Анграв-VI

11

Я остался один.

Художник Зоран Вулич, несомненно, был мастером, барельефы на арке привлекали внимание.

Откуда, кстати, это название – Несс?

Ну да, кентавр…

Если хорошенько поискать, то на планете, наверное, найдется немало других не менее знаменитых имен.

Скажем, Гилл.

Или Геракл.

Или Пола.

Утро человечества, прячущееся в дымке веков.

Человек, как улитка, таскает на себе собственную историю.

Чувство истории позволяет человеку сохранять уверенность.

Несс, правда, не был человеком, ведь кентавр – получеловек, полуконь. К тому же не следует думать, что кентавры были просты и незлобивы. Тот же кентавр Несс, предложив Гераклу перевезти через реку его жену Деяниру, предлагал свою помощь вовсе не бескорыстно. Если верить мифам (а история – это сплошь мифы?), кровь играла в нем, как вино. Он, похоже, чувствовал себя уверенно. Все равно чистым безумием было покушаться на честь Деяниры в присутствии великого героя. Геракл убил кентавра Несса стрелой, пропитанной ядом Лернейской гидры. Без всякого сомнения, Нессу хватило бы и простой стрелы., но мифическая история полна подобных переборов. Умирая, поверженный Несс успел шепнуть Деянире: «Геракл бросит тебя… Геракл все равно уйдет от тебя…» И дал жестокий совет: «Вымочи в моей крови хитон Геракла… Когда, наконец, он захочет бросить тебя, подсунь ему этот хитон…»

И умер.

Дальнейшее хорошо известно.

Иола, дочь эхалийского царя Эврита, покорила сердце Геракла.

Влюбленный и торжествующий герой всегда опасен.

Победив в стрельбе из лука всех соперников, Геракл не стал останавливаться на достигнутом и вырезал заодно всю семью Эврита. Геракл, правда, забыл об одной малости: его жена Деянира все еще была рядом, и она не желала делить супружеское ложе с Иолой. Вспомнив совет умирающего кентавра, Деянира послала Гераклу тот самый хитон. Наброшенный Гераклом на плечи, он мгновенно прирос к его коже. Наверное, весьма неприятное ощущение, если великий герой, не выдержав мук, сам бросился в огонь.

«Сам бросился в огонь».

Я невольно повел плечом.

В человеке самой природой поставлены весьма мощные ограничители. Их не так-то легко сорвать: скажем, добровольно броситься в огонь, прыгнуть в водопад, шагнуть в Воронку…

Две тени упала на столик, и я поднял голову.

Женщину я сразу узнал: это она недавно стояла на корме прогулочного вертолета, летящего над Воронкой; и пепельный балахон был на ней тот же.

А вот мужчина меня удивил.

Плечистый, медлительный, в расстегнутой тонкой куртке, в коротких шортах и в обязательных сандалиях, он немного сутулился, наклоняя вперед голую шишковатую голову, поросшую снизу чудовищно густой бородой.

Не сразу поймешь, чего в нем было больше: бороды или голого черепа.

Я взглянул на женщину.

Она была удручающе красива.

Но слишком бледна.

И балахон висел на ней несколько неряшливо.

Я удивился: она в перчатках! Ей холодно?

И встал:

– Отто Аллофс. Инспектор.

– Зоран Вулич. Художник, – лысый бородач наклонил голую шишковатую голову. – Мою подругу зовут Бетт Юрген.

– Я догадался.

– Как вы могли догадаться? – вспыхнула Бетт.

– По голосу.

– Но я не произнесла ни слова, – Бетт перевела беспомощный взгляд на Вулича.

Я пожал плечами.

– Почему меня вычеркнули из списка, инспектор? – похоже, Бетт Юрген не умела кривить душой. – Мне необходимо переговорить с вами.

– У меня очень мало времени, – сухо объяснил я. – И вообще, на Несс я занимаюсь достаточно узкой проблемой.

Красивое лицо Бетт Юрген перекосило от ненависти.

– «Узкой проблемой»! – задохнулась она. И возмущенно выдохнула: – Ваш Лин дальновиден, как крыса!

