Ангелы Эванжелины

Пролог

Конспект летит в сумку, а за ним и шариковая ручка. 

– Нет, Витя. Нет. Нет. И еще раз нет! – закидываю лямку своего баула на плечо и, развернувшись, выхожу из аудитории.

– Ну, Жека, – канючит одногруппник, преграждая мне путь. – Пожалуйста… 

Обессилено прислоняюсь к стене, хмуро смотря на парня.

– Витя, сегодня у нас было пять пар, и, в отличие от тебя, я присутствовала на всех. Теперь у меня только одно желание – добраться до общаги и вырубиться, ─ не теряю надежды достучаться до совести сего индивида.

Но, как оказывается, это дело совершенно напрасное и заведомо обреченное на провал. Витек делает глаза, как у шрековского кота и складывает в умоляющем жесте руки.

– Женечка, Женюта, Женчик, не дай мне погибнуть, – театрально всхлипывает он. – В пятницу Лещенко будет требовать результаты экспериментов, а у меня и десяти обследуемых не наберется.

– Это твои проблемы, – безразлично пожимаю плечами и собираюсь нырнуть под его руку, которая не дает мне пройти.

– А тебе за это Лещенко бал на экзамене докинет, – в последний момент успевает поймать меня за локоть этот нытик.

– Вить, – пытаюсь освободиться из его захвата. – У меня и так по физиологии сенсорных систем высший бал. Зачем мне это?

– А из сострадания к ближнему своему, – не сдается парень, умильно поднимая бровки домиком.

– Мое сострадание спит сейчас мертвым сном. Собственно, как и я должна была уже в это время. Но ты меня не пускаешь, ─ уже начинаю закипать.  

– Ну, хочешь, я на колени стану? ─ уже намеривается бухнуться на пол отчаявшийся однокашник.

– Сдурел, что ли? ─ испуганно вскрикиваю, ибо на нас уже начинают таращиться люди.

Этого еще не хватало. Потом будут болтать, что Линевич заставила Лосенко перед всем факультетом в ногах у себя валятся. И буде мне крышка. Ибо Танька, которая влюблена в этого самого Лосенко, моя соседка по комнате. И уж выдрать мне волосы она не побоится.

– Теперь ты видишь, в какой я печали?! ─ стонет парень, картинно прижимая свободную руку ко лбу и закатывая глаза.

– Вижу, ─ хмыкаю, понимая, что Витек таки своего добился. Ну почему я такая добрая? Почему? ─ Ладно, уговорил. Но с тебя ужин. Готовить совсем нет сил. 

Лицо страдальца озаряется надеждой, и он, так и не выпустив мою конечность, волочет меня в сторону лабораторий.

Там, в тесной малоосвещенной комнатушке, где скромно примостилась у стены крохотная темная кабина, и есть тайное убежище психофизиологов. В этой самой кабинке  почти все свободное пространство занимает огромное черное кресло. На него мне и предстоит взгромоздиться и провести не менее пятнадцати минут в закрытом звукоизолированом пространстве с электродами на голове.

За компьютером сидит напарник Витька Олег и бдит.

– О, жертва, – завидев меня, довольно потирает руки еще один психофизиолог. 

– Хоть одно слово, – зло прищуриваюсь. – И я разворачиваюсь и ухожу. Так уж и быть, лягу спать голодной.

– Нет, Женечка, он пошутил, ─ гневно смотрит в сторону напарника мой конвоир. ─ Очень глупо пошутил и раскаивается от всего сердца. Правда же, Олежа?

– Конечно же, от всего сердца  И печени. И почек. И желудка, – кивает этот охламон, ковыряясь в ящике стола. – Какой запах на этот раз будем брать?

– Давай бергамот и розмарин, – чешет затылок Витя, принимая сии специфические извинения

Я кидаю свою сумку на стульчик возле стола и протискиваюсь в камеру.

Кресло у психофизиологов мягкое и уютное. Витя срезу же регулирует спинку, так, чтобы мне удобнее было сидеть, и начинает аккуратно одевать на голову шапочку с датчиками, тщательно фиксируя их на нужных участках кожи. Тогда-то меня и начинает охватывать незнакомое тревожное предчувствие. Волосы буквально поднимаются дыбом, а по позвоночнику пробегают колючие мурашки.

– Расслабься Женек, – улыбается одногруппник, проводя последние манипуляции.

– Ага, – недовольно бурчу, откидываясь на спинку и закрывая глаза.

Дверь кабинки с тихим шелестом закрывается, и я остаюсь совершенно одна. По комнате плывет приятный цитрусовый аромат, которым я искренне наслаждаюсь.

– Жека, ─ звучит из динамика под потолком голос Олега. – Первый пример. Двадцать четыре разделить на два.

– Двенадцать, – быстро отвечаю, приготовившись к следующему вопросу.

Это только пристрелка. Настоящие задачки меня ждут впереди. Парни изучают влияние различных ароматов на мозговую активность человека. Не смотря ни на что, не хотелось бы им, испортить результаты.

– Сто тридцать пять отнять пятнадцать, разделить на два и добавить сорок один, – усложняет задание Олежа.

– Сто один, – отвечаю, слегка нахмурившись. В висках начинает неприятно покалывать. А запах уже кажется не настолько приятным. От него даже немного начинает подташнивать.

– Жека, – в динамике слышится громкий треск. – Пятьдесят четыре…

Сквозь помехи еле-еле прорывается голос парня. В виски с обеих сторон словно ввинчиваются две раскаленные иглы, я не выдержав, вскрикиваю от боли и широко открываю глаза. Руки тянутся сорвать шапочку, но в этот момент боль становится еще сильнее, и я теряю сознание.

Глава 1

─ Девушка больна, лэрд Эмерей. Боюсь, она больше никогда не придет в себя, ─ печальный мужской голос доносится, словно сквозь вату.

Почему-то мне кажется, что его обладатель может похвастаться весьма солидным возрастом, пушистыми седыми бакенбардами и маленькими круглыми очками, которые держатся на переносице, а не крепятся с помощью дужек за уши. О, вспомнила, ─ пенсне!

─ Что с ней? ─ а вот этот голос явно принадлежит более молодому мужчине. Перед моим мысленный взором тут же предстает строгий английский джентльмен с темно-карими, шоколадными глазами и каштановыми чуть курчавыми волосами.

─ Как объяснили ее опекуны, леди Эванжелина страдает частыми провалами в памяти, немотивированными приступами агрессии и склонностью к суициду. Собственно, как раз после такого случая ее сестра и привезла бедняжку в нашу больницу, ─ принимается объяснять седовласый, сокрушенно вздыхая. ─ Мы пытались вылечить девушку, перепробовали все методы. Последняя надежда была на шоковую терапию, но…

Бедная-бедная эта Эванжелина. Я читала, что когда-то именно электрошоком лечили всевозможные депрессии, хандру, биполярное расстройство. Интересно, была ли она эффективна?

─ Шоковую терапию, ─ рычит мужчина. ─ Я же вам запретил ее делать. Лично вчера приходил и настаивал. Говорил, что заберу леди.

Оу, какой грозный. Наверное, и вправду переживает за девушку. Такое лечение и, правда имело кучу последствий, в том числе и ретроградную амнезию. Неудивительно, что он против. Еще бы лоботомию умудрились применить. Что за прошлый век!

─ Н-н-н-но, лэрд Эмерей, мне никто ничего не передавал. А этот метод зарекомендовал себя, как достаточно действенный. Больше тридцати процентов пациентов могут похвалиться прекрасными результатами, ─ слегка заикаясь, оправдывается врач. ─ К тому же ее опекуны настаивали.

─ Я ее опекун, ─ с нажимом произносит этот Эмерей. ─ Так указанно в завещании лэрда Хендрика, моего отчима.

Я буквально кожей чувствую, как накаляется между этими двумя атмосфера. Лежу тихо, как мышь, не привлекая внимания, а то еще под раздачу попаду. Громкие скандалы, вопли и крики всегда меня пугали до паники, потому что я понимала, что за ними может последовать. Не знаю, как другие, а вот мой отец не единожды показывал, как коротка дорога от оскорблений до рукоприкладства. И мне. И матери, когда та еще была жива.

Но в следующую секунду меня чуть не подкидывает на кровати от осознания того, что я слышу. Лэрд? Подождите-ка, он сказал «лэрд»? Что за лэрды? Что за имена?

Если чужие голоса возле меня еще можно как-то обосновать тем, что я лежу в больнице после неудачного эксперимента или очередного избиения отцом, который, испугавшись последствий, вызвал скорую, то титулы как-то вот вообще сюда не пляшут.

В голове туман, во всем теле ломота. Наверно действительно батя приложил. Последнее, что я помню, это пары на факультете, но это еще ничего не значит. У матери тоже был один раз провал в памяти после сотрясения мозга. А может это у меня галлюцинации? Слуховые… Надо срочно проверить, что со зрением!

