5.

Август 1943 года. Германия. Остров Узедом в Балтийском море. Ракетный центр «Пенемюнде».


Пожалуй, это был один из самых теплых вечеров, которые Герману Шернеру посчастливилось прожить на романтическом прибрежном острове. Южный, пропахший луговыми травами ветер прорывался откуда-то из глубин Померании, устало теребил кленовую листву на аллеях старинного графского парка и незлыми смерчами уходил в сторону теперь уже сиротливо опустевших причалов насквозь засекреченной рыбацкой деревушки Пенемюнде.

Когда он утихал, со стороны Поморской бухты на секретный поселок Общества кайзера Вильгельма[17] накатывались будоражащие воображение запахи морских водорослей, уже полуразвалившихся, но все еще пропахших рыбацким потом, баркасов да запутавшейся в неводах детства романтики далеких странствий.

Всего лишь неделю назад унтерштурмфюрер СС Герман Шернер получил звание доктора философии. И ничего, что он, технарь до мозга костей, терпеть не мог философию и философов, а строго засекреченная тема его диссертации касалась «аэродинамических и энергетических основ летательных аппаратов особого назначения», которые, скрываясь под кодовым названием «Проект “Haunebu”», могли означать только одно – летающие диски.

Даже такие киты ракетостроения, как Вальтер Ридель, Вернер Браун и Вальтер Гиль (тоже, кстати, пенемюнденские «доктора философии»), допущенные до ознакомления – только в секретном архиве Испытательной команды Норд[18] и только в присутствии ни черта не смыслившего в этой тематике особого уполномоченного СД, – и те листали его объемистый труд с мистической дрожью в руках. Предчувствуя, что соприкасаются с чем-то таинственным и почти потусторонним.

И если сейчас, стоя на веранде изысканного в своей древесной простоте шведского коттеджа, молодой офицер СС и столь же молодой доктор философии предавался каким-то философским изысканиям, то касались они исключительно его собственного восхождения на вершину германской науки, на эту «Фудзияму славы и духа».

Выпускник берлинского Университета Фридриха-Вильгельма (того же, что и научно-технический руководитель[19] Пенемюнденского Центра тридцатитрехлетний барон Вальтер фон Браун), он уже со второго курса углубленно увлекался аэродинамикой. А затем благодаря своему отцу, начальнику Секретного отдела Берлинской высшей технической школы, познакомился с сутью работ специалиста по ракетным двигателям профессора Гельмута Вальтера и специалиста по расчетам ракетных траекторий доктора Эрнста Штулингера; с изысканиями алхимика из группы ракетного топлива концерна «ИГ Фарбениндустри» доктора Фрица Гаевского и некоторыми техническими проектами инженера Эберхарда Рееса, которого совершенно недавно Браун назначил директором Пенемюнденского ракетного завода.

Это отец, оберштурмбаннфюрер СС Максимилиан Шернер, опытный инженер-авиатор из благородного рода саксонских маркграфов Шернеров, ненавязчиво сводил его с нужными людьми, популяризировал научные взгляды и первые научные публикации сына, а главное, никогда не скупился во время застолий в кругу военно-технической элиты. Это он создавал для своего Шернера-младшего уникальное досье из работ, имен, патентов и технических идей, благодаря которому Герман постепенно превращался в обладателя почти энциклопедических знаний в области авиа- и ракетостроения.

Однако по-настоящему Герман Шернер нашел свое истинное увлечение только тогда, когда, с помощью начальника исследовательского отдела министерства авиации Вольфрама фон Рихтгофена, отец сумел добиться для него доступа к совершенно секретным материалам, связанным с летающими дисками, время от времени появлявшимися то над Германией, то над Францией, Италией и некоторыми другими странами – неизвестно откуда и непонятно с какой целью.

Охваченный романтикой этих наблюдений, свидетельств и версий, Герман ознакомился с ледовой космогонией Ганса Гербигера, вступил в общество «Туле» и освоил основные принципы так называемого конвертора Ганса Колера, основанного на принципе превращения гравитационной энергии в электрическую. Это была прекрасная пора познания, когда Герману, еще в университете прозванному Провинциальным Умником, казалось, что он вот-вот подступится к тайне со времен Александра Македонского известных «солнечных дисков» и создаст принципиально новый летательный аппарат, позволив благодарным современникам назвать его просто и скромно – шернером или шернеролетом.

Однако до этого еще надо было дожить, а пока что член элитарного СС-рыцарского ордена-института «Наследие предков», больше известного как институт «Аненербе», потомственный маркграф Герман Шернер, по приказу, последовавшему из штаба Гиммлера, прибывает на Испытательную станцию Вест секретного Куммерсдорфского ракетного полигона[20], детище погибшего во время испытаний первого ракетостроителя рейха Курта Вамке.

Именно здесь, под началом Вальтера Дорнбергера, он и завершал свою диссертацию, именно здесь познакомился со своим земляком, саксонским аристократом бароном фон Вернером, оттуда же и началось его восхождение к славе теперь уже Педемюнденского Умника.

Неожиданно оживший громкоговоритель сообщил, что к району острова приближается авиация противника, однако ни Герман, ни прогуливавшийся по ближайшей аллее парка патруль внимания на него не обратили. Никто не смог бы объяснить Шернеру, почему англо-американские бомбардировочные эскадры избрали именно этот маршрут, но вот уже более месяца, каждый день, если только позволяла погода, они появлялись на северо-западном горизонте, со стороны острова Рюген и залива Грайсвальдер-Бодден, и волна за волной уходили через испытательную станцию «Пенемюнде-Ост» – на Штеттинский залив, к устью Одера, чтобы затем, проделав еще один разворот, следовать на Берлин и Магдебург.

