«30 дня месяца Стужня* года …20
Свершилось! Наконец-то это свершилось! Нынче ночью моя дорогая невестка, королева Елисабель, разродилась двойней. Первым родился мальчик. Второй на свет появилась девочка. Принц и принцесса. Все королевство празднует рождение давно ожидаемых наследников нашего славного короля Эдвина Десятого, а я, его младший брат, бывший первым в очереди на престол, незаметно отодвинулся на третье место. В нашем королевстве и девочки имеют право на трон, если по воле богов в королевской семье так и не появляется мальчик».
Молодой человек отложил в сторону перо, осторожно промокнул написанное розовым листом промокательной бумаги. Еще раз перечитал написанное и закрыл тетрадь.
Тетрадь была великолепной. Сделанная в мастерской лучшего в империи мастера — изготовителя всевозможных тетрадей, альбомов и блоков для записей.
К слову — их выпускали несколько видов. Из серой бумаги — для простолюдинов, из простой белой — для людей зажиточных. Белоснежной, лощеной — для знати.
Для него же, бывшего первого наследника, Энгельберта Азалийского, тетрадь для личных записей сделали по особому заказу из самой лучшей бумаги, с золотым обрезом. Переплет — из самой дорогой черной кожи украшен черными карбонадо.*
Дорого. Стильно. Модно.
И второго такого нет. И не будет. Потому что он лично отбирал и зачаровывал каждый лист. Лично подбирал дерево, из которого изготовлен переплет — драгоценный черный морон. Редчайшее в их мире дерево. Стоимость малого изделия из этого дерева равна стоимости половины королевского трона. На который в древние времена, когда основано было королевство Азалийское, ушла прорва золота, драгоценных самоцветов, а в спинку вмонтирован величайший из известных карбонадо* весом почти в половину килограмма.
М-да…
А ему, младшему принцу, обошлось в тридцать золотых монет. Все же, хорошо принадлежать к самой знатной семье королевства. Тут тебе и черный морон почти что даром, и осколки того самого карбонадо брат отдал в качестве отступного.
Что бы там не говорили маги разных сортов, а карбонадо замечательно держит чары. Теперь в его личные записи не сможет сунуть нос никто, даже кровный родственник. Не говоря уже о его сверхлюбопытной супруге.
Впрочем, теперь он, Энгельберт, имеет право покинуть дворец, и удалиться в свое небольшое имение. Хватит с него дворцовых интриг, вездесущих фрейлин, мечтающих стать принцессами, а там, кто знает, может быть, и в королевы удастся пробиться. Увы! Короли смертны! К тому же, они зачастую внезапно смертны. Как, например, король Эдвин IХ, отец нынешнего короля и его брата.
Пять лет назад отец был бодр и весел, собирался жениться на принцессе соседней Фелузии. Мать принцев, королева Лучиана, отошла в мир иной, пытаясь произвести на свет дочь. Увы — и мать, и ребенок этого не пережили. Не помогли ни маги, столпившиеся у постели роженицы, ни мольбы, возносимые королем в Святилище Семи Ветров. Гораздо позже в покоях роженицы обнаружили измельченный камень Тораки.* Король лично провел расследование. Фрейлина — любимая фрейлина королевы-матери — так хотела стать королевой, что не поленилась отыскать этот редкий минерал, чтобы подсыпать в питье рожающей женщины. Королева умерла от кровотечения. Остановить которое не смог никто.
Да. Бывает в семьях такое, и даже королевская чета не застрахована.
Конечно, фрейлину вычислили, арестовали и допросили. Казнили. Но вернуть мужу жену, принцам мать, а подданным королеву это не могло.
Потом король-отец все же решил жениться второй раз.
Принцесса Елисабель была нераспустившимся бутоном на пышном генеалогическом древе соседнего государства. Но кого волнует бутон, если назрела необходимость укрепить межгосударственные связи?!
Никого.
Почему не женить наследника?
Простите, какое ваше дело?! Король и сам еще в силе, ему нужна королева. Желательно, юная, за властью не гонящаяся. Конечно, бутон — он не распустившийся розан, но ведь его можно высадить в местную почву, пару лет подождать. Кстати, возраст ответственности наступает в семнадцать. Как раз невесте и не хватает этих двух лет. Так что пересаживаем розан в королевскую оранжерею, пестуем, холим, лелеем, воспитываем в духе королевства Азалийского, и в назначенный день истосковавшийся без королевы народ получает желаемое. Все счастливы, все довольны. Король забывает о толпе фрейлин, на время. Сыновья обретают любящую мачеху. Народ пару недель гуляет и пьет за здравие. Мир, дружба. Верно?
Эдвин IХ тоже так думал.
Не учел одного: пятнадцатилетний розан совершенно не в восторге от жениха, который годится ей в отцы. Кстати, старший принц, носящий родовое имя Эдвин, ей понравился сразу. И юная принцесса принялась строить собственные планы. Глупые, девчачьи, наивные. И самое главное — не подкрепленные ни связями, ни друзьями, ни средствами.
А еще у юной принцессы был такой же юный и безголовый Паж. Со всем пылом юности влюбленный в свою госпожу. Доверенное лицо, можно сказать. Наперсник всех ее тайн — он был сыном кормилицы Елисабель. Росли вместе, играли, хулиганили и прочее. Вместе и прибыли в королевство Азалийское.
Дальше можно не продолжать…. Юная влюбленность бывает зла. К тому же, в возрасте семи лет они поклялись друг другу в вечной любви.
Пять лет назад, когда Эдвин IХ ждал юную невесту на ступенях главного Храма, случилось странное. Король вдруг захотел пить. Горло пересохло, даже губы, кажется, начали трескаться от сухости.
При этом лицо внезапно покрыл холодный пот, хотя на улице была ранняя осень, и совсем не жарко светило солнце.
Белая с золотом карета еще только въезжала на храмовую площадь, и должна была объехать ее по кругу, чтобы благодарные подданные успели рассмотреть невесту.
Двенадцать девочек в нарядных розовых платьях уже выстроились вдоль широкой красной ковровой дорожки, чтобы в очередь обсыпать невесту розовыми лепестками, когда она будет идти к царственному жениху. Обсыпать и подхватить длиннющий шлейф свадебного платья.
— Пить, — злобно прошипел король своему верному секретарю. — Пить! Хотя бы глоток воды!
Секретарь не даром ел свой хлеб из королевских рук. Тут же вынул из внутреннего кармана крошечную фляжку. Фляжка была не простая: волшебный рог единорога, окованный серебром. А как известно, это магическая вещь чернеет, если в нее попадает яд. А серебро не дает воздействовать на напиток магией.
Секретарь плеснул воду в такой же стаканчик, осторожно подал господину.
Король выпил.
И тут же упал. Замертво.
Король умер — да здравствует король!
Расследование возглавил наследник, Эдвин Х, лично.
Выяснилось, что паж подсыпал королю редкий и медленно действующий яд в предсвадебный вечер. Немного не рассчитал. Король должен был умереть уже после заключения брака и коронации Елисабель.
Подсыпать яд подлой изменнице он не смог. Хотел, но не смог. Может быть, и в самом деле любил принцессу.
Ее, кстати, допрашивали тоже. Под заклятьем правды Елисабель призналась, что не хотела замуж за старого короля, но любит его сына. Про яд и планы пажа ничего не знала, хотя и жаловалась другу на несчастную долю.
Пажа казнили.
Принцессу заперли в башне — чтобы не прибили подданные в горячке. И пока траур по королю не закончится.
На все это ушло два с половиной года.
Проблемы, конечно, никуда не делись. А потому, тщательно все обдумав, посовещавшись с доверенными лицами, проведя ночь в Храме, в посте и молитве, молодой король принял решение: жениться.
В принципе, народу по большому счету плевать — какая из заграничных принцесс станет их королевой. Главное, что налоги не повысили, цены колеблются не слишком, как и положено по сезонам.
Пир на весь мир Эдвин Х не зажал. Велел выкатить бочки с вином из королевских подвалов.
Как раз пришла пора очистить подвалы от подкисших недорогих вин.
Да и погреба и кладовые после тщательной ревизии тоже нуждались в чистке….
Короче, люд в столице был сыт, пьян и всем доволен.
Елисабель замуж не пошла — побежала, теряя домашние туфельки из эльфийского шелка, и спотыкаясь о подол утреннего платья.
Побежишь тут…
Два с половиной года в башне, без модных новинок, без любовных романов, без драгоценностей и даже без связи с любящими родителями. Впрочем, король Фелузии не особенно переживал: Елисабель была средней из семи принцесс, к тому же от третьей — не очень-то и любимой — супруги. Фрейлины — они такие. Фрейлины, одним словом. Это маги не знают, где можно достать камушек Тораки. А фрейлины очень даже знают, где они водятся.
Король Фелузии по этому поводу не переживал. Королевой больше, королевой меньше…. Вот если бы хоть одна родила ему сына. Наследника.
Восьмая королева как раз была в тягости, и по всем приметам, должна была разродиться долгожданным мальчиком.
Так что королю Фелузии было не до принцессы и не до соседей. Уберечь бы наследника.
Впрочем, нас Фелузия интересует мало. Только потому что действующая королева Азалийская родом из этой дружественной страны…
Принц Энгельберт отложил в сторону свою тетрадь, и потянулся, зевнув со смаком. Взглянул на оплывшие свечи в канделябре. Перевел взгляд на пламя в камине. Уже слегка угасшее. Ночь глубокая. Во дворце все давно спят, даже умаявшаяся Елисабель. Даже фрейлины давно спят, отложив ненадолго интриги и пакости.
Впрочем, Эдвин Х, не отличающийся мягкостью характера, интриганов быстро приводит в чувство. Подсунуть его супруге камушек никому и в голову не пришло. Потому что до этого много голов слетело с плеч. Это у лордов. А еще многие леди отправились в Приграничье — в жены простым воякам. Конечно, простыми они были с точки зрения приближенных короля. А так — дворяне. Пусть не титулованные, но ведь дворяне.
Впрочем, в Приграничье служили и аристократы. Кто за вину, а кто и за честь…
— Так, на сборы два дня, — сам себе сказал Энгельберт, поднимаясь. — Два дня на сборы, и можно отправляться. Как раз к смене года доберусь. Впрочем, загадывать не будем. Неблагодарное это дело — загадывать. Кто его знает, моего царственного братца. А ну, как стукнет идея устроить великие гулянья в честь рождения наследников — и придется торчать в столице еще неделю, а то и две….
Он задул свечи и отправился в спальню. Планы планами, а выспаться не помешает….
Начало
Земля. Россия. Районный Дом Культуры
До Нового года чуть больше недели.
— А и ждет тебя дорога дальняя, трудная, неизведанная. Ждет тебя бубновый валет…. Хотя, постой, Сашка! Валет это же хлопоты, так?
— Аленка, да мне-то почем знать, — лениво отмахиваюсь я от подружки. — Это же ты у нас на роль гадалки пробуешься. «Салон мадам Бу Фри» твое детище на предстоящем мероприятии. Брось ты эти карты! У нас еще антураж не продуман до конца. Что там в модных салонах нонича используют? Полумрак, круглый стол под бархатной скатертью, свечи в канделябре, гадальный шар, карты.
— Ага, и еще мишурой все украсить. Новый год все-таки. Как ты думаешь, Юрка нам свой кабинет пожертвует на одну ночь?
— А куда он с подводной лодки-то? Ты образ продумала, гадалка?
Аленка надменно вздернула курносый нос. Важно повела округлым плечиком.
— А то! Я у мамы бабушкину шаль выклянчила. Шелковую, с кистями. Вишневую — помнишь?
— Помню. Шаль — это хорошо. Надо тебе еще бус всяких и цепочек на шею. Вроде как амулеты от сглаза, порчи, сильномогучего колдовства. И грим! Алена, грим — половина успеха в твоем нелегком деле провидицы судеб.
— Вот еще! — фыркнула Аленка.
Мы на эту тему бодаемся уже два дня. Никак не хочет наша штатная гадалка грим старой карги на себя намазывать. Она, видите ли, слишком молода, чтобы старух злобных играть. И вообще — не модно сейчас гадалок ведьмами изображать.
— Тогда тебе никто не поверит. И полтинника за твои гадания не даст.
Да, нынче наш клуб лихорадит. Новый год не за горами, и хочется его встретить как сказку, а не как очередную головную боль.
Нам с Аленкой еще везет, нас отчеты не касаются. Написали быстренько о своих достижениях за прошедший год, методистам отчитались. Получили привычный разнос от завотделом культуры. Поковыряли ножками пол в его кабинете, поклялись, что приложим силы к новым свершениям на ниве. И пошли со спокойной совестью дальше развлекаться. То есть, заниматься подготовкой новогоднего мероприятия.
Дом культуры у нас небольшой, коллектив тоже невелик. Кроме нашего директора и художественного руководителя в одном лице, есть еще два методиста, которые сейчас бодаются с сельскими клубниками на предмет сдачи отчетов. И мы с Аленкой — руководители кружков самодеятельности. У Аленки — танцевальный, у меня — театральный. Одна радость — мы молоды, и энтузиазм еще плещется во всех местах. Можно сказать, работаем не за зарплату, а за идею. Особливо, когда дело касается сверхурочных. Потому как без них никуда.
Есть у нас еще и шоумен сельского разлива. Гришенька. Страшный, как вся наша жизнь, но обаятельный. Вот такая шутка природы. Влюблен во всех женщин от года до ста, и пользуется взаимностью. Уж не знаю, где у наших баб-с глаза, но еще ни одного дня он не уходил из клуба без спутницы.
Даже наш худрук Юра — красавец мужчина, но глубоко и прочно женатый, поражается, как долговязому тощему Гришеньке удается обаять даже самых непрошибаемых баб.
— Аленушка, солнышко, ты Сашку не видела?
О, а вот и наш самый обаятельный и привлекательный нарисовался.
— И чего тебе от меня занадобилось? — не отрываясь от книги, спросила я. — У нас обед, между прочим.
— А что у нас на обед? — тут же забыл про меня Гришенька. — Ну, девки! Я-то уж было на горячее нос расчистил, а у вас, как всегда!
Картошка со вкусом сухариков. В стаканчике.
— А чем тебе не так?! — бурчу я, рассматривая картинку в книге. Великолепный образчик бронзового дракона тире мужика. Хищный абрис или как там это называется… брови широкие, темные, небрежный хвост бронзовых волос переброшен через плечо, до пояса обнажен и хвалится могучей мускулатурой.
— Фу, Сашка! И ты туда же! — картинно закатывает глаза Гришенька. Они у него, кстати сказать, блекло-серые. В нем вообще нет ничего яркого и броского. На что бабы ведутся?
— На мой голос, — интимным шепотом сообщает Гришенька. Это что — я вслух спросила?
— Замечталась ты, подруга! — картинно развел руками Гришенька. — Картошечкой не поделишься? С утра поесть не успел. Аленушка, ау! Дай дяде стаканчик и ложечку…. А кипяточку? Плеснешь? Вот и умничка моя ласковая. Не то, что эта Санища вредная! А еще сестрицей считается.
— Троюродной, — отмахиваюсь я, вновь углубляясь в роман. — Не повезло тебе с родственницей. Так зачем ты меня искал?
На какое-то — очень короткое — время в нашем методкабинете становится тихо. Я читаю, Аленка штудирует «Энциклопедию мировых гаданий», силясь постичь все тайны разом. До конца обеденного перерыва еще минут пятнадцать. А потом опять репетиция, оформление сцены, поиски бутафории…. Юрка опять будет ругаться, что таких неумех свет не видывал.
— Ага, кажется, я поняла! — восторженно верещит Аленка, вновь принимаясь тасовать битые жизнью карты. — Счас-то я всю правду матку так тебе в лицо и урежу! Счас-то я….
Она переводит взгляд на Гришеньку, усердно жующего кусок древнего сала.
— То есть, мы! То есть, я хотела сказать…. Тьфу ты!
— Как ты интересно мысли выражаешь! — восхитился Гришенька, заглатывая неподдающийся зубам кусок.
— Ага. О чем это я?! А! Счас я всю правду про твою сестрицу узнаю и всему миру поведаю! Всю правду скажу: что было, что есть, что будет. А так же чем дело кончится, чем карта перекроется, чем сердце успокоится.
— Вот это вряд ли, — хмыкнула я, откладывая дочитанный роман в сторону. — Чтобы эти карты хоть что-то связное сказали — на них надо дня два сидеть и не подниматься.
— Это еще зачем?! — изумился Гришенька. Он как раз поднялся, чтобы налить себе кофе. Вернее — налить кипятка и растворить в нем пакетик «Нескафе».
— Да в эти карты наш завхоз Славка со своим собутыльником каждый день в дурака режется, — пробормотала Аленка, выкладывая на своем столе сложную фигуру. — А гадальные карты подобным непотребством марать нельзя. Врать будут.
— САШКА!
— Ох, ты, Господи, прости! — подпрыгнула Аленка. Толкнула локтем склонившегося над столом Гришеньку. У Гришеньки дрогнула рука, и кипяток выплеснулся на карточный расклад, чудом миновав Аленкины коленки.
— САША!
— Ты его покусала перед обедом? — шепотом спросил Гришенька, прислушиваясь к испуганному эху, внезапно заметавшемуся под сводами нашего родного ДК. — Такая голодная была, что покусала родного директора?
— САШКА! МАТЬ ТВОЮ ЗА НОГУ!
— Я директора не кусала, — открестилась я от очевидного. — А худрука обматерила, конечно. А чего он!
Чего он — это наш Славочка… Опять не закрепил штанкет, как следует. Это штука такая, к которой крепятся кулисы, задник, падуги и прочее сценическое одеяние. Он у нас подвижный, поднимается и опускается, что очень хорошо. Можно не ползать по стремянкам, чтобы прикрепить очередную тряпку. К тому же пыльную.
Славка в очередной раз махнул рукой, когда я попыталась ткнуть его носом в изрядно потертую веревку, при помощи которой этот самый штанкет фиксируется. Кстати сказать, он еще и противовес куда-то ухитрился дюзнуть. Противовес — тяжеленная металлическая болванка, чтобы легче было управляться со всем сценическим хозяйством. Снял — вниз поехало, веревку подтянул, груз привесил — вверх поднялось.
— САШКА!!!
Аленка посмотрела на меня с состраданием. Смешала так до конца и не открытый расклад.
— Может, ты уже пойдешь уже?! — голосом Маши из мультика спросила она. — Если Юра сюда придет — хуже будет.
Я только фыркнула. Это еще бабка надвое сказала. Хуже, конечно, будет, только кому?!
— АЛЕНА! ГРИШКА!
— Попил кофейку, — буркнул братец, отставляя кружку. — Это он нас на репетицию сзывает. Обед кончился. Пошли, что ли?
Мы переглянулись. Встали. Потоптались. И пошли. Гордо задрав носы, походкой от бедра и неся под мышками реквизит.
****
— Сашка, я почему должен на весь ДК орать?! — грозно прищурился на наше появление Юрий свет Александрович. Голос у него глубокий, хорошо поставленный — чем он и пользуется, когда надо докричаться до кого-нибудь из нерадивых служителей искусства. То есть, до нас.
— А ты не ори, — скрестила руки на груди. — Мы бы и сами спустились. Обед закончился. Мы к вашим услугам, мой генерал!
— Тьфу на тебя! Три раза! — отзеркалил Юрий. — Ты почему Славку послала?
Куда послала — не спрашивает. Потому что и сам знает — куда. Потому что Славка утащил противовес явно не в склад. Скорее всего, эта болванка уже взвешена, оценена и денежки за нее пропиты.
— А я тебе сколько раз говорила — не пускай его на сцену, когда никого из нас нет!
— Я и не пускал! Там труба протекла — кто тебе ее делать будет, если Славку не пускать?
— Та труба протекла еще по осени!
Ладно, собачиться не буду. Нам, главное, отыграть новогодние праздники, а там хоть пусть весь ДК в речку уплывет. Я под эту трубу уже который день ведро подставляю. Течет она не сильно. Так, капает слегка. По-хорошему — это ж надо воду сливать, сварщиков искать, варить…. А если ее ковырнуть — может и потоп случиться. А где деньги, Зин? А денег пока нет. Вот после праздников деньги, возможно, будут. И нам даже разрешат потратить их на ремонт трубы, маму ее чугунную….
— Что с реквизитом? — переключился Юра. — Алена, ты к своему гадальному салону все приготовила?
— Все! — вытянулась во фрунт Аленка. — Почти. Кабинет дашь на время?
Кабинет у нашего директора — худрука маленький, прямо за сценой, с двойными дверями и тамбуром. Стены в нем обтянуты черным плюшем — когда-то здесь занимался духовой ансамбль. Юрик и сам не прочь подудеть на каком-нибудь тромбоне или тубе, потому и не желает обдирать пыльные тряпки со стен. Впрочем, тогда придется со стенами что-то решать. Штукатурить. Мыть, клеить обои или, на худой конец, белить. Увы — в бюджет района ремонт чадящего очага культуры не заложен….
— Куда я денусь! Сашка — все бумаги соберешь, в сейф запрешь. Прочее-разное по местам рассортируешь. Ключ вернешь после праздников. И чтоб порядок был!
— Тьфу! Чуть что — сразу Сашка. Будто на Сашке свет клином сошелся! Это у Аленки салон открывается, а я всего лишь на подхвате.
— Не бурчи! Что у нас с репетицией?
— Отлично у нас с репетицией — вылез Гришенька. — Свою часть мы отрепетировали, осталось художественные номера воткнуть в нужные места.
— Лады. Пойдем, проверим — что там с этой твоей штангой! Может быть, что-нибудь вместо болванки прицепить?
Эх, лучше б я вообще сегодня на сцену не выходила. Или через другие двери, из фойе, в зал зашла.
Потому что они-то прошли спокойно. А мне вдруг что-то показалось в полумраке. Не то тень какая, не то крыска. Я шагнула в тень. Что-то громко треснуло, раздался металлический лязг, вжик, хрясь, бум-м-м-м….
— САШКА!!!!
Королевство Азалийское
Саша
Скрип-скрип…. Скрип-скрип…. Скрип-скрип-скрип….
Шаги. Кажется, кто-то прогуливается по свежевыпавшему снегу.
А почему я так отчетливо это слышу? Никак, в нашем ДК снег выпал. Ага. Вот так — взял, и выпал. Прямо на сцену. Вместе с потолком и крышей. А я как раз под раздачу попала — не иначе. Потому что голова болит так, будто по ней Гришенька портфелем саданул от всей души. Было дело — дрались мы с братцем троюродным не на жизнь, а на смерть. И все почему — да потому что мы с ним не просто троюродные брат с сестрой. Мы и родились едва ли не в один день. А еще мы с ним, ко всему прочему, оказались сводными. Вот такой выверт судьбы-злодейки.
Нет, никакого адюльтера у наших родителей не случилось. Случилась авария. Моя мама и Гришкин отец возвращались из командировки. Говорят, в ту осень рано подмораживать стало. Я не помню, хоть и было мне лет уже десять. Ехали они, ехали на стареньком «Жигуленке», а им навстречу древний «Газик». У кого что пошло не так — не знаю. Только смело обе машины с трассы. «Жигуленок» всмятку, «Газик» в бетонный столб со всей дури влепился. Четыре трупа — трое в «Жигуленке» и водила в «Газике».
Потом было несколько лет одиночества. А потом папа привел в наш дом тетю Любу и Гришку. Тетя была маминой двоюродной сестрой, Гришка тоже вроде как родня. Поначалу мы с Гришенькой пластались, а потом как-то незаметно помирились. И с тех пор не было у меня заступника лучше.
Мы и в клуб пришли вместе. Еще и Аленка. Она в Гришеньку с пятого класса влюблена, а он все еще дурак дураком. Хотя я-то знаю — кому он недавно за Аленкины слезы морду лица подправлял.
Аленка у нас хорошенькая. Танцами с детства занималась, училище закончила и к нам приехала работать.
Да. Все у Аленки как надо — и фигурка, и личико, и коса мало не до пояса, и все остальное. А Гришка дурак….
Скрип-скрип…. Скрип-скрип-скрип-скрип….
Да кому там неймется-то? И почему ко мне никто не спешит — руку дружбы протянуть? С пола поднять — а то холодно что-то. О, и вправду — снег кругом. И кони ржут…. Ой, й-е! Откуда в ДК кони? Юрка мечту осуществил, никак? Он же все мечтал, чтоб как на старой открытке — Дед Мороз со Снегурочкой на тройке подкатили к ДК. Тем более, что наша Администрация на новые костюмы разорилась.
О, и бубенцы!
Под Дугой колокольчик поет… как там дальше? Спеть, что ли? Может, тогда эти умники про меня вспомнят?
— Стой! Стой! Тпру!
— Что там, Генри?
Что за?.. Какой еще Генри? Голоса мужские. Один явно принадлежит мужичку в возрасте. Второй — явно моложе. Приятный такой тембр. Чем-то похож на голос нашего Юрика. И почему же я до сих пор пошевелиться не могу?
— Лежит кто-то на дороге, милорд! Человек, похоже.
Вот те раз! На дороге? Интересно, как я на эту дорогу попала? Милорд…. Милорд?!!! Откуда в российской глубинке милорды взялись?
— Живой человек? Уверен?
— Живой! Дышит. Э, да это девчонка! Вот как есть девчонка. Делать-то с ней что, Ваше Высочество? Замерзнет ведь!
— Неси в карету, — ответило Высочество. — В замке будем разбираться, что тут за девчонки по дорогам валяются.
Кто-то большой, закутанный в тулуп, поднимает меня на руки и несет. Ой-е! Что ж так больно?! Интересно — тут ночь, что ли? Или я глаза открыть забыла?
А, нет. Не забыла. Ночь кругом. Да непроглядная какая! Одна искорка только и светится — фонарь на карете.
— Клади ее сюда, — распорядился Высочество. — Укрой вот…. Хоть какая-то польза от этой драной шкуры….
Все. Больше ничего не помню. Ушла на перезагрузку.
Энгельберт
Наконец-то я сумел выбраться из дворца! Эдвин не хотел меня отпускать, но все же отпустил. В конце концов, имею я право на отдых?! Пять лет я безвылазно сидел во дворце, занимаясь рутиной.
После смерти отца нам пришлось многое переосмыслить в деле управления страной. Эдвина хотя бы готовили к трону, а меня обучали всему сразу и ничему в частности. Пришлось на ходу перестраиваться.
Вроде бы, справились. Эдвин себе толковый Совет подобрал, все молодые, целеустремленные. Все хотят что-то сделать для страны.
Нет, Эдвин у нас не реформатор. Он очень любит историю. А в нашей истории были короли-реформаторы. Жизнь у них была яркая, но очень уж короткая. Некоторые реформы, конечно, несли благо народу. Академии были открыты для обучения магически одаренных детей. Школы при Храмах — для обучения грамоте. Причем, в обязательном порядке детей всех сословий учат читать, писать, считать. Неграмотных можно пересчитать по пальцам. Наверное.
Конечно, школы бесплатные. Если же ты хочешь чему-то научиться и подняться по социальной лестнице — копи денежки и обучайся при Академии. У нас их три: Академия магии, военная Академия и Академия Изящных Манер. В ней обучаются, в основном, леди из Высшего Света. Впрямь, как же леди без изящных манер?! — никак такое невозможно.
Впрочем, подобных реформ было мало. Все больше не популярных. А это бунты, кровавые разборки, государственные перевороты. А там и соседи подтягиваются — чтобы кусок-другой земли оттяпать. Конечно, наше королевство не особое в этом отношении. Бывали времена — и наши предки активно чужие земли захватывали. Бывали времена — вымирали целые поселения от черной заразы. Теперь наши маги — целители научились распознавать и бороться с напастью. Вот уже полтора столетия Азалийское королевство живет относительно мирно. И с соседями, и со своими подданными. Случаются, конечно, времена неспокойные, но до открытых баталий дело не доходит. И слава Семи Ветрам, основателям нашего мира.
Эдвин историю изучил основательно, и решил с реформами не торопиться. Можно же постепенно менять уклад жизни в королевстве. Например, отец в свое время отменил право первой ночи — и ничего. Обошлось. Конечно, кое-кто из владетельных господ пытался протестовать. Отец устроил парочку показательных казней, и у аристократов мигом прошло желание улучшать породу селян. Нет, если по согласию — то никаких претензий.
Что-то я отвлекся. Теперь это не мои заботы. Эдвин управится и без меня.
Я так задумался о будущем, что не заметил, как стемнело. Карета мирно скользила по накатанной дороге, до моего дома оставалось чуть больше получаса езды.
Карета внезапно дернулась и остановилась.
— Милорд, там человек…. Девчонка. Как бы не замерзла….
Человек? Откуда в нашем королевстве человек? Да еще девчонка….
Приказал занести в карету и уложить на сиденье — благо, оно достаточно широкое. Дома разберемся — какие девчонки нынче по дорогам валяться изволят.
Где-то в Горних Высях
— Ребят, у нас тут неучтенка образовалась…. — это Первый.
— Не может быть! Мы же все проверили на несколько раз. Пересчитали, переписали, итоги подбили и отчет отправили. — это Второй.
— Сори, это твоя работа? Опять принялся иномирян таскать? — это Третий.
— Не моя! Виль, вот хоть чем поклянусь — не моя! Оно само как-то! — это Четвертый.
— Врешь ведь, Сори! Нелегалов только ты у нас и таскаешь. Опять какое-то пророчество сочинил? На этот раз эльфам решил подгадить, чтобы жизнь медом не казалась? Что теперь с этой девицей делать? — снова Третий.
— Что — что! Думать надо! Эльфы — это вам не драконы! Их на мякине не проведешь. А девчонка эта никаких скрытых талантов не имеет. Сверхспособностями не обладает. Обычная человеческая девчонка. Даже замуж не пристроишь. Может, назад вернем? — вот и Пятый в беседу включился.
— Ага! Сейчас прямо! Нет уж — раз попала сюда — значит, тут и будет жить. Напрасно ты, Виль, думаешь, что девочка с Земли ни на что не способна. Особенно россиянка. Даже если ей никаких особых талантов не дано, — Четвертый даже ладошки потер с предвкушением.
— И вообще — что тут думать?! Игру-то уже начали! Правда, не мы, так что с того? — Шестой от реплики не удержался, хотя уже много раз зарекался поддерживать братьев в их безумствах.
— Ну, раз думать нечего — давайте тогда прыгать. Что там у нас с пророчествами? — подвел итог Седьмой.
— «Вот это правильно, мальчики, поиграйте, подумайте, повеселитесь…. А я посмотрю, как вы из высокомерных эльфов людей делать станете, — хмыкнул себе в бороду кто-то неизвестный. — Нет, люди — это мелко. Их и так больше чем надо. Кого в этой реальности нет? Драконов?… А девочку я поддержу. Сверхспособностей не отсыплю, но кое-что подкину на бедность. А там — как карта ляжет»!
Саша
Интересно — что это такое мне приснилось? Вроде бы я ничего запрещенного не употребляю. Живу тихо-мирно, квартирку в блочном доме снимаю, однокомнатную. С прицелом когда-нибудь ее выкупить. Нет, у нас, конечно не Москва, не Питер, и даже не Барнаул. Это там цены на жилье более чем…. У нас в селе вполне можно сторговаться за материнский капитал. Во всяком случае, однокомнатную квартирку так точно можно. Правда, для этого мне нужно детьми обзавестись. Нет, муж тут существо мифическое и совершенно лишнее. Его только заводить легко, а вот вывести потом — труда великого стоит.
Правда, любящий папочка обещал подкинуть энную сумму, когда я все же соберусь квартирку выкупить. И мне, и Гришеньке. Не век же нам с родителями под одной крышей обитать. К тому же, там двое мелких имеется.
Ой, а что ж так больно?!
Стоп!
Ну-ка, Сашенька, краса моя, вспоминай — что вчера было…. Ага…. Брезжит свет в конце тоннеля…. ДК был? Был, точно. Репетиция, обед, потом Юрка пришел. Сцена, хрясь, бух — это тоже было. Потом я каким-то чудом оказалась на снегу. Потом меня едва не переехали каретой на полозьях. Милорд еще был, он же Высочество…. Вроде бы все…
Ан, нет. Не все. Еще сон — не сон. Скорее — бред. Привиделись мне мужики. Странные. Как в сказке — голос в голос, волос в волос.
Семь штук. Красавцы — волосы у всех длинные, волнистые и весьма странной расцветки. У кого-то в синь небесную отливают, у кого-то грозовую черноту, а у кого-то и вовсе — снежную мглу напоминают. Интересно, кто ж они такие? Ничего не скажешь, колоритные персонажи.
А еще у них у всех — уши. Ну, точь-в-точь как у фэнтезийных эльфов. Сколько я картинок с их физиономиями пересмотрела в интернете — не счесть! А все потому что братец мой пытался в ролевики податься.
Да, он пытался, а я страдала. Потому: «Сашенька, солнышко, кто ж лучше тебя сообразит, как из Ваньки Енина Леголаса сделать». Нет, я честно пыталась объяснить, что если папа с мамой тут ничего не смогли — то мне и пытаться не стоит. Ванька — он больше на гнома похож. Мелкий, вредный и жадный. За колбаску удавится. За копейку на дно морское нырнет и там жить останется. Слова пропали втуне.
Впрочем, чего это я мыслью по древу растеклась… я ж пытаюсь понять — где нахожусь, и почему у меня все тело ломит, как будто я его целиком отлежала.
— «Леди Александра, вы меня слышите?»
Энто что за чудеса? Энто что за голоса? Удар по головушке даром не прошел? Голоса вот слышу….
— «Леди Александра»…
— Слышу, — шевелю губами я, но впустую.
— «Хорошо. Давай знакомиться — Стрег*. Знаешь ли ты, девочка с Земли, что значит мое имя»?
Я порылась в памяти. Ничего не нашла. Впрочем, память моя болела так же, как и все тело.
— Может, и знаю, только не помню, — вновь зашевелила губами. — Что-то из славянских легенд? Прости, уважаемый, я почти ничего не соображаю сейчас. Кстати, если ты — наш, то почто меня ледей обзываешь? Я ж не с Туманного Альбиона, я ж россиянка. Чистокровная, можно сказать. Во всяком случае, на те пять поколений предков, о которых я знаю.
— «Ты сейчас в другом мире, Александра, — улыбнулся Стрег. — Потому тебе так неуютно. Еще не полностью в структуру мира вписалась. Ничего, все у тебя наладится. Привыкай, что к тебе так обращаться будут. Леди Александра. Как я понял, ты новомодных «Алекс», «Лекси» и прочих сокращений не любишь?»
— Не люблю…. — о, голос прорезался. Хриплый пока что, но хоть что-то. — По мне, так наше родное «Саша» ничем не хуже. А кому не нравится — пусть при своем мнении остаются. А кто мне такое развлечение подсуропил? Не вы ли, уважаемый Стрег?
— «Не скажу. Еще сам не разобрался. Правда, раз ты уж тут оказалась — почему бы и не помочь нам в одном хитром деле? Хочешь героиней романа себя почувствовать»?
Вот уж не было печали! Меня и на Земле неплохо кормили.
— «Ты не сомневайся — кое-что я тебе подкину на бедность, так сказать. Больших льгот не обещаю, в героини ты не годишься, а так, может, и пользу какую принесешь. Магию тебе дам. Не боевую. Хотя…. Это ж как посмотреть. Магия воздуха — она тоже на многое способна».
Никому не пожелаю обретать магические способности таким образом.
Сначала меня как следует выморозили ледяным северным ветром. Потом промочили морской водой, принесенной ветром восточным. И все это для того, чтобы прожарить самым настоящим самумом*, ветром пустыни. В самом конце меня принял в ласковые объятия ветер западный. Просушил, выдул из волос жар раскаленного песка, из тела — боль. Из головы последние мозги…
— «Все, способности к управлению Стихией воздуха ты получила. Не спеши только демонстрировать всем подряд, какой ты крутой маг. Дай себе время сжиться с новыми возможностями».
— А что потом?
— «А потом все, что хочешь! Живи, наслаждайся, влюбляйся — играй, одним словом! И помоги своему спасителю. Сделай его…. Ну, не знаю — драконом, например».
Вот тут меня повело. Я даже не знаю — кто он, мой спаситель, а мне предлагают из него дракона, например, сделать.
— Стрег, стесняюсь спросить — у тебя с головой все хорошо? — задала осторожный вопрос. — Ты как это себе представляешь? Как я могу кого-то сделать драконом?
— «Ой, подумаешь! Как сможешь — так и сделаешь! Нашла проблему. Все пока-пока! Я полетел»!
Кажется, Стрегу надоел этот мир — кстати, как он называется? — а, потом узнаю. Потому что это все остальные делают как положено и правильно. А Саша…. Саша всегда делает так, как может. То есть, как бог на душу положит. Ладно, кто не спрятался — тому по кумполу сковородкой. Где там мой спаситель? Ау! Иди сюда, милый! Я из тебя буду огнедышащую ящерицу делать.
Принц Энгельберт.
Мысли о незнакомке недолго занимали мои мысли. Занесли в дом, уложили в одной из гостевых спален. Сняли верхнюю одежду — странная, кстати, одежда. Не для юной леди. Скорее — для сорванца мальчишки. И как только Генри сумел определить, что на снегу валяется именно девчонка?! По мне, так до девушки этому подарку Судьбы еще расти и расти. Хотя…. Ростом она, конечно, не вышла, однако за мальчишку ее тоже принять не выйдет. Вторичные признаки налицо. То есть, на грудь…. То есть, грудь, хоть и невеликая, но…. Тьфу! Краснею, как мальчишка, которого за подглядыванием за девчонками застали. Красивая у нее грудь! Особенно в этом ее…. Не знаю, как называется…. По-моему, у наших женщин таких симпатичных вещиц нет….
Ладно, это я отвлекся.
Девушку раздели, растерли и уложили под теплое одеяло, предварительно согрев постель горячими камнями. В доме отапливаются несколько комнат, потому что чета старых слуг, проживающая тут постоянно, уже не в силах обслуживать особняк. Придется набрать новых. И среди них — хотя бы двух горничных женского пола. Не годится юной леди…. Впрочем, это пока терпит.
Вызванный лекарь просканировал девушку и подлечил. Не забыв поинтересоваться — где юная леди получила сотрясение. Мы только плечами пожали.
— Нам это неизвестно, — сказал Генри. — Девушку подобрали на дороге в получасе езды от имения. Очнется — расспросим.
Лекарь согласно покивал, выставил на прикроватный столик несколько пузырьков из темного стекла, расписал лечение, и отбыл восвояси.
Мы поужинали, напоили девочку лекарством, и отбыли по своим комнатам, оставив следилку — матовый стеклянный шарик, подвешенный над изголовьем кровати. Если что — он просигналит….
Ночь прошла спокойно. Видимо, девушка не просыпалась, и все с ней было нормально.
— Милорд, можно? — протиснулся в двери мой личный слуга. Генри в последние годы был для меня и камердинером, и секретарем, и кучером — как прошлым днем. К тому же, он был моим молочным братом. Тысячу раз проверенным и надежным.
— Да, Генри. Что там наша находка?
— Находка-то? — хмыкнул Генри. Думаю, уже пришла в себя. Пойдем знакомиться?
— Пойдем, вздохнул я. — Надо же узнать — откуда она взялась. Расследование провести. Виновных наказать. Не может такого быть, чтобы девушки в мороз на снегу валялись. А если б мы не собрались в имение? Замерзла бы…. Вот что — займись этим. Не сию минуту, конечно, после праздников. Как раз она в себя придет…
Мой друг задумался. Помотался туда-сюда по кабинету. Кстати, надо послать кого-нибудь за дровами. Холодно в доме, не натопилось еще….
— Слушай, а не может такого быть, что это какая-нибудь из претенденток на твое сердце? — спросил Генри, устав мотаться перед моими глазами. — Вдруг кто-то подсуетился.
— Не думаю, — отмахнулся я. — Вряд ли какая из наших леди решится себе сотрясение мозга устроить. Даже ради замужества. Да на морозе почти без одежды валяться. Пойдем, побеседуем с девицей.
Девица встретила нас…. Встретила, в общем.
— Никак, милорд с Высочеством? — спросила утвердительно, внимательно разглядывая нас. — Или милорд и Высочество — одно и то же личико?
— Не в твоем положении хамить принцу, — сердито уронил слово Генри. — Кто ты такая, и почему валялась в снегу? Отвечай.
— Прямо, значит, отвечай — кто тебя послал, — пропела девчонка, продолжая нарываться на скандал. — И кто загнал тебя в винную посудину, от кого скрывался ты, и чего скрывал*… Нет, вы, уважаемый, точно не принц. А кто?
— Лорд Генри де Карт, секретарь его высочества Энгельберта Азалийского, третьего в очереди на престол, — сухо сообщил Генри. — Какого королевства — надеюсь, знаешь?
— Не-а! Мы не тутошние. Мы тамошние. В наших широтах Азалийскими и не пахло никогда, насколько я помню. Честное слово, я даже не в курсе, как называется мир.
Мы переглянулись.
— Не понял, — вышел вперед я. У девчонки внезапно округлились глаза и она принялась с интересом меня разглядывать. — Ты хочешь сказать, что настолько необразованна, что даже не знаешь названия мира, в котором живешь?
— Свой(!) мир я знаю, — склонила голову к плечу девчонка. — И могу точно сказать — такие существа, как вы, в нашем мире, конечно, встречаются. НО! Исключительно на ролевках. Или в кино. Правда, я знакома с парочкой умников, которые внешность слегка подправили пластикой. Уши нарастили, разрез глаз изменили. Но не до такой же степени! Стесняюсь спросить — вам в такие морозы за свои ушки не страшно?
Мы снова переглянулись, и я даже поискал глазами зеркало. Что могло так удивить девочку? Уши — как уши. Классические, как у всех эльфов. У Генри, правда, они покороче, так он не королевского рода. И глаза у него не так сильно к вискам вытянуты.
— Мы тепло одеваемся в морозы, — голосом Генри можно было осушить небольших размеров озеро. — В отличие от тебя. Повторяю вопрос — как получилось, что ты валялась в снегу? В непотребной одежде и босиком. Мы еле стянули с тебя эти странные штаны.
— А, так это вы меня раздели? И чего сразу — странные? Нормальные джинсы, даже на утеплителе. Или у вас не принято всяким леди в брюках ходить? Только платья?
Генри утвердительно кивнул. Я в беседу пока не вмешивался, изучая девушку.
— Бедные леди! — картинно заломила ручки она. — Никакой жизни им не дано! Ни тебе по деревьям полазить, ни в догонялки-пряталки поиграть…. Сиди тычкой, этикет зубри, да сплетни перебирай….
Тут девица решила встать. До этого момента она сидела в кровати, укутав плечи покрывалом — в комнате было холодно.
Из-под одеяла медленно-медленно показалась ножка. Узкая ступня с маленькими пальчиками. Ногти на них розовые, как у ребенка. Тонкая щиколотка, гладкая кожа голени, круглая коленка….
— Бесстыдница! — зашипел Генри, стремительно отворачиваясь. — или ты из блудниц? Поэтому тебя в снег выкинули? Не угодила кому-то?
— Ш-ш-ш-што?! Как раздевать бессознательное тело — так норма, а как коленку голую увидел — сразу шлюха? Подойдите сюда, Генри-как-там-вас, и получите по морде!
А я залюбовался. Вот, честное слово — залюбовался этой рассерженной кошкой! Девчонка стояла на кровати, вытянувшись во весь свой невысокий рост, гордо вскинув голову, и взирала на нас с видом императрицы, которую попытались оболгать. Кстати сказать — она не была раздетой, ни в коем случае! Синее атласное покрывало окутывало ее худенькую фигурку, стекало с плеч драгоценной мантией, подчеркивая синеву глаз.
Не скажу, что она красавица, скорее так, ничего особенного. Но все же, все же…. Было что-то в ее облике…. Что-то, что не давало пройти мимо и забыть. Яркие синие глаза? Пушистые непослушные волосы цвета спелой пшеницы? Они у нее, кстати, длиной чуть ниже лопаток, на концах скручиваются в тугие кольца.
И…. девчонка — маг?!!
С ее ладони внезапно сорвался вихрик. Подхватил валяющийся на столике пыльный томик и треснул Генри по макушке.
— Да как ты…. Кто ты такая!
— Сам дурак!
— Да я ж тебя сейчас….
— Сначала догони! Ваше Высочество! С дороги!
И эта ненормальная, оттолкнув меня, бросилась вон из комнаты, звучно шлепая по паркету голыми пятками.
Генри за ней. Запнулся о внезапно выскочившую на дорогу банкетку, и во весь немаленький рост растянулся на полу, схватившись за ушибленное колено.
— Генри, ты что? — осторожно спросил я, подходя к пострадавшему. — Чего это тебя пробило на игрища?
— А это он взбодриться решил, — прокомментировала из-за поворота коридора девчонка. — И согреться. Как петух.
— Какой еще петух? — простонал Генри, сев-таки на банкетку. — При чем здесь петух?
— Петух-то? А это он кошку клюнуть хотел, — осторожно выбралась поближе к нам девчонка. — Бежит по двору и думает: «Сейчас кошку найду, ка-ак напугаю! Она ка-ак побежит! А я за ней…. Не догоню, конечно. Зато согреюсь». Ну что — мир? А то у меня ноги замерзли. Не топят у вас, что ли?
— Ладно. Мир, — согласился Генри. — Иди сюда, чудо. Как тебя зовут — скажешь?
— О, имя у меня замечательное! Прямо героическое имя. Александра я. Первая.
— Как это? — не поняли мы оба. — Ты из королевского рода? Принцесса?
— Нет. Из самого обычного. Рабоче-крестьянского. Александра Первая. Это фамилие такое.
— ???
— Ой, мальчики, какие же вы! Все вам надо разжевывать! Пращур мой, по отцовской линии, имя имел Первак, так как у родителей своих первым сыном родился. Его сыновья так и звались — Первые. Потом со временем, прозвище превратилось в фамилию. Теперь все мои родственники по мужской линии носят фамилию Первый. А поскольку я девочка — то, соответственно — Первая. Что тут непонятного?
— Так…. Ага…. Ясно…. — глубокомысленно высказался Генри. — Александра — это Алекс? Или Лекси?
— Ты еще Сандру приплети! — вздернула верхнюю губку девчонка, показав ровные белые жемчужинки зубов. — Саша я. Саша — и никак иначе!
— А родом откуда? — задал вопрос уже я, подозревая, что не может она быть родом из нашего королевства. И даже не из соседних. Потому как в нашем мире людей мало. Эльфы — основное население. В горах живут кланы гномов — рудокопов. В диких лесах есть оборотни. О драконах слышали — куда ж без них, этих Хранителей Устоев. Правда, до сих пор никто не знает, какие именно Устои и как они хранят. И главное — где! А люди — в смысле, человеки — проживают где-то далеко. Насколько мне помнится, наше королевство ни разу за многие века своего существования ни разу не принимало у себя послов из человеческого государства — настолько мы далеки друг от друга. И в пространстве, и в общности интересов.
— Вот прямо все вам расскажи! — снова вздернула губку Саша. — Может, пойдем уже? Куда-нибудь, где печка есть? Надеюсь, вы меня не для того спасали, чтобы в доме заморозить?
Где-то в Горних Высях
— Сори! Ты опять напутал в цифрах! Почему у тебя показатели ниже, чем в прошлом году? Что значит — столько есть?! И почему опять показываешь снижение в плане по рождениям у эльфов? Что значит — в этом году их меньше на миллион?! Ничего не знаю! Главный сказал, чтобы было ровно столько же, сколько за прошлые годы, ни одним рожденным меньше! Что значит — где их брать?! А премию за выполнение плана хочешь? Я знаю, что хочешь. Все хотят. Забери свою филькину грамоту и напиши, как положено. Можешь даже душ сто прибавить. Тогда и главный премию получит, и мы.
И какое тебе дело, что души — мертвые? Главное, чтобы есть не просили. Дотации? Будто нам некуда их пристроить…. Лишь бы они были, дотации…
Сори, в сторону:
— А на меня бочку катят — зачем я из сопредельных миров попаданцев таскаю. Как по-иному план выполнять прикажете? Это ж эльфы! Они ж детей рожать не желают! У гномов тоже — те еще уложения! Больше двух в семье — ни-ни, а то тяжело. Много трудиться приходится, чтобы деток до ума довести, обучить и пристроить. Дочке приданое собрать, сыночку выкуп за будущую жену…. Одни оборотни и радуют, у них в каждом помете от двух до пяти, а то и семи деток рождается.
Виль, насмешливо:
— А что люди? Они же ежегодно рожать могут! И двойни у них случаются. Может, на них ставку сделать? Излишки потом можно к эльфам приписать. Вот и выровняешь показатели.
— Но ведь это подлог?!
— А тебе что с того? Главный пусть и отчитывается…. Кто там будет проверять — эльфы они, или люди. Главное, чтобы циферки сошлись….
Саша
Да, не ахти какие мне подарочки на Новый год подкинули! Это вот из этого я должна дракона сделать? Это же он вроде как меня спас от замерзания в сугробе. Принц Энгельберт, его Высочество лопоухое. Нет, такого даже раздраконить затруднительно, я так вам скажу. Абсолютный ноль в плане эмоций. Его секретарь и то поживее как-то.
Привели меня, значит, на местную кухню. Хорошая кухня. Большая, просторная — не то, что моя. Если ко мне в гости братец Гришенька заглядывал — а делал это он регулярно, можно сказать, каждый день — нам обедать или ужинать приходилось по очереди. Аленка, та и вовсе шутила, что моя кухня ей в бедрах узковата.
А на этой мы едва не заблудились. Правда, меня вежливо пристроили в уголок между окном и стеной. Сказали: «Сидите, леди Александра, мы сейчас». И испарились в неизвестном направлении.
А я девочка послушная. Временами. Тем более, в том же углу столик на четыре персоны расположен, на нем скатерка цветная, на скатерке ваза на высокой ножке. В вазе фрукты — овощи разные. Краснобокие яблоки, груши желтые, спелые, сочные — у меня даже слюнка побежала. Другие фрукты я не опознала, потому и трогать не решилась. А грушу взяла. О покрывало, в которое поутру завернулась наподобие сари, вытерла и в бочок, соком брызнувший, вгрызлась. Проголодалась за ночь и от волнений непредвиденных.
Сижу, грушу ем. Сок по ладошкам течет — я ж не виновата, что она такая спелая! Наслаждаюсь, одним словом. И тут в кухню входит старушка — божий одуванчик.
Наверное, когда-то она была довольно высокой. Стройной и красивой. Наверное. Сейчас передо мной стояла худенькая, сгорбленная седая бабуля в белом платочке, завязанном концами назад.
— Ты кто ж такая будешь? — спросила бабуля неожиданно звонким голоском. Правда, звон был как у старого треснувшего колокольчика. Приглушенный и дребезжащий.
— Здравствуйте! — подпрыгнула я. — Меня Сашей зовут. А кто буду? Да как вам сказать…. Гостья, наверное.
— А-а! Так это тебя Энгель в снегу нашел! Да ты погоди аппетит портить, сейчас завтракать будем.
— А к вам как обращаться? — спросила я. — Простите, если не по этикету…
— Ой, милая! Да какой у нас этикет! Бабушка Ланя меня зовут.
И старушка принялась доставать из шкафов хлеб, сыр, молоко. Принесла из соседнего помещения шмат копченого сала и окорок.
— М-м-м… Бабушка Ланя, а вы…. Эльфийка? — осторожно спросила я. Просто как-то не укладывалось в голове, что эльфы, к которым относились мои спасители, могут есть мясо. Все, кого мне приходилось читать, уверяли, что эльфы питаются исключительно травой. В крайнем случае — могут поймать рыбку. Кажется, где-то попадалась информация, что эльфы могут есть птицу. Мол, они не живородящие.
— Эльфийка, а как же! В нашем королевстве иных и не проживает почти. Разве что гномы с товарами приезжают. Бывает, перед праздниками оборотни из своих диких лесов меха привозят. Летом иной раз морские жители приплывают. Жемчуга на наши, местные, товары, выменивают. А больше и нет никого. Откуда же ты к нам попала, если таких пустяков не ведаешь?
— Издалека, бабушка. Ох, издалека…. У нас эльфы и все остальные — вроде сказочных персонажей. А как ваше королевство называется?
— Так Азалийское. Королевство Азалийское. Правит нынче Эдвин Десятый, старший брат Энгеля. На днях у него детки родились, теперь наш Энгель третий в очереди на трон. Да ты не думай! Энгель хороший мальчик. Не зазнайка какой-нибудь. Молчун, правда, иной раз и слова за день не скажет…
Тут она подошла ко мне вплотную и прошептала, кося глазом на дверь. Кажется именно за той дверью сейчас шарились в поисках съестного принц со своим секретарем.
— Не поверишь: иной раз специально обед пересолю, или пряных трав переложу — все надеюсь, что хоть поругается. Где там! «Спасибо, нянюшка, все было очень вкусно».
— А сено? — так же шепотом спросила я. — Сено давать не пробовали? Или солому? Если ее мелко-мелко порезать, с отрубями перемешать, кипятком запарить….
— И что? Неужто вкусно? — округлила глаза старушка, при этом хитро-хитро улыбаясь. А зубки у нее крепкие, видать. Белые, ровные — будто и не старуха она вовсе.
— А то ж! — покивала я со значением. — Свиньям очень даже нравится. За обе щеки уплетают, да еще и подхрюкивают радостно.
— А ты, как я погляжу, за словом в карман не лезешь! — довольно сказала бабушка Ланя. — Это хорошо! Может, и расшевелишь наше Высочество.
Я только вздохнула. Если б только расшевелить — может и справилась бы. Может, Стрег пошутил? Или мне прибредилось его пожелание?
— Бабушка, а религия у вас есть?
— Религия-то? Это ты про прародителей наших спрашиваешь?
— Ну, вроде того…. Кто создал, кому поклоняетесь, кому дары возлагаете.
Старушка призадумалась, пристально меня рассматривая. Даже про сало на сковороде подзабыла. Пришлось мне его спасать — сковороду на край плиты сдвигать.
— И где ж тебя такую незнайку вырастили-то? Уж, кажись, в нашем мире диких мест и не осталось. Разве что совсем в глухих местах заповедных. Так нет там никого, кроме зверья. Да и не всякое зверье выжить может на Ледяном поле-то.
Она, задумавшись, сноровисто взбила в миске яйца, добавила молоко, какие-то порошочки — видимо, специи местные. А я себе зарубочку на память — не хватать все и сразу. Мало ли — что тут за специи. Вдруг они на мою иномирную персону как яд подействуют.
Вылила все на сковороду и прикрыла крышкой. Подошла к двери, за которой шебаршились парни и скомандовала:
— А ну, бездельники! Марш отсюда! Ишь, чего удумали — окорока по дому таскать! Генри, я не посмотрю, что ты выше отца стал на голову, а так тебя тряпкой-то и отлуплю. И вы, ваше высочество, идите-ка, умойтесь. Ишь, как варенье-то по губам размазали. Сейчас завтрак готов будет. Идите — идите, умойтесь, переоденьтесь, как подобает, и в столовую. Или тут накрыть?
— Тут! — переглянувшись, дружно выпалили парни. Действительно, парни. Им вряд ли больше двадцати пяти — если по человеческим меркам считать. И личики у обоих — как у провинившихся дошколят. Генри окорок к груди прижал, а Энгель действительно по уши в варенье вымазался.
— В столовой не топлено, — задрал голову Энгель. — Мы здесь позавтракаем. А дядюшка Джи где?
— Да где ж ему быть?! — всплеснула руками бабушка Ланя. — Лошадок ваших обихаживает. Сейчас на стол соберу — и он придет, не задержится.
— Значит, так, Саша, — сказала она уже мне. — Сейчас мы позавтракаем, со стола уберем, и побеседуем. Мальчики с дедом моим делами займутся, перед праздничной ночью-то. Вот пока они будут заняты, мы все и выясним.
— Бабушка Ланя, а вы не боитесь, что я, может, шпионка какая? — полюбопытствовала я, воровато облизывая палец — сунула в баночку с вареньем, которое бабушка у принца отняла. Вкусное варенье, на чернику похоже.
— Да какая ты шпионка, деточка, — улыбнулась Ланя. — Что ж я — ауры видеть разучилась? Дитя ты еще совсем. Не эльфийка, не гномка, не оборотень. Человек, разве? Так и что с того? Чай, и человеки для чего-то нужны, раз вас боги создали. Давай-ка, хлеб порежь. Нож в руках держать умеешь?
— Не поверите — я даже суп варить умею, — серьезно сказала я, перехватывая большую ковригу и нож. Хлеб бабушка достала из духовки, но он был не свежеиспеченным. Скорее — разогревался там. Моя бабушка — мамина мать — так же делала. Напечет в субботу хлеба на неделю, печева разного: пирогов, растягаев, булочек, шанежек и плюшек. Остудит — и на мороз. У нее в сенях специальный ларь оборудован. Ссыплет печево туда, а потом каждый день ближе к вечеру заносит и в русскую печь в тазу ставит. Обалденно вкусно — особенно, если на палочках, над костром поджарить. Выбирались мы с Гришенькой иной раз на речку. Он рыбачить, я по сугробам гулять. Эх, как там они без меня с новогодними праздниками управятся? Где Юрик другую Снегурочку за два дня отыщет? Хоть и невелика роль, а все же…. Эх-х-х!
Принц Энгельберт
Мы успели обсудить все важные вопросы, касающиеся имения и самого дома. Успели позавтракать, пообедать, перекусить свежими плюшками, и уже поглядывали на часы в ожидании ужина, а нянюшка вместе с девчонкой так и сидели на кухне. Шушукались. Ладно, хоть кормить нас не забывали. Дядюшка Джи, отец моего секретаря, и муж нянюшки, только ухмылялся, глядя, как я прогуливаюсь по коридору от кабинета до кухни. По коридорам — если точнее. Все же кухня располагается в стороне от хозяйских помещений. Генри, забрав у отца хозяйственные книги, с головой погрузился в подсчеты. Раз уж мы собрались жить в сельской местности — надо прикинуть наши возможности. Предполагаемые затраты, которые непременно увеличатся, так как придется устраивать приемы для соседей. Нет, я могу, конечно, никого не принимать, все же я не последнее лицо в королевстве. Но ведь так и одичать недолго. Хорошо, хоть Праздничную Ночь мы встретим своим тесным кругом, как привыкли. Единственный праздник, который я всегда провожу со своей семьей. Да, семья нянюшки — она и моя семья тоже. Особенно в последние несколько лет. Когда Эдвин женился — нам стало неуютно рядом. Все время какие-то проблемы. То наряд у Елисабель не удался, то туфельки жмут, то корсет не наденешь, потому что ребеночку навредить можно…. Бедный Эдвин в последние месяцы даже ночевать приноровился в рабочем кабинете, ссылаясь на то, что дел с каждым днем все больше.
И мне приходилось терпеть весь этот ужас вместе с братом. Но теперь-то все закончилось. Елисабель будет занята детьми — во всяком случае, я на это надеюсь. Помощников у Эдвина и без меня хватает.
Решено: буду вести уединенный образ жизни. Никаких балов, никаких невест….
О-о! Только не это!
— Соседи прибыли, — глядя в окно, дядюшка Джи. — Не иначе — лекарь наш проболтался.
Он тяжело поднялся, и отправился исполнять обязанности дворецкого. Встречать маркиза Энвиля, старого склочника, у которого….
— Генри, сколько там дочерей у маркиза? — спросил я, прислушиваясь к голосам, доносившимся из прихожей. Джильэль убеждал соседа, что мы чрезвычайно заняты и никого не принимаем. Я даже двери пошире приоткрыл, чтобы лучше слышать.
— Кажется, в последний наш приезд их было трое, — задумчиво ответил Генри. — Что, думаешь, опять будет намекать на помолвку со старшей?
— Думаю, — тяжело вздохнул я. — Стоило ли из столицы уезжать, чтобы и тут на то же самое наступить.
— Да, хорошо, что наша королева сейчас детьми будет занята, — подтвердил мои мысли Генри. — А то опять устроила бы нам отбор невест. Как полтора года назад, помнишь?
Еще б я не помнил! С трудом увернуться удалось. Хорошо, Генри ухитрился каким-то образом подслушать планы Елисабель. Она так счастлива была, что Эдвин на ней женился, что горела желанием всех подданных облагодетельствовать. То есть, женить. А то не должно у королевы быть незамужних фрейлин. Нет, с одной стороны, вроде бы и правильно: замужним фрейлинам некогда королю глазки строить. С другой — а когда это мешало, и кому. Тогда мы с Генри едва ли не сами выпросили у Эдвина разрешения съездить с посольством к гномам. Конечно, в подгорных владениях не разбежишься, все же, мы не приспособлены к такому. И воздух там не в пример тяжелее, и освещение только факелами да магически измененной плесенью. Грибы еще подземные. Тоже светятся, но тускло, с солнечным светом ни в какое сравнение не идут. Но все лучше, чем жениться на какой-нибудь манерной леди из приближенной аристократии.
А принцесс в соседних королевствах подходящего возраста нет. И слава Ветрам — Основателям.
И уж жениться на какой-нибудь дочке сосланного в провинцию маркиза я точно не собираюсь.
Так, надо проверить — где мой амулет от приворотов, а то знаю я этих провинциалок. Смотрит на тебя невинными глазками, щечками розовеет, лепечет что-то еле слышно, а сама ручку надушенную под нос подсовывает. А в духах капелька нужного средства.
Или норовит напитком угостить. В котором тоже не враз непотребные травки угадаешь.
И выпечка не всегда без начинки с определенными свойствами на стол попадает. Знаем, проходили! Не мы, правда, все же на принца охотиться таким образом опасаются, чревато. А кое-кого из моих знакомых женили таким образом. Полгода муж ходит за женой, как привязанный, потом приворот спадает. И ладно, если наведенные чувства в настоящее что-то перерастают. Чаще всего — вместо нежных чувств появляется ненависть. А браки у нас обратного хода не имеют. Вот и маются потом все. И муж, который чаще в каком-нибудь злачном месте околачивается. И жена, которой по злачным местам этикет не велит ездить. Сидит дома, слезы в платочек льет. Зато замужняя.
И дети. Мне больше всего детей жаль. И отцу не очень нужны, и мать злится. Ладно — принцы и принцессы. Им положено так. Государственное всегда важнее личного.
А я бы хотел, как у нянюшки и дядюшки Джи. Ведь сколько лет уж вместе — а будто только поженились. Детей вырастили — кроме Генри, у них еще трое сыновей и две дочери. Все женатые и замужние. Все успешны, все счастливы, насколько я могу судить.
— Кое-как выпроводил, — сказал дядюшка, усаживаясь в кресло. — Ух, до чего же настырный! Вы бы побереглись, мальчики, у Энвиля уже третья дочка в возраст вскочила, а еще и старшие не пристроены. Он вам приглашения на бал по случаю праздника оставил.
Мы переглянулись и дружно кивнули.
— Мальчики! А ну-ка! Руки мыть и ужинать! — послышался из коридора голос нянюшки. Дважды нас приглашать не нужно. Через три минуты мы уже стояли на пороге малой столовой.
— Чего замерли? — ворчливо сказала нянюшка, подпихивая меня в спину. — Встали на пороге — ни пройти, ни проехать…. И не переоделись даже! От, мужики! Всегда с вами так!
— Ма, мы же дома! — возмутился Генри. — Знаешь, как надоело при параде к каждому обеду — ужину во дворце выходить! Можем мы хотя бы дома расслабиться, и просто жить? Без этикета?!
— Можете, можете. Но ведь не в халатах же?! Чай, не в мыльню пришли. Идите, идите, мальчики, переоденьтесь. Я вам приготовила все. Джи, а ты чего? И тебе приготовлено. Ночь-то какая! Праздничная! Боги не простят, если в затрапезном наряде за стол усядетесь. Кыш!
Кыш — так кыш. С нянюшкой не спорят.
И лишь переодевшись в новый домашний костюм, состоящий из удобной стеганой куртки и тонких брюк, я вспомнил о найденыше. Об этой девочке, со смешным именем «Саша». Она-то где? И во что она одета? Опять натянула свои смешные штаны и такую же смешную кофточку?
— Что ж я за хозяин — даже не подумал об одежде для найденыша!
— Может, ма позаботилась? — неуверенно сказал Генри. — В кладовых всяких платьев полно, может, что-то подобрали? Не будет же она все время в покрывале ходить? Как думаешь?
Я только плечами пожал. Ладно, если что — после праздника вызову сюда королевскую портниху.
Мы вошли в столовую, и снова замерли на пороге.
Батюшки! И когда нянюшка успела?! Еще в обед столовая была обычной. Даже камин в ней топился не так, чтобы очень. А теперь и камин от вековых залежей пыли очищен, и канделябры на его полке надраены до слепящего блеска, и стены будто только что заново обиты тисненым мурайским шелком. По серо-зеленому полю будто струится серебристая поземка, по закручиваясь в спиральки, то растекаясь волнами, и от этого комната кажется таинственной.
Я поднял взгляд к потолку и чуть было не ахнул. В полумраке — потому что пламя камина и два семисвечовых канделябра не давали достаточно света — мне показалось, что потолка и вовсе нет. Откуда-то с высоты — может быть, даже с самого ночного неба, шел снег. Самый настоящий снег — густыми белыми хлопьями. Они искрились и переливались, подсвеченные все тем же пламенем камина и почему-то не долетали до нас. И холодом вовсе даже не тянуло, что было более чем странно. И снег этот не таял, таинственно мерцая в вышине. Иллюзия? Но среди нас нет магов с таким даром. Он достаточно редкий у эльфов, и каждый иллюзионист на особом счету у Совета королевских магов.
Нет, магией даже не тянет. Тогда что это? И почему так остро пахнет нагретой смолой и елью? А еще чем-то сладким и пряным одновременно.
— О-о! — простонал Генри, делая шаг. — Ма! Когда ты успела?! Да такой красоты я и в королевском дворце ни разу не видел! Это же…. Это же настоящая драконья сокровищница! Как в сказке, да, Энгель?
Я только хмыкнул. Драконья сокровищница, надо же…. Можно подумать, кто-то когда-то видел в наших краях драконов. Да в нашем мире их отродясь не было. Выдумки и враки. Не бывает их. А жаль….
— Усаживайтесь, усаживайтесь, — вновь подтолкнула меня в спину нянюшка. — ужинать пора.
— И где же твой дракон? — хмыкнул дядюшка, отодвигая стул для своей леди. — Неужто бросил свои сокровища?
— А может, он за прекрасной принцессой улетел? — ухмыльнулся Генри. — Кстати, а где наша находка? Ма, где Саша?
— Та-дам-м-м… — пропел чистый женский голос, и где-то далеко вспыхнул крохотный огонек. Побежал шустрым светлячком по невидимому пути, оставляя за собой вспыхивающие светильники на стенах. В мгновение ока добрался до потолка и вот уже вспыхнули разноцветными огоньками свечи в большой люстре над празднично украшенным столом, отразились от зеркал.
— Ну, мама! — только и смог прошептать Генри, глядя, как оттуда, из глубины комнаты, плывет к нам чудное виденье….
Стройную женскую фигурку окутывали бело-голубые одежды, украшенные серебряной канителью. На голове такая же бело-голубая шапочка с серебряной опушкой. Огромные глаза — как озера в солнечный день. Синие-синие, искрящиеся, глубокие….
Мне даже показалось, что она действительно плывет над полом. А еще — вокруг нее будто вилась метелица, играя с легкой длинной накидкой, закручиваясь и стелясь поземкой по темным коврам….
— Э-это-о…. Ма, это…. Не может быть…. Это….Это….- с трудом сглатывая, бормотал Генри. — Ма…
А у меня где-то глубоко внутри вдруг что-то собралось в комок, поднялось к горлу и ухнуло вниз.
— «Мое! Не отдам! Мое!»
— Энгель, ты чего? — удивленно сказал дядюшка Джи. — Это же наша Сашенька. Красавица, правда?
— Сашенька?! То есть, это Сашенька, которую мы вчера…. То есть…. Но она же…. Нет, такого не может быть! — бормотал Генри. — Она человек. Без магии. Она не может быть такой — это не по правилам. Человеки — они не могут быть прекраснее нас! А она воистину прекрасна! Как…. Как сказочная принцесса….
— Да-да, — насмешливо сказал дядюшка, наслаждаясь нашими явно не очень умными лицами. — Вот так всегда с драконами и бывает: живешь себе на белом свете, привыкаешь к тому, что ты самый-самый, а потом р-раз — и наступает Праздничная ночь. И все.
— Ч-что в-все? — с трудом выдавил я, пытаясь сморгнуть видение. А оно не смаргивалось, оно приближалось, не думая исчезать, растворяться в снежной заверти, или превращаться в ту самую девчонку, которая утром сидела в кровати, замотанная в синее покрывало….
— И все, — совершенно серьезно сказал дядюшка Джи. — Был дракон — и нет дракона. Принцесса в плен взяла.
— Она не принцесса, — шепотом сказал Генри. — Она сама сказала — она не принцесса.
— Много вы в принцессах понимаете, — отмахнулся дядюшка. — Особенно в сказочных. Верно, девочка? Энгель, ты бы стул для леди отодвинул. Где твое воспитание?
— Он, похоже, его где-то по дороге потерял! — сверкнуло жемчужной улыбкой видение, и у меня немного отлегло от сердца. Да, никакого чуда. Обыкновенная девчонка. Ничего особенного.
— «Мое! Обыкновенное мое!» — снова ворохнулось в груди. — «Не отдам»!
Саша
Я всегда знала, что обладаю даром располагать к себе людей. Оказалось — эльфы в этом плане ничуть не хуже, если не сказать — лучше.
Бабушка Ланя сразу приняла меня как внучку. И так тепло стало от ее ласкового говорка, так радостно, что мне тут же захотелось совершить что-нибудь этакое. Даже и не знаю — что, но очень хорошее. Приготовить обед на сто персон, например. Или отмыть от грязи и копоти пару громадных бальных залов.
Правда, мои порывы тут же пресекли. Обед уже вовсю готовился — я только диву давалась, наблюдая, как по кухне летали ложки-плошки-поварешки, помешивая тут, замешивая там, перемывая здесь. Честное слово: даже посуда мылась в большой раковине сама. Мне даже послышалась какая-то незатейливая мелодия, под которую кастрюли и тарелки поворачивались то одним бочком, то другим под струями горячей воды.
— Так, тут все наладили, — сказала бабушка Ланя, хозяйским взглядом окинув кухню. — Теперь пойдем, немного в малой столовой приберемся. Раз уж все собрались — надо и праздник как следует отметить.
И тут мне поведали, что сегодня в их мире, который называется Элейнлиль, наступает Праздничная ночь. В эту ночь, по преданиям, на землю сходят боги — прародители всех рас. Незримые, ходят они от дома к дому, от окна к окну, смотрят, как веселятся их дети. Радуются вместе с ними. И грустят — если в жизни кого-то наступили нерадостные времена. Они же, боги-прародители, одаряют подарками послушных детей и прячут под подушки сладости.
Я для себя перевела это, как празднование Нового года. Ведь и у нас Дед Мороз ходит с мешком подарков, приносит детям сласти и игрушки. Пусть в это верят только малыши, но ведь и взрослые все равно ждут чуда. Хоть самого маленького, самого незаметного — но все равно, ждут же…
Мне тоже подарочек, можно сказать, преподнесли. Или это я — подарочек? Да, скорее всего, именно так. Я — подарочек под копыто коня. Осталось только упаковку для себя отыскать — и вперед, дариться будущему дракону огнедышащему.
— У нас тоже сегодня Праздничная ночь, бабуля, — вздохнула я. — А мне даже на себя надеть нечего. Так и буду в этом покрывале….
— Да не переживай, детонька, — тут же захлопотала бабушка Ланя. — Было бы желание, да умение, а нарядить мы тебя найдем — во что. Но сначала столовую в порядок приведем. Ты как — магией владеешь ли?
Тут уж я озадачилась. То есть, в том сне-полубреду мне виделся кто-то. Стрег, кажется. И он что-то такое говорил про магию. Вроде как у меня теперь должна быть магия воздуха. Но кто сказал, что это не сон-бред? Хотя…. Как-то же я сумела поднять в воздух тот томик у кровати? И еще так смачно по темечку Генри прихлопнула….
— Я не знаю, бабуля, — говорю. — Там, откуда я родом — магии вроде бы нет. Сказки о ней есть, конечно, но я лично не встречала ни одного мага. И уж сама тем более ни разу не магичила. Как хоть это делается-то?
Бабушка пристально на меня — вернее, внутрь меня посмотрела. Она как-то по-особому расфокусировала взгляд. Жутковато, если честно. Будто каждый глаз смотрит сквозь тебя, причем по отдельности.
Смотрела она недолго.
— Есть в тебе что-то, — задумчиво сказала она. — Есть, но слабенькое пока. Как-будто только что зародилось. Ну, да это не беда. Пока и я тебе за наставницу сойду. Бытовой-то магии я мальчишек обучала, что своих детей, что Энгельберта. Уж как-нибудь на первых порах справимся, как думаешь? Кто из богов тебе ближе?
Тут я задумалась. Сказать правду или не сказать? Стою, ложки пересчитываю: сказать — не сказать…. Сказать….
А в коробочке с ложками неожиданно последним нож оказался. И как быть?
— Бабуля, а Стрег — он кто?
Спросила, и вновь задумалась. Вдруг здесь такого бога и вовсе нет? Они же не славяне, они эльфы.
— Стрег? Да неужто ты ему посвященная? — вскинулась бабуля. — Вот дела! Да про него уже мало кто помнит в нашем мире. Разве что служители при храмах, и то не все.
Вот тебе и здрассте! Саша! Куда ты опять вляпаться умудрилась?
— Да ты не бойся, Стрег вовсе даже не плохой Бог, — ласково сказала бабуля, добывая из чулана по соседству с кухней ведра-швабры-тряпки-веники. — В наших легендах сказывается, что Элейнлиль сотворил когда-то старый Бог Ветра. Имя его служители держат в тайне от простых существ. Говорят, что нельзя его называть. Уж не знаю, почему, но нельзя. Так вот. Мир-то он сотворил, и отдал его своим сыновьям — Ветрам. Семеро их у него. Вот они-то и следят за всем здесь. А Стрег — он как будто старший над ними. Не то учитель, не то нянька. А может, и вовсе — дядька. Ветрам ведь никак без пригляду нельзя. Юные еще они. Вот Стрег за ними и приглядывает. Поучает, подсказывает. Иной раз и поругивает. Чтобы глупостей не творили, чтобы за созданиями своими лучше приглядывали, мир хранили, да оберегали….
— А почему о нем не помнят? — спросила я, перехватывая у бабули веник и совок.
— Давненько не объявлялся, вот и подзабыли. Пойдем, Сашенька, дел у нас собой еще немеряно.
Мы и пошли.
Малая столовая показалась мне не такой уж и малой. Моя однокомнатная квартирка здесь поместилась бы раза три, если не все четыре, причем, вместе с прихожей, ванной и балкончиком.
— Вот, Саша, эту комнату нам с тобой надо прибрать, — улыбнулась бабуля. — Я сейчас заклинание чистоты запущу, а ты подумай пока — как можно ее хоть немного украсить.
Ха! Было бы сказано! Уж что-что, а опыт в украшательстве у меня — ух, какой!
А заклинание чистоты мне понравилось. Бабуля трижды повторила короткую фразу на певучем языке, и по комнате заструились самые настоящие ветерки. Первым делом со стен сдуло всю осевшую на них пыль.
— Наш Энгель уже лет пять не приезжал в свое имение, — сообщила мне бабуля. — Так, прискачут с Генри на пару часов, когда по делам королевства поблизости окажутся. Перехватят обед или ужин на кухне, у печи — и снова исчезают. А нам с дедом к чему все эти комнаты. Вот и стояли закрытые.
Я только покивала, мысленно уже примеряя к высоченному потолку искусственный снег.
— Бабуля, и вата у вас есть? Или вы серебряную канитель используете для украшений? А игрушки на елку?
Бабушка Ланя только глаза изумленно на меня таращила, да ушками дергала. Они у нее из-под платка высовывались — прямо как бантик на чепчике.
— Ох, и где же так Праздничную ночь-то отмечают? — изумлялась она моим требованиям. — Нет, с магией-то это несложно, конечно, и сделаем все быстро. Разве что с игрушками не знаю, как быть. Не бывало у нас такого, чтобы живую ель в доме игрушками украшать.
— И ладно! — согласилась я. — Мы гирлянды из мишуры по стенам пустим. А потолок можно в цвет неба перекрасить? Или не выйдет?
