Апогей. Часть 1

Часть 1 Глава 2

23 сентября

Поселок Текос

База «Исток»

16.23 по московскому времени

Мила зашла в кабинет и бессильно рухнула в кресло. Вика, уснувшая за столом, моментально проснулась и осмотрелась по сторонам.

— Как все прошло? — Колмагорова встала и подошла к Людмиле.

— Я не знаю, что за человек этот Воеводов, но здоровья в нем на десяток. Любой другой на его месте умер бы несколько часов назад. — Мила закрыла глаза и откинула голову назад. — Двенадцать осколков. Повреждение внутренних органов и артерий, сильная кровопотеря. Две кости перебиты. Контузия. Если бы не Ваня, я бы точно не справилась.

— Жить будет?

— Надеюсь, а то столько стараний коту под хвост. Сейчас все зависит только от его организма. Необходим очень долгий период реабилитации и восстановления. Он у нас надолго.

— А что с Сахаровым?

— Проникающее ранение в брюшную полость. Внутреннее кровотечение. Операция была проще, чем у Воеводова. Вырезали часть кишечника, купировали кровоизлияние. Оправиться намного быстрее, но последствия этого ранения будут преследовать его всю жизнь. Четверо ребят из войска Вадима останутся навсегда калеками, без рук или ног. А уж сколько человек вчера получили ПТСР, мне и подумать страшно.

— Тебе надо отдохнуть. — Вика сочувствующее посмотрела на лицо Милы, уставшее, осунувшееся, с темными кругами под глазами. — Понимаю, что кроме тебя никто не поставит их на ноги, но о себе тоже нельзя забывать. Ты не машина, постоянно пахать на пределе — рано или поздно свалишься.

— Сейчас в душ и несколько часов сна, обещаю. — Мила попыталась улыбнуться.

— И поесть не забудь, ты уже сутки почти не ела.

— Обязательно. А потом — в «Восход». Там еще работы непочатый край. Неизвестно, как это химоружие скажется на людях, надо постоянно контролировать их состояние.

— Со мной Саша связывался, люди Воеводова, оставшиеся на базе под Майкопом, предложили свою помощь и уже приехали в «Восход». Помогают с охраной. Среди них два медика, уже начали осмотр пленных.

— Хоть какая-то хорошая новость за последнее время. — Людмила облегченно вздохнула. — А Князев уже стал Сашей? Первый раз слышу, чтобы ты его так называла.

Вика посмотрела на Милу, вскинув одну бровь.

— Шучу, щучу. Не обращай внимания, это уже нервное. — Отмахнулась Людмила. — Вот теперь я тебя узнаю — колючку.

Продрав глаза, первое, что увидел — потолок медблока.

«Опять? Только недавно лежал здесь после стычки с нуклиевцами, и вот снова валяюсь на этой койке. Прописался что ли в этих палатах?»

Сахаров попробовал пошевелиться, но туго перетянутый торс помешал. Осмотрелся по сторонам: та же палата, в которой лежал полтора месяца назад, ничего не изменилось. Мила позаботилась, поместила в одиночную, знает, как он любит одиночество. Солнечные лучи пробиваются через жалюзи, разрезая комнату горизонтальными полосами. В кресле у стены дремлет Кочарян, уронив голову на грудь. Будить его не хочется. Приподнял одеяло и посмотрел на забинтованный живот и торчащие из него трубки, уходящие под кровать. Выглядит жутко. Еще больше нервирует, что нельзя встать. Опять ограничение. Опять он в больнице. Может это судьба? Всю жизнь провести, не выбираясь из медицинских казематов? Вроде и покинул «Исток», но волей случая опять оказался здесь.

Джавид зашевелился, открыл глаза и потянулся. Заметив пришедшего в себя Марка, он подскочил, оступившись на отсиженной ноге. Замахал руками, ловя равновесие и шлепнулся обратно на стул.

— Блин, вырубился и всю задницу отсидел. Ох, как же я ненавижу это чувство. — Кочарян потер ноги. — Словно сотни крошечных ежей бегают под кожей. Ты как? Медсестру позвать?

— Нормально. Пить только хочу очень, во рту — Сахара. — Ответил Марк, облизнув пересохшие губы.

— Тебе нельзя, Мила сказала. Можно рот смачивать. Сильно болит?

— Пока не чувствую ничего. Может потом накроет. Ты давно здесь сидишь?

— Да как тебя на операцию увезли, так в палате ждал. Потом караулил, когда ты очнешься. Я же тебя знаю, подорвешься еще убегать, а тебе нельзя. У тебя пол пуза в шлангах. Ты «Дюну» старую, которая Девида Линча видел?

