Аллегро с Дьяволом – II. Казань

Вступление. Кухня, рюмка, разговоры

Март 2005 года, Казань

В одной из одноподъездных четырнадцатиэтажек, что стоят на проспекте Ибрагимова напротив бассейна Оргсинтеза – в той самой, в которой находится отделение Сбербанка, на кухне восьмого этажа выпивали двое мужчин, двое бывших десантников.

На кухне имелся белый кухонный гарнитур, стоявший вдоль правой стены, то ли чешский, то ли польский, купленный еще во времена Союза лет 25 назад, но при этом довольно неплохо сохранившийся. Кухня была узкой и вытянутой как пенал, вдоль левой стены рядом с кухонным столом стоял старый диван. Мужчины сидели за большим, когда-то круглым столом, над которым низко, даже, пожалуй, слишком низко висел темно-зеленый абажур с бахромой. Этот абажур был свадебным подарком, который семья молодого лейтенанта, отца Аркадия, когда-то давно получила от бабушки невесты. С тех пор он вслед за владельцами сменил не один десяток казенных квартир, а также был вынужден переехать из зала в кухню. Наверное он не очень соответствовал моде, но Аркадий любил то неповторимое чувство уюта, которое создавал по вечерам его зеленый полумрак. Он даже убрал из кухни маленький телевизор, потому что тот конкурировал с абажуром и подавлял таинство, создаваемое им. Для усиления этого таинственного полумрака в абажуре специально стояла слабая, в 60 ватт, лампочка. Аркадий пробовал вставить лампочку в 40 ватт, но матушка жаловалась, что ей темно.

Матушка… Аркадий говорил про нее только так, хотя и не обращался к ней так никогда. Это по ее настоятельному требованию был подпилен примыкавший к стене край стола, так как ей было тесно протискиваться между столом и гарнитуром. Большой круглый массивный стол также переехал в кухню из зала. Она категорически возражала против покупки нового, небольшого кухонного стола.

– Зачем зря деньги тратить, когда достаточно просто подпилить старый? – спрашивала она и добавляла: – Если бы ты знал, сколько воспоминаний связано с этим столом.

И лукаво улыбалась. Впрочем, возможно, Аркадию это только казалось.

Когда-то ее мать вместе с мужем, соответственно бабушка с дедушкой Аркадия, попали «под гребенку» НКВД – во время нашумевшего «дела врачей». Да и как было не попасть хирургам-евреям? Так сложилось, что вместе с матерью попала за решетку и еще не родившаяся дочь. Она и не должна была родиться. «Врага народа» подвешивали за руки, били по животу, пока наконец «англо-американо-немецко-итальянско-японскую шпионку» не отправили в лагеря. Где вопреки всему и родилась довольно крепкая и на удивление здоровая девочка Рита. Так уж получилось, что посадили двоих: жену с мужем, и вернулись из лагерей двое: мать с дочерью. Где и в каких лагерях сгинул отец, они так и не узнали. А на пенсию Фаина Абрамовна вышла уже заслуженным хирургом РСФСР.

До сорока пяти лет матушка – Маргарита Аркадьевна – практически ничем не болела. Зато потом всевозможные болячки посыпались как из рога изобилия. Она перенесла с десяток разнообразных операций и превратилась из энергичной и деловой женщины в разбитую, вечно недовольную старуху, для которой даже поход в магазин стал проблемой. Она ожесточенно спорила с врачами, доказывая, что во всех ее бедах виновато именно НКВД, а уж никак не то, что она всю жизнь курила. Дымила безостановочно по полторы-две пачки в день в зависимости от настроения, прямо как паровоз. Свое превращение она переживала очень сильно, но слава Богу, соседи не оставляли ее без помощи. На Аркадия надежды в бытовом плане всегда было мало.

Матушка… Она и раньше была не против поворчать. А теперь уж она ворчала просто-таки постоянно, ей не нравилось абсолютно все. Ни то, как живет Аркадий, ни как одевается, ни его вечно меняющиеся подруги, ни качество продуктов, ни правительство, ни политика, проводимая им на международной арене и уж тем более внутри страны. Но самое тяжелое было то, что она всегда жаловалась на свои многочисленные болячки и ворчала, что все силы и здоровье она отдала на воспитание «неблагодарных сыновей».

Но несмотря ни на что, Аркадий, конечно же, любил мать. Впрочем, это не мешало ему при первой же возможности селиться у очередной подруги. Вот и сейчас большую часть времени он жил у своей… хм… невесты Нурии.

