Андрей Тепляков АЛИНА


— Ну, дед, ты даешь!

— Девки дают. Я правду говорю.

Сергей усмехнулся и хлопнул по столу. Звякнула посуда.

— Я щас.

От самогона двоилось в глазах. Сергей, покачнувшись, встал и вышел с кухни. Дед проводил его слезящимися глазами, почесал грудь и потянулся за «Беломором».

— Вот, мать, ни во что они не верят.

Он закурил и уставился на жену сквозь густую пелену дыма.

— Дурак молодой!

— А как тебе верить? Напоил парня. И сам вон — пьяный. А он навестить приехал. И никто, кроме Сережки не приезжает.

— И ты — дура.

Они умолкли. За окном раскачивались тяжелые ветви старых яблонь, похожие на гигантских змей в свете единственного на всю улицу фонаря. Громко тикали часы. Шумела печь. Папиросный дым приведением плыл по полу к стене, за которой стоял — темный и неприветливый — октябрь, такой как вчера и такой же, как сотню лет назад. Время застыло, новый век заблудился среди окружающих деревню лесов, и лишь слабые отголоски его доносились из динамиков старого радиоприемника.

Дед, щурясь, протянул руку и быстрым движением стряхнул пепел в пустую консервную банку.

Скрипнула дверь, и на пороге появился Сергей в сопровождении волны холодного ночного воздуха.

— Нет у вас тут вампиров. Я проверил.

— На вот — закуси, — засуетилась бабка, придвигая к нему тарелку с дымящейся паром картошкой.

Дед, не торопясь, загасил папиросу в пепельнице.

— Я говорил не вампиры, а упыри.

— А! Какая разница!

Сергей придвинул к себе стопочку и уставился на нее, как будто видел впервые в жизни.

— Есть разница. Вампир кровь сосет, а упырю она не нужна. Он сожрет целиком, как курицу.

— Людоед значит.

— Какой людоед? Говорю — упырь! Он жрет все, что увидит. Нюхом чует. От него не сбежать — все равно найдет.

В разговор вмешалась молчавшая до поры бабка.

— Здесь раньше целое поселение упырей было.

— Верно. Имелось такое, — подтвердил ее слова дед.

— И куда делось?

Сергей опрокинул стопку, поморщился и закусил черным хлебом.

— Колами всех попротыкивали?

— Нет. Зачем? Они сами ушли. А до поры жили здесь мирно. Дом у них здесь был все-таки.

— А жрали чего?

— Всего понемногу. Говорят, даже женились между людей.

— Да ну?

— Да. И дети у них рождались. Человек или упырь — по-разному бывало.

Бабка покачала головой.

— Нет. Люди не рождались — только упырь или полушка.

— Чего-чего?

— Наполовину человек — наполовину упырь.

Дед согласно кивнул.

— И метку они ему на лбу ставили, чтобы люди не трогали.

— Ну, а с рожи-то он какой, ваш упырь?

— На человека похож. Сразу и не различить.

— А есть какие-нибудь признаки?

— Как не быть — запах, к примеру. Пахнет от упыря по-скотски. И глаза у него странные — один зрачок больше другого. И ест не как люди — все больше сырое. Много всего.

Сергей глянул на часы и отодвинул тарелку.

— Ладно. Я спать. Завтра рано ехать.

— Давай, милый, иди.

— Как бы мне от ваших сказок кошмарик не словить.

— Мать, ты парашку ему с собой дай. Неровен час — обосрется.

Дед скрипуче засмеялся.

— Ну тебя, старый дуралей!

— Да, дед!

Сергей встал.

— Спокойной ночи.


Утро выдалось прохладное, влажное и прозрачное, словно вымытое родниковой водой. Высокие березы раскланивались с ветром, роняя росу в увядающую траву. Оглушительно кричали птицы, разбуженные ярким солнцем. Сергей шел по дорожке среди оживающего утреннего леса и рассеянно смотрел по сторонам. От вчерашнего разговора у него осталась больная голова и смутные воспоминания о всякой сказочной нечисти. Дорога была пустынной и долгой.

