Алийское зеркало

Глава 7

А время шло незаметно: я вдруг обнаружила, что стала тетушкой нескольких племянников, – это мои братья успели жениться и обзавестись потомством, сестры тоже – какая была сговорена, какая на выданье. Вот когда пригодились припрятанные деньги: кому на свадьбу подарок приготовь, кому на рождение!

Ири выросла настолько, что ее вполне можно было принять за взрослую девушку, и хоть одевалась она очень скромно, на нее все равно глазели и юнцы, и бородатые мужчины, и это меня пугало.

– Хоть с головой в портьеру заворачивайся, а лучше в рыцарские доспехи прячься, – ворчала она вечерами, – ты посмотри, мам, опять синяк! Это маркиз Арлен, щиплется, как гусак. Из самого уже песок сыплется, а он все «внученька» да «внученька»! Пень старый…

Что я могла поделать? Ко мне, помнится, не больно-то приставали, но я в этом возрасте не была и вполовину так хороша, как Ирена! Гонять от нее слуг было мне по силам, да она и сама могла и ответить, и оплеуху дать: рука у дочки оказалась потяжелее моей. Но то слуги, они понимали, что не про их честь такой цветок расцвел. Однако, если им прикажут доставить девочку господину…

Но куда деваться? Отправить Ири в деревню к бабушке, смотреть за малышней? Но там тоже парней хоть отбавляй, затащат на сеновал, всего и дел-то… как вон матушку мою. Та, положим, не больно-то сопротивлялась, потому как мой отец оказался ей по нраву, но она была уже взрослой, а Ири еще ребенок! Да и не отобьется она от двоих-троих.

Если бы удалось пристроить ее горничной к какой-нибудь знатной даме или девице из тех, что сумели бы защитить! Ведь Ири умела и одеть госпожу, и причесать, и даже лицо накрасить, уж молчу о шитье и прочем… Но куда там! Какая женщина потерпит подле себя и своих дочерей горничную, которая намного красивее их? Даже дряхлые старухи подбирают служанок поневзрачнее: такие и с кавалерами по углам не обжимаются, и вообще… знают свое место.

Когда меня одолевали такие мысли, я звала ее и шли мы прочь из замка, обычно ночами, недалеко, до оврага. Ири разведала, как можно выбраться наружу, минуя стражу: в старой башне, которая все никак не могла обрушиться, хотя с ее макушки то и дело падали камни, имелся подвал, а из подвала лаз вел за пределы крепостных стен. Конечно, я запрещала дочери лазить на эту башню, она и не лазила… на нее, а насчет подвалов уговора не было – так она и заявила, когда я отругала ее за рискованные похождения и испачканное платье.

Зимними ночами из леса выходили волки. Может, те самые, может, другие, я среди них отличала только ту волчицу, а вот Ири, казалось, знает каждого.

Иногда мимо проходили лоси – огромные и неуклюжие с виду, они двигались удивительно быстро и плавно на длинных своих ногах, взрезая грудью глубокий снег, будто невиданные корабли бороздили пенные волны, и исчезали в лесу. Правда, против соленых сухарей устоять не могли – подходили полакомиться. Особенно лосята любили угощение, совались бархатными мордами в руки, забавно сопели и косили темными глазами – не припрятали ли мы чего-нибудь?

Время от времени откуда-то из темноты бесшумно слетала на мягких крыльях сова – только и заметишь дуновение ветерка, – и снова пропадала.

Ранним утром на снегу мышковали лисы, ослепительно-огненные на белом…

Ну а весной и летом в лесу было раздолье! И по осени – я никогда не забредала так глубоко в лес, как делала это теперь, с Ири.

– Откуда ты знаешь, что это съедобные ягоды? – спрашивала я в который раз.

– Птицы клюют, значит, съедобные, – отвечала она, набивая рот.

– Лоси вон мухоморы едят!

– Но это же совсем другое, мама, – серьезно говорила Ири. – Попробуй. А вот те не трогай. Они тоже красивые, но ядовитые.

– Их ведь тоже птицы клюют.

– Не все, сама посмотри! Только красногрудки, а остальные даже и не пробуют!..