Веки кажутся тяжелыми, неподъемными. С трудом открываю глаза и тут же зажмуриваюсь от яркого света. С губ срывается измученный стон.

─ Леди Эванжелина! ─ вскрикивает врач, и я невольно морщусь. Резкий звук острой иглой врезается прямо в мозг.

Снова предпринимаю попытки открыть глаза, но на этот раз деликатнее и аккуратнее.

Возле меня возвышаются два человека, при чем точно такие, как я их и представляла: седовласый врач в белом халате и высокий потрясающе красивый шатен в старомодном камзоле. Его темные глаза буквально прожигают меня насквозь, заставляя себя чувствовать неловко и слегка смущенно. От таких красавчиков точно нужно держаться подальше.

─ Леди Эванжелина, ─ снова обращается ко мне лекарь. ─ Как вы себя чувствуете?

М-да, проблемы у меня похоже не только со слухом. Протягиваю руку и осторожно ощупываю полу лэрдовского камзола, полностью игнорируя его изумление. Материал на ощупь кажется слегка шершавым и немного жестковатым. Хм, вряд ли бы мой глюк распространился на тактильные ощущения. Значит они настоящие?

─ Кто такая Эванжелина? ─ нахмурившись, спрашиваю у них, выпуская ткань из рук.

Мужчины озадаченно переглядываются.

– Эванжелина – это ты, – наконец, отвечает шатен.

Очень смешно. Выразительно поднимаю брови, всем своим видом излучая скепсис и сомнения в его умственных способностях. Может это ему тут самое место, а не мне?

– Как я могу быть Эванжелиной, если меня зовут Женя? – хмыкаю, переводя взгляд на доктора. Лэрд Еремей, или как там его, опасается мне перечить и тоже искоса взирает на светило медицины. Светило сияет, аки ясно солнышко.

– Невероятно, лэрд Эмерей! Она пришла в себя! – он достает из нагрудного кармана фонарик, светит мне в глаз, потом во второй, затем просит меня прикрыть глаза и дотронуться пальцем до носа, посчитать, назвать свое имя и возраст… И все это не переставая восхищаться и время от времени восклицать: “Поразительно! Прекрасно!”

– Не понимаю, чему вы радуетесь? – бурчит Еремей-Эмерей, стоя в сторонке и наблюдая за всеми этими танцами с бубном. – Она не помнит, как ее зовут, не знает цифр и алфавита, не узнает ни меня, ни вас! Что тут прекрасного?

Как это я не знаю алфавита? Вон все буковки аккуратненько на листике наваяла, цифры римские, арабские – выбирай не хочу!

– Как вы не понимаете! – смотрит на него с осуждением врач. – Это же уникальный случай. Девочка была фактически в коме и очнулась. Такое происходить раз на тысячу случаев! А то, что у нее состояние фуги, так это не страшно. Вполне возможно, что она со временем вспомнит свое прошлое. Главное, что во всем остальном она здорова!

Что такое фуга я смутно вспоминаю с курса патофизиологии. Это замена одной личности на другую, вследствие какого-то стресса. Но это точно не мой случай.

Зато картинка, наконец, складывается в голове, как пазл. Электрошок, провалы памяти, фуга и добрый доктор Айболит… Где еще я могу быть, как не в психушке? А если я сейчас начну настаивать на том, что я Женя Линевич, а не эта самая Эванжелина, то меня вполне могут и в смирительную рубашечку одеть и лекарствами напоить, так что лучше помалкивать. Будем разбираться с проблемами по ходу дела. Этот красавчик, кажется, меня забирать собирался. Вот пускай и забирает.

Глава 2

Карета? Самая настоящая карета, запряженная четвериком черных лошадей. Она блестит на солнце лакированными боками, а на ее дверце сверкает золотой витиеватый герб.  У дверей сего невиданного транспорта статуей застыл лакей, на козлах сидит скучающий кучер. Все разодеты в черные ливреи с золотыми галунами. На голове лошадок плавно покачиваются на ветру ярко-красные перья плюмажей.

В последний момент меня подхватывает за талию Эмерей, препятствуя падению на землю.

– Эванжелина, тебе плохо? Позвать доктора? – обеспокоено спрашивает он, а я только и могу, что озадаченно хлопать глазами. Он еще более странен, чем я думала, вот совсем больной. Это ж надо так разъезжать по городу? Но красив, чертяка...

Приняв мое затянувшееся молчание за признак возвращающегося безумия, мужчина крепче меня к себе прижимает и разворачивается, чтоб отвести обратно в палату.

– Не надо, – через силу выталкиваю из себя слова, опасаясь вновь попасть в руки безумному лекарю. – Мне уже лучше. Просто в глазах потемнело.

Лэрд меряет меня взглядом полным недоверия и скепсиса, но руку все же разжимает, позволяя мне отстраниться. 

Расстояние до кареты преодолеваю, гордо задрав подбородок и демонстрируя твердость походки. Но, устраиваясь на деревянных лавках, обитых мягкой тканью, не сдержавшись, бурчу что-то на счет нормального транспорта.

– Ну, извини, – цедит сквозь зубы, услышав мои жалобы, Эмерей. – Я всего лишь граф, а не маркиз, как твой почивший с миром муженек.

Захлопываю отвисшую челюсть, не переставая удивляться больной фантазии сего уникума. Во дает!

Экипаж, слегка дернувшись, трогается с места, через несколько минут здание психбольницы скрывается за кронами окружающих его деревьев. 

– Ну вот, теперь мы одни, – как-то слишком плотоядно улыбается эм… граф. Испуганно дергаюсь, и прикидываю в уме смогу ли я на полном ходу выпрыгнуть из кареты. В этот момент даже радуюсь, что Эмерей использует столь экстравагантный вид транспорта. Из машины я бы вряд ли рискнула. Рука тянется к ручке двери. А он, заметив мои телодвижения, еще и добавляет. – Почти одни. Так что можешь не притворяться. Нас никто не услышит.

– Не притворятся? – озадачено хмурюсь. 

– Какая игра, Эва, браво! – демонстративно хлопает в ладоши граф. – Если б я не знал, как ты умеешь лгать и изворачиваться, используя свою милую внешность и наивный взор, то поверил бы, как пить дать. Но ты, Эва, забыла перед кем сейчас играешь роль невинной овечки. 

Тут, в полумраке кареты, его глаза кажутся черными, они буквально обжигают, буравя взглядом. 

– Но я не играю, – возмущенно фыркаю в ответ. – Я, правда, не та, за кого вы меня принимаете. Меня зовут Женя, и я бы хотела попасть домой. Или в общежитие. Помогите мне, пожалуйста.

– Жениа? – как-то странно растягивает звуки в моем имени мужчина. – Интересное имя. Сама придумала? Оно даже как-то и не звучит по-нашему.

– Обычное имя. И совсем не редкое, – слегка пожимаю плечами, не понимая его удивления. В нашем классе было целых две Жени. 

– Домой говоришь, – продолжает граф, ухмыляясь. – Отвезу я тебя домой. Не сомневайся.

Эта ухмылка мне совершенно не нравится. Вот совсем. Сто процентов этот ненормальный что-то задумал. 

Внезапно экипаж начинает трясти, да так, что я несколько раз чуть не прикусываю себе язык. Осторожно выглядываю из окна, слегка отодвинув шторку, и удивленно замираю.

За стеклом мимо нас степенно катится еще один экипаж, только не такой эффектный, как графский, по мощеному брусчаткой тротуару разгуливают парочки в старинных нарядах, вывески зданий удивляют незнакомыми каракулями, вместо привычных названий и совсем отсутствует шум, присущий современному городу. Да и весь этот антураж выглядит так, будто я оказалась на съемках исторического фильма.

Мама! Куда я попала, и где мои вещи?

– Куда вы меня привезли? – поворачиваюсь я к виновнику сих злоключений. Это что ролевка какая-то или декорации? Город не то, что не мой, а вообще не похож ни на один из известных мне. А их на своем молодом веку я повидала немало, мы довольно-таки часто переезжали с места на место.

Брови мужчины поднимаются, чуть ли не до самых волос, а взгляд становится немного раздраженным.

– Эва, не переигрывай! – рявкает он. – Мы уже почти дома. Я имел наглость поселиться в особняке своих родителей, надеюсь, ты не откажешь пасынку своего мужа в такой милости?

Опять он о муже каком-то талдычит! У меня что, не лбу написано: “Разведи дуру?”

Желание сбежать от этого ненормального становится все сильнее и сильнее. А если он маньяк какой-то?  Оглядываюсь в поисках подходящего предмета, чтоб вывести мужчину хотя бы на несколько секунд из строя и выпрыгнуть с экипажа, но карета, дернувшись, останавливается.

