Ангел Аспида

История вторая. О скорпионе и о том, насколько вольны современные своенравные нравы

Аспид нежной кожей ощутил как грубые и в то же время заботливые руки прикоснулись к нему, затем понесли над землею в неизвестном направлении, в этом коконе было тепло, здесь приятно пахло. Недавно он ощущал лишь как грязевые капли, небрежно окропляющие его личико, холодили кожу, и совсем рядом вертится нечто большое, готовое в любой момент погубить его жизнь. Несколько минут назад, то смертоносное устройство постепенно замедлялось, затем вовсе остановило свой бешеный бег и, разлепивши глазки, он начал созерцать фигуры, контуры предметов, затем коричневые пальцы, прикасающиеся к тому месту, где он находился. И эти самые туземные десницы уволокли наружу его озябшее тельце, когда недружелюбный человек что-то произнес, те загорелые руки крепко сжали находку и отпустили в новое место, которое было куда хуже, чем предыдущее. Однако он, венец творения, не приклонился пред этим огромным миром, ибо он больше всего мира.

Отныне же, то стало минувшим прошлым, которое вскоре забудется, слишком мучительно рождение человека, и может быть, смерть также однажды предастся забвению. Память не соизволит запечатлеть начало и конец, значит, мы не рождаемся и не умираем, мы живем вечно – думал малыш, наблюдая за мелькающими видениями окружения – люди вокруг суетятся, хлопочут надо мной, и думают, будто я ничего не понимаю, но я ведаю все тайны мироздания, во мне более знаний, чем в них, моя мудрость не ограничена мнимой реальностью и не извращена воображением, я прибываю в первозданной Истине, которая по сути своей непостижима. Покуда Аспид мыслил, его подхватили другие длани, он ощутил другое, женское тепло, прикасания были усталые, наиграно любящие.

Тем временем около крыльца поместья духовно растерзанный Эстебан хватался за свою буйную голову, невольно рвал волосы, смахивая крохотные слезы и нескончаемо причитал, не щадя укорял себя за аморальный поступок. Ужасное злодеяние он свершил, минуя все нравственные устои своей стойкой натуры. Ведь жизнь, ведь само Провидение явило ситуацию, в которой нужно было встать между сильным и слабым, виновным и невиновным, грешным и невинным. Но он лукаво избрал надругательство над человечностью – скверное невмешательство. А что если бы тот ребенок захлебнулся в луже, погиб от бессилия, тогда бы вся кара Небес пала на слугу, а не на господина, ведь руки злодея чисты, тот не прикасался к подкидышу. Долго такой укоризной он терзал себя, изнурял себя вопросом – кто важней для Вселенной – тот, кто нападает, или тот, кто испытывает гнет и боль, если одинаково любить их обоих, то чью сторону выбрать, кого принять в лоно своей любви? Нельзя служить двум господам – учил пророк Христос, а я лукавлю, нужно было отнести дитя в дом, под покровительство Мари Дон-Эскью, ослушаться приказания барона, но не потворствовать тому беззаконию – сожалея о своем выборе, говорил самому себе Эстебан.

В Терновом кусте произошел настоящий театральный переполох, ведь помимо рождения Хлои, барон привез некоего младенца неизвестного дальнего родства, однако с виду вполне спокойного, в меру детства уравновешенного. Сестра Мари, познав счастье материнства, настолько переполнилась любовью к детям, что охотно приютила возле своей груди и Аспида, пригрела змейку – как подшучивал в своей злорадной душе барон. Безусловно, об имени младенца пока никто не ведал, поэтому все начали придумывать всякого рода несуразные глупости. Смуглый слуга, принесший новорожденного, куда-то подевался. Барон Дон-Эскью задерживался с багажом, или готовил речь для поздравления сестры своей любимой супруги. Впоследствии оказалось что ни то, ни другое не входило в его скоропалительные намеченные планы. В первую наиважнейшую очередь, хозяин усадьбы отправился скорым шагом на кухню, дабы заморить огромного червячка, следуя нежным запахам всевозможной снеди. Однако обещанного супа ему не подали, поэтому пришлось напитаться, чем попало, и такой свободный рацион весьма позабавил тучного барона.