Наполнялось ревом двигателей доселе тихое летнее поднебесье, мерно дрожала земля и нервно подергивался персональный коттедж «пенемюнденского мыслителя»; однако ни разу ни одна бомба на остров или на окрестности его так и не упала. И с каждым таким перелетом гарнизон Центра все больше убеждался, что командование противника так и не догадывается, что скрывается на острове Узедом, какие мощные интеллектуальные силы здесь собраны и чем с утра до ночи занимаются на этом клочке суши более двадцати тысяч военнопленных.

Причем самое поразительное, что и возвращались англоамериканские «летающие крепости», вместе с прикрывавшими их истребителями, тем же окружным путем. Еще поразительным казалось то, что за все это время ни одно зенитное орудие двух противовоздушных дивизионов острова так ни разу и не выстрелило и ни один истребитель из ближайшего аэродрома прикрытия в воздух поднят не был.

Начальник генерального штаба ВВС генерал-полковник Ганс Йешоннек лично приезжал в Пенемюнде, чтобы встретиться с ведущими конструкторами и инженерным персоналом и успокоить: если при пролете англо-американских бомбардировщиков активизировать германскую авиацию и зенитные батареи, это сразу же привлечет внимание вражеского командования и разведки. Поэтому не стоит паниковать; и вообще, за свою без опасность они, пенемюнденцы, могут не волноваться. Ну а рапорты, регулярно поступающие от командования Центра, он, как начальник генштаба, аккуратно складывает в папку, исключительно для истории.

Считая, что изнурявшая его бессонница теперь уже должна отступить, Герман решил отправиться спать. И лишь воспоминание о смазливой чешке Эльжбетте, дарованной ему командованием женского лагеря депортированных два дня назад в качестве домработницы и, как ему объяснили, «женщины для секс-санитарного обслуживания», заставило его еще на несколько минут задержаться.

Было в этой женщине что-то такое, что заставляло относиться к ней с уважением, забывая о временном неравенстве, которое разделяло их сейчас. Ее улыбка, ее чуть-чуть удлиненный римский носик, кончик которого при улыбке слегка вздергивается, ее темно-вишневые глаза…

Пенемюнденский Умник так и не удосужился выяснить, почему она попала в лагерь. Единственное, что он уяснил для себя, – что Пенемюнде стал для нее спасением… от лагеря смерти Дахау, из которого ее чудом вырвала знакомая судетская немка, оказавшаяся там в роли бригадира надзирательниц. Когда набирали команду для переброски в Пенемюнденский лагерь, чешская судетка, наорав на эсэсовцев, буквально вырвала ее из колонны, которую гнали в барак смерти, и буквально в последнюю минуту сумела затолкать ее в машину, уходившую к железнодорожной станции.

Сожалея, что администрация Центра категорически запрещает оставлять у себя «секс-санитарок» на ночь, поскольку спать они обязаны были в своих бараках, создатель летающих дисков скептически наблюдал за тем, как первые два звена бомбардировщиков медленно и неуклюже прорываются сквозь едва освещенные неярким лунным светом облака. Он мечтал сейчас о той ночи, когда, при очередном массированном налете, с пенемюнденского ангара в воздух взмоет недоступный для снарядов зениток и авиаорудий дисколет Шернера.

Мгновенно меняя направление и высоту полета, дисколет (или шернеролет – а почему бы и нет?!) начинает расстреливать вражеские машины из специальных, размещенных в двух башнях, ракетных зениток и раскраивать их «лучами смерти». Впрочем, орудийные башни, ракетные зенитки и все такое прочее – приемлемо только на начальной стадии создания подобных шернеролетов: ведь понятно, что машины, обладающие такой колоссальной скоростью и такой непостижимой маневренностью, потребуют и совершенно иного вооружения.

Под воздействием гравитационного поля этой адской машины приборы и рации уцелевших самолетов выходят из строя, металл меняет свою структуру и начинает крошиться, а сами пилоты впадают в состояние необъяснимого ужаса, теряя способность логически мыслить и принимать какие-либо решения, вплоть до решения воспользоваться парашютом.

Пенемюнденский Умник уже почти увидел свой шернеролет в островном поднебесье, как вдруг, при появлении очередного звена бомбардировщиков, в воздухе вспыхнуло несколько многозвездных осветительных ракет, превратившихся в некое подобие рождественских гирлянд. В ту же минуту большие пространства острова вспыхнули, озаренные фосфором и специальной зажигательной смесью. И теперь уже огромные четырехмоторные машины не пролетали по северной кромке острова, а накатывались на него волна за волной, широким развернутым строем, и было их несметное множество. От рева моторов и взрывов тяжелых бомб раскалывались земля и небо, а в поднебесье взмывали остатки каких-то строений, пламя пожаров и… людские души.

Немного придя в себя, Шернер метнулся в сторону ближайшего бомбоубежища, но в это время одна из мощных бомб угодила прямо в его коттедж. Убийственный взрывной удар в спину – вот то последнее, что успел запомнить этой судной ночью счастливейший из Пенемюнденских Умников.

Загрузка...