...а мы - с Земли

Глава 7 Про отражение себя в других глазах

«Я ему ничего не обещал. Хочет за мной побегать — так пусть бегает», — с такими мыслями проснулся Женя в районе десяти часов утра по общеземному времени. Зевнул, спрыгнул, подкрепился любимыми личинками, сходил к роднику, умылся, переплел косу. Посмотрел вокруг, засучил рукава и приступил к работе.

День выдался плодотворный: он привел лабораторию в порядок, изучил материалы за последние сто лет и выделил те признаки, которые у населения встречались реже прочих. Нос с горбинкой, пепельный цвет волос, оттопыренные ушные раковины и прочее. Новый цвет глаз тоже решил использовать, но с осторожностью: поставить рецессивным в паре с уже проверенным серо-зеленым. Воля частенько ошибался в расчетах, а перепроверять кодировку и проводить дополнительные тесты не хотелось.

В обед Женя отвлекся на трансляцию.

После приступил непосредственно к работе: активировал один из отсеков, извлек оборудование, подключил к питанию, проверил, подготовил базовую ДНК. В начале работы проблем никогда не возникало, это уже потом, на стадии зиготы, всплывали всякого рода погрешности, на корректировку которых уходила уйма времени. Он загрузил ненавязчивую музыку прямо в мозг, сосредоточился и ввел кодировку. С сожалением отметил, что генетических образцов лопоухости в наличии нет, следовательно, придется делать запрос в общую базу.

Или заменить на стандартную ушную раковину. Базовую, как любили говорить в его среде.

Запустил оборудование. По трубкам потекла жидкость, а Женя приступил к подготовке безъядерных клеток. Снизил температуру в охлаждающей камере, надел перчатки, достал из жидкого азота длинную пробирку. Не мешкая, перелил содержимое в питательную жидкость. Она вспенилась и пошла пузырями, а после крохотными порциями перетекла в предварительный мини-инкубатор. Процесс, максимально приближенный к естественному. Большая часть клеток, к сожалению, отсеялась по пути, как нежизнеспособная, и до конечной цели добрались сотни две.

В принципе, достаточно.

Он выпрямился и размял плечи. Осмотрелся. Сейчас лаборатория походила именно на лабораторию: пробирки, тихий гул, мигающая подсветка приемника. Потолочное стекло слабо светилось, потому что снаружи уже смеркалось.

Неуютно.

Сборка и последующая репликация ДНК закончится, в лучшем случае, часов через семь-восемь. Поэтому Женя зациклил программу на повтор и вышел наружу. Сел на траву, закрыл глаза, бегло просмотрел карту, прислушался, нет ли чего съедобного поблизости. Но вместо привычных звуков расслышал нечто совершенно иное, и непроизвольно широко улыбнулся.

— Женька, а зачем у тебя по лесу банки с мертвыми мышами разбросаны? Это какой-то ритуал или профдеформация? — Гера вынырнул из кустов. С мокрыми волосами, с заляпанной кровью одеждой, запыхавшийся, но довольный донельзя. И вместе с его появлением вернулось предвкушение того, что сейчас что-то начнется. Странное, но интересное. Как в предыдущих встречах.

— Нельзя спрашивать, — ответил не менее довольный Женя. — Лучше скажи, зачем ты приволок труп тюленя?

— Чтобы его съесть! Пробовал когда-нибудь тюленятину? — партнер в шутку вгрызся в ласт тела и смешно сморщился.

— Нет. Тюлени мерзкие.

— Э-эй, это же подарок! Вот, держи, — и туша, со стороны казавшаяся склизкой и липкой, легла Жене на колени. К удивлению, на ощупь тюлень оказался гладким и упругим. И теплым.

— Сам ловил, минут двадцать выслеживал, между прочим, в воду ледяную нырял! — с нескрываемой гордостью добавил Гера.

— Ну спасибо, наверное.

— Я знал, что ты оценишь. Идем! — партнер по-хозяйски развернулся и уверенно пошел вглубь леса. Казалось, что он и не улетал никуда, весь день здесь ходил.