Затем прибрав свой раздутый живот, минуя всех возбужденных слуг, он вышел из дому и как, кстати, ему попался Эстебан в отличном огорченном виде, посему подсел рядом с обиженным мавром, без оправданий, заявив.

– Помнишь, Эстебан, у вышивальщиц имеются подушечки для иголок, вот и твое сердце подобно сему предмету, слишком мягкое оно у тебя, а жизненные укоры – колкие вещи, впиваются, остаются внутри, покуда их не вытащит мудрый человек. Знаю, ты сейчас ругаешь меня, даже, думается, презираешь. И это правильно, меня помимо прочего еще можно пожалеть, ведь я так ужасен в твоих глазах. Однако мне придется пояснить свое сегодняшнее поведение. – барон рассуждал здраво на сытый желудок, или злодейски хитроумно. – Во-первых, в том ребенке я различил явственно перст судьбы, некий высший дар, который неукоснительно необходимо принять, потому я бы ни за что не бросил его на произвол фатума. Во-вторых, бросают или отдают в приют по обыкновению нездоровых детей, с отклонениями в физическом здоровье или с помешательствами в уме, что весьма затруднительно определить. Посему наглядно удостоверившись в обратном, я принял Аспида в свою семью, еще и потому что он родился в год змеи по восточному календарю. Меня в последние месяцы крайне завлекла тема востока. Да, кого я обманываю, конечно, я назвал его подобным образом из простого презрения. Я оказал ему великую честь. Я готов предложить ему выбор – быть моим сыном или слугой.

– Вы лукавите, господин. Я воочию видел правду в ваших алчных до чужой жизни глазах. Вы играли с ним, как играете со всеми.

– Это слабость власти. А что ты хотел, чтобы сила, предназначенная для разрушения, созидала? Если только после того как всё уничтожит. На обломках возводят города на костях. Не так устроен мир, как ты себе воображаешь. Всем царям военачальникам нисколько не жаль чужие жизни. Но не будем об этом. Ты, Эстебан, потрясающий психолог, и по этой причине я нанял тебя, ты помимо внешней оболочки человека, пытаешься проникнуть внутрь вещей, в души людей. Потому-то и бандиты бросают оружие, завидев твой прозорливый лик. Ты заглядываешь им в души, и они обнаженные, прикрывая срам, убегают прочь, ища новую одежду. А в Аспиде ты заметил что-нибудь странное?

Внезапно показалась миссис Дон-Эскью и громко сказала.

– Лютер. Вот ты где. Неудивительно, что мы обыскались тебя. Правду глаголют, что пропажу всегда нужно искать в самых обыденных местах. Но сейчас ты должен поздравлять мою сестру с рождением замечательной девочки, а не слабоумно торчать на холоде. Пойдем, хотя бы увидишь малютку.

– Конечно, дорогая. – ответил барон и напоследок шепотом обратился к слуге. – Скоро ты заимеешь еще одну должность. Готовься стать крестным отцом. Ты чувствуешь бремя греха, и ты будешь за него отвечать, ты возьмешь его на свою душу, Эстебан. Готовься.

Они вдвоем миновали широкие коридоры, стены были обклеены узорчатыми обоями, картины висели разных размеров и фактур, занавеси на гардинах всевозможных атласных фасонов, остальное чуть уходило в тень, не раскрепощаясь особой роскошью. Интерьер выделялся своеобразностью дизайна, декоративность отдельных предметов мебели являло собой некую особенную пластичность, меняя места дислокации, ощущение уюта не ускользало сквозь призму привычности, словно вещи составляли единое целое с объемными комнатами. Усадебный дом многогранно обширен, здесь и спальни, двое гостиных, число коих зависит от численности гостей, кухни, кладовые, игровой зал, где расположен бильярдный стол, обитый лазурным сукном. Всего не перечислить, так велико многообразие нюансов здешнего декора. Родовое поместье передавалось из поколения в поколение, как крепкое гнездо, свитое первыми важными птицами, или то был скворечник, сотворенный вне их ведома, но для их удобства, и весьма приглянувшийся им для благополучного жилья. Род Дон-Эскью никогда не слыл особой задумчивостью, отрешенностью или религиозностью, скорее наоборот, они всегда жили свободно на широкую ногу, вели действенный образ жизни. Но лишали себя свободой мысли и мечтания, ведь круг их интересов сводился к простой диаграмме – обогащения, удовольствия и деторождения. Что можно в общей сложности или простоте слить в единый термин – мирское мировоззрение. И сему они придерживались, не уступая ни на шаг в сторону. Книг в доме имелось великое собрание сочинений, но, увы, брались в руки лишь те, в коих подтверждалось сей бессмысленное импульсное кредо семьи Дон-Эскью. Каждый раз, когда очередной родственник умирал, то уходил тот человек, как правило, беспрекословно с пустым стеклянным застывшим взором, словно жизнь прошла, а он так и не задумался ни разу о жизни. И погребальный саван покрывал наготу их хладных сердец. А душа стояла рядом и плакала не о своем исходе, а о тех, кому предстоит уйти нераскаявшимся.

