Антропогенный фактор

Глава вторая

В эпоху начала освоения Пространства существовал закон, запрещающий публиковать данные о личности: внешний вид, возраст, психотип, характерные особенности, послужной список, семейное положение, увлечения, пристрастия… Дикий закон, якобы охраняющий права человека. Бедные предки – не представляю, как они жили, знакомились, поступали на работу? Я ещё понимаю, что различного рода заболевания могут составлять тайну личности, но и о них обязаны знать медикологи. В остальном же… Взять, хотя бы контингент исследовательской платформы на Мараукане, с представительскими досье которого я ознакомился по Галактической сети во время рейса. Теперь я знаю каждого из коллег в лицо, их привычки, уровень профессионализма, знаю, с кем и о чём могу поговорить на досуге, что и от кого следует ожидать в стандартных ситуациях и даже с высокой степенью вероятности предвидеть поведение в нестандартных… Весьма полезная информация, без которой на налаживание отношений и достижение взаимопонимания могут уйти если не годы, то месяцы. Как только наши предки обходились без этого?

Встав в семь утра, я позавтракал и, зайдя в кабинет, ещё раз проштудировал представительские досье, чтобы не ударить лицом в грязь при очном знакомстве. Четырнадцать человек из различных земных колоний: коммодор, координатор работ, навигатор платформы, инженер-биомеханик, архитектор, дизайнер, инженер-дорожник, маршрутный сценарист (как и дизайнер – представитель фирмы-заказчика, в чью компетенцию входили разработка и увязка будущих туристических маршрутов), два экзоархеолога (один специалист по гуманоидным цивилизациям, другой – по негуманоидным), физик-тополог (специалист исключительно по топологическим аномалиям материальных объектов), ксенобиолог, медиколог, планетолог.

Вчера я уже познакомился с четырьмя членами команды, и, по правде сказать, разве что общение с Юттой Бригит оставило хоть и двойственное, но, в общем, благоприятное впечатление. Сегодня предстояло знакомство с остальными.

Первым в списке значился Корти Ньюмен – навигатор платформы, пятьдесят восемь лет, уроженец колонии Астарда. Седой, благообразный, представительный, немногословный, бывший капитан грузопассажирского флота. Однако его представительность и благообразие были обманчивы, поскольку четыре года назад его уволили из флота за рукоприкладство. Будучи капитаном грузового лайнера, обожал строгую субординацию и наводил порядок на корабле не столько штрафными санкциями, сколько зуботычинами (естественно, о зуботычинах в представительском досье не было ни слова, но у меня имелись и иные, более обширные источники информации).

Марко Вичет, инженер-биомеханик, тридцать два года, считается выходцем из марсианской колонии, хотя на Марсе никогда не был. Небольшого роста, худенький, невзрачный блондин, волосы прямые, редкие, лоб с большими залысинами. Родился в космопорту Весты, где его мать, потомственная марсианская колонистка, работала по контракту диспетчером. Там же и воспитывался, учился в школе для детей персонала космопорта. Образование получил на Ганимеде, и настолько увлечён своей профессией, что нормально чувствует себя только в среде биокиберов и биомеханических игрушек. Знает их устройство досконально, но в то же время является серым представителем многочисленной трудовой армии специалистов, которые «пороха не выдумают». В компании замкнутый, стеснительный, разговоры поддерживает только на производственные темы.

Хорхе Чивер, архитектор, сорок один год, родом из колонии Меченезе. Полноватый шатен среднего роста с невыразительным лицом. Чрезвычайно амбициозен, но абсолютно бесталанен – ни один из его архитектурных проектов никогда не был внедрён, возможно, из-за его чрезвычайной набожности, так как во всех проектах он стремится внедрить элементы готических соборов. Нанят по контракту исключительно потому, что работа архитектора на Мараукане ограничивается компоновкой известных модулей зданий и сооружений туристических комплексов и не предполагает творческих изысканий.

Лю Джун, дизайнер, тридцать восемь лет, землянин, представитель туристической фирмы «Млечный Путь». Брюнет, среднего роста, щуплого телосложения, с тонкими, почти женскими, чертами лица. Необычайный аккуратист, почти на маниакальном уровне. По отношению к собеседнику держится свысока, подчёркнуто светски. Основные функции дизайнера на Мараукане – эстетическая оценка зданий и сооружений туристических комплексов.

Мари Нолано, инженер-дорожник, тридцать восемь лет, уроженка колонии Пиронезе. Худая, сумрачная шатенка, выше среднего роста. Умна, но в компании немногословна. Общения не избегает, но сама не навязывается, говорит только на темы собеседника, в свой внутренний мир никого не допускает. К обсуждению проектов дорожного строительства равнодушна, своё мнение держит при себе, поэтому прокладывает дороги строго по нормативной документации, не делая различий между многополосной эстакадой планетарного значения и мощёной тропкой на сельское кладбище. Страстная любительница голографических игр, которым посвящает всё свободное время.

