Анатомический театр

Глава 9

Для подавляющего большинства жителей Кронебурга в проходной арке, ведущей в один из дворов в центре города, не было ничего, кроме глухих кирпичных стен. Однако Кайлен Неманич, оказавшись там и на всякий случай еще раз оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, безошибочно, протянув руку, ухватился за массивный дверной молоток в виде конской головы, который до того был абсолютно невидим обычным зрением. Он постучал трижды, как посетитель со срочным делом. Фаркаш обычно стучал пять раз, или три и еще два через паузу, если было что-то безотлагательное.

Пришлось подождать совсем немного, прежде чем в глухой стене образовалась щель, из которой лился свет, а потом вокруг молотка-лошади проявилась массивная обитая чугунными полосами дверь и распахнулась шире, впуская Кайлена внутрь.

В приемной царила глухая, мягкая, как пуховое одеяло, тишина, нарушаемая только бумажным шорохом и редким скрипом пера. Эти звуки издавал маленький лохматый корриган Лиан, единственное, помимо Кайлена, живое существо в комнате. Он взгромоздился прямо на письменный стол и рылся в стопке каких-то документов, изредка делая пометки на клочке бумаги. Часть бумаг уже валялась на полу, будто листья по осени, остальные были хаотично раскиданы на столе. На здоровенном черном носу корригана красовалось пенсне, золотисто отблескивающее в луче падающего из окна солнца. Что смотрелось вдвойне нелепо, учитывая, что его глаза, как и большую часть остального тела, почти полностью скрывала черная шерсть.

— Ты сегодня за секретаря, Лиан?.. — весело поинтересовался Кайлен на высоком наречии, том самом, которое красовалось у него на табличках у входа вместо обычного латенского.

— Дык ить… — пробормотал корриган, не отвлекаясь от своего дела. — Во всякой вещи должон иметься надлежащий порядок!

Манера его речи, как и у большинства его соплеменников, представляла собой нечто среднее между ближайшим советником какого-нибудь легендарного правителя прошлого и древним латенским крестьянином, который книжку видел один раз в жизни мельком у проезжавших через деревню ромеев.

— Мне кажется, мы тут имеем, скорее, беспорядок, — весело возразил Кайлен. Привычка корриганов разводить еще больший бардак, обнаружив, что где-то отсутствует устраивающий их «порядок», была ему, разумеется, прекрасно известна: Берта с их домашним корриганом Нивеном переругивались на эту тему не реже раза в неделю. И это притом, что Берта содержала дом в идеальном, с человеческой точки зрения, порядке.

— Дык ить… — задумчиво повторил Лиан, почесал длинную лохматую шерсть на макушке и швырнул со стола очередной лист, который, мерно покачиваясь, осел на пол рядом с остальными.

— А вот и ты, — раздался у Кайлена за спиной знакомый мелодичный голос, и он обернулся к вошедшей в приемную Эйлин.

— Я бы предпочел вместо «а вот и ты» что-нибудь вроде «я так рада тебя видеть, Кайлен», ну или хотя бы «доброго дня, Кайлен».

— Доброго дня, Кайлен, а вот и ты, — подняв бровь, проговорила Эйлин завораживающе нудным тоном.

Он каждый раз восхищался, как она умудряется даже на самых саркастичных репликах сохранять исключительно кукольно-невинный вид, как у самой скромной девицы на выданье из самого благородного семейства. Эбед у народа холмов мог проявляться самым различным образом, в зависимости от их натуры и способностей. У Эйлин он выражался, помимо прочего, в том, что она могла выглядеть как Святая Дева в минуту Благовещения даже тогда, когда вела себя как последняя стерва или хладнокровно душила кого-нибудь голыми руками. Взгляд зеленых глаз оставался чистым и наивным, как и выражение округлого личика с острым подбородком, изящно обрамленного светлыми, почти белыми локонами.

— Лиан навел порядок, — сообщил Кайлен исключительно для поддержания светского разговора, потому как последствия корригановой уборки было заметно сразу же.

— Дитрих потом уберет, — Эйлин махнула рукой. — Давай уже по делу.

— Ты по мне совершенно не скучала и не рада меня видеть, — скорбно возвестил Кайлен.

— Кайлен, ты нарочно издеваешься? — мрачно поинтересовалась Эйлин. — У нас угроза разглашения…

— …И учитывая мое благостное расположение духа, ты могла бы предположить, что не слишком-то серьезная. Это человек.

— Да кто знает, чего от тебя, с твоим отношением к Пакту, ожидать, — сама того не зная, отчасти повторила Эйлин слова Фаркаша. И Кайлен сразу подумал, насколько это невероятно выразительное подтверждение того, что он на себя собирает все возможные предрассудки сразу со всех сторон. Они даже одинаковыми словами говорят!

— Мое отношение к Пакту совершенно не означает, что меня радует перспектива случайного разглашения, которое может привести к бог весть каким проблемам и неприятностям, — возразил Кайлен и уселся в кресло, предварительно стряхнув с него один из разбросанных корриганом документов.