Пришлось встать и идти. И нести тушу.

— Костер на берегу разожжем. Я первый специалист на планете по приготовлению тюленятины, тебе понравится, — без умолку тараторил Гера.

Бессмысленная улыбка намертво приклеилась к лицу.

— Вот, тут замечательно, — остановился партнер на берегу озера. — Давай сюда тюленя, садись, я сам все сделаю. Соль, у тебя есть соль?

— Откуда? Я сырое ем обычно.

— Так, ладно, я же молодец, я взял, вот, — потряс в воздухе пакетиком с белыми кристаллами хлорида натрия. — Сырое, это, конечно, хорошо, но я предпочитаю термообработанное.

Женя удобно расположился на берегу и сквозь приспущенные ресницы наблюдал, как на расчищенном участке выросла горка из сухих веток, которая моментально вспыхнула от поднесенного огня. После в ход пошел тюлень — острейшим ножом Гера вспорол его, выпотрошил и ловко разделал на бледно-розовые куски мяса. Срезал кожу, отделил голову, посмотрел на Женю.

— У тебя здесь падальщики есть?

— Сложи вон там, — махнул в чащу рукой. — Мигом растащат.

Внутренности, кожа, голова и крупные кости переместились в лес. Мякоть партнер разрезал на куски помельче, натер солью, после помыл руки в озере. Собрал ровных прямых веток и заточил их. Чирк, чирк, чирк — и береговые камни усеялись кудрявой стружкой.

— Есть свои прелести в лесной жизни. Все, что надо, лежит под рукой, — многозначительно произнес он, нанизывая мясо на палочки. После переворошил костер, поставил по краям большие камни, и вскоре розовые куски мякоти шипели и покрывались ароматной корочкой над раскаленными углями.

— Обожаю, — вытянувшись на берегу во весь рост, Гера ловко переворачивал палочки с нанизанным мясом.

Женя лениво кивнул. От длительного ничегонеделания его порядком разморило, он разделся и теперь расслабленный лежал на прохладных камнях, раскинув руки в стороны. Смотрел на небо. Там постепенно вспыхивали звезды, плыли черные облака. Одну половину тела обдавало теплом от углей, другую — влажным воздухом с озера. Давно ему не было настолько хорошо. Оказалось, это очень приятно — когда все делается не тобой, а кем-то другим. Когда кто-то другой готовит еду, суетится, попутно развлекает тебя и нисколечко не напрягает, ни своим присутствием, ни просьбами о помощи; а ты лежишь и иногда поддакиваешь.

Лежал бы так и лежал, вечно.

Раньше он не понимал, для чего люди сбиваются в пары, в трио, в квартеты и живут все вместе, а сейчас начал догадываться. Ведь даже если делать все дела по очереди, через день, то сколько высвобождается свободного времени, которое можно провести с пользой. Например, бесцельно пролежать несколько часов подряд!

— Готово! — победоносно воскликнул Гера. — Держи. Я тебе гарантирую, что ничего вкуснее ты в жизни не пробовал.

И он оказался прав. Тюлень действительно удался на славу, или же Женя так изголодался, что и гадкого лосося с удовольствием бы съел: запах, исходящий от стекающего на угли жира, давно вызывал обильное слюноотделение, а желудок сжимался в предвкушении. И поэтому, когда он вгрызся в горячее мясо, буквально тающее во рту, оно показалось ему бесподобным.

— Ну как? — спросил партнер.

— Сойдет, — с набитым ртом ответил он.

— И всё?!

— Гера умница и молодец, — одновременно жевать и улыбаться оказалось жутко неудобно.

— Вот, совсем другое дело. Ш-ш-ш, — Гера переменился в лице и рукой указал куда-то за спину.

Он развернулся. Там, из травы, поблескивая глазами, выглядывала мордочка с черным носиком. Ноздри широко раздувались, усы подпрыгивали вверх-вниз, уши то отводились назад, то возвращались на место. На запах мяса сбежалось много мелкой живности, но никто не осмеливался подойти так близко.