Барон весомого вида, с прилизанными короткими волосами на шаровидной голове, не имел офицерскую выправку, но вполне походил на зажиточного мэра, длинный сюртук частично скрывал его форменную полноту, а лицо его походило на гротескное изображение семи погубителей душ человеческих. Мари Дон-Эскью, баронесса, напротив была худа, излишне разговорчива и высокомерна, исполнив свой смысл жизни, что неукоснительно является деторождением, она горделиво возносилась над теми, кто еще не вступил на сей тяжкий труд, кто еще не принял на плечи свои сей непоколебимый груз ответственности. Она из тех кто везет ребенка в коляске, желая, чтобы все вокруг уважительно расступались, чтобы все одинокие люди видя ее счастье чувствовали себя никчемными и униженными. Она из тех, кто кичится своими детьми, но участие в воспитании оных принимает весьма посредственно, но педантично подходит к науке возрастания будущих поколений. Прическа ее непременно уложена в конский хвост, на ней строгое платье без излишеств, несколько сверкающих украшений для создания завистливых взглядов и абсолютно надменный вид, таково поверхностное описание баронессы.

Таким несовместимым тандемом они шли к своей родственнице, дабы поздравить ту или утешить, это зависело от причуд настроения.

– Я где-то вычитала, что змеи порою подкладывают свои яйца в гнезда птиц, и пернатая мамаша ничего не подозревая, усердно высиживает подкидышей. Затем вылупляются цыплята и вместе с ними и маленькие змееныши. Представьте, как косо смотрит отец выводка на деток столь непохожих на него. И должно быть те змеи вскоре пожрут семью, в которой так удачно оказались. Я это всё рассказываю к тому, что ты поступил нецелесообразно. Нужно было оставить этого ребенка, там, где ты его нашел.

Барон внимательно выслушал жену и ответил.

– Либо поможет возвеличить наше укромное гнездышко. Этот несчастный нотариус не поддается моим уговорам, говорит, будто для увеличения земель необходимо иметь более трех детей, ему необходимо четыре имени. Я, безусловно, подумывал удочерить ребенка твоей сестры, на время, конечно, но судьба подарила мне этого заморыша с голодным взглядом как у змеи. А еще говорят, будто наши думы черствы, но в дни веселья мы радостны, пьяны, мы наполняемся беззаботной закваской, комичным хмелем. Он же истинно бездушное создание, его усталая душа словно пытается двигать давно умершее тело.

– Да, он весьма странен. – ответила баронесса. – Думаешь, твой план стоит выделки? Ведь понадобится куча бумаг, усыновление дитя без матери нелегкая бюрократическая задача. Много времени потребуется на оформление опекунства. Но зато, сколько выгоды! Какой явственно благородный поступок! В аристократическом кругу это обстоятельство выбелит нас. Представляю, как миссис Клэй будет умиляться, и благодарить меня за добродетель. Особенно когда узнает, где именно ты обнаружил подкидыша.

– Я знал что ты меня поддержишь. – радостно воскликнул барон. – Деньги ускоряют время, развязывают языки и покрывают чужие руки мозолями. Поэтому проблем в будущем я не наблюдаю.

