Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)

11. И что теперь?

-//-//-

Пробуждение было просто адски ужасным. Голова раскалывалась на части, которые никак не удавалось собрать во единое. Где-то в затылке одновременно и стучало, и сверлили, и скрипело, сливаясь в отвратительно болезненный звук. Ужас!

Никак не хотели открываться глаза. Залеплены что ли чем-то. Надо протереть попробовать. Опа! Руки, похоже, связаны.

— … Паля, гдядь-ко, шаволится! — откуда-то сверху до Дмитрия донёсся радостный шепелявый возглас. — А, говоришь, зашиб. Видишь, не зашиб! Гы-гы! — довольно забормотал голос.

Сразу же Дмитрия начали тормошить. Воровали с одного бока на другой. Видно, проверить хотели, живой он или нет.

— Точно, очнулся. Слышишь, Голуба? Хватит дрыхнуть. Пора подниматься. Не желаете ли винца отведать или в баньку пожаловать? — кто-то ехидничал. — Открывай зенки-то! Чичас хозяин вертаться будет. У него до тебя шибко важное дело. Гы-гы-гы! Готовься. Может душеньку прежде облегчить? Грехов-то, поди, не мало? Не мысли, толком скажи. Санька ведь не такой добрый будет…

Несмотря на хреновое самочувствие, Дмитрий пытался «прокачать» ситуацию. Выходило паршиво, конечно, но кое-что явно получалось. Становилось ясным, что участь его незавидна. Попал он не к обычным душегубам, которым все равно кого грабить. Искали именно его, что наводило на очень нехорошие мысли.

— О, вот и хозяин шкандыбает! — радостно прогудел недавний голос. Послышалось, как кто-то ходит, что-то двигает. К двери, кажется, идёт. — Готовься, Голуба! Кабатчик зело злой…

Спина у Дмитрия мигом взмокла. До него, наконец, дошло, к кому в руки он попал. Это же люди того самого кабатчика, которому он продал воду, заместо первостатейного вина. Конечно, сначала парня обманула, а уже потом он. Только разве от этого сейчас легче⁈ Не скажешь же об этом, когда тебя будут резать на кусочки! Вот же, б…ь, попал, так попал.

От ощущения неминуемо надвигающейся катастрофу, Дмитрий мигом про боль забыл. Словно волшебной палочкой махнули и вся ломота, слабость и тошнота прошла. Как огурчик стал. Башка так заработала, что «пар пошел». Вот что страх смерти делает.

— Ну? Нежто спымали? — рядом явно появился кто-то новый. Голос, жесткий с угрожающей хрипотцой, показался удивительно знакомым. Похоже, появился кабатчик собственной персоной. — Радость-то какая! Прямо Христово Воскресенье, братцы! Порадовали вы меня, очень порадовали. Я прямо возликовал, — его голос прямо сочился ненавистью. — Что же вы ему его поганые глазки не протерли от крови? Протрите, протрите! Пусть все видит, пока еще видит. А то ведь скоро и не будет их. Гы-гы-гы!

На парня кто-то опрокинул ушат с холодной водой, отчего глаза удалось открыть.

— Открыл глазки, Голуба, — прямо перед лицом парня появилась щербатая харя, с проваленным носом, видно, от какой-то срамной болезни. — Хозяин! Открыл!

С этими словами парня грубо схватили и поставили на ноги. После с такой силой зарядили в живот, что у Дмитрия дыхание перехватило. Задыхаясь он на колени свалился и застонал, открывая рот.

Коварный оказался удар. Живот просто разрывался от боли, которая никак не хотела проходить. Чувствовался у бившего опыт подлых драк.

— Посадите его на лавку, а то низко смотреть. Хочу неспеша полюбоваться на этого хитрована, что решил меня надуть. Ты, скотина, с кем решил побороться? Со мной? Слышите, робяты? — кабатчик подсел к парню ближе, поигрывая в руках ножичком-финкой. Ловко вертел. Остро наточенный клинок прямо порхал вокруг его правой руки, из стороны в стороны, из стороны в сторону. Любо-дорого смотреть. Правда, сильно пугало то, что этот ножичек того и гляди будет по назначению использоваться. — Я же Емельян Кабатчик, еще меня Живодер прозывают. Не слышал еще? Не знаешь, поди, почему…

Разминавший тем временем связанные руки, Дмитрий мотнул головой. Откуда ему было про каждую мразь этого города знать? Конечно, ничего не знал про этого урода. Да и какая разница, какую ему дали кличку⁈ Ясно же, что никто его живым отсюда не выпустит. На кусочки разрежут и закопают в лесу. А умирать, б…ь, совсем не хотелось! Не для этого он с Сатаной договор заключал.