Эстасио Мугаджи, маршрутный сценарист туристической фирмы «Млечный Путь», тридцать три года, землянин. Полноватый негр среднего роста, крашенный блондин. Экзальтирован, порывист в движениях, разговаривает скороговоркой, перескакивая с одной темы на другую, во время работы часто меняет мнение и никогда не бывает доволен результатом.

Тумаду Исорци, экзоархеолог, специалист по гуманоидным цивилизациям, научный сотрудник Майлетского Ксеноисторического Центра, сорок восемь лет. Худой высокий брюнет, на морщинистом лице постоянное выражение брезгливости, взгляд тяжёлый. Сухарь и педант, обладающий энциклопедическими знаниями в области экзоархеологии. Около пятидесяти изданных научных работ (по сведениям из других источников – в большей степени компилятивных и не представляющих никакой научной ценности). В общении высокомерен, подчёркнуто демонстрирует чувство собственного превосходства.

Леонора Мшински, экзоархеолог, специалист по негуманоидным цивилизациям, младший научный сотрудник Майлетского Ксеноисторического Центра, сорок три года. Маленькая, полная женщина, шатенка с не по возрасту девичьими кудряшками. Улыбчивая, весёлая, говорливая, способная обсуждать любую тему, но на дилетантском уровне. На таком же поверхностном уровне находятся её выводы и заключения по профессиональным вопросам. Индивидуальных печатных работ не имеет, только в соавторстве.

Энтони Холодков, физик-тополог, аспирант Института Физики Пространства на Тантаре, двадцать шесть лет. Русый, курчавый, молодой человек среднего роста с приятным открытым лицом. Подаёт большие надежды как учёный-физик. На работу по низкооплачиваемому контракту согласился исключительно в целях сбора информации о нестабильном топологическом пространстве на Мараукане для докторской диссертации. Упрям, настойчив, вопреки внешнему виду нетерпим к чужому мнению. Ради поставленной цели готов на всё, вплоть до преступления (понятное дело, последние сведения взяты не из представительского досье).

И, наконец, четырнадцатый член «Проекта «М». Я перевернул страницу на дисплее.

Вольдемар Астаханов, планетолог…

Мгновенье я недоумённо смотрел на стереоснимок, затем расхохотался. Называется, доработался! Не хватало только знаконимться с личным представительским досье…

Отсмеявшись, я выключил дисплей и задумался. Прав был коммодор Гримур, не контингент, а паноптикум. Что все вместе, что каждый в отдельности. Если почитать своё представительское досье, то и оно ничуть не лучше.

Был, правда, ещё пятнадцатый член «Проекта «М» – Уэль Аоруиной, каратоидянин, полномочный инспектор Галактического Союза, исполняющий надзорные функции за претворением в жизнь туристического проекта фирмы «Млечный Путь». Однако воочию встречаться с ним вряд ли придётся – он находился в герметичном отсеке с аммиачной атмосферой на третьем ярусе платформы. Ни внешность, ни его характер мне ни к чему – как говорится, ни водку пить, ни проблемы обсуждать совместно не придётся. Его функция – надзирать за соблюдением нормативных требований Галактического Союза к возведению туристических комплексов и в случае возникновения экстраординарной ситуации, либо приостановить выполнение проекта, либо потребовать его свёртывания.

И опять я лукавил перед собой, надеясь, что никогда не придётся сталкиваться с Уэлем Аоруиноем. Конечно, в моём возрасте приходится соглашаться на работу с мизерной зарплатой, но голова на плечах имеется, и разжижения мозга в ней пока не замечается.

Последние несколько десятков лет в обжитых секторах Галактического Союза наблюдался туристический бум, поэтому, вроде бы, ничего необычного проект фирмы «Млечный Путь» не представлял. Туристические фирмы различных рас усиленно расширяли сферу своей деятельности, возводя курортные комплексы на благоустроенных планетах, устраивая сафари на диких животных, организовывая вояжи по планетам с древними культурами… Однако проект организации туристического комплекса на Мараукане рассматривался в Галактическом Союзе десять лет, и столь длительное время утверждения объяснялось вовсе не бюрократическими проволочками. Утверждению мешали две немаловажные причины – нестабильность пространственно-временного континуума на Мараукане и её окрестностях, угрожающая здоровью и жизни туристов, а также полное отсутствие данных о погибшей цивилизации, не позволяющие гидам достоверно осветить быт и культуру исчезнувшего народа. В конце концов фирме «Млечный Путь» удалось-таки пробить свой проект благодаря усилиям опытных юрисконсультов, умело использовавших статистические выкладки смертных случаев во время сафари на диких планетах, а также предоставивших документальные записи пояснений гидов, рассказывающих туристам легенды, ничего общего не имеющие с действительными историческими событиями.

