Алая вуаль

Глава 12. Остров Реквием

Я так никогда и не узнала, что произошло с моей сестрой в ту ночь, когда она погибла.

А вот ту ночь, когда она пропала, я помнила очень ярко. Мы тогда поссорились. В ту неделю каждый вечер, не говоря мне ни слова, она тайком выбиралась из дома через окно в нашей детской. Я даже не знала, как звали ее возлюбленного. Иногда я пыталась смотреть на происходившее ее глазами: молодая женщина двадцати четырех лет, все еще делившая детскую комнату с младшей сестрой. Молодая женщина двадцати четырех лет без супруга, детей, собственного дома и положения в обществе. Возможно, сестре было стыдно. Возможно, тот мужчина не обладал титулом или состоянием, чтобы просить ее руки, и потому она держала свой роман в тайне. Может быть, там было еще множество других причин, но мне, ее родной сестре, они были не важны, ведь я любила ее. Я бы делила с ней нашу комнату до скончания веков, яростно защищала бы ее таинственного поклонника, и не важно, были у него деньги и титул или нет. Хихикала бы с ней вместе, спрятавшись под одеялом, и смазывала бы петли на окнах маслом, чтобы она бесшумно уходила на свидания.

Но она никогда не рассказывала мне о нем.

Она вообще никогда мне ни о чем не рассказывала.

Иногда я задумывалась: а любила ли она меня вообще?

– Все, хватит, – прошипела я, когда предательски скрипнула половица, а часы пробили полночь.

Отбросив одеяло, я опустила ноги на пол и посмотрела на сестру. Она замерла, держась за оконную раму.

– Филиппа, хватит. Опасно бродить по ночи. Твой возлюбленный не должен просить тебя о таком.

Пиппа выдохнула с облегчением и приоткрыла окно. Ее щеки пылали то ли от радости, то ли еще от чего.

– Ложись спать, ma belle.

– Не лягу.

Я сжала руки в кулаки. В последнее время это ласковое обращение не казалось мне таким уж ласковым. Оно звучало насмешливо и пренебрежительно, словно сестра насмехалась надо мной, потому что я чего-то не знала. И меня это приводило в бешенство.

– Тебя наверняка скоро поймают родители. И накажут нас обеих! И я не увижу Рида целый месяц!

Пиппа закатила глаза и перекинула ногу через подоконник, безуспешно пытаясь спрятать наплечный мешок под плащом.

– Quelle tragédie[5].

– Да что с тобой такое?

– Рид не для тебя, Селия, – раздраженно сказала Пиппа. – Сколько раз я тебе это говорила? Он служит Церкви, и чем скорее ты это поймешь, тем быстрее двинешься дальше. – Покачав головой, она усмехнулась, словно я была глупейшей девушкой на свете. – Он разобьет тебе сердце.

Здесь было что-то другое. Хоть Пиппа и говорила так, раньше ей нравился Рид; когда-то она упрашивала нас играть с ней, ловить снежинки, собирать апельсины, обращаться к ней как с королевой и называть ее великолепной Февралиной, по имени героини из ее любимой сказки. Но в прошлом году что-то произошло между ними. Что-то произошло между нами.

– Ты на себя посмотри! Повисла на водосточной трубе! – огрызнулась я обиженно. – Почему он не представился семье, а, Пиппа? Может быть, он не настроен серьезно? Рид вот думает обо мне уже с первыми лучами солнца.

Изумрудно-зеленые глаза сестры сверкнули.

– Ты ведь никогда не познаешь мир без солнечного света, так? Нет, только не наша дорогая Селия. Ты всегда будешь на свету, в безопасности, и никогда не задумаешься, не оглянешься на тень, которую отбрасываешь. В этом вся сложность с теми, кто живет под солнцем. – Она оперлась ногой о толстую ветвь и, обернувшись, сухо сказала: – Мне тебя жаль, сестренка.

Это были ее последние слова, брошенные мне.

Я посмотрела на лицо Одиссы, по которому плясали отблески свечного пламени. Оказавшись запертой в чреве корабля, я задумалась, пожалела ли сестра, что открыла окно в ту ночь. Что ступила в тени? Разумеется, я никогда не узнаю об этом, но все же я сомневалась, что она покорно приняла свою судьбу. Наверняка Пиппа цеплялась руками и ногами за свою жизнь и билась за нее, пока не ослабла совсем, ведь она была сильной. Порой она раздражала и была скрытной, но она была сообразительной и уверенной. Она была решительной. Непоколебимой.

«Я защищу тебя от любого зла, Селия».

Она бы перевернулась в могиле, узнай, что я сдалась.

Приосанившись, я обратилась к Одиссе:

– Я полагаю, ты не скажешь мне, куда мы плывем.

Она все так же была поглощена чтением свитков и даже не взглянула на меня.

– Верно полагаешь.

– Сколько нам плыть?

– А какая разница? – бросила Одисса.

Я прищурилась. Разумеется, она была права. Неважно, сколько нам оставалось плыть: пять минут или пять часов, сбежать я смогу только на суше. Словно прочитав мои мысли, Одисса насмешливо на меня посмотрела:

– Я чувствую, как от тебя исходит ореол отчаяния и глупости. Снова хочешь сбежать? У тебя ничего не выйдет.

Я вскинула подбородок:

– Откуда тебе знать наверняка?

– Я просто знаю.

– Что ты читаешь?

Она тихо фыркнула и вернулась к свиткам, всем видом давая понять, что разговор окончен. Я подавила желание спросить ее снова. Я и понятия не имела, как сбежать с корабля, когда мы причалим к берегу. Я ничего не знала о своих похитителях, об этих существах, но где-то глубоко в подсознании всплывали смутные воспоминания.