— Фима, — Женя плавно, чтобы не спугнуть любимицу, отодвинулся от Геры. Лисица осмелела и полностью вышла из травы. Села рядом, обернулась хвостом и оскалила на чужака зубы.

— Не трогай ее. Она сильно кусается.

— Фима? Погоди, ты лису что ли приручил? Вот чего она крутится рядом все время, да?

— Так получилось, — Женя непринужденно передернул плечами. — Не специально.

— Забавно. Это что ли получается у меня конкурент есть? Фима-Фима-Фима, — Гера поступил не очень умно, протянул к любимице руку и тут же резко одернул. — Ну надо же, и правда, кусается, — с любопытством уставился на прокушенный палец.

— Я предупреждал, — ухмыльнулся Женя. Взял обглоданную кость от плавника и протянул Фиме. Она деликатно подхватила ее и, недобро косясь на партнера, отошла подальше. Развалилась на траве, обхватила лапами добычу и приступила к трапезе.

— А она на тебя похожа. Характером, — обиженно засопел Гера.

— Если сравнивать ее с людьми, то она скорее на тебя похожа.

— Почему?

«Потому что такая же бессмертная», — подумал Женя, а вслух сказал:

— Неважно. Нельзя спрашивать. Ты лучше расскажи, как там твой эксперимент? Уже развалился?

— Он еще не начался, вообще-то. А ты за трансляцией следил?

— Не-а.

— И как тебе участники?

— Как мне участники? — Женя едва не подавился. — Да никак. Один хочет самоутвердиться, другой слишком молод и ведомый, а остальные хотят поиграть в выращивателей. Славная подобралась компания. Уверен, население от них в восторге. Все же хотят зрелищ, да поэпичнее.

— Ты думаешь, затея бессмысленна?

— Нет, что ты, я так не думаю. Если раньше я сомневался, то теперь полностью в этом уверен. Дай мне еще, — Женя выбросил опустевшую палочку и взял следующую.

— Тем приятнее будет тебя разубедить.

— Нельзя быть таким наивным. Я не верю, что действительно думаешь, будто кучка людей, играющая в предков, сможет чего-то изменить.

— А ты, как мне кажется, недооцениваешь силу социализации, — надулся Гера.

— Послушай, мне лень спорить. И вообще, я сегодня весь день работал, и разговаривать о работе, твоей или моей, не хочу.

— Если что, ты сам тему поднял. А о чем тогда поговорим?

— Сам предлагай.

— Тогда, — партнер хитро сощурился. — Тогда, давай познакомимся поближе!

— Уж нет. Я к этому пока не готов, слишком стремительно, давай потом как-нибудь. Может, лучше поплаваем или к сексу перейдем? — запричитал было Женя.

— Нет-нет-нет, самое время. Давай, открывай мне личку. Полностью. Приватно.

— Еще чего.

— А в мою ты заходил?

— Не-а.

— Ну вот, — расстроился Гера.

— Ладно, — вздохнув, он пошел на уступку. — Но только с моего разрешения. Сам не лезь. Вместе.

— Само собой, — плечи партнера откинулись, лицо разгладилось, и по неведомой причине Жене стало хорошо. — В личные характеристики можно зайти?

— Валяй.

Гера взял длинную ветку, разломал, бросил в угли. Они вспыхнули, и берег вновь озарился прыгающим светом. После партнер прикрыл глаза и зашел в личный кабинет. Женя ревностно следил за его перемещениями, но нет, он и в самом деле всего лишь открыл временно доступные характеристики личности.

— Так, так, так, что тут у нас? Ога, ты прошел тест на взросление в шестнадцать! Куда так торопился?

— Мне хотелось жить одному. Это основная причина.

— Так, а баллов по коммуникативным навыкам не добрал. Удивительно, да? Я поражен!