— Нет.

— Вот там был барон Харконен, жирный просто ужас, у него тоже из живота шланги торчали. Ему их вырвали, и он помер. Точно не помню, как там было, совсем мелким смотрел, но уверен, что, если тебе их выдрать, тоже долго не проживешь.

Марк вздохнул, и покачал головой.

— Что ты вздыхаешь? А кто еще если не я, будет тебя просвещать? Ты же полжизни в психушках провел. — Джавид подошел ближе, взял губку, пропитанную водой, и протянул Сахарову.

— Не пол жизни, а всего несколько лет, и со знанием кинематографа у меня все в порядке. — Марк смочил губы, хоть и хотелось выпить воды большими глотками. — А у тебя работы нет, весь день так сидеть?

— Есть, но сейчас на базе тишина. Большая часть мужчин в «Восходе», по твоему совету, присматривают за пленными. Так что стройку приостановили. И так-то мне и помимо работы есть чем заняться. Я здесь с девушкой общаться начал. — Заявил Джавид, от гордости выпрямившись и театрально задрав голову.

— С девушкой? Ого, а я думал, что ты гей.

— Да пошел ты. Сам ты гей. — Марк обиженно отвернулся. — Что с этим миром не так? Уже простую мужскую дружбу сразу за гомосексуализм принимают.

— Ладно, прости, я пошутил. Я это… — Марк замешкался. — Я ценю, что ты для меня делаешь, честно. Хоть никогда об этом и не говорил. Спасибо тебе. Мне твоя поддержка помогает. Понимаю, что часто веду себя как мудак, но ничего с этим поделать не могу.

Джавид замолчал, ошарашенный откровением Сахарова. Посмотрел на друга, но не смог подобрать слова.

— Это, я пойду, скажу врачам, что ты в себя пришел. — Затараторил он, направляясь к выходу. Остановившись в двери, Джавид повернулся и посмотрел на Марка. — Я знаю, что ты ценишь. Спасибо, что сказал. И извиняться тебе не за что. Ты первый настоящий друг в моей жизни.

Дверь закрылась, оставив Сахарова одного. Непривычное чувство, очень давно забытое и заброшенное, пробралось в сознание.

Князев с Прайсом зашли в столовую, уже успевшую опустеть после обеда.

— Есть хочется до одури. Не думал, что в «Востоке» столько проторчим. — Сказал Саша, осматривая пустые столики.

— Скажи спасибо Серго, если бы не он со своими людьми, мы бы там на несколько дней застряли. — Стив направился к раздаче и попросил еды на двоих. Дежуривший повар встретил с улыбкой, и скрылся на кухне, вскоре вынеся два подноса. Две порции наваристого борща, картофельное пюре с куриными котлетами и овощной салат. Все уже из своих продуктов, свежее и ароматное.

— Как пахнет! — Князев потянул носом. — Давай быстрее кушать, а то желудок уже позвоночник обгладывает.

Сели за ближайший стол и только принялись к трапезе, как у Прайса зазвонил телефон.

— Кто это посягает на святое — отрывать человека от еды? — Спросил Александр, отправляя в рот ложку супа.

— Да, Кир, слушаю. — Прайс включил телефон на громкую связь и положил его на стол.

— Прайс. Необходимо чтобы ты вместе с Князевым приехали сегодня, как можно скорее ко мне, в Криницу. — Интонация Лесного всегда звучала одинаково — сухо и механически.

— Сегодня? А до завтра это не терпит? — Подключился к разговору Саша.

— Это срочно.

— У нас так-то планы есть, работа и свои дела тоже. — Не унимался Князев. Прайс шикнул на него, на что Саша лишь развел руками.

— Все остальное подождет. Необходимо срочно обсудить несколько вопросов. — Кир положил трубку.

— Интересно, он всегда выбирает самый неподходящий момент? — Саша нервно бросил ложку. Аппетит улетучился.

— А что случилось? Вроде ничего срочного делать не надо.

— Я Жене обещал, что заберу ее и мы погуляем, а получится что обманул.

— Ну зайди и объясни ей. — Стив пожал плечами.

— Офигеть, а я не додумался. Ты серьезно, или придуриваешься? Пойди объясни ребенку, что у тебя дела. Она обидится. Не знаю, как у вас там в Америках дети растут, но здесь, у нас, родители часто обещают и не держат слово, зачастую не по своей вине. А детей это ранит, они начинают думать, что они не нужны, что их отодвигают на последнее место. Я хорошо это знаю, сам в детстве так же думал, не понимая, что работа важна, что отец старается для семьи. Здесь нет правых и виноватых, это, мать ее за ногу, жизнь. Но Женька сейчас очень уязвима и гиперчувствительна, она только начала раскрываться и доверять мне. Да, черт возьми, мне самому знаешь, как тошно, если я хоть чем то ее расстраиваю! А этому приспичило. Блин. — Князев скрестил руки на груди. — Может ты скажешь ему, что я заболел?