«А я рассказывала вам о Les Éternels?»

Я задумалась, и перед глазами встали образы серебряных щеток для волос, золотистых веснушек и белоснежных шарфов, холодных октябрьских ночей. В голове зазвучал голос Эванжелины: «Они рождены в земле – холодной как лед и крепкой как камень – без сердца, без души и без разума. Ими движет лишь порыв. Лишь вожделение и страсть».

Я покрепче затянула на запястье истрепавшуюся ленту, размышляя о черных глазах Михала и его твердой как сталь коже.

Наконец корабль замедлил ход и выбросил якорь. Одисса тут же взяла меня за локоть своей холодной рукой.

– Где мы? – спросила я, но она лишь вздохнула и повела меня к палубе.

Горизонт уже посерел, когда мы сошли с трапа. Взору открылась поистине неприглядная картина: скалистый остров посреди моря, темные волны, бьющиеся о каменистый берег. Я вглядывалась в волны, в морскую пену, чтобы не впасть в отчаяние. Чтобы подумать. В ту ночь Эванжелина рассказала нам далеко не все. Ее колыбельная сейчас звучала у меня в голове, но я ее толком не слышала.

Стоял страшный грохот.

Глаза у меня широко распахнулись – вокруг творилась настоящая суматоха.

Моряки сновали по гавани, их взгляды были удивительно ясны. Они отдавали приказы и звали своих близких. Даже тот матрос с колом заключил в крепкие объятия какого-то мальчонку. На душе у меня тут же полегчало – он выжил, не утонул в морской пучине, – но, когда Одисса подтолкнула меня, я снова ощутила ее нечеловеческий холод. И снова в голове раздались слова Эванжелины.

«Первая Вечная пришла в наше королевство из далеких земель. Она жила в тени, насылая на людей свою болезнь. Заражая своей магией».

Хотя бы Михала не было видно.

С трудом сглотнув, я посмотрела на маленькую девочку – та проскользнула тенью среди взрослых и стянула у какого-то моряка наручные часы. Ее кожа и волосы отливали серебром, и у нее…

Я открыла рот от удивления.

У нее были жабры!

– А ну отдай!

Матрос кинулся к девочке, но та, хихикая, проскользнула мимо него и прыгнула в море. Ее сверкающие ноги превратились в плавники, и она, игриво взмахнув ими, нырнула глубоко в воду. С ворчанием моряк бросился за девочкой, но ему на ноги наступил огромный белый волк.

– Проклятые оборотни, – прорычал он, поднимая руки и медленно пятясь. – Проклятые мелузины.

Я изумленно посмотрела на мужчину и перевела взгляд на Одиссу.

– Что это за место такое?

– Да ты настойчивая, а? – Она нетерпеливо подтолкнула меня, когда моряк зашел в захудалый трактир. – Ну ладно. Добро пожалось на L’ile de Requiem, как его метко прозвал Михал, который считает себя шибко умным. Постарайся не привлекать внимания. Местным нравится свежая кровь.

Остров Реквием.

Я внутренне содрогнулась – какое жуткое название. И все же я с удивлением оглянулась на оборотня, на женщину, одним взмахом руки исцелившую ранки на шее моряка. Ведьма. Я изумленно открыла рот. Ведьмы, оборотни и мелузины жили на одном острове. Я о таком месте никогда и не слышала.

Мой отец был виконтом и часто посещал далекие земли, но, разумеется, никогда не позволял нам с Пиппой присоединиться к нему. Я заучила каждую карту в его кабинете – Цезарина, Бельтерры, всего материка – и запомнила все интересные места, все озера и реки.

На востоке от Бельтерры не было ничего, кроме моря.

– Это просто невозможно.

Я озиралась по сторонам, желая увидеть все на этом острове, которого не должно было существовать.

– Я ведь… я изучала географию. У отца в кабинете все стены были завешаны картами. И никогда не…

– Конечно, никогда! Этого места нет ни на картах, ни в книгах. – Хотя Одисса пыталась говорить равнодушно, в ее голосе послышались резкие и напряженные нотки. Она крепко сжимала мне локоть. – Дорогая, если хочешь, можешь быть трудной, вот только глупой быть не надо. И ради всего святого, прекрати ты уже пялиться!

Она бросила взгляд через плечо и кивнула двум мужчинам позади нас. Они не были людьми. Вечные. Судя по их крепким телам и нашивкам на плащах, они были чем-то вроде… стражи. Странно. Одисса и сама была очень сильной и быстрой, зачем ей нужна была охрана?

– Кто они? – Я искоса поглядела на мужчин.

– Никто.

– Тебя немного отпустило напряжение, когда ты увидела их.

– Напряжение никогда меня не отпускает.

Я невольно снова украдкой поглядела на наших сопровождающих. Когда они подошли к нам еще ближе, я нахмурилась. На нас смотрели не только ведьмы, оборотни и русалки. Теперь уже из теней к ним присоединились и Вечные. Их глаза жутко и странно поблескивали в свете уличных фонарей. Одисса же шла, вскинув голову и не обращая внимания. Однако когда кто-то из Вечных оскалился на меня, один из стражей практически уперся грудью мне в спину.

– Мне здесь… ничего не угрожает? – неуверенно спросила я.

Глупый вопрос.

Одисса потянула меня вперед, и два наших провожатых молча пошли за нами.

– Скоро взойдет солнце, так что времени осматривать город нет, – сказала она.