В этот момент я действительно не завидовал Лину.

Бетт Юрген всего было природой отпущено сверх меры – и красоты, и ненависти, и обаяния, и издевки. Даже бесформенный пепельный балахон ничуть ее не портил. Вот только перчатки…

– Вам холодно? – спросил я.

– Нет, – резко ответила Бетт и спрятала руки за спину.

С непонятной мне ненавистью она всматривалась в меня, оценивала каждый мой жест. Потом чуть ли не через силу выдохнула:

– Почему вы?

– Не понимаю.

– Почему вы? – повторила с тоской Бетт Юрген. – Воронка существует много веков. Она существовала до вас, до меня, до этой крысы Лина. Она существовала еще до того, как на Несс высадился Нестор Рей. Может быть, Воронка существует миллионы лет. Почему же Лин так уверенно говорит: «Воронки больше не будет». А потом прилетаете вы? Я много слышала о вашем мерзком Управлении, но какое дело Управлению до планеты Несс?

– Колонию Несс основали земляне, – сухо напомнил я. – Несс – неплохое место, готов это признать, но на Несс, как на многих других планетах, время от времени возникают вполне реальные проблемы.

– Зоран, – беспомощно протянула Бетт, – почему они все такие? – Ее голос вновь наполнился гневом: – Зоран, почему они всегда готовы лететь туда, где обнаруживается хотя бы слабый намек на чудо? Зоран, почему они весь мир считают своим? Они же поденки, а Космос бесконечен. Они же всего-навсего поденки. Они живут так мало, что не успевают осмыслить даже собственную жизнь. Почему же, Зоран, они считают Космос своим?

– У нас есть некоторое право на это, – сухо возразил я, понимая, что Вулич, привычный к эскападам своей подруги, вряд ли придет мне на помощь.

– Право? – Бетт Юрген задохнулась от возмущения. – Вы таскаетесь из одной галактики в другую в своих тесных смердящих ящиках, и все, к чему вы прикасаетесь, приобретает вкус обыденности и скуки!

Вулич успокаивающе положил свою лапищу на тонкую руку Бетт, обтянутую перчаткой.

– Земля далеко, – вздохнул я. – Жаль, что наши корабли кажутся вам и тесными, и смердящими. К сожалению, других у нас пока нет. Но когда-нибудь, Бетт, мы непременно поставим себе на службу что-нибудь более эстетичное.

– Но зачем? – спросила она все с тем же отчаянием. – Зачем вам все это?

– Затем, что одни долго учились этому делу, – сухо объяснил я. – Затем, что другие с детства мечтали увидеть другие миры. Затем, что третьи искренне желают приумножить богатство и силу Земли.

И сам спросил:

– Разве вам не хочется того же? Вы вот лично, когда вы последний раз были на Земле?

– На Земле? – Бетт посмотрела на меня с отвращением. – Я никогда не была на Земле.

– Как? Совсем? – опешил я.

– Я родилась на Несс. – Впервые за все время беседы на бледном лице Бетт Юрген проскользнула слабая тень улыбки. – Несс – моя планета. Мне здесь нравится. Что мне делать на Земле?

– Но вы же не хотите, чтобы о планете Несс забыли? Вы ведь не хотите, чтобы планета Несс затерялась где-то на забытой Богом обочине?

– «На обочине»! – Бетт презрительно усмехнулась. – Обочины тоже бывают разные. Есть, например, такие прекрасные обочины, куда каждый норовит свернуть. Хорошо бы вам забыть про их существование. – Бетт Юрген обвела взглядом пустой зал и твердо закончила: – Нам все-таки надо поговорить, инспектор.

Я сдался.

– Завтра, – сказал я. – Вечером после одиннадцати. Надеюсь, вас не смущает время?

И объяснил:

– Я освобождаюсь только после одиннадцати.

– Завтра?.. – Бетт непонимающе уставилась на меня. Потом что-то дошло до нее и ее глаза помрачнели: – Ладно, пусть будет завтра… Может, это лучше, чем никогда…

И, кивнув, она пошла к выходу, удивительно прямая и легкая даже в своем бесформенном балахоне.