— Отравился и опять на унитазе сидишь?

— Это ты к чему?

— Ночью я сразу понял, что ты соврал, но понял, что не стоит расспрашивать. Если сам не сказал, значит либо что-то личное, либо не столь важное. — Стив поковырял пюре вилкой и отложил ее в сторону.

— Какой ты проницательный. Надо придумать, что делать, я не хочу Женю расстраивать.

— Может ее с собой взять?

— Она хотела погулять, а не кататься в машине к этому андроиду. Тем более мы собираемся обсуждать важные вопросы и ей станет скучно, у него там не дом, а стерильный кабинет, ребенку абсолютно нечем заняться.

— Точно, не подумал об этом.

— Ладно, пойду, заберу ее с занятий. Может по пути что-нибудь придумаю.

Из-за двери доносится детский смех и шум игры. Князев остановился ненадолго и прислушался. Стало по-хорошему завидно. Только дети могут так искренне и беззаботно смеяться. Умер мир, остатки человечества грызутся и уничтожают друг друга, а они играют и хохочут. Взрослые еще отходят от ночного потрясения, а пластичная детская психика отринула весь негатив и дает просто наслаждаться еще одним днем на этом свете.

«Все бы отдал, чтобы сейчас так же веселиться. Просто жить, ловить каждую секунду, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Вот чему надо учиться у детей: непосредственности и умею чувствовать. Мы слишком зашуганы и перегружены мыслями, за которыми теряем главное — жизнь. Думаем о ней, планируем, рефлексируем, забывая, что именно в этот момент утекают драгоценные секунды, которые уже никогда не вернуть. Мы разучились радоваться, удивляться и быть счастливыми, проживая или в погоне за синей птицей, или в бездне хронической депрессии и фрустрации. „Пурпурный“ показал: ничто не вечно, жизнь каждого может оборваться в любую секунду, кто бы ты ни был, хоть сильный мира сего, хоть утопающий на социальном дне. Если мы сейчас не очухаемся, если такая „оплеуха“ нас не образумит, то человечество обречено. А дети… С них надо начинать. Пока их мозг не загружен штампами былых социальных устоев, необходимо показать им новую жизнь, чтобы они не растеряли эту непосредственность.»

Открыл дверь и первое, что увидел, множество счастливых детских лиц с раскрасневшимися щеками. Они бегали вокруг Татьяны Валерьевны, сидящей на полу и пытающейся схватить, и с визгом и смехом уворачивались от ее рук. Женя, еще совсем недавно стеснявшаяся даже говорить, наворачивала круги со всеми, увлеченная игрой. Саша застыл и засмотрелся на девочку. Женя, заметив Князева, подбежала и крепко обняла.

— Уже, мы идем гулять? — Сказала она, запыхавшись. — Можно я еще чуть-чуть поиграю и тогда пойдем?

— Да, конечно. Я подожду. — Саша про себя обрадовался, так как еще не придумал объяснения для своей отлучки.

Женя развернулась и бросилась в круг бегающих детей, влившись опять в игру.

— О, смотрите кто у нас здесь. — Услышал Князев за спиной голос Вики. — А чего это ты так рано? Обычно позже ее забираешь.

— А ты что здесь делаешь?

— Хотела с ней погулять, перед тем как ты ее домой отведешь. Получить дозу антистресса, так сказать. Да и Женьке полезно побольше дышать свежим воздухом и общаться с представителями женского пола.

— Мы тоже собирались с ней идти на прогулку. Она даже предложила тебя позвать, видно ей тоже по душе твоя компания. — Саша закрыл дверь и отошел чуть в сторону. — Только у меня не получится, хотел ее об этом предупредить, но не знаю, как.

— Не хочешь ее расстраивать? — Вика сменила тон на понимающий.

— Да я сам уже расстроился. Пообещал ей, и не могу сдержать слово. Мне ее не хватает, со всей этой суетой, стал мало проводить времени с ней. Боюсь, чтобы она не почувствовала себя одиноко.

— Ого, а ты умеешь удивлять. — Вика искренне вскинула брови. — Мужчина, который пытается сдержать слово — редкость! Тебя даже совесть мучает, оказывается, хотя я думала она у тебя атрофированна. Ладно шучу, не злись. Если она хотела прогуляться, то давай я с ней пойду. Мила отдыхает, у меня есть свободное время, тем более, я и так собиралась. Постараюсь ей объяснить, почему тебя нет, так, чтобы она не расстроилась. Женя — девочка умная, не по годам, поймет.

