Академия Весны

Глава четвертая Люди

Брайт Масон не была социопаткой. Она просто мало с кем дружила в силу своих необычных способностей, просто никогда не училась в местах скопления разно-классовых магов, просто в ее семье несколько поколений не рождались девочки и никто не знал, как с ними общаться. Она не была нелюдимой намеренно, просто жизнь не научила дружить.

Но обычно в компании всегда находилась Девочка Сладкая Вата, такая милая простушка, которая может сплотить несплотимое. Очаровательная мордашка, что пролезет в любую щель, организует любое мероприятие, все продумает и придумает. И вот как раз таких Брайт и боялась как огня. Потому что жизнь‐то дружить не заставляла, а вот Девочка Сладкая Вата – могла. И вот соседка Брайт оказывается как раз той самой мастерицей создавать коллектив из группы людей без общих интересов.

Их что, селят в каждую комнату, чтобы поддерживать студенческий дух?

Энграм Хардин во все глаза смотрит, как к стайке приличных девочек присоединяется угрюмая Брайт под руку со Сладкой Ватой:

– Круто, Масон!

Две рыжие подружки Сладкой Ваты пищат от восторга и косятся на Энграма, а темноволосая и еще более угрюмая, чем Брайт, девица из их же компании показывает ему неприличный жест.

– Что? Нем, ты не согласна? – вопит ей вслед Энграм, они, кажется, знакомы.

– Только первый день, а ты уже ищешь жертву? А как же всех посмотреть? – смеется брюнетка, и рыженькие начинают пищать еще громче.

– Ты что, его знаешь?

– Я всех тут знаю, – закатывает глаза брюнетка по имени Нем, а Брайт становится неловко.

Она снова чувствует, что попала на тусовку, где все знакомы, а она чужая, но на этот раз еще острее, чем прежде. Ничего нового, впрочем. Но под ложечкой мерзко сосет от желания стать «одной из них», хоть ненадолго.

– Клевые очки, – говорит Сладкая Вата, смущенно улыбаясь. – Значит, ты Брайт. Из…

– Аркаима, – подсказывает Брайт.

– Как круто-о-о! Ты не жила тут? Никогда?

– Нет.

– О, а мои предки стояли на улице Реббе в дни первой революции, – хохочет девчонка с таким видом, будто каждый приезжий обязан знать историю Траминера и понимать, что это за улица Реббе такая. – Ну… первая революция. – Она разводит руками.

Брайт неопределенно качает головой.

– История не мой конек.

– Ты что! Это поворотный мом… ай, ладно. – Она машет рукой. – Ну это та самая революция, когда в Траминере женщины получили право на образование, а простой народ получил право на магию. До этого все носили серебряные браслеты. А, ну и, собственно, магия воды… и стало много приезжих… В общем, почитай… о-о-очень интересно…

Брайт дальше не слушает. Траминер не та страна, история которой ей может быть интересна. Особенно если учесть, что одной революции им явно не хватило, еще пара-тройка переворотов – и, быть может, этот аристократический сброд поумнеет.

– Меня зовут Лю Пьюран, я экимка, – завершает свою лекцию Сладкая Вата и очаровательно улыбается.

У Лю совершенно прозрачные глаза, тончайшая кожа и легкое облачко пушистых белых волос. Она тощая и гибкая, будто тростинка. Типичная воздушница, явно чистокровная. Тем удивительнее, что ее предки живут в Траминере настолько давно.

– Сколько лет назад, говоришь, случился этот ваш переворот?

– Ой, со времен революции прошло лет двести. Или триста? – Она смотрит на своих подружек, и те хмурятся, припоминая точную дату.

Значит, девчонка родилась уже тут. Более того, ее мать и ее бабушка тоже тут родились. И все равно Лю Пьюран для зеленоглазых – иная. И если Лю выйдет из дома после отбоя, за ней тоже будут бегать, как гончие за кроликом, – вот вам и улица Реббе в дни первой революции.

– У моих родителей магазин одежды, – говорит она с гордостью. – А твои?

– Папа ученый, – почти шепчет Брайт, предвидя следующие вопросы. – А маму я никогда не видела.

Девушки выходят на крыльцо и спокойно спускаются по ступеням, даже не обернувшись на Бэли Те-ран, которая проповедует семейность и святость Академии Весны для зеленоглазых первокурсников. При виде стайки девочек, в которой ни одной зеленоглазки, она морщится, будто учуяла что‐то дурнопахнущее, и первокурсники тут же всей толпой оборачиваются. Их лица кривятся. Брюнетка-по‐имени-Нем гордо задирает нос, Сладкая Вата закатывает глаза, а рыжие девочки смущенно краснеют. Брайт же дико смешно, потому что это все – чертов цирк уродов, и она тут одна из артисток!