Почему «хм… невесты»? Конечно, они собирались осенью расписаться, но невеста и «гражданская жена», которой вот уже полтора года по сути была Нурия, вещи несколько разные.

Итак, хозяин квартиры – Аркадий, точнее, Краснов Аркадий Викторович, тридцати шести лет – был мрачным брюнетом с проседью и темно-зелеными глазами. Русский по отцу и еврей по матери. Соответственно в России он считался русским, в Израиле сошел бы за еврея. За это сидящий рядом Иван часто называл его «подпольным евреем».

Службу Аркадий проходил в Афганистане, и седая прядь с правой стороны была не единственным напоминанием об этом. Обладатель крепкого торса и могучей шеи бывшего борца, с тяжелым взглядом, он производил порой довольно мрачное впечатление. Кандидат в мастера спорта по дзюдо. «КМС» – он когда-то очень гордился этим званием, доставшимся тяжким и упорным трудом, мокрым кимоно, которое после тренировок можно было выжимать. Как это было давно! Тогда он еще был юн и так любил смеяться по поводу и без. Так любил анекдоты…

Аркадий и теперь не прочь был послушать анекдоты, которые любил «травить» его друг Иван, но сам рассказывал их редко. Детей у него не было. Последние полтора года, как уже было сказано выше, они жили гражданским браком с Нурией – с Солнышком, как он ее называл. У нее были некоторые проблемы «по женской части», и для продолжения рода была необходима операция, на которую она собиралась осенью (перед самой свадьбой) ложиться в РКБ, где работал ее дядя. Они с Аркадием мечтали о ребенке, но рожать будучи только «гражданской женой» Солнышко категорически не хотела.

Представим второго. Тихий Иван Андреевич, тридцати четырех лет, был чуть более полным, чем его друг, с карими глазами, в которых легко загорался веселый огонек, любитель анекдотов, рыбы с пивом и почти примерный семьянин, любил улыбаться и делал это светло и открыто. Отец двух девчушек и муж свежеиспеченного хирурга. После двух академических отпусков, связанных с рождением дочерей, Настя в тридцать лет все-таки окончила медицинский университет, хотя поступала когда-то в институт – перемены, перемены… Волосы у Ивана были русые, глаза светло-карие. Он имел заметный живот любителя пива, при этом мало пил водку – как говорится, «по праздникам». Вот и сейчас, в отличии от Аркадия, он пил пиво с копченым лещом. Копченой рыбой его снабжал время от времени его шурин, браконьер-любитель.

Иногда они ездили вместе, и Иван имел большой зуб на местного (в месте промысла) участкового за то, что тот лишил их двух мешков сазанов, которых, вполне естественно, забрал себе.

– Нет, ты понимаешь: я первый раз столько рыбы наловил, так рад был, а тут этот «Из леса на лыжах» – убить урода готов был! – жаловался он Аркадию.

Ну а случай, произошедший прошлой весной, больше смахивал на анекдот. Ивана с шурином поймали инспектора. Это были «внештатники», рыбаки местной артели, но тем не менее уже составившие протокол на «орлов», средь бела дня «пробивающих» артелевские сети. После пятиминутных переговоров инспектора сначала помогли поставить родственникам оставшиеся сети, потом вместе с ними отправились на берег пить их водку, а уезжая оставили им еще полмешка конфискованной «бели».

– Нормальные мужики. Плохо, конечно, браконьерить, но главная беда не в этом, и они это прекрасно понимают. Весной только пройдет икромет – спускают воду на водохранилище. Икра тоннами по берегу весит на ветках, на камыше, просто на траве. Они говорят: «Пишем-пишем – толку ноль». Это же просто промышленное уничтожение рыбы. А все говорят: «Браконьеры виноваты!» За пару рыбешек омоновцы в землю втопчут, если попадешься – штрафы, а то и срок. А этим козлам за массовое уничтожение рыбы – ничего. Классно, да? И никто этого директора, или кто там главный у них на электростанции, неважно… Важно, что за все эти тонны сгубленной икры никто его на пол рожей не кидает и по печени сапогами не бьет! Хотя и надо бы! А мужиков за пару рыбешек бьют! А все почему? Да потому, что они – начальство, а мы для них – быдло!

