Смыкает веки предвечерний сон.
Ползет по круче ветхая ограда.
Водой озерной четко отражен
Забытый уголок пустого сада.
Смотрю на дно, в пустую синеву,
На бег привычный облачных скорлупок,
Осенний мир, в котором я живу,
Он так же молчалив и так же хрупок.
Коля проснулся поздно, отца уже не было. Он прочел оставленную ему записку, нехотя позавтракал.
Отец советовал прийти в гавань и ребят пригласить: сегодня к обеду ожидался транспорт с Оранжерейного, который должен был привезти экзотические плоды марсианского стреляющего растения, впервые выращенные в земных условиях, на архипелаге.
Перечтя записку, Коля подошел к окну, включил максимальную прозрачность и долго смотрел вниз.
Улица жила привычной жизнью. Струились разноцветные транспортные ленты — каждому цвету отвечала определенная скорость. Многие, впрочем, предпочитали пешую ходьбу, особенно в такой погожий осенний денек. Правда, ветер был достаточно свеж, он заворачивал прохожим полы плащей, рвал из рук сумки, весело и свирепо кружил листья, которым удалось миновать магнитные ловушки роботов-уборщиков.
Конечно, увидеть марсианскую гарангу и пострелять из нее в цель было заманчиво. Но выходить после вчерашнего на улицу… При одной мысли об этом у Коли мурашки побежали по спине.
Он отошел от окна, и перед глазами тут же всплыло вчерашнее.
В школьные каникулы, как известно, всегда находится множество дел, набегает масса занятий, и одно интереснее другого.
После волейбола Коля зашел в читальный зал, чтобы просмотреть свежие журналы. Больше всего его интересовал, конечно, шахматный вестник.
Увлекшись заковыристым этюдом, он засиделся допоздна, до самого закрытия.
Приморский бульвар встретил его сиянием панелей, говором и смехом оживленных прохожих, запахами йода и соли, крепнущим бризом, неутомимо тянущим с моря.
Куда идти мальчишке, если он свободен от уроков, а дело происходит в портовом городе и время не очень позднее? Ну, разумеется, в порт!
Мальчик шел, беспечно посвистывая, из головы не шла шахматная позиция.
За спиной почудился какой-то шорох, Коля оглянулся: позади ковылял, догоняя его, высокий, как башня, Аполлон. Мигом припомнился недавний эпизод с бананами. На этот раз, однако, Аполлон был без груза. Но все равно перемещался он тяжело, с трудом переставляя еле гнущиеся конечности.
— Что ты хочешь, Аполлон? — спросил Коля, от удивления слегка замедлив шаг.
В ответ послышалось лишь неразборчивое бормотание. Антенна на голове Аполлона покачивалась, словно куст под порывами ветра. Острое чувство жалости к роботу пронзило Колю.
— Говори помедленнее, — попросил он.
— Светло-синие… синие… — почудилось ему в бормотании Аполлона, который продолжал надвигаться на него.
— Ты, наверно, никак не приспособишься к тяжести. Сходи в роботомастерскую, — посоветовал Коля, переходя на другую сторону улицы.
— Два лесных озера, — выпалил Аполлон и двинулся за мальчиком, тяжело переваливаясь на ходу.
— Помочь тебе? Говори! — произнес Коля и остановился.
— И голос… тот же… — продолжал Аполлон. — У меня в памяти его обертоны записаны.
— Записаны? — наугад спросил Коля.
— Записаны, — радостно подтвердил Аполлон, — и время их, к счастью, не стерло…
— И что?
— Искра! Такое совпадение не может быть случайным.
— Ступай в техническую службу порта, — произнес Коля, начиная терять терпение. — Я не смогу помочь тебе.
— Ты, ты! Искра! Помочь, спасти… — подхватил Аполлон дребезжащим голосом.
— Вот, вот. Тебя там спасут, — ласково, словно уговаривая малого ребенка, проговорил Коля. — Знаешь, какие в гавани мастера-робототехники? Их даже в Зеленом городке знают!
Упоминание Зеленого городка произвело неожиданное действие: робот перестал покачиваться и заметно выпрямился, глаза его заблестели. Видимо, какое-то глубинное воспоминание всколыхнуло его угасающую память.
«Бедняга, совсем разладился», — подумал Коля и двинулся не спеша вперед. Аполлон неожиданно догнал его и, протянув огромную лапу, похожую на клешню, коснулся плеча мальчика. Слегка обеспокоенный, Коля отпрянул: он знал, какой силой обладает белковый робот. Острый словно бритва резец, выпущенный на мгновение Аполлоном, оставил надрез на серебристой материи куртки.
