Какой-то у меня странный сон, — пронеслось в голове Андрея, но он тут же осознал, что это не сон. Что за существо оборвало его ночное бдение — убийца, психопат, Роман? Хотя разделять не стоит. Убийца психопат Роман жив? И теперь воинствует по ночам? Это было так странно. Роман любил открытые схватки, вероятнее всего, это другой.
На Андрея нахлынули какие-то обрывчатые мысли, где-то неустойчивые, рваные, где-то реально близкие, они казались настолько важными и необходимыми, что Андрей прикрыл глаза, чтобы сообразить.
— Ваше Величество! — поинтересовался Янотаки с неподдельным участием. — С вами все хорошо?
Андрей вздрогнул. Голос воина походил на звук лопнувшей трубы.
— Ваше Величество! — склонил голову Янотаки. — Я что-то пропустил?
— Кажется, ночью в меня стреляли.
— Но… — перекосило лицо Янотаки.
— Не убили. Как видишь, живой. Но если бы хотели, то это было бы легко.
— Роман Кочерга?
— Сомневаюсь. После такого попадания навряд ли он остался жив.
— Откуда был выстрел?
— Вот оттуда, — показал Андрей направление… — Сходим?
Раздался тихий звук, как если бы выбило пробку из бутылки шампанского, и кровать стала заваливаться, словно ей подрубили ножки. Еще сонная Алсу скатилась на пол, перед глазами замелькали стены, потолок, одежда. Ну вот, наконец, все утихло. Вокруг была темнота, с улицы доносились звуки, переполненные птичьим гомоном.
— Ма, па, — позвала Алсу в пустоту дома.
На улице истошно заверещал петух. Но это не похоже на утреннее пробуждение, это скорее сигнал тревоги.
Натянула халат, запахнулась. В доме холодрыга, как на небе, печь выстужена. Оглянулась на кровать, с какого перепугу у нее обломились ножки? На полу валялась разбросанная постель, потянулась поднять подушку, одеяло, и тут уличная дверь распахнулась и в дом ворвалась мать.
— Горим!
И только теперь Алсу уловила запах дыма. Но не того, печного, а чужого, с примесью химии. Вдруг где-то рядом стало отчетливо слышно его дыхание. Разное. Где-то неустойчивое и рваное, где-то далекое, сдавленно-хриплое. Появились первые язычки пламени, смакующие свою жертву. Первыми в бою пали занавески — запылали алыми стягами, потом старые чужие фотографии, фланелевый коврик на стене, межбревные затыки из мха. На шкафу огонь притормозил: справиться с такой махиной с ходу не получилось, здесь надо потрудиться осознанно, без спешки.
Где-то там, за окном, бесновались куры, блеяла коза.
Дышать стало труднее.
Алсу закружилась на месте в круговороте воспоминаний о ценностях, что-то нужно спасать. Сейчас самым дорогим и ценным виделся сам дом. Когда-то чужой и брошенный, он теперь казался родным и близким. Алсу бы в первую очередь вынесла его. Но как? Вместе с домом она вынесет и огонь, разделять их было поздно.
— Мечи, — сдавленно закашлялась мать, стала царапать половую доску.
Да! Конечно! Мечи — это святое!
Алсу неловко упала на колени, ругнулась, когда ее куснул осколок разбитой чашки, застрявший в расщелине половицы. Она дергала доску и мешала матери ее поднять. У обеих побледнели лица, кружилась голова. Помог нож, лезвие скользнуло в щель: поддели, подняли. Скрутка под половицей лежала ровной линией, по нему суетно полз паук. Паук улетел на паутине вниз, как только Алсу до него дотронулась. Едва успели схватить мечи и выскочить из дома, как огонь пополз по полу, по стенам на крышу. Он разрастался в стороны, словно приветливая хозяйка встречала гостей. Каждая секунда пожара дарила огню новую порцию угощения. От крыши брызгали головешки, сыпались огни и топили ночной снег. Воздух трещал, точно над головой тянулась бесконечная высоковольтка, и наполнялся сажей и жарой. Краска на ставнях вздувалась и лопалась, как волдыри обожжённой кожи.
Прижав мечи к груди, Алсу стояла у калитки, мать выгоняла из сарая живность. Куры молча жались к ногам, утки плелись следом, по пути нервно выщипывали траву из свежего снега.
Послышался шум автомобильного двигателя — быстро приближался и нарастал.
Алсу обернулась на звук. В то же мгновение на дальнем повороте выскочил джип. Хотя о встрече гостей никто не помышлял, но стало ужасно любопытно, кого принес случай.
От морозной слякоти дорога была отвратительной. Машина юлила, подпрыгивала на ямах. Ошмётки грязи со снегом летели в стороны, попадали на соседние кусты, деревья и даже на крышу самой машины. Скоро ей удалось добраться до почти уже сгоревшего дома.
Машина остановилась точно напротив Алсу. Распахнулась передняя пассажирская дверь. Но вместо того, чтобы поприветствовать людей, Алсу попятилась назад. Сердцем почувствовала опасность, исходящую от пассажиров. Снова стало до одури страшно. Почему-то в голову пришло осознание, что дом подожгли именно они. За что? Почему?
Заляпанные грязью стекла не мешали разглядеть Росомаху и Вениамина Петровича. По смутным очертаниям Алсу поняла, что сзади сидит Костя.
Он выскочил из машины первым.
— Ты как? — схватил он Алсу за плечи.
— Нормально.
Какой здравый человек поверит, что «нормально», особенно, если все происходит у тебя на глазах. Здесь черт знает что творится. Словно мусор, в снежной грязи валялись прогоревшие тряпки, бумага, бутылки, необходимые бытовые предметы, ставшие ненужным хламом.
— Что ж за тварь такая, которая сподобилась на эту гнусь?
— А это не вы? — Увидев злые глаза Кости, прикусила язык.
— Давай подержу, — потянулся он к мечам.
— Спасибо. — Алсу судорожно прижала скрутку к груди.
— Как же ты мне надоела, — донёсся до нее капризный голос Вениамина Петровича.
Невероятно! Это он — ей? Какая нелепица!