— Спасибо. — Князев посмотрел девушке прямо в глаза. — Ты очень сильно мне поможешь.

— Да ладно, я за Женьку переживаю, чтобы она не грустила. — Вика встала и подошла к двери в детскую. Открыв, в последний момент повернулась к Саше и бросила через плечо. — Хотя, может и не только…

17.42 по московскому времени

Поселок Криница

В резиденции Лесного ничего не изменилось. Бетонный «айсберг» посреди виноградников и персиковых садов словно застыл вне времени и пространства. Даже воздух пропитан некоей безмятежностью и спокойствием, несмотря на то, что всего в нескольких десятках километров вчера шел ожесточенный бой. Князев со Стивом выбрались из машины и входная дверь, будто по мановению волшебной палочки, услужливо распахнулась. Белые стены, пол и потолок, все стерильное и пустое, глазу не за что зацепиться.

— Жду вас в гостиной. — Все тот же холодный голос из динамиков.

Молча проследовали по знакомому коридору и увидели Кира, сидящего на диване со стаканом молока в руках.

— Приветствую, присаживайтесь. Голодны? — Ни капли эмоций в голосе, ни толики мимики на лице.

— Спасибо, аппетита нет. — Проворчал Князев, опускаясь на белый диван. — Что за срочность?

— Во-первых, хотел обсудить вчерашний инцидент. Александр, хоть ваша бунтарская инициатива и завершилась успехом, но вы осознаете, какому риску подвергли «Исток» и всю нашу задумку? — Лесной поставил стакан на журнальный столик и скрестил пальцы на колене.

— А что мы по-твоему должны были сделать? Сидеть молча и наблюдать как Нуклий убивает Воеводова? Да, он парень непредсказуемый и его методы решения проблем вызывают вопросы, но не стоит забывать, что именно Вадим вытащил нас из «Рассвета». Не будь его, мы бы сейчас сажали картошку под Крымском и оплакивали смерть Сахарова. К тому же, он умудрился всего за три месяца полностью прекратить деятельность анклавов на территории края, тем самым очень сильно облегчив нам существование. Смогли бы мы так спокойно строиться и набирать людей, не устрой Воеводов восстание Спартака? Сомневаюсь. — Князев, в отличие от Кира, не сдерживал эмоции при разговоре.

— Я не принижаю заслуг Воеводова, но и не сбрасываю со счетов количество загубленных им жизней. Он непредсказуем, импульсивен и готов идти на все, ради своей цели. Ты же знаком с его досье? Мы имеем дело с профессиональным разведчиком — диверсантом, которого годами обучали добиваться своего любой ценой. Множество заграничных миссий, десятки убитых людей, работа под прикрытием, внедрение в стан противника. Потери среди гражданских для него — сопутствующий ущерб. Для таких людей не существует моральных аспектов. Его действия не поддаются контролю и прогнозированию. Он опасен. Мы не можем ставить под угрозу наш план, ради личности столь неоднозначного человека.

— Тебе бы говорить о морали. Ты сам выбрал нас, ссылаясь на свою несостоятельность в человеческих эмоциях и взаимодействиях. Поверь, вытащить Воеводова из котла нуклиевцев было необходимо. Кем бы мы стали в глазах своих же людей? Как бы мы потом разговаривали с Михаилом, Ромой и Марком? Если посеять сомнения, в том, что ты будешь за своих до последнего, в решающий момент любой человек тебя предаст. Люди должны верить, что они не одни, что за их спиной стоит «Исток», для которого ценность человеческой жизни превыше всего. Я сам это только недавно понял, спасибо нашему Капитану «Америка» с его моральным компасом. — Саша кивнул в сторону Стива. — И все твои доводы о рациональности, логике и прочей чепухе, разобьются об простое человеческое: «мы своих не бросаем». Кем бы они не были, какие ошибки бы они не совершили. С этим разберемся сами, за закрытыми дверями, но бросать вот так, просто сделав вид, что мы не при делах, это подло и низко.

— Я так понял, что мы не придем к консенсусу в данном вопросе. Хорошо. Я не буду тебя переубеждать. Надеюсь, что нам не придется заплатить за эту ошибку. Но я убежден, что в результате, вы прибежите ко мне за помощью, и первое, что вы услышите — «я вас предупреждал». — Кир повернулся к Стиву, всем видом показав, что данное обсуждение закрыто. — Сколько у тебя есть свободных людей, способных обучаться и быстро схватывать?