Она шла уверенно и целеустремленно, но все же краем глаза поглядывала на Вечных.

– Жаль, понимаю. Реквием прекрасен, один из древнейших городов в мире. Здесь кто только ни живет… Ох, поторопись уже!

Она потянула меня подальше от какого-то заведения, чьи балюстрады были украшены бархатом, а из-за черных с золотом дверей лилась жуткая мелодия и доносился смех. Эти звуки леденили душу и завораживали одновременно, и я невольно остановилась и вслушалась.

Раздался крик, и внутри у меня все похолодело.

Пронзительный крик, от которого кровь стыла в жилах.

Я уже метнулась было к дверям, но Одисса схватила меня за руку и остановила.

– Ай-яй-яй, – усмехнулась она, когда крик женщины оборвался в такт музыке. От внезапной тишины волосы у меня встали дыбом. – Любопытство на Реквиеме погубит кошку, и уже никакое удовольствие ее не воскресит.

– Но ведь ей…

– …уже не поможешь, – завершила мысль Одисса и потянула меня дальше. – Идем. Или ты пойдешь по собственной воле, или тебя понесет один из стражей. Ивану, кстати, такое вряд ли понравится.

Она указала на поджарого темнокожего мужчину. Смотрел тот очень недружелюбно.

– Но выбирать, разумеется, тебе.

«А какая это была магия?»

Голос Эванжелины снова зазвучал у меня в голове, когда мы с Иваном встретились взглядами.

«Страшная и отвратительная магия, милые мои. Очень мерзкая. Магия, которая требует крови. И смерти».

Он медленно обнажил клыки.

«Все понятно».

Я с усилием сглотнула и пошла дальше, стараясь не обращать внимания на странные ощущения. Нужно сосредоточиться. Ведь не мог же этот жуткий и мрачный остров очаровать меня, правда же? И дыхание у меня вовсе не перехватило… Мне просто стало нехорошо – того и гляди упаду в обморок. Да, точно упаду. Если бы Эванжелина была рядом, она бы посоветовала мне собраться с мыслями и не терять голову.

Только вот когда я сделала еще один шаг, мне показалось, что я уже ее потеряла.

По мху на камне растекалась темная жидкость, очень похожая на кровь.

Вскрикнув, я отскочила назад, едва не вывихнув руку, и налетела на Ивана. Он тут же грубо толкнул меня вперед. Я снова опустила взгляд на мощеную улицу; у его сапог тоже растеклась кровь. За нами тянулись алые следы.

– Земля… кровоточит? – тревожно спросила я. – Как такое возможно?

– Вовсе нет, – грубым тоном ответил он. – Присмотрись.

Мох больше не кровоточил, и все следы исчезли.

Словно их и не было вовсе.

Я изумленно ахнула, а Иван снова подтолкнул меня, и я, спотыкаясь, пошла за Одиссой. Но я ведь видела следы – они были на земле, – или мне все же привиделось? Только так можно было объяснить случившееся. На острове все было по-другому, но вряд ли в земле тянулись вены и сосуды. Не могла же она быть живой, а я…

Я с трудом сглотнула.

Мне нельзя терять голову. Крики, кровь и холодные взгляды Вечных не могли отвлечь от моей цели, ведь я хотела спасти Коко от Михала во что бы то ни стало.

Одисса повела меня по мощеной улице, по обе стороны которой выстроились странные магазинчики. Огромные жабы квакали в позолоченных клетках, жуки жужжали в серебристых сахарницах, в хрустальных вазах стояли благовония, и каждый пучок был перевязан черной ленточкой. В другой лавке продавались фиалы с густой темной жидкостью. На одном из них неровным почерком было написано: «Лугару», на других: «Человек», «Мелузина» и «Белая Дама».

Я провела пальцами по фиалу с надписью «Дракон», и меня охватило нехорошее предчувствие. А может, и страх.

Ведь передо мной стояли бутыльки с кровью, а о Вечных я слышала только от Эванжелины. Я прочла все книги в Башне шассеров – все до единой, – и ни в одной не упоминалось о них. О Белых Дамах и лугару, о мелузинах и даже иногда о лютенах – да, но никогда о Вечных.

Кажется, эти чудовища были… чем-то новым.

Я поставила фиал на место и с трудом пошла дальше.

Или, возможно, чем-то очень-очень древним.

«Всегда молитесь перед сном и ночью крепко спите…»

Знакомые строчки, казалось, витали в воздухе, переплетаясь с мурлыканьем котов, бродивших в эту октябрьскую ночь по рынку. Какой-то кот прятался за жабами, другой громко мяукал на торговца. Еще двое смотрели на трехглазого ворона, примостившегося на жердочке. Они сидели совершенно неподвижно, лишь хвостами чуть подергивали. Я поспешно догнала Одиссу:

– Вы не можете избавиться от крыс?

Она с отвращением взглянула на полосатую кошку.

– Мы не от крыс хотели бы избавиться.

– То есть это не ваши питомцы?

– Чума, скорее.

Я недоуменно посмотрела на нее.

– Они появились на острове несколько месяцев назад, – вздохнув, раздраженно ответила Одисса. – Никто не знает, как и почему. Однажды ночью они просто появились, и никто не смеет их прогнать.

Я наклонилась и погладила мохнатого котенка.

– Почему?

– Коты – стражи мертвых, дорогая. Я думала, это все знают.

Я замерла. Я не знала об этом, но признаваться в этом Одиссе мне не хотелось – казалось, что я признаюсь в каком-то жутком недостатке. Поспешно отдернув руку, я решила сменить тему разговора.