Прохожие с недоумением смотрели на странную пару: впереди, запыхавшись от быстрой ходьбы, шел Коля, за ним, стараясь не отстать, двигался Аполлон. Самолюбие не позволяло Коле перейти на бег. На ходу он лихорадочно соображал, что делать. Аполлон ведь, в сущности, безобиден. Как ребенок. Просто с мыслительным аппаратом и памятью что-то не в порядке, но это пройдет, когда он адаптируется к земным условиям, приспособится к тяжести. У него саморегулирующиеся системы. Между тем, если сообщить по инфору в технический центр о происходящем… Кто их знает, как там отнесутся к Аполлону?.. Да потом, сейчас и остановиться опасно. Коля прибавил шаг.
Какая-то женщина, идущая навстречу, уступила дорогу и вскрикнула, глядя на них.
Коля подумал, что все происходящее похоже на дурной сон. Но плечо, еще нывшее от крутой хватки Аполлона, убеждало, что это реальность.
— Мальчик, что у вас происходит? — спросил мужчина в форме сотрудника гавани.
— Все в порядке. Мы играем! — крикнул Коля, не желая привлекать ничьего внимания.
Мужчина покачал головой, глядя им вслед.
Коля бросил взгляд по сторонам и едва не расхохотался. Как это он сразу не догадался? Проще простого избавиться от назойливого преследователя с помощью бегущей ленты. Где уж неуклюжему Аполлону состязаться с ловким мальчишкой? Перепрыгивая с одной ленты на другую, он быстро добрался до самой скорой. Шершавый поручень, за который он ухватился, придал уверенности, в ушах сладкой музыкой запел ветер.
Когда Коля оглянулся, Аполлон остался далеко позади. «Белковый побудет один и сам собой придет в норму», — подумал Коля. Он помахал Аполлону рукой, и тот исчез за поворотом.
Порт, как всегда, жил напряженной жизнью. В свободное время Коля мог часами наблюдать, как стройные плазмоходы швартуются у многоярусного причала, как споро и весело идет работа по погрузке и выгрузке. Не зря гавань называли портом четырех стихий — ведь здесь скрещивались морские, сухопутные, воздушные и космические пути.
Знакомых ребят Коля в порту не нашел, но ему и одному не было здесь скучно.
Миновав причалы, он незаметно углубился в старую часть порта. Древние пакгаузы, заросшие у основания мхом, чем-то напоминали старинные крепости — быть может, узкими зарешеченными окнами, похожими на бойницы. Кое-где под открытым небом валялись механизмы, которыми никто не пользовался, ветхие машины, давно пришедшие в негодность. Коля переходил от одной к другой, пытаясь угадать их назначение. Задачки похлестче шахматных! Изломанное, ржавое железо, подгнившие доски, пахнущие прелью, покоробившийся от времени и непогоды пластик…
Осенний вечер вступал в свои права. Потянуло сыростью и холодом.
Уголок гавани, куда забрел Коля, был безлюден, и обычный портовый шум почти не доносился сюда. Он уже совсем собрался было идти домой, когда внимание его привлекло приземистое строение, никогда прежде не виданное. Впрочем, он и всего-то забредал сюда один-два раза. Коля решил войти внутрь.
Дверь подалась неожиданно легко. Воздух в помещении был затхлый, застоявшийся. Сначала глаза ничего не могли разобрать — подслеповатые оконца почти не пропускали свет, к тому же успели сгуститься сумерки. Однако вскоре снаружи вспыхнула панель ночного освещения, расположенная недалеко от одного из окон, и в помещении стало посветлее.
В одном углу внимание Коли привлекли большие сосуды необычной формы из обожженной глины. По форме полустертых букв на них он догадался, что это древнегреческие амфоры, недавно выуженные с морского дна в числе прочих находок — все в портовом городе знали об этом.
Он щелкнул по амфоре, и она ответила тихим мелодичным звоном. Поодаль стоял сосуд меньших размеров. На стук он отозвался глухим звуком. Присев на корточки, мальчик запустил внутрь руку: посудину почти до самого верха наполняли монеты.
Коля достал горсть монет и поднес их поближе к окошку, чтобы лучше разглядеть. Монеты были старые, позеленевшие от сырости и протекших столетий, с неровными краями. Изображения на них разглядеть было невозможно, как Коля ни старался.
Он ссыпал монеты обратно в сосуд и двинулся дальше. Сомнений не оставалось — здесь сосредоточены находки, которые были обнаружены во время реконструкции порта и предназначенные для одного из исторических музеев.
Внимание Коли привлек обломок весла. Длинная ручка была отполирована до блеска прикосновениями тысяч ладоней. На весле болтался обрывок ржавой цепи… «От древнего весельного судна, — догадался Коля. — Раба приковывали к веслу, чтобы он ни при каких обстоятельствах не мог покинуть корабль».