— Э-э-э… — Прайс на мгновение впал в ступор от такой резкой перемены темы разговора. — Надо подумать. Сейчас все заняты в «Восходе». Как разберемся с пленными, человек восемь — десять могу рекомендовать, а что?

— Через две недели я буду вынужден временно покинуть Краснодарский край. Предвосхищая вопросы: необходимо скорректировать орбиты спутников, для дальнейшего использования их в наших целях, таких как гепозиционирование, метеорология, спутниковая связь. Свои сможем запускать еще не скоро, так что надо поддерживать работоспособность существующих. Здесь я не обладаю нужным оборудованием, чтобы проводить данные корректировки, поэтому обязан покинуть вас на время. Связь буду поддерживать. Производственный цех оставляю полностью под твоим контролем и ответственностью, Стив. За короткое время нужно восполнить твои пробелы в знаниях и обучить предоставленных людей для контроля за работой машин. Нагрузка не большая, большая часть процесса регулируется нейросетями. Все ранее анонсированные разработки я предоставлю до отъезда, включая конвертоплан, электродвигатели нового поколения, автономные источники освещения на обновленных светодиодах и нейронные процессоры, для внедрения алгоритмов искусственного интеллекта в электронику. Приступаем к работе завтра. Жду тебя лично с группой людей в девять ровно. — Кир встал и посмотрел на Князева и Прайса. — На этом наш разговор завершен, мне необходимо вернуться к работе.

Лесной вышел из помещения, не дожидаясь ответа.

— И вот стоило нас ради пятнадцати минут выдергивать? Не могли по телефону переговорить? — Возмутился Князев, и хлопнул по приборной панели рукой.

— Скорее всего, Кир хотел переговорить лично. Увидеть твою и мою реакцию. Он не любитель общаться дистанционно. — Стив не отрывает взгляда от дороги, хоть и водит уже лучше, чем несколько месяцев назад, но все равно чувствует себя за рулем не уверено.

— Да мне все равно что он там хотел. Раздражает он меня до скрежета зубов.

— Алекс, ты перегибаешь. Да, он специфический, но нельзя же относиться к нему настолько предвзято. Просто поставь себя на его место, никаких эмоций. Вот даже этого раздражения нет. Лесной не знает, что такое радость, грусть, тоска, восторг, любовь. Это же ужас. Он вообще не живет. Чисто зритель, который смотрит на протекающую мимо жизнь. Даже изобретения не приносят ему никакого удовлетворения. Я заметил, что его увлекает только процесс создания нового, но как только он достигает результата, так сразу теряет к своему детищу весь интерес. Еду в его холодильнике помнишь? Это же просто набор питательных веществ без какого-либо вкуса. Ему даже настолько банальные вещи не приносят никакого удовольствия. Ты на него злишься и не понимаешь, я тоже не всегда. А представь, как себя чувствует он? Мы же воспринимаем мир в первую очередь отталкиваясь от своих эмоций, а он их лишен. Он не понимает людей от слова «совсем». Вот кто-то сказал что-то обидное, и ты расстроился. Эмоция и реакция. А у него не выработан этот паттерн, потому что он не чувствует обиды и не знает, как на нее реагировать. И так со всем. Да, в силу жизненного опыта, он запомнил и выучил самые банальные социальные взаимодействия, но более комплексные эмоции и реакции ему не подвластны. Многие на его месте или закончили бы жизнь суицидом, или ударилась бы в наркоманию и пьянство, что по сути своей тоже медленное самоубийство. Но Кир нашел себя в науке, и старается сделать этот мир лучше, насколько может. Будь снисходительнее, постарайся понять его.

— Меня это просто триггерит. Детская травма. Он очень напоминает моего отца. Тот тоже всегда ходил с безучастным серьезным лицом. Увидеть его улыбающимся или грустным? Да скорее снег розовый пойдет и раки на горе споют «Show must go on» а капелла. А я в лепешку разбивался, старался, хотел, чтобы он гордился мной. Но всегда получал в ответ лишь холодное безразличие. Мне много не надо было, хватило бы и «молодец, сынок» и скупого объятия. Дети же в первую очередь принимают удар на себя, думают, что проблема в них, что они плохие и приносят лишь разочарование. — Выпалил Князев, с такой болью в голосе, словно вернулся в детские годы.

— Так ты поэтому подался во все тяжкие? Наркотики, клубы и прочее?

— Скорее всего да. Старался сбежать от этого мира. Былая потребность во внимании превратилась в затянувшийся подростковый бунт. И не случись «Пурпурный рассвет», не знаю, чем бы это все закончилось. — Саша замолчал и отвернулся к окну.