Первым выскакивает наружу граф, а затем, как самый настоящий джентльмен, подает мне руку, помогая выбраться. Принимаю это его благодетельство, понимая, что сейчас лучше всего притворится смирившейся и покладистой. А потом, усыпив бдительность этого ненормального, драпать со всех ног. Мир не без добрых людей, авось и домой доберусь без приключений.

Экипаж наш остановился, как оказывается, возле большого и красивого здания с высокими белоснежными колонами и огромными окнами. Эмерей, крепко держа меня за руку, поднимается на крыльцо, и мне не остается ничего другого, как последовать за ним. 

С трудом преодолеваю десяток каменных ступеней, путаясь в подоле длиннющего платья. М-да, не привыкла я к таким нарядам. И как в них раньше-то ходили?

А как только мы заканчиваем сие восхождение, двери открываются, и на пороге нас встречает невозмутимый и чопорный дворецкий. Его подбородок так высоко задран, что мне кажется, будто вот-вот тощая шея мужчины переломится, и голова упадет на пол. С трудом сдерживаю смешок и робко прохожу внутрь вслед за Эмереем.

– Лэрд, леди, – кивает нам главный из лакеев. – Я рад видеть вас в добром здравии. 

Глава 3

– Нет, Теодор, я не могу это выяснить. Пойми, нет такого признака, по которому тебе бы  дали точный ответ. Ретроградная амнезия, состояние фуги, они так не диагностируются. Это заболевания иного плана, ментального… Но что я с уверенностью могу сказать, так это то, что приступ у нее был настоящий, – врач говорит резко и отрывисто. Я ощущаю его горячие пальцы на своих висках, и исходящее от них приятное тепло.

– Жаль, Риг, очень-очень жаль, – произносит граф и, задумавшись, замолкает. Некоторое время в комнате царит тишина.

– Почему ты ей не веришь? – все же нарушает молчание доктор, убирая ладони от моей головы, и я тут же об этом сожалею. Его нехитрые манипуляции  приносили явное облегчение и покой.

– Ты сам знаешь почему, – мрачно отвечает Эмерей, и что-то в его голосе заставляет мое сердце болезненно сжаться, ощущая затаенное чувство вины и непонятной обреченности.

– К слову, а как там Гленн? – смущенно кашлянув, спрашивает врач.

– Как обычно, – тихо отвечает Теодор. 

Они говорят еще о чем-то, но голоса становятся все тише и тише, и я снова засыпаю.

А просыпаюсь уже утром. Бодрой и отдохнувшей, как огурец, хотя с кровати подниматься, пока не спешу. Все, что произошло вчера, требует тщательнейшего обдумывания. 

Я, как будущий ученый, привыкла оперировать фактами, и эти самые факты просто вопиют о том, что я не в двухтысячных годах, не в своей стране и у меня чужое тело. Да, вчера я поддалась эмоциям, и это меня совершенно не похоже. Спишем все на болезнь бедной Эванжелины, а сейчас пора брать себя в руки, ибо слезами горю не поможешь.

Почему-то вспоминается популярный в свое время фантастический роман Роберта Шекли “Обмен разумов”. Надеюсь, в моем организме бомбы все же нет, и я хотя бы на своей планете. Наука, конечно, говорит, что сие невозможно, но отрицать такое тоже нет оснований. В конце концов, раньше и в космос путешествия считались выдумкой. Так почему же не быть переселению сознания, или души, если на то пошло. 

Сейчас я понимаю, что еще в больнице были тревожные звоночки, просто мозг на них упорно не реагировал. Во-первых, я стала гораздо ниже, сантиметров на десять, не меньше. И это не люди такие высокие вокруг, а я сама мелочь пузатая. Во-вторых, я упорно не замечала длину и цвет волос. Есть, между прочим, даже такой эффект, когда разум не может найти чему-то объяснение, он  просто старается это не видеть.

А вот когда этих непонятных вещей стало слишком много, и сознание попросту уже не могло их игнорировать, у меня произошел нервный срыв. 

Осторожно поднимаюсь и направляюсь к туалетному столику с огромным зеркалом. Белое с розовыми витиеватыми узорами трюмо с готовностью показывает мне собственное отражение. Внимательно вглядываюсь в него, и вижу перед собой молоденькую девушку, почти ребенка. Светловолосую, большеглазую и очень испуганную. Но, рассмотрев эту девчушку повнимательнее, понимаю, что ей, на самом деле, около девятнадцати, почти моя ровесница. И эта я в свои неполные двадцать уже успела замуж выйти и мужа похоронить?! Средневековье какое-то…

А пока я удивленно собой любуюсь, слава Богу, внешность мне досталась довольно-таки миловидная, в спальню проскальзывает Лина.

– Доброе утро, леди Эванжелина. Вы уже встали? – улыбается она мне, приседая в легком книксене. – Как вы себя чувствуете?

Такая искренняя забота мне очень приятна. Видно по всему служанка по-настоящему любила свою молодую госпожу.

– Здравствуй, Лина, – поворачиваюсь к ней, улыбаясь в ответ. – Чувствую себя прекрасно.

Горничная искренне радуется моим словам, сияя как солнышко.

– Вам завтрак в гостиной накрывать? ─ задает она следующий вопрос, теребя поясок белоснежного фартука.

– Наверное, – колеблюсь, не зная, как тут принято. Еще не хватает опозориться. Принесет сейчас кучу вилок-ложек, а я буду сидеть и думать, какой пользоваться.

– Это так хорошо, что вы поправились, – все же не выдержав, радостно восклицает Лина, перед тем, как выйти. – Значит, дорогу хорошо перенесете. Граф будет доволен.

– Какую дорогу? – искренне недоумеваю.

– Как какую? Мы же завтра в Айнвернис отправляемся, родовой замок графа Эмерея, – изумленно хлопая глазами, выдает служанка.

Родовой замок? Эта новость меня немного пугает. Замок в целом, как вид обитаемого жилища, меня совершенно не привлекает. В моем представлении это мрачное унылое серое каменное здание, холодное и неприветливое, а самое главное – без элементарных удобств. Что я, дитя двадцатого века, там буду делать?

Никогда не относилась к тому типу девушек, которые взахлеб читают женские романы о храбрых горцах и нежных дамах. Пока мои однокурсницы почитывали маленькие книжечки в ярких мягких обложках и украдкой вздыхали о вечной любви, я штудировала учебники, пытаясь вытянуть на повышенную стипендию, а когда было свободное время, предпочитала научную фантастику. А оказаться в прошлом и подавно не мечтала. Неразвитая медицина, отсутствие прав, патриархальное общество и пренебрежение гигиеной меня абсолютно не прельщали. И вот теперь я тут. Кстати, а тут это, собственно, где?

– Лина, – мило улыбаюсь служанке, пока она сервирует стол. – Ты, наверное, знаешь, что я немного была нездорова…

Смотрю пытливо на девушку, которая, кивнув, старательно отводит глаза. Видимо болезни психики тут считаются чем-то постыдным и неприличным в качестве темы для беседы. Но у меня не особо есть выбор. Кто еще может мне спокойно и расстановкой поведать о том, кто я такая, где оказалась и почему меня так не любит пасынок покойного мужа?

– Так вот, Лина, – устраиваюсь поудобнее за столом и расстилаю на коленях салфетку. Слава Богу, в моем архиве общих знаний хранится парочка воспоминаний об исторических фильмах, которые я имела счастье когда-то посмотреть, так что смутное понятие об этикете у меня есть. Но в том-то и дело, что весьма смутное. – Мне очень помогли в больнице, но лечение имело один весьма неприятный эффект. Я ничего не помню.

Глава 4

Путешествие в карете по местным дорогам – то еще удовольствие. На второй день пути, понимаю, что, невзирая на мягкие подушки на лавках, моя пятая точка превратилась в отбивную. А все попытки устроится поудобнее тщетны, ибо этот вид транспорта просто предназначен для пыток. 

Ох, не знали мои подруженьки, мечтая об экипажах, джентльменах и красивых платьях, что на самом деле сие собой являет. Кареты – неудобные неамортизированные таратайки, платья – вообще ужас, один только корсет – это большущий жирный минус, к счастью доктор мне пока рекомендовал обходиться без него, а джентльмены не всегда честные и благородные.

Со мной томится в этом “гробу на колесиках” и незаменимая Лина. Ей еще хуже. Девушку выворачивает, по меньшей мере, дважды на день и она большую часть дороги либо спит, либо стонет, время от времени, просясь наружу. Весь экипаж пропах навязчивым мятным запахом, который по рекомендации врача должен был уменьшить мучения бедной служанки. Может, и уменьшил, кто его знает. Но я теперь точно скажу, что именно этот аромат отныне для меня в списке самых отвратительных.

Между прочим, доктор Эшли тоже направляется с нами в Айнвернис. О причине мне, естественно, не говорят, но Лина, тот еще оптимистичный ребенок, сразу же предполагает, что из-за меня. Мол, это граф настолько обеспокоен моим здоровьем, что даже лекаря с собой взял. Или вовсе фантастическая версия о том, что я сразила своей неземной красотой сердешного Ригана и он не в силах со мной расстаться, а болезнь только лишь предлог.