Совсем целые песочные часы, чудом сохранившиеся… А рядом неуклюжий космический скафандр с приставшей к нему сухой трухой водорослей. «Конец двадцатого века», — на глаз определил мальчик.
Двигаясь в глубину пакгауза, он удалился от входа на порядочное расстояние. Внутри помещение оказалось гораздо больше, чем можно было подумать, глядя на него снаружи. Он медленно брел словно по туннелю, разглядывая слева и справа предметы привыкшими к полутьме глазами.
Дверь позади скрипнула, Коля обернулся. На гладкий пластиковый свет перед входом упал желтый наружный свет. Затем его перечеркнула медленно надвинувшаяся тень.
Мальчик до боли закусил губу, едва не вскрикнув: в дверном проеме стоял Аполлон.
Какое-то время робот стоял в нерешительности, словно собака, потерявшая хозяина. Наконец он принял решение и тяжело перешагнул порог.
От неожиданности Коля инстинктивно шагнул к стене, как бы ища защиты. Опрокинутый кувшин загремел под ногами, и робот устремил внимание на источник шума. Заметив мальчика, он зашагал в его сторону, раскачиваясь, словно корабль в шторм.
Острия головной антенны Аполлона царапали по низкому потолку пакгауза. Унылый скрежещущий звук завораживал Колю. Расстояние между ним и роботом неуклонно уменьшалось. Белковый что-то невнятно рокотал. Коле удалось разобрать отдельные слова:
— Спасти… Спасти… Магнитное поле… Путепровод…
Итак, Аполлон еще не адаптировался, не успел прийти в себя. В таком состоянии он мог представлять опасность — в этом Коля убедился на собственном опыте. Необходимо было что-то предпринимать, пока не поздно. Может быть, воздействовать на логическую схему робота, пытаясь ее наладить?
— Аполлон, какое магнитное поле? Какой путепровод? Кого нужно спасти? — громко и внятно спросил мальчик, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
При первых же словах робот замер. Клешни рук угрожающе, как показалось Коле, поднялись. Кто знает, что у нее на уме, у вконец разладившейся белковой системы?..
— Те же обертоны… Искра… Искра…
Коля продолжал отступать, Аполлон приближался. Потревоженная ими пыль поднялась густым облаком, и мальчик несколько раз чихнул. Торчащий из какой-то доски гвоздь порвал штанину и до крови расцарапал ногу.
Внезапно Коля наткнулся спиной на стену. Дальше отступать было некуда — пакгауз кончился.
— Аполлон… Аполлон, остановись! — кричал, требовал, просил мальчик, но робот продолжал шагать, неумолимый, словно командор.
Тогда Коля обхватил обеими руками амфору, стоявшую у его ног, посудина оказалась дьявольски тяжелой — и швырнул ее навстречу Аполлону.
Не долетев до робота нескольких метров, амфора упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки.
С хрустом ступая по черепкам, робот, продолжая бормотать свое, проследовал дальше.
— Я спасу, я спасу тебя, Искра, — рокотал он. Или обезумевшему от страха Коле это только почудилось? Да и времени прислушиваться к бормотанию робота у него не было. Нужно было думать, как избегнуть встречи, счет теперь шел на мгновения…
— Ты в смертельной опасности… но я… но я… — Отдельные осмысленные слова всплывали в бессвязной речи Аполлона, словно щепки в бурливом потоке. Но они только усиливали опасения Коли: ясно, что робот находится в плену какой-то воображаемой, нереальной ситуации, а в таком состоянии он и опасен.
Проскочить мимо Аполлона к выходу и думать было нечего: мальчик убедился в этом после нескольких неудачных попыток. Широко расставленные щупальца робота без усилий перегораживали в поперечнике весь пакгауз.
Со стороны могло показаться, что они играют в догонялки — робот и человек.
Когда Аполлон оказался рядом, Коля схватил оказавшееся под ногами весло, снабженное цепью, и принялся наносить удары по преследователю. Но роботу это было как слону дробинка. Похоже, он даже не обращал внимания на удары, погруженный в пучину каких-то своих умозаключений.
Еще секунда — и клешневидные щупальца, из которых показались острые закраины, протянулись к Коле, который отчаянно закричал. Робот, не обращая внимания на крик, обхватил его поперек туловища и поднял под самый потолок, так что Коля ударился о гофрированную крышу.
— Пусти, — прошептал он. — Слышишь? Пусти.
— Не бойся, землянин. Здесь ты в безопасности, — пророкотал робот, туже сжимая клешни.