— Издеваться вздумал? — из мести Женя уверенно зашел в личный кабинет Геры и прочесал личные характеристики. — Подумать только. Склонность к аутоагрессии! Никогда бы не подумал, — фыркнул он.

— Ах так? Ну-ка, а кто у нас значится в близких друзьях? Ну надо же, никого!

— Состояние здоровья всего лишь удовлетворительное. М-да.

— Ужас какой, да ты интроверт с проявлениями социофобии!

— Поверхностный экстраверт, фи.

— Любимые животные — лисы и крысы.

— А у тебя — летучие мыши. Мыши, гадость!

— Консерватор.

— Ты тоже консерватор.

— Точно, — Гера вышел из характеристик и сфокусировался на Жене. — А как насчет заглянуть в личные воспоминания?

— Это нечестно, — Женя проглотил последний кусок целиком и запястьем утер рот. — У тебя их почти нет. Всего два.

— Значит, пришло время их открыть.

— Нет.

— Всего одно.

— И у меня одно?

— У тебя их три сотни. Так будет несправедливо. Предлагаю следующее: одно мое и полторы сотни твоих. То есть, половину моих и половину твоих.

— Это как-то не очень-то и справедливо, — протянул Женя, чувствуя, однако, что уже втянулся и все равно согласится.

— Справедливости в мире вообще нет. Ее люди придумали.

— Тогда, сегодня смотрим твои, а мои когда-нибудь потом, — «никогда, например» — мысленно закончил фразу.

— Согласен. Заходи ко мне. Итак, перед тобой два воспоминания, какое выберешь?

— Первое.

— Просматривай, — Гера откинулся назад и с любопытством уставился на Женю.

Стало очевидно, что партнер предвкушает его реакцию. Следовательно, в воспоминании скрывалось или что-то с подвохом, или нечто провокационное, или слишком откровенное.

Женя с опаской открыл исходный кусочек памяти, выждал несколько секунд. Отсчет времени продолжался, но он так ничего и не увидел. То есть, вообще ничего. За исключением непроглядной тьмы перед глазами.

— И что это за ерунда? — он прервал поток бессодержательных воспоминаний.

— Это не ерунда, — серьезно ответил Гера. — Здесь не зрительное воспоминание, а чувственное. Тактильное, точнее. Его так просто не прочувствуешь. Но оно очень важное, правда. Давай, вместе, — он подполз к Жене и сел позади него. — Закрой глаза. Расслабься. Не думай ни о чем. Ты умеешь впадать в транс? Так вот, попробуй. Ты же слышишь, как я дышу?

Женя закрыл глаза, лег спиной на Геру и настроился на медленное, ритмичное дыхание. Расслабился. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Барабанная сердечная дробь, шум крови в аорте. Легкий ветер, птичий свист, скрежет лапок о стекло. Выдох, вдох.

— А теперь, — зашептал на ухо партнер, — загрузи воспоминание. Глаза не открывай. Загрузи и сосредоточься на себе, на своих ощущениях. Постарайся ни на что не отвлекаться. Занырни туда полностью. Не бойся, ничего страшного там нет, это я гарантирую.

Женя кивнул и еще раз открыл воспоминание. Теперь, когда глаза его были полностью закрыты, он целиком погрузился в непроглядную тьму. То есть, если бы Гера записывал память с закрытыми глазами, пусть даже и ночью, то сквозь веки все равно бы просвечивалось хоть что-то, например, легкий красноватый оттенок от капилляров, но тьма стояла абсолютная. И ни единого звука. Никаких запахов. Как в вакууме.

На мгновение стало страшно и Женя захотел прервать трансляцию, потому что почувствовал себя мертвым, но тут он ощутил это. Сразу, всем телом. Что-то необъяснимое. Как будто его гладили, всего, но без малейшего давления. Просто теплые волны разливались по спине, по рукам, по шее. Приятные безумно, ласковые, нереальные. И почему-то ощущать их было радостно, даже слишком. Тьма вокруг не рассеялась, но на душе стало так светло, как никогда прежде.

