Аномалия Шарли

ГЛАВА 17

АВГУСТ 2412

Люди не могли таять.

Это я постоянно повторяла себе, лежа в колючей траве, солнце било меня в спину, и я пыталась понять, что, черт возьми, мог сделать Уолтер, чтобы превратить этот быстрый бег в многочасовое ожидание.

Люди не могут расплавиться.

Уже почти два дня, судя по тому, где было солнце. Я бы сказала, что здесь было намного больше ста градусов, а вероятность дождя была меньше нуля. Воздух был неподвижен, и сорняки повисли. Если бы не бутылка на бедре, я бы сморщилась рядом с ними.

Я многому научилась за последний месяц или около того, как бы долго это ни было. Уолтер научил меня некоторым полезным вещам, бесполезным вещам и немалому количеству того, что я не хотела знать. Но знать лучше, чем не знать — это мне постоянно говорил Уолтер. И, казалось, я понимала его точку зрения.

Ничто не казалось таким страшным теперь, когда я знала, как с ним жить.

Я тоже становилась жестче. Моя кожа больше не горела. Волдыри на руках и груди лопнули через несколько дней после того, как появились. Затем они подсохли и начали отслаиваться тонкими белыми полосками — зудящая стадия заживления, которая продолжалась почти неделю.

Кожа оставалась всюду. Внутри моего комбинезона, моего постельного белья и везде, где я случайно оказывалась. Уолтер продолжал кричать на меня, чтобы я прекратила линять по его стороне Логова. Я боялась, что никогда не смогу отрастить все это обратно. Но, в конце концов, это того стоило.

Я лежала на солнце сейчас, верхняя половина моего комбинезона была опущена до нижней майки, плечи были полностью открыты — и мне все еще не нужно было беспокоиться о том, что я могла обгореть. Солнце могло щипать меня сколько угодно: я только загорала.

Другим делом была жара.

Август всегда был худшим месяцем в году. Единственный раз, когда я потеряла сознание на работе, был в августе. Билл тронулся без меня, и мне удалось пробежать полквартала, прежде чем мои глаза закатились, и мое тело упало на тротуар. Через несколько минут женщина нашла меня без сознания на ее тротуаре и подумала, что я мертва.

Результатом стала паника в районе: все высыпали из домов и беспомощно столпились вокруг меня, а местная больница пыталась справиться с беспрецедентным обнаружением трупа на улице. В итоге им пришлось изолировать Цитрин, пока Лаборатория не пришла за мной.

В Далласе смерть вне больницы была неслыханной. Но никого не волновало, умрете ли вы, в Ничто, а уж тем более как и где.

За последнюю неделю я видела больше трупов, чем, наверное, здорово для человека моего возраста. Уолтер не чувствовал запаха кошмаров, которые он всегда выпускал посреди ночи, но зато мог учуять запах чьей-то гнили за милю во всех направлениях.

Буквально вчера он шел по запаху до какого-то человека, которого задавило деревом.

— Хм. Тупой идиот, — Уолтер присел рядом с трупом, явно не обращая внимания на рой мух и зловоние, от которого волосы вставали дыбом. — Ты видишь, что он сделал, да?

— Нет, — я ничего не видела: мои глаза так слезились, что я ожидала, что они утонут.

— Ну, угадай. Ты пробыла здесь достаточно долго, чтобы знать, как это работает, — огрызнулся он, когда я начала протестовать. — Если хочешь жить, ты должна смотреть на такого идиота и понимать, что он сделал не так. Тогда ты должен стать лучше.

По оценке Уолтера, все мертвые были идиотами. И каждый идиот, которого мы находили, был возможностью научить меня чему-то в жизни.

Вот почему никогда не стоит драться с барсуком.

Вот почему нельзя заливать горящий жир водой.

И именно поэтому всегда нужно дважды проверять наличие шершней — потому что они не расскажут сладко сами.

Да, взгляд на кого-то, кто был разорван на части, сожжен заживо или ужален до неузнаваемости, помогал мне запомнить некоторые вещи. Я просто хотела, чтобы это было не так отвратительно.