С доводами юрисконсультов фирмы «Млечный Путь» я, в общем-то, согласен – турист не исследователь, ему не нужны достоверные данные, главное – хорошо отдохнуть и получить массу незабываемых радужных впечатлений. Но как раз в том, что турист на Мараукане, какие бы здесь высококлассные туристические комплексы ни возвели, сможет хорошо отдохнуть и получить массу незабываемых впечатлений, я не был уверен. Точнее, неизгладимые впечатления он, скорее всего, получит, но сомневаюсь, что они будут окрашены цветами положительных эмоций. Во всяком случае, я на такой вояж согласился бы только за дополнительные деньги. Что, фактически, и сделал. Но самому платить за посещение Марауканы – увольте!

Вывел меня из размышлений голос секретаря, предупредивший, что оперативное совещание начнётся через пятнадцать минут и состоится оно в зале заседаний на втором ярусе.

Когда я спустился лифтом на второй ярус и вышел в коридор, то увидел, что меня поджидает биокибер. Этакое субтильное создание, похожее на треногую вешалку, выкрашенную в режущий глаз люминофорный оранжевый цвет. Телескопические ручки-ножки, длинное тонкое туловище, увенчанное похожей на стрекозиную головой с громадными глазами и маленьким ртом крючком, на который так и хотелось повесить что-нибудь из одежды.

– Доброе утро, Вольдемар, – поздоровался биокибер. – Разрешите вас проводить?

От лифтовой кабины в глубь яруса вёл узкий прямой коридор с бестеневым освещением, и угадать, где находятся двери, а где боковые ответвления, было невозможно. Понятно, что за стенами находились функциональные отсеки платформы, куда доступ имел только обслуживающий персонал биокиберов, но зачем для людей создавать бестеневой лабиринт? Чтобы некомпетентные личности не совали нос, куда не следует?

– Разрешаю, – кивнул я.

– Прошу.

Биокибер махнул рукой влево по коридору и, как только я пошёл в указанном направлении, пристроился сбоку и чуть сзади.

– Направо. Теперь налево… Ещё раз налево…

– А указатели на стенах сделать нельзя? – сварливо поинтересовался я, в очередной раз поворачивая налево, и тут же застыл как вкопанный.

Посреди коридора, метрах в пяти впереди, сидел на задних лапах громадный, никак не меньше метра от пола до холки, серый крысоид. Омерзительно голый хвост перекрывал коридор от стены до стены, а сам крысоид, не обращая ни на кого внимания, прихорашивался, приглаживая передними лапами топорщащуюся шерсть. Слышал, что в трюмах кораблей водятся крысы-мутанты, но никак не ожидал, что они достигают таких размеров.

– Указатели сделать нельзя, – менторским тоном сообщил сбоку биокибер. – Во время движения платформы происходит параметрическое изменение двигательных отсеков, вследствие чего коридоры также меняют направление. Идёмте дальше.

– Куда? – шёпотом спросил я и, не выпуская из поля зрения крысоида, покосился на своего сопровождающего, прикидывая, как бы сподручнее схватить его поперёк туловища, чтобы обороняться, если крысоид вздумает напасть.

– Прямо, – спокойно ответил биокибер.

– А как же… это?

Я указал пальцем на крысоида.

– Что – это? Я ничего не вижу. Коридор пуст.

И только тогда я понял, что передо мной фантом. Весьма обстоятельный и очень натуральный с виду. Напрасно вчера я посчитал команду платформы неврастениками, без разбора палящими по фантомам. Сам чуть не стал махать биокибером, как палицей, направо-налево…

– Ну-ну… – буркнул я и, пересилив себя, пошёл на крысоида. – Нет в коридоре никого, значит, нет…

Крысиный хвост я аккуратно переступил – уж очень он отвратительно выглядел, – а вот в самого крысоида шагнул с мужественной решимостью.

Всё-таки фантомы Марауканы были чем-то большим, чем обычными голограммами. Сердце обмерло, в ушах коротко, по-мышиному, пискнуло, и фантом исчез. Шедший сбоку биокибер дёрнулся, будто споткнулся, и зацепил мой локоть телескопической рукой.

Я подозрительно посмотрел на него.

– Ты что-то заметил?

– Неидентифицируемое явление… – чуть помедлив, сообщил биокибер.

– Что-что? – удивлённо переспросил я.

– Неидентифицируемое явление, – начал обстоятельно пояснять биокибер, – это такое явление, которое не может быть объяснено с точки зрения заложенной в меня программы. Мои фотоэлементы запечатлели в ультрафиолетовой области некий объект в виде неясного пятна. Время экспозиции объекта составляет две миллисекунды. Поскольку момент появления пятна совпал с необъяснимым сбоем энергопитания, изображение объекта не может быть воспроизведено.

