

Девушка. Она с явным непониманием повернула голову в нашу сторону. Ее темные глаза открылись.

Она была полной противоположностью рыжей фурии. Черные волосы, выбившись из прически, темным ореолом лежали на грязном полу. Бледное лицо с тонкими правильными чертами.

На ней было простое, но явно дорогое платье-футляр темно-синего цвета, которое сейчас было измято и испачкано меловой пылью. Элегантность и качество ткани резко контрастировали с общей обстановкой.

Затем ее взгляд сфокусировался сначала на рыжей девушке с револьвером, потом на мне, сидящем в центре ритуального круга.

И я увидел, как ее лицо меняется. Недоумение сменилось узнаванием, а затем… затем было ледяное пронзающее презрение.

Она медленно, с видимым усилием села, поправляя растрепавшиеся волосы и с инстинктивной аккуратностью одергивая подол платья — жест, который в этой ситуации выглядел чудовищно неуместно.

Две женщины смотрели друг на друга с немым вопросом, а потом их взгляды снова сошлись на мне.

— Если ты собираешься его убить, то сначала встань в очередь. Я первая сюда пришла, — процедила она сквозь зубы.

Честно говоря, все это казалось каким-то дурным сном. Единственное, абсолютно абсурдное, но подходящее объяснение было таковым: сейчас я — Виктор Громов. Не Алексей Воробьев, судмедэксперт, которого в прошлой жизни, судя по всему, все же убили. А Виктор Громов. Опальный сын, изгнанный из родных стен к черту на кулички, из столицы далеко на юг.

Я посмотрел на вторую девушку. И снова головная боль.

Мозг, не спрашивая разрешения, снова взорвался чужим воспоминанием.

Все тот же кабинет с дубовыми панелями. Напротив меня, ну или Громова, стоял молодой человек. Красивый, с честным, открытым лицом и горящими от праведного гнева глазами. Это был мой/Громова ассистент. Он обвинял меня. Говорил о подложных отчетах и о врачебном долге. А я/Громов смеялся ему в лицо. Жестоко, открыто. Говорил, что он наивный дурак, который ничего не докажет. Что я его сотру в порошок.

Картинка сменилась. Прозекторская. Мой личный стол для вскрытий. На нем тело того самого парня. Я/Громов стою над ним с инструментами, диктуя протокол… и выношу вердикт. Самоубийство на почве нервного срыва. Заключение, подписанное моей же рукой. И следом последняя короткая картинка: она, Лидия. Так ее зовут. В черном траурном платье на похоронах смотрит на меня таким же взглядом.

Видение оборвалось, оставив после себя лишь чувство внутреннего напряжения и новый приступ тошноты.

Безумие, в котором я оказался, все еще походило на очень дурной сон при температуре сорок. Но даже при этом я аккуратно предположил, что человек, в чьем теле я, возможно, находился, наделал немало бед и мне, оказавшемуся каким-то неведомым образом в его шкуре, приходиться теперь пожинать плоды.

Эти две женщины, как я смел предположить, пришли мстить мне/Гормову и, по иронии судьбы, выбрали один и тот же день.

Перепалка между ними не заставила себя ждать.

— Какая еще очередь⁈ — закричала Алиса, ее лицо вспыхнуло еще ярче. Револьвер в руке теперь метался между мной и темноволосой женщиной, словно сбившийся с курса компас. — Меня не волнуют твои игры, кукла напудренная! Я прикончу его! А если ты, аристократическая тварь, встанешь у меня на пути, то пристрелю вас обоих! Мне больше нечего терять!

И я в это верил. Если ее слова правда, а как подсказывала мне память так оно и было, эта девушка и вправду находится на грани.

— Тебе стоит заткнуться, малолетка, — произнесла Лидия все тем же беспристрастным голосом, в котором презрения было больше, чем в самом грязном ругательстве. — Твои вопли утомляют. Я долго ждала этого дня и не позволю какой-то рыжей истеричке с игрушечным револьвером все испортить.

— Плевать я на тебя хотела! — выкрикнула Алиса и ее спор с Лидией закончился так же внезапно, как и начался. Вся ее ярость снова сфокусировалась на мне. Она вскинула руку и темное дуло револьвера уставилось мне прямо в переносицу.

Я видел, как ее палец на спусковом крючке дрогнул, побелел от напряжения. Вот оно. Конец моей второй, только что начавшейся жизни.

Но вместо грохота и боли, комнату огласил короткий вскрик. Алиса дернулась, словно ее ударило током, и выронила револьвер. Он со стуком упал на грязные доски пола. Она смотрела на свою руку с ужасом и недоумением и трясла, будто пытаясь стряхнуть невидимый огонь.

Лидия посмотрела на нее с таким пренебрежением, словно наблюдала за неуклюжей официанткой, уронившей ее заказ.

— Неумеха, — скривилась она и, не теряя ни секунды, плавно, как кошка, наклонилась, ее рука в черной перчатке потянулась к валявшемуся на полу оружию.