18.30 по московскому времени

База «Исток»

Женя, набегавшись вокруг пруда, подбежала к Вике и села рядом. Засмотревшись на пистолет-пулемет, девочка осторожно потрогала его пальцем.

— А ты научишься меня стрелять?

— Стрелять? — Вика опешила от такой просьбы. — Зачем это тебе стрелять?

— Вдруг я встречу плохого человека. Будь у мамы такой, она осталась бы жива.

Колмагорова посмотрела на девочку и не нашла слов для ответа, лишь неловко приобняла ребенка.

— Научи.

— Подрастешь немного, обязательно научу. Не потому, что ты маленькая, просто, чтобы справиться с такой штукой, нужно иметь сильные руки.

— Они у меня сильные.

— Не спорю. — Вика отстегнула от оружия магазин, передернула затвор, и, убедившись в безопасности, дала его Жене. — Ну как?

— Тяжелое.

— Вот, а с магазином еще тяжелее. Когда начинаешь стрелять, оно еще прыгает и дергается, как взбесившаяся кошка в руках. Даже я с трудом удерживаю, честно. Чуть окрепнешь, и сразу же будем учиться. А пока я всегда буду рядом, даже если ты меня не видишь, я где-то поблизости, охраняю тебя от плохих людей. — Осторожно забрав у девочки пистолет-пулемет, Вика положила его в сторону.

— П… Саша тоже меня охраняет. Рядом с ним я не боюсь. И с тобой тоже.

— Да, Саша молодец. Вот и сейчас он уехал, чтобы тебе было еще спокойнее и никакие плохие люди не могли и близко к нам подобраться.

— Я знаю. Но все равно скучаю. И по тебе скучаю, когда тебя нет рядом. А почему ты не живешь с нами?

— Ну… — Вика, не привыкшая к таким прямым детским вопросам, растерялась. — Взрослые живут вместе, когда они любят друг друга.

— А вы разве не любите? — Женя посмотрела прямо в глаза. — Мне показалось, что любите.

Колмагорова окончательно растерялась, лихорадочно соображая, что ответить, и сама для себя, не понимая собственных чувств к Князеву.

— Я так и думал, что вы здесь. — Послышался спасительный голос Саши. — Вот я приехал, как и обещал. Чем занимаетесь?

Князев сел рядом и посмотрел на застывшую Вику.

— Я спросила, любите ли вы друг друга, а она молчит. — Женя пожала плечами.

— Какой интересный вопрос. — Саша задумчиво повернулся к Колмагоровой. — Ответь, не томи ребенка.

— Князев иди ты в з… — Вика осеклась на полуслове и посмотрела на девочку. — В загадочные дали потеряйся. Жень, такие вопросы лучше не спрашивать, ты ставишь в неловкое положение.

— Ладно. Может, пойдем еще погуляем? Саш, покажешь вертолет, на котором вы летали.

19.02 по московскому времени

Город Геленджик

Район Голубая Бухта

Потянувшись, Сталюков вышел из спальни. Голова гудит, как с похмелья. Каждый раз после дневного сна, чувствовал себя разбитым и потерянным, словно не спал, а разгружал вагон цемента вручную. Из кухни доносятся голоса: громкий и звонкий Марины, и спокойный Михаила.

— Проснулся? Присаживайся, поешь, а то, как прилетели, ты сразу спать рухнул, даже не перехватил ничего. Ира, в наше отсутствие, накашеварила здесь — бригаду накормить можно. — Федорович по-хозяйски наполнил тарелку пловом. — С курицей, бараниной сейчас не разживешься.

— Так наоборот лучше, не люблю баранину. — Рома подвинул к себе порцию, пытаясь заглушить урчащий живот. — Новости из «Истока» есть?

— Воеводова и Марка прооперировали. Сахаров уже в сознании, Вадим еще нет. — Михаил сел рядом и по старой привычке курильщика, пошевелил губами, словно держал в них сигарету.

— Какие прогнозы?

— Марк быстро оклемается. На нем заживает как на собаке, крепкий мальчишка. С Воеводовым сложнее, ему хорошо досталось. Пока под наблюдением, если переживет эту неделю, то шанс на восстановление есть.

— Да, печально. — Роман опустил голову. — Много наших потеряли?

— Почти всех. — Федорович тяжело вздохнул. — Серго пока отправил людей в «Восход», помогать ребятам с пленными.

— А мы что делать будем? — Подключилась к разговору Марина.

— То же, что и делали: патрулировать побережье и кататься в поисках полезного. Ничего не изменилось, только связываться теперь будем с «Истоком». Как показала вчерашняя ночь, больше всего охранять надо их. Затея Вадима провалилась. Нуклий остался цел, и они знают, где засели ребята. Одной высадкой не обойдется. Потрепали мы их знатно, но они скоро соберутся с силами и нанесут второй удар. Надо быть к этому готовыми. — Ответил Михаил.