От деревни до электрички проходил грунтовой тракт по ширине едва больше легковой машины. Он огибал лес большой дугой, вливаясь в шоссе, а оттуда оставалось еще немного пути до платформы. Суммарно — Сергей измерил это накануне утром — получалось около восьми километров. Тогда же он заметил на топографическом листе еще одну тропинку — она проходила напрямую через лес почти до самой платформы. Экономия составляла три километра. И теперь он шел и неспеша размышлял, стоит ли попытать счастья или лучше не рисковать.

Солнце медленно поднималось, сияя сквозь голые кроны, словно карабкалось ввысь, к себе на небо, по высоким стволам. С каждым шагом рюкзак казался все тяжелее. Дорога вильнула и показалась боковая тропинка — узкая, почти невидимая летом, в середине октября она выступила из пожухлой травы, словно проявилась фотография. Она была. И звала к себе. Короткий путь.

Сергей остановился. Перспектива выбора, которая раньше была чем-то отдаленным и неконкретным, теперь сменилась реальным предложением. Стоило подумать. Он поставил рюкзак, вытащил карту и еще раз посмотрел на тропу. Та извивалась тонкой пунктирной линией, змеей ползла прямо через лес.

«На карте зря рисовать не будут!», — решил он.

Где-то вдалеке застрекотал дятел.

Сергей взвалил рюкзак на плечо и решительно свернул на тропу, а деревья молча сомкнули свой строй у него за спиной.


Минуло полчаса. Идти стало как будто легче. Чистый лесной воздух ослабил похмелье, и с каждым новым шагом Сергей ощущал, как к нему возвращаются силы. Настроение заметно улучшилось. Он разговаривал сам с собой, отмечая свое верное решение, незашореный взгляд и готовность рисковать ради победы. С таким замечательным расположением духа он добрался до огромной раздвоенной осины и остановился. Тропинка, и без того уже ставшая едва различимой, уперлась в темный, покрытый щетиной мха ствол и пропала. Впереди простирался нехоженый лес, молчаливый и равнодушный. Сергей обернулся, тщательно выругался, помянув всех топографов, и оперся рукой об осину. Теперь предстояло решить, что делать дальше: вернуться или попробовать дойти до станции, ориентируясь по солнцу. Хорошее настроение улетучилось.

«Не буду возвращаться!», — со злостью подумал Сергей.

Он пнул дерево и медленно побрел на запад.


Солнце перевалило через зенит и двинулось к вечеру, когда он, уставший и злой, увидел дом. Дом казался старым, издалека он настолько сливался с деревьями, что, пройди Сергей чуть в стороне, он бы и не заметил. Стены, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, потемнели. Выцветшие куски краски валялись на земле, а те, что еще держались, походили на бледные язвы. Он был выстроен на небольшой поляне, прямо посреди леса, стоял один одинешенек, немного завалившись назад, словно огромное животное, устало прижавшись к толстой сосне. Его, словно невидимая вуаль, окутывала тишина.

Сергей почувствовал, как внутри что-то екнуло, и тут же выругал себя за трусость, пьянство и бабку с дедом за глупые сказки.

«Это, должно быть, домик лесника или что-то такое. По крайней мере, узнаю, как выбраться отсюда».

Сухая трава шелестела под ногами. Высоко в деревьях ухнула кукушка и сразу осеклась, будто испугалась чего-то.

«И чего я боюсь? Ну чего я боюсь?».

Поляна выглядела неприветливо — было в ней что-то угрожающее. Неуловимое. Оно клубилось над ней и домом, словно невидимое облако, заставляя сердце ускорять темп.

Тонкая, почти лишенная краски дверь оказалась приоткрытой. Сергей заглянул в щель, увидел темноту и снова засомневался.

«Нет. Это не домик лесника».

Над дверью, опустив проржавевшие рожки вниз, висела подкова. Когда Сергей потянул ручку на себя, она стукнула по косяку с глухим и угрожающим звуком. Старые петли заскрипели, пахнуло затхлым сырым воздухом.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, он увидел просторную комнату, почти лишенную всякой обстановки, похожую на мрачный зал, освещенный лишь слабым светом дня, едва пробивающимся сквозь маленькое грязное окошко. Под окошком — стол без скатерти и три стула возле него, стоящих в ряд вдоль стены. Большой сундук в противоположном углу, почти незаметный в густой тени; возле него несколько полок, содержимое которых терялось в темноте, и дверь в другую комнату. Сергей сделал пару шагов и почувствовал, как в воздухе, тяжелом и застоявшемся, появился слабый запах — неприятный и приятный одновременно. Что-то очень знакомое. Что-то, что было давно. Он повернулся к столу и увидел на подоконнике деревянную игрушку — грубо вырезанную лошадку в ладонь величиной.