Воспоминание закончилось. Жена распахнул глаза и сощурился. После непроницаемого мрака огонь и луна казались нестерпимо яркими.

— И что это было?

— Это… долгая история. Знаешь такую особенность, когда одно чувство притупляется, другое наоборот, обостряется? Если ты ослепнешь, то у тебя усилится слух, если оглохнешь — зрение или чутье. А если ты и оглохнешь, и ослепнешь, и лишишься возможности чуять запахи, что тогда обострится?

— Гера, ты ненормальный, — Женю передернуло.

— У меня кожа никогда не была настолько обостренной. Ты только что встретил рассвет. Поздравляю. Согласись, непередаваемые ощущения? Лучи света, осязаемые, как будто материальные!

— Вообще-то, передаваемые, — возразил Женя. — Что с тобой тогда случилось?

— Тогда мне пришлось жить некоторое время в медцентре. Я был беспомощнейшим существом. Но не жалею. Оно же того стоит?

— Не знаю. Но знаю точно — это было опасно. Ты себя ведешь, как бессмертный, а ты смертен. Так — нельзя.

— Кстати, о безопасности. Ты в курсе, что носить длинные волосы чревато последствиями? Они могут за что-нибудь зацепиться, застрять, и вот тогда перелома шеи не избежать. Поверь моему опыту.

— А ты в курсе, что давать непрошенные советы тоже чревато последствиями?

— Ладно, ладно, не кипятись. А у меня идея есть. Давай смотреть друг на друга глазами друг друга! — зрачки Геры вспыхнули от очередной безумной идеи. Или в них отразился отблеск пламени. В любом случае, это было красиво.

— Чего? — Женя завис, пытаясь понять, что сейчас услышал. — А мы чем смотрим?

— Ну Женя, просто, активируй трансляцию и подключи к ней меня, а я то же самое сделаю. И будем смотреть друг на друга глазами друг друга! Это весело. Ты что ли ни разу так не делал? — партнер переместился вперед и сел перед Женей.

— Не-а, — он выполнил просьбу. Со скептицизмом принял трансляцию Геры, посмотрел на него, но увидел себя его глазами, почти как в зеркале, и… мгновенно заворожился. Вроде бы, все то же самое — волосы, брови, глаза — но чужое восприятия неуловимо исказило обычные черты и сделало их прекрасными. Не просто волосы, а иссиня-черные, отдающие перламутром; не просто глаза, а два чистых янтаря в ресничной оправе. Кожа, белая, матовая; безукоризненная осанка, правильное ухо с симметричными кольцами, рот, слегка приоткрытый от восхищения. И все это в лунном свете, на фоне рябой мерцающей поверхности воды.

Женя всегда считал себя красивым, а сейчас понял, что он — само совершенство.

— Что ты видишь? Ты что видишь? — очнулся минуту спустя.

— У меня правда такие милые веснушки? Их же не видно почти, — не менее завороженным голосом ответил Гера.

И Женя понял, что выдал себя с головой. И ладно бы перед Герой, нет, хуже — перед самим собой. Глаза, восприятие — не обманешь. С первого дня смутные догадки терзали его, а сейчас все стало очевиднее некуда.

— Значит, я все-таки влюбился, — с ноткой сожаления отметил он.

— А тебя это расстраивает?

— Очень, — Женя прервал трансляцию и нормально посмотрел на Геру. — Но ночуешь ты сегодня у меня.

Люди. Мерзкие уродцы. Ходят на двух лапах, несуразные и лысые. Воняют человечиной. Лезут в мироздание и наводят свои порядки. Произносят отвратительные звуки, прерывистые. Слабые и беспомощные. Охотятся хуже новорожденных лисят. А единственный адекватный человек сейчас поддавался инстинкту размножения.

Глупец. Ведь не сезон!

Фима сидела, плотно прижав передние лапы друг к другу. И в немигающих глазах ее, как в водной глади, отражался лес. Тлеющий костер. Луна. Свой человек и отвратительный чужак, в обнимку спящие в траве.