— Что молчишь? В раннюю встречу, помниться, хорошо лаялся, пасть так разевал, что далеко слышно было. А чичас помалкиваешь, — щерился Кабатчик так, что его кривой шлам на щеке покраснел и растянулся, сделавшись еще больше. — Может пощекотать тобе ножичком?

Дмитрий все равно продолжал молчать. А, собственно, о чем было говорить? Он лихорадочно искал выход из этой западни. Мозг предлагал один вариант за другим, но тут же отвергал их. Как на грех, его секретное оружие было совершенно бесполезным. Плюнуть он не мог — в голове был страшнейший сушняк, помочиться тоже не выходило — не хотелось просто.

— Давай, сказывай. Больно мне интересно, откель ты такое знатное вино взял, что в кувшинчике было? Ну? У купцов что ли стырил? Мыкитка, пни-ка яго, чтобы голос появился

Радостно гогоча, к нему подошел щербатый бандит и от души пнул, попав по ноге. Чуть, падла, ногу не сломал. Хотя хрустнуло сильно, может и сломал.

— Надумал, сукин сын? Я ведь, падаль, чуть жизни из-за тебя не лишился. Бочку твою повез самому боярину Воротынскому. Думал, таким подарком поклониться, чтобы заручиться его милостью. Он же приказал мне плетей дать, — кабатчик поморщился, с гримасой боли потирая свой бок. Похоже, туда тоже ему «прилетело». — А ведь мог и совсем жизни лишить. Еле-еле упросил его. Много грошей обещал… Так что поиздержался я. А ты должен мне. Говори, откуда вино?

Подвинулся еще ближе. Схватил парня за волосы и потянул голову назад, обнажая его шею. Клинок финки коснулся шее и медленно заходил из стороны в сторону: туда-сюда, туда — сюда.

— Говори, иначе как хряка зарежу, — зашипел Емелька Кривой, брызгая вонючей слюной.

Все, похоже. Дмитрий замер, едва дыша. Кабатчику достаточно было одного движения, чтобы перерезать ему горло.

И тут ему на глаза попалась свечка, стоявшая на глиняной тарелочке. Обыкновенная сальная свеча, каких много: немного скособоченная, оплывшая, почти огарок. Еще час с небольшим и свеча полностью растает. Стоявшая на столе, рядышком, она и виделась ему спасением.

Сердце у парня забилось, как сумасшедшее. Нашелся выход! Он почти спасен! Нужна лишь вода, с помощью которой все вокруг зальет огнем!

— Кхе… Кхе… — прохрипел парень, с трудов выталкивая из осипшего пересохшего горла слова. — Скажу… Все скажу… Вино есть… Много хорошего вина из Испании. Батька из похода привез. Целая бочка. Ведер десять… Слышишь?

Клинок, холодивший шею, исчез. Емелька Кривой заинтересованно глядел его в глаза, правда, далеко не убирая ножик.

— Ну? — буркнул кабатчик в нетерпении.

Раскашлявшись, парень не сразу ответил.

— Воды дай… Горло пересохло. Говорить совсем не могу, — просипел Дмитрий, кивая на деревянное водой, что стояло в стороне на лавке. — Пить, говорю, дай.

Кабатчик кивнул щербатому, что стоял рядом. Тот быстро принес большую кружку воды и стал поить Дмитрия.

— Хватит. Потом еще получишь, — в раздражении буркнул Кабатчик. — Говори… Чего щеки надул?

Набравшие полные щеки воды, Дмитрий резко качнулся в бок, чтобы свеча оказалась между ним и врагом. Никто даже среагировать не успел, как он с силой выплюнул то, что у него было во рту.

Широко разлетающиеся брызги чистейшего медицинского спирта полетели в сторону свечи, достигнув которой тут же обернулись ярким огненным веером. Капельки жидкого огня попали на стол, лавку, покрытый грязной соломой пол, закопченную стену. Часть вспыхнувшего спирта облепила Кривого, от неожиданности свалившегося с лавки на спину.