– Ты забыл, где живешь? Чиновники у нас что хотят, то и творят! Правящая каста, блин! Взять меня с этой «десяткой»… – привычно завел Аркадий, взявший пару месяцев назад машину, но вместо того, чтобы радоваться, не прекращавший ворчать. То ли долги, которые пришлось делать для покупки, то ли «мелкие недоделки» – сильно портили ему настроение.

– Вот стал бы я брать эту чертову «десятку», если бы не бешеный налог на иномарки? – спросил он Ивана, и сам ответил: – Ни в жизни. Да если бы не «растаможка», то за эти же деньги можно было бы взять вполне приличную иномарку.

– Надо, понимаешь, поддерживать отечественного производителя, – резонно заметил Иван. – Защита и поддержка родной автопромышленности, понимаешь.

– Да пошла она, эта промышленность, знаешь куда? – взорвался Аркадий. – Почему я, старый и бедный еврей, должен за свой счет поддерживать этот долбаный АВТОВАЗ? Государству надо? Вот оно пусть за свой ГОСУДАРСТВЕННЫЙ счет и поддерживает! А то привыкли все государственные проблемы за счет простого народа решать. Как вспомню 91 год, так кипятком ссусь. Эти суки, демократы-либералы, взяли и все вклады у стариков в копейки превратили. Уроды! Люди все жизнь горбатились, откладывали, а им оп-па и тю-тю, фокус-покус, вашу мать, а потом пенсии хочешь плачь, хочешь смотри, но прожить точно не хватит. ВСЕХ!!! Всех стариков единым махом в нищих превратили! Пенсионер и нищий синонимами стали. А автопром пусть вон за счет Чубайса поддерживают, тем более что там более 50% акций государственные. По всей цепочке скинут на половины тарифы за энергию, а то и совсем снимут, да налогообложение с них льготное. Как думаешь, на сколько подешевеют наши машины?

– Понятия не имею, – честно ответил доедающий леща Иван.

– И я не знаю, но думаю, процентов на 50 точно – это и будет их красная цена. Вот тогда бы и людям хорошо, стали бы недорогие машины брать, и автопром поднялся бы! – закончил, выдохнув, несколько успокоившийся Аркадий и вылил себе остатки водки в стакан.

– Давай еще раз… за ребят, третий пили конечно уже, но не грех и повторить.

– Давай, только я все, – предупредил Иван и привычно подставил кулак: пиво кончилось, а Аркадий не любил пить один и всегда «чокался», пусть даже и с кулаком.

Уже после первой рюмки Аркадий почувствовал, что скатывается в запой. Раньше, сразу после Афгана, он почти два года пил не просыхая, потом это перешло в регулярные запои. Он мог держать себя в руках и остановиться после пары рюмок, если было надо. Мог напиться до потери пульса, но, похмелившись с утра, не уходил в запой. Но регулярно раз в 3-4 месяца он возвращался в Афган – пропуском была водка. Пил он страшно, не закусывая, пил 5-7 дней только воду и водку, находясь в полудреме, а потом с неделю тяжело отходил. Пару раз казалось, что отойдет сразу на тот свет, ибо даже могучий когда-то организм кандидата в мастера спорта не выдерживал многолетней пьянки. Вот уже больше полугода, после Бесланских событий, когда он всерьез испугался за свой рассудок, у него не было запоя. Нурия, его Солнышко, сказала, когда он первый и пока последний раз запил при ней: «Я люблю тебя и не хочу смотреть, как ты убиваешь себя. Еще один запой – и я уйду от тебя, Пастух».

Сказала так, что он понял: уйдет. Терять ее он не хотел – и терпел, полгода терпел. Сейчас Нурия, получив отпуск, уехала в Апастовский район, в деревню к бабушке. Бабушка болела и почти год лежала, вот Нурия и поехала поухаживать за ней пару недель, хотя особой нужды в этом и не было: родни в деревне хватало. Время у Аркадия было, и хоть он не хотел сознаваться себе, но неумолимо скатывался в запой. Это он позвонил сегодня Ивану и позвал «попить пива, потрепаться». Взял водку: «Ну что там бутылка на двоих?» – уговаривал он себя, хотя прекрасно понимал, что занимается самообманом и что Иван скорее всего не будет пить водку. И сейчас, допив бутылку, Аркадий понял: запой неизбежен, как мировая революция.

– Мне пора! – стал собираться «примерный семьянин». – А то время, Настя будет беспокоиться.

– Оставайся, девочек вызовем, – предложил разошедшейся Аркадий.

– Не-не… Я пошел, – заторопился Иван.

– Подкаблучник, – прокомментировал друг и добавил: – Я тебя провожу.