– Я все же не понимаю. Почему никто не знает об острове?

– Михал, – просто ответила Одисса, оттолкнув котенка. – Он любит свои тайны, а эту оберегает как зеницу ока. Никто не узнает о Реквиеме, только если мой кузен этого не захочет, и даже тогда… о нем узнают ненадолго.

– То есть?

Но Одисса не успела мне ответить – из переулка показалась компания Вечных и преградила нам путь. Торговцы тут же разбежались в разные стороны. Одни спрятались за тележками с товаром, другие забежали в свои лавки; страх горел в их глазах так же ярко, как хрусталь сиял в витринах. Иван замаячил у меня за спиной, и внутри у меня все сжалось.

– Не шевелись, – произнес он.

Не буду.

Одисса с невозмутимым видом вздернула подбородок и коротко махнула рукой Вечным.

– Bonsoir, mes amis[6]. Кажется, вы заблудились.

Высокий, ужасающего вида Вечный с огненно-рыжими волосами и зелеными глазами наклонил голову и всмотрелся в нас. Взгляд у него был холодный и умудренный опытом. Его спутники молча стояли позади.

– Кто она? – тихо спросил он.

– А это, – ответила Одисса, – не твое дело, Кристо.

– Еще как мое, – скривился он и с укоряющим видом указал куда-то позади нас. – Коты идут за ней по пятам.

Мы все, как один, проследили за его взглядом, и мое беспокойство возросло еще сильнее, ведь этот Вечный не лгал. Шесть котов шли за мной тенью. Нет! Я яростно замотала головой. Что за нелепая мысль! Они следовали за всеми нами. Да, за нами. Кошки, за исключением разве что Мелисандры, никогда особо не льнули ко мне, и я сомневалась, что они решили начать сегодня. Может быть, Иван просто спрятал у себя в кармане рыбу.

Одисса бросила на меня короткий оценивающий взгляд, который невозможно было толком понять, и снова посмотрела на Кристо.

– У тебя, как обычно, разыгралось воображение, дорогой. Коты появились на острове задолго до ее прибытия.

– Он привез ее, чтобы исцелить остров?

– Тебе нужно знать лишь одно, – сказала Одисса. – Она принадлежит Михалу. И любой, кто дотронется до нее, познает его гнев… и гнев всей королевской семьи. – Она жутко улыбнулась, обнажив острые белые клыки.

Я невольно затаила дыхание, пытаясь не привлекать внимания.

Кристо, однако, решительно шагнул к нам.

– Только вот, моя герцогиня, Михала здесь нет. Как пастух может защитить свое стадо, если отказывается быть рядом? – Он помолчал. – Возможно, защитить и вовсе не в его силах.

В мгновение ока наш другой страж прыгнул и пригвоздил Кристо к стене, схватив его рукой за горло. Его спутники зашипели, но не сдвинулись с места, чтобы помочь, – даже когда страж силой заставил Кристо открыть рот. Глядя на Одиссу льдисто-голубыми глазами, он ждал ее указания, пока Вечный дергался и задыхался.

– Ах, Кристо.

Будто бы разочарованная, Одисса двинулась к Вечному, но ее взгляд был суров.

– Какой же ты предсказуемый, а самое неприятное… теперь и мне придется стать такой. Нам с Павлом лично доставить твое сообщение Михалу?

Кристо зарычал, безуспешно пытаясь откусить Павлу пальцы.

Глаза Одиссы радостно сверкали.

– Видимо, да.

Одним ловким движением она засунула ему в рот руку и…

Я изумленно уставилась.

И вырвала ему язык.

Она проделала это так быстро и ловко, что показалось, будто ярко-красная кровь, льющаяся изо рта Кристо, была ненастоящей. Все еще не веря своим глазам, я замотала головой и натолкнулась на Ивана. Еще минуту назад мы говорили с Одиссой о котах, а сейчас… сейчас она держала в руке оторванный язык.

– В следующий раз, дорогой… – Она протянула язык Павлу, и тот с отвращением отпустил Кристо. – Я заставлю тебя сожрать его. Сегодня я сделала жест доброй воли, так что не смей больше угрожать моей семье. Идем, – любезно обратилась она уже ко мне.

Одисса заскользила по улице, не оглядываясь и уже не притворяясь равнодушной.

А я… не могла сдвинуться с места.

Внезапно глупый стишок перестал казаться мне хорошим орудием против этих существ. Откуда могла Эванжелина знать о такой жестокости? Вечные обладали проворством, силой и, что греха таить, красотой. Кто смог бы противостоять им? Как мне противостоять им? Невольно я бросила взгляд через плечо. Спутники Кристо оставили его лежать на улице.

«В следующий раз я заставлю тебя сожрать его».

– Она… она вырвала ему язык, – пораженно прошептала я.

– Он потеряет куда больше. – Павел спрятал язык в карман. – Шевелись давай.

Выбора у меня не было, и я последовала за Одиссой к замку, возвышавшемуся посреди острова. Тяжелые грозовые тучи скрывали его шпили. Сверкнула молния, высветив две острые башни зловещего вида. Я судорожно вздохнула. В небе прогремел гром.

– Добро пожаловать ко мне домой. – Одисса с удивительной нежностью посмотрела на черную крепость. – Если будешь вести себя разумно, тоже почувствуешь себя как дома. Как правило, гостям в замке нравится больше, чем узникам.

В груди у меня все сжалось. Одисса ведь говорила, что мало кто из чужаков знал об острове. Михал сам выбирал, кого из знающих о Реквиеме оставить в живых… а кого нет.

– И сколько у вас обычно гостят?