«Это запах конюшни. Только очень слабый».

Стены дома, казалось, немного придвинулись. Сергей вздрогнул, сбрасывая с себя гипнотическое очарование заброшенного дома, и повернулся к выходу. Он положил ладонь на тонкую ручку, успев ощутить холод и текстуру металла, а в следующий момент дверь распахнулась, больно ударив его в грудь и заставив отскочить вглубь комнаты.


На пороге возникла фигура. Она остановилась в дверном проеме темным силуэтом. Бьющий в глаза свет с улицы, оказавшийся неожиданно ярким, не позволял ее рассмотреть, как следует. Это была женщина.

Сергей, растерявшись, замер на месте. Он почувствовал, как внутри поднимается и растет волна страха. Стремительным движением, почти неуловимым для глаза, женщина метнулась вперед и остановилась в нескольких сантиметрах от него. Ее лицо оказалось так близко, что можно было рассмотреть каждую пору на коже. Сергей попытался отступить, но тут же сильные пальцы впились ему в плечо, не давая отойти.

«Девушка».

При других обстоятельствах, она показалась бы ему красивой: широкое лицо с маленьким носом, большие серые глаза, тонкая шея, роскошные темные волосы. Сквозь джинсовую куртку Сергей ощутил тепло ее ладони. Жар исходил от всей ее фигуры, скрытой под длинным синим платьем. Она смотрела внимательно и настороженно. Неожиданно ее ноздри расширились и втянули воздух, девушка наклонила голову ближе и улыбнулась, обнажив ровные длинные зубы.

Сергей отпрянул, вырвался и стал пятиться назад, пока не уперся спиной в полки. Там что-то звякнуло. Вчерашний разговор с дедом вспомнился весь до мелочей, до интонаций.

«Упырь!».

Девушка медленно опустила руку.

Сердце так больно билось в грудную клетку, что, казалось, еще немного, и оно пробьет себе путь наружу. Белый туман стал заволакивать голову, во рту пересохло — все это произошло с Сергеем за секунду, а в следующую он дернулся в сторону, намереваясь проскочить мимо хозяйки дома и добраться до двери. Но та, как будто, предвидела его движение, выбросила руки в стороны и повторила его маневр, словно отражение в зеркале. Они застыли на месте, глядя друг на друга. Он — выпучив глаза от страха, тяжело дыша, она — улыбаясь.

— А как тебя зовут?

Ее вопрос был настолько неуместен, что Сергей не сразу понял, о чем девушка говорит. Понадобилось несколько секунд, чтобы смысл слов добрался до сознания. Он ответил автоматически, как представлялся сотни раз до этого.

— Сергей.

— А меня — Алина.

— Очень приятно.

В ее голосе прозвучали детские интонации, и Сергей, как клещ ухватился за это. «Ее можно попробовать обмануть. Уболтать».

— Я шел к станции и заблудился. Ты не знаешь, как туда пройти?

— Не знаю.

— Далеко до нее?

Девушка пожала плечами.

— А я могу туда добраться?

— Скоро вечер.

— И что?

Тонкие брови сошлись к переносице, на гладком лбу появилась морщинка.

«Пора!».

Сергей предпринял обманное движение и рванулся в другую сторону. Глаза, привыкшие к полумраку, выделяли каждую деталь комнаты, каждую трещинку на стене — фиксировали все, о чем он раньше даже не подозревал. Боковым зрением он уловил, как девушка поворачивается, а в следующее мгновение уже оказался возле двери и толкнул ее от себя, надеясь на удачу.

Ему повезло. Дверь распахнулась, и Сергей вылетел прямо в прохладные сумерки леса. Но любоваться зрелищем или думать, куда бежать времени не было, за спиной уже раздались быстрые шаги. Он прибавил хода и побежал вглубь леса.


Житель города почти всегда воспринимает лес, как деревья, кусты и траву, но на самом деле это не так. Лес — живое существо. Оно дышит, движется. Для того, кто знает это — лес помощник, для остальных — враг.