Ее пальцы уже почти коснулись металла. Мое тело сработало на чистых инстинктах самосохранения. Я рефлекторно дернулся вперед, но девица в дорогом платье оказалась на удивление проворной. Тогда, не имея другого выбора, я резко пнул револьвер ногой. Он отлетел на несколько метров в сторону и со стуком ударился о какой-то ящик в углу.

Я попытался воспользоваться моментом, чтобы наконец встать на ноги, но не успел даже оторвать зад от пола, как перед моими глазами сверкнула сталь. Длинное тонкое лезвие стилета, мелькнув в тусклом свете, устремилась к моему правому глазу. Я инстинктивно зажмурился, ожидая пронзающей боли и рефлекторно выставил руки.

Но ее не последовало.

Я с опаской открыл глаза. Стилет застыл буквально в миллиметре от глазницы. Я чувствовал веющую от него прохладу. Лидия стояла надо мной, склонившись, ее рука с зажатым в ней оружием мелко дрожала от чудовищного напряжения. Ее лицо, доселе непроницаемое и холодное, исказилось гримасой боли и недоумения. Она пыталась преодолеть сопротивление невидимой стены.

— Что происходит? — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Она попыталась надавить второй рукой, но как только ее левая ладонь коснулась правой, ее тоже словно ударило разрядом. Она вскрикнула коротко и зло, а стилет со звоном упал на пол рядом со мной.

Пользуясь замешательством, Алиса снова подскочила к револьверу и потянулась к нему. Но едва ее пальцы коснулись рукояти, как она снова громко вскрикнула, будто прикоснулась к раскаленному металлу.

Обе женщины теперь смотрели то на свои руки, то на меня. В их глазах больше не было чистой ненависти. К ней добавилось нечто новое — страх. Иррациональный страх перед необъяснимым.

А мой мозг, мозг судмедэксперта, заработал, отбрасывая панику. Хотя не могу сказать, что мне не было страшно. Было. Страшно, непонятно и еще многие уместные синонимы. Но также я был вынужден анализировать.

Случайность. Совпадение. Закономерность. Три этапа. Сейчас было два случая. Две попытки причинить мне прямой физический вред — и обе провалились, причинив боль им самим.

Мне нужна от них третья попытка, чтобы убедиться в своей догадке.

Ситуация продолжала накаляться, потому что-то, что случилось, выходило за все рамки обычной здравой логики. Почему? Почему они не смогли меня убить? У них все карты на руках, чтобы закончить начатое. Но вместо этого, словно в плохом фильме ужасов, они роняют оружие в самый ответственный момент и не могут убить маньяка.

Если это не deus ex machina, то я даже не знаю, как это объяснить.

— Ты подонок, Виктор Громов, — прошипела Лидия, отступая на шаг. Ее лицо было бледным и выражало легкий испуг с непониманием, но ненависть во взгляде никуда не делась. — Я с самого начала знала, что ты связан с чернокнижием… Надо было сразу донести на тебя в Святую Инквизи…

Ее челюсть сомкнулась с такой силой, что я услышал отчетливый щелчок зубов. Она замолчала на полуслове, ее глаза расширились от новой волны ужаса и боли. Лидия схватилась за подбородок, словно пыталась силой разомкнуть сведенные судорогой челюсти.

Что это? Почему ее челюсть сомкнулась, как только она озвучила идею, как бы от меня избавиться? И что что за Святая Инквизиция? Что за бред? Церковный суд в двадцать первом веке? Или так называется какая-то местная спецслужба?

Могу ли я засчитать это как третье подтверждение? Нет… вдруг тут про этих церковников вообще вслух говорить нельзя.

Я медленно поднялся на ноги. Тело было слабым, ватным, но все же слушалось. Я смотрел на двух напуганных женщин, на разбросанное оружие и этот дурацкий меловой круг на полу. И понимал, что никакие здравые объяснения сюда не подойдут. Вообще.

— Давайте успокоимся хотя бы на минуту, — прохрипел я и откашлялся. Слегка пошатывало. Я медленно поднял руки ладонями вперед, универсальный жест «я безоружен».

Это не произвело на Алису ровным счетом никакого впечатления. Она снова бросилась к револьверу, что лежал в полуметре от нее. Пальцы уже почти что коснулись рукоятки, но в следующее мгновение она громко ойкнула и отдернула руку, словно там был не револьвер, а какая-нибудь змея или огромный паук.

И это однозначно было «три». Закономерность… Она даже не смогла прикоснуться к оружию.

Мозг лихорадочно перебирал одни варианты за другими: гипноз, психотропные вещества, какие-то вшитые под кожу блокираторы, типа электрических ошейников? Но откуда? Как? Нет, это глупости…

Это не наука. Я не мог объяснить происходящее ни с точки зрения медицины, ни физики или какой-нибудь еще науки. Может, конечно, теология, но я ее в расчет не брал.

Это что-то другое. Что-то, для чего в моем словаре не было подходящих терминов. Кроме одного. Того самого, которым можно объяснить почти все непонятные явления в мире.

Магия.