— Да отчего ж не выйдет?! — всплеснула руками бабуля. — Тебе какой оттенок сделать?
— Цвет ночного неба, когда снег идет, — радостно сообщила я. — Значит, потолок перекрашиваем, и лепим к нему на длинных нитках снежные хлопья и канитель — вместо дождика.
— А освещение какое будем делать?
Тут я припомнила, как в каком-то фильме зажигали все свечи разом. Вроде бы ничего сложного — специальной нитью соединить фитили свечек, вниз спустить длинный конец. Подходишь со свечой, поджигаешь, и вуаля — свет включился.
Бабуля только головой качала.
Мы пару раз попробовали — и поняли, что удача на нашей стороне. Начищенная люстра украсилась толстыми свечами — бабуля сделала так, что при горении они будут распространять аромат свежих еловых веток.
В простенках между окон и между зеркалами на противоположной стене расположились гирлянды из мишуры, будто припорошенной снегом. С потолка, на шелковых нитях — паутинках свисали снежные хлопья. Это же так просто — обмотать конец нити ватой, намочить ее и приклеить к потолку. Держится прекрасно, особенно, если чуточку магии добавить. Нити настолько тонкие, что их почти и незаметно. Они разной длины и поэтому иллюзия настоящего снегопада полная. Особенно, если учесть разнокалиберные нити серебряной канители между ними.
Все-таки, бытовая магия — это здорово. С уборкой и оформлением у нас на все ушло чуть больше двух часов.
А потом мы ушли в гардеробные.
Их было три. В одной хранилась одежда мужская — разных фасонов и времен. Женская — тут я зависла бы надолго, если не необходимость поторопиться. Какие платья, какие наряды! Я таких и на картинках в интернете не видела.
Бабуля, смеясь, едва ли не за шиворот вытащила меня оттуда, поклявшись дать мне возможность там порыться.
Была еще одна комната. Не совсем гардеробная, так как нарядов там не было. Там лежали ткани.
Там-то меня и осенило. А почему бы не изобразить Снегурочку?! При таких шелках-то! Серебристо-синий, искрящийся — наряд будет переливаться в свете сотен свечей, как снег под лунными лучами. На ноги нашлись домашние сапожки на сплошной тонкой подошве. Они тоже были сжиты из шелка. На удивление — теплые.
— Это свойство наших тканей, — улыбнулась бабуля. — В холод они согревают, в жару охлаждают. Ты придумала — как будем тебя наряжать?
— А то ж!
Лист бумаги, карандаш — и вот уже перед бабулей лежит схематичное изображение наряда Снегурочки. Правда, кокошник я рисовать не стала, решив ограничиться шапочкой с серебристой опушкой.
И еще раз — как же прекрасно, что бабуля владеет бытовой магией! Через пару часов мой наряд был пошит, отглажен и приготовлен к вечернему выступлению, а мы с бабулей отправились в мыльню. Тоже чудесная вещь. До русской бани не дотягивает, конечно, веников и горячего пара нет, но намылась я от всей души. А бабуля еще и волосы мне каким-то удивительным шампунем промыла — и это было чудо. Когда они высохли — стали намного ярче — как пшеничное поле, промытое дождями и высушенное ярким солнцем, уже созревшее, ждущее своего комбайнера…. Тьфу ты! На лирику потянуло! Красивые волосы у меня стали. И даже, кажется, подросли ладошки на две. До талии не дотянулись, но ниже лопаток однозначно. И даже не скрутились, как обычно, в нерасчесываемую копну. Улеглись красивой волной, заструились локонами….
— Красавица ты, Сашенька, — как-то грустно сказала бабуля. — Ох, счастье кому-то привалит…
Я только плечами пожала. Счастье в моем лице? Что-то мне уже жаль того, кому оно привалит.
Принц Энгельберт
Даже и не знаю, что сказать….
Празднование самой важной в году Ночи прошло успешно. Наверное.
Потому что все пошло не по плану.
А меня всегда злило, если что-то шло не по плану. Не так, как задумано мной.
Даже не так. Меня злит, когда нарушаются годами устоявшиеся правила.
Праздничная Ночь состоит из обильного ужина, ночного бдения в Святилище, раннего легкого завтрака. На этом все! Следующий день, первый в новом году, посвящен отдыху. Во всем королевстве устанавливается сонная тишина. Все отдыхают. Что тут непонятного?!
Нет, к ужину у меня претензий нет, все было превосходно! И запеченный в тесте огромный гусь — нянюшка специально к этой Ночи откармливает парочку по специальной методе.
Да, гусь, расположившийся на большом деревянном блюде, был великолепен. Лежал, весь такой зажаренный, окруженный запеченными яблоками. Рядом теснились тарелки с отварной картошкой, посыпанной свежей зеленью — тоже ничего необычного.
В кухне широкие подоконники, уставленные ящиками с травами. И даже напитки, которые были приготовлены, ничем не огорчили меня. Вино пьют уже после посещения Святилища, а за ужином — соки из ягод и фруктов. Чистая родниковая вода, травяной отвар — все. И нянюшка все сделала правильно.
И ужин даже начался, как и положено. Несмотря на то, что столовая была украшена не совсем по правилам, но это даже хорошо. Запах нагретой хвои, мерцающие огоньки свечей, пламя в камине, кружащиеся высоко-высоко хлопья искусственного снега и серебряная канитель сделали ужин поистине праздничным.
И девушка в странном, но таком красивом одеянии стала его украшением.
До той самой минуты, как пришла пора отправляться в Святилище.
Нет, сначала все шло, как положено.
Мы оделись в теплые шубы и шапки. Нянюшка, неизвестно из каких закромов вытащила красивую светлую шубку и для нашей находки. И даже сапожки достала.
Саша в этой шубке и впрямь стала похожа на дочку Зимы. Есть такой персонаж в детских сказках.
Ладно, это к делу не относится.
Мы добрались до Святилища — небольшого круглого здания без крыши. Так уж они устроены, чтобы Ветрам удобно было приходить к детям своим. Круглое помещение, без крыши и пустыми оконными проемами. И без двери.
Сквозняки там гуляют постоянно, и зимой, и летом. Даже подросшие молодые дубочки не помогают.
Вошли внутрь и я едва не выругался. Четыре молодых деревца росли, как им и положено — по кругу, за стеной Святилища. И это было правильно, по канону. А тут пятый — в самом центре помещения.
— Откуда тут взялся этот саженец? — тихо спросил я у дядюшки Джи. — Ведь еще летом даже намека на него не было!
— Мы не знаем, — так же тихо ответил дядюшка. — еще месяц назад его не было, это я могу сказать точно. Месяц назад я ремонтировал заднюю стену, потом со всем старанием очистил стены внутри от пыли и паутины, тщательно вымел весь мусор и подсыпал свежего песка. Никаких саженцев не было.
Не верить ему у меня не было причин. Не стал бы дядюшка Джи так шутить, тем более, что дуб — священное дерево для королевского рода. Когда-то — тысячелетие или даже больше, назад, предок посадил возле главного Святилища первый дуб. С тех пор он разросся до неимоверных размеров, дал множество отпрысков, а уж сколько желудей ежегодно осыпается с его ветвей! Если бы каждый смог прорасти — нам не осталось бы места в королевстве.
— Весной надо будет пересадить, — сказал Генри. — Может быть, пророс тот, что ты потерял пять лет назад?
— Да-да! Пять лет спал себе желудь спокойно, а тут за какой-то месяц и пророс, и вымахал едва ли не больше своих собратьев! — саркастически хмыкнул я. — А пересадить надо, конечно. Здесь ему не место. Деревья должны расти за пределами Святилища.
— И погубите дерево, — сообщила Саша. — Дубы тяжело пересаживать. Плохо приживаются. Да и смысла в этом никакого.
Растет себе дерево — и пусть растет! Подрастет — накроет шатром это ваше Святилище. Ветрам будет, где отдохнуть.
— Глупости какие! — пожал я плечами, твердо решив, что с приходом теплых дней лично займусь этим вопросом.
Мы встали полукругом у стен и принялись молиться.
Во всяком случае, я молился, как и подобает наследнику древнего рода. Просил Покровителей быть милостивыми к нам. Просил теплой зимы и не засушливого лета. Просил доброго урожая и богатого приплода.
Ветра меня услышали. Наверное. Во всяком случае, семь разноцветных ленточек разлетелись в разные стороны из моих рук.
Позже мы возложили Дары на специальные столики под окнами. Овощи, фрукты, ягоды, орехи и свежее молоко.
А Саша — вот нахалка! Она ленты все до одной привязала к веточкам саженца. Причем, их было восемь. Но ведь Покровителей семеро! В нашем мире все об этом знают, даже люди! Во всяком случае, те, с кем я лично знаком. Послы из человеческого государства. Они тоже возлагают Дары и отпускают по ветру разноцветные ленточки.
Когда я указал на это, девчонка выпятила пухлую нижнюю губу и сказала:
— Ой, какой ты скучный, лорд Энгельберт! Подумал бы головой: миллион ленточек сейчас взлетит в воздух. И все! Через какое-то время осядет на других кустах. А здесь ветру всегда будет, чем поиграть. Или ветрам…. Ты только представь себе: прилетает какой-нибудь усталый Ветерок в твое имение. Он, бедный, трудился день и ночь напролет, волны там по морю гонял, или звезды воевал. Или облака с одного конца мира на другой перегонял. Снег, опять же, сам по себе с неба не падает, его все равно ветер гонит и кружит…. Простыни сушит…. Так, о чем это я?! Ах, да! Прилетел Ветерок в Святилище — а тут мало того, что сквозняки гуляют, так еще и поиграть не с чем. Ему же обидно и грустно, что вы все просите, а такого простого момента не учли. И Дары ваши…. Они же на одну только ночь! А что бедным Ветрам дальше делать? Подкрепиться нечем, поиграть не с чем, напиться и прилечь — тоже не получится…. Покрутится Ветерок, да и улетит куда-нибудь в чащу лесную, волков гонять. Есть у вас волки?
— Й-есть, — растерянно ответил Генри. — Саша, это в твоем родном селении так Покровителям молятся?
Девчонка пожала плечами. Достала из кармана шубки большое сочное яблоко и прицепила на самую макушку дубка.
— Я не знаю, как другие — а я молюсь так:
Ветер — Ветрило,
Дядька всем ветрам на свете,
Ты услышь мое моленье –
Сбереги Святую Землю!
Ты не дуй с угла гнилого,
Принеси дождей веселых,
Принеси тепло владеньям нашим,
Чтобы радовалась пашня,
Чтоб сады цвели на диво,
Чтобы нива колосилась,
Чтобы детвора носилась,
Чтобы мельницы крутились,
Чтобы пели птицы песни,
Чтоб стал мир еще чудесней!
Ее голос еще звенел, а на мир будто опустилась тишина. Удивленная, озадаченная, любопытная — я почувствовал это. Наверное, душой почувствовал. Все мои близкие застыли, оглушенные этой тишиной, а на девчонку упал откуда-то с высоты луч света. Спутник нашего мира, Лиль, всходит в эту ночь позже. Откуда свет?
Впрочем, неважно.
Важно другое — девчонка была ослепительно хороша в этот момент. Настолько, что у меня снова что-то ворохнулось в груди. Настолько, что я с трудом смог выдохнуть.
И в это время по Святилищу будто вихрь пронесся. Нас закружило в странном и прекрасном танце. Всех, кроме Саши. И высоченного буйноволосого мужика с разметавшимися длинными волосами.
И я даже услышал кусочек их беседы.
— Стрег? Ты уверен? — Саша
— А почему бы нет, девочка с Земли?
— Не говори потом, что не предупреждала! Держи — это тебе. Оно вкусное — точно знаю!
И яблоко, прицепленное было к верхушке дубка, оказалось в громадной ладони с длинными худыми пальцами.
— Я буду прилетать!
Видение растаяло, унеся с собой наши Дары и ленточки.
А еще и нас выдуло из Святилища, мгновенно переместив в прихожую дома — только дверь хлопнула.
— Кажется, нам велено сидеть в тепле, а не мерзнуть под ночным небом, — поежился Генри, торопливо сбрасывая с себя шубу и переобуваясь в домашние туфли. — Саша, ты как — не замерзла?
Девчонка, уже успевшая расстаться с шубой, притормозила у двери в столовую.
— Да как-то, Генри! — задумчиво сказала она. — Я вообще-то не очень люблю всякие вина и иже с ними, но сейчас я бы выпила. Горячего. Грог, например.
Мы переглянулись.
— Это еще что за зверь? — удивился дядюшка — Сколько лет на свете живу — о гроге не слышал.
— Сашенька, а ты сумеешь приготовить? — тут же подошла ближе нянюшка. — Что для этого надо?
Девчонка задумалась
— Если я правильно помню — вино, специи, лимон, чай. Если нет чая — можно кофе. А если нет кофе… можно попробовать с травками.
— Так что ж мы стоим! Бегом на кухню! — захлопотала нянюшка. — Горячее питье после мороза — самое оно!
Пока наши леди колдовали на кухне, мы устроились возле камина. Пить вино было еще рано, разговаривать не тянуло, хотя….
— Генри, ты что-нибудь заметил? — спросил я друга. — Там, в Святилище…. Тебе ничего не показалось странным?
— Показалось? — повел плечами Генри. — По-моему, там все было странным. И саженец этот, неизвестно откуда взявшийся. И моление…. Знаете, я даже двух слов не мог связать нынче. Вроде бы и готовился, продумал — что и как скажу, а не получилось. Даже желание загадать не смог. А ты, пап?
— Да мне-то уж и просить нечего вроде, — улыбнулся дядюшка Джи. — Вы уже выросли, проблем не доставляете больше. С Ланей у нас все ладно идет. У старших наших тоже вроде бы хорошо все. И даже Его Величество наследниками обзавелся. Вот разве что от вас внучат дождаться. А то дом большой, да пусто в нем. Ни смеха детского не слышно, ни топота ножек маленьких. Энгель, малыш, ты во дворце себе никакую леди не присмотрел еще? А ты, Генри?
Мы только выразительно скривились.
— Нет, дядюшка, — скупо улыбнулся я. — Во дворце для нас невест нет и не предвидится. Да и… не хочу я жениться. Во всяком случае, в ближайшие лет двадцать. Наследники у Эдвина имеются, глядишь, Елисабель поднатужится, и еще парочку родит. А я уж как-нибудь так…
— Да, а ты-то что увидел странного? — вспомнил Генри. — Это как-то связано с нашей находкой?
— И да, и нет, — вздохнул я. — Саша, само собой, явление в нашем Святилище неожиданное. А еще неожиданнее было явление какого-то мужчины. Пока мы кружились в вихре, Саша с ним беседовала. И кажется, я теперь знаю, откуда занесло к нам эту девицу. Она, похоже, не из нашего мира.
— Не из нашего? А из какого же? — удивился Генри. — Говорит-то она по-эльфийски так, будто язык ей родной. Или она с рождения на нем разговаривала.
— Вряд ли тут есть что-то, — глубокомысленно высказался дядюшка. — Если девочку сюда принесли Покровители — то и язык ей выучить помогли. Читал я — бывало такое в давние времена, попадали в Элейнлиль жители других миров. И языковой барьер не у всех встречался.
— А вот это уже интересно! — оживился Генри. — И что делали эти попавшие?
Тут дядюшка призадумался. Долго барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Молчал. Потом принялся подкладывать в камин поленья — снова запахло свежей смолой и хвоей.
— Папа! — не выдержал Генри. — Что?
— Значит, если это правда, и Саша из другого мира…. Грядут перемены, мальчики, — вздохнул дядюшка. — Вот только не знаю — к добру это или нет.
— А вот и мы! — весело прозвенел девичий голосок, и Саша ввезла в столовую сервировочный столик с большой фарфоровой супницей.
— Конечно, чаю мы не нашли, нет его у вас, но и с травками получилось неплохо! — весело сказала она, поднимая крышку и вооружаясь черпачком. — А что это вы на меня так неласково смотрите?
Саша
И как это называется? Можно подумать — я сюда просилась! Просто таки вся на слезы-сопли изошла! Да мне и в собственном мире жилось замечательно! Во всяком случае, до того, как на меня эта дура с задником свалилась.
Точно — Славка во всем виноват! Однозначно! Если б он отвес не упер, штанга так бы и висела себе под потолком, ни на кого не падала. Мы спокойно подготовились бы к новогодней ночи, выступили, как полагается, на горке в «Сказочном городке» свое отработали и с чистой совестью пошли по домам. Дома у меня и елочка уже наряженная стоит, и шампанское в холодильнике лежит. И мандарины в вазочке на столе — ешь, Саша, пока сыпью не покроешься.
Братик Гришенька обещал меня с собой прихватить, когда соберется в рыбацкую избушку съездить. Избушка из краснотала построена, с печью и прочими нужными мебелями. Мы там частенько собираемся. Собирались.
Теперь уже они без меня соберутся. Может, даже помянут меня. Эх, нет в жизни счастья! Одни эльфы.
И что этому Высочеству лопоухому не понравилось? Мол, он не приемлет лжи. Ха! А я ему врала?! Да ни словечка! Правды не сказала, но ведь и не соврала ни единым словом.
Что я человек — и так всем понятно. Что магия у меня в зачаточном состоянии — это бабуля Ланя точно установила. То, что я родом не из этого цветочного королевства — тоже не отрицала.
А про мир меня никто не спрашивал.
Видите ли, должна была сразу все рассказать. Ага! Вот прямо бегу и падаю — так мне хочется всю правду-матку о себе поведать! Может, мне надо было на это их Святилище вскарабкаться и покричать, чтобы весь Элейнлиль точно узнал — в мир попаданка свалилась из другой Вселенной?! Обойдется! И принц этот, и мир. И Вселенная. Тоже обойдется.
Нет, я так ему и сказала! Дескать, я сюда не просилась. На подвиги не подписывалась, никакие мировые проблемы разруливать желанием не горю. Пусть их Стрег разруливает. Он божество, вот и пусть поработает на благо, так сказать.
Драконов ему захотелось? — пусть снесет яичко и высиживает. А я….
Тут мне так грустно стало, так грустно, что слезы сами потекли. Обычно меня до слез довести — постараться надо. А тут сами льются. Вот тебе и Праздничная ночь в чужом мире. Тоже мне, хозяева! Хозявы-раззявы. Счас пойду и устрою им…. Э-э-э…. а чего им можно устроить? Потоп — не получится. Пожар? Жалко — дом красивый. Да и не виноват дом, что хозяин у него на всю голову умный.
А! Пойду я в гардеробную! Бабуля дала мне карт-бланш, буду наряды примерять. Все равно эти умники спать-отдыхать удалились. Видите ли, я им нервы попортила, шаблоны сломала, правила ночного бдения нарушила, да еще неизвестно с кем в облаке общалась и яблоко отдала. И имя «Стрег» им ни о чем не говорит, у их Покровителей имен нет. Просто Ветры.
Все те же Горние Выси.
Клубятся розовые облака, пролетают мимо звездные системы, шелестят листвой невидимые деревья, проливаются дожди и сияют тысячи солнц.
Это все там, за окнами большой светлой комнаты.
А здесь тишина и покой — в кои-то веки. Молодые Ветра справились, наконец, с отчетами и планами, отчитались перед вышестоящими, и теперь с полным правом развлекались в собственном мире. Элейнлиль ежегодно на два-три дня будто впадал в анабиоз, чтобы братья — Ветры могли погулять с размахом.
Стрег никогда не одобрял подобное, но мешать племянникам не мог. Не было такого в их Соглашении.
Впрочем, племянники за века существования Элейнлиля поняли — если игрушку сломаешь, то чинить придется самому. Или остаться и вовсе без игрушки, потому что суровый Отец другую не даст, да еще и шеи намылит всем без разбору. И никакие вопли: «Это не я, это все он» не помогут. Потому племянники играть и хулиганить стараются по минимуму. Даже наоборот — находят достоинства в недостатках, так сказать. То мешающую гору чуть в сторону сдвинут. То реку слегка углубят, чтобы дно судоходству не мешало. То еще что-нибудь. И миру польза, и Ветра крылья разомнут.
Конечно, без того, чтобы не нахулиганить, иной раз не выходило, но заканчивалось относительно мирно. К тому же, основное население Мира, эльфы, оказались на редкость флегматичной расой. Редко-редко в их владениях случались катаклизмы или чрезвычайные события.
У них даже смены династий королевских проходили как-то невнятно и пресно. Ну, захотел кто-то на трон взгромоздиться. Ну, предпринял к этому какие-то шаги. Дерево рода, например, какой-нибудь гадостью полил, от чего оно засохло.
Но кроме гибели дерева, надо и еще кое-какие шаги предпринять. Единомышленников собрать, заговор устроить, убедить заговорщиков, что именно твоя персона на королевском троне будет смотреться выигрышнее всего.
А это сложно. И лень.
Потому что эльфы Элейнлиля на удивление хладнокровны и настроены пофигистично….
Стрег даже улыбнулся своим мыслям.
Общение с землянами даром не проходит, а именно там он гостил последние несколько столетий, предоставив мальчишкам самим развлекаться. Там же он познакомился с юной девицей двадцати с небольшим лет от роду. Честно говоря, Стрег и сам не знал — зачем ему это неугомонное существо с мерзким характером и злым чувством юмора. Девчонка была со странностями — это он понял, наблюдая за ней несколько месяцев. Наблюдал исподтишка, не попадаясь на глаза и ломая голову — чем она зацепила его, прожившего не один миллион лет. Наблюдал и никак не мог понять, чего в ней больше? Тепла или холода? Нежной привязанности или равнодушия?
Стрег видел ее в разных ситуациях. Знал, что людей она, мягко говоря, недолюбливает. В чем причина — он не знал. Не успел выяснить. Друзей мало. Можно сказать — нет вовсе. Брат не в счет.
Так все же — зачем ему эта девчушка? Нет, внести в пресное варево некую перчинку не помешает, конечно. Надо же всколыхнуть это сонное эльфийское царство. Они даже воевать не хотят, довольствуясь тем, что имеют вот уже несколько тысяч лет.
Нет, война — это перебор. И дракона из эльфа не сделать. Это он погорячился. Где эльфы, а где драконы! И не маленькой человеческой девчонке такие задачки решать. Это не каждому состоявшемуся демиургу по плечу, что уж скрывать! Ладно, пусть она хотя бы нарушит привычный ход вещей в этом Мире, и хватит с нее. Потом пристроить ее замуж. Да хоть бы и за младшего эльфийского принца. А что? Землянки любят эльфийских принцев. Во всяком случае, сколько ему, Стрегу, приходилось просматривать по диагонали книги, популярные у девочек всех возрастов, эльфийские принцы практически не имели конкурентов. Правда, иной раз встречались принцы драконьи или вожаки оборотней.
Впрочем, в Элейнлиле имеются и гномы, и люди. Возможно, племянники еще кого-то придумали. Может быть, уже и оборотни по чащам бегают — надо внимательно изучить отчет. Короче, мужа девчонке найти будет не проблема. Зато свежая кровь, новые веяния.
А если ничего не выйдет — и ладно. Пусть так просто живет. Капля свежей крови все равно вольется. А там можно будет и других попаданцев в игру вводить.
В этом месте Стрег потер лицо ладонями.
— Устал — сил нет, как! — негромко сказал он в Пустоту. — Полечу-ка в Святилище, раз уж для меня приготовили и ленточки для игры, и яблоко дали, и даже дерево посадили. Ветер я, или не Ветер? Да и песенка Саши мне понравилась….
Легкий вихрь закрутился на том месте, где только что стоял мужчина. Закрутился, и исчез, оставив после себя обрывки старых потрепанных ленточек.
Принц Энгельберт
— Энгель, что это сейчас было? — осторожно спросил меня молочный брат, когда за девчонкой захлопнулась дверь. — Я знаю тебя всю свою жизнь, видел в разных ситуациях, с разными женщинами. И никогда ты не вел себя настолько несдержанно и глупо.
— Она — иномирянка, Генри, как ты не понимаешь?! — снова вскипел я. — Угроза для всего нашего мира, вредитель, непонятно как попавший сюда. Неизвестно — с какой целью. Возможно, ей поручено внести разлад и сумятицу в наши умы.
— Ты параноик, — вздохнул Генри. — Какой вред может причинить целому миру одна крохотная песчинка, подумай! Тем более, она от нас ничего и не скрывала. Не сказала правды, но ведь и не лгала.
Я промолчал. Сейчас мне почему-то стало вдруг неуютно. И убранство столовой не радует глаз, и пылающий огонь в камине горит как-то уж чересчур ярко. И запах этого грога настырно лезет в ноздри. Запах, кстати, весьма и весьма неплох. Так и тянет налить в бокал, сделать глоток и посмаковать, чтобы прочувствовать все оттенки вкуса. Нет уж! Обойдусь без иномирных напитков.
— Завтра же отправлю эту находку в Тайный отдел, — буркнул я, поднимаясь. — Пусть с ней сыскари разбираются. Будет тут по моему дому всякая иномирная зараза свои щупальца распускать.
— Ох, и дурак же ты, сынок, — укоризненно сказала нянюшка. — Коли на то пошло — я, жрица великого Северного Ветра, беру девочку под свое покровительство. Да будет так!
Я не успел ничего предпринять, а моя старая нянюшка, будто стряхнув с плеч несколько сотен лет обыденной жизни, разом помолодела, расправила плечи, гордо подняла голову, с которой сам собой свалился привычный платочек. Серебряные волосы опали на плечи завихрениями метели. Одежда — и та изменилась, превратившись из обычного платья в снежно-белое великолепие.
Она величественно повела рукой и в комнате разом похолодало. Даже иней на камине проступил, на мгновение обратив его в сугроб.
— Именем и волею Стребога я, жрица Илланель, принимаю девочку Александру, прибывшую из другого мира, под свое покровительство. Обязуюсь заботиться о ней как о собственном ребенке. Обучить всему, что знаю и умею сама, помочь развить зачатки магии до высшего уровня. Когда придет время — помогу девочке выбрать верную дорогу.
За стенами моего дома взвыл ветер, ударил в стекла снежным зарядом, на доли секунды скрыв утренний свет. В столовой стало еще холоднее.
А я застыл истуканом. Это что же — Стребог принял клятву верной жрицы?! Но ведь он уже давно не откликался на призывы верующих. Даже зимы, покровителем которых был Северный Ветер, стали намного мягче и короче, чем по рассказам все той же нянюшки. И она сама…. За всю мою, пусть и короткую пока, жизнь я не видел, чтобы нянюшка исполняла какие-то обязанности кроме тех, что возложил на нее наш отец, Эдвин IХ.
Я даже не знал, что она — жрица!
— И попробуй теперь только руки к моей девочке протянуть, — сказала Илланель, вновь становясь привычной мне нянюшкой. — Я тебе их обобью, ручонки-то шаловливые. А сейчас — марш по кроватям, и чтобы никаких перебежек из спальни в спальню. Джи, тебе особое приглашение нужно?
— Ланя, ты бы полегче как-то, — укоризненно взглянул на жену дядюшка. — Мальчишек напугала, холоду в дом напустила. Где наша дочка — то? Плачет, поди, где-нибудь? Поискать?
— Плачет — это вряд ли, — улыбнулась нянюшка, прислушиваясь к чему-то. — Пусть ее. А вы — спать! И без споров мне тут!
Пришлось подчиниться. А то мало ли. Жрица древнего бога — это сильно. И страшно — чего уж там. Пусть о нем давно никто ничего не слышал, а боязно….
В своей спальне я привычно сбросил на кресло одежду и отправился в ванную — освежиться после такой бурной ночи. И кто бы мог представить, что….
Впрочем, нечего тут представлять. Подумаешь — с девчонкой поругался. В конце концов, я принц. Имею право знать правду. Да и не ругался я особо. Просто потребовал, чтобы она рассказала — из какого мира к нам прибыла. С какой целью. Что собирается предпринять.
Да, в ее сказку я не поверил. С какой бы стати самые обычные девчонки по мирам мотались? Быть такого не может, значит, она лжет. Значит, есть, что утаивать. Когда это удар по голове каким-то штанкетом становился причиной перехода в другой мир? Я лично ничего глупее не слышал, а значит, и быть подобного просто не могло.
Нет, сегодня что — надо мной все издеваться будут? В том числе и собственная магия? Вода-то почему в ванне не нагревается?! Мне что — даже ванну не принять?! В ледяной воде пусть стоики моются, им уже все равно, они ко всему привычные. А я эльф. Принц к тому же!
Тьфу! Хотел подогреть — в результате вскипятил! Теперь остудить не получается.
Ну, и пожалуйста! Лягу спать грязным. Все равно не мне же белье стирать.
Раз нянюшка взяла девчонку под свое крыло — пусть и обучит ее. Пусть она горничной станет. Нет, ну а что? Раз она не эльфийка, значит, благородных кровей не имеет. Значит, пусть отрабатывает затраты на свое содержание. Оййй, что ж все такое холодное?! И пол, и постель. И камин никак не растапливается.
Не буду дядюшку звать. Сейчас в одеяло укутаюсь, с головой. И надышу. Надо только полог опустить, он шерстяной, плотный. Буду в кровати, как в домике.
Все. Сплю.
*** *** ***
Спал я плохо. Потому что в моем сне была девчонка. Одетая в странные облегающие черные штаны и белоснежное нечто, оставляющее плечи и руки обнаженными. И это нечто, скрывая тело, показывало гораздо больше, чем допустимо этикетом и правилами приличия.
А еще в моем сне звучала музыка. Странная, построенная на упорном повторении одной и той же мелодии. Я точно знаю — такой музыки у нас нет. У нас музыка совершенно другая, плавная, нежная, зовущая отдаться на волю ветров. Лететь на их крыльях.
Эта мелодия, бесконечно повторяясь и повторяясь, постепенно нарастала, принимая в себя звучание все новых и новых инструментов, названия которых мне были совершенно неизвестны. И она была бы даже приятна слуху, если б не постоянный голос барабана, задающего и отбивающего ритм. А еще она, эта музыка, будила что-то в самой глубине души, вытаскивая со дна ее то, чему у меня не было названия. Она становилась все громче и громче, и вместе с тем сдержаннее.
И от этого хотелось вскочить, кувыркнуться в воздухе, скрестить с кем-то шпаги, взорваться, наконец, бешеной страстью, сжав в обьятиях легкое гибкое тело, которое в моем сне все изгибалось под эту музыку — дикую и одновременно прекрасную….
У меня уже горело все тело, я чувствовал это, но проснуться никак не мог. Сколько длилась эта пытка? Очнулся и понял, что за окнами вновь стемнело, а я весь мокрый от пота.
Потому что дурак. Огонь в камине все же разгорелся, и прогрел комнату.
Вопросом — «что это было» я задаваться не стал. Потом разберусь. Потом, когда с Праздничными ночами будет покончено и мир снова станет простым и понятным. И с девчонкой разберусь. То, что нянюшка стала ее опекуншей в каком-то смысле, не отменяет иномирности и возможного вреда.
Да, я параноик! Да, я всерьез верю, что девчонка может разрушить наш тихий и спокойный мир. Как…. Как редкая заморская бабочка. А что — бывали такие случаи в далеком прошлом. Привозили в страну симпатичных гусениц всякие недоумки. Потом то красавицы бабочки разлетались, то те же гусеницы расползались. Несколько раз наш Великий Лес оказывался на грани. Приходилось много усилий прилагать, чтобы привести все в равновесие. И бабочек уничтожать, и гусениц обирать. Особенно весело было, когда какой-то умник припер из другого государства невзрачное растение. Кто бы мог подумать, что оно с такой радостью примется заселять поляны и опушки, при этом полностью выживая остальные травы.
С тех пор по приказу нашего прадеда Эдвина VII в королевство под страхом смерти запрещено ввозить иноземные растения. А так же животных и насекомых.
Вот и эту….заразу иномирную…. Надо запретить Указом короля.
Правда, тут трудность есть — как ты ее запретишь, если она уже здесь, и я сам(!) лично привез девчонку в свой дом.
Нет, не буду брату о ней сообщать. Сам буду следить за девчонкой. Может, и обойдется.
— Твое Высочество, ты уже проснулся? — стукнул в дверь Генри.
Я с тоской посмотрел на молочного брата. Как он умудряется так выглядеть?! Даже после двух бессонных суток Генри выглядел лучше, чем я после крепкого сна. И не скажешь, что он по нашим меркам красавец. Высокий — так эльфы все ростом не обижены. Что в плечах широк, в талии узок — так и у меня фигура не хуже. Один тренер нас до стодвадцатого пота на полигоне выгуливал и третировал. И внешне мы чем-то схожи. Разве уши у Генри покороче, да глаза не такие вытянутые к вискам. Так эльфы в чем-то все схожи. Особенно древние рода, от одного древа происходящие.
— Ты чего, брат? — встревоженно посмотрел на меня Генри. — Сидишь тут, как будто от столицы до имения бегом бежал, а за тобой Ветры гнались. Давай, иди в ванную, скоро же гости прибудут. Или забыл?
Я отмахнулся. Забудешь тут! Вторая Праздничная ночь — для подданных. Все, кто в моем уделе живет — имеют право в эту Ночь приехать. Отдать дань, так сказать. «Примите мои уверения в совершенном моем почтении» — как-то так. Вручить подарки, получить благосклонный кивок от меня. Кое-кто вправе рассчитывать на некий презент. Это те, кто себя зарекомендовал как добрый хозяин.
Ну, и девиц своих привезти. А вдруг мой взгляд на каком-нибудь цветочке задержится, вдруг приглянется милая, добрая, порядочная, невинная девица, и я возжелаю связать себя узами священного брака.
— Обойдутся, — буркнул своим мыслям. — Да я лучше на нашей попаданке женюсь, чем с какой-нибудь здешней девицей роман закручу.
— С ума сошел?! — испуганно кинулся ко мне Генри. — Ты что сказал, идиот?! Да ты хоть подумал — возле чего такими словами бросаешься? Ой!
Вот тебе и ой! Я действительно идиот! Я же у Символа Семи Ветров стою!
— Интересно, когда это в мои покои переместили Символ? — обернулся я к Генри. — Кто позволил?!
— Да ты же сам! Не помнишь?
Что-то такое я припоминаю, да. Символ Ветров — это здоровенная металлическая пластина, на которой самоцветными камнями выложены лучи — направления дуновения Ветров на все стороны света. Вообще-то, он должен в Святилище находиться, но летом, когда мы заскакивали в имение на минутку, Дядюшка жаловался, что стена там рушится. Дескать, ремонт надо бы. А куда Символ? Я и распорядился.
— Да, припоминаю, — мрачно сообщил я, чувствуя, как запястье левой руки начинает покалывать. Да какой там — покалывать! Его уже не по-детски жжет!
— Договорился, — мрачно сообщил Генри очевидную вещь. — И что ты теперь будешь с этим украшением делать?
А я-то почем знаю! Но украшение вышло знатное. Шириной в три пальца синий узор на запястье — символ брачных обязательств. И ведь не спрячешь теперь!
— Не спрячешь — это ты правильно сказал, — вздохнул Генри. — Если не ошибаюсь — жениться тебе придется. Именно на этой девушке. Потому что знак Богов.
— Подумаешь! Женюсь. Да она будет мне ноги мыть и воду пить! Это же такая честь для обычного человека. Станет принцессой. Они все об этом мечтают, какую ни возьми. Да и на сколько лет этот брак? Люди живут во много раз меньше, чем мы. Пару лет поживу, потом в путешествие отправлюсь. А там и задержаться можно лет на двадцать. А жена здесь побудет. Состарится. А там и свобода не за горами. Все, решено! Сегодня же и женюсь! Клянусь Семью Ветрами!
Стрег
Дурак Энгельберт, как есть дурак! Что ему стоило хотя бы на два шага в сторону отойти, а? Он трижды повторил обещание, да еще и поклялся.
А раз поклялся — так н-на тебе! Хотя…. Будем посмотреть… Но побегать ему придется. Или я Сашку не знаю!
Нянюшка Ланя
— Ох, ты ж! Джи! Что там опять сотворили эти недоумки?! Ты слышал, как в покоях Энгеля что-то громыхнуло?
— Слышал…. Ланюшка, никак кто-то из них клятву нерушимую дал! И ведь кто-то из Ветров ее услышал и подтвердил.
— Ох, Джи! Клятва-то не простая! Кто-то из них брачную не снимаемую клятву принес! А Стрег ее принял. Это что ж теперь будет?!
— Не переживай, родная моя, образуется как-нибудь. Осталось только выяснить — кто избранница, и кто жених. Если Генри, то ладно. А если Энгель? Его Величество будет недоволен.
— Ох, Джи! Я боюсь думать — кто ж невеста!
— А сейчас и выясним. Пора бы этим бездельникам в столовую выйти. Скоро прием начинать, а они еще и не умывались, поди.
Стрег
Так уж и не снимаемую. Я, в конце концов, хозяин своим поступкам и словам. Хочу — подтверждаю клятвы. Хочу — отменяю.
Саша
Как же сладко спится на куче эльфийского шелка, кто бы знал!
Да! Я нахально уснула в гардеробной.
Предварительно нарядившись в длинное платье нежно-голубого цвета. Вообще-то, все платья были прекрасны, но это мне понравилось особенно. Хотя бы потому что было как по мне сшито. К тому же, легко скрывало все недостатки фигуры. Ночные сорочки — они такие. Грудь подчеркивают, а все остальное — на откуп мужского воображения.
Во всяком случае — я точно знаю, что особо прекрасного во мне нет. Ни в лице, ни в фигуре. Рост невысокий. Грудь небольшая. Не прыщики, конечно, но и особо гордиться нечем. Впрочем, никогда по этому поводу не страдала. Личико тоже — не роскошная красавица, но и не урод. Глазки, губки, носик, щечки. Если уметь пользоваться гримом — а я умею — могу стать как роковой красавицей, так и уродиной. Причем, особых усилий прикладывать не придется. Уж такое у меня лицо. Любой грим ложится, как родной. Потому своей внешности я внимания уделяю ровно столько, сколько потребно для ухода и поддержания свежести.
Фигурка тоже — ничего лишнего, но и не доска. Потому и любой наряд садится как надо. Что нужно — подчеркивает, что нужно — скрывает. Аленка мне все время завидует по-черному. Несмотря на то, что она хореограф. Они по умолчанию должны обладать изящной фигурой, а вот поди ж ты! Если на мне и целый торт не отражается никак, то на Аленке единственное пирожное ведет к лишним граммам. Так и живем.
Что-то я отвлеклась.
Так вот. Посапываю это я, укрывшись каким-то роскошным шелковым плащом, мехом невиданной зверушки подбитым. По текстуре вроде бы на норку походит. Темно-коричневую, то есть, явно не со зверофермы эту норку на мех пустили.
Посапываю, и чувствую, что у меня правое запястье чешется. Уж так чешется, что хоть зубами вцепляйся. А проснуться не получается. Потому что снится мне красавец мужик. Высокий, плечистый, как и положено фэнтэзийному мачо. Вот только личико у него подкачало. Не худощавое оно, ой, не худощавое! Никаких тебе бровей цвета антрацита, четко очерченных. Брови у него почему-то цвета грозового неба. Темно-серые, сурово сдвинутые. Глаза тоже серые. Никогда не видела настолько яркого серого цвета. Нос…. Нос у него прямой, классический такой. Еще б немного и это был бы уже шнобель. А так даже симпатично. И губы! Бог ты мой! Да за такие губки все наши модницы удавились бы! Полные — если не сказать — пухлые. И совсем не по-мужски яркие. Как у нашего директора Юрочки, когда он на своей тубе вдоволь надудится. Еще и капризно так изогнуты — как есть, мальчишка. Сластена и капризуля. И щечки им в пару: румяные, круглые — так и тянет ущипнуть. А волосы-то, волосы! Длинные, волнистые, за спиной так и вьются, хотя никакого ветра в этом сне не чувствуется и хламида серо-голубая развевается.
Смотрю я на это чудо и думаю — нет, влюбиться в такого у меня при всем желании не получится. Приласкать, конфетку дать, книжку с картинками почитать — это да. А влюбиться — нет. Совершенно не мой типаж.
— И кто это у нас такой красивый по Элейнлилю разгуливать изволит, — распевно так у меня спрашивает этот мачо. Голос у него — будто легкий ветерок с хрустальными колокольчиками играет.
— А кто спрашивать изволит? — интересуюсь я. Запястье уже горит практически. — И главное — с какой целью?
— Я старший из Ветров, покровителей этого мира.
Я задумалась, яростно потирая руку. Конечно, мне до них дела нет, но ведь и не пошлешь Хозяев вдоль по Питерской. Что я знаю о Ветрах? А ничего, если честно. Древняя Греция со своими мифами прошла мимо меня. Помнится — был такой Борей. Зефира еще помню.
— Ты — Борей? — спрашиваю наугад. — Повелитель Северных ветров, Так?
— Откуда ты знаешь мое тайное имя, девочка?!
Нет, он не злится. В глазах смешинки скачут.
— Прости. Просто предположила. А что — это действительно тайна?
— Не то чтобы тайна, — ухмыльнулся Ветер. — Просто здесь наши имена никого не интересуют особо. А ты забавная. Откуда ты? Неужели из того далекого мира? С Земли, да? И как ты сюда попала? Кто тебя переместил?
— Можно подумать — я знаю, — буркнула я. — Борей, а можно, я уже проснусь? Рука горит, сил нет.
Борей стремительно перешагнул через гору одежды, схватил меня за руку холодными пальцами. Присмотрелся.
— А ты у нас принцесса, оказывается, — ухмыляется Борей. И так он мне братца Гришеньку ухмылкой напомнил, что у меня тут же еще и ладошка зачесалась — подзатыльник отвесить. Ой, не Борей это! Никак не Борей! Я понимаю, что Ветер — он и есть ветер. Легкомысленный, вольный, озорной. Подозреваю только, что вряд ли Борей этой характеристике соответствовать будет. Он мужик серьезный, насколько я помню из тех же мифов. Серьезный и суровый. Но! Делаем вид, что верим.
— Да еще и магией воздуха обладаешь нешуточной, — продолжил Борей, рассматривая что-то на моем запястье. — Это кто ж тебе такой подарок на Праздничную ночь сделал? О, и брак заключить успела! И кто у нас муж? Неужто принц Энгельберт? Вот Сори обрадуется!
Я потрясла головой. Села там, где стояла, все в те же шелка эльфийские.
— Это я так крепко головой стукнулась, да? — интересуюсь жалобно. — Борей, а как ты все это узнал? Главное: я совершенно не в курсе, что у меня и муж есть, и титул. А Сори — это кто?
— Сори-то? Сори — мой брат. Он за эльфами приглядывает.
— А ты? Ой, прости — надо, наверное, на «вы» и с поклонами? У меня с этим туго….
— Не надо…. Мне приятно, когда ко мне запросто обращаются. Я общее руководство осуществляю. Приглядываю, чтобы братцы мои чего не натворили лишнего.
— Кажется, недоглядел, — буркнула я. отбирая собственную руку, и принимаясь ее рассматривать.
Никогда не любила татуировки. Даже самые-самые. Даже цветные. Ладно — наклейки-переводки. Повыпендривался немного, а когда надоела — смыл. И никаких проблем. А тут, гляди-ка — браслет в синих тонах, да еще и с монограммой. Принц Энгельберт в клуб самоубийц вступил, значит, меня не спросивши?? Ню-ню….
Мы еще какое-то время разговаривали, старательно пытаясь выведать друг у друга хоть что-нибудь. Ветру явно хотелось узнать — за какие заслуги меня в Элейнлиль переместили и кто. И почему я, человек, вдруг женой принца эльфийского оказалась. Хоть он и переместился с первого места в очереди на третье, но это пока ни о чем не говорит. Наследникам Эдвина от роду три дня, а случиться может всякое. Так что как-то так.
В этом я была не помощница. Самой интересно — как удар штанкетом по темечку меня в другой мир перебросил. И главное — за каким таким надом?
Естественно, не преуспели, потому что вопросы-то у нас имелись, а ответов даже близко не было.
— Значит, ты ничего не знаешь, — расстроенно заключил Ветер, отпуская мое запястье, которое жечь перестало. Наверное, потому что пальцы у Ветра ледяные были, весь жар сняли. — А то, как женой принца стала? Тоже не знаешь?
Я покачала головой.
— Если б ты не спала сейчас в гардеробной — я бы решил, что врешь, — хмыкнул Ветер. — И рисунок у тебя почему-то не на той руке, между прочим. По всем канонам он должен на левом запястье быть. Странно…. Нарушение канонов это, или все же нет?
— А ты сам-то что по этому поводу думаешь?
— Думаю, что это не кто-то из моих братьев такое учудил, — медленно, еще раз взглянув на рисунок, сказал Ветер. — Такими шуточками кто-то из наших старших родичей баловался раньше. Не придерешься: брак заключен по всем правилам, раз татуировка есть, да еще такая яркая…. Слушай, а вы брак того? Подтвердили?
Я сердито шмякнула Ветра по макушке муфтой. Подвернулась под руку.
— Не дерись! — фыркнул он. — Просто обычно такой насыщенный цвет получается, если брак закреплен по правилам.
— Разве что я в бессознательном состоянии находилась, — бурчу. — Вот сейчас проснусь — и пойду.
— Закреплять? — невинно поинтересовались у меня.
— Закреплялку отрывать.
— Ага. Ясно. Не переусердствуй там…. На принца у меня виды.
— Неужто сам за него замуж собираешься?!
— Сдурела?! Я мужик!
— У всех свои недостатки! — философски развела я руками. — Бывай, друг! Забегай при случае….
*** ***
Не успело мое высочество (я ж теперь прЫнцесса, ежли Ветер не соврал) выбраться из гардеробной, как на меня Энгельберт налетел
Как водится — орать начал.
— Леди! Извольте объясниться! Где вы были? Мы вас вот уже час по всему дому разыскиваем!
Нулевая степень «афигея». Глазки распахнуты во всю ширь, реснички хлопают так, что ветер поднимается. К груди туфельки бальные, все из того же шелка эльфийского, в тон платьюшку, серебряными цветами вышитые, прижимаю обеими ручками. В них я как раз должна «супругу богоданному» до подбородка достать.
— Уже съезжаются гости!
— А я-то при каких делах, Ваше Высочество? — интимным тоном шепчу, — Я ведь никто здесь. Думала, вам приятно сделать. На глаза не показываться….
— Вы отныне моя жена! Извольте соответствовать!
А самого едва не перекосило. От счастья, вестимо.
Морду лица царственного перекосило, а в глазах мУка с торжеством вперемешку. Видать, и сам еще не понял — кому бОльшую гадость сделал. Гостям, мне, или себе, любимому.
— А врать нехорошо! — назидательно поднимаю вверх пальчик указательный. Ага. Вместе с правой ручкой, с которой широкий рукав вниз съехал. И браслетик татуировки обручальной во всю силу заблестел.
— Я своего согласия на брак не давала! Венчания не было, пира венчального тоже не наблюдалось покуда!
— А это не важно, леди! Брак заключен, вот свидетельство — и пафосно так в татуировку тычет. — Наши боги сами решают — где, когда и с кем узами брака связывать. Вознесете им хвалу позже. За то, что ваша судьба теперь решена.
Смотрю я на личико это эльфийское, высокородное, и думаю — сразу в глаз дать? Или обождать, когда с закреплялками полезет?
— Теперь, леди Александра, вы моя законная супруга. Извольте пройти в свои покои, приготовиться к балу.
— Ты закрепи сначала! — доносится из-за угла шипение Генри. Уж его-то голосок я ни с чьим не спутаю.
М-да, так замуж я еще не выходила. Нет, я и не так не выходила, но так — уж совсем обхохотаться можно.
— С ума сошел? — снова шипит Генри, а я вижу, как супруг богоданный с себя рубашку стягивать начинает.
Изображаем первую степень «афигея». Щечками пунцовеем, в глазки недоверие пополам с восторгом и ужасом добавляем, на шажок — крохотный такой — отступаем.
— Сдурел? — трагик в Генри пропал, это точно. — Не в коридоре же! Вот, сначала это…
Рука с длинными пальцами протягивает Энгельберту коробочку.
— Поцелуй сначала, идиот!
Вторая коробочка появляется на той же ладони. Открытая. А в ней венец золотой тускло камушками поблескивает.
— Отныне и присно, во веки веков, вы, леди Александра, становитесь ветвью моего родового древа, — торжественно провозглашает почти что труп. — Вам оказана великая честь, ибо не случалось такого ни разу за все тысячелетия существования расы эльфийской, чтобы принц Азалийский назвал своей супругой человеческую девушку.
Изображаю вторую степень «афигея». Приподнимаюсь на цыпочки, ручки с туфельками еще сильнее к груди прижимаю, глазки полны восторженных чертей, которые там ирландскую джигу отплясывают.
— Будьте достойны венца, на вашу голову возложенного! — пафосно заключает труп, возлагая венец на мою растрепанную головушку. Я ж спросонья еще не успела себе парадную прическу накрутить. А высочество почти убитое уже сзади зашел и какую-то цацку на шее застегивает. Меня к себе разворачивает, а у меня….
Третья степень «афигея».
Я вся такая возвышенно-одухотворенно-воздушная, на цыпочках к принцу мечты тянусь, губки — лепестки розовые — для поцелуя сложила, реснички приопустила — чтобы чертями мужика не спугнуть.
— Целуй, идиот! — шипит Генри, высовываясь из-за угла. — Глаза прикрой, если уж совсем никак!
Ой, дура-а-а-ак! Во принцы нынче пошли! Он ведь всерьез думает, что осчастливил иномирную человечку по самое это самое! Вон, уже и голову склоняет, глазки прикрывает — к поцелую готовится. Губищи-то раскатал… Ну н-на тебе! Целуй!
Чмок вышел знатный. Сочный, со всхлипом!
Никогда раньше не видела, чтобы подошву дамской обуви с такой страстью целовали!
Все! Теперь только бежать!
Пока у принца «афигей» четвертой степени не прошел.
Принц Энгельберт
Не понял! Это что сейчас было?! Я ей такую честь оказал! Да кто она такая?! — тля березовая! Иномирянка безродная, без связей и средств! Да если я ее сейчас из дома выставлю — куда она подастся?! Нет, из дома уже не выставишь — она уже ветвь древа моего. Сам же объявил. Принцесса!
— Энгель, остынь, — мягко положил руку на мое плечо мой друг. — Мы ее потом поймаем. Никуда она из дома не сбежит. Сейчас сюда около сотни аристократов заявится, с поздравлениями и пожеланиями.
Что да — то да. Заявится. Никуда не денешься — если я хозяин этих земель, обязан принимать подданных.
— Ты знаешь — какой наряд ей нянюшка приготовила? — остывая, спросил я. Наряд пары должен гармонировать. А то весело получится — я в черном, а она…. Впрочем, черный с любым цветом в гармонии. По-хорошему, Александра должна надеть белое платье. И волосы убрать в строгую прическу. И плат на голову накинуть. Белый плат — символ чистоты невесты.
— Может, пока не будешь афишировать, — осторожно спросил Генри, помогая мне влезть в черный камзол, расшитый серебряной нитью. — Сам подумай — как это воспримут! Никому не известная девчонка, да еще и человек. Эдвин будет недоволен! Он хотел для тебя партию, более выгодную с политической точки зрения.
Я поморщился. Нужны мне его партии! Сам себе головную боль нашел. Два года! Мне надо продержаться два года. Потом я уеду. Буду путешествовать, совершенствоваться в магии. Возможно, открою новую грань владения ею. Например, смогу пробудить огонь. Это же мечта — владеть магией огня и магией воздуха. Вода? Нет, огонь и вода плохо уживаются. Земля? — разве что ради интереса. Землей эльфы владеют от рождения. Решено: два года усиленных тренировок, а потом — свобода. Уезжаю в Огненные горы.
— Генри, ты со мной? — спросил друга. — Через два года в Огненные горы со мной поедешь?
— Зачем?! — изумился Генри. — Неужели думаешь, что за два года жена до ручки доведет?
Я фыркнул. Доведет — это вряд ли.
— Хочу туда съездить. В детстве историю одну читал, о драконах. Вдруг они и в самом деле существуют?
— Поеду, куда ж я от тебя денусь, — пожал плечами Генри. — Буду летописи вести. Для потомков. Как ты думаешь, кто у вас родится? Эльф или человек?
— Вот еще! Не собираюсь я с ней детей плодить, — отмахнулся я. — Два года проживем, а потом прости-прощай, леди Александра. Вы на севере остаетесь, а мы на юг отправляемся. Вернемся к концу следующего столетия. И вот тогда можно будет подумать о наследниках.
— А если… — начал Генри, расправляя на моей груди белую пену кружев. Жабо, чтоб его!
— Никаких если, Генри. Никаких если. С последнего заклинания прошло не больше месяца. Так что леди Александре не придется портить фигуру внеплановой беременностью и родами. Мне полукровки не нужны. Через пару месяцев съезжу к знакомому артефактору, прикуплю занятную вещичку. Видел недавно. Все, я готов. Что гости?
— Ваше Высочество, — постучал в двери мажордом. И когда нянюшка все успевает? Ведь ни слова не сказала, а уже и слуги наняты, и зал бальный к приему готов. Впрочем, мажордом уже много лет нашему семейству служит. Пока меня в имении нет — отдыхает, с детьми и внуками развлекается.
— Ваше Высочество, гости съехались, — поклонился мне мажордом. — Ожидают только вас.
Я кивнул, отпуская слугу на его место. Сейчас будем. Только супругу отыщем.
Она, конечно, может прятаться, сколько ей влезет, но венец-то зачарованный. И сам не потеряется, и ей не даст в доме заблудиться. Что нам маячок сигналит?
*** ***
Александра оказалась в той спальне, куда я поместил ее изначально. Стояла у окна, спиной к двери. Светлые волосы собраны в высокую прическу. Одета в роскошное бальное платье цвета снега. Нянюшка, верно, позаботилась. Вряд ли моя супруга в курсе — какие наряды у нас носят невесты. А где плат? В полночь мы должны выйти на балкон, и отпустить плат невесты на ветер. Хотя…. Да пусть так! Все равно не по правилам поженились.
— Леди Александра, пора, — сказал я. — Нас уже ждут.
Она обернулась. Обожгла меня насмешливым взглядом синих глаз.
— Пора — так пора, — ответила, подходя ближе. Я замер, пристально рассматривая ее лицо.
Честно говоря, опасался, что она будет выглядеть, как простолюдинка. Но нет, не утонченная красавица, но вполне, вполне…. Кожа не сияет, конечно, да и когда бы ей успеть принять ванну со специальными средствами, но чистая, с нежным румянцем, придающим супруге вид совсем юной девочки. И даже шея чистая…. Глаза огромные, ресницы длинные, губы розовые. Не стыдно показаться на публике.
— Прошу, — предложил руку супруге. — Генри!
Генри кивнул и отворил нам двери.
Узкая ладонь, затянутая в длинную перчатку, спокойно лежит на моей руке. Идет уверенно. Как будто не в первый раз выходит в свет.
Хм, а вот это уже интересно.
Саша
Этот «бал» меня вымотал так, как еще ни одному мероприятию не удавалось.
Для ясности — это не было балом в том смысле, который хранится в моей личной подборке терминов. Бал — это собрание большого количества людей обоих полов для танцев. Так? Ну, ведь так?!! И пусть танцы эти торжественные, давно и прочно вписавшиеся в каноны, но ведь танцы. Менуэты, вальсы, мазурки, гавоты и всякие паваны.
Насколько я помню — хозяин открывает бал либо с супругой, либо с близкой ему леди. Все. Дальше танец сменяется танцем. Вышколенные слуги скользят по паркету, лавируя среди гостей, разнося всевозможные напитки. Где-нибудь в сторонке накрыты столики — фрукты, пирожные….
Рядом зал для любителей азартных игр. Усталые отцы семейств проигрывают некие суммы, попутно обсуждая свои дела с нужными… э-э-э-э…. субъектами — так скажем. У нас в данном случае — эльфы.
Мамаши выгуливают своих дочек-сыночков. Закидывают удочки на предмет заключения помолвок и будущих браков. Невесты постарше ловят рыбку пожирнее, побогаче. Юные леди просто в восторге от того, что им уже можно! (Интим исключаем, воспитание не то).
И конечно же — сплетни. Кто с кем кто где, кто куда и так далее. У кого выросли рога, кто успешно (или не очень) от оных рогов сумел избавиться. Кто кого и за что вызвал на дуэль, куда ранил. Кто проиграл состояние, а кто, наоборот, выиграл.
В этом плане эльфы от людей не отличаются. Во всяком случае, те, с которыми мне пришлось встретиться на этом, с позволения сказать, балу.
Собственно, именно на это я и рассчитывала, надеясь справиться с основным танцем и парочкой попроще. Когда у тебя лучшая подруга хореограф, танцевать ты научишься, даже если не попадаешь ни такт, ни в лад.
Но обо все по порядку.
Шествуем мы, значит, с принцем Энгельбертом по коридору к двери в бальный зал. Нет. Поджилки у меня не трясутся. Я для себя решила, что это такой спектакль. Импровизация полная. Роль приблизительно знакомая, слова…. Суфлеров тут нет, но как-нибудь. Не вспомним, так приврем, главное, из общего рисунка не вылететь. Супруг богоданный сквозь зубы мне правила этикета начитывает. Знаю ли я, что такое этикет? Ах, этикет?! Где-то на задворках памяти что-то было, по ходу буду доставать и пользоваться. Что-то про три танца…. Ага, с одним кавалером танцевать не больше трех. Иначе компромат. На балконах и в нишах ни с кем не уединяться — опять же компромат. Какая дура из душного зала среди зимы на балкон ломанется, хотела бы я знать. Впрочем, о чем это я! Кому мороз помехой был и когда!
Под этот бубнеж дошли до зала. Двери распахнуты, зал сияет — множество свечей отражается в стеклах и зеркалах. Народу не так уж и много, навскидку — сотня с небольшим. Глаз у меня на такое наметан, в нашем РДК бывало и больше в праздничные-то дни.
Прогуливаются парами, стайками и небольшими толпами. Все время от времени косятся на двери, возле которых тожественно стоит дворецкий. Или мажордом. Высокий благообразный старик. Нет, выглядит-то он молодо, даже слишком. М-м-м…. по человеческим меркам ему лет пятьдесят с небольшим хвостиком.
Серебряные волосы сплетены в длинную косу. Она так красиво по спине струится — будто редкостной красоты белая змея. Поворачивает дворецкий голову — и коса по его строгому темному камзолу извивается.
Вот мы подошли. Остановились в дверях. Энгельберт, сквозь зубы:
— Леди, вы все запомнили?
Киваю. Я его не особо слушала, и уж точно запоминать не собиралась. Такие вещи учат задолго до начала. Или полагаются на милость Божью. Поторопился супругу окружению представить — сам виноват. По люстрам скакать я не буду, конечно, в скатерть сморкаться тоже не собираюсь. Но и краснеть за мои ошибки будет он.
— Лорд Энгельберт, принц Азалийский и его супруга леди Александра! — рявкнул над моим ухом дворецкий, и мне захотелось ухо прочистить. Сдержалась.
В зале установилась гробовая тишина.
— С левой ноги — и — и раз! — прошипел супруг.
Шагнули слаженно и одновременно — будто сутки тренировались. Идем торжественно — будто к алтарю. Ковровая дорожка под ноги стелется. Я смотрю прямо перед собой, краем глаза замечая и складочки на дорожке, и волны, внезапно возникающие под ногами. Ха! Играли мы в такие игры! Я ведь не просто так в своей спальне торчала, готовясь к балу. Я нянюшку терзала. И она дала мне один урок именно на такой случай. Научила плыть в паре сантиметров над полом. Это не левитация. Во всяком случае, нянюшка ее как-то по-другому называла. Что-то из бытовой магии. Себя мне пока не поднять, но себя и не надо, достаточно туфельки зачаровать. Нянюшка с этим справилась на «отлично». Так что я плыву над полом, не цепляясь каблуками. Кстати, замечательная вещь! Ноги на шпильках не устают. Надо будет выучить это заклинание в первую очередь.
Так, доплыли до возвышения в дальней стороне зала. Полукруглое нечто, отдаленно напоминающее небольшую сцену в фойе клуба. На возвышении — два одинаковых кресла. Не трон, но близко. У кресел высокие спинки, обитые бархатом. Сине-серебристо-сиреневым. Красиво. И перед креслами — ковер такого цвета с серебряной окантовкой. Стекает по ступенькам, полукругом охватывая возвышение.
На возвышение взошли, по команде повернулись к зрителям. Четко, слаженно — будто месяц репетировали.
— Да мы на одной волне, муж, — хмыкнула я, не разжимая зубов.
— Вам повезло, леди, — так же ответил супруг, и прокашлялся, готовясь обратиться с речью к народу, выстроившемуся перед нами.
— «Держи лицо, Сашка, — подумала я, рассматривая замерших в передних рядах юных эльфиек. — Как-никак, тут готовилась битва за сердце и прочий ливер Энгельберта, а повезло тебе. Мстить будут, не иначе. Эх, где ты, мой драгоценный Гришенька?! Сейчас взял бы — и спас сестрицу».
— «Гришеньки нет, — хмыкнул в моей голове чей-то совершенно посторонний глас. — Я за него. Тебя в обиду не дам, Александра, не дрейфь»!
— «Стрег? Это ты, великий и всемогущий?»
— «Есть сомнения? Кто еще может прийти на помощь маленькой землянке?»
Я слегка пожала плечами, представив себе лицо «Борея».
— «Забегал часом ранее, — сообщила Стрегу. — Назвался Бореем, обещал стать родной матерью, заботиться и беречь».
— «Борей, говоришь? Нет, это Зейн, Южный, озорник и хулиган. Но может быть жестким. С ним осторожнее будь».
Буду, куда ж я с подводной лодки-то.
— «Ух, ты, какой тебе забавный кулончик на шейку навесили. И маячок, и прослушка, и даже запись можно сделать. До чего магия дошла! А мы ее вот так. О, и на венце маячок! Страхуется твой благоверный»….
Стрег явно что-то химичил с моими украшениями — я чувствовала на своей шее теплые прикосновения. Потом и в волосах забегали чьи-то проворные пальцы.
— «Как-то так, — удовлетворенно сообщил Стрег, закончив возиться с венцом. — Маячки приглушил, прослушку убрал. Запись отключил. Повеселимся, девочка»!
— Позвольте представить вам леди Александру, мою супругу, принцессу Азалийскую!
Что там по этикету полагается? Убью принца!
Слегка приседаю, обозначая приветствие. Не более того. Аленка называла это «комплимент» — типа, «мне приятно вас видеть, дорогие зрители».
Энгель облегченно выдыхает. Убью. С особой жестокостью.
Делает знак — пора кресла обременить своими персонами.
Первый зачет сдан.
И тут народ ожил. Буквально выстроились в очередь. Отцы семейств важно шествуют, таща за собой в кильватере семейство. Представляются сами, представляют своих жен и наследников. Особое внимание уделяется дочкам. Преподносят дары.
А вот тут засада. Никто ж не знал, что принц с супругой заявится в свои владения. Даров-то мне и не приготовили. Урон чести, господа! Причем, не моей, а великого и прекрасного! Энгельберта, если кто не понял.
Кошусь глазом на супруга. Сидит, багровеет потихоньку. Так тебе, не будешь без должной подготовки жениться!
Дары преподносятся в раскрытом виде. Шелка, драгоценные камни, ювелирка, ковры, посуда золотая, серебряная, медная. Фарфор эльфийский — почти прозрачные чайные сервизы с изящной росписью. Травка-муравка, цветочки — лепесточки. Красота неимоверная. Все это демонстрируется принцу и окружающим. Хвастаются ушастые, друг перед другом выхваляются.
Генри все это принимает и на специальный стол возле нашего лобного места укладывает.
Все заняты, всем весело. Одна я сижу, скучаю. И только тут до меня дошло, что супруга-то я еще не рассмотрела. Нет, узнаю я его в любой толпе, но ведь описать надо! Чтобы потом в мемуарах не перепутать с тем же Генри.
Итак, что мы имеем.
Высокий он. Я со своим метром с кепкой, да еще в прыжке с табуретки как раз мужу до подбородка. Благо, туфельки с каблучками, а то мужу пришлось бы меня в кармане носить. Что еще…. Плечи. Плечи, как и положено молодому мужчине, широкие. Не косая сажень, конечно, но и не два метра сухостоя. Фигура атлета, правда, без ярко выраженных мышц. Не Геракл, чай. На личико тоже ничего. Ушки длинные такие, кверху заостренные. Волосы золотистые, на мои похожи, только прямые и длинные, до мадам Сижу. Или у мужчин мсье Сижу? Неважно. Глаза…. Глаза вытянутые к вискам, довольно большие, сине-зеленые. Нет, никаких сапфиров и изумрудов. Обычные глаза, только разрез не совсем человеческий. Хотя…. Людей я пока не видела здесь. Что еще? Нос прямой, губы как губы. И где такие эльфы водятся, от одного взгляда на которых у девушек пальчики поджимаются, мурашки соревнования устраивают, а бабочки в обморок падают?
— «В книжках, душа моя, — хмыкает в голове Стрег, — В ваших романах для больших девочек. В мирах эльфы красавцы, конечно, особенно по сравнению с гномами, но все же не стопроцентные идеалы».
— «Кому-то и Баба Яга красавица, — прищурила я левый глаз. — Лешему там, или Водяному. Да и Иваны иной раз в бабках души не чают. А идеалы — они на то и идеалы, чтобы было к чему стремиться. Скоро они закончатся? Я к креслу приросла уже».
— Буквально сейчас, — ответил Стрег. Шепотом. На ушко. Не поняла!
— Лорд Стрегойский к Его Высочеству Энгельберту! — рявкнул от двери дворецкий, пристукнув своим посохом с серебряным навершием.
Публика в недоумении обернулась к двери, явно не в силах сообразить — кто оно такое — лорд Стрегойский. Даже Энгельберт напрягся. Генри, только что принявший из рук маркиза Энвиля здоровенный моток каких-то лоскутов, удивленно поднял бровь. Ага. Не знают они Стрегойского. И в гербовнике о нем никто не писал, и в новостях не сообщал. Ну-ка, ну-ка, посмотрим….
Ох-е-о! Что ж мне так везет-то?!
Не отводя от меня насмешливых горячих глаз, шествовал к возвышению мой старый знакомый, директор и худрук в одном лице. Юрий свет Александрович Стрегов. Или все-таки не он? Бывают же двойники. Ведь бывают же?
Где-то в Горних Высях
— Братва! Атас! К нам приехал ревизор!
— Та ну! Брешешь, Зейн!
— Мамой клянусь — Сам Стрег прибыл! Едва успел с ним разминуться!
— Ой — е-о-о!
Принц Энгельберт
Прием шел своим чередом, как ему и положено. Признаться, супруга меня удивила и порадовала одновременно. Конечно, до придворных леди ей далеко, но и не совсем уж чтобы дикая. По сторонам не озирается, идет рядом спокойно, рука не дрожит. И мелких пакостей от моих гостей вроде и не замечает, легко перешагивая через ковровые волны и загибы. Она не замечает, а я вижу. И запоминаю. Кем бы ни была моя супруга — она нынче принцесса. Только я могу ей гадости делать. Правда, есть еще и король. И королева. Но они далеко, а здесь я полновластный хозяин.
Она мне солгала. Не может простая девчонка так уверенно себя вести, оказавшись перед сотней аристократов. Обязана растеряться. С шага сбиться, развернуться не по этикету, приветствовать с не надлежащим старанием.
И в кресло с такой грацией простые девчонки не опускаются. Похоже, она всю жизнь с отстраненно-приветливым выражением на лице принимала уверения в почтении. Сидит в соседнем кресле, слушает с вежливым интересом очередного подданного, с допустимым восторгом на подношения взирает, но руками хватать не тянется.
А меня бесит!
Ни одна из наших природных эльфиек меня так не бесила, как моя супруга. Откуда она на мою голову свалилась? Где этот мир, в котором таких женщин выращивают? Дайте подробную карту — и я туда ни ногой. Разве что на пару минут загляну. Удостовериться, что мою супругу никто не ищет, и не ждет. Потому что я ее назад не верну ни за какие пряники. Да что там пряники! За самый огромный торт не верну, даже наполненный золотым запасом одной маленькой страны.
Бесит потому что!
Потом подумаю об этом.
О, а маркиз Энвиль-то как старается. Дочек вперед пропихивает, нагрузил девчонок — того и гляди, переломятся под тяжестью. Интересно, что он в Дар принести возжелал? Это ведь не просто подарки мне, такому распрекрасному хозяину земель. Это же Дары в честь Праздничной Ночи, а они все со смыслом. Хорошо, что мне лично их в руки брать не нужно. Генри сам управится. На стол сложит, потом рассортируем — что куда. Часть здесь останется, часть в Дар короне уйдет. Часть в личной сокровищнице полежит, авось, когда и пригодится.
В пролете старый пройдоха! Женат я уже! Глубоко и прочно. И не важно, что брак еще каким-то образом консуммировать надобно.
— Лорд Стрегойский к Его Высочеству Энгельберту!
Кто такой? Почему не знаю? Более того — впервые слышу!
По ковровой дорожке стремительно приближается высоченный — даже для меня — мужчина. Эльф. Нестандартный. Все в нем нестандартно. И рост, и волосы — цвета ореховой древесины. Волосы не собраны, как дОлжно, в косу или хвост, а распущены. Вьются за спиной — будто ему ветер в лицо дует. И глаза — темные, коричневые, с легкой зеленцой. И аура. Мощная, давит так, что устоять тяжело. Такого из дома просто так не выставить. Это, скорее, он выставит.
Кошусь на супругу. Если уж мне тяжело, а она-то как?
ЧТО?!
Да у нее глаза сияют, как бриллиант в парадной короне! Они что — знакомы? Откуда?! Она же сама говорила, что в их мире эльфов нет!
Но лицо держит. И даже не шевельнулась навстречу незнакомцу. Холодная вежливость и отстраненность.
Незнакомец подошел совсем близко. Одежды на нем — дань традициям. Длиннополый камзол цвета грозовой тучи, длинные черные брюки. Черные, до зеркального блеска начищенные, туфли. На первый взгляд — просто и без изысков. Но только на первый взгляд. На второй замечаешь, что роскошно. На третий — что еще и безумно дорого. Потому что ткань камзола не расшита серебром или золотом. Серебро и шелк соединились еще в процессе подготовки нитей к ткачеству. По лацкану вьется прихотливая вышивка драгоценным черным карбонадо. Да он за один камзол может купить мое имение со всеми жителями. На землю не хватит, все же, у меня большой надел, так сказать. Но дом, службы при доме, лесопарк, что окружает имение — запросто купить сможет.
— Нужно ему твое имение, как зайцу стоп-сигнал, — услышал я еле уловимый шепот жены. Искоса взглянул на нее. Это что же, я вслух думаю?
— Кажется, это татуировка обручальная действовать начала, — едва заметно повела плечиком супруга. — Или то, что ты на венец нацеплял.
Ей-то откуда знать, что к венцу кроме маячка, еще кое-что привешено?! Переживем эту Ночь — лично займусь проверкой ее способностей. Темнит, девчонка.
Между тем, лорд Стрегойский долетел до нас и склонился в безукоризненном поклоне. Одним движением изобразив, что он равный мне. И даже чуточку выше по положению. Не понял?! У нас что, потерянные родственники внезапно отыскались? Вроде бы не было таких, мы родню до самого первого Эдвина знаем, потеряшек не имеется.
— Ваше Высочество!
А голос у гостя сильный, звучный, хорошо поставленный. Таким голосом полки за собой вести.
— Ваше Высочество! Проезжая мимо вашего дома я, лорд Юрлоу Стрегойский, не мог не засвидетельствовать свое почтение вам, вашей очаровательной супруге и гостям вашего дома. Позвольте же преподнести вашей леди Дар от чистого сердца!
Хоть один умный эльф нашелся. Ведь могли! Могли мои подданные преподносить Дары не лично мне, а нам с Александрой. Раз уж я никого в известность о своем скороспелом браке не поставил.
Нежданный гость взмахнул рукой, и тут же в проходе взвизгнули дамы, стремительно расступаясь, давая дорогу снежным бурунчикам. На их искристых спинках плыли над ковром открытые ларцы. И наполнены они были — да я сам своим глазам не верю! Наполнены они фруктами! Груши, яблоки, гранаты, гроздья винной ягоды, будто только что сорванные с ветвей. Яркие, сочные, так и просятся на язык.
Четыре ларца, будто живые, переместились на неведомо откуда возникший стол со стороны Александры. Лорд Стрегойский повел рукой, и бурунчики исчезли. А на согнутой левой руке лорда оказалось роскошное нечто из серебристо-синего шелкового бархата, подбитое голубым мехом. Зимний плащ из дорогущего меха маленького хищного зверька. Их в нашем королевстве только-только научились разводить в неволе, а цветные и вовсе редкость неслыханная.
— Ох, е-о-о-о, — дружный выдох присутствующих.
Александра в лице не изменилась ни на миг. Во всяком случае, присутствующие вряд ли заметили, как тонкая бровь медленно приподнялась, а взгляд на мгновение стал острым. Мол, это то, о чем я подумала?!
И этот… л-л-л-лорд… медленно-медленно опустил ресницы, будто давая понять — да, все так, как ты и подумала.
Они точно знакомы!
Саша
Лорд Юрлоу, значит…. И что же вышеозначенный лорд в нашем клубе делал?
Тут я призадумалась, вспоминая все, с этим самым Юром связанное. Да вроде бы ничего особенного. Любит мужик зимнюю рыбалку — так кто ж ее, на берегу такой реки проживаючи, не любит?! Только тот, кто любит что-нибудь другое. Тепло, например. А в мороз, особенно когда минус двадцать пять — дураков маловато будет. Хотя…. Мороз не показатель. Лично знаю мужиков, которым и минус тридцать не помеха. Машина не заводится? Чхать они хотели на машину. Пешочком, с саночками, на которых в уютном ящичке рыбацком термос с кипятком, сала кусок и хлеба булка. Кое-кто и термос не берет. Котелок слегка помятый к саночкам примотан. Потому что развел костерок, пока суть да дело — вода вскипит. Как — другой вопрос. Сама не видела, потому совру — недорого возьму. Гришенька рассказывал, но я в это не вникала. Когда он меня на выгул брал — обычно и машина была, и термос с чаем или кофе, и бутерброды с колбасой в сумке. У братца моего даже мини-плитка газовая в машине болтается, специально для этого случая. Правда, на костре все же вкуснее получается. И хлеб с салом и колбасой поджарить, и чаек подогреть. Романтика такая суровая.
Кстати сказать, любителей подледного лова даже вычислять не надо, только на лицо взглянуть. Загар характерный у них. Особенно ближе к марту, когда солнечных дней становится больше, а снег ослепительно бел и искрист.
Красные у них лица. Обветренные. Мужественные даже.
Так, это лирика. Что еще? Женат наш Юр глубоко и прочно. Двое детей, сын и дочка. Суров, но справедлив. Руководитель хора по профессии. Обладает сочным баритоном. Играет на всем: пианино, баян, гармошка, гитара, барабан, нервы сотрудников, ложки, балалайка. Хор, вокальные группы, солисты — это все к нему. Особо любит дудеть на тубе — здоровенной трубе ростом как раз с меня.
Курит как паровоз. Как его легкие это выдерживают — знает лишь он сам. В последнее время пристрастился изображать старого морского волка с трубкой в зубах.
Вот ведь — и не придерешься же ни с какой стороны! Биография у нашего Юра самая что ни на есть обычная. Родился, учился, во флоте отслужил — радистом, потому что слух абсолютный. Музыкальное училище закончил, плюс академию культуры, отделение хорового дирижирования. Никаких внезапных исчезновений, аварий, ударов по голове кирпичом или сосулькой за ним не числится. Значит что?
Значит, либо Юрик не Юрик, либо Стрег принял наиболее привычный для меня вид. Хотя….
А, не буду заморачиваться! Что он там про подарочки гуторит? Для меня, правда что ль?
Ну, снежный бурун — нормально для божества, я думаю. Ларцы серебром и золотом окованные — тоже хорошо. Чай, не девке дворовой — цельной прЫнцессе дар преподносят. А что за смешки от аристократов ползут? Фрукты-ягоды им смешны? Дешево оценили — считают? Н-ну…
Искоса глянула на супруга богоданного. Глаза во все личико его эльфийское распахнулись, сейчас на лоб перекочуют. Тебе-то чем фрукты мои не угодили? Не нравится — не ешь. Ах, ты еще один подарочек мне, любимой, углядел! Зимний плащ, голубой норкой подбитый. С капюшоном, между прочим, и с шапочкой из той же норки вязаной.