Казалось бы, после таких походов я должна была целый день клевать носом и едва волочить ноги, а Ири тем более, но нет! Я забыла, когда в последний раз маялась после бессонной ночи, и началось это… Верно, как раз после рождения Ири. Случалось подобное и раньше: тогда Ирранкэ коснулся моего лица, и я еще несколько недель вставала бодрой и выспавшейся, даже если удалось урвать всего пару часов сна, но потом это сошло на нет. А когда появилась Ири, я с ужасом думала о том, как буду то и дело вскакивать ночью к дочке, а утром приниматься за работу, но… Ири оказалась на редкость спокойной, почти всю ночь спала беспробудно, а я перестала мучиться от недосыпа. Бабушка говорила: под старость люди спят меньше, но мне-то до старости было еще далеко… Чудеса да и только!

Однако никакое чудо не может длиться вечно, закончилась и наша пускай не вовсе беззаботная, но все-таки спокойная жизнь…

Близился праздник – герцогу нашему сравнялось полвека, и он намеревался отметить это событие со всей родней и знакомцами. В замке началась привычная суета: проветривали и протапливали гостевые покои, служанки носились туда и сюда с перинами и подушками, выбивали портьеры и ковры, надраивали перила и паркет, чистили хрусталь, серебро и бронзу. Кухарки сбились с ног ожидалось немало гостей, и наготовить снеди на такую ораву было делом не из простых!

Ну и я за несколько дней ни разу, считай, не присела: тем отопри кладовую с постельным бельем, этим – сундук со столовым серебром, да пересчитай его заодно… Сбегай туда, сбегай сюда, проверь вместе с экономом и распорядителем, все ли везде в порядке, достаточно ли привезли вина и прочих напитков, хватит ли припасов, не ударит ли хозяин лицом в грязь перед знатными гостями? С нас же и спросят, окажись что не так!

Ири была при мне неотлучно: порой нужно срочно отправить кого-нибудь с поручением, а пока поймаешь какого-нибудь слугу… он, пока добежит, половину забудет, а другую – перепутает! Ири хоть понимала что к чему, а память у нее была лучше некуда, раз скажи – запомнит от и до. Вот она и летала туда-сюда, то на кухню, то еще куда.

Так и вышло, что когда явился очередной гость, обе мы оказались во дворе, как и другая челядь, и видели пышный кортеж – это был какой-то заморский вельможа, так закутанный в меха, будто на дворе стояла не теплая осень, а лютая зима.

Оказалось, что и нас увидели. И запомнили…

Праздновали, как водится, долго и очень, очень богато – негоже скупиться ради такого дела, заявил герцог, и ни супруга его, ни сыновья не могли возразить. Я знала, что у старшего, наследника, человека не то чтобы скупого, но прижимистого, сердце кровью обливается при виде таких безмерных и бессмысленных трат (видно, он удался в свою бабушку), да и младшему милее не пиршества, а путешествия, на которые отец ему денег жалеет… Но разве скажешь хоть слово поперек?

– Когда ж это закончится? – простонала старшая кухарка, утерев пот со лба, и тут же крикнула: – Эй, там, ставьте еще тесто да порубите цыплят!

– Еще дня два потерпи, – сказала я, потому что сама уже не чаяла избавиться от этой шумной толпы. Вот, заглянула к ней якобы с поручением, а на самом деле просто передохнуть, пускай даже в кухонной жаре и чаду. – Кое-кто уже отбыл, скоро и остальные по домам потянутся. Путь неблизкий, им успеть бы до снега вернуться.

– Твоими бы устами да медок наворачивать, – пробурчала она и пошла по кухне, отвешивая подзатыльники поварятам и пробуя кушанья. – Сколько они сожрали – это ж снеди на целую деревню!

– Марион, тебя герцог ищет! – заглянул с лестницы лакей.

– Это еще зачем?

– Он мне не докладывается, сказал, чтоб явилась к нему, и все, – пожал тот плечами и убежал прочь.

– Подожди меня здесь, – велела я Ири, и та кивнула. Пусть лучше побудет под присмотром Катрины, которая меня девчонкой помнит, чем окажется одна наверху, где полным-полно нетрезвых мужчин! – Катрина…

– Пригляжу, – махнула она гигантским половником. – Ири, а ты не стой столбом, порежь-ка пока вон овощи!

Я отряхнула передник, пригладила волосы и живо взбежала по лестнице. Мое счастье – годы меня почти не брали, как бабушку Берту и матушку, а то иные в моем возрасте уже старухи старухами! Повезло, ничего не скажешь…

– Ваша светлость? – присела я в реверансе, когда камердинер впустил меня к герцогу. – Чего изволите?