Супруга не удивилась предложению барона оставить и даже усыновить младенца, напротив, сталась солидарной с этой корыстной благотворительностью. Впоследствии возникли некоторые сомнения, однако имея врожденную хитрость и реализованное приспособленчество, она знала, что усыновленный мальчик не станет полноправным членом их семьи, не будет вмешиваться в жизнь ее кровных детей, в их наследство, барон и баронесса используют его как причину для обогащения за казенный счет. Затем, когда все формальности будут позади, они отлучат отрока от богатой жизни, тот станет простым слугой, который в силу малого возраста не запомнит ту потерю положения в высшем обществе. План вырисовывался весьма удачный, степенный, рассудительный. Если и есть судьба, то она и впредь будет сопутствовать нам – думали супруги, как полагается едино в единстве помыслов.

Их крепкий брак по естественному закону рационализма был по расчету. Оба состоятельные люди, они словно золотодобытчики прилепились к брачной руде, это означало, что больше им не нужно было с кем-либо делиться имуществом, им в меру привилегированным особам, не было необходимости заводить новые знакомства, так для чего тогда ожидать заколдованных принцев и принцесс, когда можно условиться на данностях. Поэтому в их диалогах отсутствовала всякая нежность, лишь сухие комплименты слетали с их напомаженных уст ради поддержания культа этикета, прикосновения меж ними также были редки, не потому что они дорожили телесной чистотой, а по причине искусственной холодности, их союз не был платоническим, небесная высота любви не затрагивала их. Не существовало соединяющей любви между мистером и миссис Дон-Эскью, однако единение помыслов и желаний в некоторой мере являлось чудесным образом в их совместной жизни, словно то была пародия на брак, и окружающие почитали это явление за вышние отношения, отмеченные чуткой искренней любовью.

Лакей церемонно отворил дверь в комнату, довольно просторную, немного душную. В тяжелом воздухе, словно по-прежнему висели те болезненные крики и неумолчные стоны, боль и конечная радость. И всю эту удушающую обстановку разрежала утопическая мирная идиллия лежащая на пышной кровати. Сестра баронессы благотворно возлежала, прижимая к груди малютку Хлою, а рядом покоился Аспид, чуть дремлющий, он внимательно слушал разговоры взрослых, сложивши ручонки, научно изучал полураскрытыми веками дивный процесс кормления новорожденной девочки. Рита прикрыла действо покрывалом, дабы не показывать избыток обнаженного тела и дабы, не смущаясь, господа выказали ей уважение, представительно войдя в эту временную палату. Слуги к их приходу, безусловно, прибрались.

Барон остановился возле кровати и нисколько не смущаясь, приготовился держать речь, но тут он приметил Аспида, отчего с неприязнью воззрившись на него, желчно проговорил.

– Неопределимое желание лишить его жизни возникает во мне, словно он живет вопреки всем законам мироздания. – откровенно прошептал он, дабы никто не расслышал его мысли. – Вижу, дорогая, ты приютила нашего с Мари ребенка. Это меня радует. Познакомься Хлоя, это твой дядя Аспид. Но историю его краткой жизни я расскажу как-нибудь позже.

– Чудесный малыш. – подтвердила Рита. – Только немного странный, не плачет и не улыбается.

– Малышка Хлоя куда прекрасней, только посмотри какие у нее глазки. – мгновенно сотворила льстивый комплимент баронесса.

– Мари, ты не представляешь насколько я счастлива. – говорила ее сестра.

– Жаль только что они оба родились под отвратительным знаком скорпиона. Все знаки зодиака достойны, но яд имеет только один. Упрямость и свободолюбие, нетерпимость и хладнокровие, меланхолия, всё это отравляет их. Как жаль.

– Жаль, если верить этим бредням. – заявил твердо барон. – Рожденные в год змеи – мудры, и это мне куда больше нравится.

Рита, не ожидавшая таких скверных восклицаний, запротестовала.

– Какое это имеет значение в данную минуту, когда их жизни обрели новый виток, вопреки всем вашим звездам и календарям, мою Хлою ожидают великие свершения, я это предчувствую и без ваших глупых гороскопов.

– Таким образом, каждый родитель думает о своем первом ребенке. Хотя наш Олаф не первый, всё же он настолько представителен и занятен, что порою дух захватывает. – сказала Мари не позабыв прибегнуть к самолюбию заявив о своих достижениях в жизни.

В замешательстве прибывал барон, разглядывая новорожденных, они казались ему чересчур бледными и спокойными, в них нет той бурной крови родства Дон-Эскью, а значит, в них нет ничего путного. Подкидыш тем временем с любопытством кокетки рассматривал окружение, словно анализируя свои возможности в данную пору жизни, кои весьма невелики.

