Анна в тридевятом царстве (СИ)

Глава 29

Анна Николаевна проснулась в своей постели ближе к полудню с головной болью и странным ощущением некоей неправильности в отношении прошлого вечера. Женщина испытывала явное похмелье, но детали того, как она до этого дошла, от нее ускользали. Память молчала с момента, как компания переместилась в кабинет. Вообще, Воронцова грешила забывчивостью после обильных возлияний: было с ней такое, что на следующий день после серьезной пьянки она не могла ничего вспомнить. Иногда даже помогало: не помню — значит, ничего страшного не было, и мучиться не стоит. Было и было, уж совсем в хлам она вряд ли упилась, остальное — переживем. Ну, может, поболтала чуток или спела или станцевала — такое бывало. Ладно, проехали, надо в люди выходить, и на всякий случай сделать «покер-фэйс».

Внизу было тихо, мужчины отсутствовали, а Ванда приготовила завтрак и предложила прогуляться до Лесной, где сегодня Лукас собирался качать мед. О том, что вчера было, экономка молчала, но осуждения от неё Аня не почувствовала. Ну и хорошо, ну и ладно.

***

Аня никогда не была на пасеке, о производстве меда имела смутное представление, да и сам продукт не очень употребляла в прошлой жизни, только в качестве лекарства да в кулинарии немного. Знала, что мёд качают, воск используют для свечей, прочие производные типа перги и маточного молочка — в нетрадиционной медицине. Поэтому процесс, наблюдаемый в деревне, ее заинтересовал.

Сами ульи отличались от виденных Аней ранее: они больше напоминали деревянные бочки, установленные на некотором расстоянии от земли и прикрытые вроде соломой. В памяти возникло слово «колода».

Пасечник Лукас открывал крышки ульев, окуривал внутренности чем-то слабопахнущим травами, доставал какие-то плоские рамки, потом снова окуривал их, и на расстеленное на стоящем рядом столе полотно вяло падали одурманенные пчелы, которые позже, оклемавшись, взлетали и устремлялись снова в собранный заново домик.

Рамки Лукас очищал от сот (как поняла Воронцова), которые наполняли еще одну бочку. Сверху на неё опускался деревянный круг, и Лукас надавливал на него. У бочки снизу имелось отверстие, из которого медленно вытекал темный мед. Запах одурманивал, а спокойные четкие действия мужчины завораживали. Аня следила за процессом, но вопросов не задавала — медитировала.

Эльза, дочь Лукаса, сама подошла к гостье и спросила:

— Фрау Анна, вы никогда не видели такое? — попаданка кивнула. — Мне нравиться смотреть, как папа это делает. А еще я жду, когда мед стечет, его процедят и можно пробовать. Свежий, он очень вкусный.

Девушка мечтательно закатила глаза.

— А что с воском? Вы его для чего используете? — задала вопрос попаданка.

— Так свечи делаю зимой! У меня хорошо получается, папа научил. Я и травки добавляю для запаха, а отец предпочитает хвойные. Хотите, научу?

Воронцова кивнула: а что? Зима долгая, вот и занятие нашлось. Да и девочка ей нравилась — умная, деловая, спокойная. Договорились на будущее, и Анна вернулась в замок, где ее уже ждали готовые к отъезду Шмидты и странно улыбающиеся хозяева.

«Ну, точно вчера я что-то учудила» — смущенно подумала Воронцова, но постаралась держаться невозмутимо. Мужчины распрощались, обещались к Рождеству приехать, и обитатели замка остались одни. Вайсы ничего не сказали, и имевший место инцидент с её участием (Аня сильно это подозревала) так и остался без комментариев.

***

Август уверенно двигался к концу, когда для огородный экспериментов пришло время результата. Первые помидоры и перцы Анна Николаевна с гордостью сняла еще раньше, а вот картошка дожидалась своего часа. Плети подсыхали, и, насколько иномирянка могла судить по обрывочным воспоминаниям, скоро придет время проверить ее успехи в аграрном деле.