Советую Лине поменьше читать романы и отворачиваюсь к окну. Внутренне я все же рада, что здоровяк с нами. Во-первых, я почему-то чувствую себя рядом с ним спокойнее, графа же откровенно побаиваюсь. Во-вторых, он очень помогает с Линой, периодически пичкая ее разными снадобьями, облегчающими состояние бедняжки. Но все же большую часть времени мы с ней проводим только вдвоем, мужчины предпочитают путешествовать верхом.

К концу недели с горем пополам мы все же добираемся до вожделенного замка Айнвернис. Это каменное сооружение, расположенное на холме, кажется совершенно неприступным и неуязвимым. Меня буквально завораживает его красота и величие. В ярких лучах солнца Айнвернис словно сверкает, умытый теплым весенним дождем, утопающий в сочной зелени вьющегося по стенам плюща и дикого винограда и окруженный с одной стороны водами холодного виниконского моря. Внезапно в груди становится тесно, и от непонятного восторга перехватывает дыхание. Я чуть ли не по пояс высовываюсь из окна кареты, пытаясь разглядеть все до мельчайших подробностей, и вздрагиваю от гневного окрика.

– Эва, – уже спешит ко мне лэрд Эмерей.  – Ты что это удумала? Быстро сядь на место!

Покорно прячусь внутрь экипажа, немного обиженная таким повелительным тоном. 

Карета медленно катится по каменному мосту и въезжает в гостеприимно открытые ворота.

Нас тут же окружают люди с восторгом приветствующие графа и доктора Эшли, с которым, судя по всему тесно знакомы, и с любопытством поглядывают на экипаж. Стражники, сопровождавшие нас всю дорогу, спешиваются и попадают в объятья возлюбленных или жен. С напряжением ожидаю, кто кинется на шею Теодору, но его обнимает низенькая пожилая женщина, которую вряд ли можно принять за жену, скорее за экономку. 

Мы тоже с облегчением выбираемся из транспорта и с интересом оглядываемся вокруг. Я стараюсь подобраться поближе к Теодору, все же он хозяин сей обители, и пристраиваюсь у него за спиной.

– Как он? – тихо спрашивает Эмерей.

– С утра был приступ, а теперь уже лучше, – так же тихо отвечает женщина. – Отдыхает у себя в комнате. 

На лицо Теодора набегает мрачная тень.

– А Сет?

Внимательно прислушиваюсь к разговору. У графа еще есть кто-то на попечении? 

– У Сета сейчас урок. Он будет рад, что ты приехал раньше, – улыбается его собеседница.

С удивлением понимаю, что речь идет о ребенке. Эмерей оказывается отец?

Между тем, лэрд найдя глазами врача, который в это время оказывает помощь моей служанке, машет ему рукой.

– Риган, у Гленна был приступ, –  окликает он друга. Тот, коротко кивнув, перепоручает Лину заботам экономки, и та куда-то уводит вконец измученную девушку. А сам направляется к Теодору.

Словно забыв обо мне, мужчины заходят в замок, и я растерянно смотрю им в спину. Вот что мне сейчас делать?  На меня никто не обращает внимания. Пожав плечами, решаю последовать за этими двумя.

Миновав огромный зал и поднявшись по ступенькам на второй этаж, в последний момент замечаю спину Ригана, скрывающуюся за дверью одной из комнат. Подхожу к ней и нерешительно останавливаюсь. Сквозь довольно-таки широкую щель между створкой и косяком видно небольшую детскую спальню. На кровати под теплым клетчатым пледом лежит маленький светловолосый кудрявый мальчик. Его кожа настолько бледна и тонка, что я даже могу заметить на его висках голубоватые венки, просвечивающие сквозь нее.

– Па, – изможденное личико ребенка расплывается в слабой улыбке.

– Как ты, малыш? – хрипло спрашивает Теодор, беря в свои огромные ладони хрупкую, тонкую, как веточка, детскую ручку. 

В глазах начинает подозрительно щипать, приходится часто моргать, чтобы сдержать набегающие слезы. Становится неудобно, неловко подглядывать за столь интимным моментом, и я собираюсь уже уходить, но тут мальчик замечает меня, застывшую в дверном проеме.

– Па, я вижу ангела! – детский голосок колокольчиком звучит в тишине комнаты.

Теодор тут же оборачивается в мою сторону и одаривает таким яростным, ненавидящим взглядом, что у меня от страха буквально подгибаются колени. Он не говорит ни слова, просто молча встает и, не отрывая от меня горящего взора, направляется к двери. А затем просто закрывает ее перед моим носом. 

Растерянно смотрю на украшенную изящными резными узорами деревянную створку и чувствую, как щеки заливает краска унижения. За что он так со мной? 

Глава 5

Уже три дня мы живем в Айнвернисе. И за эти три дня абсолютно ничего не происходит. В основном я сижу в своей комнате. Один раз в день выхожу ужинать в общий зал. И один раз за все это время  мне посчастливилось выбраться на прогулку. 

Заняться в этих четырех стенах мне решительно нечем. Вот что раньше делали благородные леди? Вышивали, ткали всякие-разные гобелены, читали, музицировали. Из всего выше перечисленного я люблю только читать. Но и тут не пруха. Буквы этого мира для меня загадочные бессмысленные закорючки. Признаюсь честно, я один раз все же выбралась на разведку по замку и обнаружила потрясающую библиотеку. Только вот толку мне с нее никакого. 

Сейчас уже вечер. Мы чинно сидим в зале за столом и ужинаем. Как правило в этом действии нас участвует трое: я, Теодор и Риган. Но в сей раз исключение из правил. За трапезой к нам присоединяется Сет. Он горд и преисполнен торжества, что его наконец-то допустили к взрослому столу.

Ужин проходит в атмосфере унылого молчания и позвякивания столовых приборов. Риган пару раз в самом начале пытался втянуть нас в разговор, и если я охотно шла ему на встречу и с любопытством слушала разные лекарские байки, то Эмерей молчал и дулся как мышь на крупу  К тому же кидал на нас такие хмурые взгляды, что разговор нет-нет, да и затих.

Вяло ковыряюсь в тарелке с горохом, но так не осмеливаюсь поднести ложку ко рту. С детства ненавижу это блюдо. Краем глаза замечаю. что бедняга Сет тоже измучился не на шутку, пытаясь извлечь из тарелки этот сомнительно аппетитный гарнир и скормить крутящемуся под ногами щенку.

– Сет, – грозно сдвигает брови Тоедор, заметив маневры сына. – Разве так полагается вести себя взрослым людям?

Мальчик виновато опускает глаза, покраснев как помидор, но рука с зажатым в кулаке горохом ныряет под стол, где тут же облизывается ненасытным животным. Заметив мой внимательный взгляд, ребенок тушуется и вытирает мокрую ладонь об брюки. Я подмигиваю этому диверсанту и вновь принимаюсь издеватся над гарниром. Именно в этот момент мне приходит в голову ну просто гениальная идея. Как я раньше до этого не додумалась?!

– Теодор, – поднимаю голову и смотрю в прямо в глаза своему опекуну. Что-то вспомнилась мне сценка из Маугли, когда он проверял может ли какое-то животное выдержать его взгляд. Так вот, сейчас я именно так себя и ощущаю, как маленький беззащитный кролик перед повелителем зверей,  и едва сдерживаюсь от хихиканья. – Можно я буду учиться?

– Учиться, – поднимает брови Эмерей. – Эва, тебе не кажется, что это несколько запоздалое для тебя занятие...

Щеки наливаются краской от такого неприкрытого сарказма. Он что думает, я не понимаю этого?

– Я ничего не помню, ─ стараюсь держать себя в руках и объяснить этому тугодуму все поподробнее. ─ Совсем. Не умею, ни читать ни писать, да и о нашей стране, – тут я едва удерживаюсь,  чтобы не сказать о мире. – Ничего не знаю. Как же я жить буду?

Мрачный взгляд Теодора буквально жжет меня и заставляет чувствовать глупо.

– Но доктор в больнице уверил меня, что это временно, ─ и столько изумления в его голосе, что я даже внутренне хмыкаю.

– А сколько это "временно" продлится? День? Месяц? Год? Сколько мне ходить необразованной? ─ стараюсь достучатся до его серого вещества.

Эмерей буравит меня нечитаемым взглядом, а я скрещиваю пальцы под столом на удачу.

– Тео, а ведь девочка права, – встревает в наш разговор Риган. – К тому же это может помочь ей все вспомнить.

На несколько минут за столом воцаряется тишина, которая нарушается лишь  методичным стуком собачьего хвоста по полу, видимо щенок снова выпрашивает у Сета лакомство. 

