Альбинос [СИ]

Глава 2

Вот так мы внезапно остались одни. Расстроенные, стояли на крыльце и молчали. Я ждал, что кто-то из близнецов скажет:

«Вы оглохли и не слышали, что сказал Дорн? Надо собираться и ехать в дом Лэнни».

Но ничего не происходило, и когда я поднял на друзей своё заплаканное лицо, увидел в их глазах ожидание моего приказа. «Конечно, ведь теперь я ― главный», ― тревожно простучало сердце. Радости от осознания того, что отныне власть сосредоточена в моих руках ― не было, ещё звучавшие в ушах слова отца помогли мне справиться с растерянностью. Казалось, я слышал свой уверенный голос со стороны:

«День уже наполовину прошёл, пока соберёмся, наступит вечер. Добираться до города ночью через лес ― опасно, а теперь ― вообще сродни самоубийству. Переночуем здесь и с рассветом отправимся в путь. Передайте слугам, чтобы надёжно закрыли поместье и выставили на ночь караул».

Близнецы кивнули и ушли выполнять мой приказ, а я нехотя поплёлся собирать вещи. На самом деле, разумеется, этим занимался мой слуга, мне же оставалось следить за ним и подсказывать, что хочу взять с собой. Оказалось, это книги. Они заняли несколько сундуков, их должны были привезти на повозке следом за нами. Остальное меня не волновало.

Вечером после ужина мы с Риком и Даром сидели в гостиной и молчали. Такие весёлые и счастливые ещё этим утром, теперь с тревогой ожидали предстоящие нам перемены. Никто не хотел начинать разговор, и тогда я спросил:

«А кому-нибудь из вас раньше приходилось убивать? Вдруг по дороге на нас нападут разбойники или, не дай бог, демоны».

Рик рассказал, что с малых лет отец обучал их военному делу и не раз брал с собой для участия в стычках с соседями или поимки «лихих людей». У них достаточно опыта, чтобы защитить меня. Дар кивнул с серьёзным видом, подтверждая его слова.

И тут я грустно усмехнулся.

― Но вряд ли кто-то из вас совершал намеренное убийство в шесть лет…

Близнецы с удивлением посмотрели на меня.

― Что за чушь, Лэнни?

― Не верите? Мне самому до сих пор больно об этом вспоминать, я даже от отца скрывал, хотя… А дело было так. Семь лет назад по пути сюда мы встретили какого-то старика, и они с отцом шептались несколько минут. После чего Дорн заявил, что ненадолго оставит меня у своего знакомого, хорошего человека. У того четверо детей, и я смогу с ними поиграть, пока отец решит одно срочное дело. И обещал вернуться за мной через сутки.

Мне было страшно, но я не хотел расстраивать отца и потому согласился. Он отвёз меня к своему товарищу, и тот радостно нас принял. Дом был богатый, хозяин всё время улыбался, поглядывая на меня с умилением.

― Какой прелестный у тебя малыш, Дорн, ― повторял он, ― гораздо симпатичнее моих сорванцов. Они подружатся, вот увидишь. Спокойно поезжай по своим делам, я позабочусь о ребёнке.

Странно, возможно, это было связано с моей магией, но уже тогда этот человек мне очень не понравился. Было в нём что-то скользкое, словно холодная хищная рыба пыталась изображать из себя безобидного малька. И эти его взгляды, что он бросал на меня ― смущали и тревожили: они словно ощупывали и раздевали. Меня подташнивало от одного его «сладкого» голоса.

А когда я увидел его детей, хорошо одетых, с вымученными улыбками на губах и болью в глазах, спрятать которую было невозможно, захотелось броситься отцу на шею, умоляя его не оставлять меня в руках этого страшного человека. Вы же знаете, я вижу людей насквозь. Мысли читать пока не умею, но их чувства для меня не тайна.

Но, кажется, хозяин дома неплохо владел магией и на тот момент был сильнее меня. Я почувствовал, что тело, застыв, не слушается, а моя голова кивает отцу против воли. Он улыбнулся, поцеловал меня и ушёл. И только когда отец скрылся из виду, меня «отпустило».

Хозяин дома ещё больше повеселел и подтолкнул неподвижно стоящих детей ко мне.

― Познакомьтесь, дети ― это Лэнни, послушный мальчик. Поиграйте пока с ним, у меня дела.

Как только он вышел, дети словно оттаяли. Две маленькие девочки схватили своих кукол и залезли под стол, где тихо перешёптывались между собой. Вскоре к ним присоединился мальчик моего возраста с каким-то опустошённым безразличным лицом, я сразу почувствовал, что он находится под воздействием заклинания. И только старший, темноволосый и хмурый мальчишка лет двенадцати подошёл ко мне и толкнул в плечо.

Я такого не ожидал и с размаха сел на пол. Мне показалось, он меня ещё ударит, но всё случилось иначе. Мальчишка вынул руки из карманов, и протянул их мне, помогая подняться.

― Не думал, что ты такой слабенький. Я ― Симон, старший в этом курятнике. Почему отец привёз тебя сюда, он что, совсем тебя не любит?

― Не говори так о моём папе, он ― самый лучший… ― я готов был расплакаться.

