Анатомия колдовства

Глава 3

— Уехал! — возмущалась Рона, сидя у очага. Короткий визит на берег выстудил её, несмотря на тёплый мужской камзол и штаны. Девушка вообще предпочитала мужскую одежду, плюя на мнения неодобрительно качавших головами чопорных матрон. — Нет, ну просто подумай! Только отогрелся после корабля и уехал!

Магнус и впрямь не задержался в их доме. После отъезда Деоринга он, к вящему неудовольствию обеих сестёр, быстро собрался и отправился следом на своём мёртвом коне. Рона, впрочем, подозревала, что злятся они совсем по разным причинам. Если сама она хотела послушать о далёких странах, которые несомненно посетил в своих походах некромант, о его магии и, наверное, много ещё о чём, то Альма явно вздыхала о причинах куда более приземлённых.

Рона даже хотела упрекнуть в этом норну, но так и не рискнула. Старшая сестра была скора на расправу, а колдовство позволяло ей придумывать изощрённые наказания, недоступные простым людям. Иногда Роне и вовсе казалось, что та выставит её из дому, но каждый раз Альме удавалось сдерживать себя.

— Уехал и ладно, — прошипела норна, сортируя сушёные травы.

— А мне казалось, ты ему рада, — осторожно бросила пробный камень Рона, но наткнулась на тяжёлый взгляд сестры и умолкла.

— Как бывает рада мужчине одинокая женщина, рядом с которой живут одни мерзавцы, которых и видеть-то противно! — Альма отшвырнула пучок вербены. — Помолчи. Ты меня раздражаешь.

От неё исходила такая волна злости, что Рона сочла за лучшее подчиниться. Альма никогда не любила младшую сестру, но раньше она была спокойней. А с тех пор, как во Фьёрмгарде поставили храм Восьмерых, такие вспышки стали случаться постоянно.

Норну злило то, что хорошо знакомые прежде люди теперь перестали приходить к ней за толикой колдовства и стали осуждать её ремесло. Новая вера пришла как-то вдруг — просто однажды шериф вышел к народу и объявил, что теперь служит Окте. До того яд восьмёрников незаметно, но глубоко разошёлся по городу, а теперь ударил, как змея.

Язычников пока никто не выгонял, разве что обложили подушным налогом, и кое-кто, собравшись, уже отправился восвояси — поговаривали, что на север, в Нордлинг, где эрл Гарольд давно уже мечи точит на Окту. Приходили чиновники и к Альме, но бумажка бумажкой, а хускэрлов в помощь король не прислал. Местные же тэны боялись норны, как огня.

Конечно, Рона знала, что рано или поздно за ними придут. Чиновник, а с ним — пара отчаянных голов, затаивших когда-то злобу на Альму. Обвешаются амулетами, среди которых, если повезёт, попадётся пара настоящих, а там попробуют подчинить норну силой.

О том, что будет тогда, девушка старалась не думать. Потому что храбрецов стражи дома превратят в кровавую кучу, которая и некроманту будет бесполезна, вот только этого уже шериф не стерпит. И своего добьётся. Может, вызовет теурга из столицы, может, отправит неподвластного ведьмовским чарам Деоринга. Только от ведьмы он, пусть и большой кровью, избавится.

— Я поеду за ним, — вдруг сказала она.

— Что? — Альма подняла голову.

— Я поеду за колдуном, — повторила Рона. — Помогу ему в поисках джумарцев. А он, наверное, заберёт нас отсюда.

— Дура, — вздохнула норна. — Никуда мы отсюда не уйдём.

— Сама дура! — взвилась Рона, отчего сестра вздрогнула. — Глаза открой! Не сегодня-завтра Окта и сюда придёт! Думаешь, они позволят тебе здесь жить? Думаешь, твоя сила сможет…

— Хватит! — Альма вскочила на ноги. — Замолчи!

— Не замолчу! Раз ты молчишь, скажу я!

Альма глубоко вдохнула, и на миг Роне показалось, что она сейчас ударит. Но сестра лишь покачала головой.