Сергей бежал напролом, ударяясь о стволы, пару раз он упал, но вскакивал и бросался дальше. Джинсы намокли и покрылись грязью, оба плеча ныли, холодный воздух разрывал легкие — паника гнала его вперед, ему казалось, что он видит синее платье девушки-упыря то справа, то слева от себя. Каждый раз Сергей бросался в сторону, продираясь сквозь густой колючий кустарник, в то время как боль в груди все нарастала.

Наконец, он остановился и, тяжело дыша, опустился на колени. Лес вокруг молчал, деревья плавали в серой пелене сумерек; никакого движения, ни дуновения ветра, как будто все замерло в ожидании прихода ночи. Сергей посмотрел на часы — стрелки показывали половину шестого вечера. Пойди он обычной дорогой, уже был бы дома.

Сердце понемногу замедляло свой бег, кавардак в голове сменился сомнениями.

«А чего это я так испугался? Упырь… Вот дед, твою душу, наговорил, а я и уши развесил! Какие тут могут быть упыри? Их вообще не бывает!».

Рука опустилась ему на плечо и крепко сжала.

— Ты бежал, как медведь, — произнес тихий голос, и Сергей чуть не нагадил в штаны от неожиданности. Медленно, очень медленно, он обернулся. Девушка стояла позади него. Она выглядела настороженной…

«…и рассерженной».

— Вставай. Пойдем. И не надо бегать. Будет беда.

Девушка улыбнулась и протянула ему большой желтый кленовый лист, который до этого прятала за спиной.

— Это тебе. Правда, красивый?

И снова — эта детская манера говорить и улыбаться, открытая навстречу каждому, эта простота, невинность — но в глубине всего, скрываясь за наивностью и чистотой, сквозило зло. Оно ощущалось, как густая тень и обволакивало, крепче стягивая невидимую паутину.

— Бери!

Сергей протянул руку и взял лист.

— Идем! Нам надо спешить!


Сумерки опускались в лес, готовя его к наступлению ночи. Луна, огромная, ярко белая с синеватыми прожилками морей и болот, словно венами, выбралась из деревьев и изливала свой холодный свет на черную землю. Слабый ветер покачивал ветви, и они приветствовали его, словно сотни тонких рук.

Вечерний холод не проникал в дом. Он остановился у порога, испуганный слабым светом, сквозящим из щелей, и свернулся серым туманным облаком у крыльца. Они сидели за столом, друг напротив друга, а между ними стояла старая керосиновая лампа, отбрасывающая дрожащий свет на их лица. Чуть слышно тикали часы, отсчитывая последние часы уходящего дня.

Сергей не мог смотреть ей в глаза. Взгляд девушки смущал, и это злило его. И тот факт, что он ее боится, боится это хрупкое милое создание не умещался в голове. «Что я здесь делаю? Зачем я здесь?». Он не понимал этого, и, одновременно, был уверен, что шансов уйти отсюда живым у него почти нет. Оставалось только сидеть неподвижно, чтобы змея, застывшая напротив, не получила повода броситься.

— Меня зовут Алина.

— Хорошее имя.

Девушка улыбнулась, и ее глаза сверкнули в слабом свете лампы.

— Алина, отпусти меня. Пожалуйста.

— Нет. Не хочу.

— Что ты хочешь со мной сделать?

Алина наклонилась к столу и захихикала, совсем как маленькая девчонка, как будто заданный вопрос смутил ее. Так хотелось ей поверить, хотелось до безумия — сознание цеплялось за эту мысль с настойчивостью утопающего, но Сергей не позволил сомнению влезть себе в душу. Впечатление обманчиво. Он человек, идущий по минному полю — один неверный шаг, и все кончено. Но сколько их будет — этих шагов? Неопределенность была невыносима.

Девушка коснулась его ладони и стала легонько поглаживать. Ее кожа была теплой и гладкой, как у ребенка. Сергей застыл, боясь пошевелиться. Алина взяла его руку и прижала к щеке. Ровная, нежная кожа под холодными пальцами; мизинцем он почувствовал, как быстро пульсирует жилка. Девушка водила его ладонью, закрыв глаза: подбородок, губы — такие мягкие и такие податливые. Сергея затрясло. Ее движение пробуждали его, заставляли хотеть, но одновременно пугали еще больше. Он чувствовал себя игрушкой, мышью в кошачьих лапах. И эта нежность могла быть сентиментальностью хищника.