– Хорошо, – медленно, растягивая звуки, произносит Теодор. – Поговорю с мастером Дуги.

Улыбаюсь от радости на все тридцать два, чем ввергаю уважаемого лэрда в небольшой ступор. Что ж читать, я думаю, научусь быстро, главное буквы запомнить, будем надеяться, что тут не так как в восточных странах – один иероглиф обозначает целое слово, а то и несколько.

Но я ничего не знаю о мире, в который попала, и этот пробел тоже не мешало бы заполнить. Об этом сразу же и говорю Эмерею. На сей раз он думает значительно дольше. Я с тревогой смотрю на упрямую складочку, прорезавшую его переносицу, и в ожидании стискиваю кулаки. Не знаю почему это так важно для меня, но отделаться от этого ощущения не могу. 

– Па, – внезапно подает голос Сет. – Пускай Эва со мной ходит на уроки.

Удивленно округляю глаза. Не успеваю подобрать с пола челюсть, как получаю еще одну неожиданную поддержку.

– И правда, Тео, – одобряет эту идею Риган. – Это дельная мысль. 

Граф растеряно смотрит на этих неожиданных союзников и вздыхает.

– Что ж. Пускай, – с видимым неудовольствием говорит он. – Ума не приложу, зачем тебе политология, история, естествознание. Большинство женщин считают эти предметы скучными… 

– Я так не считаю, – качаю головой, радуясь своей победе и обретению двух таких чудесных защитников. 

Граф скептически смотрит на меня, но ничего не говорит. Ужин заканчивается уже в привычном для нас молчании, только мы с Сетем время от времени заговорщиски переглядываемся, а доктор посматривает на нас с непонятной улыбкой.

– За одно и за Сетом приглянешь, – в самом конце трапезы добавляет Теодор, грозно взирая на сына. – А то этот ребенок думает – я не знаю, что он иногда сбегает с уроков…

Сет покаянно опускает голову, но я на секунду вижу в его глазах некий бунтарский огонек, который, впрочем, тут же сменяется на взгляд невинного агнца. А этот парень совсем не прост.

С мастером Дуги мы вместе составляем мой план обучения. Не знаю, кто его поставил в известность о моей проблеме – Теодор или доктор, но он весьма трепетно и терпеливо относится ко мне. Да и вообще этот милый и наивный старичок мне сразу нравится. Он чем-то неуловимым похож на нашего завкафедрой Николая Афанасьевича и сразу завоевывает мою симпатию и доверие. Естественно в пределах разумного.

Глава 6

Урок правописания подходит к концу. Я, тщательно переписав упражнение с учебника в тетрадь, ставлю последнюю точку в конце строки и откладываю перьевую ручку, затем аккуратно накладываю промокательную салфетку и с упреком смотрю на Сета. Он, не особо осторожничая, захлопывает тетрадь, даже не задумываясь о том, что сейчас творится с исписанными чернилами страницами.

– Сет, ты ничего не забыл? – интересуюсь я, указывая глазами на свою тетрадь.

– Ой, – хлопает себя ладонью по лбу мальчик, а потом небрежно взмахивает рукой. – Ладно, завтра не забуду.

Сету предстоит отсидеть еще один урок, а я свободна. Собираю свои вещи, прощаюсь с мастером Дуги и выхожу за дверь.

Сегодня я планировала в библиотеке подобрать себе новую книгу, уже с более сложными рассказами, возможно легендами или народными преданиями. Читать каждый день во дворе под деревом уже вошло в привычку. Очень часто ко мне присоединяется Сет. Не знаю, как к этому относился граф, но мне постоянно кажется, что он за мной следит. Повсюду чудится его недоверчивый колючий взгляд, от которого у меня мурашки бежат по коже. Но сегодня я чувствую себя намного свободнее. Прямо с утра лэрд Эмерей отправился в город по каким-то своим важным и неотложным делам. 

Мне посчастливилось найти то, что я хотела почти сразу. “Легенды племени виниконов” кажется мне весьма занимательной книгой. Недолго думая, выбираю именно ее и отправляюсь во двор на свое привычное место. Сегодня я одна, после уроков в классе у Сета еще планируется занятие по верховой езде, в отличие от меня, мальчишка совершенно не боится лошадей.

Мне тоже безумно нравятся эти благородные и красивые животные, и я с удовольствием кормлю их морковкой и сахаром, но желания забраться им на спину и прокатится пока не возникает. Лучше я в гости буду приходить, издали ими любоваться и радоваться успехам Сета.

Удобно расположившись, открываю первую страницу, с удовольствием вдыхая приятный и такой успокаивающий запах бумаги. Вот любопытно – миры разные, а книги пахнут одинаково. Чуть поодаль гуляет с няней Гленн. Малышу уже намного лучше, его щечки снова румяные, а взгляд ясный и чистый. Он бодро бегает по сочной зеленой траве, заливаясь звонким детским смехом, играя с Илин в салки. Краем глаза наблюдаю за ними и невольно улыбаюсь. Ну до чего же прелестные дети у Теодора!

– И-и-ин! Иин! – испуганный крик Гленна, словно ножом разрезает умиротворенное спокойствие послеобеденного часа.

Даже не подумав, вскакиваю на ноги, отбросив книгу в сторону, и кидаюсь к малышу. Он стоит на коленках возле упавшей ничком Илин и тормошит ее за плечо.

– Иин! Иин! – сквозь слезы зовет ее мальчик. 

Я подбегаю к ним и аккуратно переворачиваю няню на спину. Девушка держится рукой за горло и пытается вдохнуть воздух, но ей словно что-то мешает. Слава Богу, к нам уже бежит кто-то из слуг, я на полпути разворачиваю его и посылаю за доктором Эшли. А пока мы ждем врача, расшнуровываю корсаж бедняжки, стараясь облегчить дыхание. 

Риган прибегает быстро. Осмотрев пострадавшую и заметив у нее на шее небольшое красноватое пятнышко, он, тихо выругавшись, прижимает ладонь к ее горлу и через минуту Илин уже с хриплым свистом вдыхает воздух. Затем поднимает девушку на руки и отдает приказ запрячь пролетку. Я смотрю на это все испуганными глазами, к моим ногам жмется плачущий Гленн. Подхватываю ребенка на руки и прижимаю к груди.

– Тихо-тихо, – шепчу я ему на ушко, стараясь успокоить. – С Илин все будет хорошо. Док ее обязательно вылечит. 

Мальчик, еще пару раз всхлипнув, затихает и обвивает меня ручками за шею.

– Ты мой ангей? – чуть отстранившись, спрашивает он, мило коверкая некоторые слова и смотря на меня своими невероятно большими голубыми глазами.

– Нет, я Эва, – качаю головой. – А ты уж точно ангел!

– Нет, – хихикает ребенок. – Я Гйен. 

Остаток дня и вечер я провожу с малышом в детской. Гленн никак не желает меня отпускать, а я не хочу его расстраивать. Мальчик и так сегодня испугался.

Ужинаем мы там же, только к нам присоединяется еще и Сет. Док пока не вернулся, а самой мне сидеть за большим и помпезным столом как-то неуютно и немного жутко.

Чуть попозже к нам приходит Зоуи. Она укладывает малышей спать, заменяя Илин, а я у нее на подхвате. 

Выкупать и убаюкать этих сорванцов оказывается довольно-таки трудно. Сет, конечно же пытается сам проделать гигиенические процедуры, мы лишь помогаем в случае необходимости. А вот Гленн безобразничает вовсю, хлопая по воде маленькими ладошками и разбрызгивая ее по ванной комнате. Чрез несколько минут мокрые уже все: и я, и Зоуи, и Сет, который тоже зашел помочь с братом, ну и, конечно же, сам Гленн, довольный и радостный, как слон. И если он еще несколько минут назад хныкал и капризничал, что не хочет купаться, то теперь ребенок проделывает то же самое, только уже по причине прямо противоположной. Выбираться из ванны этот маленький русал решительно не желает. Но Зоуи ловко извлекает его из воды и передает мне, держащей в руках приготовленное теплое полотенце.

У меня не было младших братьев и сестер, я совсем не умею себя вести с детьми, правильно их держать, баюкать, разговаривать, но в этот момент мои руки словно сами знают, что им делать и сноровисто совершают все нужные манипуляции. 

В детской всегда ночевала Илин. Сейчас эту миссию приходится взять на себя экономке. И не вооруженным глазом видно, что Зоуи для всех Эмереев очень близкий и родной человек, а не просто прислуга

Я прощаюсь с мальчиками, желаю им спокойной ночи и уже собираюсь уходить, но внезапно маленькие пальчики хватают мою ладонь и неожиданно цепко держат.

– Эва, не уходи, – просит Гленн. Его взгляд будто переворачивает что-то в моей душе и заставляет больно сжаться сердце.– Пожайюста. 

Губки малыша дрожат, и я понимаю, что он готов вот-вот расплакаться.