Все, Стрег, я тебя уже почти люблю!
— «Точно? — смешок от божества темноглазого. — Может, развести тебя с принцем по-быстрому? Правда, я сам жениться не рвусь»…
— «Да и я за тебя замуж не собираюсь, — выпятила губу. — Любовь у меня к тебе платоническая, сестринская, дочерняя. Ты вот что мне скажи: фрукты-ягоды — это то, о чем я думаю?»
Божество согласно опустило веки.
— «А твой вид — калька с моих воспоминаний?»
Ответа нет, только смайлик с лукавой ухмылкой перед внутренним зрением промелькнул.
— Встаем, Александра, — прошипел над ухом супруг. — Дары подданным буду вручать лично я. Вы стоите рядом и благосклонно улыбаетесь.
— Улыбаемся и машем, — осклабилась я, поднимаясь.
— Махать не нужно, просто улыбаетесь.
— Слушаюсь, мой женераль…
— О-о-о-о! — страдальчески обреченное от дражайшего супруга. Не, а что вы хотели, Ваше Высочество?! Я ж никогда столь долго не молчала, как нынче! Вдруг голос потеряю?! Кто тебе гадости говорить будет?!
Одна радость — второй этап зачета сдала.
С подарками подданным Энгельберт разобрался быстро. Кого-то наградил, кого-то в угол поставил. В смысле, пальчиком погрозил, сказал: «Ай-яй-яй», и обещал отшлепать, буде к следующей Праздничной Ночи виноватые не исправятся.
Я уж думала, что на этом все, и сейчас начнутся танцы.
Ага. Счас-то. А праздничный ужин не хотите ли?
А за окнами — ночь поздняя. Какой, нафиг, ужин в такое время?! Я ж после двенадцати ночи, почитай и не ем никогда. Разве что после мероприятия ко мне Гришенька завалится. Но это редко случается. Чаще братец у какой-нибудь пышечки ошивается.
Но иду. Торжественно, под руку с супругом, шествую к столу в большую столовую. Бедная наша бабуля Ланя! И когда она только успела такой стол приготовить?! Огромный, густо уставленный разнообразными блюдами. Прямо как у нас в деревне на свадьбе. Не запутаться бы в приборах.
Ага, Стрега рядом со мной усадили.
— Чтобы тебя фруктами не донимали, — сказал он, расправляя салфетку на коленях. — Я так понимаю — ставить в известность присутствующих ты не собираешься?
Я только вздохнула. Фрукты — это только на первый взгляд. Сказку лорд припомнил, не иначе. Кажется, это из шотландских преданий о черном заколдованном рыцаре. Девица искала супруга, украденного злой колдуньей. За плату согласилась та колдунья пустить девушку к рыцарю. А платой стали драгоценные камни. Да-да — из фруктов добытые. Обсуждали мы как-то этот вопрос с Аленкой. Мечта такая скромная была у подруги. Мол, здоров было бы: откусываешь яблочко — а внутри бриллиант с полпуда весом. И все — обеспечена на всю жизнь. Еще и детям останется.
Стрег мне четыре ларца таких «фруктов» подогнал. Подозреваю, что в гранатах — гранаты вместо семечек. В яблоках — бриллианты, в грушах изумруды чистейшей воды. А виноград, скорее всего — это янтарь.
— Не переживай, никто из присутствующих о моих подарках не вспомнит. Только о плаще. Да, оставь один танец за мной. Поговорить надо.
Фу, еще один зачет сдан. Лист салата я гоняла по тарелке, мечтая засунуть его супругу…. Куда-нибудь, чтоб неповадно было меня в темную по ужинам таскать. Вроде бы никаких нарушений этикета не отмечено. Убью Энгельберта.
— «У вас еще брачная ночь», — хмыкнул Стрег в моей голове. Аппетит пропал начисто.
— «Оно мне зачем?! — вызверилась я на бога. — Нашел, понимаешь, дурочку. Индейская национальная изба твоему принцу, а не подтверждение брака. Я за него замуж не собиралась. Сами втихаря провернули — сами и подтверждайте. А я устала уже, как после марафона. Два танца — и в кроватку. Или сбегу».
Стрег только вздохнул философски. Дескать — все. «Транвай»
ушел, девочка. Отбегалась.
Ага. А я прямо такая вся покорная, как овца на закланье. Бегу и тапочки теряю — до того жажду незваному супругу девственность свою подарить. Щаз! Обойдется принц. Пусть вон, газелей своих эльфийских пользует. Ему целое стадо пригнали, на выбор. Судя по жадным взглядам — любая за счастье сочтет.
— «Слушай, Юр, а сколько моему супругу лет? — озаботилась я внезапно. — Мне-то двадцать два. А он-то до своего совершеннолетия дожил уже?
— «Дожил, не переживай, — отмахнулся вилкой Стрег. — Ему пятьдесят восемь. Эдвин на пять лет старше. Так что все норм».
— «Ужасть! — прикинулась дурой я. — Старик совсем! То-то я смотрю — заговаривается. Ерунду всякую городит. Ему ж не жениться надо, а в дом престарелых переезжать, Альцгеймера лечить. Так и быть — я буду к нему раз в год заезжать, петушка на палочке привезу, игрушки там»…
— Леди! — вторгся в наш междусобойчик злой голос. — Вы наелись?
— Да, мой лорд! — оскалилась я в голливудской улыбке. — А что?
— Тогда встаем. И через полчаса открываем бал. Первый танец — па-де-ван. Вы умеете танцевать?
А раньше спросить не судьба?
— «Падаван, Саша, падаван, — сообщил Стрег. — Справишься. Вы ж с Аленой его разучивали, кажется».
— Когда кажется — креститься надо, — одними губами прошептала я, подавая руку законному извергу.
— Второй танец — валенъез, — сообщил супруг, выводя меня в соседний зал, где уже были убраны ковровые дорожки и даже взгляду было скользко на этом паркете.
— «Вальс это, просто вальс, — вновь перевел с эльфийского на человеческий Стрег. — Доверься мне, я не подведу».
— Р-р-р-р!!!
Убью того, кто меня в этот мир закинул! Подушкой придушу. Или нет! Возьму на рыбалку, и заставлю пешней лунки вырубать! И плевать, что сейчас пешня не в моде! Буром даже у меня получается. А ты попробуй пешней помахать!
А потом еще и погоняю по протокам! С Раздумья через Каменскую, потом под Соколово, а оттуда до Алеуса и обратно и все пешком! На одном сале с куском хлеба и по морозу.
******
Начнем с того, что эльфийский Па-де-ван — это наш полонез. Или что-то близкое. Торжественное шествие пар по бальному залу. Круг туда, круг сюда, синхронно присесть, синхронно подняться. Не забыть стрельнуть глазками в соседа, продемонстрировать дамам, что мужик прочно занят, и тут же пообещать сдать его в прокат за определенную сумму. Потрепетать ресничками, мило покраснеть в ответ на интерес соседа, подарить лукавую улыбку тому, кто через проход на тебя пялится с жадным интересом. А муж твой в этот момент — будто жабу проглотил. И тошнит его, и урон чести — если даму бросить в середине танца. Хотя…. Ему-то даже поаплодируют. Дескать, надо же, какая леди попалась, бедного лорда аж стошнило. А леди — в моем, надо заметить, лице — можно сразу в кошачьем лотке закапываться. Хуже уже не будет.
Дудки, богоданный! Ты у меня этот бал до самой смерти не забудешь. До своей, заметь. На все тысячи лет жизни своей запомнишь, что женщину надо как минимум, за три дня в известность относительно своих планов ставить. А лучше — за год.
— Лорд Энгельберт, а у вас вся спина белая….
Лорд дернулся и сбился с шага. Подпрыгнул слегка. Подровнялся к общей массе.
Музыка звучит, мы шагаем. Поворот как раз у зеркальной стены. Его взгляд через плечо. Ага, Юр, так….
На правом плече мелькнула эльфийская вязь. Буквы, похожие на арабские. Мелькнула, задержалась на секунду.
А останавливаться нам никак нельзя, ведущие мы.
Энгельберт отчетливо скрипнул зубами. Идем дальше. Расходимся, поворачиваемся лицом друг к другу. Кланяемся.
Я, в полуприседе:
— Ваше Высочество, зачем вы сердце на щеке нарисовали?
Принц, испуганно:
— Ч-что?
Я, выпрямляясь, и подавая ему руку:
— Ой, да еще и стрелой сердечко пробитое, и кровушка так и капает….
Его правая рука машинально касается левой щеки. Злой взгляд в мою сторону.
Я, старательно шагая:
— Ах, все уже прошло. Иллюзия? И опять спина белая…
И так все полчаса, пока мы кружили под музыку по скользкому паркету. В зеркалах мелькали то его плечо с постоянно изменяющимися письменами, то щека с синюшным сердечком и лужицей такой же синей крови. Принц дергался и шипел, но танец продолжался и продолжался. До тех пор, пока в отражении не мелькнула надпись во всю спину. Крупными буквами и….
Надпись явно была нецензурной, потому что принц мгновенно побелел, на щеке задергались желваки, мои пальцы оказались стиснуты железной хваткой.
И ведь я-то не виноватая! Разве что чуточку — не я же все эти иллюзии демонстрировала. Я еще не умею!
Нет, отпираться не буду, идея моя, но исполнение!
Исполнение Стрега! Кто ж знал, что его на пошлости пробьет?! Причем, все иллюзии доносились лишь до жертвы нашего специфического юмора.
Потому и не поняли эльфы — с чего бы принцу останавливать бесконечное шествие по натертому паркету, сбивая этим действием с ног следующих за нами лордов и леди.
Конфуз, однако!
Музыканты, спрятанные где-то на хорах, сбились с такта, выдав уж что-то совсем неприличное. Принц довел меня до места, зыркнул в мою сторону сердито.
Я изобразила абсолютное непонимание. Мол, что случилось, любимый-дорогой?! И что нам делать далее? Гостей поднимать? Или пусть паркет платьем дорогостоящим протрут, а то пыльно….
— С-сиди с-сдес-сь, — прошипели мне сквозь зубы. — Я с-с-ейчас-с вернус-сь.
Сижу. От любопытных отбрехиваюсь. Блондинку на всю голову изображаю. Ресничками ветер поднимаю, ямочками на щечках сияю, на все вопросы и предложения отвечаю одно и то же:
— Ах, я, право, не знаю! Спросите у моего супруга, принца Энгельберта! Это он во всем виноват… Ах, танец? Увы, мои танцы уже все расписаны. Да-да, на всю ночь. Как — кто счастливец? Конечно же, мой несравненный супруг! Что вы! По нашим обычаям, новобрачные танцуют только друг с другом в эту ночь…. И в последующие ночи — тоже, а как же. Может быть потом, лет через пятьсот… Что вы, что вы! Да-да, возможно… Хотя я и не уверена…. Что? Выйти на балкон, вдохнуть свежего воздуха? Нет-нет, вы знаете, я так сильно мерзну… Кто только придумал эти морозы! Ах, я всегда считала, что эльфийское королевство — это вечное лето. Почему? Как же — ведь оно на юге? Да, я сама видела карту. У моего отца такая, во всю стену. Как где — в рабочем кабинете же! Кабинет где? Ой, какой вы смешной! В доме же, конечно! Ах, где дом? На улице. Знаете, улица — это где домов много. Да-да. С одной стороны дома, и с другой стороны дома. А у эльфов разве не так? Правда? Ваши дома в деревьях? Бедные…. Это же так неудобно! Чтобы в дом попасть — надо на дерево карабкаться… Что значит — не так поняла?! Как обьяснили — так и поняла….
— «Малышка, ты делаешь успехи, — усмехнулся в моей голове Стрег. — Бедные эльфы уже не знают — смеяться над принцем, или сочувствовать. Пожалей мужика».
— «Пожалей мужика, подари ему резиновую Зину, — мысленно оскалилась я. — Потому что нечего меня в другой мир закидывать. Нечего меня без меня замуж выдавать»!
— «Саша-а! Хватит! Домой вернуться ты не сможешь. В структуре Земли тебя нет. Даже тела твоего нет. И памяти о тебе нет. Нет тебя на Земле. И никогда не было».
А вот это ты зря сказал, Стребог! Вот это ты зря. Я задохнусь, конечно, перекорежит меня от боли, но это после. Сейчас я лицо в любом случае удержу.
Не потому что меня кто-то на Земле ждал и любил. Не потому что кому-то без меня там пусто и одиноко. Достаточно того, что Я люблю Землю. Она — мать и отец мои. Я от плоти и крови ее. Она — колыбель и основа жизни моей.
— Леди Александра, что с вами? Вы побледнели…. Вам плохо? Воды? Вина?
— Нет, господа. Ничего не нужно, все хорошо. А вот и Его Высочество вернулся. Господин и Повелитель мой….
— Бал продолжается! — сурово сказал господин и повелитель, подавая мне руку, и делая знак музыкантам.
Грянул вальс.
Я всегда говорила, что семь нот они везде семь нот. И что композиторы не сочиняют музыку. Они просто записывают то, что слышат своим внутренним слухом. Тем, который настроен на Гармонию Вселенной.
А как иначе объяснить самой себе, что в этом мире, должно быть, жил свой Штраус. Возможно, этот вальс называется здесь «Сказкой эльфийского леса». Неважно….
Я растворяюсь в божественно прекрасной музыке, я кружусь в вальсе с самым восхитительным партнером, отдавшись на волю его рук — удивительно чутких и горячих. Я ничего не слышу кроме музыки. Я не вижу, как расступаются в стороны гости. Им не под силу составить нам конкуренцию. Это наш — и только наш вальс….
— Леди, вы плачете? — встревоженный шепот Энгельберта. — Вам дурно?
Я чувствую бегущие по щекам слезы, но улыбаюсь. Мне плохо? Возможно. Но это не помешает мне. Нисколько не помешает…
— Все хорошо, мой принц. Это вальс…. Это все вальс….
Где-то в Горних Высях
Светлая комната, похожая на рабочий кабинет. За большим окном клубились бледно — розовые облака и сиял краешек солнца, отражаясь в больших плоских экранах, так напоминающих мониторы земных компьютеров.
В комнате никого нет, кроме невысокого кругленького парня с длинными кудрявыми волосами цвета летнего дождя. Волосы стояли дыбом — как будто хозяин их без конца теребил и ерошил. Он, с видом закоренелого неудачника, торопливо щелкал кнопками черного пульта, что-то просматривая на своем мониторе, беспрерывно бормоча:
— Что же делать? Что делать? Я же не думал, что так далеко все зайдет. Это же эксперимент! Был…. А потом вышел за пределы. Нет, у меня все под контролем. Было…. Во всяком случае, пока ничего трагического не случилось. Почти…. Кто же знал, что дядьку принесет так невовремя!
Что же делать?! А если…. Нет, такого никогда не было…. Еще отчеты эти…. Что там Сори нарисовал?! Эльфы у него вымирать принялись, детей не рожают почти. Люди расплодились. Как совместить, если вышестоящие требуют не уменьшать тут и не увеличивать там?!
Точно! Так и сделаю! Потрясет, конечно, но на выходе…. Думаю, на выходе все будет так, как требуется.
Парень еще раз щелкнул кнопкой, выключая монитор. Откинулся на спинку высокого кресла, и вновь запустил руки в волосы, на недолгую минутку зависнув в своих мыслях. Потом резко подскочил, и вышел, тихо прикрыв двери.
Принц Энгельберт
Бал продолжался. Бал второй Праздничной ночи длится до самого рассвета.
Я боялся, что Саша не сумеет справиться с танцами. Она ведь сама сказала, что не из аристократов. А значит, и танцам ее не обучали.
Но как же я ошибся. Танцевать моя леди умеет прекрасно. Вальс вышел именно таким, как нужно. Единственное, я не понял: что было не так, почему она плакала. Кто сумел ей испортить настроение? Это мне его испортил кто-то из гостей. Я так и не понял — что было во время падавана, откуда на моей спине то и дело появлялись странные надписи весьма матерного содержания. Да и иллюзия сердца, пробитого стрелой, на щеке откуда-то взялась ведь.
Взялась и исчезла.
И ведь никаких следов магии, никаких!
Можно было предположить, что кто-то из гостей балуется, но как им это удается, если я даже не ощутил никакого воздействия?
Ладно, это пока ждет. Где моя жена? Ведь только что была рядом!
— Ваше Высочество!
Ко мне по проходу торопится маркиз Энвиль.
— Ваше Высочество! Ваше Высочество! Вы ведь это невсерьез? Вы ведь сказали это для отвода глаз, верно?
О чем он?!
— Ваша женитьба — она не может быть истинной! — торопливо выговаривает маркиз, пытаясь отдышаться. Кто сказал, что эльфы все поголовно высокие, стройные, изящные? И еще тощие, как жердь. Или жерди не тощие? Они длинные? Тьфу ты! О чем я думаю?!
Объяснитесь, лорд Энвиль! — высокомерно вздергиваю бровь я, размышляя — куда успела умотыльнуть супруга.
— Его Величество! Он обещал…. Я был у него на личном приеме год назад, по случаю…. Он обещал, что подумает!
Ничего не понимаю! Где Саша?!
— Он обещал, что рассмотрит мое предложение. Рудник с черными марионами в приданое той из моих дочерей, которая станет вашей женой.
Черные марионы во владениях маркиза? Откуда? И почему я до сих пор ничего не знаю ни о руднике, ни о предложении маркиза, ни о предполагаемой свадьбе с любой из его дочерей? Странно….
Не то чтобы черные марионы меня не интересовали. Интересовали, еще как! Один из самых неисследованных минералов нашего мира. Что-то вроде горного хрусталя, только черного цвета. Они появились на рынке около трех лет назад, привлекли внимание магов-академиков. Вроде бы Эдвин анонсировал исследования, но пока что никаких выводов не сделано. Даже приблизительно не известно — для чего пригоден этот минерал. Не известно — откуда возникло предложение. И вдруг — целый рудник, да еще практически у меня под боком. Маркизат Энвиля входит в состав моих владений, я его сюзерен, и почему-то именно я не знаю ничего!
И кто кого хочет надуть? А главное — в каких целях? Но это подождет. Где моя жена? Скоро прощальный танец новобрачных, и мы удалимся в личные покои. Правда, я не уверен, что смогу склонить ненаглядную к исполнению супружеского долга. Впрочем, я даже не уверен, что сам этого хочу. Нет, что-то где-то как-то шевелится, когда я пытаюсь думать о спальне, но как-то…. Вдруг вместо теплой и податливой супруги в моих объятиях окажется…. Даже и не знаю, что подсунет вместо себя супруга. Поцелуй с ее новыми туфельками может показаться подарком. Все же, туфли были новыми и подошвы у них абсолютно чистыми…. Во всяком случае, я предпочитаю думать именно так. А то как-то совсем уж неуютно становится….
— Так что скажете, Ваше Высочество?
Маркиз Энвиль старательно вытирает лицо сложенным платочком. Вспотел, бедный, пока меня догнал. На моей памяти маркиз единственный полный эльф. Вернее — толстый. Тоже загадка. Может быть, посоветовать ему обратиться к целителям? Нет, это же ненормально для нашей расы. Эльфы толстыми не бывают. Точка.
— Маркиз, вы невовремя, — вновь вздергиваю я бровь, стараясь выглядеть как можно высокомернее. Ишь, чего удумал! Допрашивать сюзерена и пытаться опровергнуть его заявления. — Но я все же отвечу. Брак с леди Александрой был заключен по всем правилам в Святилище Ветров вчера ночью. Что-то еще?
Маркиз хлопает веками, открывая и закрывая рот — точь-в-точь рыбка в новомодной акварии у Елисабель. Красивая такая рыбка, размером чуть меньше моей ладони, с золотистой чешуей и выпученными глазками. Надо будет Саше подарить акварию.
— Н-но… как же…. Его Величество обещал…. Рудник же….
— О руднике мы поговорим послезавтра, — вежливо говорю я, вполне невежливо указывая маркизу на выход. — Сейчас бал, если вы не запамятовали. Завтра день отдыха. А потом я буду рад видеть вас со всеми документами по руднику. Где, кто открыл, почему не дали знать сразу. Мой секретарь проследит…
— Да, Ваше Высочество! — негромко отвечает верный Генри. — Послезавтра, в девять ноль-ноль, аудиенция у Его Высочества принца Энгельберта. Не вздумайте ничего скрывать. Впрочем…
Вопросительный взгляд в мою сторону. Я согласно опускаю веки.
— А соблаговолите задержаться в гостях у Его Высочества, — ласково — ласково говорит Генри, кивая кому-то, скрытому в полумраке.
Никто же не думает, что принц, пусть уже и ненаследный, гуляет по балам без охраны, нет? А что невидима — заслуга дядюшки Джи. Еще при жизни нашего отца, Эдвина IХ, дядюшка занимался подготовкой личной охраны всего королевского семейства. Потом вышел в отставку, и вместе с нянюшкой удалился в мое имение.
Маркиз и вякнуть не успел, как его подхватили под руки черные тени. Ничего-ничего, поживет до послезавтра в особых гостевых покоях, а Генри между тем наведается в гости. Документы соберет, с маркизой побеседует по душам….
Кстати, а ведь маркизы на балу нет. Одни дочки.
— Дочек куда? — спрашивает Генри. Я только пожимаю плечами. Откуда мне знать — куда дочек. Пусть едут домой.
— Где Саша? — спрашиваю, не особо надеясь на ответ. Уж если я не заметил, в каком направлении скрылась моя жена, то Генри и вовсе ничего не может знать.
— Кажется, она на Южной галерее, — прислушавшись к чему-то, ответил друг. — Расстроена. И сильно. Что ты успел ей наговорить?
Я возмущенно смотрю на него.
— Да мы вообще не разговаривали! Валенъез к разговорам не располагает как-то! Но она почему-то плакала.
— Странно. Почему? Кстати, а почему ты так быстро прервал падаван? Что-то случилось?
— А ты не заметил! — саркастически хмыкнул я. — Какая-то…. Гм… старательно наводила иллюзию матерных тирад на моей спине, а ты хочешь сказать, что ничего не видел? Как и все благородные гости моего дома?! И иллюзию пробитого сердца на моих щеках тоже никто не заметил?
А ведь и в самом деле — никто не заметил, похоже.
— Энгель, брат мой, с твоей головой все хорошо? — осторожно спросил Генри. — Я ведь шел за тобой в танце. И ничего! НИ-ЧЕ-ГО не заметил. Ни матерных тирад на спине, ни сердец на лице. Может быть, тебе стоит уже пойти в свои покои? Отдохнуть? Бал я, так уж и быть, сам завершу. Еще два танца — и можно будет сворачивать веселье.
— А что скажешь гостям обо мне? — устало содрал я с шеи шелковый платок. Бросил его на диван у стены.
Маркиз догнал меня как раз в небольшой приемной перед домашним кабинетом, куда его я и не подумал приглашать.
Подошел к большому шкафу — и кто бы мне сказал, за каким надом он тут стоит?! Достал бокалы и из потайного отделения бутылку. Что тут у нас? «Эльфийское светлое»… надо же, сколько лет прошло, а оно все так же светлО и ароматно….
— Не хочешь ли ты сказать, что это та самая бутылка, которую мы так и не выпили лет десять назад? — округлил глаза Генри. — Я думал, отец давно ее нашел и убрал.
Я улыбнулся. Десять лет назад нам как раз исполнилось по пятьдесят пять. Первое совершеннолетие, первые женщины, первая пьянка до потери сознания…. Эту бутылку Генри лично умыкнул из погребов отца. На спор с Эдвином. Умыкнул, но распить ее нам не пришлось. Кое-как успели ноги унести от разъяренного дядюшки.
— Да, хорошее было время. Может быть, стОит еще немного подождать? — предложил он. — Надо же доказать Его Величеству, что мы чего-то стОим?
Я задумчиво посмотрел на пыльную бутылку. Покачал ее в ладони. Поднял к глазам, пытаясь на просвет определить — что же там такое налито.
И решительно поставил обратно в шкаф, закрыл тайник. Еще и магией опечатал. Подождем. Отчего ж не подождать.
— Пойду я, — понятливо сказал Генри, двигаясь в сторону двери. — Как раз к последнему танцу успеваю. А Саша на Южной галерее сейчас. На Южной — не перепутай!
Он ушел. А я…
Я подумал…. Прошелся по кабинету туда-сюда. Посмотрел в окно на отъезжающие кареты. На звездную и морозную ночь за окном. На то, как раскачиваются верхушки деревьев в парке. Странно как-то раскачиваются. Не так, как положено. Не в одну сторону, а будто противореча друг другу. Странно. Вроде бы я ничего странного нынче не употреблял…. Я вообще ничего не употребляю. Бокал вина за обедом не в счет! О, а самое высокое дерево в парке и вовсе не колышется! И как это понимать?!
Я еще постоял у окна, силясь рассмотреть получше — что там, в парке.
Потом плюнул и вышел из кабинета. Надо все же супругу в спальню доставить.
То есть, сначала найти, потом доставить, а потом….
Или, может, ну ее? Его…. То есть, ну его, долг этот? Может, потом как-нибудь? На днях…. Или чуть раньше…. А еще лучше — позже. К весне ближе, например. Или к лету. Или к осени…. Нет, лучше всего к следующей Праздничной ночи.
Да, так. Решено: супружеский долг исполню как раз в следующую Праздничную ночь.
— «Идиот! — послышался мне чей-то тяжкий вздох. — Тебе такую девочку в жены дали! Красивую, нежную, умную, а он! Как есть — идиот»!
Точно — за ужином что-то странное съел. Голоса мерещатся.
Саша.
Я спряталась от всего мира. Ага-ага…. В шкафу — как в какой-нибудь мелодраме. Осталось только найти любовника и его не вовремя вернувшуюся жену. И будет тебе картина маслом.
Эх, Сашка-Сашка! Кому ты буки забиваешь?! И от мира не спрячешься, и любовников у тебя не было.
И сидишь ты не в шкафу, а на старом продавленном кресле. Верхом. Пытаешься отыскать в себе покой и порядок. И гармонию, ту самую, которую рекомендуют алгеброй проверять.
Что-то туго идет. Или гармония в этом мире не та, или с алгеброй у меня непорядок. Или философско-пофигистичный взгляд на жизнь временно ушел в туман.
Короче — страдаю я. Сколько я уже здесь обитаю? Три дня? Или четыре? Ночь, в которую я свалилась, день, ночь Праздничная, день. Сейчас вторая Праздничная ночь к концу подходит. Два дня, три ночи. А столько всего на голову упало — самой жутко. Даже замуж пристроили за целого принца. Радоваться надо, как всякой, уважающей себя попаданке.
Что-то не радостно. Хотя Энгельберт и красивый мальчик, ничего не скажешь. Одна беда — не умею я слюни на мужиков пускать.
А самое обидное — Стрегойский этот! Что стоило ему промолчать, не разбивать сердце мое девичье правдой-маткой. Я бы в глубине души надеялась, что со временем сумею отыскать дорогу на Землю, вернусь домой. Может быть, даже за минуту до выхода на сцену. Сумею избежать удара по голове и все пойдет как прежде. Будем мы с братцем Гришенькой на рыбалку ездить — благо, каникулы новогодние позволяют. В города, опять же, собирались смотаться, в «Драму» сходить, с друзьями-приятелями встретиться.
А теперь оказалось, что бабочке снилась жизнь на Земле.*
Так, Сашка, хандрить прекращай. Раз стерли тебя из всех проявлений земной жизни — значит, надо как-то втираться в структуру Элейнлиля.
Страдания и рефлексию отметаем, как бесполезное явление. Сначала обустроим свою жизнь в этом мире, а уж потом!
А потом, а потом будет суп у нас с котом. Жаль, кота у меня нет. Но, может, будет когда-нибудь.
Да, Сашка, поток сознания — он такой поток. Подхватил и тащит по порогам, только успевай уворачиваться. Муж еще этот….
— А что муж? — спросил Юрлоу, проявляясь рядом со мной. Я с трудом удержалась от слабого взвизга. Нет уж! Не дождется, собака иномирная!
— Муж у тебя хороший, Саш. Молодой, правда, а это недостаток, проходящий со временем, ты же знаешь.
Он присел рядом со мной на второе продавленное кресло.
— Еще скажи, что я должна прыгать от счастья, — фыркнула я. — Всю жизнь мечтала вот так внезапно, на вторые сутки знакомства, замуж выскочить. Да еще ни сном, ни духом об этом не зная.
— Саш, но ведь все девицы твоего возраста мечтают о принцах, — улыбнулся Юрлоу. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Я же Ветер, как-никак. Слышу все, что произносится, даже шепотом. Ты тоже мечтала…. Мечтала, мечтала, не спорь!
Я снова фыркнула. Мечтала, что ж я — не девочка, что ли?! Так это когда было-то! В нежном возрасте семи лет, когда мне брат Гришенька книжку на день рождения подарил. «Дюймовочку». Красивая книжка была. С яркими картинками. И принц эльфов там был. С крыльями, как у стрекозы и в золотой короне. И до того мне этот эльф приглянулся, что я года три с книжкой в обнимку спать укладывалась. Потом, правда, повзрослела. «Хмель»* взялась читать. Ничего не поняла, конечно, зато нос перед тем же Гришенькой задирала. Мол, вот я какая умная, какие книжки взрослые читаю. Не то, что ты, в букваре застрявший.
За что и была бита. За косички дергана, щипана, царапана. Не умел в десять лет Гришенька драться, как нормальный пацан. Папа научил. Мой папа, надо заметить. С тех пор Гришенька меня не бил. Потому что я тоже драться научилась и братцу оплеухи только так отвешивала. Дрались мы долго, каждый раз до кровавой юшки. Потом как бабка отшептала.
А вот обижать меня Гришенька никому не позволял. Дескать, Сашка — моя сестра и только я могу ее бить-обижать, остальные даже близко не подходите.
Большущая слезища медленно выкатилась из левого глаза и хлопнулась на подол платья, расплывшись темным пятном.
— Са-а-ш! Чего ты?! — укоризненно протянул Юрлоу. — Кто уверял, что плакать в принципе не умеет?
Я только хлюпнула носом. Сидят тут некоторые. Личности божественные. Укоризну расточают, бедным девушкам в забористую тоску впасть не дают.
— Знаешь что, Юрлоу Стрегойский, а не пойти ли тебе! — буркнула я вытирая лицо полой его камзола, и примеряясь — нельзя ли туда еще и…. Не стала. — Дай хоть пострадать в гордом одиночестве, раз уж лишил меня Родины. В истерике биться не буду, однозначно. А пострадать должна, иначе меня на сто мелких Сашек разорвет.
— Саша, не я лишил тебя Родины, — как-то чересчур серьезно сказал Юрлоу. — Не я переместил тебя в этот мир. Честно говоря, меня ты и в том мире более чем устраивала. И уж меньше всего я хотел уничтожить все, что было с тобой связано на Земле. Прости, что выдал это так…. Грубо и бесцеремонно. По мне — хвост надо рубить сразу, одним ударом, а не по кусочкам. Один раз переболит, зарубцуется, заживет. «Спасибо» ты, конечно, не скажешь, но и в депрессию не уйдешь. Знаю я тебя.
— Если не ты — то кто тогда? — отпустила я полу его камзола. — Кто тот умник, которому Элейнлиль не дорог?
— Ты не горячись, девочка, — мягко погладил меня Стрег по голове. — Мир точно ни в чем не виноват. А кто…. Это я выясню. Надеюсь, что не мои племяннички — экспериментаторы.
Мы замолчали. Не знаю, о чем думал Стрег, а мне почему-то вспомнилась колыбельная.
— Ветра спрашивает мать:
Где изволил пропадать?
Али звезды воевал,
Али волны все гонял…*
Слушай, так у Ветров и в самом деле есть мать? — спросила неожиданно даже для себя. Чего мне приперло это выяснить? Да кто ж меня, такую начитанную, знает?!
Стрег отвечать не пожелал. Ну и пожалуйста!
— Саша, ты постарайся наладить отношения с принцем, — сказал он. — Вам друг от друга никуда не деться теперь. Браки в королевской семье не расторгаются. Вы до самой смерти связаны. Да так, что он и налево сходить не сможет. В смысле — пожалей мужика.
И вот тут меня переклинило.
Лорд Юрлоу Стрегойский. Он же — Стрег.
Смерчи — они разные бывают. Я Бог Ветра, я знаю. Но рассказывать не буду. Ученые академики головы сломали, пытаясь разобраться — как смерчи образуются. Так пока и не узнали. Я подсказывать никому не собираюсь. Хотя бы потому что сейчас передо мной раскручивался настоящий снежный смерч.
Едва успел выкинуть этот смерч с галереи дома Энгельберта. И уже готов прибить самого себя. И за то, что пришел в образе нелюбимого девчонкой начальника. И за то, что ума не хватило подготовить девчонку. И за то, что сейчас в парке возле дома ненаследного принца эльфов бушевало…. Торнадо, смерч, вихрь — называйте как хотите, суть от названия не меняется.
Сашка там бушевала.
Гнулись и ломались вековые деревья, рушились на землю тяжелые снежные шапки, глухо гудели невидимые колокола. Откуда в парке колокола — не знаю. Но гудели так, что я испугался. А ну, как войдут в резонанс. Где потом будет жить принц с семейством?
И ведь остановить не выйдет. Или выйдет. Но боком, причем мне.
Сейчас я могу только отслеживать и ограждать место — чтобы взбесившаяся девчонка и в самом деле не разнесла все вдребезги и напополам.
Отслеживать и попутно пытаться понять — это что ж такое вышло из-под моих рук? Это кого же я создал, дав обыкновенной, в общем-то девочке силу стихии Воздуха?!
Не-е-ет, она уже не человек, далеко не человек. И не эльф. Не бывает у эльфов подобной силы, даже у самых сумасшедших. Мать моя, всех Ветров прародительница! Уж не создал ли я чудовище?!
— Лорд Стрегойский!!!
Принц. Ишь, как его ветром гнет — будто дубок на пригорке. Того и гляди — переломится. Держится, однако. Тулупчик запахнул, шапку на лоб надвинул, ломится сквозь снежную заверть.
— Лорд Стрегойский! Что там?! Что случилось? И где моя жена?
— Жена-то? Да там она. Ку-у-уда! Стоять! Только вас там и не хватало!
— Там же Саша! Она же погибнет!
— Погибнет — это вряд ли. Деревья переломает — это да. Вам жалко?
— Так это она?! Не может быть! Она же не маг!
— Не маг…. А что это меняет?
Принц смотрел на меня испуганными оленьими глазами. Какой повернутый на ми-ми-ми придумал эльфам такую внешность, хотел бы я знать?!
— Что вы хотите этим сказать?
Я только вздохнул, прислушиваясь к гудящим колоколам. Стихает, вроде бы. Вот вниз глухо шлепнулся последний ком снега. Донесся треск сломавшегося дерева. Еще один глухой удар. Дерево упало.
Тишина….
— Айда, заберем твою женушку, — хмуро буркнул я, снимая защитный купол. — Осторожней! Ноги не переломай.
Сашу мы нашли на бывшей полянке. Подозреваю, что буквально час назад полянка была по-своему прекрасна и живописна. Сейчас же….
Сейчас же поляна была засыпана обломками деревьев вперемешку с комьями снега.
А в центре поляны стояла Сашка. Лицо белее снега, золотистые волосы вьются за плечами, хотя ветра нет и в помине.
— Как же она прекрасна, — побелевшими губами еле слышно выдохнул принц, замерев в двух шагах от девчонки.
Солнечный луч, прорвавшийся сквозь снежную завесу, осветил ее с головы до ног, окрасив белоснежные одежды во все оттенки ало — оранжевого.
— Прекрасна, а ты думал, — подтолкнул я его. — Радуйся, что тебе досталась. Сумеешь удержать — счастье тебе. Не сумеешь….
Энгельберт ломанулся сквозь бурелом напрямую, по-моему, даже подлетая над особо крупными обломками. Сдернул с себя тулуп, завернул безвольную девчонку, прижал к груди.
— Саша, Сашенька, все. Все, моя девочка. Закончилось. Сейчас домой. Пойдем. Я тебя унесу в тепло. На кухню, к печи — хочешь? Хочешь, конечно. И грог этот твой. Сварю. Сам сварю. Тебе надо. Ты только не молчи, девочка моя. Ты говори со мной….
Он бормотал и бормотал что-то еще ей на ушко, торопливо шагая к дому. Навстречу ему выбежал Генри. Следом выскочила на крыльцо Илланель.
Постарела моя жрица, сдавать стала. Не признает меня. Или это я так хорошо замаскировался? Все же несколько столетий в Мире не появлялся, не мудрено забыть.
— Нянюшка, грог сваришь? — спросил Энгель, проносясь мимо. — Саше чего-нибудь горячего сейчас надо….
— Да сварила уже, — махнула рукой Илланель. — Иди, Джи там…. Генри, ты тоже…. Иди….
Я медленно приближался к высокому крыльцу, размышляя — может быть, мне пора? Или все же попытаться поговорить с этим семейством? Объяснить — куда они вляпались?
— Прошу, Повелитель Ветров, — внезапно склонилась передо мной старая эльфийка. — Не оставь милостью своею, благослови чад и домочадцев.
— Узнала? — спросил, понимая, что придется. И благословить, и в гости зайти. И задержаться ненадолго. Приглядеть за чудом, моим необдуманным порывом порожденном.
Принц Энгельберт
— Извиняться не буду, — мрачно сообщила дрожащая от холода девчонка, когда я устроил ее в кухне. Едва ли не на горячую плиту усадил, мелкую вредину. — Все равно вам дрова для каминов надобны. Отправь кого-нибудь — пусть пилят, колют, в дровенник складывают.
— Не извиняйся, — великодушно согласился я. — Ты теперь в поместье хозяйка, можешь хоть весь сухостой повалить. Там его много должно быть.
Она только носом шмыгнула. Не заболела бы от такого выплеска сил.
— Саш, ты ведь не маг, — осторожно спросил я, подавая супруге бокал с горячим грогом. — Не была магом. Так что это было?
— А я знаю?! — снова шмыгнула она носом. — Там, откуда я сюда свалилась — магов точно нет. Правда, подруга у меня в ведьмы-гадалки собиралась, да так и не собралась. Она и меня пыталась уговорить, но мне это скучно. Было дело, гадали в общаге девчонкам. Там все просто: и парней знаешь, и девчат. Их взаимоотношения просчитать не так уж и трудно. А вообще все вопросы тебе лучше лорду Стрегойскому задать.
— Ты с ним знакома?
Саша задумалась. Она сидела, прижавшись к горячему боку печи, покачивала в ладонях бокал, неторопливо отпивая глоток за глотком. Солнце, уже вполне себе проснувшееся, светило в кухонное окно, освещая ее причудливым сиренево-лиловым светом.
— Да как тебе сказать, — осторожно сказала она наконец, когда я уже не надеялся на ответ. Настаивать не спешил, опасаясь вспышки гнева. А кто бы на моем месте не опасался. После того смерча в парке.
— Ты ведь уже догадался, что я нездешняя?
Я кивнул.
— Я тебе больше скажу — я понял, что ты не из нашего мира, — сказал неуверенно. — То есть, у меня были подозрения…
— Верные подозрения, Высочество…. Я действительно из другого мира. Как сюда попала — вопрос второй. А лорд Юрлоу Стрегойский…. Выглядит он, как один мой знакомый. Хороший знакомый, можно сказать — начальник. Одна малость — он не наш Юрий свет Александрович. Скажем так: я догадываюсь, кто он на самом деле, но сам понимаешь — болтать об этом в мои планы не входит.
Я задумался. Кое-что и мне было ясно. Только непонятно. Бросил нечаянно взгляд за окно и едва не сел там, где стоял. Нянюшка, моя старая нянюшка, она же жрица Стребога Илланель, стояла на коленях перед тем самым лордом Стрегойским, прижавшись щекой к его руке. И вновь она была той и не той одновременно. Трепетали за спиной серебряные волосы, развевались одежды, вновь ставшие белоснежными. Солнечные лучи скользили по склоненной голове, по лицу, по одеждам. Мне на миг показалось, что во дворе не обычные эльфы, а скульптуры, созданные каким-нибудь мастером льда. Но нет. Вот лорд коснулся головы Илланель благословляющим жестом, помог подняться, и повел ее в дом.
— Илланель жрица Стребога, — сказал я больше самому себе. — И она — моя нянюшка. Как такое возможно?
— На свете много есть такого, друг Горацио,* — тихо ответила Саша. — Выводы сам сделаешь? Или помощь нужна? Учти — прямо я тебе сказать не то что не хочу. Не смогу просто. Предупрежу только — не хами лорду. А то мой срыв тебе теплым летним дождичком покажется.
— Ты хочешь сказать, что лорд….
Туго, но доходит. Лорд — он и не лорд вовсе. Он Стрег. Тот самый, о котором в нашем мире стали забывать. Тот самый, который уже несколько веков не отзывался на призывы.
— Что он принесет нам? Саша, ты знаешь, что бывает, когда на землю сходят боги, — шепотом, на грани слышимости, спросил я. Саша только пожала плечами. Заглянула в опустевший бокал, капризно надула губы.
— В нашем мире, говорят, боги гуляли. Правда, про свою страну не могу ничего сказать, не знаю, а вот в Древней Греции боги усиленно людскую породу улучшали. Отправят мужиков на очередную войну, а сами под видом горячо любимого супруга к понравившейся дамочке в постель. И рождались от подобных деяний полубоги, истребители чудовищ. Герои. Без героев же нам никак. И красавицы, из-за которых целые города — государства рушились. По двадцать лет под стенами стояли и всяких коней с сюрпризами подкидывали. Не поверишь, они в образе быков-лебедей и прочих тварей к девицам подкатывали. А потом то Европа на громадном быке через море-океан плывет, то Леда яйца несет, из которых братья близнецы появляются…. Да что там говорить! Еще грог есть? Нет? Жаль…. Напиться хочется. Напиться, морду лица кому-нибудь подправить, юшку кровавую из носу пустить…. Эх! Нет в жизни счастья!
Э, да она уже пьяна! И это всего с одного бокала. Так, взять на заметку: жену без особой надобности не злить. А если злить — то предварительно вывезти туда, где требуется срочно лес от сухостоя почистить. И самое главное — спиртного после этого ей не наливать.
— Пойдем спать, чудо мое, — сказал я, забирая из ее рук бокал. — У меня кроватка мягкая, теплая, огонь в камине горит, тепло.
— И что ты будешь со мной в той кроватке делать? — сонно мурлыкнула девчонка, укладывая голову на мое плечо. — Учти, я во сне брыкаюсь….
— Спать мы будем, — ласково сказал я, прикидывая — чем мне пробуждение в одной кроватке грозит. — Спать. Во всяком случае, сейчас.
Еще одна заметка — выяснить, что именно так разозлило Сашу. Кто — тут вопрос не стоит. Догадываюсь. Но что он ей сказал?
Где-то в горних высях
— Что? Как это — принц Энгельберт женился на приблудной человечке?! Как это — брак расторжению не подлежит?! Кто посмел в обход меня, покровителя браков, заключить этот брак?! У меня на принца были свои виды! Я ему прочил в жены одну из дочерей маркиза Энвиля. Немедленно отыграть назад! Девчонку убрать, принца опоить приворотным.
— Не выйдет, брат….
Из золотистого марева донесся вздох — порывом прохладного ветра.
— Энгельберт сам решил свою судьбу. А девчонка и вовсе вне нашей юрисдикции. Она не наша, сам видишь. Другому богу посвящена. Мы тут бессильны что-либо изменить. К тому же…. Нет, ты только взгляни на это! Видишь — их союз на основе чувств создан. Нельзя разрушать.
— Какие чувства, брат, ты о чем?! Они знакомы три дня.
— Тебе ли не знать — иной раз одного взгляда хватает.
— Он — эльф! Принц!
— А она — из другого мира. Что это меняет?
— К тому же не забывай — кто-то из старших ей покровительствует. Влезешь в Игру — огребешь по полной. И мы заодно. Тебе это надо? Мне точно — нет! — заметил третий.
И вновь тишина в Небесных Чертогах.
Саша.
О-о! Я выспалась. Наконец-то! Никто не бурчит, что на работу пора. Никто будильник не включает. Никто в двери не ломится с криком: «Сашка! Сделай кофе, а то сдохну сейчас»! Никто…. Стоп, а что это мне тесно-то так? Кто это мне в макушку дышит, в ухо посапывает?
— Спи, милая, — сонно пробормотали мне в ухо. — Сегодня день отдыха, можно отсыпаться.
Я притихла, вспоминая — что вчера было. Много чего вспомнила. Привела все к общему знаменателю, вычислила соседа по койке. Супруг мой богоданный. Ага, тем самым Богом и данный. И как мне теперь себя с ним вести? Нет, с Богом понятно — как. Максимум уважения и почтения. Без панибратства — а то расслабилась тут. Не-не-не! Все чинно, благородно, с поклонами и молитвами.
Кто-то вроде бы хмыкнул недоверчиво так. Дескать, это ты-то — с поклонами и молитвами…. Ну-ну….
— Это что же — мне уже и в нужнике от тебя не спрятаться? — одними губами прошептала я. — Так и будешь за мной приглядывать?
Хмык стал задумчивым. Вот бы еще выяснить — кто он? Нет, что Бог — и козе понятно. Но кем он на Земле подвизался?! Если судить по его недомолвкам — кем-то близким мне. Не так, чтобы совсем уж близким, но рядом ошивался. А кто был так близко? Родных отметаем сразу. Гришенька? Тоже нет. Кто-то старше. Много старше, чем Гришенька. Интересно — он дозрел до признания Аленке? Любит ведь. Уж я-то знаю. И она его любит. А договориться никак не могут. То дверь узкая. То плечи широкие. А то и вовсе — метель на улице.
— «А сама-то? Что ж сама-то не договариваешься? Мужик уже есть. Законный — заметь. Никуда вам друг от друга не деться. Так что плодитесь и размножайтесь на радость королевству. И миру в целом»
Сейчас кого-то буду убивать. Точно. Как только смогу выдраться из объятий богоданного, так и убью. Молчал бы. Кто меня в этот мир забросил, да еще и замуж пристроил без спроса?
А в ответ тишина. Конечно, разве может Их Великолепие снизойти до простой смертной девочки, двумя мирами, можно сказать, обиженной.
Я села в кровати, слегка отпихавшись от мужа.
Муж тяжко вздохнул и обнял подсунутую подушку. Сижу, размышляю. На мужа поглядываю. Надо же внимательно к нему приглядеться. А то вот так перепутаю богоданного с каким-нибудь другим эльфом — и что тогда? Секир-башка мне, любимой. Сейчас Энгельберт выглядел милым. Ушко длинное из светлых волос торчит, чуть подергиваясь. Щекотно ему, что ли? Или прислушивается к чему-то?
Волосы волнистые, длинные. Все вроде бы по канонам, которых в любой книжке навалом. Высокий. То есть, в положении лежа — длинный. Я как раз у него под мышкой вся помещаюсь, и еще место остается. Плечи не широкие, но ведь и не узкие. Мышцы имеются, но не как у бодибилдеров всяческих. И то сказать — вряд ли эльфу, тем более, принцу, придет в голову из себя Геракла изображать. И вообще — если б не ушки его — обычный классический красавец мужик. Так чего тебе, любимой, еще надо, Сашенька? Тем более, обещали, что изменять он не будет. Даже если захочет — все равно не сможет. Ладно, не гони коней, Сашка. Пусть все идет своим чередом.
Я осторожно выползла из кровати. Отыскала дверцу в кабинет задумчивости, пообщалась с лучшим другом. Умылась. Посетовала, что зубы почистить либо нечем, либо я не знаю, как эльфы этот фокус проделывают.
Опять хмык в моей голове. Но не Стрег хмыкал. Голос вроде бы молодой. Ну, и?
«И» оказалось тюбиком зубной пасты и щеткой. Ага! И кто ко мне снабженцем устроиться собрался?
— «Снабженец? И кто это»? — с интересом спросили у меня.
— «Здравствуй, шизофрения, — пожала я плечиком, старательно начищая зубки. Мне повезло в жизни. К двадцати годам ни одной дырки. Красивые крепкие зубки. — Снабженец — тот, кто снабжает. За пасту спасибо».
— «Пожалуйста. Только я не шизофрения. Я Сори. Восточный Ветер. Отвечаю за…. Впрочем, это не важно. А кто ты, девочка Саша»?
— «Человек с планеты Земля, — вновь пожала я плечиком, рассматривая себя в большом зеркале. Оттуда смотрела на меня растрепанная девица самого обычного вида. Глаза, правда, странноватые какие-то. Вроде бы и цвет тот же самый, синий. И ресницы самые обычные. Длинные, темные. И губы как губы. Совершенно не модные. — Человек. Девушка. Не была, не состояла, не имею. Что-то еще интересует?»
— «Интересует. Как ты здесь оказалась? Кто тебя переместил в Элейнлиль»?
Будто я знаю!
— «Шел. Поскользнулся. Упал. Очнулся — гипс», — ответила я общеизвестной фразой.
— «Как это?» — не понял Сори.
— «Шла на сцену. Увидела какую-то странную тень. Услышала треск оборвавшейся веревки и шум падения тяжеленной дуры. Хрясь, блямс, бум — ой-ей-ей. Снег, колокольцы, голоса. Очнулась в этом доме. Все!»
— «Вот, значит, как… Что ж, мне надо подумать. До встречи, девочка с Земли»
Так тихо стало. Тихо-тихо. Настолько, что мне немедленно захотелось устроить небольшой бум. На худой конец — мелкую пакость. Эх, была не была! Где-то я тут расческу видела. Не массажка, конечно, но красивая. Деревянная, с редкими зубьями. Явно волосы у моего богоданного густые и трудно расчесываются…
Принц Энгельберт
— Сашка! Иди сюда, чудовище! Я ж тебя сейчас… Я из тебя…. Я…. я не знаю, что с тобой сделаю!
— Нашел дуру, — донесся до слуха легкий шепот, прошедшийся по моим плечам озорным сквознячком. — И чего сразу чудовише? Я милое и симпатичное чудо.
— Энгель! Да остановись ты! Потом беглую супругу поймаешь! — догнал меня Генри. — Никуда она не денется. Пойдем, отец уже нас заждался. А с леди Сашей матушка разберется.
— Она издевается, да? — выдохнул я, пытаясь отдышаться. — Откуда это чудовище успело расположение комнат узнать? Да я сам тут путаюсь!
— Пойдем, пойдем, Энгель. Там гонец от Его Величества. Что-то срочное.
— Ты тоже издеваешься? Куда я с такой прической пойду?
— Прическа как прическа, — снова легкий ветерок по плечам. — Тебе даже идет.
— Вот это мне идет?! — поднял я рукой множество мелких косичек. И как только сумела не разбудить меня… — Ты издеваешься?
— Не-а! — перегнулась через перила лестницы девчонка. — Я ж, можно сказать, любя! Забочусь в поте лица о богоданном супруге, встаю ни свет, ни заря, чтобы ему волосы расчесать. Косички заплести. Они кстати, дредами называются… теперь можно неделю за расческу не браться. Или месяц.
Александра! — простонал я, представив себе, как сейчас появлюсь перед гонцом и дядюшкой Джи. — Ты не могла бы так не делать?!
— Не-а! Энгель, чего ты так переживаешь? Ты же у себя дома! Как хочешь, так и заплетаешься. Что хочешь — то и носишь. Вот, держи! Специально всю гардеробную перерыла, пока отыскала. И даже подогнала по фигуре. Меня нянюшка научила.
Мне на голову свалился ком пятнистых тряпок. При детальном рассмотрении тряпки оказались странным сплошным одеянием.
— Энгель, ты потом жену прибьешь, — поторопил меня Генри. — Там что-то важное. Одевайся быстрее.
Я застонал. Боги! За что?!
— За все хорошее и на триста лет вперед! — весело откликнулась Саша, осторожно спускаясь на несколько ступенек. — Энгель, ты драться не будешь?
— А смысл? — пожал плечами я, силясь разобраться в том, как это надевается. — Помогла бы лучше.
— Как скажешь, милый!
Она в два прыжка спустилась с лестницы, и я едва не сел, где стоял. Саша была одета точно в такую же пятнистую одежду.
— Саша?!
— Не парься, Генри. Для тебя тоже есть. Вот. Иди, переодевайся. Да быстрее же! Сам говоришь — нас ждут.
Генри молча вышел.
А меня охватил странный азарт, мне совершенно не свойственный. Захотелось вдруг похулиганить. Сделать что-то, чего я раньше никогда не делал.
— А комбез тебе идет, — довольно сказала Саша, сноровисто помогая мне надеть и расправить обновку. Хм… А удобно. Нигде не жмет, не давит и не трет. — Надо будет еще берцы изобрести, но это потом. Присядь-ка, я твои косички в хвост соберу. У меня как раз лишняя резиночка в кармане завалялась.
Еще две минуты спустя я смотрел в зеркало и понимал, что мне это действительно идет. Принцем меня сейчас можно было назвать с большой натяжкой. И неожиданно мне это понравилось.
Особенно, когда к нам присоединился Генри.
— Генри, тебе тоже идет комбез, — сказал я, рассматривая друга. — Только волосы…
— Присядь, брат, — улыбнулась моя жена, жестом фокусника добывая из кармана еще одну резиночку. — Косы плести некогда, но мы и так справимся.
— Ты и мне такие же дреды заплетешь? — обреченно спросил Генри.
— М-м-м-м…. Честно говоря, это не совсем чтобы дреды, — смущенно потерла нос моя супруга. — Дреды — это сложно и долго. Это просто косички. Но ведь красиво же?
— Красиво, согласился я, рассматривая себя в зеркале. — Почему я не проснулся-то?
— Ну-у-у, я не знаю-у-у! — выпятила нижнюю губу Саша, проворно управляясь с волосами Генри. — Может, потому что я была осторожна, а ты спал крепко…. А потом, дома у меня есть младшая сестренка. Она еще совсем мелкая, а волосы у нее длинные. И она страшно не любит расчесываться. Приходится хитрить. Заговаривать ей зубы, рассказывать сказки. Даже танцы с бубнами устраивать. Все, брат, готово. Можем идти.
Мы и пошли.
Уже подходя к кабинету, я вдруг понял, что идем мы как-то неправильно. Первой совершенно неслышным крадущимся шагом идет Саша, а мы, как приклеенные, крадемся по бокам от нее. У самой двери Саша вдруг обернулась к нам, прижав палец к губам.
— Тс-с-с….
И осторожно приоткрыла неплотно прикрытую дверь
— Его величество в растерянности, — услышали мы взволнованный голос. — Он не знает, как ему поступить….
Что? Эд — и вдруг в растерянности?
— А что случилось-то? — спросил дядюшка Джи. — Вроде бы все тихо было.
— Тихо-то оно тихо, да как-то непонятно все, — ответил гонец, и я наконец-то узнал говорившего. — В первую Праздничную ночь все шло, как и положено. Его Величество Эдвин представил близнецов Всем семи Ветрам. Дары преподнесли, ленты отпустили. И вроде бы все прошло, как и должно. А потом, когда в Святилище остались лишь члены королевской семьи — полыхнуло. Будто факел вспыхнул. Святилище осветилось, и на стене появились письмена.
— Какие письмена? — не выдержал я, входя в собственный кабинет.
— Ох, Ваше Высочество! — подскочил со стула гонец — личный адъютант Эдвина, лорд Дестэль. Он начинал службу еще при нашем отце.
— Лорд Энгельберт? — приподнялся с дивана дядюшка Джи, блюдя этикет. Я отмахнулся. — Во что это вы нарядились, прости вас Ветер?! Никак ограбили Лесных Братьев? Когда успели-то?
А до меня дошло — почему одежда показалась мне знакомой. Не по фасону — по цвету.
Эльфы издавна делились на два лагеря. Тех, кто тяготел к жизни цивилизованной, и тех, кто не желал покидать Исконные Леса. Их-то и называли Лесными Братьями. И нет — мы не враждовали. В любой момент можно было покинуть город и уйти в Леса — благо, все у нас рядом. А можно и из Леса прийти в город, и никто тебе и слова не скажет.
Бывало и так — в Лес уходили состарившиеся эльфы. Те, кто считал, что сделал все для народа и государства. Уходили, чтобы провести остаток дней в созерцании и размышлениях. Что с ними случалось в момент гибели — не знаю. Возможно, и в самом деле становились деревьями, травами, цветами. Легенды рассказывали, что издревле эльфы вышли из Леса, и обязаны в посмертии вернуться туда же.
— Дядюшка, не до церемоний, — улыбнулся я, краем глаза заметив свой силуэт в полированной дверце шкафа. — Так что за письмена появились на стене родового Святилища, лорд Дестель?
— Вот, Ваше Высочество…
Лорд торопливо шагнул к столу, протягивая мне лист.
— «Грядет перерожденье. Его одобрили Ветра. Вам не уйти от этого решенья. Все началось за час до Прихода. Ищите девицу невинную. Она поведет вас к Свету» — прочел я и перевел взгляд на супругу. Саша стояла, скрестив руки на груди — такая маленькая, особенно рядом с Генри. Надеюсь, Пророчество не про Сашу.
Перевернул лист, увидел еще несколько строк, но прочитать не успел. Супруга, выхватив из моих пальцев бумагу, уже уселась в кресло и принялась читать, забавно шевеля губами — видимо, про себя проговаривала слова.
— Хм…. — дочитав, сказала она. — Хм…. Приколисты, однако. Лорд Дестэль, а было что-то еще? Слова, буквы, знаки, рисунки?
Дестэль, все еще недоуменно рассматривающий мою жену, поднял взгляд на меня:
— Ваше Высочество, могу я спросить? ЭТО КТО?!
— Моя жена, лорд, — пожал плечами я. — Законная супруга. Брак заключен в Праздничную ночь в Святилище Семи Ветров и благословлен богами.
— Но она — человек!
— И что это меняет? — выгнула бровку Саша.
— Его Величество не одобрит! Вы не леди!
— А что это меняет? — повторил я, забирая листок из рук жены. — «В день десятый от рождения Луны». И все? От какой луны? Если этой — так она уже родилась. Если следующей — у нас месяц в запасе. И главное — что будет?
— Перерожденье, ясно же написано, ткнула пальчиком в письмена Саша. — И я даже догадываюсь — кто переродится. И даже быстрее, чем наступит десятый день.
— ТЫ?!
Саша
— И незачем так орать! — спокойно ответила я новоявленному лорду Дестэлю, который с возмущением на меня смотрел. И чего ему не понравилось? Не леди я, кто ж спорит. И замуж за наше Высочество не рвалась, оно само вышло. Впрочем, не само, Юр постарался. Зачем ему надо — не знаю. Равно как и то, зачем ему вдруг в мире эльфов драконы понадобились. Мне не нравится «невинная девица». Налагает, знаете ли, обязательства. Надо бы подстраховаться, а то тяни потом баржу разных обязанностей и чужих чаяний. Оно нам надо? — Нет. Значит, надо мужа в постель затащить. А как?
— Ты что себе позволяешь?! Человечка! Да ты… ты….
— Молодой человек, вы что такой нервный? Вдруг гроза — а вы на взводе. Шарахнет молнией — и привет эльфу Дестэлю.
Нет, грубить я не собиралась. И даже подозревала, что обычно этот эльф себя так не ведет. Тем более, ему сказано, что я законная супруга принца. Следовательно, либо его кто-то подзуживает, воздействуя ментально, либо одно из двух. Вон, как супруг мой на него таращится удивленно. Значит, такое поведение для конкретно этого эльфа не характерно. Придется ампутировать….
— Да, Дест, успокойся уже, — сказал Энгель, вытаскивая меня из кресла и сам в него усаживаясь. Устроил меня на коленях, чуть покачал. — Леди Александра — моя жена. Прошу относиться к ней с почтением и уважением.
— Алек…
Лорд Дестэль внезапно опустил плечи, вытер выступивший на лбу пот. Потянулся к низкому столику, стоявшему рядом с его креслом. Подрагивающей рукой снял крышечку. Выронил — она глухо звякнула, скатываясь на ковер. Налил вина в высокий бокал — рука мелко дрожала.
— Леди Александра, позвольте засвидетельствовать вам свое почтение, — сказал он, с трудом проглотив вино. Мы переглянулись.
— Не удивляйтесь, леди, — устало сказал лорд, отставляя в сторону бокал. — Письмена видели трое: Их Величества и я. Однако имя девицы высветилось позже, когда король и королева покинули Святилище, а я остался, чтобы присмотреть за порядком и записать пророчество. Это ваше имя, леди. Если бы вы были не замужем, я был бы твердо уверен, что…. Но ведь вы же успели скрепить брак. Человеческие женщины похотливы, в них изначально заложено стремление к постельным забавам. Но теперь я спокоен — пророчество не будет исполнено. Другой женщины с именем Александра в наших землях просто нет.
Энгель подо мной дернулся было, но я прихлопнула его рот ладонью. Отомстить индюку Дестэлю я успею. Мне вовсе не хочется исполнять какие бы то ни было пророчества. Если им нужна дева — пусть поищут. Вдруг и найдут еще одну героиню фантастического романа в бронелифчике и железных трусах.
— Да, лорд Дестэль. Брак был заключен и подтвержден в ту же ночь, — спокойно сказала я, взглядом обещая лорду все муки ада на земле, — Никогда не мечтала играть роль исполнительницы пророчеств. Так что тут вы в пролете. А что касается похоти…. Встречались мне индивиды, которые…. Впрочем, об этом позже. Вас прислал сюда Его Величество? Зачем?
— Чтобы принц Энгельберт немедленно вернулся во дворец, — пожал плечами лорд. — В это непростое время правящая семья должна объединиться перед лицом неведомой опасности. Впрочем, вашему пониманию это вряд ли доступно. Люди не знают, что такое единство. Только высшее существо способно…
На что способно высшее существо — лорд досказать не успел. В его бокал медленно-медленно опустился здоровенный мохнатый восьмилапый красавец. Сиречь — паук. Вот когда пригодилось Аленкино увлечение птицеедами. В школе она ими бредила, таскалась с картинками и фотографиями, клянчила у родителей. Купить ей паука так и не купили, но в моей памяти он отпечатался навеки. А самую первую ступень иллюзиониста я освоила, когда мы с бабулей Ланей украшали столовую к Праздничной ночи.
Муж подо мной снова дернулся, я придавила его посильнее. Дядюшка Джи только глазами захлопал, Генри скривился.
Лорду Дестэлю не повезло. Он упал в обморок.
Кто ж знал, что высший эльф, аристократ в каком-то там поколении, приближенный самого Величества Эдвина Х, до смерти боится пауков.
Да, нехорошо вышло.
И восьмилапый с ним!
Дядюшка и Генри довольно невежливо уложили лорда на диванчик, постояли, скорбно поджав губы. А потом, как водится у сильных мужчин, набросились с укорами на меня. Можно подумать, это я виновата, что лорд такой хрупкий.
— Саша, девочка моя, разве так можно? — с укоризной сказал дядюшка, развеивая мою иллюзию. — Что подумает о тебе лорд Дестэль?
— Да, сестричка, погорячилась ты, — тут же подпел Генри. Муж только хмыкнул, осторожно целуя меня в висок. Что-то мне подсказывает — Энгель и сам не в большом восторге от лорда.
— Это не я погорячилась, — честно ответила на укоры. — А чего он?! Если мужику с женщинами не везет — это не повод на меня лапу задирать.
Мужчины переглянулись, пряча ухмылки. Похоже, я права. Нарывался лорд на человеческих женщин. И не факт, что женщины виноваты в его обидах. Скорее — сам где-то начудил. Сталкивались мы с такими ненавистниками. Вроде бы сам весь из себя деловой, на все готов, а как до расставанья дойдет — так и коробочку от колечка назад потребует. Уж не знаю, почему на меня вдруг озарение свалилось. Наверное, съела что-нибудь.
— Кстати, о пище телесной — мы сегодня трапезничать будем? — спросила у богоданного. — Пока лорд в отключке валяется, не худо бы пообедать.
Животик мой согласно рыкнул, сообщая миру, что да — пообедать стоит. А уж потом можно и проблемы пообсуждать.
— Будем, наверное, — неопределенно сообщил муж. — Нянюшка, видно, заждалась нас в столовой. Но прежде надо лорда Дестэля в чувство привести. Ему тоже есть хочется. Наверное.
— А может, пусть поспит? — с надеждой предложила я. — Поспит часок-другой. Устал, небось, по морозу верхом скакать. Сколько до столицы вашей отсюда?
— Он из Сейнлиля телепортом пришел, — ответил мне дядюшка Джи. — Не думаю, что так уж утомился. Надо поднимать.
— Некроманта вызовем? — живо заинтересовалась я, наблюдая, как у лорда мелко-мелко дрожат реснички. Притворяется, гад. Интересуюсь, а сама между делом воды из графина в стакан наливаю. Вроде как мне пить охота.
Дядюшка едва ли не перекрестился. То есть, сделал рукой некий знак, явно призванный защитить от злых Сашек, то есть, духов.
— Где ты набралась такой ереси?! — вылупился на меня братец Генри. Почему братец? Ну-у, меня же бабуля Ланя вроде как удочерила, взяв под опеку. А Генри ее сын. Ее и дядюшки Джи. Значит, он мне кто? — правильно. Братец.
— Доню моя, ты про некромагов не вспоминай лучше. В нашем государстве их не то что бы того…. Но не любят. Поднимать ушедших за грань — плохо. Это темная и злая магия, — поднял палец вверх дядюшка.
— К тому же, лорд Дестэль всего лишь сознание потерял, а не умер, — вставил муж, принявшись исследовать мое ухо. Я даже поежилась. Щекотно же!
И сидеть что-то как-то не так удобно стало…. Ага. И ручки чьи-то шаловливые пытаются в комбезе что-то отыскать. А вот фиг тебе, муж дорогой. Комбез это тебе не бальное платье, это почти что пояс верности. Пока даму из него добудешь — семь потов сойдет. Так, надо что-то предпринять, а то мы жаркой сценой публику радовать начнем.
— А можно — я попробую его в чувство привести? — спрашиваю, с достоинством из рук супруга выкручиваясь и беря стакан с водой.
— У тебя есть нюхательные соли? — спросил Генри, отрываясь от бережного похлопывания лорда по щекам.
— А то ж!
Визг стал музыкой для неизбалованного слуха. Холодная вода — она и в Элейнлиле вода.
— Во-о-т! А вы сразу — некромага вызывать, лорда поднимать, — крикнула я уже из коридора. — А он и сам отлично поднялся. Пока, мальчики! Жду в столовой. А то очень уж кушать хочется.
*****
— Что ты опять натворила, дитя? — с улыбкой спросила бабуля, щедро наливая мне суп в глубокую тарелку. — Никак, лорду Дестэлю досталось? Это же он визжит, как недорезанное порося?
— Мне его не представляли, — пожала я плечами, вооружаясь ложкой и куском хлеба. — Прибыл какой-то лорд с какими-то претензиями. Не понравилась ему жена принца — так я не золотой, чтобы всем нравиться. Не любит он человеческих женщин — так я о любви не умоляла. Но и терпеть его хамство меня не нанимали. Задрал лапку на человека — получи пинок под хвост. Нахамил девушке — получи ледяной душ в морду лица. В конце концов, я же не виновата, что ему кто-то рога наставил.
— А ты откуда знаешь?! — едва не опрокинула тарелку с супом бабуля. — Энгель рассказал?
— Нет…. Упс…. Это я что — пальцем в небо ткнула — а в глаз попала? Не иначе, лорд с человеческой женщиной характерами не сошелся, теперь всех подряд на один забор вешает.
— Как-то так, — согласилась бабуля, хитро поблескивая глазками. А в глазках плескалась Большая Сплетня. — Я подробностей не знаю, только была в посольстве, из человеческого государства прибывшего, красавица. Дочка не то посла, не то помощника его. Как водится — балы, приемы в честь и по случаю. Наш лорд на красавицу-то и запал.
— Запал-то запал, да запал пропал, — пробормотала я, уплетая суп.
— Да. Пока лорд размышлял — достойна ли эта леди его высокородного взгляда, достойна ли его покоев в королевском дворце — девчонка замуж вышла. С тех пор лорд от женщин человеческих нос воротит, дескать, все они существа низменные, к высокому непригодны.
— Да, и мысли у нас все об одном, — поддакнула я, думая, что у меня сейчас все мысли действительно о том самом. Надо же как-то себя обезопасить от исполнения пророчества.
— «А я о чем! — прозвучал в моей бедной голове глас божественный, лениво растягивая слова. — А ты упрямилась. Правда, от пророчества тебя это не убережет».
— «И на кой мне тогда муж? Хотя…. Ты, лорд Юрлоу, вот что мне скажи — что с тем пророчеством не так?»
— «А что с ним не так?»
— «А что с ним так? Какой умник такие пророчества сочиняет? Что значит — грядет перерожденье? Кого в кого перерождать будем? Если тут драконов отродясь не было, и ничего сверхъестественного не происходило. Вулканы не извергались, урановые котлы не взрывались, даже рентгеном никого не просвечивали. Нет, конечно, ваша божественность вполне может геном эльфийский подправить волей своей, но смысл?»
— «Драконы появятся».
— «Детский сад, ясельная группа».
— «Как всегда — никакого почтения, — хмыкнул Юрлоу. — Саш, тебе какая разница — чем в мире заниматься? Исполнишь пророчество — и свободна».
— «Ага. Исполни — и спи — отдыхай».
Мысль моя пропала втуне. В смысле — божество пропало. Драконы ему нужны! Ему! А я при каких делах?! И кто — он?!
— Чего пыхтишь? — спросил муж, усаживаясь рядом и принимаясь за обед. — Смотри, Сашка, сейчас из тебя искры посыплются.
Тоже мне — аристократ! Кто ж так с леди разговаривает?! Впрочем, я ж не леди. Я ж из рабоче-крестьянской семьи.
— Думаю, — буркнула, продолжая трапезничать. То есть, совершенно не по этикету объедаться бабулиной стряпней. — А что гость наш? Компанией нашей побрезговал?
— Торопится лорд Дестэль, не до застолий ему, — подсел с другой стороны Генри.
— Значит, он принца Энгельберта Азалийского не уважает? — прищурилась сквозь хрустальный бокал. Лорд Дестэль, который на цыпочках пробирался мимо дверей в столовую, замер. — Да-да, лорд! Не уважаете вы принца, и кров его не уважаете. Или так у вас, эльфийских аристократов, принято?
— Леди?
Дестэль мгновенно сделал вид озабоченного сверхважными делами. Мол, некогда ему на девчачьи подколки внимание обращать. Король ждет, и все такое…
— Вы прибыли в дом Его Высочества Энгельберта, третьего наследного принца королевства Азалийского. Принесли весть о странном пророчестве, и даже откушать за столом в доме принца не желаете. Нехорошо….
— Ой-й-й…. Сашка, ты чего толкаешься? — прошипел принц, получив под ребро острым локотком.
— Слово скажи, принц. Не порти мне игру!
— Какое тебе слово нужно, женщина?!
— Веское. Принц ты, или рядом постоял?!
— Н-не спешите, лорд Дестэль. Уже поздно отправляться в дорогу, — потирая бок, — во все зубы улыбнулся мой супруг. — Скоро ночь….
И все дружно посмотрели, как за окнами столовой радостно сияет солнце, раскрашивая сугробы в радужные цвета. День только-только дотянулся до полудня.
— Завтра мы отправимся в путь с самого утра, — вставил Генри, получивший тычок вторым локотком. — Чтобы к вечеру прибыть во дворец. Надеюсь, дело терпит?
— Т-терпит, — вынужден был согласиться лорд. — Н-но может быть, пойдем телепортом? Так намного быстрее. Его Величество…
— Думаю, Его Величество не будет возражать, если моя супруга посмотрит на наше королевство из окна кареты, — надменно выгнул бровь Энгельберт, а я в который раз подумала, что дурной пример заразителен. Вот уже и принца с пути истинного сбила.
— Кроме того, леди Александра не может отправиться в путь без багажа, — добавил дядюшка Джи, принимая из рук супруги тарелку с мясным рагу. Аромат — просто божественный! Лорд Дестэль явственно сглотнул слюну…. Мужественно покосился на двери…. И не решился отказаться.
Еще б он решился — за дверью, постукивая по ладони мясницким топориком, стоял лорд Юрлоу собственной божественной персоной.
— Когда ты научилась качественные иллюзии делать? — сквозь зубы поинтересовался Энгель, дожидаясь, пока лорд усядется за стол и примет из рук бабули тарелку с супом. — Он же как живой.
— А почему ты решил, что это иллюзия? — живо заинтересовалась я. — По-моему, лорд Стрегойский во плоти. И собирается присоединиться к нашей трапезе. Или ты против?
— Во-первых, ты все сделала неправильно, — вздохнул Генри. — Саша, ты с этикетом знакома? Хотя бы с элементарными правилами?
— О, да! У нас было знакомство, — стащив с тарелки мужа кусочек крольчатины, сказала я. — Шапочное.
— «Сашка, ты что творишь? — присоединился к укорам Юр. — Леди так себя не ведут. Тебе же нельзя портить себе репутацию. Во дворце так не принято!»
— «Вот и езжай вместо меня! А я тут останусь. Дракона высиживать».
Юрлоу только возвел очи горе, растворяясь в полумраке коридора. Хорошая иллюзия вышла, да. Скорее, даже не иллюзия. Надо будет подумать — что это такое у меня вышло. Что-то вроде проекции реальной картинки из прошлого. Наш Юр любил собственноручно шашычок замочить. И жест этот, с топориком, как раз из моих воспоминаний.
******
Не нравилась лорду Дестэлю юная жена принца Энгельберта, ох, не нравилась! А все потому что леди Александра оказалась совершенно невоспитанной особой без признаков аристократической крови. Он и в божественное благословение брака не верил, впрочем, как и в сам брак.
— «Скорее всего, принц подобрал девчонку где-то по дороге в имение, — размышлял он, занятый поглощением изумительно вкусного обеда. Не забывая, впрочем, искоса наблюдать за девчонкой, то и дело таскавшей еду с тарелки мужа. Принц не возражал. Наоборот, старательно подсовывал ей самое, на его взгляд, вкусное. — Никакого воспитания, девчонка точно из низшего сословия. Разве может леди, пусть и человек, позволить себе таскать куски с чужой тарелки. И вообще — настоящие леди столько не едят. Можно подумать — девчонка только что разгрузила телегу дров. Нет, она никак не может быть законной супругой принца. Скорее всего — постельная грелка на пару недель. Вряд ли больше. Король точно не одобрит поспешной женитьбы брата на подобной простушке. Волноваться не о чем».
И все-таки, лорд волновался. Кто знает, чего можно ожидать от невоспитанной особы, а проблемы в королевском дворце нешуточные. Не только из-за невнятного пророчества отправил Его Величество верного слугу за братом. Пророчество — оно такое. Пророчество, одним словом. Может быть, оно и вовсе не имеет отношения к нынешнему времени, ибо живется в королевстве спокойно, никакой Тьмы и близко нет. Не считать же воинствующей Тьмой ночь. Нет, надо, надо как можно скорее вернуться во дворец. Там принцу будет не до псевдожены. День-другой — и мальчишка забудет о ней. Можно будет потихоньку убрать ее. Вывезти в соседнее королевство — пусть там смущает умы юных принцев. Если сумеет до них добраться, разумеется.
Лорд Дестэль так задумался, что совершенно не заметил, как леди Александра отодвинула от себя пустые тарелки, о чем-то перешепнулась с принцем, и поднялась.
— Дядюшка, можно мне погулять? — прозвенел над головой лорда звонкий девичий голосок. — Погоды, я смотрю, сегодня просто чудесные!
— А чего ж нельзя, дочка, — благодушно улыбнулся дядюшка Джи, вытирая губы салфеткой. — Да и мальчикам надо бы размяться. После двух-то Праздничных ночей. Лорд Дестэль, не хотите ли присоединиться к прогулке?
— Да, Дест, присоединяйтесь, — с ласковой улыбкой одной хищной морской рыбы сказал Энгель, накручивая на палец тонкую длинную косичку, выбившуюся из высокого хвоста. — Мы неспешно пройдемся по заснеженным дорожкам нашего парка, побеседуем о восхитительных днях, которые, несомненно, принесут благоденствие в наши края. Насладимся прекрасным свежим воздухом, что, как благословение наших Покровителей, струится над этими просторами.
— Милы-ы-ый, пойдем, надо переодеться, — подергала мужа за рукав леди. — В камуфляже гулять холодно. Там зима….
— Да, родная, пойдем….
И они, взявшись за руки, ушли куда-то вглубь дома.