— Чтоб духу твоего здесь не было через час, — сказала она.

* * *

Неожиданно для себя самого Йон чувствовал удовольствие от новой поездки, хотя и без того три недели провёл в седле. Впереди была встреча с магами, больше того — с некромантами, искусство которых в Академии изучалось лишь отстранённо, как запретное. А значит, впереди — новые знания.

Удовольствие ему доставляло и общество Хильды. Девушка оказалась умна, начитана и умела поддержать любую беседу, что изумляло теурга. На прямые вопросы об источнике этих знаний она отвечала, что общалась со многими людьми и обладает хорошей памятью.

Йон ещё раз нащупал сумку, где хранились бумаги — наброски теургических концептов, отдельные мысли, которые он доверил чернилам и взял с собой, чтобы работать даже в дороге. Затерялась среди них и купчая на тир — Гирт попросту подарил девушку сводному брату, заявив, что тому будет полезно женское общество, а самому ему Хильда не так уж чтобы и нужна. И как в воду глядел. Первая полезность вскрылась буквально на следующий же день, когда из-за метели им пришлось заночевать в поле.

Найдя укромное место среди разлапистых елей недалеко от дороги, Йон отправился на поиски хвороста — посылать в стремительно сгущающиеся сумерки леса тир он и не подумал, а потому просто бросил ей охапку смолистых веток с ближайших деревьев и велел разжечь огонь, пока он собирает что-то посущественней. И уже в лесу вспомнил, обругав себя последними словами, что не взял огнива. Понадеялся на магию. Вот теперь и убедился, что иногда нужно спускаться с небес на землю, к простым смертным.

Но когда Вампир вернулся, то увидел меж деревьев разгорающийся костёр.

— Так, — сказал он, бросив собранный хворост на снег. — Это уже интересно.

Хильда потупила взгляд. Она могла бы, наверное, смягчить и голема, характером будучи полной противоположностью своему имени[1]. Но сейчас теург был непреклонен.

— Как же ты зажгла это? — холодно спросил Йон. — Только не лги. Я прекрасно помню, что не брал с собой ни кремней, ни огнива.

Тир молчала.

— Отвечай, — велел маг.

По-прежнему не говоря ни слова, девушка взяла одну из принесённых им сухих веток и поднесла к ней руку. Нахмурила брови — и на дереве затрепетал крошечный огонёк.

— Чудесно, — Йон отобрал у неё тлеющую палку и швырнул её в костёр. — Гирт знает?

— Нет, господин, — Хильда по-прежнему смотрела в землю. — Вы приказали, и я…

— И ты додумалась до такой глупой ошибки, — вздохнул Вампир.

— Простите, господин.

— Я-то прощу. А вот будь на моем месте кто другой, он бы на твоей спине живого места не оставил. У раба не должно быть секретов от господина. А скрывать способность к магии… — он покачал головой. — Что ты ещё умеешь?

— Ниче…

Он бросился вперёд, одновременно выхватывая из ножен кинжал. Миг — и Хильда уже лежит на снегу, прижатая весом мужчины, а в горло ей упирается отточенное острие.

— Повтори это ещё раз, и я оставлю тебя здесь до весны, — со злостью проговорил теург. — Ну?!

— Простое пламя, — тихо ответила тир. По её коже скатилась тёмная капля. — Светлячок. Вспышка. Ледяная игла. Всё.

— Маловато, — буркнул Вампир, убирая кинжал. Затем он помог сесть Хильде. — Кто учитель?

— Отец. Я была дочерью колдуна из Нордлинга, пока меня не схватили пираты. А потом продали этелингу Гирту.

— Почему не гоэтия? Почему высшая магия?

— Отец был не в ладах с норнами, господин…

— Ладно, — вздохнул Йон. — Вытрись.

Хильда кивнула, доставая платок. Теург, впрочем, этого уже не видел — он смотрел куда-то в лес, думая о неожиданном приобретении.