Иван удивленно вскинул глаза: такого за Аркадием обычно не водилось. Через секунду он понял, что провожать его будут до ближайшего магазина. Его лицо помрачнело. Ему тоже не нравились эти запои.

– А Нурик? – в безнадежной попытке удержать Аркадия от срыва спросил он.

– А что Нурик?! – взорвался было Аркадий, но ссорится не хотелось, тем более, что он сам был не прав. Уже спокойно он продолжил: – Нурия уехала на две недели. Ты зайди дней через пять. Напомни, что мне до ее приезда надо прийти в себя. Только «опохмелин» прихвати. Добро?

– Добро, – последовал ответ, и они вышли из квартиры.

Лифт не работал уже года три. Сначала просто так стоял – сломался. Потом искали деньги на новый, нашли. Потом ждали, когда придет. Потом – когда поставят. И вот наконец старый заменили на новый, но все не могли запустить.

– Тебе хорошо: спустился и все, а мне потом опять на восьмой пехом топать, – проворчал Аркадий.

– А ты не поднимайся. Ночуй на улице.

– Юморист, да?

На лестничных площадках в районе четвертого этажа, как сверху так и снизу, валялись одноразовые шприцы, было наплевано, натоптано и вообще было грязно и мерзко. Здесь, на четвертом этаже, жил бывший местный авторитет Кащей, у которого лет семь-восемь назад даже была своя бригада. Подсев на иглу, он быстро потерял и авторитет, и бригаду, и теперь жил продажей «дури».

– Надоел этот бардак, разгоню, попадутся под плохое настроение, – опять начал ворчать Аркадий. Они вышли на улицу и сразу у подъезда простились.

– Не забудь заскочить через пять дней с «антипохмелином», – напомнил он.

– Обижаешь, пообещал же. Ты только давай не очень там раскочегаривайся, – предпринял последнюю, явно провальную попытку тормознуть друга Иван и, махнув рукой, направился в сторону бассейна.

Ни Иван, ни Аркадий конечно не могли знать, что Иван не зайдет за ним через пять дней, потому что через несколько минут его жизнь круто изменится. И еще через пару месяцев Иван в свою очередь изменит уже его, Аркадия, жизнь.

Ну да все по порядку… Это все потом. А сейчас, взяв пять бутылок водки, Аркадий вернулся домой.

– Нет, надо все-таки вызвать девчонок, – твердо решил он, войдя в квартиру и поставив пакет с бутылками на пол.

Он уже полез было в карман за сотовым, когда увидел, как Нурия грозит ему кулаком с висящей на стене фотографии.

– Я те дам девочек! – явственно услышал Аркадий голос своей «ненаглядной» и шарахнулся, гулко ударившись затылком об стенку.

– Бедная стена, как же ей больно, наверное, – пожалел он ее, но погладил, впрочем, не стену, а свой затылок.

Посмотрев еще раз на фото, где Нурия как ни в чем не бывало обнималась с ним, проворчал – правда, негромко:

– У… ведьма! Как была ведьмой, так ведьмой и осталась.

Потерев еще раз затылок, он направился на кухню, где поставил четыре бутылки в холодильник. Присел к столу и налил стакан водки. Это потом он будет поддерживать себя «на нужной кондиции» рюмками, а начинался запой всегда со стаканов.

Он пару минут смотрел на стакан в последней безнадежной попытке противостоять неизбежности. Выпитая с Иваном бутылка не придавала ему решимости, ведь тогда он пил просто так, а теперь готовился к запою. Какой-то частью своего сознания он отчаянно не хотел опять на несколько дней проваливаться в кошмар Афганистана, но ничего не мог с собой поделать. Решительно взяв стакан, он выпил его так же, как выпил бы яд. Хотя, возможно, яд сейчас он выпил бы охотней.

Афганистан стал ближе. Второй стакан пошел уже быстрей: так же как и первый, без закуски, он был лишь занюхан кулаком. Третий стакан Аркадий налил сначала наполовину, но прислушавшись к ощущениям, решительно долил до краев.

Странно: сразу после Афганистана пьянка помогала забыть его и более-менее спокойно уснуть – точнее, забыться, а теперь, много лет спустя, наоборот возвращала туда.

Выдохнув, он залпом осушил стакан.

Послышался шум приземляющейся «вертушки», где-то недалеко ударил автомат…

– Привет, ребята, – прошептал вернувшийся в юность Аркадий и огляделся…