— Ничего не понимаю, лорд Джильэль. Не хотите ли вы сказать, что наш принц, вот так, без поддержки и благословения старших родственников сочетался браком неизвестно с кем? — вздохнул лорд Дестэль. — Откуда взялась эта девчонка? Может быть, она использовала приворот?
Дядюшка Джи лишь загадочно улыбнулся, глядя вслед убегающей парочке.
— Нет, лорд Дестэль. Приворот не использовался, — задумчиво обронил Генри, поднимаясь из-за стола с бокалом вина в руке. — Здесь замешано гораздо большее, чем приворот. Здесь замешаны они!
И многозначительно поднял к потолку руку.
— Не хотите ли вы сказать, что брак и в самом деле одобрен свыше? — недоверчиво выгнул бровь лорд. — Чепуха какая. ОНИ никогда не вмешивались в светскую жизнь нашего королевства. Во всяком случае, когда речь идет о королевской фамилии. Энгельберт, прежде всего, принц. А уж потом все остальное! Не знаю, о чем думал Его Величество, отпуская брата в имение. Впрочем, сейчас во дворце царит такая неразбериха….
— Можно узнать — что происходит? — тут же уставился на лорда Генри. — Когда мы уезжали, все было спокойно.
— Не спрашивайте, лорд Генри, не велено, — поморщился лорд, кося глазом за окно. Там, в ярких солнечных лучах творилось подлинное безобразие: снег будто сам собой взлетал и перемещался по площадке перед домом, превращаясь то в замершую перед прыжком большую снежную кошку, то в странного зайца с барабаном на шее, то стая белых волков расселась полукругом перед снежным костром, над которым крутился на вертеле снежный барашек.
— Надо же — никогда такого не видел! — удивился лорд Дестэль, — Его Высочество достиг больших высот в магии воздуха.
Дядюшка Джи и Генри переглянулись весело и хлопнулись ладонями.
— Отец, я пойду, надо собраться перед поездкой. Ты с нами?
— Пожалуй, я выеду уже сегодня, Генри, — задумчиво сообщил дядюшка. — Надо же доставить в столицу нашего… м-м-м, поставщика.
— Ах, да! Совсем забыл! Хорошо, передам матушке, чтобы уложила твои вещи. Лорд Дестэль, мое почтение….
Дядюшка и лорд Дестэль еще какое-то время мирно потягивали вино под треск огня в камине. Молчали, размышляя каждый о своем.
— Пожалуй, я вас оставлю, Дест, — поднялся дядюшка. Подошел к окну и замер, с восхищением глядя, как посреди площадки будто сама собой образуется огромная ледяная чаша, как в середине ее появляется странный мускулистый мужик с чешуйчатым хвостом. Мужик раздирает голыми руками пасть громадной ледяной рыбине, из глотки которой тут же начинает бить в воздух снежный фонтан, переливаясь в лучах солнца разноцветными искрами.
— Ай, молодец, дочка, — тихо сказал дядюшка, наблюдая, как девчонка в короткой меховой курточке поводит руками — будто вычерчивает в воздухе траекторию падения снега.
— Да при чем здесь девчонка, — пожал плечами Дестэль. Не хотите же вы сказать, что человечка способна создать подобное чудо?! Не верю!
— Дело ваше, лорд Дестэль, — пожал плечами дядюшка. — Не хотите ли отдохнуть? Я покажу вам гостевую спальню.
Саша
Нагулялись мы с Энгелем по самое не хочу! Остальные составить нам компанию не пожелали, но мы не жалели. Во всяком случае, я точно не жалела. Было весело. Энгель взялся учить меня управлять стихией. Не так, как это делала я в бурную ночь. А так, как правильно.
Сначала мы просто гоняли снег туда-сюда, то очищая от снега площадку перед домом, то возвращая его на место. Потом, когда до меня дошло, как именно надо, я решила, что правильного понемножку, и что мне скучно. И двор у нас какой-то скучный. Безликий.
— Снег да снег кругом- запела я в полголоса, придумывая — что именно мне хотелось бы сотворить из ближайшего сугроба. — Слушай, муж! А ты умеешь снег уплотнять?
— Ну-у, — задумался Энгель, с лукавой улыбкой глядя на меня. — Умею. Я умею даже превращать его…. Не то чтобы в лед, это все же магам водной стихии ближе, а я воздушник, и еще немного огневик. Но слепить из снега плотный кирпич смогу. Или шар. Кстати, снег сегодня влажный — ты заметила?
Я заметила. И уже слепила небольшой комочек. Хотела в мужа запустить, но тут припомнила фестиваль ледяных скульптур, подумала….
Энгель сходу разгадал мою задумку, и вскоре вокруг площадки сидели, стояли, бежали и лежали самые разные звери.
— Красиво получилось, — поправив ухо зайцу с барабаном, сказал Энгель. — В центр бы еще что-то такое…
— Снежный фонтан! — тут же решила я. — А что? Креативненько получится.
Эх, хорошо быть магом! Энгель, вновь будто прочитав мои мысли, соорудил большую чашу. Мужика с чешуйчатым хвостом мы создавали вместе. Рыбу сделал Энгель, а я запустила в воздух фонтан из снега.
— «Ох, Сашка — Сашка! Никакого от тебя покою, — вздохнул в моей голове Юр. — Ладно, помогу! До весны точно простоит».
Наша композиция подернулась туманом, а потом по фигурам будто прошелся волшебными инструментами Мастер. Фигуры стали выглядеть почти живыми, и даже огонь в снежном костре будто извивался и потрескивал.
— Спасибо тебе, батюшко! — низко поклонилась я, даже и не думая смеяться. — Премного благодарны!
Энгель только бровь вздернул, наблюдая за моими ужимками.
— А я, значит, вроде как и ни при чем, — обиженно сказал он. — Я, значит, в поте лица тружусь….
Моя младшая сестричка обожает напрыгивать на нас с Гришенькой. Только через порог переступишь, а она уже на шее висит, сопливым носом в щеки тычется, чмоки направо и лево раздает. Хорошая тактика. Еще ни разу увернуться не удалось.
Энгель тоже не увернулся.
И не удержался. Целовались мы долго, со вкусом, самозабвенно. Настолько, что я даже не заметила, как мы в спальне Энгеля оказались. Не помню, как раздевались, раскидывая одежду — прямо все, как в романах. В голове туман, сердце колотится как сумасшедшее, перед глазами взрываются петарды, фейерверки и старинные шутихи, расписывая золотыми узорами нашу личную Вселенную. Сильный толчок, краткий миг боли, распахнутые во всю возможную ширину удивлено-восторженные глаза мужа.
— Сашка-а-а…. моя Сашка….- полушепот-полустон в мое ухо. Энгель замирает на краткий миг, а потом вновь впивается поцелуем в мои губы.
И больше я ничего не помню. Потому что…. Вот потому что.
Много позже, когда за окном спальни окончательно стемнело, в дверь кто-то робко поскребся.
Энгель, успевший задремать, недовольно дернулся.
— Ну? Кто там?
— Это я. Генри, — раздался громкий шепот. — Энгель, Саша с тобой?
— А где ж еще быть моей жене? Конечно же, со мной! Спали мы!
И столько самодовольной радости было в его «спали мы», что Генри за дверью как-то удивленно и недоверчиво хрюкнул.
— Тогда ладно, — сказал он. — Если спали — тогда ладно. А то мы вас потеряли. А на улице снежный костер горит и фонтан светится. Вы как такое учудить исхитрились?
— Это не мы, — буркнула я мужу в ухо. — Это Стрег. Надо ему в Святилище яблок зеленых отнести. Очень уж он зеленые яблоки уважает….
*****
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. То есть, лавка какого-то зельевара. Это Генри сказал, когда наша карета проезжала по дворцовой площади. Ночь — потому что поздно уже. В дороге мы были целый день. Почти. Потому что выехали в обед. Потому что супруг мой все никак не мог вылезти из постели. И меня не выпускал. Чем мы там занимались? Уж точно не книжки читали. Стрег, явившийся было в мою голову с какими-то ОЧЕНЬ ВАЖНЫМИ вопросами, заявил, что не нанимался следить за моральным обликом двух взрослых чельфов. Это он так человека и эльфа соединил, да…. Не нанимался, в общем. Быстренько что-то чирикнул, и на наших руках зажглись еще две татуировки. У меня на левой руке, у Энгеля на правой.
— Теперь ваш брак не сможет разрушить никто, — торжественно провозгласил он, и испарился, оставив нас в покое.
— Ты слышала? — тут же привязался ко мне муж. — Стрег и впрямь беседовал со мной? С нами?
— А то ж! — покивала я, рассматривая узор на руке Энгеля. — Слава всему сущему, он не только меня достает. А то я уже сомневаться в своей адекватности начала.
Энгель ничего не ответил, занимаясь более интересным, на его взгляд, делом — поиском эрогенных зон на моем теле. Мне это тоже было интересно, так что о Стреге мы временно забыли.
Из постели нас вытащил Генри. Пришел под дверь. И принялся скрестись, взывать к совести и намекать, что если мы добровольно не выйдем, он приведет лорда Дестэля. Который уже всех достал, особенно матушку. И если мы не хотим видеть в своем саду статую обледеневшего придворного, то пусть у нас проснется совесть.
Совести у нас не оказалось.
Зато проснулся голод. Послушав, как он рычит в наших животах, мы взяли таймаут, и отправились в ванную. Оттуда в гардеробную. А уж потом, одевшись в дорожную одежду — Энгель скривился при виде меня в утепленных джинсах и вязаной кофточке. Видите ли, не нравится, как аппетитно выглядит мой тыл.
Пришлось вместо кофточки надевать длинную тунику, прикрывшую мои тылы едва ли не до колен. Туника была с его плеча. А я ему как раз до того плеча макушкой дотягиваюсь. И плечи у меня поуже, чем у него. Так что к накрытому столу мы вышли весьма в экзотическом прикиде. Нет, Энгель выглядел как всегда. Высок, строен, подтянут. В неброском дорожном наряде, мшисто-зеленом, делающим его глаза совершенно зелеными, с легким голубоватым блеском. А если бы наряд был синим — то и глаза стали бы синими? Надо будет проверить при случае. Красивый мне муж достался. И вроде бы не совсем дурак, дрессировке поддается. Что не может не радовать, но и усердствовать не будем.
Я выглядела забавно. Синие джинсы, серая туника, постоянно сползающая с одного плеча. А на плечах-то следы неумеренных лобзаний. Сдается мне — супруг таким образом всем свои права реализованные демонстрирует. Дескать — моя жена. Еще и руки наши обнажены до локтя — чтобы татуировки видны были всем жаждущим убедиться в законности брака. Дестэль, разглядевший витиеватые узоры, едва сдержал стон разочарования. Явно надеялся избавиться от меня по-тихому. Генри, наоборот, показал нам два больших пальца, восхищенно присвистнув. За что тут же огреб половником по макушке от бабули. Она над нашими головами нарисовала в воздухе очередной священный знак и быстро вытерла слезинку со щеки.
— Хоть одного пристроила, — сказала мне на ухо шепотом. — Ты уж не давай ему расслабляться, Сашенька. Так-то Энгель хороший, молодой только.
А после обеда мы погрузились в просторную карету и отправились в столицу королевства Азалийского, город Сенлиль.
До столицы было не так уж и далеко, всего-то часов шесть по хорошо укатанному санному пути. Места были обжитые, вдоль дороги, перетекая одна в другую, расположились деревеньки, дома в которых были похожи на сказочные пряничные домики, украшенные морозными кружевами. Топились печи — над крышами кольцами понимался светлый дымок. По улице носилась краснощекая ребятня в забавных шапках с длинными ушками — как у зайцев. Я тихо хихикала, вспоминая детские шапки своего мира. Видать, наши дизайнеры в эльфийских королевствах бывали. Или не эльфийских. Может, им оборотни в снах приходили — кто знает.
Зимой темнеет рано — это всем известно. Да еще наш лорд Дестэль был недоволен — съел, наверное, что-то не то. То и дело останавливал карету, дабы отойти в кустики. Кстати, кустов и деревьев было много. Кажется, деревеньки стояли в сплошном лесу.
— Летом дорога особенно прекрасна — вещал с видом маститого ученого Генри. — Кроме деревьев и кустов, во всех палисадниках цветут самые разные цветы. Воздух напоен ароматами целебных трав, кои в изобилии произрастают в садах и огородах…. Сашка, ты почему не слушаешь? Я для кого тут распинаюсь?
Вот так и ехали. Я глазела по сторонам — благо, окна в карете были достаточно большими. Энгель, которому страшно не нравилось, что добраться до моего тела невозможно, добыл из-под крышки пристроенного к одному окну столика, какие-то бумаги и погрузился в чтение. Лорд Дестэль скрипел зубами и обдумывал коварные планы. Что обдумывал — а чем же еще в дороге заниматься? Что коварные — иначе зачем же зубы портить? Карета на полозьях по снегу катится, не трясет, на кочках не подпрыгивает — скрип на плохую дорогу не спишешь. Значит, коварные планы в голове крутятся.
— Нравится мне ваше королевство, — сказала мужу, когда он, начитавшись важных бумаг, потребовал себе горячего питья, плюшек и моего поцелуя — в благодарность за заботу. Генри, успевший охрипнуть от восхваления окружающей природы, с готовностью нырнул куда-то за спинку своего сиденья. Выволок большую корзину со снедью и мы приготовились вкусить то, что нам бабуля Ланя послала. Дестэль высокомерно отказался.
Точно — съел что-нибудь.
Впочем, мы на него внимание особо не обращали.
Пили горячий чай, ели плюшки, решали — куда мое высочество поведут завтра в первую очередь, что покажут. Генри ратовал за Праздничный Раек. По недомолвкам, намекам и оговоркам я поняла, что Раек — вроде балагана, в котором выступают местные менестрели и прочие шпагоглотатели. Интересненько. Обязательно надо будет приглядеться.
Энгель убеждал, что нужно обязательно посетить модные салоны, дабы подобающе одеть — на первое время, пока шьют придворное платье для принцессы.
С ума сойти — я ж теперь прЫнцесса! Ее — то есть, мое — Высочество Александра.
Дестэль уже привычно ворчал, что это попрание всех приличий, традиций, этикета и прочего.
Мы так же привычно не обращали внимания. Ровно до слов:
— Не думаю, что вам будет дело до всего этого, мой принц! Во дворце сейчас есть более важная проблема, чем пошив нарядов для вашей жены — плебейки.
У Энгеля дернулась щека и зло прищурились глаза, став бездонно-колодезно-зелеными. На дне зрачков засветилось темное пламя. Брр.
Даже Генри на мгновение примолк, испуганно переводил взгляд с принца на придворного, и явно не знал, что сказать.
— Милый, давай — ты потом его убьешь, — мягко погладила я мужа по стиснутому до побелевших костяшек кулаку. — Лорд Дестэль, видимо, чем-то отравился за завтраком, возможно, собственным ядом… бывает…. Смотри — мы уже почти прибыли. Это же дворец так сияет огнями?
Нас никто не встречал. Никто не бросился навстречу, дабы распахнуть дверцу кареты, никто не спешил отворить двери, никто не побежал с докладом к королю.
— Прямо приходи и бери всех тепленькими, — возмутился Генри, отлавливая за косичку какого-то проворного мальчишку из обслуги. — Что здесь творится, Мик? Где все?
— Ой, милорд! Вы все-таки приехали! — восторженно затараторил мальчишка. — А все там, наверху, в покоях Их Величеств. О, нет, они опять!
И он растворился в воздухе. Мы прислушались.
Орали дети. Жалобно, во всю мощь легких, уже сбиваясь на сип.
— Чего это они? — удивленно обернулся к Дестэлю Энгель. Тот только плечами пожал.
— Вам все расскажет Его Величество.
И тоже растворился в воздухе. То есть, ушел величественно, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не бежать.
А мы не стали размышлять. Генри и Энгель подхватили меня под ручки и понеслись по коридорам и лестницам, сбивая декоративные доспехи и напольные вазы, не вовремя вынырнувшие из-за очередного поворота.
Принц Энгельберт
Эдвина мы нашли в Малом парадном кабинете, где он обычно принимал гостей, прибывших с частным визитом из дружеских держав.
Бледный, с растрепавшимися волосами, с темными кругами вокруг глаз, брат напоминал умертвие.
— Энгель, наконец-то! — выдохнул он, едва мы появились на пороге. — Может быть, у тебя есть идеи — как накормить и успокоить детей?
— ???
— Они орут вот уже трое суток. Няньки, кормилицы, фрейлины королевы и придворные дамы перепробовали все. Грудь они не берут. Рожки с молоком выплевывают. Соски мы боимся им предлагать — орут в два раза громче. Елисабель в истерике — у нее болит грудь, голова и все остальное. Лекари разводят руками и не могут предложить ничего! Не казнить же их за это!
— Эд, а я-то чем могу помочь?! — изумился я. — Ни кормить, ни укачивать детей я не умею.
— Может быть, твоя нянюшка…. Ты не догадался взять с собой леди Илланель? Дестэль должен был сказать тебе, чтобы ты привез ее.
Я только зубами заскрипел. Сколько раз говорил брату, что Дестэля надо повысить в должности и убрать из дворца подальше. Этот адъютант любит разводить тайны. Постоянно говорит о пустом, не акцентируя внимание собеседника на главном. Откуда я мог знать, что королю нужна моя нянюшка, если Дестэль говорил только о пророчестве?!
— Простите, Ваше Величество, — внезапно подала голос моя супруга. Мы обернулись. Саша сделала шаг вперед и церемонно поклонилась, приветствуя короля. Ну, да, реверанс в штанах не сделаешь, а так все по этикету.
Эдвин перевел взгляд на меня.
— Энгель, это еще кто? — спросил громким шепотом. — Это девушка или нет?
— Если относительно принадлежности к полу — да, девушка, — нахально улыбнулся мой любимый личный кошмар. — Если судить по анатомической детали — уже нет.
И глазками своими синющими — хлоп-хлоп.
— Это моя жена, Эд, — поторопился представить супругу я. — Леди Александра. Брак благословлен Богами, подтвержден и признан нерасторжимым.
В доказательство показал брату руки с брачными татуировками.
— Но она не эльфийка! — попробовал возмутиться Эдвин и схватился за голову. — Ой-й! Да когда же они замолчат?!
Над нашими головами вновь заорали дети.
— Ваше Величество, — нетерпеливо притопнула ножкой Саша. — Могу я узнать — почему дети так орут?
— Они не берут грудь! — рявкнул Эд, снва хватаясь за голову. — Ясно вам? Жрать они хотят! А грудь не берут. Ни одна кормилица им не понравилась. Мы пытались давать им молоко в рожках — они и их не берут. С трудом удается влить молоко с ложки, но и его дети срыгивают.
— А что их матушка? Больна? — не отступала Саша, пристально глядя на Эда.
— Елисабель никак не может присушить молоко — кажется, так это называется! Его много, оно бежит, все платья в молоке.
— А совместить это не пробовали? — хмыкнула Саша.
— То есть?!
— Грудь матери и орущих младенцев, — жестко сказала моя жена. — Генри, ты знаешь, где расположена опочивальня королевы? Или они в детской?
— Сашка! То есть, леди Александра, откуда же мне знать такое! — отодвинулся в сторону Генри. — Я же не приближенный Ее Величества. И не фрейлина.
— Ясно…. Ваше Величество, не соблаговолите ли вы указать путь к покоям вашей супруги?
— Что?!
— Проводите меня к вашей жене, сир! — рявкнула Саша так, что все пригнулись, и даже младенцы на мгновение смолкли. Правда, тут же взвыли вдвое громче.
Эд сорвался с места и ухватил Сашу за руку.
В мгновение ока мы взлетели на третий этаж, где располагались покои королевской семьи. Ворвались в опочивальню.
Нас встретил полумрак, толпа фрейлин с перевязанными лбами, бьющаяся в истерике Елисабель и лекарь, трясущимися руками пытающийся влить ей в рот микстуру.
— Отставить истерику! — рявкнула моя супруга. — Фрейлин — за двери, лекаря в угол. Ты, — она ухватила за руку перепуганную камеристку Елисабель. — Холодной воды — живо! Энгель, Никого сюда не впускать. Генри — в детскую! Пусть детей сюда принесут. Исполнять!
— А… — начал было Эд.
— Сесть в кресло, закрыть рот и не соваться под горячую руку! Энгель, проследи!
Ветерок, сопровождавший нас от входных дверей дворца, стал заметно сильнее. Саша явно сердилась, потому что ветерок принадлежал ей. Нес с собой аромат свежесорванной мяты, морозную свежесть с ноткой пряных южных приправ.
— Да как она смеет! Я — король! — почему-то шепотом воскликнул брат, поспешно усаживаясь в кресло под окном.
— Тихо, Эд, — так же шепотом сказал я, понимая, что Саша точно знает, что надо делать. — Сейчас тебе лучше помолчать, или будет, как у нас.
— А что было у вас? — по-прежнему шепотом поинтересовался брат.
— Бурелом в моем парке помнишь? Где сухие деревья стояли. Короеды их погубили лет десять назад, а убрать все руки не доходили?
— Ну?
— Нет теперь тех деревьев. И бурелома нет. Ничего нет, разве что дрова для каминов нам года три заготавливать не нужно будет. А все она, Сашка моя. То есть, леди Александра, Ее Высочество…
Эд вжал голову в плечи и притих.
— Так, теперь с тобой, — продолжила Саша командным тоном. — Чего орешь?
— Г-грудь… б-болит… — заикаясь, выдавила Елисабель. — М-молоко… б-бежит….
— Снимай свой прикид, — приказала Саша. — Лекарь. Где ты там? Иди сюда.
— Ч-что п-прикажете, госпожа?
И этот заикается.
— Грудь проверить — нет ли затвердений, мастита, и прочих неприятностей. Что встал? Работай!
Несколько минут тишины. Лекарь водит руками над обнаженной грудью королевы. Я прячу глаза, стараясь не косить в их сторону.
— В-все н-нормально, небольшое воспаление я у-убрал, — вытирает пот со лба лекарь.
— Отлично! Энгель, где там Генри с мамками-няньками?
— Здесь! — вталкивает в опочивальню двух девчонок Генри.
На их руках дети уже посинели от крика, и теперь только всхлипывают и сипят.
— Идиоты! Почему дети в мокрых пеленках? Немедленно перепеленать в сухое. Белль, не сиди куклой! Встала, в ванную сходила, грудь теплой водой обмыла. Камеристка — проследи! С мылом! Тщательно!
В комнате суета и беготня. Дети уложены на высокий комод. У него верх с бортиками — уж не знаю, для каких надобностей. Саша не долго на всякие зеркала-флаконы смотрела. Просто смела их в какую-то корзинку и отставила в сторону. Сдернула с кресла покрывало, сложила вчетверо, застелила комод. На покрывало постелили пеленки и уложили обнаженных детей.
— Осмотреть — очередной приказ лекарю. Тот поспешно бросился к детям.
— Все в порядке, госпожа, — доложил спустя минуту.
— Запеленать. Куда свивальник тащишь? Выкинуть немедля! Где там горе-мамаша потерялась?
— Я здесь — отрапортовала королева, все еще всхлипывающая, но уже умытая и почти успокоившаяся.
— Села на стул, живо! Ногу на скамеечку. Умница. Теперь взяла сына и приложила к груди.
— Но…
— Быстро, я сказала!
Елисабель икнула и выполнила приказ.
Едва крупный коричневый сосок попал в рот мальчишки, как он смолк. Зачмокал жадно, едва успевая сглатывать.
— Грудь пальцем придавливай. Чтобы нос мальчишке не перекрыла, — уже мягче сказала Саша. — Задохнуться может. Так, Генри, найди-ка удобное кресло с широкой подставкой под ноги. Величество, руки вымыть и сюда. Будете жене помогать детей кормить. Энгель, организуй Величеству удобное сиденье.
— А я-то зачем? — попытался было возмутиться король. Но тут же встал и пошел мыть руки. Потом так же молча сел рядом с женой, осторожно придерживая у второй ее груди сладко зачмокавшую дочь.
В королевском дворце наступила тишина.
Спустя недолгое время дети и их измученная мать дружно сопели. Мать в кровати, дети — в своих кроватках возле королевского ложа. Эд, успевший принять ванну, причесаться и заглотить кусок чего-то существенного, откинулся на спинку кресла в соседних покоях. Двери между супружескими опочивальнями были слегка приоткрыты.
Саша
— Леди Александра! Пст! Леди! Что вы сделали с моей женой?
Я обернулась, с удивлением рассматривая выглянувшего из-за угла Эдвина Х. Что это с ним? Вроде бы все прошло хорошо. Во всяком случае, королеву удалось убедить, что дети выживут, если она сама будет их кормить. Короля убедили, что именно так и должно быть, если он хочет, чтобы у его детей вовремя и без всяких проблем проснулась нужное направление дара.
О, как же Ее Величество сопротивлялась с утра. Топала ножками, порывалась позвать стражу, визжала и причитала, что теперь она станет толстой безобразной коровой с большой грудью. Что грудь от кормления обвиснет, что Его Величество будет недоволен….
Лекарь только разводил руками, давая мне понять, что сделать ничего не может. Это же королева, а не прачка или посудомойка.
В конце концов, мне это надоело.
Тут как раз и детей принесли. Мальчишка смотрел на мать ее глазами. То есть — такими же огромными, окруженными темными ресничками. Большие ушки уже топорщились, как у взрослого. Оказывается, уши у эльфов встают после первого полноценного кормления, но могут и прижиматься к голове.
Честно сказать, мне это напомнило нашего щенка овчарки. Папа привез мне защитника, когда мы остались с ним вдвоем. Так уж получилось — какое-то время мне приходилось быть дома одной. Ни бабушек, ни дедушек рядом не было. Оставаться на продленке в школе я тоже уже не могла. А одной до вечера сидеть в доме было откровенно страшно. Все чудились тени в темных углах, сквозняки, то и дело пробегающие по комнатам, шевелящиеся шторы…. Особенно жутко было осенними вечерами, когда в окна жалобно скреблись. Это старая береза то и дело шкрябала по стеклу длинными хлесткими ветвями. Чтобы я не боялась — папа принес щенка. Толстый и еще неуклюжий щен путался в своих лапках, скулил, искал у меня тепла. Мы забирались с ним в просторную котельную. Там топилась печь, горела большая лампа и не было за стеной деревьев…
Что-то меня не туда повело…
Так вот — уши эльфят вставали точно так же, как у моего Дождя….
— Я не буду их кормить! — верещала Елисабель, — Пусть ищут кормилицу! Всех принцев и принцесс выкармливают кормилицы! Королевы выше этого! Немедленно пригласите ко мне Его Величество!
— А нет его, — спокойно сказала я, пока королева набирала воздуха для нового вопля. — Его Величество вместе с моим супругом, Его Высочеством Энгельбертом отбыли по делам государственной важности.
— А? — захлебнулась воздухом Елисабель. — Как это — отбыл? И кто вы такая? При чем здесь принц Энгельберт?
— Я — жена Его Высочества Энгельберта, леди Александра — терпеливо повторила я. — Величество с Высочеством отбыли по делам. С ними вместе отбыл и лорд Генри, мой названный брат. Еще вопросы по существу будут?
— Стража! — взвизгнула Елисабель.
В двери заглянул дядюшка Джи. По каким-то соображениям он решил покараулить нас лично.
— Стража, убрать эту девку!
— Никак нельзя, Ваше Величество, — развел руками дядюшка. — Приказ Его Величества. Леди Александра сегодня находится рядом с вами и помогает управиться с наследниками.
Тут как раз и детей принесли. На удивление, малыши были абсолютно спокойны. С утра их искупали, переодели в чистые распашонки и завернули в чистые пеленки. Настала пора кормления.
И теперь их матушка верещит, как порося. Видать, успела выспаться, позавтракать и решила попытаться еще раз спихнуть детей на нянек и кормилиц.
А мы тоже не сидели сложа руки. Вчера король не дождался, пока мы приведем себя в порядок — уснул, как сидел, в кресле.
Мы, полюбовавшись на спящего короля, разбрелись по покоям. Правда, предварительно отыскав во дворце дядюшку Джи. Он прибыл несколькими часами ранее, и уже успел взять под свою руку охрану дворца.
— Странные детки родились у наших Величеств, — развел руками дядюшка, когда мы принялись его расспрашивать о том, что происходит. — Главная нянька рассказывала, что в первый день дети грудь не брали вообще. Как будто были сыты. Потом, после представления их Ветрам, спали сутки. А вот потом начали орать. Во дворец привезли доверенных, давно присмотренных кормилиц. Не смотри так, Саша. У нас это весьма прибыльное занятие. Тем более, если предстоит стать кормилицей наследников королевской династии. Высшая аристократия, конечно, на такое не идет. Они и своих-то детей не кормят сами. Да и мало детей у аристократов. Один — два, редко трое. Кормилицами становятся, как правило, женщины среднего класса. И уж можешь мне поверить — отбирают их тщательно. Проверяют почище работников Тайной канцелярии. До третьего колена родословную изучают.
— Дядюшка, это ладно, — сказала я. — Что дальше было?
— А дальше начался кошмар. Детки начинали орать, едва к ним приближалась очередная претендентка. Замолкали ненадолго — пока их поили сладкой водой с травками для улучшения пищеварения. Потом рев начинался снова. Эдвин потребовал убрать кормилиц и попытаться накормить малышей молоком из рожка. Не получилось. Дети плевались, срыгивали проглоченное….
— А что ж мамаша? — выгнула бровь я. — Сидит вся в молоке, но детей на руки — ни-ни?
— Так не можно же! — развел руками дядюшка. — Королевы никогда сами детей не кормили. Фигуру блюли, а то вдруг в модное платье не поместятся. Мужа твоего тоже мать не кормила, и Эдвина. Да разве у вас не так?
— У нас не так, — задумчиво ответила я, пытаясь уложить в голове кое-какие мысли. — Нет, встречаются, конечно, и такие дамы. Но это, скорее, исключение, чем правило. А потом, у нас выпускают кучу всяких смесей. Если у матери по каким-то причинам нет молока, дитенка можно выкормить смесями. Там все сбалансировано. Микроэлементы, витамины — я точный состав не знаю. Потом еще и баночки со всякими прикормами выпускают. Правда, мои младшие брат с сестренкой магазинным не питались, мама Люба сама все готовила.
Тут я призадумалась. Что-то скреблось в памяти. Что-то про магическую составляющую материнского молока.
— Дядюшка, а ты ничего о магической привязке детей к матери не знаешь? — с надеждой спросила я.
Дядюшка удивленно посмотрел на меня.
— Если все дело в магии — тогда понятно, почему дети требовали мать. Прямая передача продукта потребителям — и дети развиваются в плане магическом. Может быть, сильнее становятся. Или резерв растет как сумасшедший. Или они прямо с первого дня летать умеют. То есть, левитировать. Не знаю, я в магии не сильна.
Дядюшка почесал бровь. Пожал плечами.
— Не знаю, детка, — сказал он растерянно. — Как-то ни разу об этом не задумывался. Магия — она же суть эльфов. Нас без нее не бывает. Дар от прародителей.
— Еще скажи, что вы его не развиваете!
— Развиваем, а как же. Каждый эльф — природный целитель. Каждый из нас владеет в той или иной степени магией земли. В аристократических родах свои направления магии. Огонь, вода, воздух…. В королевской семье, как правило, есть маги всех направлений, кроме, разве что, некромагии. Она тяжела для нас.
— Значит, надо заставить Белль кормить детей, — заключила я. — А она будет упираться. Мальчики, — обернулась я к мужу и Генри. — Завтра ваша задача — удержать короля как можно дальше от покоев королевы.
Мальчики переглянулись.
— Я все понимаю. — осторожно начал Генри. — Но как? Нет, Энгель может с ним поспорить, конечно. Наверное…. Но все-таки?
— Не знаю! Что — у вас совсем нет никаких важных дел, в которых заинтересован король? Или его даже маркиз не отвлечет? Мы его зря везли сюда?
— О, еще и маркиз! — хлопнул себя по голове Энгель. — Саша, а зачем тебе это нужно — чтобы мы удержали короля?
— Потому что мне, возможно, придется поступить жестко, — сердито сказала я, прокручивая в голове кое-какие неприятные сценки. — Чтобы у вашей королевы включились нужные лампочки в голове. Я, конечно, существо доброе, мягкое и чадолюбивое. Но бывают такие моменты, когда мне хочется удавить горе-мамаш. Особенно тех, которые ради сохранения фигуры детьми жертвует.
Не рассказывать же им, как мне было плохо без мамы, особенно первый год. И хоть меня не надо было уже кормить грудью — десять лет было мне — но как передать пустоту в сердце, которую некому заполнить? Как ложиться спать — и не получить ласковый поцелуй и пожелание спкокойной ночи? Как можно болеть, не ощущая ласковых рук, бережно подтыкающих одеяло и поправляющих подушку. Даже косички никто мне не заплетал так, как это делала мама. Нет, тетя Люба, ставшая женой папы, меня никогда не обижала. И доставалось нам с Гришкой всегда поровну. Но…. Маму заменить она не смогла….
— Ты уверена, что так нужно? — внимательно посмотрел на меня Энгель. — нам привычнее другие установки.
— Энгель, как ты думаешь, что важнее — фигура королевы или жизнь и здоровье детей? — спросила я. — Фигуру можно вернуть в прежнюю форму, если заняться не вышиванием и интригами, а физическими нагрузками. Да хотя бы и танцами. Кстати, в королевы может пройти любая пешка. У которой есть хоть какой-то ум.
Энгель долго смотрел на меня. Без улыбки. Смотрел так, словно пытался проникнуть в мой разум.
— Я тебя понял, Саша, — сказал он. — Эдвина я удержу — столько, сколько будет нужно. И постараюсь все ему объяснить….
Потому Энгель подпрыгнул раным-рано. Поцеловал меня в ухо и ускакал. Короля развлекать беседой с маркизом — уж не знаю, в чем этот маркиз провинился. Впрочем, я даже узнавать пока не собиралась.
А королята мелкие нуждались в присмотре. И с королевой как-то надо контакт налаживать.
Налаживаю. Сначала мягко и увещевательно. Кто б меня слушал! Потому я выгнала из покоев нянек, лекаря и прочих советчиков. Уложила королят на комод, с которого так и не убрали покрывало. Ребятишки смотрели на мир глазами оленят, и пока помалкивали.
— Так, Величество, — сказала решительно. — Решай: либо ты кормишь детей сама, и они растут так, как и положено детям. То есть, здоровыми, крепкими, сильными в плане магии, или я сейчас открою окно и выброшу их в сугроб. Этаж тут третий, до земли им лететь недолго, а под окнами снега почти нет. Результат предсказуем. Дети разбиваются, ты в отставку. Что тут у вас? Обитель для преступниц королевского рода? Или в башню на всю оставшуюся жизнь? Вот там и будешь блюсти свою фигуру. И грудь сохранять. Только кто на нее смотреть-то будет?
Елисабель смотрела на меня как на чудовище. Глазищи огромные, зеленущие, растерянные — еще бы! Ее устроенный мирок дал трещину. Какая-то девка пытается диктовать условия королеве!
— Ты! Ты не посмеешь! Ты!..
— Возможно, я и не посмею, — соглашаюсь я, тем не менее пододвигая к окну высокий круглый стол. — Я не изверг. Но ведь можно просто открыть окно, распеленать малышей и уложить их на стол голышом. Много ли им нужно? Часа хватит, чтобы простудить. Не думаю, что лекарь сумеет справиться с воспалением легких у таких малышей, еще и ослабленных. Они же не ели несколько дней. Откуда силенки на борьбу?
— Я тебе не позволю…. — отступает от меня королева. — Ты чудовище…. Тебя казнят!
— А знаешь — мне ведь и окно открывать не надо, — зловещим шепотом говорю я, нависая над ней. — Отпущу ненадолго свою стихию — и привет. Были дети — и нет детей. Так что?
Хорошая вещь — иллюзия. Краем глаза я вижу себя в большом зеркале, что стоит в противоположном углу комнаты. Сизые волосы вьются за моими плечами, лицо белее снега. Глаза черны. Ужас, короче.
И тут мальчишка издает предупредительный писк. Ему вторит девчонка. Королева хватается за грудь — на лифе расплываются два пятна — молоко подошло.
— Давай, снимай свой наряд, — мирно говорю я, наливая в тазик подогретую воду. — Ополаскивай грудь и корми детей. У тебя молока — хватит выкормить целый детский сад, а ты дурью мучаешься. Это же высшее счастье для женщины — кормить своих детей. Кроме волшебства есть еще магия чувств.
— К-каких ч-чувств? — заикается Елисабель, поспешно обмывая грудь.
— Любовь к своим малышам, Белль. Садись — видишь, какое удобное кресло мы специально для тебя отыскали. Ногу на подставку…. Вот так. Держи сына…. И пока будешь его кормить — попробуй его почувствовать. Рассмотри личико. Бровки, носик, губки — попробуй определить, что в нем от тебя, что от отца. Или он на деда похож? А может быть — на бабушку? Как ты думаешь — какого цвета у него будут волосы?
Через пятнадцать минут точно так же к ее груди присосалась девчушка.
Генри
Я наблюдал за названной сестрицей, и был готов восхищаться. Или ужасаться.
Эдвин за ночь, видимо, успел отоспаться, одуматься, включил какие-то дополнительные резервы и вспомнил, что он все-таки король, а не приложение к королевской резиденции.
Правда, Энгель не дал брату сразу же призвать Сашу к ответу, вовремя переключив его внимание на маркиза Энвиля и его рудник с марионом.
Маркиз мялся, прятал глаза, мямлил — короче, нипочем не собирался сознаваться — откуда вдруг в его маркизате образовались целые залежи странного минерала. Намекал, что сведения эти он готов сообщить в обмен на принца Энгельберта. Приплел сюда дальнее родство с королевской фамилией. Дескать, если женить принца, то только на одной из его дочек. А что до той человеческой девки, Ваше Величество — так это же курам на смех. Кто она такая? За ее спиной не стоит род, нет никого, кто мог бы стать надеждой и опорой. А они, Энвили, род древний, достаточно богатый, многочисленный — да вы же как за каменной стеной будете!
Когда ему напомнили, что не так давно маркиз был замешан в заговоре против короны, он только ручкой этак махнул. Дескать, ошибся, с кем не бывает. И вообще, это не он, его запутали, с пути сбили. Так и наказание он отбывает со всем смирением, но и вы поймите, Ваше Величество — дочки подросли, пора их жизнь устраивать, а какие женихи в провинции? Разве что выдать одну за принца, вторую за его молочного брата.
Меня на этих словах перекосило. Дочки маркиза были на редкость некрасивы. Уж не знаю, почему. Для эльфов это было более, чем странно.
На беседу потратили почти весь день. Эдвин, видимо, не до конца поверивший в тишину, то и дело подходил к дверям своего рабочего кабинета, прислушивался. Дергался на любой шум.
Потом приказал поместить маркиза в закрытые покои, приставить к ним охрану, и отправился в покои жены, велев нам следовать за ним.
Мы последовали.
Чем ближе подходили, тем громче становился возмущенный гул голосов.
— Что там еще? — вымученно выдохнул Эд.
Тут на нас налетели курицы. То есть, фрейлины. Во главе со статс-дамой.
После всех положенных реверансов старшая фрейлина, леди Лианель, принялась высказывать королю свои претензии.
Дескать, верных фрейлин не пускают к Ее Величеству. Дескать, старый лорд де Карт поставил у покоев двоих мужланов в доспехах. Которые не желают даже пригласить королеву, чтобы та сама отдала приказ о пропуске. К тому же и лекарь, вызванный к детям, злорадно заявил, что у Ее Величества появились более важные обязанности, и теперь ей не придется целыми днями вышивать и сплетничать. Когда это они сплетничали?! Не было такого. А вышивание весьма полезное занятие. Кроме того, можно ведь еще и музицировать…
Тут не выдержал Энгель. Он и раньше-то с трудом переносил квохтанье расфуфыренных дам, а тут, видно, решил взять пример с супруги.
— Тих-ха!!! — гаркнул он так, что фрейлины присели, Эдвин вздрогнул, а с потолка посыпалась побелка, пыль, и паутина. Даже один паук свалился. Завис на длинной паутинке перед носом короля. Ей-ей, мне даже померещилось, что он повертел передней лапкой у мохнатого виска. Бр-р-р…
— Всем молчать!
— Да, всем молчать! — подхватил Эд, благодарно взглянувший на брата. — Леди Лианель, всем фрейлинам на две недели покинуть территорию дворца. Распорядитесь. Немедленно! У вас… как это…. А, каникулы. И пришлите ко мне нашего казначея.
Леди какое-то время раскрывала и закрывала рот, но спорить с разгневанными особами королевской крови не решилась. Я еще посмотрел, как курятник торопливо покидает коридор, ведущий к покоям королевы.
А в покоях Елисабель было на удивление тихо и как-то умиротворенно.
Камеристка королевы стояла навытяжку перед Сашей, и ела глазами начальство.
— Значит, так, — говорила моя сестрица. — Пока Елисабель отдыхает, ты метнешься к портнихе. Есть у вас нормальная, без помешательства на турнюрах и корсетах?
Камеристка кивнула.
— Пригласишь ее сюда. Пусть захватит образцы тканей. Потом пригласишь сюда… впрочем, они и сами уже пришли. Добрый день, Ваше Величество.
И безукоризненно исполненный реверанс. Сейчас Саша была одета в свободное домашнее платье из нежного серебристо-синего шелка, удивительно ей идущего. Волосы собраны и уложены в красивую прическу, на лице ни грамма косметики, но отчего же так выразительны ее глаза? Или я чего-то не понимаю? Впрочем, не важно. Энгель смотрит на нее с восхищением вновь посвященного.
Я даже загордился сестрой.
— Добрый, — кивнул Эд, внимательно разглядывая Сашу. — Что вы сделали с Елисабель? И что с детьми?
— Дети спят, Елисабель тоже прилегла отдохнуть, — пожала плечами Саша. — Присаживайтесь, мальчики.
И первая пошла к столу у окна.
— Исполнять, — кивнула камеристке и та с тихим шорохом исчезла.
— Вам знакомо такое слово — этикет? — выгнул бровь Эд. — Я король! Вам дОлжно дождаться моего разрешения подняться из реверанса. Вам должно….
Саша продолжения ждать не стала. Возвела очи горе и вздохнула.
— Ваше Величество, я понимаю, конечно, что этикет правит балом в королевском дворце, — сказала она. — Но, видите ли в чем дело…. Я и этикет между собой плохо сочетаемся. Может быть, договоримся?
— О чем?!
— Вы примите меня такой, какая есть, а я, в свою очередь, буду соблюдать правила этикета, находясь в обществе ваших придворных. Энгельберт обещал принести учебник для приближенных к монаршим особам. Так ведь, супруг мой? — слегка надавила она голосом.
— Так, драгоценная моя супруга, — чопорно ответил Энгель, подходя к ней. Сел в кресло и усадил Сашу к себе на колени. Похоже, ему это нравится — постоянно ее обнимать, тискать, чмокать во все доступные места. Интересно — как скоро у них появятся дети? И появятся ли вообще?
— Леди… Александра, так? — изобразил величие Эдвин.
— Слушаю, Ваше Величество, — склонила она голову, с интересом рассматривая короля.
— Леди Александра, откуда вы взялись?
Похоже, переполох во дворце здорово выбил Эда из колеи. Обычно он куда более величествен и неприступен. Высокомерен и надменен.
Маска, конечно.
А может, и не маска. С нами он был обычным мужиком.
— О, сир! — хлопнула глазками Саша. — Где я была раньше — там меня уже нет. И отдельные личности считают, что никогда и не было.
— Вы человек, — продолжил Эд. — Как вам удалось женить на себе моего недалекого брата? Вы его соблазнили? Приворожили? Напоили приворотным зельем? Что вы хотите за расторжение невыгодного нам брака?
Все-таки, Эд здорово утомился за эти дни. Иначе не задавал бы вопросы в лоб. А еще он и ауру прощупывает — вон, глаза расфокусировал, будто смотрит сквозь Сашку.
— Эк вас приложило-то, — сочувственно сказала она. — Наш брак нарушил какие-то ваши планы на Энгельберта? Желаете выдать его за какие-нибудь прииски? Или что там у ваших соседей есть ценное?
— Это не ваше дело, леди! — построжел Эд. — Так что вы хотите за расторжение вашего брака?
— Ваших детей, — хмыкнула Сашка, даже не думая теряться. Эд дернулся.
— Успокойтесь, Ваше Величество. Наш брак нерасторжим, благословлен Богами, и никто не в силах его разрушить. Даже если кто-то из нас застигнет другого в постели с любовницей. Впрочем, вряд ли мы сможем изменить друг другу. Хотя бы и в мыслях.
— А если смерть? — хищно прищурился Эд, а у меня зачесались обе руки. Захотелось сгрести Величество за грудки и пару-тройку минут подержать в жестком захвате.
— Брат, прекрати, — чересчур спокойно сказал Энгель. — Саша — моя жена. Это не обсуждается. К тому же, леди Илланель приняла ее в семью.
Положим, не в семью, а в ученичество, впрочем, это почти одно и то же.
— Так, значит, — расслабился Эд. — Ладно, леди. Этот вопрос мы еще обсудим. Следующий вопрос — почему дети не брали грудь ни одной кормилицы?
Саша развела руками.
— Ваше Величество, этот вопрос вам лучше задать кому-нибудь еще, — сказала она. — Я могу лишь предположить, что в молоке матери есть необходимые вещества. Ваши дети — маги?
— Пока мы не можем сказать этого совершенно точно, — откинулся на спинку кресла Эд. — Конечно, присущий эльфам потенциал есть, не может не быть. Но проявится он лишь после первого года жизни детей.
В Небесных Чертогах
— Здрав будь, брат мой.
Здесь, в немыслимой вышине, не было ничего, кроме ветров. Не повелителей стихии, вовсе нет. Самых обычных ветров, сиречь — движения воздуха под воздействием самых обычных природных процессов. Прогретый воздух поднимается вверх, холодный — опускается вниз, подчиняясь влиянию атмосферного давления. Вот и все. Никаких тайных знаний, никаких секретов.
Да, секретов нет, а ветра есть. И дуют они постоянно.
— Здрав будь и ты, брат. Что привело тебя в эту обитель?
Голос спрашивающего тяжел. Будто гудит медный колокол, грозя карами всем грешникам мира. Однако это вовсе не означает, что он сердится. Просто тембр у него такой. Тембр колокольного набата. Да и то сказать — он грозный Северный Ветер, старший, отвечающий за все. Впрочем, кому это интересно!
— Твоим именем представляются твои дети, — хмыкает второй голос. — Когда пытаются воздействовать на людей. Ничего не хочешь мне рассказать, нет?
Его голос не такой тяжелый и грубый. Не бас, но баритон с бархатными нотками. Те, кто имел счастье — или не счастье — слышать его, всегда восхищались. А кое-кто и откровенно пугался.
— Дети, — все так же тяжело бухает бас. — Ты обещал за ними присмотреть, а что в итоге? Где ты пропадал, Стрег? Неужто все эти столетия гулял по Земле? И как?
— Гулял. Да и сколько тех столетий, Бор! Помнится, и сам ты не отказался от привычки устраивать катаклизмы. Земля все так же привлекает тебя, старший брат мой? Кто на этот раз стал объектом твоего внимания? И знаешь ли ты — сколько потомков Северного Ветра сейчас там, на Земле?
Тишина. Впрочем, там, где дуют ветра, постоянной тишины нет и никогда не будет. То послышится чей-то легкий вздох, то шелест листвы, то песенка ручья прилетит откуда-то на крыльях озорника. Или другой озорник принесет с собой шорох спелых трав вместе с ароматом полевых цветов.
— Потомков? — наконец прогудел медный колокол. — Значит, потомков…. Если не считать внуков-правнуков, кровь которых разбавлена донельзя…. Нет, не могу сказать. Впрочем, ты ведь пришел не за этим?
— Почему же? Как раз за этим. У тебя на Земле два прямых потомка оставалось до недавнего времени. Мальчик, и….
— Мальчик, — гулко гоготнул бас. — Не родятся сейчас у смертных женщин дети от старых богов.
— Ты уверен? — в бархатном баритоне слышатся мурлыкающие нотки. Смешливые, будто Стрег знает что-то такое, что неизвестно Северному Ветру.
— Уверен, Стрег. Мне хватает забот и с теми детьми, которые уже есть.
— Блажен, кто верует, Бор, блажен, кто верует….
Саша.
Ох, как же я не люблю напыщенных снобов! Таких, как Величество. Понимаю, что он король. Понимаю, что он эльф. Даже понимаю, что он король эльфов. Одного не понимаю — по-человечески говорить они не пробовали? Впрочем, можно сделать короля нищим, но выбить из него сноба…. Нет, я даже заморачиваться не буду. Мне и супруга, богом данного, за глаза хватит. Тоже тот еще сноб. Одна женитьба чего стоит. До сих пор не знаю — что его сподвигло на такое. Уж точно не великая любовь. А, ладно, разберемся!
Итак, что мы имеем. Королева, ее наряды средневековые. В смысле — корсеты, турнюры, и прочие фижмы. И как в таких платьях детей кормить, я вас спрашиваю?! Еще ведь и дамы придворные вскоре объявятся со своими тараканами. Нет, мне с ними воевать не с руки. Я не интриганка, не умею козни строить. А значит, нам нужен тот, кто в придворных играх как рыба в воде. То есть….
— Саша, ты о чем задумалась? — подсел ко мне супруг. Мы все еще торчали в гостиной королевы. Король Эд на минутку заглянул в спальню королевы и вот уже почти час не мог оттуда выползти. До нас доносилось сквозь неплотно прикрытые двери восхищенное сюсюканье.
— А все не так уж и плохо, Энгель, — улыбнулась я, прислушиваясь. — Не такие уж вы отмороженные особы. Любить умеете. Может быть, не полыхаете пожаром страстей, но все же. Твоя невестка и детей сама выкормит, и мужа воспитает. А чтобы ее с пути истинного не сбили всякие фрейлины, нам нужно вызвать сюда бабулю.
— ?!
— Нянюшку Ланю. Если кто и сможет с ними справиться, так это она. Где там портниха затерялась?
И в это время в гостиную ворвалась пышная мадам. Судя по всему, та самая портниха, потому что на ее шее висел самый обычный сантиметр. Следом за ней летели две девицы с кусками разной ткани.
Да, понятие «простые» у них ассоциируются с золотым и серебряным шитьем. Что там еще?
— Ваше Высочество? — тут же присела в реверансе мадам, делая вид, что кроме него никого тут больше нет.
— Это к тебе? — обернулся ко мне супруг.
— Видимо, — вздохнула я, понимая, что сейчас придется принять бой. — Мадам, вы королевская портниха?
Мадам развернулась ко мне и смерила меня оценивающим взглядом. Не сочла достойной внимания и вновь повернулась к Энгелю.
— Ваше Высочество? — вновь присела в реверансе мадам. — Нас вызвала Ее Величество….
— Начнем с того, что вас вызвала я, — резко сказала я. — И в ваших интересах ко мне прислушаться. Иначе вы больше не будете работать во дворце.
— А…. Вы кто?
Всегда было интересно, почему слуги зачастую высокомернее своих хозяев? Не то чтобы я часто с ними встречалась, но ведь и хозяева, и слуги могут иметь одинаковое положение в обществе, одинаковое происхождение, образование и прочее. И в то же время один — хозяин, другой слуга. Психология-с, отца ее Фрейда….
— Леди Александра моя жена, — сухо сообщил портнихе Энгельберт. — В ваших интересах прислушаться к ее мнению.
— Ну-с, приступим, — сказала я, кивнув девчонкам на стол. Они шустро разложили на нем куски тканей, образцы шитья, кружев, наборы камушков…. Короче — выбрать не из чего. Я затосковала.
— Значит, так, девочки. Быстро метнулись к себе и принесли самые простые ткани. Хлопок, сатин, атлас и лен. Никакой парчи, бархата и прочих тяжелых и рыхлых тканей.
— Но леди! — попробовала возмутиться портниха. — Подобные ткани не соответствуют статусу. Вам надлежит шить платья как раз из бархата и парчи, если вы жена Его Высочества.
— Платья, которые вы сошьете в самые короткие сроки, буду носить не я.
Рисовать я не очень-то умею, но набросать пару моделей самых простых платьев для кормящей матери смогла. Вернее, повторила те, которые когда-то мы придумали вместе с мамой Любой. Она их кроила, а я шила. Получилось весьма неплохо.
— А кто? — удивилась портниха, рассматривая рисунки.
— Ее Величество решила ввести новую моду, — ухмыльнулась я, представляя, какими глазами Елисабель будет смотреть на домашнее платье в стиле «Саша так решила». Длинное, как и положено. Без вызывающего декольте, с застежкой на спине. На одну пуговицу. Спереди от плеча шли широкие складки, в которых прятались разрезы. Как раз на груди — чтобы не приходилось снимать все платье, чтобы накормить малышей. А еще пришлось нарисовать примерную выкройку удобного лифчика. Уж если она так страдает по поводу потери формы груди — пусть носит поддерживающий лиф. На широких лямках, с клапаном и кармашком для специальных прокладок — детки пока еще не смогут выпить все, что у мамочки накапливается. Эх, эластик у них пока еще не изобрели!
— Вы уверены, Ваше э-э-э… Высочество? — недоверчиво спросила портниха. Я кивнула.
Тут и девчонки прилетели с новыми образцами ткани. Что ж, уже можно что-то выбрать.
Из спальни вышел Его величество Эдвин. Лицо довольное, улыбается весело. Портниха с подмастерьями тут же согнулись в поклонах.
— Энгель, Генри, идемте, — сказал он. У нас есть еще дела. Леди Александра, поручаю вашим заботам мою семью. До тех пор, пока мы…. Впрочем, это мы обсудим позже.
И прошествовал к выходу. Мои мужчины потянулись следом. Я проводила их взглядом и обернулась к камеристке, которая мышкой притаилась в глубине комнаты.
— Нино, пригласи сюда Ее Величество, если она готова встретиться с портнихой.
Энгельберт
Мы втроем сидели в рабочем кабинете брата и надирались. То есть, беседовали. То есть, брат старательно пытался выяснить — каким образом я сумел за несколько дней так разительно поменять свою жизнь.
Он допытывался, а я старательно увиливал. Ведь не скажешь, что с дури все произошло. Что неизвестно кто дернул меня за язык дать клятву Ветрам. А они с какой-то стати клятву услышали и нас обвенчали.
— Откуда она взялась — ты мне можешь сказать? — звякнул бутылкой о стакан Эд. Я промолчал. — Генри, а ты знаешь — как появилась в вашем доме эта девица? Можешь быть уверен, что она не подсыл? Вдруг это шпионка?
Генри принял из рук короля полный стакан и неопределенно пожал плечами.
— Могу сказать, что это я нашел леди Александру, — ответил он. — Как раз в ту ночь, когда мы ехали домой. Девочка появилась на дороге совершенно внезапно, едва под копыта коней не попала. Без верхней одежды, с легким сотрясением — это лекарь установил, когда мы добрались до дома. Моя мать приняла ее, и теперь у меня есть младшая сестра.
— Забавно, — протянул Эд. — Значит, все не так просто…. Развод точно невозможен?
— Нет, — немного резче, чем собирался, ответил я. — Эд, смирись — Саша моя жена, и это не изменить. К тому же, брак благословлен Богами, причем дважды. Видишь — браслеты у нас на обеих руках.
— К тому же, моя матушка сказала, что Саша посвящена Стребогу, а это значит, что он либо вот-вот вернется, либо уже здесь. И нам будет лучше, если мы закроем глаза на ее появление в нашем мире и происхождение.
— В нашем мире, говоришь? — вычленил главное Эд. — Значит, леди не из нашего мира…. Еще и Стребог…. Нет, если он и в самом деле вернулся — это должно быть хорошо. Надо будет еще раз посетить Святилище Ветров. Послали за леди Илланель?
— Ты знаешь, что моя мать жрица Стребога? — спросил Генри. Эд задумчиво кивнул. Поднял на него глаза.
— Хочешь сказать, что девочка появилась не так просто? Хочешь сказать, что она имеет какое-то отношение к….
Но такого быть не может! Потому что просто не может быть! Он не отзывался уже много веков — если вспомнить историю. Илланель единственная еще живущая жрица. Никаких особых пророчеств на этот счет у нас тоже нет. Не считать же серьезным пророчество, сделанное в Праздничную ночь. Что за перерожденье, кто должен повести к свету, зачем — ничего не понятно. Равно как и то, кого именно искать.
— Может быть, нам следует подождать какое-то время? — сказал я, совершенно не желая акцентировать внимание на Саше. Если Эд не знает имени проводника — тем лучше. А то мало ли! Решит еще превентивные меры принять.
— Да, пока у нас есть чем заняться, — согласился Эд. — Генри, разливай.
Саша.
Мать моя женщина! Как же сложно убедить правящую королеву в необходимости сменить моду! Вроде бы молодая женщина! Вроде бы должна вестись на новинки, но ведь уперлась рогом — и все. «Мы королева! Нам надлежит подавать пример подданным!»
Пришлось уже в который раз вытолкать из гостиной портниху с помощницами, загнать в опочивальню к детям камеристку и наступить на горло песни Елисабель.
— Говоришь, ты королева, — прищурилась я, внимательно ее рассматривая. По мне — классическая эльфийка. Довольно высокая, тонкокостная, синеокая и золотоволосая. Красавица, с лица которой еще не совсем исчезли пигментные пятна. Не крупные, но заметные. И лицо все еще уставшее. Не отдохнула она настолько, чтобы вернуть красоту. Правда, это фигня на постном масле. Отоспится, откормится, косметологов своих к порядку призовет — через неделю станет красавицей. А с фигурой я ей попробую помочь — если упираться не будет.
— Да! Мы — королева! — гордо вздернула она голову.
— Значит, ты сама можешь решать — что именно и как носить.
— Но у нас же леди Лианель первая модница двора! — тут же округлила глазки Елисабель. — Она главная фрейлина. Еще матери Эдвина служила! Как же я могу с ней спорить?
— Белль, ты уж определись — кто из вас двоих старше по званию, — хмыкнула я, отыскивая в раскиданных набросках самый удачный. — Королева ты, или старшая фрейлина.
— Королева, конечно же! — выпятила губу Елисабель. — Главнее меня лишь Его Величество Эдвин Х,
— Тогда вообще не понимаю — в чем загвоздка, — пожала я плечами, подсовывая ей набросок. — Смотри, в этой модели складки идут от плеча. В них скрываются разрезы. То есть, тебе не надо каждый раздеваться, чтобы покормить детей. К тому же, некоторую полноту скрывают.
— Да, полноту, — вновь нахмурилась Елисабель. — Мне говорили, что я стану опять стройной, а тут живот торчит, грудь вон какая.
Я только возвела очи горе. Мне все было ясно. Драконов из короля с королевой точно не выйдет.
— Значит, так, Величество, слушай сюда. Ты у нас королева. Жена главы государства. А значит, именно ты — и только ты задаешь тон во всем. Решила, что мать должна сама кормить своих детей. Потому что в молоке есть магическая составляющая — это по последним научным данным. Так?
— Так, — согласно кивнула Елисабель, как завороженная, на меня глядя. — Мне почему-то понравилось, они такие забавные. Сынок на меня похож, а дочка — вылитая Эд….
— Вот! Запомни это чувство! — нравоучительно подняла я палец. — Теперь дальше. Моду тоже контролируешь ты. И только ты. А не леди Лианель. Тем более, что она уже не первой свежести дама, если служила при королеве — матери. Значит, что?
— Что? — эхом подхватила Елисабель.
— Значит, выбираешь наиболее лояльных к тебе молодых фрейлин. Ну, есть же у тебя молодые девочки, способные на некоторые изменения в одежде. И вообще любопытные, веселые и готовые на каверзы против старух.
Елисабель задумалась. А потом просияла.
— Есть! Леди Александра! У меня точно есть две фрейлины. Совсем молоденькие, которых леди Лианель постоянно шпыняет. За то, что улыбаются все время, за то, что декольте не по канону, за то, что юбки недостаточно широкие….
— Познакомишь?
Елисабель кивнула.
А у меня вдруг картинка перед глазами возникла: язык подиума, софиты, луч прожектора ведет стройную девичью фигурку в изящном наряде. А в зале восседают Их Величества и вяло аплодируют. Нет, вяло нам не надо. Нам надо во все ладони и под крики «Браво, бис»!
— Тогда действуем так: портные за пару дней готовят для тебя наряды. Домашние платья из хлопка и льна. Потом мы призываем твоих фрейлин. Пару дней репетируем и устраиваем показ на зимний сезон. Лозунг придумаем. Что-то про молодую мать и дитя. Как тебе задумка?
— Ой! — хлопнула себя по лбу Елисабель. — У меня же на днях одна из придворных дам тоже родила. Девочку. Как вы думаете — она согласится?
Я только плечами пожала. Откуда же мне знать — на что готовы ее придворные дамы ради королевского «Одобрям-с».
— Когда становится прилично выезжать в свет после родов?
— Через неделю — две, — пожала плечами Елисабель. — Это если официально. А если неофициально — то уже на третий день. Точно! Вызову леди Елению.
И бросилась в опочивальню, шепотом призывая камеристку.
Стребог
Ну, Сашка! Ну, ты и развернулась! Я в восхищении! Я и раньше знал, что ты девочка без тормозов. В те редкие времена, когда на тебя нападает вдохновение. Нет, так-то Сашка спокойный, даже несколько флегматичный человечек. Но когда в ее хорошенькую голову приходила Идея, мир переворачивался вверх дном. И вместе с миром вверх дном вставали все, кто ее окружал. Как, например, встал вверх дном королевский дворец.
Я прибыл в столицу вместе со своей жрицей Илланель буквально на два дня позже, чем Саша с мужем и братом. И застал бурную деятельность.
Во дворцах, которые мне приходилось посещать ранее — в разных мирах и в разных государствах — существовала музыкальная комната. Еще ее называют залой для представлений. Устроены они по-разному. Но везде есть подмостки.
В этом дворце они тоже были. Возвышались над полом примерно на метр. Даже занавес был — тяжелый, малинового бархата, расшитый золотыми цветами и украшенный золотыми же кистями.
Внизу рядами стояли стулья с золочеными спинками. В простенках между высоких окон расположились шкафы со стеклянными дверцами, за которыми тускло поблескивала драгоценная посуда из самого тонкого фарфора.
В углу возле сцены стоял клавесин. Белоснежный, с расписной крышкой, по которой брели куда-то в дальние леса благородные олени.
Впрочем, так здесь было еще утром.
А к обеду уже все поменялось.
Дворецкий — пожилой эльф в расшитой серебряными нитями ливрее, — возмущенно воздевал руки к потолку, наблюдая, как невысокая худенькая девчонка превращает строгую залу во что-то совершенно невообразимое.
— Лорд Генри, что ж это… как же это…. Да кто ж позволил? — бормотал он. — Кто эта леди? По какому праву она бесчинства творит? Эту залу сам великий Дидаэль, еще при жизни королевы-матери создавал! Здесь выступал сам Великий Менестрель! Здесь танцевала всемирно известная дева Кассиэль, чье искусство потрясало воображение….
— Ничего, уважаемый, — ласково улыбнулась Сашка, пристально разглядывая подмостки. — Думается, наши пляски еще не так потрясут воображение не только придворных, но и всех прочих. Прикажите позвать сюда плотников и пусть уберут отсюда все, что может быть повреждено в ходе ремонтных работ.
— Пока Его Величество не даст мне распоряжения — я и с места не сдвинусь! — воинственно задрал голову дворецкий. — Вам, леди, надлежит заняться вышиванием в своих покоях, а не носиться по дворцу в непотребных одеждах!
— Генри! Убери его отсюда! — обернулась к брату Саша. — Убери, или я на нем отыграюсь за все мои неприятности.
— Леди Александра, вам что-то нужно? — восстал из кресла за клавесином Его Величество. Ох-е-о, да он изрядно пьян!
— Ваше Величество, мне нужно превратить вот это, — ткнула Саша пальцем в подмостки. — В нормальную сцену с кулисами, карманами и прочими штанкетами.
— Так превращайте! — отмахнулся король, покачиваясь. — Мюэль, поступаешь в полное подчинение к леди Александре. Все ее распоряжения выполнять как лично мои. Генри, проводи меня. Кстати, леди Александра, а мои дети? Кто сейчас с ними?
— Ваше Величество, с ними лучшая няня вашего мира, леди Илланель, — изобразила придворный поклон Сашка. Конечно — какие реверансы в штанах! — Думаю, у вас нет причин не доверять ей?
Король поднял руки в узнаваемом жесте — мол, сдаюсь, леди, на вашу милость.
— Мюэль, ты все понял? — сурово сдвинул он брови. — Распоряжения леди выполнять, как мои. Расходы спишем на ремонт дворца.
И пошагал к дверям, держась так, будто кол проглотил.
— Надеюсь, он все же уцелеет, — пробомотал, скрываясь за дверями.
— Отлично! — потерла ручки Саша, оборачиваясь к дворецкому. — Мюэль, а покажите-ка нам — что находится за стеной?
Пожилой эльф воздел руки к потолку и пошагал в коридор.
Мы, естественно, потянулись следом. Мы — это я и Энгель, тоже слегка покачивающийся, но не желающий оставлять супругу без пригляда.
И правильно.
Когда в последний раз я оставил Сашку без пригляда — она ни много, ни мало, угодила в иной мир. А сколько всего было до этого — кто бы знал! И в колодец падала, и в подполье сваливалась. И с крыши сколько раз слетала — несть числа происшествиям! Это если не считать событий иных. Однажды это чудовище вместо того, чтобы тихо-мирно готовиться к концерту, усвистало на велосипеде в сосновую рощицу в пяти километрах от села. Одна. Искали ее всем коллективом. А она прикатила к Дому Культуры на тракторе. Вся в мазуте, с букетом полевых цветов и…. готовым номером художественной самодеятельности. И молодым актером, разумеется. Он потом в театральном кружке звездой стал.
Да что там!
Она братца своего, Гришеньку, так за жабры взяла, что он готов был наизнанку вывернуться, лишь бы сестрица его не расстраивалась. Декорации мастерил, задник расписывал, световой занавес для ее спектаклей так отладил, что любо-дорого!
Да что там Гришенька! Вредная баба Зина, уборщица и костюмерша по совместительству, готова была ночевать в клубе, если Сашка просила медовым голоском пошить костюмчик к очередной постановке. И откуда что бралось — не знаю. Но бралось же….
Вот и здесь — взялось.
Через полчаса во дворце началась перестройка. Сашка, устроив супруга в укромном уголке будущего зрительного зала, приступила к работе. Меня она не замечала. Отвод глаз наложить — раз плюнуть. Очень уж мне хотелось посмотреть, что из этого выйдет.
А выходило неплохо.
Эльфы — они же маги. Так что пробить дверь в стене — как нечего делать. Даже пыли не было.
Кто сказал, что эльфы сплошь в деревьях живут? Вранье. Такие зимы, как здесь, в дереве не перезимуешь. Если ты, конечно, не дриада, которая так и норовит с деревом слиться.
А потому эльфы строят свои дома из камня. Отделывают мрамором снаружи — это королевские дворцы. У знати дома оштукатуренные и покрашенные. У тех, кто не слишком богат — дикий камень, ничем не декорированный. Разве что морозостойкий плющ зеленеет сквозь изморозь.
Единственное отличие от построек людей — дома возводятся с помощью магии и долгостроя, как правило, не бывает.
Сашка с обустройством сцены не затянула, в очередной раз сумев меня удивить.
Пока маги земли возились с дверями, ступенями и прочими деревянными частями, три девчонки — подмастерья портнихи, как я понял, ползали по полу в зале, где были расстелены полотнища синего и молочно-белого бархата. Мастерили одежду сцены. Еще парочка парнишек с задумчивым видом стояли над большим листом бумаги с каким-то абстрактным рисунком. Их просторные балахоны, запачканные краской, выдавали если не художников, то маляров.
Сама зачинщица беспорядков сидела рядом с дремлющим супругом, придвинув к себе стол, на котором в кажущемся беспорядке лежали листы бумаги с рисунками, заметками и зарисовками. Она явно сочиняла сценарий — или я ничего о ней не знаю. Замирала на секунду, отрешенно глядя куда-то в пространство, потом рисовала какую-нибудь загогулину. Снова глазела в пространство, и вдруг принималась стремительно что-то писать.
При этом ни на минуту не забывая приглядывать за суетой в зале.
Иной раз я спрашивал себя: неужели это обычная девчонка с планеты Земля? Не может этого быть!
Не скрою — я тщательно проверил ее родословную, пытаясь отыскать подтверждение или опровержение своим догадкам. Прошелся по всем возможным архивам, отслеживая линии предков. Просмотрел даже церковные книги, в которых отмечались венчания и крещения. Даже те, которые по разным причинам пропали. Были сожжены, изорваны — иными словами, уничтожены. Временем или людьми — особой разницы нет.
Да, проверил все — благо, мне это не составило особого труда.
И ни-че-го. Ни малейшего следа посторонних рас. Только люди. Причем, все, как один, русичи. Тоже без примеси других кровей.
И это было более, чем странно.
К позднему вечеру все было готово.
Невнятные подмостки превратились в роскошную сценическую площадку. Все, как в лучших театрах. (Не совсем так, конечно, но все же).
Авансцена, по краю которой расположились магические светильники — чем не рампа?! Фальшпорталы, занавес, арлекин — все из темно-синего бархата.
Металлические штанкеты, на которых подвешены молочно-белые падуги и кулисы. Она еще и магические светильники ухитрилась там закрепить. Талантливая девочка, ничего не скажешь.
А уж задник — и вовсе произведение эльфийского утонченного искусства.
То есть, буйство зеленых оттенков, призванное изображать природу.
Сашка, когда увидела это безобразие, хмыкнула и отдала распоряжение цеплять.
Предварительно повернув лицевой стороной к стене.
На возмущенный писк молодых художников лишь похлопала ближнего по худосочному плечику.
— Потерпите, мастер Миронель, — сказала она. — Не следует судить о слоне по его хвосту.
И велела немедленно изобрести плотные шторы на большие окна.
Шторы, конечно же, изобрели. Потому что тут проснулся Энгель, рыкнул на творческую молодежь, и удивленно воззрился на уже готовую к работе сцену.
— Милая, это что? — спросил он тихо.
— Театральная сцена, — пожала плечиком Саша. — На днях мы предложим вашему вниманию некий спектакль из жизни королевских особ. Да не переживай ты так, Его Величество не против. Вы же не против, Ваше Величество?
Проспавшийся и переодевшийся Эдвин, только что подошедший к их столу, лишь недоуменно кивнул.
— А интересно здесь стало, — задумчиво сказал он, пристально рассматривая сооружение. — И я, кажется, даже понимаю — для чего это может понадобиться.
— Вы мыслите в верном направлении, — присела в реверансе Сашка. — Еще у нас есть гримерная. Не желаете ли взглянуть, Ваше Величество?
Величество пожелал.
Мы, естественно, потянулись тоже.
Что я могу сказать — Сашка осуществила свое давнее желание. В том самом помещении, из которого была пробита дверь на сцену, была оборудована гримерная — костюмерная. Зеркала на одной стене оборудованы светильниками. Широкий сплошной подзеркальный стол, уставленный баночками, бутыльками и коробочками. Удобные стулья с подлокотниками. Вдоль противоположной стены — длинная штанга для вешалок, пока еще пустая. И даже раздвоенная на конце палка для снятия этих самых вешалок стояла в узкогорлом сосуде. Про удобные полки для обуви я уже молчу. Сашка про них не забыла.
— Основное приготовлено, Ваше Величество, вновь присела в изящном реверансе Сашка. — Осталась самая малость — подготовить выступающих.
— И кто же будет это смотреть? — выгнул бровь Эд. — Уж не желаете ли вы пригласить во дворец всех желающих?
— Ваше Величество, — бережно подхватила деверя под ручку Сашка. — В нашем узком кругу есть такое понятие — генеральная репетиция. Или прогон. На него приглашаются самые близкие. На прогоне обязательно случаются накладки. Что-то приходится исправлять, что-то и вовсе переделывать. Или выкидывать из сценария. Или вставлять новое. Вот мы вас и просим — сами решите, кого мы могли бы пригласить на прогон. Доброжелательно настроенных эльфов, которые примут наши идеи. Или хотя бы не станут резко высказываться. Ваше мнение будет решающим. Либо наш проект будет жить, либо окажется мертворожденным. Что скажете?
Эдвин хмыкнул и кивнул, соглашаясь.
— И когда вы нас осчастливите?
— Я думаю, у нас в запасе еще есть время. Нянюшка говорила, что у вас есть праздник в честь первого дня весны? Что, если мы приурочим показ к этому дню? Как раз и Ее Величество оправится от родов и волнений, связанных с этим великим событием в вашей жизни.
— Ее Величество? Елисабель будет в этом участвовать? — удивился Эдвин. — Вы уверены, леди Александра?
— Конечно! Ведь именно ради Ее Величества мы все это и затеяли!
Эдвин какое-то время пристально рассматривал свалившуюся на его голову жену брата. Сашка стояла, как и положено юной леди: глазки опущены долу, ручки прижаты к вздымающейся груди, ланита нежно розовеют…. Только вот из-под ресниц так и скачут проказливые чертенята.
— Брат, думаю, все будет прекрасно, — обрел голос Энгель, бережно притягивая супругу к груди. — Дома она за вечер создала чудо. Праздничной ночи, подобно нынешней, не припомнит, пожалуй, никто.
— Что ж, пусть будет так, — согласился с доводами супругов Эдвин. — У вас в запасе чуть меньше двух месяцев, леди Александра. Действуйте. Затраты мы берем на себя.
Сашка вновь присела в глубоком реверансе.
Саша
«Вижу цель — не вижу препятствий». Что ж, именно эта фраза из фильма «Чародеи» стала когда-то моим девизом по жизни. Одно время, когда на наш факультет вдруг снизошла благодать бога Авнтюризма, и мы поголовно кинулись в ролевки и боевки, я увлеклась рисованием гербов для новоявленных графьев и баронов всяких не человеческих наружностей. Рисовала я их строго под одеялом, не показывая свое творчество даже брату Гришеньке. Смешлив больно, когда не нужно.
Так вот — на собственном гербе изобразила проломленную кирпичную стену, увитую плющем, да сверху полукругом надпись: «Вижу цель».
Внизу отраженным полукругом: «Не вижу препятствий».
С тех пор так и пру — ужаленным в энное место бешеным шмелем.
В самом деле, какие могут быть препятствия, если мне срочно — еще месяц назад — нужно!
Вот — в ином мире оказалась. О том, зачем мне оно надо — пока даже не собираюсь размышлять. Главное — в драку ввязалась. Ага. Сейчас сижу в театральном зале, за низким столиком. Обложилась бумагой и вовсю ее порчу. Раз за разом изображаю свой герб. То оленей к нему пририсую. То рога оленьи. То льва геральдического с кисточкой на хвосте в виде все той же лилии королевской. А то и вовсе — единорога, на дыбы вставшего.
Рисую, потому что никак не могу понять — с какого перепугу мне герб всюду мерещится.
Тут же, в зале, расположившись на роскошных шелковых коврах, три девчонки — подмастерья старательно размахивают иглами, портновскими ножницами и прочими сантиметрами. Очередной шедевр для Елисабель сочиняют по моим эскизам.
Спасибо бабуле Ланюшке — она не долго с королевой спорила. Быстро привела какие-то примеры, что-то на пальцах объяснила, последние научные изыскания привела — и все. Стала наша королева шелковой. А потом и вовсе распробовала. И теперь сама с детками возится. Кормит, играет, в садике закрытом гуляет по часу трижды в день. Даже купать порывается и пеленать. Вполне себе здравомыслящая мать из нее проклевывается. Ну, да с бабулей не забалуешь. Она, как увидела те два платья из цветного льна, так разохалась, что в ее время такой прелести никто выдумать не мог, что Елисабель загордилась собой. Напрочь «забыв», чья тяжелая ручка ее в те платья запихивала.
Да. Елисабель изобретает новые силуэты, призванные скрыть и все еще выступающий животик, и раздавшиеся бедра. Что бы там не говорили всякие знатоки эльфийских особенностей, но последствия многоплодной беременности сами по себе не исчезают даже у волшебных рас. И лекари тут бессильны. А поскольку Елисабель еще и деток кормит — то и кушает, как положено. Тут ее снова бабуля запугала, сказав, что все нужные вещества в молоке исчезнут, если она не будет кушать по рецептам придворного лекаря. И детки могут вырасти совсем даже не настоящими наследниками. А уж как они будут орать! После этого Елисабель можно было брать голыми руками.