– Понятно…

Ответ, по меркам биокибера, был исчерпывающ, и большего от него не добиться. Придётся самому голову ломать, хотя, скорее всего, не я первый столкнулся с подобным явлением. Надо поспрашивать…

– Веди, Сусанин, – буркнул я и зашагал вперёд.

До зала заседаний мы добрались без приключений, я кивнул на прощание биокиберу и открыл дверь.

В небольшом зале за длинным столом в полном сборе сидела команда платформы и что-то оживлённо обсуждала. При моём появлении обсуждение оборвалось, и все дружно посмотрели на меня.

– Здрасте… – смущённо пробормотал я, обескураженный всеобщим вниманием.

Никто не ответил, все продолжали молча смотреть на меня.

– Извините за опоздание…

– Вы не опоздали – сейчас ровно девять часов, – бесстрастно заметил коммодор.

Он и координатор Тулий сидели в торце стола, остальные – вдоль, друг напротив друга. Тринадцать человек в оранжевых комбинезонах, и один, сидящий у противоположного от коммодора края напротив Энтони Холодкова, в синем комбинезоне десантника. Этот четырнадцатый, в отличие от всех, глядел не на меня, а в сторону, и лицо у него было серо-синим, под цвет комбинезона. Но самое главное – его лицо было моим лицом.

– Кто это? – оторопело спросил я, не сводя взгляда со своего синюшного подобия.

– Это? – фыркнул Энтони. – Это ваш инверт. Сквозь фантом проходили? Извольте расписаться в получении!

Я совсем растерялся.

– И что теперь делать?

– Что делать? Никогда больше не ходить сквозь фантомы!

Я приблизился к столу, внимательно вглядываясь в мёртвенно-синее лицо инверта. Он сидел неподвижно, как истукан, и, в отличие от крысоида в коридоре, не дышал. Как настоящий труп.

– Вы должны совершить обратную инверсию, – подсказал Эстасио. – Садитесь в него, иначе никогда не избавитесь.

Я с недоверием посмотрел на маршрутного сценариста. В глазах негра светилось понимание и сочувствие. Тогда я обошёл вокруг стола, приблизился к инверту и на мгновение замешкался. Казалось, от него веет холодом, как от мертвеца, но, скорее всего, ощущение было инстинктивным, навеянным зрительным восприятием, так как, садясь на стул и совмещаясь с инвертом, холода я не ощутил.

В глазах мигнула неяркая вспышка, в ушах снова, как при прохождении фантома крысоида, по-мышиному пискнуло, и инверт с тихим шелестом лопнул, рассыпавшись по полу белесыми, быстро скачущими в разные стороны шариками.

И тотчас над столом с раздирающим ушные перепонки громом полыхнула молния разрядника.

– Эх, опять не попал! – сокрушённо помотал головой Эстасио, поводя дулом разрядника. Белесые шарики рассыпавшегося инверта исчезли, словно растворившись в воздухе.

– Что за детский сад?! – взорвался коммодор, ударив ладонью по столу. – Вы что себе позволяете?!

– Не кипятись, Гримур, – пожал плечами Эстасио, убирая под стол руку с разрядником. – Надо же образец получить, а тут удобный случай представился…

– Здесь я вам не Гримур, а коммодор Гримур! – отчеканил коммодор и, болезненно поморщившись, прикрыл глаза солнцезащитными очками-консервами. – Извольте охотиться в нерабочее время только на верхнем ярусе и вне помещений! Своим выстрелом вы могли повредить аппаратуру!

– Я отрегулировал дальность разряда… – попытался оправдаться Эстасио.

– Всё, – отрезал коммодор. – Инцидент исчерпан. Начинаем работу. – Его лицо вновь приобрело выражение невозмутимости. – Прошу вас, координатор, – кивнул он сидящему рядом Ктесию.

– Постараюсь быть кратким, – начал Ктесий. – Поскольку с проектом сети туркомплексов на Мараукане все ознакомлены заранее и каждый знает круг своих служебных обязанностей, я не буду останавливаться на достоинствах и недостатках проекта. Мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать проект, а чтобы претворять его в жизнь. Поэтому предлагаю начать с рекогносцировки на местности. Возражения есть?

Никто не проронил ни слова.

– Хорошо, – кивнул Ктесий. Он выдвинул из стола пульт и защёлкал клавишами. – Для начала рассмотрим карту…

Над столешницей возникла призрачная панорама части поверхности Марауканы.

– Всем видно?

Пытаясь избавиться от звона в ушах после грома разрядника, я некстати повёл головой.

– Что-то не так, Вольдемар?

– Нет-нет, всё нормально… Это к делу не относится. Продолжайте.

