Анна, одетая в кровь

Глава 8

— Эй, парень, ты просыпаешься или как?

Я знаю этот голос и ненавижу его. Я распахиваю глаза и вижу лицо, нависшее надо мной.

— Ты заставил нас поволноваться немного. Вероятно, нам не следовало разрешать тебе так долго спать и следовало отвезти тебя в больницу, но мы не могли ни о чем таком думать в тот момент.

— Я в порядке, Томас.

Я вытягиваю руку и тру глаза, а затем собираю всю свою волю в кулак и сажусь, догадываясь, что мир перед глазами собирается поплыть и пошатнуться. Так или иначе, мне удалось переставить ноги на пол.

— Что случилось?

— Лучше ты мне скажи.

Он закуривает сигарету. Я хочу, чтобы он затушил ее. С его всклокоченными волосами и в очках он похож на двенадцатилетнего парня, который стащил пачку из кошелька матери.

— Что ты делал в доме Корлов?

— А что ты делал, шпионя за мной?

Я поворачиваюсь и принимаю от него стакан воды.

— То, о чем я тебе раньше говорил, — отвечает он. — Только я никогда не мог предположить, что тебе понадобится моя помощь. Никто не заходит в ее чертовый дом.

Его голубые глаза наблюдают за мной, будто бы я веду себя как законченный идиот.

— Ну, я не просто зашел туда и самостоятельно упал.

— Не думаю. Но я до сих пор не могу поверить, что они затащили тебя в дом и пытались прихлопнуть.

Я осматриваюсь. Не имею представления, сколько сейчас времени, потому что солнца не видно, а сам я нахожусь в каком-то антикварном магазине. Он загроможден большим количеством интересных вещей, не грудами старья, которые можно иногда наблюдать в семенных магазинах. Тем не менее, здесь пахнет стариками. Я сижу на старом пыльном диване, облокотившись на спинку, с подушкой, успевшей пропитаться моей засохшей кровью. По крайней мере, я надеюсь, что это моя кровь. Надеюсь, я не спал на какой-то подстилке, сполна пропитанной гепатитом.

Я смотрю на Томаса. Он выглядит сумасшедшим. Он ненавидит Троянскую Армию; без сомнения они к нему придирались еще с детского сада. Тощий неуклюжий парень вроде него, считающий себя медиумом и зависающий в пыльном сувенирном магазине, вероятно, был их любимой мишенью для игр, что-то вроде засунуть голову в унитаз или натянуть на его голову трусы. Но они были безвредными шутниками. Не думаю, что они на самом деле собирались меня убить. Они просто меня разыгрывали, ведь сами не верят в истории. А теперь один из них мертв.

— Дерьмо, — говорю я вслух. Никто не знает, что теперь случилось с Анной. Майк Андовер пал жертвой либо ее обычного мимолетного импульса, либо из-за того, что предпринял попытку убежать. Он был спортсменом, тусовщиком, и Чейз все видел. А теперь я только надеюсь, что он был слишком напуган, чтобы не обратиться к копам.

В любом случае, ни один из копов не остановит Анну. Если они сунутся в ее дом, станет только больше трупов. Может быть, она не покажется им. И, кроме того, Анна моя. На секунду в моей памяти всплывает ее образ: угрожающая, бледная, со стекающими каплями крови. Но моя пострадавшая голова не может больше удерживать ее. Я смотрю на Томаса, все еще нервно курящего.

— Спасибо, что вытащил меня, — роняю я, на что он кивает в ответ.

— Я не хотел, — продолжает он, — то есть, я хотел, но, заметив, как Майк лежит в кровавом месиве, не очень обрадовался. — он делает затяжку. — Боже, не могу поверить, что он мертв. Что она убила его.

— Почему нет? Ты же поверил в нее.

— Знаю. Но я, на самом деле, никогда ее не видел. Никто не может видеть Анну. Потому что если ты ее увидишь …

— Тебе не жить, если расскажешь кому-то об этом, — уныло заканчиваю я.