Что еще бабуля говорила — я не слушала. С меня хватило возвращения главной фрейлины. Пришлось устроить парочку показательных провокаций в присутствии Энгельберта и королевы, после чего фрейлина отправилась в загородное поместье — поправлять здоровье и заниматься собственным семейством. А нечего принцессе, законной жене наследного принца, устраивать скандалы с попыткой проредить прическу. И что с того, что Энгель сейчас третий в очереди?!
Я такого с детства не терплю.
Сейчас у Елисабель в статс — дамах эльфиечка чуть старше самой королевы, но на порядок умнее.
Во всяком случае, берега знает, и пока что не путает.
Штат мы тоже изрядно проредили, отправив всех бывших фрейлин старой королевы по домам. С приличным пенсионом, между прочим, так что большинство из них уехали по домам с радостью.
Во всяком случае, я предпочитаю думать именно так.
Конечно, Елисабель мечтала бы сделать меня одной из своих придворных дам, но тут все уперлось в статус.
Я ж теперь, как ни крути, лишь на ступеньку ниже в их придворной иерархии. Прынцесса, не фунт изюму.
Королеве не кланяюсь, с королем, правда, на «вы», но без излишнего пиетета. Да еще супруг богоданный приспособился меня на ручках таскать.
Встречались мы за столом и по утрам, выползая из кровати. И поздно ночью, конечно.
Исполнение супружеского долга без особых изысков — Энгельберт часто засыпал, едва долетев до подушки. Я не настаивала. Честно говоря, никак в моей душе не просыпалась тяга к этой стороне жизни. Никакие единороги в животе не прыгали, бабочки крыльями не шелестели, тараканы не шуршали. Да и уставали мы не по-детски. Их Величества, Высочества и брат Генри бодались с маркизом и неучтенными рудниками. Прижучить маркиза было вроде бы не за что, а так хотелось.
Впрочем, я в их высокие отношения не лезла. Во-первых, не в теме, во-вторых, мне и без рудников забот хватало. А в-третьих — оно мне зачем?!
Мне и своего по макушку. Потому что фрейлины в большинстве своем, даже молодые, не спешили блистать на сцене. А еще мы никак не могли подобрать музыкантов. Вот когда вспомнишь добрым словом старинный патефон и тяжелые грампластинки.
Было дело — проводили в клубе мероприятие, военной песни посвященное. О, как же слушали эти старые, чуть хрипящие и поскрипывающие записи!
Так, я отвлеклась.
У меня тут опять не слава Ветрам. Пришла мадам главная королевская портниха.
Стонет, что вот уже на днях праздник, а я лучших подмастерьев забрала, кто же теперь будет шить придворным леди наряды к весеннему балу.
Пришлось в очередной раз показать зубки. У нее в мастерской еще около двадцати девиц ножницами лязгает, а она за этими притащилась.
Нет, я, конечно, понимаю — боится мадам конкуренции. Вдруг наши изыски ее шедевры затмят. А они затмят.
Леди Еления, выслушав приказ королевы, немного подумала и согласилась. У нее та же проблема назрела: дочка ни в какую не признавала кормилиц. И нянек терпела, если только мать в пределах видимости была. Так что на аудиенцию Еления прибыла с плетеной из ивовых ветвей колыбелькой, в которой спокойно посапывала милая кроха, умотанная в облака кружев.
Заодно и королевскому лекарю девчушку показали. Лекарь сообщил, что девочка здорова, развивается согласно нормам эльфийского народа, и наказал девочку кормить грудным молоком матери.
И тут наступил малый звездный час Елисабель.
Детки проснулись, и дружно захотели вкусить материнского молока.
Пока Еления металась по королевской гостиной, не зная, как приспособиться, Елисабель кивнула камеристке, которая тут же подскочила к ней с тазиком теплой воды и чистым полотенцем.
Ничтоже сумняшеся, Елисабель провела необходимые манипуляции, села в кресло и приложила к груди детеныша.
У леди Елении глаза обрели форму идеального круга.
— Это же…. Ваше Величество, это же так… — забормотала она, — И как вам пришло в голову такое решение? Ведь все просто, а насколько удобно! Даже на публике можно дитя накормить, не мучаясь с платьем.
Елисабель величественно кивнула и велела камеристке принести новое платье того же фасона для Елении. Так сказать, одарила со своего плеча верную придворную даму.
Еще и лифчик для поддержки груди обещала показать, нахваливая удобство.
Зато портниха бесится.
Корсетов нашито немереное количество, да только кто ж их заказывать будет, если сама королева отказалась и далее свою фигуру уродовать?! Ей, дескать, лекарь запретил, пока детей кормит. А у эльфов процесс вскармливания не менее двух лет длится. Детки-то растут медленнее, чем человеческие малыши. Примерно год к шести, или что-то около того.
А за два года воды утечет немеренно.
Как-то так мы и топаем по непроторенной дорожке.
А время поджимает.
Стоп! У меня идея!
Стребог
Ой, что-то мне страшно! Это куда же моя подопечная помчалась, теряя тапочки? Какая еще идея в ее голову сумасбродную забрела?
У нее ведь уже вполне приличный сценарий показа набросан. Что ей опять не так?!
Саша
— Энгель, дорогой, можно тебя на минуточку? — ворвалась я в кабинет моего драгоценного супруга. И остановилась, как будто меня кто-то по лбу дверью стукнул. Потому что картина маслом. И это при живой жене, значит. А я-то все думаю — чего мой супруг быстренько от супружеского долга отказался. Дескать, устает на работе. Ну-ну.
— Бог в помощь! — только и осталось сказать. А что тут можно еще сказать, если Высочество со смаком нацеловывает одну из фрейлин?! Ни-че-го.
Так, Сашка, стоять! Кидаться в них предметами не будем. Глазки у супруга блестят вожделением, это я и отсюда вижу. И ручки под ее юбкой не просто так расположились.
И не только ручки, как я посмотрю. Весь остальной организм тоже между стройных ножек пристроился, и двигается, как ему и положено. Туда-сюда, туда-сюда.
А мне вдруг отчего-то смешно стало. Нет, не до истерики. Просто — смешно. Верность, значит, до гроба. На сторону не посмотрит, значит. Подстава….
Я смахнула с глаз красную пелену и вышла из кабинета. Не буду сейчас разбираться, что это было. Опоили бедненького приворотным, соблазнили, подставили или просто мне померещилось. Нехай веселится мужик.
Я лорда Стрегойского к ответу призову. Не сейчас. Сейчас я…. О, а вот и зверь на ловца!
— Генри!
— Саша? Что с тобой?
Названный братец с кипой бумаг вырулил из-за угла. Красивый у меня братец. Высокий, стройный, глаза зеленые. И почто не он мне мужем стал?!
А на кой нам мужья, Сашка?!
— Саша?
А я уже сползаю по стеночке, в голове звон и красная пелена.
— Сашка!
— Тсс, Ген, — едва-едва шепчу, усилием воли гася звон и отметая в сторону пелену. — Загляни в кабинет, братик. Загляни и скажи, что мне померещилось. Только тихо, на цыпочках….
— Да что с тобой, сестрица?
— Ген, сделай без вопросов. А я пока за угол отползу. Там диванчик…
Генри, проводив меня ошарашенным взглядом, осторожно приоткрыл дверь…
Ан, нет. Не ошиблась.
Спустя пару минут из кабинета встрепанной курицей вылетела фрейлина, явно получившая ускоряющий пендель. А еще секунду спустя и Энгельберт с приспущенными штанами, в расстегнутой рубахе и наливающимся бланшем под глазом.
Вот теперь можно и в обморок….
Стребог
Сашка?! Сашка, почему я тебя не чувствую?
Генри
— Лекаря! Леди Александре плохо!
Я кинулся к сестре. Саша, откинувшись на спинку дивана, была мертвенно бледна. Идиот Энгель, какой же он идиот! Старая любовь не ржавеет, говоришь? Ничего, я с тобой еще поквитаюсь за сестру.
И что с того, что она мне не родная? Мама приняла ее, как родную. Да и за эти два месяца, что мы знакомы, я успел понять — Сашка — чудо. То самое чудо, которое надо беречь и просто любить. Потому что с ней рядом светло.
— Саша, Сашенька, очнись же ты….
Я склонился над ней, бережно похлопал по щекам, силясь привести в чувство.
— Ген…. Да не лупи же ты меня, — отвела она мою руку. — Значит, мне не показалось. Это действительно Энгель и фрейлина были?
Я кивнул.
— Саш, это его давняя фаворитка, — осторожно начал я, не зная, как все объяснить сестре. Да и что тут объяснишь. Даже на морок не спишешь.
— Значит, примерно с месяц у них обострение, — что-то прикинула Саша, медленно принимая свой обычный вид. — Значит, так тому и быть.
— Саша, успокойся, — попробовал я выгородить молочного брата. — Энгель, он…
— Генри, ни слова больше!
Она глубоко вздохнула. Выпустила воздух сквозь сжатые зубы.
— Будем считать, что авантюра Величества вполне удалась. Я более не претендую на руку, сердце и прочий ливер принца Энгельберта Азалийского. Баста! Ты мне вот что скажи — сильно занят? Нет? Отлично! Пойдем со мной!
Я и не понял — как она сумела меня сдвинуть с места. Через минуту мы уже были в театральном зале. Навстречу ей кинулись девочки — подмастерья.
— Леди Александра, у нас все готово, вот, посмотрите!
— Хорошо, молодцы, — кивнула она. — А сейчас марш в гардеробную. Переодеваетесь в эти наряды и на сцену.
— Саша…
— Генри, ты сейчас отсматриваешь все, что мы уже успели сделать. И не просто отсматриваешь. На показе будешь вести программу.
— А ты? Саша…
— А меня нет, Генри. Нет меня во дворце. И вообще — нет. Приснилась я вам в страшном сне.
Я прикусил язык, понадеявшись, что ближе к вечеру Сашка успокоится, и мы сможем нормально поговорить.
А пока принял пачку исписанных листов, вчитался. А неплохо должно получиться.
Между тем на сцене появилась иллюзия крошечкой девочки в детском платьице. Девочка делала первые неуверенные шаги, тянулась пальчиками к цветам, играла с розовым ушастым кроликом. И медленно подрастала. Вместе с ее ростом на иллюзии менялись наряды.
И вот уже на сцене живая девушка в изящном светлом платье. Кружится весело под неслышную музыку.
Я читаю текст с листа, совершенно не понимая, что именно произносят мои губы. Саша сидит в кресле у клавесина, ласкающими движениями перебирая клавиши. Инструмент не издает ни звука. Взгляд ее устремлен куда-то в сгущающуюся темноту за окном.
Действие на сцене подошло к концу, девушки присели в реверансе и замерли, с волнением глядя на нас.
— Да, все хорошо, — очнулась Саша. — Вы молодцы, девочки. Отработаете так же на показе — цены вам не будет. А пока всем спасибо, все свободны…. Генри, ты тоже свободен.
— Саша….
— И-ди!
Я вышел. Всего лишь на пять минут, чтобы приказать принести вина и фруктов.
А когда вернулся — Саши уже не было.
Покои молочного брата принца Энгельберта, лорда Генри.
Совершенно обычные дворцовые покои. Анфилада из нескольких комнат, дальняя из которых — опочивальня. Обставлена в стиле минималистском — широкая кровать у дальней стены, пара кресел и стол между ними. Камин, призванный обогревать пространство. Перед ним толстый пушистый ковер темного цвета с узором из листьев и цветов на тон светлее. Как раз, чтобы можно было поваляться, буде приспичит. С дамой, или в одиночку — не так уж и важно.
Именно здесь, в опочивальне, и застал принц своего молочного брата, секретаря, помощника, друга и с недавних пор шурина.*
Генри методично просматривал и рвал какие-то бумаги, скидывая обрывки в камин, где пламя с радостью их поглощало, прищелкивая и потрескивая.
Принц Энгельберт выглядел неважно. Багровый синяк почти полностью закрыл ему правый глаз, и даже частично отразился на переносице и левом глазу. Косички, когда-то заплетенные хулиганистой супругой, вид имели неопрятный, взлохмаченный и покосившийся. Энгельберт целое утро пытался их расплести и расчесать — не тут-то было. Расплетаться они не хотели, расчесываться тем более. И не брала этот изыск шаловливых ручек ни магия, ни маты, ни специальное драгоценное масло из корней особого растения. Энгельберт подозревал, что справиться с его горем могла лишь Саша. Или — на худой конец — ножницы. Волосы было жаль. Все же, эльфы никогда не придерживались веяний моды других рас, волос не стригли и лбов не брили, почитая данное от природы бесценным даром.
Кроме того, и наряд принца мало соответствовал его статусу. Изрядно помятые, залитые вином и усаженные пятнами от жирных пальцев брюки. Рубашка, некогда белоснежная, сейчас напоминала плохо простиранную половую тряпку. Ботинки тоже были в пятнах, паутине, и похоже, в золе. Во всяком случае, некое серое вещество с них слетало при каждом шаге.
Принц протащился по ковру до кресла, упал в него и картинно прикрыл фингал ладонью.
— Генри, где Сашка?
Генри не ответил. Только глянул на принца так, что у того снова зазудела правая половина лица. И… правое же полупопие. Там тоже был синяк, отчетливо напоминающий часть рифленой подошвы чьего-то сапога.
Да, Генри не постеснялся вчера наподдать шурину еще и по…. В общем, все поняли.
— Где моя жена, Генри? — попробовал принц надавить голосом.
— Не знаю. А если бы и знал — не сказал бы.
Генри не больно-то испугался. Отношения они выясняли всю свою жизнь, начиная еще в те благословенные времена, когда валялись рядышком в одной кроватке и мусоля кулачки.
— Генри!
— Уже много лет Генри. Ровно столько же, сколько ты — Энгельберт. Нас даже нарекали в один день и час, если помнишь.
Генри выкинул в камин последнюю бумажонку, задвинул ящичек письменного стола, примостившегося возле большого окна, и отошел к шкафу с одеждой.
Открыл дверцы, и принялся методично перерывать все, что там лежало, висело, болталось и валялось.
Отобрал несколько неприметных камзолов без золотого или серебряного шитья, несколько простых немарких рубашек без кружев, воланов и прочих излишеств. Сложил все в дорожный сундучок. Туда же отправились штаны из тонко выделанной кожи, обычные брюки, стопка нижнего белья, и несколько пар обуви. В основном, сапоги особого пошива. В них никогда не намокали ноги, не слышны были шаги и никогда не появлялись мозоли.
— Генри!
— Скажи спасибо, что я не вызвал тебя на дуэль, — неожиданно навис над принцем Генри. — Благодари за это мою матушку. Если б не ее любовь к тебе…. Впрочем, о чем это я!
— Генри! — тут принц попробовал изобразить величие и грозность царственной персоны. Как раз ту, когда можно и сидя смотреть на собеседника сверху вниз. — Ты не только мой молочный брат! Ты еще и мой секретарь, помощник. Слуга, наконец! И я не потерплю….
Генри только плечами повел, будто сбрасывая с них невидимую тяжесть.
— Уже нет, — как-то грустно и устало сказал он и отошел к сундуку. Захлопнул крышку и дернул розетку звонка. Подождал, пока вошедший слуга заберет сундук.
— Как это — нет? — не понял принц.
— Я ушел. Как говорит Саша — уволился по собственному желанию. Даже расчет успел получить у нашего скряги — казначея. Он был безмерно этому рад.
— Ч-что?!
Генри не ответил, занявшись на этот раз дорожным сундучком для посуды, продуктов, прибора для письма, бумаги и туалетных принадлежностей. Сундучок был из дорогого дерева, в котором продукты долго хранились, но вид у него был более, чем не притязателен.
— Генри, ты не можешь меня вот так оставить! Одного с кучей проблем, — попробовал зайти с другой стороны принц. — Давай хотя бы сперва все обсудим. В конце концов, как мужчина мужчину ты мог бы меня понять! Я должен был хотя бы попробовать обойти…. Проверить…
— Проверил? — не оборачиваясь, спросил Генри. — И как?
— Проверил. Жжется. Сильно. Изменять и в самом деле оказалось больно.
— Вот и утешай себя этим. А мне пора.
— Генри, но ты не можешь меня вот так оставить! — вскочил принц стремясь перекрыть другу двери.
— Ничего, Ваше Высочество, вы уже большой мальчик. Справитесь. К тому же, во дворце полно юных леди, готовых утешить всеми брошенного страдальца. Пропустите, меня карета ждет.
— Генри, я не виноват! Это все Эд! Ну, мы же вместе пили! Помнишь? Он все доказывал, что… ну, ты слышал! Мне захотелось проверить…. Да в конце концов — она сама пришла!
Генри аккуратно отодвинул принца с дороги, сжал на мгновение его плечо железными пальцами. Заглянул в левый глаз — потому что правый почти не открывался.
— А мне, как говорит Саша — глубоко фиолетово, Ваше Высочество. И вообще — до фонаря. И на будущее — если не хочешь, чтобы твои милые поигрушки видела близкая женщина — хотя бы запирай двери, развлекаясь с любовницей.
— Саша? Она…. Она видела?
— Она видела. А увидите ли ее вы — большой вопрос. Прощайте, Ваше Высочество.
Комнаты главной королевской няни, леди Илланель.
— Джи! Джи, скажи мне, что это неправда!
— Что именно, Ланюшка?
— Саша застала мужа с какой-то леди?
— Правда, Ланюшка. Генри лично выкинул ту из кабинета и подбил глаз принцу.
— Только глаз?! А Саша? Где Саша, Джи?
— Не знаю, милая. Никто не знает. Исчезла. Во дворце ее нет, в нашем столичном доме нет, из поместья прислали сообщение, что леди Александра не появлялась. Генри уволился со службы и отправился искать сестру. Не дело это — бросать девочку в трудное время.
— Ты надоумил его заглянуть в Святилище семи Ветров? Может быть, они укажут дорогу? А я пошлю им вслед материнское благословение.
— Ты что-то знаешь, милая?
— Нет, Джи, не знаю. Чувствую. Да будет вам мое материнское благословение защитой, дети мои. Опорой в трудной дороге, куском хлеба в голод, огнем костра в холод, глотком родниковой воды в зной. Да убережет их Слово мое от напастей и лиходеев. Стрег, великий Стребог, передай детям моим благословение матери!
Стребог.
Передам, даже и не сомневайся, Илланель! Дорогу коням я уже указал, догонит Генри сестрицу. Только бы она не взбрыкнула. Это же Сашка, она же никогда не поступает так, как все. Она же всегда делает так, как может….
Вот уже и догнал почти. Сашка, конечно, крута, и из дворца исчезла мастерски, да только последний день зимы к прогулкам в легкой одежде не располагает, так что брат ее уговорит. Пусть пока погуляют. Мир посмотрят, натворят чего интересного. А я пока слетаю кое-куда. Разберусь кое с кем.
В Небесных Чертогах
— А я что говорил?! Я — Покровитель и у-Устроитель браков в этом мире. И только мне решать — кто с кем и когда браки заключать будет! И защиту от измен снять — как два пальца…. Впрочем, какие пальцы! Человечка из дворца сбежала, принц снова свободен. Можно следующую партию разыгрывать. Принц Энгельберт и загадочный минерал. Где там этот лорд Дестель? Пусть уже советует королю немедленно призвать ко двору вдову лорда Энвиля с дочерьми.
— Так она же еще не вдова, брат!
— Это мелочи! Главное, что принц свободен. Вот мы его и женим. На ком-нибудь из дочек. А там и твою редкость, Виль, в дело пустим.
— Знаешь, брат, ты меня в свою Игру не впутывай. Мой минерал для Игр непригоден! И вообще — ты уверен, что принц свободен ныне?
— Уверен! Никому не позволю вмешиваться в мои планы по разведению эльфов!
— Даже Стребогу?
— Не произноси его имени здесь, брат!
(Кто-то тихо, себе под нос: «Боишься, что он появится? Правильно. Бойся, брат. Стрег точно не посмотрит на то, как ты его планы портишь, и престиж подрываешь).
Саша
Как ни болела, а померла, сердечная! То есть — завязали мы с браком. Вот ведь когда начинаешь понимать, что хорошее дело браком не назовут. Расхожая мудрость моего мира.
Смыться из дворца оказалось не так уж и сложно. Спасибо бабуле Лане. Научила накладывать на себя кое-какой отвод глаз. В этом деле главное — ни к кому лишний раз не прикасаться, чтобы не пугать окружающих внезапно проявляющимися частями тела. Потому я воспользовалась кратким отсутствием Генри и тихо ушла в покои, благословляя того, кто придумал для супругов раздельные спальни и прочие двери.
Мужа не было — и то хлеб. Объясняться с ним не было никакого желания. В конце концов, не я это затеяла. Сам женился — пусть сам и разводится. А не разведется — мне пока от того ни жарко, ни холодно. Дворец и семья королевская существовала как-то до моего появления — будет существовать и дальше. Энгелю подберут породистую леди. Чуть не сказала — телку. Впрочем, это уже меня не касается. Дети? У них лучшая в мире няня. Как-нибудь вырастут. Росли же предыдущие поколения.
Что еще? А больше ничего. Бег по кругу — так я не мельничная лошадь. Показ мод — тоже без меня. Генри проведет. Или сама Елисабель.
Да-а, Сашка, тебе и собирать нечего! Одна шубка — подарок Юрлоу. Из которого я при встрече душу вытрясу. Если она у него есть, душа эта.
Пока размышлизмами занималась — сменила придворный наряд на любимый камуфляж. Скрутила волосы в пучок. Переобулась в сапожки. Не для длительных прогулок они, ну, да ладно. Кое-какие денежки у меня есть. Обменяла пару виноградин и яблоко — в смысле, начинку фруктов. Дядюшка Джи озаботился — познакомил меня с денежными знаками и даже помог открыть счет в банке.
С деньгами все просто: сто медных — равны одному серебряному. Сто серебряных — золотой.
С фруктами тоже нормально. На них никто не обратил внимания, как и обещал Юрлоу. Я их быстренько определила в банковскую ячейку. Подумав с грустью, что любовь — любовью, а денежки врозь. Хороша бы я была, не озаботься Юр моей финансовой независимостью.
В банке мне выдали неприметное колечко с блеклым камушком. Вроде как платиновая карта из моего мира. И даже пинкод помнить не обязательно, завязано на ауру и прочие магические заморочки.
Да. Собралась, сунула в карман шубки шитый бисером кошелек с разменной монетой, парой серебряных и одним золотым. В другой карман — пакетик с зернами граната и кисточкой винограда. Пригодятся.
На пороге оглянулась.
— Спасибо этому дому — шепнула. — Пойдем теперь к другому. И вышла, не заморачиваясь с запираниями дверей.
Из дворца выбралась, не особо и скрываясь, в толпе разъезжающихся по домам придворных. Они сюда каждое утро, как на службу, собираются. И до того людские повадки у высокородных эльфов! Если б не длинные уши — и не отличишь. Меня в толпе признавать было некому, хоть и успела уже примелькаться. Потому и не обращали внимания на мелькнувшее в зеркалах просторного холла видение. Была — и нету.
Выскочила за двери, пробежала по широкой подъездной аллее и вот уже быстрым шагом несусь через площадь. К неприметному гостиному двору. В нашем деле всегда надо иметь пути отступления.
Этот гостиный двор держал самый обычный человек, толстенький господин Аверьян. Одна из его родственниц работала у придворной портнихи.
Впрочем, к делу это не относится. Приютили на ночь — и хорошо.
А утром я, пробежав по торговым лавкам и немного обзаведясь кое-какими припасами, выбралась за стены столицы.
И кто бы меня признал в самой обычной для мира одежде. Толстая куртка мышиного цвета, сапоги эльфийской работы, непромокаемые. Шапка, скрывшая волосы. Котомка. И небольшая толпа попутчиков.
Если разобраться — идти мне особо некуда. Не возвращаться же в поместье, хотя…. Как возможность передышки и можно попробовать.
Ходок я, может быть, и не отменный, но и ничего непривычного в этом не вижу. Особенно, когда спешить некуда. День выдался приятный, поистине весенний. Капель, солнышко светит, птички какие-то в голых кустах чирикают. Народ постепенно от меня удаляется. Вот и ладно.
Я машинально перебирала ногами и думала. Думала — с какого перепугу меня занесло в этот мир? Зачем?! Кому надо было меня сюда переправлять, да еще без права возврата? Мир не в пример нашему — спокойный. Все устоявшееся, отлаженное до тошноты. Да — все тот же бег по кругу. Утро-день-вечер-ночь-утро. И снова да ладом. Одни и те же лица, дела, поступки. Как роботы. Встал-сел-встал. Шаг влево — шаг вправо. Колея. Не хочу!
Я так увлеклась механическим передвижением своей персоны из точки «А» в точку «С», что не сразу сообразила, кто ухватил меня за плечи и пытается взболтать.
— Сашка? Сашка, это же ты? Сашка!
Пришлось свести глазки в кучку, открыть в мозгах форточку, выгнать грусть-тоску и оглядеться.
Двухметровый мачо с холодными серыми глазами…. Брр….привидится же такое! Долговязый тощий парень с блекло-серыми глазами сиял радостным оскалом, а рядом с ним прыгала и верещала девица в нарядном полушубке и цветастой шали. Ба, да она еще и в расшитых голубыми цветами «под Гжель» валенках.
— Аленка, ты спятила? — мрачно поинтересовалась я, все еще не веря в то, что вижу. — Весна на дворе, а ты в валенках!
— В чем переместили — в том и хожу! — сварливо ответила Аленка. — Гришенька, твоя вредная Сашища опять меня обижает! Сама-то, можно подумать, в бальном платье от кутюр! И в сапогах а-ля…. Кто там у нас самый модный по обуви?
— Этнические эльфы у нас по модной обуви, — вздохнула я, с трудом понимая: это же они! Мои любимые! Гришенька, братец ненаглядный и Аленка, подружка моя драгоценная.
— Сашка! — раздался крик со стороны дороги. — Сашка, вот ты где! Слава Ветрам — живая!
— Это кто? — враз подобрался Гришенька, разглядывая спешащего к нам эльфа в расстегнутой куртке и без шапки. От чего ушки его эльфийские покраснели и слабо подергивались, а зеленые глаза метали молнии. Правда, не злые. Генри явно был рад нашей встрече.
— Знакомьтесь, ребята, — сказала я, когда Генри добежал до нас и попытался задвинуть меня себе за спину. — Мой названный братец, лорд Генри де Карт, молочный брат всамделишного эльфийского принца, его секретарь и камердинер. Ген, я ничего не путаю?
— Тю, это когда было-то! — бесшабашно махнул рукой еще один братец, явно копируя меня. — Теперь я просто лорд де Карт, путешествующий по своей надобности. Давай в карету — устала, поди?
— Э-э-э… Генри, я без них не пойду! — тут же уперлась я. — Это мои…. мои одномиряне. Братец Гришенька и подруга дней моих суровых, Аленка.
— Я понял, Саш. Давайте в карету, у меня там грог есть, и окорок. Время-то к обеду…. Да не боись, во дворец не поедем! Я и сам не жажду видеть твоего… э-э-э… моего бывшего работодателя.
— А куда ж в таком случае мы едем? — с подозрением спросила, оглядывая неприметную дорожную карету. На кОзлах знакомый кучер вожжами потряхивает. Такой же молодой, как и Генри. И похоже, такой же дурной.
На запятках привязаны дорожные сундуки.
— В поместье я тоже не хочу, — выпятила губу.
— Туда мы буквально на день, — поднял руки Генри. — Затариться кое-чем надо. Матушке отписать, что я тебя нашел. А потом… Сашка, хочешь со мной в Огненные горы?
— Огненные горы, говоришь? — прошипела, подталкивая Аленку в карету. Гришенька, как самый подозрительный, уже сидел внутри. — И что у нас там?
Теперь уже Генри подпихивал меня под зад, фыркая насмешливо. Сам бы попробовал в этаком одеянии с грацией трепетной лани по высоким ступеням впорхнуть.
— Там у нас, по непроверенным данным, драконы, — шепнул он в ухо. — Так как? Едем?
— Спрашиваешь! Кто знает направление маршрута?
— Энгель не знает, — правильно понял меня братец. — Никто не знает, Саш. Они еще не в курсе, что ты сбежала.
Мы утрамбовались в карету, расселись по лавкам, и Генри вытащил из-под сиденья самый настоящий дорожный погребец.
— Смотри ты, а наши миры похожи больше, чем я думал, — глубокомысленно заключил Гришенька, глядя, как Генри хозяйственно добывает из вместительного ящика чайник, кружки и уже порезанный окорок. И что-то, отдаленно похожее на спиртовку.
Вскоре мы дружно пили грог, закусывая окороком, хлебом, чесночными колбасками и шоколадом — Аленка оторвала от души плитку. Меня едва на слезу не пробило: наш, родненький горький шоколад, в котором семьдесят процентов какао…. Россия — щедрая душа….
Мы пили, ели, знакомились, обменивались впечатлениями, карета слегка подрагивала и покачивалась, унося нас от столицы в дали неизведанные, и кучер наш мурлыкал какую-то протяжную эльфийскую песню без слов. И жизнь постепенно обретала краски.
Генри
Вот уже целый месяц мы катаемся по стране. Капельник выдался на удивление солнечным и достаточно теплым. Обычно в это время снег еще только начинает раскисать на пригреве, ночью превращаясь в ледяную крошку, которая больно резала ноги коням. Потому мы никуда особенно не торопились, рано останавливаясь на ночлег и поздно отправляясь в дорогу. Проезжали от села до села, расстояние между которыми не превышало обычно половину дневного перегона. Находили харчевню или трактир, в котором можно было за умеренную плату снять сдвоенный номер. Оставляли в нем вещи и отправлялись знакомиться с местными достопримечательностями.
Мои спутники вели себя безукоризненно. Чувствовалось, что привлекать к себе излишнее внимание эта троица не любит.
Сначала я думал, что с пришельцами будут проблемы. Все-таки, они люди. Мне хоть и не часто доводилось с людьми пересекаться, но впечатления были не самые приятные. Однако Григорий и Алена меня удивили. Никуда не лезли, никуда не вмешивались, строго следуя заповеди, вываленной на их головы грозной моей сестрицей:
— Мы в этом мире гости, которые, возможно, станут хозяевами. А потому живем дружно, — заявила она еще в поместье.
Там мы задержались на два дня: надо было переодеть Сашиных родичей в нормальную для нашего мира одежду. Подобрать кое-какие аксессуары, немного замаскировать, чтобы они не слишком выделялись из толпы, когда мы будем путешествовать. И, само собой, пополнить запасы продовольствия.
Первым делом, наши девочки отправились в мыльню, а мы остались. Знакомиться и беседовать.
Григорий оказался весьма неглупым парнем. Как только Саша с подружкой скрылись за дверями, он взял стул, устроился на нем верхом, положив руки на спинку.
— Рассказывай, — велел он, переходя на дружеский стиль общения. — Что с моей сестрицей приключиться успело? Почему она сбежала от тебя?
— Не от меня, — покрутил я шеей. — От мужа.
Светлая бровь Григория поднялась, выдавая его удивление.
— А кто у нас муж?
— Принц Энгельберт, брат нашего короля Эдвина Х. Только
пусть тебе сестра все расскажет, — попросил я, понимая, что и сам в этой истории выгляжу не очень. Не герой, совсем не герой. — Некрасиво, если мы за ее спиной обсуждать будем.
— Сбылась, значит, мечта идиотки, — непонятно высказался Григорий. И потер лицо руками. — Ты мне одно скажи — насколько сильно принц ваш ее обидел. Уж если Сашка в бега подалась….
— Сильно, — выдохнул я. — Он ей изменил, а она это увидела.
Григорий побарабанил пальцами по спинке стула.
— А замуж она добровольно выходила? Или принудили?
Я вздохнул. Как человеку иного мира такое объяснишь-то?!
— Она и не знала, что ее замуж выдали. Принц поклялся возле Священного символа, что возьмет ее в жены. Покровители услышали.
— Да, что-то в этом есть, — хмыкнул Григорий. — Жаль, у нас не так. Я бы тоже одну вертушку перед фактом не прочь поставить, да вот беда — не прокатит. Хочешь сказать, что Сашка вот так запросто смирилась с навязанным замужеством? И ни разу не взбрыкнула?
Я неопределенно помахал рукой. Что можно считать взбрыком?
— Сначала вредничала. Потом вроде бы приняла. Глянь в окно — это они с Энгелем так площадку украсили.
Снежные скульптуры еще и не думали поддаваться весеннему солнцу, радостно искрясь разноцветными огоньками.
— Узнаю сестрицыну руку, она всегда любила снежных баб лепить, — согласно кивнул Григорий. — Что ты думаешь делать дальше? Сидеть на месте — не выход. Сашка заскучает — и тогда я вам не позавидую.
— В курсе, — вздохнул я. — Знаешь, друг Григорий, я предложил твоей… моей….
— Пусть будет — нашей, — милостиво согласился Григорий. — Ты предложил нашей сестрице…
— Да… Так вот — я предложил нашей сестрице путешествие к Огненным горам. Как раз до самой зимы будем по стране кататься. А там видно будет. Либо Саша сменит гнев на милость, и простит принца, или этот умник окончательно все погубит.
— Либо шах медным тазом накроется, либо ишак копыта откинет, — хмыкнул Григорий, вновь принимаясь барабанить пальцами по спинке стула. — Хорошо. Мы едем с вами. Сестру одну я не отпущу. Да и нам с Аленкой надо как-то устраиваться в вашем мире, раз уж мы сюда попали милостью ваших богов. Не спрашивай! Все расскажем, как только решим насущные проблемы и соберемся в одном углу. Чтобы два раза не повторять.
Я лишь кивнул соглашаясь.
И действительно — спустя некоторое время мы собрались на кухне, где было тепло, пахло свежеприготовленной едой, и было удивительно уютно.
Две подруги, напевая какую-то песенку, в мгновение ока накрыли стол, устроились на своих местах и приступили к трапезе. Мы последовали за ними.
После того, как все сыто отвалились от стола, и посуда была перемыта и убрана по местам, Саша сказала:
— Рассказывайте!
И прочно угнездилась в старом кресле с высокой спинкой. Это кресло я помню с детства — так уютно было сидеть в нем вдвоем с Энгелем, слушать мамины сказки и есть пряники, запивая их горячим молоком….
— Рассказывать особо нечего, — начал Григорий, наливая в огромную кружку травяного отвара. — Если помнишь — ты исчезла за несколько часов до новогоднего концерта. Мы так и не поняли — как именно все произошло. Вот только что ты шла позади нас и ворчала, что убьешь одного умника, стащившего противовес. Сначала убьешь, спляшешь на его костях, а потом поднимешь и отправишь выкупать эту железяку у перекупщиков металла. Юр обернулся, хотел что-то сказать, и тут упал штанкет. Тебя краем зацепило, мы к тебе кинулись — а ты уже таешь в какой-то черноте. Медленно так, неотвратимо. Аленка в крик, а мы….
— А вы встали столбами и ничего, кроме: «м-м-мать» так и не сказали, — вставила Алена, разламывая на кусочки еще одну шоколадку, добытую из кармана халата.
— Почему же не сказали, — хмыкнул Григорий, с нежностью глядя на подругу. И я, кажется, понял — какую именно вертушку он хотел бы поставить перед фактом. — Мы многое сказали, потом, когда осмотрели место твоего исчезновения. Веришь — вплоть до подставленного под трубу ведра — все передвинули, перещупали и перетерли. Уж на что наш директор в разную мистику и прочую чертовщину не верит, а и то — перекрестился пару раз, когда ему какая-то тень показалась.
— И что дальше было? — с интересом спросила Саша.
— Дальше новогоднее представление мы, конечно, отыграли, — вновь вставила свое слово Аленка. — Мне из-за тебя пришлось еще и Снегурочку изображать. И нечего ржать! Сама бы попрыгала из костюма в костюм! Хорошо, хоть я тебя не послушалась и грим старой карги наносить не стала!
— Мое ты сокровище! — похлопала в ладошки Саша. — Как тебя Юрчик-то выдержал!
— Нормально выдержал, — придержал за плечо подругу Григорий. — Правда, чуть все слова не перепутал, но обошлось.
— На горке тоже все обошлось, — улыбнулась Аленка. — Правда, насогревался несгибаемый наш до синих эльфов. Под конец даже какую-то матерную частушку про них сбацал. И еще так каких-то неведомых племянников честил, что даже нам немного страшновато стало.
— Значит, все-таки Юр, — задумчиво сказала Саша, рисуя какие-то узоры на скатерти черенком чайной ложечки. — Вот и верь теперь в людей…
— Нет, сестренка, ты не поняла. Наш Юрий свет Александрович тут вовсе ни при чем, — серьезно сказал Гришенька, отбирая у сестры ложку и принимаясь ее на прочность проверять. — Он все это время, как потом оказалось, мирно спал в костюмерной. Пьяный до изумления, между прочим.
— Кто?!! Юрчик?!! Он же не пьет! Во всяком случае — до изумления.
— Не пьет. Кто его так уработал — мы не поняли. — серьезно ответил Григорий. — Последнее, что он помнит из того дня — как пришел с обеда и позвал нас на репетицию. На этом все. Кстати, о тебе он и вовсе ничего не помнит. Еще и на нас накричал.
— Да, сказал, что не было в клубе никакой Александры Первой, — обиженно вставила Алена. — Сказал, чтобы мы не выдумывали всякую ересь и не пытались сделать из него идиота.
— Но это еще не самое интересное, — тяжело повернулся на стуле Григорий. — самое интересное, Сашуля — тебя вообще никто не помнит. Даже наши родители. Вернее — они помнят, но как что-то давно ушедшее. Батя говорит, что ты погибла вместе с его первой женой. Мама плачет, и говорит, что вот не уберегли девочку и сестру ее, твою мать, не уберегли.
На Сашу было больно смотреть — так она побелела вдруг. Лицо белое, глаза огромные — и в них собираются грозовые тучи.
— Значит, он не соврал, — с трудом выдавила она. — Не соврал, выходит, лорд Юрлоу. Меня действительно нет и никогда не было на Земле. Тогда почему вы меня не забыли?
— Скажешь тоже! — вскинулся Григорий. — Чтобы я забыл девчонку, которая не раз мне юшку из носу пускала и два зуба молочных выбила портфелем?! Да ни в жисть!
— Ой, подумаешь! — задрала нос Сашка — Они все равно шатались.
Григорий отмахнулся, не желая вступать в полемику.
— Мы тебя не забыли, — серьезно сказал он. — Ни мы с Аленкой, ни наши младшие брат с сестричкой. Танюшка долго плакала, когда поняла, что ты больше не появишься. А Женька сказал — вырастет и пойдет тебя искать. Обещался семь пар сапог стоптать, но тебя найти.
Они какое-то время смотрели в глаза друг другу, ведя какой-то, одним им понятный разговор. Мне даже немного обидно стало. Вроде бы я и ни при чем здесь, а обидно.
— Ладно, поняла я, что в ту ночь вас бог ветров пас, — задумчиво сообщила Саша, что-то для себя домыслив. — Наверное, поэтому вы память и сохранили. А как вы здесь-то оказались? И как давно?
— А опять же посредством нашего дорогого директора, — хмыкнул Григорий, и обратился ко мне:
— Слышь, родич, у тебя чего покрепче нет? А то больно уж трудно понимание иной жизни дается. Мы, конечно, существа ко всему привычные, в мистику со скепсисом, но верим. Однако как-то не помышляли сами в нее вляпываться на всем скаку.
Я молча принес из чулана бутыль с крепкой матушкиной настойкой на семи травах. Достал из шкафа обычные бокалы и разлил напиток.
— Ну, за нас с вами, и хрен с ними, — выдохнул мой новоявленный родич. А что — Саша мне сестра названная, к тому же замужем за моим молочным братом. Григорий ей брат по крови. Стало быть — мы и в самом деле родичи. А Алена нам теперь тоже не чужая. И вообще — родни много не бывает….
— Продолжаем разговор, — выдохнул Григорий занюхивая куском хлеба выпитое, и протягивая руку к шоколаду. — Когда ты исчезла, сестрица, все пошло косяком. После праздничной ночи в клубе стало происходить что-то непонятное. Сами собой загорались огни в кабинетах, хлопали двери, сквозняки принялись гулять по всему зданию, и это при том, что все окна законопачены наглухо и вообще открываются при помощи долота и топора — ну, ты помнишь. Юрчик наш стал какой-то шуганный — кустов пугается, пОтом покрывается как только на сцену заходит. Завхоз Славка пить бросил — говорит, мерещится ему дева в белом и пальцем грозит, лишь только он за стакан ухватится. И не смейся! Ему действительно что-то мерещилось.
— Ну, да, ну, да, — хмыкнула Саша. — Белая горячка ему мерещится.
— Может, и так, но на сцену он с тех пор не заглядывает, а трубу заваривали мужики под моим личным присмотром — им тоже то-то мерещилось.
— Да все у нас мирно было, — шлепнула дорогого друга по затылку Алена. — Юрыч, правда, странный стал, все о чем-то думает. Мы его даже в отпуск выдворили. Решили — походит на рыбалку, с природой пообщается, в себя придет, а потом с новыми силами — за работу. Как раз подойдет время к смотру самодеятельности готовиться. Так, считай, полтора месяца на всякие реверансы и убили. Попутно к проводам зимы готовились. Тут все как полагается: шуты, скоморохи, торговые ряды с шашлыками, красавицы с блинами — рупь штука. Хотели по десять, но решили не наглеть.
— Да, в день икс Юрик вновь стал обычным, к которому мы вроде как привыкли. Веселый, опять на весь клуб горланить начал, на гармошке лихо так наяривал. Весь праздник на площади с нами крутился. Скоморохам подыгрывал, игры-конкурсы проводил, хотя обычно его калачом не заманишь. Даже на столб за сапогами болотными слазать успел. И ведь не соскользнул с него, достал сапоги.
— И уже в самом конце к нам подошел. Что, говорит, Гришенька, хочешь сестрицу свою безбашенную увидеть?
Алена как-то зябко передернула плечами.
— Я и сказать-то ничего не успел, только Аленку за руку ухватил покрепче.
— Да, а у меня в руках корзинка с блинами нераспроданными, — тихо сказала девушка. — Пока я раздумывала, что с ней делать, да оглядывалась — нас и утащило в черноту. И выкинуло аккурат на ту дорогу, где мы тебя встретили. Два дня там гуляли, все пытались понять — куда нас забросило.
— Что это не ролевики — сразу понятно было, — устало повел плечами Григорий. — Слишком уж все вокруг непривычное. Дороги, кареты, повозки — у нас такого нет давно. Одежды странные, разговоры непонятные. Про короля, королеву и их наследников. Про то, что во дворце новая леди появилась, про которую каких только сплетен не ходит. И модница она, и королева всех нянек и кормилиц по ее наущению разогнала, сама деток кормит. И что все от леди этой в восторге и в ужасе — и непонятно, чего больше.
— А Юрлоу? — не поднимая глаз, спросила Саша. — Он что — ничего вам не рассказал?
— Нет, Сашуля. Мы его и не видели с тех пор. Хорошо — Аленка корзинку не потеряла — теми блинами и перебивались. Я уж собирался наняться куда на работу— денег-то у нас нет здешних. Говорю Аленке- идем в город, там будем устраиваться и тебя искать. А тут парнишка в странной одежде навстречу. Идет, никого не видит, только мотивчик знакомый насвистывает. По нему-то мы и поняли, что это ты.
Саша поморщилась, а я улыбнулся. Успел уже заметить, что она, задумавшись, всегда одну и ту же мелодию напевает. Или насвистывает. Что-то вроде: «Жил-был король когда-то, при нем блоха жила»*.
— Ну, насвистываю, — буркнула она. — Что такого-то? Вы мне лучше скажите — что дальше делать собираетесь?
Алена и Григорий переглянулись.
— Сашуля, солнце мое, — вкрадчиво сказал ее братец. — Что тут думать? Прыгать надо. Куда там вы собирались? В Огненные горы? Спешу вас уведомить — мы едем с вами. Не обсуждается.
И первым положил на стол руку ладонью вверх. Следом легла рука Алены, потом Сашина. Я скрепил наш союз, припечатав своей рукой.
— Ладно, братцы, — выдохнула Саша, поднимаясь. — В горы — так в горы. Полюбопытствуем — какие там огни горят.
Саша
— По приютам я с детства скитался,
Не имея родного угла.
А потом в Элейнлиль затесался –
Ах, зачем меня мать родила.
Гришенька поет. Поет, соловушка мой, разливается. Ах, какие ноты берет, стервец! Какие ноты! И почто он на Земле своим талантом блистать отказывался?
А видуха-то у моего братца — зашибись, какая колоритная. Впрочем, мы недалеко от него ушли. Тоже такие. Колоритные.
Когда мы в путь отправлялись — все было вполне себе…. Генри- лорд, и это никаким помелом из него не вышибешь. Впрочем, как и из нас — деревню-матушку.
И если мы к путешествиям дальним вполне себе привычные — сказывалось детство шебутное, с побегами из дому и путешествиями вокруг села, то Генри если и выезжал за пределы столицы — то только в специальной дорожной карете, за которой бежал породистый жеребец — буде лорду захочется размяться. Потому из поместья выехали мы в семисезонной карете. Неприметная, без вычурных узоров и украшений, она вполне соответствовала нашим планам путешествовать без излишней помпы, не привлекая к себе ненужного внимания. Специальные сундуки на запятках кареты, ящики под лавками в самой карете были затарены нужными вещами: продукты из тех, что долго хранятся. Кстати, тот самый хлеб из особых злаков, про который писал Толкиен, у наших эльфов имеется. Генри именно им заполнил целый отсек.
А еще у Генри был собственный пространственный карман, в который мы упаковали окорока, сыры, фрукты, овощи, и прочее.
Мы с Аленкой в четыре руки замесили тесто, заставили Генри изготовить фарш — он сильно ругался, но не долго. Буквально до первого пельмешка, съеденного им с особым смаком. Оказывается, в их культуре такого понятия, как мясной фарш и изделия из него, просто не существовало.
Теперь существует.
Гришенька ворчал, но стряпал вместе с нами. Так что у нас еще и пельмешки в стазисе имеются. А чего?! Карман у Генри просторный, мелочиться мы с Аленкой непривычные. Все, что настряпали — туда упаковали. Из остатков нажарили котлет, и Генри сдался на милость победительниц. Тем более, что Гришка посоветовал ему не дергаться. Мол, в этом вопросе проще уступить дамам, если мозг дорог.
Мы, конечно, смолчали, но зарубку в памяти сделали. Не знаю, как я, а Аленка будет ему это на каждом привале припоминать.
В тот же карман отправились нужные вещи типа одеял, подушек, и прочей бытовой мелочевки, без которой и можно бы обойтись, но когда она имеется в наличии — комфортней живется.
— Слава магии, — серьезно сказал Гришенька, когда запихнул в карман походный стол с табуретками. — Будь такое у меня на Земле — вообще домой не заявлялся бы.
Генри, привыкший путешествовать с комфортом, согласно кивнул. Почесал переносицу, покосился на меня.
— Сашка, — сказал проникновенно, — Матушка велела с тобой заниматься. Погодите-ка!
И унесся куда-то на второй этаж. Припер оттуда мало — не половину библиотеки. Спихал все туда же, а одну, самую тоненькую книжицу, выдал мне.
— Это для начинающих, — перевел дух он. — Все равно в дороге особо делать нечего. Будем из тебя настоящего мага делать.
— Ой, а я тоже хочу! — запрыгала Аленка. — Вдруг я тоже маг. И Гриша. Гриш, ты как — хочешь магом стать?
— Ну а то, — забубнил Гришка. — Куда ж нам, нищим да убогим, без магии. Без магии нам никуда.
Генри вновь почесал переносицу. Задумался. Почесал затылок. Потер лоб. Не помогло.
Тогда он принялся смотреть, как во дворе наш ледяной фонтан играет на солнце снежными струями.
Видимо, узрел там подсказку.
— Ладно, по дороге к Огненным горам городок есть, в нем мой старый приятель живет. Он маг, человек. Работает в Высшей школе для одаренных детей. Заедем к нему. И если у вас обнаружатся какие-то зачатки — буду и вас учить. Основы я, пожалуй, дать смогу. А там — как получится. Может, и в академию вас определим. Или учениками к кому-нибудь из академиков.
На том и порешили.
Одежду тоже слегка подкорректировали, чтобы и из толпы особо не выделяться, и в то же время удобство сохранить. Генри — тот вообще с каким-то изуверским наслаждением содрал с себя парадно-придворный камзол и влез в камуфляжный комбинезон. Гришка хмыкнул, и потребовал себе такой же. Аленка, по недосмотру затесавшаяся в гардеробную, поохала над нарядами эльфийских леди, но сопротивляться побоялась, смирившись с моим указующим перстом. В самом деле — балов у нас в программе не предусмотрено, а в дороге комбез со множеством карманов куда как предпочтительней. Нет, втихаря мы с ней по паре подходящих нарядов упаковали, а как же! А то вдруг бал посреди поля. А нам и надеть нечего. Непорядок.
Потом еще пришлось на друзей легкую иллюзию накладывать. Мы посоветовавшись, решили, что светить свою иномирность не стоит. Потому при помощи обычных приемов гримеров создали чуточку удлиненные и заостренные ушки, при помощи туши, завалявшейся в карманах Аленкиной шубки, чуточку подрисовали глаза, сделав их большими и вытянутыми к вискам. Гришке пришлось несколько раз намылить голову бабулиланиным шампунем — чтобы куцый Гришкин хвостик удлинился. Короче — все мы приобрели отдаленное сходство с эльфами. Вроде как затесался в каком-то колене эльф, вот и…. а в каком — пусть вычисляют те, кому делать нечего.
Генри эти образы как-то закрепил, сообщив, что сквозь иллюзию только очень сильный маг что-то заметить сможет, но такие по дорогам, как правило, не гуляют. А если гуляют — то всяко на других путников не пялятся. Если только мы сами к себе излишнего внимания привлекать не будем.
Выехали на третий день, ранним утром — еще, как говорится, черти с углов не прыгали. Солнце только-только проснулось, высунув из-за края неба розовый любопытный нос.
Наш кучер, молодой парнишка по имени Сель, все же напросился с нами, хотя изначально Генри брать его не хотел, собираясь лично править лошадьми. Сель клялся мамой, что точно знает дорогу до Огненных гор, дескать, его дальний предок как раз оттуда в столицу перебрался. Ага. С полтыщи лет назад. И с тех пор никто из его потомков туда глаз не казал. Генри подумал…. Плюнул и согласился. Продемонстрировал парню могучий кулак. А чего — вполне всем понятный жест. Сель сглотнул, но не струсил, только закивал истово. Дескать, все понимает, на все согласен, только не гоните, дяденька! А он, Сель, и за конями присмотрит, и ужин сварит. Или хотя бы хворосту для костра…. Ах, костры мы разводить не будем? Тогда на охоту сбегает, какого кролика завалящего подстрелит, у него и лук есть, настоящий, и стрелять он умеет. Мажет только часто, а так — да!
Гришка тихо ржал мне в воротник неприметной шубейки, глядя, как парнишка, вытаращив честные-честные глаза, убеждает лорда в своей профпригодности. Аленка жалостливо кривила губки, и под конец одарила мальчишку кусочком шоколадки, выуженной все из того же кармана. И нет, я ни капли не удивилась. Аленка и шоколад вещи суть неделимые.
В конце концов, отправились.
Первую неделю за окнами кареты мелькали селения эльфийские, похожие на сказку. Все же магия — она такая магия…. Да еще весна наступала стремительно, пробуждая к жизни всю зелень, окружающую домики и селения. Здесь не было муторного перехода от морозов к теплу. Снег исчезал под теплым солнышком, оставляя после себя веселые звонкоголосые ручейки и синие лужицы. Привычной нам грязи вдоль улиц мы не видели. Да и то сказать — никакого пластика и прочей химии здесь пока не знали и не использовали, а то, что использовали в качестве упаковки — легко сгорало в печах и каминах.
Потом селения закончились, и мы ехали, наблюдая лишь лес. Даже не так. ЛЕС. Но не мрачный, еловый, а светлый, лиственный, еще не позеленевший, но уже окутанный прозрачной дымкой. Красота!
Правда, мне красотой любоваться дозволялось на привалах. А так Генри старательно пытался обучить меня магии воздуха. Как будто было в этом что-то тайное. Самое смешное: я прекрасно справлялась со сложными заданиями — например, когда надо было легчайшим движением пальца качнуть единственную травинку. Но если Генри требовал от меня перемещения во-он той обломанной ветки во-он туда — дело заканчивалось либо сенокосом- вернее, содранным покровом земли. Либо полетом этой ветки над головой учителя.
Гришка только хмыкал многозначительно, намекая Генри, что учат меня неправильно.
Кстати сказать, Аленка тоже пыталась учиться. И у нее вполне сносно начали получаться мелкие бытовые заклинания. Во всяком случае, обязанность греть в дороге чайничек из дорожного погребца прочно за ней закрепилась. Впрочем, Аленка и не возражала, время от времени разыгрывая целые представления для благодарной публики.
На второй недели нашего путешествия я притомилась повторять одно и то же, приноровившись вместо чтения коситься в окно. И стала замечать, что попутчиков-то у нас и нет. Встречные кареты, кибитки и подводы, а так же конные и пешие нам еще попадались, а вот попутчиков не было.
Генри на прямой вопрос ответить не смог. Потому мы поехали еще медленнее, выискивая кого-нибудь, с кем можно было бы потолковать по душам.
И вот мы наехали на табор.
Видимо, это межзвездная, межпланетная и межмировая раса. Здешние цыгане были высоки, волосы имели кудрявые, но светлые. Кожа не смуглая, как у наших, земных, а цвета кофе с большим количеством молока. И глаза у всех поголовно карие. И уши классические эльфийские — длинные и заостренные.
Табор был невелик — всего-то три кибитки. Яркие цветастые юбки, платки, кофты, звонкие браслеты на ногах и руках у женщин. Яркие атласные рубахи у мужчин. К слову, их всего было пятеро. Женщин — больше. С десяток разновозрастных ребятишек носились поодаль от коней.
Генри заволновался, углядев кого-то в шумной голосистой толпе, обступившей нашу карету.
— Девочки, сидите в карете и носы не высовывайте, — пригрозил Гришка. — Аленка, тебя в первую очередь касается.
Та только губу оттопырила.
Сам он тоже не торопился наружу.
Потом в карету заглянул Генри.
— Все нормально, — сказал. — Это семья моего старого знакомого. Нам не причинят вреда.
И вот мы сидим у костра. Вечер. Мы добыли часть своих припасов — в общий котел, так сказать. Аленка расщедрилась — решила угостить новых знакомых пельменями, которые нам уже изрядно поднадоели. Мы ж не умеем понемногу, мы ж в промышленных масштабах их лепим….
Короче — ей старшая цыганка выдала здоровенный котел, так живо напомнивший мне котлы ведьм — какими их рисуют в книгах. Здоровый, на высоких ножках — поставил над огнем, и никаких тебе проблем, только жар успевай регулировать.
Воды мальчишки наносили, пока наш личный водо- и дровоноситель забалтывал парнишку цыганенка. Мне даже стало парнишку жалко — Сель оказался болтуном почище сорочонка.
Аленка командовала, я тренировалась, направляя легкий ветерок в пламя — чтобы оно охватывало бока котла и равномерно их прогревало.
Вскоре вода вскипела. Аленка кинула туда пару целых луковиц, пряные травки, в очередной раз пожалев, что никто здесь не удосужился выдумать Рим, Древнюю Грецию и прочее Средиземноморье, а стало быть, и лаврушечки нашей родненькой в мире не водится. И мы засыпали первую партию пельменей. Над полянкой поплыл аппетитный аромат, мгновенно приманивший к костру всех.
А после ужина, получив от благодарных едоков кучу комплиментов, мы расположились все у того же костра. А рядом с нами устроилась матриарх семейства.
Азгей была стара. Она была старше бабули Лани. Это читалось в ее выцветших глазах — уже не жгуче-карих. Скорее, они были оттенка старого меда. Белесыми, с черными зрачками, на дне которых все еще вспыхивали угольки.
Это читалось в ее походке — неуверенной, будто она разучилась передвигать ноги. Даже в том, как она сидела, читалось, что она стара.
— Что ж, я вижу, что он не ошибся, перенеся тебя в наш мир, девочка, — сказала Азгей, пристально посмотрев на меня. Мы с Аленкой переглянулись. Ни я, ни она, ни наши спутники не говорили цыганам, кто мы, и откуда. И уж тем более, не сообщали, что иномирцы.
— Не переживайте, — чуть приподняла она уголки губ, обозначив улыбку. — То, что ведомо мне — остается в моем сердце. Моим детям ни к чему знать о вашей дороге.
— Уважаемая, — нерешительно начала Аленка, но Азгей властно подняла сухую руку с дряблой морщинистой кожей.
—Помолчи, дитя, — сказала она. — Ты всего лишь спутница. Александра — идущая за Светом.
— «У-у-у! — взвыла я мысленно. — Все-таки пророчество! За что?!!! Не хочу!»
— За чем, за чем идущая? — открыла ротик Аленка.
— Древнее пророчество гласит: «Дитя иного мира дойдет до конца дороги, принесет Свет и вернет тех, кто однажды покинул Элейнлиль, обидевшись на своих друзей, в одночасье ставших врагами».
— Это орков, что ли? — округлила глаза Аленка. Ну, да. Романы-то мы вместе почитывали. Бывало — и хихикали над ними.
Азгей недоуменно на нее посмотрела и покачала головой.
— Раса такая нам неведома, — сказала она. — Вы сами узнаете — кого должны вернуть. Как только придет время.
Меня опять перекосило. Вечно с этими пророчествами так! Сколько я о них романов читала! И везде одно и то же: пойди туда, не знаю — куда. Найди то — не знаю что. Эх, нет в жизни счастья!
— Бабушка, — осторожно начала Аленка. — А вы знаете — кто нас в этот мир забросил?
— В свое время узнаете, — прикрыла глаза тяжелыми веками Азгей. — И да — ты выйдешь замуж за того, кто тебя любит, и кого любишь ты. Ведь этот вопрос жжет тебе кончик языка?
Аленка запунцовела.
— А ты встретишь своего мужчину там, куда идешь, — посмотрела она уже на меня. Лукаво так посмотрела.
— Я как бы уже замужем. Боги местные обвенчали, — показала левое запястье, на котором по-прежнему светилась татуировка. Кажется, она даже ярче стала. С чего бы это?!
— Одно другому не помешает, — устремила взор в наступающую темноту Азгей. — Все в мире непросто, девочка с Земли. Один женился не любя. Другой полюбит, не женившись. Как только вспыхнет в небе огненный цветок — так и поймешь — кто твой муж. А сейчас хватит разговоров, время петь…
Вот и поет мой братец, сидя у костра. Перебирает струны настоящей гитары и поет:
— По приютам я с детства скитался…
Где-то в Небесных Чертогах
— Что опять пошло не так? — рвал на себе волосы цвета летнего дождя один из Ветров. — Я же все сделал правильно! Я же все просчитал! Девчонка из дворца сбежала, брак я волею своей расторг, принц свободен и готов к новым отношениям! Что не так? Почему он недоволен? Чем его так зацепила эта иномирянка? Мало ли в его постели побывало баб?! Да они же все на одно лицо! То есть, на наличие необходимых анатомических деталей! Так какая ему разница — та или эта?! В конце концов, я — Покровитель брака в этом долбанном мире! Значит, мне и решать — кто с кем продолжением рода заниматься будет.
— Сори, ты бы успокоился уже, — подал голос еще один Ветер. — Ливень с грозой не по сезону сейчас. Смоет ведь подопечных — что делать станешь?
— Не смоет, Виль, — хохотнул третий голос, и по Чертогам будто промчалась легкая поземка. — Силенок у нашего братца на такое не хватит. А ты и в самом деле успокоился бы, Сори. Сказано же тебе — Стрег им брачные оковы надел. А мы не доросли еще — с дядькой бодаться. Займись лучше своими прямыми обязанностями — сезон брачный у твоих эльфов вот-вот начнется.
— Дядька — дядька, — мрачно пробормотал Сори, прекращая однако рвать волосы. — Вспомнил про нас…. Мог бы и еще лет с тысячу не вспоминать. Бродил где-то в дальней Вселенной — и бродил бы дальше. Нет, заявился. Ревизией занялся. Проверяет, как за младенцами. И то ему не так, и это не этак. Ладно, оставлю пока принца. Пусть передохнет. Потом злее будет. Брак-то — тю-тю. Расторгнут.
— Уверен, брат? — с интересом спросил тот, кого звали Виль. Сори отмахнулся, устраиваясь за облачным столом, на котором мягко светился монитор.
Дворец короля эльфов.
Энгельберт метался по дворцу, не находя себе покоя. Вот уже две недели, как Саша покинула дворец, ухитрившись проскочить мимо охраны совершенно не замеченной. Даже дядюшка Джи не смог ничего сказать растерянному принцу — как такое могло произойти.
Иной раз принцу чудился ее легкий силуэт за очередным поворотом коридора, и тогда он переходил на бег, силясь догнать, окликнуть — но натыкался либо на испуганную служанку, либо и вовсе никого не находил.
Даже нянюшка Ланюшка не желала разговаривать с недавним любимчиком, посвятив все свое время воспитанию юной королевы и ее близнецов.
Королева воспитывалась прямо на глазах, становясь сумасшедшей матерью. Эд жаловался, что ему места в супружеской кровати уже не оставили: кругом погремушки, соски, пеленки, распашонки и прочий скарб. Про долг супружеский и вовсе речь пока еще не шла. Нянюшка с лекарем вкупе запретила и думать в эту сторону, пока малышам не исполнится хотя бы месяц. Мол, молодой матери надлежит прийти в себя от трудных родов, привести себя в порядок, вернуть былую красоту и стройность….
На него тут же насели было фаворитки, но…. не срослось почему-то. Эдвин вдруг воспылал к супруге любовью и решил не доводить супругу еще больше.
А она довелась таки. Леди Александра исчезла, оставив на усмотрение королевы проведение первого в мире показа мод. И молочный брат принца Энгельберта уехал, не пожелав слушать приказов Его Величества.
Тут король слегка лукавил. Отбытие Генри в отставку его даже порадовало. Поначалу. Надеялся, что без молочного брата он, как сюзерен, сможет повлиять на Энгельберта, повернув того в нужную сторону. Увы! И тут не срослось.
Залечивший побитую физиономию принц едва не устроил мордобитие монаршей особе, стоило тому лишь заикнуться о бале невест. Дескать, теперь он, Энгель, свободен от своей человечки, и может выбрать достойную леди эльфийского народа. Из рода, приближенного и выгодного трону.
— А это ты видел?! — грозно рявкнул принц, демонстрируя запястья обеих рук Его Величеству. — Я женат! Моя жена — леди Александра Первая. Так есть и так будет! А ты можешь идти со своим «слабо»….
Тут он местными идиоматическими выражениями подробно расписал маршрут, по которому надлежит идти Его монаршему Величеству, расставив в ключевых местах наименования трактиров, харчевен и борделей.
Эдвин Х впечатлился. Не столько тирадой, сколько видом багрово-красного левого запястья брата. Сквозь воспаленную кожу видны были движущиеся веточки и цветочки, которые и не думали исчезать. Наоборот — они занимали все больше места на руке принца — словно впечатывались не только в кожу, но в самую кость.
Он тут же кликнул лекаря. Лекарь прибежал, сломя голову. Долго вертел руку принца, прощупывая ее магически, но сделать ничего так и не смог.
— Надлежит подождать, Ваше Высочество, вытирая холодный пол с высокого чела, — бормотал лекарь. — Такой случай — всего единый за века существования нашей расы, описан в трудах Эльена, великого лекаря древности. Обида, нанесенная истинной паре. Даже не обида…. Нет-нет, совершенно точно…. Не обида…. А что именно — неизвестно, так как слово было вымарано с листов пергамента, и восстановить его не смогли.
— Ступай, если ничего сделать не можешь, — поморщился принц. Руку жгло.
Но еще сильнее жгла сердце черная ревность. Туманила мозг, затягивала черной пеленой глаза, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Где Сашка? Что с ней? И самое страшное — кто с ней сейчас? Ладно, если названный брат. Он, Энгельберт, сразу понял, что Генри так поспешно бросился искать сестру. Нельзя же оставить девочку одну в незнакомом мире. И скорее всего, уже нашел. Энгельберт сомневался в умении жены путать следы. Не лесной же она эльф. Человечек. Маленький слабый человечек. Которому тяжело выжить в большом и опасном мире. А он, клявшийся стать ей опорой и защитой, мается во дворце, не имея возможности ринуться к ней сквозь время и пространство. Даже его маячки, поставленные еще в поместье, молчали — будто их никогда и не активировали.
Да еще и бывшие фаворитки — они же придворные дамы и фрейлины Елисабель — то и дело шныряли мимо покоев принца. И не только мимо покоев. Куда бы он ни шел — всюду натыкался на девиц, которых вдруг одолела эпидемия внезапных обмороков, подломившихся каблуков, потерявшихся браслетов, расстегнувшихся серег и порвавшихся ожерелий. И каждая так и норовила грохнуться если не в руки — то хотя бы на пол перед ним. В конце концов Энгель рассвирепел, и на очередную упавшую к его ногам фрейлину с потолка рухнула мало не бадейка ледяной воды. Фрейлина, мгновенно ставшая похожей на мокрую курицу, завизжала, перепугав охранников, замерших по бокам дверей в королевский рабочий кабинет. А принц еще и притопнул, пугая девицу иллюзорной молнией, блеснувшей из-под сапога.
— Энгель, мальчик мой, что ж ты так с фрейлиной неласково? — укоризненно покачал головой дядюшка Джи, вынырнувший из-за поворота. — Перепугал бедняжку.
Очередное идиоматическое выражение слетело с уст принца, кривящегося от нового приступа жжения.
— Ну-ну, малыш, успокойся, похлопал бывшего воспитанника дядюшка Джи. Оглянулся по сторонам, и поманил принца за собой в одну из потайных ниш.
— Ты это, Энгель, приди уже в себя, — строго сказал он. — Хватит черной бедой по дворцу метаться. Все с нашей девочкой хорошо. К ней братец с невестой заявились. И Генри с ними. Весточку прислал. Ланюшка было не велела тебе об этом говорить, ну, да ладно. Я ж тебя понимаю, малыш. Сам по молодости согрешил однажды. У нас вроде и не истинная пара, но Ланюшка-то моя, сам знаешь, жрица…. Тоже с такой болячкой месяц ходил, пока не простила. Зато потом и в голодный год на чужой лембас* не зарился. Тебе, конечно, хуже пришлось. Зато памятно будет. Давай-ка, я тебе сейчас перевязку сделаю, с мазью охлаждающей. Все полегче будет…
Действительно, руке стало полегче, зато в голове закрутились новые мысли — какой еще брат пришел к его жене? (Слова про невесту брата Энгель пропустил мимо ушей). Откуда взялся этот брат? Кто он такой?
— Ее брат, Григорий, — терпеливо повторил дядюшка, понимая, почему воспитанника корежит от одного упоминания о мужчинах возле жены. Любого корежить станет. Если ты здесь, а она вовсе даже неизвестно где.
О том, что развеселая компания неторопливо трюхает в карете к Огненным горам, дядюшка предпочел промолчать. Ибо нечего девочку преследовать. Пусть покатается, мир посмотрит. Глядишь, сердцем смягчится, заскучает. Уж если боги их брак не расторгли — значит, есть у мальчишки шанс. Да и не одна Сашенька. Братья в обиду не дадут девочек. И Сель обещался за ними присматривать. Это только для Генри и Сашеньки Сель обычный глуповатый мальчишка. Кому, как не дядюшке Джи знать, на что способен его ученик Сельвиль, бастард Эдвина IХ, прижитого им в те времена, когда королева — мать покинула мир. И не важно, что мать Сельвиля была старшей горничной. Отец-то король. Хоть и не признал мальчишку официально, но кое-какие меры предпринял. Собирался со временем и титул дать, но тут случилось то, что случилось, и свидетелей рождения бастарда не осталось. Кроме Джи и его супруги, нянюшки Лани.
Впрочем, о том, что он бастард старого короля, Сель не знал. И к лучшему. Незачем давать в руки бесчестных аристократов такие знания. Меньше знают — крепче спят. Истина, во всех мирах себя оправдывающая….
Саша
Ехала карета темным лесом,
За каким-то интересом.
Инти-инти-интерес –
Не ходите, девки, в лес…..
Катится наша карета, катится. По дороге, которая становится все больше похожей на бездорожье. А все почему — да потому что нет ее, этой дороги. Ладно, еще трава в рост не пошла, а то мы бы и вовсе никакой дороги здесь не нашли.
— Здесь птицы не поют, деревья не цветут, и только мы, как дураки, все топчем землю тут, — бормочет Гришенька, неспешно разводя костер.
Генри и Аленка убрели куда-то в сторону от еле заметной колеи. Воду искать отправились. А чего ее искать, если я и отсюда слышу грохот небольшого водопада.
Сель, насвистывая какой-то бравурный мотивчик, подозрительно похожий на марш, возится с конями. Распрягает, спутывает им ноги, наглаживает и начищает. Я в этом абсолютно ничего не понимаю, и слегка их побаиваюсь. Нет, кони, конечно, красивые животные, и я даже знаю, что морковку, а так же хлеб, сахар, яблоки и прочее надо давать с ладони. А то, говорят, были прецеденты, оставались умники с покусанными пальцами. Но отыскать в себе смелость, и познакомиться поближе, почему-то никак не получается.
Гришенька у нас признанный костровой — пять минут, и костер уже весело потрескивает сухими поленьями, которых тут видимо-невидимо. Бурелом какой-то случился, что ли? Очень похоже на то, что я в поместье наворотила, когда меня осознание по маковке стукнуло. Хорошо, Юр тогда меня успел из дома выкинуть в парк, а то бы негде было жить нянюшке и дядюшке Джи. Они хорошие люди, хоть и эльфы.
Я так задумалась о своей горькой доле и несчастненькой судьбе, что не заметила, как меня… похитили.
Да-да. Вот так просто взяли и похитили. И кто?!
******
Сель, только что закончивший спутывать ноги коню, только и успел, что крикнуть что-то вроде «Эхм», а леди Александра, за сохранность головы которой наставник обещал его собственную открутить, если не дай Ветра, что…. Уже исчезла в плотном тумане внезапно накрывшем поляну.
— Сель?! Это что было? — растерянно обернулся к нему Григорий. Сель только плечами пожал.
Подошел ближе к туману, попробовал сунуть туда руку. Получил по пальцам легким разрядом. Ойкнул, и принялся дуть на них.
— Сель?! Где Саша?
Это уже Генри и Аленка, ухитрившись не разлить из котелков воду, суетились около туманной стены.
— Судя по всему, она внутри, — проглотив пару десятков словесных оборотов на родном и могучем, сообщил Григорий. — Не ори на пацана, Генри, он здесь не при делах. Кто ж знал, что тут туманы такие бродят сами по себе.
— Никогда о таком не слышал, — пожал плечами Генри, лихорадочно просчитывая варианты. Магии он не ощущал, но и природным явлением назвать язык не поворачивался. Как-то не принято у матушки-природы эльфов воровать, хоть они и люди.
— Мы можем просто подождать, сказал он наконец. — Все равно дальше ехать уже поздно. Скоро стемнеет. И дорога за теми кустами заканчивается. Собственно, как и кусты. Дальше обрыв.
— Всегда с этой Санищей так, — заворчал Гришенька, старательно пряча за воркотней нешуточную тревогу. — Чуть отвернешься — а она уже испарилась в неизвестном направлении. Вечно во что-то вступит, то в «Орифлейм», то в другой мир, а то и вовсе — в брак.
— Саша в «Орифлейм» не вступала, — заступилась за подругу Аленка, уже пристроившая над костром котелок, и приготовившаяся варить кулеш. Она, в конце концов, слабая девушка, а здесь трое мужчин. Уж как-нибудь решат — что им надлежит делать.
— Кабы я не вмешивался — она бы и мимо коровьей лепешки не прошла, вновь забурчал Гришенька. — Вас же обеих хлебом не корми — дай куда-нибудь влезть. Желательно обеими ногами.
Аленка только махнула на него шумовкой. Она знала, что друг таким образом пытается скрыть тревогу.
Ладно, кулеш сварится, мужчины поедят, и тогда с ними можно будет общаться спокойно.
Пока она кашеварила, Генри и Сель, ушедшие на обход туманной стены, вновь встретились на том же самом месте.
— Купол, — сказал Генри на немой вопрос Гришеньки. — Примерно метров пять в поперечнике. Будем ждать. Вряд ли Сашку забрали надолго.
— Подозрение имеешь — кто? — спросил Гришенька, проворно расставляя на складном столике посуду.
Генри вновь пожал плечами, как бы говоря — подозрения, конечно, имеются, но говорить о них здесь он не собирается.
Сель, с задумчивым видом грызущий травинку, и вовсе никак не прореагировал.
Саша.
— Здрава будь, дитя, — услышала я голос, в котором ясно чувствовались отголоски бури. Красивый голос. Даже не голос — Глас. Таким с небес грешникам нотации читать — морозом продирает. Будто кто против шерсти погладил….
Обернулась, мельком отмечая, что нахожусь я…. Где-то. Вроде бы и та самая полянка, и в то же время вроде бы уже и не та. И спутники мои вроде бы и рядом — вижу Гришку, который через колено сучья ломает. И Сель все еще коня оглаживает. И даже бегущих Генри и Аленку вижу. Но будто сквозь туманную зыбкую пелену.
— И-и-и-и вам не хворать, — пискнула, наткнувшись взглядом на… кого-то.
На воображение я никогда не жаловалась. А сейчас оно мне отказало. Напрочь. Потому что таких мужчин в природе не существует. Во всяком случае, в нашем, земном, мире.
Клубились темно-сизые волосы, напоминая грозовую тучу. Бугрились мускулами загорелые руки, открытые до самых плеч. Могучий торс не могла скрыть потрепанная жизнью майка — не майка. Что-то отдаленно похожее на русскую косоворотку с обережной вышивкой по не застегнутому вороту. Круглое лицо с густыми темными бровями было по-своему прекрасно. Бросались в глаза полные губы, твердый подбородок, темные глаза. И нос — картошкой. Крупной такой картошечкой.
Страшно мне не было. Или я уже привыкла за последние месяцы, или просто стало начхать на все.
Или это существо не вызывало у меня подсознательного ужаса. Да что там — оно если что и вызывало — только почтение и восхищение. Как гора.
В самом деле — что Горе до букашки. И какое ей дело, что букашке тоже хочется жить? Переползать с травинки на травинку, удовлетворяя свои низменные инстинкты. Есть, спать, танцевать в солнечных лучах с другими букашками. Плодиться и размножаться….
— А ты хочешь плодиться? Что ж тогда сбежала?
В громовом голосе слышалась усмешка. Не злая. Как будто умудренный жизнью Отец посмеивается над героическими планами великовозрастного дитяти.
— Стрег ведь дал тебе такую возможность, дитя. И ведь не абы с кем повенчал. Принцы, знаешь ли, по дорогам не валяются.
— Ну, да, принцы не валяются. Это принцам прямо под копыта попаданки попадают. А принцы только что не за уши в храм тащат, — пробурчала я, стараясь отыскать в своей осанке царственность и величие. — А в моем случае даже перед алтарем постоять не пригласили. Хотя бы для приличия поинтересовались — хочу ли я замуж за его ушастое высочество. Поставили перед фактом….
— Родителям виднее — что для детей лучше, — умудренным голосом сообщил собеседник. — Чем тебе принц плох оказался? Молод, богат, красив. Чего тебе еще надо?
— Неправильно это, — пожала я плечами. — И то, что меня в этот мир закинуло непонятно зачем. И то, что принц сам себе этим браком подгадил. Я-то ладно, я не в претензии. Замуж не рвалась, большой любви не испытывала ни тогда, ни сейчас. Короче — не я это начала. Так хотя бы не так явно мне изменял бы. А то даже двери закрыть не удосужился.
— Как это — изменил? У вас же истинный брак! Да его еще на замысле скрючило бы!
— Не знаю, не знаю. А только меня перекосило, когда я их застала. Совершенно случайно, надо сказать. Вообще-то, я считаю, что истинный брак — это сказки для наивных ду… девиц, мечтающих о большой и чистой любви. Вы ж, мужики, по природе своей — полигамны. Вам надо как можно шире свое семя раскидать, в потомках себя обессмертить. Это женщине надо потомков выносить, выродить, вырастить, до ума довести. А чтоб не так тяжко на душе было — выдумываем себе сказочку об истинной паре. Так что я пожелала им большой и чистой любви, да и поехала по делам. Кстати, а вы-то у нас кто будете, уважаемый? И для чего меня сюда затащили? Спутники мои волнуются.