Сергей ждал, напряженный, как взведенная пружина. Ждал, когда упырь насладится им, распалит себя и… раскроет пасть. В воображение он уже видел все, совершенно ясно и отчетливо — вплоть до слюны, блестящей на длинных ровных зубах. Девушка глубоко вздохнула, и он отпрянул, вырвавшись у нее из рук. Ускорение оказалось настолько сильным, что он упал со стула, больно ударившись спиной, и быстро пополз прочь, пока не уперся в противоположную стену. Девушка метнулась за ним, и снова Сергей был поражен нечеловеческой быстротой ее движений. Она прижалась к двери, загородив ее собой, и взглянула на свою жертву строго и, одновременно, терпеливо, как на ребенка, который не слушается родителей.

— Нельзя!

— Я… не хотел.

Сергей почувствовал, как от бессилия на глаза наворачиваются слезы, и даже не попытался сдержать их.

— Просто… мне страшно. Понимаешь?

— Мне тоже иногда страшно. Сядь за стол.

Сергей медленно поднялся, проковылял к окну, поднял свой перевернутый стул и сел. Алина приоткрыла дверь, бросила быстрый взгляд в подступающую темноту и снова закрыла ее.

— Уже скоро.

Она подошла к столу и встала рядом с Сергеем. Он услышал, как шуршит ее платье, когда она наклонялась, ощутил дыхание у себя на коже. Тело отозвалось ей, а потом она лизнула его шею. Сердце болезненно дернулось, а потом провалилось куда-то вниз. Заболело в груди. Он попытался крикнуть и не смог.

Что-то сломалось. Как будто внутри заглох мотор.

— Делай.

— Что?

— Что хотела.

Неожиданно Алина обхватила руками его плечи и прижалась к нему головой. Так они и застыли, и долго молча стояли, словно превратились в статуи. Желтый свет лампы бросил их тени на стену, как на экран кинозала, где они колыхались в потоке теплого воздуха. Прошла минута, которая показалась Сергею годом. Наконец, девушка отпустила его и, потянувшись, сняла с гвоздя над окном гроздь рябины. Устроившись напротив, она протянула ему ягоды.

— Хочешь?

Сергей послушно взял, оторвал одну и отправил рот. Горечь разлилась по языку — резкий, неприятный вкус подействовал, словно будильник. Он осознал, что еще жив.


Алина сидела напротив, смотрела в окно и ела рябину. Она улыбалась. И она была красива в своем синем платье. А особенно волосы — длинные темные волосы, спадающие на лоб и рассыпавшиеся по плечам. Лицо девочки-подростка, погруженной в себя, задумчивой.

Сергей снова почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он был благодарен ей за то, что еще жив. Не ее вина в том, что она чудовище. Девушка боролась с собой, он мог почувствовать эту борьбу. Ее человеческая суть восставала против животной основы. Она не хотела причинить ему вреда.

«Конечно же нет!»

И ему оставалось только ждать, чем закончится поединок.

— Темнеет.

— Что?

— Становится темно. Сегодня полнолуние.

Сергей посмотрел в окно, и красота приближающейся ночи поразила его, заставив на минуту позабыть о страхе. Холодный стальной свет большой луны изливался на крохотную поляну, превращая траву и кусты во что-то удивительное. Краски покинули лес, оставив лишь оттенки черного, но, в свете луны, они приобрели необыкновенную глубину. Каждая травинка, каждая веточка, казалось, были тщательно выписаны, выделены. Такой четкости, такого объема восприятия Сергей не ощущал еще никогда. Вид за окном был не просто красив, он был удивителен.

— Красиво.

— Да. Нам пора идти.

Алина встала из-за стола.

— Куда?

— Идем. Я покажу.


Они вышли из дома в вечерний холод. Сергей быстро огляделся. Лес возвышался всего в каких-то трех метрах от него. Если побежать, то достаточно одной секунды, чтобы оказаться среди деревьев. Идея побега выглядела очень соблазнительно. Один рывок — и кошмар закончится. Он вздохнул и отвернулся. Эта девушка, это существо не позволит ему вырваться. Догнать человека для нее не больше, чем развлечение. И, на этот раз, вряд ли она сможет сдержать себя. Сергей это чувствовал.