Я поворачиваю голову на звук шагов, раздающихся от скрипа половиц. Заходит старик с седой бородой, которая в конце переходит в небольшую косичку. На нем изрядно поношенная футболка Грэйтфул Дэд[26] и кожаный жилет. На предплечьях видны странные татуировки — ничего из того, что я одобряю.

— Ты, черт возьми, везунчик. Должен сказать, что ожидал большего от профессионального убийцы призраков.

Я ловлю мешочек со льдом, опускающийся мне на голову не без его участия. Он растягивает улыбку на лице, рассматривая меня через проволочные очки.

— Ты тот, кто предупредил Дейзи. Я узнал это мгновенно. — я думал, что это был старина Томас. Улыбка — мой единственный ответ. И этого достаточно.

Томас прочищает горло:

— Это мой дед, Морфан Старлин Сабин.

Я улыбаюсь.

— Почему вы, готы, называете всегда себя странными именами?

— Сильные слова, прозвучавшие от какого-то прохожего, привлекают внимание, Тесей Касио.

Он сообразительный старый чувак, располагающий к себе, и с голосом, который можно услышать из телепередачи, рекламирующей на черно-белом фоне спагетти. Я не пугаюсь, что он знает, кто я. На самом деле, я почти свыкся с этим. Я счастлив встретить другого члена своеобразного подполья, где люди знают о моей истинной работе, знают мою репутацию и репутацию моего отца. Я не супергерой. Мне нужны люди, которые укажут мне правильное направление. Я нуждаюсь в тех, кто знает, кто я на самом деле. Но не во многих. Я не знаю, почему Томас не сказал мне большего, когда увидел меня возле кладбища. Он должен был показать себя таким чертовски загадочным.

— Как твоя голова? — спрашивает Томас.

— Может быть, это ты мне скажешь, медиум?

Он пожимает плечами.

— Я уже говорил тебе, что я не медиум. Мой дед сказал мне, что ты придешь, а я должен присматривать за тобой. Я могу только иногда читать мысли. Сегодня уж точно не твои. Может, во всем виновато сотрясение мозга. Может, я больше ни в чем не нуждаюсь. Это приходит и уходит.

— Хорошо. Потому что ты, чертов читатель мыслей, вызываешь у меня дрожь. — я перевожу взгляд на Морфана. — Итак, зачем Вы послали за мной? И почему не предупредили, что Дейзи назначил встречу, когда я здесь оказался, и вместо этого за мной послали Мэнтока Забирающего Разум[27]?

Я поворачиваюсь к Томасу и сразу проклинаю себя за то, что пытаюсь казаться умником. Моя голова недостаточно оправилась, чтобы еще и умничать.

— Я хотел, чтобы ты оказался здесь как можно скорей, — объясняет он, пожимая плечами. — Я знал Дейзи, а он знал тебя лично. Он сказал, что тебя лучше не беспокоить. Но я все же продолжал следить. Убийца призраков или нет, но ты все еще ребенок.

— Ладно, — говорю я. — Но в чем спешка? Не находилась ли здесь Анна десятилетиями?

Морфан опирается на стеклянный прилавок и качает головой.

— Анна меняется. В эти дни она намного злее. Я связан с мертвыми — в любом случае, больше, чем вы. Я вижу их, чувствую и думаю о том, чего они желают. Это было так, пока …

Он пожимает плечами. Что-то есть в этой истории. Но это, вероятнее всего, его лучший рассказ, и он не хочет так рано расставаться с ним.

Он потирает висок.

— Я чувствую, когда она убивает. Каждый раз какой-то несчастный натыкается на ее дом. Раньше, когда это происходило, я чувствовал зуд между лопаток. А сейчас мои внутренности отдаются болью. Если бы все было как раньше, она бы даже не показалась вам. Она уже давно мертва и не дура, знает разницу между легкой добычей и проверенными ценными детьми. Но она становится неаккуратной. Она разрешает узнавать о себе из новостей информацию, помещенную на первой полосе. Мы оба знаем, что некоторые вещи лучше держать в секрете.