— А сама-то как думаешь? — улыбнулся Он. — Или ты думать непривычна?
Я хмыкнула. Нет, мужики — они такие. Мужики, одним словом. Думают, раз женщина, то и ума у меня быть не должно. И вообще — иди, как агнец на закланье. А фигу вам! Думать я умею.
— Так, значит, — принялась рассуждать я. — С одним вашим я уже знакома. Он у нас под партийной кличкой Юрлоу проходит. Лорд Стрегойский. Что нам это дает? А то, что в нашей славянской религии до прихода Христа на Русь — матушку, одного из детей Рода Стригоем звали. Разница в букве. Но это ерунда. Знали его, как бога ветра. По одним источникам — он дядька всем ветрам, по другим — отец. А поскольку вы с ним схожи чем-то….щеками, наверное…. Значит, родня. И холодом от вас веет нешуточным…. Думаю, вы Сиверко. Уж не знаю — брат ли вы Стребогу, отец ли — но из одной семьи, точно. Так зачем вам я понадобилась, великий Северный Ветер? Сдается мне, что с вашей подачи я в Элейнлиль переехала.
— Дерзка не по чину, — хмыкнул Ветер. — Может, что и выйдет из затеи Стрега. Да, я, в некотором образе, Сиверко. У меня много имен, как в мире Земли, так и в других мирах. Зови меня так, как тебе больше нравится. Хоть Сиверко, хоть Борей. Знаешь, поди, кто меня этим именем называл?
А я вместо ответа глазки сделала большими и выудила из памяти образ того, молодого, что меня в гардеробной нашел. Дескать, если вы Борей, а это тогда кто?
— Мальчишка, — отмахнулся Сиверко. — Один из моих потомков, в этом мире на практике. Мне другое интересно — почему выбор на тебя пал? Что в тебе есть, девочка с планеты Земля?
Я только руками развела. Мне-то почем знать — что во мне разглядел Стрег.
— Ты знаешь о Пророчестве? — не дождавшись внятного ответа, спросил Сиверко. Я кивнула.
— И что именно ты знаешь?
— Дойти куда-то, найти что-то, — оскалилась я в улыбке. — А как найду — сделать из этого Свет. После чего давно ушедшие все простят и вернутся. Как-то так.
— Да, как-то так….
Сиверко внимательно всматривался в меня. И чем дольше смотрел, тем круглее становились его глаза. И тем неуютнее становилось мне. Что еще?
— А кто твои родители? — каким-то странным, надрывным голосом вдруг спросил он.
— Люди. Самые обычные люди, пожала я плечами. — Женщина и мужчина. Мама погибла, когда мне было десять. Папа и по сию пору жив и здоров. У меня есть сестренка и братишка — мелкие совсем. И вот мне интересно — кем они мне доводятся.
— Как это? — отвлекся от своих дум Сиверко. — Сама же сказала — брат и сестра. Что не так?
— Хм. Если судить по отцу — мы единокровные. А если учесть, что их мать двоюродная сестра моей мамы — выходит, что они мне троюродные, как и Гришенька…. Так что вы там разглядели, уважаемый?
— А?
Нет, я так не играю! Опять одни вопросы и никаких ответов.
— Что вы в моей ауре разглядели, что цветом с туманом сравнялись, — терпеливо повторила я. — Неужто родню отыскали? Кем я вам довожусь? Правнучкой в стотысячном колене? Или вовсе родной племянницей?
— А если и так — что-то имеешь против? — внезапно развеселился Сиверко. — Да ладно, успокойся. Ничего особенного я в тебе не увидел. Разве что Стрегу придется нахлобучку устроить. Пробудил силушку, а кто ее в нужное русло направлять будет — не подумал. Ну, да ладно, я этим вопросом сам займусь — не дай Отец, мир вверх дном поставишь.
— Я уже пробовала, — созналась я, припомнив, сколько дров наломала в парке мужнина поместья. — Мне не понравилось. После хоть в гроб укладывайся. А у Генри не получается меня обучать. Или я его не понимаю. Или учитель из него так себе. Бабуля помогла основы усвоить — вот от них мы и пляшем.
Часть вторая. Огненные горы.
Саша
Вот так, с моей легкой — или тяжелой- руки наша компания увеличилась на одного Верховного Бога, которого мои спутники не признали. Слишком уж не похож он был на простого и понятного Ветра. И даже не подходил эльфам в качестве божества. Оно ведь как: мы создаем те образы, которые нам соответствуют. Эльфы — они все поголовно высоки, поджары и слащаво-прекрасны. И их божества примерно такие же. Во всяком случае, тот, который себя за главного выдавал.
А Сивер — так он представился моим друзьям — в понятие прекрасного не вписывался. Слишком могуч. Слишком суров. Слишком….. в нем все было слишком. Но мне почему-то было с ним рядом спокойно — как уже давно не было. Пожалуй, с самого детства. Отец мой, хоть и любил меня, но показать это не умел. И воспитывал меня скорее, как мальчишку. Впрочем, ему особенно и некогда было меня воспитывать. Сыта, одета, обута, двоек не хватает — и ладно.
Потом в нашу жизнь влились Гришенька и тетя Люба. Потом появились мелкие, и мы оказались сами по себе.
Ладно, что было — то осталось там, в прошлой жизни. А здесь и сейчас мы расположились на полянке у костра и ужинаем. Сивер, не смотря на свои сурово сдвинутые брови, проворно работает ложкой, примостившись на обломке толстенного бревна. Наши стульчики ему — как мебель из кукольного дома.
— Спасибо, хозяюшка, уважила, — благодушно улыбнулся Аленке Сивер, опростав тазик — обычную тарелку мы давать богатырю постеснялись.
— На здоровье, батюшко, — раскраснелась девица, а я заметила, как ревниво блеснули глаза братца. Ага. С земными мужиками ты быстро разбирался. А что будешь делать, если к ней вот такой герой подкатит?
— У нас еще и чай, на травках настоянный есть. С медком, да вареньем, — защебетала она, проворно расставляя на столе кружки. — Гриша, неси котелок….
— Ох, хорош чаек, — втянул воздух Сивер. — Давненько, давненько не приходилось мне в такой душевной компании за столом сиживать. А вот не желаете ли, красавицы, позабавиться?
И на стол опустились две обычных картонных коробки, перевязанные обычными полипропиленовыми нитями. Нитки сами собой развязались, крышки отлетели в сторону.
— О-ой, — только и смогла выдохнуть Аленка, а я сглотнула слюну.
Торт. Самый настоящий торт из самой обычной кондитерской. С розочками из воздушного крема, с шоколадной крошкой, с шоколадными абстрактными фигурками….
Во второй коробке лежали пирожные. Такие же нежные, исключительно свежие, соблазнительные….
— У-ум-м-м….
Мы очнулись только тогда, когда от пирожных и торта остались лишь коробки. Причем мужчины стрескали больше. Сель и вовсе сидел с отрешенно-счастливой физиономией, по уши угваздавшись в креме….
— А теперь поговорим о деле, — строго сказал Сивер, отставляя в сторону опустевшую кружку. — Судя по всему, вы едете прямиком в пасть драконам.
******
«Огненные горы прекрасны.
Огненные горы стары. Их юность пришлась на зарю времен, когда в этом мире не было никого. Только проплывали над острыми пиками белоснежные облака, да струился воздух, нагретый подземным огнем, то и дело прорывающимся сквозь земную кору.
Шли годы, века, тысячелетия…. Постепенно огонь перестал так рьяно рваться наружу, притих, свернулся в недрах планеты, задремал, оставив по себе неизгладимую память — множество кратеров на месте пиков.
Почва, ранее раскаленная, начала остывать, и спустя сколько-то тысячелетий, стала пригодна для растений.
Однажды шаловливые Ветерки принесли с собой из космической дали мелкие семена. Так появились деревья, травы, кусты и цветы.
В следующий раз, когда мальчишек отпустили прогуляться перед сном — они забросили на планету зародыши будущих зверей. Населили леса и поля, запустили в моря рыб и прочих водных жителей.
Мир развивался, пищевая цепочка, выстроенная мальчишками, росла и развивалась по законам природы. И пора уже было заселять мир Разумными.
Тут мальчишки заспорили и едва не передрались, решая — кто станет первыми жителями прекрасного мира.
В конце концов, дело решила жеребьевка. Первыми в мир пришли эльфы. Заняли светлые лиственные леса, застолбили за собой самый большой материк, выстроили первые дома из дерева, и принялись обживаться.
Первым эльфам вполне хватало того, что щедрой рукой давала им мать Природа.
Потом появились другие Разумные. Гномы. Люди. Оборотни. Не получалось у эльфов сохранять первозданность и неприступность, хоть ты тресни. Не получалось — и все тут. Так или иначе проникали в их закрытый мирок веяния извне. То раненого оборотня занесет в светлые леса. То гном в поисках рынка сбыта драгоценных камней и изделий из них пересечет границу, даже не заметив. Про людей и вовсе говорить не приходится. Эти во всех мирах славятся как самые пронырливые. А поскольку жить в одиночестве они не умеют — более того — и учиться не желают, то вскоре в месте проникновения возникают сначала землянки, а потом и дома добротные выстраиваются рядами. Вот уже и село, а то и городишко примостился. А эльфам приходилось уступать. Они уходили все дальше и дальше, пока не закрепились в самой чаще светлого леса, переняв от своих невольных соседей некие навыки. Так у них появились собственные города, выстроенные не из дерева — из дикого камня. Деревья эльфам было жаль, и потому пускали их только на дрова для каминов. Да и то лишь те, что были повреждены жуками — дровосеками. Да, будь ты трижды магом, а с простыми жуками одной магией не справишься. И случались в эльфийских королевствах годы провальные. Когда из-за границы прилетали и приползали расплодившиеся орды насекомых. Им-то все равно — есть граница, или нет. Для них главное, что есть еда.
Тогда поднимались на борьбу с напастью все эльфы, кто хоть капелькой нужной силы обладал.
Так и жили. Особо ни с кем дружбы не водили, но и ссориться с эльфами охотников не было. Потому как маги они. Все. Поголовно.
А еще появились однажды в светлых лесах существа странные. Откуда они взялись — никто не знает. Вроде бы на эльфов походят. Вроде и на оборотней. Только не шерстью или перьями покрываются, а чешуей. Думали — змеи. Ан нет. У змей таких лап нет. И чешуя у них серая, черная либо желтая. А эти и белыми бывали, и черными, и разноцветными. Еще и огнем дышать умеют. Или плеваться. Как оно на самом деле было — никто теперь уже и не упомнит. Свидетелей не осталось».
Я отложила книгу, и встала. Потянулась, расправляя затекшее от долгого сидения тело. Огляделась.
Собственно, что и требовалось доказать: мои спутники, убаюканные чтением, мирно дрыхли в своих спальниках, любезно преподнесенных нам Сивером. Книгу, кстати, тоже он принес. Не знаю, откуда у него спальники — вполне земные, кстати. Наверное, оттуда же, откуда торт и пирожные, которыми он нас снабжал с тех самых пор, как набился в попутчики. А книгу, кажется, стащил у короля нашего, Эдвина Х. Во всяком случае, Генри опознал экслибрис на первой странице, как печать королевской библиотеки. Впрочем, нам это фиолетово. Главное — Сивер велел прочесть книгу от корки до корки. И не просто прочесть, а и со всем старанием разобрать, проанализировать, выбрать места, где встречаются нестыковки, неправильности и прочие ляпы. А кому пришлось читать? — Пра-а-ально! Сашеньке, как самой умной. То есть, почему-то ни Аленка, ни братец мой Гришенька читать эту эльфийскую скоропись из виньеток и завитушек не могут. Генри — тот и вовсе обеими руками отмахивался и отпихивался, крича, что ему в детстве хватило за двоих с молочным братцем отдуваться. Потому как Энгель больше любил сам всякую чушь про неведомых зверей сочинять, чем про них же древние предания читать.
Так и записали меня в чтицы, освободив от других дорожных обязанностей. Например, от кухни. Нет, готовить я умею, и даже люблю, но только не на природе. Костер у меня все время то гаснет, то наоборот, грозится в полноценный пожар перерасти. Вода в котле то бурлит, силясь залить пламя, то вовсе кипеть отказывается. Каша выкипает, суп пригорает, а мясо и вовсе едва ли с вертела не спрыгивает почему-то.
Сивер говорит — потому что магия моя пока еще такая же безголовая, как и хозяйка.
О, а вот и мой м… учитель. В свете ночного светила Сивер кажется еще крупнее и могучее. И в то же время мягче. Может быть, и на него действует исходящий от земли жар? Согревает, смягчает, настраивает на лирический лад…. Тьфу ты, Сашенька! Расслабься уже.
А земля под ногами и в самом деле становится все теплее. Может быть, потому что мы уже почти добрались до предгорий? Если верить легендам, которых я за недели пути прочла больше двух десятков, в горной стране царит вечное лето как раз потому что близко к поверхности земли подходит то, что в нашем мире называют магмой, кажется. Я далека от точных наук, звон слышу, а где звонят — не знаю.
Так вот — горы Огненными прозвали не зря. Вулканов с потеками лавы тут не было. По крайней мере, в легендах об этом ничего не говорится.
Зато говорится, что в долинах время от времени просыпались…. Наверное, это были гейзеры. С огненно — красной водой. Временами наступало затишье, и гейзеры спали по нескольку столетий. А потом взрывались снова. И тогда горы вымирали. Оставалась только странная растительность — такая же огненно-красная, не облетающая и неувядающая.
— Уснули? — спросил Сивер, когда я приблизилась на расстояние вытянутой руки. Он стоял спиной ко мне, засунув руки за широкий пояс, отчего мышцы бугрились еще больше.
— Да.
— Да…. Голосом ты владеешь почти в совершенстве. На каком предложении они уснули?
— Не знаю. Не отслеживала. Это важно?
— Нет. Просто интересно.
— Гришка и Аленка привычные, — пожала я плечами, принимаясь стягивать с себя обувь. Хотелось голыми пятками почувствовать тепло земли. — А Генри не ожидал, что я так умею. Чем займемся?
Сивер еще какое-то время смотрел вдаль, туда, где на востоке медленно просыпалась заря.
Мы заехали уже так далеко, что ночь стала намного короче дня, и у нас оставались только эти предутренние часы для занятий.
— Разулась? Умница, — похвалил меня Сивер. — Сейчас постарайся почувствовать силу.
Так он это сказал, что у меня мгновенно закололо где-то в области солнечного сплетения. Так-то с ощущением силы у меня было неплохо. Я ее чувствовала, как легкое дуновение по рукам. Иной раз теплое, иной раз прохладное, пару раз обжигающе — холодное. Еще пару — так же обжигающе-горячее. Короче: все прелести самума, сирокко, ночного бриза и ледяного северного. Оттенки и полутона перечислять не буду. Много их. Я еще не все научилась угадывать.
— Ты не понимаешь, дитя, — с укоризной покачал буйной головой Сивер. — Тебе это надо, не кому-то. Стрег не понял, какую силу он пробудил. Без ума и сама погибнешь, и мир погубишь.
Я села там, где стояла. В теплую красноватую траву. В позу «лотос», заплетя ноги кренделем.
В Огненных горах
Гай-цгор из рода Повелителей Небес был горяч, любопытен, проказлив и непослушен.
В общем, он был возмути… восхитительно молод. Пожалуй — самый молодой из рода.
Община Повелителей Небес была не слишком велика. Всего-то чуть больше полутора тысяч взрослых и мудрых. Еще пара сотен молодых, вставших на крыло не так давно — от полутора сотен до трехсот лет.
Бич всех долгоживущих рас — низкая рождаемость. У драконов не более одного — двух детей в столетие.
Да и…. Огненные горы не так уж и велики, на всех желающих жилплощади не напасешься.
Угрозы для расы драконов извне нет — какой умник сунется туда, где может быть запечен в собственном соку, причем без помощи огненного дыхания хозяев. Потому что сами горы плюются кипятком пополам с пламенем.
Драконам тоже не очень-то хотелось жить среди скал, гейзеров и вулканов, но кто бы их спрашивал.
За тысячелетия они как-то притерпелись, приноровились, пригрелись, наконец.
Потому что драконы — рептилии. Как известно, эти существа любят тепло. В холоде они цепенеют. Все процессы замедляются, и рептилии впадают в спячку.
Драконы от своих неразумных собратьев мало чем отличаются в этом плане, несмотря на то, что обладают неким внутренним огнем, призванным согревать их в холода, не давая впасть в вековую спячку.
Итак, драконы. Раса разумных ящеров. Почему так? Никто не знает. А кто знает — тот помалкивает в уголке.
Возможно, звезды так сошлись. Возможно, сила тяжести скромного мира так распорядилась. Возможно, излучения особые так повлияли. А может, просто у Матери Вселенной дрогнула рука, когда она создавала дивное творение — кто теперь скажет, как оно было на заре времен, когда мир только готовился к заселению.
Может, Мать просто психанула. Мать — она же женщина, а у них…. В общем, всем все понятно.
Одним словом: драконы особая раса. Разумны. Могучи, крылаты, огнедышащи. Которые наперекор всем законам природы порхают в небесах, как перекормленные бабочки.
Впрочем, самолеты в техногенных мирах как-то летают? Так почему бы и драконам не летать? К тому же, сами драконы на эту тему париться не собираются.
Раз тебе дало Провидение крылья — значит, надо летать. Большинство соплеменников Гай-цгора и вовсе не задумывались над этим. Ну, ящеры. Ну, летают. И что?
А ничего.
Как, скажите на милость, добираться до пастбищ, на которых пасутся такие вкусные овцы, коровы и прочая съедобная живность? Да и в горах того же барана или козла пойди попробуй поймай.
Примерно так бурчал себе под нос Гай-цгор, засевший ночью на северном склоне Огненных гор.
Захотелось мальчику поймать…. Хоть кого-нибудь. В идеале — гнома. Который повадился шастать сюда, как к себе домой.
Впрочем, Гай не был так уверен, что это именно гном. Просто отсюда, из одной крошечной пещерки, куда сам Гай помещался с трудом, кто-то регулярно уворовывал обломки розового гранита.
Гай собирал его всю сознательную жизнь — примерно лет двести. Примерно — потому что Гай своих лет не считал. Что значит год-другой или десяток с его-то сроком жизни.
Основная его сокровищница, с красивыми камушками была надежно упрятана совсем в другой стороне. Упрятана, укрыта несколькими слоями защиты и личным Словом, смешанном с каплей его крови.
А это так. Баловство. Ухоронка на случай.
Когда-нибудь придет и его час обустраивать семейное гнездышко. Пещера, в которой он жил сейчас, на семейную пока что никак не тянула. Просторная — тут ничего не скажешь. Но совершенно не обустроенная. Впрочем, в ней было достаточно сухо, ни плесени, ни сырости, ни мелкой живности, что так надоедливо ползает под лапами.
Но это когда еще будет! Пока что он об этом и думать не собирался. Просто на всякий случай собирал красивые обломки. Шлифовал их, полировал, доводя до совершенства. И складывал. Задел на будущее.
В каком-то смысле Гай был романтиком, предпочитал не заводить серьезных отношений с драконами противоположного пола. Даже в тайне от самого себя мечтал встретить такую, как в одной старой летописи, найденной им в самом дальнем отнорке собственной пещеры. Пещера ему досталась в наследство от пра-пра-пра и еще восемь раз прадеда, числившимся когда-то Хранителем древних знаний.
Поскольку ящеры писать не умеют — лапы у них для этого не приспособлены — знания передаются устно. Правда, легенды и предания молодняк слушать не желает, предпочитая ограничиваться необходимым для жизни минимумом.
Гай и в этом оказался непохожим на своих приятелей. Ему было интересно слушать прадеда. Возможно, именно поэтому тот и оставил свою пещеру в наследство именно Гаю.
Гай был доволен. Собственная жилплощадь весьма приличных размеров, с возможностью ее еще и увеличить за счет соседних полостей в горе. И плевать, что находится она в самом неудобном месте. Недоступность — плюс для драконов.
А уж когда ему повезло наткнуться в дальнем отнорке на целый склад туго скрученных пергаментных свитков — радовался, как ребенок. С трудом, но все же сумел так настроить свое зрение, чтобы разглядеть мелкие, красиво выписанные рисунки. Долго ломал голову — что бы это значило. Потом пошел еще к одному старейшине, приятелю прадеда. Затеял с ним пространную беседу и выпытал таки, что рисунки — это не рисунки вовсе, а древний язык когда-то дружественного драконам народа. И даже получил несколько уроков — старейшина чертил знаки на песке, объясняя надоедливому мальчишке их значение. Гай запоминал. А потом и сам принялся их писать. Тоже когтем. После и до чтения добрался. С трудом поначалу складывал знаки в слова, а когда сумел одолеть эту премудрость — был счастлив так, будто ему в лапы попал легендарный черный алмаз размером с новорожденного дракончика. А это не так уж и мало.
*****
Между тем, во дворце королевства Азалийского творилось неизвестно что. Нет, король Эдвин Х и его семейство пребывало в относительно мирном состоянии. Король, которого пустили в постель супруги, был всем доволен: Елисабель вела себя почти так, как и полагается уважающей себя королеве. Единственное, что было не по негласным правилам аристократов — кормить детей продолжала сама. Играла с ними, выходила в сад на прогулку. Конечно, новый штат фрейлин, набранный вместо предыдущего, сопровождал повелительницу. Дамы были молоды, все замужем, у всех дети. Главной няней оставалась Илланель, и правила своими подчиненными железной рукой.
Не радовал старший принц.
Энгельберт по-прежнему маялся с больной рукой. Обезболивающие и охлаждающие мази не приносили облегчения. Более того — в какой-то момент в месте их нанесения появились странные ощущения. Энгельберт почувствовал, что рука почти перестала ему подчиняться, превратившись в некое подобие указующего маячка. Грубого такого маячка. Временами заставляя не то чтобы терять сознание. Скорее — терять ориентир. Или, наоборот, находить его? Энгель и сам не знал — что именно с ним происходит в такие минуты. Бывало идет по делу в кабинет брата, легкое головокружение — и он уже стоит на верхней площадке башни. И смотрит точно на юг. Туда, где смутно видны очертания Огненных гор. Еще и рукой туда указывает.
Энгель пытался с этим бороться. Пытался забыться — так, как это делают все мужчины. Вне зависимости от расы и возраста. То есть, надравшись до…. У эльфов нечистой силы в виде чертей нет. Поэтому пусть будет до зеленых чивриков — довольно крупных гусениц-вредителей.
Не помогло.
Хорошо, что пытался надираться не один, а в компании брата и дядюшки Джи. Брат уснул на столе, а дядюшка, знавший о проблеме чуть больше, не столько пил, сколько наблюдал и оберегал незадачливого подопечного. Потому и не грохнулся принц с высоты на каменные плиты, когда в порыве догнать и удержать, попытался шагнуть за ограждение. Дядюшка удержал, без особых затей отключив того ударом по затылку.
После чего приволок подопыт….подопечного в свои покои и строго сказал жене:
— Ланюшка, да поговори ты с ним уже! Или тебе не жалко мальчишку?
Леди Илланель грозно нахмурила брови, собираясь высказаться на тему бестолковых мужей, но взглянула, как трогательно бывший воспитанник обнялся с подушкой. В этот момент припухшие губы принца плямкнули — будто он кого-то целовал, и пробормотали:
— Сашенька моя…
— Ладно, так и быть. Проспится — поговорю. А ты, заступничек, собирай парня в дорогу.
— Далеко? И надолго ли?
Илланель посмотрела за окно. Там уже вовсю бушевала весна. Деревья в парке подернулись дымкой — предвестницей скорого появления листвы, а ветки Весеннего Древа, покачивающиеся у самого стекла, уже готовы были взорваться бело-розовыми цветами.
— Далеко, — сказала она. — И надолго. Может быть, даже навсегда.
Утром следующего дня вороной скакун бешеным галопом пролетел по столице славного королевства Азалийского по Южной дороге, унося на могучей спине одинокого всадника в неприметной одежде лесных эльфов. Принц Энгельберт спешил на поиски сбежавшей супруги.
А во дворце воцарилась обычная жизнь.
Саша
Сегодня у меня получилось договориться с собственным источником силы. Всего-то и надо было провалиться на несколько часов куда-то на другую сторону собственной личности, чтобы там столкнуться с собой — пятилетней.
Может быть, дело в особом складе характера — не знаю. Меня всегда интересовало не то, как поступают люди. А то, почему они поступают именно так, а не иначе. Так у меня было со всеми, меня окружающими. Так было и с героями пьес, которые мне приходилось ставить. Их было пока немного, но все же….
А чтобы лучше понять — я углублялась в дебри психологии. И где-то, уже не помню где именно, вычитала, что в нас до самой глубокой старости живет пятилетний ребенок — наше подсознание. Которое не понимает слова «нет». Вообще не понимает отрицательных частиц в мысленной беседе. И чтобы с ним договориться — надо тщательно подбирать слова и образы. Что-то типа: «Если мы поступим так, то получим это. Если сделаем по-другому то случится вот это». И спросить, ласково поглаживая кроху по головке: «Что выберем? Белое или черное? А может быть — цветное? Или вовсе бесцветное».
Вычитать-то я вычитала, а попробовать все как-то времени не находилось. Зато теперь — вот. Нашлось. Сижу в позе «Закаменевший лотос» и беседую мысленно с маленькой девочкой, заблудившейся где-то внутри меня. Девочка на мой теперешний взгляд довольно странная. Синие глаза-кляксы на белом личике. Коротенькие волосы невнятного цвета — не белые, не золотистые. Так — нечто среднее. Ручки-веточки прижимают к груди куколку. Смутно припоминаю, что была у меня такая. Размером с ладонь, в смешном сарафанчике из голубого шелка и такими же невнятного оттенка волосами.
Девочка со мной не разговаривала. То есть, мы бродили с ней по пещере детских страхов, где за каждым поворотом таился ужас.
Мы бродили, и вспоминали — чего же я так боялась.
Темноты под кроватью. Потому что в ней прятались зеленые глаза. Вспомнился большой пушистый кот. Темно-серый, с белыми лапками и таким же белым пузом. Именно он прятался за чемоданом, который стоял под кроватью родителей. Кровать была высокая, с латунными шариками на спинке и панцирной сеткой, на которой было так весело прыгать.
— «Давай позовем нашего Тимку, — предложила я самой себе. — Пусть он нам поможет. Хочешь? Коты — они же волшебные существа». Я — маленькая кивнула и неуверенно позвала: «Кис-кис, Тимка, иди сюда».
— «Мр-р, — отозвалась темнота. Зеленые глаза мигнули. — Чего тебе, маленькая хозяйка? Я тут мышку караулю. Мр-р….. Хорошо, я иду».
Кот вышел из-за чемодана, потерся об наши ноги, мазнул пушистым хвостом по щеке, и вновь ушел на свое место.
— «Вот видишь, это всего лишь наш Тимка, — сказала я-большая. — Он наше добро оберегает от мышек».
Я-маленькая радостно улыбнулась, а в подкроватном пространстве внезапно стало почти совсем светло.
Потом мы долго еще бродили, отыскивая свои страхи и находя им вполне реальные объяснения. Развеивали их, и в том месте, где, предположительно, должен находиться Источник, становилось все теплее и светлее — будто сквозь истончавшуюся плиту вдруг начал пробиваться чистый белый свет. Серый кот следовал за нами по пятам, одобрительно мурча что-то на своем таинственном кошачьем языке.
Я-маленькая вроде бы подрастала с каждым развеянном страхом. Вот мы дошли до того дня, когда я узнала о гибели мамы.
Я не видела ее мертвой. Похороны прошли мимо моего сознания — погибших хоронили в закрытых гробах. Но тот серый мрачный день придавил во мне все. Радость, ожидание чуда, восторг от каждого нового дня…. И только сейчас я поняла — источник моей силы придавило именно осознание, что самые близкие уходят навсегда, даже не сказав нам «До свидания».
— «Тебе страшно»? — спросила я-большая, глядя в синие кляксы глаз.
Я-маленькая кивнула.
— «Почему она меня бросила? Я ведь так ее любила. Я старалась быть хорошей девочкой. Послушной и все правильно делать. И все равно она меня бросила. Это потому что я плохая»?
— «Ты хорошая, — сказала я убежденно. — Смотри — если мы сейчас сдвинем вот эту плиту — наша радость вернется к нам. Мама посмотрит на нас с небес, улыбнется и погладит по голове. Мама нас очень любила. Она хотела, чтобы мы были счастливы. А что такое счастье, как ты думаешь»?
Я — маленькая долго-долго смотрела в меня. Потом протянула свою тонкую ручку-веточку, коснулась серой плиты и слегка толкнула ее.
Яркий теплый свет вырвался из плена, засиял солнечными лучами, осветил все темные углы нашей души, выметая сырость и хмарь.
Я-маленькая рассмеялась так, как когда-то в детстве, когда небо было высокое, безоблачное, чистое, а вокруг цвели полевые цветы, и папа подбрасывал меня к небу, а рядом стояла мама, испуганно вскрикивая каждый раз, когда я раскидывала в стороны руки и кричала от счастья:
— «Мама! Смотри — я летаю»!
Она и в самом деле взлетела, будто бумажный самолетик, попавший в объятия теплого ветерка.
Я-маленькая летала, кружилась и кувыркалась в воздухе, и вместе с ней летал, кувыркался и кружился отец, почему-то приобретший вдруг черты…. Сивера?
— «Кто твоя мать, девочка? — пробился сквозь радостный свет и звонкий смех голос моего Учителя. — Скажи мне, кто твоя мать»?
Ответить я не успела.
— А-а-а! Так вот кто вор-р-рует у меня гр-ранит-р-р!
Я открыла глаза…. И тут же снова их зажмурила. Потрясла головой. Снова приоткрыла один глаз.
Вокруг уже было самое настоящее утро. Солнышко полностью выползло из-за дальнего леса, расправило смятые за ночь лучи, умылось росой, встряхнулось и принялось за свою работу: согревать и освещать землю. Мои спутники все еще сладко посапывали, завернувшись в спальники.
Сивер, со странным выражением лица стоял в двух шагах от меня и пристально меня рассматривал.
А еще ко мне тянул шею здоровенный ящер. Его голова была размером с пивной котел — так, кажется, в сказках говорилось. Здоровая, в общем, голова. В чешуе, переливающейся от бледного до насыщенно красного цвета
Его глаз — размером почти с меня — пытался выдать грозный взгляд, но ему это не удавалось.
Любопытство пересиливало.
— Ты кто? — прохрипела я, напрочь отказавшись пугаться. — Ты дракон? А где твоя человеческая ипостась?
— А ты кто? — тут же вернули мне вопрос.
— Я — Саша. Александр-р-ра Пер-р-рвая.
— А я Гай-цгор! — гордо сообщил ящер. — Мы в людей не превращаемся. Мы — раса Разумных Драконов. В гости ко мне полетели?
Я честно собиралась подумать и отказаться. Но…. кто бы меня спрашивал! Громадная лапа ухватила меня — бережно и нежно, надо сказать. Согрела — так как была удивительно горяча. Громадные крылья раскрылись и мы взлетели. Вертикально.
— «Ни …. себе, — мелькнула нецензурная мысль. — Только к драконам в гости я не летала. Новое, выходит, дело. И кто там кричал, что их надо создать? Вот же оно — летит, крыльями машет, и даже пытается что-то мне сообщить, судя по обрывкам не то слов, не то выражений. И при чем здесь гранит»?
*****
— Са-ша! Почитай! Ну, Са-ша!
Вот уже вторую неделю мы всей толпой «гостим» в уютной драконьей пещере. Гай-цгор «украл в гости» всех. Сначала меня, потом, когда я оттоптала ему лапы и хвост, смотался к подножию гор и приволок моих друзей. Вместе с каретой и конями. Это надо было видеть — яркая синева весеннего неба и в нем очень даже ставшая приметной буро-коричневая карета. А дракона, который, собственно, ее и тащит — не видно. Он, видите ли, решил прикрыть себя мороком, чтобы никто его не смог увидеть.
Потом, когда из кареты вывалились мои друзья, Сель попытался ткнуть кнутом куда-то в том место, где по его просвещенному мнению, должен быть похититель.
Место захихикало басом и сообщило:
— Ну, ты это…. Не щекочись! Я сейчас ваших коней принесу. Только тут травы нет, они что кушать будут?
— Раньше надо было думать! — рявкнул Генри, проглотив предварительно пару десятков нелицеприятных выражений. — Не дай бог твои соплеменники их съедят!
— Это да, — согласилась пустота. — Это они могут. Не, лучше я их потом съем, если что. Я таких еще не ловил.
И упорхнул — только крылья зашуршали.
Про траву он, кстати, соврал — чуть в стороне нашлась уютная ложбинка с вполне приличным травостоем. Двум коням за глаза, тем более, что Сель тоже не просто так в дорогу отправился. В его пространственном кармане были мешки с овсом.
— Продуманные люди эти эльфы, — глубокомысленно заключил Гришка, глядя, как Сель подвешивает перепуганным коням торбочки. — Мне бы такой карман! Уж я бы нашел ему применение!
— Гриша, а как тут кушать готовить? — пристала к нему наша штатная повариха.
Странно — но мои спутники почему-то совершенно не испугались ни дракона, ни полета в карете. А уж пещера привела их в дикий восторг. Очага по вполне понятным причинам мы нигде не отыскали. Драконы — они же хищники и очаг им совершенно без надобности.
Сивер, кстати, куда-то испарился сразу после моего принудительного отбытия в гости. Аленка, тараща и без того не маленькие глаза, сказала, что он просто исчез. Так — постоял, качаясь с пятки на носок, выругался, плюнул и исчез.
— Пошел, видимо, на разборки, — пожала я плечами. — Мало ли — какие у него мысли в голове бродят.
— А Сивер — он кто? — осторожно спросил Генри. — Напоминает кого-то…. Только никак не могу понять — кого именно.
— Да бог он, — неохотно ответил вместо меня Гришка. — Просто бог. Не то отец Ветрам, не то дядька. А может, и вовсе — Повелитель. В сущности, а какая нам разница? Ну, Сивер. Ну, бог. Знаете, сколько их на Земле было и есть?
— Сколько? — купился на его таинственный шепот Генри.
— Да кто ж их считал, брат! Много! Одних триумвиратов море. А еще всякие дети, внуки, правнуки. Полубоги, ангелы, архангелы….
— Бедные вы, — с сочувствием покачал головой управившийся с конями Сель. — Как же вы?
— А так же, — наступила я братцу на ногу. — У нас и народов — не чета вам. Вот и молится каждый своим богам.
— И не ссорятся? — удивился Генри. — Это же сколько паствы должно быть, чтобы всем молитв и жертв достало!
Гришка прокашлялся, явно собираясь брякнуть что-нибудь неприличное. Он у нас атеист до мозга костей.
Пришлось снова встать ему на ногу.
Он дернулся, но понял, что лучше тут свои идеи о всеобщем равенстве и братстве не продвигать.
— В древности всякое случалось, — сказала наша миротворица Алена Прекрасная. — А сейчас…. Саш, как там в «Волкодаве»?*
— «Я молюсь своим богам и не восстаю на чужих», — процитировала я. — Ребят, а давайте не будем о религии. Не знаю, как вы, а мы от нее далеки.
— Совсем-совсем далеки? — не поверил Сель. — Но как же вы тогда живете?
— Молча, — буркнул Гришка. — Сказано же тебе — молимся своим, и не восстаем на чужих.
После этого тему о богах и верованиях закрыли, занявшись обустройством.
Вот — обустраиваемся по мере сил и возможностей.
Гай поначалу вытаращил глаза, когда из глубины пещеры полетели кости, обрывки шкур, обломки непонятных камней, пыль, паутина, жуки-пауки и прочее. Потом попытался отстоять свои «сокровища», мотивируя тем, что два века как-то же все было нормально, и вообще — это память о предке.
На что получил половником по чешуйчатому лбу от Аленки. Я скромно в рукав хихикала. Растерянная морда гигантского ящера — это надо видеть.
— А неча было нас в гости воровать, — бесстрашно заявила моя подруга. — Мы в грязи жить не привыкли. И тебе придется от этого отвыкать.
— Да, брат, — посочувствовал ему Гришенька, выбивая пыль из какого-то потертого коврика. — Человеческие женщины — они такие. Ты лучше камушков подходящих набери. Печурку надо бы изобрести.
Озадаченный Гай, прихватив для консультаций Генри, улетел куда-то за камушками. Мы остались втроем — Сель от своих коников не отходил, боясь их растерять в горах.
— Сашка, я все понимаю, — серьезно сказал брат, усадив нас на большой валун перед входом в пещеру. — Но ты не боишься, что нас просто съедят?
Я только пожала плечами.
— Гришенька, я уже ничего не боюсь. Меня ведет Пророчество. И ему все равно на мои страхи, обиды, наличие или отсутствие магии. Пока не пойму, какой именно Свет я должна отыскать — от меня не отстанут. Гай-цгор…. Ну, дракон…. У каждого свои недостатки, Гриш. Раз уж нас сюда украли — значит, это зачем-нибудь нужно.
— Пофигистка ты моя доморощенная, — потрепал меня по голове брат. — Ладно, что у нас дальше по программе?
Спустя неделю наш домохозяин взвыл.
— Я все крылья стер! — вопил Гай, пытаясь изобразить глубокий обморок. — У меня лапы болят! У меня хвост отваливается! Да я за всю свою жизнь столько всякого не таскал, сколько за эту неделю! Сашка, отцепись, а то я тебя съем.
— Отравишься, — меланхолично ответила я, устраиваясь в уютном каменном креслице.
В пещере теперь постоянно топился камин, сложенный Гришкой под руководством Генри. Оказывается, мой названный братец когда-то интересовался каминостроением.
— На будущее изучал, — скромно потупил он глазки. — Когда-то пришлось бы свой дом обустраивать. Вот я и подсуетился. И вообще — мама считает, что настоящий мужчина должен попробовать себя в разных науках. Каминостроение ничем не хуже. Теперь вот и дворовую печь с… как это… а, мангалом… смогу сотворить.
— Ты же маг! — простонал Гай, вытягивая шею. По красной чешуе забавно бегали отблески пламени. — Зачем же руками-то?
— Ну, ты забавный! — всплеснула ручками Аленка. — Чтобы что-то магией сотворить — надо сперва руками сделать. А то вместо печи колодец построишь. Или еще что похуже.
— Кстати, о колодце — прищурилась я. — Где здесь ближайший родник?
— Не-е-е-т! Гриша! Скажи — что надо сделать, чтобы Сашка от меня отстала?
— Дать ей книгу, — с потрохами сдал меня братец. Тоже не горит желанием еще и водопровод изобретать. Гай воду приносил в наших котелках откуда-то издалека. А что такое котелок для двух девушек? — меньше, чем ничего. Мыться-то нам как?!
После того, как мужики растолковали бедному ящеру, что такое книга, Гай оживился. Уполз куда-то вглубь пещеры, куда мы с Аленкой еще не успели добраться, и приволок целую охапку плотно скрученных свитков.
— Вот! — гордо заявил он, сложив их к моим ногам. — Читай! Это моя… мое… мои….Прадед в наследство оставил. Он был Хранителем Знаний. Говорил, что свитки эти — летописи с тех времен, когда драконы и эльфы были одним народом.
— Как это — одним народом?! — сделал стойку Генри. — Да если хочешь знать — эльфы про драконов и слыхом не слыхивали! А если и слышали — то это сказки и предания. И вообще — вас в природе не существует!
— Сам ты! В природе не существуешь! — набычился Гай. — Прадед рассказывал, что в те времена мы жили в светлых лесах. Потом что-то случилось — и мы ушли сюда, в Огненные горы. С тех пор так тут и живем. И даже помним, что эльфы нам были ближе, чем братья. Можно сказать — мы были одним целым, вот.
— Да быть такого не может — тоже выпятил губу Генри. — Одним целым — скажешь тоже!
— А вот и скажу! Прадед говорил, что знания утеряны. Еще он говорил, что Пророчество….
Тут уже я взвыла, да так, что все пригнулись.
— Еще одно слово про Пророчество — и я сожгу к бездне Огненные горы, Светлые леса и весь ваш долбанный мир! Или разнесу на атомы! Или не знаю — что сделаю, но вам это не понравится!
— Так, мужики, летим отсюда — тут же сориентировался Гришка, еще в детстве усвоивший, что лучше не попадаться мне под руку, когда я гневаться изволю. — Гай, где, ты говоришь, ледничок имеется? Пока Сашка успокоится — мы как раз успеем его растопить, водичку в пещеру завести. Может быть, даже баньку из камушков сложить…. Аленка права — помыться бы не мешало, а то мало ли….
— Д-да, — согласно закивал Генри, явно припомнивший бурелом в моем исполнении. — Гай, ты не припоминаешь — нет ли поблизости какого-нибудь горячего источника? Мы бы там баньку и сложили…. И попарились заодно….
— А? Ага…. Полетели! — проикал Гай, со скоростью молнии выметаясь наружу.
— Сильна ты, мать, — хлопнула круглыми глазами Аленка. — ТАК мужиков взбодрить! Вот что со скромными девушками замужество творит. Дела-а…
Не поняла — а замужество тут при каких делах?!
17:06 26.03.2021
Где-то там….
Где-то ТАМ ревела буря. Странная. Жуткая. Бешеная. Будто сшиблись две противоположности, равные по силе, и теперь старались уничтожить друг друга.
Или хотя бы намять друг другу бока до сломанных ребер и порванных сухожилий.
Молодые Ветра растерянно жались по сторонам, не понимая — что пошло не так?!
Ведь вроде бы все хорошо. Было. Стрег, заглянувший к своим подопечным, внимательно прочел все отчеты. Проверил все рабочие дневники и тетради. Указал на недостатки и неточности. Пожурил за ошибки. Ничего сверхкритичного не углядел. Во всяком случае, шестеро выдохнули с облегчением, тогда как седьмой все еще мялся, делая вид, что никак не может отыскать лабораторный журнал. Свой эксперимент он, как ему казалось, удачно прикрыл обычными лабораторными заданиями, выполненными хоть и не на «отлично», но и на «неуд» они не тянули. Твердое «посредственно» он получить все же надеялся. Надеялся еще, что строгий дядька не заметил подтертых цифр и исправлений. Как не заметит и формулу разрыва сущностей.
Эту формулу юный Ветер откопал в Информатории, по какому-то счастливому случаю забредя в секретный отдел. Ветер отличался пытливым умом и жаждой недопустимых знаний.
Как тут не поверить в Судьбу? — эта формула первой попалась ему на глаза, когда он, настороженно прислушиваясь и беспрестанно оглядываясь, торопливо листал первую попавшуюся рукопись кого-то из древних ученых.
Наметанный глаз выхватил слова заголовка «Разделение сущности», ряд цифр и непонятных значков.
Вдаваться в подробности Ветер не стал. Выдрал из рукописи кусок, сунул его за пазуху и был таков.
Дождался, когда дядька уберется в свой любимый мир, оставив их, молодых Ветров, заниматься своими дипломными работами. К этому времени Ветер сумел с грехом пополам разобраться с формулой, цифрами и значками.
И запустил эксперимент.
Благо — именно он отвечал за расу эльфов в мире Элейнлиль.
Правда — надо отдать ему должное — не все эльфы попали в зону его повышенного внимания. Только те, кто проживал на тот момент в границах будущего королевства Азалийского. Точнее — небольшая группка аристократов. Еще точнее — будущее семейство королей Азалийских. Точного их числа Ветер узнать не удосужился, действуя по принципу: «Нам бы прокукарекать — а там хоть не рассветай».
Благо, ни Стрег, ни грозный Сиверко в Элейнлиль не заглядывали, положившись друг на друга. Как известно — у семи нянек дитя без догляду.
Вот дите и тешилось несколько сотен лет. А может быть — и тысяч. Время — это такое время….
Впрочем, ветер, как известно, величина непостоянная, легкомысленная и быстро остывающая.
Вот и наш экспериментатор, не дождавшись быстрых дивидендов, постепенно забросил свой эксперимент. Благо, у него появились другие игрушки.
Когда же он, собравшись с духом приготовился вручить строгому дядьке свою затрепанную тетрадь, в помещение ворвался вихрь. Ветры даже сразу и не поняли — кто это был.
Ворвался и напал.
— Да-а-ава-а-ай не зде-е-е-сь, — только и смогли расслышать они. И взревевшая Стихия вынесла сорвавшихся с цепи драчунов куда-то….
— Что это было? — шепотом спросил кто-то из братьев. — Кто напал на нашего дядьку?
— Вот я бы знал, — так же шепотом ответили ему. — Кто бы ни был — убрались отсюда — и хорошо. И слава великой Стихии.
— Слава! Слава… слава… — прошелестели, затихая, голоса. Молодые ветры стремительно разлетались по своим рабочим местам.
В Элейнлиле наступила настоящая весенняя солнечная, теплая и тихая погода.
*****
— Ладно. Согласен. Ничья, — откатился от родственника Сивер. — Но потрепал я тебя знатно.
— Как и я — тебя, — откатился в другую сторону Стрег, и охнул, поднимаясь на ноги. — Только я не понял….Ты чего на меня напал-то? Или это у тебя вместо «Здрассти, дорогой брат»? Пойдем в дом, там поговорим.
И первым направился к небольшому особнячку, спрятанному от посторонних глаз где-то в межпространстве.
— Хотел спросить у тебя — кто мать Сашки, — так же охая и морщась, пошагал Сивер вслед за гостеприимным хозяином.
— А что ж не спросил?
— Увидел тебя в этом образе и не удержался, — вновь поморщился Сивер, потирая помятый бок. Хоть он и был могучим бойцом, но Стрег ему мало в чем уступал. Потому обычно их сшибки заканчивались ничьей. Как сейчас, например.
— А сама Сашка где?
Стрег протопал прямиком в ванную, не обращая внимания на плетущегося сзади родственничка. Открыл шкафчик с зельями, выбрал нужное, и, задрав тунику, принялся изучать наливающийся синевой кровоподтек. Он, конечно, божество, и не самое слабое, но и у них синяки не так чтобы мгновенно сходят. Особенно, если поставлены себе подобными существами.
— У драконов. Вместе со всеми приятелями. Ты не ответил, Стрег.
— Бор…
— Сашка зовет меня Сивером, — хмыкнул тот, перехватывая у Стрега флакон, чтобы в свою очередь обработать синяки и ссадины. — Хорошая девочка. Да и братец ее тоже не плох. Напоминают кого-то.
Стрег хмыкнул. Шагнул к двери. Охнул.
— Синяков ты мне наставил, — сказал он. — Пойдем в кабинет, вина выпьем, что ли.
— С ума сдурел? — так же охнул Сивер, отставляя флакон с зельем. — Повелителю Ветров вино предлагать.
— Тогда первач, — согласился Стрег. — Вино и впрямь не солидно как-то.
— И все же ты не ответил, — вернулся к вопросу Сивер, когда страсти улеглись, и были запиты самогоном и заедены жареным мясом. — Кто мать Сашки? Почему ты взялся опекать эту банду сорванцов? Почему именно они попали на Элейнлиль?
— Да потому что твои потомки редкостные идиоты, — буркнул Стрег. — Я еще не разобрался до конца — кто именно из них накосячил. Но разберусь.
Сивер покатал в руках серебряный кубок, постучал пальцами по крышке стола. Исподлобья глянул на родича.
— Стрег, еще раз. Четко, кратко и по делу: что именно они сотворили?
— Если кратко: сперли из закрытого отдела Формулу Разделения. Применили ее, не потрудившись выяснить значение каждого символа. В результате чего в мире появилась новая раса, скрытая от этого самого мира. Раса разумных драконов и раса эльфов неприкаянных. Впрочем, эльфы от этого пострадали меньше, так как у них был опыт выживания в ипостаси человекообразных существ. У них осталась возможность скрещиваться с другими Разумными, и производить на свет себе подобных. Пусть и не таких идеальных. Рождаемость, конечно, снизилась в разы, но шанс есть.
А драконы…. Оторвал бы руки горе-экспериментатору по самый хвост! — зло выругался Стрег.
— А драконы? — поторопил Сивер.
— А драконы… мало того, что их никто не замечает, мало того, что не могут обращаться, так еще и рождаемость практически на нуле. С тех пор, как им пришлось переселиться в Огненные горы, детей было — раз-два и обчелся. За последние три столетия только один, да и тот самец. А самок, подходящих ему по возрасту и готовых к деторождению, нет. Те, которые есть — уже ни на что не способны.
— Хорошо. Ничего пока не понял, но разберусь. Дальше?
— А дальше….
Стрег стремительно поднялся и отошел к открытому окну, за которым буйно цвела местная яблонька. Будто укутанное в бело-розовое облако деревце благоухало, и пчелы весело жужжали, одна за другой ныряя в раскрытые цветы.
— Дальше появилось Пророчество. Автора я тоже пока не вычислил.
— Стрег, а давай, ты не будешь юлить? — прихлопнул кубок к столешнице Сивер. Полюбовался на получившуюся серебряную лепешку. — Пророчество, нарушения, расследование — это все, безусловно, интересно, но пока вторично. Я задал тебе прямой вопрос. Ответ на него ты знаешь. Кто мать Сашки. Говори.
Стрег дотянулся до цветущей ветки, сорвал один цветок. Поднес к носу и вдохнул.
— Ответ и ты знаешь, Бор. Знаешь, но поверить в него не хочешь…. Кстати, ни Сашка, ни ее брат не знают, что они не только троюродные, но еще и единокровные.
— То есть? — налился дурной кровью Сивер, от чего лицо его перекосилось.
— То и есть. Ах, эта свадьба, свадьба…. Был жених серьезным очень, а невеста ослепительно была хороша….
— Талица! — выдохнул Сивер. — Талица….
— Талица, брат мой. Талица и Любава, которая была влюблена в тебя, как кошка.
— И которая изменила мужу прямо на свадьбе двоюродной сестры, — хмыкнул Сивер.
— О, да! Она больше часа караулила тебя, чтобы не упустить.
— Баба пьяна — вся чужа! — пожал плечами Сивер. — Я оставил ее отсыпаться в комнате для гостей.
— Да-да…. Любава отсыпалась, а ты, приняв облик жениха, возлег на ложе с юной Талицей. Кстати, а куда ты его-то пристроил?
— Туда же, — пожал плечами Сивер. — Выпил с ним на брудершафт, он и свалился. Прикрыл мороком, чтобы Талицу не пугать.
— Ни Талица, ни ее муж так никогда и не узнали — кто же провел с юной женой первую брачную ночь, — сухо сказал Стрег. — Сашка родилась ровно через девять месяцев после той ночи. Так-то, брат. Похоть почесал, удовольствие получил, жажду удовлетворил. И адью.
— А при чем тогда ее единокровный, как ты говоришь, брат?
— А что брат? Тоже… родился, как видишь. На двенадцать часов раньше сестры. В том же роддоме. Любава всю жизнь хвалилась, что сына родила от любимого мужчины. И пожалуй, только я знал, что отец Гришки ему не родной.
В комнате на долгое время воцарилась тишина. Только где-то далеко слышалось мерное «тик-так, тик-так, тик-так». А может быть, то пересыпался песок из одной половины песочных часов в другую. Или то капала вода?
— Почему ты не рассказал мне об этом раньше? — глухо спросил Сивер. — Почему, Стрег?
Стрег не ответил. Лишь трудно повел плечом — будто стряхивая непомерную тяжесть.
— Сашка права, — сказал он долгую минуту спустя. — Сашка права — древние боги те еще кобели.
— Даже и спорить не буду, — так же трудно повел плечами Сивер. — Что случилось с Талицей? Как она….
— Авария. Никто не виноват по большому счету. Поздняя осень, мокрая дорога с легкой наледью…. Сашке тогда было десять. Мать Сашки и отец Гришки умерли сразу. Не дергайся. Мужик действительно любил мальчишку, как родного.
— Хор-рошо…. Что с Пророчеством? Какое отношение к нему имеет…. Имеют мои дети?
— Александра Первая, дочь Северного Ветра, прилетит на крыльях Юга и принесет эльфам утраченное. Как-то так. Ей от этого не отвертеться. Сам знаешь — других дочерей у тебя нет, Бор.
— Так…. Я должен туда вернуться, немедленно.
Сивер тяжело поднялся и шагнул к двери.
— Я немедленно должен вернуться. Я неправильно учил Сашку. У нее же нет магии.
— Естественно. Какая магия может быть у дочери бога, Бор?!
— Сивер. Меня зовут Сивер — запомни, брат. Спасибо, что приглядел за девочкой.
— А сын? — весело блеснул улыбкой Стрег.
— А что сын? Сын — мужик. Правильный. Вот только девочка рядом с ним… Алена… Она кто?
— Алена-то? — Стрег хмыкнул, задумчиво повертел в руке бутыль с прозрачным, как слеза, первачом. — Дальняя родня, побочная ветвь…. Не один ты у нас в Семье ходок. Будешь?
— На посошок? Наливай, — согласно кивнул Сивер. — Ну, за детей наших. Может, внучек мне нарожают. Кстати, а что Сашка? Я же видел у нее на руках браслеты брачные.
— Туда не лезь покуда, — поморщился Стрег, залпом проглотив самогон, и потянулся за хлебом. — Энгельберт, принц эльфийский. Я так и сяк крутил — без него никак. Истинная пара, чтоб ее….
— Бдишь?
— А то ж!
— Бывай тогда!
— И ты бывай, — вздохнул Стрег ему вслед, отставляя в сторону кубок. — А Талицу-то ты не просто так обхаживал…. Явно не на одну ночь задержаться собирался. Отвлек тебя кто-то….
Мгновение — и все исчезло. Растворилось, словно бы и не бывало. Только разлетелись в разные стороны Ветры. Только пронеслась поземка, в которой вместо снега струились бело-розовые лепестки, осыпавшиеся с цветущих весенних деревьев.
Генри
Забавный нам все же дракон попался. Крупный такой. Впрочем, я никогда раньше драконов не видел — откуда мне знать, насколько он велик. Когда взлетает — закрывает собой приличный кусок неба. Его пещера прячется в небольшой горной лощине, со всех сторон прикрытой красноватыми зарослями. Попасть сюда можно только по воздуху. Гай — как для краткости зовет его Саша, оказался к тому же страшно любопытным.
А еще дракон почему-то из всех нас выбрал нашу сестрицу, хоть она его и гоняла.
Может быть, потому что одна Саша смогла разобраться в старинных свитках, которые хранились у дракона? Даже я, эльф в страшно сказать, каком поколении, не смог прочитать то, что было написано далекими предками.
Сначала я думал, что это вовсе не эльфийский. Слишком уж вязь слов похожа на утонченный рисунок. Еще и стилизованные изображения цветов, веточек, листьев, травы…. Буквы там еще надо вычленить. Собрать в слова, сообразить, как именно они должны звучать…. Короче, морока та еще.
А Сашка, попыхтев пару дней, потребовала у Гай-цгора бумагу, ручку и карандаши. Цветные.
После чего дракон сел на хвост и принялся левой передней лапой скрести затылок.
— Саша, а ручку тебе какую? — осторожно спросил он долгое время спустя. — Левую или правую?
— Гай, ты головой не ударялся? — вытаращилась на него Саша.
— Нет. А ты? Зачем тебе ручка, если у тебя их и так две?
Мне даже жалко их стало.
— Саш, у нас в карете этого добра навалом, — примиряюще сказал я. — Он же неграмотный. Откуда дракону знать, что ручка — это не та ручка. А та, которой пишут.
— Чо та я неграмотный! — тут же полез в пузырь Гай. — Я грамотный. Целую одну рукопись прочитал. Десять строчек. А писать удобней когтем.
И отвернулся, стал смотреть куда-то вдаль.
— Не злись, — погладила его Аленка. — Просто вы никак не поймете, что из разных видов. Тебе, поди, и читать тяжело? У тебя один глаз больше, чем вся Сашка. Ну, Гайчик!
— Да если хочешь знать, я умею глаза настраивать, — буркнул польщенный Гай. — Могу какую-нибудь мелочь рассмотреть. А могу что-нибудь далекое увидеть.
— Сдаюсь, — буркнула сестрица. — Генри, давай, что там у тебя из пишущего….
Я выдал сестрице походный письменный прибор: зачарованная от протечек бронзовая чернильница в виде симпатичного крылатого зверя, отдаленно напоминающего Гай-цгора. Он лежал на подставке из красного мрамора, одной лапой обнимая котелок с крышкой, а в другой было зажато перо.
Саша хмыкнула, забрала чернильницу и все. Мы ее потеряли.
Аленка лишь жалостливо поглядывала на подругу и время от времени подсовывала ей то пирожки, то отвар, то тарелку с пельменями.
Гриша и Сель, послонявшись вокруг пещеры, принялись сначала в шутку, а потом и всерьез бороться. Гриша проигрывал нашему кучеру и охраннику по всем статьям, но сдаваться не спешил. Потом спросил, владеет ли Сель шпагой. Тот, продолжая жевать какую-то травинку, только кивнул, и полез под сиденье на козлах. Вытащил оттуда две тренировочные рапиры. Кинул одну Грише.
Я присмотрелся. А ничего так брат у Саши. Фехтует, конечно, странно на мой взгляд. Но обучению вполне поддается. Да и чем мне тут еще заниматься? Буду гонять этих шпажистов. И сам кое-чему подучусь. Больно уж у Гриши связки занятные….
— Эх, Гайчик, одни мы с тобой неприкаянные, — сказала Аленка, — отставив в сторону котелок с отваром. — Чем бы заняться?
Спохватились мы часа четыре спустя. Ни Саши, ни Аленки, ни дракона.
— Ты знаешь, куда утащило наших приятельниц? — растерянно спросил я, оглядывая примятую травку перед входом в пещеру. — Только что тут были.
— Ты у меня спрашиваешь? — вытер пот с лица Гриша. — Кто в это мире жилец, а кто в гости заскочил на минутку?
— Да, и уже месяц гостит, — буркнул Сель себе под нос. Мы с Гришей над ним поиздевались сегодня, чего уж. Один дерется не по правилам, а второй вроде бы и по правилам, и все равно неправильно. Конечно! Где уж нам уж против тренированного воина! Это Гришка не знает, а я-то прекрасно помню, как мой отец, служивший начальником дворцовой охраны, притащил однажды на тренировочное поле маленького заморыша, и принялся из него настоящего рыцаря делать. Нам с Энгелем подобного счастья не досталось.
Нет, куда могла деться эта компания?!
— Тише! — поднял руку насторожившийся Гриша. — Слышите? Это Сашка страдать изволит…
Мы прислушались.
— Ой, бедныя я, несчастныя-а! Ой, украли меня, совсем украли-и! В темницу заточили, света-воздуха лишили, пищи телесныя и вовсе не дают, голодом пытаю-ут. Одна пища духовныя, да и та еще в запрошлом тысячелетии плесенью покрылась, и нет на ту плесень ни управы, ни суда страшныга-а! Потому как писана та пища письменами древними эльфийскима, красоты ради узорами всяческима испоганенныя-а! Ни сна, ни отдыха мне, бедной, не даю-ут, читать эту муру заставляю-ут!
— Че ты врешь-та! — донесся до нас бас нашего домохозяина и последовавший за этим грозный чих. Ветки местной разновидности карагача испуганно вздрогнули и обвисли. Не могучее древо, а просто стыдливая мимоза, прости его… э-э-э…. ладно, кто-нибудь пусть простит.
— Еще и дракона рядом на цепь посадили, не кормют, не поют бедного зверика, чтоба он злее был, меня, сирую и убогую, охраняючи-и…
— Са-а-аш! Сашка-а-а! — вновь тоскливо взвыл за углом тот самый цепной дракон и снова оглушительно чихнул. — Ну, че ты все время врешь-то?! С чего это я вдруг цепным-то оказался? Всего лишь попросил рукопись прочесть, вон ту, где про любовь…
— Еще и про любовь! Извращение это, а не любовь! Где ты, ящерица лупоглазая, видел, чтобы обычный эльф в драконицу влюблялся? Это же ересь и порнография, камасутры на тебя нетути, гад чешуйчатый, ветками персика тебя, да по загривку!
— Саша!
— Отстань, змий недобитый, когда я страдать изволю! Ой, что деется-то, люди добрые-е! Ой, да как же мне дальше-то жить, сироте бесприютной? Мамы нет, папы нет, один… нет, два брата, и те дурные-е….
— Саш, да что случилось-то? — попробовал вклиниться в ее монолог я. Оказалось, Саша и Аленка отыскали во владениях нашего друга симпатичную ложбинку. Буквально «за углом» пещеры. Ложбинка сплошь заросла мягкой красноватой травкой, сверху прикрылась кронами могучих деревьев и очень походила на грот, правда, не зеленый. Скорее — оранжевый. Странное тут однако все. И горы, и деревья, и даже трава в красных тонах. Правда, не агрессивных, но все же мне, как представителю дивного народа, больше зелень по душе. Вроде как зелень символизирует вечную молодость, пробуждение природы и прочее, Весне подходящее. А здесь будто Осень присела на минутку, да так и осталась навсегда.
В этом гроте оказалось на удивление уютно. Умиротворенно даже. Аленка вокруг небольшой копны свежего сена бегает, что-то из него пытаясь создать. Она то подпинывает копешку в бока, то с разбегу заскакивает на нее сверху и принимается топтать, причитая, что как же так можно — в деревне и без пистолета.
— Гриш, а что такое пистолет? — шепотом спрашивает Сель. Гришка неопределенно пожимает плечами.
— Сель, я тебе попозже расскажу, — отвечает он, примеряясь — с какого боку удобнее ловить свою подружку.
— О, дайте, дайте мне винтовку! — тут же отреагировала на наше появление Саша, прижав к правому глазу скатанный в трубку свиток. — Я ящера сумею подстрелить!
Ага. Винтовка это оружие. Наверное, что-то типа арбалета. Или лука. Или…. Гришку потом расспрошу.
Саша сидит сбоку от копны, на траве. Рядом, пытаясь устроить свою голову на ее коленях, растянулся Гай. Он то и дело подпихивает носом одну ее руку — хочет, чтобы погладила, что ли? Сашка его отпихивает, шлепая по носу, и тогда Гай оглушительно чихает.
— Сашенька, чего ты на меня сердишься-то, — тихонько порыкивает он. — Я всего-то и попросил тебя мне свиточек вот этот прочесть. Так такие картинки занятные. Что тебе — жалко? Жалко для друга, да?
— Пусть тебе его жена читает! — вновь хлопнула его по носу Саша. — Нашел, понимаешь, подружку!
— Да, — согласно кричит с вершины утоптанной копны Аленка. — Уже и в друзья когда-то успел пролезть! Мы такие вещи с мужчинами рассматривать никак не можем! Разве что с законным супругом, и то под одеялом! Сель, наконец-то! Я видела — у тебя попона есть!
— Есть, — удивленно задрал голову вверх Сель. — А тебе зачем?
— Стог застелю. Только ты это…. Почисти ее как-нибудь, чтобы она лошадью не пахла.
— А сама? Ты же бытовую магию учила?
— Сама, говоришь? — наморщила лобик Аленка, сползая в объятия Гришки. — Могу и сама, конечно. А тебе не жалко?
— Чего? — не понял Сель.
— Вдруг я вектор неправильно поверну — и останется от попонки кучка золы.
— Какой еще вектор? Там же просто заклинание надо прочесть, и вот так пальцами….
— А давай, ты нам все подробно на примере покажешь? — хмыкнул Гришка, видя, как Аленка наморщила лоб. — А то она как пальцами вот так… и не будет у нас ни попонки, ни сена, ни даже барашка.
Троица, бурно споря, уходит еще за какой-то угол. Что-то я не понял — это горы, или одно сплошное зауголье?
— Са-аш? А давай ты за меня быстренько замуж выйдешь? — заискивающе говорит тихий самоубийца, вновь подсовывая нос под ее руку.
— С ума сдурел?! — вытаращилась Саша. — Вы что тут — все на голову больные? Один женился, меня не спрашивая, и второй туда же. Ладно — Энгель, он хотя бы человекообразный, а ты-то?
— А что я? — удивился дракон, а у меня где-то в душе заскреблось. Не знаю что — но что-то странное. Как предчувствие крупной бяки.
— Ты — ящер! — ткнула его в нос Саша, от чего Гай снова чихнул, окатив предполагаемую невесту дымом. — Да чтоб тебя! Ты еще огнем бы чихать начал! И тогда у тебя ни невесты, ни интересных свитков не останется!
— Так ты согласна? — радостно хлопнул хвостом по стене грота Гай. — Давай быстренько поженимся, и ты мне все-все прочтешь, ага? Я, Гай-цгор, младший сын главы клана Повелителей Небес, беру в жены леди Александру Первую. Обязуюсь оберегать и хранить свою избранницу от бед и напастей до конца ее жизни. Теперь ты.
— Чего — я? — не поняла Саша, глядя, как на ее руке проявляется еще один обручальный браслет. Золотой, с рубинами и изумрудами. Еще и бриллиантовые капельки — будто роса на листве и цветах. Мать моя — жрица бога Ветров! Это же…
— Клятву давай! Что ты будешь любить меня и все мои желания исполнять, как собственные. Клянешься?
— Что?! Я клянусь? Да я сейчас так тебе поклянусь, что костей ты не соберешь, ящерица лупоглазая!
— А вот и поклялась! — вытянул вперед левую лапу точно с таким же браслетом Гай. — Теперь ты моя жена. Читай!
Ой, дурак! И она — дура! И я — тоже! Что ж теперь делать-то? Здесь Стрега нет, а Сашка — она ж сейчас…. Ой-й-й-й….
Ну, оно и началось….
Нет, Саша поначалу сдерживалась, явно не желая превращать уютную ложбинку в подобие пустыни. А потому она ласково-ласково попросила Гай-цгора выйти… куда-нибудь подальше, мотивируя тем, что подобное читать надо наедине, чтобы никто подсмотреть и подслушать не мог. Гай повелся. Посадил новоявленную супругу на шею и взлетел, мгновенно скрывшись за соседней горушкой. А спустя короткое время оттуда донесся грохот взрыва, и в небо взметнулся ледяной столб огня.
И не спрашивайте меня — как такое может быть.
— Генри, это что? — выскочил из-за угла Сель с попоной наперевес. — Где Саша?
— Мужа полетела убивать, — меланхолично ответил я, все еще держа в памяти обручальный браслет на руке сестрицы.
— Энгельберта?!
— Нет. Гай-цгора. Да ты не переживай, может и выживет.
— Я его тогда сам убью, — свел брови в кучу Сель.
— Я помогу, — мрачно сплюнул Гриша, прижимая к груди Аленку. Та только растерянно переводила взгляд с меня на Гришу и обратно.
— Да вы что?! — изумился я, мысленно сочувствуя всему клану Повелителей Небес. — Вы всерьез решили, что Гай может что-то противопоставить нашей беде ходячей?! Нет, серьезно?!
— А ты — нет? — набычился Сель. — Если с ней что случится….
Я только похлопал его по плечу. Эх, не был он в ту ночь в нашем имении. Не видел, что Сашка с парком сделала. Не укладывал в штабеля переломанный сухостой. Отец говорил, что его и пилить — колоть не пришлось. Сразу набирай охапку готовых дров — и в камин.
— Так, ладно, — тяжело вздохнул Гриша, отпуская Аленку и забирая из рук Селя вычищенную попону. — Все равно что-то сейчас мы сделать не можем. Будем ждать. Милая, а из-за чего весь сыр-бор? Какую рукопись Сашка читать не захотела?
Аленка внезапно зарумянилась, махнула на него ручкой, хихикнула и потупила глазки.
Я поднял с пола свиток. Развернул, присмотрелся…. И тихо сполз по боку копешки на травку.
— Да-а, вот и отыскался трактат о любви, — высоко задрал брови Сель, заглянувший мне через плечо. — Я ж ничего не путаю, Генри? Об этом трактате нам рассказывала когда-то та эльфиечка?
Я только и мог, что кивать. Эльфиечка, про которую вспомнил Сель, держала Дом Возвышенных Страстей. Посещали его лишь дети высших аристократических родов, дабы обучиться нелегкому искусству плотской любви. Не собирать же им дешевых… м-м-м…
Нас троих, включая Энгеля, Эд лично водил, когда еще не был женат на Елисабель.
— Да-а… Тяжко дается драконам всеобщая грамотность, — хмыкнул Гриша, тоже заглянувший в свиток. Застелил попонкой сено, принял у Аленки просушенные на солнышке подушки и раскинулся там в позе звезды. — Эх, хорошо! Что, мужики — будем ждать?
— Будем ждать, — согласился я, и полез туда же.
— Будем ждать, — эхом откликнулся Сель. — Аленка, как ты смотришь на то, чтобы пожарить мяса на обед?
— Ни! — надула губки Аленка. — Ни хОчу. Шашлычка бы! Гриш?
— Эх, нет в жизни счастья, — преувеличенно печально сообщил карагачу Гришка и скатился вниз. — Айда, мужики, мясо в шашлык превращать. Шашлык мужских рук требует…
Мы переглянулись и пошли превращать мясо в шашлык.
Вороной скакун тяжело поводил боками, медленно остывая после скачки. Энгельберт вываживал его, тихо поминая самого себя и дурь свою безмерную.
— Куда так понесся-то, — бурчал он, шагая туда-сюда по небольшой полянке. — Можно подумать — ты ее догонишь вот так просто. Она ж теперь и вовсе неизвестно в каких далях гуляет. А ты чуть коня не загнал.
Конь только всхрапывал, будучи солидарен с хозяином. Действительно: у той, кого они так спешили догнать, была фора в месяц. Плюс кони, мало чем уступающие вороному. Все же, в королевских конюшнях худых скакунов отродясь не держали. Даже если эти скакуны были запряжены в тяжелую дорожную карету.
Энгельберт был свято уверен, что его молочный брат и друг отыскал свою названную сестричку. Не мог не отыскать.
Наконец принц счел, что коню уже ничего не грозит. Расседлал верного скакуна, спутал ему ноги — чтобы не ушел далеко от стоянки.
Разложил костерок, и принялся варить себе кулеш. Лембас — лембасом, конечно, но под вечер захотелось чего-нибудь горячего.
Костерок горел ровным пламенем, вода в котелке уже закипала, и принц приготовился уже засыпать крупу, когда услышал отдаленный звон колокольцев. Кто-то неспешно катил по дороге в ту же сторону, что и он.
— А ты один, — укорил он сам себя, понимая, что может влипнуть совершенно по-детски. — Надо ж было так опростоволоситься!
Принц прекрасно понимал: не смотря на то, что в королевстве Азалийском царил мир и порядок, случайности никто не отменял. А он никогда не путешествовал в одиночестве.
— Пожалуй, и отбиться, если что, не смогу, — погладил он саднящую руку. — Эх, говорил мне дядюшка — учись фехтовать обеими руками… А, будь что будет! Может быть, все не так уж и плохо складывается. Ну, прирежет меня какой-нибудь бродяга. И поделом мне: нечего было кашу заваривать на свою голову.
И он продолжил свое дело. Засыпал в кипящую воду промытую крупу, добыл из переметной сумы завернутый в промасленную тряпицу шмат копченого сала. Покрошил мелко и высыпал в котелок. Подумал, глядя на булькающий кулеш, и принялся крошить нащипанный у ручья дикий лук, благословляя дядьку Джи. Было дело — вывозил он мальчишек в поля и леса. Учил и следы читать, и по лесам ходить так, чтобы даже травка под ногой не примялась. И травы дикие, но в пищу годные, научил различать. Во всяком случае, дикий лук Энгельберт точно ни с какой другой не спутает.
Он успел подвесить над углями еще один котелок, с водой для отвара, и даже приготовил сбор, когда на полянку выехала одинокая повозка. Игреневый конек бодро рысил по дороге, колокольчик под дугой весело звенел, а правил повозкой громадный мужик.
Энгельберт даже поежился, разглядев, кого занесло к его костру.
— Здрав будь, путник, — пророкотал мужик, останавливая повозку. — Дозволишь ли к твоему костру прибиться на ночь?
— Здрав будь и ты, — склонил голову принц. — Если есть желание — присоединяйся. Кулеш у меня почти готов. Рад буду преломить с тобой лембас.
Мужик спрыгнул с козел, похлопал по шее своего коня.
— Здесь ли собираешься заночевать, путник? — спросил, обернувшись к принцу. Тот неопределенно пожал плечами и взглянул туда, где разливался малиновым цветом закат.
— Ночь вот-вот, — сказал он. — А мне хоть и есть, куда поспешать, да ночь коротать все равно где-то придется. Почему бы и не здесь… А ты далеко ли путь держишь?
— К Огненным горам, — охотно отозвался мужик, принимаясь распрягать коня. — В ту сторону меня долг зовет. Спросить хочу — не по пути ли? Вдвоем путешествовать сподручней.
— Пожалуй, — медленно отозвался Энгельберт, принимаясь добывать из переметной сумы посуду.
Мужик хмыкнул, заметив, что Энгель озадаченно морщит лоб: чашек было две, а ложка только одна.
— У меня есть, чем вкупиться, — сказал негромко. — Вот, держи.
И протянул Энгельберту тихо звякнувшую котомку.
Ужинали неспешно. Беседа пока не складывалась. Энгель, непривычный к походной жизни, ел, обжигаясь, и сдержанно шипя. Мужик, напротив, неторопливо забирал с краев густо посыпанный зеленым луком кулеш и отправлял в рот, прикусывая хлеб.
Потом пришел черед отвара и сластей. Энгельберт таких излишеств в дорогу не взял, а зря, наверное.
— Дочка у меня любит, — кивнул на коробку с пирожными мужик. — И я пристрастился. Угощайся, вьюнош. Как бишь, тебя кличут?
— Эн… э-э… — замялся принц, не зная — стоит ли называть истинное имя, или придумать прозвище. Мужик только понимающе хмыкнул.
— Молодец, парень, — сказал. — Не след каждому встречному имя свое называть. Пусть будет Эн. А меня дочка Сивером зовет. И ты так же называй. Скажешь ли — куда путь держишь?
— Туда — показал он вновь засаднившей рукой в сторону гор. — Куда именно — не ведаю пока. Меня ведет маяк.
— Так может, вместе и поедем? Вдвоем всяко сподручней и безопасней
Энгельберт подумал…. И согласился.
С тех пор, как он принял решение искать сбежавшую жену, тревоги и волнения будто подернулись дымкой, отступили, оставив после себя неясное чувство. Как-будто весь мир уже не имеет никакого значения. Вот доберется до Саши, увидит ее синие — синие глаза. И тогда все решится. А до той поры пусть все идет, как идет.
Они еще долго сидели у костра. Молчали. Подбрасывали время от времени хворост, пили травяной отвар. Доели остававшиеся пирожные. Сивер вопросов зятю-недотепе не задавал, решив, что присмотреть за мальчишкой ему не в тягость. Уж если он и в самом деле истинная пара его обретенной дочери, так надо доставить в целости. Заодно и в деле проверить не мешает. А там по итогам. Или — или. Да еще как доченька на мужа отреагирует — неизвестно. Что-то не похоже, что она так уж по нему скучает и о встрече мечтает. Скорее — прибить, чтоб не мучился, да ей жить не мешал.
Энгель же ни о чем подобном и не думал. Расстелил на траве кошму, мысленно поблагодарив уже в который раз дядюшку Джи. Если б не он — пришлось бы спать ему на голой земле, укрывшись полой дорожного плаща. А так — есть что подстелить, есть, что под ухо положить. И укрыться тоже есть — чем.
Расстелил, сунул под голову твердую подушку и принялся смотреть, как в синеве ночного неба загораются звезды. Смотрел, припоминая опять же дядюшкину науку — отыскивал знакомые созвездия. Смотрел до тех пор, пока они не слились в одно сверкающее облако.
Сивер все еще сидел у костра, когда из ночного тумана медленно выступила женщина, закутанная в струящиеся одежды. Ни шороха, ни шелеста, ни сухого треска сломавшейся хворостины — женщина словно плыла по воздуху, не желая нарушать ночную тишину.
— «Мама? — удивился Сивер, почувствовавший ее присутствие. — Как давно мы не встречались…. Ты здесь зачем?»
Женщина подошла совсем близко. Опустила руку на буйную голову своего старшего сына. Ветер притих под ее легкой ладонью. Совсем как в далеком и уже почти забытом детстве. Когда он был совсем крошечным Ветерком, шаловливым и непослушным.