– Есть у меня к тебе разговор, Марион, – негромко произнес он, мучительно икнул, отпил из бокала и скривился. Это было не вино, а какой-то лечебный отвар, поняла я по терпкому запаху. Ну что же, если пировать несколько суток кряду, в самом деле худо придется, тем более его светлость уже не мальчишка. – О твоей дочке.

Я заставила себя сохранять спокойствие, хотя внутри у меня что-то оборвалось.

– Красивая выросла девчонка, – продолжал герцог, – смышленая и обходительная. Приодеть, причесать – настоящая принцесса получится, а?

Я молчала, не понимая, к чему он клонит.

– Внук одного из моих уважаемых гостей, дэшавара Урзы, увидел Ирену, – сказал он, а я попыталась сообразить, о ком он говорит.

Ах да, это тот раззолоченный вельможа, который все время мерз и требовал натопить сильнее и принести еще жаровен, хотя в его покоях и так стояла нестерпимая духота.

– Увидел и сказал, что хочет взять ее в жены, – продолжал он. – Это самый любимый из внуков дэшавара Урзы, сын его единственной, ныне покойной дочери. Он не наследник и никогда им не будет, но дед потакает ему во всем, Марион, слышишь? Во всем! А мне позарез нужны его корабли и его связи, потому как торговля с югом – это не золотая, это бриллиантовая жила! И если я окажу своему дорогому другу крохотную услугу… – герцог улыбнулся, – он станет намного сговорчивее.

– Вот как… – сумела я выговорить.

– Да. Если мы сумеем угодить его обожаемому внуку, так похожему на безвременно покинувшую этот мир Алишу, да лягут облака коврами под ее ноги, – передразнил его светлость южного гостя, – переговоры пойдут намного легче.

– Но Ирена ведь простолюдинка, – прошептала я.

– Для южан это имеет значение только в том случае, если заключается политический брак, – ответил он. – В остальном… красота, или деньги, или все разом, вот как они выбирают невест. Вдобавок… – тут герцог подался вперед, едва не опрокинув кубок, – она не вовсе безродная, верно? Наши с тобою деды, Марион, были сводными братьями, и об этом не слыхал только глухой! Да и взглянуть на нас – похожи ведь, а?

– Да, ваша светлость, – ответила я, пытаясь сообразить, как теперь быть.

– И отец Ирены, сдается мне, был отнюдь не подлого происхождения, – хмыкнул он. – Сознайся наконец, от кого ты ее нагуляла? Уж не от дальнего ли нашего родственничка, виконта Иддена? Что глаза прячешь? Угадал? Больно уж девчонка на него в профиль похожа, а сам Идден давно носа к нам не кажет…

Я промолчала, решив, что так будет лучше, а виконт, которого я помнила крайне смутно, переживет приписанного ему внебрачного ребенка, тем более девочку.

– Угадал, похоже, – довольно сказал герцог. – Ну да это уж мелочи. Сколько ей лет-то, запамятовал?

– Зимой будет двенадцать, – выговорила я. – Ваша светлость, она ведь еще ребенок! Как же…

– Ничего, вон какая кобылка вымахала, на все пятнадцать потянет, – фыркнул он. – В тебя статью пошла, похоже… А что молода, не страшно, на юге девчонок как раз в этом возрасте и отдают. Ну да мы годок-другой припишем для верности… И не благодари!

Я уставилась на него во все глаза.

– Что ей тут делать-то? – спросил герцог, допив свой отвар и передернувшись. – Замуж ее кто возьмет? Такой же, как ты? Да и не успеют присвататься – принесет в подоле, уж поверь. Чтоб мимо такой красоты пройти да утерпеть – это надо святым быть, а у нас тут таких не водится. Сколько еще ты сможешь ее укарауливать? А то сама влюбится в проходимца какого-нибудь да и сбежит с ним. Так хоть пристроена будет, на золоте есть, на шелках спать, в собственном дворце жить…

«А потом она надоест этому мальчишке и отправится на кухню, а то и на невольничий рынок, – могла бы я сказать, но сдержалась усилием воли. – Или он подарит ее какому-нибудь из своих придворных. Вроде бы у южан это в ходу: оделять отличившихся конем из собственной конюшни, перстнем со своей руки, одеянием с господского плеча… наскучившая жена ничем не хуже!»