Потребовалось всего пару взглядов, чтобы понять, почему мужчина убил себя: он рубил дерево с горы. Я никогда раньше не рубила дерево, но не нужно опыта, чтобы понять, почему его задавило. Нельзя было ожидать, что что-то такое большое и тяжелое упадет вверх.

— Но дерево просто ударило его по ногам. Придавило его на земле, — размышлял Уолтер.

Он застонал, перешагивая через живот трупа. Он раздулся до такой степени, что кожа на груди начала трескаться, образуя неглубокий овраг из свернувшейся плоти. Горстка мух забилась в этот овраг так плотно, как только могла, в то время как другие нетерпеливо жужжали вокруг, вонзаясь в распухшую выпуклость его живота.

Одно неудачное попадание могло привести к тому, что все взорвалось бы.

Это было все равно, что стоять рядом с проклятой бомбой.

— А, вот что его убило, — Уолтер ткнул багровым пальцем в руку трупа, — этим топором он ранил себе запястье вот здесь. Много крови течет по твоим запястьям. Лох, должно быть, истек кровью…

Уолтер уперся сапогом в вершину дерева, оказывая еще большее давление на труп и заставляя мокрое облако гниющей плоти вырываться в и без того гадкий воздух.

— Но истекать кровью быстрее, чем умереть от голода… ха. Ну, может, он и не был глуп, — признал Уолтер, ворча, — но все же идиотом был.

Я больше всего боялась, что Уолтер когда-нибудь осмотрит мой труп и назовет меня идиоткой. Поэтому, несмотря на то, что мне было жарко, я устала и вспотела до такой степени, что у меня на спине образовались небольшие лужицы, я заставляла себя обращать внимание.

Уолтер мог вернуться в любой момент, и когда он вернется, он будет не один.

Я ждала в заросшем поле, сразу за склоном холма с плоской вершиной. Два ряда ржавых столбов спускались с холма и кончались примерно в пятидесяти ярдах от меня. Я думала, что это была часть забора. Проводка, проложенная между столбами, исчезла — либо оборвана, либо заржавела. Но несложно было представить, как это выглядело раньше.

Последняя идея Уолтера — или, скорее, последняя попытка Уолтера проверить пределы нашей смертности — использовать этот старый забор как ловушку. Он собирался направить стадо коров за холмом и между этими столбами. Как только они будут вынуждены спускаться вниз вместе, я смогу забрать любую корову, которую захочу.

— Но не слишком большую корову, — предупредил меня Уолтер. — Большие становятся жесткими.

Мой план состоял в том, чтобы застрелить первую корову, которую я увижу, а затем убраться с дороги.

Рядом со мной на земле лежал пистолет. Уолтер называл его коровьей плитой, но я думала, что раньше это был дробовик: солнечное оружие с таким мощным лучом, что камера полностью заряжалась примерно за пятнадцать секунд.

Дробовик был опасен сам по себе. Но Уолтер добавил почти фут к длине дула, используя помятую металлическую трубку и толстую полосу самодельного клея.

Я не знала, что было внутри, и боялась спросить. Все, что я знала, это то, что вонь была до небес. Он позволял клею бродить в горшке в задней части Логова, и когда ветер дул в ту сторону, вонь, исходящая из этого горшка, заставляла меня чувствовать, что я жила внутри облака. Затем, как только ветер переставал дуть, у меня начинала ужасно болеть голова.

Трудно было сказать, выдержит ли шаткое дополнение к стволу Уолтера выстрел из дробовика. Он клялся, что стрелял из него раз двадцать без каких-либо проблем. Но я искренне боялась, что двадцать первого раза может быть достаточно, чтобы сломать его.

Я бы чувствовала себя лучше, если бы могла пойти дальше и нажать на рычаг. Знание того, как плита справляется с полной зарядкой, многое сказало бы мне о том, безопасно ли нажимать на курок.