Он садится в кресло с подголовником и хлопает рукой по колену. Я слышу, как стучат когти собаки по паркету, и довольно скоро толстый черный лабрадор с посеревшим носом кладет голову на колени хозяина. Я подумываю вернуться к событиям той ночи. Не было ничего, чтобы я от нее ожидал, хотя теперь, когда увидел ее, я с трудом вспоминаю, на что собственно надеялся. Может, я предполагал, что она будет выглядеть печальной, как испуганная девушка, убившая из страха или сострадания. Я думал, что она спустится вниз по ступенькам в белом платье с темным пятном на воротнике. Думал, что у нее будут две улыбки, одна на лице, а вторая — на шее, мокрой и красной. Мне казалось, она спросит, почему я в ее доме, а потом набросится на меня своими срезанными маленькими зубками. Вместо этого, я увидел призрака с бушующей силой, черными глазами и бледными руками, не мертвого человека как такового, а мертвую богиню. Персефона вернулась из Ада или Гекат наполовину разрушился. От этой мысли я немного вздрагиваю и выбираю как вариант свалить всю вину на потерю крови.

— А что ты собираешься теперь делать? — интересуется Морфан.

Я опускаю взгляд на тающий мешочек льда с розовым оттенком моей регидратированной крови. Пункт номер один: идти домой и принять душ и постараться удержать мать от бесконтрольного использования в большом количестве масла розмарина. Затем вернуться в школу и разорвать связь между Кармел и Троянской Армией. Они, вероятно, не заметили, как Томас вытащил меня из дому; видимо, они думают, что я мертв, и организуют драматическое собрание, на котором будет рассматриваться вопрос обо мне и Майке, и как все это им в дальнейшем объяснить. Без сомнения, Уилл внесет много предложений. После этого я вернусь в дом. Потому что я видел, как Анна убивала. Я должен остановить ее.

Мне повезло с матерью. Ее не было дома, когда я вернулся, на кухонном столе лежала записка, в которой сообщалось, что обед в пакете в холодильнике. Она не нарисовала в конце записки сердечка или что-то в этом роде, поэтому догадываюсь, что она раздражена тем фактом, что меня не было целую ночь, и к тому же я не позвонил ей. Позже я что-нибудь придумаю, как сказать ей о том, что лежал окровавленный и без сознания. Зато не повезло мне с Томасом, который подвез меня домой, а затем последовал к самому крыльцу. Когда я выхожу из душа, голова все еще пульсирует так, будто мое сердце сменило местожительство и переехало за глазные яблоки, а Томас тем временем уже сидит на кухонном табурете, переглядываясь с Тибальтом.

— Это необычный кот, — говорит он сквозь зубы. Он смотрит, не мигая, в зеленые глаза Тибальта — зеленые глаза, которые мерцают взглядом в мою сторону, и, кажется, говорят «этот подросток — шишка». Его кончик хвоста дергается, будто рыболовная наживка.

— Конечно же, нет. — я роюсь в шкафчике в поисках аспирина, такую привычку я взял после прочтения Стивена Кинга «Сияющий». — Он кот ведьмы.

Томас разрывает зрительный контакт с котом и смотрит на меня. Он знает, когда над ним смеются. Я улыбаюсь и бросаю ему банку содовой. Он открывает ее, находясь слишком близко к Тибальту, поэтому тот шипит и спрыгивает со стола, раздраженно ворчит и проходит мимо меня. Я тянусь вниз почесать себе спину, а кот тем временем бьет меня хвостом, как бы показывая свое желание немедленного ухода сей нечесаной личности.

— Что ты собираешься делать с Майком? — глаза Тома расширены и сосредоточены на кромке кока-колы.

— Устранять ошибки, — отвечаю я, потому что это все, что я могу сделать. У меня было бы больше возможностей, не проваляйся бы я без сознания прошлую ночь, но дело сделано. Мне нужно найти Кармел. Нужно поговорить с Уиллом. Мне нужно закрыть им рты обоим.

— Итак, вероятно, тебе придется отправиться со мной в школу. — он поднимает брови от удивления, предполагая, что я перестал пытаться его угробить. — А что ты ожидал? — спрашиваю я. — Ты теперь в этом деле. Ты хотел вляпаться в это, ну, что ж, поздравляю. Нет времени на долгие размышления.