Зажигание огня, свет, ослепляющая вспышка, нож изо льда. Быт, защита, оружие. Простенькие заклинания, которыми способен овладеть даже человек со слабым даром, не годящимся для полноценной теургии. Хотя переход между фазами вещества для такого недомага — уже целое достижение. Сделать воду твёрдой многого стоит.

Что ж, Хильда не оказалась попавшей в рабство великой колдуньей, но и это могло пригодиться.

«В чём пригодиться?» — спросил он себя. И тут же ответил. Да в чём угодно. Мало ли что может случиться? А если на него наденут кандалы из иттрия, блокирующего потоки магии? Штука дорогая, но пока неизвестно ни одного случая, чтобы маг освободился от неё иначе как с помощью презренной механики. Тир же, скорее всего, проворонят, а её ледяной нож прекрасно подойдёт на роль отмычки.

Он потрогал святой символ Окты — восьмиконечную звезду, по-прежнему висящую на груди. Снимать его Йон пока не спешил, здраво рассудив, что в землях восьмёрников он ещё пригодится.

— Вы не боитесь моего дара, господин? — услышал он голос Хильды.

— Глупый вопрос, — проворчал Вампир. — Чего мне бояться? Твоего ледяного стилета? Так сталь получше будет, её не надо все время силой накачивать. А стальной нож у тебя и так есть. И если ты до сих пор меня не убила, так только потому, что беглых рабов четвертуют, а идти тебе некуда.

— Есть куда, — тихо сказала девушка. — Но далеко…

[1] Hild (др. — англ.) — «битва».

* * *

Стук копыт догнал Магнуса уже на подходах к городу. Там, откуда он ехал, никаких селений не было, и лошадь могла принадлежать только одному человеку.

Он обернулся.

Взмыленный вороной конь остановился у самого крупа его кадавра и шарахнулся в сторону, испуганно заржав. Рона без труда удержалась в седле, но всё же натянула поводья, заставляя коня присмиреть.

— Альма сказала, я могу домой не возвращаться, — угрюмо бросила она.

— Потому что ты поехала за мной? — понял Магнус.

— Да. Ну… не только. Я… ты…

— Успокойся, — колдун махнул рукой, приглашая девушку встать рядом. Поглядел на видневшиеся вдалеке ворота — и переступил конскими ногами. — Зачем тебе я?

— Я решила, что если помогу тебе, ты заберёшь меня с собой, и Альму тоже, — вздохнула Рона. — Нам тут жизни не дадут. Уйти в Нордлинг, так и туда Окта придёт. А у вас на юге…

Ему не хотелось разочаровывать девушку тем, что он не собирался возвращаться, и Магнус промолчал. Он уехал из Джумара, видя, как пустыня потихоньку пожирает империю — медленно, год за годом. А здесь, в сущности, было почти то же самое. Просто здесь людям давали выбор.

— Там жизнь не мёд, если ты хочешь знать, — ответил колдун. — Думаешь, почему я разъезжаю по всему миру? Потому что не могу уже выносить песков. Это чужая и очень непростая страна. Если я за столько лет не привык к ней, почему ты считаешь, что получится у тебя?

— Мой отец приехал сюда с Исолльских островов и тоже был чужим, но остался, — упрямо сказала Рона. — А если на юге не понравится, уеду обратно. Отец говорил, там норн уважают, и зима туда не доходит.

— Я не могу принять твою помощь, — помолчав, ответил некромант. — Нет, не потому, что… Проклятье! Тебе же и двадцати нет!

— И что? — возмутилась девушка. — Меня уже три года как замуж отдавать можно! А мужчины наши в шестнадцать уже сражаются по-настоящему!

— И все равно остаются горячими юнцами, — Магнус покачал головой. — Но ладно. Если ты не боишься меня, моего ремесла и того, чем я занимаюсь, то добро пожаловать.

— Альма всегда говорила, у меня нет дара, — сказала Рона. — Но я могу быть полезной…

— И будешь, — усмехнулся Магнус. — Держи.