– Сколько мы того пожелаем.

Так вот что она имела в виду. Ее слова прозвучали зловеще, как раскаты грома. «Будешь жить, пока будешь нам нужна». В отчаянии мне хотелось заломить руки. Ведь не я им нужна, а Коко! И как только она появится на острове, ее тут же убьют! И меня тоже. Я всего лишь наживка, мелкая рыбешка, червяк для крупной рыбы. Когда мы поднялись по ступеням замка – когда Одисса наконец расслабилась, когда она проплыла через вестибюль и поднялась по парадной лестнице, а Иван с Павлом молча покинули нас, – я уверилась в одном.

Коко не должна приезжать на остров.

Глава 13. Бал

Моя комната находилась в восточном крыле.

И хотя в канделябрах горели свечи, теней в пустынном коридоре было не меньше, чем паутины на гобеленах. Впереди показалась дверь. По обе стороны от нее возвышались статуи ангелов, вырезанные из черного мрамора, вот только…

Я замерла. Одисса шла впереди меня.

У ангелов были широкие перепончатые крылья, как у летучих мышей, и они уже не слишком напоминали небесных созданий.

Я провела пальцами по щеке статуи, в глазах которой застыло страдание. Скульптор изобразил человека, превращающегося в демона. Золотые прожилки в белом мраморе не смогли смягчить черты его лица. Искаженное от муки, оно, казалось, воплотило в себе дух самого замка.

Реквием был по-своему прекрасным, необыкновенный и полный жизни, а вот замок казался пустым и мрачным, лишенным всякой причудливости и волшебства. Здесь не было рогатых жаб и трехглазых воронов, ведьмы не целовали моряков, а отцы не обнимали своих сыновей. Не слышалось ни мяуканья котов, ни жуткой чарующей музыки, ни даже леденящих душу криков.

Лишь тени и безмолвие обитали здесь. По безлюдным коридорам гулял сквозняк.

Замок отражал пустоту своего хозяина.

«И любой, кто дотронется до нее, познает его гнев… и гнев всей королевской семьи».

Сдержав дрожь, я отняла руку от лица статуи. Замок отражал пустоту своего короля.

– Пришли.

Одисса со скрипом распахнула дверь. Однако я не решилась войти и неуверенно вглядывалась в темную комнату, освещенную лишь одним настенным подсвечником.

– Если через пару минут я не окажусь в блаженном одиночестве в своей комнате, я кого-нибудь прибью, – вздохнула Одисса и поглядела на потолок. – Если повезет, то не тебя.

Она отступила.

Я так и не сдвинулась с места.

– На закате тебя навестят, – раздраженно сказала Одисса и холодной рукой втолкнула меня в комнату.

– Но…

– Не бойся, дорогая. Ты почетная гостья, и в нашем доме тебя никто не тронет. – Одисса помолчала и неохотно добавила: – И все же замок очень старый и полон дурных воспоминаний, так что лучше не бродить по нему попусту.

Я встревоженно на нее посмотрела, однако не успела ничего сказать, как Одисса захлопнула дверь и заперла. Тихий щелчок эхом разнесся в пронзительной тишине. Я сняла со стены латунный подсвечник и оглядела свою новую клеть. Как и на корабле, комната казалась бесконечной. Огромная, пустая и темная. У двери виднелась широкая лестница из черного мрамора, уходящая куда-то во мрак внизу.

Я сделала глубокий вдох.

Если мне суждено провести здесь много времени, нельзя бояться собственной комнаты.

«Так».

Только я сделала шаг вперед, как воздух резко изменился – словно что-то пробудилось, – и внезапно комната уже не казалось мне пустой. Волоски на шее встали дыбом. Я вытянула руку со свечой, пытаясь найти это нечто, но тени поглотили золотистое пламя. Я сжала пыльные перила.

– Здесь кто-нибудь есть? – тихо спросила я.

Ответом мне была тишина.

Я посмотрела на мраморную лестницу под ногами. Ступени тоже были покрыты плотным слоем пыли, лишь следы от моих сапог виднелись на ней. Очевидно, что долгие годы сюда никто не заходил, а я, кажется, сошла с ума.

«Дыши, – велела я себе. – Ты не в гробу. Ты не в туннелях».

С трудом я начала спускаться, шаг за шагом, и невольно содрогнулась. Нигде я еще не испытывала такого ощущения, словно стены наблюдали за мной. Словно пол дышал. Я покрепче сжала подсвечник и сдавленно усмехнулась.

Хотя вышло скорее нервно.

Но я не стану впадать в отчаяние… Меня похитили и увезли на корабле, я едва не утонула, оказалась на острове, которым правили существа, желавшие убить меня. Только вот мое тело было не согласно. В груди все болезненно сжалось, и я едва могла сделать вдох. Все же я закрыла глаза и постаралась дышать ровно.

Пыль еще никому не навредила, и эта комната… тоже мне не навредит. Просто нужно представиться ей, понравиться, раскрыть ее тайны.

– Меня зовут Селия Трамбле, – прошептала я.

Я была так напугана и измучена, что даже не испытывала смущения, беседуя с пустой комнатой. В глазах щипало. Голова раскалывалась. Колено ныло. Я даже не помнила, когда в последний раз ела и спала.

– Мне не по душе темнота, но ради вас сегодня я готова потерпеть. – Я сделала глубокий вдох и, распахнув глаза пошире, осмотрелась. – Если бы я нашла еще пару свечей, мы бы с вами еще быстрее подружились.