— Ты давно с Тимуром связывался? Как он там? — Прожевав, спросил Сталюков, хоть аппетит был и зверский, но из-за прошедших событий кусок в горло не лез.

— Улетел в «Восход», заниматься организационными вопросами. А что?

— Да переживаю за него, он же совсем еще мальчишка, а вчера побывал в аду. Как он с этим справится? Ему же даже поговорить там об этом не с кем, сам знаешь, какой из Марка собеседник.

— Ты прав, после такого легко и крышей уехать.

— Надо проведать его, как обратно вернется.

— А сам-то ты как? Воевать против врага это одно, а вот обстреливать из вертолета обманутых людей, совсем другое. — Федорович пристально посмотрел на Романа.

— Пока не знаю, еще не успел осознать. Больше думаю о том, что дальше будет. Как теперь противостоять Нуклию, когда мы лишились почти всех. Они же просто так это не оставят.

— Я об этом же. Вчера я понял одну вещь: анклавовцы не готовы к таким массированным атакам с воздуха. Они не рассчитывали, что среди выживших будет столько способных управлять вертолетом. Если на земле они могут раздавить даже группировку, подготовленную Воеводовым, то двадцать боевых вертолетов для них уже почти непреодолимая проблема. Надо делать упор на это. Собирать больше вертушек, учить ребят, тренировать. Главный же плюс в том, что они управляются дистанционно, и мы не несем никаких потерь, кроме техники. Не знаю, кто на это надоумил ребят, но он просто гений. С такими технологиями можно не то, что Нуклию задницу надрать, фактически, любой «допурпурной» армии мира.

— Надо мне тоже осваивать летное дело, что «оператором», что, непосредственно, пилотом. — Роман покончил с едой и отодвинул пустую тарелку.

— Правильно мыслишь, как раз хотел тебе предложить. А то, кому я, если что, «Карлсона» оставлю. — Михаил усмехнулся и хлопнул Сталюкова по плечу.

23.42 по московскому времени

База «Исток»

Суета улеглась. Дорожки и тропинки опустели, только летающие дроны и редко проезжающие охранники нарушали тишину. Юлаев, окинув взглядом вертолет, побрел от взлетного поля в сторону жилого корпуса. Свежий летний ветер холодит кожу и наполняет воздух ароматом подступающей осени. Утомленные за последние сутки люди уже разбрелись по комнатам и давно спят. Только Тимуру спать абсолютно не хочется. Противный тремор в руках никак не проходит. В груди — тугая пружина тревоги натягивает диафрагму и мешает дышать. Мысли в голове — бессвязные, рваные, мечутся и носятся, как гонимые ветром листья на земле. Ни аппетита, ни сна. Вообще никаких желаний. Перед глазами — трупы, десятки убитых людей, в залитой кровью форме, с ужасными ранами, оторванными конечностями, костями, прорвавшими кожу, выпавшими внутренностями. И они не уходят, как бы Юлаев не старался. Стоит только закрыть глаза, задуматься или просто засмотреться. В ушах звучат автоматные очереди и стоны умирающих. Страшно представить, что начнется, если он попытается уснуть.

Похлопал себя по карманам. «Блин, бросил же.» Посмотрел по сторонам, подумал с секунду и пошел быстрым шагом в сторону гаражей. Прямо перед боксами — несколько дежурных внедорожников, с ними рядом стоят два техника. Тимур подошел к первой машине и открыл дверь.

— О, привет. — Обратился один из механиков. — Ты куда на ночь глядя?

— По безопасности проверить надо. — Бросил, не поворачиваясь, Юлаев.