— «Здрав будь, дитя. Зачем матери приходят к детям своим…. Уж много веков ты не заглядывал в родной дом, Сиверко. Я стала забывать, как ты выглядишь. И дети твои не часто балуют меня вниманием».
Сивер виновато склонил голову.
— «Ты даже не сообщил, что у тебя появилась дочь, — с грустной укоризной продолжила мать, бережно оглаживая растрепавшиеся сизые кудри. — А девочка хороша. Я рада, сын, что она появилась здесь. Теперь за этот мир можно не волноваться».
— «Прости, мама. Замотался, — еще ниже склонил голову Сивер. — Дел — край непочатый. Вот — здешних Покровителей к порядку призвать надобно».
— «Не оправдывайся, сынок, — мягко улыбнулась мать. — Береги сокровище наше. Саша стоит того».
Она присела за спиной сына, позволив ему умостить на своих коленях голову. Вынула из складок одеяния гребень с редкими зубьями, принялась разбирать и расчесывать, укладывать волос к волосу. Сивер не возражал, вспоминая, как в детстве он рвался из материнских рук, не давая ей сплести волосы в косу. Или хотя бы собрать их в хвост. А теперь готов был не дышать — лишь бы она побыла рядом подольше.
— «Хорошая девочка получилась, — вновь повторила мать. — И брат ей под стать. Да не препятствуй им! Невеста у Гриши тоже хороша. Он будет счастлив с ней».
— «Ты встречалась с ними, — даже не удивился Сивер. — Когда?»
Он снизу вверх посмотрел в лицо матери. На мгновение черты лица ее поплыли, и сквозь туманную дымку Сивер увидел старую Азгей, кажется, даже почуял легкий аромат пряных трав и табака.
— «Ты все так же кочуешь со своим избранным народом, — улыбнулся он. — Присматриваешь за нами?»
— «А как же, сынок, — бережно коснулась губами его лба Мать. — Я же мать. Любая мать хочет знать, что с ее детьми все в порядке. И уж если они так заняты, что никак не могут найти минутку для старой Азгей — то она сама навещает своих сыновей».
Она все еще гладила волосы Сивера, когда со стороны Огненных гор донесся странный гул.
Сивер встрепенулся, прислушиваясь.
— Вот оно и свершилось, — непонятно сказала Мать. — Вам стоит поторопиться, сынок. Саше сейчас может понадобиться ваша помощь.
— Что? Что там случилось, мама?
— Ничего особенного, сынок. Саша встретилась с драконами. Не вскакивай, малыш. У вас есть еще немного времени. Дня три….
— А что будет потом? — услышал Сивер голос проснувшегося Энгельберта. — Доброй ночи, леди….
— Доброй ночи, малыш, — склонила голову Мать. — А что будет — вы узнаете позже. Отдыхайте пока. Завтра на заре отправитесь в путь.
Она повела рукой, и сизый туман укрыл откинувшегося на подушку принца.
— Вот так, — сказала. — Завтра он и не вспомнит обо мне. Разве что как сон. И ты приляг, Сиверко. Приляг. Я покараулю твой сон….
Пока Сивер выгуливал действующего зятя — он не торопился раскрывать «родственнику» объятия, справедливо рассудив, что мальчишку стоит проверить в деле — его братец, известный под кодовым именем «лорд Юрлоу Стрегойский», поспешил в гости к племянникам.
Уж он-то точно знал — оставлять эту троицу, усиленную еще и названным братом, Генри, и бастардом Эдвина IХ, Сельвилем, без пристального внимания никак нельзя.
Боги, конечно, знают все. Это истина. Но дело в том, что Истина — она только для людей. И то больше для успокоения. В самом деле, когда люди не могут сдвинуть с места гору — они говорят, что Богу лучше знать. Значит, Бог так решил, и пусть эта гора там стоит.
А того люди не знают, что и на старуху бывает проруха. И боги могут допускать ошибки. И боги могут понадеяться на «авось». И боги могут….
Потому-то и торопился Стрег в Огненные горы, надеясь, что любимая племянница не разнесет их на атомы, превратив и так не особо заселенные площади в пустыню.
А что Сашка на такое способна — он был уверен.
Саша.
Я устала. Да! Ус-та-ла! А вы попробуйте погонять по узкому ущелью скольки-то метровую ящерицу с крыльями! Для которой это ущелье дом родной. А вам все время под ноги попадаются обломки камня, мелкий щебень, комья чего-то неопознаваемого…. Да еще и ящер этот верещит на все голоса:
— Милая, не волнуйся! Тебе вредно волноваться, а то вдруг дракночики с отклонениями родятся!
— Какие еще дракончики, гад ты чешуйчатый! Чтобы они родились, их надо как-то…. Тьфу ты! Я тебе что — извращенка — дракончиков плодить?!
Гай в это время втиснулся в особо узкую расщелину. И чего его туда понесло-то, прости Господи!
Естественно — застрял. Винни-Пух чешуйчатый.
— Са-а-аш! Ты же теперь моя жена! — вопил застрявший дракон, усиленно гребя задними лапами и молотя хвостом. Я подходить не стала. Присела на большой круглый камешек. Он был удивительно теплым, почти горячим. Впрочем, здесь все было теплым и горячим.
— Са-а-аша-а! А если ты моя жена — значит и дети у нас должны быть! — продолжал вопить смертник. Голос его доносился как-то глухо. Еще и эхо принялось гулять по ущелью, вызывая зуд в ушах. — Когда?
— Что — когда? — буркнула я себе под нос, размышляя — оставить «мужа» худеть, или идти за помощью. Вроде улетели мы не так далеко, хотя…. Кто ж его, этого недоумка, знает. Да и летать я-то пока так и не выучилась. А ущелье — это вам не бабушкина печка, с табуретки не запрыгнешь.
Между тем, Гай дергаться перестал. В ущелье стало тихо.
— Са-аш!
— Чего тебе?
— А когда у нас дракончики будут?
И тут меня осенило.
— Гай, а скажи-ка мне, солнце мое красное, ты вообще-то совершеннолетний?
Где-то там, за поворотом, Гай поскреб лапой затылок. Я прямо увидела, как здоровенная когтистая лапа дотягивается до чешуи и старательно ее надирает.
— Ну, это… А ты ругаться не будешь?
— А надо?
На той стороне наступила тишина.
— Саш, помоги мне отсюда вылезти, — смущенно попросил Гай долгое время спустя. — И я тебе все-все расскажу. Честно-честно!
Вот тебе и здрассте! Интересно — как я должна ему помочь-то?!
— Саша, ты же магичка, — донесся до меня укоризненный вздох Гая. — Ты помагичь чего-нибудь. Стенки там расширь. Вот эту, с левого бока. Отодвинь чуточку — и я как раз выскочу.
— Издеваешься? Я тебе что — горный великан?
Гай, видимо, призадумался. Мне даже послышался некий виртуальный шорох и скрежет. Видимо, шарики с роликами сцепились в голове моего «мужа». И теперь пытаются как-то разъехаться по своим местам.
— А ты стихией воздуха шарахнуть можешь! — наконец обрадовано сообщил Гай. — Во-от сюда! И все.
— Шарахнуть-то я могу, — хмыкнула я, подходя поближе и всматриваясь в точку, на которую указывал кончик хвоста Гая. Всмотрелась. Ничего не поняла. Точка как точка. Трещинки, правда, идут ровненько так. И глубоко. Нет, не будь застрявшего Гая — я бы рискнула. Просто ради интереса. А так…. Пришибу «богоданного» ненароком. Жалко. Живой ведь. Тепленький. Дурачок, правда, но ведь свой.
Пока я рассуждала сама с собой на тему: «всякая блоха не плоха, все черненькие, все прыгают»*, под ногами что-то принялось гудеть, стонать и трещать.
— Бей! — рявкнул Гай испуганно и грозно.
Я и ударила. Собрала всю волю в кулак, Стихию в горсть, усилила природной вредностью, спровоцированной рыком дракона, и ударила. Аккурат в точку.
Серый пласт толщиной сантиметров в десять ссыпался вниз, дракон испуганным воробьем взлетел вверх, потом нырнул вниз, ухватил меня лапой и вновь рванул в небеса.
— Уносим крылья! — проорал налету. — Там сейчас как….
Что — как, я не расслышала, потому что вслед нам с грохотом и воем взлетели камни, что-то жидкое и горячее. А уж потом в небо рванул белый столб… чего-то. Сначала я подумала, что пар и кипяток. Гейзеров наяву я никогда не видела, и понятия не имела — как именно они проявляются. Однако Гай, отлетев на безопасное расстояние и усевшись на одинокую скалу со срезанной плоской вершиной, сообщил, что это вовсе даже подземное пламя.
— Что — вот такое? — изумилась я, глядя, как это самое пламя будто покрывается коркой какого-то сверхустойчивого льда.
— Ага, — радостно заявило мне это дитятко громадных размеров. Надо будет ему габаритные огни к голове привязать, а то чревато… и к крыльям. И под хвостом….
Тьфу ты! О чем только думаю!
— И часто такое бывает? — спросила, проглотив парочку неприличных выражений.
— Не-а! — по-прежнему с восторгом глядя на заледеневший огонь, ответил Гай. — Только когда у дракона возраст ответственности приближается. ОЙ!
Так он еще и пацан совсем! Нет, как мне это понимать, а? Что в мире деется-то?! И ведь его даже прибить теперь совестно. Это если по Земле считать — ему от силы лет пятнадцать! У нас возраст ответственности с шестнадцати вроде бы наступает.
— То есть, ты у нас еще и несовершеннолетний?
Гай понурился. И даже морду виноватую опустил. А сам на меня глазом своим косит. А глаз — как раз с меня размером.
— Саш, нам же это не помешает, правда? — заискивающе спросил Гай, ограждая меня частоколом из когтей. Заботится, змей, чтобы в пропасть не свалилась.
— В чем?
— А?
— В чем не помешает? — терпеливо повторила, любуясь пейзажем. А что — красиво же: на фоне красных гор белый столб заледеневшего огня. Еще и переливается в свете солнечных лучей.
— Дракончиков завести, конечно же! — изумился Гай. — Ты же родишь мне дракончиков? Лучше девочку… и потом еще девочку… двух… или трех… и мальчика. Я с ними играть буду.
— Гай, а ты вообще-то догадываешься — откуда дракончики берутся?
Дракон покивал радостно.
— Из мамы!
— А как они в маму попадают — тоже знаешь?
Гай задумался.
Мне попался ущербный дракон. Это факт. Еще и браслет этот… кстати — я ж его так и не рассмотрела в подробностях. Что тут у нас? Веточки-листочки изумрудные. Искусная работа, мне такое никогда даже в интернете не попадалось. И цветы, рубинами крохотными выложены — как живые, право слово. Россыпь вовсе уж мелких бриллиантов — будто напыление. Или изморозь, или росинки на золоте и камнях. Красота неописуемая.
— Гай, это обручальные браслеты? — задумчиво спросила я, изучая хитрый замочек. Одной рукой не расстегнуть.
— Нет, они…. ОЙ-Й-Й…. только не дерись, Сашка! Ай! Хвост…. Больно же! Саш, мне просто ту рукопись прочитать захотелось! Са-аша-а! Рисунки там…. А ты вредная! Я же не виноват, что они на эльфийском написаны, да еще такими мелкими буковками. Я же дракон, а не… ой!
Я пнула его еще раз и плюхнулась на услужливо подставленный хвост. Что с ребенка возьмешь.
— А скажи-ка ты мне, дите…. Как ты разговариваешь-то? — внезапно озадачилась я. — Насколько я знаю — вы в истинном обличье говорить можете только телепатически.
— А я не знаю! — радостно заявило дите. — Я когда один остался — вообще говорить не умел. Потом как-то научился. Просто сидел — сидел, скучал. Тут еще кто-то у меня гранит воровать начал. Вот я и рассердился. Да так, что заругался вслух. Вот и… теперь разговариваю. А полетели, посмотрим — что за той осыпью было? Са-аш!
Я только вздохнула.
Что сказать — мы вновь прилетели в то ущелье. Полюбовались на застывшее пламя. Даже пальчиками-коготками поковыряли. Горячий лед — он и есть горячий лед. Абсурд, конечно, да куда ж деваться-то…. А потом обернулись к стене.
— А-а-а-а! Сашка, это же он! Сашка, мы богаты! Мы самые богатые драконы в Огненных горах!
Я даже подпрыгнула от этого вопля-рыка. Пригляделась. Сквозь пыль тысячелетий просвечивало что-то грязновато-розовато-бежевого цвета.
— Гранит! Настоящий розовый гранит! А-а-а-а!
Он еще долго скакал возле стены, то припадая к ней всем своим пузом, силясь обхватить лапами — а они не так уж и малы. То отскакивая до противоположной стены ущелья — чтобы издали насладиться видом. Еще и подпрыгивал метра на полтора вверх — как котенок, решивший поиграть с клубком ниток.
Я сидела все на том же камушке, который сейчас слегка приостыл, и хохотала над ужимками ребенка величиной с дом.
Потом мне надоело. Да и жрать захотелось не по-детски.
— Гай, малыш, а давай, ты уже закончишь с любованием, и полетели, — покричала я дракону. — Есть хочется!
— А?! — обернулся ко мне Гай, одной лапой держась за особо выпирающий кусок стены. — Что ты сказала?
— Я говорю — пометь его, этот гранит, и полетели. Ребята нас потеряли уже.
— Ага. Сейчас. Пометить…
Тут он сел на хвост и принялся яростно скрести макушку — скрежет послышался жуткий.
— Саш, — вкрадчиво вопросило дите долгие пять минут спустя. — Саш, а пометить — это как?
Хоспидя! И этот дракон набивался ко мне в мужья! Не, господа местные покровители, или как вас там — братья Ветры? Так вот — терпеть дракончика я согласна только в роли младшего брата. И никак иначе. Пусть ему Гришенька объясняет, откуда дети берутся. Мне хватило этой радости, когда наша сестричка задумалась — где взять себе маленькую девочку, чтобы в колясочке возить и молочком из бутылочки кормить.
— Слушай, кто из нас дракон и хозяин бани и огорода? — спросила, совершенно не надеясь на ответ. — Ты же как-то границы своих владений помечаешь?
Гай снова полез в макушку. Пришлось кинуть в него камушком. Тот тоже оказался кусочком розового гранита.
— А я не помечаю. Все и так знают, что оттуда и дотуда — мои владения. Там еще пра-прадед установил такие…. Ну…. И все. Никто не лезет.
— Вот и ты — установи свой знак рода, или что тут у вас. Гай, честно говоря, мне все равно, что ты сделаешь, хоть лапу на эту стену задери и сбрызни. Только давай быстрее, а то я тебя съем. И не мотыляйся тут, как цветок в проруби. Голова кружиться начинает.
До дракона доходило медленно. Но дошло.
— Сашка! Вот какая ты, Сашища, вредная! — забурчал он, опуская задранную было лапу. — Кто ж так делает? Надо же не так! Надо же кровью и Словом! Это же сокровище! Мое…
Тут он скосил глаз на меня, подумал секунду.
— Наше сокровище. Ты же мне помогла его найти. Значит, наше общее сокровище. Дай лапку.
Ох, прародители драконьи, и почто у вас потомок таким недалеким получился! Он мне кровь пустить решил. Проколол когтем ладошку, дождался, пока наберется небольшая лужица. Проделал то же с собственной лапой. И не придумал ничего лучшего, чем слить свою кровь в мою ладонь.
— Надо бы чашу, а ее нет, — сказал, закончив бормотать что-то на рычаще-шипящем языке. — Иди.
— Куда?
— Ой, Сашка, какая же ты! К стене иди. Кровь на нее выплесни!
И столько превосходства в голосе. У-у, ящерица недобитая!
Пошла — куда ж деваться-то! Выплеснула кровь на гранит, еще и отпечаток кровавый оставила, представляя, что это я дракона по морде, по морде….
Вернулась.
— Что — ритуал обретения Сокровища завершен? — спросила, оглядываясь в поисках какого-нибудь лопуха — руку вытереть.
Гай думал не долго. Сгреб мою руку и слизнул остатки длинным языком.
Наверное, сказалась усталость и общее офигение от событий. Ничем другим я это объяснить не могу. Потому что, когда он подсунул мне под нос свою лапу с капелькой крови, я….
Тоже ее слизнула.
Грянул гром.
Очнулась я, сидя верхом на шее Гая. В небе. А внизу снова гудело, стонало, рычало, шипело и трещало.
— «А у тебя огонь настоящий, — как-то обиженно прогрохотал в моей голове глас драконий. — Ты уже совершеннолетняя, да? Совсем-совсем?»
— «И даже совершенно осенняя, зимняя и весенняя. А теперь быстро расскажи — куда мы вляпались».
— «В братство, — грустно ответила мне личная шизофрения. — Теперь мы с тобой брат и сестра. Ты — старшая. Ты теперь будешь меня любить? А свиток тот прочтешь? Саша-а!»
Возмущаться я не стала, понимая, что все равно из этого ничего не выйдет. Только вздохнула и похлопала «братца» по шее. Прилетим на место — разберемся. Должно же этому какое-то объяснение найтись. У нас целых два Бога имеются. Если не расколется Сивер — можно Стрега попытать. Я с ним дольше знакома.
— «Саш, ты это…. Не подумай чего. Браслет — он и в самом деле не брачный. Я его у отца из сокровищницы увел…. То есть, спер…. То есть…. Ему он вовсе даже не нужен, а я хотел тебе подарок…. Вот…. Не сердишься?»
Я только вздохнула. Браслет и в самом деле был красив.
— «Постой, а как же твой браслет? — встрепенулась я, припомнив подобное украшение на могучей лапе.
— «Это иллюзия! — гордо сообщили мне. — А то бы ты не поверила! Драконы в брак не вступают, вообще-то. Мы все по одиночке живем. Сначала с мамой, пока все зубы не вырастут и крылья не раскроются. Потом если девочка — она так с мамой и остается. А мальчика отец забирает. А как на крыло встал — все. Можешь лететь куда хочешь. Сокровищницу собирать, жилье обустраивать. Мне еще повезло — пра-прадед свою пещеру отдал. Сам-то он уже того…. Развоплотился. Он совсем древний был. Еще до Великого Разделения жил. Вот и…. свитки мне передал. Сказал, мол, дождись того, кто их прочесть сможет. Я дождался. Теперь ты — Хранительница знаний. Раз мы с тобой побратались… посестрились…. Саш, а как правильно?»
Я мысленно показала ему язык.
— «Ладно, раз мы теперь с тобой родственники — то и разговаривать мысленно можем, и еще много чего интересного тоже можем. Повеселимся, сестренка? А потом я тебя за кого-нибудь замуж отдам, и ты мне племянников срОдишь. Ведь срОдишь, да? Я с ними играть буду, летать научу, баранов ловить….Сашка, ну чего ты молчишь?»
А я только и могла, что жмуриться от ветра в лицо. Нет, сказать-то у меня было — что. И я еще выскажусь. Дайте до пещеры добраться. Раз уж я сестра теперь еще и дракону — жить мне будет весело. А он пусть потом не жалуется.
Генри.
— Надо же — вы оба живы, — хмыкнул Григорий, когда на землю перед входом в пещеру опустился дракон с Сашей на шее. — И как оно? Любовь случилась? Нам стоит готовиться к рождению дракончиков?
Саша не ответила. Сползла на землю, подошла к брату и ткнулась лбом ему в плечо.
— Саш?!
— Какая любовь, Гриш! — выдохнула она. — Я младенцев не соблазняю.
— А? Ага…. А браслет — брачный?
— У драконов браки не заключают. Это подарок. Который мой… наш…. Наш чешуйчатый брат спионерил из сокровищницы собственного родителя.
— Смысл врать? — изумилась Аленка. Она только что вышла из пещеры, неся большое блюдо с шашлыком. Следом вынырнул Сельвиль. Ему наша повариха доверила чашку с салатом из свежей зелени и овощей.
— Я это…. Хотел, чтоб Саша свиток мне прочла, — на всякий случай отодвигаясь подальше, поковырял землю коготком Гай. — Вот и…. Это иллюзия была…. А она все равно отказывается!
— Отказываюсь, — вздохнула Саша, мимоходом утаскивая шампур. — Потому что во-первых, ты несовершеннолетний, как мы буквально полдня назад выяснили. Во-вторых — вот тебе три половозрелых, здоровых, и я не побоюсь этого слова, умных мужчины. К тому же двое из них тебе теперь тоже вроде как братья. Их и пытай. Гриш, ты же как-то объяснялся с нашим малым, когда он тебя про детей спрашивал? Откуда берутся, как туда попадают, и почему для этого мама должна обязательно с папой спать, а не с ним. Было такое?
Григорий кивнул.
— Это я уже понял, — медленно протянул он. — Разберемся. Не понял — почему мы теперь братья?
Саша только промычала что-то и кивнула в сторону дракона. Мол, все вопросы к нему.
— А потому что я обряд провел! — радостно заявил Гай, старательно принюхиваясь к шашлыку. — Мы целую стену розового гранита нашли. Пометили, что это теперь все наше. И кровью обменялись. А я Слово сказал. И теперь Саша тоже дракон.
Я сел прямо там, где стоял. В траву под ногами. Сельвиль молча потянул из ножен кинжал. Аленка застыла с поднятой для шага ногой и прижатой к груди булкой хлеба. Один Гришка не растерялся.
— Нагнись, — велел дракону.
— А?
— Нагнись!
Тот нагнулся, и тогда Гриша от всей души врезал ему по морде.
— Уй-юй! За что?!
— На правах старшего брата, — спокойно сообщил Григорий, потирая ушибленную руку. — Чтобы запомнил — нельзя пугать родичей глупыми выходками. А если б с Сашей что-нибудь случилось при этот твоем… Ты подумал?
Гай ответить не успел.
— А что это вы тут делаете? — весело спросил лорд Стрегойский, выходя из телепорта.
— Шашлык едим, — буркнула, успевшая прожевать, Саша. — Присаживайся, Юр.
— Нет, вы только поглядите на нее! — воздел руки к небесам лорд Юрлоу. — Сидит, шашлык трескает… дай, кстати, помидорку… И в ус не дует!
— Усов у меня нет, — меланхолично отозвалась сестрица, стягивая зубами кусок шашлыка со шпажки. — А помидорку сам возьми, чай, не у мачехи рос.
Лорд хмыкнул и устроился рядом.
Ужинали молча. Даже говорливый дракоша помалкивал, опасливо кося глазом на лорда Юрлоу. Чуял что-то, видимо. Откровенно говоря, спокойно с пришедшим общалась только Саша. Еще и хмыкала саркастически на осторожные расспросы брата и подруги.
С Аленкой все понятно было: она только хлопала глазками, подкладывала ему кусочки жареного мяса, пододвигала хлеб и подсовывала кружку с отваром.
Григорий на вопросы лорда отвечал настороженно. Пристально на него смотрел, прежде чем открыть рот. Словно бы пытался отыскать второй, а то и третий смысл.
Удивил Сельвиль.
Во-первых, расположился он так, чтобы перекрыть лорду возможность дотянуться до Саши. Во-вторых, кинжал свой положил на виду. Демонстративно. Еще и похлопал по нему рукой, выразительно посмотрев на лорда.
Тот только хмыкнул.
— Дети! — сказал куда-то в сторону. — Дети….
Саша только плечами пожала.
А доужинать нам и не дали. Едва Аленка поднялась, чтобы принести из пещеры что-то еще, как в небе появился дракон.
Да-а…. я думал, что Гай-цгор крупный. Оказывается, он еще и до половины драконьего размера не дорос. Теперь и впрямь стало понятно — он действительно подросток.
— Гай, это еще кто? — мрачно поинтересовалась Саша, мельком взглянув в небо. А я уже в который раз удивился. Она, кажется, совершенно не боялась ни драконов, ни ситуаций, в которые то дело попадала. На моей памяти только замужество вызвало яркий всплеск эмоций. (Поцелуй Энгельберта с туфельками никогда не сотрется из памяти. Особенно выражение его лица).
— Где? Ой. Папа.
— И?
— Ой-й-й-й….
Саша только хмыкнула.
— Знакомиться, что ли, прилетел? — спросил Гриша, ножом подтягивая к себе блюдо с остатками салата. — Влетит тебе сейчас, Гайчик, не по-детски. А ты не балуй!
— И браслеты у родителя не воруй, — вставила Саша. — Только я теперь его не отдам, потому что у него докУментов нету.
— А ну-ка, покажи браслет, — оживился лорд. Саша молча протянула ему руку.
— Саша, а ты за меня заступишься? — жалобно попросил Гай, подсовывая нос под ее ладонь.
— С чего бы?
— Ты же теперь сестра. Старшая. Должна за меня заступаться.
— Кому должна — всем прощаю, — отмахнулась она. — Иди, встречай папу. Пусть уже приземляется…. Генри, а как правильно — приземляется или приэлейнлильняется? Мир — то Элейнлиль, правильно?
Я только глаза закатил. Что за человек?! Тут драконище размером с гору прибыл непонятно с чем, а она новые слова изобретает.
— Не, ну а чо?! Какой мир — такие и слова, — буркнула она. — Юр, ты насмотрелся? Можно мне руку на родину вернуть?
— Насмотрелся. Можно. А скажи-ка мне, милый ребенок, где ты его нашел? — обернулся Юрлоу к дракону.
— Так у папы. В сокровищнице. Давно еще. А чего? Он красивый. Вот — Сестре подарить решил. А то чего она без блестяшек?!
Нет, кажется, я тоже разучился удивляться. Дракон дарит сестре-человеку блестяшку? Нормально. Лорд Юрлоу общается с нашими друзьями и родичами так, будто давно и хорошо знаком? Нормально. Сельвиль…. Ну, Сель охранник, ему так и полагается. Драконы на кружку травяного отвара залетают? Тоже ничего особенного. Еще бы и муж этой самой сестры прибыл, пока ее снова какой-нибудь дракон в свое логово не уволок. Я уже замаялся о ней беспокоиться, если честно.
О, накаркал!
Из очередного портала выскочила повозка, запряженная игреневым коньком, в которой цеплялся за борта кто? — Пра-а-ально. Принц наш Энгельберт. В камуфляже. Волосы так и спутаны в эти странные косички, что ему Сашка наплела. Он что — совсем с расческой не дружит теперь? О, и наш старый знакомый, Сивер, пожаловали….
Что-то я совсем, как сестрица, стал. Даже думаю как она. Осталось еще парочку непонятных выражений научиться вплетать в речь, и все. Кровный родственник.
— Слушай, как ты смотришь на обряд братания, — тихо спросил я у Григория. — Если нас уже и так Саша повязала по всем статьям, так может…
— Аленку не берем, — ответил Григорий, выхватывая из рук девушки чистую кружку. — Айда. Гай, за мной.
— Сель, ты с нами? — спросил я, не надеясь, впрочем, на согласие. Тот отрицательно покачал головой, указав глазами на парящего на фоне вечернего неба огромного ящера. Мол, и рад бы, но служба, сами понимаете….
В общем, пока Саша, лорд Юрлоу и Аленка здоровались с прибывшими, мы смотались за угол. Точнее — в тот красно-оранжевый грот. Собрали в кружку кровь, разбавили вином, добытым мной из пространственного кармана. Распили.
Где-то неподалеку снова громыхнуло. Два раза.
— И вы старшие, — печально укорил нас Гай. — И что ж мне так не везет-то!
— Такая у тебя судьба, брат, — потрепал его по лапе Гриша. — Связался с нашей сестричкой — сам виноват.
И тут нас потребовали к ответу.
Чтобы всем было комфортно общаться со всеми — перебрались на большую посадочную площадку перед пещерой. Эх, как бы объяснить, чтобы самому понять! Пещера Гай-цгора располагается гор довольно высоко — если считать от подножия. Но не настолько, чтобы мы начали задыхаться от нехватки воздуха. Гриша говорит, что такое вполне возможно, если залезть куда-то выше полутора тысяч метров.
Перед входом в пещеру — площадка. Гладкая, серая площадка, на которой вполне может разместиться не самый маленький особняк. А ниже, примерно метрах в пятнадцати, — еще одна площадка, побольше. Вот на нее-то и приэлейнл… тьфу ты! Приземлился отец нашего чешуйчатого брата.
Как раз мордой до нас дотянулся. И не так страшно, и поговорить можно.
Был он невероятного синего цвета. Если точнее — Ящер смотрелся странно — светящийся контур на фоне неба. И глаза как два нереально крупных драгоценных камня, переливающиеся всеми оттенками зелени.
Никогда бы не подумал, что это не созвездие, а вполне реальный разумный ящер.
— Грррщрщерг!
— А че сразу я-то!
Понятно. Там, где мы — пни лесные необразованные, наша сестрица как рыба в воде. Или здесь уместнее было бы сказать — как птичка в небе?
— Саш, ты его понимаешь? — склонился к сестре Григорий. Саша, до этого момента о чем-то тихо переругивающаяся с мужем, обернулась.
— А вы — нет? Странно…. Наверное, это потому что Гай Слово сказал….
— НЕ! — замотал башкой Гай. — Не может быть! Просто ты и раньше меня понимала.
— Не спорьте, — махнул рукой лорд Юрлоу. — Сивер, сделаешь? Или мне озаботиться?
— А то ж! — громыхнул наш бывший попутчик и учитель.
— Он сказал «поехали», и махнул рукой, — хмыкнула Саша. — И что?
— Кто вы, о неведомые, попавшие в Огненные горы путями незнаемыми? — повторно громыхнул дракон.
— Чо та! — вновь сбилась на простонародное наречие сестрица. — Все мы вЕдомые. И в горы вполне себе знаемым путем попали. Точнее- нас в гости ваш сыночка лично украл. Все претензии к нему.
— А вы-то кто будете, уважаемый? — вмешался в беседу Григорий.
— Я Гай-цгоргерцеорг, Повелитель Небес! — горделиво прорычал на низких частотах Повелитель.
Право слово, легче польстить гостю, чем выговорить его имя и не сломать себе язык.
— А по какому случаю в наши широты прибыть изволили? — вступила в беседу Саша.
— Сегодня горы четырежды известили нас о рождении новых Повелителей Небес. Я лично прибыл узнать — кто они, распахнувшие крылья навстречу ветрам!
Саша.
— «Все, Гай, ты труп. Теснинку уже присмотрел под упокоище?»
— «Саш, ты чего? — не понял Гай, вновь подсовывая мне свой нос. При этом хвостом отпихнул в сторону Энгельберта, не дав нам доругаться. — Все же хорошо было».
— «Пока твой папА не заявился. Почему не сказал, что о нашем братании тут же всем драконам станет известно»?
— «Забыл»!
Я только вздохнула. Что с пацана взять. Там забыл, здесь не вспомнил, тут не посчитал нужным предупредить. А расхлебывать опять мне. Еще и Энгель приперся. Простить его, видите ли, требуется, а то у него рука уже скоро отвалится. Болит, жжется, и никак не хочет заживать.
А я ему лекарь?!
— Это вы правильно поступили, — обернулся Стрег к Повелителю Небес. С ума сойти, какие лю…. Драконы в наши пенаты залетели. Реверанс изобразить, что ли? А! Обойдется. И Повелитель, и все прочие.
— У нас вопрос назрел. — продолжил Стрег — Каким образом в вашу сокровищницу попал браслет единения?
У меня тоже вопрос назрел. Единение — что за зверь?
— Какой браслет? — не понял дракон. В самом деле не понял. Потому что выражение морды у него стало на редкость тупое. Конечно, по морде ящера особо ничего не прочтешь, чай, не рукопись эльфийская. Но тут, видно, и в самом деле что-то пошло не так.
— Саша. Руку дай! — скомандовал Юрлоу.
Дала.
Ее тут же подсунули под нос папА.
Дракон долго приглядывался к браслету, подслеповато щуря глаз. Один.
Не была в шкуре дракона, но, думаю, настраивать зрение, чтобы рассмотреть в подробностях нас, букашек, ему сложно. Еще сложнее рассмотреть — что у одной букашки на лапке прицеплено.
— А-а-а! Так вот куда пропала реликвия древнего рода! — прогрохотал дракон, злобно хлестнув по скальному выступу хвостом.
Выступ выстоял. Хвосту, видимо, стало больно, потому что дракон болезненно зашипел.
— Это, конечно, реликвия, — нисколько не устрашился Юрлоу. — Только отнюдь не драконья. Так когда она попала в вашу сокровищницу, уважаемый Гай-цгоргерцеорг?
— Это наша реликвия! — заупрямился еще один Гай, пусть будет Гай-старший, а то я скоро совсем с ними запутаюсь. — Она принадлежала нашей семье с незапамятных времен. С тех самых, когда драконы и эльфы были одним целым. После разрыва связи мой Предок забрал свои сокровища сюда, в Огненные горы. С тех пор браслет переходил по наследству старшему дракону в роду.
— Да не были драконы и эльфы одним целым! — возмущенно подпрыгнул Энгельберт. Он, видимо, временно забыл о своей проблеме и жадно вслушивался в беседу Юра и дракона. — В нашей истории ничего подобного нет! Эльфы были и есть Перворожденными! Нас создали братья Ветры из шепота трав, шелеста листьев, аромата цветов и дыхания звезд. Про драконов в наших легендах нет ни слова! А этот браслет я видел с сокровищнице королевского Дома. Или ему подобный.
— Положим, кто тут первично, а кто вторично-рожденный — еще бабка надвое сказала, — ухмыльнулся Юрлоу. — Браслеты эти всегда были парными. Соединяли избранную пару.
— Надеюсь, не брачную, — выпятила я губу. — Второго мужа я уже не переживу. Вернее — он не переживет того счастья, которое я ему устрою. Ишь, взяли моду — не испросив родительского благословения, замуж хватать. Истинную пару выдумывать. А потом эта пара фрейлин за бочок и в койку!
— Саша! Я же попросил прощения! — возмутился Энгельберт, а меня прямо-таки перекорежило. В груди стало больно, а спина неожиданно зачесалась. Да так, что хоть из шкуры выскакивай. И сознание словно бы раздвоилось. Я была здесь и не здесь одновременно. Чувствовала, как чьи-то лапы прижимают мою извивающуюся тушку к земле, чьи-то руки пытаются придержать голову. Видимо, чтобы не разбила случайно о камни. Где-то на грани восприятия верещит Аленка, рычит Гришенька, с испуганным воплем цепляется за лапу Генри….
Рык двух драконьих глоток. Повелитель рычит гневно и радостно одновременно. Гай — восторженно и зовуще.
Стоп! За какую лапу цепляется Генри? За мою лапу? ЗА МОЮ ЛАПУ?!
— Все, все, дочка, все. Успокойся, — хлопает меня по щеке Сивер. — Все, ты смогла. Соединила несоединимое. Красавица ты моя!
— «Сашка, какая ты-ы! — восторженно верещит в моей голове Гай. — Красивая! Вся такая…. Такая…. Зря я с тобой побратался…. Посестрился…. Эх! А с другой стороны, если б не моя кровь — никогда бы в тебе дракон не проснулся»!
Генри.
Приплыли. Приехали, прискакали, прилетели. Наша сестрица совершенно неожиданно стала драконом. Вот так, просто, ни с того, ни с сего. Раз — и уже дракон. Яркий такой. Как осенняя листва — красно-оранжевый. Причем оранжевого больше.
И что характерно: она спокойна. Словно бы так и должно быть. Сидит себе на задних лапах, когти на передних разглядывает. Вокруг все наши суетятся. Гай-младший перед ней улегся. Снизу вверх смотрит и взгляд у него — чистый восторг. Того и гляди — хвостом мести начнет, как щенок. Сивер и лорд Юрлоу о чем-то переговариваются на непонятном языке. Я такого еще не слышал. Григорий Аленку к боку прижал, тоже что-то быстро-быстро ей объясняет. Она как заведенная, головой кивает, а глаза скоро бОльше лица станут.
Один Энгельберт будто столб — стоит, не шевелится. Сейчас как выдаст что-нибудь!
— Я лучше отрублю себе руку, чем соглашусь признать чудовище своей женой!
Во-о-т! А я что говорил! Выдал-таки!
— Да будет так!
Сивер. Нет…. СИВЕР! Великий Сивер услышал глас неразумного принца. Ох, недаром я подозревал, что не так просто появился на нашем пути этот великан.
Что-то затрещало, хлопнуло, будто взорвался очередной огненный гейзер. Энгельберт истошно закричал и потерял сознание.
Руки остались на месте, а вот обручальные татуировки будто выжигались невидимым пламенем. И нет — кожа рук не становилась просто чистой — на ней оставались тонкие, моментально зажившие шрамы.
Саша.
Вот так живешь себе…. Никого не трогаешь, примус…. Ладно, примуса у меня нет. Зато теперь есть шкурка. Драконья. И сознание двоится — будто меня теперь две. Будто где-то внутри меня есть еще одно «Я». И это «Я» вертится и скребется, не давая сосредоточиться. И что бы это значило? Кто у нас спец по драконьей сущности?
— «Гай, а полетели прогуляемся» — скомандовала я брату-дракону. Гай возражать не стал. Медленно-медленно поднял и опустил крылья, демонстрируя — как надо. И взлетел. Я рванулась следом. Кувыркнулась пару раз, привыкая. Но ничего, справилась как-то. Крылья расправились, подняли мое новое тело в воздух. Гай заверещал радостно — у меня даже мозг зачесался — верещал-то он в моей голове. Пришлось прикрикнуть.
— «Не верещи! Давай, полетели. Да хоть к нашему розовому граниту. Кстати — чем он так ценен? Чего ты за ним гоняешься?»
— «Он красивый, — ответил Гай, разворачиваясь. — И дорогой. Мы можем часть сменять…. На что-нибудь. Тебе же нравятся блестяшки?»
— «Гранит используют твои соплеменники?»
— «Пещеры украшают. Когда готовятся к продолжению рода. В розовом граните есть что-то, что помогает новорожденным дракончикам раскрыть магические силы. Ну и потом»….
Пещерку, что ли, себе в своей половине гранита выкопать? Может, хоть с магией разберусь. А то никак не могу понять — почему у меня то густо, то пусто….
— «Саш…. А тебе этого, который там…. Не жалко?»
С трудом сообразила, что он об Энгельберте.
— «Гай…. Не лезь ты в это, — вздохнула я. — Тут и сам великий дядька ваших Покровителей ногу сломит. Я до сих пор не поняла — что из чего вытекло. Лучше скажи — как мне назад-то перекинуться?»
Мы как раз добрались до ущелья. Приземлились, и уселись рядышком на этом самом граните.
Гай снова принялся скрести чешую на затылке. А вот интересно, драконы здесь — все такие? Яркие, блестящие в солнечных лучах…. И гребней у них нет. Чешуя гладкая, плотно прилегающая к коже. Есть же у них… у нас… кожа? Гай ярко-красный, его отец — синий. У меня вообще какой-то нереальный окрас. Красно-оранжевый. Этакий мандаринчик. А размером я все же мельче «братца»….
— А я и не знаю, как тебе назад, — вслух сказал Гай. — Мы же не обращаемся. Мы же всегда драконами живем.
Мы помолчали, наблюдая, как в небе зажигаются первые звезды. Да, ночь уже наступила. Теплая южная ночь. Которую освещали три природных факела.
— Гай, ты что — Гришку с Генри тоже в свою веру обратил? — спросила я, рассматривая яркие огненные столбы. Пламя вело себя как обычный гейзер: то взвивалось в небеса, то опадало. Не менялся лишь столб ледяного пламени.
— Оно изменится, когда я совершу что-то важное, — вздохнул Гай, проследив за моим взглядом. — Пока я еще ничего не сделал. Вот, разве что гранит нашел.
— А чего бы ты хотел? — отстраненно спросила я. Мне жутко хотелось вернуться в свое собственное тело. Нет, быть драконом, наверное, здорово. Летать можно…. Сколько себя помню — всегда хотела летать. С самого детства. Всегда жалела о двух вещах — что человек не умеет летать, и что на Земле никто не обладает способностью к нуль-переходу. На Земле это из области ненаучной фантастики. А как было бы здорово перемещаться из одной точки в другую мгновенно. Иной раз дня не хватало, чтобы выловить всех участников мероприятия. Телефон, конечно, дело хорошее, но ведь не каждого человека можно уговорить по телефону. Кому-то надо глаза в глаза — или с глазу на глаз.
— Я хотел бы сам все свитки прочитать, — так же отстраненно сообщил мне Гай. — Знаешь, как интересно! Прадед, конечно, много чего рассказывал, да ведь и он сам не все читал. И память уже подводить стала. Даже путался в своих рассказах.
— Это как?
— Да так. Сегодня, к примеру, говорил, что эльфы — это драконы наоборот. А завтра — что эльфы драконами никогда не были. Только наездниками. Я уже и не знаю, чему из его рассказов верить. А так…. Стал бы как ты, все свитки прочел.
— Так за чем дело встало, — все так же отстраненно сказала я. — Найди в себе эльфа и обращайся.
— Пример покажи, — буркнул невесть, на что обидевшийся дракон. — Сама сидишь тут, красивая, голову ломаешь…. Тебе-то проще — ты знаешь, как быть эльфом!
Тут меня торкнуло. Нет, я не эльфийка, конечно, но ведь человек — это звучит гордо! А раз так….
— Я не эльфийка, Гай. Я человек. Из другого мира, между прочим. Давай, вместе попробуем в себе людей отыскать?
— Это как — из другого мира? — не понял Гай, старательно пытаясь что-то во мне разглядеть. Я тоже принялась всматриваться в его глаза — благо, это было не сложно.
В свете природных факелов глаза братца загадочно мерцали. И я в них отражалась. Кр-р-р-расавица, ничего не скажешь. Этакий динозаврик с длинной шеей и крыльями. Странное ощущение в то месте, где растут крылья. Вроде бы чешется, но где-то глубоко внутри. Как-будто они хотят спрятаться. Сложиться в компактное полотнище, упаковаться во внутренний карман, застегнуться на «молнию». А раз так — почему бы им такое не позволить? Особенно, если зуд нестерпим.
— Сашка, а как?! — завопил братец. — Ты как крылья…. Куда?!
— В карман, — буркнула, соображая, что получилось. Зуд утих. Крыльев я больше не ощущала. Так, теперь с остальным. Хвост? Красивый хвост. Рудимент. Из копчика произрастает. А раз так …. Во-о-т…. Шея. Шея даже у жирафа состоит из семи позвонков….
Морочились мы долго. Почти до самого рассвета. Гай, увидев, что крылья и хвост благополучно исчезли, потребовал ему все рассказать.
Я рассказала. И даже показала пару раз, как складываются и раскладываются крылья, как отрастает и отваливается хвост. Заодно и потренировалась. У Гая получилось не сразу — силен был ступор в голове. Мол, он же дракон! А драконы — они….
Но ничего, как-то справился… что-то в себе передвинул, перевернул, уложил….
Восход застал нас в образе человеческом. Мы сидели на самом краю стены из розового гранита и болтали ногами.
Гай оказался и впрямь мальчишкой не старше шестнадцати лет. Не красавец — лицо с грубоватыми чертами, нос с горбинкой, рыжеватые брови широкие, в разлет, волосы темные с красноватым отливом, короткие. Глаза яркие, зеленые, с вертикальным зрачком. Мне смешно даже стало: мальчишка сначала недоверчиво рассматривал себя — абсолютно голого, между прочим. Пришлось делиться — отдала братцу куртку.
— Повяжи вокруг талии — сказала. — А то неприлично.
Гай тут же привязался — почему неприлично. Пришлось послать его…. К братьям. Гай завис на минутку, что-то в голове переводя. Потом кивнул и отвязался. Просто сел рядом, подстелив под себя куртку. И мы принялись смотреть, как из-за горизонта медленно выползает солнце.
А когда солнце выползло наполовину, мы услышали шипение. Обернулись.
— А-а-а! — громким шепотом заверещал Гай. — Я взрослый! Сашка, я теперь тоже взрослый!
Его личный ледяной столб медленно плавился. Шипя и потрескивая, лед осыпался, пламя игривыми язычками вырывалось на волю, переливаясь всеми цветами радуги. В конце концов, оно вырвалось, взлетело вверх и рассыпалось фейерверком.
А за нашими спинами объявилась вся честная компания.
Генри
— …это как учиться водить машину, — услышали мы голос Сашки. — Чтобы не заглядывать каждый раз на педали, не искать рычаг и не отвлекаться от трассы. Для этого нужно выехать в поле и гонять там до тех пор, пока не доведешь эти навыки до автоматизма.
— Ничего не понял, — ответил ей Гай. — Машина — она кто?
— Машина — это такая… м-м-м… повозка. Да, повозка. Только без коней. Самоходная такая….
Сашка сидела на самом краю пропасти, свесив вниз ноги, и болтала со странным голым мальчишкой. Почему странным? — да потому что ему неоткуда в горах взяться. Совершенно неоткуда. Какие могут быть мальчишки в горах, где кроме горных коз да баранов никого нет.
Хоть бы в шкурку его замотала, что ли. Сама-то, как была в камуфляже своем, так и сидит. Волосы расчесывает. Надо же — а они уже ниже лопаток у нее. Волнистые, струятся по ветру, в солнечных лучах золотятся. Красивая все же у нас сестрица выросла.
— А эта твоя машина — она как двигаться может? На магии?
Голос мальчишки похож на голос нашего брата-дракона. Это Гай?! Но как?! Хотя….
— Гай? — протянул руку мальчишке я.
— Генри? — отзеркалил он, вскакивая и пожимая мне ладонь. Я зашипел — силенка-то у него не детская. — Извини, не рассчитал….
— Наконец-то, — ворчливо сказала сестрица, отползая от края пропасти и поднимаясь на ноги. — Найдите нашему братцу какую-нибудь одежду.
— Гай?! — влез в разговор Сельвиль. — Это ты?!
— Ага. Я научился быть человеком, — радостно оскалился мальчишка. — Здорово, правда?
— До человека тебе еще как до Луны пешком, — сообщил братцу Гриша, хлопнув мальчишку по голому плечу. — А что — пацан вроде неплохой получился. Идем, поищем тебе штаны и рубаху. Негоже перед девушками достоинством трясти.
Гай на секунду замер, видимо, пытаясь уложить в голове какие-то новые сведения.
— А достоинство — оно что? — спросил, отмерев. Гришка только картинно приложил руку ко лбу.
— Идем, мой юный друг! Я тебя просвещать буду!
— Не надо меня просви… свища… просвечивать меня не надо! Саша-а!
— Иди-иди, — отмахнулась сестрица. — Ничего с тобой страшного не случится. Гриша тебя с реалиями человеческой жизни ознакомит….
— Саша-а-а-а!
Мы смотрели, как Гриша, не особо напрягаясь, утаскивает Гая за камушки, по дороге что-то внушая дракону.
— Не было у бабы заботы — купила «Жигули» — непонятно сообщила сестрица и объяснила:
— Дернул же меня кто-то научить дракона быть человеком.
И не спрашивай, как мне это удалось. Все равно не скажу, потому что и сама до сих пор не поняла. Да мне машину водить научиться было проще. Она хотя бы вопросов не задает…. А где наши старшие товарищи?
Я только плечами пожал.
Когда Саша и Гай от нас улетели, а Энгельберт пришел в себя, началось форменное безобразие. Принц орал, ругался матом, кидался с кулаками на лорда Юрлоу, плевался ядом и требовал немедленно вернуть ему обожаемую супругу. Дескать, он не то имел ввиду, драконы — чудо, о котором он грезил всю сознательную жизнь, даже собирался посвятить ее поискам волшебных созданий. А браслет он в сокровищнице видел. Точно такой же, как у его обожаемой Сашеньки.
Потом впал в мрачную задумчивость и принялся бродить по площадке перед пещерой, пиная камушки. Потом отыскал среди них что-то, и принялся рыть землю.
— Короче, лорд Юрлоу о чем-то долго беседовал со старшим драконом, — сообщил Сельвиль. — О чем — мы не слышали. Только Гай-цгоргерцеорг куда-то улетел. Ваш супруг, леди Александра, снова попробовал устроить скандал, после чего лорд Сивер сплюнул, и сказал, что такой муж его дочке ни в одном месте не приболел. Лорд Юрлоу принялся объяснять, что вас соединила магия, и надо пойти, проверить того умника, который решил позабавиться, направив магические потоки принца куда-то не туда. Мол, поэтому у принца истерика сменяется… чем-то сменяется. Простите, леди, я таких слов не знаю…. И потоки…. Нам про них тоже ничего не объяснили. Сгребли принца под ручки и куда-то собрались. А нас сюда отправили. Дескать, фон возле пещеры должен очиститься, а то слишком много эманаций выплеснулось. Леди Александра, так лорд Сивер ваш отец?
Саша, до этого момента внимательно нас слушавшая, внезапно застонала и хлопнула себя по лицу, с чувством выдав настолько неприличную тираду, что покраснели даже горы. То есть, они и до того в лучах восходящего солнца были красными, а тут и вовсе багряными сделались.
Саша
Прогулки по свежему воздуху весьма полезны для здоровья. Особенно психического. Идешь себе, неторопливо переставляя ноги и любуясь окрестностями. Примечаешь — где птички в кустах чирикают, где зайцы-кролики скачут, где барашки и козочки травку щипать изволят. Красота!
Мы тоже шли. Вернее — брели, спотыкаясь о камни, переползая через валуны, перепрыгивая через узкие канавки и расщелины. А то ж! Ходить по горам надо уметь, а среди нас умельцев отродясь не водилось. Не бывали мы в горах. Не довелось как-то. Один Гай, да и тот все больше на крылышках.
Сейчас он усиленно привыкал быть человеком — ни за какие пряники не желал обращаться в дракона. Парни нарядили его в человеческую одежду: штаны, рубашка, башмаки. Даже бандану изобрели креативные изверги. Читай — стащили у Аленки любимый шейный платок и повязали нашему братцу на голову. Гай скулил, жалуясь, что хотел комбез как у меня: пятнистый, а ему дали что-то грязно-коричневое и серое. Пришлось прикрикнуть. То есть, пообещать, как только — так сразу изобрести подходящее одеяние.
— Ты ж пойми, Гай, что твое одеяние может на клочки разлететься при обороте, — увещевал мальчишку Генри. — Мы же не знаем — как это будет. Вот доберемся до дому, отправим девочек отдыхать…. Поэкспериментируем.
— Но Сашка же одежду не потеряла, — бурчал Гай. — Почему я так не могу?
— Наверное, можешь, — успокаивал его Гриша. — Но рисковать напрасно не будем.
— Тропинка, — сказала Аленка, все это время мужественно молчавшая. — А кто в горах по тропинкам ходит?
Мы остановились в начале извилистой узкой тропки. И в самом деле — кто в диких горах по тропинкам ходит? Разве что дикие горные козы да барашки. Может быть, барсы какие-нибудь снежные.
— Нет, барсы здесь не водятся, — со знанием дела заявил Гай, рассмотрев тропинку. — Они эту, как ее…. Конкуренцию не выдерживают. Может быть, дальше к югу, где драконы не водятся….
Аленка когда-то мечтала, что вот пойдет она в горы, попадется ей оборотень — барс, и будет у нее любовь до гроба. Гришка, уже в те давние времена ревновавший подружку ко всем столбам, фыркал, что она снимет с бедного мужика его роскошную шубу, потому что коты — они и в горах коты. Гуляют сами по себе, семью не заводят, котят не воспитывают. А Аленка такого долго терпеть не станет.
Аленка фыркала и задирала губу.
Она и сейчас фыркала, только уже на меня.
Мое обращение в громадную чешуйчатую зверюгу с крыльями подружка пережила молча. Потому что ругаться матом считала ниже собственного достоинства, а как по-другому выразить захлестнувшие эмоции — не знала.
— Лучше бы ты в кошку превратилась, — хмуро сообщила она, когда мы ненадолго отстали от своих рыцарей. — Ее хотя бы потискать можно. Помурзать. Погладить. За хвост подергать. На худой конец, лапы отдавить. А что с драконом делать? Даже до усов не дотянешься. Эх, ты.
— Зато я летать умею, — мечтательно прищурилась я. — Хочешь — покатаю.
— Я высоты боюсь, — хмуро сообщили мне.
Я присела на подходящий валун — солнце уже высоко взошло, камни были теплые, уютные. Впрочем, горы-то огненные, камни практически никогда не остывали. Хорошо….
Аленка пристроилась рядом, глядя вслед нашим мужикам, уходящим от нас все дальше. Интересно, когда они заметят, что мы отстали?
— Насколько мне помнится, кто-то по крышам сараев, как по проспекту, гулял, — напомнила я подружке. — И даже котиков спасать лазил. На верхушку старого тополя, между прочим. И даже без лестницы.
— Так то в детстве, — отмахнулась Аленка. — Ты, между прочим, от меня не отставала. И вообще — я просто лазила, а ты еще и прыгала. С зонтиком. С крыши сенника. Хорошо, хоть в стог сена. И вил там не было. И папа твой до сих пор о твоем подвиге не знает. А мне так трудно было не проболтаться, почему у тебя все ноги ободранные, и коленки сбитые. Я даже Гришеньке ничего не рассказала!
— Так это когда было-то! — отмахнулась я. Не спорить же, если и в самом деле прыгала.
— Но ведь было!
— А кто осенью по крыше ДК гулял без страховки? — напомнила я вредной подружке о ее героическом прошлом.
Аленка потупилась.
— Должна же я была проверить, куда рейка провалилась, — буркнула она, отворачиваясь.
Да, дело о пропавшей рейке осталось нераскрытым до сих пор.
Случилось это поздней осенью, когда зима еще не началась, а ледяные дожди уже медленно превращались в мокрый снег.
Наш дом культуры был построен в конце семидесятых годов прошлого столетия. Проект здания типовой. Южный вариант, с толстыми стенами и без крыши. То есть, крыша-то была…. Но такая…. Бетонные перекрытия, застеленные рубероидом и залитые битумом. Возможно, для южных широт, где нет перепадов температур, это и приемлемо. Мы, вроде как, тоже на юге жили. Вот только это был Юг Западной Сибири, со всеми вытекающими.
И протекающими.
Впрочем, не в этом суть.
Суть в другом.
Танцкласс, в котором Аленка занималась со своими подопечными, располагается на втором этаже. И однажды, после сильных дождей, из одного потолочного светильника внезапно хлынула вода. Естественно, проводку замкнуло. Пожара не случилось, зато света не стало.
Поскольку репетицию без музыки не проведешь, Аленка насела на нашего директора. Тот схватился за голову и помчался к завотделом культуры. Та развела руками. Мол, вы же понимаете — конец года, денег нет, вы уж как-то сами, чай, не дураки.
Тогда Аленка разрыдалась на плече у Гришеньки. Тот отловил среди моря своих друзей-приятелей-простознакомых электрика с допуском.
Потолочные светильники убрали, проводку в танцклассе заменили — тут уж родители детишек подсуетились. Кто-то кому-то чего-то был должен…. Блат все же великая сила….
Освещение наладили, старую проводку удалили от греха.
А дыры остались.
Некрасивошно.
Завотделом, пришедшая взглянуть на новые настенные светильники, поцокала языком и приказала дыры заделать и потолок побелить.
А денег нет…. Но мы ж умные, мы ж в академиях как раз этому и учились — дыры в потолке бетонировать. Или их шпаклевать надо было? А побелка потолков — это и вовсе наше хобби. Хлебом не корми — дай потолок побелить. Прямо вот так, не снимая туфелек на шпильках, мы их и белим по три раза на день, да….
Уж не знаю, какая вода теплая стукнула Аленке в голову, но вздумалось ей проверить толщину плиты перекрытия.
Взгромоздилась на стремянку, прихватив с собой метровую рейку, и принялась ширять ею в ту дыру.
Рейка, со второго раза уразумев, что сопротивляться бесполезно, мгновенно исчезла в дыре и даже хвостика не оставила.
Изумленная подобным коварством, Аленка спустилась на пол, нервно вырвала у меня бокал с горячим кофе, выхлебала его в два глотка, и понеслась на улицу — смотреть, куда делась предательница.
Я подругу в трудное время не бросила. Интересно же!
С земли мы ничего не увидели.
Тогда эта ду…. умная на всю голову девица полезла по пожарной лестнице на крышу.
О, как она кричала! Как кричала!
Надрывно, уливаясь слезами и заламывая руки. Тыкая мыском сапожка в то место, где по ее мнению, должна была находиться рейка.
На шум принесся директор, прискакал Гришенька, и даже наш завхоз Славик выполз из своей кондейки, где изволил дремать после обеда.
Девицу с крыши сняли, слезы ей вытерли, меня обругали. Мол, куда ты смотрела, как ты могла, и все в таком духе.
Гришка даже не поленился сгонять в магазин за любимым Аленкиным десертом, лишь бы она отвязалась от пропавшей рейки. И директор даже загнал на стремянку Славика, под страхом отобрания похмельных ста граммов заставив его замазать эти проклятые дырки в потолке.
А рейку мы так и не нашли, хотя обыскали всю прилегающую к ДК территорию….
— Так в каком месте ты высоты боишься? — коварно ткнув подруженьку носом в этот подвиг, поинтересовалась я. Аленка надулась.
И тут над нами синей тучкой завис Гай-цгоргерцеорг. Примерился, ухватил обеих пастью и забросил себе на спину.
— Дер-р-р-ржитесь крр-р-репче! — прорычал нам и лег на крыло, разворачиваясь мордой на закат.
— Уж лучше б я дома осталась! — прокричала мне в ухо ничуть не испугавшаяся подружка. — Но ведь вас, дурней неприспособленных, как бросить?! Пропадете!
Я оглянулась. Гай-цгор младший, наплевав на одежду, уже обернулся и теперь летел следом, неся на себе братьев и Сельвиля, который братом пока не стал. Но ведь не бросать же мальчика одного, не так ли?
Где-то очень далеко и высоко в Огненных горах
Старый Ргрыж доживал последнюю тысячу из отведенных ему лет. Вернее, он давно ее дожил, и должен был, как его друг, Хранитель знаний, раствориться в Первородном Пламени. Всем известно, что драконы родились из него миллионы лет назад. До сих пор горы извещают Мир столбом подземного огня, когда на свет появляется новый дракон. Правда, в последнее время это случается все реже и реже.
Да, родились из пламени — в него и уходят, когда наступает их час.
Почему же старый Ргрыж был все еще жив, почему не спешил по Огненной дороге, по пути, предопределенному Покровителями Элейнлиля? А потому что в давние времена дал клятву, что не уйдет на перерождение, до тех пор, пока не встретит того, кому сможет передать свою магическую суть.
А он все не встречается.
Ргрыж уже и ждать устал. И жить устал. И пламя манило его все больше. Но уйти…. Уйти он не мог. Слишком силен был якорь данной клятвы.
Впрочем, Ргрыж относился ко всему философски, предпочитая проводить свои дни на солнечном склоне возле своей пещеры. Старые кости, что тут скажешь. Кровь, опять же, холодная….
Да, Ргрыж уже давно никуда не торопился. И на охоту в последнее время летал все реже. Одной овцы ему хватало надолго. А чистая ледниковая вода была совсем рядом — даже лететь не надо было.
Он лежал на солнышке, свернувшись клубком — старому телу было трудно согреться по весне, хотя земля и была достаточно теплой. Лежал, держа в лапах довольно крупный красно-оранжевый камень. Названия у камня не было. А если и было — Ргрыж уже успел его забыть. Да и зачем дракону название камня, если он и говорить-то мог с трудом. И говорить ему особо было не с кем. Соплеменники редко залетали к нему в гости. Даже этот мальчишка, Гай-цгор, правнук старого друга, в последнее время был занят подготовкой к обретению сущности и крыльев. Драконы, едва родившись, встают на крыло. И юный Гай-цгор не был исключением. Летал он отлично. Но кроме крыльев физических у каждого дракона должны быть крылья Души. Крылья Разума, если хотите, а их еще надо суметь взрастить в себе….
Кроме того, у старого Ргрыжа было еще одно хобби — он слушал горы.
Горы — они ведь живые. Пусть их жизнь и незаметна большинству скороживущих, но она есть. И только такие старики, как он, могут вот так лежать на солнышке, и слушать, как горы вздыхают, покряхтывают и потрескивают. А еще рассказывают истории. Медленно, со скрипом, замирая на долгое время. Жалуются, что в недрах скопилось слишком много огня, что так мало нынче драконов приходит, чтобы получить огненное Посвящение….
Так и проводил свои дни старый дракон. До последнего времени.
В последнее время Ргрыж стал ощущать что-то странное. Горы…. Горы волновались. Да, так будет правильно. Горы волновались. Их волнение проявлялось в участившихся сходах лавин, во внезапно проснувшихся родничках. И это было удивительно — родники на высоте тысячи метров. Раньше здесь текла только талая вода из ледников.
Еще и огонь начал вести себя странно. Он вдруг стал разноцветным — будто примерял праздничный наряд.
Даже огненные гейзеры изменили поведение. Они начали петь. Правда, их песню слышал он один, старый дракон, проживший невозможно долгую жизнь. И бОльшую ее часть дракон сожалел только об одном: нет у него возможности услышать, как поет его друг, погибший когда-то от рук врагов. А он, Ргрыж, в то время был далеко, не успел на зов, не помог, не спас.
Теперь он наслаждался песней Огненных гор, слыша в ней голос друга. Наслаждался, и мысленно обещал ему, что вот-вот, уже совсем скоро, еще несколько дней, может быть, недель, и они встретятся. В том месте, откуда берут начало реки Жизни….
Он давно уже не рассказывал свою историю молодым соплеменникам. Уж так случилось, что и большинство его ровесников погибло в те Забытые Времена. Да, они стали забытыми, ибо с уходом свидетелей история становится сказкой, мифом, легендой. А единственный свидетель, все еще живущий, объявляется выжившим из ума стариком….
…А песня была какой-то странной. Ргрыж даже глаза открыл, старательно прислушиваясь к словам. Потом сел, отложил в сторону камень, нервно расправил и снова сложил крылья.
Что-то было… неправильно. В песне неправильно.
— А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер…
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал…
Песня была о ветре. Вот только здесь Ветра просто веселыми не были никогда. Они были разными: сердитыми, грозными, заунывными, иссушающими…. А веселыми?
— Спой нам, ветер, про дальние горы,
Про глубокие тайны морей,
Про синие просторы, про птичьи разговоры,
Про смелых и больших …*
Тут песня прервалась, и чей-то молодой звонкий голос спросил:
— Сашка, а как бы сюда привязать дракона?
Ргрыж взволновался. В его исполнении это выглядело как замедленное перекладывание хвоста с одного места на другое, потому что в ответ прозвучал другой голос.
Тоже молодой, правда, не такой звонкий. Более низкий, грудной, мелодичный, он напомнил Ргрыжу голоса эльфов.
— Аленка, драконов нельзя привязывать. Они дети Стихий. Попробуй привязать ветер….
— Ой, подумаешь! Не собираюсь я никого привязывать! Во всяком случае, если и хотела бы — то только твоего бестолкового Гришеньку.
— Так кто тебе мешает? Ходите друг вокруг друга, как два… две бестолочи, никак объясниться не можете.
— Он бабник!
— А ты дура с гарбузами. Сколько раз ты Гришку прокатывала? Напомнить?
Ргрыж удивился. У гор появились женские голоса? Но ведь такого быть не может. Не может быть, чтобы в Огненные горы каким-то образом попали двуногие. Ни гномы, ни эльфы, ни тем более люди не стремятся сюда, зная, что здесь есть они, могучие и страшные драконы. Или не знают? Впрочем, не важно. Не торопятся сюда двуногие. Да и что им тут делать — гейзеры пройти не дадут.
— Ой-ой! Можно подумать! — вновь услышал дракон звонкий голосок. — Когда это я его прокатывала?!!
— Дай припомнить, — насмешливо заявил другой голос. — В детском саду, когда он для тебя конфетку принес. А ты конфету стрескала…. Даже мне лизнуть не дала…. И Гришку так и не поцеловала. А ведь обещала…. В школе сколько раз он за тебя задачки по физике решал? А контрольные по математике? Он же специально на твой вариант пересаживался, чтобы Аленушка ненаглядная пару не схлопотала.
— Па-ду-ма-ешь!
— Ага. Да ничего не скажешь. Ладно, Аленка, с Гришкой вы сами разбирайтесь. Ты только учти, что братцы мои тоже могут в драконов превратиться. Они ж с Гайчиком побратались.
— Кто побр-р-р-р-ратался?
Этот рык Ргрыж узнал. Повелитель Гай-цгоргерцеорг. Раньше его должность называлась «Ведущий Крыла». Эх, как же красиво они летали — крыло к крылу, выстроившись широким клином, закрывая собой небеса…. Теперь Крыльев нет.
Так, а что тут делает Гай-цгоргерцеорг?
И тут Завеса, которую ставил Ргрыж от всяких непрошенных гостей тоненько дзинькнув, растаяла, явив дракону синего собрата, уже угнездившегося между двух громадных валунов. Он держал в передних лапах двух крошечных — по меркам драконов — человек. Более того — люди были женского пола.
Ргрыж принюхался. Чихнул. Потер лапой нос. Снова принюхался.
И расчихался так, что тоненькие струйки пламени вырвались из его ноздрей и подпалили куртинку сухой травы.
— Вот тебе живой пример, — сообщила одна. — От тебя даже у старого человека аллегрия.
— Нашла человека! — тут же расфыркалась другая. — Сашка! Не хочу тебя огорчать, но это дракон. Еще один дракон!
— Я не понял, — снова зарычал Гай-цгоргерцеорг. — Кто с кем побратался?
— Ой, да не волнуйтесь вы так, — покровительственно похлопала синего по носу крошечная девица с огромными голубыми глазами. — Подумаешь — ваш сын побратался с моими друзьями. Теперь у вас есть еще два сына и дочь. Вот она. Сашка. Александра Первая, тире…. Саш, как теперь тебя по мужу величают?
— Нет у меня мужа, — отмахнулась вторая, подходя ближе к Ргрыжу. — Был — да весь вышел. День добрый, уважаемый, меня зовут Александра. Можно — Саша. А это моя подруга, почти сестра, Алена Владимировна. Можно — Аленка. Она маленькая еще, глупенькая….
— Куда вышел? — отдернул ее от Ргрыжа Гай-цгор старший. — Так это ваше пламя там, в ущелье, вспыхнуло?
— Ой, папА, какие мелочи! Наше пламя — не наше пламя…. Другое дело, что Гайчик с сегодняшнего дня тоже вроде как совершеннолетний. Если я все правильно поняла — Гай научился обращаться, и теперь его пламя из ледяного стало вполне обычным. Красным.
В горах внезапно стало тихо. Или это у драконов уши заложило от невероятного известия?
— Ш-ш-ш-што ты с-с-сказала? — прошипел Ргрыж, подслеповато прищурившись. — Кто научился обращаться?
— Гай-цгор младший, — не подумав даже пугаться грозного шипа, ответила та, которую назвали Александрой. — Мы вчера с ним побратались, когда гору розового гранита нашли. Хотели просто метку поставить, а потом нечаянно побратались. Обменялись кровью, и Гай еще какое-то Слово сказал. Теперь у нас есть гора розового гранита. Не подскажете — в ней пещерку выкопать можно? А то нам жить негде….
И тут на посадочную площадку приземлился Гай с седоками на шее.
Приземлился, стряхнул друзей и….
Обернулся.
— Ой, Гайчик, ты опять голый, — всплеснула руками Аленка, и принялась стягивать с себя тунику. — Вот, оденься. Сашка, объясни брату, как одежду восстанавливать.
— Еще б я сама знала, — пробурчала Саша. — Уважаемый, а вы знаете — как сохранять одежду?
Вопрос пропал втуне. Два дракона, уставившись на стоящих перед ними двуногих, синхронно хлопали чешуйчатыми веками и переговаривались мысленно.
— «Ты их видишь? — спрашивал Ргрыж. — Это ты их сюда принес. Где взял?»
— «Их Гай в гости украл, — пояснял Гай — старший. — Он сказал, что ему Саша понравилась, он захотел, чтобы она научила его правильно читать. Или даже стала его личной чтицей. Свитки прадеда прочла. Он ей блестяшку подарил. Из моей сокровищницы стащить ухитрился. Говорят, это браслет Единения».
— «Кто говорит»?
— «Лорд. Сила у него…. Нам и не снилось такое. Сдается мне — не так они просты, эти мальчики — девочки. Ощущается что-то этакое. Точнее сказать не могу».
— «Где тебе! — мысленно отмахнулся Ргрыж от более младшего сородича. — Ты их и не встречал никогда…. Я-то чую, что на ней защита стоит божественная. Уж не богиню ли ты принес в мои владения, Гай-цгоргерцеорг»?
Саша
Жизнь — боль.
В дурдоме.
А я — главная сумасшедшая!
Потому что только в дурдоме можно внезапно стать богиней местного разлива и при этом тебя никто не уважает.
Поймаю Стрега — лично упокою.
И плевать, что он, вроде как, божество. Пусть и древнее.
Потому что я уверена- квест по сопредельному миру подсуропил мне именно он.
А если даже и не он — все равно пострадает. Потому что бесит.
Кого бы не взбесило известие, что отныне я становлюсь ни много ни мало — Хранительницей знаний и Повелительницей драконов?
И не просто драконов — тут разночтений не возникло. Обычными драконами и дальше собирался править мудрый Гай-цгоргерцеорг. Мол, девочка ты хорошая, Сашенька, но молодая, необстрелянная, управлять долгоживущими драконами пока не сможешь. А вот своими братьями, вновь обращенными — управляй. И теми из молодых, которые сумеют — читай, захотят научиться обращаться в человека.
Да, мои братья обратились.
Не обратишься тут, когда наседают два громадных разумных зверя с фанатично горящими глазами. А глазки-то как раз с тебя размером.
Еще и младшенький за спиной канючит:
— Гриш, а Гриш! Обращайся! Это же так просто — р-раз, и ты уже дракон. Вот, смотри, у Сашки же получается. Гриш!
— Отстань, Гай! — рычит Гриша, пытаясь отодрать от себя рассерженную Аленку, которая что-то ему с жаром доказывает.
— Гри-ша! — вопль заблудившегося в пустыне.
И сразу, без передыха:
— Генри, ну, хоть ты-то?! Ты же эльф! Тебе положено в дракона обращаться! Генри, ну, давай, покажи, что ты настоящий!
— Гай! С чего ты взял, что я должен?! — взвыл Генри, старательно прячась за спиной Сельвиля, который с блаженной улыбкой за ними наблюдал. Надеялся, что уж ему-то никаким боком не светит превращение в летающую рептилию.
— Ти-ха! — рявкнул старый дракон, которому надоел гвалт. Откуда-то издалека донесся странный гул — будто с вершины покатилась, набирая силу и скорость, каменная осыпь.
Я с интересом к нему присмотрелась.
То, что дракон стар — видно невооруженным глазом.
Когда-то он был, вероятно, угольно-черным. А сейчас…. Сейчас его уголь будто присыпан пеплом. Разве что изредка мелькнут под слоем пепла отдельные черные чешуйки. Этакий благородный старец, аристократ в …надцатом поколении, много повидавший, много знающий. Особенно — цену себе, и всем, кто его окружает.
Может быть, в моей голове что-то устроено не так, если я вижу за хищным оскалом громадной рептилии иное существо? Кажется, еще немного — и он встряхнется, подернется сизой дымкой, а потом из нее выйдет герой, воспетый в балладах….
— Тихо! — повторил он на бис. Мы смолкли. Аленка испуганно прижалась к плечу Гришки, Генри вцепился в плечи Гая — младшего, а передо мной неожиданно вырос Сельвиль.
— Не бойся! — вновь зарокотал Ргрыж на низких частотах, обращаясь к Сельвилю. — Я не причиню вреда твоей леди.
— Леди Александра под моей охраной, — с достоинством поклонился дракону Сельвиль.
— Ты эльф, — принюхался к нему Ргрыж. — Кто твои родители, мальчик?
— Мать — простая служанка, а кто отец — неизвестно, — пожал плечами Сель, явно не в силах противиться воле дракона. — Впрочем, меня это никогда особо не волновало. Воспитывал меня дядюшка Джи, отец лорда Генри, за что я безмерно ему благодарен.
— Лорда Генри, говоришь? Это который из них?
Сельвиль указал на Генри, который в это мгновение что-то втолковывал Гаю-младшему.
— Генри, кто твоя мать? — обратился к нему Ргрыж.
— Мать?! Моя мать — жрица Стребога, — удивленно отозвался Генри. — Но какое это имеет значение?
— Так какого… ргры… ты все еще не дракон?! — внезапно рявкнул Ргрыж. — Кровью с Гайцом обменялся? Клятву дал?
— Кровью мы все, кроме Аленки и Сельвиля, обменялись, — отпихивая подружку за спину, хмуро сообщил Гриша. — Клятву, скрепленную кровью, тоже все произнесли. А обернуться…. Нам это еще в голове уложить надо. Двадцать с небольшим лет человеком прожил — и вдруг ни с того, ни с сего бац! И ты уже дракон. Так у нас только Сашка умеет.
— Это ты-то — человек? — прищурил желто-зеленые глаза дракон. — Да в тебе божественной крови половина! Впрочем, как и в сестрице твоей. Леди Александра ведь одной крови с тобой?
— Мы вообще-то, троюродные, — все так же хмуро буркнул Гриша. — Мамки у нас — сестры.
— Мамки, может, и сестры, — согласно прикрыл глаз дракон. — А вот папка…. Единокровные вы — к старой Азгей не ходи. Уж я нюх-то еще не потерял!
Мы переглянулись. Не знаю, о чем в это мгновение думал братишка, а я даже обрадовалась. Спихну на него руководство — и дело с концом.
— Даже и не думай, — тут же зашипел братец. — Это ты у нас великая и могучая драконица. А я человек! Им и останусь!
Ах, так?! Ну, Гришенька! Как пакости строить — так вместе, а как за них ответ держать — так вечно мне приходится. И в детстве так было, и в юности. И даже в другом мире он мне возражать изволит.
— Стоп! Как это — единокровные? — придавил мои планы на месть брат. — У нас отцы разные. Это точно. Правда, потом отец Сашки моим отчимом стал, ну, так это после того, как наши родители погибли. У Саши — мать, у меня отец. Так что не путайте, ваше драконшество.
Ргрыж еще раз внимательно посмотрел на нас, даже принюхался как-то по-особому. Фыркнул клубами дыма, а потом зашелся громовыми раскатами.
Это оне смеяться изволили, да.
— Эх, малец! — просмеявшись, вытер слезищу Ргрыж — Молод ты еще, детеныш совсем. Был бы постарше — знал бы, что иной раз боги и людьми прикидываться умеют, и кем другим — тоже. А уж к понравившейся леди в образе ее мужа подкатить — как нечего делать. Наши Покровители частенько этим грешили, что уж тут далеко ходить. Думаешь, почему род его отца — тут он на Сельвиля когтем указал — до сих пор в эльфийском королевстве власть держит? А потому, что на заре становления эльфийского государства кое-кто из них потоптался. Да, потоптался от души….
Мы притихли, пытаясь уложить в головах новые сведения. Это что же — Сель не просто вояка? Он еще и к правящему роду каким-то боком?
— Па-адумаешь! — выпятила губу Аленка. — Наши боги тоже не лыком шиты! Гриш, Древнюю Грецию припоминаешь?
Гриша припоминал. Он в школе мифами о Геракле болел. Потом еще и книги Олди* почитывал. Гневаться изволил на весь Олимп. Теперь мне понятно, отчего. Подсознание ему нашептывало, что он и сам….
Мне было забавно, а его цепляло.
— Погодите, погодите — очнулся Сель. — Вы считаете, что я имею отношение к правящему роду Азалийских?! Да быть того не может!
Ргрыж лишь похлопал нашего охранника по плечу коготком.
Едва не прихлопнул.
— Так, мальчики, — сказал очнувшийся Гай — старший. — Ничего не знаю, но обратиться вы должны. Решайте — или сами, или я вас подниму повыше и сброшу на горы. Либо полетите, либо….
Гришку перемкнуло. Даже Аленка, которая никогда моего братца не боялась, иной раз и в драку за него кидалась, сейчас отскочила в сторону. Еще и Гайчика за руку ухватила.
Потому что Гришка внезапно побелел, еще больше вытянулся, а взгляд заледенел. Потом от него во все стороны брызнул свет. Агрессивный, яростный, окутавший моего братца плотным облаком. Минута, другая, третья — облако поднялось к небесам и растаяло, а на земле остался сидеть громадный золотой дракон.
И почему так, хотела бы я знать? Как я — так красно-оранжевая мандаринка. Как братец Гришенька — так золотой. Вот и Аленка в восхищении. Глазищи распахнула, губки трубочкой вытянула, ручки к сердцу прижала.