– На сим всё улажено. – сказал барон. – Если тебе, Рита, не противен Аспид, то пусть обитает подле тебя некоторое время, а после, когда он подрастет, пусть перейдет в сан слуги, это единственное что он заслуживает. Теперь осталось только усыновить его, для этого необходимо несколько мелких взяток и пару часов писанины. И мы с гордостью получим приданное принадлежащее нам по праву кровного родства. – рассудительно проговорил барон и широко зевнул позабыв прикрыть рот ладонью. – Позвольте мне чуточку вздремнуть, ведь этот несносный нотариус выпил залпом все мои нервы, столь искусно, что я бездушный сейчас же рухну прямо на этом месте.

Супруга поцеловала мужа в щеку, и он поспешно удалился, миновав все условности.

Отныне дамы могли побеседовать в уединении, не стесняясь посудачить в открытую, однако послеродовое состояние сестры не позволило той долго сплетничать и хорохориться. Их диалог стался коротким, но весьма витиеватым.

Мари села на край кровати Риты, лаская взглядом малютку Хлою.

– Константин видимо не слишком обрадуется рождению дочери, мне всегда казалось, что он желал иметь наследника.

– Безусловно, ты же знаешь этих мужчин. Однако девочка куда интересней для него, ее взросление он воочию увидит, как будут меняться ее платья, прически. А мальчиком он и сам был, чего тут занятного. Миленькое создание, не правда ли.

Тут произошло нечто неожиданное. Аспид незаметно подполз к Хлое, протянул ручку и коснулся ее порозовевшего личика. Отчего девочка пробудилась, но не заплакала. Тот словно ласково хотел погладить ее по щечке, однако пальчики еще плохо распознавали сигналы души, и не позволили ему проявить порыв нежности.

Рита отреагировала не сразу, она наблюдала за этой своеобразной игрой, затем рукой усадила Аспида на место. В чувствах матери включилось чувство защиты смешанное с удивлением.

– Какой необычный ребенок. Мне кажется он недостоин своего имени. – заявила она.

– Зато как оригинально. Знаю, что Лютер как всегда пошутил, это его своеобразный каламбур, который так неудачно восприняли всерьез. Жаль, теперь на нем лежит это змеиное клеймо. Я не чувствую к нему ничего доброжелательного, ведь Аспид такой холодный.

– Дети отверженные родителями всегда обделены теплотой. Чему тут дивиться. Настоящая трагедия может произойти, если в детстве не получив любовь матери, он вырастит и полюбит девушку, но та будет безразлична к нему. Словно специально его сердце изберет ту, которая будет причинять ему страдания, наравне с матерью. Тогда он вовсе обретет змеиное хладнокровие, и лед заточит сердце юноши. Боюсь, что женщины тогда потеряют для него всякую значимость. Он возненавидит женщин, считая их бесчувственными одинаковыми фуриями, меркантильными созданиями, которые неспособны любить. И он ошибется, ведь только его они не любят. Они любят только других. Но надеюсь это не случится. – говорила Рита.

– Разве Аспида возможно любить. – вслух произнесла Мари свои мысли. – Современные нравы отвратительны. Не понимаю тех матерей, которые бросают своих детей, отдают их в приюты, затем являются, минуя десятки лет и начинают качать права, дескать, я тебя родила, значит, ты мне по гроб жизни обязан служить. О, я бы им прочитала лекцию, начав с такой истины. – она приняла серьезный вид. – Родители, если вы хотите чтобы ваш ребенок достиг благ и высот, вознесся до пика совершенства, то начните с самих себя, сами заслужите почет, достаток, университетское образование, славу, и только после, своим примером требуйте от детей стремление ко всему этому. А если вы безграмотны в жизни, то и создаются такие подкидыши. Вы, конечно, можете оправдать слабую неразумную мамашу, сказав – у нее трудная жизненная ситуация, но не забывайте что она человек, а значит, может всё что угодно, да и вообще, чтобы не было проблем, дети должны зачинаться в законном браке. Так я всегда думала, и знала, что мои дети не будут мною кичиться. Я имею хороший жизненный диплом, значит и мои дети, будут куда лучше меня.

– Будьте совершены, как Отец ваш совершен – так гласит Священное писание.