Но дробовики потребляли массу энергии — гораздо больше, чем револьвер. По стеклянному счетчику над камерой я видела, что в кристалле осталось всего около двадцати процентов энергии. И, по словам Уолтера, шансы на то, что мы найдем другой, достаточно большой, чтобы заменить его, были довольно малы.

Если оставить пистолет на зарядке, кристалл будет расходоваться еще быстрее. Так что мне придется дождаться сигнала Уолтера, прежде чем зарядить его.

Я только встала, чтобы размять ноги, когда услышала что-то странное. Это звучало очень похоже на гром, если бы гром начал выходить из-под земли. С вершины холма поднималась полоса пыли; огромные зелено-желтые кузнечики вылетали из сорняков, словно бежали от дьявола.

Затем я услышала бешеный визг гудка Уолтера, рассекающий воздух:

Бип! Пип!

Это был не сигнал. Предполагалось, что это будет три быстрых сигнала — не один быстрый сигнал, а затем еще один, который звучал так, будто кто-то столкнул его с крыши. Но Уолтер был настолько стар, что мог просто забыть.

Я сунула ботинок под дробовик и подбросила его в руки — одна из полезных вещей, которым я научилась, — а затем сильно нажала на рычаг.

Коровья плита начала заряжаться, еще сильнее дрожа в моей руке, наполняясь энергией. Я крепко прижала его к плечу и направила ствол на воронку. Я уже видела, как полицейские тренировались со своими дробовиками, и я знала, что такое отбрасывало достаточно сильно, обязательно столкнуло бы меня прямо в траву, если я не буду осторожна.

Так что я устроилась и приготовилась стрелять.

Через три секунды я поняла, что что-то было не так.

Уолтер ехал через холм первым. Он гудел и вопил, как сумасшедший. Байк вилял, когда он махнул мне рукой, и он был опасно близок к тому, чтобы разбиться о столбы.

Я не могла разобрать, что он говорил. Но с этим придется подождать: мне нужно было разобраться с коровой.

Они неслись через холм позади Уолтера, ударяя копытами по земле, тянули свои массивные тела вниз по склону — и они были массивны. Фотографии, которые я видела, даже близко не отражали того, насколько большой могла стать корова. Если бы я сплавила три велосипеда вместе, я могла бы получить что-то весом и ростом с корову.

Могла бы.

— Ради бога, Уолтер, — ворчала я, пытаясь найти место, куда можно выстрелить лучом. Он должен был ехать позади стада, а не впереди. И теперь он так сильно вертелся, что я не могла прицелиться. Он мог оказаться прямо перед лучом, что бы я ни…

— Беги! Беги, черт возьми!

Уолтер, наконец, подобрался достаточно близко, чтобы я могла слышать, что он кричал.

К сожалению, было уже слишком поздно.

— Беги! — Уолтер снова кричал. — Б…!

Глубокий, сотрясающий ребра рев перекрыл его голос. Я посмотрела налево от воронки и увидела самое большое существо, которое когда-либо ступало по земле.

И оно злилось.

Я знала, как выглядели быки: они были крупнее коров, а на голове у них были огромные изогнутые рога. Я знала, что быки были быстрыми и громкими, и очень-очень злыми. Но я не знала, что они могли гнуть металлические столбы забора, будто они были сделаны из резины.

Уолтер, должно быть, тоже этого не знал. Он крутил руль так сильно, что байк чуть не опрокинулся. Если бы он не настоял на том, чтобы взять с собой свою чертову бочку с солью, он мог бы двигаться быстрее и поворачивать резче. Но с этой штукой, привязанной к задней части мотоцикла, удивительно, что он выбрался из поворота живым.

Бык прорвался сквозь забор, не сбавляя темпа. Из его рта текла пена, а глаза закатились до белков. Как только он вырвался на открытое поле, его толстые ноги согнулись под ним в рывке, который должен был подпитываться яростью — глубочайшим источником ярости, в которую только могло впасть четвероногое существо.

И Уолтер, черт возьми, ехал не так быстро, чтобы спастись.

У меня не было выбора, кроме как попытаться спасти его шкуру. Я подняла оружие и прицелилась на голову быка, где, я надеялась, оно нанесет достаточно вреда, чтобы остановить его.