По обе стороны от лестницы стояли ширмы, за одной скрывалась гардеробная, а за другой виднелась умывальня. Я провела пальцами по ширме из тончайшего шелка. Черная ткань была расшита узорами из синих фиалок и золотых гусей.

«Красиво».

– Любезные хозяева сказали, что я буду гостить в замке какое-то время.

Дрожащими пальцами я провела по вышитой гусыне, летевшей рядом со своей парой или, может, с матерью или сестрой. Каждую зиму мы с Пиппой смотрели из окна, как стаи гусей улетали на юг. На меня тут же накатила тоска.

– В прошлом году я оказалась на самом дне моря, но даже тогда я не чувствовала себя так далеко от дома, как сейчас, – прошептала я и еще тише добавила: – Как думаете, птицам бывает одиноко?

Комната, разумеется, мне не ответила.

Мысленно встряхнувшись, я снова взялась за поиски свечей.

Сорвав простынь с роскошной кровати, я тут же закашлялась – в воздух поднялось облако пыли и едва не погасило мою свечу. Я подняла ее повыше и осветила затянутые паутиной книжные стеллажи во всю стену, два мягких кресла у камина, винтовую лестницу в углу. Над головой нависал мезонин.

Глаза у меня широко распахнулись.

«Окна!»

Три огромных окна, закрытых ставнями. Если у меня получится открыть их, то свечи и не понадобятся; за окном уже наверняка рассвело. Гром все еще грохотал, но солнечный свет мог пробиться даже сквозь грозовые тучи. Я метнулась к винтовой лестнице. Металл застонал под моими ногами, но выдержал, и я вбежала наверх по узким ступенькам, чувствуя легкое головокружение.

– Спасибо, – поблагодарила я комнату.

Я провела рукой по ставням, пытаясь найти защелку, но нащупала только потертое дерево. Нахмурившись, я снова провела рукой по шву вдоль нижнего края; подняв свечу, осветила верхний край, но так и не увидела блеска металла. Ни крючков. Ни замков. Ни задвижек. Осмотрела я и другие окна, но ставни на всех трех были надежно закрыты.

Нахмурившись еще сильнее, я поставила подсвечник.

Обеими руками я попыталась сдвинуть ставни. Те не поддались. Воздух, казалось, закружился в ожидании. Он надвигался на меня, и в конце концов я ощутила, как он коснулся моей шеи и скользнул по волосам. Голова заболела сильнее. Я кинулась на ставни и начала их царапать до тех пор, пока щепка не попала мне под ноготь и на пальце не выступила кровь.

– Ой!

Отдернув руку, я отшатнулась и ногой сбила подсвечник. Глаза у меня распахнулись от страха.

– Нет!

Я бросилась к свече, но та уже вылетела из подсвечника, покатилась по полу и упала вниз с мезонина. Пламя тут же погасло.

Комната погрузилась в кромешную тьму.

– О боже.

Я замерла, и горло сдавило от знакомого чувства ужаса.

«Как же так! Боже, Боже…»

Я резко поднялась, чтобы не поддаться страху, и метнулась вниз по винтовой лестнице.

«Ты не в гробу. Ты не в туннелях», – повторяла я, как молитву, но запах… обволакивал меня, словно комната тоже помнила смрад ее трупа. Мерзкое зловоние смерти. Я ударилась об кресло, потом об кровать, едва не сломала палец на ноге, когда споткнулась о ступеньку парадной лестницы. На коленях я заползла наверх и, бросившись к двери, вынула из волос последнюю шпильку. Из головы вылетели все мысли об острых клыках, мрачном взгляде и холодных руках. О предостережении Одиссы и обо всем на свете. Сейчас мне хотелось лишь сбежать отсюда.

«Я не в гробу».

Нужно бежать отсюда.

«Я не в туннелях».

Не могу больше здесь оставаться.

– Пожалуйста, пожалуйста…

Я попыталась вставить шпильку в замочную скважину, но руки у меня страшно тряслись. Я не ощущала рычажков в замке, не могла ни о чем думать, кроме лучика света, льющегося из замочной скважины.

– Выпусти меня, – взмолилась я к комнате.

Я все колола и колола шпилькой замок, пока та не погнулась и не сломалась. С губ сорвалось рыдание, а свет замерцал еще ярче. Послышалась нежная мелодия скипки.

Спустя пару мгновений я наконец пришла в чувство.

«Свет!»

Увидев его, я поначалу растерялась, а потом почувствовала невероятное облегчение. Опустившись на колени, я прильнула к замочной скважине. Свет шел не от свечей; он не был золотистым и теплым, скорее серебристым и холодным, словно мерцание звезд или… отблеск клинка. Мне было все равно. Я жадно впитывала его, буквально заставляя себя дышать, а странная музыка тем временем становилась громче.

«Я не в гробу. Я не в туннелях».

Вдох.

Еще один.

Плечи у меня немного расслабились. Боль в груди ослабла. Наверное, я спала. Больше это никак не объяснить. Увидев знакомый кошмар, мой разум призвал эту странную музыку и причудливый свет, чтобы успокоить меня. Кажется, мелодия и свечение лились из дальнего конца пустого коридора. Только вот на длинных позолоченных стенах не было ни одного окна. Свечи в канделябрах не горели. Я прижалась щекой к деревянной двери.

Останусь здесь – буду сидеть на холодном полу, – пока Одисса не придет за мной. Просижу тут хоть вечность, если нужно.

Серебристый свет замерцал ярче, музыка зазвучала громче и веселее, послышался глубокий голос. Женский смех. Я старалась не обращать внимания. Пыталась считать каждый вдох и каждое биение сердца, желая проснуться.