— А-а-а-а! Воды! Воды! — истошным голосом вопил Кабатчик, на глазах превращавшийся в живой факел. — Мыкитка, воды лей! Воды!

Куда там. Какая к черту вода? Внутренности прокопченной избушки мигом занялись. Пересохшие доски стола, лавки, вонючие тряпки вспыхивали, как порох. А тушить человека, облитого горящим спиртом, вообще, гиблое дело. Тут шуба смогла бы помочь, но кто о ней в этот момент думал.

Дмитрий, набрав в грудь воздуха, вскочил с места и бросился к выходу. По пути сбил неповоротливого Мыкитку и башкой снес дверь.

-//-//-

Небольшая светелка погружена в полумрак. Горит лишь пара крошечных свечек, от которых больше копоти и чада, чем света.

У стены на узком ложе, покрытом пуховой периной, лежит неподвижное тело юноши, едва прикрытое толстым покрывалом. Черты его лица заострились, как бывает при тяжёлой болезни. Дыхание еле ощущалось.

Вдруг скрипнула дверь, из-за которой выглянула маленькая головка в платке. Девица, хитрым выражением лица напоминавшая любопытную лисичку, внимательно оглядела комнату и, убедившись в отсутствии посторонних, прошмыгнула внутрь.

Аленка, младшая и любимая дочка боярина Никиты Афанасьевича Нарышкина, что приходился старшим братом супруге покойного государя Алексея Михайловича, на цыпочках подобралась к больному и стала вслушиваться в его дыхание. Время от времени наклонялась к нему и осторожно протирала чужой лоб влажным платочком.

Вдруг юноша тяжело вздохнул.

Аленка вздрогнула. Девичье сердце взволнованно забилось. Неужели сейчас очнется? Боженька, Боженька, а она вся растрепанная!

Девица тут же начала судорожно приглаживать вырвавшийся из-за платка русый локон. Когда же непослушная прядь волос скрылась, она начала с силой тереть свои щеки, усыпанные веснушками. Как же она их ненавидела! Чего только Аленка не делала с ними: прикладывала листок подорожника, натирала огуречным соком, даже пудрой осыпала. Все без толку!

Терла щеки, а сама глаза косила на лежанку. Не дай Бог очнется, а она этого не заметит.

В этот момент дверь в светелку снова распахнулась и на пороге появилась крупная фигура Никиты Афанасьевича. Низенький полный, он напоминал плотный боровичок с большой шляпкой.

— Опять ты здесь, ягоза! Так и знал! Совсем ополоумела, девка! Сколько раз тебе говорил, что негоже к чужому в светелку входить, — сверкнул боярин глазами, уперев руки в бока. Дочь тут же насупилась и упрямо отвернулась. — Не сопи! Снова глаза на мокром месте. Не плачь, говорю! Эх…

Подойдя, хотел обнять дочь, но та вырвалась и убежала из комнаты.

— Совсем, девка, голову потеряла, — пробурчал боярин, плюя на пол с досады. — И чего она в этом нашла? Ни рожи, ни кожи. Тьфу! И что я, старый дурак, этого погорельца на улице подобрал⁉ Грехи замолить решил что ли? Ехали себе на вечернюю службу и ехали бы. Чего остановились…

Посетовав еще немного на свою оплошность, он тоже вышел из светелки. Дел еще было невпроворот. А с его Аленкой ничего не случится. Перебесится и успокоится.

— Эх, доча, доча… Как супружницы не стало, совсем от рук отбилась. Седьмицу назад вон учиться удумала, — качал головой боярин, выходя из светелки и идя по темному переходу в свою опочивальню. — Надо же, девка и науки. Кхе-кхе, — издал он еле слышный смешок в густую бороду. — Таперечиа вон босоту привечать начала… Надоть разузнать, что это за вьюнош. Можа и не погорелец вовсе, а какой-нибудь боярыч? При таком пожаре и немудрено вовсе… Завтрева посмотрим…

Стоявшая в этот момент за тяжелой портьерой, Аленка вела себя тише мышки и слышала каждое слово отца. Едва тяжелые шаги мужчины затихли, она показалась из своего укрытия.