– Конечно, я не уйду, милый, – приседаю прямо на пол возле кровати и опираюсь спиной об ее бортик.

Глава 7

Утром возвращается Риган. Он выглядит измученным и слегка помятым, но спокойным. Значит с Илис действительно все в порядке. У девушки оказалась жутчайшая аллергия на яд какого-то местного насекомого, и своевременная помощь буквально спасла ей жизнь. Хотя Илис придется еще неделю, а то и две провести в лечебнице, но кризис миновал, и она идет на поправку. Обо всем этом нам рассказывает врач, уплетая за завтраком двойную порцию яичницы с беконом и запивая все это, по меньшей мере, двумя литрами чая. За всей этой напускной небрежностью и беспечностью понимаю, что Док не просто стены в больнице подпирал, ожидая результатов, а принимал непосредственное участие в спасении пострадавшей.

А вечером возвращается Теодор. И не один. Из-за его спины робко выглядывает худенькая русоволосая девица. Ее волосы стянуты в гладкий пучок на затылке, а платье является верхом добродетели и скромности. Не то чтобы я в развратных нарядах ходила, но Эванжелилина одевалась хоть и скромно, но со вкусом, и умела подчеркнуть свои достоинства. Зато талия у новенькой такая, что не только граф, а даже я, кажется, могу обхватить двумя пальцами. Во мне борются сейчас чисто женская зависть и адекватный профессионализм, который перед глазами показывает картинки внутренних органов, безбожно стянутых корсетом, и деформированных ребер.

Эту скромняжку лэрд привел прямо в детскую, когда мы как раз ужинали. Зоуи кормила Гленна, который половину своей тарелки съел сам, размазав часть каши по мордашке, остаток же пришлось доедать с помощью экономки. Сет и я уже закончили трапезу, и теперь попивали молоко с медом, чтоб лучше спалось, а я еще и рассказывала сказку о “Трех Поросятах”, слушая которую Гленн, открыв рот, даже не замечал очередную ложку кушанья, запихиваемого в него добросовестной Зоуи. 

– И вот, Волк дунул раз, – надуваю щеки и выпучиваю глаза, как жаба, чтобы показать в подробностях сие действие, мальчишки хохочут. Зоуи тоже прыскает в кулак. – Но каменный домик остался стоять.

– И дунул Волк еще раз, – мне снова приходится превратиться в пучеглазую жабу. – А домишке хоть бы хны. Набрал Волк много, много, много воздуха и … как дунул!

От моего выдоха слетает со стола бумажный кораблик, который мы собирались запустить в ванной, и падает на землю.

В этот момент как раз и открывается дверь, и на пороге восстает Теодор вместе со жмущейся позади него девушкой.

– Что здесь происходит? – гневно хмурит он брови, оглядывая нашу компанию.

– Па, – восклицает Гленн, тут же позабыв о каше, сказке и всем остальном.

Черты Эмерея в ту же секунду смягчаются и он, подойдя к малышу, подхватывает его на руки. Сет менее бурно выражает свой восторг, но по его лицу не сложно заметить, что он тоже скучал по отцу и рад его видеть. Это понимает и сам Теодор, другой рукой привлекая старшего к себе. Затем объятья достаются Зоуи. Я, понятное дело, удостаиваюсь лишь легкого кивка. И на том спасибо. И так буквально кожей чувствую, что граф недоволен моим присутствием в детской.

– А это ваша новая няня, мальчики, леди Сиселия, ─ представляет лэрд девицу. ─ Она будет с вами, пока Илин не поправится. 

Сет тут же хмурится, в точности как отец и складывает руки на груди.

– Я уже взрослый, – с обидой говорит он. – Мне няня не нужна. Это Гленну. Да и вообще, зачем она нам. Пускай будут Зоуи и Эва.

– Сет, – вздыхает Эмерей. – Но у Зоуи и так полно обязанностей. А Эва… Думаю, ей не очень интересно с вами возится.

В эту минуту мне настолько становится противно и обидно. Вот значит как. За меня он отвечает. Знает, что я чувствую…

– Это неправда. Эве с нами не скучно, – упрямо сжимает губы Сет.

Понимаю, что становлюсь яблоком раздора, между отцом и сыном, и от этого еще больнее. Такого я уж точно не желаю.

– Ладно, мальчики, вам уже пора спать, – поднимаюсь со своего стула и с улыбкой прощаюсь со всеми, чтоб не дать конфликту разгореться. – Спокойной ночи. Завтра увидимся.

На душе скребут кошки. Быстро выхожу за дверь, но все же успеваю услышать, как Теодор нахваливает скромняжку Сиселию.

У меня получается сделать всего лишь два шага по направлению к своим покоям, как тишину вечернего замка сокрушает громогласный рев.

–- Эва-а-а-а! – захлебывается рыданиями Гленн. – Эва-а-а!

Прижимаюсь спиной к стене и плотно прикрываю глаза, заставляя себя оставаться на месте, хотя сердце рвется, как сумасшедшее, к плачущему ребенку. Надо бежать, скорее, чтобы не слышать.

– Эва-а-а-а! – жалобно зовет малыш, уже не плача, лишь тихо икая от слез. – Э-э-эва-а!

Этот зов, он просто выдирает мою душу из груди, сжимает болезненным спазмом горло, вынуждает до хруста стискивать зубы.

–  Моя Эва!

– Что ты с ним сделала, – прямо напротив меня возникает граф. Его руки заключают меня в ловушку, упершись об стену с двух сторон от моей головы. – Зачем, Эва? Что за гнусная и подлая игра? Как можешь ты манипулировать чувствами детей? Думаешь, я хоть на минуту поверил, что ты все забыла? Думаешь, я прощу тебе то, что ты сделала?

Я смотрю на него широко открытыми глазами и не могу вымолвить и слова. Его лицо настолько близко, что я могу разглядеть золотистые лучики, расходящиеся от черного зрачка до края светло-карей радужки. 

– Я-я-я! – от страха начинаю заикаться.

– Ты, Эва. Ты! – рычит мужчина. – Сначала предаешь меня, забираешь последний шанс у моего сына, а теперь втираешься к нам в доверие!

– Тео, я не… не знаю, – пытаюсь что-то сказать в свое оправдание, но меня перебивают.

– Эва, запомни! Я никогда не даю людям второго шанса…

Я слышу, как от страха кровь стучит прямо у меня в ушах. Он и, правда, жуткий. Жуткий, страшный медведь, который защищает свое потомство. Не знаю, что такого ужасного натворила Эванжелина, но разгребать последствия придется мне.

– Даю тебе две минуты, – чеканит Эмерей. – Глен хочет, чтоб ты была с ним. И ты будешь! Но если снова предашь, если снова вильнешь хвостом и передумаешь, я не знаю, что я с тобой сделаю… Но гарантирую, тебе это не понравится.

Глава 8

Удивленно смотрю на мрачного графа. О чем это он собрался со мной говорить? Да еще и наедине. Снова в чем-то обвинять будет? Может, думает, что я специально эту их магическую проводку испортить хотела. Саботаж устроила. Такая себе Женька-камикадзе.

– Тео… – хмурится доктор Эшли. Ему, видимо, тоже не нравится идея Эмерея. Все же не единожды он присутствовал при наших конфликтах.

– Я обещаю, что не буду расстраивать Эванжелину, – красноречиво взирает на него Теодор и Док, махнув рукой, сдается и выходит.

Меряю графа пристальным взглядом, не ожидая ничего хорошего. Мне ли не знать, какой он может быть. В комнате повисает напряженное молчание, нарушаемое лишь тихим тиканьем настенных часов. Стрелки в форме ажурных ключиков показывают три часа пополудни.

– Эва, – нарушает тишину Теодор, приседая в кресло, где еще недавно мостился Сет. – Мне очень жаль, что ты пострадала.

Коротко киваю, гадая, что он скажет дальше. Пока разговор не несет для меня опасности, но кто его знает, что отмочит в дальнейшем сей джентльмен.

– Теперь я верю, что ты ничего не помнишь, – наконец произносит он заветные слова. Мне бы радоваться, но за ними следуют менее приятные. – У тебя ума бы хватило не тыкать пальцем в алладис, даже чтобы доказать мне свою амнезию.

Плотно сжимаю зубы, чтобы не сболтнуть ничего лишнего. Вот вроде и поверил, но подал это в такой форме, что становится обидно. А я, между прочим, чуть не умерла.

– Я не знала что это. Думала обычный паук, – все же осмеливаюсь выдать что-то в свое оправдание. 

Граф на эти мои слова лишь легко вздергивает бровь, но больше ничего не говорит.

– Теперь-то ты мне расскажешь, в чем я провинилась перед тобой? – спрашиваю то, что давно уже мне полагалось знать. 

– Расскажу, конечно, – соглашается Теодор. – Позже, когда ты поправишься.