Сидящая рядом Ютта заглянула мне в глаза, положила ладонь на мою руку и сочувственно сжала.

– Спасибо, – шепнул я.

Она кивнула и убрала руку.

– Здесь в настоящее время находится наша платформа, – сказал Ктесий, и на карте появилась светящаяся красная стрелочка. – В шестидесяти километрах на юго-восток расположен объект номер восемь, условно именуемый по каталогу «Усечённой Пирамидой». В сто двадцати километрах на север – объект номер десять или «Храмовый Комплекс». В сорока двух километрах на северо-северо-запад находится объект номер один или «Руины Мегаполиса». По генеральному плану застройки мы должны начать работы с возведения центрального туристического комплекса у объекта номер один. Однако, после детального анализа ситуации на Мараукане, было решено внести коррективы в генеральный план организации сети туристических баз на планете и начать с объекта номер восемь…

– Чёрт знает что! – возмутился экзоархеолог Тумаду. – Руины Мегаполиса представляют собой наиболее значительный археологический объект, а мы начинаем исследования чуть ли не с самого маленького! Кроме того, Усечённую Пирамиду досконально исследовала экспедиция стапульцев, и никаких остатков цивилизации, кроме самой пирамиды, не обнаружила. В то время как в Руинах Мегаполиса имеются громадные площади культурного слоя…

– Не манкируйте фактами! – ввязалась в перепалку экзоархеолог Леонора Мшински. – Под Усечённой Пирамидой обнаружена сложная сеть катакомб, которую стапульцы не исследовали! Вы находитесь в плену собственной теории антропоморфизма аборигенов и ради этого готовы пренебречь…

– Стоп! – снова повысив голос, прервал спорящих коммодор. – Я не допущу балагана во время совещаний. Не знаю, да и не желаю знать, как у вас, в Майлетском Ксеноисторическом Центре, ведутся дебаты, но здесь будет по-моему. Устанавливаю следующий порядок: основной докладчик сообщает вводную, затем ему задают вопросы, и только после этого начинается обсуждение проблемы. Прошу не перебивать друг друга, не допускать реплик, а своё мнение высказывать в максимально корректной форме.

– Но… – попыталась вставить слово Мшински.

– Всё! – оборвал её коммодор, и внушительно хлопнул ладонью о стол. Будто печать поставил. – С этой минуты это закон. Продолжайте, координатор.

– Поддерживаю коммодора, – сказал Ктесий. – Если бы вы дослушали вводную информацию, никакой перепалки не случилось бы… Итак, продолжаю. Основной нашей задачей на Мараукане является строительство комфортабельных турбаз, связанных между собой разветвлённой сетью туристических маршрутов, а археологические исследования – это сопутствующая составляющая, немаловажная, но никоим образом не первостепенная. Ввиду того, что проект не подкреплён достаточно обоснованными геодезическими изысканиями, а в него вложены огромные ассигнования, решено начать пробное строительство с небольшого объекта, чтобы затем, в случае положительного результата, приступить к осуществлению проекта в полном объёме. Изменения в ходе работ согласованы с Уэлем Аоруиноем, полномочным инспектором Галактического Союза, находящимся на нашей платформе, и утверждены советом директоров фирмы-заказчика.

Ктесий сделал паузу, обвёл присутствующих взглядом и неожиданно усмехнулся.

– Я обещал быть кратким и сдержал своё обещание. Это, практически, всё, что я хотел сообщить. Вопросы есть?

– Имеются, – нервно подал голос архитектор Хорхе Чивер. – Что вы подразумеваете под положительным результатом, и что произойдёт, если результат окажется отрицательным?

– Успокойтесь, Хорхе, – улыбнулся Ктесий. – Под отрицательным результатом подразумеваются вовсе не эстетические характеристики зданий и сооружений туркомплексов – для их оценки в штатном расписании есть дизайнер. Имеется в виду топологическая нестабильность метрики пространства на Мараукане, из-за которой все сооружения могут превратиться в пыль. Если такое случится, мы будем вынуждены прекратить работы и свернуть проект. Ещё вопросы есть?

Вопросов не было.

– Тогда приступим к работе, – взял слово коммодор. – Навигатор Корти Ньюмен, прошу вас через полчаса активизировать двигательный отсек платформы и направить её к объекту номер восемь. Сколько времени вам потребуется на перемещение платформы?

Корти склонился над картой, оценивая расстояние.

– Шестьдесят километров… – пробормотал он. – Думаю, не больше трёх часов.

– Хорошо. По прибытии на место, попрошу физика-тополога провести исследования по стабильности метрики пространства, а планетолога оценить геологическую структуру района для выбора строительной площадки. Данные нужны к утру.

– Этого времени хватит только на предварительное и весьма общее заключение, – категорически возразил Холодков.