Унизительное чувство собственного бессилия охватило мальчика, и он заплакал злыми слезами. Затем забарабанил что было сил по литой спине робота, однако только расшиб руки.
Держа мальчика в клешнях, робот начал описывать по пакгаузу круги, все туже сжимая щупальца. Он был похож на заклинившуюся машину.
Изловчившись, Коля дернул головную антенну. Болевой разряд пронзил некогда великолепное, сохранившее до сих пор чуткость тело Аполлона. Глухо охнув, он сначала замер на месте, затем медленно опустился на колени. Клешни разжались, полузадушенный Коля выскользнул из них и опрометью бросился вон из пакгауза.
У самых дверей он оглянулся. Робот, задрав клешни, медленно заваливался на бок. Если бы мальчик не успел выскочить, робот задавил бы его собственной своей тяжестью.
…Все это невероятное происшествие промелькнуло в голове мальчика, когда он проснулся.
«Может быть, это все мне только приснилось?» — подумал с надеждой Коля. Но нога, расцарапанная гвоздем, и многочисленные ссадины красноречиво говорили, что приключение в пакгаузе было в действительности.
Интересно, где сейчас Аполлон? Остался в пакгаузе, прекратил существование? Или с затуманенным рассудком снова бродит по улицам города? Но он ни для кого не представляет опасности, ведь Аполлона по неизвестной причине интересует только он, Коля.
Коля сделал зарядку, понырял в бассейне, позавтракал и, задумчиво вертя в руках записку, оставленную отцом, думал, что делать дальше.
Странная вещь! Он не испытывал к Аполлону неприязни, а только жалость. И хвалил себя за то, что не рассказал отцу о происшествии в пакгаузе.
Аполлон долго лежал без сознания на полу пакгауза, затем постепенно пришел в себя. Медленно, покачиваясь, покинул пакгауз.
Больше всего его мучило полное поражение памяти. Бродя по пустынным бульварам и притихшим ночным улицам, он силился выудить хоть что-нибудь из ее глубин, но за всю ночь сумел припомнить только одно.
…Небольшое озеро в горах. И тогда стояла осень — такая же, как сейчас. Он только вернулся в Зеленый из какой-то — теперь не вспомнить межзвездной экспедиции. Первым делом, конечно, навестил Карпоносова. Иван Михайлович был совсем плох. Аполлон предложил свозить его за город, надеясь, что конструктору-воспитателю там станет получше. Так они очутились на озере — самом любимом месте Карпоносова.
За время отсутствия Аполлона Карпоносов еще больше исхудал, борода его стала как снег. Он говорил мало, больше слушал рассказы Аполлона о последнем полете. Откинувшись в шезлонге, глядел в небо, на проплывающие тучи, тяжко набухшие проливными дождями, которые вот-вот грянут… И не поймешь, слышит он Аполлона или нет. «Столько лет смотрю в земное небо, но только сейчас заметил: облака похожи на проплывающие скорлупки», — вдруг замечает он слабым голосом.
Вот эта картина, подернутая дымкой, и выплыла теперь в памяти Аполлона: потемневшее озеро на дне горного ущелья. Ранний вечерний сумрак, борющийся с хмурым днем. Вдали — полуразрушенная ветхая ограда, неизвестно кем и с какой целью сооруженная. Облетевший сад, печальные яблони с узловатыми, словно изломанными ветвями. Одинокая фигура Ивана Михайловича в шезлонге. Он, Аполлон, закончив рассказ о полете, подходит к берегу, долго смотрит на водяную поверхность, подернутую еле заметной рябью. Вода, подобно зеркалу, отражает в себе целый мир, бесприютный, хрупкий осенний мир…
Робот решил, что ему необходимо любой ценой снова разыскать юного землянина Николая Искру, с которым его, Аполлона, связывает какая-то непостижимая, все время ускользающая загадка. Быть может, именно этот мальчик поможет ему восстановить память, без которой невозможно существование.
Но как разыскать Колю в огромном городе?
…Конечно, с годами Аполлон многое потерял, но кое-что и приобрел. Так, чувства, которыми наделил его на свой страх и риск в свое время конструктор-воспитатель, за долгие века утончились и развились. Многое Аполлон научился схватывать, угадывать на лету по еле уловимым признакам. Люди, возможно, назвали бы это свойство старого робота интуицией.
Восстановив двигательную функцию, Аполлон отправился на поиски жилища, где обитает Коля, отыскивая правильный путь по одному ему известным приметам.
…В конечном счете любопытство и желание увидеть марсианскую гарангу пересилили опасения, и Коля решил отправиться в порт.
С бьющимся сердцем приоткрыл он дверь и выскользнул на оживленную улицу.
У парадного его терпеливо поджидал Аполлон.