Алина подвела его к маленькой пристройке, похожей на квадратный колодец высотой около четверти метра, закрытый железной дверью. Девушка вытащила из кармана ключ и открыла ее, легко подняв тяжелую крышку. Сила в этом хрупком теле была удивительная.

— Иди туда.

— Зачем?

— Нужно спрятаться.

— От кого?

— От зверя.

Сергей посмотрел в черноту хода, слишком похожего на раскрытую пасть.

«Значит здесь. Здесь все и закончится».

Он застыл перед входом, не в состоянии и не желая делать последний шаг. Алина толкнула его в спину, толкнула довольно сильно, принуждая двигаться дальше. Вниз вели деревянные ступени. Сергей автоматически стал спускаться, ведя рукой по земляной стене. Девушка последовала за ним, а то, что произошло вслед за этим, было больше актом веры, чем расчетом. Последней судорогой обреченной жизни, до самого конца отрицающей смерть.

Алина спускалась, повернувшись к нему спиной, вытянутой рукой она придерживала дверь. Сергей развернулся и изо всех сил толкнул ее от себя, при этом едва удержавшись на ступенях. Ноги девушки ударились о стенку колодца, и она повалилась вперед, беспорядочно размахивая руками, будто пытаясь взлететь. Дверь, лишенная поддержки упала вниз, и Сергей в последнюю секунду успел нагнуться, перед тем как она ударила его по плечам. Он грохнулся на колени, и дверь с грохотом закрылась. Сергей вцепился в ручку и повис на ней всей тяжестью.

От страха и боли он почти задыхался, с шумом глотая воздух. Плечи ужасно болели, а в голове словно гудел колокол. Снаружи раздался крик, и он мог поклясться, что в нем слышался страх. Алина потянула дверь на себя, но Сергей удержал ее. Девушке не хватало сил поднять его.

«Я победил!»

— Открой мне дверь!

— Нет!

— Не надо! Пусти меня, пожалуйста.

И снова он почувствовал ее страх. «Почему страх? Она играет. Расслаблюсь — и слопает!»

— Не пущу.

— Почему?

Сергей собрался ответить, но слова застряли в горле.

«Сказать ей?».

Он боялся. Боялся сказать откровенно, словно, назови он ее упырем, и она станет им. Настоящим, беспощадным чудовищем. И тогда не поможет ничего. Даже дверь.

— Сама знаешь.

— Что знаю? Я не понимаю! Открой мне!

Сергей зашарил в темноте, пытаясь найти что-нибудь, что можно было бы использовать, как засов.

— Не притворяйся. Я не дурак. Зачем ты держишь меня?

Молчание. Рука наткнулась на что-то. Сергей ощупал находку. Лопата.

— Что молчишь? Ответь.

Он притянул лопату к себе, поднял ее и просунул в ручку.

— Я… Я хотела, чтобы ты остался… Потому что…

— Ну? Я слушаю внимательно.

— Потому что ты мне нравишься.

— О! Я так аппетитно выгляжу?

Она не ответила, но сквозь дверь он услышал всхлипы. Сначала тихие, а потом девушка просто расплакалась, словно ребенок, оказавшийся в темноте.

— Не напрягайся! Я не такой идиот, каким кажусь!

Дверь снова дернулась.

— И нечего реветь! Ты меня не разжалобишь!

Алина начала рвать дверь, очевидно вкладывая в это все силы. Черенок лопаты задрожал, постукивая по железу. Сергей застыл, затаив дыхание. Что это — ярость или отчаяние? Впервые ему пришло в голову, что… Ну, что он мог ошибаться. Девушка затихла и теперь просто тихо плакала, прижавшись к двери.

— Ты почему в лесу живешь?

Она судорожно всхлипнула.

— Я всегда здесь жила.

— Одна?

— Сначала с мамой, а теперь одна.

— И что вы с мамой здесь делали?

— Пусти меня! Скорее!

Дверь снова дернулась.

— Ты не ответила на мой вопрос!

— Мы жили здесь! Понятно? Пусти! Он придет скоро!

— Кто?

— Зверь.

— Так беги отсюда. Скатертью дорога.

— Я не смогу убежать. Уже поздно.

Она боится — это было ясно, как день. Это не ярость — это страх. Сергей вдруг почувствовал себя неуютно в тесной дыре маленького убежища.