― Выходит, Дорн не в курсе, к какому чудовищу отправил своего сыночка. Ну, может, тебе повезёт, и этот гад не тронет… Похоже, он побаивается твоего отца.

Я испугался ещё сильнее.

― Он что, вас бьёт?

― Если бы только это, но ты маленький, не поймёшь. Но, поверь, он делает моим сестричкам и брату очень больно.

Я задумался.

― Симон, а тебя он не трогает?

― Теперь нет, я для него уже слишком взрослый…

― Не понимаю, он любит мучить маленьких детей?

Симон кивнул.

― Но ты не бойся, тебя он вряд ли тронет, тем более ты такой необычный.

Я грустно повесил голову.

― А может, мне спрятаться? Ты же знаешь дом, подскажи, есть здесь укромное место?

Симон усмехнулся.

― Конечно есть, но и он о нём знает… Это бесполезно, отец везде найдёт, поверь, я уже много раз пробовал. И даже убегал.

Я задрожал от ужаса.

― И что?

― Догнал. Только хуже стало.

Скрипнула дверь, и я спрятался за своего нового знакомого. Но это оказалась старая служанка, позвавшая нас обедать. Дети собрались в столовой и ели, жадно стуча ложками. Хозяина дома не было, и это немного меня успокоило.

«Может, он сегодня и не вернётся, а завтра папа заберёт меня из этого страшного места», ― думал я, не прикасаясь к тарелке с кашей. Аппетита совсем не было.

― Лэнни, ты не хочешь есть? ― спросил Симон. Взглянув в его голодные глаза, молча подвинул ему свою тарелку. Другие дети посмотрели на брата с завистью, и это ещё больше меня расстроило.

«Видно, отец так строг с ними, что наказывает, не давая есть вдоволь. Какой же он плохой! Вот вернётся папа, я всё ему расскажу. Мой отец обязательно…»

Я задумался. Если до сих пор никто не узнал, что негодяй так плохо обращается с собственными детьми, значит, и на этот раз он сможет выкрутиться. «Никогда не позволю обижать ни себя, ни других детей. Вот вырасту, приеду сюда и расправлюсь с ним…» Впервые я почувствовал, что в моей душе растёт что-то тёмное и злое, и мне это понравилось.

После обеда нам разрешили погулять в саду, и Симон покатал меня на качелях. Мы почти не разговаривали, но по его печальному лицу и взглядам, что он бросал на брата и сестёр, я понимал, как ему хочется им помочь. Но это было невозможно ― в нём совсем не чувствовалось магии. Значит, он был бессилен перед отцом.

Симон заметил моё внимание и, наклонившись, прошептал:

«Я всё равно его убью, даже если сам погибну. Никогда не прощу. Но, скорее всего, отец первым расправится со мной. Подстроит несчастный случай, а потом придёт и их очередь», ― он кивнул в сторону играющих под яблоней детей.

― Если у тебя не получится, Симон, клянусь, я отомщу за всех.

Наверное, из уст шестилетнего ребёнка это прозвучало смешно, но мой новый знакомый не засмеялся, а крепко пожал мне руку. Так я нашёл союзника и дал свою первую клятву, которую вскоре исполнил.

Впрочем, всё по порядку. До вечера нас никто не беспокоил, и когда служанка проводила меня в спальню и оставила одного, я почти успокоился. Натянув одеяло до носа, стал мечтать о том, как завтра папа заберёт меня с собой, а потом, став сильным магом, вернусь сюда, чтобы убить мерзавца. Но день был таким утомительным, что я и не заметил, как уснул.

Проснулся посреди ночи от того, что кто-то тихонько вскрикивал и стонал. По коже побежали мурашки, я вспомнил, что в соседней спальне находились маленькие девочки: сам видел, как служанка провожала их туда.

«Боже, помоги нам! Вероятно, это вернулся их отец и мучает несчастных. Я не буду терпеть этот кошмар», ― бормотал себе под нос, вылезая из кровати.

Зажёг свечу, этому я научился давно, и, зажав тяжёлый подсвечник в руке, вышел из спальни. Стоны и умоляющие всхлипы: «Не надо, папочка!» ― подхлестнули меня. Внутри поднималась горячая волна ненависти, толкая меня вперёд и заставляя забыть о благоразумии. Я не думал, что могу пострадать сам, так было жаль бедняжку. Почему-то мне представляласьсамая маленькая из всех ― девочка с льняными волосами, прижимавшая к груди тряпичного зайца.

Дверь в соседнюю спальню была приоткрыта. Предварительно затушив свечу, на цыпочках приблизился к ней и заглянул внутрь. В комнате было темно, и разглядеть происходившее не было возможности, но я сразу почувствовал, что он ― там. Рука, державшая подсвечник, взмокла, и тот едва не выскользнул на пол, ударившись о дверь. Звук получился глухой, но он меня выдал.

― Кто здесь? ― голос негодяя прозвучал недовольно и зло, после чего словно холодный поток ветра промчался рядом со мной.

Я устоял на ногах, а моё «оружие» ― подсвечник, упал на пол и покатился по нему.