– Мне тоже, – подтвердил я.

– А я пока большего и не требую, – развёл руками коммодор. – Эти данные нужны для того, чтобы завтра и остальные члены команды включились в работу. Ещё вопросы будут? Тогда совещание закончено.

– Стоило ли из-за этого собираться… – недовольно поморщившись, пробурчала Ютта.

– Что вы сказали? – переспросил Гримур. Слух у него оказался острым.

– Я сказала, – без тени смущения Ютта посмотрела в глаза коммодора, – что если все совещания будут проводиться на волюнтаристском уровне, то стоит ли нам собираться здесь? Не лучше ли раздавать указания по селектору?

– Согласен, – кивнул Гримур. – С завтрашнего дня так и будет. Сегодня же я собрал вас исключительно ради того, чтобы все познакомились поближе и почувствовали себя одной командой. Что касается вашего замечания о моём волюнтаризме, то прошу учесть, пока я коммодор, моё слово будет решающим. На этом всё. Можете расходиться.

– Казарма… – пробормотала, поднимаясь из-за стола, Ютта явно с таким расчётом, чтобы Гримур её услышал.

Коммодор снял очки, глянул на неё тяжёлым взглядом, но ничего не сказал.

Единения крепко спаянной команды, как того желал коммодор, не получилось. Едва мы вышли из зала заседаний, как все молча, не прощаясь, разбрелись каждый в своё ответвление коридора к индивидуальным лифтам. Честно говоря, я тоже не испытывал особого желания разговаривать с кем-нибудь, кивнул на прощание Ютте, которую пропустил вперёд на выходе, но она неожиданно придержала меня за локоть.

– Вольдемар, вы играете в бадминтон?

– Как вам сказать… – смутился я, приостановившись. – В молодости играл. На дилетантском, конечно, уровне.

– Предлагаю поиграть на лужайке.

В этот момент нас догнал Энтони Холодков. Шёл он с улыбкой, протягивая руку для приветствия, но, когда услышал предложение Ютты, улыбка растаяла на губах, и он демонстративно спрятал руку за спину.

– На старичков потянуло… – процедил он, пренебрежительно окидывая меня взглядом сверху донизу. – Ну-ну!

Он обошёл нас и стремительно зашагал дальше по коридору.

Только этого мне не хватало! Не успел прилететь, как тут же попал в интрижку…

Ютта досадливо поморщилась.

– Через полчаса жду вас на лужайке у дома, – сказала она. – Ракетки и воланы я принесу.

– Боюсь, сегодня не получится, – попытался я отказаться. – Вы же слышали, мне предстоит работать.

– Не пытайтесь увильнуть! – рассмеялась Ютта и погрозила пальцем. – До начала вашей работы ещё три часа, а я больше часа у вас не отниму. До скорого!

Она развернулась и пошла по коридору в противоположную сторону.

Я проводил её взглядом. Фигура у Ютты была как у манекенщицы. Лицо, правда, ординарное – в толпе и внимания не обратишь. Но минуту назад, когда она смеялась, искренне, по-девчоночьи, – лицо преобразилось и стало необычно привлекательным. У каждой женщины свои загадки, но сейчас в Ютте меня интересовала лишь одна: кто из нас больше хотел познакомиться друг с другом – я или она? Кому из нас это больше нужно?

Поднявшись в свой коттедж на лифте, я заказал секретарю теннисные туфли, шорты и футболку, и через пять минут вынул из приёмника одёжного шкафа спортивную форму. Теннисные туфли были оранжевыми, а одежда – в мелкую и тоже оранжевую полоску. Пожалуй, такое цветовое однообразие за год порядком поднадоест: комбинезоны – оранжевые, биокиберы – оранжевые… Как это там в детской песенке поётся: «Оранжевые кибы, оранжевые люди, оранжевый вербл…» то есть кугуар. Впрочем, кугуар был песочного цвета. Но тут я вспомнил фантом крысоида и решил, что с таким однообразием можно мириться.

Как только я переоделся и вышел на порог, на меня, скуля и повизгивая в порыве собачьей преданности, набросился Куги и чуть не сбил с ног. Лёгок на помине. Будь у него язык, непременно бы облизал с головы до ног. Вчера вечером, в надежде, что на ночь он вернётся к своему хозяину, я не пустил его в коттедж, но Куги, по-видимому, ночевал на крыльце, потому что полночи снаружи доносились скулёж и царапанье в дверь. Спрашивается, чем можно царапаться при полном отсутствии не только когтей, но и лап?

– Куги хороший! – потрепал я кугуара за складки кожи и милостиво разрешил ему заглотить правую руку по локоть. Радости кугуара не было границ – понятное дело, основной инстинкт плейширского хищника, а не привнесённые при создании имитанта собачьи повадки. Как говорится, хлебом не корми, а дай что-нибудь заглотать.