«Она не чудовище — она просто больная. Идиотка. Дурочка. Черт! Но что за зверя она ждет? Впустить? А может, уже поздно?».

— Что за зверь? Что за зверя ты ждешь?

— Пусти меня!

— Ответь мне!

Вместо ответа снаружи послышалось неразборчивое бормотание, будто кто-то быстро говорил низким голосом. Девушка завизжала. Сергей отпрянул назад, потерял опору и скатился по ступенькам вниз, ударившись головой о стенку подвала. Визг перешел в отчаянную высокую ноту и оборвался. В наступившей тишине стало слышно шумное дыхание. Что-то легко стукнуло в дверь, зашуршало.

Несмотря на холод, Сергей вспотел. Снаружи творилось что-то ужасное. Теперь по-настоящему ужасное, и от этого его отделяла лишь дверь. Он настороженно слушал, пытаясь понять, что там происходит, но до ушей доходили только невнятные тихие звуки и больше ничего. Скрипнула дверь и кто-то громко вздохнул.

«Принюхивается…»

Неожиданно Сергея осенило.

«Это она. Она — оборотень. Сегодня полнолуние, и девчонка точно превратилась в какую-то тварь! А как ревела! Чуть не поверил ей. Молодец, Сережа! Молодец!»

В дверь сильно ударили, и он снова отпрянул назад, вжавшись спиной в земляную стену. А в следующий момент проход открылся, обдав Сергея ярким потоком лунного света. Железная ручка звякнула по деревянным ступеням, загрохотала лопата. На мгновение в дверном проеме возник маленький черный силуэт, похожий на пивной бочонок с веточками рук и ног, а потом он метнулся внутрь неуловимой молнией. В долю секунды перед Сергеем оказался его самый страшный ночной кошмар. Он видел это во сне. В детстве. Много-много лет назад. Его личный «Бука».

Тварь почти касалась его лица большим приплюснутым носом. Широкий рот приоткрылся, обдав Сергея зловонием выгребной ямы. Тонкие иглы множества зубов покрывала кровь. Существо застыло перед ним, навалившись всем телом, и обнюхивало. Неторопливо. Заинтересованно. Неожиданно для себя самого, Сергей тоже втянул носом воздух. Ужасная вонь ослепляла, но сквозь нее, сквозь страх и оцепенение, он вдруг уловил что-то знакомое. Это ощущение — непонятное и неуместное, необъяснимое ощущение… дома. Оно потянуло за собой все — целый пласт памяти, который, казалось, навсегда похоронен, открылся перед ним, как книга.

Упырь вытянул вперед тонкую длиннопалую руку, и Сергей почувствовал, как острый коготь проколол кожу между бровей, оставив глубокую ранку — знак, которым эти существа издавна отмечали своих детей. По переносице потекла струйка крови. Тварь уставилась на нее, слово загипнотизированная, а потом вдруг слизнула, и в жесте этом была нежность. Сергей потерял сознание.


Он сидел, положив на колени изуродованную голову Алины, перебирал пальцами ее волосы и думал о том, что жизнь совершенно не справедлива. Даже не так — она попросту слепа. Было совершенно ясно, что упырем должен был быть не он, а эта девушка. Это было очевидно. Если бы она не оказалась дурочкой — сейчас была бы живая. А еще он размышлял о том, что не сможет теперь смотреть телевизор, и даже играть в футбол не сможет. Потому что все это — неправда. Все это иллюзия. А правда здесь.

Все те ночные кошмары, что мучили его с детства, были не снами — они были воспоминаниями. Кровь помнила то, что старались забыть его человеческие предки, разбавляя дар чудовища из поколения в поколение — каплю за каплей. То, что раньше наполняло жизнь молодого парня, все эти простые и обыкновенные дела и заботы, вдруг потеряли смысл — кровь на коже смыла прошлую жизнь.

Сергей смотрел на деревья, смотрел на яркий глаз луны в черном небе и улыбался. Старый матерый волк остановился в ста метрах от него и задрал голову, принюхиваясь. Он слышал запах крови, запах мяса, которое могло послужить пищей для оставшихся в норе щенков. Но слышал и другой запах: хозяин леса был неподалеку — эта добыча принадлежала ему. Волк переступил с лапы на лапу, опустил голову и попятился, спеша укрыться.

Загрузка...