Раздраженно закатываю глаза, не понимая, чем мое состояние может помешать во время слушанья рассказа. Но знаю ─ стоит мне только начать настаивать, и Эмерей вообще замкнется.

– А ты что-нибудь вспомнила из своей прошлой жизни? – тут же интересуется граф.

И хоть он всем своим видом выражает деланное безразличие, в глубине его глаз я ясно вижу нешуточную заинтересованность. Что же ему так нужно от Эванжелины?

– Нет, – отрицательно мотаю головой.

Нечего давать человеку ложную надежду. Вдруг он думает, что я сокровища усопшего мужа где-то припрятала или завещание на дом.

– Хорошо, что это временное явление, – откидывается на спинку кресла лэрд, задумчиво переведя взгляд на окно. – По крайней мере, так утверждают доктора.

– Ну, я б не стала им настолько безоговорочно верить, – недовольно хмурюсь. Я-то знаю, что никогда ничего не вспомню. Невозможно вспомнить то, чего никогда не знал.

– Зря ты так говоришь, Эва, ─ не соглашается со мной мужчина. ─ Доктор Куинкей отличный специалист…

– Это тот, что мне мозги едва не поджарил? – невежливо перебиваю, всем своим видом выражая скепсис. 

Скулы Эмерея внезапно чуть-чуть розовеют, и я с умилением смотрю на смутившегося графа. Надо же. И такое бывает.

– Хорошо, Эва, отдыхай. Не буду тебе мешать, – поднимается со своего места Теодор и в странном порыве протягивает руку, убирая упавшую мне на лоб непослушную прядь волос. От этого едва ощутимого касания меня словно бьет током, а мужчина резко отдергивает ладонь.

Смотрю в замешательстве на графа, а он не менее удивленно на свои пальцы, как будто не понимая, как такое могло произойти. А затем разворачивается и уходит.

Как только за лэрдом закрывается дверь, в комнату осторожно проскальзывает Лина.

– Леди, как же вы меня напугали! – качает она головой, прижимая к щекам руки. – И как так мы все не подумали, что вы можете забыть об алладисах.

Пожимаю плечами и слегка ерзаю на кровати, устраиваясь поудобнее. Что-то этот разговор меня слишком утомил.

– Зато лэрд Эмерей… – мечтательно закатывает глаза девушка, плюхаясь в кресло.

–  А что лэрд Эмерей? – сонливость мигом слетает с меня, и я заинтересовано смотрю на свою камеристку.

– Он так переживал. Так прижимал вас к себе, ─ всплескивает ладонями служанка. ─ Никому на руки не хотел отдавать, сам в комнату внес и в кровать уложил. Еле спровадила его, когда вас переодевала. А вот доктору не удалось. Граф Эмерей от начала и до конца присутствовал, пока мастер Эшли вас лечил.

Мои щеки мигом заливает краска, когда я представляю перед глазами непривлекательные картины моего врачевания. Выглядела я в тот момент, наверное, как дохлая курица. Это только в книгах у девушек на руках романтичный вид. В жизни все оказывается намного прозаичнее. 

– Лина, что ты выдумываешь, – охаю я. – Зачем это графу. Он меня ненавидит.

Служанка скептически хмыкает и что-то бормочет себе под нос.

– Что ты сказала? – подозрительно переспрашиваю.

– Говорю ─ от ненависти до любви один шаг, – невозмутимо отвечает девушка, извлекая из тумбочки небольшой пузырек с жидкостью и наливая в прозрачный стакан воду. 

– Чушь, – фыркаю в ответ. В голове никак не складывается образ влюбленного графа. Он меня скорее придушить готов, чем поцеловать. 

– Чушь или нет, а время покажет, – все так же бесстрастно заявляет Лина, капая из пузырька в воду резко пахнущую жидкость. – Выпейте леди. Вам их доктор прописал для укрепления организма.

Послушно проглатываю горькую жидкость и откидываюсь на подушки. Сейчас мне совсем не хочется думать ни о графе и его странном поведении, ни о Эванжелине. которая какую-то неизвестную беду натворила. Хочется просто домой. К привычным вещам и опасностям, которые я знаю на зубок. А то тут мало ли еще какие неведомые убийственные штуки меня подстерегают, о которых совсем забыли меня предупредить. Хорошо, что от “паука” меня птичка спасла… А если бы ее не было? Кстати, что  же за чудесное пернатое мне пришло на помощь?

Я, конечно, осторожно пытаюсь расспрашивать о возможных пташках, летающих по замку, как по лесу, и у Сета, и у Лины. Но ответ на сей вопрос не знает никто. Только у Эмерея не спрашиваю. Он после того раза ко мне больше не приходит.

Глава 9

Мне кажется, что я  всего лишь на минуту прикрываю глаза, как меня будит необычайно мелодичный, но совершенно незнакомый звук птичьей трели. Сажусь на кровати в поисках источника этого шума и с изумлением цепляюсь взглядом за сидящую на подоконнике давешнюю спасительницу моей жизни.

Черная пташка смотрит на меня блестящими бусинками глазок и самозабвенно поет. Медленно встаю и, боясь спугнуть странного стрижика, осторожно подступаю к окну. Но пернатая даже и не думает удирать, а терпеливо ждет, когда я приближусь, склонив маленькую головку на бок.  Аккуратно подношу руку и провожу пальцами по шелковистым перьям. В этот момент у меня даже и в мыслях не возникает, что это опасно, я скорее воспринимаю ситуацию как дивный сон. 

Спокойно выдержав мою неуклюжую ласку, стрижик, чирикнув последний раз в непосредственной близости от моей ладони, расправляет маленькие крылышки и вспархивает со своего насеста, но летит почему-то не вверх и даже не вперед, а вниз. 

Расстроено оборачиваюсь, чтобы вернуться в постель и испуганно замираю. На кровати преспокойно лежу я сама собственной персоной. Моя грудная клетка мерно поднимается в такт дыханию, руки лежат поверх одеяла ладонями вверх, веки плотно сомкнуты. В том, что я сплю, сомнений не возникает. Только что тогда делаю вторая я возле окна?

Не успеваю задуматься и ужаснуться данному факту, как переваливаюсь через подоконник и лечу вниз вслед за птицей, только ни дома, ни растущего подле него дерева нет, даже приближающейся земли не видно, лишь светло-серая, как грозовые тучи, закручивающаяся воронка, затягивающая меня в свои глубины.

– Эва! Эва! – вздрагиваю от гневного окрика моего мужа и нервно отдергиваю руку от кормушки. На тонкой веточке, близь моего окна висит круглая крышка от шляпной коробки, которую я лентами привязала к ней. А в этой самой кормушке сидит маленький черный стрижик. Он тоже испуганно пищит в ответ на гневный крик моего супруга и взлетает, как только дверь отворяется.

– Эванжелина, – рык пожилого, но крепкого мужчины разносится по моим покоям.

Лина давно уже забилась в свою каморку, мне некуда прятаться. Впрочем, я изначально знала, что наказание меня настигнет.

 – Ты снова это сделала? Снова меня ослушалась? – хватает меня за руку маркиз Хендрик. – А ты знаешь, что бывает со строптивыми девчонками, смеющими ослушаться старших.

О, да! Я знаю. И очень-очень хорошо. Мой муж доходчиво объяснил мне это в первую же неделю брака. Я уже давно не прошу меня помиловать, и даже не плачу. Слезы и мольбы только раззадоривают его садистскую натуру, и ударов достается вдвое больше.

– Эва, девочка моя, – как правило, перед каждым наказанием его голос становится мягким и ласковым, как патока. – Я ведь говорил тебе не пользоваться силой понапрасну? Говорил?

Его ладонь поглаживает мою щеку. Я молча киваю, с трудом выдерживая эту ласку. Внутренности скручивает в узел от страха, к горлу подкатывает тошнота.

– И ты знала, что я тебя накажу? Знала? – я вижу перед собой его лицо. Блеклые светло-голубые глаза сейчас кажутся черными из-за расширившихся зрачков, на лбу выступает испарина.

Снова киваю.

– И тебе известно, как важна будет твоя сила через несколько месяцев, когда наступит день Миана? Известно?

– Да-да, лэрд Хендрик, – с трудом выдавливаю из себя слова. Голос хрипит, и каждый звук, словно наждачной бумагой царапает горло.

– Какая хорошая девочка, – ладонь легко похлопывает меня по щеке.

Затем он резко разворачивает меня спиной к себе и кидает на кровать. Я уже и так знаю, что за этим последует. Мой муж умеет бить так, что следов от ударов совсем не остается. Но иногда ему доставляет удовольствие смотреть на отметины оставленные его руками. 

Закусываю краешек покрывала и крепко зажмуриваю глаза. Я вытерплю. Должна. Мне нужно выполнить обещание, дожить до праздника Миана, а потом пускай этот делает со мной что хочет. Смерти я уже не боюсь.