— Тебе нужно выяснить его имя, — безошибочно определила Эйлин и уселась в соседнее кресло.

— Разумеется. В обмен на это я готов сделать нужную вам работу — то бишь, найти место погребения и закопать туда бренное тело обратно. Поскольку контакт с Академией у меня уже налажен, и они сделают что угодно, чтобы от своей потусторонней проблемы избавиться.

— Придется подождать Дитриха, — пожала плечами Эйлин. — И, скорее всего, подождать, пока он все приберет. Потому что он с утра смотрел сведения о подпактных…

— …не досмотрел и ушел по другим делам, поэтому их немедля начал досматривать Лиан.

— Да. Придется подождать.

— Лично я никуда не спешу. Клиентов я на время обезопасил, и у меня есть по меньшей мере трое суток, чтобы с этим спокойно разобраться. Так что, пока мы ожидаем Дитриха, можем вернуться к вопросу о том, рада ли ты меня видеть…

Эйлин смерила его ледяным, совсем не невинным взглядом. Так она тоже умела, разумеется, если у нее было на то желание. И если бы сейчас улыбнулась, наверняка стали бы отчетливо видны заостренные клычки, которые есть почти у всех зимних. И которые почему-то были совершенно незаметны со стороны, когда Эйлин выступала в образе непорочной скромности.

Его «штучки-дрючки» на нее, как и на Фаркаша, конечно же, не действовали — как, впрочем, и ее собственный эбед на Кайлена. Что ничуть не делало ее менее привлекательной в глазах Кайлена. «В жизни должны быть вожделенные, но недоступные удовольствия. Дабы пестовать в себе смирение и ценить имеющееся с большей радостью», — так Кайлен когда-то охарактеризовал Мариусу собственные отношения с Эйлин. Она бы скорее согласилась себе руку отрубить, чем на взаимно приятное времяпровождение с подпактным, особенно такой неоднозначной репутации, как у Кайлена: дабы не обвинили потом в предвзятости.

Посему любые попытки флирта с его стороны всякий раз сурово и безапелляционно отвергались. Но Кайлен их с завидной настойчивостью продолжал, прекрасно понимая, что ей на самом деле приятно, как высоко он ценит ее прелести и красоты, особенно с учетом его способности смотреть сквозь эбед, которая даже у подпактных встречалась через раз. Просто это был флирт, не подразумевающий никакого дальнейшего развития событий. Что ж, такое и среди людей встречалось совсем нередко, Кайлен был совершенно не в обиде.

— Как вы его упустили? — решил Кайлен заговорить о неприятном, потому что вести дальнейшие светские разговоры в ожидании Дитриха был, на самом деле, совершенно не настроен. Просто следовало выказать Эйлин причитающуюся порцию внимания, к тому же его собственный эбед требовал во что бы то ни стало озарить пространство должным количеством придурковатой безалаберности. Но его и самого сейчас волновало, в первую очередь, дело.

Эйлин широко обвела рукой комнату.

— Ты видишь тут три дюжины эйров, которых я могу приставить к каждому подпактному в Кронебурге и окрестностях? Вот и я не вижу… Скорее всего, это кто-то из колдунов, живущих в глуши, вот и не уследили.

— То есть, мне все-таки предстоит пугать волков своей самоходкой, — усмехнулся Кайлен. Эйлин присутствовала при той его фразе про Фаркаша и технические новшества, так что сейчас весело фыркнула. Чувство юмора у них было одинаково сомнительное, что и не удивительно: любовь жителей холмов к сомнительным шуткам была широко отражена в легендах буквально любого имевшего с ними дело народа.

— Надо будет Шандора с тобой отправить. Нет, не ради поддержания веселья.

— А ради надзора за моей подозрительной личностью и ради того, чтобы я с собой Ионела на связанное с Пактом дело не брал.

— Будешь отпираться?

— Нет, отпираться будет Шандор, от того, чтобы на самоходке ехать. И уговаривать меня пересесть в двуколку. И кто из нас победит в этой жестокой битве, ведомо одному Господу.

— Ты сегодня подозрительно сговорчивый.

— Это все оттого, что вы с Фаркашем тоже сговорчивые: ты со мной готова поделиться сведениями, а наш бравый капитан полиции готов не открывать дело по поводу покупки Академией нелегальных трупов. Впрочем, тебе самой удобнее отправить в Сарматские горы именно меня, раз уж я готов поехать, а Шандору за такие расследования бургомистр голову открутит, с высокой вероятностью, дабы не бросал мрачную тень на светлый лик Академии, приносящей городу столько доходов. Но ведь и мне куда удобнее взять с собой Шандора, который в курсе всех подробностей дела, а не Ионела, которому нельзя рассказать и половины…

— Ты не передумал насчет подписания Пакта им и его сестрой?..