В таком виде, с висящим на руке кугуаром, повизгивающим от удовольствия, я и появился на лужайке между коттеджами, где меня поджидала Ютта.

– Вы что, имитантом вместо ракетки играть будете? – фыркнула она.

– Это наш судья, – объявил я, стряхивая кугуара на траву. – Будет следить за правилами… Куги, сидеть!

Сидеть смирно у кугуара не получилось – всё-таки зверь, а не дрессированная собака, – и он радостно запрыгал гармошкой вокруг нас.

Мы с Юттой посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись. На ней были такие же оранжевые теннисные туфли и шорты с блузкой в оранжевую полоску.

– В такой форме нам в паре играть нужно, а не соперниками, – сказал я.

– Это точно, – согласилась Ютта. – Стереотип программы системы обеспечения. Между прочим, в качестве отличительных от фантомов признаков можно использовать также красный и жёлтый цвета.

– Откуда такая уверенность?

– Вы забываете, что я всё-таки ксенолог. Фантомы, подобно дальтоникам, не воспринимают низкочастотные цвета видимого спектра, поэтому и не могут их воспроизвести.

Она расчехлила ракетки и одну подала мне.

– Начнём?

– Попробуем… – с сомнением поправил я. – Эх, тряхну стариной!

– Не прибедняйтесь. – Ютта окинула меня оценивающим взглядом. – Вы ещё ничего… Жирок с живота убрать, и будете, как говорится, «мужчина в полном расцвете сил».

– То есть чуть-чуть лучше рухляди.

– Не надо кокетничать, Вольдемар, – пристыдила Ютта. – Мужчине это не к лицу. Кстати, воланы у меня утяжелённые, поэтому летят далеко и быстро.

Она отошла метров на пятнадцать и уже собиралась подбросить волан в воздух для удара, как лужайка под ногами дрогнула, и инерция, вызванная началом движения платформы, заставила нас наклониться. Навигатор Корти Ньюмен активизировал двигатели платформы и направил её к «Усечённой Пирамиде».

Пришлось пережидать пару минут, пока платформа не вышла на крейсерскую скорость, и положение не стабилизировалось.

Начали мы игру явно в щадящем режиме, однако я, вначале пару раз промазав по волану, в конце концов размялся и стал играть вполне прилично. Оказывается, разучиться играть в бадминтон так же невозможно, как ездить на велосипеде. Почувствовав во мне сносного игрока, Ютта разошлась и начала играть в полную силу. Играла она мастерски, била с правой руки, с левой, снизу, сверху, отражала удары в прыжке и загоняла меня до такой степени, что пот струился по телу ручьями.

Но больше всех игра, по-моему, понравилась Куги. Судья из него получился равно в такой же степени, как и выполнение команды сидеть смирно. Вначале он пытался с визгом гоняться за воланом от меня к Ютте, но, поняв, что за скоростным утяжелённым воланом явно не поспевает, изменил тактику и принялся прыгать вокруг меня, карауля промахи и на лету заглатывая воланы, которых я не доставал.

Когда он проглотил пятый, оказалось, что воланов больше нет.

– Конец игре, – тяжело дыша, сказал я, бросил ракетку и уселся на траву. – Сдаюсь.

– Ну, уж нет! – запротестовала Ютта. – Вы обещали час игры, осталось пятнадцать минут. Доставайте из него воланы!

– Обещал? – безмерно удивился я, вытирая пот платком, который мгновенно стал насквозь мокрым. – Когда же это?

– Когда я предложила поиграть часок в бадминтон, вы не возражали!

Я не стал протестовать и доказывать, что между «обещать» и «не возражать» большая разница. Против женской логики мужчины бессильны.

– Иди сюда, Куги, – обречённо вздохнув, позвал я.

Куги в два прыжка подскочил ко мне и замер напротив, озорно заглядывая в глаза.

– Выплюнь воланы, – попросил я.

Куги отрицательно замотал головой. Получилось смешно, будто в кукольном театре.

– Ага, значит, речь понимаешь… Я так и предполагал… – Ухватив кугуара за загривок, подтянул к себе и приказал: – Открой пасть и выплюнь каку!

Куги вновь замотал головой и попытался вырваться, но я держал крепко.

– Что за упрямая скотина… У тебя от воланов несварение желудка будет.

Я попытался разжать челюсти руками, но это было всё равно, что разжимать медвежий капкан.

– Цирковой номер репетируете? – фыркнула Ютта.

– Пытаюсь исполнить желание дамы, – пояснил я. – Слышишь, Куги, дама просит вернуть воланы…

Держа кугуара одной рукой за загривок, другой я принялся чесать ему подбородок. Куги обмяк, закатил глаза, удовлетворённо заурчал, и пасть от удовольствия приоткрылась. Не мешкая, я сунул в пасть руку. Куги дёрнулся, поняв, что его провели, но было поздно.