Он покопался в карманах и бросил ей серебряный кругляш на шнурке, который девушка поймала и сжала в руке.

— Теперь ты — моя подопечная, — ровным тоном произнёс колдун. — Твои враги — мои враги. Твои друзья — мои друзья. Это начальные слова ритуала посвящения, в Джумаре любят пышные речи. Но думаю, мы можем обойтись и без него.

Рона кивнула, разглядывая амулет. Магнус знал, что она видит там, когда-то он и сам носил такой же. На гладкой поверхности мастер-ювелир выбил рисунок: ненюфар, водяную лилию, увитую стебельками. Символ вечной жизни немёртвых. В Джумаре этот цветок знал каждый, от царя до последнего нищего, но здесь, на севере, теплолюбивые лилии вряд ли росли хоть где-то.

Он уже ждал вопросов, но Рона лишь молча повесила амулет на шею, принимая ученичество. Кодексом джумарской Цепи не возбранялось брать в ученики людей обыденных — из них можно было готовить лекарей, способных исцелять даже без крупицы магии. Магнус, впрочем, сомневался, что девица способна на такое. Ремесло целителя требует терпения и усидчивости, а ни того, ни другого Рона ещё не показала. Напротив, всё её существо говорило о прямо противоположном.

Но тут они подъехали к воротам.

Фьёрмгард располагался в самой глубине фьорда и жило в нём, на взгляд Магнуса, от силы тысяч пять человек, не больше. Окружала город невысокая каменная с торчащими тут и там старинными башнями — слабая преграда для организованной армии с артиллерией, скорее защита от одиноких демонов-охотников и островных пиратов. Но караульную службу тут несли исправно: Магнусу пришлось назваться и застрять на воротах надолго, пока стражи решали, что им делать со странным гостем. Они попросту не знали, как поступить с визитом некроманта.

Тот их понимал. Святая Окта осуждала магию Смерти. Сама по себе некромантия не была преступлением, а вот связанные с ней дела, в которых часто обвиняли колдунов — вполне. Осквернение могил, убийство, надругательство над мертвецами. За такое и на костёр отправиться можно.

Вдобавок Магнус прибыл из Джумара. А политика — штука тонкая, простому стражнику от политики лучше держаться подальше.

В конце концов, изрядно поломав голову, его обязали получить разрешение в канцелярии при храме Окты, после чего со всем уважением пропустили в город.

А за стенами кипела жизнь. Несмотря на холод и тусклое солнце, улицы были забиты людьми. Здесь торопились куда-то носильщики, зазывали покупателей лавочники, шли по делам хозяев трэллы. В нос ударили запахи города: гниль, мокрая земля, тухлая рыба, которую торгаши пытались всучить простакам. И гомон, десятки разговоров, сливавшиеся в единый низкий гул.

— Ты хорошо знаешь город? — спросил колдун.

— Бываю в нём нечасто, но все главные места показать могу, — отозвалась Рона. После того, как они миновали ворота, девушка изрядно приободрилась.

— Мне нужно такое, где можно купить слухи.

В кошеле Магнуса лежало двенадцать золотых стерлингов — достаточно, чтобы спокойно прожить полгода, но не более того. К тому же он лишился оружия, и, несмотря на бравый ответ Альме, чувствовал себя голым. Конечно, у него имелся безотказный инструмент — боевая магия, но всегда есть шанс напороться на пожирателя магии или воина в заговорённых доспехах. Да и северяне в первую очередь всегда смотрели на оружие, а уж потом на человека. И Магнус никогда не забывал про холодную сталь.

Но тратить деньги на оружие он не мог: хорошая шпага стоила половину его капитала, и примерно столько же — пистолет с колесцовым замком. Поколебавшись, Магнус решил оставить приобретение оружия на потом, а сейчас направиться в «места, где покупают слухи».

Таких оказалось немало, но никто так и не рассказал ничего путного, кроме одного: пришедшая месяц назад в гавань джумарская шебека однажды ночью попросту исчезла, словно её и не было.