Томас сглатывает. К его чести, он молчит.

Когда мы приехали в школу, коридор пуст. На секунду у меня пролетает мысль, что мы ошиблись зданием, мы зажаты в тиски, что за каждой дверью слышится заупокойная молитва для Майка при зажженных свечах. Затем я осознаю себя идиотом. Коридоры пусты, потому что мы пришли во время третьего урока.

Мы останавливаемся возле шкафчиков и уклоняемся от вопросов факультативного отделения. Я не собираюсь идти в класс. Мы рассчитываем дождаться ланча, находясь возле шкафчика Кармел в надежде, что она окажется здесь, не бледная, не больная и не находящаяся в постели. Но даже если так, Томас знает, где она живет. Мы можем пойти к ней чуть позже. Если удача на моей стороне, то она еще не разговаривала с родителями.

Когда звенит звонок, для меня это равносильно встряске. Он не помогает моей головной боли, но я тяжело моргаю и смотрю через толпу, бесконечный поток одинаково одетых учеников, шагающих по коридорам. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу Кармел. Она выглядит немного бледной, будто бы плакала или ее бросили, но зато все еще хорошо одета, с книгами в руках. Не слишком потрепанная.

Одна из брюнеток с прошлой ночи — я не знаю, которая из них, но я буду называть ее Натали — подскакивает и начинает болтать не понятно о чем. Реакция Кармел достойна премии Оскара: вскидывает голову и внимательно смотрит, закатывает глаза и улыбается, все так просто и натурально. Тогда она рассказывает что-то отвлекающее, а Натали поворачивается и отскакивает в сторону. Маска Кармел снова сползает.

Она находится меньше чем в десяти фунтах от своего шкафчика, и когда она, наконец, поднимает глаза, то замечает меня, стоящего перед ней. Глаза Кармел расширяются. Перед тем, как оглянуться и подойти ближе, она громко поизносит мое имя, будто бы желая, чтобы ее кто-нибудь услышал.

— Ты…жив. — в том, как она комкает фразу, говорит о том, насколько она себя странно чувствует, чтобы сказать что-либо еще. Ее глаза пробегают по мне сверху вниз, будто бы я прячу сочившиеся раны, кровь или сломанную кость. — Как?

Я киваю Томасу, который прячется справа за моим плечом.

— Томас вытащил меня.

Кармел устремляет на него взгляд и улыбается. Она больше ничего не говорит. Она не обнимает меня, хотя я рассчитывал на другую реакцию. Дело в том, что она не пытается понравиться мне по какой-то причине.

— Где Уилл? Чейз? — интересуюсь я. Я не спрашиваю, знает ли кто-нибудь еще об этом. Это очевидно по поведению учащихся, они ходят, разговаривают как обычно, ничего не делая. Но нам все еще нужно уладить некоторые вопросы. Расставить все точки над «и».

— Не знаю. Я не видела их с ланча. Я не уверена, на скольких уроках они будут.

Она опускает взгляд. У нее возникает желание поговорить о Майке. Хотя выразить словами то, что она чувствует, что она сожалеет, сложно, или что на самом деле с ним не так все плохо, и он не заслуживает того, что с ним случилось. Она закусывает губу.

— Мы должны с ними поговорить. Все вместе. Найдем их во время обеда и скажем, что я жив. Где мы встретимся?

Она не отвечает сразу, а беспокойно оглядывается. Давай, Кармел, не разочаровывай меня.

— Я приведу их на футбольное поле. Там никого не будет.

Я киваю, и она быстро уходит, еще раз оглядываясь назад и убеждаясь, что я все еще здесь, что я настоящий, и она не сошла с ума. Я замечаю, что Томас смотрит ей в след, как очень грустный верный ей пес.

— Чувак, — говорю я, направляясь в сторону тренажерного зала, чтобы через него пройти и выйти к футбольному полю. — Сейчас не время.

Позади себя я слышу, как он бормочет, что время есть всегда. Я позволяю себе ухмыльнуться за минуту до того момента, пока не посажу Уилла и Чейза на короткий поводок.