– Сиди смирно, а то выверну наизнанку, – предупредил я.

Не будучи уверенным, что удастся вытащить воланы по одному, я нащупал их все, зажал перья в кулак и только тогда выдернул руку.

– Держите, – сказал я, передавая воланы Ютте. – Операция по извлечению инородных тел из желудочного тракта пациента произведена успешно. Он будет жить. Надеюсь.

Конечно, я утрировал, никакого желудочного тракта у имитанта не было и не могло быть. Так, мешок для сбора утильсырья.

Я отпустил кугуара и шлепком отправил гулять. Куги обиженно заворчал, и неторопливо запрыгал восвояси.

Однако стоило нам продолжить игру, как он вернулся и снова весело запрыгал вокруг. Отходчивый характер вложил в него Борацци.

После вынужденного перерыва игра у меня расклеилась. То ли пропало желание, то ли устал, но былой радости от игры я не получал. Солнце стояло в зените вечно безоблачного неба, но почему-то казалось, будто свет начинает медленно меркнуть, застилаемый необъяснимой мглой, навеивавшей апатию и безразличие.

– Да что с вами, Вольдемар? – пыталась подбодрить меня Ютта. – Вы как рак варёный… Соберитесь, нельзя же так! Сейчас откроется второе дыхание. Неужели вы не хотите избавиться от жирка?

Второе дыхание категорически не хотело открываться. Куги перехватил один волан, затем подряд второй и третий. За четвёртым он подпрыгнул высоко, метра на два, и уже открыл пасть, чтобы его проглотить, как вдруг сверху на волан спикировала внезапно сконденсировавшаяся в бесформенную чёрную кляксу та самая мгла апатии и безразличия, которая мне представлялась миражом моей физической усталости.

Фантом и имитант вцепились в волан с двух сторон, но борьбы за его обладание у них не получилось. Ослепительная молния разрядника с громовым треском ударила в фантома, разорвав его и опалив кугуара. Отброшенный взрывом, Куги с истеричным визгом покатился по траве, гася тлеющую на спине шерсть.

– Попал! Кажется, попал! – заорал Эстасио, выбегая из-за ближайшего коттеджа.

Он добежал до места вспышки, упал на колени и принялся ворошить руками траву.

– Вы с ума сошли, Эстасио! – экспрессивно возмутилась Ютта. – Стрелять так близко… А если бы в нас попали?!

– Но не попал же? – отмахнулся Эстасио. – Сами должны понимать, что такое образец. Вы, в конце концов, ксенолог…

– Пещерный вы человек, – только и нашлась что сказать Ютта.

Я перевёл дух, покрутил головой и сел на траву. Права Ютта, ох, как права! Неврастеники, как я раньше думал о своих новых коллегах, это чересчур мягкое определение.

Скуля и повизгивая от обиды, ко мне подполз Куги и положил голову на колени. Я погладил, стараясь не касаться рыжих подпалин.

– Бедненький… – пожалел его. – Меченый ты теперь под цвет защитной окраски.

Куги жалобно заскулил.

– Отдай, пожалуйста, воланы, – попросил я, и он безропотно выплюнул на траву три волана.

– Это все?

– У-у… – тихонько провыл он.

Оглянувшись, я поискал глазами четвёртый волан на траве. Сжечь в прах молния разрядника его не могла, разве что оплавить. Но ни целого, ни оплавленного волана нигде не было.

– Вот что хотелось бы сказать насчёт красного и жёлтого цветов… – обратился я к Ютте, раздражённо запихивавшей в чехол ракетки. – Фантомы их не могут воспроизвести, но знают ли об этом наши неандертальцы?

Я кивнул в сторону Эстасио, лазающего по траве на четвереньках.

Она подняла голову, но ответить не успела. Лужайка под ногами дрогнула, и инерция останавливающейся платформы, заставила её сесть, а меня сильно наклонила вперёд.

До этого я постоянно находился спиной к движению платформы, поэтому ничего не видел. Но когда оглянулся…

Впереди платформы, закрывая полнеба, высилась циклопическая громада Усечённой Пирамиды, чем-то напоминающей абрисом Фудзияму – величественную гору, воздвигнутую богами, у подножья которой, помимо воли, хотелось преклонить колени.

Нет, не почудилась мне мгла, медленно скрадывающая солнце, – на тень от поражающего воображение искусственного сооружения наложилось психокинетическое воздействие конденсирующегося фантома, что и вызвало апатию и безразличие. Но сейчас, когда фантом исчез, ушло и гнетущее чувство безысходности, а его место занял мистический восторг перед нереальным по своим параметрам чужеродным сооружением, в чьё рукотворное происхождение разум отказывался верить.