– Может быть. Я не читала. – заявила Мари.

“Не познала книгу книг, и считает себя образованной, какая выдумщица, и вертихвостка” – подумала Рита и мысленно усмехнулась – “Или не хочет сознаться в том, дабы не выглядеть религиозной, ведь это сейчас так немодно”.

– Ты права, современные люди плохо оценивают свои силы. Точно также неуместно располагать крохотным желудком и набивать его съестным до боли и тошноты. Нужно чувствовать уместность, испытывать уместно чувство любви. Только тогда возможно рождение ребенка, чтобы затем перейти ему в объятья нежной матери. Но ты, Мари, всё же, слишком сурово осуждаешь матерей, а что если у них нет средств на жизнь, нет мужа, или она недееспособна, что прикажешь ей делать, для такого созданы казенные дома. Женщине трудно устроиться на работу, тем более с новорожденным ребенком на руках, без поддержки легко отчаяться. – говорила Рита.

– Сильная женщина всегда найдет выход, ведь можно попросить помощь у государства, или отыскать достойного мужа, нужно стучаться в двери, а не оставлять пред решетчатыми преградами всевозможных подкидышей. Вспомни рассказ Лютера, о плаче под колесом кареты, это, по-твоему, также необходимость? Это благородно? – строго произнесла баронесса.

– Посмотри на меня, Мари. Разве я в таком состоянии могу бороться за свое счастье, нет, ты сейчас говорила о здоровых женщинах, а изможденным слугам своей судьбы не нужны лишние трудности. А насчет Аспида. Это лишено всякого человеколюбия. Это чудовищно. – укоризненно произнесла сестра. – Однако и этому есть оправдание.

– Да неужели. – усмехнулась баронесса.

А Рита, невзирая на ее утомительные укоры, продолжила защищать матерей, ведь в эти часы та испытывала некую обоюдную связь, ощущала тяжесть бремени женской доли, сострадала их страданиям, ибо самолично недавно прониклась той неповторимой глубиной переживаний. Она начала объяснять так.

– Мать Аспида, насколько бы она не была беспутной, она знала, что это карета богатого человека, судя по гербу, и знала, что сей коляска определенно понесется в достопочтенный дом, предполагала что барон, скорее всего, сжалится над ребенком, примкнет новорожденного в свои слуги, отдав нянькам, каких проживает на усадьбе превеликое множество. Ваши кухарки сплошь незамужние особы, потому с надуманным неистраченным чувством материнства, не откажутся кормить подкидыша и всячески поощрять его своим вниманием. В общем, она поступила мудро, сделала всё возможное, чтобы ее сын рос в благополучии.

– А мне кажется, она просто-напросто хотела лишить Аспида жизни, причем таким жестоким образом. И все обвинения впоследствии пали бы на Лютера. Невиновный понес бы незаслуженное наказание.

– Это уже в прошлом. – отмахнулась Рита. – Всё обошлось. И если его мать явится к вам, то не препятствуйте ее чувствам, прошу, ради меня. Не делайте сердце мальчика еще более хладным, чем оно есть. Ведь каждый рожден для радости, продолжительной или мимолетной. – на этих словах сестра баронессы явно подустала и притомилась, подобно спящим деткам возле нее, смежая веки она попрощалась с Мари желая доброго дня. Та в свою очередь последовала примеру мужа, удалилась в свои покои с поспешностью утоленной дикой серны.

Аспиду было трудно пошевелиться, туго скрученный пеленами он лежал в кроватке и непрестанно размышлял. Вспоминал и анализировал лица, увиденные им, прокручивал то быстро, то медленно услышанные диалоги, внутренние монологи, явленные в человеческих очах. Пытался приникнуть глубже в их души, которые излучали потаенные откровенные чувствования. Оказывается приятные люди, приятно пахнущие, много говорят о материнстве. Но что такое мама? – спрашивал младенец. – Неужели я был некогда частью тела женщины, затем я родился, увидел свет, но, увы, это не то свечение, которое я видел на Небесах. Я помню, как очнулся эфирным духом, бестелесного меня сотворил Творец, дабы вскоре я обрел плоть. Но для чего? Почему бы не быть духом. – всё никак не мог осознать человечек в люльке. Над ним висят погремушки, но он еще не способен до них дотянуться. Лишив Аспида движений, взрослые люди обрекли его на продолжительные изнурительные размышления. И поэтому всеми мыслительными импульсами изучающей души малыш постигал сакральные пространства вселенной заложенной в нем Творцом, и необъятную Вселенную вокруг себя.

