— Не трясись, Айрис, никто не собирается тебя исключать.
Фрау Фанг, бледная как луна, сидела за столом в своём кабинете, разбирая бумаги.
— Нам известно, что ведьмовской дар призывает носителя к определённым действиям. Конечно, мы не будем тебе мешать. До тех пор, пока соблюдаются рамки приличия.
Я выдохнула, расслабившись в неудобном кресле.
— Тогда зачем вы меня позвали?
— Затем, что где-то неподалёку от тебя работает конвейер по отправке молодых людей в больничное крыло. Надо проверить всё ли с тобой в порядке.
Я втянула голову в плечи. Проректор достала из ящика и поставила на стол помутневший шар из стекла.
— Положи на него обе руки.
Я послушалась. Туман внутри шара пришёл в движение.
— Это займёт какое-то время. Расскажи пока, может у тебя есть завистники или враги?
Я сразу подумала об Элейне. Но вообще-то ничего серьёзнее словесной перепалки между нами не случалось. Мне показалось неправильным жаловаться на кого-то просто из-за личной неприязни.
— Нет, фрау Фанг.
Туман в шаре стал приобретать зелёный оттенок.
Проректор обнажила в улыбке клыки, пожелтевшие от времени и суррогата крови.
— Можешь убрать руки, — её голос прозвучал ласково. — На тебе нет проклятия.
От облегчения у меня чуть не навернулись слёзы на глаза.
— Спасибо, фрау Фанг. Можно мне задать один вопрос?
— Конечно, Айрис.
— Как вы узнали, где искать нас с Эрвином?
Проректор откинулась в кресле и задумалась.
— За ним тянулся магический след. Кто-то применил… это даже нельзя назвать заклинанием, так — детская шалость. Может поэтому Эрвин не обратил на него внимания.
Она опёрлась подбородком на руку.
— Если подумать, это даже гениально в своей простоте. Эрвин достаточно квалифицирован, чтобы обходить датчики магии, настроенные на студентов, но этот след сработал как сигнализация. Нам оставалось только ждать в нужном месте.
Следующая пара дней прошла в учебных заботах, достаточно интенсивных, чтобы на время забыть и непонятное происшествие с Дарианом, и неудачу с Эрвином. И вот наконец наступила суббота — день нашего выступления!
Концерты — это всегда веселье через край, но на этот раз всё чувствовалось немного по-другому. Выходя на сцену, мы с Лейлой грустно переглянулись. Кажется, нас одновременно посетила мысль о том, что это выступление — одно из последних для нашего трио. Впереди экзамены, выпускной, лицензия и… взрослая жизнь, у каждого своя.
Я тряхнула головой, чтобы отогнать грустные мысли. Студенты в зале очень мне с этим помогли, потому что как только мы вышли, раздались приветственные крики, свист и топот. О да! Мы всё ещё были популярны!
Полминуты на то, чтобы занять места и проверить инструменты. И вот: я нажала на педаль, тронула струны и уютный ламповый овердрайв наполнил зал, заставляя всех кивать головами и притопывать в такт нашей музыке. Насыщенные гитарные аккорды оттенялись жёстким ритмом ударных, а Лейла, словно волшебница, сплетала основную мелодию на клавишах.
Я подошла к микрофону. Пауза. И зал взорвался!
Первые звуки моего голоса потонули в рёве публики, потому что это была наша — и их тоже — любимая песня. Её слова знали все, включая первокурсников.
Как огонёк свечи глаза янтарные ласкают.
Браслет драконьей хваткой держит и не отпускает.
Я не хочу к тебе, но в сердце искры расцветают,
И чем дальше я, тем ближе ты ко мне...
В тот вечер мы спели все наши любимые песни. Творчество — лучшая в мире магия. Подлинная, истинная, трогающая сердца и, что самое восхитительное, доступная каждому.
К концу нашего выступления в зале стало жарко от танцующих, поющих и радостных студентов. Да и мы на сцене покрылись потом от жаркого приёма публики и не менее жарких софитов. Краем сознания я отметила в толпе Элейну в платье с глубоким декольте, отплясывающую в компании драконов. В тот момент я не чувствовала к ней никакой неприязни. Я любила весь мир.
Мы сыграли на бис. Потом ещё разок. Наконец мы трое вышли к краю сцены на поклон.
Я не знаю, что на меня тогда нашло. Может это был кураж, ощущение всемогущества, которое даёт музыка. А может всё же подспудное желание задеть Элейну. В общем… я поцеловала Дариана.
В своё оправдание могу сказать только то, что он почти не сопротивлялся. Лишь слегка вздрогнул от моего прикосновения.