Нажав кнопку, завел внедорожник. Никакого привычного рокота мотора и вибрации кузова. Электромоторы абсолютно бесшумны. Вывернув руль, отъехал от гаражей и медленно, словно нехотя, поехал к выезду с базы. Фары воруют у темноты подстриженные кусты вдоль дороги, яркой вспышкой в конусах света, пролетают мимо насекомые. Блики пробежали по окнам непривычно темного административного корпуса. Кажется, что он один не спит во всем «Истоке», как в детстве, когда проснешься ночью, и тихо ходишь по квартире, боясь потревожит спящих родителей. На КПП пропустили без лишних вопросов. За воротами прибавил скорость и открыл все окна. Набегающий ветер из окон начал обжигать холодом, Тимур лишь сильнее вдавил газ. В поселке повернул направо, в сторону Геленджика и, выехав на трассу, разогнал машину. Тяжелый внедорожник кренится в поворотах, проходя их со скрипом шин. Безопасность? Да пошла она куда подальше, эта безопасность. Юлаев откинулся на сидение и крутит руль одной рукой. Покопавшись в ворохе всякого хлама возле уже ненужного рычага коробки передач, нашел старенький MP3-плеер с проводом. Подключил его к штатной аудиосистеме. Список исполнителей не знакомый, одна иностранная музыка. Когда надоело листать, включил первою, в которую ткнул пальцем. На экране плеера высветилось: «Deftones» — «Passenger». Салон авто наполнился тяжелым гитарным рифом. Протяжный меланхоличный вокал, как раз под настроение. Выкрутил регулятор громкости до максимума, чтобы заглушить грохот выстрелов в ушах. Пустая трасса, сплошная тьма вне света фар. Холодный ночной воздух хлещет по щекам, как бьющаяся в истерике девушка. Надрывающиеся колонки, доносящие аккорды взрывного припева. Асфальт, самоубийственно кидающийся под колеса с сумасшедшей скоростью.

«Может просто дернуть руль и все? Доля секунды и конец. Никаких больше анклавов, нуклиев, ракет, автоматов и трупов. Все закончится. Не надо будет стараться, делать что-то, просто темнота. Всепоглощающее ничто. Тихо и спокойно, точнее никак.»

Немного дернул баранкой в сторону. Внедорожник метнулся по трассе, цепляясь шинами за асфальт. Загорелся значок электронного контроля устойчивости. Автомобиль всеми усилиями удержался на дороге, уберегая от неизбежного. Тимур ожидал выброса адреналина, страха, но не почувствовал абсолютно ничего. Лишь хмыкнул себе под нос и продолжил ехать.

Пшада. Центральная площадь. Остановив машину возле совсем крошечного здания автовокзала, выбрался наружу. Магазинчик, в котором он выбил витрину два с половиной месяца назад. Пол уже успел покрыться слоем пыли. Запах гнили выветрился. Открытый ларь с пачками сигарет,достал упаковку Парламента, знакомый и привычный прямоугольник из бумаги в руках. На боку предупреждающая картинка: тощее, очень похожее на высушенных вирусом мумий, тело человека с торчащими ребрами и броская надпись -«мучительная смерть». Усмехнулся и содрал зубами целлофан. Привычный горький дым наполнил легкие, заставив закашляться. Глаза заслезились, по ногам разлилась ватная слабость. Тимур сел на ступеньки магазина и, не обращая внимания на кашель, сделал две глубокие затяжки, наблюдая как тлеющий огонек пожирает белое тело сигареты. Первая прогорела до фильтра слишком быстро. От нее же подкурил следующую, не вставая. Захотелось пить. Окинув взглядом давно неработающие холодильники, посмотрел на небольшую полку прямо за кассой. Квадратная бутылка с диагональной красной этикеткой, ниже лихо шагает английский сэр в цилиндре. Отвинтил крышку, хорошо что без пластикового дозатора. Первый глоток даже не ощутил. Второй обжег горло и повторно вышиб слезы. Уже и забыл вкус алкоголя. Еще два больших глотка. Через несколько минут накатило опьянение, закружив голову и расслабив все тело. Ступени сразу стали очень уютными и удобными. Голова очистилась от всех мыслей. Следующий глоток уже поменьше. Погонял во рту, смакуя вкус. Исток, Нуклий, все отошло на какой-то далекий и забытый план. Вальяжно поднялся и добрел до машины. Сидение показалось самым комфортабельным диваном, на котором сидел в жизни. Опустил спинку, приняв почти лежачее положение и включил музыку, выпустив в потолок облако табачного дыма.

Возвращаться в «Исток» не хочется. Здесь, в самом центре умершего поселка, так тихо и спокойно. Закрыв глаза, представил, что ничего не было. Вообще ничего. Ни «Пурпурного», ни «Рассвета», ни «Истока». Даже службы в армии. Простая ночь, простого дня. Он, после знатных посиделок с друзьями сидит в машине. Тридцать минут в дороге, и он дома, не важно, что водить ему раньше не приходилось и водительских прав никогда не получал. Отец не спит, или за столом, читает и курит, или в зале у телевизора. Ждет непутевого сына. Он даже слова не скажет, лишь посмотрит разочарованно и отправит спать. Мама утром будет обиженная и молчаливая, отойдет только к обеду и спросит, где вчера пропадал, заставил ее нервничать и переживать. Только все это лишь фантазия. Отец с мамой похоронены в саду, они мертвы. Как и все те люди на лестнице штаба лжеНуклия. А он сидит пьяный и с сигаретой в центре умершего поселка.