«Это все не по-настоящему».

И вдруг – когда музыка достигла своего апогея – показались чьи-то фигуры.

Я удивленно открыла рот.

Они вальсировали парами, их полупрозрачные силуэты мерцали. Десятки человеческих силуэтов! Серебристый свет исходил от их кожи, роскошного кружевного платья одной из дам и тяжелых кандалов одного из кавалеров. Когда он поднимал над головой свою спутницу в лохмотьях, цепи волочились за ним. Двое мужчин в туниках играли на скрипках, а дева с красивыми кудрями кружилась в танце.

Никто из них не замечал меня. Они неспешно плыли по коридору, смеясь и празднуя что-то, и вдруг кто-то из них прошел сквозь стену и исчез. В ужасе я смотрела, как силуэты проходили мимо, и поняла, что вовсе не спала, ведь во снах я никогда не призывала призраков.

Скрипачи исчезли, а вместе с ними стихла и музыка, осталось последнее привидение – красивая девушка с густыми волосами. Она радостно смеялась и кружилась, а шлейф ее платья скользил по пыльному полу, оставляя круги. Девушка просунула руку сквозь стену и посмотрела на мою дверь. В замочную скважину.

На меня!

Улыбка исчезла с ее лица. Я отскочила от двери, но было слишком поздно. Она посмотрела в замочную скважину. Мы встретились взглядами, когда в комнате снова потемнело.

– Te voilà, – прошептала она с любопытством.

Последним, что я услышала, были ее слова, а потом я упала в обморок.

«Вот ты где».

Я лежала, свернувшись калачиком, а когда очнулась, надо мной стоял незнакомец. Я испуганно отшатнулась, но что-то в его усмешке, в разрезе темных глаз, в янтарном оттенке кожи было знакомое.

– Добрый вечер, звездочка, – певуче произнес он. – Хорошо спала?

Он протянул мне широкую ладонь, чтобы помочь подняться. Я растерянно на него взглянула.

– Кто… кто вы?

– Лучше скажи, кто ты. – Он наклонил голову и изучающе посмотрел на меня своими кошачьими глазами.

Вздохнув, я отвернулась и устремила взгляд в потолок. Наверное, в потолок. В темноте ничего нельзя было разглядеть, кроме незнакомца. В коридоре зажгли свечи в канделябрах, и золотистый свет падал на его темные волосы и широкие плечи. Отбрасывал тени на его лицо.

За окнами все так же громыхал жуткий гром.

«Я никогда больше не увижу солнечный свет».

Я совсем пала духом. Какая несправедливость! И безысходность.

– Меня зовут Козетта Монвуазен. – На этот раз ложь слетела с моих губ легко. – Но я полагаю, вы и так это знаете.

Он фыркнул:

– Что же вы, мадемуазель, ведь мы станем прекрасными друзьями. Вы можете сказать мне, как вас зовут на самом деле.

– Козетта Монвуазен, вот как меня зовут!

Мужчина лишь весело вскинул брови.

– Итак, я сказала вам свое имя! – бросила я. – Назовите и свое, как того требуют хорошие манеры.

В ответ он засмеялся и, обхватив меня за запястье холодными пальцами, поднял меня в воздух, словно перышко, как будто я ничего не весила, как будто во мне не было ни плоти, ни крови, а лишь эфир.

«Te voilà».

Вспомнив зловещие слова той девушки, я напряглась, и от мысли о прошлой ночи мне стало дурно.

«Призраки».

«Они не были настоящие», – сказала я себе.

Мужчина поднял меня, и я разглядела ямочку на его подбородке.

– Вот это да! А ведь Одисса говорила, что вы очень милы!

– Вы знаете Одиссу?

– Еще бы не знать! Все ее знают, но, увы, я знаю ее лучше, чем другие.

Я непонимающе на него посмотрела, а мужчина царственно поклонился. Он был стройным, с густыми волосами. Он подмигнул мне, изучая меня из-под длинных ресниц.

– Мы близнецы, мадемуазель Монвуазен. Я Дмитрий Петров. Но вы можете называть меня просто Дима. Могу я называть вас Козеттой?

«Близнецы».

– Нет.

– Ах! – Он поднес руку к груди, притворно оскорбившись. – Вы ранили меня в самое сердце, мадемуазель.

Картинно вздохнув, он выпрямился. В его жестах и интонациях я увидела Одиссу. И хотя он был одет в темно-красный бархат, а не фиолетовый атлас – а его глаза горели неподдельным интересом, в то время как взгляд Одиссы всегда где-то блуждал, – у них обоих были одинаково царственные манеры. Ведь они приходились кузенами королю, а значит, были… герцогом и герцогиней? Вечные обладали теми же титулами, что и люди?

Но я прикусила язык и не стала задавать вопросов.

– Если вы так настываете на лжи и формальности, – сказал он и взял меня под руку, – я, разумеется, подыграю вам. Но хочу вас предупредить, что мне нравятся трудные задачи. С этой минуту я буду надоедать вам, пока мы не перейдем на «ты» и не станем называть друг друга по имени. Отныне я буду думать лишь о вас, Коко!

Я неохотно покосилась на него. Как и его сестра – как Иван, Павел и даже Михал, – он отличался невероятной красотой, отчего все становилось только хуже.

– Я знаю вас всего несколько минут, месье, но полагаю, что вы думаете лишь о себе.

– А вы мне нравитесь! Очень нравитесь!

– Где Одисса? Она сказала, что придет ко мне на закате.

– Боюсь, что планы несколько изменились.

Улыбка сошла с его лица. Он проводил меня в коридор. Круги на пыльном полу исчезли.