— Ур-ра! Аленка, смотри — Гришка дракон!
Гайчик проснулся. Аленку обнимать принялся. Даже в какой-то дикий пляс пуститься собрался.
— Мое! Не трожь! — рявкнул Гришенька, выхватывая любимую из объятий малолетнего олуха. Глянул на нас дикими глазами, взмахнул золотыми крыльями и только мы их и видели.
Генри
— Ой, он ее есть полетел? — испуганно пискнул Гайчик. С легкой Аленкиной руки он теперь у нас так и будет Гайчиком, чтобы с батей не путать. — Са-аш?
— Ой, утихни, Гай! Чай, не съест, — отмахнулась сестрица. — Так, надкусит слегка…. Давно пора, а то достали своими сомнениями.
Сестрица еще с минуту смотрела им вслед, а потом обернулась ко мне.
— А ты, брат Генри, долго еще будешь упорствовать в своих сомнениях и заблуждениях?
Я поежился.
Нет, я все понимаю. Поперек прогресса переть — себя не уважать. Но как-то все…. Очень уж прогрессивно. Не привык я. У нас в королевстве все чинно, благородно, с обрядами и поклонениями, а тут…. Ведь еще вчера я о таком и помыслить не мог, а сегодня…. Сестрица — дракон. Брат ее — дракон. Второй брат — и вовсе дракон урожденный. А я — эльф. Да чистоте моей крови даже королевская фамилия завидовала. В лице принца Энгельберта. Мать — жрица Стребога, отец….
— Саш, да он, наверное, стесняется! — завопил Гайчик, принимаясь скакать вокруг меня очумевшим козленком. — Боится голым остаться!
Я отмахнулся от мальчишки, оглядывая диспозицию.
Старые драконы отчего-то интерес к нам потеряли. Сидят нос к носу, только глазищами хлопают. Не то разговаривают мысленно, не то…. Не знаю — что.
Сель на камушек присел, в сторонке. С видом клинического идиота. Явно размышляет — с какого боку к нему королевская корона прилипнуть может. И на кой она ему сдалась. И вообще — достойна ли корона его боков.
Сестрица с видом королевы пофигистов на нас смотрит и ухмыляется. И ведь ей в глаз дать никак не можно. Девушка все же. Или уже не девушка? Замужем ведь была? Была. Значит, уже не девушка. А с другой стороны, женщина — это что-то такое…. Взрослое, Сашке никак не соответствующее. Да она даже на девушку не тянет — девчонка вредная, вот она кто.
Я так задумался над этим сложным философским вопросом, что потерял бдительность. Зря.
«Никогда не теряй бдительность, — говорил отец, натаскивая нас. — Даже когда спишь — делай это вполглаза. Особенно, если тебя окружают странные существа. Даже в бреду не забывай одним глазом за своим окружением приглядывать».
А я расслабился. Понадеялся, что раз мы не в королевском дворце, а вовсе даже в горах, то и врагов вокруг нет. Как же! Друзья иной раз куда хуже врагов!
Очнулся я как раз в тот момент, когда чья-то когтистая лапа ухватила меня поперек туловища, а красная туша рядом взмыла в воздух, хлопая крыльями и жизнерадостно вереща на всю округу:
— Бросай! Он испугается и обернется. Ну, Сашка-а! Бросай же!
— В вашем мире парашюты еще не придумали, — ответила сестрица и до меня дошло, что это же она меня в лапе тащит. Я даже дух перевел. Саша — она не эти…. Она брата не бросит.
— Ну, Сашка-а!
— Гай, у меня не так много братьев, чтобы ими разбрасываться, — строго ответила Саша. — Он от испуга ласты склеит, а не крылья развернет. Давай, рули к пещере. Там поговорим. И только попробуй мне тунику не сохранить. Уж тебя-то я точно сброшу!
— Да-а, как Генри — так жалко, а как меня — так сброшу, — обиделся Гайчик, закладывая вираж. — У-у, Сашища вредная.
Тут до меня дошло…. Ох, мама! Это же я в лапе у сестрицы болтаюсь. Над горами. А горы это вам не перинка у мамы родной. Это ж пики острые. Камни твердые, фонтаны огненные….. ох, дожить бы до пещеры и не свихнуться.
А может, я уже того…. Свихнулся? Раз все так спокойно воспринимаю. Ну, драконы. Ну, летают. Ну, в человеков оборачиваются. Или человеки в драконов?
Саша донесла меня до пещеры и уронила только один раз. Когда приземлилась и обернулась. Ударился я пятой точкой, поднялся, потер ударенное.
Гайчику в это время не до меня было. Он свою тунику разглядывал и верещал:
— Саш, я понял, как надо! Просто пожелать надо, и все! Просто пожелать!
— Умничка. Возьми с полки пирожок, — пробурчала Саша себе под нос. — Генри, теперь с тобой. Слышал, что сказал Гай? Надо просто пожелать — и все. Просто пожелать. Давай.
— Чего? — не понял я, все еще переваривая произошедшее.
— Желай, — фыркнула она, направляясь в наш грот, откуда так вкусно пахло свежим сеном. Я поплелся следом. Надо же прояснить — чего мне желать.
— Ген, я смотреть не буду, если ты и впрямь стесняешься. Настаивать тоже не буду. Хочешь — обращайся. Не хочешь — эльфом живи. Только ведь они не отвяжутся. Я же не могу за вами двадцать четыре часа в сутки наблюдать. Когда-то ведь и мне отдыхать надо.
— И что? — не понял я. — Отдыхай.
— Ага. А тебя кто-нибудь поднимет в воздух и отпустит. Уверен, что полетишь? Нет, что полетишь — это да. Вниз. Камнем. И только один раз. Оно тебе надо?
— Не отстанешь, — понял я. — Саш, а может….
— Не наш метод — от проблем прятаться, — покачала она головой. — Ты пойми, Ген. Тут либо ты сам летишь. Либо тебя… летят. Все, иди к Гаю, с ним объясняйся. А я пойду, прилягу. Устала что-то от вас, бестолковых.
И ушла. Просто взяла и ушла.
Да, она-то ушла. А Гайчик-то остался.
И принялся выносить мне мозг, жизнерадостно демонстрируя, как трансформируются лапы, как отрастает хвост, как прорезаются крылья
— Генри, это же так просто! — наконец рассердился он. — Саша же смогла! И Гриша смог. И ты сможешь! Найди в себе дракона, и все. Превращайся уже!
— Они же дети бога, — попытался отбиться я.
— А ты эльф. Вы же всегда были с нами в связке. Ну, давай!
И этот…. Этот…. Этот наглец толкнул меня в плечо. Конечно, выглядит он как мальчишка — подросток, но силища-то в нем драконья.
Это уж потом до меня дошло, что ничего такого он не хотел. Просто не рассчитал. А в тот миг….
Стояли — то мы на краю пропасти, что располагалась с другой стороны пещеры. Как раз в том месте, где между валунами ограждения был проход. Его Гай же и сделал, когда девчонки в пещере порядок наводили, и всякий мусор куда-то надо было выкидывать.
Вот и меня, как тот мусор….
Очнулся я от истошного вопля:
— Маши! Маши крыльями! Вверх-вниз маши! Вверх — вниз, а то разобьешься….
Замахал. Руками. Или уже лапами?
Видимо, где-то в подкорке записано было, что даже эльф может стать драконом, если захочет. В моем случае — выжить. В момент смертельной опасности оно проснулось и ка-ак дало оплеуху! Да такую, что я и сам не понял, как обернулся. Лечу вот. Спину с непривычки тянет и ломит. И управляет моим телом вовсе даже не мой рассудок. Он, как я понимаю, ушел в себя, и возвращаться не собирается. А кто тогда машет крыльями и кувыркается в воздухе?
— «Идиот! — донесся до меня мысленный посыл сестрицы. — Кто, если не ты? Раздвоением личности-то не страдай, у нас тут не Желтый дом, лечить некому. Хотя…. Может, мы тут все психи…. В общем, так, мальчики. Летите…. Куда-нибудь. Гай, выгуляй брата. Хоть до той стены из розового гранита. Примерьтесь там — может, пещерку откапывать начнете. А то скоро наши молодые заявятся. А я пока планами мести займусь…. Как только высплюсь, понятно»….
И она отключилась, предварительно послав нас по матушке. И по батюшке. И по периметру, и по диагонали…. Короче — выстроила нам маршрут до указанного места в выражениях непечатных и ненормативных.
Гай, видимо, подключенный к той же мысленной волне, радостно ухватил меня пастью за кончик хвоста и потянул куда-то на восток. Пришлось хвост вырвать и наподдать ему тем хвостом.
— Веди, давай, — мрачно рыкнул я. — Выгуливай, раз уж сестрица отдыхать завалилась….
Где-то в Горних Высях
— Ну-с, продолжаем разговор….
В просторном светлом кабинете окна распахнуты настежь. В них заглядывают облака, пронизанные солнечными лучами, и от этого кабинет переливается всеми цветами радуги.
Красота неописуемая.
Правда, любоваться ею некому. Хотя кабинет полон народу. То есть, Ветров. Они сидят на узких диванчиках, жмутся в углах, прячутся в креслах — словом, изо всех сил стараются не привлекать к себе внимание. Потому что за большим рабочим столом из светлого дерева, в узком высоком кресле с весьма мрачным видом восседает ОН.
Тут нам следует на какое-то время отключиться от событий, происходящих в данное время в мире Элейнлиль, и сделать некое отступление.
До сих пор никто точно не знает, как и кем создаются Миры. Адепты религий всех известных (и неизвестных) Миров этот вопрос освещают весьма туманно и велеречиво.
Точно так же туманно и велеречиво освещается вопрос родства тех, кого в Мирах зовут богами. Особенно, если дело касается не Главных.
Генеалогическое Древо такое огромное и развесистое, что распутать все ветви, веточки, листочки и сучки, к тому же перевитые неизвестно откуда взявшимися лианами, практически невозможно.
Это касается и семейства Ветров. Кто кому Отец, дядя, брат и племянники — точно не известно. Даже не известно доподлинно — есть ли у Ветров Мать. Если исходить из человеческой психологии — нам проще считать, что да. Есть. Потому что без Матери вроде как не могут появиться на свет мыслящие (и не мыслящие) существа. Хотя….
Мы не будем углубляться в дебри.
Примем как данность — Сивер, он же Борей, старший мужчина в Семье. Стребог стоит лишь на полступеньки ниже, то есть, второй по старшинству.
Все остальные Ветра — племянники ему. Сивер, стало быть, им Отец. Может быть, да…. А может быть, нет. Он глава, имеющий право указывать на ошибки, наказывать за провинность. Воспитывать и вкладывать ума через задние ворота, если не доходит через голову.
А через голову и не доходит….
Когда-то мир Элейнлиль был отдан молодым Ветрам, только-только закончившим свое обучение. Ну, как отдан…. Они должны были наблюдать и оберегать его жителей. Развивать. Улучшать и преобразовывать. Сивер, которому до темноты в глазах надоело противостояние двух основополагающих рас — а драконы и эльфы всегда были первыми жителями ВСЕХ миров — однажды решил попробовать их совместить. Сделать так, чтобы Дивнорожденные (эльфы) и Перворожденные (драконы) перестали выяснять — кто из них круче, и занялись тем, для чего, собственно, их и создали когда-то. То есть, чтобы драконы хранили и оберегали, а эльфы гармонизировали.
А чтобы не возникало споров — сделал их по Слову своему этакими симбионтами. Эльф энд дракон. То есть, две особи просто не могли существовать отдельно. Каждому дракону полагался свой собственный эльф. Каждому эльфу, соответственно, свой дракон. В определенном возрасте детей приводили в Святилище Ветров, и там происходило Единение.
Никто точно не знает, как именно это происходило. Просто дети отыскивали в толпе себе (и не себе) подобных именно того, с кем объединяли свою жизнь и судьбу. При этом никаких намеков на интим! Эльфы в нужное время соединяли свою судьбу с эльфами, драконы с драконами, и никаких дракэльфов или эльфодраков на свет не появлялось.
Правильность выбора проверяли и закрепляли Браслеты Единения — древнейший и единственный в Мирах артефакт. Он находился в Святилище, и до некоторых времен никому даже не приходило в голову его оттуда вынести.
Тем более — разделить на части.
Детей в семьях было много — все же, когда родителей четверо, то и воспитывать, и обучать, и охранять детей проще.
«Одна голова — хорошо, а две лучше» — этот тезис оправдывал себя на все сто. Потому что у каждой пары связь была ментальной. И если один мог ошибаться, то второй обязательно поправлял. Конечно, случались и ссоры, и недопонимание, и все, что случается со всеми Разумными. Но все же…. Даже поссорившись, пара оставалась парой, забывая внутренние распри, чтобы встать плечом к крылу в трудные времена.
Продолжалось это долго и принесло свои плоды. Мир Элейнлиль был стабилен, без катаклизмов и сокрушительных войн.
До тех пор, пока одному из молодых Ветров не взбрело в голову усовершенствовать. Хоть что-нибудь. Например, Браслеты Единения. Прогулял мальчик занятие, на котором умные учителя объясняли, почему не стоит лезть туда, где и без него все прекрасно работает и не дает сбоев.
Влезть-то он влез. Артефакт разобрал на составляющие. Полюбовался, стал собирать, а оно не собралось.
Вернее — браслеты собрал, а вот запчасти…. М-да… запчастей осталось не так, чтобы много, но все же…. Там кристалл, тут золотинка — и все. Браслеты из артефакта превратились в обычную «блестяшку». Тогда-то мальчишка и полез в Спецхран, чтобы бОльшим прикрыть меньшее. Типа — все, ребята. Эльфы и драконы два разных народа, две совершенно несхожие расы и жить должны раздельно.
Раздал Старейшинам обеих рас по браслету и выдал пророчество. Дескать, за всякие провинности драконам надлежит уйти в горы, скрыться за завесой огненных гейзеров, чтобы не мешать Дивнорожденным жить в мире и спокойствии. К тому же, подстроил все так, чтобы остальные Ветра пропустили это мимо глаз и ушей.
На вопросы особо любопытных отвечал, что это наказание драконам за…. Мало ли — каким образом свободолюбивые дети огненной Стихии могли насолить. Кому? Ну-у….
Тем более, что Отца в мире нет. И когда появится — неизвестно. Дядька? А что дядька. Тоже бог занятой, мало ли у него дел в других мирах. Вон, на Земле ни драконов, ни эльфов нет, мир проблемный, вечно то в катаклизмах, то в революциях кувыркается. Никак не определится — от кого люди произошли. То от богов род ведут, то от обезьян. А то и вовсе — от загадочных рептилоидов. Еще и атеизм себе выдумали. Вот все старшие боги и занимаются Землей. (Еще и между собой никак не определятся — кому с ней нянчиться. А у семи нянек, как известно, дитя без догляду).
И когда Отца и Дядьку в Элейнлиль занесет — никому не известно. А они, Ветры, и сами не маленькие уже.
И вообще — чем плохо, что драконы теперь отдельно в горах болтаются? Людей не пугают, гномы к ним тоже не лезут. Так что все нормально….
Остальные Ветра, у которых своих обязанностей было немало, со временем этот вопрос с повестки дня сняли, занявшись текучкой. В самом деле: нужные обряды все расы соблюдают, нужное количество молитв к небесам возносится, ленточки в полет запускают, подношения оставляют — чего еще надо.
И только в последние годы стали Ветра замечать, что люди-то плодятся, а вот древние расы — эльфы и гномы — почти не прирастают. Про драконов и вовсе почти ничего не известно. Да и как с древних ящеров прикажете отчеты собирать, коли они ни читать, ни писать не умеют. И не потому что не хотят, а потому что не приспособлены к этому. В лапе перо не удержать. А уж свитки читать — это и вовсе смеху подобно: где дракон, и где свиток….
К тому же, и молиться ящеры перестали. Не возносят молитв, не подносят Даров — как будто их и в самом деле уже и не существует.
И все бы ничего — можно было бы на какой-нибудь катаклизм списать. Но тут случился конец года, отчет, и, неизвестно каким образом, появившаяся в мире девчонка….
За ней явился дядька Стрег.
А следом и Отец….
И что ж им всем на Земле-то не сиделось?!
Итак, молодежь ныкалась по углам, а Отец — Сивер сидел за массивным столом и пристально ее рассматривал.
Рассматривал и думал. Думал о том, что как-то неправильно все здесь вышло. Должен — обязательно должен — быть рядом с молодыми тот, кто ненавязчиво присмотрит, поправит, в нужную сторону повернет. Тогда и молодняк быстрее самостоятельным становится, и ума у него поболее будет.
В сущности, а что такого уж непредвиденного случилось? Один экспериментатор — Сивер даже точно знал, кто именно из его потомков обладал таким талантом — методом ненаучного тыка решил посмотреть, что будет, если….
Посмотрел. Испугался. Решил спрятать сломанное.
Прятать, как известно, лучше на видном месте. Вот он и подкинул по одному браслету в сокровищницы драконов и эльфов. А на место артефакта подложил подделку.
Именно тогда это и началось. Предназначенные друг другу не находились. Не предназначенные терялись в толпе и уходили недовольными. Посыпались взаимные обвинения и подозрения…. Молитвы почему-то до Покровителей не доходили.
Еще бы они дошли — Ветер постарался сделать так, чтобы у братьев нашлось множество неотложных дел. Катаклизмы сыпались, как из рога изобилия.
Была и еще одна проблемка. По Розе Ветров, их должно быть восемь. Восемь!
А их было только семь. Северо-восточный, Восточный и Юго-восточный с одной стороны. Северо-западный, Западный и Юго-западный — с другой. Южный Ветер стоял между ними. Именно ему было легче всего устраивать свои делишки. Потому что противовеса не было. Северный Ветер, Покровитель расы драконов, исчез. Нет, просто ветер, не бог, в мире был. А вот Покровитель исчез. Как, куда, почему — не известно.
Южный считался Покровителем людей. И долгое время усиленно продвигал своих подопечных, давая им больше льгот, незаметно оттесняя остальные расы. Подбил под свою руку Восточного, Покровителя расы эльфов. Восточный, занятый еще и развитием ремесел, с головой ушел в свои дела. Решил, что Дивнорожденные уже и сами разберутся — как им жить.
А больше всего Южный не любил драконов. Почему?
А просто так. Не любил — и все тут….
Все это Отец сейчас считывал из подсознания своих детей.
Считывал и размышлял — что делать. Что делать с драконами, эльфами и их потомками. Что делать с Южным, который ради собственной забавы практически уничтожил две некогда тесно сплетенные расы. Это ведь только у короля эльфов может быть много детей от разных королев, а в целом раса вымирает, потому что два ребенка в семье — максимум. Жрица Стрега, Илланель тоже не показатель. Она жрица, посвященная в божественные тайны, ей положено детей иметь.
Про драконов и вовсе говорить не приходится. Их осталось так мало, из молодняка один Гай-младший и есть. А пару ему где брать прикажете? Из другого мира завозить?
— "Одна надежда — на Сашку, — вздохнул за его спиной невидимый Стрег. — Уж наша девочка с этой проблемой как-нибудь разберется".
Сивер не ответил брату.
Вместо этого он со скрипом отодвинул кресло и поднялся, опираясь руками на столешницу и исподлобья глядя на Ветров тяжелым взглядом, будто придавливая каждого из них к полу.
— Итак, дети мои! — сказал он низким, каким-то даже утробным голосом. — Итак! Я не буду разбираться, кто из вас прав, кто виноват, кто участвовал, кто сочувствовал, а кто и просто — мимо проходил. Моих надежд вы не оправдали. Уникальную расу Симбионтов практически уничтожили. Поставили Мир на Грань, за которой вот-вот последует Раскол, и как следствие, превращение магического Мира в Мир обычный. Такое в истории Миров бывало, и не раз. Пример вам — Земля. Мир, где магии остались крупицы, из множества рас — только люди, да и те уже подошли к последней черте.
Он внимательно еще раз обвел взглядом детей.
— «Вообще-то, не такие уж и плохие дети, — сказал мысленно Стрегу. — Ошиблись, с кем не бывает. Свою долю вины с себя не снимаю. Земля пока еще держится, развитие идет по спирали, и есть шанс довернуть виток в нужное место. А Ветры засиделись в маленьком благополучном мирке. Засиделись, зазнались, забыли Постулат не только программистов: «Если работает — ничего не меняй».
Вот мы им и устроим.
Экскурсию с отработкой на Землю.
Заблокируем память, приглушим способности, поставим печать на сущность божественную».
— «И отправим Землю лечить, — вновь хмыкнул за его спиной Стрег. — Да, там их таланты будут востребованы. И куда»?
— «А кого куда — ответил брату Сивер. — Кого на Восток, кого на Запад. А Южного отправим искать брата. Северного тоже куда-то на Землю занесло. Чувствовал я что-то знакомое несколько раз. Пусть ищет. Как найдет, да прощение заработает — так и вернется к ним и память, и способности, и все прочее. А мы пока здесь поработаем. Посмотрим, подправим, кое-что доработаем. И Сашу с Гришкой поднатаскаем. А там, глядишь, на них и перекинем ответственность за Элейнлиль».
Стрег только хмыкнул.
Он-то знал, что Гришка точно может на себя ответственность взвалить. А вот Саша…. Тут бабка надвое сказала. Ага, та самая, Мать их. Старуха Азгей, гуляющая по Мирам с цыганским табором.
Энгельберт плавал в тумане. Нет, не в том, о котором пишут в разных умных книгах о Божественном Начале. Там, говорят, туман розовый, похожий на облака сладкой сахарной ваты.
В этом тумане не было ни облаков, ни радостного света, ни пения райских птиц.
Даже Ангелы на арфах и лирах не бренчали.
В принципе, здесь не было ничего, кроме самого принца Энгельберта. Вернее — его сознания.
Как будто вышел он из своего тела, воспарил, и плавает теперь, озираясь в недоумении: куда это его занесло, бедного и всего из себя несчастного. А главное — зачем….
Его тело, погруженное в некую вязкую субстанцию, находилось сейчас далеко внизу, а Душа, привязанная к физическому телу серебристой нитью, парила в сизом тумане, сквозь который то и дело проскакивали ветвистые синие молнии, от чего Энгельберту становилось…. Щекотно ему становилось всякий раз, когда очередная молния вспыхивала в миллиметре от него.
Странное это было ощущение. Словно бы он, Энгельберт, был одновременно в двух местах.
Там, внизу, измученное болью тело находилось в ожидании исцеления, а Душа…. Душа выглядывала сквозь истончавшуюся пелену тумана, стремясь рассмотреть хоть что-нибудь.
Выглядывала и практически ничего не видела. Кроме бескрайних, неоглядных вечнозеленых лесов.
Еще виделись ему странные создания, сливающиеся на мгновение с зеленью листвы.
— Наверное, это и были древние Дивнорожденные — отстраненно думает принц. Или это его Душа думает?
Так это или нет — он не знает, может только догадываться. Хотя…. Постепенно изображение ускоряется, и вот уже принц видит, как пролетают столетья, демонстрируя эволюционный ряд.
Чаще всего ему показывают одного эльфа, который из странного существа становится все более и более человекообразным. Вроде как вырастает из крошечной точки до вполне себе рослого и прекрасного.
А рядом с ним всегда — дракон. Сначала едва видимая ящерка размером с ладошку ребенка. Затем — громадная крылатая зверюга, умеющая дышать огнем, прикрывающая своими крыльями от непогоды и броней своего тела — от вражеских стрел.
А в последних кадрах — только эльф. Такой, как он сам. То есть, это и есть — он сам. Принц Энгельберт Азалийский. Одинокий и никому особо не нужный.
А дракона, который мог бы стать его щитом и жилеткой для слез, а так же его вторым «я» — нет. Не родился. Потому что не родились другие драконы. Потому что, начиная с какого-то периода, драконы и вовсе уже не рождаются. Потому что не могут рождаться, оторванные от Истоков Древнего Леса.
— «Так вот почему все так, — всплывает в мозгу отстраненная мысль. — Драконы — они»…
Додумать не получается, потому что Душа внезапно делает рывок, переносясь в Огненные горы. В странное место, укрытое от нескромных взглядов густыми ветвями странных оранжево-красных деревьев. Как-будто в том месте вечное царство Осени.
Душа принца медленно и нерешительно пробирается внутрь. А там, уютно свернувшись под легким покрывалом, спит Саша. Светлые волосы рассыпались по подушке, тени длинных темных ресниц опахалами лежат на щеках, легкий румянец будто светится, а розовые губы чуть приоткрыты — будто ждут нежного поцелуя.
Его Душа даже делает движение, словно собираясь одарить Сашу поцелуем, но ей навстречу поднимается грозная тень. Внутренняя сущность не спит, охраняя слабую человеческую девушку от ненужных гостей.
— «Разве бывает призрачное рычание? — удивляется Душа, когда ее сдувает в сторону. — И как теперь быть? Мне же надо поговорить. Прощения попросить…. Как бы это объяснить-то…. Я же ничего такого не хотел…. А как к ней обращаться-то? Саша — человек, а ее дракон кто»?
Девушка на пышном ложе из сухой травы слегка поворачивается, открывая длинную стройную ногу до середины бедра.
Тело принца реагирует однозначно, а Душа испуганно отшатывается еще дальше — тень дракона угрожающе раскрывает крылья.
— «Все бы тебе, принц, на чужих леди заглядываться, — слышит он насмешливые слова. — Сам же от нас отказался, а теперь ручонки тянешь. Иди, охоться в другом месте. Тут и без тебя тесно».
Мощный порыв теплого ветра в секунду выталкивает Душу из грота. Тень дракона плывет следом.
Располагается на валуне, удобно расположенном у самого входа в пещеру. Хлопает призрачной лапой по камню — дескать, присаживайся….
Принц опускается на нагретый камень — его тепло он ощущает явственно, будто и впрямь устроился на солнцепеке. Хотя какой солнцепек в горах?!
— «Ты же понимаешь, что Саша — моя? — спрашивает он, все еще настороженно косится принц на тень дракона. — Я сам ее выбрал, и никакой бог мне в этом не указ».
— «Ты еще приплети сюда, что стал ее первым и пока еще единственным мужчиной, — фыркает Тень призрачным пламенем из ноздрей. — В случае с нами такие вещи не играют никакой роли. Мне ли не знать, что нам просто хотелось отвертеться от пророчества. Не получилось»….
— «То есть, Саша не хотела становиться моей женой? — не верит принц. — Не может быть. Все леди, которых я знал до встречи с Сашей, просто мечтали об этом».
— «А с какого перепугу ты решил, что предел наших мечтаний замужество? Пусть и с особой королевской крови? Почему вы, мужики, так уж уверены, что мы не можем мечтать о чем-то еще? Не спорю, в вашем мире, может, оно так и есть. Впрочем, у нас тоже мужики все никак из роли Хозяина и Повелителя не выйдут».
— «Это ты о чем сейчас?» — насторожился принц, чувствуя, что его кто-то принялся тормошить. Не то лечение закончилось, и пора в тело возвращаться, не то еще что-то.
— Да все о том же, — вновь расфыркалась Тень. — Хотят и рыбку съесть, и на елку влезть, и не оцарапаться. Наверное, это у вас на подкорке записано: женщина должна домом, детьми и мужем заниматься. Больше ей ничего в жизни не нужно. Много ли ваши леди этим занимаются? Для дома у них слуги есть. Для детей няньки-кормилицы — гувернантки всякие. Для мужей — любовницы. Ты ведь с чего-то потащил эту свою фаворитку в кабинет».
— Она сама пришла! — обиженно воскликнул принц, понимая, что убедить Тень ему не удастся. Хотя фаворитка действительно сама пришла. И с поцелуями сама полезла, и в штаны к нему. Все сама. — Сама! Я не хотел!»
— Бедный-несчастный! — скорчила жалостливую рожицу Тень. — Все сама, все сама, ты и отбиться не сумел. Еще скажи, что она сама ручкой холеной тебя направляла, а ты сопротивлялся изо всех сил…. Да что с тобой об этом говорить! Если уж ума не хватило по-мужски себя повести. Выкинуть даму из кабинета, с женой побеседовать. Покаяться. Рассказать все честно, прощения попросить. Саша добрая, она бы простила. А ты что сделал? Вопить принялся, что чудовище тебе в жены подсунули… Вот Отец Ветров и устроил вам развод. Ты свободен, почти уже здоров. Можешь возвращаться во дворец и устраивать игрища хоть с десятком фавориток, никто тебе и слова не скажет».
Принц хотел было возмутиться. Хотел воскликнуть, что не нужны ему десяток фавориток. Что он хочет с Сашей быть, что это он от растерянности лишнего наговорил. Хотел….
Не успел.
Кто-то с силой потянул Душу по той же дороге, возвращая в тело, требовательно тормошит, заставляя открыть глаза, вернуться в реальность.
— Ну-с, Высочество, будем поговорить, — хищно улыбнулся ему лорд Стрегойский, потирая ладони. Звук вышел — будто кто-то с силой провел по стеклу куском серебра. Длинный, резкий и мозгодробительный. — Что вы лично имеете против драконов в общем, и моей любимой племянницы в частности?
Принц тяжко вздыхает и закрывает глаза.
— Я ничего не имею против, — глухо отвечает он. — Я просто свалял дурака.
— Это да. Причем многажды, — согласно кивает лорд Стрегойский. — Что думаешь делать дальше? Сейчас ты полностью здоров, снова холост, делами и проблемами не озабочен.
— Буду искать ответ на вопрос, — отстраненно говорит Энгельберт, припоминая кучку черных камушков возле пещеры дракона. Очень уж те камушки были похожи на таинственный минерал, найденный по слухам, на его земле. — Вдруг это и в самом деле что-то важное, а мы и не знаем….
Он подумал немного и добавил, хмуро глядя куда-то мимо Стрегойского:
— А еще я хочу разобраться — что не так с Истинной парой. Ведь если мы истинные — то нас никто не сможет разлучить, даже боги. А если не истинные — то почему меня так корежит, как только я пытаюсь убедить себя, что Саша может поступать по своему разумению. Да мне выть хочется, как только я представлю, что какой-то…. мужик…. ее обнимает. Или хотя бы смотрит на нее.
Лорд Стрегойский смотрит на него с жалостью — как на сумасшедшего, пусть и не буйного.
— Дурень, — говорит ласково, как маленькому ребенку. — Быть истинными не значит не работать над собой. Истина проявляется в каждодневном труде. Быть вместе не потому что вас кто-то свел — боги, магия, Стихии, или метель посреди лета. А потому что тебе дышать невозможно без твоей пары. Потому что вам и самый яркий день — бесцветен друг без друга. Даже самая чистая родниковая вода — будто из грязной лужи взята. Самый чистый воздух миазмами отравлен. Да что там! Со временем все приедается, становится обыденным и скучным. А вы оба друг другу праздники устраиваете. Просто так, безо всякого повода. Подарки дарите…. Куда это ты рванулся?
— Подарок хочу…. Саше…. Колье с изумрудами….
— Дурень! Она тебе праздники дарила…. Новогоднюю ночь вспомни. Пусть не только ты там был…. Фигурки из снега во дворе твоего дома, фонтан снежный….. Он, кстати, все еще стоит. Саша его увековечила. С моей помощью, конечно, но ведь для тебя делала-старалась. А ты в благодарность ее чудовищем обозвал. Да еще и изменил едва ли не прилюдно. Ты не дергайся. Я тебя даже в чем-то понимаю, сам грешен. Мы ж мужики, у нас это изначально — семя свое рассеять, чтобы потомков было много, чтобы род не выродился, не угас. Так это процесс управляемый. Голова-то тебе на что дана? Вот и думай. Лично тебе что важнее — всех самок в округе покрыть, и в закат красиво испариться. Или для одной стать опорой и защитой. С одной всю жизнь прожить, детей — не сотню или тысячу, а двух — трех вырастить сильными и здоровыми. Ума дать, на ноги поставить. Себя в потомках продлить. Да чтобы эти потомки тобой гордились. Вот это и есть — истинность пары. По крайней мере — одна ее часть. До остального сам додумаешься, если мозги включишь.
Энгельберт не ответил, только низко склонил голову, завесив лицо спутанными волосами. Понимание еще его не настигло. Слишком уж крепко держатся установки, впитанные едва ли не с молоком — пусть не матери. Его выкормила Илланель, воспитывали гувернеры и королевский двор, в котором мало было истинно любящих людей. В основном — этикет, нормы поведения и прочие способы выживания. Любовь — это для слабых. Выгода, и еще раз выгода — вот Царь и Бог любого общества, и от этого никуда не деться. Либо ты — либо тебя….
— Я понял…. Может быть, не все…. Но…. можно мне в Огненные горы? — медленно сказал Энгельберт. — Когда-то давно нянюшка рассказывала мне легенду о сломанных крыльях…. Вдруг я сумею….
Лорд Стрегойский долго смотрел куда-то внутрь принца — не то ауру его рассматривал, не то мысли считывал. А может, и просто изучал строение эльфийского тела изнутри.
— Что ж, — сказал он. — Попробуй. Один браслет у Саши. Второй — вот он. Держи. Когда — то этот артефакт называли Крыльями. Сказать — почему?
— Нянюшка говорила, что соединялись браслеты фигуркой в виде крыльев, — задумчиво ответил Энгельберт. — Вот здесь и обломок в виде кончика крыла…. Так это их сломал когда-то нетерпеливый юнец?
— Не знаю, о ком ты, — но да. Артефакт был сломан. Сумеешь починить — честь и хвала тебе. А в горы — можно. Только не к Саше. Поверь, она пока не хочет тебя видеть. А вот старый Ргрыж — да. Уж он-то не откажется тебе поведать подлинную историю жизни. И своей, и расы Симбионтов…. Там узнаешь — кто это.
Энгельберт больше не успел ничего ни спросить, ни сказать — могучим порывом ветра его выдуло из серого тумана, чтобы бережно опустить прямо перед мордой громадного старого дракона.
— Здравствуйте, — вежливо склонился в придворном поклоне Энгельберт. — Меня к вам лорд Стрегойский в ученики отправил. Не будете ли вы так любезны поведать мне историю о том, как драконы появились?
Громадный глаз — желто-зеленый, будто слегка выцветший, медленно моргнул. Из громадной ноздри вылетела струйка горячего воздуха, мгновенно согревшая продрогшего принца.
— А чего ж не поведать, — загрохотал в его мозгу раскатистый бас. — Можно и поведать. Пока Сашка Гаю свитки читает — мы с тобой делом займемся. Для начала — сбегай к озеру, ученичок, налови мне рыбешки на ужин. Давненько я ушицы не хлебал. С пряными травками, с перцем и горячительными напитками. Ты как — самогон гномий пить обучен?
Принц только плечами пожал.
— Так чего стоишь? Озеро рядышком — дуй, не стой!
И Энгельберт «дунул». Все равно ему заняться нечем. Будет в учениках у дракона ходить. Глядишь, мудрости какой зачерпнет. Хотя бы с краешку. А там и Саша…. Может быть, хотя бы выслушает его. Уж он постарается в этот раз не сплоховать. Может, и поймет, как это — быть драконом.
Он ходил по берегу небольшого горного озера, пытаясь сообразить — как без магических ухищрений наловить рыбы, когда из рыжих кустов высунул голову золотой дракон.
— А, зятек, — оглядев его с головы до ног, сказал ящер. — Чем занимаешься?
— Думаю — как рыбу ловят, — честно сознался Энгельберт. — Никогда раньше не доводилось….
— Тю, нашел проблему — рассмеялась симпатичная девчонка, сидящая на шее дракона. — Гриш, поможем мальчику?
— А то ж!
Золотой ящер встряхнулся, и из кустов вышел высокий худощавый парень, одетый в такие же странные синие штаны, какие были у Саши в тот зимний вечер. Кажется, она называла их «Джинсы»….
— Будем знакомы, — сказал парень. — Я Григорий, брат Александры. Это — моя жена, Алена.
— Энгельберт, — кивнул принц, пожимая протянутую руку. — Был мужем Саши. Сейчас…. Надеюсь, что сумею вернуть ее. А пока пошел в ученики к старому Ргрыжу.
— Ага. Ясно. Удачи тебе, бывший муж моей сестры, — хмыкнул Григорий. — Учитель рыбки захотел?
Энгельберт согласно мотнул головой.
— Это делается так…
Григорий щелкнул пальцами, и на берег упала странная конструкция — две палки, к которым было привязано длинное полотнище с карманом посредине.
— Конструкция называется бредень обыкновенный. Раздевайся, зятек, будем рыбку ловить…. Аленка, зови мужиков. Пусть очажок растапливают, воду ставят в котле. Пока мы рыбы наловим — как раз и вода вскипит. Дракона одной миской не накормишь, а нас тут семеро. Может, на запах еще кто приманится…
Удобно быть Всемогущим.
Нет, не так.
Удобно быть Всемогущим в теплом и уютном мире, где никто не лезет тебе под руку, не диктует свои правила и не пытается перекроить мир под себя. Даже ради самых высоких и искренних убеждений. Которые, как правило — всего лишь заблуждения. Потому что «благими намерениями»…. Истина, известная во всех мирах.
Истина, которую регулярно кто-то берется оспаривать, проигрывает спор, попадает в Чистилище и все же упорствует, потрясая скованными руками и едва шевеля иссохшими губами: «Мы еще поборемся»…
И ведь борются, находя себе все новых и новых сторонников.
Много их было на памяти древнего дракона.
Старый Ргрыж, положив тяжелую голову на лапы и прикрыв глаза прозрачным третьим веком — чтобы не отвлекаться на сиюминутное — смотрел сквозь пространство туда, где на берегу горного озера развлекались его подопечные.
Молодой эльф из древнего королевского рода будет исправлять то, что когда-то испортили его предки.
Тут Ргрыж позволил себе тихонечко рассмеяться, отчего в соседней долине случился небольшой обвал. Ничего примечательного — горы вовсе не состоят из драгоценных камней. Там достаточно и обычной породы. Правда, небольшой плюс все же был. Один из ледников, начавший подтаивать, получил собственное русло для стока скопившейся влаги. И теперь она весело заскакала по уступам вниз, торопясь к тому самому озерцу. И это было хорошо.
Это было замечательно. Конечно, трудно вообразить болото посреди гор, но когда у озера нет ни притока воды, ни оттока — кто знает, что может произойти. А так — ледник потихоньку подтаивает, вода стекает в озеро, оно слегка переполняется — и вот уже с другого его края пустился в путь новый — пока еще не широкий ручеек. Ничего — он наберет сил, промоет себе русло и вниз, в предгорья, помчится новая река. Там она встретится с другой, ей подобной, сольется и потечет дальше, сквозь Великие Леса к холодному седому океану….
Ах, да, эльф…. Надо же — старый Ргрыж отвлекся…. Бывает….
Когда-то, как теперь говорят, на Заре Времен, пришли в этот мир Эльфы и Драконы.
А может, не пришли. Может, их принесли Боги. Например, тот же Сивер.
В конце концов, это не так уж и важно.
Принесли, пробудили, или вовсе слепили из подручных материалов.
Пробудили и повелели мир хранить, лелеять и оберегать.
А чтобы все шло по правилам — дали некоторым из них возможность возрождаться. Век за веком, раз за разом проживать жизнь и уходить на следующий виток.
Возрождаться, взрослеть и каждый раз натыкаться на то, что кому-то из них довелось испортить в прошлом воплощении.
Натыкаться и исправлять, костеря отборными словечками…. По сути — самого себя.
Как доведется исправлять содеянное Энгельберту. Это ведь он, в те давние времена по наущению Высшего, — влез в главное Святилище, где хранился артефакт Единения, в народе прозванный «Крылья».
Он — или вселившийся в него Высший, торопясь и покрываясь холодным потом, ломал артефакт. Убеждая при этом самого себя, что ничего страшного не случится. Что они всего-навсего посмотрят, как он устроен. И тут же соберут все, как было.
Собрать не получилось.
Вот, теперь будет переделывать.
И он, Ргрыж, будет не он, если мальчишка не вспомнит все с самого начала. И все-таки восстановит артефакт.
Потому что лично он, Ргрыж, не желает превращаться в сгусток Стихии. Во всяком случае, сейчас, когда он нашел того, кто должен был в те времена стать его вторым Крылом.
Вот дождется, когда бестолковый эльфенок починит артефакт, объединит ауры, сольется с избранным сознаниями…. Это будет покруче огненных гейзеров.
Тут Ргрыж зажмурил и наружные веки — так хорошо ему стало.
Перед внутренним взором нарисовалась картинка: красно-оранжевая драконица плывет в восходящих воздушных потоках, лениво пошевеливая крыльями, а снизу возносится молодой угольно-черный дракон.
И нет, — это будет не он. То есть, не совсем он.
Это будет новое существо. По силе и мощи равное Создателю, повелителю стихии Воздуха.
И нет — он не будет претендовать на роль Бога. Слишком уж это муторное и ответственное занятие — быть Богом. Уж он-то, Ргрыж, насмотрелся за тысячелетия жизни на молодых Ветров. Ему даже было их немного жаль, этих молодых, талантливых и бестолковых.
До них еще не дошло, что необязательно в котел с ухой кидать всего и побольше.
Во всяком случае, капуста там точно лишняя….
Над озером промчался шаловливый ветерок, помогая мальчишкам вытащить на берег тяжелый кошель бредня, полный отборной крупной рыбы. Живое серебро растеклось по зеленой траве, засверкало в лучах полуденного солнца. Ргрыж даже услышал тяжелые шлепки громадных тел.
Он хмыкнул про себя:
— «Эк, как суть божественная себя проявляет! В этом озере отродясь ничего крупнее карасиков не водилось. А тут гляди-ка — форель радужная. И откуда бы»?
— «А подарок детям моим, — отозвался тот, кого Ргрыж звал Отцом. В конце концов, Сивер и в самом деле приложил руку к появлению драконов в этом мире. — Не хочешь вместе с Ветрами на Земле пожить? Приглядеть за мальчишками»?
— «Да я вроде и так…. Приглядываю…. Вот, ученика себе взял. Вроде неплохой мальчишка. Во всяком случае, мыслит в правильном направлении. Да и остальные ничего так».
— Учеником он и на Земле может быть, — хмыкнул Сивер, снимая отвод глаз и усаживаясь рядом с драконом на скальный выступ. — Давай, сынок, собирайся. Встряхнись, а то уж и вовсе пеплом покрылся.
— На Земле нет драконов, — хмыкнул Ргрыж, потягиваясь и расправляя громадные крылья. — Кем я там окажусь?
— Человеком, малыш. Сам же говоришь, что драконов там нет. Поживешь в образе людском, мальчишек поднатаскаешь. Где поможешь, где подскажешь, а где и пинка дашь, для скорости усвоения.
Ргрыж призадумался, примеряя к себе человеческий образ, перебирая в уме все подсмотренные в памяти трех пришельцев.
На Земле он не был давно. Очень давно. Так давно, что можно считать — никогда.
— Скольких ты отправишь со мной? — спросил осторожно.
— С тобой — только Энгельберта. Остальные найдут тебя сами. Они уже там, на Земле. Вот-вот родятся. Тебе хватит времени до их взросления обжиться, обустроиться и сделать себе какое-никакое имя в нужных кругах. Потом соберешь их под своим крылом.
На какое-то время стало тихо. Сивер грыз травинку, мечтательно глядя на суетящихся у озера детей.
Там уже были все: Гришенька с Аленкой, перекидывая друг другу кухонные принадлежности, колдовали над ухой. Гай-младший и Генри, принявшие человекообразный вид, колдовали над крупными валунами, стремясь превратить их в подобие стола и стульев. Энгельберт и Сельвиль о чем-то спорили, яростно размахивая руками.
Не было только Саши — она все еще спала в гроте.
— Условие возвращения? — деловито спросил… высокий седовласый мужчина с горячими карими глазами. Зрачки у него были самые обыкновенные — круглые, почти сливающиеся с радужкой.
И одежда на нем была вполне человеческая: черные джинсы с заклепками по краям карманов, белая футболка с рисунком летящего черного дракона и наброшенная на одно плечо джинсовая черная куртка. На ногах — черные кроссовки с белыми шнурками, завязанными на смешные бантики.
Сивер только хмыкнул. Ничего, Ргрыж дракон неглупый, на Земле быстро разберется, что к чему.
— Условие возвращения, говоришь…. А давай пока без условий, — хмыкнул Сивер. — Поживи, осмотрись, а как соберешь под крыло мальчишек — так и условие возвращения тебе будет открыто.
Ргрыж согласно нагнул голову. Ему уже нетерпелось шагнуть за Грань, очутиться в другом мире, вдохнуть его воздух, вписаться в структуру. Все же, жить долго и не иметь возможности покидать место жительства тяжко. Скука — вот главный враг Разумных. От этого развивается близорукость, появляется лишний вес и седина. Но ничего, еще чуть-чуть — и он стряхнет с крыльев пыль столетий….
— А что будет с принцем-бастардом, — неожиданно вспомнил он. — Я хотел сделать этого мальчишку своим преемником. Во всяком случае, он лучший из Азалийских на сегодняшний день. И кто приглядит за Миром, пока мы будем гостить на Земле?
— А чем тебя не устраивают мои дети? — ухмыльнулся Сивер. — Думаю, Гришка и Саша вполне справятся и с этим, и с Сельвилем.
— Уверен, Отец? Они еще совсем дети….
— Ладно, не бери в голову. Я сам присмотрю здесь. И Стрег поможет. В конце концов, мы имеем право на отпуск, так почему бы не заняться собственным домом….
Саша
Как что-нибудь интересное — так сразу без меня… хоть бы и уху взять. Сами трескают — за уши не оттащишь, а бедная несчастная я лежу тут в гордом одиночестве, слюнки глотаю.
— Саша…. Са-а-аш…
И кто тут мне спать мешает?
Тьфу ты! И как Всемогущие от паствы закрываются? Беруши вставляют? Это ж кто-то мысленно до меня докричаться пытается.
Кто-кто…. Супруг богоданный. Или он теперь богом взятый?
Какая муть спросонья в голову лезет.
— Саша-а-а…
— Чего тебе? Не наговорился еще? — бурчу вполголоса, сползая с лежбища.
— Нет…. Послушай…. Я поговорить хочу. Наяву. Пожалуйста…
— Хочешь — значит, поговорим. Картинку скинь.
— А?
— Координаты скинь… Я ж не знаю, где ты сейчас….
Слава те! Дошло. Красивая картинка. Горное озеро — синее до черноты. Глубокое, наверное. И холодное.
А эти умники рыбку ловят. Бреднем. Ну, может, драконам и не страшно….
— Во, подружайка моя любимая нарисовалась! — обрадовалась Аленка, когда я приземлилась. — Айда уху хлебать.
Вот, сидим, уху едим. Аленка этак перед моим носом рукой вертит — татушкой брачной хвалится. И Гришенька ухмыляется. Наконец-то! Разобрались, кто кому на хвост наступил. Может, хоть они будут счастливы….
Да, мне завидно. И ни капельки не стыдно.
И немного обидно — почему у меня не так….
Хотя….
Ай, не будем о делах, будем все наоборот.
Уха закончилась после того, как к нам присоединился Сивер в кампании того самого благородного старца, который мерещился мне во время беседы с драконами. Ага, в джинсе и кроссовках. Хотя я уже ничему не удивляюсь. Какая в сущности разница — эльф, дракон, божество — лишь бы человек был хороший. А остальное как-нибудь само. Уложится, утрясется, устаканится.
Котелок ухи — литров на пятнадцать — как за себя закинули. Теперь все сидим и смотрим, как Аленка при помощи Гришеньки из золы добывает обгоревшие местные лопухи. Это ее личный рецепт — она так крупную рыбу запекает. С пряными травками, с кусочком сливочного масла, и прочими вкусностями. Если в духовке — в фольгу заворачивает. А на природе — в лопухи. И ведь как-то угадывает нужное время — рыбка получается сочная, истекающая жирком, ароматная, в меру посоленная и поперченная.
Вообще — Аленка у нас прирожденная кулинарка. Если б не она — мы с Гришенькой в академии с голоду пропали бы. Она из минимального набора продуктов ухитрялась три перемены блюд приготовить, еще и салатик изобрести. И даже кисель из остатков варенья сварить.
Нет, я тоже готовить умею, но мне чаще всего лень.
— Саша, можно тебя, — берет меня за руку Энгельберт и кивает куда-то в сторону.
— Пойдем, — поднимаюсь я на ноги. Действительно, надо же как-то завершить эпопею с неудачным замужеством. И все же я сама никак не могу понять — нравится мне наш развод по-Элейнлильски, или нет. Вроде бы и чувств особых как не было, так и нет. И в то же время саднит где-то в душе. Как-будто старый разношенный башмак неожиданно мозоль натер на неудобном месте.
— Саша, я понимаю, что поступил с тобой плохо, — заложив руки за спину, начал Энгельберт. — Нам сразу нужно было поговорить, а ты сбежала.
— О чем поговорить, Энгель? — прищурилась я. — И когда? Разговоры надо было сразу начинать, когда тебя какая-то дурная идея по маковке отоварила. Тебе напомнить, как ты на мне жениться ухитрился? Меня при этом даже не присутствовало. Я, если помнишь, в гардеробной на куче нарядов старинных почивать изволила.
— Это я сглупил, — кивнул Энгельберт, присаживаясь рядом со мной на травку. — Но ведь потом все налаживаться стало. Я тебя научил магией воздуха пользоваться. Помнишь — какую скульптурную группу мы создали? А снежный фонтан? Да такого даже в королевском парке никогда не было.
Я только хмыкнула. По рассказам Юрлоу — он до сих пор цел и невредим. И все так же в небеса летят разноцветные снежные струи….
— И потом…. Нам же хорошо было вместе, ведь было? — принялся он заглядывать мне в глазки.
— Энгель, скажи прямо — чего ты хочешь, — сказала я. Никогда не понимала полунамеков. — Я тебя ни в чем не обвиняю. Хочешь свободы — так ты ее уже получил. Не драконом быть я уже не смогу. Головой о розовый гранит биться — даже и думать не собиралась. Остаться с тобой на дружеской ноге — уж прости. Не получится. Единственное, что могу пообещать — не кидаться на тебя с кулаками, если ты окажешься не прав.
— Почему? — после долгого молчания спросил Энгельберт. — Почему ты отказываешь мне даже в дружеском общении?
Я не ответила. Сидела на травке, смотрела, как в синей озерной воде купается огненно-рыжее солнце и молчала. Уж если он этого не понимает — о чем говорить?!
Когда-то, в детстве, я никак не могла понять, почему мама оставила нас. Почему она так нелепо погибла.
Да что там! Я долгие годы не могла поверить, что она умерла.
Потом отец привел тетю Любу. Тоже своего рода, «предательство». Это сейчас я понимаю — он был еще молод, хотел нормальную семью, хотел, чтобы у меня появилась мать. И никак не хотел понять, что для меня мама — только одна. Та, которая ушла…. Это трудно и почти невозможно объяснить — всегда остаются какие-то непонятные моменты. Потому что никто лучше тебя самого не чувствует глубинную связь.
Я ни с кем и никогда не сходилась настолько близко, чтобы вот так — душой и сердцем. До последней клеточки слиться с другим человеком, открыть ему все свои мысли, думы, планы и надежды. Даже Гришенька и Аленка, самые мои близкие люди, знали обо мне далеко не все. Чувствовали — да. Но не знали.
Энгельберт, возможно, и сам не подозревая об этом, попытался стать моим двойником. Опорой и надеждой. А может быть, это я попыталась слиться с ним. Стать его парой. Принять его таким, какой он есть. Закрыть глаза на происхождение, на привычки и прочее. В конце концов, он, как и я, имеет право на индивидуальность.
А он не захотел.
Я не знаю — бывают ли истинные пары в реальном времени, или это выдумки обиженных и обманутых женщин. Но ведь так хочется, чтобы они были….
— Саша….
Голос Энгельберта тих и неуверен. Я перевожу взгляд на него. А ведь красивый мужик. Не так широкоплеч, как Сельвиль, однако строен, высок. Светлые волосы собраны в высокий хвост. Глаза горят. Он с жадным интересом всматривается в меня.
— Саша, я понял, что ты хотела сказать, — говорит он тихо. — Ты просто не можешь мне доверять. Я понял…. Знаешь, никогда не думал, что буду вести себя с женщиной вот так…. Глупо. Да, в истинность пар я до сих пор не верил. Нет, это же несерьезно! Какие истинные пары — в аристократических кругах и десятка семей не найдется, в которых муж и жена хотя бы уважают друг друга. Договорные браки — они такие. А я еще и принц. Мне и вовсе никакой любви не светило — все на благо королевства. Знаешь, как умеют по мозгам ездить и батюшка король, и няньки — воспитатели. Одна нянюшка Ланюшка меня этим не донимала. Да дядюшка Джи. Я всегда мечтал, что у меня будет такая же семья, как у них. Вот и поторопился. Еще и маркиз этот, со своими дочками…. И рудник неучтенного минерала…. Я же так и не разобрался — что это за минерал такой. На что годен, как использовать…. Вот, у пещеры дракона нашел. Того, самого старого. Хочешь посмотреть?
Он протянул мне мутно-черно-серый камушек размером с крупную ранетку — полукультурку.
Так, Саша! Только не смеяться. Нельзя же мальчика обижать. Нет, в самом деле! Откуда бы ему знать — что это такое. Мне-то Гайчик уже успел объяснить.
— Ты знаешь, что это? — тут же навострил ушки Энгельберт. Я покачала головой и отвела глаза. Пусть сам, собственным умом доходит. Вдруг, да и найдет применение.
— Жаль…. Буду искать тех, кто знает, — убрал камушек в карман Энгельберт. — Я только об одном хочу тебя попросить — не становись моим врагом, хорошо? Может быть, когда пройдет какое-то время, мы оба повзрослеем…. Может быть, тогда мы сумеем…. Кстати, меня на твою Землю отправляют. В качестве ученика Ргрыжа…. Никогда не думал, что стану учеником дракона, да еще попаду в другой мир. Расскажешь — как у вас там все устроено?
— Это тебе лучше к Гришеньке обратиться, — ухмыльнулась я, живо себе представив эльфа в среде человеческой. Впрочем, сейчас у нас всем все можно, так что древний дракон и юный эльф уж как-нибудь не пропадут. Эльф-то у нас во дворцовых интригах как в собственной ванне купался — успели мне кое о чем в уши насвистеть. И Ее Величество Елисабель, и фрейлины. Да и дядюшка Джи с нянюшкой не молчали.
— Если в Россию попадешь — найди там одного товарища, — сказала я, мысленно потирая ручки. — Я тебе адресок запишу. Есть у нас целая армия ролевиков. Кто в орков рядится, кто в гоблинов, а кто и в эльфов. Ты туда впишешься, если поначалу хотя бы не будешь себе пяткой в грудь стучать и на всю Светлую Рощу орать, что ты самый настоящий принц, и уши у тебя свои собственные. Ставь на то, что ты умеешь фехтовать и в настоящих сражениях участвовал. Только учти — у нас боевое оружие не используется, только учебное. Потому что это игра, прежде всего. Если тебя в клубе примут — то дальше легче будет. Помогут, подскажут, пинка дадут.
— А пинка зачем? — не понял Энгельберт, глядя на меня наивными глазками.
— Для ускорения процесса, конечно же! Чем скорее ты адаптируешься, тем легче будет. Иди, Энгель, поговори с Гришкой. Он тоже чего-нибудь подскажет.
— Хорошо, поговорю…
Он шагнул к костру. Остановился. Обернулся ко мне.
— Саш…. Ты больше ничего не скажешь мне на прощание?
— Скажу…
Я поднялась, подошла к нему и положила руку ему на сгиб локтя.
— Спроси у Гришеньки, что такое ЗППП, и как их не подцепить, — таинственным шепотом сказала, с трудом дотянувшись до уха Энгельберта. Еще и головой покивала с самым серьезным видом.
А потом отошла подальше и сменила ипостась, прыгнув в небо красно-оранжевой мандаринкой. Эх, хорошо! От земли поднимаются потоки прогретого воздуха, небо такое огромное, синее-синее, и облака, в которые так и тянет занырнуть…. Искупаться, а потом раскинуть крылья и парить, глядя, как далеко внизу принц Энгельберт беззлобно грозит кулаком.
Спросил-таки…. И ничего я не злая. Я заботливая. А то с непривычки намотает проблем на… кхм… Вдруг земные лекарства с эльфийской сущностью не совместимы окажутся. Жалко все же мужика….
Энгельберт, задрав голову, наблюдал за тем, как яркая драконица, широко раскинув крылья, парит высоко-высоко. Так высоко, что кажется почти точкой.
Наверное, ей хорошо там, в облаках. Как бы и ему хотелось подняться в небо. Взглянуть на горы, и может быть, даже увидеть королевский дворец. А что — не так уж и далеко. Если на крыльях — то. Это ведь не на коне трюхать по пыльным дорогам.
И эту возможность он упустил. Впрочем, сам же решил. Вот только почему так…. Неуютно в том месте, где бьется сердце. И ведь вроде бы все правильно. По негласным законам эльфийского королевства женой принца, хотя бы и не наследного, может стать только принцесса соседнего государства, либо девушка из особо приближенного к трону семейства.
Он поступил, как мальчишка, решившись нарушить все правила. Даже не спросив мнения девушки, воспользовавшись Правом короля. Хотя он и не король, и никогда не будет им. Особенно теперь, когда Покровители Элейнлиля решили отправить его в другой мир. Сумеет ли он когда-нибудь вернуться обратно?
Впрочем, это не важно.
Важно — захочет ли?
Тут он прищурился, припомнив кое-что из разговоров с Александрой, ее братом и девушкой Аленой. Путешествие обещало быть интересным и поучительным.
И еще этот камень….
Энгельберт снова вынул странно округлый черный камень — голыш. Покрутил его в пальцах и снова сунул в карман. Еще раз взглянул в небеса. Красно-оранжевая драконица уже не парила в синеве, кругами опускаясь все ниже и ниже.
— Что — уже попрощался? — спросил у него подошедший Ргрыж. — Нам пора.
— Уже?! — изумился Энгельберт. — А может….
— Не может, — качнул головой старый дракон. — Ты сам все решил, так чего ж теперь-то время тянуть. Или боишься, что Саша тебя не дождется? Не переживай — жизнь она такая. Все по своим местам расставит. Если судьба вам друг друга понять и принять — встретитесь. Если нет….
— Значит, нет, — задумчиво протянул принц. — Пора — значит, пора. А вы уверены, что в том мире нас не раскусят?
Ргрыж только покровительственно похлопал его по плечу.
— Не боись, малыш, — сказал он. — Мы ведь не сразу в Сашино время переместимся. Будет у нас возможность внедриться в новую жизнь. Заодно и ты подрастешь.
— Готовы? — спросил Сивер, внимательно осматривая подопечных. — Держите….
В кожу между бровями мужчин будто сами собой впаялись две абсолютно прозрачные капельки из незнакомого минерала. Секунда, другая = и они растворились в ней, став совершенно невидимыми.
— Это чтобы вы не потерялись во временных потоках, и всегда могли друг друга отыскать. Маячки. — пояснил он. — Если станет совсем уж невтерпеж — зовите. Но лучше будет, если вы справитесь сами. На вашем попечении окажутся восемь мальчишек. У каждого из них — свой путь, и свое условие возвращения. Ваша задача — помочь им пройти все испытания.
— А мы? Мы вернемся? — осторожно спросил Энгельберт.
— Как только последний из них вспомнит свою суть, — ответил Сивер. — Это и есть условие возвращения в Элейнлиль.
— А…. Саша? Она….
— У Саши и ее брата хватит забот здесь, — сухо ответил Сивер. — Не думаю, что вот прямо сейчас ей захочется что-то изменить в своей жизни. Все. Ступайте….
Никаких тебе сияний, никаких тебе порталов и прочих излишеств. Сивер просто едва заметно шевельнул пальцами и двое исчезли. Растворились в чистом горном воздухе. Чтобы тут же оказаться…. Где? В каком месте матушки Земли? — да кто же знает. Разве что сам древний и вечный бог, отец всех Ветров в мирах. Лорд Сивер. Он же — Борей. Он, и его брат, известный как лорд Юрлоу Стрегойский….
Саша
— Саш…. Са-ша…. Са-а-а-а-аша-а-а-а!
— Чего тебе, чудовище?
— Саш, а мне твой муж вот чего подарил….
На грязноватой мальчишеской ладошке лежит копия моего браслета.
Почти копия.
Разве что вместо стилизованных цветов и веточек блестит в солнечном луче серебряная и золотистая чешуя и подмигивает лукавый желто-зеленый драконий глаз с вертикальным зрачком.
— И еще вот!
В мою ладонь высыпаются мелкие — почти как пылинки- чешуйки. Золотые и серебряные. Настолько мелкие, что, если б не свежеобретенное умение перестраивать зрение, я ничего бы не поняла.
Ага-а-а…. если приглядеться к браслету, можно понять, что чешуя дракона повреждена….
— Значит, так…. Угу…. Ага….
— Са-а-аш?!
Мы с Гайчиком, сбежав от друзей, прячемся в летнем домике. Уж не знаю, как он получился. Домик совершенно новенький, только что отстроенный. Снаружи облицован розовым гранитом — как раз из того месторождения, что мы отыскали. Внутри стены обшиты светлыми деревянными панелями. Пахнет свежим деревом, в большое окно залетает легкий ветерок.
А вот играть ему пока что не с чем. Ни кисеи на окнах, ни легких теневых штор. Даже мебели пока что нет. Только один большой ковер на полу. Теплый, пушистый и мягонький. На нем так уютно валяться, болтая в воздухе ногами.
Камин по летнему времени не топится, хотя в его жерле выстроен колодец из сухих поленьев, внутри которого лежат щепки и береста — чиркни спичкой, и дрова тут же займутся, затрещит веселое пламя, полетят искорки и в комнате станет еще уютнее.
Ага, если к ним еще и кое-какая мебель добавится.
Домик нам подарил Сивер. Мне и Гайчику.
Просто привел пару дней назад сюда, в самую середину эльфийского Светлого леса. Сунул мне в руку обычный ключ и сказал:
— Ну, это…. Саша, это тебе за все мои…. Хм…. Живите, ребятки. Пещера, оно, конечно, дело хорошее, но и в лесу тоже неплохо бывает….
— Дача в Эльфийских Кущах, — прищурился лорд Юрлоу, став похожим на обожравшегося сметаны кота. — М-м-м…. Цени, Сашка! Это тебе не палатка в старом саду….
Сивер ткнул его в бок и велел заняться обстановкой.
Он и занялся, ограбив меня на яблоко, грушу и пару кистей винограда.
Ага. Тех самых, что подарил мне на Праздничную ночь.
Пока принес только ковер.
На котором мы и расположились.
Между нами — тонкая пластина все того же розового гранита вместо стола. Отполированная до блеска и идеальной гладкости. С бортиками — чтобы мелкие предметы не сваливались и не терялись в пышном ворсе ковра.
Предметы — два браслета, две кучки рассортированной по цвету чешуи, порванные звенья цепочки — тоже серебряные и золотые. И две пластины — стилизованные крылья.
— Так говоришь, тебе это Энгельберт подарил?
Гайчик, одетый как и положено подростку — в длинные шорты и футболку с абстрактным рисунком — Гришка поделился гардеробом, мгновенно уселся в позу лотоса, скрестив длинные ноги.
И морду лица скроил — не подкопаешься. А стало быть, тут что-то нечисто. Либо браслет не настоящий. Но он настоящий. Мы его уже на иллюзии и истинность проверили.
Либо он не парный моему.
Ан, нет. Парный. У них аура идентичная. Во всяком случае, так нам Юрлоу сказал, мельком на браслеты глянув. Еще и ухмыльнулся загадочно.
А что тогда?
— Гай, а Энгель точно его тебе подарил? — надавила я на братца. Личико стало еще честнее. Точно — что-то нечисто.
— Саш, а давай, мы его починим, а?
Отвечать на мой вопрос Гай не хочет.
— Ты его спионерил, — уверенно заявила я, размышляя — где бы добыть пинцетик для ювелирной работы. Должны же быть у ювелиров пинцеты? Должны….
— Ну-у…. Саш, а если мы его починим — он будет работать?
А я знаю?! Я даже не понимаю — как именно он должен работать….
— А ты знаешь, что это за браслеты?
Гайчик задумался. Потом хлопнул себя по лбу и испарился. Я только вздохнула. Пацан — он и есть пацан, хоть и прожил в образе дракона уже двести лет, если я не ошибаюсь. Та-ак… эту золотую чешуйку втыкаем вот сюда…. Надо же — подошла. Хм. И ведь припаялась насмерть…. Это значит, чешуйки надо распихать по местам — и на выходе мы что-то получим…. Я, конечно, не ювелир, но бисероплетение и меня не минуло, а уж Аленка столько фенечек наплела — половину нашего села можно было опутать.
— Во, смотри!
— Гай, чтоб тебя!
Чешуйка, последняя из кучки серебряных, вырвалась из захвата и скрылась в ворсе ковра.
— Ну, сестренка, не сердись! Я ее найду, честное — пречестное слово — найду. Смотри — тут написано, что Браслеты Единения объединяют магические потоки Мира, чтобы сохранить Равновесие. А драконы и эльфы — как две чаши на Мировых Весах. Пока чаши находятся в Равновесии — Элейнлиль живет и процветает в мире и благоденствии. Это самый настоящий артефакт, Саш! Мы его починим и вернем благоденствие в мир!
Тут он снова прижмурился, явно увидев себя в роли спасителя. Пришлось треснуть его по маковке и заставить искать чешуйку.
Чешуйку он не нашел. Во всяком случае, именно ту, которую я уронила. Зато откуда-то извлек нечто, ее напоминающую. Почти прозрачную пластинку все того же розового гранита.
— Саш, а давай ее туда?! — радостно предложил Гай, вновь подталкивая меня под локоть. И кто бы сомневался — он это сделал «не нарочно». Чешуйка розового гранита соскользнула с ладони и приклеилась. Именно на то место, куда я собиралась пристроить серебряную.
— Красиво! — обрадовался Гай. — Пусть будет, а? Какая разница — серебро или гранит? Он же все равно волшебный.
Я только головой покачала, дав себе слово прошерстить ковер еще раз, но после того, как сплавлю братца куда подальше.
Брата сплавлю, ковер по шерстинке проверю, чешуйку найду и на место пристрою.
— А у меня еще вот это есть, — тут же запрыгал братишка. Да-да, как на гимнастическом мяче, не вставая и даже не расплетая ноги из позы «Лотос». Йог несчастный.
Я и не заметила, как он увел обрывки цепочки. Шустер мальчишка, жил бы человеком — точно щипачом стал. А так — дракон….
— Вот, смотри, р-раз, и готово.
Обрывки цепочек в его руках плавились, превращаясь в капли раскаленного металла. Потом принялись вытягиваться, переплетаться, извиваться….
— Ну, ты прям ювелир, — похвалила братца. — Новую цепочку плетешь?
Гай не ответил. Он пристально смотрел на то, что происходило в его ладонях.
Еще немного — и процесс завершился. Гай осторожно опустил на гранитную пластину две совершенно одинаковые цепочки сложного плетения.
— Саш, а ведь у нас теперь точно все получится, — поднял он сияющий взгляд. — Ты с дракончиком закончила?
Закончила, конечно. Браслет теперь и в самом деле выглядел, как настоящий дракончик, свернувшийся кольцом и прикусивший собственный хвост.
— Здорово, да? Вот только не блестит. Давай, его бриллиантами украсим?
Я отрицательно покачала головой.
— Бриллиантами — это не айс…. Если бы можно было напыление изобразить. Знаешь — измельчить алмаз в пыль и покрыть браслет.
— Ага! Счас!
Хорошо быть драконом. Р-раз — и камушек, совсем крошечный, измельчен в пыль.
А пыль ровным слоем покрывает дракончика с головы до хвоста.
Крылья из тонких золотых пластинок и вовсе будто сами по себе появились. Украсились стилизованными чешуйками, крошечными — едва разглядеть невооруженным взглядом — кристаллами драгоценных камушков.
— Гайчик, ты из семейства ювелиров, что ли?
— Не, меня прадедушкин друг просто ради смеху обучал. Это же смешно — когда дракон пытается мастерить что-нибудь. Лапами. Вот я и тренировался магией себе помогать. Он эльф был. Они потом вместе ушли.
Отвечать — как такое было — Гай не стал. Впрочем, мы уже приличное количество легенд прочитали и даже разобрали по строчкам и словечкам чтобы понять многое. Судя по всему, прадед и его друг были последней парой симбионтов.
— Гайчик, не переживай, — тихо сказала я, погладив братца по плечу. — Мы решим этот вопрос. Да уже решили, мне кажется. Может быть, не так, как было до нас. Теперь эльфы и драконы — суть одно и то же. Снимай-ка с меня браслетик….
Еще через пару часов, три раза насмерть переругавшись, на всю жизнь расставшись и пятьсот раз помирившись, мы все же собрали артефакт. Два браслета, соединенные раскрытыми крыльями, лежали на куске красной ткани. Симпатичная картинка получилась.
— Красивая картинка, — погладил пальцем браслеты Гай. — Давай всех позовем?
— А давай! Или сами к ним слетаем?
И мы полетели. Гришенька, Аленка и Генри встретили нас с воодушевлением. Аленка — та и вовсе разохалась, восхищенно рассматривая наше произведение искусства.
— А почему оно — просто украшение? — прицепилась она. — Мы же читали, что это артефакт! А он совсем даже не артефакт!
— Аленка, его же надо наполнить энергией, — задумчиво сообщил Генри, что-то там высматривая. — Вот, смотри, каналы тут такие. Направляем магию по этим каналам, и она постепенно заполняет поле. Попробовать хочешь?
Хотели все. Даже Сельвиль присоединился.
Кстати, это оказалось интересно.
Как-то так получилось, что у нас были маги всех ведущих стихий. Генри владеет магией воды и воздуха, Сельвиль свободно управлялся с землей и воздухом. Гай — тут и к бабке не ходи — огненный дракон. У него с огнем любовь и полное слияние. Гришка добавил чего-то золотого и серебряного. Аленка от любимого не отстала, влив в артефакт чего-то праздничное и сияющее. Кстати, мы так пока и не поняли — кто у нас Аленка. Дружно решили, что она просто стихийная ведьма. Необученная пока что, но Стрег железно обещал, что лично обучит всему, что положено знать стихийнице.
Во время манипуляций наше изделие то раскалялось до белизны, то покрывался толстым слоем льда, то взмывало в воздух, то вдруг вдавливалось в камень. Там еще и вода была, и звон металла о металл….
Видимо, мы магичили настолько активно и яростно, что к нашему рыжему гроту слетелись почти все старейшие драконы. Расселись — кто куда сумел примоститься. И сидели так тихо, что мы их заметили уже после того, как выдохлись, а артефакт наполнился под завязку.
Выбрались из грота, обозрели живые скульптуры из древних ящеров. Переглянулись, пожали плечами, и сами впали в транс
— Леди Александра, — пророкотал над горами бас Гай-цгоргерцеорга. — У вас получилось?
Я мысленно пожала плечами. По последним данным, у меня магии нет. Во всяком случае, Сивер что-то такое говорил. Что у меня есть сила, но не магическая. Старый Ргрыж бормотал, что я вроде как дочь Бога. Большого трепета во мне это не вызвало. Все мы дети божьи, так что не актуально.
— Браслеты мы починили. Магией наполнили. Теперь осталось водрузить их туда, где они должны быть изначально. Вы знаете — где это?
Дракон ответил утвердительно.
Главное Святилище мира Элейнлиль находилось в странном месте. Я даже и не поняла — то была гора в лесу, или лес в горе. Огромное помещение, существующее в реальности и в нереальности одновременно, было наполнено светом. Нет, не так. СВЕТОМ. Тем самым, который называют Божественным. Ярким, невозможно белым, но не слепящим, даже ласковым. В нем хотелось купаться, плавать, парить, растворяться и вновь собираться, обновив каждый атом, каждую молекулу в себе…. Слышался шелест листьев, шорох трав, щебет птиц и журчание горных ручейков, сбегающих с заснеженных вершин. У меня даже зубы заломило, стоило представить себе эти ручьи с ледяной водичкой.
А в самой сердцевине этого странного места парила в воздухе… наша гранитная столешница с красной бархатной подушечкой. Так прозаично…. Они бы еще витрину из бронированного стекла изобразили.
— Витрину нельзя, браслеты должны быть доступны, — пророкотал Глас Божий. Узнаю дядюшку лорда Юрлоу Стрегойского.
— Саша, возложи артефакт на подушечку.
Возложила, мысленно поминая лорда Юрлоу и по матушке, и по батюшке, и просто по-нашему, по-русски.
— И кто пробовать будет? — спросил Генри.
Я обернулась.
Все мои братья и сестра стояли полукругом. Чуть поодаль расположились несколько драконов, прилетевших сюда вместе с нами.
Торжественность момента зашкаливала. Воздух казался раскаленным.
А первым шагнуть никто не решался. Впрочем, а кому тут шагать-то. Гриша и Аленка уже вместе. Гришка — дракон, Аленка — будем считать — ведьма.
Генри — он эльф и дракон в одном флаконе.
Сельвиль — он, конечно, эльф. Но дракона он уже себе приглядел. Гай-цгоргерцеорг готов с ним общаться часами на самые разные темы. Во всяком случае, что-то общее в их интересах прослеживается.
Остаемся я и Гайчик. Тут и вовсе никаких вопросов. Гай — мой младший и любимый братик. Пусть и старше меня на стопятьсот лет. И я его никому в напарники не отдам. Он мне самой пригодится. Нет, когда он свою пару встретит — вопросов нет. Дракошек нарожают, будем их все вместе воспитывать. Может, и мне когда-нибудь повезет, встречу эльфа своей мечты.
А пока…. Пока я просто положила браслеты на подушечку, бережно провела пальцем по дракончику, погладила цветочки — лепесточки.
— «Вот, что смогла — сделала, — подумала, неизвестно к кому обращаясь. — Артефакт Единения восстановлен. И даже кое-какие подвижки есть. Драконов нашли, и даже парочку совершенно новых создали. Как по-вашему, мы условие пророчества исполнили? Можно нам уже собой заняться»?
И совершенно не ожидала, что ответят.
— «Спасибо, дочка. Пророчество исполнено. Отныне и навечно драконы и эльфы — столпы Равновесия мира Элейнлиль! А ты и братья твои — Хранители его. Прими свою ношу».
Ага. Щаз! Ноши я принимаю только те, которые сама хочу нести. Гришка, Аленка, Генри, Гайчик — да! Они — мои. Гришенька и Аленка всегда были моими, даже в детстве, когда мы дрались насмерть. И так же насмерть вставали друг за друга, когда нападали на нас. И не важно — было ли это обычными разборками, или попыткой кого-то из нас унизить.
Да и браслетики на этой подушечке как-то не натурально смотрятся. И никакого благоговейного трепета. И дракоши наши уже как-то странно переглядываются. Видимо, тоже не понимают — что мы тут делаем. И какой результат должен быть.
— На фиг! — взвыл за моей спиной Гайчик. — Саш?!
— Что — Саш? — буркнула я, хватая браслет и перекидываясь в дракона. — Летим отсюда!
И мы улетели.
В имение принца нашего Энгельберта.
Туда, где перед домом на площадке все еще пускал в небо разноцветные снежные струи наш ледяной фонтан.
Вот в его прозрачную чашу мы и пристроили наш артефакт.
Мгновение тянулось, кажется, целую вечность.
Но все же закончилось.
И тогда в небо рванулось разноцветное пламя, накрывая куполом весь мир. Или то было не пламя…. Да, точно, не пламя. Энергия! Та самая энергия, которой мы начиняли артефакт. Энергия, которой лишили мир чьи-то кривые ручки.
— Саш, а давай, мы ее закольцуем? — шепотом спросил Гай. — Она будет перетекать по кольцу и притягивать другие струйки.
— А ты знаешь, как это сделать?
— Ой, да чего тут делать!
И этот вредный пацан дотянулся до браслетов и соединил их той самой, вроде бы потерянной серебряной чешуйкой.
На мгновение фонтан замер, а потом запел. И чем дольше пел, тем гармоничнее становилось его пение. И тем ярче становились краски окружающего мира. А у меня на душе становилось все легче. Словно бы я скинула с плеч всю тяжесть этого года. Неудачное стечение обстоятельств в виде удара по голове железякой, провал в другой мир, встреча со странными персонажами, превращение в дракона….
— Кстати, о драконах, — хлопнул меня по плечу Гришенька. — Как ты смотришь на то, чтобы слетать на Землю, сестричка? Сивер сказал, что Ветры уже родились, и нам надо бы приглядеть за мальчишками.