— Ничего я и не отбилась от рук, — тихо фыркнула она, вспоминая слова отца. — Просто не по-христиански людину на улице бросать… Може он в пожаре пострадал или того хуже, на него душегубы напали… — прошептала это и зарделась, как маковый цвет. — Пойду посмотрю.

В светелки, где лежал юноша, по-прежнему было тихо. Она подошла к постели и присела на край лавочки. Посидела немного. Когда же ей стал скучно, вытащила из укромного уголка в комнате небольшую книжку — евангелие, что ей еще матушка подарила на именины. Принялась читать, иногда перелистывая страницы, которые ей было особенно хорошо знакомы. В некоторых местах, наоборот, надолго замирала, шевелила губами, вслух повторяя понравившиеся слова.

— Какие же гадкие люди бывают. Как же они так могли? Ведь Иисус говорил же, что он сын Господа. Почему они все равно его мучили? — она смешно насупила брови. Девица искренне не понимала, почему герои ее истории так плохо поступали. — Зачем?

Евангелие было ее самой любимой книгой. Читала и перечитывала много и много раз. Переписанная греческими священниками, приглашенными в Москву, она содержала очень много душещипательных отступлений от канона, которые чрезвычайно сильно нравились Аленке. Она буквально смаковала фразы про «кроткий юношеский взор», «пылающее любовью к Богу сердце», «восторженные слезы» и другую сентиментальную и нравоучительную дребедень. Правда, выбора-то у нее в книгах особо и не было. В библиотеке отца книг-то особо и не было: Библия, ещё одно Евангелие и ветхий завет. Собственно, вот и все книги.

— Ой, — в какой-то момент она отозвалась от истории про странствия Иисуса и повернулась к лежащему юноше. — Божечки! — всплеснула Аленка руками, роняя книгу на пол. — Что же такое…

По бледному лицу юноши, что их семья подобрала вчера на дороге у горящей улицы, катились слезы. От уголков глаз, по подбородку и до самого подбородка протянулись две кровавые дорожки. У впечатлительной девицы сердце в пятки ушло и ножки подгибаться начали от такой картины.

Аленка, сама не замечая как, начала шмыгать носом. Божечки!!! Она же увидела кровавые слезу, как у Христа! Божечки родненький! Кровью плачет! Исстрадался, значит, так, что мочи больше не было в душе все это держать. И ведь Христос тоже так страдал, что его слезы кровью оборачивались.

Правда, невдомек было девке, что никакая это ни кровь. По щекам стекал обыкновенный коктейль «Кровавая Мери»…

— Ой, глаза открыл… Ой!

Вьюнош смотрел на нее голубыми-голубыми глазами, в которых плескалась лишь боль и недоумение.

— Кто ты… Где я… — пробормотал он. — Я живой ещё? На земле? Или уже меня забрали… Сатана, падла, не успокоишься никак? — зрачки его глаза были совершенно неподвижны. — Гм…

Девица от этих слов едва сознание не потеряла. Глаза ее расширились от удивления и совершенно безумных догадок, переполнявших голову. Божечки, как он страдает! Слезу даже кровь исходят. Неужели, так его сам Враг Человеческий терзает⁈

Девичий рот приоткрылся в испуге. Вспомнились недавно прочитанные истории из евангелия, где Сын Божий и Дьявол боролись друг с другом за спасение человеческих душ. Как раз в одной такой истории рассказывалось о молодом человек из почтенной благовоспитанной семьи торговцев зерном, за душу которого боролись Христос и Сатана. Читая трогательные описания мучения юноши — его слезы, страдания и внутреннюю борьбу — Аленка пролила много слез, часто заливая им всю подушку на своем ложе. Она и представить себе не могла, что сможет встретить такого юношу воочию.

— … Не-е-е, похоже я уже в раю, если такие создания окружают меня, — юношеский взгляд, наконец, упал на девицу, тут же смущенно опустившей глаза к полу. — Ангел…

Он явно еще что-то хотел добавить. Уже открыл рот, но со стороны двери раздался грозный женский голос:

— Ну-ка, иди отседа! Неча тобе здеся делать! Батюшка опять заругает, коли увидит, — в светелке оказалась женщина поистине монументальных богатырских пропорций. Ростом высокая, в кости широкая, бедра и груди руками не обхватишь, — настоящая русская красавица с черной толстой косой. Кормилица схватила Аленку за руку и вытолкала ее из комнаты. Сама же вернулась обратно. — Очнулся, мил человек? Что это у тебя с лицом? Кровью что ли харкал? Или носом шла? Дай-ка вытру.