Его пугала мысль – а что если я навсегда останусь таким маленьким и беззащитным, и не смогу пересечь те решетки. Для чего я родился и где моя мама? Я помню ее аромат, цветочное благовоние кожи и свежесть волос, я помню, как она взглянула на меня, радостно и в то же время испугано. Но здесь меня ласкают чужие женские ладони и грубые мужские осматривают меня, крутя до тошноты. Но руки мамы более не прикоснуться ко мне. Улетучился куда-то ее душистый запах, неслышно ее томное дыхание, я так долго слышал, как бьется ее сердце, я был рядом с ее сердцем, иногда мне казалось, что я могу протянуть свою ручку и коснутся маминого сердечка, прижаться губами, но сейчас я потерял то единение плоти, теперь я один. Ее нет рядом. Ее рядом нет. Я некогда душой прибывал в таинственном едином соитье двух клеточек, зигота, то было мое тело, я рос и размышлял о Боге, о Рае, думал о том, как сложится моя земная жизнь. И вот из малой клеточки я возрос. Вскоре во мне начали просыпаться другие ощущения. Помимо разума, я чувствовал ее, я в ней, а она во мне, она питает меня, а я воздействую на нее, мама жива, значит, жив и я, мама радуется, и я радуюсь вместе с нею. Я ее никогда не видел. Интересно, какая она? Должно быть, она очень красивая. Я помню, как ладонь папы ложилась на животик мамы, и я ощущал тепло исходящее от его любящей руки. Сердечко мамы в те мгновения билось сильнее. И мы втроем блаженствовали в единстве любви. Папа. Зачавший мое тело, какой он? Как странно. Я недавно созерцал Творца во всем величии Его, сонмы Ангелов парили надо мной и сонмы новых душ в свете невинности радостно прибывали. И мне было достаточно всего этого. И даже больше. Но вот я здесь. Я обрел тело, но я ничего не знаю о мире, как мне жить, и кто мои родители? Неужели я забуду Бога, забуду Рай и Ангелов, неужели я больше полюблю этот мир более Небесного царства? Поэтому я попросил у Творца вечную память, пожелал помнить всё и ничего не забывать. Память, это всё что у меня есть.

Защитная черствость барона показалась Аспиду чересчур напыщенной, все его страсти были налицо, нескрываемые они с прямолинейностью отражали беспокойную душу сего богатого человека. Его супруга виделась во всех отношениях фальшивой, наигранной, не ставшая актрисой, как мечтала с молодости, ныне она повсеместно играет небольшие сценки из буржуазных пьес, следуя эпитетам жизненного закономерного сценария. Сестра баронессы виделась обычной леди, весьма наивной, но умной, которая живет лишь благодаря покровительству достопочтенной родственной семьи, без той опеки она явственно негодна. И последнее важное лицо, встреченное на его кратком жизненном пути это Эстебан, лакей с ленивым желанием стать камердинером, однако его восточное происхождение, особенности во внешности не позволят ему достигнуть аристократической бледности, для этого ему необходимо потерять себя. В общих чертах тот очень даже думающий занятный человек, переживания и метания чувств выдают в нем многообразность незапятнанной рассудительности, многогранность натуры, сложность восприятия изменчивой действительности, однако он избрал послушание, посему не решается противостоять укорам власть имущих.

Вот небольшой перечень персонажей явленных в жизни Аспида за двадцать четыре часа. Он предвкушал новые события, новые лица, новые объекты для познания, ему хотелось разобраться в каждой душе, дабы постичь свою собственную душу.

Однако среди прочих ему повстречалась еще одна душа, знакомая ему по Раю, та ангельская девочка по имени Хлоя, родившаяся в тот же день что и он, она знакома ему, в ее глазках осталось теплящееся прошлое блаженство. Интересно помнит ли девочка их встречу – спрашивал себя Аспид и не находил ответа. Он не мог прочесть Хлою, эта книга пред ним пока что не раскрывалась. Как впрочем, и другие вопросы для Аспида оставались сокрытыми.