― Спрашиваю ещё раз ― кто посмел мне мешать? Это ты, Симон, снова нарываешься на порку?

И тут, вместо того, чтобы убежать, я завопил:

«Это ― Лэнни, я всё про Вас знаю и расскажу отцу. Вас ждёт тюрьма! Немедленно отпустите девочку!»

В ответ раздался странный смех.

― Ох, Лэнни, похоже, тебе просто не терпится присоединиться к нам. Тоже хочешь повеселиться? Наши желания совпадают, я уже иду за тобой…

Ничего страшнее этих слов я в жизни не слышал. Ночная сорочка мгновенно прилипла к телу, сдавивший горло спазм не давал мне вздохнуть. Заглянувшая в большие окна луна осветила дорогу к ведущей на нижний этаж лестнице, и я бросился к ней. В несколько прыжков преодолев ступеньки и умудрившись при этом ничего себе не сломать, спрятался под лестницей и уже в эту минуту знал, что сделаю дальше.

Мучитель собственных детей неторопливо шёл по моим следам и посмеивался.

― Я иду за тобой, храбрый Лэнни. Ты ведь спрятался под лестницей? Как глупо, твой страх так приятен. Он великолепен, ― продолжал издеваться мерзавец, и мне хотелось ему прокричать, что это не страх, а ― ненависть, но я промолчал. И благоразумие тут было ни при чём. Просто мальчик под лестницей ждал момента, когда маг начнёт спускаться.

И как только это случилось, я направил магию на ступеньку ниже, разрушая её. А потом слушал, как на неё ступает нога негодяя, подворачивается, опрокидывая не успевшее среагировать тело, заставляя его кубарем падать вниз.

Он лежал на полу, освещаемый лучами полной луны, совсем недалеко от меня. Глаза ― широко раскрыты, так же, как и окровавленный рот, шея неестественно вывернута, кость одной руки, проткнув кожу, торчала наружу. Лужица крови была совсем небольшой, и я, как завороженный, смотрел на дело своих рук, часто дыша и не в силах пошевелить даже пальцем.

Потом я отключился и пришёл в себя от энергичных похлопываний отца по щекам. Открыв глаза, увидел родное лицо и заплакал. Он гладил меня по волосам, покрывая поцелуями мои руки и пытаясь о чём-то спросить. Но я не мог ему ответить ― у меня был шок.

Собравшиеся вокруг незнакомые люди громко говорили, что-то обсуждая. Один из них, видимо, местный доктор, сказал отцу, что, скорее всего, я стал свидетелем несчастного случая, произошедшего с хозяином дома. И нежная детская душа не выдержала такого ужаса. Ребёнку, то есть, мне, нужен покой и хорошая еда. По его мнению, это должно было помочь.

Отец хмурился и кивал, но с рук меня не спускал. Мы сидели в холле, когда к нам подошёл Симон и, ничего не объясняя отцу, пожал мне руку, шепнув на ухо:

«Я твой должник, Лэнни!»

Отец удивлённо на меня посмотрел, и тут у меня прорезался голос.

― Симон ― старший в семье, он был ко мне очень добр и пожелал нам хорошей дороги, ― сказав это, я понял, что лгать ― легко, главное, чтобы голос звучал уверенно.

Отец обрадовался, что я заговорил, и, на моё счастье, не стал расспрашивать, что же произошло на самом деле. Он отнёс меня в карету и только собрался крикнуть кучеру: «Трогай!» ― как к нам подбежала младшая дочь этого несчастного семейства. На ней было розовое платье, а волосы собраны в две аккуратные косы. Глаза девочки по-прежнему были печальны, но светились как-то по-особенному, заставив моё сердце радостно вздрагивать.

Она ничего не сказала, просто смущённо протянула мне своего тряпичного зайца и, увидев, что я прижал его к себе, убежала на крыльцо и уже оттуда долго махала мне вслед, пока наша карета не скрылась за поворотом.

― Похоже, Лэнни, тебе удалось тронуть это маленькое сердечко. Интересно, чем?

Я ухмыльнулся и пожал плечами, ещё крепче прижимая к себе подаренную игрушку. Отец откинулся назад и, немного помолчав, вдруг спросил:

«Уверен, что не пожалеешь о том, что сделал?»

Я посмотрел ему в глаза.

― Нет.

Он покачал головой и пробормотал что-то вроде: «Что же теперь с нами будет?»

Наш разговор состоял из одних недомолвок, но мы понимали друг друга.

― Папа, ты знал, что этот твой знакомый ― очень плохой человек?

― Нет, малыш, даже понятия не имел. Иначе, разве оставил бы тебя с ним?

Я снова помолчал, глядя на стену вздрагивающей кареты.

― Не люблю людей, ― почему-то сказал я.

― Что ты, Лэнни, не все же такие, как он… ― попытался возразить мне отец.

― Что, бывают и ещё хуже? ― на этот язвительный вопрос он ничего не ответил, погладив меня по голове.

― Прости меня, Лэнни, я так виноват перед тобой, сынок.

― Я подумаю об этом, ― ответил и отвернулся от него, уставившись в окно и давая понять, что наш разговор окончен.