Анна честно носилась со своими посадками на крепостной стене как с малыми детьми все лето: поливала, рыхлила, обрывала пасынки у помидор, накрывала-открывала растения от лишнего жара и влаги, разговаривала с зелеными насаждениями как с разумными, чем веселила обитателей замка. Однако сама она искренне считала, что эти разговоры с огородом приносили плоды: диковинки для местных росли здоровенькими и щедрыми. Темно-бордовые, чуть вытянутые, помидоры, отличные от известных Ане, обильно покрывали ветви, а перцы двух видов — красные и зеленые- радовали размером и блестящими боками. Пробу сняли, когда на кустах начали краснеть многие плоды, и овощи произвели впечатление. Помидоры, кисло-сладкие, мясистые, без жесткой сердцевины, так раздражавшей Аню в прошлом, порезанные и поданные с солью и масло в прикуску с ржаным хлебом, понравились всем пробовавшим, а салат с перцами, огруцами. Помидорами и зеленью с майонезом было решено сделать семейным рецептом.

Воронцова оставила самые крупные экземпляры на семена (вот об этом ей напомнила Ванда), остальные ели по мере созревания и снимали для хранения уже почти в конце лета. Набралось, на удивление, не мало: килограмм 15 помидор и чуть больше — перцев. Аня обещала приготовить острые соусы и рагу к празднику урожая.

С картошкой же у попаданки был еще один опыт. Когда отцвели картофельные цветы и сформировались зеленые ягоды, Воронцова решила провернуть авантюру: собрала плотные ягоды, подержала в воде и извлекла из одной семена, которые после промывки и сушки посеяла в отдельный ящик. Остальные собрала в мешочек, решив посеять на следующий год. С картофельной рассадой, оказавшейся нежной и хрупкой, нянчилась еще усерднее, чем с помидорами. Приложенные усилия не пропали даром: ростки картофеля тянулись к солнцу, несмотря на неподходящий сезон, и Аня надеялась, что благодаря местному теплому климату растения сумеют дать, пусть и мелкие, но плоды до заморозков. Её мечты имели под собой основания: мелочь цвела уже в августе, а к сентябрю еще зеленела и помирать не собиралась.

Осень, такая же щедрая и сухая, как и в первый ее раз в этом мире, уверенно наступала, и наконец, плети картошки подсохли. Аня решила — пора копать! Ну, копать — это громко сказано: кустики сидели в корзинках, так что предстояло просто вытряхнуть содержимое и получить — дай бог — урожай. На зрелище собрались все замковые, и Аня, внутренне перекрестясь, взрыхлила землю в корзине и потянула плеть куста вверх.

— Ого, вот это да! — воскликнул Мирко, пробившийся в первый ряд. — Какие они странные! Вот это и есть картошка? И столько выросло из одной?

Зрители в волнении наблюдали, как из земляного кома Аня доставала клубни диковинного овоща: один, два, три… Всего из первой корзины попаданка извлекла десять картошек размером с собственный кулак и несколько по-меньше, на вскидку-килограмма 3 всего. Воронцовой и самой было любопытно и волнительно отыскивать в земле первые реальные плоды многомесячного труда.

— Хорошенькие вы мои, молодца, выросли на славу! — бормотала Анна Николаевна, радуясь и гордясь одновременно. — Получилось, герр генерал! Давайте остальные выкопаем, а еще надо записать, из каких заделов что получилось! Мирко, где моя тетрадь?

Следующие подкопы шли по порядку, Аня отмечала в дневнике наблюдений, результаты эксперимента. По итогу, из 15 корзин наиболее урожайными оказались те, где были посажены целые картофелины. Но и резанки не подкачали: клубни были меньше, но их было больше. Крепостной огород породил в целом пару мешков нормальной, ближе к крупной, картошки и пол-мешка мелочи-на будущую посадку.

— Это надо отметить, господа! — предложила Аня и услышала одобрительные аплодисменты. — Если так будет и в будущем году, то через 3–4 года картошкой можно будет засадить нормальное поле и внедрить ее в жизнь хозяйства на прочной основе. И из семян еще постараюсь вырастить посевной материал. Генерал, а жизнь — то налаживается!

Ответом попаданке стал общий веселый смех.