Резко подскакиваю на кровати. Сердце выпрыгивает из груди, а спина еще ощущает боль от ударов плети. Вытираю дрожащей ладонью вспотевший лоб, понимая, что это был всего лишь сон. Странный, страшный сон. Сон, в котором мне пришлось побыть Эванжелиной. Громкий чирик заставляет испуганно вздрогнуть.

– Нет, дорогая моя, я теперь к тебе и на метр не приближусь, – говорю сидящей на подоконнике птичке. 

Она возмущенно что-то говорит в ответ на своем птичьем языке, а затем принимается увлеченно чистить блестящие перышки. Я совсем не уверена, что именно это пернатое создание стало причиной моего путешествия в прошлое. Возможно, я просто спала, а пение стрижа просочилось в мои грезы и спровоцировало такую странную фантазию.

Впрочем, как бы там не было, а я уже убедилась, что в этом мире, возможно, все – от бьющих током пауков до переселения душ. И не мешало бы расспросить камеристку о моих способностях, которые во сне не давали покоя  моему почившему с миром мужу. Странно, что Лина раньше не упоминала ни о каком моем даре. Может, его и вовсе нет, а я тут уже напридумывала себе.

День постепенно идет на убыль. Перед ужином ко мне забегает Сет похвалиться своими успехами и тоже пожаловаться на новую няню. А за ним сразу же наведывается доктор, справиться о моем самочувствии, хотя сегодня он уже был. Мне все никак не удается поговорить с Линой о мучающем меня вопросе, то посетители идут косяками, то горничная моя занята по самые уши. 

К концу дня я уже готова взвыть от безделья и пустого лежания в кровати. Мне даже читать пока запретили. А вот бедняжка Лина валится с ног от усталости. Решаю не дергать девушку расспросами, это можно и завтра узнать, и отправляю спать. Сама же смотрю с тоской на настенные часы, которые медленно, ну просто издевательски медленно, отсчитывают минуты.

Сна у меня ни с одном глазу. Судя по всему, я уже днем порядочно отдохнула. Но когда в тишине комнаты раздается тихий скрип дверных петель, я мигом закрываю глаза и поворачиваюсь на бок, искусно притворяясь спящей. Вспоминания о том, что днем меня так же проведывал неизвестный гость, заставляют покрыться холодным потом от страха. 

Глава 10

Может, для Лины там и нет никого, а вот для меня стрижик вполне себе видимый и даже осязаемый, помню, как чувствовалось под подушечками пальцев его шелковистое оперение. Но кричать об этом было бы глупо и небезопасно, особенно после того, как меня забрали из лечебницы для душевнобольных.

– Ой, а что это так восхитительно пахнет, – с деланным энтузиазмом восклицаю я, дабы переключить внимание камеристки на что-нибудь другое.

– О, это! – тут же ведется она на прием. – Новый рецепт. Мод где-то узнала как печь оладьи со сладким сыром. Очень вкусно. 

– Охотно верю, – улыбаясь, вдыхаю аппетитный аромат. 

Сырники мне часто готовила бабушка на завтрак, ибо только так меня можно было заставить поесть с утра перед школой. Потом бабуля заболела, и ее не стало.

Сейчас же, вместе с этим запахом, сердце в моей груди тупой иголочкой кольнула ностальгия, и я словно воочию увидела бабушку Лиду у плиты в байковом цветастом платье и белом полосатом фартуке, перешитом из старой юбки. 

Незаметно смахнув набежавшую слезу, осторожно поднимаюсь с постели и, накинув поданный Линой халат, сажусь за столик. Краем глаза цепляюсь за изголовье кровати, но моей гостьи там уже нет, впрочем, не сомневаюсь, что она скоро снова появится. 

– Леди, – мнет служанка в руках край передника. – После осмотра врача, вас попросил зайти к нему в кабинет лэрд Эмерей. Сказал, что для очень важного разговора.

Коротко киваю, понимая о чем мы будем говорить, и радуюсь, что доктор дает добро на окончание моего вынужденного заключения.

Сырники оказываются не только аппетитно пахнущими, но еще и потрясающе вкусными. Почти, как у бабули. Я и глазом не успеваю моргнуть, как уплетаю почти всю порцию. Почему-то вспоминается фильм “Унесенные ветром”, когда мамушка отчитывала Скарлетт, говоря, что истинная леди ест на людях, как птичка, и потчевала ее блинчиками перед приемом в “Двенадцати дубах”. Скарлетт из меня, как и леди, такая себе получается. 

После завтрака Лина подбирает для меня платье и помогает одеться. Отчего-то именно сегодня я долго пялюсь на предложенные варианты, не зная, на каком остановиться. Разноцветные легкие муслиновые наряды, аккуратно разложенные на кровати, напоминают яркие экзотические цветы, но ни один из них меня не привлекает. В результате “плюю” на все это, в том числе и на глупое желание казаться привлекательной и женственной во время знаменательной беседы, и выбираю первый попавшийся вариант.  

Белое в мелкий горошек платье удачно подчеркивает тонкую талию, слегка открывает ключицы и расходится пышной юбкой до самого пола. Я определенно нравлюсь себе в зеркале. Есть какая-то прелесть во всех этих винтажных нарядах, нежность, элегантность, утонченность, девушку в таком одеянии хочется холить, лелеять и оберегать.

Осторожный стук в дверь раздается уже, когда служанка расправляет поясок на талии, разглаживая едва заметную складочку. 

– Это, наверное, доктор, – задумчиво смотрю на дверь. – Впусти его, Лина. А после осмотра я о кое-чем хотела бы у тебя спросить.

– О чем же, леди? – поднимает брови камеристка. – Вы что-то вспомнили?

– Потом, Лина, – машу рукой. 

За дверью и правда стоит уважаемый Риган. При виде меня он сияет улыбкой и, уверенно переступив порог комнаты, полушутливо спрашивает:

– Как тут моя любимая пациентка?  

– Доктор Эшли, на данный момент я ваша единственная пациентка, – хмыкаю в ответ, поворачиваясь к мужчине.

– Но это ведь совсем не исключает возможность быть любимой, – скалится в ответ Риган.

Смотрю на него с плохо скрываемым замешательством. Это что, флирт?

Лина убирает со стола посуду и выходит, а врач приступает к своим обязанностям. Теперь мне еще больше неловко, когда он дотрагивается до моего лба ладонью, измеряет пульс, проводит руками над телом, уложив меня на постель, иногда останавливаясь и более тщательно сканируя область сердца и солнечного сплетения.

– Ну что я могу сказать, – закончив осмотр, вещает лекарь. – Эва, ты поразительно быстро восстановилась. Все системы органов функционируют замечательно, жизненные показатели в норме. Если тебя больше ничего не беспокоит, то карантин я снимаю, а вот укрепляющие капли еще недельку попей, не помешает.

– Спасибо, доктор Эшли, – поднимаюсь с кровати и искренне благодарю врача.

– Мне-то за что Эва? Это все твоя жажда к жизни и молодой организм, – отвечает мужчина. – Кстати, можешь звать меня Риган. 

– Я не знаю, удобно ли, – опускаю ресницы, избегая смотреть ему в глаза.

– Абсолютно, Эва. И я рассчитываю тебя увидеть сегодня за ужином.

Неуверенно улыбаюсь и киваю, чувствуя себя не в своей тарелке от такого внимания.

Доктор, собрав свои инструменты, поднимается и уходит, а я принимаюсь ждать Лину. Хотелось бы с ней поговорить о моих способностях перед разговором с графом, чтобы быть, как говорится, во всеоружии. 

Проходит десять минут. Двадцать. А горничной все нет и нет. Я уже начинаю немного нервничать. Не обозлился бы Эмерей на мою задержку, все же указания были ─ прийти сразу же после осмотра. Нетерпеливо ерзаю в кресле, прождав еще десять минут, а потом, сдавшись, решаю топать к Теодору. Разговор с Линой снова откладывается.

И только оказавшись за дверью своей комнаты, понимаю, что совсем не знаю куда идти. Я бывала в детской, библиотеке, классной комнате и даже на кухне, но вот апартаменты графа мне еще не доводилось посещать, как и его личный кабинет. Хотя припоминается мне, что в первый день, когда Зоуи вела меня в наши комнаты, она вскользь заметила, что восточное крыло это вотчина Теодора. Дескать, там и его кабинет, и зал с оружием, которое лэрд самозабвенно коллекционирует, и мастерская. Хотя какая может быть мастерская у аристократа, ума не приложу.

Дохожу до верхней площадки лестницы и сворачиваю налево, попадая в аналогичный западному крылу коридор. Тут тоже стены пестрят портретами и гобеленами. Вполне возможно, что за некоторыми из них прячутся новые тайные ходы, которые с большим энтузиазмом давно уже обследовал любопытный Сет. Может, не мешало бы попросить у мальчика провести мне экскурсию по секретным лабиринтам замка.