«Как странно».

– Михал… попросил привести вас к нему в кабинет, а Одисса – ветреница наша – еще спит сладким сном. Я вызвался проводить вас.

– Почему? – настороженно спросила я.

– Потому что хотел с вами познакомиться. Весь замок только и гудит о вас. Пока я шел к вам, раз двенадцать услышал имя Козетта. – Он лукаво взглянул на меня. – Похоже, даже слуги могут называть вас по имени.

Из гостиной вышла женщина в простом платье, со свертком тряпок в руках. Завидев меня, она прищурилась и выронила какую-то тряпицу. Я хотела было поднять ее, но женщина молниеносно схватила ее.

– Excusez-moi[7], – пробормотала она, обнажив кончики клыков. Она посмотрела на Дмитрия и склонила голову. – Я вернусь, mon seigneur[8], – многозначительно произнесла она и поспешно скрылась за углом.

Совершенно сбитая с толку, я посмотрела ей вслед. Та тряпка была пропитана кровью; на полу осталось алое пятно. Я хотела заглянуть в гостиную, чтобы посмотреть, откуда взялась кровь, но Дмитрий загородил дверной проем и порывисто улыбнулся.

– Там ничего нет.

Я посмотрела на пятно:

– Но у кого-то идет кровь.

– Правда?

– Это разве не кровь?

– Пятно вытрут. – Дмитрий нетерпеливо взмахнул рукой, избегая смотреть мне в глаза. – Идем? У Михала отвратительные манеры, и он не любит ждать.

Не дожидаясь моего ответа, он снова взял меня под руку и силой повел вперед.

– Но… – Я тщетно пыталась вырвать из его стальной хватки. – Почему она так на меня посмотрела? Откуда взялась кровь?

Мне стало дурно. Я уперлась ногами в пол, пока Дмитрий буквально тащил меня вниз по лестнице.

– Крови было так много. Кто-то пострадал…

– Какая вы все-таки милая. Одисса ничуть не преувеличивала.

И хотя Дмитрий явно хотел разрядить обстановку, рука его была напряжена. Взгляд тоже. Странная краснота разлилась по его шее. Он так и не взглянул на меня. Я его не знала, но могла предположить, что ему было стыдно.

– Личный вызов, – печально произнес он. – Понравиться мадемуазель Монвуазен. Вы сделаете мне одолжение?

Я пораженно на него посмотрела:

– И какое же?

– Не говорите, пожалуйста, никому об увиденном. Не хочу волновать сестру – ничего страшного не произошло, – и мы с Михалом… – Дмитрий пожал плечами. – Нам не нужны всякие недоразумения. Особенно учитывая его чудовищные манеры. Вы ведь не скажете ему, да?

– А что я должна ему сказать?

Дмитрий пристально посмотрел на меня, в его взгляде читалась нерешительность.

– Ничего, – наконец сказал он, и странный румянец разлился теперь уже и по щекам. – Простите меня. Не стоило мне… Впрочем, неважно. – Он стиснул зубы.

Повисла тишина. Мы подошли к огромным дверям из черного дерева.

– Пришли, – тихо произнес он.

Наконец-то мне удалось вырвать из его хватки. Дмитрий не пытался меня остановить. Он виновато склонил голову и отступил, словно хотел уйти подальше. Отчего-то мне стало дурно. Я ничего не понимала и, наверное, никогда не пойму. Здешнее место, здешние обитатели… они все были больны.

«Что-то странное происходит, Селия. И дело не только в деревьях и розах. Сама земля… будто больна. Моя магия больна».

Увидев мое выражение лица, Дмитрий вздрогнул и низко поклонился.

– Я поставил вас в неловкое положение. Прошу прощения. Я представлял, что все пройдет иначе. Мне жаль.

Голова у меня начала болеть.

– Почему весь замок гудит обо мне? – спросила я. – Почему слуги обсуждают меня?

Он ничего не ответил и пошел назад. На секунду он замешкался, и в его глазах промелькнула печаль.

– Мне жаль, – повторил он. – Милые создания долго не живут на Реквиеме.

С этими словами Дмитрий развернулся и ушел прочь.

Только вот я не успела обдумать его зловещие слова – двери распахнулись, и в проеме показался Михал. Он молчал. Затем изогнул бровь.

– Невежливо стоять у дверей. Прошу… – Он протянул мне бледную руку, пристально глядя на меня черными глазами. – Проходи.

Глава 14. Вопросы и ответы

К моему удивлению, кабинет Михала был совсем небольшим. Камерным. Стены были обиты панелями из зеленого шелка, в центре возвышался высокий лакированный стол. На нем стояли разнообразные диковины: золотые часы с маятником в виде красивой женщины, плавающее серебристое яйцо с жемчугом, темно-зеленый плющ, за которым лежала стопка книг в кожаных переплетах. Выглядели они древними и дорогими.

Все в кабинете выглядело дорого, а я…

Я взглянула на свое некогда белоснежное платье – тонкое кружево было испачкано и порвано. Теперь мой наряд напоминал скорее грязную старую тряпку. Я поежилась, когда Михал бросил на меня холодный взгляд, и ткань неприятно царапнула кожу.

– Прошу.

Он сел за письменный стол и, сцепив пальцы, внимательно на меня посмотрел. Когда я встретилась с ним взглядом, мужчина кивнул на мягкое кресло, стоящее напротив его стола. В камине горело пламя, наполняя кабинет светом и теплом. Только вот, как и в моей комнате, арочные окна были закрыты ставнями. Нас будто запечатали в склепе.