Уолтер и бык неслись, будто находились на двух противоположных концах одной змеи. Дуло качалось, я пыталась идти по их пути. Я не знала, выстрелю ли метко и буду ли я вообще целой после того, как нажму на спусковой крючок. Я волновалась, пока мои руки не начали трястись.

Затем что-то произошло.

В тот момент, когда я собиралась стиснуть зубы и сделать дикий выстрел, появилась еще одна пара рук. Они отделились от моих и плыли перед моим взором, как цветная тень. Эти руки были больше. У них были такие же веснушки, но гораздо больше шрамов. Руки уверенно двигались, наводя на быка заштрихованного двойника дробовика.

Я не знала, что еще делать, поэтому перевела прицел в соответствии с тем, куда целились руки. Затем я сделала глубокий вдох… и нажала на курок.

Луч вылетел из дула и устремился к быку. Лучи дробовика должны были выходить веером, но дополнительная длина этого ствола удерживала энергию, свернутую в тугую спираль, до тех пор, пока она не попала в быка, а затем рассеялась веером.

Одна сторона головы быка взорвалось, и огромное черное тело упало на землю, как камень. Это произошло так быстро, что Уолтер сделал несколько шагов, прежде чем понял, что бык был мертв.

— Чт…? Нет! Не стреляй в него! — он обернулся и указал на стадо, гремящее позади меня. — Бей по одной из них! Ударь по хорошей!

Я пыталась, но дробовик разрядился. Следующий луч пролетел полпути до ближайшей коровы, после чего распался в воздухе.

Когда Уолтер, наконец, перебрался ко мне, он хотел содрать с меня шкуру.

— Я сказал тебе одну вещь. Да, урод? Я сказал, не стреляй по большому. И что ты сделала? — он сорвал с головы зеленоватую шляпу и шлепнул ею по бедру. — Ты взяла и подстрелила самого большого из них!

— Да, потому что он собирался растоптать тебя! — сказала я. — Ты видел, что эта штука сделала с забором? И это дерьмо на колесах, которое ты называешь байком…

— Эй, не говори о моем байке!

— … не имело и шанса! Я спасла тебе жизнь, — я сунула оружие в середину его костлявой груди, — посмотри, вряд ли я сделаю это еще раз.

— Хм. Мне не нужно, чтобы ты спасала меня, потому что я никогда не умру, — он забрал у меня оружие. — Ты знаешь, почему?

— Потому что ты Счастливчик…

— Потому что я Счастливчик Уолтер! Поэтому.

— Да, и я обязательно позволю следующему быку сожрать тебя и высрать.

— Быки не едят людей! Они… они… — Уолтер нетерпеливо потер бороду, прежде чем пошел прочь. — Они едят траву, понятно? Они просто травоядные.

— Травоядные, — буркнула я.

— Ты шлюха! — крикнул он.

Я не такое сказала, но я решила не мешать ему.

Я смотрела, как Уолтер шагал, чтобы разобраться с быком, над его головой была занесена бензопила на солнечных батареях, и не могла отделаться от ощущения, что со мной что-то было не так.

Неестественно было видеть то, чего на самом деле не было. Говард давным-давно сказал мне, что это неестественно — Нормалы даже не видели сны, не говоря уже о том, чтобы видеть вещи, когда они бодрствовали. И Уолтер говорил, что люди тоже ничего не видели. Если только они не раздавят что-нибудь и не понюхают.

То, что я видела, ненормальное и нечеловеческое. Я знала, что должна была волноваться, что сходила с ума… но — нет. Что бы это ни было, это казалось хорошей вещью.

Я бы никогда не смогла сделать этот выстрел, если бы другие руки не показали мне, что делать. Я бы промазала, и Уолтер, вероятно, был бы мертв. Я не знала, что со мной происходило, и означало ли это, что что-то было не так. Все, что я знала наверняка, это то, что те вещи, которые я видела, пыталось сохранить мне жизнь.

Может, Говард ошибался насчет меня.

Может, я была какой-то Аномалией.