Она быстро вытерла юноше лицо тряпицей.

— Смотри у меня, коли моей кровиночке будешь голову кружить! — женщина, сложив мощные руки на внушительной груди, угрожающе покачала головой. Мол, не послушаешь доброго совета, пожалеешь. — Смирно себя веди, пока батюшка Никита Афанасьевич судьбу твою решать будет. Завтрева, как от сестрицы своей из дворца вернется, так и будет про тобе думать. Сам ночне сказывал про то.

-//-//-

Дверь за женщиной закрылась и комната окончательно погрузилась во мрак. Дмитрий же, у которого сна не было ни в одном глазу, лежал и думать, рассматривая темноту.

— … Вот же женщина. Настоящая бабина! Бабища, б…ь! Груди с арбуз каждая. Бицепс больше моего бедра. Такая, как приголубит, так приголубит, — присвистнул парень, впечатленный внушительной статью женщины. Правда, через несколько минут он уже думал о совершенно другом. — … Черт, попал, называется, из огня да в полумя… Если я правильно, «секу» местную политическую кухню, то батя этой кареглазой красавицы, Алены, кажется, является старшим братом бывшей царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Матушка будущего императора Петра Алексеевича, а пока еще сопливого Петруши, сейчас живет, как затворница. Получается, ждет, когда ее сын подрастет, чтобы занять Российский престол. Заговор, б…ь, намечается! Как пить дать! И, царевна Софья, не будь дура, попытается не допустить этого… Мать вашу, как же все это не вовремя и не кстати!

С досады даже ногой спинку кровати лягнул. Толку, конечно, никакого, но легкое удовлетворение получил. Хоть пар чуть-чуть спустил.

— Правильно говоря: бойся своих желаний! Б…ь, хотел ускорить события? Вот они и ускорились! Сначала чуть выпотрошили, как цыпленка. Потом опальный заговорщик, которого того и гляди и к ногтю прижмут, меня подобрал. Сатана, что ли подкузьмил⁈ — сокрушался Дмитрий, путаясь выработать новый план по выполнению договора с Дьяволом. — Чем выше я буду взбираться, тем скорее мне придется определяться, за кого быть — за царевну Софью или за будущего императора Петра Великого.

Выбирать все равно придется. Не нужно было обольщаться. Радикально повлиять на результат Крымского похода он мог лишь в союзе с какой-то из этих двух сил. Плюсы и минусы были и в первом, и во втором случае. Союз с царевной Софьей обещал скорую организацию похода, но гарантировал разгром. Сотрудничество с родными будущего императора Петра Алексеевича, напротив, обещало победу над крымчаками, но в очень отдаленном будущем. Дмитрию же нужна была победа и обязательно в течении этого года.

— Задница, короче. Классическая задница, полная дерьма. Ума не приложу, как из нее выбираться… Кхе-кхе… — горло, вдобавок, было сухое, вылетавшие слова терлись друга о друга, словно наждачная бумага. По крайней мере, ощущение было очень похожее. — Пить охота… Оставляли вроде бы воды.

Он потянулся к стене, где на сундуке, как он помнил, должен был стоять кувшин. Правда, тут же отдернул руку, словно обжегся обо что-то горячее.

— Хм… Б…ь, опять! — его ноздей консулся очень знакомый запах домашнего вина из полевых ягод. Этот сильный, чрезвычайно густой ягодный аромат, вдруг заполнивший комнату, сложно было не узнать. — Как⁈

Парень живо схватил кувшин и сделал большой глоток. Домашнее ягодное вино, сомнение не было! В той жизни он увлекался виноделием и никак не мог спутать то, что попробовал.

— Ничего не понимаю… Я же не дотронулся до кувшина. Прекрасно помню, что не касался его… Как же так? Ведь, моя способность проявляется лишь тогда, когда я касаюсь какого-то сосуда или самой воды. Всегда было именно так и никак иначе… Неужели от Рогатого мне еще один подарок перепал. Знатный подгон, нечего сказать.

Получалось, он мог воздействовать на воду на расстоянии. Правда, пока непонятно, какое должно было быть при этом расстояние.