И шоу вас не порадует, зуб даю, вы пойдете в кассу возвращать деньги.

Они сворачивают от главного здания к студенческой деревне и идут вдоль череды параллельных одинаковых улиц с указателями, пока не останавливаются перед табличкой «Р-У».

– Это наша улица! – объявляет Лю, и рыжие девочки хлопают в ладоши. – И дом вот тот, крайний справа.

Все выглядит уютнее, чем Брайт ожидала. Белые оградки, милые сады с желтеющими клумбами. У некоторых домов стоят лавочки, растут цветущие кусты или деревья. Сейчас улица вся покрыта золотом и в воздухе пряно пахнет осенью. Можно услышать, как стонет вдалеке океан, но отсюда его не видно, хоть воздух и кажется просоленным даже с такого большого расстояния. Студенческая деревня огибает северное крыло Академии, а с юга ее обступает набережная, и Брайт уже не терпится туда наведаться. Так близко к океану, всего каких‐то пятнадцать минут бодрым шагом.

В Траминере красиво, но Брайт невольно сравнивает все, что ее окружает, с родными местами. Аркаим был обычным: каменным, чистеньким. Там не очень много зелени, намешано разных ландшафтов, но активно идут застройка и урбанизация. Леса становятся меньше, реки обрастают заводами, как паразитами. Дома тянутся вверх. Аркаим – махина, колыбель науки и просвещения. В нем бешеный ритм жизни, люди говорят быстрее, короче, проще и по делу. Некогда думать о том, кто из чьей семьи.

О Дорне вспоминать приятнее. Дорн – колыбель свободы и магии. Погода там изменчива и подчиняется воле темнейшего князя. Сегодня снег, завтра дождь, послезавтра лето. Это веселее, чем можно представить. В Дорне море, залитые солнцем полянки, горы, полные магии.

Траминер… по‐своему красив. Он зеленый, сочится светом и благородством, как надменный аристократ в своей чистенькой чайной комнате. Траминер давно перестал быть передовым, он еще две сотни лет назад прогнил из‐за страсти к традициям и деньгам. Ничего не изменилось.

– Ой, не терпится на все посмотреть, – пищит Лю и ведет своих соседок в дом.

Два этажа. На первом гостиная и кухня, где копошатся какие‐то девочки. Там же маленькая библиотека с письменными столами. На втором этаже четыре спальни, в каждой своя ванная комната.

– А вот и наши хоромы! – объявляет Лю, открывает дверь в одну из спален и обводит ее рукой.

Пять узких кроватей, закрытых плотными пологами. На матрасах лежит стопочкой постельное белье. Возле каждой кровати стоит комод, узкий шкаф с вешалками и одинаковые прикроватные тумбочки. Также в комнате есть большой общий гардероб для верхней одежды, где теперь висят четыре бордовых пальто и одно черное. Имеется даже неплохо оборудованный уголок, где стоит гладильная доска и зеркало в полный рост. В просторной ванной пять одинаковых шкафчиков для полотенец, халатов и косметики.

Ванна. Вот что нужно!

И, пока девчонки затаскивают сумки, Брайт запирается в ванной и умывает лицо холодной водой. Она долго смотрит на себя в зеркале, висящем над раковиной. Вода с лица не стекает, а впитывается в кожу, что может испугать любого до смерти. Глаза сверкают розовым так, что кажется, будто в этот цвет окрашиваются и ресницы. Под ними залегли мешки от бесконечных слез и недосыпа.

– Соберись. Не нарывайся. Держи себя в руках.

Брайт думает об отце. Она пытается смириться с тем, что теперь каждое утро будет смотреть на свое лицо именно в этом зеркале, видеть за спиной именно эту душевую кабину. Что умываться будет именно в этой раковине, а вытирать волосы именно этим полотенцем, что сейчас лежит на полочке в ее шкафчике.

– Соберись. Не нарывайся. Держи себя в руках.

Она пытается принять то, что девочки, щебечущие за стенкой, – ее соседки. Первые соседки в жизни! Совершенно чужие ей люди, которые будут спать рядом, на соседних кроватях. Они первыми будут желать ей доброго утра, первыми поздравят ее с девятнадцатилетием. Они должны будут стать ее семьей? Должны же? Она не знает. Понятия не имеет, должна ли с ними дружить, но, наверное, нужно им все рассказать как есть, это было бы справедливо.

– Вокруг так много людей, папочка…

Энграм Хардин, больной, полоумный придурок, не отлипает. Бэли Теран – странная, агрессивная особа. Неизвестный защитник по имени Рейв, который говорил «эта иная». Дружки Хардина. А еще есть преподаватели, однокурсники, и в доме с ней живет еще пятнадцать девочек. И тот охотник, что ее отпустил, кем бы он ни был.

– Я должна просто потерпеть. Полгода. Верно?

Девушка в отражении кивает.