— Естественно, нет! Зачем это им?.. Пускай себе Ионел спокойно сколачивает табуретки, а Мария — выводит соседям ячмени яйцом и не лезет в опасные истории.

— И валяется с тобой на сеновале, полагая, что ты — всего лишь липовский дворянин с причудами, не более того.

— И это тоже, разумеется. Но ненадолго. Я ее выдам замуж, как только ей это станет интереснее, чем валяться со мной на сеновале. Ведьмы заводят семьи позже прочих девиц, но все-таки рано или поздно заводят. И не с богатыми покровителями из города. И она это сама прекрасно понимает, она умная девочка.

— Всякий раз умиляюсь этой твоей летней щедрости.

— А что, зимние бы ей откусили голову после спаривания, как самка богомола своему супружнику?

— Ну нет, конечно… — со звенящей серьезностью ответила Эйлин, будто такой вариант и впрямь следовало рассматривать как вероятный. Хотя, может, и следовало, в самом деле. — Дали бы подарков, сколько причитается — и отпустили с миром. Но не мужа же искать каждой девице, в самом деле!

— Она — не каждая девица, а сестра моего ближайшего помощника… Ближайшего после Мариуса.

— И это тоже звучит невероятно по-летнему, — Эйлин улыбнулась очаровательно невинной улыбкой.

— У меня просто настроение хорошее сегодня, хоть и совершенно непонятно, с чего…

От дальнейшего высокодуховного обсуждения различий в жизненных принципах зимнего и летнего двора их отвлек скрежет и шорох со стороны окна: сквозь открытую створку протиснулся Дитрих, держащий одновременно в клюве и лапах изрядное количество корреспонденции. Он был несколько крупнее обычной совы-сипухи — ровно настолько, что это не было слишком заметно издали, но довольно-таки впечатляло вблизи.

Дитрих сделал круг над столом, сбросив на него письма из лап, потом приземлился на настольную лампу, буквально выплюнул из клюва все, что было в нем зажато, и пронзительно заорал. Лиан, не будь дураком, шмыгнул под стол, а оттуда — в дальний угол приемной, чтобы успешно скрыться от гнева секретаря Надзора в стене. Дитрих встряхнулся и, захлопав крыльями, перескочил с лампы на свое кресло, по пути перекидываясь из совы в лупоглазого бледно-рыжего мужчину с крючковатым носом.

— Я хоть какие-нибудь вещи могу на своем столе спокойно оставить?! — возмутился он, с размаху плюхнувшись в кресло после обращения, и поймал пальцами собственное маленькое белое перо, кружащееся у него перед носом.

— Только когда поймешь, какой именно надлежащий порядок должон на этом столе иметься, согласно представлениям Лиана, — усмехнулся Кайлен.

— Это невозможно постичь ни человечьими, ни совиными мозгами! Ни обоими сразу… — проворчал Дитрих и, поднявшись с кресла, принялся собирать с пола бумаги.

— Скажи мне, любезный друг Дитрих, успел ли ты до этого погрома выяснить, каковы наши кандидаты в призрака, держащего в страхе всю Академию натуралистических наук? — поинтересовался Кайлен, надеясь, что ему все же не придется дожидаться окончания уборки.

— Ты выяснил, кто это?

— Выяснил, конечно, — кивнул Кайлен. — Человек, мужчина.

— И то хорошо! — с заметным облегчением изрек Дитрих. — Тогда у нас есть два варианта. Третьего, в городе, я проверил, пока с почтой разбирался, он жив и здоров.

— О, и кто же из драгоценных постоянных покупателей моего магазина совершенно здоров, но почему-то не появлялся пред ваши очи так долго, что даже пришлось выяснять, жив ли он?.. Неужели Конар Перрик?..

— И как ты только догадался! — Дитрих выразительно воздел руки.

— Это все оттого, что мне неизвестно других настолько брюзгливых стариков-затворников, которых раздражает решительно все и вся. Ты ему даже в совином облике не нравишься, что совсем уж невообразимо.

Дитрих польщенно усмехнулся и грохнул все собранные с пола бумаги на стол одной большой стопкой.

— Где-то здесь должны быть адреса оставшихся двоих, помимо Перрика, наизусть я их не помню, — сказал он, махнув рукой на груду бумаг. — Так что Лиан сейчас вылезет из своего чулана и сделает тебе чаю, раз уж тебе придется так долго ждать из-за него.

На этих словах, Кайлен сразу заметил, из теней в углу боязливо высунулась лохматая голова с длинным носом.

— Кофе, пожалуйста, Лиан, — обратился он к корригану и достал из кармана портсигар.

— И мне, — поддержала его Эйлин.

— Набираетесь от людей дурных привычек, благородная эйрина? — хмыкнул Кайлен.

— Это не дурные привычки, а исключительно благостные, в отличие от твоего табака, — возразила Эйлин с обычным своим видом нежной овечки. Но запрещать ему курить, разумеется, не стала.